В середине 30-х годов начинается третий этап творчества Бальзака. Он связан с работой над романом «Утраченные иллюзии», первый том которых выходит в 1837 году. В этот период реализм писателя достигает высшей зрелости, проявляющейся и в глубине анализа социальных отношений, и в широком охвате жизненных явлений, четко организованных единой системой, и в мастерском построении сюжетов, и в художественном совершенстве создаваемых образов.
Над своим самым большим романом, представляющим собой широкое полотно французской жизни эпохи Реставрации, Бальзак работал с 1835 по 1843 годы. Роман был опубликован с посвящением В. Гюго.
Длительность работы над произведением объясняется тем, что по мере работы над «Утраченными иллюзиями» замысел романа все более расширяется. В 1836 году писатель предполагал лишь сопоставить нравы провинции и Парижа, вскрыв иллюзорность представлений провинциалов о столице. Но уже в 1837 году, когда автор сдавал в печать написанное, ему было ясно: публикуемый роман – лишь первая часть широкого полотна, посвященного важнейшим проблемам современности.
В предисловии к роману Бальзак тогда же пишет: «Изучая отношения между провинцией и Парижем, гибельную, притягательную силу столицы, автор увидел молодого человека XIX столетия в новом свете: он стал размышлять о глубокой язве эпохи, о журналистике, которая пожирает столько жизней, столько прекрасных идей». Так определяется тема второй части («Провинциальная знаменитость в Париже» (1839)) и ее цель: «объяснить судьбу множества молодых писателей, столь много обещавших и так плохо кончивших». Эта тема была подсказана реальными судьбами множества безвестных писателей и поэтов 1830-х годов, а также романтической литературной традицией изображения творческой личности в конфликте с обществом. Третья часть («Страдания изобретателя» (1843)), снова переносящая действие в провинцию, посвящена другу Люсьена, женившемуся на его сестре, Давиду Сешару. Расширяя и углубляя тему утраченных иллюзий, Бальзак показывает драму талантливого изобретателя, своими открытиями способствующего буржуазному прогрессу, но им же и раздавленного под прессом беспощадного закона конкуренции.
С эволюцией замысла эволюционирует и творческая манера Бальзака. Действие романа, в основном идущее по двум линиям, связанным с Люсьеном Шардоном и Давидом Сешаром, заметно убыстряется и активизируется от главы к главе. Первая часть романа с ее эпически размеренным ритмом повествования, сравнительно узким кругом действующих лиц генетически связана с бальзаковскими произведениями начала 30-х годов (в частности, «Евгенией Гранде»). Главы, повествующие о семьях Давида и Люсьена, выдержаны в уже ранее найденном Бальзаком эпической манере.
Вторая часть обилием персонажей, представляющих различные социальные и интеллектуальные сферы Парижа, исчерпывающим лаконизмом характеристик, стремительностью и драматизмом развертывающихся событий примечательна для творчества Бальзака конца 30-х годов. Повествование быстро набирает темп в истории Люсьена, связывает воедино его любовные приключения, литературные успехи и неосторожное участие в политической борьбе, и, с другой стороны, – в истории борьбы Сешара с его конкурентами. Нагромождение событий, убыстрение темпов действия, углубляющийся драматизм создает впечатление динамики самой французской действительности, в которой силы, враждебные Люсьену и Давиду, как бы получают большую свободу действий. Такой аспект изображения действительности позволяет особенно остро почувствовать движение жизни, развитие характеров.
Третья часть общим стилем и специфической интригой, определяющей сюжет «Страданий изобретателя», органически вписывается в контекст творчества Бальзака первой половины 40-х годов.
Главный герой всех трех частей – Люсьен Шардон. С ним связана и обозначенная в названии романа центральная тема утраченных иллюзий, и важнейшая из проблем – проблема «несостоявшегося гения», сопряженная с одной из самых роковых иллюзий эпохи – ложными представлениями, которые создаются в семье относительно детей, обладающих некоторыми чертами гения, но не имеющих ни воли, чтобы придать содержание этому гению, ни нравственных принципов, чтобы обуздать его порывы. Люсьен Шардон (в начале романа он носит свою подлинную фамилию, унаследованную от отца и очень «непоэтическую»: она означает «чертополох») – богато одаренная натура, поэт и к тому же красавец. Он мечтает создать великое произведение и благодаря этому прославиться, подобно Ламартину, Виньи, Гюго. Люсьен – не только надежда и гордость, но и баловень своих близких – матери и сестры, людей скромных и благородных, живущих на деньги, заработанные нелегким трудом.
Исключительность положения героя в семье питает изначально присущий ему эгоизм, оказывающийся благодатной почвой для зерен философии имморализма, брошенных в душу Люсьена его наставниками – сначала меценатствующей аристократкой Ангулема мадам де Баржетон, а затем продажным журналистом Лусто. Де Баржетон настаивает на праве гения приносить в жертву своему таланту все и всех вокруг. Она внушает Люсьену преклонение перед людьми, добившимися успеха, и увлекает его из Ангулема в Париж, где и оставляет перед лицом всех соблазнов и опасностей.
Метаморфозе, которую претерпевает герой, в решающей степени способствует его пребывание в столице, где он пополняет ряды бессовестных и продажных журналистов. Люсьен прокладывает себе дорогу в журналы и салоны, но лишается подлинных и верных друзей, с которыми сблизился в первые месяцы парижской жизни. Постепенно целью героя становится успех сам по себе, а творчество превращается лишь в одно из возможных средств для достижения этой цели. Люсьен становится циничным и жестоким участником мелкой борьбы, которую ведут друг с другом различные литературные и политические кружки Парижа. Во имя самоутверждения Люсьен забывает мать, сестру и названого брата Давида. Он отрекается от плебейской фамилии отца, меняя ее на фамилию матери – де Рюбампре в расчете на то, что аристократическое имя откроет ему путь в «высший» свет и, может быть, даже ко двору. Он мстит покинувшей его госпоже де Баржетон, обливая ее грязью в газетных статьях. Люсьен предает своих друзей из кружка Даниэля д"Артеза Поведение героя приводит к тому, что он оказывается одиноким, когда враги наносят ему решающий удар, непоправимо подрывающий репутацию Люсьена и разоряющий его. Но посвященный в предательство и вероломство, царящие среди журналистов, Люсьен еще «не подозревал о вероломстве высшего света, и, несмотря на всю проницательность героя, ему предстояло получить суровый урок и здесь». Этим «уроком» становится разыгранная при королевском дворе оскорбительная история с мистическим указом об утверждении прав Люсьена на родовую аристократическую фамилию его матери. Указ, в который отчаявшийся герой уже поверил как в свое спасение, на деле оказался одной из тех изуверских шуток, которые так мастерски изобретала для своих врагов мстительная маркиза д"Эспар.
Раскрытые в романе жестокость, вероломство, лицемерие, алчность высшего света Парижа, так же как скудоумие, невежество, убожество духа, мелкое интриганство, политическая косность провинциальной аристократии, с достаточной очевидностью свидетельствуют, что легитимистские иллюзии самого Бальзака, не выдерживая испытания суровой правдой действительности, развеиваются в прах.
В период пребывания в Париже рушится не только мечта Люсьена о литературной карьере и богатстве – рушится его вера в самого себя. Люсьен понимает, что он не создан для той роли, которую пытался играть в сомнительных салонах, в среде продажных литераторов и хищников – издателей, готовых эксплуатировать писательских труд. В конечном итоге Люсьен становится причиной непоправимых бед Давида, попавшего в тюрьму из-за векселей, подделанных Люсьеном.
После бесславного возвращения Люсьена на родину его «воспитание» будет продолжено Вотреном, который после нового побега принимает личину аббата Карлоса Эрреры.
Как и многие другие персонажи Бальзака, Люсьен глубоко типичен. В судьбе этого героя Бальзак видит воплощение тенденций современной ему жизни: «Общество, приглашая ныне всех своих детищ на общий пир, уже на заре их жизни пробуждает в них честолюбие. Оно лишает юность ее прелести и растлевает ее благие порывы, внося в них расчет». Вместе с тем в трагедии героя повинно не только общество, но и он сам. Люсьен был одарен от природы, но в силу своей нравственной несостоятельности не реализовал себя как поэт и потому заслужил свою участь.
