Репортаж из внутреннего мира

Репортаж из тела: как получается человек May 4th, 2016

Еще в прошлом году эта тема "серьезно прошлась" по интернету, но я вот как то прошел мимо нее. Сейчас ознакомился подробнее и у меня не пропадает ощущение какого то волшебства. Просто сложно представить себе все эти механизмы заложенные природой в живых существ и "отполированные" в течении миллионов лет.

Фотограф Леннарт Нильсон прославился на весь мир благодаря своей работе, которая продемонстрировала историю жизни человека до его рождения. Впервые фотокнига мастера под названием «A Child is Born» увидела мир в 1965 году. Снимки человеческого эмбриона так поразили общественность, что Нильсон тут же стал знаменитым, а его снимки попали в ряд всемирно известных глянцевых журналов. Заснять развитие эмбриона удалось при помощи цистоскопа — медицинского прибора, которым осматривают мочевой пузырь изнутри. Нильсон прикрепил к нему камеру и световод и сделал тысячи снимков жизни малыша внутри матки.

Вот как это выглядит...

Сперматозоид в маточной трубе движется навстречу яйцеклетке

Леннарт Нильсон родился 24 августа 1922 году в шведском городе Стангнас в семье, в которой любили фотографию.

Еще в детские года Леннарта больше интересовал микромир, тот который можно увидеть только в микроскоп. Вооружившись микроскопом и фотоаппаратом, он проникал в недоступные простому взгляду миры, внутренние миры человека, в прямом понимании этого слова.

Фото 2.

Свой путь в фотографии Нильсон начал в середине 1940-х годов, работая внештатным сотрудником различных шведских изданий. Уже в это время, такие работы как «Акушерка в Лапландии» и «Охота на полярного медведя на Шпицбергене» принесли ему международное внимание. Свои же эксперименты в области микрофотографии Леннарт начинает в середине 1950-х годов и при этом активно сотрудничает с различными научно-медицинскими организациями.

Яйцеклетка

Фото 3.

Впервые сфотографировать человеческий плод ему удалось в 1957 году. Необычная «репортажная» съемка из «недр» женского тела стала возможна после того, как Нильсон после ряда экспериментов сумел скомбинировать микрокамеру и микроосветитель, закрепив их на трубке цистоскопа (этот прибор использовался для осмотра мочевого пузыря изнутри) - так появились уникальные кадры, иллюстрирующие процесс зарождения эмбриона человека и его развитие.

Судьбоносная встреча

Фото 4.

«Когда я впервые увидел плод, ему было 15 недель и он сосал пальчик», – рассказывал Нильсон. – Но редакторы журналов хотели, чтобы я снял лицо плода. На это ушло много лет».

Международную известность Нильсон получил в 1965, когда журнал LIFE опубликовал 16 страниц фотографий человеческого эмбриона. Эти фотографии были немедленно воспроизведены также в Stern, Paris Match, The Sunday Times и других журналах.

Фото 5.

В том же году вышла книга фотографий Нильсона «A Child is Born», восьмимиллионнный тираж которой был распродан в первые же несколько дней. Эта книга выдержала несколько переизданий и до сих пор остается одной из самых успешно продаваемых иллюстрированных книг в истории подобного рода альбомов.

Один из 200 миллионов отцовских сперматозоидов прорвал оболочку яйцеклетки

Фото 6.

В дальнейшем Нильсон продолжал свою работу, делая не только фотографии, но и фильмы.
В 1960-е – начале 1970-х Нильсон сотрудничал с LIFE, делая микрофотографии не только различных стадий внутриутробного развития человека, но и других физиологических процессов внутри организмов человека и животных.

Космические корабли Voyager I и Voyager II, несущие послания инопланетным цивилизациям, кроме прочих документов, укомплектованы также и фотографиями Нильсона. Свою научно-фотографическую деятельность он продолжает до сих пор.

Сперматозоид в разрезе. В головке содержится весь генетический материал

Фото 7.

Спустя неделю зародыш, скользя вниз по фаллопиевой трубе, переселяется в матку

Фото 9.

Еще через неделю эмбрион прикрепляется к слизистой матки

Фото 8.

На 18-й день у зародыша начинает пульсировать сердце

Фото 11.

22 день развития эмбриона. Серое вещество — это будущий головной мозг

Фото 10.

28-й день после оплодотворения

Фото 12.

5 недель, длина 9 мм, уже угадывается лицо с отверстиями для рта, ноздрей и глаз

Фото 13.

8 недель

Фото 15.

10 недель. Веки уже полуоткрыты

Фото 16.

16 недель

Фото 17.

Фото 18.

Сквозь тонкую кожу видна сеть кровеносных сосудов

Фото 19.

18 недель. Зародыш может воспринимать звуки из внешнего мира

Фото 20.

20 недель. Рост около 20 см

Фото 21.

36 недель. Через месяц малыш появится на свет

Фото 22.

Фото 23.

Фото 25.

Фото 26.

Фото 27.

