«Золотой горшок»

Название этой сказочной новеллы сопровождается красноречивым подзаголовком "Сказка из новых времен". Смысл этого подзаголовка заключается в том, что действующие лица этой сказки - современники Гофмана, а действие происходит в реальном Дрездене начала XIX в. Так переосмысляется Гофманом иенская традиция жанра сказки - в ее идейно-художественную структуру писатель включает план реальной повседневности.

Мир сказки Гофмана обладает ярко выраженными признаками романтического двоемирия, которое воплощается в произведении различными способами. Романтическое двоемирие реализуется в повести через прямое объяснение персонажами происхождения и устройства мира, в котором они живут. Есть мир здешний, земной, будничный и другой мир, какая-нибудь волшебная Атлантида, из которой и произошел когда-то человек. Именно об этом говорится в рассказе Серпентины Ансельму о своём отце-архивариусе Линдгорсте, который, как оказалось, является доисторическим стихийным духом огня Саламандром, жившим в волшебной стране Атлантиде и сосланном на землю князем духов Фосфором за его любовь к дочери лилии змее.

Герой новеллы студент Ансельм - чудаковатый неудачник, наделенный "наивной поэтической душой", и это делает доступным для него мир сказочного и чудесного. Человек на грани двух миров: частично земное существо, частично духовное. Столкнувшись с волшебным миром, Ансельм начинает вести двойственное существование, попадая из своего прозаического бытия в царство сказки, соседствующее с обычной реальной жизнью. В соответствии с этим новелла и композиционно построена на переплетении и взаимопроникновении сказочно-фантастического плана с реальным. Романтическая сказочная фантастика в своей тонкой поэтичности и изяществе находит здесь в Гофмане одного из лучших своих выразителей. В то же время в новелле отчетливо обрисован реальный план. Широко и ярко развернутый сказочный план со многими причудливыми эпизодами, так неожиданно и, казалось бы, беспорядочно вторгающийся в рассказ о реальной повседневности, подчинен четкой, логической идейно-художественной структуре. Двуплановость творческого метода Гофмана, двоемирие в его мироощущении сказались в противопоставлении мира реального и фантастического.

Двоемирие реализуется в системе персонажей, а именно в том, что персонажи четко различаются по принадлежности или склонности к силам добра и зла. В «Золотом горшке» эти две силы представлены, например, архивариусом Линдгорстом, его дочерью Серпентиной и старухой-ведьмой, которая, оказывается, есть дочь пера черного дракона и свекловицы. Исключением является главный герой, который оказывается под равновеликим влиянием той и другой силы, является подвластным этой переменчивой и вечной борьбе добра и зла. Душа Ансельма -- «поле битвы» между этими силами. Например, как легко меняется мировосприятие у Ансельма, посмотревшего в волшебное зеркальце Вероники: только вчера он был без ума влюблен в Серпентину и записывал таинственными знаками историю архивариуса у него в доме, а сегодня ему кажется, что он только и думал о Веронике.

Двоемирие реализуется в образах зеркала, которые в большом количестве встречаются в повести: гладкое металлическое зеркало старухи-гадалки, хрустальное зеркало из лучей света от перстня на руке архивариуса Линдгорста, волшебное зеркало Вероники, заколдовавшее Ансельма. Зеркала - это известный магический инструмент, который всегда пользовался популярность у всех мистиков. Считается, что человек, наделенный духовным видением, способен с помощью зеркала легко увидеть мир незримый и действовать через него, как через своего рода портал.

Двойственность Саламандра заключается в том, что он вынужден прятать от людей свою истинную сущность и притворяться тайным архивариусом. Но он позволяет своей сущности проявляться для тех, чей взор открыт миру невидимому, миру высшей поэзии. И тогда тот, кто мог, видел его превращения в коршуна, его царственный вид, его райские сады дома, его поединок. Ансельму открывается мудрость Саламандра, становятся доступны непонятные знаки в рукописях и радость общения с обитателями мира незримого, в том числе и с Серпентиной. Еще одним жителем невидимого является старуха с яблоками - плод союза драконова пера со свеклою. Но она представитель сил темных и всячески пытается помешать осуществлению замыслов Саламандра. Ее мирской двойник - старуха Лиза, колдунья и ворожея, заведшая Веронику в заблуждение.

Гофрат Геербранд -- двойник гофрата Ансельма. В роли жениха или мужа каждый из них дублирует другого. Брак с одним гофратом -- копия брака с другим, даже в подробностях, даже в серьгах, которые они приносят в подарок своей невесте или жене. Для Гофмана слово «двойник» не совсем точное: Ансельма Вероника могла бы обменять не только на Геербранда, а на сотни, на великое множество их.

