Твардовский дом у дороги читать полное содержание. Анализ «Дом у дороги» Твардовский

ГЛАВА 1


Я начал песню в трудный год,
Когда зимой студеной
Война стояла у ворот
Столицы осажденной.

Но я с тобою был, солдат,
С тобою неизменно -
До той и с той зимы подряд
В одной страде военной.

Твоей судьбой я только жил
И пел ее доныне,
А эту песню отложил,
Прервав на половине.

И как вернуться ты не мог
С войны к жене-солдатке,
Так я не мог
Весь этот срок
Вернуться к той тетрадке.

Но как ты помнил на войне
О том, что сердцу мило,
Так песня, начавшись во мне,
Жила, кипела, ныла.

А я ее в себе берег,
Про будущее прочил,
И боль и радость этих строк
Меж строк скрывая прочих.

Я нес ее и вез с собой
От стен родной столицы -
Вслед за тобой,
Вслед за тобой -
До самой заграницы.

От рубежа до рубежа -
На каждом новом месте
Ждала с надеждою душа
Какой-то встречи, вести…

И где бы ни переступал
Каких домов пороги,
Я никогда не забывал
О доме у дороги,

О доме горестном, тобой
Покинутом когда-то.
И вот в пути, в стране чужой
Я встретил дом солдата.

Тот дом без крыши, без угла,
Согретый по-жилому,
Твоя хозяйка берегла
За тыщи верст от дому.

Она тянула кое-как
Вдоль колеи шоссейной -
С меньшим, уснувшим на руках,
И всей гурьбой семейной.

Кипели реки подо льдом,
Ручьи взбивали пену,
Была весна, и шел твой дом
На родину из плена.

Он шел в Смоленщину назад,
Что так была далече…
И каждый наш солдатский взгляд
Теплел при этой встрече.

И как там было не махнуть
Рукой: «Бывайте живы!»,
Не обернуться, не вздохнуть
О многом, друг служивый.

О том хотя бы, что не все
Из тех, что дом теряли,
На фронтовом своем шоссе
Его и повстречали.

Ты сам, шагая в той стране
С надеждой и тревогой,
Его не встретил на войне, -
Другою шел дорогой.

Но дом твой в сборе, налицо.
К нему воздвигнуть стены,
Приставить сени и крыльцо -
И будет дом отменный.

С охотой руки приложить -
И сад, как прежде, дому
Заглянет в окна.
Жить да жить,
Ах, жить да жить живому!

А мне бы петь о жизни той,
О том, как пахнет снова
На стройке стружкой золотой,
Живой смолой сосновой.

Как, огласив войне конец
И долголетье миру,
Явился беженец-скворец
На новую квартиру.

Как жадно в рост идет трава
Густая на могилах.
Трава – права,
И жизнь жива,
Но я про то хочу сперва,
Про что забыть не в силах.

Так память горя велика,
Глухая память боли.
Она не стишится, пока
Не выскажется вволю.

И в самый полдень торжества,
На праздник возрожденья
Она приходит, как вдова
Бойца, что пал в сраженье.

Как мать, что сына день за днем
Ждала с войны напрасно,
И позабыть еще о нем,
И не скорбеть всечасно
Не властна.

Пусть меня простят,
Что снова я до срока
Вернусь, товарищи, назад,
К той памяти жестокой.

И все, что выразится здесь,
Да вникнет в душу снова,
Как плач о родине, как песнь
Ее судьбы суровой.

ГЛАВА 2


В тот самый час воскресным днем,
По праздничному делу,
В саду косил ты под окном
Траву с росою белой.

Трава была травы добрей -
Горошек, клевер дикий,
Густой метелкою пырей
И листья земляники.

И ты косил ее, сопя,
Кряхтя, вздыхая сладко.
И сам подслушивал себя,
Когда звенел лопаткой:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

Таков завет и звук таков,
И по косе вдоль жала,
Смывая мелочь лепестков,
Роса ручьем бежала.

Покос высокий, как постель,
Ложился, взбитый пышно,
И непросохший сонный шмель
В покосе пел чуть слышно.

И с мягким махом тяжело
Косье в руках скрипело.
И солнце жгло,
И дело шло,
И все, казалось, пело:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

И палисадник под окном,
И сад, и лук на грядах -
Все это вместе было дом,
Жилье, уют, порядок.

Не тот порядок и уют,
Что, никому не веря,
Воды напиться подают,
Держась за клямку двери.

А тот порядок и уют,
Что всякому с любовью
Как будто чарку подают
На доброе здоровье.

Помытый пол блестит в дому
Опрятностью такою,
Что просто радость по нему
Ступить босой ногою.

И хорошо за стол свой сесть
В кругу родном и тесном,
И, отдыхая, хлеб свой есть,
И день хвалить чудесный.

Тот вправду день из лучших дней,
Когда нам вдруг с чего-то -
Еда вкусней,
Жена милей
И веселей работа.

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.


Домой ждала тебя жена,
Когда с нещадной силой
Старинным голосом война
По всей стране завыла.

И, опершися на косье,
Босой, простоволосый,
Ты постоял – и понял все,
И не дошел прокоса.

Не докосип хозяин луг,
В поход запоясался,
А в том саду все тот же звук
Как будто раздавался:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

И был ты, может быть, уже
Забыт самой войною,
И на безвестном рубеже
Зарыт иной землею.

Не умолкая, тот же звук,
Щемящий звон лопатки,
В труде, во сне тревожил слух
Твоей жене-солдатке.

Он сердце ей насквозь изжег
Тоскою неизбытой,
Когда косила тот лужок
Сама косой небитой.

Слепили слезы ей глаза,
Палила душу жалость.
Не та коса,
Не та роса,
Не та трава, казалось…

Пусть горе женское пройдет,
Жена тебя забудет
И замуж, может быть, зайдет
И будет жить, как люди.

Но о тебе и о себе,
О давнем дне разлуки
Она в любой своей судьбе
Вздохнет при этом звуке:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой.

ГЛАВА 3


Еще не здесь, еще вдали
От этих нив и улиц
Стада недоеные шли
И беженцы тянулись.

Но шла, гудела, как набат,
Беда по всей округе.
За черенки взялись лопат,
За тачки бабьи руки.

Готовы были день и ночь
Копать с упорством женским,
Чтоб чем-нибудь войскам помочь
На рубеже смоленском.

Чтоб хоть в родимой стороне,
У своего порога,
Хотя б на малый срок войне
Перекопать дорогу.

И сколько рук – не перечтешь! -
Вдоль той канавы длинной
Живьем приваливали рожь
Сырой тяжелой глиной.

Живьем хлеба, живьем траву
Приваливали сами.

А он уж бомбы на Москву
Возил над головами.

Копали ров, валили вал,
Спешили, будто к сроку.

А он уж по земле ступал,
Гремел неподалеку.

Ломал и путал фронт и тыл
От моря и до моря,
Кровавым заревом светил,
В ночи смыкая зори.

И страшной силой буревой,
В медовый срок покоса,
В дыму, в пыли перед собой
От фронта гнал колеса.

И столько вывалило вдруг
Гуртов, возов, трехтонок,
Коней, подвод, детей, старух,
Узлов, тряпья, котомок…

Моя великая страна,
У той кровавой даты
Как ты была еще бедна
И как уже богата!

Зеленой улицей села,
Где пыль легла порошей,
Огромный край война гнала
С поспешно взятой ношей.

Смятенье, гомон, тяжкий стон
Людской страды горячей.
И детский плач, и патефон,
Поющий, как на даче, -
Смешалось все, одной беды -
Войны знаменьем было…

Уже до полудня воды
В колодцах не хватило.

И ведра глухо грунт скребли,
Гремя о стенки сруба,
Полупустые кверху шли,
И к капле, прыгнувшей в пыли,
Тянулись жадно губы.