источники

Карагандинский фотограф и видеограф Кирилл Колпаков снимать начал еще в раннем детстве ― ему было лет 10. Его отец увлекался фотографией, и мальчик пробовал делать снимки старыми фотоаппаратами, познавая романтику проявки фото. Это было волшебство, говорит Кирилл, который теперь осваивает все новые его грани.

Поступив в университет, юноша купил себе первую цифровую «мыльницу». Кирилл играл в КВН ― в это время, вспоминает, состоялась его первая фотосъемка: нужны были групповые фото его команды, и он с друзьями отправился в парк.

Сложность групповой фотографии, говорит Кирилл, определяется числом людей: команду КВН тогда отсняли быстро, но если для фото нужно более 10 человек, порой приходится вырабатывать «командный голос». К счастью, так случается нечасто: люди с доверием и пониманием относятся к его работе.

Первое видео Кирилла было о ежегодном рок-фестивале «Точка Лета», организуемом клубом «Свинцовый дирижабль». Это был сюжет об участниках, гостях и ходе фестиваля. Такой опыт Колпаков оценивает как что-то новое и по-своему незабываемое.
Впоследствии Кирилл посещал курсы фотографии в фотошколе Валерия Лашкевича.
Фотограф признается: любит снимать портреты и работать в жанре репортажного фото, однако трудится и в других направлениях ― обо всем этом написано на его собственном сайте.
Интересно ловить эмоции людей ― где бы они ни были, в каких бы ситуациях ни оказались, делится Кирилл. Грусть это или веселье ― от этого снимки интереснее. Поэтому портреты нравятся ему тем, что через них можно показать внутренний мир человека, а также экспериментировать со светом. Но портреты и сложнее: иногда героя бывает тяжело подтолкнуть к эмоциям. Тем не менее портретное фото может стать и репортажным: пока человек меняет позы, берет реквизит или поднимает его, уронив, может получиться отличный закадровый снимок.
Кириллу довелось снимать концерты и звезд, которые заглядывали в Караганду с выступлениями. Он побывал в Астане на премии канала «Муз ТВ», на всех пресс-конференциях с исполнителями, сотрудничая со «Свинцовым дирижаблем» и детской школой кино и телевидения «Kids TV».
- Мы имели шанс встречать исполнителей, общаться с ними - это незабываемые моменты. Так было с солистом «Смысловых галлюцинаций» Сергеем Бобунцом, - вспоминает Колпаков. - Мы обедали, и когда у всех закончился чай, Сергей встал и налил нам еще. Я беседовал с человеком, на песнях которого вырос, - это по-своему приятный шок.
В заграничную поездку в Польшу, которая случилась у Кирилла недавно, он, как и любой фотограф, взял фотоаппарат. Местные события старался осветить, насколько мог: в Польшу прибыл Папа Римский Франциск. Со всего мира собралось около двух миллионов человек, и Кирилл стал одним из них.
Колпаков побывал в нескольких польских городах. Краков больше всего поразил его своей красотой - город, где пахнет сыром, говорит Кирилл, отправившийся туда, чтобы попробовать козий сыр осцыпек: он подается с джемом. Теперь юноша мечтает увидеть и другие зарубежные города - Рим и Нью-Йорк.
Сейчас фотограф работает на три города - Астану, Алматы и Караганду и больше трудится в коммерческом направлении, занимаясь производством рекламы и промо-роликов, а также двухмерной анимацией. В скором времени планирует организовать свою выставку и продолжает совершенствовать свое мастерство. Мечтает снять фильм: сценарий пишется, идее - около двух лет, но времени на ее реализацию пока не хватает.

Сара Мун. Снимок из серии «Красной нитью. По мотивам сказки Шарля Перро «Синяя Борода». 2005.
Фото предоставлено Московским домом фотографии

Кино без кинопленки

Сказка о Синей Бороде – это история страха. И Сара Мун портретирует страх, создавая атмосферу французского саспенса. Инсталляция «Красной нитью. По мотивам сказки Шарля Перро «Синяя Борода» – это видеофильм и серия пронумерованных, упорядоченно следующих друг за другом фотографий. Заново воспроизведен архетипический сюжет о мужском господстве и женском подчинении, сказка о Синей Бороде.

На снимках Сары Мун почти нет намеренно зловещих предметов. Зато каждый предмет выглядит немного угрожающим и каждая картинка – довольно тревожной. Простое дерево, чересчур разросшееся во дворе, с самого начала придает мрачный оттенок всей истории. И даже цветок в петлице мужчины-героя выглядит предзнаменованием чего-то недоброго.

Сюжеты большинства карточек будничны. Что может быть зловещего в колесе обозрения? Или в афишах на стене? Гнетущее напряжение создают не сюжеты, а сама манера видения: нерезкий, затуманенный взгляд и особое использование черного цвета (он явно преобладает над белым) – как фона, из которого выступает изображение (так выделяется на черном фоне мужского пиджака цветок, становясь эмблемой чего-то необозначаемого, но ужасного). Авторские комментарии (они входят в само произведение как его составная часть) – это цепочка микроэссе; они играют роль титров, но только это титры, которые подсказывают зрителю скорее настроение, а не сюжет. Они обозначают главную проблему – проблему страха перед неизвестным, тайного страха женщины перед мужчиной, входящим в ее жизнь.