В «Золотом горшке» не только Ансельм имеет двойника в этом смысле. Вероника тоже имеет двойника - Серпентину. Правда, сама Вероника не подозревает об этом. Когда Ансельм подскальзывается на пути к возлюбленной Серпентине и разуверивается в мечте - Вероника, как социальный двойник, приходит к нему. И Ансельм утешается социальной, общей деталью - “синими глазками” и милой внешностью. Подменяет Серпентину на тех же основаниях, на каких поменяла Вероника Ансельма на гофрата Геербранда

Двойник -- величайшая обида, какая может быть нанесена человеческой личности. Если завелся двойник, то личность в качестве личности прекращается. Двойник -- в индивидуальности потеряна индивидуальность, в живом потеряна жизнь и Душа.

В сказке Э. Гофмана «Золотой горшок» (1814), как и в новелле «Кавалер Глюк», в небесном, высшем, метафизическом, пространстве сталкиваются «царство грез» и «царство ночи»; земное двоемирие возводится в сверхреальное, становится вариативным отражением «архетипического» двоемирия.

Царство ночи воплощено в старухе-ведьме, торговке яблоками Лизе Рауэрин. Ведьмовская тема трансформирует филистерский Дрезден – резиденцию ведьмы Лизы – в сверхреальную дьяволиаду. Дрездену противостоит Атлантида – «царство грез», резиденция Линдгорста. Ведьма Лиза и Линдгорст ведут борьбу за души людей, за Ансельма.

Метания Ансельма между Вероникой и Серпентиной определены переменным успехом в борьбе высших сил. В финале изображена победа Линдгорста, в результате которой Ансельм освобождается из-под власти Дрездена и переселяется в Атлантиду. Борьба Линдгорста и ведьмы Лизы возведена к борьбе высших космических сил – Князя духов Фосфора и Черного Дракона.

Персонажи в «Золотом горшке» симметричны и противостоят друг другу. «Каждый иерархический уровень мирового пространства представлен персонажами, связанными между собой аналогичными функциями, но преследующими противоположные цели» . На высшем космическом уровне Фосфору противостоит Черный Дракон; их представители, Линдгорст и ведьма Лиза, действующие на земном и небесном уровнях, также противопоставлены друг другу; на земном уровне Линдгорст, Серпентина и Асельм противопоставлены филистерскому миру в лице Паульмана, Вероники и Геербрандта.

В «Золотом горшке» Э. Гофман создает собственных мифологизированных героев и «реконструирует» образы, связанные с мифологией разных стран и широчайшей культурно-историчес-кой традицией.

Неслучаен у Э. Гофмана образ Линдгорста-Саламандра. Саламандр – нечто среднее между водяным драконом и водяной змеей, животное, способное жить в огне не сгорая, субстанция огня . В средневековой магии Саламандр считался духом огня, воплощением огня и символом философского камня, мистического разума; в иконографии Саламандр символизировал праведника, который хранил покой души и веру среди превратностей и ужасов мира. В переводе с немецкого языка «Линдгорст» означает прибежище, гнездо облегчения, успокоения. Атрибутами Линдгорста служат Вода, Огонь, Дух. Персонификацией этого ряда является Меркурий. В задачу Меркурия входит не только обеспечивать торговую прибыль, но и указывать зарытый клад, раскрывать тайны искусства, быть богом познания, покровителем искусств, знатоком тайн магии и астрономии, «знающим», «мудрым». Линдгорст, открывающий Ансельму вдохновенный мир поэзии, ассоциируется с Меркурием и символизирует приобщение к таинству духовного бытия.

Ансельм влюбляется в дочь Линдгорста – Серпентину, начинает постигать мир «должного». В самой семантике имени «Серпентина» (змея) заложено отождествление со спасителем, избавителем. Линдгорст и Серпентина открывают Ансельму вдохновенный мир поэзии, уводят его из банальной пошлой действительности в прекрасное царство духа, помогают обрести гармонию и блаженство.

Рассказанная Линдгорстом история о лилии «предопределена» индуистской философией, где лилия связана с женским божеством Лакшми – богиней любви, плодородия, богатства, красоты, мудрости.

«Наращение» смысла, заложенное в семантике мифологических образов «Золотого горшка», расставляет философско-мифо-логические акценты в восприятии героев и сюжета новеллы; борьба героев новеллы оказывается проекцией универсальной борьбы добра и зла, которая перманентно идет в космосе.

В «Золотом горшке» препятствия Ансельму чинит старуха ведьма – «баба с бронзовым лицом». В. Гильманов делает предположение, что Э. Гофман учитывал высказывание английского поэта XVI века Сидни, который писал: «Мир природы бронзовый, только поэты делают его золотым».

И.В. Миримский полагает, что золотой горшок, полученный Ансельмом в качестве свадебного подарка, есть иронический символ мещанского счастья, обретенного Ансельмом в примирении с жизнью, ценой отказа от беспочвенных мечтаний.