А сколько было там одних -
С жары совсем соловых -
Курчавых, стриженых, льняных,
Чернявых, русых и иных
Ребяческих головок.

Нет, ты смотреть не выходи
Ребят на водопое.
Скорей своих прижми к груди,
Пока они с тобою.

Пока с тобой,
В семье родной,
Они, пускай не в холе,
В любой нужде,
В своем гнезде -
Еще на зависть доля.

И приведись на горький путь
Сменить свое подворье -
Самой детей одеть, обуть -
Еще, поверь, – полгоря.

И, притерпевшись, как-никак
Брести в толпе дорожной
С меньшим, уснувшим на руках,
С двумя при юбке – можно!

Идти, брести,
Присесть в пути
Семьей на отдых малый.
Да кто сейчас
Счастливей вас!

Смотри-ка, есть, пожалуй.

Где светит свет хоть краем дня,
Где тучей вовсе застится.
И счастье счастью не ровня,
И горе – горю разница.

Ползет, скрипит кибитка-дом,
И головы детишек
Хитро укрыты лоскутом
Железной красной крыши.

И служит кровлей путевой
Семье, войной гонимой,
Та кровля, что над головой
Была в краю родимом.

В краю ином
Кибитка-дом,
Ее уют цыганский
Не как-нибудь
Налажен в путь, -
Мужской рукой крестьянской.

Ночлег в пути, ребята спят,
Зарывшись в глубь кибитки.
И в небо звездное глядят
Оглобли, как зенитки.

Не спит хозяин у огня.
На этом трудном свете
Он за детей, и за коня,
И за жену в ответе.

И ей, хоть лето, хоть зима,
Все ж легче путь немилый.
А ты реши-ка все сама,
Своим умом и силой.

В полдневный зной
И в дождь ночной
Укрой в дороге деток.
Далекий мой,
Родимый мой,
Живой ли, мертвый – где ты?..

Нет, ни жена, ни даже мать,
Что думала о сыне,
Не в силах были угадать
Всего, что станет ныне.

Куда там было в старину, -
Все нынче по-иному:
Ушел хозяин на войну,
Война подходит к дому.

И, чуя гибель, этот дом
И сад молчат тревожно.
И фронт – уж вот он – за холмом
Вздыхает безнадежно.

И пыльных войск отход, откат
Не тот, что был вначале.
И где колонны кое-как,
Где толпы зашагали.

Все на восток, назад, назад,
Все ближе бьют орудья.
А бабы воют и висят
На изгороди грудью.

Пришел, настал последний час,
И нет уже отсрочки.
– А на кого ж вы только нас
Кидаете, сыночки?..

И то, быть может, не упрек,
А боль за них и жалость.
И в горле давящий комок
За все, что с жизнью сталось.

И сердце женское вдвойне
Тоска, тревога гложет,
Что своего лишь там, в огне,
Жена представить может.

В огне, в бою, в чадном дыму
Кровавой рукопашной.
И как, должно быть, там ему,
Живому, смерти страшно.

Не подсказала б та беда,
Что бабьим воем выла,
Не знала б, может, никогда,
Что до смерти любила.

Любила – взгляд не оброни
Никто, одна любила.
Любила так, что от родни,
От матери отбила.

Пускай не девичья пора,
Но от любви на диво -
В речах остра,
В делах быстра,
Как змейка вся ходила.

В дому – какое ни житье -
Детишки, печь, корыто -
Еще не видел он ее
Нечесаной, немытой.

И весь она держала дом
В опрятности тревожной,
Считая, может, что на том
Любовь вовек надежней.

И та любовь была сильна
Такою властной силой,
Что разлучить одна война
Могла.
И разлучила.

ГЛАВА 4


Томила б только ты бойца,
Война, тоской знакомой,
Да не пылила б у крыльца
Его родного дома.

Давила б грузным колесом
Тех, что твои по списку,
Да не губила б детский сон
Пальбой артиллерийской.

Гремя, бесилась бы спьяна
У своего предела, -
И то была бы ты, война,
Еще святое дело.

Но ты повыгнала ребят
В подвалы, в погребушки,
Ты с неба наземь наугад
Свои кидаешь чушки.

И люди горькой стороны
У фронта сбились тесно,
Боясь и смерти и вины
Какой-то неизвестной.

А ты все ближе ко двору,
И дети, чуя горе.
Пугливым шепотом игру
Ведут в углу, не споря…

В тот первый день из горьких дней,
Как собрался в дорогу,
Велел отец беречь детей,
Смотреть за домом строго.

Велел детей и дом беречь, -
Жена за все в ответе.
Но не сказал, топить ли печь
Сегодня на рассвете.

Но не сказал, сидеть ли тут,
Бежать ли в свет куда-то.
Все бросить вдруг.
А где нас ждут,
Где просят?
Свет – не хата.

Здесь потолок над головой,
Здесь – дом, в хлеву – корова…
А немец, может, он иной
И не такой суровый, -
Пройдет, минет.

А вдруг как нет?
Не тою славен славой.
А что ж, тогда ты в сельсовет
Пойдешь искать управы?

Каким сгрозишь ему судом,
Как встанет на пороге,
Как в дом войдет?
Нет, кабы дом
Подальше от дороги…

…Последних четверо солдат
Калитку в сад открыли,
Железом кованых лопат
Устало грюкнули не в лад.
Присели, закурили.

И улыбнулся, обратись
К хозяйке, старший вроде:
– Хотим тут пушечку у вас
Поставить в огороде.

Сказал, как будто человек
Проезжий, незнакомый,
С конем просился на ночлег,
С телегой возле дома.

Ему и ласка и привет.
– Не уходите только,
Не покидайте нас…
– Да нет, -
Переглянулись горько.

– Да нет, от этой конопли
Мы не уйдем, мамаша.
Затем, чтоб все уйти могли, -
Такая служба наша.

Земля вокруг как на волне,
И день оглох от грома.
– Вот жизнь: хозяин на войне,
А ты, выходит, дома.

А у нее про всех готов
Один вопрос печальный:
– Сивцов – фамилия. Сивцов.
Не слышали случайно?

– Сивцов? Постой, подумать дай.
Ну да, слыхал Сивцова.
Сивцов – ну как же, Николай,
Так он – живой, здоровый.
Не твой? Ага, а твой Андрей?
Андрей, скажи на милость…

Но чем-то вроде дорог ей
И тот однофамилец.

– Ну, что, друзья, кончай курить.
Разметил план лопатой
И стал усердно землю рыть
Солдат в саду солдата.

Не для того, чтоб там взросла
Какая-либо штука,
И не нарочно, не со зла,
А как велит наука.
Он рыл окоп, по форме чтоб
И глубина и бруствер…

Ах, сколько в том рытье одном
Покорной делу грусти.

Он делал дело – землю рыл,
Но, может, думал мельком
И даже, может, говорил,
Вздыхал:
– Земля, земелька…

Уже они по грудь в земле,
Зовет к столу солдатка,
Как будто помочи в семье,
Обед и отдых сладкий.

– Устали, кушайте.
– Ну что ж,
Горячего, покамест…

– Еще, признаться, грунт хорош,
А то бывает – камень…

И первым старший ложку нес,
А вслед за ним солдаты.
– А что, богатый был колхоз?
– Нет, не сказать богатый,
Не так, а все-таки. Хлеба
Сильнее за Угрою…
– Смотри, притихнула пальба.
– Детишек трое?
– Трое…

И общий вздох:
– С детьми – беда. -
И разговор с заминкой.
Жирна не вовремя еда,
Грустна, как на поминках.

– Спасибо наше за обед,
Хозяюшка, спасибо.
А что касается… так – нет,
Не жди, беги как-либо.

– Постой, – сказал другой солдат,
В окно с тревогой глядя: -
Смотри, народ как раз назад
Потек.
– Чего бы ради?

Дорога пыльная полна,
Идут, бредут понуро.
С востока к западу война
Оглобли завернула.