Кино без кинопленки – это особенная область, где автор вступает в противоборство с самим временем. Художник, с одной стороны, борется за то, чтобы присутствовало развитие действия во времени, присущее кинематографу, а с другой – за то, чтобы каждый отдельный фрагмент повествования обладал собственной цельностью, замкнутостью в границах одного временного отрезка. Это противоречие между необходимой законченностью каждого «кадра» и требованием поступательного движения сюжета Сара Мун разрешает, обращаясь к архаическому времени. В мифологических сюжетах нет непредсказуемости, а потому и нет необходимости мотивировать каждый фрагмент действия через цепочку жестких причинно-следственных связей. Сара Мун создает лирическое отношение к мифологической конструкции. А потому в ее «Синей Бороде» мотивировкой деталей являются их настроение и эмблематическая, а не сюжетная связь с мифом. Видеоповествование, которое сопровождает фотоинсталляцию, следует этой же, сноподобной, логике.

При циклическом движении времени результат известен заранее. Тем ценнее само повествование. Вновь и вновь проходя один и тот же сюжет, зритель переживает то же, что и герои. И его способность заново пережить уже пережитое напрямую зависит от способности рассказчика, эпического поэта. Сара Мун разматывает сюжетную нить так, что зритель приближается к катарсису.

Объективная нереальность

«Живопись умерла с этого дня!» – воскликнул художник Поль Деларош, познакомившись с первыми опытами Дагера. Но живопись вскоре отвоевала свое.

Одно из произведений Джоэла-Питера Уиткина называется «Курбе и Рейландер» (1985). Гюстав Курбе – теоретик и практик реализма, художник, который сделал живопись служанкой «абсолютной правды». Оскар Рейландер превратил фотографию в орудие академического искусства. И тот, и другой жили в середине XIX века. Курбе уподобил картину – снимку, Рейландер сделал обратный шаг. Но поединок живописи и фотографии на этом не прекратился.

Джоэл-Питер Уиткин – наследник Оскара Рейландера. Он снимает ню, включая их в сложные аллегорические композиции. И в то же время Уиткин – правдоискатель, как Курбе. Только в своих поисках «абсолютной правды» он идет гораздо дальше жизнеподобия – туда, где простирается мир безруких мужчин и безногих женщин, обезьяньих скелетов и змеиных шкур. Это пространство не типического, но необычного. Бытие, в котором живое и мертвое являются частью единого целого, юдоли печали и плача. В последней четверти XX века Уиткин возвратился к тому спору, с которого началась история фотографии. На новом этапе – постмодерна.

Фотография была придумана для того, чтобы фиксировать «объективную реальность». Но стала одним из самых важных инструментов человеческой фантазии. И выставка Уиткина демонстрирует, как воображение художника предопределяет реальность. Он не использует ни монтажа, ни двойной экспозиции. Он не пользуется ни компьютером, ни другими техническими кунштюками. И при этом вселенная, которую создает мастер, – фантасмагорична, она лежит за пределами «объективной реальности», в области внутреннего опыта художника.

Мир Уиткина предельно натуралистичен. В деталях – их «абсолютная правда» такова, что она зачастую привлекает зрителей больше, чем сюжет в целом, как «Красавица с тремя сосками» (1998) привлекает именно этим третьим соском больше, чем аллегорическими смыслами изображения. И в то же время – это пространство «чистого искусства», погруженное только в себя.

К примеру, Уиткин следует за Пикассо. Как и Пикассо, фотограф деконструирует и одновременно воссоздает классические произведения при помощи собственного художественного метода. Но при этом деконструкция Уиткина сложнее, потому что она – отклик на отклик. Одно из произведений Уиткина, представленных на нынешней выставке, – эхо «Менин» Пикассо (в свою очередь, отозвавшегося на «Менины» Веласкеса). Это искусство аллюзий и взаимосвязей, расследование которых может занять толстые тома академических исследований. И занимает их: Уиткин любим толкователями.

В этой череде ссылок немудрено запутаться и потеряться. Работа «Курбе и Рейландер» Уиткина выглядит как фрагмент его же работы «Мастерская художника», а «Мастерская художника», в свою очередь, представлена в работе «Мастерская зимой» – как фотография, висящая на стене студии, в тяжелой раме. В том сложном универсуме, который строит Уиткин, в конечном счете может разобраться только сам художник. Поэтому зритель держится за детали, как за спасительную нить.

В ноябре Джоэл-Питер Уиткин собирается вернуться в Москву. Одна из его запланированных встреч – знакомство с московским художником Игорем Макаревичем, который несколько лет тому назад сделал собственную серию – оммаж Уиткину. Культурное поле затягивает все новые жертвы. А внутренний мир художника оказывается более притягательным, чем «объективная реальность».