Миф был гегемоном в том лишь частично расчлененном жанровом синкретизме, который характерен для состояния повествовательного искусства в архаических обществах. О трудностях различения мифа и сказки в фольклоре подобных обществ неоднократно высказывались такие видные знатоки, как Франц Боас, Стив Томпсон и многие другие. Один и тот же текст может трактоваться одним племенем или группой внутри племени как миф, а другой – как сказка, включаться в какую-то сакрально-ритуальную систему или выключаться из нее. Сами аборигены часто различают две формы повествования, например: адаокс и малеск – у индейцев цимшиан, пыныл и лымныл – у чукчей, хвенохо и хехо – у фон (дагомейцев), лилиу и кукванебу – у киривина в Меланезии и т. д. Лишь весьма условно эти формы можно соотнести с мифами и сказками. Главное различие здесь идет по линии сакральность – несакральность и строгая достоверность – нестрогая достоверность, а структурных различий может не быть вовсе. Лишь привлечение в качестве сравнительного материала классических европейских или азиатских форм сказки дает возможность более отчетливо представить себе соотношение мифа и сказки. Проблема эта весьма существенна, так как сказка в отношении к мифу при максимальной сюжетно-семантической близости и несмотря на устное бытование представляет «художественную литературу» в ее специфике.
Собственно сказочная семантика может быть интерпретирована только исходя из мифологических истоков. Это та же мифологическая семантика, но с гегемонией «социального» кода; в частности, важнейшая оппозиция высокий/низкий имеет в сказке не космический, а социальный смысл.
Происхождение сказки из мифа не вызывает сомнения. Многочисленные тотемические мифы и особенно мифологические анекдоты о трикстерах широко отразились в сказках о животных. Мифологический генезис бросается в глаза в универсально распространенных сюжетах волшебной сказки о браке с чудесным «тотемным» существом, временно сбросившим звериную оболочку; чудесная жена (в более поздних вариантах – муж) дарит своему избраннику охотничью удачу и т. п., но покидает его вследствие нарушения брачных запретов, после чего герой ищет и находит жену в ее стране и вынужден там пройти ряд традиционных брачных испытаний (ср. сюжеты №№ 400, 425 и некоторые другие, по системе Аарне – Томпсона). Подобные сюжеты характерны для некоторых пережиточно-тотемических мифов о происхождении родов и племен.
Сюжеты добывания (похищения) диковинок, эликсиров, чудесных предметов (№№ 550, 560, 563 и др., по указателю) безусловно восходят к мифам о культурных героях. Сказки о посещении «иных миров» для освобождения находящихся там пленниц (№ 301 и др.) напоминают мифы и легенды о странствовании шаманов или колдунов за душой больного «ли умершего. В известной сказке о поисках лекарства для больного отца слиты обе эти традиции. Популярные сказки о группе детей, попавших во власть людоеда и спасшихся благодаря находчивости одного из них (№ 327 и т. п.), или об убийстве могучего змея – хтонического демона (№ 300 и др.) – воспроизводят мотивы, специфичные для посвятительных обрядов. В известной мере сходные сюжеты прямо соотнесены с инициациями в фольклоре австралийцев, североамериканских индейцев и т. п. (ср., например, неоднократно приводившиеся выше материалы Э. Станнера и особенно данные Ф. Боаса о зимнем церемониале у квакиютль и связанных с ним мифах ).
Поскольку через инициации и другие «переходные» ритуалы в архаических обществах проходит каждый индивид, то сказка с ее интересом к судьбе личности широко использует мифологические мотивы, сопряженные с ритуалами посвятительного типа. Эти мотивы отмечают вехи на пути героя и становятся символами самой героичности. Поэтому не удивительно, что волшебная сказка обязана посвятительным ритуалам рядом важнейших символов, мотивов, сюжетов и отчасти своей общей структурой, как это показал В. Я. Пропп (а ранее Сентив и независимо от Проппа – Кэмпбелл). Отсюда, однако, не следует общий вывод о принципиально ритуальном генезисе волшебной сказки, поскольку специфические особенности мифологического мышления, а также первобытные фетишистские, тотемические, анимистические, магические представления, мифологические медиации во многом определяют своеобразие сказочной фантастики, саму жанровую форму сказки.
Основные ступеньки процесса трансформации мифа в сказку: деритуализация и десакрализация, ослабление строгой веры в истинность мифических «событий», развитие сознательной выдумки, потеря этнографической конкретности, замена мифических героев обыкновенными людьми, мифического времени – сказочно-неопределенным, ослабление или потеря этиологизма, перенесение внимания с коллективных судеб на индивидуальные и с космических на социальные, с чем связано появление ряда новых сюжетов и некоторых структурных ограничений.
Выше неоднократно подчеркивалось, что сюжет мифа необязательно восходит к ритуалу и что в самих архаических культурах имеются «неритуальные» мифы, так же как «амифные» ритуалы. Однако для мифов, имеющих обрядовую основу или тесно переплетенных с ритуалами (являясь их составными частями либо обязательным к ним комментарием), разрыв непосредственной связи с ритуальной жизнью племени, безусловно, есть важная предпосылка для превращения мифа в сказку. Отмена специфических ограничений на рассказывание мифов, допущение в число слушателей «непосвященных» (женщин и детей) невольно влекли за собой появление установки рассказчика на вымысел и развитие развлекательного момента. Некоторые разряды австралийских «сказок» (у тех же аранда, например) представляют собой своеобразные «мифы» для непосвященных. Речь идет о десакрализации важнейшем стимуле для превращения мифа в сказку. Самый механизм десакрализации и его значение отчетливо видны на тех же австралийских примерах. Из тотемических мифов изымается священная информация о мифических маршрутах тотемических предков, зато усиливается внимание к семейным отношениям тотемических предков, их ссорам и дракам, ко всякого рода авантюрным моментам, по отношению к которым допускается большая свобода варьирования и тем самым выдумки. Десакрализация неизбежно ослабляет веру в достоверность повествования. Она, разумеется, не приводит сразу к сознательной выдумке, к восприятию повествования как «небылицы», но строгая достоверность уступает место нестрогой достоверности, что, в свою очередь, открывает путь для более свободной и разрешенной выдумки, хотя «свобода» эта также достаточно ограничена пределами жанра и мифологическим семантическим наследием.
В архаическом фольклоре сказочная фантастика столь же конкретно «этнографична», как и в мифах, но в классической европейской волшебной сказке сказочная фантастика оторвана от конкретных племенных верований, и создается достаточно условная поэтическая «мифология» сказки. Мифические существа, например, в русской сказке – иные, чем в русской же быличке, отражающей сохранившиеся в определенной среде суеверия. Впрочем, именно эта поэтическая мифология русской сказки восходит в конечном счете к древнейшим мифам.
Очень существенна демифологизация времени действия, замена времени первотворения и строгой локализации в рамках космической модели неопределенным «сказочным» временем и местом действия. Отсюда неизбежна и демифологизация результата действия, т. е. отказ от этиологизма, специфически соотнесенного с актами творения в мифологическую, эпоху. Этиологизм формализуется в виде определенной мифической концовки. По мере потери сюжетом этиологического смысла зта концовка превращается в орнаментальный привесок и лишь постепенно вытесняется в сказках о животных «моралью», а в волшебных сказках – стилистическими формулами, намекающими на недостоверность повествования. Характерно, что сказочные традиционные формулы в развитой классической форме сказки указывают на специфические отличия сказки от мифа: неопределенность времени и места, недостоверность и т. д.
Мифические времена и этиологизм составляют нерасторжимое целое с космическим масштабом мифа и его вниманием к коллективным судьбам племени, субъективно отождествленного с человечеством в целом («настоящими людьми»). Прометеевский благородный пафос необязателен для мифа, но деяния демиурга (даже если они напоминают по характеру трюки мифологического плута) имеют коллективное и космическое значение, определяя космогонический процесс, первоначальное происхождение света, огня, пресной воды и т. д. Космические «приобретения» могут выступать и в негативной форме как уменьшение числа небесных светил, прекращение потопа и т. п., но дело от этого не меняется. По мере движения от мифа к сказке сужается «масштаб», интерес переносится на личную судьбу героя. В сказке добываемые объекты и достигаемые цели – не элементы природы и культуры, а пища, женщины, чудесные предметы и т. д., составляющие благополучие героя; вместо первоначального возникновения здесь имеет место перераспределение каких-то благ, добываемых героем или для себя, или для своей ограниченной общины. Если мифический герой похищает огонь или пресную воду у первоначального хранителя – старухи, лягушки, змеи и т. д., – создавая тем самым впервые пресную воду как элемент космоса, то герой волшебной сказки похищает живую воду для излечения больного отца (например, в гавайском фольклоре или в сказках европейских народов) или добывает огонь с помощью зверей для своего очага (Дагомея), а персонаж животной сказки (заяц) хитростью похищает для себя одного воду из колодца, вырытого другими зверями (в фольклоре большинства африканских народностей). Альтруизм гавайского доброго сына и эгоизм зайца равно противостоят коллективизму и этиологизму подлинного мифа.
Соответственно сказочные герои уже не полубоги-демиурги, хотя в порядке идеализации могут иметь божественных родителей, чудесное происхождение, сохранять реликтовые тотемические черты: сын или зять солнца у североамериканских индейцев, потомок колдуньи, спустившейся с неба, полинезийский герой Тафаки, медвежий сын в фольклоре многих народов и т. п. В европейских сказках встречается «чудесное рождение», но высокое происхождение героя чаще имеет социальные формы («царевич»).
В процессе демифологизации, по-видимому, сыграло свою роль взаимодействие традиции собственно мифологического повествования и всякого рода быличек, центральными персонажами которых с самого начала были обыкновенные люди, порой безвестные и даже безымянные. Демифологизация героя в сказке дополняется часто нарочитым выдвижением в качестве героя социально обездоленного, гонимого и униженного представителя семьи, рода, селения. Различные его признаки (например, «незнайка», «неумойка», пассивный безумец, «дурачок» и т. д.) обнаруживают глубокое значение на ритуально-мифологическом уровне, но сознательно маркируется именно его социальная обездоленность. Таковы многочисленные бедные сироты в фольклоре меланезийцев, горных тибето-бирманских племен, эскимосов, палеоазиатов, североамериканских индейцев и др. Их обижают жены дяди (Меланезия), сородичи и соседи (Северная Америка), а духи становятся на их защиту. Аналогичны запечники – младшие братья или Золушки – падчерицы в европейских сказках. Сказочный герой не имеет тех магических сил, которыми по самой своей природе обладает герой мифический. Эти силы он должен приобрести в результате инициации, шаманского искуса, особого покровительства духов. На более поздней стадии чудесные силы вообще как бы отрываются от героя и действуют в значительной мере вместо него. Отметим, что таким, образом обнаруживается дополнительная мотивировка для разработки волшебной сказкой семантического наследия обрядов посвящения. Вместе с тем следует признать, что ритуальным эквивалентом классической формы сказки скорее является свадьба – ритуал более молодой и индивидуализированный по сравнению с инициацией, с которой он отчасти связан генетически, так что есть доля истины и в утверждении, что инициация – ритуальный эквивалент мифа (и архаических форм сказки), а свадьба – развитой волшебной сказки.
Целый ряд сказочных мотивов и символов – башмачок Золушки, запекание кольца в пирог, ряжение невесты в свиной кожух или кожу старухи (последнее – в японской сказке), подставная «мнимая невеста», убегание невесты или жениха, невеста или жених – «работники» у родителей брачного партнера, запрет называть родовое имя молодой жены, «куколки»-советчицы и т. д. находит объяснение в брачных обычаях и обрядах многих народов мира и в конечном счете, разумеется, также восходит к достаточно древней ритуально-мифологической семантике. Сказка сопоставима и со свадебным обрядом в целом, ввиду того что женитьба на царевне или брак с царевичем являются конечной сказочной целью. Сказочная свадьба, сопровождающаяся повышением социального статута героя, представляет собой своеобразный «чудесный» выход для индивида из обнажившихся социальных коллизий, выступающих в форме внутрисемейных отношений. Нарушения норм семейно-брачных отношений (в виде инцеста или женитьбы на слишком «далеких» невестах) и взаимных обязательств свойственников оказываются, как мы знаем, источником серьезных коллизий и в мифах, приводя к разъединению исконно связанных между собой космических элементов. Их воссоединение требует медиации и медиаторов. Но в сказке, где речь идет не о племенном благополучии на космическом фоне, а о личном счастье на фоне социальном, брачный «обмен» все больше теряет коммуникативную функцию (наподобие социализации космических сил в мифах о брачных приключениях детей Ворона у палеоазиатов) и, как сказано, превращается в индивидуальный выход из социальной коллизии.
Застывшие фундаментальные мифические противоположности типа жизнь/смерть в значительной мере оттесняются социальными коллизиями на уровне семьи. Сказочная семья в известной мере является обобщением «большой семьи», т. е. патриархального объединения полуродового типа. Семейное Угнетение падчерицы и нанесение обиды младшему брату имеют имплицитно социальное значение как знаки разложения рода. Мотив младшего брата, по-видимому, косвенно отражает вытеснение архаического минората и развитие семейного неравенства. Образ мачехи мог возникнуть только при условии нарушения эндогамии, т. е. при добывании невест слишком «издалека». Не случайно мотив мачехи – падчерицы в европейской сказке в некоторых устойчивых сюжетах альтернативен мотиву инцестуального преследования дочери отцом – попытки крайнего нарушения экзогамии.
Те же самые нарушения, которые выступали и в мифах, здесь повернуты со стороны своих возможных социальных, а не космических последствий. Семейно-социальные мотивы в сказке в целом могут быть расценены как новообразование, дополнившее более древнюю, собственно мифологическую основу. Более архаические, собственно мифологические мотивы часто составляют в классической европейской сказке ядерную, среднюю часть сказочной композиции, а семейные (социальные) новообразования выступают в функции некоего обрамления. Например, исходная конфликтная ситуация «мачеха – падчерица» получает развитие в ядерной части, где падчерица проходит испытания у лесного демона, а в финале ситуация находит разрешение, вернее, преодолевается за счет счастливого брака, изменившего социальный статут падчерицы.
