7 сентября 1870 года родился знаменитый русский писатель и драматург Александр Куприн. «Родился я 26 августа (по старому стилю) 1870 г. Пензенской губернии в городе Наровчате, о котором до сих пор есть поговорка: «Наровчат – одни колышки торчат», потому что он аккуратно выгорает через каждые два года в третий дотла» , – писал Куприн в 1913 году. Мальчик не знал своего отца, потому как он скончался от холеры, когда ребенку не было и года. Семья остается без кормильца.
Матери Александра Ивановича ничего не оставалось делать, как переехать в московский Сиротский дом и поселиться в общей палате вдовьего двора. Будущий писатель вырос, купаясь в лучах материнской любви, она была для него всем. Как говорил сам Куприн, это было «верховное существо с непреклонным характером и высоким благородством». Именно мать, княжна Любовь Куланчакова, оказала огромное влияние не только на раннее творчество сына, но и на всю его жизнь. За неимением средств она была вынуждена отдать Александра в сиротское училище, когда тому только исполнилось шесть лет. «Форменная кумачовая ленточка перетягивала парусиновую рубашку и панталоны»: все это причиняло мальчику страдания, он с детства не мог терпеть казенщины. В люди Куприн выходил долго…
 |
| дом-музей Куприна в Наровчате |
Из воспоминаний писательницы Тэффи: «Внешность у Куприна была не совсем обычная. Был он среднего роста, крепкий, плотный, с короткой шеей и татарскими скулами, узкими глазами, перебитым монгольским носом»; «Но человек — Александр Иванович Куприн был вовсе не простачок и не рыхлый добряк. Он был человек сложный».
С 1876 по 1880 год Куприн учился в Московском Разумовском сиротском пансионе, с 1880 по 1887 год – во Втором московском кадетском корпусе, где царила палочная дисциплина и «дедовщина», с 1887 по 1890 – в Александровском военном училище. Затем 4 года служил подпоручиком в пехотном полку на Украине, в заштатных гарнизонах. Потом был переезд в Киев, бедность, отсутствие профессии, семь лет скитаний по стране. И уже потом – Петербург, литературная известность, знакомство с великими современниками, эмиграция, 17 лет жизни в Париже и в 1937 году, за год с небольшим до смерти – возвращение на Родину.
Итогом первых после офицерской службы беспокойных лет стали 2 книги: сборник очерков «Киевские типы» (1896) и сборник рассказов «Миниатюры» (1897). Позднее Куприн оценил их как «первые ребяческие шаги на литературной дороге». Уже в пору творческой зрелости Куприн одну из своих писательских заповедей сформулировал так: «Ты – репортер жизни… суйся решительно всюду… влезь в самую гущу жизни…»
Писателем Александр Иванович стал случайно. Когда он еще был курсантом военного училища, решил написать рассказик, подписался «Ал. К-рин». 3 декабря 1889 г. в журнале «Русский сатирический листок» его рассказ «Последний дебют» был напечатан, это был рассказ был об актрисе, которая покончила с собой на сцене. Об этом стало известно начальству и «презренный писака, затесавшийся в славные ряды будущих героев отечества» был обнаружен и предан суду. Куприна посадили на двое суток в карцер, где он поклялся себе не прикасаться к перу и бумаге. Все изменила встреча с Иваном Буниным, который помог талантливому курсанту заработать первый гонорар.
Впоследствии Куприн иронически вспоминал свой первый рассказ: он был полон мелодраматических штампов. В повести «Поединок» (1909) герой Ромашов, в котором угадываются черты автора, сочиняет по вечерам уже третью по счету повесть под заглавием «Последний роковой дебют». Подпоручик сам стыдился своих литературных занятий и никому в мире ни за что не признался бы в них». В романе «Юнкера» (1932) герой Александров тоже печатает рассказ «Последний дебют», а потом, отсиживаясь в карцере, читает «Казаков» Толстого и осознает свое ничтожество в сравнении с классиком.
Про Куприна сочинили стишок: «Спустился ты на дно морское,/ Поднялся ты за облака./ Из четырех стихий в покое/ Огонь оставил ты пока». Куприн одним из первых среди русских литераторов рискнул присоединиться к путешествиям по воздуху и под воду. 13 сентября 1909 года совместно со знаменитым авиатором Сергеем Уточкиным писатель поднялся над Одессой на воздушном шаре на высоту 1250 метров. А 12 ноября 1910 года Куприн вместе с авиатором Иваном Заикиным совершили полет на самолете над Одессой. Полет закончился катастрофой. К счастью, Куприн почти не пострадал. Впечатления от воздушных путешествий отражены, соответственно, в очерках «Над землей» и «Мой полет». А 28 октября 1909 года, облачившись в шестипудовый водолазный костюм, Куприн совершил подводную экспедицию в море возле Одессы.
В 1890 году молодого подпоручика Куприна по окончании училища отправляют в городок Проскуров Подольской губернии служить в пехотном полку. Казарменные порядки стали тягостным времяпровождением для Александра, и он полностью углубляется в литературу. Началом творческой карьеры Куприна можно считать 1893 год, когда на свет появляются рассказы «Лунной ночью», «Дознание» и повесть «Впотьмах». В 1894 году он возвращается в Киев и полностью проходит «переквалификацию». Местные газеты и журналы печатают его очерки, фельетоны и рассказы, кроме этого Куприн подрабатывает журналистом, печатается в полицейской и судебной хрониках, но это не спасает от нищеты. Он пишет, чтобы заглушить чувство голода. Один за другим появляются сборники: очерков «Киевские типы» и рассказов «Миниатюры».
Куприн был ленивый писатель, он вел разгульную жизнь, призвать его к порядку и усадить за письменный стол – было не просто. Первая супруга писателя Мария Карловна Давыдова-Иорданская, прибегала к суровым мерам. Лето 1906 года семья проводила на даче в Даниловском, Куприн оборудовал себе кабинет на чердаке. Но супруга заметила, что от творческого уединения нет никакого результата: муж ничего не пишет. Потом обнаружила, что Куприн натаскал на чердак сена и, вместо того, чтобы работать, там спит после завтрака. Жена… перестала кормить его завтраком. Когда Куприн в 1905 году создавал вторую редакцию повести «Поединок», работа застопорилась на середине. Его супруга Мария Карловна по этому поводу очень ругалась. Дело дошло до того, что она предъявила ему ультиматум: он снимает себе холостую комнату, где будет работать над «Поединком». А она станет навещать его. Иногда. И он может приходить домой, но при одном условии: в дом его пустят лишь в том случае, если он предъявит следующую главу повести… Однажды Куприн принес Марии Карловне несколько старых страниц. Обман раскрылся, и домой писателя стали пускать только после прочтения «работы». От этого Куприн молча страдал. Болезненно самолюбивый, он чувствовал себя униженным, работа валилась из рук…
«Самый чуткий нос России» – однажды именно так Федор Шаляпин представил гостям своего друга – Александра Ивановича Куприна. Современники даже шутили, что в Куприне было что-то «от большого зверя». Например, многие дамы очень обижались на писателя, когда он их настоящим образом по-собачьи обнюхивал. А однажды, некий французский парфюмер, услышав от Куприна четкую раскладку составляющих его нового аромата, воскликнул: «Такой редкий дар и вы всего лишь писатель!».
Куприн часто восхищал своих коллег по цеху невероятно точными определениями. Например, в споре с Буниным и Чеховым он победил одной фразой: «Молодые девушки пахнут арбузом и парным молоком. А старушки, здесь на юге, – горькой полынью, ромашкой, сухими васильками и – ладаном».
Однажды, получив крупный аванс, Александр Иванович крепко запил. В пьяном угаре он приволок в дом, где проживала его семья, сомнительную компанию собутыльников, и, собственно, веселье продолжилось. Супруга Куприна долго терпела кутеж, но оброненная на ее платье пылающая спичка стала последней каплей. В порыве неистовства Давыдова разбила графин с водой о голову мужа. Супруг обиды не стерпел. Он покинул дом, черкнув на клочке бумаги: «Между нами все кончено. Больше мы не увидимся». Прежде чем решиться на окончательный разрыв с «безжалостной Машенькой», Куприн топил боль в алкоголе. Нелюбимый и слабовольный, он превратился в ресторанного завсегдатая, обзавелся сомнительными друзьями, и почти все вечера проводил в кабаках или на ипподроме. О его пьяных выходках писали все бульварные газеты. Куприн облил горячим кофе такого-то, кинул в ресторане «Норд» в бассейн со стерлядью такого-то, на банкете такого-то вскочил в пьяном угаре на стол и раскрошил ногами все тарелки со снедью… Все это не пройдет даром – к старости Куприн будет сильно болеть, превратится в жалкого и больного человека, почти маразматика.
 |
| Куприн и Лиза Гейнрих |
 |
| с дочерьми Ксенией и Лидой |
Но это будет через много лет. А в разгул его хмельного времени Куприна спасет няня четырехлетней дочери – Лиза Гейнрих. Она сумеет уговорить его перестать пить и отправиться на лечение в Финляндию. Лиза Гейнрих станет для него настоящим ангелом хранителем. Благодаря Лизе, ее душевной мягкости и доброте, Куприн вернется к творчеству и познает, наконец, радость спокойной семейной жизни. 21 апреля 1908 года у них родилась дочь Ксения. Получить развод у первой жены Куприну удалось не сразу, и венчание с Елизаветой Морицовной состоялось только 16 августа 1909 года. 6 октября 1909 года в семье Куприных родилась вторая дочь Зинаида, которая вскоре умерла от пневмонии.
После увольнения из армии, Куприн пошел работать на самый крупный сталелитейный и рельсопрокатный завод, где с 1896 года трудится в должности заведующим учетом кузницы и столярной мастерской. Глядя на бесправное положение рабочих, Александр Иванович пишет свое первое крупное произведение «Молох». С него, по заверению литературных критиков, и начинается расцвет Куприна.
В 1901 году писатель отправляется вновь в Санкт-Петербург, где перед ним открываются двери самых значимых на то время изданий «Мира Божьего» и «Русского мира». Куприна теперь хорошо знают и в Москве благодаря его знакомству с классиками мировой отечественной литературы: И. А. Буниным, М. Горьким, А. П. Чеховым. В 1903 году к Куприну приходит долгожданный успех вместе с томиком «Купринских» рассказов, которые выпускает «Знание». Первое десятилетие 20-го века для Куприна – благодатное время, когда его творчество пользуется невероятной популярностью.
В 1907 году он решает уехать из страны в Финляндию, вернувшись на родину лишь к началу Первой мировой. Февральская революция была восторженно встречена Куприным, но потом, глядя на происходящие события и вопиющую несправедливость, писатель стал безразличен к политике, он не раз критиковал Ленина, и в итоге эмигрировал во Францию, так и не согласившись с политикой новой страны. В 1909 году писатель вместе с А. Буниным получает Академическую премию им. А. С. Пушкина за три тома своих произведений.
В 1912-ом печатается полное собрание сочинений Куприна. Современники считали его писателем, который не стоял на месте, он чувствовал жизнь, как она есть, не становясь на сторону «белых-красных» и свои впечатления и мысли излагал красочным языком. Главное, что мешало таланту Куприна раскрыться, была постоянная нужда и семейные хлопоты. Первый брак писателя разрушился. А вот второй брак был крепким. Семья росла, и вместе с ней потребности в деньгах, поэтому Куприн до самой смерти занимался «черной работой журналистики».