Именно отсутствие твердых нравственных принципов, оборачивающееся имморализмом, становится одной из важнейших причин краха Люсьена как поэта. Вторая причина – неспособность героя к упорному самоотверженному труду. Позднее в романе «Кузина Бетта», обобщая и свой собственный опыт, Бальзак напишет: «Творческий труд – это изнурительная борьба, которой пугаются и которой отдаются со страхом и любовью прекрасные и могучие натуры, рискуя надорвать свои силы». К таким могучим и прекрасным натурам в «Утраченных иллюзиях» наряду с Давидом Сешаром относятся члены «Содружества», с которыми в начале своей парижской «одиссеи» сближается Люсьен. Но именно это сближение убеждает героя в том, что их судьба – не его судьба, ибо подвижнический труд, не сулящий быстрой карьеры, не для Люсьена. Потому-то он и предпочитает «великому писателю» Даниэлю д"Артезу несостоявшегося писателя Этьена Лусто, вводящего его в мир беспринципной и бойкой парижской журналистики, культивирующей профессию «наемного убийцы идей и репутаций». Этой профессией, поначалу приносящей Люсьену (благодаря его бесспорному таланту) известность наряду с возможностью легкого безбедного существования, и овладевает бальзаковский герой. Уход в журналистику, подобно язве, исподволь разрушающей талант поэта, – начало духовного конца Люсьена. Конкуренция же, превращающая журналистов «в свору собак, которые грызутся из-за кости» («то же рычание, та же хватка, те же свойства»), предопределяет материальное поражение героя, отлученного от журналистики по негласному соглашению его завистников – собратьев по перу.
Писатель стремится подчеркнуть: судьба Люсьена при всем индивидуальном своеобразии и исключительности ее перипетий типична для мира парижской прессы. Об этом свидетельствуют истории не только безвольного и безалаберного Этьена Лусто, но и «блистательного наемника пера» Эмиля Блонде («умеющего выбирать покровителей и убеждения»), и талантливого прозаика Рауля Натана («честолюбца в литературе и политике», «энергия которого не уступала его желаниям») и Клода Виньо, и Фелисьена Верну, рано или поздно приходящих к разорению и бесславию. Благополучна в этом мире лишь судьба торговцев, от литературы, подобных Фино и Дориа, владельцев газет и издательств. «Наглые посредственности», воплощающие в себе «жестокие свойства эксплуататора», они-то и определяют судьбы подвластных их воле писателей и журналистов.
Тема утраченных иллюзий связывается Бальзаком с судьбой не только Люсьена Шардона, но и его друга Давида Сешара. Люсьен и Давид, фигуры который оказываются в центре повествования, задуманы писателем как характеры резко противоположные. Люсьен эгоистичен, легкомысленен, блестящ и поверхностен. Давид – мыслитель и труженик, неутомимый в достижении поставленной цели, охотно жертвующий своими интересами для счастья близких. В то же время двух героев роднят не только их поэтические мечты о славном будущем, но и жизненные неудачи, крушение их иллюзий. Люсьену не удается прославить свое имя в литературе, Давиду – осуществить задуманное им усовершенствование производства бумаги. Крушение иллюзий героев связано с тем, что они не приспособлены к тем методам борьбы за существование, к тем волчьим законам конкуренции, которые царят в буржуазной Франции.
В романе Бальзака есть и другие персонажи, изображение которых необходимо писателю, чтобы показать сущность общественных устоев, в которых они живут. Одни из них полностью подчиняются существующим в обществе законам и слепо следуют им, другие смело противопоставляют господствующей продажности и подлой буржуазной «морали» свое негативное отношение к царству денег.
Сделав главным героем своего произведения поэта, Бальзак по сути продолжил традиции предшествующей литературы, рисующей талантливую личность, неизбежно вступающую в конфликт с обществом. В то же время он явно углубил традиционную тематику, вступая в полемику с теми писателями, которые давали романтическую трактовку судьбы поэта. Как уже отмечалось, кроме Люсьена, автор романа обрисовал в «Утраченных иллюзиях» еще два типа литераторов: журналист (Этьен Лусто, Фино и др.), настоящий, или, как говорит Бальзак, «большой» писатель (Даниэль д"Артез).
Один из типов литераторов, представленный в романе, – это журналист. Бальзак хорошо знал журналистскую среду, так как в начале 1830-х годов активно сотрудничал в республиканской прессе и получил самые негативные впечатления о парижской журналистике. «Франция не будет существовать, пока газета не будет объявлена вне закона», – столь категоричное суждение Бальзака основывается на убеждении, что профессиональный литератор-журналист, зарабатывающий пером, абсолютно беспринципен. Таковы в «Утраченных иллюзиях» Фино, Лусто, Натан, Блонде. Они готовы писать что угодно о ком или о чем угодно, лишь бы платили. Они способны на любую провокацию, шантаж, осмеяние того, что достойно и полезно. Все это делает прессу разрушительной силой и для общества в целом, и для отдельной личности, окунувшейся в журналистику. В моральной деградации Люсьена далеко не последняя роль принадлежит журналистской среде, с которой он соприкоснулся, и особенно Этьену Лусто. Лусто – один из самых одиозных персонажей «Человеческой комедии», воплощение типа бесчестного и беспринципного человека, который в полной мере проявляет эти свои качества в журналистике.
Продажным журналистам в романе Бальзака противопоставляется «большой» писатель Даниэль д"Артез. Это не только одаренный, но и высоконравственный литератор. Его отличают широкие познания, твердые убеждения, собственная жизненная философия, сильный характер, твердые моральные принципы и спокойное трудолюбие – качества, которые помогают ему «сохранить равновесие между своим гением и своим нравственным существом». «Нужно быть гигантом... чтобы не остаться либо без сердца, либо без таланта». Даниэль д"Артез и есть, по убеждению автора, такой гигант, подлинный гений, великий писатель. Не случайно к этой выдающейся творческой личности тяготеют многие достойные люди, одушевленные высокими целями и идеями всеобщего блага, а не стремлением к личному успеху. Таким образом, критическое изображение несостоявшегося поэта и крайне негативная оценка другого типа «человека пера» – журналиста у Бальзака в известной мере уравновешиваются образом положительного героя – Даниэля д"Артеза и его окружения.
Столичному и провинциальному дворянству, миру журналистов и буржуазных дельцов всех мастей в «Утраченных иллюзиях» противостоит «Содружество», возглавляемое Даниелем д"Артезом. Среди членов этого кружка – увлеченный естественными науками Орас Бьяншон, «в будущем одно из светил парижской Медицинской школы» (герой уже появлялся в произведениях «Отец Горио», «Дело об опеке» и «Обедня безбожника»), Жозеф Бридо – «один из лучших живописцев молодой школы», Фюльжанс Ридаль – «великий философ обыденной жизни», талантливый драматург-комедиограф, Леон Жиро – смелый теоретик, в будущем «глава этико-политической школы». Они идут различными путями, принадлежат к различным социальным группам, исповедуют различные политические убеждения, придерживаются различных философских взглядов. Но всех их объединяет преданность Франции, ненависть к ее явным и скрытым врагам, отвращение к моральной нечистоплотности, трусости, эгоизму, стяжательству. Объединял их и культ упорного творческого труда, самоотверженного служения избранному делу. С «Содружеством» (сконструированным писателем согласно его утопической схеме) и связывает Бальзак веру в потенциальные силы нации, надежду на ее будущее.
Единственным человеком в кружке, кто, не удовлетворяясь лишь моральным осуждением настоящего, пытается практическим действием способствовать претворению в жизнь своих идеалов, является Мишель Кретьен, «республиканец большого размаха», «политический деятель, по силе равный Сен-Жюсту и Дантону». Словно бы подтверждая опасения журналиста Верну, однажды заметившего, что настанет час, когда теории, столь горячо обсуждающиеся в кружке д"Артеза, «превратятся в ружейные залпы или гильотины», Кретьен с оружием в руках выйдет на баррикады Июньского республиканского восстания 1832 года и погибнет там: «Великий государственный человек, который мог бы преобразить облик общества, пал у стен монастыря Сен-Мерри, как простой солдат. Пуля какого-то лавочника сразила одно из благороднейших созданий, когда-либо существовавших на французской земле» (подробнее о его гибели расскажет повесть «Тайны княгини де Кадиньян»).
В понятии творческой личности в романе акцентируется идея «равновесия» между природной одаренностью и нравственной сущностью человека. Более того, сама одаренность трактуется широко – не только как литературный талант, но как любая творческая способность. Поэтому на положительном «полюсе» рядом с Даниэлем д"Артезом и его кружком оказывается Давид Сешар – изобретатель нового способа изготовления бумаги. В своих притязаниях он не возносится столь высоко, как поэт, но оказывается выше Люсьена по душевным качествам: творческий ум, энергия и трудолюбие сочетаются в нем с добротой, великодушием и готовностью прийти на помощь другому.
С большой теплотой изображает Бальзак в «Человеческой комедии» и тех, чьими судьбами озабочены герои, подобные Кретьену, – простых тружеников, бедняков, свободных от пороков буржуазно-дворянского общества. Еще в «Деле об опеке» писатель заметил: «Когда я захотел пожать руку Добродетели, я нашел ее на чердаке, где она терпела голод и холод». Одним из «идеалов добродетели» в романе «Утраченные иллюзии» оказываются бескорыстно преданные Давиду Сешару рабочие его маленькой типографии Марион и Кольб.