В фольклоре архаических обществ миф и сказка имеют ту же самую морфологическую структуру в виде цепи потерь и приобретений неких космических или социальных ценностей. В сказках специфическую значимость приобретают промежуточные звенья в виде трюков зооморфных плутов (сказки о животных) или испытаний героя, сопоставимых с посвятительными либо свадебными. Архаический миф или «мифологическая сказка» выступают как некая метаструктура по отношению к классической европейской волшебной сказке, в которой складывается жесткая иерархическая структура из двух или, чаще, трех испытаний героя. Первое испытание, предварительное, есть проверка знания правил поведения и ведет к получению чудесного средства, благодаря которому ликвидируется «беда – недостача» в основном испытании. Третью ступень часто составляет дополнительное испытание на идентификацию (выясняется, кто совершил подвиг, после чего происходит посрамление соперников и самозванцев). Обязательный счастливый финал, как правило, включает женитьбу на царевне и получение «полцарства». Структура волшебной сказки частично воспроизводится в структуре средневекового рыцарского романа, который, в свою очередь, повлиял на развитие сказочной традиции в Европе.
Для классической волшебной сказки сохраняет значение медиативная формула Леви-Стросса, которая здесь развертывается синтагматически: в ходе повествования не только ликвидируется «недостача», но имеются и дополнительные «приобретения», оборачивающиеся наградой герою.
На стилистическом уровне, как уже отмечено выше, волшебная сказка в речи рассказчика формализует некоторые важнейшие жанровые показатели, которые как раз противопоставляют ее мифу как художественный вымысел; в то же время прямая речь в сказках сохраняет в схематизированном виде некоторые ритуально-магические элементы.
Если при переходе мифа к сказке мифологический космос отчасти заслоняется «семьей», то при переходе от мифа к героическому эпосу на первый план выходят отношения племен и архаических государств, как правило исторически существовавших. Однако в эпосах архаических, сложившихся до достаточно отчетливой государственной консолидации, собственно «исторические» предания остаются второстепенным источником развития эпоса, в известной мере сосуществуют с ним, почти не смешиваясь.
Главным источником формирования архаических эпосов являются богатырские сказки-песни (этот жанр хорошо сохранился в фольклоре малых народов Севера: палеоазиатских, yrpo-самодийских, тунгусских) и в особенности мифы и сказки о первопредках – культурных героях – этих центральных персонажах первобытного фольклора. Многочисленные доказательства в пользу значения именно этой наиболее архаической категории мифов для генезиса архаической категории эпосов приведены в нашей книге «Происхождение героического эпоса» (1963). Архаический эпос обобщает историческое прошлое посредством языка и концепций первобытных мифов, следуя при этом во многом за указанной традицией первобытного повествовательного фольклора. Прошлое племени рисуется как история «настоящих людей» (поскольку границы человечества и племени или группы родственных племен субъективно совпадают) и принимает форму повествования о происхождении человека, добывании элементов культуры и защиты их от чудовищ.
Эпическое время в этих памятниках – мифическая эпоха первотворения: богатырские поэмы тюрко-монгольских народов Сибири, как правило, начинаются с указания времени, когда сотворялись земля, небо, вода («в то время как мешалкой делилась земля, в то время как ковшом делилась вода») или когда земля еще была по своим размерам, как дно турсука, небо – с оленье ухо, океан – ручейком, изюбриха – козленком и т. п. Вяйнямейнен в карело-финских рунах в споре с Ёукахайненом намекает на то, что жил в эпоху сотворения мира и сам в нем участвовал. Нарт Сосруко в адыгском эпическом сказании вспоминает о времени, когда Бештау было не больше кочки, а через Идиль шагали мальчики, когда небо еще сгущалось, а земля только сплотилась, а он уже был мужчиной зрелых лет. В древнешумерской поэме о Гильгамеше и дереве Хулуппу действие приурочено ко времени «сразу после того, как земля была отодвинута от неба и было определено имя человеческого рода». Местом действия в якутском эпосе является мифическая «средняя земля», т. е. место обитания людей. Описание мифической картины мира занимает большую часть вступления к якутским (изредка и к хакасским) поэмам. В центре такого описания – мировое древо в виде дуба, лиственницы, ясеня (ср. Иггдрасиль в «Эдде» и дерево Хулуппу в шумерском сказании).
В архаической эпике обычно выступает некая, достаточно мифологическая, дуальная система враждующих племен – своего, человеческого, и чужого, демонского, имеющего хтоническую окраску. Такое противопоставление нисколько не мешает тому, что в эпосах упоминаются и фигурируют и другие мифические «миры» и «племена», но на первом плане – два этих «племени», находящихся в отношениях постоянной вражды (что, в свою очередь, не исключает в силу экзогамии взаимно-брачных отношений, например в якутском или карело-финском эпосах). Борьба эта в терминах племенной вражды конкретизирует защиту космоса от сил хаоса. Как сказано, «враги» большей частью хтоничны, т. е. связаны с подземным миром, смертью, болезнями и т. п., а «свое» племя локализовано на «средней земле» и пользуется покровительством небесных богов. Таково, например, противопоставление, чисто мифологическое в своей основе, якутских демонских богатырей абаасы и человеческих богатырей айыы, т. е. покровительствуемых айыы, ибо айыы – это светлые небесные боги, а абаасы – духи болезней, хтонические демоны. Эта чисто мифологическая оппозиция накладывается в якутских богатырских поэмах на противопоставление предков якутов – группы скотоводческих тюркских племен – и окружающих якутов тунгусо-маньчжурских племен, лесных охотников и рыболовов. «Нартам» в осетинском, адыгском и абхазском эпосах противостоят великаны, так же как богам-асам в скандинавской «Эдде» и карело-финским героям («сынам Калевы») – Страна Севера, которая в силу чисто мифологического, «шаманского» отождествления севера, устья реки и царства мертвых имеет явные хтонические черты.
У алтайских тюрков и бурят нет резкого деления на два враждующих племени (у бурят такое деление сохранено в применении к небесным духам и богам), но богатыри сражаются с различными чудовищами-мангадхаями в бурятских улигерах или с чудовищами, подчиненными Эрлику – хозяину преисподней, у алтайцев. Победителями чудовищ – небесного быка и страшилища Хувавы – выступают и шумеро-аккадские богатыри Гильгамеш и Энкиду, и поражающий драконов грузинский герой Амирани (родственный греческому Прометею), и знаменитые древнегреческие герои Персей, Тесей, Геракл, и герои древнескандинавские или англосаксонские («Беовульф»). Для архаической эпики типична сугубо мифологическая фигура «матери» или «хозяйки» демонских богатырей. Таковы старая шаманка абаасы в якутских поэмах, старуха-куропатка – мать алтайских чудовищ, безобразная мангадхайка у бурят, «лебединые старухи» у хакасов, хозяйка Страны Севера Лоухи у финнов. С этими персонажами можно сравнить, с одной стороны, мифических эскимосскую Седну, кетскую Хосэдэм, вавилонскую Тиамат и т. п., а с другой стороны, в более развитых эпосах, – королеву Медб в ирландских сагах, мать Гренделя в «Беовульфе», старуху Сурхайиль в «Алпамыше» и т. д. (В своем эпическом – племени такую «мать» героев знает только нартский эпос в образе Сатаны.) Великаны и хтонические чудовища часто выступают в архаических эпосах не только как военные враги, похитители женщин и разрушители, но и как хранители огня, небесных светил, культурных растений и чудесных предметов, добываемых героями.
«Свое» эпическое племя в архаической эпике не имеет исторического имени. «Нарты» или «сыны Калевы» (полное отождествление финских героев с сынами Калевалы имеет место только в «Калевале» Ленрота, ср. эстонского Калевипоэга и русских Колывановичей) – это просто племя героев, богатырей, противостоящих не только хтоническим демонам, а отчасти и своим измельчавшим потомкам. «Век нартов» – это нечто вроде греческого «века героев». Следует заметить, что и «готы» в германо-скандинавском эпосе подразумевают не только исторических готов, но некое геройское эпическое племя, а эпитет «готский» почти синонимичен «геройскому» (так же как «нартский»). В таких развитых эпосах, как германский, греческий, индийский, готы и бургунды, ахейцы и троянцы, пандавы и кауравы, уже исчезнувшие как самостоятельные племена и только вошедшие в качестве одного из компонентов в «этнос» носителей эпоса, – это прежде всего героические племена давнего героического века, некий героический образец для последующих поколений.
Кое в чем «нарты» и им подобные существа сопоставимы с некогда действовавшими «первопредками» из древних мифов (тем более что они обязательно воспринимаются как предки народа – носителя эпической традиции), а время их жизни и славных походов – с настоящим мифическим временем типа «времени сновидения».
В этой связи существенно, что в образах героев наиболее архаических эпических поэм и сказаний отчетливо обнаруживаются реликтовые черты первопредка или культурного героя.
Старейший и популярнейший герой якутского олонхо – Эр-Соготох (буквально «одинокий»), часто выступающий и под другими именами. Это богатырь, живущий одиноко, не знающий других людей и не имеющий родителей (отсюда это прозвище), так как он – первопредок человеческого племени. Эр-Соготох ищет жену, чтобы стать родоначальником других людей. В сказаниях об Эр-Соготохе обнаруживаются и рудименты мифа о культурном герое, но более полно этот миф сохранился в составе преданий о первопредке якутов Эллэе-Эр-Соготохе, приплывшем по Лене из южных областей на место нынешнего обитания якутов. Ему приписываются изобретение дымокура и разведение скота, учреждение весеннего обрядового праздника ысыаха и вознесение первой бескровной жертвы кумысом в честь богов айыы. «Одинокими» богатырями, не знающими своих родителей, выступают и другие якутские богатыри (например, Юрюн-Уолан). Сходен с Эр-Соготохом и герой-первопредок в бурятском эпосе; реликты этого типа имеются и в алтайских поэмах, где сначала говорится, что герой не знает своего происхождения и не имеет родителей, а затем оказывается, что он – наследник богатого скотоводческого патриархального хозяйства. Сказители иногда это «одиночество» рационально объясняют как результат сиротства. Имеется гипотеза, расшифровывающая происхождение имени калмыцкого героя Джангара из «одинокого» .
Наряду с типом «одинокого» богатыря-первопредка якутский эпос знает и другой тип богатыря (Нюргун Боотур и др.), посланного небесными богами на землю с особой миссией – очистить землю от чудовищ абаасы. Это тоже типичное деяние мифологического культурного героя. Эпос тюрко-монгольских народов Сибири знает и мифологическую пару первых людей – родоначальников, устроителей жизни на «средней земле». В бурятских улигерах сестра сватает брату небесную богиню с целью продолжения человеческого рода. Образы родоначальников-первопредков занимают важное место в осетинских сказаниях о нартах. Таковы Сатана и Урызмаг – сестра и брат, ставшие супругами, а также братья-близнецы Ахсар и Ахсартаг (ср. с аналогичными близнецами Санасаром и Багдасаром – основателями Сасуна в древней ветви армянского эпоса). Древнейший нартский богатырь Сосруко ярко обнаруживает черты культурного героя.
В адыгской и абхазской версиях Сосруко добывает огонь, злаки и фруктовые деревья, отнимая их у великанов («возвращая» их нартам). Существует и сказание о том, как Сосруко похитил у бога чудесный напиток сано – и передал его людям. В осетинской версии Сосруко (Сослан) отвоевывает у великана не огонь, а теплую страну с сочными пастбищами для нартского скота.
Следы мотива добывания огня имеются в древнейших грузинских, абхазских и армянских сказаниях о богатырях, прикованных к кавказским горам и, возможно, имеющих не только типологическое родство с древнегреческим культурным героем Прометеем.
Еще ярче черты культурного героя-демиурга выступают в образе карело-финского Вяйнямейнена и отчасти его «двойника» – кузнеца-демиурга Ильмаринена. Вяйнямейнен добывает огонь из чрева огненной рыбы, первым строит лодку и плетет рыболовную сеть, изобретает музыкальный инструмент и первый играет на нем, первым находит кровоостанавливающее средство и делает целебную, мазь; он также добывает чудесное сампо – мифический источник изобилия, спрятанный в скалу хозяйкой Севера. Он совершает деяния космогонического характера: создает или добывает небесные светила; из яйца, высиженного уткой на колене этого героя, возникает мир. Образ Вяйнямейнена сильно окрашен шаманством, особенно это чувствуется в истории посещения им царства мертвых. В образе скандинавского бога Одина легко нащупывается пласт, во многом идентичный Вяйнямейнену (культурный герой – шаман, его отрицательный вариант – плут Локи). Связь с традициями культурных героев у Одина, Тора, Локи облегчила превращение этих богов в героев архаической эпики,
В древнейшем аккадском эпосе в образе Энкиду имеются следы представления о первом человеке, созданном богиней из глины, а в самом Гильгамеше некоторые элементы комплекса «первопредок – культурный герой» (он – основатель Урука, добывает кедровый лес, а в шумерской версии ритуальные предметы).
Совместные походы Гильгамеша и Энкиду против чудовищ очень характерны для специфически героической вариации сказаний о культурных героях (ср. аналогичным образом противопоставленных друг другу странствующих борцов с чудовищами – американских брата из вигвама и брата из кустарника). Таким образом, богатырство в архаических эпосах еще во многом проявляется в культурных деяниях, соответственно овеяно колдовским ореолом, так что магия и хитрость служат герою наряду с физической силой и смелостью. Архаическая эпика сохранила и мифологический тип плута-трикстера. Такими мифологическими плутами, безусловно, являются Сырдон в нартских сказаниях и скандинавский Локи.
Архаический (мифологический) слой легко обнаруживается и во многих классических эпопеях. Это, например, относится к индийской «Рамаяне», где Рама сохраняет черты культурного героя, призванного уничтожить демонов, и напоминает Барнда и некоторых других персонажей дравидских мифов. Это относится к «Гесериаде» (где герой также выполняет миссию борьбы с демонами во всех четырех странах света, т. е. в соответствии с архаической космологической моделью; Гесеру не чужды и черты трикстера), «Беовульфу», некоторым частям «Алпамыша», «Манаса», «Давида Сасунского», к русской былине о Волхе – Вольге (ср. скандинавские песни о Хельги и сербскую песню о Вуке Огненном Змее) и др.
