Мемуарная литература

Мемуарная литература

1. Объем и состав понятия.
2. Классовая детерминированность мемуарных жанров.
3. Вопросы достоверности М. л.
4. Приемы экспертизы М. л.
5. Значение мемуаров.
6. Основные исторические вехи М. л.

1. ОБЪЕМ И СОСТАВ ПОНЯТИЯ. - М. л. (от французского memoire - память) - произведения письменности, закрепляющие в той или иной форме воспоминания их авторов о прошлом. Приближаясь подчас к художественной литературе, в частности напр. к таким жанрам, как семейная семейная хроника (см.) и различные виды исторической беллетристики, М. л. отличается однако от них стремлением к точному воспроизведению определенного участка действительности. В отличие от художественной литературы произведения мемуарной литературы несут на себе исключительно или преимущественно познавательные функции без каких-либо специальных художественных установок. Однако четкую грань между ними и художественной литературой иногда провести крайне трудно. Ни «Дневник Кости Рябцева» Огнева, ни «Confessions d’un enfant du siecle» Мюссе произведениями М. л. не являются. Но уже в «Давиде Копперфильде» Диккенса или особенно в «Семейной хронике» С. Аксакова мы находим огромное количество автобиографических реалий, к-рые положены в основу литературно-художественной обработки. Вполне возможна здесь и обратная связь - в памятниках М. л. может в той или иной мере наличествовать стремление к художественной выразительности. Так, мемуарам итальянского авантюриста XVIII в. Казановы не чужды приемы галантного авантюрного романа эпохи Рококо, а воспоминания декабриста Н. А. Бестужева написаны в явно идеализирующей житейской манере по образцам классических биографий Плутарха. Сочетание в мемуарном произведении моментов «достоверного» и «вымысла» составляет огромные трудности для биографа писателя или исследователя его творчества (классический пример этого сплава «Dichtung und Warheit» Гёте). Пропорция соотношения обоих элементов может исключительно сильно варьироваться: элементы художественного вымысла, почти безраздельно доминирующие в «Сентиментальном путешествии» Стерна, отходят на второй план в «Письмах русского путешественника» Карамзина, отделанном дневнике, написанном Карамзиным во время его путешествия по Зап. Европе; произведение это стоит на рубеже художественной и М. л. Последнее часто оказывается глубоко плодотворным для литературы: так, «Чапаев» Фурманова, являясь художественным обобщением определенного периода и уголка гражданской войны, в то же время сохраняет большую степень близости к действительности, что несомненно повышает напряжение внимания у читателя и способствует успеху произведения.
Довольно многообразные жанры М. л. часто переплетаются между собою. Первичной и в известном смысле наиболее примитивной формой М. л. является дневник - ежедневные или периодические записи автора, излагающие события его личной жизни на фоне событий современной ему действительности (последнее впрочем не всегда обязательно). Дневник представляет собой первичную форму М. л. - общая перспектива событий здесь отсутствует, и повествование держится на молекулярной связи записей, объединенных единством излагающего их лица, системой его воззрений. Примером этого вида могут служить недавно вышедшие «Дневники» М. Шагинян. Воспоминания или записки - более сложная и частая форма М. л. Здесь автор получает возможность перспективного взгляда назад, охвата большего промежутка времени и анализа его событий под углом зрения определенной идейной концепции. В воспоминаниях меньше случайного, в них гораздо больше присутствуют элементы отбора, отсева событий. Третьей формой можно считать автобиографию, более краткую, чем воспоминания, по своему объему и охватывающую наиболее важные и поворотные моменты в истории личности (воспоминания могут повествовать о действительности вообще, для автобиографии же обязательно нахождение личности в центре рассказа). Автобиография часто пишется по специальным основаниям - напр. писателем, обозревающим свой творческий путь (см. сборник автобиографий «Наши первые литературные шаги» Н. Н. Фидлера, «Писатели о себе», Под редакцией В. Лидина, и пр.). Автобиография, посвященная каким-либо, особенно переломным событиям в жизни писателя, часто называется также исповедью (ср. напр. «Исповедь» Л. Толстого, написанную им после творческого перелома 1882, или предсмертную «Авторскую исповедь» Гоголя). Термин этот однако не вполне определенен, и напр. «Confessions» Руссо представляют скорее воспоминания. Если центр тяжести переносится с автора на лиц, с которыми он чем-либо был связан в прошлом, возникает форма биографических воспоминаний. Таковы напр. мемуары Н. Прокоповича о Гоголе, Горького о Л. Толстом, не дающие цельной научной биографии, но доставляющие для нее ценнейший материал. Наконец если воспоминания о близком лице написаны в связи с его смертью и под непосредственным ее впечатлением, мы имеем форму некролога.
Нужно оговориться, что эта классификация схематична и сама по себе не определяет жанрового существа того или иного произведения М. л., хотя и приближает нас к раскрытию этого существа. Изучение форм М. л. должно быть конкретным: лишь тогда типологический анализ насытится конкретным классовым содержанием и даст нам полное представление о существе тех общественно-политических тенденций, которые определяют собою тот или иной жанр М. л. Абстрактное изучение М. л. вне создающих ее процессов классовой борьбы абсолютно бесплодно.