После революции Куприн загорелся идеей создать газету для крестьян под названием «Земля». 25 декабря 1918 года он побывал у Ленина в Кремле, изложил ему проект. Газета должна была призывать к рациональному пользованию землей и лесами, организовывать отправку студентов и школьников в деревню на летнюю практику. Однако проект газеты не был одобрен, в субсидии было отказано.
Пожалуй, самое яркое произведение Куприна, вызывающее у читателей эмоциональный всплеск – небольшое произведение «Гранатовый браслет». В основе сюжета – история, которую кто-то рассказал ему в юности. Жил-был влюбленный фанатик, который забрасывал замужнюю даму безвкусными подарками и плоскими письмами. Эта странная история вдохновила писателя, через несколько лет он написал «браслет». Многие коллеги по перу критиковали Куприна за эту повесть, но читатели завалили благодарными письмами. «Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе, «Да святится имя твое»…». Эту цитату из «Гранатового браслета» полубольной Куприн каждый вечер, сидя в кафе, повторял в своих письмах неизвестной даме, в которую влюбился на закате своей жизни.
 |
| Куприн в Париже |
Куприн оказался за границей в 1919 г. Начало эмигрантского периода
Куприна совпало с его активным сотрудничеством в газете «Новая русская жизнь» в
Гельсингфорсе. Когда Куприн переехал в Париж, его творческая активность уже
заметно шла под уклон. Не считая газетной публицистики, писал он мало. Он
сосредоточен на романтизации ушедшего в небытие старорусского уклада. Самое
значительное его произведение, написанное в изгнании, – роман «Юнкера» (1933).
Роман автобиографичен и посвящен дням молодости, когда Куприн учился в кадетском корпусе. Куприн не относится к тем авторам, чье творчество пережило второе рождение в эмиграции (как это было с И. Буниным, Г. Ивановым, Г. Адамовичем, М. Цветаевой, И. Шмелевым и многими другими). Но в тридцатые годы наметился определенный подъем, и, во всяком случае, это десятилетие оказалось для Куприна более плодотворным, чем первые десять лет в эмиграции.
Куприны жили во Франции долгих семнадцать лет – с 1920 по 1937 год и,
в конце концов, тоска по родине взяла свое. Александр Иванович, будучи уже
седовласым стариком и, очевидно, предчувствуя скорую смерть, однажды заявил,
что готов идти в Москву хоть пешком. Он публикует только то, что написано
ранее: «Новые повести и рассказы» (1927), «Купол св. Исаакия Далматского»
(1928), «Елань» (1929). А между тем, здоровье его не на шутку разладилось.
«Елизавета Морицовна Куприна увезла на родину своего больного старого мужа. Она
выбилась из сил, изыскивая средства спасти его от безысходной нищеты… Всеми
уважаемый, всеми без исключения любимый, знаменитейший русский писатель не мог
больше работать, потому что был очень, очень болен, и все об этом знали»,
–
напишет позже русская писательница Тэффи.
31 мая 1937 года А. И. Куприн приезжает в Ленинград, где всеми силами пытается встать на ноги и возобновить работу, но все старания его остаются тщетными. Через год, 25 августа 1938 года писатель скончался. О смерти Куприна сообщило ТАСС и ряд популярных газет. Похороны Александра Куприна состоялись на Литераторских мостках Волковского кладбища в Петербурге. Могила Куприна находится неподалеку от мест упокоения Тургенева, Мамина-Сибиряка и Гарина-Михайловского Родина отдала писателю последнюю дань уважения и благодарности. А. Куприн смог внести значимый вклад в литературу начала 20 столетия, вдохнуть в неё «ветер свободы и дух инакомыслия».
Осенью 1939 года на могиле была установлена плита из чёрного полированного мрамора на гранитном основании с лаконичной надписью: «Александр Иванович Куприн. 1870-1938».
Елизавета Морицевна тяжело пережила смерть мужа. Более 30 лет она была его преданным и терпеливым другом в горе и в радости. После смерти Куприна Елизавета Морицевна стала собирать всё относящееся к его жизни и творчеству. В квартире на Лесном она устроила маленький домашний музей. Жена писателя (вместе с внуком Куприна – Алексеем Борисовичем Егоровым (Егоров прожил недолго (1924-1946)), сыном его дочери Лидии, умершей в 1924 году) продолжала и после его смерти вести издательские дела, переговоры с киностудиями.
В 1939 году Советским правительством Е. М. Куприной была назначена персональная пенсия. Она продолжала жить в квартире на Лесном проспекте. Литературный фонд и Союз писателей оказывали ей всемерную помощь и поддержку. В октябре 1940 года Куприна поступила на службу в Академию художеств хранителем фотодиатеки. Она начала работать над воспоминаниями о муже. В 1942 году во время блокады Ленинграда она покончила с собой, до последнего дня трудясь над творческим наследием мужа. Похоронена рядом с мужем на Литераторских мостках на Волковском кладбище Санкт-Петербурга.
Александр Куприн и Крым
«Писатель балаклавских рыбаков,
Друг тишины, уюта, моря, селец,
Тенистой Гатчины домовладелец,
Он мил нам простотой сердечных слов…»
Из стихотворения Игоря Северянина памяти Куприна
Среди русских классиков, судьба которых тесно связана с Крымом, Александр Иванович Куприн – самый преданный и искренний почитатель благодатной земли, отразивший в произведениях романтический образ Крыма. Куприна тянуло сюда просто потому, что он страстно любил сказочный полуостров. Его сердце, как он сам говорил, всю жизнь стремилось к «благословенному Крыму, сине-синему Чёрному морю».
А впервые в Крым А. И. Куприн попал, по-видимому, во времена, когда служил в киевских и южнорусских газетах «пожарным строчилой». Так он называл работу репортёра. Как и Горького, его гоняла по стране ненасытная жажда новых впечатлений и поиск самого себя. Такой разнообразный жизненный опыт позволил Куприну писать правдивые произведения. Основу сюжетов его повестей и рассказов составляли реальные события, непосредственным участником которых был сам писатель. «Безмерная жажда к жизни и нестерпимое любопытство» позволяли ему постоянно попадать в новую обстановку, знакомиться с новыми людьми и находить интересный материал для своих публикаций и литературных произведений. Особенно привлекала его жизнь на юге, где было солнечно и ярко, «уличная толпа – пёстрой и шумной, а люди – общительными и лёгкими».
К началу XX века, когда Куприн был уже тридцатилетним автором «Молоха» и «Ночной смены», его бродячая журналистская жизнь вдруг круто изменилась. В Одессе, в зале гостиницы «Лондонской», он познакомился с А. П. Чеховым. Он считал Антона Павловича самым высоким авторитетом в литературе.
Весной 1900 года Куприн приехал в Ялту, где жил известный писатель. Здесь вокруг него вращалась культурная жизнь и столичные знаменитости. В Ялте с помощью Антона Павловича малоизвестный провинциальный журналист Куприн оказался в кругу самых видных писателей России М. Горького, И. Бунина, С. Елпатьевского, Н. Гарина-Михайловского, издателей Н. Телешова и В. Миролюбова. Знакомство с видными деятелями литературы буквально окрылило А. И. Куприна. В Ялте он почувствовал уверенность в своих силах и таланте...
В Крым Куприн приезжал часто: гостил у Чехова в Ялте, у
Гарина-Михайловского в Кастрополе, познакомился с Львом Толстым, останавливался
в Мисхоре, в Алуште, Гурзуфе, Кореизе, Алупке, очень полюбил Севастополь.
Писателю замечательно работалось на юге. Он написал здесь множество своих
произведений, среди них принесшую ему мировую известность повесть «Поединок».
Многие его рассказы сюжетно связаны с нашим краем или написаны по крымским
впечатлениям.
Среди многих истинно крымских произведений признаны классическими «Сон», «Светлана», «Белый пудель», «Гранатовый браслет».
В 1904 г., 1905 г. и 1906 г. Куприн с семьёй жил в Балаклаве,
подружился с местными рыбаками и написал о них сборник художественных очерков
«Листригоны». Летом 1905 года в Балаклаве Куприн стал свидетелем
Севастопольского восстания и его жестокого подавления. Крейсер «Очаков» был
расстрелян из орудий и загорелся. По катеру с ранеными, отошедшему от крейсера,
с берега стреляли картечью, пытались расстреливать и спасавшихся вплавь
матросов. Куприн помог спрятаться десяти матросам, добравшимся до берега,
достал им штатские костюмы. Чтобы моряки могли выбраться из Балаклавы
незамеченными, Куприн пошел в полицейский участок, притворился пьяным и отвлек
внимание городовых. По следам событий Куприн пишет гневный очерк «События в
Севастополе» (его публикует газета «Наша жизнь»), после чего писателя в 24 часа
высылают из Севастопольского округа.
Спустя много лет, в 2009 году в Крыму, в
поселке Балаклава, в честь А. И. Куприна на набережной был поставлен памятник.
Куприну очень хотелось поселиться в Крыму навсегда. Он планировал вырастить сад на скалистой балаклавской земле, построить дом и писать здесь книжки, ведь герои его произведений жили в этом уютном уголке полуострова рядом с ним, занимаясь своей обычной работой. Но судьба распорядилась так, что желание писателя оказалось несбыточным. По прошествии многих лет, уже в эмиграции, Куприн по-прежнему памятью сердца возвращался к воспоминаниям о прошлом. Он ностальгически сравнивал европейские пейзажи с природой полуострова и грустно заключал: «...далеко им до миловидного нарядного Крыма».
Однажды шофер такси, русский эмигрант, везший Куприна и одного редактора, услышал в разговоре знакомую фамилию и спросил у Александра Ивановича:
– Вы не отец ли знаменитой Кисы Куприной?
Дома Куприн горько сказал жене: «До чего дожил... Стал всего лишь отцом «знаменитой дочери». Ксения Александровна вернулась в Россию через 20 лет после смерти отца – в 1958 году (снимать перестали, личная жизнь не сложилась). Работала в Москве, в театре, говорила: «Девочки, для того чтобы оставаться красивой всю жизнь, вам нужно иметь тот вес, который у вас был, когда вам было 20 лет».
В своей книге воспоминаний Ксения Александровна Куприна рассказывает о своем отце. Она воссоздает его живой, обаятельный характер, его образ жизни и привычки, показывает его в отношениях с самыми разными людьми. Автор говорит также о семье своей матери, об окружении Куприных в России и за границей. В книге приведено множество интересных архивных свидетельств, – в частности переписка Куприна с родными и знакомыми. В заключительной главе книги подробно говорится о последнем годе жизни А. И. Куприна на родине.
К. А. Куприна умерла в 1981 году. Похоронена она рядом с родителями – на Волковом кладбище.
Родился Александр Иванович Куприн 26 августа (7 сентября) 1870 года в городе Наровчат (Пензенская губерния) в небогатой семье мелкого чиновника.
1871 год был сложным в биографии Куприна – умер отец, и бедствующая семья переехала в Москву.
Обучение и начало творческого пути
В шестилетнем возрасте Куприна отдали в класс Московского сиротского училища, из которого он вышел в 1880 году. После этого Александр Иванович учился в военной академии, Александровском военном училище. Время обучения описано в таких сочинениях Куприна, как: «На переломе (Кадеты)», «Юнкера». «Последний дебют» – первая опубликованная повесть Куприна (1889).