В. Гильманов предлагает иное объяснение смысла этого образа. У философов-алхимиков люди истинной духовности характеризовались как «дети золотой головы». Голова – символ ора-кульского откровения, открытия истины. В немецком языке слова «голова» (kopf) и «горшок» (topf) отличаются только первой буквой. Э. Гофман, создавая свой постоянно меняющийся, «перетекающий» друг в друга мир художественных образов, обращался к символической игре смыслов, к лексическим метаморфозам и созвучиям. В средневековой литературе распространен сюжет о поисках странствующими рыцарями сосуда Святого Грааля. Святым Граалем называли ту чашу, которая была на тайной вечере Христа, а также чашу, в которую Иосиф собрал стекавшую с Христа кровь. Святой Грааль символизирует вечные поиски человеком идеала, святой гармонии, полноты существования. Это дает основание В. Гильманову трактовать золотой горшок в сказ-

ке Э. Гофмана как посредника, который снимает противопоставленность «дух – материя» за счет интеграции поэзии в реаль-

«Золотой горшок» построен по принципам музыкальной композиции. Говоря о композиции «Золотого горшка», И.В. Миримский ограничивается указанием на хаотичность, каприччиозность, «обилие романтических сцен, звучащих скорее как музыка, чем словесное повествование» . Н.А. Корзина предлагает рассматривать композицию «Золотого горшка» как своеобразную иллюстрацию формы сонатного allegro .

Сонатная форма состоит из экспозиции, разработки (драматического центра сонатной формы) и репризы (развязки действия). В экспозиции происходит завязка действия, излагаются главная и побочная партии и заключительная часть (переход к разработке). Обычно у главной партии – объективный, динамичный, решительный характер, а у лиричной побочной партии – более созерцательный характер. В разработке сталкиваются и широко развиваются темы, изложенные в экспозиции. Реприза отчасти видоизменяет и повторяет экспозицию. Для сонантной формы характерны повторяющиеся, связующие темы, циклическое развитие образа.

Экспозиция, разработка и реприза присутствуют в «Золотом горшке», где прозаическая и поэтическая темы даны в столкновении и излагаются аналогично развитию тем в форме сонатного allegro. Звучит прозаическая тема – изображается обыденный мир филистеров, сытых, самодовольных, преуспевающих. Благоразумные обыватели ведут солидную, размеренную жизнь, пьют кофе, пиво, играют в карты, служат, развлекаются. Параллельно начинает звучать поэтическая тема – романтическая страна Линдгорста противопоставлена повседневности конректора Паульмана, регистратора Геербрандта и Вероники.

Главы названы «вигилиями», то есть ночными стражами (хотя не все эпизоды происходят ночью): имеются в виду «ночные бдения» самого художника (Гофман работал ночами), «ночная сторона природы», магический характер творческого процесса. Понятия «сна», «грезы», «видения», галлюцинации, игры воображения неотделимы от событий новеллы.

Экспозиция (вигилия первая) начинается с прозаической темы. Ансельм, исполненный прозаических мечтаний о пиве и кофе, расстроен потерей денег, на которые он рассчитывал провести праздничный день. Неуклюже-нелепый Ансельм попадает в корзину с яблоками безобразной Лизы – ведьмы, олицетворяющей злые силы наживы и филистерства. Крик старухи: «Попадешь под стекло, под стекло!» – становится роковым и преследует Ансельма на пути в Атлантиду. Препятствия Ансельму создают реальные персонажи (Вероника, Паульман и др.) и фантастические (ведьма Лиза, черный кот, попугай).

Под кустом бузины Ансельм услышал «какой-то шепот и лепет, и цветы как будто звенели, точно хрустальные колокольчики» . Вступает вторая «музыкальная» тема – мир поэтического. Под перезвон хрустальных колокольчиков появились три золотисто-зеленые змейки, ставшие в сказке символом дивного мира поэзии. Ансельм слышит шепот кустов, шелест трав, веяние ветерка, видит сияние солнечных лучей. У Ансельма возникает ощущение таинственного движения природы. В его душе зарождается идеальная прекрасная любовь, но чувство еще неясно, его не определить одним словом. С этого момента миру поэзии постоянно будут сопутствовать свои «лейтмотивы» – «три блестящие золотом змейки», «два чудных темно-голубых глаза» Серпентины, и всякий раз, когда Ансельм будет попадать в волшебное царство архивариуса, он будет слышать «трезвон ясных хрустальных колокольчиков».

В разработке (вигилии вторая – одиннадцатая) темы прозаического и поэтического развиваются и находятся в тесном взаимодействии. Чудесное все время напоминает о себе Ансельму. Во время фейерверка у Антоновского сада «ему казалось, что он видит в отражении три зелено-огненные полоски. Но когда он затем с тоскою всматривался в воду, не выглянут ли оттуда прелестные глазки, он убеждался, что это сияние происходит единственно от освещенных окон ближних домов» . Окружающий Ансельма мир меняет цветовую гамму в зависимости от поэтического или прозаического настроя души героя. Во время вечернего музицирования Ансельму вновь слышатся хрустальные колокольчики, и он не желает сравнивать их звучание с пением прозаической Вероники: «Ну, это уж нет! – вдруг вырвалось у студента Ансельма, он сам не знал как, и все посмотрели на него в изумлении и смущении. – Хрустальные колокольчики звенят в бузинных деревьях удивительно, удивительно!» . Царство Линдгорста имеет свою цветовую гамму (лазурно-голубую, золотисто-бронзовую, изумрудную), которая кажется Ансельму самой восхитительной и притягательной на свете.