2. КЛАССОВАЯ ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТЬ МЕМУАРНЫХ ЖАНРОВ. - В литературоведении прошлого неоднократно делались попытки установления общих формальных признаков М. л. Эти попытки ни в какой мере не были успешны. Признаки, характерные для мемуарных произведений одних эпох, перестают быть обязательными в другие эпохи; продукция одних классовых групп радикально отличается от произведений, выражающих иную классовую идеологию, обслуживающих другую классовую практику. Лефовцы культивировали М. л. за ее «фактографичность» в отличие от литературы художественной, якобы базирующейся на «вымысле». Нетрудно обнаружить всю фиктивность этого разделения: мемуарам очень часто присуще и прикрашивание действительности, и изображение ее под определенным углом зрения, и прямое извращение фактов. «Записки» Смирновой не перестают быть фактом М. л. от того, что в них масса недостоверного и прямо ошибочного.
Вневременные признаки не определяют существа М. л., форма и содержание к-рой определяются переплетением конкретных социально-исторических условий. В таких мемуарах, как «Записки Болотова», с одной стороны, и «История моего современника» В. Г. Короленко - с другой, не существует ничего общего кроме стремления к возможно более правдивому изображению прошлого, стремления, проявляющегося в различном содержании и различных формах у двух представителей различных классов в две глубоко различные исторические эпохи. Изучение мемуаров вне конкретной классовой их обусловленности неизбежно приводит к идеалистическим абстракциям.
Являясь конкретной формой проявления тех или иных стилей, мемуарные жанры обусловлены во всех своих особенностях теми же социально-экономическими условиями, какими определяются стили, и служат тем же целям классовой практики. Мемуары С. Т. Аксакова, созданные представителем помещичьего славянофильства, существенным образом отличаются от мемуаров И. А. Худякова, представителя революционного разночинства, выражавшего интересы революционной крестьянской демократии 60-х гг. Мемуары Аксакова («Семейная хроника», «Детские годы Багрова внука») рисуют бытовую идиллию дворянской усадьбы конца XVIII и начала XIX вв., идиллически трактуя даже самые безобразные стороны этой жизни («добрый день» помещика, включающий пинки дворовым), дают картину воспитания, жизни и обучения дворянина-юноши в условиях налаженной, спокойной, обеспеченной усадебной жизни, освещая как необходимость жесточайшие издевательства над крепостными (дедушкин «грех» и др. эпизоды). Мемуары у Аксакова - жанр, повествующий о семейно-усадебном быте дворянского гнезда конца XVIII века, - идеализируют ушедший мир, к к-рому тяготел славянофил-помещик с его социальным культом стародавнего помешичьего строя. Тем самым художественные мемуары С. Т. Аксакова в классовой борьбе выполняли политическую функцию защиты дворянского усадебного землевладения в момент нарастания революционной борьбы с феодализмом в России, когда назревавшая с конца 50-х гг. революционная ситуация вырвала у крепостничества «освобождение крестьян».
Иными являются мемуары, созданные революционным демократом, каракозовцем И. А. Худяковым. И. А. Худяков - представитель авангарда революционного народничества 60-х гг., сторонник политической революции в интересах крестьянства и вообще «народа». Разделяя безусловно общие всему кружку ишутинцев взгляды на подвижничество революционера, «суровую дисциплину личной жизни», он придал своим воспоминаниям иные стилевые и жанровые черты, чем представитель помещичьего землевладения. Мемуарный жанр И. А. Худякова, отражая общественно-политическую жизнь эпохи 60-х гг., является выражением «второго этапа революции - этапа разночинского или буржуазно-демократического», по выражению Ленина. Если помещик-мемуарист поэтизировал свое прошлое, свое детство и годы юности, то революционер-разночинец это прошлое расценивал как непоправимое зло. «Жизнь наша, - заявляет Худяков в предисловии по поводу своего воспитания, - осталась разбитой и надломленной и была переполнена рядом физических и нравственных страданий». И. А. Худяков признавал пользу «за автобиографиями, откровенно написанными», характер к-рых представлял себе так: «Действительная жизнь всегда поучительнее вымышленной; и в этом отношении хорошо написанные биографии всегда поучительнее романов». В очерке о своей жизни он «опускал те частные подробности, к-рые могли бы быть находкой для романиста или художника», и дал изображение «безуспешной своей борьбы с самыми жестокими препятствиями к достижению человеческого идеала». Классовая позиция автора, мировоззрение его и определяют конкретно-исторические черты данного мемуарного жанра.
Диференциация мемуарных жанров существует и в пределах единого классового стиля. Мемуары С. И. Канатчикова «История моего бытия» и А. Е. Бадаева «Большевики в Государственной думе» - произведения представителей рабочего класса, созданные почти одновременно в эпоху строительства социализма (1928-1929). При наличии единства классового сознания и классового опыта этих двух мемуаристов их мемуары представляют разные жанры. «История моего бытия» С. И. Канатчикова - социально-бытовые мемуары, воспоминания А. Е. Бадаева - социально-политические. С. И. Канатчиков рисует картину постепенного роста и превращения деревенского парня в сознательного рабочего, пролетария. На фоне тяжелой рабочей жизни на заводах Москвы и Петербурга показан процесс формирования молодого пролетария, сознательного борца за интересы пролетариата, в условиях капиталистической эксплоатации, путь его культурного роста и политического развития и борьба с капитализмом. Воспоминания А. Е. Бадаева раскрывают политическую борьбу фракции большевиков в Государственной думе в последние годы перед революцией 1917. Они описывают революционные события последних лет существования монархии и показывают, как деятельность фракции отражалась на революционной борьбе рабочего класса и как в свою очередь те или иные моменты массового рабочего движения отражались на работе фракции. В этих двух мемуарах даны разные стороны единого классового опыта. Поскольку авторы, представители одного класса, обратили внимание на разные моменты действительности, они создали разные жанры в пределах единого стиля пролетарской литературы. Тем не менее это жанры одного классового опыта - представителей пролетарского социализма.
Каждый мемуарист показывает лишь те факты, на к-рых сосредоточивается его классовое сознание, группируя и осмысливая факты со своей же классовой позиции в интересах классовой борьбы. Социально-классовыми интересами автора мемуаров обусловлено напр. то обстоятельство, что А. Галахов, представитель реакционного дворянства 40-х гг., рассказывая в своих мемуарах о 1825, ни словом не обмолвился о восстании декабристов. Напротив, А. И. Герцен, принадлежавший к «поколению дворянских помещичьих революционеров первой половины прошлого века», в котором «при всех колебаниях между демократизмом и либерализмом демократ все же брал верх» (Ленин), дал восторженную оценку восстания декабристов как идейных борцов с царизмом, заражавших своим примером потомков.
Классовое сознание и классовые интересы, определяя тематику воспоминаний, разумеется обусловливают и точку зрения мемуариста на изображаемые явления, на их освещение и интерпретацию. Отсюда понятно, что одно и то же явление (событие, лицо, факт литературы или журналистики) в воспоминаниях представителей разных социальных групп получает не только разную оценку, но и разное изложение последовательности события или разный пересказ слышанного, виденного. Л. Толстой в воспоминаниях своих единомышленников получает традиционный иконописный облик сентиментального мудреца и непротивленца злу. В воспоминаниях же М. Горького он показан как живой человек с яркими чертами противоречивой психологии, сквозь к-рые Ленин увидел в барине Толстом мужика. Естественно встает вопрос, чье изображение Л. Толстого является наиболее правдивым, наиболее достоверным, т. е. объективно-историческим? Мемуарами, наиболее близкими к объективной истине, будут те, к-рые отражают критику и мировоззрение передового, революционного класса данной эпохи. Мемуары Горького представляют высшую степень объективности познания и изображения Л. Толстого, тогда как мемуары толстовцев не дают правильного отражения действительности. Высшую степень объективно-исторического познания действительности представляют также и мемуары пролетарских революционеров по сравнению с мемуаристами других групп (классов), ушедших к действующих сейчас. Революционная практика передового класса обеспечивает наиболее верное, точное и глубокое познание явлений.
Различие классовых тенденций, обусловленных различием классового опыта различных классовых групп (классов), создает глубоко различные и противоположные жанры М. л. Единого жанра М. л. не существует. Возникающие на различных и противоположных классовых основах жанры М. л. различны и противоположны как в основных, так и во второстепенных признаках.

3. ВОПРОСЫ ДОСТОВЕРНОСТИ М. Л. - Документальная форма М. л., кажущаяся «бесхитростность» ее повествования не служат однако гарантией ее правдивости. Мемуарные сообщения испытывают на себе обычную судьбу свидетельских показаний даже при отсутствии злостного искажения действительности; классовая позиция автора, его мировоззрение сказываются как на выборе фактов, освещении их, так и на выводах из этих фактов; направленность М. л. не может не служить определенным целям классовой практики. Еще Татищев учитывал этот момент, определяя степень достоверности в сообщении графа Матвеева о стрелецком бунте: «Сильвестр Медведев, монах Чудова монастыря, и граф Матвеев, - говорит он в своей «Истории Российской», - описали стрелецкий бунт, токмо в сказаниях по страстям весьма несогласны и более противны, потому что графа Матвеева отец в оном стрельцами убит, а Медведев сам тому бунту участник». Не требует специального доказательства мысль о том, что изучение М. л. может быть научно плодотворным не только с поправкой на личное пристрастие и непосредственную заинтересованность авторов (подобные тем, что отмечены Татищевым), но прежде всего при условии раскрытия конкретно-исторической классовой целеустремленности мемуаров, в полной мере сохраняющей свою важную роль в тех случаях, когда автор выступает в качестве «стороннего наблюдателя». Мемуары, как и всякая другая литература классового общества, служат целям идейной и политической борьбы с тем или иным классовым противником. В этом отношении ссылки кн. Курбского на «достоверных мужей» не мешают нам воспринимать его записки как острый политический памфлет в его борьбе с Иваном Грозным или - шире - в борьбе одной группы помещиков против другой, захватившей власть в Московском государстве.
Классовая направленность мемуаров снижает их объективно-познавательную функцию обычно в том случае, если она исходит от классов реакционных, классов-эксплоататоров, заинтересованных в замазывании противоречий действительности. И наоборот, последовательная партийность представителей революционных классов повышает объективно-познавательное значение их мемуарных записей. В этом отношении высшую ступень представляют соответствующие записи пролетарских революционеров, вождей рабочего класса, революционная практика, исторические задачи и конечные цели которого образуют реальную основу для наиболее глубокого и точного познания окружающего мира. Такова итоговая брошюра Ленина о II съезде РСДРП («Шаг вперед, два шага назад», 1904), к-рая является своеобразным «воспоминанием» одного из участников событий. Работа эта остается непревзойденной до сих пор вершиной истинно-научного и истинно-объективного при всей его партийности осмысления одного из важнейших этапов в развитии международного рабочего движения. Достаточно сопоставить с этой ленинской большевистской, подлинной достоверностью субъективистское извращение и опошление исторической действительности Л. Троцкого в его книге «Mein Leben» (Моя жизнь), чтобы увидеть совершенно противоположное познавательное значение М. л., классовая направленность которой идет по линии классовых интересов буржуазии и контрреволюции.
При оценке автобиографических записей кроме всего вышесказанного следует иметь в виду, что эти записи нередко составляются с явной целью самооправдания, самообороны их автора. Подробнейшие и крайне фактичные на первый взгляд записки декабриста Д. И. Завалишина при сопоставлении с рядом исторических документов оказываются весьма неустойчивыми в своих якобы документально-точных утверждениях, особенно в части, касающейся поведения самого Завалишина в деле 14 декабря: благородная поза автора записок целиком опорочивается рядом протокольных записей, скрепленных его подписью, и донесением следственной комиссии. Даже в тех случаях, когда автор ставит себе специальной целью разоблачить самого себя, не следует поддаваться подчеркнуто-искреннему тону подобных саморазоблачений. В «Исповеди» Руссо не раз по-актерски используется этот эффектный мотив предельной откровенности.