С 1890 года был подпоручиком в пехотном полку. Во время службы были изданы многие очерки, рассказы, повести: «Дознание», «Лунной ночью», «Впотьмах».
Расцвет творчества
Спустя четыре года, Куприн вышел в отставку. После этого писатель много путешествует по России, пробует себя в разных профессиях. В это время Александ Иванович познакомился с Иваном Буниным , Антоном Чеховым и Максимом Горьким .
Свои рассказы тех времен Куприн строит на жизненных впечатлениях, почерпнутых во время странствий.
Краткие рассказы Куприна охватывают множество тематик: военную, социальную, любовную. Повесть «Поединок»(1905) принесла Александру Ивановичу настоящий успех. Любовь в творчестве Куприна наиболее ярко описана в повести «Олеся» (1898), которая была первым крупным и одним из самых любимых его произведений, и повести о неразделенной любви – «Гранатовый браслет» (1910).
Александр Куприн также любил писать рассказы для детей. Для детского чтения им были написаны произведения «Слон», «Скворцы», «Белый пудель» и многие другие.
Эмиграция и последние годы жизни
Для Александра Ивановича Куприна жизнь и творчество неразделимы. Не принимая политику военного коммунизма, писатель эмигрирует во Францию. Даже после эмиграции в биографии Александра Куприна писательский пыл не утихает, он пишет повести, рассказы, много статей и эссе. Несмотря на это, Куприн живет в материальной нужде и тоскует по родине. Лишь через 17 лет он возвращается в Россию. Тогда же публикуется последний очерк писателя – произведение «Москва родная».
После тяжелой болезни Куприн умирает 25 августа 1938 года. Писателя похоронили на Волковском кладбище в Ленинграде, рядом с могилой Ивана Тургенева .
Хронологическая таблица
Другие варианты биографии
Тест по биографии
Проверьте тестом свои знания краткой биографии Куприна.
Проездом из Петербурга в Крым полковник генерального штаба Возницын нарочно остановился на два дня в Москве, где прошли его детство и юность. Говорят, что умные животные, предчувствуя смерть, обходят все знакомые, любимые места в жилье, как бы прощаясь с ними. Близкая смерть не грозила Возницыну, - в свои сорок пять лет он был еще крепким, хорошо сохранившимся мужчиной. Но в его вкусах, чувствах и отношениях к миру совершался какой-то незаметный уклон, ведущий к старости. Сам собою сузился круг радостей и наслаждений, явились оглядка и скептическая недоверчивость во всех поступках, выветрилась бессознательная, бессловесная звериная любовь к природе, заменившись утонченным смакованием красоты, перестала волновать тревожным и острым волнением обаятельная прелесть женщины, а главное, - первый признак душевного увядания! - мысль о собственной смерти стала приходить не с той прежней беззаботной и легкой мимолетностью, с какой она приходила прежде, - точно должен был рано или поздно умереть не сам он, а кто-то другой, по фамилии Возницын, - а в тяжелой, резкой, жестокой, бесповоротной и беспощадной ясности, от которой на ночам холодели волосы на голове и пугливо падало сердце. И вот его потянуло побывать в последний раз на прежних местах, оживить в памяти дорогие, мучительно нежные, обвеянные такой поэтической грустью воспоминания детства, растравить свою душу сладкой болью по ушедшей навеки, невозвратимой чистоте и яркости первых впечатлений жизни. Он так и сделал. Два дня он разъезжал по Москве, посещая старые гнезда. Заехал в пансион на Гороховом поле, где когда-то с шести лет воспитывался под руководством классных дам по фребелевской системе. Там все было переделано и перестроено: отделения для мальчиков уже не существовало, но в классных комнатах у девочек по-прежнему приятно и заманчиво пахло свежим лаком ясеневых столов и скамеек и еще чудесным смешанным запахом гостинцев, особенно яблоками, которые, как и прежде, хранились в особом шкафу на ключе. Потом он завернул в кадетский корпус и в военное училище. Побывал он и в Кудрине, в одной домовой церкви, где мальчиком-кадетом он прислуживал в алтаре, подавая кадило и выходя в стихаре со свечою к Евангелию за обедней, но также крал восковые огарки, допивал "теплоту" после причастников и разными гримасами заставлял прыскать смешливого дьякона, за что однажды и был торжественно изгнан из алтаря батюшкой, величественным, тучным старцем, поразительно похожим на запрестольного бога Саваофа. Проходил нарочно мимо всех домов, где когда-то он испытывал первые наивные и полудетские томления любви, заходил во дворы, поднимался по лестницам и почти ничего не узнавал - так все перестроилось и изменилось за целую четверть века. Но с удивлением и с горечью заметил Возницын, что его опустошенная жизнью, очерствелая душа оставалась холодной и неподвижной и не отражала в себе прежней, знакомой печали по прошедшему, такой светлой, тихой, задумчивой и покорной печали... "Да, да, да, это старость, - повторял он про себя и грустно кивал головою. - Старость, старость, старость... Ничего не поделаешь..." После Москвы дела заставили его на сутки остановиться в Киеве, а в Одессу он приехал в начале страстной недели. Но на море разыгрался длительный весенний шторм, и Возницын, которого укачивало при самой легкой зыби, не решился садиться на пароход. Только к утру страстной субботы установилась ровная, безветренная погода. В шесть часов пополудни пароход "Великий князь Алексей" отошел от мола Практической гавани. Возницына никто не провожал, и он был этим очень доволен, потому что терпеть не мог этой всегда немного лицемерной и всегда тягостной комедии прощания, когда бог знает зачем стоишь целых полчаса у борта и напряженно улыбаешься людям, стоящим тоскливо внизу на пристани, выкрикиваешь изредка театральным голосом бесцельные и бессмысленные фразы, точно предназначенные для окружающей публики, шлешь воздушные поцелуи и наконец-то вздохнешь с облегчением, чувствуя, как пароход начинает грузно и медленно отваливать. Пассажиров в этот день было очень мало, да и то преобладали третьеклассные. В первом классе, кроме Возницына, как ему об этом доложил лакей, ехали только дама с дочерью. "И прекрасно", - подумал офицер с облегчением. Все обещало спокойное и удобное путешествие. Каюта досталась отличная - большая и светлая, с двумя диванами, стоявшими под прямым углом, и без верхних мест над ними. Море, успокоившееся за ночь после мертвой зыби, еще кипело мелкой частой рябью, но уже не качало. Однако к вечеру на палубе стало свежо. В эту ночь Возницын спал с открытым иллюминатором, и так крепко, как он уже не спал много месяцев, если не лет. В Евпатории его разбудил грохот паровых лебедок и беготня по палубе. Он быстро умылся, заказал себе чаю и вышел наверх. Пароход стоял на рейде в полупрозрачном молочно-розовом тумане, пронизанном золотом восходящего солнца. Вдали чуть заметно желтели плоские берега. Море тихо плескалось о борта парохода. Чудесно пахло рыбой, морскими водорослями и смолой. С большого баркаса, приставшего вплотную к "Алексею", перегружали какие-то тюки и бочки. "Майна, вира, вира помалу, стоп!" - звонко раздавались в утреннем чистом воздухе командные слова. Когда баркас отвалил и пароход тронулся в путь, Возницын спустился в столовую. Странное зрелище ожидало его там. Столы, расставленные вдоль стен большим покоем, были весело и пестро убраны живыми цветами и заставлены пасхальными кушаньями. Зажаренные целиком барашки и индейки поднимали высоко вверх свои безобразные голые черепа на длинных шеях, укрепленных изнутри невидимыми проволочными стержнями. Эти тонкие, загнутые в виде вопросительных знаков шеи колебались и вздрагивали от толчков идущего парохода, и казалось, что какие-то странные, невиданные допотопные животные, вроде бронтозавров или ихтиозавров, как их рисуют на картинах, лежат на больших блюдах, подогнув под себя ноги, и с суетливой и комической осторожностью оглядываются вокруг, пригибая головы книзу. А солнечные лучи круглыми яркими столбами текли из иллюминаторов, золотили местами скатерть, превращали краски пасхальных яиц в пурпур и сапфир и зажигали живыми огнями гиацинты, незабудки, фиалки, лакфиоли, тюльпаны и анютины глазки. К чаю вышла в салон и единственная дама, ехавшая в первом классе. Возницын мимоходом быстро взглянул на нее. Она была некрасива и немолода, но с хорошо сохранившейся высокой, немного полной фигурой, просто и хорошо одетой в просторный светло-серый сак с шелковым шитьем на воротнике и рукавах. Голову ее покрывал легкий синий, почти прозрачный, газовый шарф. Она одновременно пила чай и читала книжку, вернее всего французскую, как решил Возницын, судя по компактности, небольшому размеру, формату и переплету канареечного цвета. Что-то страшно знакомое, очень давнишнее мелькнуло Возницыну не так в ее лице, как в повороте шеи и в подъеме век, когда она обернулась на его взгляд. Но это бессознательное впечатление тотчас же рассеялось и забылось. Скоро стало жарко, и потянуло на палубу. Пассажирка вышла наверх и уселась на скамье, с той стороны, где не было ветра. Она то читала, то, опустив книжку на колени, глядела на море, на кувыркавшихся дельфинов, на дальний красноватый, слоистый и обрывистый берег, покрытый сверху скудной зеленью. Возницын ходил по палубе, вдоль бортов, огибая рубку первого класса. Один раз, когда он проходил мимо дамы, она опять внимательно посмотрела на него, посмотрела с каким-то вопрошающим любопытством, и опять ему показалось, что они где-то встречались. Мало-помалу это ощущение стало беспокойным и неотвязным. И главное - офицер теперь знал, что и дама испытывает то же самое, что и он. Но память не слушалась его, как он ее ни напрягал. И вдруг, поравнявшись уже в двадцатый раз с сидевшей дамой, он внезапно, почти неожиданно для самого себя, остановился около нее, приложил пальцы по-военному к фуражке и, чуть звякнув шпорами, произнес: - Простите мою дерзость... но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или, вернее... что когда-то, очень давно, были знакомы. Она была совсем некрасива - безбровая блондинка, почти рыжая, с сединой, заметной благодаря светлым волосам только издали, с белыми ресницами над синими глазами, с увядающей веснушчатой кожей на лице. Свеж был только ее рот, розовый и полный, очерченный прелестно изогнутыми линиями. - И я тоже, представьте себе. Я все сижу и думаю, где мы с вами виделись, - ответила она. - Моя фамилия - Львова. Это вам ничего не говорит? - К сожалению, нет... А моя фамилия - Возницын. Глаза дамы вдруг заискрились веселым и таким знакомым смехом, что Возницыну показалось - вот-вот он сейчас ее узнает. - Возницын? Коля Возницын? - радостно воскликнула она, протягивая ему руку. - Неужели и теперь не узнаете? Львова - это моя фамилия по мужу... Но нет, нет, вспомните же наконец!.. Вспомните: Москва, Поварская, Борисоглебский переулок - церковный дом... Ну? Вспомните своего товарища по корпусу... Аркашу Юрлова... Рука Возницына, державшая руку дамы, задрожала и сжалась. Мгновенный свет воспоминания точно ослепил его. - Господи... Неужели Леночка?.. Виноват... Елена... Елена... - Владимировна. Забыли... А вы - Коля, тот самый Коля, неуклюжий, застенчивый и обидчивый Коля?.. Как странно! Какая странная встреча!.. Садитесь же, пожалуйста. Как я рада... - Да, - промолвил Возницын чью-то чужую фразу, - мир в конце концов так тесен, что каждый с каждым непременно встретится. Ну, рассказывайте же, рассказывайте о себе. Что Аркаша? Что Александра Милиевна? Что Олечка? В корпусе Возницын тесно подружился с одним из товарищей - Юрловым. Каждое воскресенье он, если только не оставался без отпуска, ходил в его семью, а на пасху и рождество, случалось, проводил там вез каникулы. Перед тем как поступать в военное училище, Аркаша тяжело заболел. Юрловы должны были уехать в деревню. С той поры Возницын потерял их из виду. Много лет тому назад он от кого-то вскользь слышал, что Леночка долгое время была невестой офицера и что офицер этот со странной фамилией Женишек - с ударением на первом слоге - как-то нелепо и неожиданно застрелился. - Аркаша умер у нас в деревне в девяностом году, - говорила Львова. - У него оказалась саркома головы. Мама пережила его только на год. Олечка окончила медицинские курсы и теперь земским врачом в Сердобском уезде. А раньше она была фельдшерицей у нас в Жмакине. Замуж ни за что не хотела выходить, хотя были партии, и очень приличные. Я двадцать лет замужем, - она улыбнулась грустно сжатыми губами, одним углом рта, - старуха уж... Муж - помещик, член земской управы. Звезд с неба не хватает, но честный человек, хороший семьянин, не пьяница, не картежник и не развратник, как все кругом... и за это слава богу... - А помните, Елена