– Выходит, он уж впереди.
– А что ж теперь, куда же?
– Молчи, хозяйка, и сиди,
Что дальше – день покажет.
А нам стеречь твой огород,
Хозяйка, – дело худо,
Выходит, наш теперь черед
Искать ходов отсюда.

И по лихой нужде своей
Теперь они, солдаты,
Казалось, женщины слабей,
И не виновны перед ней,
А все же виноваты.

– Прощай, хозяйка, жди, придем,
Настанут наши сроки.
И твой найдем приметный дом
У столбовой дороги.
Придем, найдем, а может, нет;
Война, – нельзя ручаться.
Еще спасибо за обед.

– И вам спасибо, братцы.
Прощайте.-
Вывела людей.
И с просьбой безнадежной:
– Сивцов, – напомнила, – Андрей,
Услышите, возможно…

Шагнула вслед, держась за дверь,
В слезах, и сердце сжалось,
Как будто с мужем лишь теперь
Навеки распрощалась.
Как будто он ушел из рук
И скрылся без оглядки…

И ожил вдруг в ушах тот звук,
Щемящий звон лопатки:

Коси, коса,
Пока роса,
Роса долой -
И мы домой…

ГЛАВА 5



Когда в ваш дом родной
Входил, гремя своим ружьем,
Солдат земли иной?

Не бил, не мучил и не жег, -
Далеко до беды.
Вступил он только на порог
И попросил воды.

И, наклонившись над ковшом,
С дороги весь в пыли,
Попил, утерся и ушел
Солдат чужой земли.

Не бил, не мучил и не жег, -
Всему свой срок и ряд.
Но он входил, уже он мог
Войти, чужой солдат.

Чужой солдат вошел в ваш дом,
Где свой не мог войти.
Вам не случилось быть при том?
И бог не приведи!

Вам не случилось быть при том,
Когда, хмельной, дурной,
За вашим тешится столом
Солдат земли иной?

Сидит, заняв тот край скамьи,
Тот угол дорогой,
Где муж, отец, глава семьи
Сидел, – не кто другой.

Не доведись вам злой судьбой
Не старой быть при том
И не горбатой, не кривой
За горем и стыдом.

И до колодца по селу,
Где есть чужой солдат,
Как по толченому стеклу,
Ходить вперед-назад.

Но если было суждено
Все это, все в зачет,
Не доведись хоть то одно,
Чему еще черед.

Не доведись вам за войну,
Жена, сестра иль мать,
Своих
Живых
Солдат в плену
Воочью увидать.

…Сынов родной земли,
Их стыдным, сборным строем
По той земле вели
На запад под конвоем.

Идут они по ней
В позорных сборных ротах,
Иные без ремней,
Иные без пилоток.

Иные с горькой, злой
И безнадежной мукой
Несут перед собой
На перевязи руку…

Тот хоть шагать здоров,
Тому ступить задача, -
В пыли теряя кровь,
Тащись, пока ходячий.

Тот, воин, силой взят
И зол, что жив остался.
Тот жив и счастью рад,
Что вдруг отвоевался.

Тот ничему цены
Еще не знает в мире.
И все идут, равны
В колонне по четыре.

Ботинок за войну
Одних не износили,
И вот они в плену,
И этот плен – в России.

Поникнув от жары,
Переставляют ноги.
Знакомые дворы
По сторонам дороги.

Колодец, дом и сад
И все вокруг приметы.
День или год назад
Брели дорогой этой?

Год или только час
Прошел без проволочки?..

«А на кого ж вы нас
Кидаете, сыночки!..»

Теперь скажи в ответ
И встреть глаза глазами,
Мол, не кидаем, нет,
Глядите, вот мы с вами.

Порадуй матерей
И жен в их бабьей скорби.
Да не спеши скорей
Пройти. Не гнись, не горбись…

Бредут ряды солдат
Угрюмой вереницей.
И бабы всем подряд
Заглядывают в лица.

Не муж, не сын, не брат
Проходят перед ними,
А только свой солдат -
И нет родни родимей.

И сколько тех рядов
Ты молча проводила
И стриженых голов,
Поникнувших уныло.

И вдруг – ни явь, ни сон -
Послышалось как будто, -
Меж многих голосов
Один:
– Прощай, Анюта…

Метнулась в тот конец,
Теснясь в толпе горячей.
Нет, это так. Боец
Кого-то наудачу

Назвал в толпе. Шутник.
До шуток здесь кому-то.

Но если ты меж них,
Окликни ты Анютой.

Ты не стыдись меня,
Что вниз сползли обмотки,
Что, может, без ремня
И, может, без пилотки.

И я не попрекну
Тебя, что под конвоем
Идешь. И за войну
Живой, не стал героем.

Окликни – отзовусь.
Я – пось, твоя Анюта.
Я до тебя прорвусь,
Хоть вновь навек прощусь
С тобой. Моя минута!

Но как спросить сейчас,
Произнести хоть слово:
А нет ли здесь у вас,
В плену, его, Сивцова
Андрея?

Горек стыд.
Спроси, а он, пожалуй,
И мертвый не простит,
Что здесь его искала.

Но если здесь он, вдруг
Идет в колонне знойной,
Закрыв глаза…
– Цурюк!
Цурюк! – кричит конвойный.

Ему ни до чего
И дела нету, право,
И голос у него,
Как у ворон, картавый:

– Цурюк! -
Не молод он,
Устал, до черта жарко,
До черта обозлен,
Себя – и то не жалко…

Бредут ряды солдат
Угрюмой вереницей.
И бабы всем подряд
Заглядывают в лица.

Глазами поперек
И вдоль колонны ловят.
И с чем-то узелок,
Какой ни есть кусок
У многих наготове.

Не муж, не сын, не брат,
Прими, что есть, солдат,
Кивни, скажи что-либо,
Мол, тот гостинец свят
И дорог, мол. Спасибо.

Дала из добрых рук,
За все, что стало вдруг,
С солдата не спросила.
Спасибо, горький друг,
Спасибо, мать-Россия.

А сам, солдат, шагай
И на беду не сетуй;
Ей где-то есть же край,
Не может быть, что нету.

Пусть пахнет пыль золой,
Поля – горелым хлебом
И над родной землей
Висит чужое небо.

И жалкий плач ребят,
Не утихая, длится,
И бабы всем подряд
Заглядывают в лица…

Нет, мать, сестра, жена
И все, кто боль изведал,
Та боль не отмщена
И не прошла с победой.

За этот день один
В селе одном смоленском -
Не отплатил Берлин
Своим стыдом вселенским.

Окаменела память,
Крепка сама собой.

Да будет камнем камень,
Да будет болью боль.

ГЛАВА 6


Еще не та была пора,
Что входит прямо в зиму.
Еще с картошки кожура
Счищалась об корзину.

Но становилась холодна
Земля нагрева летнего.
И на ночь мокрая копна
Впускала неприветливо.

И у костра был сон – не сон.
Под робкий треск валежника
Теснила осень из лесов
Тех горьких дней ночлежника.

Манила памятью жилья,
Тепла, еды и прочего.
Кого в зятья,
Кого в мужья, -
Куда придется прочила.

…В холодной пуне, у стены,
От лишних глаз украдкой,
Сидел отставший от войны
Солдат с женой-солдаткой.

В холодной пуне, не в дому,
Солдат, под стать чужому,
Хлебал, что вынесла ему
Жена тайком из дому.

Хлебал с усердьем горевым,
Забрав горшок в колени.
Жена сидела перед ним
На том остывшем сене,
Что в давний час воскресным днем,
По праздничному делу
В саду косил он под окном,
Когда война приспела.

Глядит хозяйка: он – не он
За гостя в этой пуне.
Недаром, видно, тяжкий сон
Ей снился накануне.

Худой, заросший, словно весь
Посыпанный золою.
Он ел, чтоб, может быть, заесть
Свой стыд и горе злое.