Роман «Утраченные иллюзии», связан по принципу контраста с «Отцом Горио». Главный герой этого романа поэт Люсьен Шардон, земляк Растиньяка, тоже устремляется из провинции в Париж с надеждой сделать карьеру. Однако, несмотря на красоту, молодость и талант, честолюбец терпит поражение. Шардон и Растиньк сходны как социальные типы. Поэтому в контрасте их судеб выявляется один из главных законов буржуазно-дворянского общества – закон жестокой конкуренции, обрекающей на гибель.
В своем романе «Утраченные иллюзии» Бальзак подчеркивает, что будущее Франции – в таких людях, как Давид Сешар и Даниэль д"Артез. Люсьен остается «гением» в кавычках, одним из тех, которые «много обещали, но мало дали». Его жизнь (не та, о которой он мечтал в юности, а та, которая стала его реальной судьбой) заставляет снова вспомнить о его подлинной фамилии – Шардон («чертополох»).
В романе «Блеск и нищета куртизанок» (1838 – 1847) автор завершит историю Люсьена, попавшего под покровительство Вотрена. Предав и этого своего покровителя, Люсьен кончает жизнь самоубийством. Итогом его попыток помериться силами с обществом становится крах и в моральном, и в физическом смыслах.
От «Шуанов» до «Бедных родственников», от республиканской Франции конца XVIII века до конца революции 1848 года «Человеческая комедия» охватывала историю Франции.
Республиканская Франция, Первая империя, годы Реставрации, Июльская монархия показаны в «Человеческой комедии» через определенные социальные типы, порожденные быстро меняющимися социальными условиями. Каждый персонаж Бальзака проходит свой неповторимый путь.
Гений Бальзака заключался в том, что он нарисовал всеобъемлющую панораму французского общества первой половины XIX века, верно подметил сущность основных противоречий современной ему жизни. Созданный писателем грандиозной мир «Человеческой комедии» стал грандиозным памятником определенной эпохи, а сам он по праву называется «отцом реализма».
Молодой поэт Люсьен Шардон – юноша 21 года, обладающий аристократической внешностью, сын бывшего военного лекаря и девицы де Рюбампре пытается найти своё место в жизни. В этом ему помогает друг Давид Сешар – владелец ангулемской типографии, полная внешняя противоположность Люсьена. Давид влюблён в сестру друга – Еву, Люсьен – без ума от королевы местного дворянского общества г-жи де Баржетон, в девичестве Анаис де Негрпелис. Последняя, увидев в Люсьене талант, решила развить его и помочь молодому человеку продвинуться в свете.
Вечером у Луизы (второе имя Анаис, которым она попросила называть себя) собирается ангулемская знать: моложавый франт 45 лет Станислав де Шандур с супругой Амели – светской соперницей Луизы; страстный охотник, граф Жак де Сенонш с женой Зизиной (Зефириной) и её любовником и другом дома Франсисом дю Отуа; семейство де Растиньяк и другие. Люсьена принимают плохо: местные дворяне не любят поэзию и завидуют Наис, приобретшей прекрасного возлюбленного.
Давид говорит Еве, что Люсьену тяжело придётся в свете, после чего аккуратно делает предложение девушке. Он обещает невесте быть Люсьену братом и помогать содержать его, чтобы тот мог вращаться в высшем обществе. Люсьен недоволен будущим браком. В мечтах он уже выдал Еву замуж за богатого дворянина.
Давид надстраивает третий этаж в доме и обставляет квартиру Люсьена. Поэт пробует добиться благосклонности Луизы и падает перед ней на колени. Станислав де Шандур рассказывает об этом всему Ангулему. Г-н де Баржетон по настоянию жены вызывает его на дуэль. Наис решает уехать в Париж. Люсьен едет с ней. Давид отдаёт ему последние две тысячи франков.
Часть 2. Провинциальная знаменитость в Париже
По дороге в Париж Луизу и Люсьена перехватывает барон Сикст дю Шатле. Он говорит женщине, что связь с Люсьеном погубит её, и предлагает свои услуги для выхода в свет. После знакомства с парижской жизнью Луиза и Люсьен начинают разочаровываться друг в друге. Луиза знакомит поэта со своей родственницей г-жой д’Эспар, а та представляет его молодому, талантливому поэту Каналису. Когда общество узнаёт, что Люсьен незаконно присвоил себе имя матери, все отворачиваются от него. Луиза бросает поэта.
Поселившись в самой дешёвой гостинице, Люсьен начинает работать. Спустя некоторое время он пытается продать рукопись романа «Лучник Карла IX» книгоиздателю Догро. Тот, увидев, как беден Люсьен, предлагает ему 400 франков вместо положенной тысячи. Молодой писатель Даниель д’Артез подсказывает Люсьену, как улучшить его роман, и обещает ему богатство и славу через десять лет упорного труда. Он вводит поэта в Содружество талантливых молодых людей.
Со временем Люсьен отказывается от мысли стать настоящим писателем и решает попробовать себя в журналистике. Начинающий писатель и журналист Этьен Лусто предупреждает его о том, что пробиться в литературном мире можно только подлостью и хитростью. Он вводит Люсьена в круг газетных писак и книгоиздателей.
В один из вечером Этьен с Люсьеном отправляются в театр. Там молодой писатель находит работу и девушку – в него влюбляется молодая красавица-актриса Корали. Вечером после спектакля Люсьен пишет свою первую статью. После дружеской попойки начинающий журналист оказывается в постели Корали. Первая статья Люсьена делает его популярным. Корали признаётся своему покровителю Камюзо в том, что любит молодого поэта. Владелец газеты Фино предлагает Люсьену выгодный контракт.
Книгоиздатель Дориа отказывается выпустить сборник сонетов «Маргаритки». В отместку Люсьен пишет разгромную статью на прекрасную книгу молодого писателя Натана. Дориа сдаётся и покупает у Люсьена «Маргаритки» за 3 тысячи франков.
Высший свет желает прекратить газетные нападки на Выдру и Цаплю (г-жу де Баржетон и дю Шатле), устроенные журналистами по просьбе Люсьена. Маркиза д’Эспар предлагает Люсьену помириться с Луизой, говоря, что та пыталась сделать всё для возвращения молодому человеку аристократической фамилии де Рюбампре.
Люсьен ведёт беспечную жизнь. Через несколько месяцев они с Корали разоряются. Лусто пристраивает роман «Лучник Карла IX» в издательство «Фандан и Кавалье». Вместо денег Люсьен получает векселя, которые никто не хочет учитывать.
В надежде стать аристократом Люсьен переходит в монархические газеты. Бывшие друзья-либералы решают его погубить. Г-жа де Баржетон и весь высший свет хотят того же. У д’Артеза выходит книга. Люсьена заставляют написать на неё разгромную статью. В противном случае правительственные газеты обещают погубить карьеру Корали. Это не помогает, так как пьеса всё равно проваливается. Убитую горем Корали дирекция театра меняет на Флорину – любовницу Лусто, а газеты в свою очередь обеспечивают ей полный успех.
Высший свет подшучивает над Люсьеном, говоря, что король скоро подпишет указ о присвоении ему материнской фамилии. Бывший друг Мишель Кретьен плюёт Люсьену в лицо за статью о книге д’Артеза. Люсьен даёт ему пощёчину и вызывает на дуэль. Бывшие друзья стреляются на пистолетах. Мишель ранит Люсьена в грудь.
Чтобы спасти Люсьена от разорения, Кароли прибегает к помощи своего бывшего покровителя Камюзо. От горя и тоски девушка заболевает и умирает. У гроба Корали поэт сочиняет весёлые кабацкие песенки, чтобы было чем оплатить похороны.
Часть 3. Страдания изобретателя
Люсьен возвращается домой. По пути в Ангулем он садится на задворки кареты, в которой едут граф дю Шатле и его жена – Луиза де Негрпелис. Не дойдя до города, Люсьен заболевает. Он находит приют у крестьян, которые привозят к нему врача и кюре. От них Люсьен узнаёт о разорении Давида, наступившее после предъявления ему подделанных молодым поэтом векселей.
После свадьбы Давид Сешар принялся изобретать дешёвую бумагу. Его жена Ева взяла на себя заботы о типографии. Привезённый Давидом из Парижа юноша Серизе, польстившись на деньги братьев Куэнте, стал шпионить за хозяином. Богатые фабриканты вынудили Еву сдать им в аренду типографию. Затем они приобрели векселя «Давида». Куэнте-большой предложил ангулемскому стряпчему Пти-Кло помочь выгодно жениться в обмен на «защиту» Сешара и разорение последнего за счёт судебных издержек.
Первоначально деньги хотели взыскать с Люсьена, но он оказался несостоятельным. Пти-Кло, проникнув в тайну замысла Давида, попытался отговорить его от затягивания тяжбы, но последний не согласился, так как хотел выиграть время. За пару месяцев долг в три тысячи франков вырос до десяти за счёт судебных издержек.