Владимировна, как я был в вас влюблен когда-то! - вдруг перебил ее Возницын. Она засмеялась, и лицо ее сразу точно помолодело. Возницын успел на миг заметить золотое сверкание многочисленных пломб в ее зубах. - Какие глупости. Так... мальчишеское ухаживание. Да и неправда. Вы были влюблены вовсе не в меня, а в барышень Синельниковых, во всех четверых по очереди. Когда выходила замуж старшая, вы повергали свое сердце к ногам следующей за вею... - Ага! Вы все-таки ревновали меня немножко? - заметил Возницын с шутливым самодовольством. - Вот уж ничуть... Вы для меня были вроде брата Аркаши. Потом, позднее, когда нам было уже лет по семнадцати, тогда, пожалуй... мне немножко было досадно, что вы мне изменили... Вы знаете, это смешно, но у девчонок - тоже женское сердце. Мы можем совсем не любить безмолвного обожателя, но ревнуем его к другим... Впрочем, все это пустяки. Расскажите лучше, как вы поживаете и что делаете. Он рассказал о себе, об академии, о штабной карьере, о войне, о теперешней службе. Нет, он не женился: прежде пугала-бедность и ответственность перед семьей, а теперь уже поздно. Были, конечно, разные увлечения, были и серьезные романы. Потом разговор оборвался, и они сидели молча, глядя друг на друга ласковыми, затуманенными глазами. В памяти Возницына быстро-быстро проносилось прошлое, отделенное тридцатью годами. Он познакомился с Леночкой в то время, когда им не исполнилось еще и по одиннадцати лет. Она была худой и капризной девочкой, задирой и ябедой, некрасивой со своими веснушками, длинными руками и ногами, светлыми ресницами и рыжими волосами; от которых всегда отделялись и болтались вдоль щек прямые тонкие космы. У нее по десяти раз на дню происходили с Возницыным и Аркашей ссоры и примирения. Иногда случалось и поцарапаться... Олечка держалась в стороне: она всегда отличалась благонравием и рассудительностью. На праздниках все вместе ездили танцевать в Благородное собрание, в театры, в цирк, на катки. Вместе устраивали елки и детские спектакли, красили на пасху яйца и рядились на рождество. Часто боролись и возились, как молодые собачки. Так прошло три года. Леночка, как и всегда, уехала на лето с семьей к себе в Жмакино, а когда вернулась осенью в Москву, то Возницын, увидев ее в первый раз, раскрыл глаза и рот от изумления. Она по-прежнему осталась некрасивой, но в ней было нечто более прекрасное, чем красота, тот розовый сияющий расцвет первоначального девичества, который, бог знает каким чудом, приходит внезапно и в какие-нибудь недели вдруг превращает вчерашнюю неуклюжую, как подрастающий дог, большерукую, большеногую девчонку в очаровательную девушку. Лицо у Леночки было еще покрыто крепким деревенским румянцем, под которым чувствовалась горячая, весело текущая кровь, плечи округлились, обрисовались бедра и точные, твердые очертания грудей, все тело стало гибким, ловким и грациозным. И отношения как-то сразу переменились. Переменились после того, как в один из субботних вечеров, перед всенощной, Леночка и Возницын, расшалившись в полутемной комнате, схватились бороться. Окна тогда еще были открыты, из палисадника тянуло осенней ясной свежестью и тонким винным запахом опавших листьев, и медленно, удар за ударом, плыл редкий, меланхоличный звон большого колокола Борисоглебской церкви. Они сильно обвили друг друга руками крест-накрест и, соединив их позади, за спинами, тесно прижались телами, дыша друг другу в лицо. И вдруг, покрасневши так ярко, что это было заметно даже в синих сумерках вечера, опустив глаза, Леночка зашептала отрывисто, сердито и смущенно: - Оставьте меня... пустите... Я не хочу... И прибавила со злым взглядом влажных, блестящих глаз: - Гадкий мальчишка. Гадкий мальчишка стоял, опустив вниз и нелепо растопырив дрожащие руки. Впрочем, у него и ноги дрожали, и лоб стал мокрым от внезапной испарины. Он только что ощутил под своими руками ее тонкую, послушную, женственную талию, так дивно расширяющуюся к стройным бедрам, он почувствовал на своей груди упругое и податливое прикосновение ее крепких высоких девических грудей и услышал запах ее тела - тот радостный пьяный запах распускающихся тополевых почек и молодых побегов черной смородины, которыми они пахнут в ясные, но мокрые весенние вечера, после мгновенного дождя, когда небо и лужи пылают от зари и в воздухе гудят майские жуки. Так начался для Возницына этот год любовного томления, буйных и горьких мечтаний, единиц и тайных слез. Он одичал, стал неловок и грубоват от мучительной застенчивости, ронял ежеминутно ногами стулья, зацеплял, как граблями, руками за все шаткие предметы, опрокидывал за столом стаканы с чаем и молоком. "Совсем наш Коленька охалпел", - добродушно говорила про него Александра Милиевна. Леночка издевалась над ним. А для него не было большей муки и большего счастья, как стать тихонько за ее спиной, когда она рисовала, писала или вышивала что-нибудь, и глядеть на ее склоненную шею с чудесной белой кожей и с вьющимися легкими золотыми волосами на затылке, видеть, как коричневый гимназический корсаж на ее груди то морщится тонкими косыми складками и становится просторным, когда Леночка выдыхает воздух, то опять выполняется, становится тесным и так упруго, так полно округлым. А вид наивных запястий ее девических светлых рук и благоухание распускающегося тополя преследовали воображение мальчика в классе, в церкви и в карцере. Все свои тетради и переплеты исчертил Возницын красиво сплетающимися инициалами Е. и Ю. и вырезывал их ножом на крышке парты посреди пронзенного и пылающего сердца. Девочка, конечно, своим женским инстинктом угадывала его безмолвное поклонение, но в ее глазах он был слишком свой, слишком ежедневный. Для него она внезапно превратилась в какое-то цветущее, ослепительное, ароматное чудо, а Возницын остался для нее все тем же вихрястым мальчишкой, с басистым голосом, с мозолистыми и шершавыми руками, в узеньком мундирчике и широчайших брюках. Она невинно кокетничала со знакомыми гимназистами и с молодыми поповичами с церковного двора, но, как кошке, острящей свои коготки, ей доставляло иногда забаву обжечь и Возницына быстрым, горячим и лукавым взглядом. Но если, забывшись, он чересчур крепко жал ее руку, она грозилась розовым "пальчиком и говорила многозначительно: - Смотрите, Коля, я все маме расскажу. И Возницын холодел от непритворного ужаса. Конечно, Коля остался в этот сезон на второй год в шестом классе, и, конечно, этим же летом он успел влюбиться в старшую из сестер Синельниковых, с которыми танцевал в Богородске на дачном кругу. Но на пасху его переполненное любовью сердце узнало момент райского блаженства... Пасхальную заутреню он отстоял с Юрловыми в Борисоглебской церкви, где у Александры Милиевны было даже свое почетное место, с особым ковриком и складным мягким стулом. Но домой они возвращались почему-то не вместе. Кажется, Александра Милиевна с Олечкой остались святить куличи и пасхи, а Леночка, Аркаша и Коля первыми пошли из церкви. Но по дороге Аркаша внезапно и, должно быть, дипломатически исчез - точно сквозь землю провалился. Подростки остались вдвоем. Они шли под руку, быстро и ловко изворачиваясь в толпе, обгоняя прохожих, легко и в такт ступая молодыми, послушными ногами. Все опьяняло их в эту прекрасную ночь: радостное пение, множество огней, поцелуи, смех и движение в церкви, а на улице - это множество необычно бодрствующих людей, темное теплое небо с большими мигающими весенними звездами, запах влажной молодой листвы из садов за заборами, эта неожиданная близость и затерянность на улице, среди толпы, в поздний предутренний час. Притворяясь перед самим собою, что он делает это нечаянно, Возницын прижал к себе локоток Леночки. Она ответила чуть заметным пожатием. Он повторил эту тайную ласку, и она опять отозвалась. Тогда он едва слышно нащупал в темноте концы ее тонких пальчиков и нежно погладил их, и пальцы не сопротивлялись, не сердились, не убегали. Так подошли они к воротам церковного дома. Аркаша оставил для них калитку открытой. К дому нужно было идти по узким деревянным мосткам, проложенным, ради грязи, между двумя рядами широких столетних лип. Но Когда за ними хлопнула затворившаяся калитка, Возницын поймал Леночкину руку и стал целовать ее пальцы - такие теплые, нежные и живые. - Леночка, я люблю, люблю вас... Он обнял ее вокруг талии и в темноте поцеловал куда-то, кажется, ниже уха. Шапка от этого у него сдвинулась и упала на землю, но он не стал ее разыскивать. Он все целовал похолодевшие щеки девушки и шептал, как в бреду: - Леночка, я люблю, люблю... - Не надо, - сказала она тоже шепотом, и он по этому шепоту отыскал губы. - Не надо... Пустите меня... пуст... Милые, такие пылающие, полудетские, наивные, неумелые губы! Когда он ее целовал, она не сопротивлялась, но и не отвечала на поцелуи и вздыхала как-то особенно трогательно - часто, глубоко и покорно. А у него по щекам бежали, холодя их, слезы восторга. И когда он, отрываясь от ее губ, подымал глаза кверху, то звезды, осыпавшие липовые ветви, плясали, двоились и расплывались серебряными пятнами, преломляясь сквозь слезы. - Леночка... Люблю... - Оставьте меня... - Леночка! И вдруг она воскликнула неожиданно сердито: - Да пустите же меня, гадкий мальчишка! Вот увидите, вот я все, все, все маме расскажу. Непременно! Она ничего маме не рассказала, но с этой ночи уже больше никогда не оставалась одна с Возницыным. А там подошло и лето... - А помните, Елена Владимировна, как в одну прекрасную пасхальную ночь двое молодых людей целовались около калитки церковного дома? - спросил Возницын. - Ничего я не помню... Гадкий мальчишка, - ответила она, мило смеясь. - Однако смотрите-ка, сюда идет моя дочь. Я вас сейчас познакомлю... Леночка, это Николай Иваныч Возницын, мой старый-старый друг, друг моего детства. А это моя Леночка. Ей теперь как раз столько лет, сколько было мне в одну пасхальную ночь... - Леночка большая и Леночка маленькая, - сказал Возницын. - Нет. Леночка старенькая и Леночка молодая, - возразила спокойно, без горечи, Львова. Леночка была очень похожа на мать, но рослее и красивее, чем та в свои девические годы. Рыжие волосы матери перешли у нее в цвет каленого ореха с металлическим оттенком, темные брови были тонкого и смелого рисунка, но рот носил чувственный и грубоватый оттенок, хотя был свеж и прелестен. Девушка заинтересовалась плавучими маяками, и Возницын объяснил ей их устройство и цель. Потом он заговорил о неподвижных маяках, о глубине Черного моря, о водолазных работах, о крушениях пароходов. Он умел прекрасно рассказывать, в девушка слушала его, дыша полуоткрытым ртом, не сводя с него глаз. А он... чем больше он глядел на нее, тем больше его сердце заволакивалось мягкой и светлой грустью - сострадательной к себе, радостной к ней, к этой новой Леночке, и тихой благодарностью к прежней. Это было именно то самое чувство, которого он так жаждал в Москве, только светлое, почти совсем очищенное от себялюбия. И когда девушка отошла от них, чтобы посмотреть на Херсонесский монастырь, он взял руку Леночки-старшей и осторожно поцеловал ее. - Нет, жизнь все-таки мудра, и надо подчиняться ее законам, - сказал он задумчиво. - И кроме того, жизнь прекрасна. Она - вечное воскресение из мертвых. Вот мы уйдем с вами, разрушимся, исчезнем, но из нашего ума, вдохновения и таланта вырастут, как из праха, новая Леночка и новый Коля Возницын... Все связано, все сцеплено. Я уйду, но я же и останусь. Надо только любить жизнь и покоряться ей. Мы все живем вместе - и мертвые и воскресающие. Он еще раз наклонился, чтобы поцеловать ее руку, а она нежно поцеловала его в сильно серебрящийся висок. И когда они после этого посмотрели друг на друга, то глаза их были влажны и улыбались ласково, устало и печально.Наиболее традиционным в литературе "знаниевцев" было, может быть, творчество Александра Ивановича Куприна (1870–1937), хотя писатель в самых ранних своих вещах испытал явное влияние упадочных мотивов модернистов. Куприну, творчество которого формировалось в годы революционного подъема, была особенно близка тема "прозрения" простого русского человека, жадно ищущего правду жизни. Разработке этой темы и посвятил в основном свое творчество писатель. Его искусству, как говорил К. Чуковский, была присуща особая зоркость "видения мира", "конкретность" этого видения, постоянное стремление к познанию. "Познавательный" пафос купринского творчества сочетался со страстной личной заинтересованностью в победе добра над всяческим злом. Поэтому большинству его произведений "присуща бурная динамика, драматичность, взволнованность" .