– Бельишка пару собери
Да свежие портянки,
Чтоб мне в порядке до зари
Сниматься со стоянки.

– Все собрала уже, дружок,
Все есть. А ты в дороге
Хотя б здоровье поберег,
И первым делом ноги.

– А что еще? Чудные вы,
С такой заботой, бабы.
Начнем-ка лучше с головы, -
Ее сберечь хотя бы.

И на лице солдата – тень
Усмешки незнакомой.
– Ах, я как вспомню: только день
Ты этот дома.

– Дома!
Я б тоже рад не день побыть, -
Вздохнул. – Прими посуду.
Спасибо. Дай теперь попить.
С войны вернусь, – побуду.

И сладко пьет, родной, большой,
Плечьми упершись в стену,
По бороде его чужой
Катятся капли в сено.

– Да, дома, правду говорят,
Что и вода сырая
Куда вкусней, – сказал солдат,
В раздумье утирая
Усы бахромкой рукава,
И помолчал с минуту. -
А слух такой, что и Москва
На очереди, будто…

Жена подвинулась к нему
С участливой тревогой.
Мол, верить стоит не всему,
Болтают нынче много.
А немец, может, он теперь
К зиме остепенится…

А он опять:
– Ну, что же, верь
Тому, что нам годится.
Один хороший капитан
Со мной блуждал вначале.
Еще противник по пятам
За нами шел. Не спали,
Не ели мы тогда в пути.
Ну, смерть. Так он, бывало,
Твердил: идти, ползком ползти -
Хотя бы до Урала.
Так человек был духом зол
И ту идею помнил.

– И что же?
– Шел и не дошел.
– Отстал?
– От раны помер.
Болотом шли. А дождь, а ночь,
А тоже холод лютый.
– И не могли ничем помочь?
– И не могли, Анюта…

Лицом к плечу его припав,
К руке – девчонкой малой,
Она схватила за рукав
Его и все держала,
Как будто думала она
Сберечь его хоть силой,
С кем разлучить одна война
Могла, и разлучила.

И друг у друга отняла
В воскресный день июня.
И вновь ненадолго свела
Под крышей этой пуни.

И вот он рядом с ней сидит
Перед другой разлукой.
Не на нее ли он сердит
За этот стыд и муку?

Не ждет ли он, чтобы сама
Жена ему сказала:
– Сойти с ума – идти. Зима.
А сколько до Урала!

И повторяла бы:
– Пойми,
Кому винить солдата,
Что здесь жена его с детьми,
Что здесь – родная хата.
Смотри, пришел домой сосед
И не слезает с печи…

А он тогда сказал бы:
– Нет,
Жена, дурные речи…

Быть может, горький свой удел,
Как хлеб щепоткой соли,
Приправить, скрасить он хотел
Таким геройством, что ли?

А может, просто он устал,
Да так, что через силу
Еще к родным пришел местам,
А дальше – не хватило.

И только совесть не в ладу
С приманкой – думкой этой:
Я дома. Дальше не пойду
Искать войну по свету.

И неизвестно, что верней,
А к горю – в сердце смута.
– Скажи хоть что-нибудь, Андрей.
– Да что сказать, Анюта?
Ведь говори не говори,
А будет легче разве
Сниматься завтра до зари

Поэму «Дом у дороги» А.Т.Твардовский начал писать в 1942 году, вернулся к ней снова и закончил в 1946 году.

Это поэма о судьбе крестьянской семьи, маленькой, скромной частицы народа, на которую обрушились все напасти и горести войны.

Отбившись от своих, Андрей Сивцов оказался во вра­жеском тылу, возле собственного дома, испытывая уста­лость от перенесенных лишений.

Тем дороже его решение все же продолжать путь к фронту, «никем не писанный маршрут распознавать на звездах». Принимая это решение, Сивцов чувствует себя «в долгу» перед погибшим в пути товарищем:

И раз он шел, да не дошел,

Так я дойти обязан. ...

Еще добро бы он живой,

А то он - павший воин.

Злоключения Сивцова были в ту пору совсем не ред­костью. Такой же общей для многих и многих семейоказалась судьба его близких: Анну с детьми угнали в Германию, на чужбину.

А впереди еще одна «беда в придачу к бедам»: в неволе, в каторжном лагере у Сивцовых родился сын, казалось бы обреченный на неминуемую гибель.

Мысленный разговор Анны с сыном принадлежит к самым проникновенным страницам, когда-либо написан­ным Твардовским. С глубокой чуткостью переданы здесь и материнская потребность беседовать с тем, кто еще «нем и глуп», и сомнение в возможности уберечь ребенка, и страстная жажда выжить ради сына.

И хотя так обездолена эта новая человеческая жизнь, так еще слаб ее огонек, так мало надежды на встречу с отцом, - жизнь выходит победительницей из неравного поединка с грозящей ей гибелью.

Вернувшийся домой Андрей Сивцов ничего не знает о судьбе своей семьи. Война преподнесла напоследок еще один горький парадокс - не жена с детьми ждет солдата домой, а он их.

Твардовский скуп на прямые похвалы герою, однажды охарактеризовав его как тип «подвижника-бойца, что год за годом кряду войну исполнил до конца». Он совершенно не приукрашивает его, даже в самых драматических ситуа­циях, например при выходе из окружения: «худой, зарос­ший, словно весь посыпанный золою», утирающий усы «бахромкой рукава» обтрепавшейся в скитаниях шинели.

В очерке «В родных местах» (1946), рассказывая, как его односельчанин, подобно Андрею Сивцову, строил дом на пепелище, Твардовский писал: «Мне все более естест­венным казалось определить возведение этого незатейли­вого избяного сруба как некий подвиг. Подвиг простого труженика, хлебороба и семьянина, пролившего кровь на войне за родную землю и теперь на ней, разоренной и приунывшей за годы его отсутствия, начинающего заводить жизнь сначала...»

Погостевал денек-другой. -

Ну что ж, на том спасибо. -

И потянул с больной ногой

На старую селибу.

Перекурил, шинель долой,

Разметил план лопатой.

Коль ждать жену с детьми домой,

Так надо строить хату.

Дождется ли построенный героем дом своей хозяйки, наполнится ли детскими голосами - неведомо. Судьба Сивцовых - судьба миллионов, и окончание этих драма­тических историй неодинаково.

В одной из своих статей Твардовский заметил, что многие лучшие произведения русской прозы, «возникнув из живой жизни... в своих концовках стремятся как бы сомкнуться с той же действительностью, оставляя читателю широкий простор для мысленного продолжения их, для додумывания, «доисследования» затронутых в них челове­ческих судеб, идей и вопросов».

Лиро-эпическое повествование о народной судьбе в поэме

А.Т. Твардовского «Дом у дороги»

В поэме «Василий Тёркин» А Твардовский показал героическую сторону Великой Отечественной войны. Но была у этой войны и другая сторона, которую, по мнению Кондратовича, «Тёркин не обнимал и не мог обнять; при всём своём образном богатстве это была фронтовая поэма…» [Кондратович, с.154].

А ведь солдат на войне жил и другой жизнью, в его сердце хранилось всегда память о самом дорогом – о доме и семье. И это не мог не отобразить в своём творчестве А. Твардовский, так чутко откликавшийся на всё, чем жил его народ и что его волновало. Таким произведением и стала поэма «Дом у дороги», раскрывшая замечательный талант поэта с новой стороны. Поэма «Дом у дороги» - это лирическая повесть-хроника, в которой, по словам самого Твардовского, отражена «тема не только самой войны, сколько «дома», покинутого хозяином, ушедшим на фронт, пережившего войну, докатившуюся до него; «дома», в своём людском составе заброшенного из родных мест в далёкую Германию, к берегам чужого дома, «дома», обретшего в нашей победе освобождение из плена и возрождение к жизни [Бессонова, с.98].