Когда Ансельм почти полностью проникся поэтическим духом этого царства грез, Вероника, не желая расставаться с мечтой о надворной советнице Ансельм, прибегает к чарам колдуньи Лизы. Поэтическая и прозаическая темы начинают причудливо переплетаться, двоиться, странным образом замещать друг друга (такое развитие – главная особенность разработки тем сонатного allegro). Ансельм, испытывая власть злых чар колдуньи Лизы Рауэрин, постепенно забывает чудеса Линдгорста, подменяет зеленую змейку Серпентину Вероникой. Тема Серпентины преображается в тему Вероники, происходит временная победа филистерских сил над силами прекрасного. За предательство Ансельм был наказан заточением в стекло. Сбылось предсказание зловещей Лизы. В вигилии десятой идет борьба темных и поэтических волшебных сил за Ансельма.

В «Золотом горшке» фантастические и реальные элементы взаимопроникают друг в друга. Поэтическое, высший материализованный мир поэзии на глазах преобразуется в прозаический мир вульгарной повседневности. Под влиянием колдовства ведьмы Ансельм, только что лицезревший Атлантиду как «царство грез», воспринимает ее как Дрезден, царство быта. Лишенный любви и поэзии, попадая во власть реальности, Ансельм временно погружается в предметно-чувственную сферу и предает Серпентину и царство духа. Когда любовь и поэзия берут верх, то в Дрездене Ансельм вновь видит запредельное, слышит отзвуки небесной гармонии сфер. Э. Гофман демонстрирует мир одновременно с точки зрения художника и филистера, монтирует разные видения мира, в одной плоскости изображает поэтическое и прозаическое.

Заключительная вигилия двенадцатая – «реприза», где происходят характерные для репризы сонатного allegro «восстановление равновесия, возвращение к более устойчивому соотношению сил, потребность в покое, объединении» . Вигилия двенадцатая состоит из трех частей. В первой части поэтическое и прозаическое взаимопереходят друг в друга, звучат в одной тональности. Оказывается, Линдгорст не совсем бескорыстно вел борьбу за душу Ансельма: архивариусу надо было выдать замуж свою младшую дочь. Ансельм ведет счастливую жизнь в Атлантиде, в хорошеньком поместье, которым он владеет. Э. Гофман не снимает высокого ореола с мира прекрасного и поет ему гимн в вигилии двенадцатой, и все-таки второй смысл – сопоставление и определенное взаимопродолжение поэтического и прозаическо-

го – не уходит из произведения.

Во второй части вигилии двенадцатой в сложной динамической форме прославляется мир поэтического. Вторая часть финала – «реприза» – воедино собирает все образы Линдгорста. Она построена не только как повторение образов вигилии первой, но и по общему с ней музыкальному принципу: куплет-припев (или рефрен). Н.А. Корзина отмечает, что «песня» в вигилии первой и «песня» в вигилии двенадцатой создают композиционное кольцо . Третья часть вигилии двенадцатой – «кода» – окончательно подводит итоги, оценивает предыдущую часть как «жизнь в поэзии, которой священная гармония всего сущего открывается как глубочайшая из тайн природы» .

В экспозиции все одухотворенные поэзией силы природы стремятся к общению и объединению с Ансельмом. В репризе почти буквально повторяется гимн любви творящим силам природы. Но, как отмечает Н.А. Корзина, в вигилии первой употреблялись синтаксические конструкции с частицей «не», как бы указывающие на неполноту, несовершенство поэтического чувства Ансельма; в вигилии двенадцатой такие конструкции полностью заменены утвердительными, ибо понимание сути природы и всего живого наконец достигнуто Ансельмом через любовь и поэзию, что для Гофмана одно и то же . Завершающий сказку финальный гимн силам природы сам является замкнутым построением, где каждый «куплет» связан со следующим повторяющимся «мотивом-рефреном».

В «Золотом горшке» музыка играет большую роль в воссоздании романтического идеала, который имеет свою аранжировку: звуки колокольчиков, эоловых арф, гармонические аккорды небесной музыки. Освобождение и полная победа поэзии в душе Ансельма приходят со звоном колокольчиков: «Молния прошла внутри Ансельма, трезвучие хрустальных колокольчиков раздавалось сильнее и могучее, чем когда-либо; его фибры и нервы содрогнулись, но все полнее гремел аккорд по комнате, – стекло, в котором был заключен Ансельм, треснуло, и он упал в объятия милой, прелестной Серпентины» .

Мир «должного» воссоздается Э. Гофманом при помощи синтетических образов: музыкальный образ находится в тесных ассоциативных связях с запахами, цветом и светом: «Кругом благоухали цветы, и их аромат был точно чудесное пение тысячи флейт, и золотые вечерние облака, проходя, уносили с собой отголоски этого пения в далекие страны» . Гофман сравнивает музыкальный звук с солнечным лучом, придавая тем самым зримость, «осязаемость» музыкальному образу: «Но вдруг лучи света прорезали ночной мрак, и лучи эти были звуки, которые окутали меня пленительным сиянием».