5. ЗНАЧЕНИЕ МЕМУАРОВ. - Мемуары как источник сведений о жизни той или иной эпохи доставляют немаловажный материал и по истории лит-ой жизни. Мы знаем целый ряд записок, посвященных литературному быту или воспроизводящих интереснейшие моменты из жизни того или иного художника слова. Таковы напр. записки братьев Гонкур, Жорж Санд, Шатобриана и др. На русском яз. мы обладаем обширной М. л., имеющей значительную историко-литературную ценность. Здесь надо иметь в виду наряду с записками самих художников слова, как напр. дневником Пушкина, «Моими воспоминаниями» Фета и пр., также и записки тех, кто по роду своей деятельности имел возможность наблюдать вблизи литературную жизнь с ее ежедневной будничной стороны, мало доступной широкой публике. Так, Н. И. Греч, автор «Записок о моей жизни» (изд. 2-е, СПБ, 1886, последнее - М., 1928), имел возможность в качестве редактора «Северной пчелы» сообщить множество сведений по истории русского художественного слова и журналистики (в частности - о деятельности цензуры), хотя часто заведомо искажал их. А. В. Никитенко («Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был») приоткрывает множество интересных эпизодов из деятельности Цензурного комитета, многолетним членом к-рого он состоял. Воспоминания А. Панаевой (см.), бывшей жены И. И. Панаева, а затем в течение 15 лет гражданской жены Некрасова, заключает в себе много данных не только о личности и лит-ой работе Некрасова, но и о целой плеяде писателей, с к-рыми ей приходилось встречаться или о к-рых приходилось слышать от друзей.
Но особенную ценность для историка литературы приобретают записки, принадлежащие перу больших художников слова и дающие богатый материал не только для изучения писательской биографии, но и для изучения творческой личности писателя (мемуары Ж. Санд, м-м де Сталь, дневник Гонкуров, воспоминания Гёте и др. - на Западе, дневники Пушкина, Толстого, Брюсова, воспоминания М. Горького - у нас). В подобных произведениях мы находим часто и прямые указания на писательские замыслы, на творческую историю отдельных конкретных произведений. Кроме того, помимо случаев прямых указаний, новое и особенное значение в разрезе творческой истории приобретают записи, в к-рых воспроизводится в документальной форме жизненный материал, нашедший себе у того же автора и другое отображение - художественное. Огромную ценность под этим углом зрения представляют воспоминания М. Горького, собранные в его книгах «Детство», «В людях», «Мои университеты» и др. Сопоставление выведенных здесь лиц и изображенных событий с первыми ранними произведениями того же Горького дают прекрасный материал для суждений не только о процессе творчества, о возникновении художественного произведения, но и о творческом методе, о художественном стиле писателя, об его классовом отношении к жизненному материалу.
М. л. может доставлять далее обильный исторический материал не только для литературоведческих изысканий, но и для самих художников слова. Известно, что Толстой при создании «Войны и мира» самым широким образом пользовался наряду с общеисторическими исследованиями также и мемуарами современников изображаемой им эпохи. Мемуарные материалы часто дают гораздо больший простор, чем научные работы по истории, для изучения бытового характера эпохи, психологии отдельных лиц и т. п.; М. л. подчас больше говорит воображению писателя и предоставляет больше ресурсов для конкретного воплощения его художественных образов. Вот почему авторы так наз. «исторических» романов охотно прибегают к мемуарным источникам. Анатоль Франс в романе «Боги жаждут», изображающем Великую французскую революцию, и в сборнике новелл «Перламутровый ларец», относящемся к той же эпохе, воспроизводит ряд эпизодов, заимствованных из обширной М. л.
Нередко и гораздо более широкое использование М. л. - когда художник заимствует из чьих-либо записей весь фабульный материал и типаж своего произведения. Так возникли многие рассказы и повести советской литературы, посвященные эпохе гражданской войны. Как на характерный пример использования одного из таких мемуаров можно указать на повесть Всеволода Иванова «Гибель железной», в основу фабулы к-рой положены воспоминания красного командира Л. Дегтярева, но изменены при этом передача и освещение фактов.
В связи с тем, что большинство записок не готовится непосредственно к печати и бывает обнародовано лишь впоследствии, повышается ценность излагаемого в них материала, ибо он меньше подвергается искажениям современной автору официальной цензуры и правке предварительной негласной цензуры самого автора. В силу этого в М. л. до нас дошли такие подробности, к-рые с трудом проникали или же совершенно не проникали в печать своего времени. В записках А. С. Пишчевича напр. мы находим множество фактов, к-рые автор имел возможность близко наблюдать в качестве драгуна в царствование Екатерины II и затем на гражданской службе при Павле I; многие из этих фактов раскрывают для нас подробности офицерского и чиновничьего быта того времени, сообщают о всяческих «бытовых» злоупотреблениях по службе. Неудивительно, что сохраненные от воздействия современной им цензуры мемуарные записи при своем обнародовании в последующие эпохи вызывают к себе особо подозрительное отношение со стороны цензоров. Так, мемуары Болотова, посвященные XVIII в., в первом издании, вышедшем после смерти автора, были значительно искажены: в последующих изданиях пришлось восстанавливать по рукописи пропущенные эпизоды, изображающие иногда даже помимо желания Болотова в непривлекательном свете представителей чиновничества, офицерства и духовенства. Естественно, что наибольший простор для изучения М. л. как памятника прошлого быта и исторической обстановки возникает тогда, когда государственная власть переходит в руки других классов, не заинтересованных в «сокровении тайн» уже сошедшего со сцены класса.
Октябрьская революция особенно содействовала оживлению М. л., относящейся к прошлому и вскрывающей то, чего по условиям этого прошлого нельзя было вскрыть раньше. Целый ряд воспоминаний революционных деятелей был обнародован за последние несколько лет, давая громадный материал по истории революционного движения в России, по истории политических партий и внутрипартийных разногласий, вскрывая конкретную обстановку классовой борьбы (воспоминания о Ленине Н. К. Крупской, А. И. Елизаровой, - В. Н. Соколова («Партбилет № 0046340»), Н. Никифорова («Муравьи революции») и др.).
Вместе с тем в связи с обострившимся чувством исторической ответственности нашей революционной эпохи в корне оказалась пересмотренной и обычная для большинства мемуаров «подспудность»: запись того, что совершается в революционной борьбе, производится теперь, в целом ряде случаев, не на старческом досуге и уж во всяком случае не для отдаленных потомков, а в процессе борьбы, для современников, для товарищей по той же борьбе. Такой характер носит большинство воспоминаний о Ленине; такой целью продиктована и организационная работа по учету и фиксированию воспоминаний о деятельности Красной армии и начатая по инициативе Горького «История фабрик и заводов».

6. ОСНОВНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЕХИ М. Л. - После всего сказанного выше ясно, что изучать социальную природу М. л. удобнее всего на материале конкретных мемуарных жанров, исторически сложившихся в конкретном классовом стиле и обладающих определенным идеологическим содержанием. Так, в самом факте повышенного тяготения к М. л. вообще уже может сказаться классовая направленность литературных формаций. Тяготение к индивидуалистическому типу мемуаров со стороны А. Франса («Маленький Пьер», «Книга моего друга» и др.) не может не быть поставлено в связь с пассивностью и пассеизмом его творчества, а через это творчество - с пассивной ролью, к-рую все безнадежней и безнадежней должна была осознавать выдвинувшая его группа средней буржуазии, отторгнутая от непосредственного участия в производстве и в экономической борьбе (см. Франс). Однако из неоднократно наблюдаемого факта - двоякого использования одного и того же литературного материала - явствует, что даже в общей своей форме интерес к М. л. не может быть истолкован в отрыве от того места, к-рое она занимает в конкретной обстановке классовой борьбы.
В этой обстановке М. л. создает ряд конкретных классовых жанров. История жанровой эволюции М. л. еще не написана, для изучения отдельных мемуарных жанров с точки зрения их классовой характеристики не сделано еще ничего, но все же можно и сейчас уже отметить некоторые группы мемуарных произведений с достаточно очевидной социально-жанровой природой. «Комментарии о галльской войне» Юлия Цезаря, объединяющие в себе ряд чисто военных, политических, этнографических, географических и пр. сведений о Галлии, обстоятельствами своего возникновения и, главное, общей тенденцией своей - познать завоеванную страну и противопоставить ей идею римской государственности - служат выражением не только экспансии рабовладельческого государства в эпоху его расцвета (I в. до нашей эры), но и выросшей на этой почве военно-политической стратегии Юлия Цезаря, к-рый блестяще пользовался в интересах римского государства классовыми и племенными противоречиями галлов. «Исповедь» Блаженного Августина (IV-V вв. нашей эры), трактующая богословские проблемы с индивидуально-психологической точки зрения, повествующая о приступах неверия, религиозных сомнениях и колебаниях, о соблазнах мирской жизни, наконец оформляющая себя в стиле, рассчитанном не на богословов, а на светских читателей, - есть результат экономического упадка крупноземлевладельческого класса Римской империи, интересы к-рого выражал Августин, и связанного с этим упадком своеобразного литературно-идеологического «декаданса».
Для эпохи феодальной типичными являются записки Жоффруа де Вильгардуэн о крестовом походе, в к-ром он сам принимал участие. Феодально-церковная идеология господствующих классов находит здесь выражение прежде всего в том, что Вильгардуэн пытается изобразить в виде христианского подвига откровенно-грабительский поход «крестоносцев» 1202, вызывавший смущение даже в умах своих современников; ибо «святое воинство», вместо того чтобы сражаться с «неверными», как это ему полагалось, вошло в соглашение с венецианской республикой и разграбило земли христианского Востока, с тем чтобы на развалинах Византии образовать новую латинскую империю. Подчинение всего приводимого в вильгардуэновских записках исторического и историко-бытового материала высокой тематике «служения господу», пренебрежение к факту как к таковому, замена анализа фактов обобщенными декларациями по поводу них - характеризуют литературное оформление этих записок.
Эпоха освободительной борьбы городов с феодалами находит свое яркое отражение в мемуарах («De vita sua») французского богослова-историка Гвиберта Ножанского (XI-XII вв.), враждебного поднимающемуся бюргерству, но уже впитывающего в себя влияние, идущее от складывающейся городской культуры. Гвиберт пристально изучает окружающую действительность (выразительные описания истории Ланской коммуны, своего детства, юности и пр.), жизнь интересует его уже сама по себе, он тяготеет к бытовым зарисовкам и пр.
Мемуарная часть «Новой жизни» Данте в своих биографических комментариях к сонетам и канцонам, посвященным Беатриче, дает знакомую позднему средневековью тему идеально-мистической любви к женщине в новом, индивидуалистическом варианте, отображая тем самым тот общий индивидуализм, к-рым осложнилась в творчестве Данте традиционная идеология феодального дворянства в условиях роста торговых городов.
Целиком противопоставлена средневековым мемуарам может быть автобиография Бенвенуто Челлини - характернейшее произведение эпохи роста капиталистических отношений XVI в. В отчетливо-индивидуалистическом подходе к фактам, в культивировании красочного, насыщенного жизнью материала, в отсутствии мертвенных, отвлеченных, уводящих от жизни рассуждений проявляется не просто личный склад художника-авантюриста Бенвенуто Челлини, но идеология молодой буржуазии Возрождения, ее волеустремленность и здоровый эпикуреизм.
В Германии эпоха Реформации и религиозных войн создает форму политических мемуаров (записки Карла V, автобиография Г. фон Берлихингена и др.), нередко переходящих в памфлет (см.).
В Испании, ставшей в XVI-XVII вв. великой колониальной державой, возникает группа мемуаров, принадлежащих перу участников конкисты (записки и воспоминания Колумба, Писарро, Диаза и др.). Эти мемуары обычно являются описаниями путешествий в неведомые земли, быта экзотических стран, подвигов испанского оружия. Они пронизаны духом авантюризма, католического миссионерства, преклонением перед героизмом завоевателей.
Мемуары эпохи Людовика XIII и Людовика XIV в выборе изображаемых фактов, в культивировании мелочей, относящихся к придворному быту и к королевской особе, и в связи с этим в микроскопизме самой манеры изображения - одно из нагляднейших литературных проявлений придворно-аристократической среды XVII в. В качестве характернейшего образца могут служить мемуары герцога Сен-Симона, говорящего с одинаковой многозначительностью и о крупнейших политических событиях того времени, и о придворных интригах, о житейском облике, о манерах короля (ср. мемуары фавориток Людовика XIV Монтеспан и Ментенон, галантные «Мемуары герцога де Граммон», написанные в начале XVIII в. А. Гамильтоном, а также из более ранних - «Мемуары» Брантома, изображающие историю и нравы двора Карла IX и его преемников).
Аналогичные типы мемуаров находим мы и в России, но, в связи с общим отставанием русского исторического процесса, лишь начиная с XVIII в. (записки Екатерины II, кн. Дашковой, Ю. В. Долгорукова, Ф. Н. Голицына, В. Н. Головиной и мн. др.).
Разложение абсолютной монархии отобразилось на характере мемуаров Казановы (XVIII в.), на всей выраженной в них идеологии этого международного авантюриста, на развлекательном эпикуреизме прожигателя жизни, на тематике, складывающейся из придворных, светских и любовных интриг, сдобренных каббалистическим шарлатанством, на основной тенденции к забавной занимательности в выборе фактов и в изложении. Иными тенденциями пронизаны мемуары идеологов поднимающейся буржуазии. Мемуары Вольтера дезавуируют старый порядок; Руссо («Исповедь»), Гольдони и Гёте, излагая истории своей жизни, создают монументальное жизнеописание представителя поднимающегося третьего сословия, вырастающего в центральную фигуру прошлого века.
Французская революция возрождает жанр политических мемуаров (записки Лафайета, м-м де Сталь, Мирабо, К. Демулена, мадам Ролан и мн. др.), отличающихся большей частью явно выраженной партийной направленностью, страстностью отношения к вопросам социальной жизни.
«Воспоминания парижского буржуа» доктора Верона, вышедшие в середине XIX в., и в тематике, уводящей в ресторан, на биржу, в редакцию, и в характере изложения, рассчитанного не на понимающих с полуслова читателей, принадлежащих к определенному замкнутому кругу, а на более широкую, «демократическую» читательскую массу, проявляют идеологию и интересы буржуа в эпоху расцвета промышленного капитализма.
Русская М. л. XIX в. дает наряду с светски-литературными записками Смирновой и Керн семейно-политические мемуары декабристов и близких к ним людей (записки М. А. Бестужева и др.). Характер этих мемуаров связан - в первой группе - с дворянским характером русской литературы начала XIX в. и - во второй группе - с дворянско-буржуазной природой декабрьского восстания. Настроения революционно-демократической интеллигенции конца XIX в. с наибольшей силой и законченностью проявляют себя в мемуарах Кропоткина, Морозова, Веры Фигнер, М. Фроленко и ряда других.
Советская литература, критически используя лучшие традиции революционных мемуаров, заостряет их агитационно-организующую роль. Вместе с тем в связи с повышением интереса к революционной и вообще «социальной» тематике наблюдается любопытная особенность в самом процессе создания мемуаров: воспоминания теперь нередко записываются со слов крестьян или рабочих, не имеющих специальных литературных навыков и устремлений, а иногда совершенно неграмотных, но хранящих в своей памяти многое, что может интересовать советского читателя. На таких записях построена напр. выпущенная Гизом в 1926 книга Т. Ферапонтовой «Крепостная бабушка», где дается пересказ подлинных воспоминаний крестьянки М. И. Волковой о крепостной поре. За последнее время с целью подобных записей стали даже организовываться специальные экспедиции (записи воспоминаний уральских рабочих об Октябрьской революции, сделанные С. И. Мирером и В. Боровиком («Революция», 1931), рассказ старушки-колхозницы Васюнкиной о ее жизни, записанный Р. С. Липец, и др.).
Типологическое разграничение М. л. надо производить не только в вертикальном, но и в горизонтальном разрезе, т. е. не только в связи с исторической сменой общественных формаций и господства различных классов, но и в связи с их существованием и борьбой в одну и ту же эпоху. Достаточно в виде примера противопоставить книгу военных воспоминаний Ремарка «На западе без перемен» и боевые воспоминания Фурманова в его книгах «Чапаев», «Мятеж». В первом случае перед нами мелкобуржуазный писатель-пацифист, обслуживающий классовые интересы буржуазии, во втором - перед нами пролетарский писатель и революционный боец, умеющий вскрыть социальный смысл отдельных военных эпизодов и не только указывающий выход, но и агитирующий за него.
В заключение необходимо еще раз со всей силой подчеркнуть огромную политическую роль мемуаров. Очень часто под маской объективной «летописи событий» мемуарист защищает неверную, вредную систему взглядов. Таковы например известные мемуары о Февральской революции А. Шляпникова, меньшевистски и анархо-синдикалистски интерпретирующие историю революции, и пр. Политические мемуары представляют собою обнаженное орудие классовой борьбы. Это обязывает в данной области к повышенной бдительности.Библиография:
Пекарский П., Русские мемуары XVIII в., «Современник», 1855, №№ 4, 5, 8; Геннади Г., Записки (мемуары) русских людей, Библиографические указания, «Чтения в Имп. об-ве истории и древн. росс. при Моск. универс.», 1861, кн. IV; Пыляев М. И., Список главнейших мемуаров и записок, оставленных русскими писателями и общественными деятелями и до сих пор еще не обнародованных, «Исторический вестник», 1890, I; Чечулин Н., Мемуары, их значение и место в ряду исторических источников, СПБ, 1891; Минцлов С. Р., Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий, относящихся к истории России и напечатанных на русск. яз., вып. I, II-III, IV-V, Новгород, 1911-1912.