Не только в заведомо архаической эпике, но и в классических эпопеях древнего мира весьма ощутима мифологическая подпочва. Если мы не можем принять в целом ритуалистическую теорию генезиса героического эпоса, то мы все же должны согласиться, что в эпическом творчестве, порожденном древними аграрными цивилизациями, широко использованы в качестве «моделей» построения сюжета и образа столь специфичные для этих аграрных цивилизаций календарные мифы. Об использовании этих моделей много говорится в упомянутой выше книге Г. Р. Леви «Меч из скалы» и особенно убедительно в новейших работах советского санскритолога П. А. Гринцера . В эпосах вавилонском, угаритском, греческом и индийском П. А. Гринцер выделяет некий «календарный» мифологический комплекс, включающий независимые на первый взгляд мотивы чудесного происхождения героя (Гильгамеш, пандавы, Рама, Ахилл, Керет и др.)» отвержения героем любви или расположения богини (Гильгамеш и Иштар, Ахат и Анат, Рама и Шурпанакха, Арджуна и Урваши, Одиссей и Калипсо и т. д.), исчезновения героя или героини в результате смерти, мнимой смерти, изгнания (Ахат, Рама, пандавы, Керет, Ахилл, Одиссей), смерти ритуального заместителя (Энкиду, Патрокл, спутники Одиссея, псевдопандавы), похищения или попыток похищения жены героя (Сита, Драупади, Елена, Брисеида, жена Керета, Пенелопа), поиска героя или героини с включением пребывания в царстве смерти (Рама, пандавы, Гильгамеш, Одиссей) и борьбы с чудовищами (ракшасами, морскими демонами, Хумбабой и т. д.), соединения супругов.
Разумеется, не все в предложенной схеме может быть истолковано только в свете календарных обрядов. Например, похищения и возвращения женщин обязательная тема богатырских сказок-песен народов Сибири, в которых нет речи об аграрных календарных обрядах; борьба с чудовищами входит в мифы и календарные, и инициационные (значение последних подчеркнула Леви), и в мифы о культурных героях и т. п. И все же несомненно, что именно календарные аграрные мифы были важнейшими моделями для эпопей классической древности. Елена и Сита, например, были прямо связаны с аграрной мифологией. Многие эпические герои, даже имеющие исторические прототипы, определенным образом соотнесены с теми или иными богами и их функциями; поэтому некоторые сюжеты или фрагменты сюжетов воспроизводят традиционные мифологемы, что, впрочем, вовсе не доказывает происхождение эпического памятника в целом из мифов и ритуальных текстов.
Жорж Дюмезиль в своей новой (1968 – 1973) трехтомной монографии «Миф и эпос» продемонстрировал, как описанная им ранее индоевропейская трихотомическая система мифологических функций (магическая и юридическая власть, воинская сила, плодородие) и соответствующие ей иерархические или конфликтные соотношения между богами воспроизводятся на «героическом» уровне в «Махабхарате», римских легендах и даже в осетинской версии нартских сказаний. Пандавы в «Махабхарате» являются фактически сыновьями не бесплодного Панду, а богов (Дхармы, Вайю, Индры и Ашвинов) и в своем поведении повторяют в какой-то мере функциональную структуру, в которую входят эти боги . Реликты подобной структуры Дюмезиль усматривает Даже в «Илиаде», где принц-пастух Парис, выбрав Афродиту, восстановил против себя Геру и Афину, представляющих иные «мифологические» функции, и навлек войну. В истории Разрушительной войны пандавов и кауравов Дюмезиль также усматривает перенос на эпический уровень эсхатологического мифа (ср. аналогичное явление в ирландской традиции). С учетом мифологической субструктуры героических эпопей Дюмезиль получает возможность выявить и объяснить, целый ряд эпических параллелей в древней литературе индоевропейских народов (скандинавской, ирландской, иранской, греческой, римской, индийской).
Таким образом, мифологическая подпочва сохраняется и в классических формах эпоса. Однако эти классические формы, развившиеся в условиях отчетливой государственной консолидации народностей – носителей эпической традиции, несомненно совершают важные шаги на пути демифологизации.. В отличие от архаической эпики они опираются на исторические предания и прежде всего пользуются их «языком» для повествования о событиях далекого прошлого, но все же прошлого не мифического, а исторического, точнее квазиисторического. Основное различие с архаикой – не в степени достоверности рассказа, а именно в «языке» повествования, которое передается в терминах не космических, а этнических, оперирует географическими названиями, историческими именами племен и государств, царей и вождей, войн и миграций. Эпическое время (Микены, распри куру-панчала с кауравами, великое переселение народов, империя Карла Великого, Киевская Русь эпохи Владимира Святого, государство четырех ойротов и т. д.) строится по типу мифического, как начальное время и время активных действий предков, предопределивших последующий порядок, но речь идет уже не о творении мира, а о заре национальной истории, об устройстве древнейших государственных образований и т. д.
Мифическая борьба за космос против хаоса преобразуется в защиту родственной группы племен, государства, своей: «веры» против «захватчиков», «насильников», «язычников», иногда наделенных мифическими и колдовскими атрибутами. Но «шаманский» ореол эпического героя полностью отпадает, уступая место чисто воинской героической этике и эстетике. В отличие от сказки героический эпос не воспринимается как вымысел, и в этом смысле миф и эпос почти в равной мере могут быть противопоставлены сказке. Только в романическом эпосе (рыцарском романе) линии героического эпоса и волшебной сказки как бы сливаются. Романический эпос осознается как художественный вымысел.
Основными признаками эпоса как рода художественной словесности выступают события, действия как предмет изображения (событийность) и повествование как типичная, но не единственная форма словесного выражения в эпосе, потому что в крупных эпических произведениях присутствуют и описания, и рассуждения, и лирические отступления (что связывает эпос с лирикой), и диалоги (что связывает эпос с драмой). Эпические произведения создаются как в прозаической, так и в стихотворной форме.
Свои виды эпических произведений есть в народной и книжной словесности.
Видаминародной эпической словесности являются: сказка, миф, легенда (сказание), былина, историческая песня, духовный стих, пословица, загадка.
Сознание первобытных людей было синкретичным, в нем еще нерасчленимо существовали зачатки науки, искусства, религии, морали и других видов общественного сознания, которые позже приобрели относительную самостоятельность. Словесное искусство также является составной частью трудовых, бытовых и религиозных культовых обрядов и празднеств. Следы первобытного синкретизма несут в себе мифы - древнейшие сказания, в которых отразились фантастические представления людей об окружающем мире и самих себе.
Сказка - один из древнейших видов народной словесности, эпическое, преимущественно прозаическое произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел, что не лишает сказку связи с действительностью1. По тематике и структуре сказки делятся на волшебные, бытовые и сказки о животных. Некоторая часть сказок о животных возникла в доклассовом обществе и была связана с тотемизмом. Некоторые из волшебных сказок о животных первоначально были связаны с мифами и имели магическое значение (представители мифологической школы в фольклористике изучали их как «осколки древнего мифа»), бытовые сказки о мужике, барине, умном солдате часто отличались острой сатирической направленностью. По характеру отношения к изображаемому они могли быть юмористическими и сатирическими. К сказке как виду словесного творчества обращаются писатели: они используют сказочные образы и литературно обрабатывают их. Это делали П. Бажов, А. Толстой, А. Платонов и др. Многие писатели (П. Ершов, А. Пушкин, М. Салтыков-Щедрин, В. Каверин, В. Катаев и др.), сохраняя приемы народных сказок, создавали литературные сказки (сказки А. Ремизо- иа, «Сказки не совсем для детей» Л. Андреева).
Миф (греч. туНюз - сказание, предание) - по- иествование о богах, духах, героях, отражающее донаучные представления людей о мире. Полнее всего до пас дошли (конечно, в позднейших пересказах и переделках) древнегреческие мифы. О древнерусских мифах мы знаем мало, но отдельные образы отразились и сказках, былинах. В «Слове о полку Игореве» есть упоминание о диве, который «кличет верху дерева». ()тражая наивно-фантастические и в то же время поэтические представления людей далекой эпохи, мифы г тли исходным материалом для развития многих жанров литературы. Так, литературную обработку получил миф о Прометее, который подарил людям огонь вопреки воле Зевса, в произведениях Эсхила («Прикованный Прометей»), И.В. Гете («Прометей»), Шелли («Освобожденный Прометей»), Вяч. Иванова («Прометей»), М. Карима («Не бросай огонь, Прометей!»), Ю. Марцинкявичюса («Поэма Прометея») и многих других. Произведения, связанные с интерпретацией мифов, имеют следующие черты: повышенная суггестивность; установка на вторичное восприятие, опосредованное первой реальностью - мифом, притчей; установка на многообразие символов; интерес к нравственной проблематике. Писатели и поэты, творчески перерабатывая известные мотивы и сюжеты, всегда осмысляют современные проблемы.
К мифам близки легенды - полуфантастические сказания о действительно происходивших событиях и реально живших людях. В Древней Греции, например, широко были распространены легенды о войне с жителями Трои (XII в. до н. э.). Эти мифы оформлялись бродячими певцами в героические песни.
Легенда (от лат. 1едепс1аг букв. - то, что следует прочесть) или сказание - 1) в фольклоре - вошедший в традицию устный народный рассказ, в основе которого лежит чудо, фантастический образ. По тематике различаются легенды исторические, религиозные, демонологические, бытовые и др. Текст фольклорной легенды отличается неустойчивостью; 2) в литературе один из самых значительных жанров письменности на протяжении всего европейского Средневековья, первоначально - житие святого, со временем так стали называть поучительные рассказы о Христе и его апостолах, Адаме, Еве, Ное и др.
Былйна, или старина - героические песни эпического характера, стихотворные сказания об исторических событиях Древней Руси, о ее богатырях, народных героях, воплотивших народные идеалы мужества, любви к родной земле (Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич). В былинах прославляется и человек труда - богатырь-пахарь Микула Селянино- вич, великан Святогор, купец-гусляр Садко и др. Мир былин - реальная русская земля, но ее изображению сопутствуют фантастические картины и образы, связан-
ные с древнейшими мифами. Былинный стих неразрывно связан с напевом, мелодией. Былины исполнялись нараспев, под аккомпанемент гуслей.
На основе соединения древних мифов, легенд и героических песен возникли первые большие эпические поэмы, или эпопеи. Классическим образцом их являются «Илиада» и «Одиссея» Гомера. Это эпические произведения, изображающие события, в которых решаются судьбы нации, народа. Для них характерен широкий, универсальный охват действительности.
Историческая песня в отличие от былины посвящается конкретным историческим лицам (Ивану Грозному, Суворову, Пугачеву) или реальным историческим событиям (Куликовская битва). Эти песни стали складываться позже былин, в XVIII в. В них есть эпическое начало. Написана песня, как и былина, тоническим стихом, но былинный стих, как правило, имеет три главных ударения в строке; песенный стих, в зависимости от протяженности строк, может иметь два, три или четыре главных ударения.
Духовные стихи - собирательное понятие, принятое для обозначения фольклорных прозаических произведений различных жанров, объединенных общностью христианского религиозного содержания. По своему материалу (сюжету) восходят к книжным истокам (Библия, жития святых, церковные гимны, а также легенды и апокрифы)1. Духовные стихи распевались бродячими певцами - паломниками, которых называли «каликами перехожими» (имя происходит от названия обуви средневековых стражников - лат. caligae, calicae). Широко распространены были духовные стихи об Алексее, Божьем человеке, об Иосифе Прекрасном, о Егории Храбром и др. Ф.И. Буслаев отмечал, что духовные стихи «пришлись по вкусу... русскому люду и вошли в общую сокровищницу... религиозной, христианской поэзии».
Образы и мотивы духовных стихов встречаются в русской дитературе: в легенде «О двух великих грешниках» («Кому на Руси жить хорошо» H.A. Некрасова), в повести Н. Лескова «Запечатленный ангел», в поэме 11. Клюева «Погорелыцина», в стихах М. Кузмина.
Все виды книжной эпической словесности принято по объему подразделять на крупные (роман), средние (повесть, поэма), малые (рассказ, новелла, баллада, очерк) и самые малые (басня, анекдот). Деление это условно, так как объем произведений любого вида и жанра не имеет строгих ограничений.
Самым сложным из современных эпических жанров является роман (фр. roman or conte roman - рассказ на романском языке) - это многоплановое, многопроблемное эпическое произведение, изображающее частную жизнь человека в широких связях с обществом. Его иногда называют «эпосом частной жизни». Уже в Античности сложились предпосылки романного мышления, суть которого состояла в оценке и художественном воспроизведении действительности, с точки зрения отдельного человека.
Действие в романе всегда насыщено внешними или внутренними конфликтами или теми и иными вместе. События в романе описываются необязательно в хронологической последовательности, иногда писатели используют прием сюжетно-композиционной инверсии. Анализируя эпическое произведение, следует обращать внимание на категории пространства и времени.
Жанр романа прошел длительный путь развития. В Средние века и в эпоху Возрождения большое распространение получили рыцарские романы - о необыкновенных приключениях и любовных похождениях рыцарей-феодалов. Позднее в европейской литературе был распространенен плутовской роман, который обычно строился как рассказ героя-плута о превратностях своей жизни. В начале XVII в. испанский писатель М. Сервантес создал знаменитый роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», пародируя образы, сюжеты и стиль рыцарских романов. Значительный вклад в развитие жанра романа внес французский писатель Антуан Прево («История кавалера де Грие и Манон Леско», 1731 г.). По словам Гиде Мопассана, Прево создал «обаятельную форму современного романа». Свое дальнейшее развитие роман получил в творчестве таких писателей XVIII в., как Д. Дефо («Робинзон Крузо»), Г. Филдинг («История Тома Джонса, найденыша»), Ж.-Ж. Руссо («Юлия, или Новая Эло- иза») и др. Наивысшего расцвета искусство романа достигло в творчестве писателей-реалистов XIX -XX вв. - Стендаля («Пармская обитель», «Красное и черное»), Оноре де Бальзака («Человеческая комедия»), Ч. Диккенса, создавшего несколько десятков романов. В русской литературе первые образцы романа были созданы А. Пушкиным, М. Лермонтовым. Всемирно признанными мастерами реалистического романа являются И. Тургенев, Л. Толстой, Ф. Достоевский. Их традиции продолжили А. Франс, Р. Роллан, К. Гамсун, Дж. Голсу- орси, У. Фолкнер, Э. Хемингуэй, Р. Тагор, Р. Акутагава.