Биография А. И. Куприна похожа на "роман приключений". По обилию встреч с людьми, жизненных наблюдений она напоминала биографию Горького. Куприн много странствовал по России, выполняя самую разнообразную работ)": был фельетонистом, грузчиком, пел в церковном хоре, играл на сцене, работал землемером, служил на заводе русско-бельгийского общества, изучал врачебное дело, рыбачил в Балаклаве.
В 1873 г. после смерти мужа мать Куприна, происходившая из семьи обедневших татарских князей, оказалась без всяких средств и переехала из Пензенской губернии в Москву. Детство свое Куприн провел с ней в Московском Вдовьем доме на Кудринской, затем был определен в сиротский пансион и кадетский корпус. В этих казенных заведениях, как вспоминал впоследствии Куприн, царила атмосфера насильственного почтения к старшим, безличности и безгласия. Режим кадетского корпуса, в котором Куприн провел 12 лет, на всю жизнь оставил след в его душе. Здесь зародилась в нем чуткость к человеческому страданию, ненависть ко всякому насилию над человеком. Умонастроение Куприна того времени выразилось в его во многом ученических стихотворениях 1884–1887 гг. Куприн переводит из Гейне и Беранже, пишет стихи в духе гражданской лирики А. Толстого, Некрасова, Надсона. В 1889 г., уже будучи юнкером, он публикует свое первое прозаическое произведение – рассказ "Последний дебют". 1
На раннем этапе творческого развития Куприн испытал сильное влияние Достоевского, проявившееся в рассказах "Впотьмах", "Лунной ночью", "Безумие", "Каприз дивы" и в других, вошедших позднее в книгу "Миниатюры" (1897). Он пишет о "роковых мгновениях", роли случая в жизни человека, анализирует психологию страстей. На творчестве Куприна тех лет сказалось влияние натуралистической концепции человеческой природы, в которой биологическое начало преобладает над социальным. В некоторых рассказах этого цикла он писал, что человеческая воля беспомощна перед стихийной случайностью жизни, что разум не может познать таинственные законы, которые управляют человеческими поступками ("Счастливая карга", "Лунной ночью").
Решающую роль в преодолении литературных штампов, идущих от интерпретаторов Достоевского – декадентов 1890-х годов, сыграла работа Куприна в периодической печати и его непосредственное знакомство с реальной русской жизнью того времени. С начала 1890-х годов он активно сотрудничает в провинциальных русских газетах и журналах – в Киеве, Волыни, Житомире, Одессе, Ростове, Самаре, пишет фельетоны, репортажи, передовые статьи, стихи, очерки, рассказы, испытывает себя почти во всех жанрах журналистики. Но чаще и охотнее всего Куприн пишет очерки. А они потребовали знания фактов жизни. Очерковая работа помогла писателю преодолеть воздействие неорганичных для его миропонимания литературных традиций, она стала этапом в развитии его реализма. Куприн писал о производственных процессах, о труде металлургов, шахтеров, ремесленников, жестокой эксплуатации рабочих на заводах и шахтах, об иностранных акционерных кампаниях, заполонивших русский Донецкий бассейн, и т.д. Многие мотивы этих очерков отразятся в его повести "Молох".
Особенность очерка Куприна 1890-х годов, который по форме своей представляет обычно беседу автора с читателем, было наличие широких обобщений, четкость сюжетных линий, простое и одновременно детализированное изображение производственных процессов. В очерках он продолжат традиции русской демократической очерковой литературы предшествующих десятилетий. Наибольшее влияние на Куприна-очеркиста оказал Г. Успенский.
Работа журналиста, заставившая Куприна обратиться к насущным проблемам времени, способствовала формированию у писателя демократических взглядов, выработке творческого стиля. В те же годы Куприн публикует серию рассказов о людях, отверженных обществом, но хранящих высокие нравственные и духовные идеалы ("Просительница", "Картина", "Блаженный" и др.). Идеи и образы этих рассказов были традиционными для русской демократической литературы.
Творческие искания Куприна этого времени завершились повестью "Молох" (1896). Куприн показывает все более и более обостряющиеся противоречия между капиталом и подневольным трудом. В отличие от многих современников, он сумел уловить социальные особенности новейших форм капиталистического развития в России. Гневный протест против чудовищного насилия над человеком, на чем основан в мире "Молоха" промышленный расцвет, сатирический показ новых хозяев жизни, разоблачение беззастенчивого хищничества в стране чужеземного капитала – все это сообщало повести большую общественную остроту. Повесть Куприна ставила под сомнение теории буржуазного прогресса, проповедуемые в то время социологами.
Повесть названа "Молох" – именем идола аммонитян, небольшого семитического племени древности, которое не оставило в истории ничего, кроме имени кровожадного идола, в раскаленную пасть которого бросали приносимых в жертву людей. Для Куприна Молох – это и завод, где гибнут человеческие жизни, и хозяин его – Квашнин, но прежде всего – это символ капитала, формирующего психику Квашнина, уродующего нравственные отношения в семье Зиненко, морально растлившего Свежевского, искалечившего личность Боброва. Куприн осуждает мир Молоха – собственничество, мораль, цивилизацию, основанную на рабском труде большинства, по осуждает с позиций естественных требований человеческой натуры.
Повесть была важным этапом в творческом развитии Куприна. От очерков и рассказов он впервые обратился к большой литературной форме. Но и здесь писатель еще не отошел от привычных приемов композиции художественного произведения. В центре повести – история жизни инженера Андрея Боброва, типичного интеллигента демократической литературы тех лет. Бобров не принимает мира Квашнина, пытается бороться с социальной и моральной несправедливостью. Но протест его гаснет, ибо не имеет никакой общественной опоры. Куприн тщательно рисует внутренний мир, душевные переживания героя; все события в повести даны через его восприятие. По Бобров показан лишь как жертва общественного строя. Эта "жертвенность" обозначена Куприным уже в начале повести. Для активного протеста Бобров нравственно слаб, сломлен "ужасом жизни". Он хочет быть полезным обществу, но сознает, что и его труд только средство обогащения Квашниных, сочувствует рабочим, а действовать не умеет и не решается. Человек с обостренно чуткой совестью, близкий героям Гаршина и некоторым героям Чехова, чуткий к чужой боли, неправде, угнетению, он терпит поражение еще до начала борьбы.
Куприн рассказывает о жизни и протесте рабочих против Молоха, о первых проблесках их социального самосознания. Рабочие восстают, но Квашнин торжествует. Бобров хочет быть с рабочими, но понимает беспочвенность своего участия в социальной борьбе: он между борющимися лагерями. Рабочее движение предстает в повести лишь фоном психологических метаний героя.
Демократическая позиция Куприна продиктовала ему основную идею повести, определила ее критический пафос, но идеалы, на которых была основана критика Куприна и которые противопоставлены антигуманным идеалам мира Квашнина, – утопичны.
На каких же положительных идеалах основывалась купринская социальная критика? Кто его положительные герои? В поисках нравственных и духовных идеалов жизни, которые писатель противопоставлял уродству современных человеческих отношений, Куприн обращается к "естественной жизни" отщепенцев этого мира – бродяг, нищих, артистов, голодающих непризнанных художников, детей неимущего городского населения. Это мир людей безымянных, которые, как писал В. Боровский в статье о Куприне, образуют массу общества и на которых особенно рельефно сказывается вся бессмысленность их существования. Среди этих людей Куприн и пытался найти своих положительных героев ("Лидочка", "Локон", "Детский сад", "Allez!", "Чудесный доктор", "В цирке", "Белый пудель" и др.). Но они жертвы общества, а не борцы. Излюбленными героями писателя стали также обитатели глухих углов России, вольные бродяги, люди, близкие природе, сохранившие вдали от общества душевное здоровье, свежесть и чистоту чувства, нравственную свободу. Так Куприн пришел к своему идеалу "естественного человека", свободного от влияния буржуазной цивилизации. Противопоставление буржуазно-мещанского мира жизни природы становится одной из главных тем его творчества. Она воплотится в самых различных вариантах, но внутренний смысл основного конфликта останется всегда одним и тем же – столкновением естественной красоты с безобразием современного мира.