Судебные приставы выписали ордер на арест Давида. Скряга-отец не захотел помочь сыну деньгами. Давид спрятался у подруги Евы Базины Клерже. Семья Сешар бедствует. Верные слуги, Марион и Кольб, помогают Еве деньгами. Узнав, что Давид закончил изобретение, братье Куэнте, старик Сешар и Пти-Кло начинают изыскивать пути, как войти с ним в товарищество.
Зефирина де Сенонш покупает особняк г-жи де Баржетон. Её воспитанница Франсуаза де Ляэ и стряпчий Пти-Кло не нравятся друг другу.
Люсьен возвращается в отчий дом. Ангулем приветствует его хвалебной статьёй и оркестром. После обеда, устроенного в его честь, Люсьен встречает на улице Давида. Серизи выслеживает Сешара.
На вечере, устроенном в честь помолвки Пи-Кло с де Ляэ, Люсьен производит фурор. Серизи подделывает письмо Люсьена и выманивает Давида на улицу, где его и арестовывают.
Люсьен решает покончить жизнь самоубийством. На дороге ему встречается испанский каноник Карлос Эррера, который предлагает юноше место секретаря и помощь в продвижении в свете.
Давид идёт на соглашение с братьями Куэнтле. Пти-Кло освобождает его из тюрьмы. Деньги Люсьена, выданные ему новым покровителем, приходят через час после подписания договора. Семья Сешар ведёт жизнь провинциальных помещиков. Люсьен отправляет в Париж.
“Утраченные иллюзии” О. де Бальзака
Оноре Бальзак (1799–1850 гг.) наряду со Стендалем принадлежит к классическому этапу реализма XIX века. Бальзак сумел наиболее полно выразить дух XIX столетия; согласно английскому писателю Оскару Уайльду, мастеру парадоксов, XIX век, “каким мы его знаем, в значительной мере изобретен Бальзаком”. Уайльд имеет в виду, что Бальзак обладал самым мощным, после Шекспира, писательским воображением и в своем творчестве сумел создать самодостаточную, саморазвивающуюся, универсальную модель мира, точнее, французского общества первой половины XIX века.
Главное творение Бальзака - “Человеческая комедия”. Она объединяет все произведения зрелого этапа его творчества, все, написанное им после 1830 года. Замысел объединить свои отдельно публиковавшиеся романы, повести, новеллы в единый цикл произведений впервые возник у Бальзака в 1833 году, и первоначально он планировал назвать гигантское произведение “Социальные этюды” - заглавие, подчеркивающее сходство принципов Бальзака-художника с методологией науки его времени. Однако к 1839 году он остановился на другом заглавии - “Человеческая комедия”, которое выражает и авторское отношение к нравам его века, и писательскую дерзость Бальзака, мечтавшего, что его произведение станет для современности тем же, чем “Божественная комедия” Данте была для средневековья.
В 1842 году было написано “Предисловие к “Человеческой комедии”, в котором Бальзак изложил свои творческие принципы, охарактеризовал идеи, положенные в основу композиционной структуры и образной типизации “Человеческой комедии”. К 1844 году относится авторский каталог и окончательный план, в котором значатся названия 144 произведений; из них Бальзак успел написать 96. Это самое масштабное произведение литературы XIX века, надолго, особенно в марксистской критике, ставшее эталоном литературного творчества. Цементируют гигантское здание “Человеческой комедии” личность автора и обусловленное ею единство стиля, изобретенная Бальзаком система переходящих персонажей и единство проблематики его произведений.
Роман “Шагреневая кожа” (1831 г.) основан на том же конфликте, что “Красное и черное” Стендаля: столкновение молодого человека со своим временем. Поскольку этот роман принадлежит к разделу “Человеческой комедии”, названному “Философские этюды”, конфликт этот решается здесь в наиболее отвлеченном, абстрактном виде, к тому же в этом романе нагляднее, чем у Стендаля, проявляется связь раннего реализма с предшествующей литературой романтизма. Это один из самых красочных романов Бальзака, с динамичной прихотливой композицией, с цветистым, описательным стилем, с будоражащей воображение фантастикой.
Главный герой “Шагреневой кожи” - Рафаэль де Валантен. Читатель знакомится с ним в момент, когда он, измученный унизительной нищетой, готов покончить с собой, бросившись в холодные воды Сены. На пороге самоубийства его останавливает случай. В лавке старика-антиквара он становится обладателем волшебного талисмана - шагреневой кожи, исполняющей все желания обладателя. Однако по мере исполнения желаний талисман уменьшается в размерах, а с ним укорачивается жизнь владельца. Рафаэлю нечего терять - он принимает дар антиквара, не очень веря в волшебство талисмана, и начинает растрачивать жизнь в желаниях всех наслаждений молодости. Когда он осознает, что шагреневая кожа в самом деле сокращается, он запрещает себе желать вообще чего бы то ни было, но поздно - на вершине богатства, когда его пылко любит, и без шагреневой кожи, очаровательная Полина, он умирает в объятиях своей возлюбленной. Мистический, фантастический элемент в романе подчеркивает его связь с эстетикой романтизма, но сам характер проблем и способ их постановки в романе характерны для реалистической литературы.
Рафаэль де Валантен по происхождению и воспитанию - утонченный аристократ, но его род лишился всего в ходе революции, а действие в романе разворачивается в 1829 году, в конце эпохи Реставрации. Бальзак подчеркивает, что в послереволюционном французском обществе честолюбивые желания естественно возникают у молодого человека, и Рафаэля обуревают желания славы, богатства, любви прекрасных женщин. Автор не ставит под вопрос законность и ценность всех этих устремлений, а принимает их как данность; центр проблематики романа смещается в философскую плоскость: какова цена, которую человеку предстоит заплатить за осуществление его желаний?
Проблема карьеры поставлена в “Шагреневой коже” в самом общем виде - кипение самолюбия, вера в собственное предназначение, в свою гениальность заставляют Рафаэля испытать два пути к славе. Первый заключается в упорном труде при полной нищете: Рафаэль с гордостью рассказывает, как в течение трех лет жил на триста шестьдесят пять франков в год, работая над сочинениями, которые должны были его прославить. В романе появляются сугубо реалистические подробности, когда Рафаэль описывает свою жизнь в бедной мансарде “на три су - хлеба, на два - молока, на три - колбасы; с голоду не умрешь, а дух находится в состоянии особой ясности”. Но страсти увлекают его с ясного пути ученого в пучину: любовь к “женщине без сердца”, графине Феодоре, воплощающей в романе светское общество, толкает Рафаэля к игорному столу, к безумным тратам, и логика “каторги наслаждений” оставляет ему последний выход - самоубийство.
Мудрец-антиквар, передавая Рафаэлю шагреневую кожу, объясняет ему, что отныне его жизнь - лишь отсроченное самоубийство. Герою предстоит постичь соотношение двух глаголов, руководящих не просто людскими карьерами, но всей человеческой жизнью. Это глаголы желать и мочь: “Желать сжигает нас, а мочь - разрушает, но знать дает нашему слабому организму возможность вечно пребывать в спокойном состоянии”. Вот символика талисмана - в шагреневой коже соединены мочь и желать, но за его могущество положена единственно возможная цена - человеческая жизнь.
Роман “Утраченные иллюзии” (1837–1843 гг.) относится к разделу “Этюды нравов” “Человеческой комедии”. Он вбирает в себя все мотивы творчества зрелого Бальзака и по праву считается вершиной “Человеческой комедии”. В этом полицентрическом, многолинейном, панорамном произведении в центре - история карьеры главного героя Люсьена Шардона, со стороны матери принадлежащего к знатному роду де Рюбампре. Параллельно истории Люсьена повествуется о судьбе его друга, типографа и изобретателя Давида Сешара.
Карьера Люсьена разворачивается на широком фоне французской жизни 1821–1823 годов. В первой части романа - “Два поэта” - Бальзак проводит своего читателя через провинциальный Ангулем, откуда родом начинающий поэт-романтик Люсьен; во второй, центральной части романа - “Провинциальная знаменитость в Париже” - сатирически показаны круги парижской журналистики и богемы, в которых Люсьен пытается добиться признания; третья часть - “Страдания изобретателя” - возвращает читателя в провинцию, где разыгрываются финальные акты драм Люсьена и Давида. Истории крушения каждого героя предстают как развернутые, обстоятельно детерминированные процессы.
“Два поэта” первой части романа - это красавец-Люсьен, пишущий эпигонские романтические стихи, и скромный Давид, истинно поэтическая натура в своем переживании прекрасного, в самоотверженности и верности чувств. Оба они находятся на низших ступенях социальной лестницы, но если честолюбие Давида заключено в том, чтобы завоевать любовь сестры Люсьена Евы, быть надежной опорой своему другу, то честолюбие Люсьена простирается далеко за пределы Ангулема. Именно характер Люсьена Шардона приковывает к себе особое внимание читателя.