Создавая образы, Э. Гофман привлекает неожиданные, необычные сравнения, использует приемы живописи (портрет Лизы) .

В «Золотом горшке» герои часто ведут себя как театральные артисты: Ансельм по-театральному вбегает на сцену, восклицает, жестикулирует, переворачивает корзины с яблоками, чуть ли не вываливается из лодки в воду и т. д. «Посредством театральности поведения энтузиастов автор показывает их внутреннюю несовместимость с реальным миром и, как следствие этой несовместимости, – возникновение и развитие их связи с миром волшебным, раздвоенность героев между двумя мирами и борьбу за них добрых и злых сил» .

Одно из проявлений романтической иронии и театральнос-

ти – воплощение в Линдгорсте двух различных и при этом неантагонистичных ипостасей одной личности (огненного Саламандра и почтенного архивариуса).

Черты театральности в поведении героев совмещаются с отдельными элементами оперы-буфф. Значительное место в «Золотом горшке» занимают эпизоды поединков (буффонный поединок – чисто театральный прием). Поединок великого стихийного духа Саламандра со старухой-торговкой – жестокий, страшный и самый зрелищный, в нем иронически сочетается великое с малым. Гремит гром, сверкают молнии, летят огненные лилии с вышитого шлафрока Линдгорста, льется огненная кровь. Финал сражения подан в нарочито сниженном тоне: старуха превращается под наброшенным на нее шлафроком Линдгорста в свеклу, и ее уносит в клюве серый попугай, которому архивариус обещает дать в подарок шесть кокосовых орехов и новые очки.

Оружие Саламандра – огонь, молнии, огненные лилии; ведьма бросает в Линдгорста листы пергамента из фолиантов, стоящих в библиотеке архивариуса. «С одной стороны, борются просветительское рацио и, как его символ, книги и рукописи, злые чары волшебного мира; с другой же – живые чувства, силы природы, добрые духи и маги. Побеждают в сказках Гофмана силы добра. В этом Гофман в точности следует образцу народных сказок» .

Категория театральности определяет стилевые особенности «Золотого горшка». Чудесные эпизоды описываются в сдержанном стиле, нарочито простым, обыденным языком, а события реального мира часто подаются в фантастическом освещении, при этом краски сгущаются, тон повествования становится напряженным.

Вопросы и предложения

для самопроверки

1. Мифологическое мышление в сказке Э. Гофмана «Золотой горшок». Стихия всемирной жизни и бюргерский мирок обывателей Дрездена.

2. Ансельм – гофмановский романтический герой.

3. Своеобразие композиции сказки Э. Гофмана «Золотой горшок».

4. В чем проявляется синтез искусств в «Золотом горшке»

1813 год. Более известный в тот период как музыкант и композитор, нежели как литератор, Эрнст Теодор Амадей Гофман становится директором оперной труппы Секонды и вместе с ней перебирается в Дрезден. В осаждённом городе, на который наседает Наполеон, он дирижирует оперой. И в это же самое время задумывает самое яркое из ранних своих произведений – фантасмогорическую повесть-сказку «Золотой горшок».

«В день Вознесения, часов около трех пополудни, чрез Черные ворота в Дрездене стремительно шёл молодой человек и как раз попал в корзину с яблоками и пирожками, которыми торговала старая, безобразная женщина, - и попал столь удачно, что часть содержимого корзины была раздавлена, а все то, что благополучно избегло этой участи, разлетелось во все стороны, и уличные мальчишки радостно бросились на добычу, которую доставил им ловкий юноша!»

Не правда ли, первая фраза затягивает, словно колдовские чары? Заманивает игривым ритмом и красотой слога? Спишем это на замечательный перевод Владимира Соловьёва, но ведь не Соловьёв - виновник того, что на плечи Гофмана опирается русская классика от Гоголя до Достоевского , захватывая, впрочем, и двадцатый век. Достоевский, между прочим, прочитал всего Гофмана в переводе и в оригинале. Нехилая характеристика для автора!

Однако, вернёмся к «Золотому горшку». Текст повести магический, завораживающий. Мистикой пронизано всё содержание повести-сказки, плотно переплетённое с формой. Сам ритм – музыкальный, чарующий. А образы – сказочные, красочные, яркие.

«Тут монолог студента Ансельма был прерван странным шелестом и шуршаньем, которые поднялись совсем около него в траве, но скоро переползли на ветви и листья бузины, раскинувшейся над его головою. То казалось, что это вечерний ветер шевелит листами; то - что это порхают туда и сюда птички в ветвях, задевая их своими крылышками. Вдруг раздался какой-то шепот и лепет, и цветы как будто зазвенели, точно хрустальные колокольчики. Ансельм слушал и слушал. И вот - он сам не знал, как этот шелест, и шепот, и звон превратились в тихие, едва слышные слова:
"Здесь и там, меж ветвей, по цветам, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся. Сестрица, сестрица! Качайся в сиянии! Скорее, скорее, и вверх и вниз, - солнце вечернее стреляет лучами, шуршит ветерок, шевелит листами, спадает роса, цветочки поют, шевелим язычками, поем мы с цветами, с ветвями, звездочки скоро заблещут, пора нам спускаться сюда и туда, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся; сестрицы, скорей!"
И дальше текла дурманящая речь».