Раздел очень прост в использовании. В предложенное поле достаточно ввести нужное слово, и мы вам выдадим список его значений. Хочется отметить, что наш сайт предоставляет данные из разных источников – энциклопедического, толкового, словообразовательного словарей. Также здесь можно познакомиться с примерами употребления введенного вами слова.

Значение слова мемуары

мемуары в словаре кроссвордиста

Толковый словарь русского языка. Д.Н. Ушаков

мемуары

мемуаров, ед. нет, м. (фр. mйmoires).

Литературное произведение в форме записок о прошлых событиях, современником или участником к-рых был автор (лит.).

Одно из названий печатных трудов ученых учреждений (устар.).

Толковый словарь русского языка. С.И.Ожегов, Н.Ю.Шведова.

мемуары

Ов. Записки, литературные воспоминания о прошлых событиях сделанные современником или участником этих событий. Военные м.

прил. мемуарный, -ая, -ое. М. жанр.

Новый толково-словообразовательный словарь русского языка, Т. Ф. Ефремова.

мемуары

Литературное произведение, повествующее в форме записок от лица автора о событиях прошлого, участником или свидетелем которых он был.

1. устар. Научные труды, записки.

   Собрание научных статей, издаваемых научным обществом или учреждением.

Энциклопедический словарь, 1998 г.

мемуары

МЕМУАРЫ (франц. memoires - воспоминания) разновидность документальной литературы, литературное повествование участника общественной, литературной, художественной жизни о событиях и людях, современником которых он был. Ср. автобиография.

Мемуары

(франц. mémoires, от лат. memoria ≈ память), воспоминания о прошлом, написанные участниками или современниками каких-либо событий. Создаются на основе личного опыта их авторов, но осмысленного в соответствии с их индивидуальностью и общественно-политическими взглядами времени написания М. Основным источником сведений для М. являются воспоминания авторов о пережитом, но наряду с ними порой используются различная документация, дневники, письма, пресса и т.п. М. зачастую представляют собой литературные произведения и составляют особый жанр, разновидностью которого являются автобиографии и путевые записки (см. Путешествие). Некоторые М. ≈ выдающиеся художественные произведения («Исповедь» Ж. Ж. Руссо, «Былое и думы» А. И. Герцена). Часто М. используются как средство политической и идеологической борьбы («Мысли и воспоминания» О. Бисмарка; «Воспоминания» С. Ю. Витте и др.), причём реакционные исторические деятели порой прибегают к искажению истины. М. являются и источниками историческими, т.к. в них отражаются события политической и военной истории, культурной жизни, быт и нравы общества и др. Ценность М. для исторической науки определяется их конкретностью, способностью отразить личное отношение автора к событиям, в которых он участвовал. Но субъективность и тенденциозность М. осложняют работу исследователя.

Близкие к М. сочинения были известны ещё в античности («Анабасис» Ксенофонта, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря). Средние века дали ряд сочинений (главным образом в форме хроник , биографий, житий святых), сходных с М. и содержавших записи о виденном автором. Возникновение М. в современном понимании связано с Возрождением, с осознанием исторического значения человеческой личности, индивидуального опыта. В 18≈20 вв. сложилась большая, разнообразная по форме и всеобъемлющая по содержанию мемуарная литература. Авторами М. чаще всего являются политические и военные деятели, работники культуры и науки. В России появление М. относится к 17 в. («Житие протопопа Аввакума» и др.), расцвет их как литературного жанра начинается в 18 в. После Великой Октябрьской социалистической революции, в связи с демократизацией культуры и др. областей общественной жизни, в создании М. участвуют различные слои советского народа. Много М. посвящено Октябрьской революции 1917 и Гражданской войне 1918≈20, Великой Отечественной войне 1941≈1945 и др. важнейшим событиям истории СССР. Написание М. требует от их авторов правдивости, точности, чёткости классовых оценок. В СССР издаются серии М. ≈ «Военные мемуары» (Воениздат), «О жизни и о себе» (Политиздат), «Литературные мемуары» (Издательство художественной литературы).