P.A. Недзвецкий в статье «Фазы русского реалистического романа» рассмотрел эволюцию русского классического романа XIX в. и выявил «развернутые во времени романные фазы», которые являются не просто хронологическими периодами, в них просматриваются «магистральные линии русского романа (от
А. Пушкина до Л.Толстого)». Рассмотрим основные положения этой статьи.
Подобно другим устойчивым жанрам, русский классический роман XIX в. развивался как под влиянием меняющейся действительности, так и по своей внутренней логике. Его эволюцию можно представить в виде развернутых во времени романных фаз, а не просто хронологических периодов. Они явно просматриваются в магистральной линии русского романа, представленного произведениями Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Герцена, Гончарова, Тургенева, Л. Толстого, Достоевского. «Мы, русские, - свидетельствовал Л.Толстой; - вообще не умеем писать романов в том смысле, в котором понимают этот род сочинений... в Европе. <...> Русская художественная мысль не укладывается в эту рамку и ищет для себя новую. Гегелевское определение жанра можно распространять на русский роман с принципиальными отличиями, так как он определял роман как «эпос частной жизни», а уже пушкинский роман «Евгений Онегин» Белинский назвал «поэмой исторической в полном смысле слова». Но русский роман не сводим и к эпосу насущных социальных «вопросов» (как это было у Ж. Санд, В. Гюго, Э. Золя) не потому, что он им чужд, а потому, что всегда был связан с важнейшими этическими проблемами человечества. В западноевропейской литературе распространена была такая форма, как роман успеха (термин Ю. Лотмана) или шире - роман противоборства индивида с обществом, миром ради независимости от них (Бальзак, Стендаль, Мопассан, Диккенс, Текке- рей). Л. Толстой иронизировал по поводу героя подобных романов. У Достоевского в «Преступлении и наказании» только внешнее сходство с таким романом. С. Цвейг замечал: «У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы, с веселой толпой детей, у Бальзака - замок, с титулом пэра и миллионами... Кто из героев Достоевского стремится к этому? - Никто. Бальзаковский герой хочет поработить мир, герой Достоевского - преодолеть его».
Чем же стал русский роман? Еще в 1835 г. Белинский увидел в романе форму, наиболее удобную «для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни». Вместо человек можно поставить личность, и мы получим едва ли не исчерпывающую дефиницию жанра в «его национальном своеобразии». Ведь русский «эпос нового мира» немыслим без личности как «существа индивидуального, отдельного от народа, любопытного... в самом себе», но и не замкнутого на самом себе, потому что с самого начала был одухотворен поиском единения - единства. Герой русского романа всегда жаждал обрести согласие с людьми и с миром. Его влечет миропорядок, отвечающий в такой же мере целям и ценностям индивида, как и правам и требованиям целого.
Объединяющий пафос русского романа расширил и саму жанрообразующую проблему «личность - общество (мир)». Ему обязан он «лица необщим выраженьем...». Фундаментальные национальные черты, присущие русскому роману, - эпическая (эпопейная) широта; историзм наряду с мифологизмом; глубочайший драматизм; стремление «перерыть все вопросы»: социальные, нравственные, эстетические, религиозные. «Энциклопедией русской жизни» было большинство русских романов: «Евгений Онегин» Пушкина, «Мертвые души» Гоголя, «Обрыв» и «Обломов» Гончарова, «Новь» Тургенева. Пафос расширил саму жанрообразующую проблему («личность - общество (мир). Взаимоотношения (конфликт) индивида с миром фактически трансформировались в противоборстве - ради искомой гармонии между ними (бытия и быта, общего и частного, духовного и материального, национального и сословного, героического и обыкновенного). В целом общая для русского романа эта коллизия время от времени видоизменяется. Процесс этот очень динамичен. Ему-то и обязаны своим появлением главные фазы возникновения и развития отечественного романа. Их три: 1)
синкретическая форма 30-х годов (Пушкин, Лермонтов, Гоголь); 2)
роман в строгом смысле понятия (Герцен, Гончаров, Тургенев); 3)
универсально-синтетическая фаза 60 - 70-х годов (Достоевский, Л. Толстой).
Истоки синкретизма романов Пушкина, Лермонтова, Гоголя различны. Русского реалистического романа до романов этих авторов не было. Он прорастает из предмета изображения - обыкновенной, прозаической действительности и адекватного ей «современного человека».
Рассмотрим истоки этого жанра в творчестве русских классиков. У Гоголя универсальный персонаж «Мертвых душ» - Россия («Вся Русь»). В поэме дан общенациональный взгляд на изображаемые характеры и события, присутствует желание нарисовать героев в прямом - мифологическом - понимании (в этом свете следует отметить ориентацию Гоголя на образцы средневекового и античного эпоса - произведения Данте, Гомера, а также «малого вида эпоса» - поэмы).
Лермонтовское «сочинение» вовсе не ограничено «историей души человека», но содержит и образ современности. Белинский замечал^ «Лермонтов - великий поэт: он объективировал современное общество». Ощутим в тексте и богатырско-героический дух эпохи 1812 г. так, как воспринимал его Лермонтов: «Да, были люди в наше время...» Автор подчеркивал не только болезненную расколотость общества 30-х годов, но и стремление Печорина взять на себя бремя ответственности за собственную судьбу («...было мне назначение высокое... Но я не угадал этого назначения...») и судьбу всего своего поколения. Жанровая сложность «Героя нашего времени» не исчерпывается сочетанием эпики с лиризмом. В нем есть и драматическое, восходящее к высокой трагедии противоборство героя с судьбой. В лермонтовское время трагедия эта деформировалась: в романе есть элементы трагикомедии, фарса, маскарадного лицедейства (игры), приправленные горькой авторской иронией. В античной трагедии судьба - величественная и грозная. У героя романа Лермонтова Грушницкого «судьба - индейка», «натура - дура». Драматизм Лермонтова «роковой», хотя он, низведенный до игры, подчиняет себе все.
Наименее синкретична форма пушкинского романа «Евгений Онегин». Это роман, потому что объектом его изображения стали обыкновенные люди, правда, с развитым личностным началом. По замечанию Белинского, Пушкин в «Онегине» «взял... жизнь, как она есть... со всем холодом, со всею ее прозою и пошлостью». Сложной оказалась задача поэтизации этой жизни. Ее создание предполагало новую эстетическую философию действительности. Если классицисты и романтики делили мир на сферы обыденные (частные) и «важные» (или возвышенные), «низкие» и «высокие», то Пушкин этому противопоставил в «Евгении Онегине» жизнь единую, обыкновенную в своей основе, но очень многообразную. Поэтичность того или иного лица, события, сцены обусловлены не «воспеванием», а неисчерпаемостью. Концепция «обыкновенного» позволила Пушкину в рамках частных судеб схватывать, типизировать общие тенденции русского общества «в один из интереснейших моментов его развития» (Белинский). Пушкин открыл неисчерпаемый по своим возможностям «обыкновенный» характер. Прозаический язык 20-х годов для этого не подходил, (проза была одноголосой или патетически-высокой, как у Радищева, или изящно-элегантной, как у Карамзина, или разговор- но-натуралистической, как у А. Измайлова, В. Нареж- ного). Оставалась стихотворная речь. Появился «роман в стихах» - жанр синкретический. «Век героев» сменялся «современным прозаическим состоянием» (Гегель).
Понятия «новый век» и «современный человек» звучали у Пушкина, у Баратынского («Последний поэт»), у Тютчева («Наш век»), у Лермонтова («Маскарад», «Дума»). Русский романист стад наблюдать человека «нынешнего века с его эгоистическими чувствами, приправленными гордостью и слабостью, высокими душевными порывами и ничтожными поступками». Он стал показывать противоречивость человека и человека, опутанного «тиной мелочей», как это делали Лермонтов и Гоголь. Поэзия «бытия» отождествляется с «общей жизнью», а проза - с реальным состоянием и бытом человека «нашего времени». Вместо взаимопроникновения поэзии и прозы налицо преобладание первой над второй. Так, в «Онегине» народно-патриар- хальная нравственность (долг) выше и богаче требований индивидуальной страсти; в «Герое нашего времени» в свете подлинной героики мелочными, ничтожными предстают дела даже такого человека, как Печорин; в «Мертвых душах» идея национального «примирения» разительно контрастирует с сословно-кастовой замкнутостью и разобщением. Особый характер носит и драматизм этой романной формы.
В первых образцах русского реалистического романа предпринята попытка решить важнейшие проблемы современного человека как существа прежде всего общественного: национального и всечеловеческого. И потому уже в исходной фазе роман стал средоточием русской этики, социологии и философии (отсюда такая тяга к нему и у Достоевского, и у Л.Толстого), которые рождены типологически сходной переломной эпохой русской и всемирной истории.
Русский роман конца 40 - 50-х годов в структурносодержательном отношении является прямым оппонентом романа синкретической формы.
Романисты 40 -50-х годов (Гончаров, Герцен, Писемский) творчески развивали важное завоевание предшественников - «механизм» многоголосого повествовательного слова, который адекватен содержанию действительности. И произошел естественный переход от формы «в стихах» к нестесненному лиризмом объективному повествованию в прозе, что естественно для жанра, который отражает действительность в ее полноте и «совершенной истине» (Белинский). Усвоены ими были и уроки лермонтовского психологического анализа, а такие писатели, как Гончаров, переняли и гоголевское искусство типологических обобщений. Они отказались от эпопейного, героического или трагедий- но-мифологического строя и пафоса. Им было присуще «антимифологическое мышление» (Ю. Лотман). В поле их зрения была уже не «вся Русь»: «Идеал Гоголя был слишком высок; всецело воплотить его было... делом неисполнимой задачи для искусства» (Писемский). В центре внимания писателей этой эпохи сослов- но не ограниченная личность и ее драматические отношения с обществом. Формируется строгая форма данного жанра238.
Антимифологизм и антисинкретизм романа 40 - 50-х годов был закономерен, потому что имел под собой мировоззренческую предпосылку. Их создатели не воспринимали прозаизацию жизни как «духовное затмение» (Белинский) или болезнь, а осознавали это явление как историческую непреложность и неизбежность. «Все так обыкновенно...», «все подходит под какой-то прозаический уровень», - замечает Гончаров в романе «Фрегат "Паллада"» (1858), характеризуя открывшуюся ему в кругосветном путешествии «картину мира». Общее -поиск жизненной «нормы» (Гончаров), в условиях которой личность не поступается собственными интересами. В проблеме «общее - личное» романистам более интересно «личное».
Исследуются взаимоотношения между духовно-вечными (абсолютными, беспредельными) и материально-конечными (относительными, временными) началами и устремлениями человека. Становление личности в романах Гончарова, Тургенева сопровождалось ощущением социального одиночества, ненужности и вылившегося в крайности духовного нигилизма (Базаров, Марк Волохов) или же духовного максимализма (Рудин, Лиза Калитина, Вера, Райский). Эта безысходность личной судьбы мифологизируется в романе.
Русский роман в отличие от западноевропейского пытается «снять» данную антиномию в общественном,
семейном или практическом бытии своего героя. Идеал личности оценивается с позиций реально-практического быта. И общество проверяется наличием в нем высших ценностей. Это происходило потому, что «общественный и семейный» русский быт (Гончаров) неодолимой преградой вставал перед человеком, который хотел обрести «равновесие практических сторон с тонкими потребностями духа», личность героя испытывалась его пониманием долга перед страной, обществом, общество проверялось своим отношением к личности, к вечным ценностям. Происходило так называемое двоякое испытание.
Говоря о второй фазе развития русского романа, Р.А. Недзвецкий делает вывод: «Не роман, таким образом, вырастает из мифа, но последний творится или приспосабливается к эстетическим задачам романа».
Третью фазу развития русского романа (Достоевский, Толстой 60 -70-х годов) автор статьи рассматривает как универсально-синтетическую.
Толстой и Достоевский не приемлют избиратель- но-иерархическое восприятие мира, обусловившее в романах Тургенева и Гончарова центростремительный характер его структуры, а также содержательно-эсте- тическую неравноценность психологических и бытописательных компонентов. Любая часть «Войны и мира» (семейная или «историческая», бытовая или психологическая) содержательно равноправны: человеческая сущность выявляется в такой же мере в бытовых, как в духовных или социальных проявлениях (охота в Отрадном или сцены у постели умирающего Безухова раскрывают концепцию так же, как картина Бородинского сражения). Гончаров был поражен тем, что в романе Толстого «даже во второстепенных лицах" воплощаются характерные черты русской народной жизни».
У Тургенева и Гончарова роль носителя общенациональных и общечеловеческих ценностей принадлежит личности духовно развитой. Человек «простой» «вторичен» в их произведениях. Этот взгляд был отвергнут Достоевским и Толстым. У Достоевского в идейном поединке участвовали не только Раскольников и Порфирий Петрович, но и Соня, и бессловесная Лизавета. У Достоевского очевидно идейно-художе-
ственное равноправие человека «примитивного» с представителями «русского культурного строя».
Роман 60 - 70-х годов открыл новый способ художественного обобщения. По Гончарову, типизировать «хаос, разложение нельзя», а Достоевский ставит и решает именно эту задачу и хочет думать о современности. Роман Достоевского и Толстого рвет тесные рамки любовной коллизии. По мысли Н. Страхова, роман Толстого - не о любви, а о семье... У Гончарова «чувство любви - то мотив, то содержание, то цель почти всякого стремления, всякой деятельности, всякого честолюбия, самолюбия...». В русском романе этого периода любовь «входит в какой-то высший синтез в душевном спектре героев... сливается, а часто перекрывается совершенно иными стремлениями».