В 1898 г. Куприн пишет на эту тему повесть "Олеся". Схема повести литературно-традиционна: интеллигент, человек обыкновенный, безвольный, робкий, в глухом углу Полесья встречается с девушкой, выросшей вне общества и цивилизации. Куприн наделяет ее ярким характером. Олеся отличается непосредственностью, цельностью, душевным богатством. Схема сюжета тоже традиционна: встреча, зарождение и драма "неравной" любви. Поэтизируя жизнь, не ограниченную современными социальными и культурными рамками, Куприн стремился показать явные преимущества "естественного человека", в котором он видел духовные качества, утраченные в цивилизованном обществе. Смысл повести состоит в утверждении высокой "естественной" нормы человека. Образ "естественного человека" пройдет через творчество Куприна от произведений 1900-х годов до последних повестей и рассказов эмигрантского периода.
Но Куприн-реалист довольно ясно осознавал абстрактность своего идеала человека; недаром в столкновении с реальным миром, с "противоестественными" законами действительности "естественный" герой всегда терпел поражение: или отказывался от борьбы, или становился изгоем общества.
С тягой ко всему не извращенному буржуазной цивилизацией связано у Куприна и любовное отношение к родной природе. Природа живет у Куприна полной, самостоятельной жизнью, свежесть и красота которой опять-таки противопоставляются неестественным нормам человеческого общежития. Куприн как художник-пейзажист во многом усвоил традиции пейзажной живописи Тургенева.
Расцвет творчества Куприна приходится на годы первой российской революции. В эго время он становится широко известен русской читающей публике. В 1901 г. Куприн приезжает в Петербург, сближается с писателями "Среды". Его рассказы хвалят Толстой и Чехов. В 1902 г. Горький вводит его в круг "Знания", а в 1903 г. в этом издательстве выходит первый том его рассказов.
В эти годы Куприн живет в атмосфере напряженной общественно-политической жизни. Под влиянием революционных событий меняется содержание его социальной критики: она становится все более конкретной. Приобретает новое звучание и тема "естественного человека". Герой "Ночной смены" (1899) солдат Меркулов, любящий землю, природу, поле, родную песню, уже не условно-литературный тип, но вполне реальный образ человека из народной среды. Куприн наделяет его глазами "удивительно нежного и чистого цвета". Меркулов изнурен унижающей человека казарменной службой, армейской муштрой. Но он не смиряется со своим положением, его реакция на окружающее приобретает форму социального протеста. "Естественный человек" Куприна проходит в предреволюционную эпоху своеобразный путь социальной конкретизации. От образов "Ночной смены" тянутся нити к образам героев Куприна 1900-х годов, прозревающих социальную несправедливость жизни.
Изменения в проблематике повлекли за собой новые жанровые и стилевые особенности купринской новеллы. В его творчестве возникает тип новеллы, которую в критике принято называть "проблемной новеллой" и связывать с традициями позднего чеховского рассказа. Такая новелла строится на идеологическом споре, столкновении идей. Идеологический конфликт организует композиционную и образную систему произведения. Столкновение старых и новых истин, обретенных в процессе этических или философских исканий, может происходить и в сознании одного героя. В творчестве Куприна появляется герой, находящий в споре с самим собой свою "правду" жизни. Большое влияние на новеллу Куприна этого типа оказали толстовские приемы анализа внутренней жизни человека ("Болото" и др.). Устанавливается творческая близость Куприна к чеховским приемам письма. В 1900-е годы он входит в сферу "чеховских тем". Герои Куприна, как и герои Чехова, обыкновенные средние люди, которые образуют "массу общества". В творчестве Чехова Куприн видел очень близкое себе – демократизм, уважение к человеку, неприятие жизненной пошлости, чуткость к человеческому страданию. Чехов особенно привлекал Куприна чуткостью к социальным вопросам современности, тем, что "он волновался, мучился и болел всем тем, чем болели русские лучшие люди", как писал он в 1904 г. в статье "Памяти Чехова". Куприну была близка чеховская тема прекрасного будущего человечества, идеал гармонической человеческой личности.
В 1900-е годы Куприн испытал воздействие идей, тем, образов и горьковского творчества. Протестуя против общественной инертности и духовной нищеты мещанства, он противопоставляет миру собственников, их психологии свободу мысли и чувства людей, этим обществом отвергнутых. Горьковские образы босяков оказали прямое влияние на некоторые образы Куприна. Но поняты они были Куприным очень своеобразно, в характерном для него ключе. Если для Горького романтизированные образы босяков отнюдь не были носителями будущего, той силой, которая переустроит мир, то Куприну даже в 1900-е годы босяцкая вольница представлялась революционной силой общества.
Абстрактность социального мышления Куприна, опирающегося на общедемократические идеалы, сказывалась и в его произведениях на "философские" темы. Критика не раз отмечала субъективизм и социальный скепсис рассказа Куприна "Вечерний гость", написанного в 1904 г., в преддверии революции. В нем писатель говорил о бессилии одинокого человека, затерянного в окружающем мире.
Однако не эти мотивы определяют основной пафос творчества Куприна. Писатель пишет лучшее свое произведение – повесть "Поединок" с посвящением М. Горькому. О замысле повести Куприн сообщил Горькому в 1902 г. Горький одобрил и поддержал его. Выход "Поединка" вызвал огромный общественно-политический резонанс. Во время русско-японской войны, в обстановке революционного брожения в армии и на флоте, повесть приобретала особую актуальность и играла немаловажную роль в формировании оппозиционных настроений русского демократического офицерства. Недаром реакционная печать сразу выступила с критикой "крамольного" произведения писателя. Куприн расшатывал один из главных устоев самодержавной государственности – военную касту, в чертах разложения и нравственного упадка которой он показал признаки разложения всего социального строя. Горький назвал "Поединок" прекрасной повестью . Куприн, писал он, оказал офицерству большую услугу, помог честным офицерам "познать самих себя, свое положение в жизни, всю его ненормальность и трагизм".
Проблематика "Поединка" выходит далеко за пределы проблематики традиционной военной повести. Куприн говорил о причинах общественного неравенства людей, о возможных путях освобождения человека от духовного гнета, о взаимоотношениях личности и общества, об отношениях интеллигенции и народа, о растущем социальном самосознании русского человека. В "Поединке" нашли яркое выражение прогрессивные стороны творчества Куприна. Но одновременно в повести наметились "зародыши" тех "заблуждений" писателя, которые особенно проявились в его позднейших произведениях.
Основа сюжета "Поединка" – судьба честного русского офицера, которого условия армейской казарменной жизни заставили ощутить всю неправомерность социальных отношений людей. И вновь Куприн говорит не о выдающихся личностях, не о героях, а о русских офицерах и солдатах рядового армейского гарнизона. Умственные, духовные, житейские устремления офицеров мелки и ограниченны. Если в начале повести Куприн писал о светлых исключениях в этом мирке – о мечтателях и идеалистах, то в жизни без идеалов, ограниченной рамками кастовых условностей и карьерных устремлений, начинают опускаться и они. Ощущение духовного падения возникает и у Шурочки Николаевой, и у Ромашова. Оба стремятся найти выход, оба внутренне протестуют против нравственного гнета среды, хотя основы их протеста различны, если не противоположны. Сопоставление этих образов крайне характерно для Куприна. Они будто символизируют два типа отношения к жизни, два типа миропонимания. Шурочка – своеобразный двойник Нины Зиненко из "Молоха", убившей в себе чистое чувство, высокую любовь ради выгодной жизненной сделки. Полковая атмосфера томит ее, она рвется "к простору, свету". "Мне нужно общество, большое, настоящее общество, свет, музыка, поклонение, тонкая лесть, умные собеседники", – говорит она. Такая жизнь представляется ей свободной и прекрасной. Для Ромашова и других офицеров армейского гарнизона она как бы олицетворяла протест против мещанского благополучия и застоя. Но, как оказывается, стремится-то она, в сущности, к типично мещанскому идеалу жизни. Связывая свои стремления с карьерой мужа, она говорит: "... Клянусь – я ему сделаю блестящую карьеру. Я знаю языки, я сумею себя держать в каком угодно обществе, во мне есть – я не знаю, как это выразить, – есть такая гибкость души, что я всюду найдусь, ко всему сумею приспособиться..." Шурочка "приспособляется" и в любви. Она готова пожертвовать ради своих стремлений и своим чувством, и любовью Ромашова, более того – его жизнью.
Образ Шурочки вызывает у читателя двойственное отношение, что объясняется двойственным отношением и самого автора к героине. Образ ее рисуется светлыми красками, но в то же время для Куприна явно неприемлемы ее расчетливость и эгоизм в любви. Ему ближе безрассудное благородство Ромашова, его благородное безволие, чем эгоистическая воля Шурочки. Она преступила во имя эгоистического идеала грань, которая отделила ее от бескорыстных и жертвующих во имя любви жизнью и благополучием подлинных купринских героинь, нравственную чистоту которых он всегда противопоставлял узости расчетливого мещанского чувства. Образ этот будет в последующих произведениях Куприна варьироваться с акцентом на разных сторонах характера.
Образ Ромашова являет собой купринского "естественного человека", но поставленного в конкретные условия социальной жизни. Как и Бобров, это слабый герой, но уже способный в процессе "прозрения" к сопротивлению. Однако его бунтарство трагически обречено, в столкновении с расчетливой волей других людей предопределена и его гибель.
Протест Ромашова против среды основывается совсем на иных, чем у Шурочки, стремлениях и идеалах. Он вступил в жизнь с ощущением несправедливости к нему судьбы: мечтал о блестящей карьере, в мечтах видел себя героем, но реальная жизнь разрушала эти иллюзии. В критике не раз указывалось на близость Ромашова, ищущего идеал жизни, героям Чехова, героям "чеховского склада". Это так. Но, в отличие от Чехова, Куприн ставит своего героя перед необходимостью немедленного действия, активного проявления своего отношения к окружающему. Ромашов, видя, как рушатся его романтические представления о жизни, ощущает и собственное падение: "Я падаю, падаю... Что за жизнь! Что-то тесное, серое и грязное... Мы все... все позабыли, что есть другая жизнь. Где-то, я знаю где, живут совсем, совсем другие люди, и жизнь у них такая полная, такая радостная, такая настоящая. Где-то люди борются, страдают, любят широко и сильно... как мы живем! Как мы живем!" В результате этого прозрения мучительно ломаются наивные нравственные идеалы его. Он приходит к выводу о необходимости сопротивления среде. В этой ситуации сказывается уже новый взгляд Куприна на отношения героя к среде. Если положительный герой его ранних рассказов лишен активности, а "естественный человек" всегда терпел поражение в столкновении со средой, то в "Поединке" показано растущее активное сопротивление человека социальной и нравственной бесчеловечности среды.
Надвигающаяся революция вызывала у русского человека пробуждение общественного сознания. Эти процессы "распрямления" личности, перестройки социальной психологии человека демократической среды объективно отразились в произведении Куприна. Характерно, что духовный перелом Ромашова наступает после встречи его с солдатом Хлебниковым. Доведенный до отчаяния издевательствами со стороны фельдфебеля и офицеров, Хлебников готов на самоубийство, в котором он видит единственный выход из мученической жизни. Ромашов потрясен силой его страданий. Увидев в солдате человека, он начинает думать не только о собственной, но и о народной судьбе. В солдатах он усматривает те высокие нравственные качества, которые утрачены в среде офицерской. Ромашов как бы с их точки зрения начинает оценивать окружающее. Меняются и характеристики народной массы. Если в "Молохе" Куприн рисует людей из народа как некий "суммарный" фон, сумму единиц, то в "Поединке" характеры солдат четко дифференцированы, раскрывают различные грани народного сознания.