Главный герой повести-сказки – студент Ансельм, романтический и неуклюжий молодой человек, руки которого домогается девушка Вероника, а сам он влюблён в прекрасную золотисто-зелёную змейку Серпентину. Помогает ему в его приключениях мистический герой – отец Серпентины, архивариус Линдгорст, а в самом деле мифический персонаж Саламандр. А козни строит злая ведьма, дочь чёрного драконова пера и свекловицы (свеклой в Германии кормили свиней). И цель Ансельма – преодолеть препятствия в виде ополчившихся на него тёмных сил и соединиться с Серпентиной в далёкой и прекрасной Атлантиде.

Смысл повести заключён в иронии, отражающей кредо Гофмана. Эрнст Теодор Амадей – злейший враг мещанства, всего обывательского, безвкусного, приземлённого. В его романтическом сознании сосуществуют два мира, и тот, который вдохновляет автора, не имеет ничего общего с обывательской мечтой о благополучии.

Привлекла внимание некая сюжетная фишка – тот момент, когда студент Ансельм оказывается под стеклом. Это напомнило основную идею знаменитого фильма «Матрица» , когда реальность одних людей является всего лишь симуляцией для избранного героя.

« Тут Ансельм увидел, что рядом с ним, на том же столе, стояло еще пять склянок, в которых он увидел трех учеников Крестовой школы и двух писцов.
- Ах, милостивые государи, товарищи моего несчастия, - воскликнул он, - как же это вы можете оставаться столь беспечными, даже довольными, как я это вижу по вашим лицам? Ведь и вы, как я, сидите закупоренные в склянках и не можете пошевельнуться и двинуться, даже не можете ничего дельного подумать без того, чтобы не поднимался оглушительный шум и звон, так что в голове затрещит и загудит. Но вы, вероятно, не верите в Саламандра и в зеленую змею?
- Вы бредите, господин студиозус, - возразил один из учеников. - Мы никогда не чувствовали себя лучше, чем теперь, потому что специес-талеры, которые мы получаем от сумасшедшего архивариуса за всякие бессмысленные копии, идут нам на пользу; нам теперь уж не нужно разучивать итальянские хоры; мы теперь каждый день ходим к Иозефу или в другие трактиры,наслаждаемся крепким пивом, глазеем на девчонок, поем, как настоящие студенты, "Gaudeamus igitur..." - и благодушествуем.»

Свой собственный, разделённый надвое образ Гофман тоже отобразил в «Золотом горшке». Как известно, музыку он писал под псевдонимом Иоганнес Крейслер.

«Архивариус Линдгорст исчез, но тотчас же опять явился, держа в руке прекрасный золотой бокал,из которого высоко поднималось голубое потрескивающее пламя.
- Вот вам, - сказал он, - любимый напиток вашего друга, капельмейстера Иоганнеса Крейслера. Это - зажженный арак, в который я бросил немножко сахару. Отведайте немного, а я сейчас скину мой шлафрок, и в то время как выбудете сидеть и смотреть и писать, я, для собственного удовольствия и вместе с тем чтобы пользоваться вашим дорогим обществом, буду опускаться и подниматься в бокале.
- Как вам угодно, досточтимый господин архивариус, - возразил я, - но только, если вы хотите, чтобы я пил из этого бокала, пожалуйста, не...
- Не беспокойтесь, любезнейший! - воскликнул архивариус, быстро сбросил свой шлафрок и, к моему немалому удивлению, вошел в бокал и исчез в пламени. Слегка отдувая пламя, я отведал напиток - он был превосходен!»

Волшебно, не так ли? После создания «Золотого горшка» репутация Гофмана как писателя стала укрепляться всё сильней. Ну, а Секонда тем временем уволил его с должности директора оперной труппы, обвинив в дилетантстве...