Лит.: Минцлов С. Р., Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий, относящихся к истории России и напечатанных на русском языке, в. 1≈5, Новгород, 1911≈12; История советского общества в воспоминаниях современников, т, 1≈2 (в. 1≈2), М., 1958≈67; Кардин В., Сегодня о вчерашнем. Мемуары и современность, М., 1961; Черноморский М. Н., Работа над мемуарами при изучении истории КПСС, 2 изд., М., 1965; Курносов А. А., Приемы внутренней критики мемуаров, в кн.: Источниковедение. Теоретические и методические проблемы, М., 1969; Голубцов В. С., Мемуары как источник по истории советского общества, М., 1970; Гинзбург Л. Я., О психологической прозе, Л., 1971; Источниковедение, истории СССР, М., 1973.

А. А. Курносов.

Википедия

Мемуары

Мемуа́рная литерату́ра , мемуа́ры - записки современников, повествующие о событиях, в которых автор мемуаров принимал участие или которые известны ему от очевидцев, и о людях, с которыми автор мемуаров был знаком. Важная особенность мемуаров заключается в претензии на достоверность воссоздаваемого прошлого и, соответственно, на документальный характер текста, хотя в действительности не все мемуары являются правдивыми и точными.

Мемуары не тождественны автобиографии и хронике событий, хотя в обиходе эти понятия могут использоваться как синонимы. Мемуарист пытается осмыслить исторический контекст собственной жизни, описывает свои действия как часть общего исторического процесса. В автобиографии же (например, « Исповедь курильщика опиума », « Исповедь » Руссо) упор сделан на внутренней жизни автора и на развитии его личности . От хроник современных событий мемуары отличаются субъективностью - тем, что описываемые события преломляются через призму сознания автора со своими сочувствиями и нерасположениями, со своими стремлениями и видами.

Многие мемуары написаны лицами, игравшими видную роль в истории (Уинстон Черчилль, Шарль Де Голль, Екатерина II). Они могут охватывать значительный период времени, иногда всю жизнь автора, соединяя важные события с мелкими подробностями повседневной жизни. В этом отношении мемуары служат историческим источником первостепенной важности. Однако мемуаристы, не всегда осознанно, стараются представить себя перед потомками в выгодном свете, оправдать свои неудачи, что неизбежно ставит перед историком вопрос о достоверности изложенного. К примеру, расхожие представления о Челлини как о редкостном ловкаче и о Казанове как о неотразимом повесе восходят исключительно к их мемуарным запискам и другими историческими источниками не подтверждаются.

Примеры употребления слова мемуары в литературе.

Ценность мемуаров Анненкова состоит в том, что они помогают нам почувствовать атмосферу идейной борьбы вокруг Гоголя, хотя характер и острота этой борьбы не всегда верно раскрываются автором, Обладая крупными литературными достоинствами, работы Анненкова воскрешают портреты многих виднейших участников общественного и литературного движения своего времени, на широком фоне которого воссоздается образ Гоголя.

Эта черта мемуаров Анненкова получила положительную оценку со стороны Чернышевского.

Все это необходимо помнить при чтении мемуаров Анненкова, так как они не просто фиксируют виденное и слышанное, но являются вместе с тем и попыткой критического осмысления личности и творчества Гоголя.

В предисловии к его мемуарам , изданным в США, заместитель госсекретаря Тэлботт откровенно признает, что господин Арбатов стал другом Америки с 70-х годов.

В своем тихом Аренсбурге я, возможно, еще успею написать мемуары и несколько статей об истории германского рейдерства.

Повторяю, фамилия Атьки в мемуарах не названа, иначе зачем бы я вытягивал перед вами всю эту длинную цепь предположений и умозаключений?

Об Атьке я подумал сразу, едва нашел в мемуарах немецко-фашистского подводника упоминание о русском переводчике.

Жуков необоснованность репрессий в своих мемуарах подкрепляет еще и высоким процентом командиров-пролетариев, выходцев из рабочих и крестьян, а также большевизацией армии.

Если бы Эстергази сбежал в Англию или в Америку и продал там, как он иногда грозился сделать, свои мемуары и дневники, весь мир в один день узнал бы всю меру преступлений французской генеральской верхушки: и то, что они осудили Дрейфуса без вины, и то, что они знали о том, кто именно был автором бордеро, и то, что секретный документ, убедивший судей, был фальшивкой, подкинутой с их ведома в совещательскую комнату суда.

Князь Долгорукий сообщал ему о подавлении булавинского восстания, Ромодановский - о стрелецком бунте, Шереметев, Репнин, Голицын, Апраксин писали в кабинет лаконичные мемуары о том, как они воевали против шведов.

Вместе с тем местные предания - тоже ценнейший исторический источник, хотя и подлежит проверке и осмыслению, как и летопись, былина, мемуары .

Приходят на память эти слова Чехова, когда начинаю писать воспоминания, так непохожие на обычные мемуары .

Зато немецкий гелертер написал два толстенных тома, чтобы доказать, что мемуары Казановы являются весьма достоверным историческим источником восемнадцатого столетия.

Это были годы его мучительных отношений с Тучковой и вызванных ими бесконечных семейных конфликтов, между тем даже имени Тучковой не появляется в мемуарах .

Опережая события, скажу, что с немецким изданием мемуаров Грабина ничего не вышло.

МЕМУАРНАЯ ЛИТЕРАТУРА – литература в жанре мемуаров (франц. mémoires, от лат memoria память), разновидность документальной литературы и в то же время один из видов «исповедальной прозы». Подразумевает записки-воспоминания исторического лица о реальных событиях прошлого, очевидцем которых ему довелось быть. Основные предпосылки труда мемуариста – строгое соответствие исторической правде, фактографичность, хроникальность повествования (ведение рассказа по вехам реального прошлого), отказ от «игры» сюжетом, сознательных анахронизмов, нарочито художественных приемов. Эти формальные признаки сближают мемуары с жанром дневника, с той существенной разницей, что, в отличие от дневника, мемуары подразумевают ретроспекцию, обращение к достаточно отдаленному прошлому, и неизбежный механизм переоценки событий с высоты накопленного мемуаристом опыта. в воспоминаниях История моего современника (1954) так выразил идеальные устремления мемуариста: «В своей работе я стремился к возможно полной исторической правде, часто жертвуя ей красивыми или яркими чертами правды художественной. Здесь не будет ничего, что мне не встречалось в действительности, чего я не испытал, не чувствовал, не видел».

По своему материалу, достоверности и отсутствию вымысла мемуары близки к исторической прозе, научно-биографическим, автобиографическим и документально-историческим очеркам. Однако от автобиографии мемуары отличает установка на отображение не только и не столько личности автора, сколько окружавшей его исторической действительности, внешних событий – общественно-политических, культурных и т.д., к которым в большей или меньшей степени он оказался причастен. В то же время, в отличие от строго научных жанров, мемуары подразумевают активное присутствие голоса автора, его индивидуальных оценок и неизбежной пристрастности. Т.е. один из конструктивных факторов мемуарной литературы – авторская субъективность.

Мемуарная литература – важный источник историографии, материал исторического источниковедения. В то же время по фактической точности воспроизводимого материала мемуары практически всегда уступают документу. Потому историки вынуждены подвергать событийные факты из воспоминаний общественных и культурных деятелей критической сверке с имеющимися объективными сведениями. В случае, когда некий мемуарный факт не находит ни подтверждения, ни опровержения в доступных документах, свидетельство о нем рассматривается историографией как научно состоятельное лишь гипотетически.

Устойчивые признаки мемуаров как формы словесности – фактографичность, преобладание событий, ретроспективность, непосредственность свидетельств, что никак не обеспечивают «чистоты жанра». Мемуары остаются одним из наиболее подвижных жанров с чрезвычайно нечеткими границами. Далеко не всегда мемуарные признаки свидетельствуют о том, что читатель имеет дело именно с мемуарами. Так, на первой странице наделенной всеми вышеназванными признаками книги С.Моэма Подводя итоги (1957) автор предупреждает о том, что это произведение – не биография и не мемуары. Хотя его взгляд неизменно уходит в прошлое, основная установка здесь не в воссоздании былого, а в исповедании художественной веры, подведении итогов полувекового литературного пути. По жанру книга Моэма – не мемуары, а развернутое эссе.