Поэма «Дом у дороги» стало явлением уникальным, даже несколько неожиданным, поражающим своей суровой правдой. Первое и очевидное в ней – простая память войны, «жестокая память». 12 августа 1942 года Твардовский записывает в рабочей тетради о своём намерении претворить «чисто лирическое, узко-поэтическое решение задачи», «рассказать сильно и горько и муках простой русской семьи, о людях, долго и терпеливо желавших счастья, на чью долю выпало столько воин, переворотов, испытаний…» . И таким произведением, воплотившем намеченные поэтом цели, стала поэма «Дом у дороги», скорбное повествование о разоренном «доме», жене и детях солдата Андрея Сивцова, испытавших мучения в гитлеровском концлагере и с честью вынесших их. Поэма была написана в три этапа – первые наброски сделаны Твардовским в 1942 году, дальше работа была продолжена в 1943 году, затем – 1945 и в начале 1946 года. А вся поэма была напечатана в журнале «Знамя» за 1946 год.

В центре внимания автора находится уже не армия, а мирное население и главным образом – дом, Мать и жена, являющиеся источниками добра и счастья, символами самого лучшего для русского человека и составляющие основы человеческого бытия. Эти образы-символы, - традиционные для русского фольклора. Таким образом, исходным материалом для поэмы Твардовского явилось народно-поэтическое сознание, постижение духа народа и его мира созерцания.

Твардовский использует в поэме «Дом у дороги» народные принципы построения образа, раскрывая черты характера героев поэмы. Андрей и Анна Сивцовы испытали много страданий и лишений, проявив при этом нравственную силу и стойкость – лучшие национальные черты. Красота их народного характера отражена и в горе. Твардовский, раскрывая их характеры, стремится подчеркнуть обще народность их качеств, благодаря чему добиваются правдивого показа типических сторон народной жизни, передавая национальное своеобразие быта и нравов, а также особенности душевного склада русского человека. В этом проявилась кровная связь поэта со своим народом, а также безграничная преданность ему.

Таким образом, Андрей и Анна – это образы, раскрывающие типичные черты русского национального характера. Не случайно почти до середины поэмы герои даже не названы по имени. Так, изображая картину последнего мирного дня крестьянина Андрея Сивцова, поэт использует местоимение «Ты», подчёркивая тем самым, что здесь пока нет конкретного героя, - это мирная жизнь каждой крестьянской семьи, «маленькой, скромной, неприметной частицы народа»:

В тот самый час воскресным днём,

По праздничному делу,

В саду косил ты под окном

Траву с росою белой.

И ты косил её, сопя,

Кряхтя, вздыхая сладко.

И сам подслушивал себя,

Когда звенел лопаткою .

Труд вызывает у героя и автора радостные чувства, как и у каждого крестьянина, любящего свою землю. Поэма «Дом у дороги» скрепляется одним сквозным поэтическим образом – образом раннего трудового дня, выраженным рефреном, проходящим через всю поэму:

Коси, коса,

Пока роса,

Роса долой –

И мы домой .

А. В. Македонов считает, что этот рефрен можно назвать основным лейтмотивом поэмы, который «сначала проявляется как деталь прямого конкретного изображения мирного труда и жизни хозяина дома и дороги. А затем появляется как воспоминание, напоминание, много-повторная метонимия и метафора – память об этом труде, об этой мирной жизни и как деталь – сигнал, воскрешающий новое утверждение силы человеческого постоянства, непреодолимого начала мирной жизни» [Македонов, с. 238].

В качестве орудия труда поступает в поэме именно коса, а не сельскохозяйственная машина, за что поэта упрекали критики, сетуя на то, что он тем самым уходит от правды изображения советской действительности. Но Твардовский, как истинно народный поэт и мастер слова, делает это сознательно и совершенно, на наш взгляд, оправдано. Он стремится тем самым сохранить и продолжить народные традиции, отобразить черты жизни своего народа, его дух. Он-то и не сломал, не согнул ни Андрея Сивцова, ни его жену Анну, испытавших немало страданий в эти страшные годы войны. И это можно сказать о целом народе. Поэтому главные герои поэмы «Дом у дороги» изображены в большей степени не как индивидуальные характеры, а как образы широкого обобщения. Так, мы сравнительно мало узнаём о личной жизни Андрея Сивцова. В повествовании о нём, считает Кулинич, «поэт сосредотачивает внимание на том важнейшем, что характеризует его судьбу как судьбу народную: Труженик и семьянин, он был оторван жестокой войной от дома и семьи, стал воином, чтобы отстоять право на мир и труд, защитить жену и детей. Хлебнул горя на дорогах войны солдат, выходил из окружения, смотрел смерти в глаза, а когда возвратился домой – не нашёл ни дома, ни жены, ни детей…».

Что же помогало таким людям выстоять, когда, казалось, не было больше сил. Во всех испытаниях их поддерживала беззаветная любовь к Родине и к своему народу. Когда Андрей Сивцов, измученный и усталый, отставший от войны, приходит домой, перед ним встаёт нравственный выбор – идти на фронт или остаться дома и жить «в селе украдкой», «таясь от лишних глаз». Герой поэмы Твардовского «Дом у дороги» проявляет истинное чувство патриотизма и показывает тем самым величие русского характера:

Так я дойти обязан.

Дойти. Хоть я и рядовой,

Отстать никак не волен .

Так конкретный образ солдата Андрея Сивцова вырастает до образа широкого обобщения, в котором воплощены лучшее качества русского человека, обогащённые новой исторической эпохой, главное из которых – преданность своей Родине.

В облике главной героини Анны Сивцовой в поэме отражено прежде всего то, что делает её обобщенным образом «женщины-матери, заботами которой держался дом и на долю которой выпали тяжкие испытания военного лихолетья».

В поэме «Дом у дороги» образ Анны Сивцовой отразил лучшие черты русской женщины, изображённые ещё в классической литературе: красоту, душевную чистоту, несгибаемую силу, выносливость, преданность и верность своему мужу, любовь к детям. Многие эти черты Анны близки женским образам некрасовских поэм «Мороз – красный нос», «Кому на Руси жить хорошо». Свою героиню Твардовский изображает следующим образом:

Пускай не девичья пора

Но от любви на диво –

В речах остра,

В делах быстра,

Как змейка всё ходила .

В поэме Твардовского с большой силой художественной правды отразились черты трагического мироощущения народа, раскрывшиеся в образе главной героини поэмы. После ухода на войну мужа Анна постоянно с тревогой думает о нём и часто мысленно обращается к своему возлюбленному:

Далёкий мой,

Родимый мой,

Живой ли, мёртвый – где ты?

Используемые постоянные эпитеты «далёкий», «родимый», употребляемые в народных песнях, становятся ключевыми в этом отрывке поэмы Твардовского для передачи чувств героини, сердце которой переполнено тоской по любимому. Для Анны разлука с мужем – это настоящая трагедия, и то, что раньше доставляло ей радость и наслаждение (совместный труд на покосе) – теперь вызывает душевную боль:

Когда косила тот лужок,

Сама косой небитой.

Слепили слёзы ей глаза,

Палила душу жалость.

Не та коса,

Не та роса,

Не та трава, казалось… .

Анна Сивцова воплощает в себе и черты советской женщины: связь своей судьбы с общенародной, чувство коллективизма, гражданского долга. По мнению Выходцева, поэт, «изображая советских людей, одновременно умеет подчеркнуть в них черты исконные, традиционные. Чаще бывает так, что эти качества запечатлены самим народом в устных поэтических произведениях. Твардовский очень редко обращается непосредственно к «фольклорному образцу», но всегда создаёт образ, ситуацию, очень близко широко бытующим. Тем самым он улавливает коренные черты народа».