Авторы романов 40 - 50-х годов с недоверием относятся к социальным и политическим конфликтам (исключение только - «Новь» Тургенева). У Толстого сцена бо- гучаровского бунта («Война и мир»), поиски Константином Левиным связей с крестьянством («Анна Каренина») ничуть не менее значимы, чем духовные искания А. Болконского или история Анны Карениной. У Достоевского непосредственно использовался материал русских политических процессов в «Бесах» и «Подростке». В его романах очевидно взаимопроникновение бытийного с бытовым, духовно-психологического с социальным. Одна из главных проблем - «личность - общество», но проблема усложняется тем, что это было время «шаткости» (Достоевский) многих норм. Сомнению и отрицанию подвергаются не только «прежний порядок», но нравственность, мораль и этика как таковые. Толстой стремился объединить своих героев в рамках «общество - семья», Достоевский - в рамках «общество - братство». К народной правде, очищаясь и воскресая в ней, и идут герои-интел- лктуалы Толстого и Достоевского - через заблуждения, сомнения, отступления, а иногда преступления. В романе 60 - 70-х годов обязательно присутствует ориентация героев Толстого и Достоевского на «мысль народную».
Универсализация русского романа проявляется и через синтез в нем драмы (трагедии) и эпоса (эпическое полотно).
Роман 60 -70-х годов тяготел к мифу, но не в бо- гатырско-героических истоках, а в библейско-еван гельских. Здесь «органическое взаимопроникновение социальности и психологизма, мифологизма и философичности» (Гоголь). В произведениях Тургенева и Гончарова миф романтизировался. Евангельский ми- фологизм произведений Достоевского и Толстого основан на понимании того, что христианская идея для них представляется гарантом нравственности и морали. Это позволило роману 60 -70-х многосторонне рассмотреть все вопросы современности.
В русской прозе 80 - 90-х годов строгость романной формы сменилась гибкостью, подвижностью более адекватных этой задаче малых форм (Гаршин, Короленко, Горький, Чехов, Л. Андреев и др.). Это предсказывал Л. Толстой: «Форма романа не только не вечна, но она проходит».
В лучших образцах литературы конца XIX - начала XX в. продолжил свою новую жизнь русский классический роман. И этот период можно обозначить как четвертую фазу.
Весь XX в. критики, обсуждая проблему жанра, говорили о «смерти романа». Но достаточно вспомнить романы А. Платонова, М. Булгакова, М. Шолохова, Л. Леонова, В. Каверина, А. Битова и некоторые романы постмодернистов, а также романы Р. Роллана, Дж. Джойса, Ф. Кафки, Г. Гессе, как появляется мысль о том, что это заявление преждевременно239.
Пространное изложение статьи Недзвецкого связано с тем, что автор, на наш взгляд, создал концептуальную картину истории развития русского романа.
Большинство реалистических романов, написанных в XIX -XX вв., следует отнести к социальнопсихологическим. В таких произведениях романист ставит перед собой задачу показать социальные типы, их психологию и те жизненные обстоятельства, которые формируют эти характеры («Обломов» И. Гончарова, «Господа Головлевы» М. Салтыкова- Щедрина).
Роман с широким изображением народной жизни в переломные исторические эпохи получил определение романа-эпопеи (греч. еророиа - собрание сказаний): «Война и мир» Л. Толстого, «Хождение по мукам» A.
Толстого, «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, «Тихий Дон» М. Шолохова. Эпопея осмысляет перепутья истории и жизни «частного человека».
Роман, созданный в советский период истории, вошел в мировую литературу в разнообразных жанровых разновидностях: 1) историко-биографический («Кюхля» Ю. Тынянова); 2) исторический («Петр Первый» А. Толстого, «Тайс Афинская» И.А. Ефремова, «Нетерпение» Ю. Трифонова, «Цусима» А. Новикова- Прибоя); 3) национально-исторический («ДатаТуташ- хиа» Ч. Амирэджиби); 4) героико-романтический («Разгром» и «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Волны Черного моря» В. Катаева, «Партизаны» Г. Адамовича); 5) философский («Мастер и Маргарита» М. Булгакова, «Русский лес» Л. Леонова, «Доктор Живаго» Б. Пастернака); 6) социально-психологический («Города и годы» К. Федина); 7) роман-антиутопия («Мы» Е. Замятина, «Чевенгур» А. Платонова); 8) сатирический («Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова, «Зависть» Ю. Олеши, «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» И. Эрен- бурга); 9) научно-фантастический («Лезвие бритвы» И.А. Ефремова, «Аэлита» А. Толстого, «Человек-амфи- бия» А. Беляева); 10) роман-притча («Плаха» Ч. Айтматова); 11) производственный («Цемент» Ф. Гладкова, «Соть» Л. Леонова, «Люди из захолустья» А. Малыш- кина, «Битва в пути» Г. Николаевой); 12) приключенческий («Два капитана» В. Каверина, «Остров Эрендорф» B.
Катаева); 13) роман воспитания («Как закалялась сталь» Н. Островского) и пр.
В многообразии жанровых определений романа можно выделить две группы: 1)тематические (исторические, автобиографические, детективные, приключенческие, сатирические, фантастические, философские, эротические, морские и пр.) и 2) структурные (роман в стихах, роман-памфлет, роман-притча, роман-сага, роман-фельетон, роман-ящик [набор эпизодов], роман-река [серия романов с общими героями или сюжетом], эпистолярный роман и пр.).
Для литературы XX в. стало характерным явление, получившее название «художественный синтез». Наи более ярко оно проявило себя в романной форме, названной Т. Манном интеллектуальным романом. Это отнюдь не иной жанр и не новое стилистическое образование. Это иное миропонимание и иной метод, соответствующий «...времени, эпохе исторических потрясений, <...> поставивших перед нами вопрос о человеке, вынудивших представить все человеческое как нечто единое. <...> Человеческое цельно», -утверждал Т. Манн240.
В числе образцовых интеллектуальных романов можно назвать роман В. Набокова «Защита Лужина», романы «Иосиф и его братья» и «Доктор Фаустус» Т. Манна, «Степной волк» и «Игра в бисер» Г. Гессе, «Игра в классики» X. Кортасара, «Пушкинский дом» А. Битова и др.
«Подлинным шедевром современного концептуального синтеза» назвал Л.Г. Андреев роман Г. Броха «Смерть Вергилия», утверждая, что мир в нем «...альтернативен: жизнь и смерть, искусство и жизнь, политика и искусство, культура и „житейски-повседнев- ное" - все пребывает в состоянии дискуссии, спора, тем более душераздирающего, что он сосредоточивается в душе великого поэта, терзаемой сомнениями и разочарованиями. И находит разрешение в конечном синтезе, в слиянии Бытия и Небытия, Земли и Космоса, данного Я и Всеобщего Духа - в торжествующем абсолютном Единстве»241.
Синтетичные романные формы нередкое явление и в новейшей литературе. Назовем в качестве примера роман-комментарий «Подлинная история Зеленых музыкантов» Евг. Попова (1999 г.). Текст этого романа занимает 24 страницы, а комментарий к нему - 73. В романной части присутствуют все элементы традиционной повествовательной структуры, а комментарий расширяет пространство романа, проецируя на него дополнительную информацию, прямую публицистическую оценку изображаемого. В нем много подлинных фактов советской и постсоветской истории. Таким образом, Евг. Попов, «используя прием комментария, закрепившийся за постмодернистской литературой <...> на самом деле создает вариант художественного синтеза, успешно совмещая „старый" и „новый" опыт, „тезис" традиционного повествования и „антитезис" романа-комментария»242.
Другой жанровой формой эпоса является повесть. В школьных и вузовских учебниках она определяется как эпическое произведение, среднее между романом и рассказом - она больше рассказа, но меньше романа по объему и количеству действующих лиц. Однако такое толкование повести лишает ее права на существование как самостоятельного жанра и затрудняет его определение. Следуя за ним, повесть А. Пушкина «Капитанская дочка» больше романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», а крупнейшее произведение М. Горького «Жизнь Клима Самгина» надо считать не романом, а повестью.
Границу между повестью и романом надо искать не в их объеме, а в особенностях композиции. В отличие от романа, тяготеющего к остросюжетной композиции, в повести материал излагается хроникально. Исходя из этого, повесть можно определить как вид эпического произведения средней или большой формы, построенного в виде повествования о событиях в их естественной последовательности.
Истоки повести как жанра уходят в далекое прошлое. В древнерусской литературе термин «повесть» имел очень широкое значение. Под «повестью» понималось всякое повествование о каких-либо событиях («Повесть временных лет», «Повесть о нашествии Батыя на Рязань», «Повесть о Горе-Злосчастии»). Постепенно значение термина сузилось до того понятия, которое мы привели выше. Типичной «чистой» формой повести являются произведения биографического характера, художественные хроники, например, дилогия С. Аксакова «Детские годы Багрова-внука», «Семейная хроника» и «Пошехонская старина» М. Салтыкова- Щедрина, трилогия М. Горького «Детство», «В людях», «Мои университеты» и др. В них присутствует один тип повествования в виде хроники, где образ повествователя определяет художественное единство. Единого сюжета с причинно-следственной связью в повести не существует; есть отдельные эпизоды, ставшие точкой наивысшего напряжения, а так как единого сквозного действия нет, то они соединены друг с другом по принципу хроники, т. е. при активном «участии» автора. Яркий пример повести с такого рода повествованием мы находим в «Записках из Мертвого дома» Ф. Достоевского, «Очарованном страннике» Н. Лескова, «Степи» А. Чехова, «Деревне» И. Бунина.
Рассказ - малая эпическая прозаическая форма. Это небольшое эпическое произведение с ограниченным числом персонажей (чаще всего повествуется об одном или двух персонажах). В рассказе обычно сужены время и место действия. Так, в рассказе А.П. Чехова «Хамелеон» действие происходит в течение короткого времени на базарной площади, но в нем полно раскрывается характер полицейского надзирателя Очумелова, который меняет свое мнение по поводу судьбы собачонки в зависимости от того, принадлежит она генералу или нет. Сюжетом рассказа становится обычно какое-либо событие, дающее писателю возможность поставить важный вопрос и раскрыть характер своего героя.
Рассказ характеризуется однопроблемностью и од- нособытийностью. Например, в рассказе И. Тургенева «Муму» основным событием является история приобретения и потери Герасимом собачки. Событие это послужило поводом для резкого столкновения крепостного с барыней. Среди рассказов различают произведения очеркового (описательно-повествовательного) и новеллистического (конфликтно-повествовательного) типов.
Рассказ с остро развивающимся сюжетом и неожиданной концовкой называют норёллой (итал. novella - букв, новость). По определению Гете, новелла - это «правдоподобный рассказ о неслыханном и занимательном событии». Новелла в отличие от рассказа не несет в себе глубокой психологической разработки образа, герой раскрывается не в социально- политической, а в моральной сущности. Классическим примером новелл является «Декамерон» Боккаччо. Признанные мастера жанра - Э.Т.А. Гофман, П. Мери- ме, А. Пушкин, О. Генри, Ги де Мопассан, Дж. Лондон, С. Цвейг, А. Чехов, К. Паустовский. В эпоху реализма новелла оказалась вытесненной рассказом.
Из других эпических жанров в новейшей литературе плодотворно развивается очерк - разновидность малой формы, отличающаяся от рассказа отсутствием единого и острого конфликта. Условно очерки можно разделить на художественные и художественно-документальные. В первых изображаются вымышленные лица и события («Нравы Растеряевой улицы» Г. Успенского, «Очерки бурсы» Н. Помяловского), во вторых - подлинные лица и факты жизни с точным обозначением мест, дат, имен (мемуарные очерки М. Горького «Лев Толстой», «Короленко», «А.П. Чехов» и др.). От очерка как вида публицистической словесности художественный очерк отличается образностью изложения. Существуют такие виды очерков, как путевые («Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина).
Басня - короткий рассказ в стихах или прозе, имеющий аллегорический смысл, с прямо сформулированным моральным выводом. Это обычно небольшое стихотворное произведение нравоучительного и сатирического характера. Рассказ в нем ведется, как правило, в иносказательной форме, в басне присутствует комизм. Чаще всего ее действующими лицами выступают животные: лиса, осел, волк, ягненок и пр., но могут выступать и люди («Крестьяне и река», «Демьянова уха», «Разборчивая невеста»). В основе композиции басни лежит прием антитезы. Почти обязательным компонентом басенной композиции является диалог (недаром В.Г. Белинский называл басни «маленькими коме- дийками»). Основоположник жанра басни древнегреческий баснописец Эзоп (VI в. до н. э.) писал басни прозой. Русские басни пишутся преимущественно «вольным стихом». «В России главными этапами развития басни были потешная басня А.П. Сумарокова, наставительная И.И. Хемницера, изящная И.И. Д митриева, лукаво-умуд- ренная И А Крылова, красочно-бытовая А.Е. Измайлова»1, в XX в. басни писали Д. Бедный и С. Михалков.
Организующим началом эпического произведения является повествование о судьбах, поступках, мыслях персонажей, о событиях их жизни (сюжет произведения). Ему присуща временная дистанция: Аристотель замечал, что поэт рассказывает «о событии как о чем-то отдельном от себя», повествование ведется со стороны и имеет форму прошедшего времени.
Произведения эпического рода не знают ограничений в объеме текста. Чеховские короткие рассказы и эпические полотна Л. Толстого («Война и мир»), Дж. Голсуорси («Сага о Форсайтах»), А. Толстого («Хождение по мукам»), М. Шолохова («Тихий Дон») «вбирают» в себя огромное количество событий, человеческих характеров, что способствует изображению жизни и человека во всем их многообразии.
В эпических произведениях очень важно присутствие повествователя, речь которого характеризует не только объект высказывания, но и самого говорящего, нередко выступающего в роли свидетеля и истолкователя событий и характеров персонажей. Видение мира, способ мышления того, кто повествует, всегда запечатлевается в произведении. Именно поэтому в работах Б.М. Эйхенбаума, В.В. Виноградова, М.М. Бахтина и др. доказывалась правомерность введения в литературоведение термина «образ повествователя». Так, Г.А. Гуковский разрабатывал это положение в своей книге о Н.В. Гоголе: «Всякое изображение в искусстве образует представление не только об изображаемом, но и <...> об изображающем, носителе изложения <...> Повествователь - это не только более или менее конкретный образ, <...> но и некая образная идея, принцип и облик носителя речи, или, иначе, - непременно некая точка зрения на излагаемое, идеологическая и попросту географическая, так как невозможно описывать ниоткуда и не может быть описания без описателя»1.