…Но Гофман не был бы художником со столь противоречивым и во многом трагическим мироощущением, если бы такого рода сказочная новелла определяла генеральное направление его творчества, а не демонстрировала лишь одну из его сторон. В основе же своей художественное мироощущение писателя отнюдь не провозглашает полной победы поэтического мира над действительным. Лишь безумцы, как Серапион, или филистеры верят в существование только одного из этих миров. Такой принцип двоемирия отражен в целом ряде произведений Гофмана, пожалуй, наиболее ярких и в своем художественном качестве и наиболее полно воплотивших противоречия его мировоззрения. Такова, прежде всего, сказочная новелла «Золотой горшок» (1814 г.), название которой сопровождается красноречивым подзаголовком «Сказка из новых времен». Смысл его раскрывается в том, что действующие лица этой сказки - современники Гофмана, а действие происходит в реальном Дрездене начала XIX века. Так переосмысляется Гофманом иенская традиция жанра сказки - в ее идейно-художественную структуру он включает план реальной повседневности, с которой и начинается повествование в новелле. Ее герой студент Ансельм, чудаковатый неудачник, у которого бутерброд падает обязательно намасленной стороной, а на новом сюртуке непременно появляется скверное жирное пятно. Проходя через городские ворота, он спотыкается о корзину с яблоками и пирожками. Мечтатель Ансельм наделен «наивной поэтической душой», и это делает для него доступным мир сказочного и чудесного. Столкнувшись с ним, герой новеллы начинает вести двойственное существование, попадая из своего прозаического бытия в царство сказки, соседствующее с обычной реальной жизнью. В соответствии с этим и композиционно новелла построена на переплетении и взаимопроникновении сказочно-фантастического плана с реальным. Романтическая сказочная фантастика в своей тонкой поэтичности и изяществе находит здесь в Гофмане одного из лучших своих выразителей. В то же время в новелле отчетливо обрисован реальный план. Не без основания некоторые исследователи Гофмана полагали, что по этой новелле можно успешно реконструировать топографию улиц Дрездена начала прошлого века. Немалую роль в характеристике персонажей играет реалистическая деталь. Например, упоминающийся не раз костюм бедного Ансельма - щучье-серый фрак, покрой которого был очень далек от современной моды, и черные атласные брюки, придававшие всей его фигуре какой-то магистерский стиль, так не соответствовавший походке и осанке студента. В этих деталях отражены и какие-то социальные штрихи персонажа и некоторые моменты его индивидуального облика.
Широко и ярко развернутый сказочный план со многими причудливыми эпизодами, так неожиданно и, казалось бы, беспорядочно вторгающийся в рассказ о реальной повседневности, подчинен четкой логической идейно-художественной структуре новеллы в отличие от намеренной фрагментарности и непоследовательности в повествовательной манере большинства ранних романтиков. Двуплановость творческого метода Гофмана, двоемирие в его мироощущении сказались в противопоставлении мира реального и фантастического и в соответствующем делении персонажей на две группы. Конректор Паульман, его дочь Вероника, регистратор Геербранд - прозаически мыслящие дрезденские обыватели, которых как раз и можно отнести, по собственной терминологии автора, к хорошим людям, но плохим музыкантам или немузыкантам вовсе, то есть к людям, лишенном всякого поэтического чутья. Им противопоставлен архивариус Линдхорст с дочерью Серпентиной, пришедший в этот филистерский мир из фантастической сказки, и милый чудак Ансельм, поэтической душе которого открылся сказочный мир архивариуса. Ансельму в его повседневной жизни кажется, что он влюблен в юную Веронику, а она в свою очередь видит в нем будущего надворного советника и своего мужа, с которым мечтает осуществить свой идеал филистерского счастья и благополучия. Но причастный теперь к сказочному поэтическому миру, в котором он полюбил чудесную золотистую змейку - голубоглазую Серпентину, бедный Ансельм не может решить, кому же в действительности отдано его сердце. В борьбу за Ансельма против покровительствующего ему Линдхорста вступают другие силы, тоже волшебные, но злые, воплощающие темные стороны жизни, поддерживающие прозаический филистерский мир, - это колдунья-торговка, у которой Ансельм опрокинул корзину.
Двуплановость новеллы реализуется и в раздвоении Ансельма и в двойственности существования других персонажей. Всем известный в городе тайный архивариус Линдхорст, старый чудак, который живет уединенно со своими тремя дочерьми в отдаленном старом доме, одновременно и могущественный волшебник Саламандр из сказочной страны Атлантиды, которой правит князь духов Фосфор. А его дочери не только обыкновенные девушки, но и чудесные золотисто-зеленые змейки. Старая торговка у городских ворот, некогда нянька Вероники, Лиза - злая колдунья, перевоплощающаяся в различных злых духов. Через Ансельма в соприкосновение с царством духов на какое-то время входит и Вероника и даже близок к этому рационалистический педант Геербранд.
Двойственное существование (и здесь Гофман использует традиционные каноны сказки) ведут природа и вещный мир новеллы. Обыкновенный куст бузины, под которым в летний день присел отдохнуть Ансельм, вечерний ветерок, солнечные лучи говорят с ним, одухотворенные сказочными силами волшебного царства. В поэтической системе Гофмана природа в духе романтического руссоизма вообще является неотъемлемой частью этого царства. Потому и Ансельму «лучше всего было, когда он мог один бродить по лугам и рощам и, как бы оторвавшись ото всего, что приковывало его к жалкой жизни, мог находить самого себя в созерцании тех образов, которые поднимались из его внутренней глубины».
Красивый дверной молоток, за который взялся Ансельм, собираясь войти в дом Линдхорста, вдруг превращается в отвратительную рожу злой колдуньи, а шнурок звонка становится исполинской белой змеей, которая душит несчастного студента. Комната в доме архивариуса, уставленная обыкновенными растениями в горшках, становится для Ансельма чудесным тропическим садом, когда он думает не о Веронике, а о Серпентине. Подобные превращения испытывают и многие другие вещи в новелле.
В счастливой концовке новеллы, завершающейся двумя свадьбами, получает полное истолкование ее идейный замысел. Надворным советником становится регистратор Геербранд, которому Вероника без колебания отдает свою руку, отрешившись от увлечения Ансельмом. Осуществляется ее мечта - «она живет в прекрасном доме на Новом рынке», у нее «шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль», и, завтракая в элегантном неглиже у окна, она отдает необходимые приказания кухарке. Ансельм женится на Серпентине и, став поэтом, поселяется с ней в сказочной Атлантиде. При этом он получает в приданое «хорошенькое поместье» и золотой горшок, который он видел в доме архивариуса. Золотой горшок - эта своеобразно ироническая трансформация «голубого цветка» Новалиса - сохраняет все же исходную функцию этого романтического символа, осуществляющего синтез поэтического и действительного в высшем идеале поэзии. Вряд ли можно считать, что завершение сюжетной линии Ансельм - Серпентина является параллелью филистерскому идеалу, воплощенному в союзе Вероники и Геербранда, а золотой горшок - символом мещанского счастья. Ансельм ведь отнюдь не отказывается от своей поэтической мечты, он лишь находит ее осуществление. И то обстоятельство, что Гофман, посвящая одного из своих друзей в первоначальный замысел сказки, писал, что Ансельм «получает в приданое золотой ночной горшок, украшенный драгоценными камнями», но в завершенный вариант этот снижающий мотив не включил, свидетельствует о намеренном нежелании писателя разрушать философскую идею новеллы о воплощении царства поэтической фантастики в мире искусства, в мире поэзии. Именно эту идею и утверждает последний абзац новеллы. Ее автор, страдающий от мысли, что ему приходится покидать сказочную Атлантиду и возвращаться в жалкое убожество своей мансарды, слышит ободряющие слова Линдхорста: «Разве сами вы не были только что в Атлантиде и разве не владеете вы там по крайней мере порядочной мызой как поэтической собственностью вашего ума? Да разве и блаженство Ансельма есть не что иное, как жизнь в поэзии, которой священная гармония всего сущего открывается как глубочайшая из тайн природы!»
В то же время и философская идея и тонкое изящество всей художественной манеры новеллы постигаются полностью лишь в ее иронической интонации, органически входящей во всю ее идейно-художественную структуру. Весь фантастический план сказки раскрывается через определенную ироническую дистанцию автора по отношению к нему так, что у читателя совсем нет уверенности в действительной убежденности автора в существовании фантастической Атлантиды. Больше того, заключающие новеллу слова Линдхорста утверждают, что единственная реальность - это наше посюстороннее земное бытие, а сказочное царство - всего лишь жизнь в поэзии. Иронична позиция автора и по отношению к Ансельму, иронические пассажи направлены и в адрес читателя, ироничен автор и по отношению к самому себе. Ирония в новелле, во многом носящая характер художественного приема и не имеющая еще того остродраматического звучания, как в «Житейских воззрениях кота Мура», получает уже философскую насыщенность, когда Гофман через ее посредство развенчивает свою собственную иллюзию относительно сказочной фантастики как средства преодоления филистерского убожества современной Германии. Нравственно-этический акцент характерен для иронии там, где она направлена на осмеяние немецких филистеров.