Одна из них – это сострадание к ближнему. Именно об этом чувстве поведал поэт читателю в пятой главе поэмы, рассказывающей о трагических картинах – вступлении врага на нашу землю и встрече русских женщин с нашими пленными солдатами:

Сынов родной земли,

Их стыдным сборным строем

По той земле вели

На запад под конвоем.

Идут они по ней

В позорных сборных ротах,

Иные без ремней,

Иные без пилоток .

Среди этих женщин находится Анна Сивцова, она также, с горечью вглядываясь в лица пленных солдат, со страхом пытается отыскать среди них своего мужа. Она боится даже самой мысли, что её Андрей может оказаться здесь. Эти переживания героини Твардовский описывает в форме внутреннего монолога женщины-солдатки, обращённого к мужу. Эта взволнованная речь, наполненная таким лиризмом, передаёт не только чувства Анны Сивцовой, но и чувства всех покинутых жён к своим мужьям, народное горе о разрушенном войной женском счастье. Она отражает истинно русский характер женщины:

Ты не стыдись меня.

Что вниз сползли обмотки,

Что, может, без ремня

И, может, без пилотки.

И я не попреку

Тебя, что под конвоем

Идёшь. И за войну

Живой, не стал героем.

Окликни – отзовусь.

Я здесь, твоя Анюта.

Я до тебя прорвусь,

Хоть вновь навек прощусь

С тобой. Моя минута! .

Андрей Сивцов уходит на войну из своего дома, унося в своём сердце частичку этой святыни, которая будет согревать его в холодных окопах и давать силы для борьбы с врагом. Дом – это надежда, мечта, к которой стремится в своих мыслях каждый солдат на войне. И Анне Сивцовой приходится оставить свой дом, где прошли лучшие годы жизни, были счастье и радость. В трогательной сцене прощания с ним конкретный образ дома становится символом земли – Родины, которую покидает крестьянка Анна Сивцова. Чувства Анны поэт облекает в форму задушевной народной песни – плача, передающей всю боль и тоску героини, что является также чертой народной лирики:

Прости – прощай, родимый дом,

И двор, и дровосека,

И всё, что памятна кругом

Заботой, замыслом, трудом, -

Всей жизнью человека .

Местами эта лирическая песня – плач сменяется боевым призывом, переходящим в заклинание и песней гнева и мести, придающей этой сцене черты публицистичности, что является вершиной эмоциональности в поэме:

За всё с того, кто виноват,

По всем статьям устава,

Взыщи со строгостью солдат,

Твоё, хозяин, право .

Поэма «Дом у дороги» - это не только рассказ о страданиях, выпавших на долю русской женщины в эти тяжкие годы войны. Это гимн женщине-Матери и её безграничной любви к детям. Анна Сивцова, оказавшись в Германии, благодаря своей материнской любви и женской выносливости смогла не только сохранить своих детей в этом аду, но и совершить ещё один настоящий материнский подвиг. На соломе, за колючей проволокой, родила она сына Андрея. Испытания, которая выносит эта мужественная женщина, приобретают в поэме символ народных страданий, страданий беззащитных матерей, жён и детей, оказавшихся в годы войны в немецком плену.

В поэме мы слышим песню Анны над сыном, изливающей своё горе, в которой можно наблюдать использование поэтом художественных средств, характерных для народной поэзии: постпозитивное употребление эпитетов, использование слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами, образные обращения:

Зачем ты горестный такой,

Слеза моя, росиночка,

На свет явился в час лихой,

Краса моя кровиночка?

Живым родился ты на свет,

А в мире зло несытое.

Живым – беда, а мёртвым – нет,

У смерти под защитою .

В структуру сюжета проникает фольклорная поэтика, которая помогает раскрыть автору внутренний мир героини – в данном случае её страх перед неизвестностью будущей судьбы ребёнка. На наши взгляд, эту форму народной поэтики можно соотнести из колыбельной песни матери, воссоздающей мысленно, несмотря на порой тяжёлые условия жизни, счастливую будущую судьбу своему ребёнку.

Анна Сивцова верит в счастье своего сына, сравнивая его с «зелёной веточкой», этот цветовой эпитет ассоциируется с молодостью и новой жизнью, что является характерным признаком цветовой символики народной поэтики.

Последняя глава завершает всё движение поэмы «возвратом от войны к миру, от дорог войны и чужого дома к исходным дому и дороге…» [Македонов, с.239]. Здесь мотив дороги также не разделим с домом, но проявляется во всей значимости: и как дорога войны, и как дорога к своему дому, и как дорога жизни человека и судьбы народа. Жизнь победила, дом победил, хотя и разрушен:

И там, где канули в огне

Венцы, столбы, стропила, -

Темна, жирна по целине,

Как конопля, крапива.

Глухой, нерадостный покой

Хозяина встречает.

Калеки – яблони с тоской

Гольём ветвей качают .

Таким видит свой дом вернувшийся с войны солдат Андрей Сивцов. Эта судьба не только семьи Сивцовых. Это судьба народа. И, несмотря на всю трагичность этих волнующих сцен, они несут в себе всё-таки гуманистическую и жизнеутверждающую направленность, как бы парадоксально это не звучало – какие бы тяжкие испытания ни выпали на долю нашего народа – он непобедим, он выживет, выстоит. Не зря сквозь «венцы», «столбы» и «стропила» пробивается крапива, и «калеки-яблони» всё же качают своими голыми ветвями, возвращая вернувшемуся хозяину надежду на утраченное семейное счастье и мирную жизнь. Автор здесь использует приём поэтического параллелизма, который, как одна из художественных особенностей народной поэтики, строится на основе сравнения мира человеческого и природного. Поэтому конец лирического повествования о войне в поэме связан с картинами крестьянского труда. Андрей Сивцов, как и в начале поэмы, занят своим любимым занятием – покосом, который возвращает его к жизни, несмотря на печаль и боль, живущее в его душе после стольких пережитых страданий:

И добрым ладом шли часы,

И грудь дышала жадно

Цветочным запахом росы,

Живой росы из-под косы –

Горькавой и прохладной .

Таким образом, поэма «Дом у дороги» занимает большое место в творчестве Твардовского, являясь первым крупным эпическим произведением поэта с преобладанием лирического начала. Своим соединением лирического и эпического начал, мотивов мира и войны при всей предельной простоте поэма является новаторским произведением.

Актуальное значение поэмы «Дом у дороги» в том, что в ней поэт сумел выразить от имени народа силу протеста против войн и тех, кто развязывает их. Историко-литературное значение поэмы Твардовского состоит в том, что она является одним из первых произведений в нашей литературе, в которых Отечественная война и мирное после военное строительство показаны как единая гуманистическая борьба нашего народа за мир и счастье людей.

Литература

Список источников

    1. Твардовский, А.Т. Собрание сочинений: в 6-ти томах / А.Т. Твардовский. – М.: Художественная литература, 1978.

Т.1: Стихотворения (1926-1940). Страна Муравия. Поэма. Переводы.

Т. 2: Стихотворения (1940-1945). Поэмы. Василий Тёркин. Дом у дороги.

Т. 3: Стихотворения (1946-1970). Поэмы. За далью – даль. Тёркин на том свете.

Т. 4: Рассказы и очерки (1932-1959).

Т. 5: Статьи и заметки о литературе. Речи и выступления (1933-1970)

    Твардовский, А.Т. Избранные произведения: в 3 томах / сост. М. Твардовский. - М.: Художественная литература, 1990.

Т. 2: Поэмы.

Список научной, критической, мемуарной литературы и словарей

    Акаткин, В.М. Дом и мир: Художественные искания А.Твардовского в раннем творчестве и «Стране Муравии» // Русская литература. – 1983. - №1. – С. 82-85.

    Акаткин, В.М. Ранний Твардовский / В.М. Акаткин / под ред. А.М. Абрамова. – Воронеж, 1986

    Бердяева, О.С. Лирика Александра Твардовского: учебное пособие к спецкурсу. – Вологда, 1989.