Выделяются несколько способов повествования: 1.
«Абсолютизирование» дистанции между персонажами и повествователем было характерно для героического эпоса: максимальная объективность Гомера. По мысли Шеллинга, в эпосе «нужен рассказчик, который невозмутимостью своего рассказа постоянно отвлекал нас от слишком большого участия к действующим лицам и направлял внимание слушателей на чистый результат»1. В античной прозе дистанция между повествователем и персонажами исчезает («Золотой осел» Апулея). 2.
В литературе XVIII - XX вв. появляется еще один тип повествования - субъективное. Писатель смотрит на мир глазами своего героя. Так, Пушкин оценивал личность Пугачева с точки зрения Гринева; в «Войне и мире» Бородинская битва дана в восприятии Пьера Бе- зухова; Стендаль как бы перевоплощается в юного Фабрицио, описывая сражение при Ватерлоо («Парм- ская обитель»).
Флобер утверждал: «Нужно перенестись в действующее лицо». Он так и работал: в трудах по психологии искусства приводится поразительный факт: при работе над эпизодом умирания Эммы Бовари Флобер потерял сознание, а при обследовании в его крови были обнаружены следы цианистого калия, которым отравилась героиня его романа.
Совпадение точек зрения повествователя и героя в романной прозе XIX - XX вв. говорит о возросшем интересе к внутреннему миру человека и к стремлению понять жизнь через призму разных ценностных ориентаций; это придавало художественной речи внутреннюю диалогичность. 3.
Самая распространенная форма эпического повествования - это пересказ от третьего лица. Персонифицированный повествователь, который высказывается от собственно «первого» лица, - это рассказчик, который может быть одновременно и персонажем произведения (например, Максим Максимыч в повести «Бэла» из лермонтовского романа; Иван Васильевич в рассказе Л. Толстого «После бала»).
В автобиографических произведениях Гарина- Михайловского, Л. Толстого, М. Горького, И. Шмелева фактами жизни и мировосприятием многие из рассказчиков-персонажей близки (но не тождественны) самим писателям. Можно говорить в связи с этим об автопсихологизме этих произведений. Иног да жизненные позиции героя-рассказчика расходятся с авторской («Моя жизнь» А. Чехова)243.
Эпос (epos) в переводе с греческого языка - слово. Это повествовательная форма литературы. Платон считал, что в эпохе сочетаются лирические элементы (высказывания автора) и драматические (подражание). По мнению Аристотеля, автор эпоса ведет рассказ "о событиях как о чем-то постороннем, как это делает Гомер, или от самого себя, не заменяя себя другим и выводя всех изображаемых лиц в действии". По Гете и Шиллером, автор рассказывает о событии, перенося ее в прошлое, а в драме изображает его таким, что происходит сейчас. По мнению Гегеля, эпос воспроизводит объективность в обьективизуючий форме. В. Кожинов относит эпос, как и драму, в изобразительных видов искусства.
В эпических произведениях жизнь изображается как нечто внешнее по отношению к автору и персонажей. Кажется, что автор стоит сбоку и рассказывает о том, что знает, видел. По тому, как писатель описывает события, характеры, можем сделать вывод, как он относится к изображаемому.
События в эпохе изображаются как такие, которые уже состоялись, поэтому о них рассказывается в прошедшем времени. Настоящее и будущее время используется для предоставления динамичности и яркости повествования. Эпические произведения пишут преимущественно прозой. Все они имеют повествовательный характер.
Формы повествования в эпических произведениях - разные. Наиболее распространенная форма - рассказ от третьего лица. Иногда рассказчик может быть персонажем произведения (Максим Максимович в повести "Бэла" с "Героя нашего времени" М. Лермонтова). Мировосприятием рассказчики-персонажи могут быть близкими писателю. Рассказ от первого лица придает произведению достоверности, вносит в него лирический элемент. Есть произведения, в которых персонажи сами рассказывают об увиденном и пережитом. Об этом свидетельствуют античные романы - "Метаморфозы" ("Золотой осел") Апулся и "Сатирикон" Петрония, мемуарные рассказы Лепкого "Сказка моего жизни".
Помимо рассказа, в эпических произведениях есть описания предметного мира, природы, быта. К рассказу иногда "подключаются" авторские размышления. Рассказ о событиях может сопровождаться высказываниями персонажей, их монологами, диалогами. Автор может характеризовать какие-то моменты из жизни персонажа, сообщать о том, что происходило в разное время и в разных местах.
В эпических произведениях характеры раскрываются в действиях, поступках, жестах, мимике, речи.
Эпос имеет три типа художественной формы: стихотворный, прозаический и синкретический.
Виды, жанры эпоса
Возникновение эпоса достигает первобытных времен. В народно-поэтическом творчестве существуют такие виды эпоса, как сказка, былина, народная дума, легенда, перевод.
Сказка - эпическое произведение, в котором рассказывается о фантастических событиях и приключениях героев. Есть сказки, героические, социально-бытовые, фантастические, сатирические, юмористические, сказки о животных и тому подобное.
Кроме народных, есть литературные сказки. Известные сказки И. Франко, А. Пушкина, братьев Я. и В. Гримм, Андерсена и другие.
Былина - эпическая речитативная песня, которую в княжеские времена исполняли народные певцы-музыканты. Персонажи былин - народные герои - богатырь Илья Муромец, Добрыня Никитич. Былины возникли в XI-XII вв. в Киевской Руси, впоследствии распространились в северных областях России. Черты былинных героев сохранили украинские сказки, такие как "Сказка о Котигорошко", "Сказка о Кожемяке".
Легенда (лат. Legenda - то, что следует читать). Это фольклорный или литературное произведение, в котором рассказ на фантастическую тему. Легенды имеют разный смысл. Легендам относят распространены в средние века "жития" первых христиан, "святых" подвижников и князей. их читали в церквях, монастырях в дни праздников в честь святых. Впоследствии появились апокрифические легенды с атеистическими мотивами. Эти легенды были запрещены церковью. Известны легенды об исторических событиях и народных героев, о руководителе освободительной войны Хмельницкого, фастовского полковника Семена Палия. В легендах о Алексея Довбуша,
Максима Зализняка, Устим Кармалюка, Лукьяна кобылицы раскрывается борьба крестьян против феодального гнета.
Мир (мим) (греч. Mythos - слово, перевод). Мифы появились в то время, когда у людей было наивное непосредственное представление об окружающем мире. М. Моклица называет миф альтернативной реальностью. По ее словам, миф - "объективация первоначального восприятия, которое со временем становится синонимом выдумки, неадекватного видение такого, чего на самом деле в жизни нету. Миф концентрирует в себе полиаспектнисть человеческого мировосприятия. Он в равной степени обманчив и истинный: он обозначает наш бесконечный процесс поиска истинных знаний. Миф - антитеза к научному мировосприятие - адекватного, обоснованного, доведенного как истинное ". Мифы отличались от сказок, потому что сказки считались плодом фантазии, и от легенд, потому что в легендах были реальные исторические события и герои. Миф воспринимался как нечто вероятное. Современные литературоведы считают миф обобщенно-целостным восприятием действительности, характеризуется синтезом реального и идеального и оказывается на уровне подсознания. Под мифом понимают устойчивую архетипну модель, которая оформлена в определенных сюжетах, образах.
Заметный след в литературе оставила древнегреческая, древнеримская мифология, германо-скандинавская. Сюжеты античной мифологии использовали Данте ("Божественная комедия"), Дж. Боккаччо ("Фиезоланськи мифы"), П. Корнель ("Медея", "Эдип"). Ж. Расин ("Андромаха", "Ифигения в Авлиде").
Народные смиховинкы (анекдоты) - сатирические или юмористические рассказы, высмеивающие определенные человеческие пороки.
Притча - аллегорическое рассказ о человеческой жизни морализирующего характера. Жанр притчи появился в фольклоре, он происходит от апологии (сказки о животных). С апологии развилась и байка. Ю. Климьюк, сравнивая притчу и басню, отмечает, что близкий жанровая форма притчи и басни обусловлена общностью их происхождения: от мифа к сказке, от сказки к апологии, из которого и развилась собственно байка и притча. "Поучительность, аллегорическая, философичность, внешнее сходство построения, - пишет Ю. Климьюк - это те черты, которые соединяют притчу с басней. В то же время притча имеет ряд отличий: если байка изображает характер человека, разоблачает ее черты, то в притче на характеры героев обращается мало внимания, они часто неконкретными, можно сказать даже абстрактными, полностью зависят от заранее заданной мысли...
И еще одна существенная разница: басня является произведением комичным, притча - в принципе произведение серьезный (хотя могут быть притчи юмористические и сатирические) ... "
"Притчу, - продолжает Ю. Климьюк - еще часто называют параболой. Парабола - это группа аллегорических, морализаторско-обучающих жанров (притча, басня, короткая сказка, анекдот, рассказ и т.д.), в которой через собранный пример и его толкование утверждались определенные мысли...
Согласно содержанию и идейной направленности притча делится на религиозную и светскую, философскую и нравственную, а также фольклорную. Притча может иметь различные модификации: короткий поучительный выражение (пословица, поговорка, сентенция), фабульная притча (прозаическая и стихотворная), притча с объяснением и без объяснения, притча с аллегорией и без аллегории, притча - парабола, притча - развернутое сравнение " .1 В украинской литературе притчу как основу сюжета или как отдельный жанр использовали И. Франко, Д. Павлычко, Лина Костенко, Б. Олийнык.
Ю. Климьюк утверждает, что не каждый парабола является притчей, но каждую притчу можно считать параболе. Трудно отличить притчу от параболы. Некоторые литературоведы их отождествляют.
В "литературоведческих словаре-справочнике" читаем: (греческое parabole - сравнение, сопоставление, подобие) - "поучительное иносказания, близка к притче жанровая разновидность, в которой по сжатой рассказом об определенном событии скрывается несколько других планов содержания. Внутри структуры параболы - инакомовний образ, шо тяготеет к символу, а не аллегории (иногда параболу называют "символической притчей"), однако она не подавляет предметности, ситуативности, остается изоморфной отношении ". А. Потебня разновидностью басни считал притчу.
Эпопея (греч. Еророииа от epos - слово и роиео - - создавать) - повествовательный вид, который был популярен до появления романа. Эпопея берет начало в мифологии и фольклоре. В Древней Греции эпопеей называли цикл народных сказаний, легенд и песен о значительных исторических событиях, легендарных и исторических героев. На основе народных эпопей сформировались авторские - "Илиада" и "Одиссея" Гомера, "Энеида" Всргилия. "Витязь в тигровой шкуре" Ш. Руставели, "Слово о полку Игореве", "Освобожденный Иерусалим» Т. Тассо, «Лузиады» Л. ди Камоэнса.
Известный российский литературовед Бахтин писал, шо эпопея имеет три конструктивные особенности:
1) предметом эпопеи выступает национальное эпическое прошлое, "абсолютное прошлое", по выражению Гете и Шиллера;
2) источником эпопеи служит национальное сказанное, а не личный опыт;
3) эпический мир удаленный от современности, то есть от времени его певца (автора и его слушателей), абсолютной дистанцией... "Мир эпопеи, - конкретизирует М. Бахтин, - национальное героическое прошлое, мир" начал "и" вершин "национальной истории, мир родителей и родозачинателив, мир "первых" и "лучших". Дело не в том, что прошлое служит содержанием эпопеи. отнесенностью изображаемого мира в прошлое, принадлежность его к прошлому - ... формальный признак эпопеи как жанра. Эпопея никогда не была поэмой о современности (превратившись лишь для потомков в поэму о прошлом). Эпопея как известный нам определенный жанр изначально была поэмой о прошлом..., а авторская установка (то есть установка оратора эпического слова) является установкой человека, говорит о недостижимом для нее прошлое, благоговейное установка отпрыска. Эпическое слово по своему стилю, тоном, характером образности принципиально несовместимо со словом современника о современнике, обращенные к современников ("Онегин добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где, может быть, родились вы, или блистала, мой читатель... ")". Эпопея всесторонне описывает общественно-политическую жизнь, обычаи, культуру, быт народа, родственные отношения. ее стиль торжественный, изложение неторопливый. Особое место в эпических поэмах занимают речи героев, монологи, диалоги.
В XVIII в. эпопею вытеснил роман. Эпопеями стали называть большие эпические произведения - романы, циклы романов. Известны такие украинские романы-эпопеи, как "Кровь людская - не водица", "Большая родня» М. Стельмаха, "Волынь" У. Самчука, поэмы-эпопеи - "Проклятые годы", "Пепел империй" Юрия Клена.
Роман (франц. Roman, нем. Roman, англ. Novel) - большой эпическое произведение, в котором личная жизнь человека изображается в связи с общественным. В романе много героев и подробно описываются их характеры, многогранные связи между собой и обществом.
Сначала термином "роман" называли стихотворные произведения, написанные на романском языке (итальянском, французском, португальском...). Слово "роман" появилось в средние века. Как отмечает В. Домбровский, романом называли "рассказ о фантастических, чудесные рыцарские приключения, сложенные нестихотворным, простонародным языком, которая для отличия от латыни, языка церкви и духовного литературы (linqua latina), называлась романской (linqua romana). Те рассказы из" являются сначала во Франции, где творят продолжение давних рыцарских поэм (шансон де жест - песни о быль, то есть старофранцузского эпоса, в котором на первом месте стоит знаменитая "Песнь о Роланде"), а дальше... циклы средневековых преданий и легенд об Артуре, святого Грааля и рыцарей "Круглого стола".
В XIII в. появляется два "Романы о Розе» Гийома де Лоррис и Жана де Меня пользователя старофранцузском языке. Термин "роман" впервые использовал английский литературовед Джордж Патенхем в исследовании
"Искусство английской поэзии" (1589). Французский литературовед XVII в. Пьер-Даниэль Юэ дал такое определение романа: "Это вымышленные любовные истории, искусно выложенные прозой для удовлетворения и назидания читателей« 1.
Роман - многоплановый эпическое произведение, в котором действительность раскрывается многогранно. В романе - несколько сюжетных линий, много персонажей, которые изображаются в общественных отношениях и в быту.