В 19 в., по мере развития принципа историзма, уже достигшая зрелости мемуарная проза осмысляется как важный источник научно-исторических реконструкций. Сразу же дают о себе знать попытки злоупотребления такой репутацией жанра. Возникают псевдомемуары и разнообразные мемуарные мистификации. Особенно явно эти тенденции заметны в сочинениях, посвященных сугубо мифологизированным фигурам истории и уже завершившимся циклам прошлого. Как следствие, возможны досадные исторические заблуждения в трудах, построенных на неосновательных мемуарных источниках. Так, Д.С.Мережковский в своем этюде об А.С.Пушкине из цикла Вечные спутники (1897) всю концепцию творчества поэта выстроил на записках приятельницы Пушкина А.О.Смирновой. Однако по прошествии нескольких лет выяснилось, что эти воспоминания целиком фальсифицированы ее дочерью, О.Н.Смирновой. Другой пример – мемуары Петербургские зимы Г.Иванова , посвященные воссозданию атмосферы предреволюционных лет «серебряного века». Есть основания считать его художественным текстом, основанном на условной литературной технике. Литература русской послереволюционной эмиграции, в которой мемуары вообще играли особо значимую роль, дала наряду с шедеврами прозы в жанре воспоминаний и множество образцов мистифицированной и фальсифицированной мемуаристики (поддельный «дневник» фрейлины императрицы Александры, покровительницы Г.Распутина А.А.Вырубовой и др.).

В литературе 19–20 вв. нередко под мемуары стилизуются сугубо художественные произведения с вымышленным сюжетом. Цель такого приема может быть разной: от воссоздания через жанр атмосферы времени (Капитанская дочка (1836) Пушкина, где использование в «Записках» Петра Гринева мемуарного жанра – одной из основных форм словесности 18 в. – выступает приемом стилизации «под екатерининскую эпоху») до придания тексту особой искренности, достоверности, композиционной свободы и иллюзии независимости от «воли автора» (Неточка Незванова (1849) и Маленький герой (из неизвестных мемуаров) (1857) Ф.М.Достоевского).

Нередко автобиографические произведения по своим литературным качествам неотличимы от мемуаров. Но эти жанры могут преследовать и разные задачи. Автобиография легче подвергается беллетризации, переходу в художественную словесность. Так, в автобиографической трилогии Л.Н.Толстого Детство (1852), Отрочество (1854), Юность (1857) воспоминания подчинены не собственно мемуарной, а художественной задаче – психологическому исследованию характера и творческому осмыслению важных для автора философских категорий (сознание, разум, понимание и т.д.). По этой причине в жанровом отношении трилогия Толстого ближе к роману , чем мемуарам.

Возможны и прямо противоположные случаи. Так, в Семейной хронике (1856) и Детских годах Багрова-внука (1858) С.Т.Аксакова главный герой выступает под вымышленным именем, что естественно для художественной литературы. Однако задача автора здесь сугубо мемуарная: воскрешение прошлого и его «атмосферы», правдивое воспоминание о былом. В жанровом отношении обе книги принадлежат именно к мемуарной литературе. Не случайно откровенно мемуарно-документальные Воспоминания (1856) Аксакова воспринимаются как непосредственное продолжение дилогии о Багрове.

Подвижности мемуарного жанра способствует и его стилистическая вариативность. Повествование здесь может быть отмечено и красочностью художественной прозы (Детство (1914) и В людях (1916) М.Горького), и публицистической пристрастностью (Люди, годы, жизнь (1960–1965) И.Эренбурга), и строго научным обоснованием происходящего (5–7 части Былого и дум (1852–1867) А.И.Герцена). Шаткость границы между мемуарами и художественными, публицистическими, научными жанрами определилась в русской и западноевропейской литературах уже к середине 19 в. Тому немало способствовали кризис романтизма и укрепление новой эстетики, нацеленной на подражание действительности в ее социальной конкретности, – эстетики реализма. В.Г.Белинский в статье Взгляд на русскую литературу 1847 года (1848) уже фиксирует эту жанровую аморфность мемуарной прозы: «Наконец самые мемуары, совершенно чуждые всякого вымысла, ценные только по мере верной и точной передачи ими действительных событий, самые мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю грань в области романа, замыкая ее собою».

Непревзойденный образец зрелой и в то же время чрезвычайно сложной в жанровом отношении, многосоставной мемуарной прозы – Былое и думы Герцена. По мере реализации замысла автора это сочинение превращалось из записок о сугубо личном, семейном прошлом в подобие «биографии человечества». Здесь достигается намеренное слияние жанровых признаков воспоминаний и публицистики, «биографии и умозрения», дневника и литературных портретов, беллетристических новелл, научной фактографии, исповеди, очерка и памфлета. В результате возникает такая литературная форма, которая, по словам автора, «нигде не шнурует и нигде не жмет». Герой книги – не сам автор (как в обычных, одномерных с точки зрения жанра мемуарах) и не современная ему история (как в исторических хрониках), а сложнейший процесс событийного и духовного взаимодействия личности и общества в определенную эпоху. Книга Герцена вышла за естественные границы собственно мемуарной прозы и стала важнейшим программным текстом эпохи «критического реализма» в европейской литературе. Характерно, что западная критика могла усматривать за этим текстом еще более широкое историко-литературное значение. Так, отзыв об авторе Белого и дум в одном из номеров лондонской газеты «The Leader» за 1862 завершался выводом: «Гете мог бы усмотреть в нем яркое подтверждение теории грядущей универсальной литературы».

В первой пол. 20 в. в эпоху т.н. «конца романа», когда литература переживала кризис традиционных условных форм и переключалась на пограничье между вымыслом и документом, появляется череда синтетических текстов (На западном фронте без перемен (1929) Э.М.Ремарка, Жизнь в цвету (1912) А.Франса, Шум времени (1925) О.Мандельштама , позднее в русле той же традиции – Алмазный мой венец (1978) В.Катаева и др.). В них мемуарное начало включено в органику художественной литературы. Исторический материал, реальная жизнь автора претворяется в факт искусства, а стилистика подчинена задаче произвести на читателя эстетическое воздействие. О зрелости и завершенности процесса «усыновления» мемуарной прозы художественной литературой 20 в. свидетельствуют факты пародийного использования ее законов в жанре романа (Признания авантюриста Феликса Круля (1954) Т.Манна).

Мера исторической содержательности мемуаров и сам тип их практического использования разными гуманитарными дисциплинами как источников во многом зависят от личности автора. Если мемуарист – яркая и чрезвычайно значимая для истории и культуры личность, то фокус интереса в читательском и исследовательском восприятии его текста неизбежно сориентирован на самого автора. Исторический материал при этом отходит на обочину внимания. Яркий пример сочинения такого рода – Десять лет в изгнании (1821) мадам де Сталь , выдающейся женщины эпохи, одной из блистательных писательниц и культурных деятельниц романтизма. Образец воспоминаний иного типа оставил герцог Сен-Симон. Его Мемуары (опубл. в 1829–1830) ценны прежде всего маленькими фактами, деталями, скрупулезно передающими атмосферу придворной жизни Парижа последнего двадцатипятилетия царствования Людовика XIV и периода регентства. Как следствие, воспоминания мадам де Сталь – объект внимания прежде всего литературоведов, мемуары Сен-Симона – историков. С 1940-х благодаря исследователям «Школы Анналов» (Л.Февр, Ф.Бродель , Ж. Ле Гофф и др.) историческая наука переживает всплеск интереса к запискам-воспоминаниям ничем не примечательных и непубличных людей. Их сочинения (по типу: «записки немецкого мельника середины 17 в.», «записки лондонского купца средней руки начала 18 в.» и т.д.) помогают восстановить объективную историю быта, выявить определенные социальные стереотипы, фиксирующие характерное, стандартное, а не исключительное. Мемуарная продукция такого рода – важный источник истории цивилизации и исторической социологии.