    Бессонова, Л.П. Фольклорные традиции в поэмах А. Твардовского: учебное пособие для студентов гум. факультетов / Л.П. Бессонова, Т.М. Степанова. – Майкоп, 2008.

    Выходцев, П.С. Александр Твардовский / П.С. Выходцев. – М., 1958.

    Гришунин, А.Л. Творчество Твардовского / А.Л. Гришунин, С.И. Кормилов, И.Ю. Искржицкая. – М.: МГУ, 1998.

    Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в четырёх томах. – Т. 3. - М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002.

    Дементьев, В.В. Александр Твардовский / В.В. Дементьев. – М.: Советская Россия, 1976.

    Залыгин, С.И. О Твардовском // Новый мир. – 1990. - №6. – С. 188-193.

    Кондратович, А.И. Александр Твардовский: Поэзия и личность / А.И. Кондратович. – М.: Художественная литература, 1978.

    Кочетков, В.И. Люди и судьбы / В.И. Кочетков. – М.: Современник, 1977.

    Кулинич, А.В. А. Твардовский: Очерк жизни и творчества / А.В. Кулинич. – Киев, 1988.

    Лейдерман, Н.Л. Творческая драма советского классика: А.Твардовский в 50-60 годы / Н.Л. Лейдерман. – Екатеринбург, 2001.

    Любарева, С.П. Эпос А.Твардовского / С.П. Любарева. – М.: Высшая школа, 1982.

    Македонов, А.В. Творческий путь А.Т. Твардовского: Дома и дороги / А.В. Македонов. - М.: Художественная литература, 1981.

    Муравьёв, А.Н. Творчество А.Т. Твардовского / А.Н. Муравьёв. – М.: Просвещение, 1981.

    Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов; под ред. проф. Л.И. Скворцова. – М.: ООО Издательство Оникс, 2011.

    Словарь литературоведческих терминов / под ред. Л.И. Тимофеева, С.В. Тураева. - М.: Просвещение, 1974.

    Твардовский, И.Т. Родина и чужбина: книга жизни / И.Т. Твардовский. – Смоленск: Русич, 1996.

    Турков, А.М. Александр Твардовский / А.М. Турков. – М.: Художественная литература, 1970.

Произведение "Дом у дороги" описывает страшные жизненные ситуации, с которыми день ото дня сталкиваются люди. Идёт рассказ о жизни и судьбе семьи, которая живёт в уютном и хорошем доме. Помимо мужа и жены в семье было трое детей. Очень важным для поэмы является и луг, на котором, в одном лице, муж и отец семейства косит траву. Потому что на этом месте мужчина узнает о начавшейся войне, и уходит служить в армию так и не докосив луг. Жене пришлось оставить работу на потом, а помимо этого взять на свою спину все тяжести деревенского труда.

Все потери и огорчения, очень открыто показаны автором. Так же автор передает ту любовь женщины к своему мужчине, которую не сможет сломать даже война. Между сражениями жена встречает мужа в родном доме, но на следующий день любимые и любящие люди должны распрощаться. Муж снова отправился на войну, а жена ушла из дома, чтобы спасти себя и детей. Из-за того, что пришедшие солдаты подготавливают защитные сооружения и ставят пушку рядом с домом. Они попросили уйти женщину из дома, так как в нем ее ожидает опасность. В скором времени она родила четвёртого ребёнка, и назвала Андреем в честь любимого мужа.

Но в будущем женщина вместе со своими детьми попала в плен, из которого ей не суждено выбраться.

А мужчина после окончания войны возвратился на родину и увидел дом, который сровняли с землёй. Он надеялся на встречу с любимой женой и будущую радостную, счастливую жизнь, как раз поэтому он собрал все свое мужество, достоинство, силу в кулак. И начал жить с твёрдой верой в сердце, косил луг и начал строить дом, на том же месте, в который обязательно должны вернуться жена и дети. Но время бежит, и оно беспощадно, закончилась работа, и мужчина понял, что все ради чего он жил, сражался - исчезло. Новый дом уже достроен, а любимых и родных людей рядом нет. Так же нет и той счастливой жизни, в которую он так верил и надеялся, нет радости детей и любимой женщины рядом. Никого нет.

Вся поэма о трагически сломанных судьбах людей. Данное произведение учит людей жить, любить жизнь, запоминать каждый ее момент, любить и быть любимым, ведь этой жизни может не стать в любой момент из-за всевозможных ее тягот и потерь.

Картинка или рисунок Дом у дороги

Другие пересказы для читательского дневника

  • Краткое содержание Виноваты звезды Джон Грин

    Шестнадцатилетняя Хейзел Грейс Ланкастер вот уже несколько лет борется с раком щитовидной железы. У девушки начинается депрессия, и она почти перестает выходить на улицу.

  • Краткое содержание Чехов Попрыгунья

    Главная героиня рассказа – Попрыгунья, то есть Ольга Дымова, которая обожает людей искусства. Она сама «немного талантлива», зато, во всех сферах, и она стыдится своего любящего мужа, хотя он и зарабатывает на двух работах, исполняет любой её каприз

  • Краткое содержание Гайдар Сказка о Военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове

    В мирное, после военное время проживал мальчик Кибальчич. И не осталось ни одного буржуя, так как разогнала их Красная Армия. Потихоньку стало всё расти и хозяйство нужно было поднимать!

  • Краткое содержание Ефремов Таис Афинская

    Жизнь полна красивых людей. Но только по-настоящему из них красивы те, кто смог преодолеть все земные искушения, оставшись при своей красоте все еще чистым и красивым душой

Как писал С. Маршак, «поэма могла родиться только в годы великого народного бедствия, обнажившего жизнь до самого основания». Защита, утверждение этого основания, самого «изначального» (Ю. Буртин) в человеческой жизни составляет пафос поэмы. С главной темой сочетается вторая - памяти, преемственности личности и общности людей; здесь это и память горя войны, и память силы любви и дома, освещающей, преодолевающей силу горя в любом горе, в самой страшной дороге, переправе,- силы исконного человеческого, народного. А тема дороги здесь выступает также с двух сторон - как исходная, своя родная дорога, у своего дома, так и дорога, навязанная войной и нелюдьми - от своего к чужому и назад к своему. «Памятью горя», «глухой памятью боли», перекликнется с последними главами «Василия Теркина» и с лирикой Твардовского последних лет войны. Но «глухая намять боли» заново заостряет ясную память семьи, как счастья, как любви, как задушевного и коренного начала и любого отдельного дома и всей жизни на земле.

Центром семьи, как всегда у Твардовского, является мать. «Дом у дороги» - не только лирическая хроника, по и лирический гимн прежде всего материнской любви, по всей ее полноте, конкретной силе. И женщине-крестьянке, как прежде всего женщине-матери. Но вместе с тем и женщине - хозяйке дома, труженице. И женщине-жене, другу труженика-хозяина, а затем воина, защищающего дом и семью всего народа. Любовь жены и матери - это та же деловитая, деятельная любовь, приметы которой мы видели и в лирике Твардовского 30-х годов, но здесь это уже не только лирический, но и лирико-эпический мир. Этот мир - дом, труд. «Коей, коса, пока роса». Дом и в самом узком, тесном, личном, усадебном смысле. «И палисадник под окном. // И сад, и лук на грядках - // Все это вместе было дом, // Жилье, уют, порядок». Три основные приметы, три качества, вместе с тем трудом, той косьбой на лугу около своего дома. Но это личное начало, даже, я бы сказал (как это теперь ретроспективно видно), начало той некой личной собственности, с которой были связаны и деревенские корни молодого Твардовского, это личное начало дома противопоставлено замкнутому, собственническому дому, где, «никому не веря, // Воды напиться подают, // Держась за лямку двери». Нет, это дом человека, включенного в новый тип более широкой человеческой общности, хотя вместе с тем и традиционного гостеприимства, артельности. Это «тот порядок и уют, // Что всякому с любовью, // Как будто чарку подают // На доброе здоровье». Две характерные для Твардовского системы поведенческих деталей, играющих роль и прямого изображения этого неповторимого дома у дороги и даже метафорической, метонимической конкретности, даже символа Дома у Дороги в новом, расширительном и общем для всей поэзии Твардовского смысле! Характерны и дополнительные конкретные признаки дома и его хозяйки - хорошо «помытый пол», особая деловитая и, как выразился Твардовский, «опрятность тревожная» - чисто крестьянская черта. «И весь она держала дом // В опрятности тревожной, // Считая, может, что на том // Любовь вовек надежней». Надежность любви связана с домовитостью, трудовой деловитостью и особой заботливостью.