Прочитав произведение «Золотой Горшок» Гофмана мы видим первое, что относится к чертам романтизма – это использование гротеска. Все произведение построено на причудливом переплетении реального и фантастического. С помощью фантастики Гофман создает эффект двоемирия. В произведении Гофмана присутствуют метаморфозы, т.е превращения, примером такого превращения может быть зеленая змейка, которая обернулась в девушку. В произведении встречается много отступлений, в которых автор объясняет авторскую позицию, а именно авторскую иронию. Ирония так же присуща данному произведению, переплетение двух миров приводит к ироничной ситуации, когда Ансельма считаю сумасшедшим после его рассказов о другой стороне реальности. Фантастичность и сказочность проявляются в течение всего произведения, волшебный мир, колдовство, метаморфозы, фантастические герои произведения и т.д. Фантастика у Гофмана в «Золотом горшке» не скрытая, а как раз наоборот явная. Так же к чертам романтизма в произведении Гофмана «Золотой горшок» можно отнести такие черты, как единение с природой, это можно увидеть в эпизоде, когда Ансельм видит трех зеленых змеек обвивших ветви бузины, после того, как они исчезли Ансельм остался стоять, обняв куст бузины. Что касается Ансельма, то он в данном произведении является романтическим героем, он не предает своей мечты. Не смотря на происходящие события, даже оказавшись в склянке он не поддается уговорам колдуньи.
Как известно, романтизм у нас ассоциируется со всем самым светлым, милым, с цветами и элегантными подарками. Оказывается, и в наше время можно быть романтиком. Для меня, например, стал открытием букет из конфет в качестве оригинального подарка любимому человеку. Это очень оригинально, приятно и романтично.