Люсьен - слабый, несамостоятельный, беспринципный человек; его мнения и поступки зависят от того, под чьим влиянием он в данный момент находится, и многое в его характере объясняет его связь с “королевой Ангулема” г-жой де Баржетон. Только неопытному юноше простительно, что он принимает за чистую монету позерство Луизы, ее претензии на интеллектуальное превосходство, принимает ее страсть за подтверждение собственной гениальности.
В салоне г-жи де Баржетон Люсьен быстро расстается со своими либеральными убеждениями, отказывается от отцовской фамилии, которая отныне для него оскорбительно-заурядна, и становится на сторону монархистов, потому что с этой партией связывает свои надежды на подтверждение дворянского титула. Склонность к романтической позе, к аффектированному проявлению чувств нередко ставит Люсьена в смешное положение, и вскоре он убеждается, что повышенная романтическая чувствительность, романтическое благородство противопоказаны успешной карьере.
В Париже Люсьен попадает в кружок Даниэля д’Артеза “Содружество”, где талантливейшие юноши Франции работают на завтрашний день, не идя ни на какие компромиссы с обществом. Их путь не для Люсьена, у него не хватает характера ждать осуществления своих желаний, ему нужно все и немедленно. Именно характеристики членов “Содружества” оказываются прямыми авторскими характеристиками героя романа: “...бесхарактерный мужчина, который притязает на значительность”, “который мечтает, но не мыслит”, “бессильный противостоять соблазнам наслаждения, удовлетворению собственного тщеславия”.
Ради соблазнов наслаждения Люсьен продает свой скромный поэтический дар, окунаясь в омут продажной журналистики. В журналистские круги его вводит развращенный и циничный Этьен Лусто, и выбор между принципами д’Артеза и Лусто Люсьен делает быстро. Он пишет клеветническую заказную статью о книге д’Артеза, хотя на самом деле очень высоко ее ценит. Это предательство покупает ему право публикации книги его стихов “Маргаритки”, основу его недолгой карьеры в журналистике. Это в самом деле мир без иллюзий, всеобщая продажность и аморализм достигают здесь апогея. Мимолетная известность Люсьена носит скандальный характер: в Париже он живет на деньги влюбленной в него актрисы-содержанки Корали. Когда она, разоренная, умирает, Люсьен доходит до той бездны отчаяния, о которой говорил старик-антиквар Рафаэлю де Валантену, измеряя его готовность к самоубийству: “Вы принуждены сочинять куплеты, чтобы заплатить за похороны вашей любовницы?” - Люсьен сочиняет непристойные песни, чтобы оплатить могилу своей возлюбленной, а деньги на дорогу домой, в Ангулем, он принимает от ее служанки, заработавшей их на панели.
Тип Люсьена Шардона, карьериста-неудачника, стал художественным открытием Бальзака. В сопоставлении с ним образ Давида Сешара более литературен, более стандартен. Это положительный герой, противостоящий в концепции романа Люсьену, и его жизненная неудача косвенно подтверждает закономерность неудачи Люсьена. Давид Сешар изобретает новый способ производства бумаги, но изобретение не приносит ему богатства: он вынужден уступить патент капиталистическим хищникам братьям Куэнте.
Типичность историй Люсьена и Давида для общественных условий выражена в гениальном заглавии романа. Не только в судьбах главных героев, но и в многочисленных историях второстепенных персонажей Бальзак описывает процесс утраты иллюзий - иллюзий, связанных с романтикой молодости, вдохновленных романтизмом как литературной модой, иллюзий одаренных молодых людей о том, что насквозь эгоистическое общество способно заинтересоваться ими и воздать им должное.
“Утраченные иллюзии” Бальзака - один из лучших образцов реалистического романа, и очень характерен для реализма первого этапа стиль Бальзака в этом произведении. Кажется, нет ни одной подробности внешнего облика героев, их костюмов, интерьера и пейзажа, которую автор не приводит в своих пространных описаниях. Описания у Бальзака детализированы настолько, что подчас их избыточность размывает зримость образов, но именно в тщательности описаний материального, вещного мира для автора заключается глубокий смысл: Бальзак исходит из того, что в человеке и в обществе нет ничего внутреннего, что так или иначе не находило бы внешнего проявления. В этой повышенной склонности к деталям, в пространности описаний принципиальное различие между художническими установками Стендаля и Бальзака.
Стендаль в сопоставлении с Бальзаком предельно скуп на описания, он устремлен к изображению внутренней, духовной и психологической реальности своих героев, и внешняя изобразительность может только отвлечь читателя от этой установки. С точки зрения современного читателя, обстоятельная описательность романов Бальзака не идет им на пользу, подчас тормозит развитие действия и вообще утяжеляет структуру романа. Именно в силу этой разницы читателю XIX века романы Стендаля казались сдержанными до сухости, неприкрытыми до цинизма, а романы Бальзака были привычными хотя бы по стилистике, по установке на подробное воссоздание окружающей действительности.
Роман карьеры не только отразил новые явления социальной действительности. В этой жанровой разновидности выработался характерный для более позднего реалистического романа способ взаимодействия героя с миром: чем активней герой работает над практическим воплощением в жизнь своего идеала, тем больше он от него отдаляется; чем упорней он стремится преодолеть окружающие его обстоятельства, тем в большей зависимости от них оказывается. Г. К. Косиков пишет: “Субъективно продолжая оставаться носителем идеала, объективно герой превращается в носителя деградации. Для того, чтобы герой в ярком свете нравственных ценностей смог увидеть проделанный им путь и результат, к которому он пришел, требуется чаще все- го такое событие, благодаря которому “идеальная” и “жизненная” логика столкнулись бы лицом к лицу, чтобы герой не смог уклониться от осознания непреодолимого разлада между ними. Поэтому финальное “возрождение” такого героя, возвращение на точку зрения идеала приводит его к пониманию тщетности не только всего предшествующего поиска, но и всякого поиска вообще”.
Утраченные иллюзии
Оноре де Бальзак
Утраченные иллюзии
РОМАН БАЛЬЗАКА "УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ"
" Господа буржуазные индивидуалисты мы должны сказать вам что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки бога чей, не может быть "свободы" реальной и действительной Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель" от вашей буржуазной публики которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде "дополнения" к "святому" сценическому искусству"
В И Ленин1
Читая "Утраченные иллюзии" Невольно вспоминаешь эти страстные строки из знаменитой статьи В И Ленина " Партийная организация и партийная литература", написанной с покоряющим красноречием убежденностью революционера и мудростью гения Ни одно слово из этой статьи не утратило своей актуальности Нынешние "господа буржуазные индивидуалисты" (статья В И Ленина была написана в 1905 году) кичатся тем что живут в "свободном мире" и пользуются "абсолютной свободой абсолютно-индивидуального идейного творчества"2 (пользуюсь ироническим выражением В И Ленина) Роман Бальзака показывает, что такое их "свобода" печати и их "свобода" творчества Перед нами в живых лицах и живых картинах предстает вся "кухня" издательского дела, вся подноготная так называемого "святого" искусства в так называемом "свободном" буржуазном мире
Бальзак писал свой роман в годы полного и безраздельного господства буржуазии во Франции В 1830 году она одержала оконча
1 В И Ленин Поли собр соч Т 12 С 103-104
- Там же С 102
тельную победу, изгнав последнего Бурбона (Карла X) и поставив на трон своего короля, буржуа и финансиста, Луи Филиппа Орлеанского. Действие романа относится ко времени Реставрации (двадцатые годы XIX века), когда французская аристократия еще мечтала и надеялась вернуть себе обветшалые геральдические прерогативы, а между тем и окончательно теряла их под напором нового властелина Франции - буржуа.
Нелепые и смешные заботы ее о титулах и сословной элитарности не без иронии показаны Бальзаком, хоть писатель и заявлял себя сторонником "алтаря и трона". Здесь одна из парадоксальных сторон ею творчества.
В отвлеченно-теоретических рассуждениях он часто противоречил себе бытописателю и художнику. В романе можно найти фразы, близкие по духу разве что самым оголтелым реакционерам той поры. Например: "возвышенные трактаты г-на де Бональда и г-на де Мест-ра, этих двух орлов мысли". Эти "орлы мысли", как известно, проклинали революцию 1789-1794 годов, просветительскую философию XVIII века, тянули Францию назад, "к временам абсолютной монархии, всесилия католической церкви" (Жозеф де Местр "О папе", 1819 г.) и т. д.
Но тем ценнее, тем убедительнее выглядят воссозданные Бальзаком картины живой жизни. Здесь говорит сама правда. Бальзак поставил перед собой грандиозную задачу - описать свое поколение - все общество, все его состояния, классы, сословия, социальные группы, возрасты,- нарисовать картину нравов своего времени. И он осуществил эту задачу, опубликовав девяносто томов "Человеческой комедии". Он писал: "Есть две истории: официальная, лживая история, которую преподают в школе, история ad usum Delphini 1, и история тайная, раскрывающая истинные причины события, история постыдная".