Роман имеет сложную композицию, в нем используются рассказы, описания, авторские отступления, монологи, диалоги и т.
Как большая эпическая форма роман формировался на протяжении многих веков. Он появился в Древней Греции в эпоху позднего эллинизма. Античный роман имел развлекательный характер. Он изображал препятствия на пути к любви влюбленных. Во II-VI вв. н. е. появились романы "Эфиопика" Гелиодора, "Дафнис и Хлоя" Лонга, "Золотой осел" Апулея, "Сатирикон" Петрония.
В эпоху средневековья стали популярными рыцарские романы. Известны циклы романов о короле Артуре и рыцарях "Круглого стола". В этих романах рассказывалось о легендарных приключениях героев-рыцарей, в частности о необычайных приключениях Александра Македонского. В эту эпоху появляются популярные романы о любви Тристана и Изольды, романы, в которых пропагандировалась христианская религия, известный роман о Варлаама и Иосафата.
В эпоху Возрождения писатели используют реалистические принципы изображения, о чем свидетельствуют романы "Ґаргантюа и Пантагрюэль" Рабле, "Дон Кихот" Сервантеса. Роман Сервантеса - это пародия на рыцарский роман. В XVIII в. приобретают популярность авантюрный роман («Жиль Блаз" Лесажа) и роман воспитания ("Вильгельм Мейстер" Гете), психологический роман ("Памела" Ричардсона). В XIX в. появляется исторический роман ("Айвенго" Вальтера Скотта). Развитие романа XIX в. связан с именами Стсндаля, Бальзака, Диккенса, Теккерея, Флобера, Золя, Достоевского, Толстого, Панаса Мирного.
Украинский роман зародился в XIX в. Первыми романами были "Господин Халявский" Г. Квитки-Основьяненко, "Чайковский" Е. Гребенки. Значительный вклад в развитие романической формы в украинской литературе сделали Марко Вовчок ("Живая душа"), П. Кулиш ("Черная рада"), И. Нечуй-Левицкий ("Облака"), Панас Мирный и Иван Билык ("Разве ревут волы, когда ясли полны? »), В. Винниченко (" Солнечная машина »). Талантливыми романистами XX в. является Андрей Головко ("Сорняк"), Ю. Яновский ("Всадники"), В. Во-могильный ("Город"), С. Скляренко ("Святослав", "Владимир"). Современный украинский роман представляют такие жанры, как философский («Новая заповедь» В. Винниченко), эротический ("Блуд" Е. Гуцало), исторический ("Роксолана" П. По гребельного), детективный ("Залежи золота" В. Винниченко) социально-психологический («Водоворот» Г. Тютюнника, "Собор" О. Гончара), приключенческий ("Тигролови" Ивана Багряного), готический ("Марко Проклятый" А. Стороженко), сатирический ("Аристократ с Вапнярки" А. Аиста), автобиографический ("Дума про тебя" М. Стельмаха), фантастический ("Чаша Л мрита" А. Бердника), биографический ("Приключение Гоголя" Г. Колесника), мемуарный ("Третья рота» В. Сосюры), авантюрный («Имитация» Е. Кононенко). Украинские писатели используют различные формы истории - роман-исповедь ("Я - Богдан" П. По гребельного), причудливый ("Заемный человек" Е. Гуцало, "Лебединая стая" Василия Земляка), роман-хронику ("Хроника города Ярополя" Ю. Щербака), роман в новеллах ("Тронка" О. Гончара), раман-балладу ("Дикий мед" Леонида Первомайского).
В литературной практике встречаются такие жанры, как роман-очерк, роман мемуарный, роман-фельетон, роман-памфлет, роман эпистолярный, роман-репортаж, роман-монтаж, роман-притча, роман-пародия, роман-эссе.
Бахтин классифицирует роман по принципу построения образа главного героя: роман странствования, роман испытания, биографический, роман воспитания. "Ни один исторический вид, - по мнению ученого, - не выдерживает принципа в чистом виде, но характеризуется преимуществом того или иного принципа оформления героя. Поскольку все элементы взаемовизначають друг друга, определенный принцип оформления героя связан с определенным типом сюжета, концепцией мира по определенной композицией романа ". В романе странствования герой не имеет существенных характеристик. Его движение в пространстве, приключения-авантюры дают возможность показать пространственную и социально-статическое разнообразие мира (страны, национальности, культуры). Такой тип героя и построения романа характерен для античного натурализма, в частности, для произведений Петрония, Апулея и Тормеса, "Жиль Блаз" Алена Рене Лесажа.
М. Бахтин отмечает, что для романа странствования свойственна "пространственная и статическая концепция разнообразия мира», жизнь изображено как чередование контрастов: успехи - неудачи, победы - поражения, счастье - несчастье. Время не имеет исторического определения, отсутствует развитие героя от юности к зрелости и старости. Авантюрный время в романе включая мгновения, часы, дни, доминируют временные характеристики: на следующий день, после боя, поединка. В связи с отсутствием исторического времени отсутствуют такие социально-культурные явления, как город, страна, социальная группа, национальность. Образ человека в романе странствования статический.
Роман испытания строится как ряд ситуаций, проверок на верность, благородство, смелость, доблесть. Для героев этого романа мир с ареной борьбы. Образцом такого романа является произведение греческого писателя эпохи античности Гелиодора "Эфиопика". Разновидностью романа испытания является рыцарский роман эпохи средневековья "Роман о Тристане и Изольде».
В основе романа испытания - исключительные полип и ситуации, которых не может быть в обычной, типичной биографии человека, нанизываются авантюры. В рыцарском романе появляется сказочное время, который не связан с историческими событиями и условиями. Окружающий мир, второстепенные персонажи являются для героев романа испытания декорацией, фоном. В XVIII-XIX вв. роман испытания, по словам М. Бахтина, "потерял свою чистоту, но тип построения романа на идее испытания героя продолжает существовать, конечно, усложняясь тем, что было создано биографическим романом и романом воспитания". Романы Стендаля, Бальзака, Достоевского, по наблюдениям М. Бахтина, является романами испытания.
Биографический роман существует с XVIII века. Его сюжет строится на основных моментах жизненного пути: рождение, детство, годы учебы, бракосочетания, устройство жизни, смерть. В биографическом романе биографический время, события локализованы. Становление героя является результатом изменений в его жизни. Биографические романы могут иметь историко-биографический и автобиографический характер. К историко-биографических романов принадлежат "Петербургская осень" А. Ильченко, "Ошибка Оноре де Бальзака" Натана Рыбака.
Автобиографические романы отличаются от историко-биографических прежде всего тем, что представляют собой своего рода семейную историю, участником которой является автор. Таковы "Рыцарь нашего времени" М. Карамзина, "Детство", "Отрочество", "Юность" Л. Толстого, "Наши тайны", "Восемнадцатилетние" Ю. Смолича.
Основой романа воспитания является педагогическая идея. Становление героя происходит в связи с реальным историческим временем. К лучшим романам воспитания принадлежат "Ґаргаитюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, "История Тома Джонса, найденыша» Г. Филдинга, "Жизнь и размышления Тристана Шенди" Стерна, "Тарасу пути" Оксаны Иваненко, "Город" В. Пидмогильного.
Поскольку границы между романом и повестью смутные, одни и те же произведения относят и к романам, и к повестям ("Борислав смеется" И. Франко, "Мария" У. Самчука, "Старший боярин" Т. Осьмачки).
Историки литературы насчитывают до сотни жанров романа.
В XX веке на Западе появляется "новый роман" или "антироман". Его создатели Натали Саррот, А. Роб-Ґрийе, М. Бютор заявили, что традиционный роман исчерпал себя. Они считают, что новый роман должен быть безфабульним и безгеройннм.
Теории романа литературоведы обратились в XIX в. Шеллипг отмечал, что романист может изображать всю действительность, различные проявления человеческой натуры, трагическое и комическое. По мнению Шеллинга, персонажи романа являются символами, которые воплощают человеческие характеры.
Значительный вклад в теорию романа внес Гегель. Он считал, что роман возник в сутки общественного кризиса, роман - конец развития общества. В основе романа - конфликт между поэзией сердца и прозой отношений между личным и общественным. В коллизии романа герои противопоставляются окружению.
В. Кожинов выразил мнение, что "романное начало вообще подчиняет себе все жанры». В. Днепров считает, что роман синтезирует все рода литературы, он - ведущая форма искусства слова (Черты романа XX века. - М.; Л., 1965).
Иногда писатели объединяют свои романы в дилогии ("Мать", "Артем Гармаш" Андрея Головко), трилогии ("Альпы", "Голубой Дунай", "Злата Прага" О. Гончара), тетралогии ("Детство Темы", " Гимназисты "," Студенты "," Инженеры "М. Гарина-Михайловского). Известны циклы романов ("Человеческая комедия" О. Бальзака, "Необыкновенные путешествия" Жюля Верна).
Повесть (от повидуваты) - это эпическое произведение средней формы. Она занимает промежуточное место между романом и рассказом. В основе повести - один или несколько конфликтов, немного событий, один или несколько эпизодов, медленное развитие событий, относительно простая композиция. В. Кожинов считает, что повесть "не напряженного и завершенного сюжетного узла", в ней отсутствует "единство сквозного действия *".
В работах М. Берковского, В. Кожинова и других литературоведов отмечается, что повесть ближе к эпопее античного мира, чем к эпосу нового времени. ее предмет - спокойное течение жизни, о котором можно рассказывать. В повести нет гостродраматичних ситуаций, которые привлекают романиста. М. Гуляев по этому поводу замечает, что эпичность, непоспишливисть не является признаком всех повестей. Есть среди повестей драматические, остроконфликтные, то есть близкие к роману. Таковыми, в частности, является "Невский проспект", "Записки сумасшедшего" Гоголя.
Бытует мнение, что повесть - лирическая, близкая к музыке. Но лиризмом отмечаются и другие эпические произведения. Повестями есть произведения "Николай Джеря", "Кайдашева семья" И. Нечуй-Левицкого, "Злые люди" Панаса Мирного, "Земля гудит" О. Гончара, "Поэма о море" А. Довженко. Сравнивая роман и повесть, Ю. Кузнецов отмечает: "Роман тяготеет к освоению действия, а повесть - к фиксированию бытия... ее финал основном открытый, следует из логики изображаемых событий, а не с противопоставлений, как в новелле, описания осуществляются по принципу нанизывания ".
В давние времена повестями считали произведения, в которых о чем-то рассказывалось. В литературе Киевской Руси повестями называли летописи ("Повесть временных лет") или жития святых ("Повесть о Акира Премудрого»). Повесть как вид эпоса приобретает свои признаков в XIX в. Первыми повестями в украинской литературе были "Маруся", "Бедная Оксана» Г. Квитки-Основьяненко. Развитие повести связан с творчеством Марка Вовчка ("Институтка"), Т. Шевченко ("Художник", "Музыкант"), И. Нечуй-Левицкого ("Николай Джеря"), И. Франко ("Захар Беркут"), М. Коцюбинского ("Fata morgana").
Этот вид эпоса используют Гончар, В. Шевчук, Е. Гуцало, В. Яворивский, И. Чендей.
Жанры повести: историческая, социально-бытовая, историко-биографическая, фантастическая, детективная.
Рассказ - это эпическое произведение малой формы. В его основе, как правило, - одно событие, одна проблема. Рассказ в рассказе имеет начало и конец. Рассказ требует от писателя умения на малой площади нарисовать яркую картину, создать ситуацию, в которой герой обнаруживает себя отчетливо, рельефно. Характеры в рассказе сформированы, отсутствует широкая мотивация поступков и событий, описания сжатые, их мало.
Рассказ приобретает популярность в эпоху Возрождения. Тогда появляются "Кентерберийские рассказы" Дж. Чосера. Расцвет этого вида эпоса приходится на XIX в. Известными украинскими мастерами рассказы были М. Коцюбинский, В. Стефаник, Марко Черемшина, С. Васильченко, О. Кобылянская, И. Франко, Николай Хвылевой, Григорий Косынка.
Есть рассказы социально-бытовые, социально-политические, социально-психологические, сатирические, юмористические, трагические, комические.
Границы между рассказом и повестью не всегда четкие, поэтому произведения "В воскресенье рано зелье копала" О. Кобылянской и "Дебют" М. Коцюбинского одни относят к повестям, другие - к рассказам.
Новелла (итал. Novella - новость) - малый вид эпоса. Она появилась еще в Древней Греции, имела устную форму, развлекательный или дидактический характер. ее использовали как вставные эпизоды Геродот (рассказ о Ариона, кольцо Поликрата), Петровой (новелла о Матрену Эфесский). В эпоху эллинизма новелла имела эротический характер. Как вид эпоса новелла оформилась в эпоху Возрождения в Италии («Декамерон» Боккаччо, "Гептамерон" Маргариты Наваррской). Наибольшего развития достигла в XIX в. В украинской литературе получили распространение такие жанры новеллы, как психологическая (В. Стефаник), социально-психологическая, лирико-психологическая (М. Коцюбинский), лирическая (Б.Лепкий), философская, историческая (В. Петров), политическая (Ю. липа), драматическая (Григорий Косынка).
Чьей отличается новелла от рассказа? В новелле меньше персонажей, чем в рассказе, характеры сформированы новеллист не комментирует мыслей и чувств персонажей. В новелле отточенная каждая деталь, для микроанализа она использует один момент из жизни и на нем раскрывает значительные психологические переживания. В новелле - однолинейный, напряженный, динамичный сюжет, неожиданные повороты действий, внезапный финал, асимметричная композиция, как правило - драматическая коллизия. В зарубежных литературах основном не делают различий между рассказом и новеллой.
Эссе (франц. Essai - попытка, набросок) - жанр, который находится на стыке художественной литературы и публицистики. В нем поднимается частичное вопрос. Эссе характеризуется большой субъективностью. К эссеистики относят различные произведения: философские, исторические, критические, биографические, публицистические, морально-этические и даже поэтические.