Центр поэмы-именно эта женщина-крестьянка, домовитая, преданная, деловая и сердечная. Но еще В. Александров отметил, что в поэме звучит не один голос, а чередование голосов - автора, жены солдата, ребенка солдата, самого солдата, и в каждом голосе раскрывается характер живого действующего лица. Высказывалась и другая точка зрения (Ю. Буртина), что «в отличие от «Василия Теркина» - здесь не характеры, а «судьбы». Да, здесь у каждого человека, как отдельного персонажа, есть более законченная (хотя тоже не вполне законченная), отдельная судьба, но судьба характера, так же как и в той поэме характеры имеют судьбы, хотя и с несколько более широкими и подвижными границами.

Вообще в поэзии Твардовского характеры и судьбы всегда неотделимы. И по существу их соотношения в обеих поэмах сходны: только в «Доме у дороги» больше акцентировано домашнее лирическое начало характеров, и они сосредоточены на двух-трех основных мотивах, голосах. Наиболее разработан центральный образ Анны Сивцовой, в ее трех главных ипостасях, лицах-ликах: матери, жены, домохозяйки-крестьянки. И этот ее основной пафос не просто назван и судьбой обозначен, но и намечен несколькими краткими дополнительными штрихами характера, поведения, высказывания. Она и «в речах остра», и «в делах быстра». И подвижна, как «змейка». А в беде - спокойно-мужественна, вынослива, терпелива, с мужем и с детьми предельно участлива, понятлива, заботлива. Это особый, хотя вместе с тем идеально обобщенный тип русской крестьянки, продолжающий галерею женщин-крестьянок лирики и прозы 30-х годов, но более развернутый и напряженно-эмоциональный, в гораздо более напряженной исторической ситуации и в своей личной и общенародной жизни. И более активно выступает и голос самого автора. А в условно-символическом голосе ребенка в поэме подчеркнут голос самого начала жизни, права жизни жить, и эта условная «речь» по-новому контрастирует с конкретными чертами окружающих событий, поведения людей. Лирическое начало приобретает эпическое и трагическое содержание, ибо семья и семейный труд, семейная общность воплощает всемирно-исторические тенденции, традиции, идеалы народной жизни и конкретных русских советских крестьян в конкретных условиях времени. И у себя па Родине, и в плену у врага. И лирический голос семьи естественно сливается с лирическим голосом воюющего солдата, самого автора, их единства - «Не пощади // Врага в бою, // Освободи // Семью свою». Это голос исповеди и вместе с тем ораторский призыв ко всему народу. А лирический диалог матери и ребенка в той же главе VIII , где описывается рождение сына в плену у врага, в чужом доме, как антидоме, превращается в обобщенно-символический диалог двух главных сил жизни в их общей борьбе со смертью, как своеобразная песня жизни, песня дома.

Совмещение эпического, трагедийного и лирического начал, как всегда у Твардовского, выступает и в своей непосредственной бытовой и в психологической конкретности, но здесь в ней подчеркнуто мелодическое, песенное начало. Не только тональностью разных голосов персонажей, но и господствующей тональностью лирического обращения автора к своим героям и к самому себе. Голоса звучат несколько более однородно, чем в военной лирике и в «Василии Теркине». Авторский голос остается спутником и комментатором, вся поэма совмещает в себе и последовательность рассказа-описания, лирической хроники, и непрерывное движущееся настоящее, дневниково-монологового обращения автора. В единой музыкальной организации этих голосов особую роль приобретает ставший знаменитым лейтмотив: «Коси, коса, // Пока роса. // Роса долой, // И мы домой». Лейтмотив сначала появляется как деталь прямого конкретного изображения мирного труда и жизни хозяина дома у дороги. А затем по-вторяется как воспоминание, напоминание, многоповоротная метонимия и метафора - памяти об этом труде, об этой мирной жизни и как деталь-сигнал, воскрешающий утраченное время, цепочку времени памяти, и как новое утверждение силы человеческого постоянства, непреодолимого начала мирной жизни, надежды на будущее, и как более широкий символ труда и утра жизни, всего домашнего и трудового в ней. Ее косы, ее росы, ее дома. Таким образом, лирическая хроника становится не только новой формой лирической поэмы с эпическими элементами, но и новой формой движущегося настоящего, дневникового начала в поэзии Твардовского. Отражения в ней коренных, внутренних, интимных, глубинных ценностей человеческой жизни, выражаясь словами одной из глав «Василия Теркина», - «неприкосновенного запаса» каждого отдельного человека, отдельной семьи и всего лирического начала человеческой жизни. И соответственно поэтика всей поэмы отличается от «Василия Теркина» большей сосредоточенностью изображения этих ценностей и более простыми, экономными средствами, также, однако, объединяющими и прямое, и косвенное, метафорическое воспроизведение. Такая деталь и вместе с тем метафора, как «запахов тоска», - показательный пример и типологических особенностей поэтического языка, мастерства этой поэмы, и того, что роднит это мастерство с остальным творчеством Твардовского.

Хроникальное построение поэмы, подчеркнутое подзаголовком и перекликающееся с названием сборника стихов того времени («фронтовая хроника»), осложнено, как и в других поэмах Твардовского, вставными эпизодами, со своим временем, отчасти параллельным общему ходу времени поэмы (рассказ солдата, отца и мужа, в главе VI ). Кроме того, вставлены диалоги, создающие, как в «Теркине», непосредственные переходы прошедшего в настоящее время. Последняя глава IX отделена от предыдущих резким скачком во времени, завершает все движение поэмы возвратом от войны к миру, от дорог войны и чужого дома к исходным дому и дороге. Но это опять диссимметрическое построение, ибо того дома уже нет, и «присел на камушке солдат у бывшего порога» своего дома, солдат - с больной ногой, прошедший войну и еще не знающий, что же случилось с его женой, семьей. И начинает строить дом сначала. В этой незавершенности завершения поэмы - особый художественный такт, сила. Автор и читатель все-таки знают, что семья выжила, даже появился сын солдата, которого он, видимо, теперь также обретет. Жизнь победила, дом победил, хотя и разрушен. И сливаются память горя, и память семьи, дома, и память самого труда, всей трудовой народной общности, неистребимая, как сама жизнь на земле. Отмечу попутно перекличку мотивов этой главы с «Солдатом-сиротой» «Василия Теркина» и с почти одновременным стихотворением Исаковского «Враги сожгли родную хату». Перекличку - и дополнение.

При всей предельной простоте и отсутствии внешних новаций поэма также является глубоко новаторским произведением. И своим соединением лирического и эпического начал, мотивов мира и войны, семьи во время войны. И очень смелым в своей предельной «естественности сочетанием конкретно-бытовой и условно-символической речи. И дальнейшим развитием интонации Твардовского, совмещающей напевность, разговорность, ораторскую и драматическую речь, личное и коллективное переживание при господстве особой, впервые найденной многоголосой лирической мелодии. Поэма тесно переплетается и с лирикой, и с эпосом Твардовского этих лет, отчасти подготавливает новые черты его лиризма уже 60-х годов, в частности, некоторых разделов цикла «Памяти матери».