Но какова же положительная основа критицизма Куприна; какие положительные идеалы утверждает теперь Куприн; в чем ему видятся причины возникновения общественных противоречий и пути их разрешения? Анализируя повесть, ответить на этот вопрос однозначно невозможно, ибо однозначного ответа нет и для самого писателя. Отношение Ромашова к солдату, угнетенному человеку, явно противоречиво. Он говорит о человечности, справедливой жизни, но гуманизм его абстрактен. Призыв к состраданию в годы революции выглядел наивно. Повесть заканчивается гибелью Ромашова на поединке, хотя, как рассказывал Куприн Горькому, вначале он хотел написать и другое произведение о Ромашове: вывести героя после поединка и отставки на широкие просторы русской жизни. По задуманная повесть ("Нищие") не была написана.
В показе сложной духовной жизни героя Куприн явно опирался на традиции психологического анализа Л. Толстого. Как и у Толстого, коллизия прозрения героя давала возможность присоединить к авторскому обличительному голосу и протестующий голос героя, увидевшего "нереальность", несправедливость, тупую жестокость жизни. Вслед за Толстым Куприн часто для психологического раскрытия характера дает монолог героя, словно непосредственно вводя читателя во внутренний мир Ромашова.
В "Поединке" писатель использует излюбленный им композиционный прием подстановки к герою резонера, который, являясь своеобразным вторым "я" автора, корректирует героя, содействует раскрытию его внутреннего мира. В беседах, спорах с ним герой высказывает свои сокровенные мысли и думы. В "Молохе" резонерствующим героем является доктор Гольдберг, в повести "Поединок" – Василий Нилович Назанский. Очевидно, что в эпоху растущей революционной "непокорности" масс сам Куприн осознавал несостоятельность призыва к покорности, непротивлению и терпению. Понимая ограниченность такого пассивного человеколюбия, он попытался противопоставить ему такие принципы общественной морали, на которых, по его мнению, можно было бы основать подлинно гармонические отношения людей. Носителем идей такой социальной этики выступает в повести Назанский. В критике этот образ всегда оценивался неоднозначно, что объясняется его внутренней противоречивостью. Назанский настроен радикально, в его критических речах, романтических предчувствиях "светозарной жизни" слышится голос самого автора. Он ненавидит жизнь военной касты, провидит грядущие социальные потрясения. "Да, настанет время, – говорит Назанский, – и оно уже у ворот... Если рабство длилось века, то распадение его будет ужасно. Чем громаднее было насилие, тем кровавее будет расправа..." Он чувствует, что "...где-то вдали от наших грязных, вонючих стоянок совершается огромная, новая светозарная жизнь. Появились новые, смелые, гордые люди, зарождаются в умах пламенные свободные мысли". Не без его влияния происходит кризис в сознании Ромашова.
Назанский ценит живую жизнь, ее непосредственность и красоту: "Ах, как она прекрасна. Сколько радости дает нам одно только зрение! А еще есть музыка, запах цветов, сладкая женская любовь! И есть безмернейшее наслаждение – золотое солнце жизни – человеческая мысль!" Это мысли самого Куприна, для которого высокая чистая любовь – праздник в жизни человека, едва ли не единственная ценность в мире, его возвышающая. Это тема, заданная в речах Назанского, в полную силу зазвучит позже в творчестве писателя ("Суламифь", "Гранатовый браслет" и др.).
Поэтическая программа Назанского заключала в себе глубочайшие противоречия. Его искания развивались в конечном счете к идеалам анархо-индивидуалистическим, к чистому эстетизму. Исходным пунктом его программы было требование освобождения личности. Но это требование свободы индивидуума. Только такая "свободная личность" может, по мнению Назанского, бороться за социальное освобождение. Совершенствование человеческой индивидуальности, последующее ее "освобождение", а на этой основе уже социальные преобразования – таковы для Назанского этапы развития человеческого общества. На крайнем индивидуализме основывается и его этика. Он говорит об обществе будущего как содружестве свободных эгоистов и приходит закономерно к отрицанию всяких гражданских обязательств личности, погружая ее в сферу интимных переживаний и сопереживаний. Назанский в известной мере выражал и этическую концепцию самого автора, к которой вела Куприна логика восприятия революции 1905–1907 гг. с позиций общедемократической "беспартийности". Но, несмотря на это, повесть сыграла революционизирующую роль в обществе.
Веяния революции отразились и на других произведениях писателя, написанных в ту пору. В рассказе "Штабс-капитан Рыбников" передается драматическая атмосфера конца русско-японской войны. Куприн, как и Вересаев, пишет о позоре поражения, разложении армейских верхов. Ростом чувства человеческого достоинства, ощущением нравственного оздоровления жизни, которое принесла революция, пронизан рассказ "Обида". Тогда же был написан рассказ "Гамбринус" (1907) – одно из лучших художественных произведений писателя. Действие рассказа охватывает время от русско-японской войны до реакции после поражения революции 1905–1907 гг. Герой рассказа скрипач еврей Сашка становится жертвой погромщиков-черносотенцев. Искалеченный человек, с изуродованной рукой, которая не может уже держать смычок, возвращается в кабачок, чтобы играть своим друзьям-рыбакам на жалкой дудке. Пафос рассказа – в утверждении ничем не истребимой тяги человека к искусству, которое, как и любовь, в представлении Куприна есть форма воплощения вечной красоты жизни. Таким образом, вновь социальная проблема и в этом рассказе переведена Куприным в плоскость этических и эстетических проблем. Резко критикуя искалечивший человека строй, социальное и нравственное черносотенство, Куприн вдруг смещает акцент с социальной критики на утверждение вечности искусства, преодолевающего все временное и преходящее: "Ничего! Человека можно искалечить, но искусство все перетерпит и все победит". Этими авторскими словами и заканчивается рассказ.
В 1900-е годы стиль Куприна меняется. Психологизм и характерная для него "бытопись" сочетаются с прямым авторски-эмоциональным выражением идеи. Это характерно для "Поединка" и многих рассказов того времени. Монологи Назанского повышенно эмоциональны, насыщены тропами, ритмизированы. В ткань эпического повествования врывается высокий лиризм, ораторская патетика ("Поединок", "Гамбринус" и др.). Образы подчас гиперболизируются, образная система произведения строится на резких психологических контрастах. Так же как Вересаев, Куприн в это время тяготеет к аллегории, легенде ("Счастье", "Легенда"), В этом сказались общие тенденции развития русской реалистической прозы в 1900-е годы.
В эпоху реакции обнаруживаются колебания Куприна между прогрессивно-демократическими взглядами и анархоиндивидуалистическими настроениями. Из горьковского "Знания" писатель уходит в издательство "Шиповник", печатается в арцыбашевских сборниках "Земля", подпадает под влияние упадочнических настроений, которые были так характерны для определенных кругов русской интеллигенции в эпоху реакции. Социальный скепсис, ощущение бесперспективности общественных устремлений становятся пафосом ряда его произведений тех лет. Горький в статье "Разрушение личности" (1909) писал о рассказе Куприна "Морская болезнь" с болью и огорчением, сожалея, что рассказ объективно оказался в потоке той литературы, которая поставила под сомнение высокие человеческие чувства. Временные неудачи революции абсолютизируются писателем. Скептически оценивая ближайшие перспективы социального развития, Куприн утверждает в качестве подлинных ценностей жизни лишь высокие человеческие переживания. Как и прежде, любовь видится Куприну единственной непреходящей ценностью. "Были царства и цари, – но от них не осталось и следа... Были длинные, беспощадные войны... Но время стерло даже самую память о них. Любовь же бедной девушки из виноградника и великого царя никогда не пройдет и не забудется", – так пишет он в 1908 г. в повести "Суламифь", созданной по мотивам библейской "Песни песней". Это романтическая поэма о самоотверженности и благородстве любви, торжествующей в мире лжи, лицемерия и порока, любви, которая сильнее смерти.
В эти годы усиливается интерес писателя к миру древних легенд, истории, античности. В его творчестве возникает оригинальный сплав прозы жизни и поэзии, реального и легендарного, действительного и романтики чувства. Куприн тяготеет к экзотике, разрабатывает фантастические сюжеты. Он возвращается к темам своей ранней новеллистики. Вновь звучат в его произведениях мотивы неодолимой власти случая, снова писатель предается размышлениям о глубокой отчужденности людей друг от друга.
О кризисе реализма писателя свидетельствовала неудача его в крупной повествовательной форме. В 1909 г. в арцыбашевской "Земле" появилась первая часть большой повести Куприна "Яма" (вторая часть вышла в 1915 г.). В повести сказалось явное нисхождение купринского реализма к натурализму. Произведение состоит из сцен, портретов, деталей, характеризующих жизнь обитательниц публичного дома. И все это вне общей логики развития характеров. Частные конфликты не сведены к общему конфликту. Повесть отчетливо распадается на описания отдельных подробностей быта. Произведение построено по характерной для Куприна схеме, здесь еще более упрощенной: смысл и красота – в жизни природы, зло – в цивилизации. Куприн как бы олицетворяет в своих героинях правду "естественного" бытия, но правду поруганную и извращенную мещанским миропорядком. В описании их жизни Куприн теряет ощущение жизненных противоречий конкретной русской действительности того времени. Абстрактность мысли автора ограничила критическую силу повести, направленной против социального зла.
И снова возникает вопрос о ценностях, которые утверждает Куприн в этот период в своем творчестве. Подчас писатель растерян, исполнен скепсиса, но он свято чтит человечность, говорит о высоком назначении человека в мире, о силе его духа и чувства, о животворящих силах жизни природы, частицей которой является человек. Причем живые начала жизни связываются писателем с народной средой.
В 1907 г. Куприн пишет – под очевидным влиянием Л. Толстого – рассказ "Изумруд" о жестокости и лицемерии законов человеческого мира. В 1911 г. создает рассказ "Гранатовый браслет". Это – "один из самых благоуханных" рассказов о любви, как сказал о нем К. Паустовский. Пошлости мира художник противопоставляет жертвенную, бескорыстную, благоговейную любовь. Прикоснуться к тайне ее маленький чиновник Желтков не может позволить и не позволяет никому. Как только ее касается дыхание пошлости – герой кончает с собой. Для Куприна любовь – единственная ценность, единственное средство нравственного преображения мира. В мечте о любви Желтков находит спасение от пошлости реальной жизни. В иллюзорном, воображаемом мире спасаются и герои рассказов "Путешественники", "Святая ложь" (1914).
Однако в ряде рассказов, написанных в те же годы, Куприн попытался указать и на реальные приметы высоких духовных и нравственных ценностей в самой действительности. В 1907–1911 гг. он пишет цикл очерков "Листригоны" о крымских рыбаках, о цельности их натур, воспитанных трудом и близостью к природе. Но и этим образам присуща некая абстрактная идеализация (балаклавские рыбаки это и "листригоны" – рыбаки гомеровского эпоса). Куприн синтезирует в "листригонах" XX в. вечные черты "естественного человека", сына природы, искателя. Очерки интересны отношением писателя к ценностям жизни: в самой реальности Куприна привлекало высокое, смелое, сильное. В поисках этих начал он обращался к народной русской жизни. Произведения Куприна 1910-х годов отличаются предельной отточенностью, зрелостью художественного мастерства.