Вот эту "постыдную" историю своих дней писатель и раскрыл на страницах "Человеческой комедии".
1 По поводу латинского выражения ad usum Delphini (для пользования дофину), которое употребляет здесь Бальзак, точнее, в романе - аббат Эррера,- французский справочник Ларусс дает небезынтересное для русского читателя разъяснение: "Название дано роскошным изданиям латинских классиков, специально подготовленным для сына Людовика XIV, из которых были удалены слишком откровенные места. Эту формулу стали применять в ироничном смысле, ко всем публикациям, подвергнутым чистке и препарированным в зависимости от поставленных задач.
В романе "Утраченные иллюзии" мир искусства: поэты, журналисты, актеры, издатели - и те, кто управляет этим миром: лавочники, финансисты, денежные мешки, тупые и безнравственные толстосумы. Им плевать на идеалы, с которыми носятся поэты, на талант, вдохновение, на долг художника перед "святым искусством-),- они платят. а тот, кто платит,- заказывает музыку. И поэт Люсьен Шардон у смертного одра своей возлюбленной, обливаясь слезами, пишет пошлые, скабрезные стихи, чтобы заработать двести франков на похороны. "Ежели вы завтра принесете мне десяток хороших песенок - застольных и вольных... понимаете? - я вам заплачу двести франков",- говорит ему издатель.
Такова реальность этого "свободного мира" и "свободного искусства". x x x
Писатель приглашает избавиться от иллюзий, а ими полна человеческая жизнь, и первыми жертвами разочарований, иногда трагических, становятся молодые люди. Для Бальзака это одна из главных тем, он даже создал соответствующий афоризм: жизненный опыт - это избавление от благородных идеалов, которые волнуют нас в юности. Послушаем доверительный разговор журналиста Этьена Лусто с Люсьеном Шардоном, прибывшим из Ангулема в Париж: "Бедный мальчик, я приехал в Париж, подобно вам, исполненный мечтаний, влюбленный в искусство, движимый неодолимым порывом к славе; я натолкнулся на изнанку нашего ремесла, на рогатки книжной торговли, на неоспоримость нужды. Моя восторженность, ныне подавляемая, мое первоначальное волнение скрывали от меня механизм жизни; мне довелось испытать на себе действие всей системы колес этого механизма, ударяться о его рычаги...".
Далее журналист рассказывает, как сердце его "остудили снежные бури опыта", как "исподличался он, ради того чтобы жить", как "писал статьи, расточая цветы своего остроумия ради одного негодяя".
История Люсьена Шардона, героя романа "Утраченные иллюзии",- история нравственного падения честного, благородного молодого человека, начавшего с восторженных мечтаний о служении искусству, прекрасному и вечному, и кончившего самоубийством в тюремной камере, опозоренным и отвергнутым ("Блеск и нищета куртизанок"). В предисловии к первому изданию романа Бальзак без обиняков изложил свою главную мысль: "социальный строй настолько приспосабливает людей к своим нуждам и так их калечит, что они перестают быть похожими на самих себя". Так и случилось с его Люсьеном Шардоном.
Вместо "святого искусства" он попал в "грязный притон продажной мысли, именуемой газетами", он узнал, что "журналистика - настоящий ад, пропасть беззакония, лжи, предательства", что литература и все искусство - "торговля совестью, умом и мыслью".
Тщетно пытался он сопротивляться, отстаивать свои нравственные принципы, жестокая правда, которую поведал ему журналист Лусто, "обрушилась, точно снежная лавина на душу Люсьена и вселила в нее леденящий холод. Мгновение он стоял молча. Затем его сердце, точно пробужденное этой жестокой поэзией препятствий, загорелось. Люсьен пожал руку Лусто и закричал:
- Я восторжествую!
- Отлично! - сказал журналист.- Еще один христианин выходит на арену на растерзание "зверям".
И Лусто оказался прав, "звери" в конце концов "растерзали" пылкого поэта, у которого не хватило воли для борьбы и победы, как и у сотен и тысяч его собратьев по перу в дни Бальзака, как и у сотен и тысяч Люсьенов в наши дни в так называемом "свободном мире", где всем правят деньги. И Люсьен не только физически погиб, но и "исподличался", подобно журналисту Этьену Лусто, и исстрадался от сознания своего нравственного падения.
"Вот там, подле Корали, сидит молодой человек... Как его имя? Люсьен! Он красив, он поэт и, что для него важнее, умный человек; и что же, он вступит в грязный притон продажной мысли, именуемый газетами, он расточит свои лучшие замыслы, иссушит мозг, развратит душу, ступит на путь анонимных низостей, которые в словесной войне заменяют военные хитрости, грабежи, поджоги и переходы в другой лагерь, по обычаю кондотьеров. Когда же он, подобно тысяче других, растратит свой прекрасный талант на потребу пайщиков газеты, эти торговцы ядом предоставят ему умирать от голода".
Пайщики газеты - в наши дни это херсты, шпрингеры - могущественные короли печати на Западе. Положение вещей нисколько там не переменилось со времен Бальзака, и ныне, как и тогда - "Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания" ". x x x
Не всех, однако, размалывают гигантские жернова буржуазной мельницы, есть личности, сохраняющие свою нравственную чистоту- люди стойкие, крепкие. О них Бальзак пишет с глубочайшим уваже
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 104.
нием. Это "люди глубоких знаний, закаленные в горниле нужды", это "живая энциклопедия возвышенных умов". Таков в романе кружок д"Артеза. В скромной квартире на улице Катр-Ван - "оазисе в пустыне Парижа", д"Артез и его друзья составляют "федерацию чувств и интересов". Среди них-"неутомимый труженик и добросовестный ученый" Леон Жиро, студент-медик, "в будущем одно из светил парижской Медицинской школы" Орас Бьяншон, "один из лучших живописцев молодой школы" Жозеф Бридо и, наконец, сам глава кружка д"Артез, в котором "все они предугадывали крупного писателя". В последнем, пожалуй, Бальзак изобразил самого себя, по крайней мере такого, каким он стал после мытарств и уступок миру наживы. (В ученический период своей литературной деятельности он во многом напоминал своего героя Люсьена Шардона.)
В кружке д"Артеза была и примечательная личность революционера Мишеля Кретьена. Бальзака привлекали подобные личности. "Этот великий человек, который мог бы преобразить облик общества, пал у стен монастыря Сен-Мерри, как простой солдат. Пуля какого-то лавочника сразила одно из благороднейших созданий, когда-либо существовавших на французской земле".
Девять человек, входивших в кружок д"Артеза, составляли "великолепие умственных сокровищ". Они трудились, каждый в сфере своего таланта, и не растрачивали свои силы по пустякам, не искали славы, жили скромно, не тяготясь бедностью, и, в сущности, были счастливы. Их суждения отличали мягкость и терпимость, они не знали зависти. Собираясь вместе, они делились своими богатствами, то есть дарами своего ума, "поверяли друг другу свои труды, и с милым юношеским чистосердечием спрашивали дружеского совета".
Что-то в этой дружеской общине было от раблезианской Телемы 1, что-то от утопии, от мечты, которую позволил себе здесь писатель, уставший от картин зла и корысти. Однако жизнь, реальная, жестокая и суровая, постоянно напоминала о себе, и, погревшись у дружеского камелька д"Артеза, вздохнув о честности, благородстве, о вдохновенном труде, никому не запроданном, писатель снова обращается к "постыдной" истории своего общества и рассказывает о бедах провинциального типографа и изобретателя Давида Сешара. Талантливый и простодушный, Сешар попадает в лапы конкурентов. Конкуренция в буржуазном мире подобна схватке хищников в джунглях. Здесь нет пощады, здесь битва насмерть. И Давид Сешар сломлен, разорен, уничтожен, изобретение его похищено, и в довершение ко всему
1 Телемская обитель в романе Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль".
Телема - желанная (греч.).
один из его разорителей и недругов - его родной отец. Физический и нравственный портрет этого последнего весьма колоритен: "Укрытые лохматыми бровями, похожие на запорошенные снегом кусты, маленькие серые глаза его хитро поблескивали от алчности, убившей в нем все чувства, даже чувство отцовства, и сохраняли проницательность даже тогда, когда он был пьян". x x x
Беды Давида Сешара - это беды самого Бальзака, писатель даже внешности своего героя придал кое-какие свои черты. Как и Давид Сешар, он задумывал разбогатеть, взявшись за типографское дело, как и Давид Сешар, он носился с изобретением дешевого сорта бумаги, наконец, как и Давид Сешар, оказался в самом бедственном положении, заваленный долгами, преследуемый кредиторами, но теперь уже с великолепным знанием неумолимых и жестоких законов буржуазного бизнеса. Этот великий знаток человеческой души, этот проницательный психолог оказался беспомощным и безоружным, как ребенок, перед людьми "с маленькими глазками, хитро поблескивавшими от алчности". Писатель широко пользовался собственным жизненным опытом, его биограф многое может почерпнуть из его книг для характеристики его личности. К слову сказать, три крупных автора написали биографию Бальзака - Стефан Цвейг, Андре Моруа и Вюрмсер". Каждый по-своему взглянул на него, и каждый отметил его значительность. Великий Роден создал его скульптурный портрет.