Свое происхождение мемуарная литература ведет от воспоминаний Ксенофонта о Сократе (4 в. до н.э.) и его Анабасиса (401 до н.э.) – записок о военном походе греков. Античные образцы жанра, к которым принадлежат также Записки о Галльской войне Юлия Цезаря (I в. до н.э.), безличностны и тяготеют к исторической хронике. Христианское средневековье (Исповедь (ок. 400) Бл. Августина , История моих бедствий (1132– 1136) П.Абеляра , отчасти Новая жизнь (1292) Данте и др. памятники) привносит в жанр развитое чувство внутреннего «я» повествователя, нравственный самоанализ и покаянную тональность. Раскрепощение личности и развитие индивидуалистического сознания в эпоху Возрождения, рельефно отраженные в Жизни Бенвенуто Челлини (1558–1565), подготовили расцвет мемуаристики в 17–18 вв. (Сен-Симон, кардинал Дж.Мазарини, Ж.-Ж.Руссо и др.)

В 19–20 вв. одним из ведущих жанров словесности становятся воспоминания писателей и о писателях. Тем самым формируется собственно литературная мемуаристика, свои воспоминания оставляют И.-В.Гете , Стендаль , Г.Гейне , Г.-Х. Андерсен , А.Франс , Р.Тагор , Г.Манн , Р.Роллан , Ж.-П.Сартр , Ф.Мориак и др.

В России мемуарная литература ведет начало от Истории о Великом Князе Московском (сер. 16 в.) Андрея Курбского . Важная веха в становлении личностного самосознания в русской литературе – автобиографическое Житие (1672–1675) протопопаАввакума . Яркие памятники русской мемуаристики 18 в. – Жизнь и приключения Андрея Болотова (ок. 1780), Собственноручные записки императрицы Екатерины II (опубл. в 1907), Записки (опубл. в 1804–1806) Е.Р.Дашковой, Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях (1789) Д.И.Фонвизина . Бурное развитие мемуарной литературы в России 19 в. связано с воспоминаниями Н.И.Тургенева, декабристов И.Пущина, И.Якушкина, М.Бестужева, литератора Н.Греча, цензоров А.Никитенко, Е.Феоктистова, писателей И.С.Тургенева, И.А.Гончарова и др. Фактическими подробностями в описаниях литературного быта 2-й пол. 19 в. ценны мемуары А.Я.Панаевой, Н.А.Огаревой-Тучковой, Т.А.Кузминской. Общественная обстановка этих лет отражена в Записках революционера (1899) П.А.Кропоткина, На жизненном пути (опубл. в 1912) А.Ф.Кони.

Оживление мемуарной литературы, связанное с чередой опубликованных в СССР и в эмиграции воспоминаний о предреволюционной и революционной эпохе, приходится на 1920–1930-е гг. (мемуары К.Станиславского, В.Вересаева, А.Белого , Г.Чулкова и др.).

Новый всплеск мемуарной словесности в СССР, вызванный «хрущевской оттепелью», начинается с середины 1950-х. Публикуются многочисленные воспоминания о писателях, не вполне укладывавшихся с структуру советской идеологии: В.Маяковском, С.Есенине, Ю.Тынянове и др. Выходят многочисленные мемуарные очерки К.Чуковского, Повесть о жизни (1955) К. Паустовского, сборники воспоминаний о Е.Шварце, И.Ильфе и Е.Петрове. В основанной издательством «Художественная литература» в 1960-е серии «Литературные мемуары» печатаются воспоминания А. и П.Панаевых, П.Анненкова, Т.П. Пассек, сборники мемуаров о Н.В.Гоголе, М.Ю.Лермонтове, В.Г.Белинском, Л.Н.Толстом, Ф.М.Достоевском.

С конца 1980-х публикуются материалы о художественной жизни «серебряного века» и воспоминаний представителей русской эмиграции (На Парнасе Серебряного века (1962) К.Маковского, На берегах Невы (1967) и На берегах Сены (1983) И.Одоевцевой, Бодался теленок с дубом (1990) А.Солженицына ,Курсив мой Н.Берберовой и др.), ранее не издававшиеся.

С начала 1990-х в России из-под пера современных политических и культурных деятелей выходит лавина мемуаров, многие из которых скорее является фактом общественной жизни, чем собственно литературы.

Вадим Полонский

Литература:

Геннади Г. Записки (мемуары) русских людей. Библиографические указания // Чтения в Императорском обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете . 1861, кн. 4
Пыляев М.И. Записки русских людей // Исторический вестник, 1890. Т. 39
Указатель воспоминаний, дневников и путевых записок XVIII–XIX вв . М., 1951
Аннотированный указатель мемуарной литературы . Ч. 1, М., 1985. Ч. 2, 1961
Кардин В. Сегодня о вчерашнем. Мемуары и современность . М., 1961
Катанян В. О сочинении мемуаров // Новый мир, 1964, № 5
Елизаветина Г. Становление жанров автобиографии и мемуаров // Русский и западноевропейский классицизм . Проза. М., 1982
Литературные мемуары XX века: Аннотированный указатель . 1985–1989 гг . М., 1995. Ч. 1–2

Мемуары - этозамечательный повод рассказать потомкам о правдивых событиях своего времени. Это анализ собственной личности, выявление причинно-следственных связей жизни. Эмоциональная насыщенность повествования поможет проникнуться духом эпохи, понять суть мыслей автора. Значимый жизненный опыт делает мемуары бесценным примером для будущих поколений.

Происхождение слова

Слово «мемуары» происходит от французского memoires, что переводится как «воспоминания». Это слово впервые появляется в 1896 году. «Энциклопедический словарь» Ф. А. Брокгауза и И. Е. Ефрона рассказывает о жанрах мемуарной литературы.

С появлением письменности человеку было интересно записывать свои мысли, делать заметки о событиях. Мемуары образовались как жанр в XVI-XVII веке, когда пришло осознание неповторимости каждой человеческой личности. Ценность авторской мысли стала толчком к написанию литературной исповеди. Люди через свое личное мнение передавали аромат времени.

Кто писал мемуары?

Особую ценность представляют мемуары генералов, известных политиков. Они помогают воспроизвести арену сражений или Придворная жизнь, дипломатические интриги, религиозные скандалы описываются в очерках Маргариты де Валуа, герцога де Рогана, Ларошфуко, Людовика де Конде. Даже палачи в XVI столетии писали мемуары.

В наполеоновскую эпоху почти все генералы и приближенные к императору оставили после себя интересные литературные заметки.

Русские мемуары начинают свое повествование еще со смутного времени. Они представляют собой обычную хронологию событий. При Петре I массовый всплеск документальных записок вызвало противостояние Петра и царевны Софьи. Позднее военные походы, взятие городов описаны современниками царя.

При Екатерине II мемуары обрели четкую конструкцию. В них писываются нравы времени, политические разногласия, даются социальные характеристики.

В наше время литературная исповедь стала важной частью известных лиц. Актеры, военные, политики, дипломаты, врачи, медиумы пытаются оставить после себя след в литературном творчестве. Г. Форд, А. Кристи, Д. Рокфеллер, М. Горбачев, Г. Вишневская, М. Влади - описание жизни, событий, интересные встречи и размышления способен вобрать в себя жанр мемуаров.

Для чего пишут мемуары?

Для известных людей литературная исповедь - повод рассказать об увлекательных или значимых событиях, судьбоносных встречах. Кто-то стремится описать свой нелегкий путь, кто-то пытается оправдаться, кто-то пытается заработать денег на безбедную старость.

Чаще всего мемуары пишутся для того, чтобы снова пережить свою молодость, вспомнить ее важные вехи, смешные или грустные моменты.