Идейные противоречия Куприна проявились во время Первой мировой войны. В его публицистических выступлениях зазвучали шовинистические мотивы. После Октября Куприн работает вместе с Горьким в издательстве "Всемирная литература", занимается переводами, участвует в работе литературно-художественных объединений. Но осенью 1919 г. эмигрирует – вначале в Финляндию, затем во Францию. С 1920 г. Куприн живет в Париже.
Произведения Куприна эмигрантского времени по содержанию и стилю резко отличаются от произведений дореволюционного периода. Основной их смысл – тоска по отвлеченному идеалу человеческого бытия, грустный взгляд в прошлое. Сознание оторванности от Родины превращается в трагическое чувство обреченности. Начинается новый этап увлеченности Куприна Л. Толстым, прежде всего его моральным учением. Сосредоточившись на этой теме, Куприн пишет сказки, легенды, фантастические повести, в которых причудливо сплетаются быль и небылицы, чудесное и бытовое. Вновь начинает звучать у него тема рока, власти случая над человеком, тема непознаваемых грозных сил, перед которыми человек бессилен. По-иному осознаются отношения человека и природы, но подчиняться ей, слиться с ней должен человек; лишь так может он, по мысли Куприна, сохранить "живую душу". Это уже новый поворот темы "естественного состояния".
Особенности творчества Куприна эмигрантского периода синтезированы в романе "Жанета" (1932–1933), произведении об одиночестве человека, потерявшего Родину и не нашедшего места в чужой стране. В нем рассказывается история трогательной привязанности старого одинокого профессора, оказавшегося в эмиграции, к маленькой парижской девочке – дочери уличной газетчицы. Профессор хочет помочь Жанете постичь бесконечную красоту мира, в добро которого он, несмотря на горькие превратности судьбы, не перестает верить. Роман кончается тем, что дружба старого профессора и "принцессы четырех улиц" – маленькой замарашки Жанеты – драматически обрывается: родители увозят девочку из Парижа, и профессор вновь остается в одиночестве, которое скрашивается лишь обществом его единственного друга – черного кота Пятницы. В этом романе Куприну удалось с художественной силой показать крах жизни человека, потерявшего Родину. Но философский подтекст романа в ином – в утверждении чистоты человеческой души, красоты ее, которые человек не должен терять ни при каких жизненных обстоятельствах, несмотря на невзгоды и разочарования. Так в "Жанете" трансформировалась идея "Гранатового браслета" и других произведений Куприна предоктябрьского десятилетия.
Характеризует этот период творчества писателя уход в личные переживания. Крупное произведение Куприна-эмигранта – мемуарный роман "Юнкера" (1928–1932), в котором он рассказывает о своей жизни в Московском Александровском училище. Это в основном история быта училища. Характер автобиографического героя дан вне духовного и интеллектуального развития. Социальные обстоятельства русской жизни из произведения исключены. Лишь изредка прорываются в романе критические нотки, возникают зарисовки бурсацкого режима царского военного воспитательного заведения.
В отличие от многих писателей-эмигрантов, Куприн не утратил веры в доброту человека. Он говорил об извечной мудрости жизни, торжестве добра, призывал восхищаться красотой природы, поняв которую, человек будет "гораздо более достоин благородного бессмертия, чем все изобретатели машин..."
Во всем, что писал в то время Куприн, всегда пробивалась одна и та же нота – тоска по родной стране. В конце жизни Куприн нашел в себе силы вернуться домой, в Россию.
- Цит. по: Куприн А. И. Собр. соч.: в 9 т. М., 1964. Т. 1. С. 29.
- См.: Горький М. Собр. соч.: в 30 т. Т. 28. С. 337.
В это время в Петербурге актер Ходотов написал пьесу под названием «Госпожа пошлость», которая возбудила огромный скандал, так как в пьесе были явные намеки на многих известных писателей и художников, в том числе и на Куприна. Пустили слух, что Александр Иванович собирается вызвать Ходотова на дуэль. Другие говорили, будто Куприн собирается писать ответную пьесу «Господин Хам». Но когда к Куприну пришел по этому поводу корреспондент, отец ответил: «Извините, это… буря в клистире». Однако отец, как и любой человек, конечно, не мог совсем спокойно переносить всяческую травлю, нападки и бесконечные мелкие житейские неприятности.
Зная гостеприимный нрав Александра Ивановича, к нему без конца приходили за советами и мешали работать. В «Одесских новостях» 8 октября Куприн говорит интервьюеру:
«Опасно мне иметь квартиру где-нибудь в центре города. Сильно одолевает начинающий писатель. Носит, носит рукописи без конца. Ну, хорошо, принес - оставит. Я не имею решимости отказать в просмотре, принимаю, обещаю дать ответ. Но беда-то в том, что юные собратья часто остаются недовольны моим отзывом и слишком резко выражают мне лично свое неудовольствие. Да не так уж просто, а почти с бранью и с упреками в нежелании поддержать начинающего писателя».
В Одессе в то время находился и Бунин. Вместе с художником Нилусом, умиленные, как пишет Батюшкову отец, его рассказами о Даниловском, они мечтали туда поехать втроем недели на две-три. Куприн собирался написать о Даниловском ряд очерков, вроде «Листригонов». Этот проект не осуществился.
В ноябре 1909 года мы все втроем едем под Ригу, где в Торенсбергском санатории отец уже был на излечении в 1907 году. Появляются слухи, что Куприн сошел с ума, что у него буйное помешательство. Распространяют эти слухи разные газетные листки, которых так много выходило в то время под разными названиями.
22 ноября отец уехал в Петербург, а через несколько дней - в Даниловское; здесь, а также в Круглицах и Устюжне, мы жили до середины января 1910 года.
В январе 1910 года в ответ на запрос Федора Батюшкова Куприн сообщил, что согласен продать петербургскому издательству Цетлина десять томов своих сочинений за 75 тысяч рублей, но продажа может состояться только через один-два года, так как Мария Карловна продала первый, второй и третий тома раньше на два года. Эти тома Куприн передал в собственность Марии Карловне при разводе.
В феврале 1910 года Мария Карловна вышла замуж за Н. И. Иорданского, публициста. У него был от первого брака сын Николай, приблизительно одного возраста с Лидушей.
23 февраля наша семья возвратилась из Риги в Петербург. Куприн же уехал в Москву. Он просил писателя А. М. Федорова, постоянно проживающего в Одессе, смотреть за Лизой, которая плохо себя чувствовала в то время.
Письмо Александра Ивановича Батюшкову.
«Март 24. 1910 г.
У нас было горе. Заболела Ксеночка. Она себя зовет „Нека“ и даже „бедная Нека“. Дифтерит. Отправляюсь в Одессу».
До этого Александр Иванович жил под Москвой у Софьи Ивановны Можаровой - своей старшей сестры - в Сергиевском посаде.
В начале мая 1910 года мои родители сняли дачу под Одессой вместе с семьей Богомольца, известного присяжного поверенного. У Богомольцев был сын приблизительно моего возраста. Мне рассказывали, что как-то на даче было много гостей и о детях забыли. Поздно вечером спохватились, что кроватки пусты. Стали искать - сначала в доме, потом в саду, потом на пляже, где нас и обнаружили. Мы задумчиво сидели на песке, держась за руки, в сентиментальном молчании. И когда нас спросили: «Что вы здесь делаете?» - я ответила: «Смотрим на луну». Потом в семье у нас всегда шутили, что это был мой первый роман.
В июне 1910 года отца постигло большое горе: скончалась на семидесятом году жизни Любовь Алексеевна Куприна. Отец очень любил свою мать, хотя они редко виделись. Она так и не захотела покинуть свой Вдовий дом, где провела почти всю свою жизнь. Похоронили ее на Ваганьковском кладбище. Отец поехал в Москву на похороны из Одессы.
В «Петербургской газете» от 19 июня 1910 года Куприн посвятил ей статью. «Все политические и литературные движения России моя мать переживала, всегда становилась на сторону нового, молодого, - писал он в частности. - Мать умерла современным человеком, она пережила даже декадентщину».
Вернувшись в Одессу, отец снова надевает костюм водолаза и в присутствии мамы, у брекватера Хлебной гавани, опускается на морское дно.
В августе 1910 года выслана в издательство первая глава второй части «Ямы».
В своих воспоминаниях борец и силач Иван Заикин описывает первую встречу с Куприным в 1910 году. Произошло это в кафе, куда привел Заикина его друг Саша Диабели.
«В кафе вошли еще двое.
Вон, смотри, - шепнул Саша. - Куприн.
Один из вошедших был высоким, представительным господином.
Другой - низенький, квадратный, с толстой шеей, маленькими прищуренными глазами, тридцатилетний мужчина; одет он был в потертый пиджачок, на голове, подстриженной под ежик - пестрая татарская тюбетейка. Короткая каштановая бородка, мягкие усы показались мне всклокоченными. Саша встал, направился к нему навстречу.
Иван Заикин, - представил он меня. Потом жест в сторону высокого мужчины. - Журналист Горелик. - Затем поклон низенькому в тюбетейке: - Писатель Куприн.
Я был разочарован. Вот если бы писателем оказался аристократического вида Горелик, то другое дело, а этот, квадратненький, совсем не походит на знаменитость; и одежонка на нем простенькая, и сам простоват с виду.
А вы много написали книжек? - спрашиваю из вежливости.
Куприн смотрит на меня, прищурив маленькие смеющиеся глаза.
Разве вы не читаете книг?
Да нет, милый, некогда было учиться.
Жаль. Такой ядреный образец человеческой породы и вдруг безграмотный.
Удивительное дело: мы с ним как-то сразу перешли на „ты“.»
Так началась многолетняя дружба между добродушным неграмотным великаном и Куприным. Многих иногда удивляла и даже возмущала эта дружба и вообще любовь Куприна к циркачам, рыбакам и всякому живописному люду. Но никогда бы не были написаны многие и многие рассказы, повести и очерки, если бы мой отец не испробовал все возможные ремесла, не общался бы с самыми разнообразными людьми, не выслушивал бы часами их иногда яркие, иногда нудные профессиональные разговоры.
В ноябре 1910 года Куприн возвращается из Риги в Одессу. Он совершает свой знаменитый полет с Заикиным, который кончился катастрофой.
Этот полет вызвал, как все, что делал Куприн, много шума.
Гораздо позднее Иван Заикин вспоминает о событиях этого дня немного не так, как их описал Куприн в очерке «Мой полет».
Заикин в тот же день уже поднимался в воздух благополучно два раза. Он пишет:
«Третьим должен лететь Александр Иванович.
Я готов, Ваня.
Признаться, меня охватило беспокойство.
Александр Иванович, может, не полетим? Не стоит рисковать тебе жизнью. Аппарат мой несовершенный…
Беспокоило то, что мы оба дяди весьма тяжеловесные - по семи пудов каждый, а аэроплан не рассчитан на такой груз.
Попросил француза:
Жорж, подлей бензину и масла с таким расчетом, чтобы полетать час-два, до самого темна.