Бальзак родился в мае 1799 года. Его отец носил мужицкое имя Вальса, что шокировало позднее его сына-писателя, имя было изменено на Бальзак с прибавлением дворянской частички де (Оноре де Бальзак). Великие люди имеют слабости, мы говорили уже о парадоксах его отвлеченно-теоретических суждений.
Бернар Франсуа Вальса,- крестьянин, разбогатевший на скупке и продаже конфискованных дворянских земель в годы революции, а позднее помощник мэра города Тура, готовил сына к адвокатской деятельности. Сын решил стать поэтом. На семейном совете было решено дать ему два года срока для исполнения творческих замыслов, и Бальзак пишет стихотворную драму "Кромвель" (герой романа "Утраченные иллюзии" Люсьен Шардон привозит в Париж исторический роман "Лучник Карла IX".) Позднее, на подобном же семейном совете, драма была признана никуда не годной, и автору отказа
" Цвейг С., Бальзак; Моруа А. Прометей, или Жизнь Бальзака; Вюрмсер А. Бесчеловечная комедия,
но в материальной помощи. Наступает мрачная полоса материальных невзгод. На какое-то время Бальзак делает то, что делал и герой его романа Люсьен Шардон, то есть продает свое перо, пишет и один. и в соавторстве с другими (под псевдонимом) модные в те дни, охотно раскупаемые романы с мрачно-таинственными героями, запутанными интригами. В 1829 году выходит роман, которого он уже мог не стыдиться,- "Шуаны". Роман принес ему первый успех. Двадцать последующих лет писатель знаменит, работает ночами, подкрепляя себя кофе, работает как вол, как античный раб в рудниках, надрывается и умирает в пятьдесят лет. Такова жизнь этого удивительного человека, создавшего "Человеческую комедию" - эпическую поэму нового времени, сравнимую разве что с "Илиадой" Гомера.
Бальзак рассказал на страницах своего романа о труде писателя. Одного таланта мало. Необходим труд - в сущности, подвиг во имя искусства. Не каждому это по силам. Нужна воля, гигантская сила характера. И дело здесь не в усилиях самого творчества, а в нравственной стойкости творца, в его способности выпестовать свой талант, уберечь его от торгашества. "Талант страшный недуг... Воистину надобно быть великим человеком, чтобы хранить равновесие между гениальностью и характером",- пишет Бальзак. Этой нравственной стойкости не нашлось в характере его героя Люсьена Шардона, и он погиб, его оказалось в избытке у д"Артеза, и он победил. Эта нравственная стойкость вывела самого Бальзака на верную творческую дорогу. Он сохранил, выпестовал свой талант. И какой талант!
Бальзак - великий мастер слова. Он пишет обстоятельно, пожалуй, даже словоохотливо. Его перу нужен простор, и он пользуется этим простором с наслаждением, отдавая речам своих героев целые страницы. Его глаза зорки и внимательны, он оглядит все вокруг, заприметит и опишет все детали: одежду своего героя, его физический облик, его жесты, манеру держаться, говорить, он опишет интерьер дома, в котором живет его герой, улицу, город. И все необходимо, все важно, все гармонично впишется в грандиозную картину нравов. Здесь нет унылого описательства. При всей словоохотливости писатель чрезвычайно лаконичен, его сравнения, метафоры, эпитеты метки, уместны, ярки и далеки от "красного словца". Бальзак не терпел "красот стиля", чем, надо сказать, грешил его современник-Виктор Гюго.
Вот сопоставление бытовой обстановки двух полярных натур: хаотичного, беспорядочного в нравственном плане журналиста Этьена Лусто и серьезного, вдумчивого д"Артеза. "Эта комната, грязная и плачевная, свидетельствовала о жизни, не ведавшей ни покоя, ни достоинства: здесь спали, работали наспех, жили поневоле, мечтая
вырваться отсюда. Какое различие между этим циническим беспорядком и опрятной, достойной бедностью д"Артеза!"
Бальзак придавал принципиальное значение бытовым деталям, описание их входило в его эстетическую программу. "Изображая Костюмы, утварь, здания, внутреннее их убранство, домашнюю жизнь, вы воссоздадите дух эпохи",советует д"Артез Люсьену Шардону.
Поколение Бальзака, молодые авторы двадцатых, тридцатых годов XIX века, идя по стопам Вальтера Скотта, введшего в моду так называемый "местный колорит", то есть как раз то, о чем говорит д"Артез Люсьену, увлекались экзотикой стародавнего быта.
Исторические романы о средневековье были тогда очень модны Бальзак же применил принцип "местного колорита" к современности, и то, что для романтиков, писавших исторические романы, было экзотикой, часто довольно далекой от действительности,- для Бальзака-реалиста стало одним из могучих средств подлинного воссоздания типических характеров в типической обстановке.
Все герои Бальзака, как и герои Шекспира, умны и остроумны Можно сказать, что каждому из них французский писатель уделил толику своего гения.
Барон дю Шатле, которого писатель вовсе не собирался произвести в гении ("он знал все и не знал ничего") и, наоборот, изображает ловким приспособленцем, лукавым, безнравственным, далеким от каких-либо духовных интересов,- этот барон красочно описывает в романе две эпохи в тогдашней европейской литературе, а именно: предромантизм XVIII века и романтизм XIX. "Прежде мы пускались в оссиановские туманы. То были Мальвины, Фингалы, облачные видения, воители со звездой во лбу, выходящие из своих могил. Нынче эта поэтическая ветошь заменена Иеговой, систрами, ангелами, крылами серафимов; всем этим райским реквизитом, обновленным словами: необъятность, бесконечность, одиночество, разум. Тут и озера, и божественный глагол, некий христианизированный пантеизм, изукрашенный редкостными вычурными рифмами..." Это историческое свидетельство полностью можно перенести в университетский курс истории литературы.
Аббат Эррера, он же вор и рецидивист Вотрен,.. цитирует Библию, пересыпает речь латинскими фразами и высказывает парадоксы, Достойные самых утонченных умов: он называет римско-католическую церковь "совокупностью воззрений, которыми держат народ в повиновении".
Он рассуждает: "В эмиграции аристократия, ныне царствующая в своем Сен-Жерменском предместье, пала еще ниже: она была ростовщицей, торговкой, пекла пирожки, она была кухаркой, фермершей, пасла овец". Он пускается в исторические экскурсы, дает смелые
оценки событиям, людям и даже поднимается до афоризмов в духе Лабрюйера и Ларошфуко: "Из всех видов одиночества страшнее всего одиночество душевное".
Афоризмы, самые глубокомысленные, наполняют речь и автора, и его героев. Вот некоторые из них:
"Скупцы живут в мире воображения и власти денег". "У скупца все, вплоть до его пола, сосредоточено в мозгу". "Первая потребность человека, будь то прокаженный или каторжанин, отверженный или недужный,- обрести товарища по судьбе... Не будь этого всепожирающего желания, неужто сатана нашел бы себе сообщников" и т. д. и т. п.
Бальзака часто обвиняли в безнравственности, говорили, что самые ужасающие злодеяния он описывает без трепета душевного, с холодной бесстрастностью протоколиста, заботясь только о точности рассказа,- без гнева и возмущения. Это, конечно, неверно, сам стиль Бальзака противоречит такому утверждению. Каждое его слово, каждая фраза насыщены эмоциями. Рассказ его взволнован, динамичен. Это отнюдь не речь равнодушного человека. Он пишет: "Само собою напрашивалось сравнение этого тощего, затянутого во фрак стряпчего с замороженной гадюкой", или. "старый щеголь времен Империи...как-то сразу перезрел, точно дыня, еще зеленая накануне и пожелтевшая за одну ночь", или: "Мадемуазель де Ляэ, угрюмая девица из породы сварливых, сложения мало изящного с белесыми волосами... и с аристократическими замашками" и т. д. и т. п. Здесь, как видим, не только описание, но и суждение, иначе говоря - идейная позиция автора.
В романе мы найдем интереснейшие мысли по части писательского мастерства. Бальзак щедро рассыпает советы самого ценнейшего свойства.
"Что такое искусство? - Сгусток природы", "Борьба противоположных начал необходима в любом произведении", "Вводите сразу в действие", "Беритесь за сюжет то сбоку, то с хвоста; короче, обрабатывайте его в разных планах, чтобы не стать однообразным" и т. д.
Нельзя пропустить ни одной строки Бальзака. Это будет большая потеря для читателя. Его суждения не всегда верны, но всегда интересны, оригинальны и вызывают на размышления, активизируют.
К примеру, зачем-то ему понадобилось взглянуть на гравюру Роберта Лефевра, изображающую Наполеона, и следует великолепный спич: "...целая поэма пламенной меланхолии, тайного властолюбия, скрытой жажды действия Внимательно вглядитесь в лицо: вы увидите в нем гениальность и замкнутость, хитрость и величие. Взгляд одухотворен, как взгляд женщины. Взор ищет широкого простора, горит желанием побеждать препятствия..."
Если зайдет речь о каком-нибудь писателе, известном всему миру, Бальзак непременно выскажет суждение - оригинальное, поражающее нас своей неожиданностью и точностью наблюдения.
"У Вальтера Скотта нет страсти: или она неведома ему, или запрещена лицемерными нравами его родины",- пишет он о кумире своих современников. Оценка, может быть, обидная для английского писателя и всей Англии, но верная.
Бальзак назвал свою книгу "большой повестью о малых делах". Это из скромности. В ней нет ничего малого, в ней все грандиозно и поднято до масштабов общечеловеческих. Это - создание гения.
Сергей Артамонов
УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ
ВИКТОРУ ГЮГО
Вы, по счастливому уделу Рафаэлей и Питтов, едва выйдя из отрочества, были уже большим поэтом; Вы, как Шатобриан, как все истинные таланты, восставали против завистников, притаившихся за столбцами Газеты или укрывшихся в ее подвалах. Я желал бы поэтому, чтобы Ваше победоносное имя способствовало победе произведения, которое я посвящаю Вам и которое, по мнению некоторых, является не только подвигом мужества, но и правдивой историей. Неужели журналисты, как и маркизы, финансисты, лекари, прокуроры, не были бы достойны пера Мольера и его театра? Почему бы Человеческой комедии, которая castigat ridendo mores 1, не пренебречь одной из общественных сил, если парижская Печать не пренебрегает ни одной?
Я счастлив, милостивый государь, пользуясь случаем, принести Вам дань моего искреннего восхищения и дружбы.
Де Бальзак
/ 1 Смехом исправляет нравы (лат.).
Часть первая ДВА ПОЭТА
В те времена, к которым относится начало этой повести, печатный станок Стенхопа и валики, накатывающие краску, еще не появились в маленьких провинциальных типографиях. Несмотря на то, что Ангулем основным своим промыслом был связан с парижскими типографиями, здесь по-прежнему работали на деревянных станках, обогативших язык ныне забытым выражением: довести станок до скрипа. В здешней отсталой типографии все еще существовали пропитанные краской кожаные мацы, которыми тискальщик наносил краску на печатную форму. Выдвижная доска, где помещается форма с набранным шрифтом, на которую накладывается лист бумаги, высекалась из камня и оправдывала свое название мрамор. Прожорливые механические станки в наши дни настолько вытеснили из памяти тот механизм, которому несмотря на его несовершенства, мы обязаны прекрасными изданиями Эльзевиров, Плантенов, Аль-дов и Дидо, что приходится упомянуть о старом типографском оборудовании, вызывавшем в Жероме-Никола Сешаре суеверную любовь, ибо оно играет некую роль в этой большой повести о малых делах.
Сешар был прежде подмастерьем-тискальщиком - Медведем, как на своем жаргоне называют тискальщиков типографские рабочие, набирающие шрифт. Так, очевидно, прозвали тискальщиков за то, что они, точно медведи в клетке, топчутся на одном месте, раскачиваясь от кипсея к станку и от станка к кипсею. Медведи в отместку окрестили наборщиков Обезьянами за то, что наборщики с чисто обезьяньим проворством вылавливают литеры из ста пятидесяти двух отделений наборной кассы, где лежит шрифт. В грозную пору 1793 года Сешару было около пятидесяти лет от роду, и он был женат. Возраст и семейное положение спасли его от всеобщего набора, когда под ружье встали почти все рабочие. Старый тискальщик очутился один
в типографии, хозяин которой, иначе говоря Простак, умер, оставив бездетную вдову. Предприятию, казалось, грозило немедленное разорение: отшельник Медведь не мог преобразиться в Обезьяну, ибо, будучи печатником, он так и не научился читать и писать. Несмотря на его невежество, один из представителей народа, спеша распространить замечательные декреты Конвента, выдал тискальщику патент мастера печатного дела и обязал его работать на нужды государства. Получив этот опасный патент, гражданин Сешар возместил убытки вдове хозяина, отдав ей сбережения своей жены, и тем самым приобрел за полцены оборудование типографии. Но не в этом было дело. Надо было грамотно и без промедления печатать республиканские декреты. При столь затруднительных обстоятельствах Жерому-Никола Сешару посчастливилось встретить одного марсельского дворянина, не желавшего ни эмигрировать, чтобы не лишиться угодий, ни оставаться на виду, чтобы не лишиться головы, и вынужденного добывать кусок хлеба любой работой. Итак, граф де Мокомб облачился в скромную куртку провинциального фактора: он набирал текст и держал корректуру декретов, которые грозили смертью гражданам, укрывавшим аристократов. Медведь, ставший Простаком, печатал декреты, расклеивал их по городу, и оба они остались целы и невредимы. В 1795 году, когда шквал террора миновал, Никола Сешар вынужден был искать другого мастера на все руки, способного совмещать обязанности наборщика, корректора и фактора. Один аббат, отказавшийся принять присягу и позже, при Реставрации, ставший епископом, занял место графа де Мокомба и работал в типографии вплоть до того дня, когда первый консул восстановил католичество. Граф и епископ встретились потом в Палате пэров и сидели там на одной скамье. Хотя в 1802 году Жером-Никола Сешар не стал более грамотным, чем в 1793, все же к тому времени он припас немалую толику и мог оплачивать фактора. Подмастерье, столь беспечно смотревший в будущее, стал грозой для своих Обезьян и Медведей. Скаредность начинается там, где кончается бедность. Как скоро тискальщик почуял возможность разбогатеть, корысть пробудила в нем практическую сметливость, алчную, подозрительную и проницательную. Его житейский опыт восторжествовал над теорией. Он достиг того, что на глаз определял стоимость печатной страницы или листа. Он доказывал несведущим заказчикам, что набор жирным шрифтом обходится дороже, нежели светлым; если речь
Человеческая комедия: Этюды о нравах (Сцены провинциальной жизни) - 6
ВИКТОРУ ГЮГО
Вы, по счастливому уделу Рафаэлей и Питтов, едва выйдя из отрочества,
были уже большим поэтом; Вы, как Шатобриан, как все истинные таланты,
восставали против завистников, притаившихся за столбцами Газеты или
укрывшихся в ее подвалах. Я желал бы поэтому, чтобы Ваше победоносное имя
способствовало победе произведения, которое я посвящаю Вам и которое, по
мнению некоторых, является не только подвигом мужества, но и правдивой
историей. Неужели журналисты, как и маркизы, финансисты, лекари, прокуроры,
не были бы достойны пера Мольера и его театра? Почему бы Человеческой
комедии, которая castigat ridendo mores 1, не пренебречь одной из
общественных сил, если парижская Печать не пренебрегает ни одной?
Я счастлив, милостивый государь, пользуясь случаем, принести Вам дань
моего искреннего восхищения и дружбы.
Де Бальзак
/ 1 Смехом исправляет нравы (лат.).
Часть первая
ДВА ПОЭТА
В те времена, к которым относится начало этой повести, печатный станок
Стенхопа и валики, накатывающие краску, еще не появились в маленьких
провинциальных типографиях. Несмотря на то, что Ангулем основным своим
промыслом был связан с парижскими типографиями, здесь по-прежнему работали
на деревянных станках, обогативших язык ныне забытым выражением: довести
станок до скрипа. В здешней отсталой типографии все еще существовали
пропитанные краской кожаные мацы, которыми тискальщик наносил краску на
печатную форму. Выдвижная доска, где помещается форма с набранным шрифтом,
на которую накладывается лист бумаги, высекалась из камня и оправдывала свое
название мрамор. Прожорливые механические станки в наши дни настолько
вытеснили из памяти тот механизм, которому несмотря на его несовершенства,
мы обязаны прекрасными изданиями Эльзевиров, Плантенов, Аль-дов и Дидо, что
приходится упомянуть о старом типографском оборудовании, вызывавшем в
Жероме-Никола Сешаре суеверную любовь, ибо оно играет некую роль в этой
большой повести о малых делах.
Сешар был прежде подмастерьем-тискальщиком - Медведем, как на своем
жаргоне называют тискальщиков типографские рабочие, набирающие шрифт. Так,
очевидно, прозвали тискальщиков за то, что они, точно медведи в клетке,
топчутся на одном месте, раскачиваясь от кипсея к станку и от станка к
кипсею. Медведи в отместку окрестили наборщиков Обезьянами за то, что
наборщики с чисто обезьяньим проворством вылавливают литеры из ста
пятидесяти двух отделений наборной кассы, где лежит шрифт. В грозную пору
1793 года Сешару было около пятидесяти лет от роду, и он был женат.