Классическим образцом эссе является книга французского философа-гуманиста Мишеля Монтеня «Опыты». В этой книге есть мнения, наблюдения, впечатления от прочитанного, пережитого. Нарушаются проблемы обучения, воспитания, славы, достоинства, богатства, смерти. Монтень писал, что книга созданная им, а он создан книгой, которая является частью его жизни. Он свободно излагает свои мысли о предметах, которые выходят за пределы его понимания и кругозора, чтобы дать понятие о своих убеждениях. Автор не идет прямо к предмету, а будто проходит вокруг него. Поэтому эссе всегда "о". Почти в каждой фразе "Опытов" является местоимение "я" ("я считаю", "я согласен", "для меня").
Раскрывая специфику эссе, М. Эпштейн в статье "Законы свободного жанра" (Вопросы литературы - 1987. - № 7) подчеркивает, что эссеисту не обязательно быть хорошим рассказчиком, глубоким философом, искренним собеседником. Он может уступать силой мысли философу, блеском воображения - романист и художнику, искренностью и откровенностью - авторам исповедей и дневников. Главное для эссеиста - культурная всесторонность. Монтень первым рассказал о том, что чувствовал как человек. Эссеист пробует себя во всем. Лучшее определение жанра - всеобщность, несколько обо всем. Эссеист, по словам М. Эпштейна - "мастер произведений на свободную тему", "профессионал дилетанського жанра". М. Бахтин считал, что в XX в. проходит есеизация всех жанров литературы. Есеизация сказалась и на литературоведческих работах А. Лосева, С. Аверинцева, Г. Гачев, О. Гончара, Ю. Смолича, Д. Павлычко, И. Драча. Появились новелл а-эссе, по весть-эссе, роман-эссе ("Романы Кулиша" Петрова, "В сумерках" Р. Горак).
Очерк - вид публицистики, на грани искусства слова и журналистики. Как самостоятельный вид эпоса существует с XVIII века. Очерк появился в Англии, был популярным в произведениях писателей просветительского реализма (Аддисона, Вольтера, Дидро). Значительное место занял очерк в литературе 40-х годов XIX в. В русской литературе появились физиологические очерки, в которых писатели показывали жизнь простых тружеников.
Значительный успех у читателей имели очерки украинских писателей, в частности И. Нечуя-Левицкого ("На Днепре"), Панаса Мирного ("Путешествие от Полтавы до Гадяч»), М. Коцюбинского ("Как мы ездили в Кринице»). Эти очерки - своеобразные путевые заметки, истоки которых в Гомера "Одиссее", Лукианових "Правдивая история". Известным автором путевых заметок был В. Григорович-Барский (1701-1747 pp.). В его произведениях сочетаются признаки разных жанров: рассказы, очерка, хождений, легенд, житий. Синтезом автобиографического, путника и очеркового есть произведения Наталены Королевой "Без корней", "Дорогами и тропами жизни", сборники очерков Евдокии Гуменной "Многие неба", "Вечные огни Альберты", воспоминания В. Самчука "На белом коне", "На коне вороном ", П. Тычины" Путешествия с капеллой К. Стеценко ".
В чем специфика очерка? Одни исследователи видят ее в документализация (фактографии), другие - в публицистической остроте. Но эти признаки есть не в каждом очерке, есть очерки с вымышленными героями и сюжетами (Г. Успенский - "Власть земли»). В очерках нарушаются социальные, экономические, политические, морально-этические проблемы на определенном этапе развития общества. В очерках изображаются портреты политических деятелей, ученых, писателей, простых тружеников. Авторы очерков интересуются общественной жизнью во всех ее проявлениях. Отсюда - взволнованность повествования, публицистическая страсть в оценках изображаемого, открытость в утверждении идей. Цель очерка - дать объективную картину действительности, заострить внимание на явлениях жизни, подвергнуть критике все то, что тормозит прогресс. Авторское начало в очерке сильнее, ярче, чем в романе; Очерк может быть лаконичным; а может занимать и сотни страниц ("Письма русского путешественника" Карамзина). Он не имеет единой сюжетной линии, завершенной фабулы.
В литературоведении нет единого жанровой классификации очерков. Есть очерки документальные и недокументальни. А еще - странствующие, портретные, бытовые, социально-политические, исторические, проблемные, зоологические, зарубежные, очерки о природе. Разновидностью очерка является биографические очерки о жизни и творчестве выдающихся людей. Такого типа очерки появились еще в эпоху античности ("Сравнительные жизнеописания" Плутарха, "Жизнеописание Агриколы" Тацита).
Фельетон (франц. Feuilleton от feuille - письмо, лист) - это произведение художественно-публицистического характера на актуальную тему, раскрытую в сатирической или юмористической форме. Фельетон - промежуточное звено между очерком, рассказом и новеллой.
Во Франции фельетоном называли приложение к газете с политическим памфлетом. Впоследствии фельетон стал органической частью газетного листа ("подвала"), отделенного жирной линией. Позже фельетоном стали называть статью, вмишену в "подвале". Первым фельетонистом был аббат Жоффруа, который в газете "Журналь де Деба" напечатал театральную рецензию. Изобразительно-выразительными средствами фельетона является ирония, гипербола, гротеск, каламбур, комическая ситуация, сатирическая деталь.
Есть фельетоны документальные и недокументальни (проблемные). Известные литературные; фельетоны (Ю. Ивакин - сборник "Гиперболы»). Основатель Украинской фельетона - В. Самойленко. Развитие этого вида эпоса связан с творчеством К. Котка, Остапа Вишни, С. Олейника, А. Аиста, Е. Дударя. Остап Вишня свои фельетоны называл улыбками. Разновидностями фельетонов является радиофейлетоны, телефейлетоны. Памфлет (англ. Pamphlet от греч. Pan - все, phlego - курю) - публицистическое произведение на злободневную тему. Л. Ершов так характеризует памфлет: «Это как фельетон, но не на" незначительную ", а на узловую тему. В основе его лежит большой социальный объект, этим во многом объясняется специфика памфлета, особенности его построения и стиля... памфлет по структуре ближе к публицистической статьи. Его основу составляют объекты огромного веса, которые часто нет необходимости переводить в социальный аспект. Они и так с ним связаны: социально-политическое устройство государства, морально-этические устои..., отдельные крупные государственные и политические деятели и т. п. Вот почему развертывание темы в памфлете часто происходит в манере статьи, а не через эмоционально-образные ассоциации ".
Памфлет может использовать формы интервью, репортажа, письма. В памфлете автор не скрывает своей позиции, стиль памфлета страстное, язык - экспрессивная, ему свойственна афористичность, ирония, сарказм.
Памфлет появился в эпоху античности. До нашего времени дошли филиппики Демосфена, памфлет Лукиана "Похвала мухе". В XVI в. в Германии появились памфлеты Ульриха фон Ґуттена "Письма темных людей", в конце XVII - нач. XVIII в. - Памфлеты Свифта "Скромное предложение», «Письма суконщика". Мастерами памфлета были Дидро ("Жак-фаталист»), Курье ("Памфлет о памфлеты"), Марк Твен ("Моим критикам-миссионерам").
В украинской литературе родоначальником памфлета был Иван Вышенский. Его памфлеты имеют форму диалога. История украинского памфлета знает имена таких писателей, как И. Франко ("Доктор Бессервиссер"), Леся Украинка ("Беспардонный патриотизм"), Лесь Мартович ("Изобретенный рукопись"), Николай Волновой ("Апологеты писаризму»). Этот жанр использовали Ю. Мельничук, Р. Братунь, Ф. Макивчук, Р. Федоров, Д. Цмокаленко.
Пародия (греч. Parodia - переработка на смешной лад от para - против, ode - песня) - жанр фольклора и сатирической литературы, объектом которого является композиция, лексика, оскорбления, стиль, направление, произведение писателя. Пародия - форма литературной борьбы. Она использует иронию, сарказм, шутка. "Пародия - по словам Ю. Ивакина, - кривое зеркало, в которое смотрит литератор, горько смеясь и радостно плача. Напомним, кривое зеркало искажает. Однако пародия - это тот единственный случай, когда искажения не искажает, а проясняет истину. Пародия парадоксальная: она больше похожа на свой объект, чем он сам на себя. Нетрудно привести примеры и обратного явления, когда объект пародирования больше похож на пародию, чем она на него... Чтобы быть смешнее, пародия имеет притвориться серьезной. Истинно смешная пародия не является смешной... "Пародия - разновидность критики, полемики. Она приобретает актуальность при литературных дискуссий. Элементы пародии есть в романах "Дон Кихот" Сервантеса, "Золотой теленок" И. Ильфа и Е. Петрова, поэме "Орлеанская дева" Вольтера. Она возникла в древнегреческой литературе. Поэма "Батрахомиомахия" ("Война мышей и лягушек») - пародия на героический эпос. Комедия Аристофана "Облака" - пародия на Сократа и софистов, "Лягушки" - на трагедии Еврипида.
В украинской литературе пародия появилась в XVI в. Известны пародии на священное писание и церковнорелигийну литературу. Элементами пародии проникнута "Энеида" Котляревского. В жанре пародии успешно работали Остап Вишня, В. Чечвянский, Ю. Вухналь, С. Воскрекасенко, С. Олейник, Б. Чалый, А. Жолдак, Ю. Кругляк, В. Лагода, Ю. Ивакин. К пародии обращаются неоавангардисты, в частности группа Бу-Ба-Бу.
Юмореска небольшое сочинение, стихотворный, прозаический или драматический, о смешной риса человека или случай. Юморески могут иметь стихотворную или прозаическую форму. С. Руданский свои юморески называл юморесками. В жанре юморески выступали Остап Вишня, А. Клюка, С. Воскрекасенко, Д. Белоус, С. Олейник, Е. Дударь. В литературных юморесках часто используется фольклор. Известными юмористическими песнями является "Продай, милый, седые бычки", "Ой что же это за шум сделался", "Если бы я был полтавский сотник".
В юмореске смех имеет форму доброжелательной критики в народной, остроумной, ироничной, оксиморонний форме.
Байка (англ, франц. Fable, лат. Fabula) - популярный эпическое произведение мировой литературы. Байка имеет сюжет, аллегорические образы, поучения, свое начало берет в фольклоре. Основой для многих басен стали народные сказки о животных.
Развитие басни связывают с именем Эзопа (VI в. До н. Э.). Ему приписывают до 400 текстов. До новой эры появились индийские басни, которые вошли в сборник "Панчатантра" (Пятикнижия). Мировую славу получили басни Федра, Лафонтена, Сумарокова, Крылова. Первым украинским баснописцем был Г. Сковорода. С басней связано творчество П. Гулака-Артемовского, Е. Гребенки, Л. Глебова, С. Руданского.
В основном байки имеют две части. В первой раскрывается событие, факт, явление, лицо, во второй - мораль, которая может быть в начале или в конце басни. Большинство басен имеет стихотворную форму, пишется свободным стихом.
Ряд исследователей относят басню к лирико-эпических произведений, М. Гуляев ("Теория литературы", - М., 1977.) - до лирических. А. Ткаченко рассматривает ее среди эпических и среди лирико-эпических произведений.
В творческой практике встречаются такие небольшие эпические произведения, как эскиз, эскиз, акварель, арабеска, миниатюра, этюд, образок, колючка, крошками. Акварель, эскиз, образок, зарисовка, этюд названы по ассоциации с живописью. Термин "арабеска" ввел А. Шлегель для обозначения небольших текстов с элементами фантастики, "ироническим пафосом", гротеском. Гоголь назвал арабесками цикл повестей и статей, А. Белый --збирку литературно-критических статей ("Арабески", 1911), у Николая Хвылевого является новелла "Арабески".
Cловарь терминов русского фольклора
Составитель курса Никита Петров о том, что такое былина, существовал ли Илья Муромец на самом деле и как героем эпоса стал Сталин / Курс №14 «Русский эпос»
Чем сказка отличается от былины, кто такой сказитель и что такое инвариант? Словарь терминов, без которого русский фольклор невозможно понять. Ещё в курсе №14: продолжение следует...
___
Никита Петров - фольклорист, антрополог, кандидат филологических наук, доцент Центра типологии и семиотики фольклора Российского государственного гуманитарного университета, старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований РАНХиГС. Компаративным исследованием эпоса заинтересовался в университете после лекций исследователя былин Ю. А. Новикова, продолжил занятия эпосоведением в Институте высших гуманитарных исследований РГГУ (теперь ИВГИ им. Е. М. Мелетинского), затем в Центре типологии и семиотики фольклора защитил диссертацию под руководством С. Ю. Неклюдова. Сфера научных интересов сегодня - фольклор и мифология, антропология города, эпосоведение, сюжетно‑мотивные указатели, нарратология, антропология памяти.
Автор монографии «Богатыри на Русском Севере» (М., 2008), один из составителей сборников текстов фольклорной прозы «Каргополье: фольклорный путеводитель (предания, легенды, рассказы, песни и присловья» (М., 2009), «Знатки, ведуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере» (М., 2013), автор статей в энциклопедии «Мифы народов мира» (ОЛМА; СПб., М., 2014).
Богатырские сказки - архаический героический эпос, предшествовавший былинам. В основе сюжета - коллизии «богатырской биографии» (чудесное рождение, героическое детство, героическое сватовство, потеря и повторное обретение невесты/жены и так далее). Владимир Яковлевич Пропп называл такую сказку «догосударственным эпосом».
Былины - «поющиеся голосом», обычно стихотворные произведения (иногда могли рассказываться прозой). В былинах события происходят вокруг богатыря, или эпического владыки, или города (Киева, Новгорода). Былины опираются на противопоставление «свои - чужие» и на мифическое или квазиисторическое прошлое. В некоторых былинах богатыри необычайной физической силы побеждают этнических или исторических врагов («Илья Муромец и Калин-царь», «Алеша и Тугарин»). Такие былины называются героическими. В сказочных былинах герои никого не побеждают, а, как герои сказки, спускаются в подземное или подводное царство («Михайло Потык», «Садко»). Иная разновидность былин - тексты балладного характера («Алеша и братья Петровичи», «Чурило Плёнкович», «Ставр Годинович»). В них богатыри совершают обыденные (часто неблаговидные) поступки или же героями оказываются их жены, хитростью выручающие мужей из беды.
Термин «былина» начали использовать первые исследователи в 1840-е годы. По всей видимости, термин - результат неверного прочтения «Слова о полку Игореве»: «Начати же ся тъи пѣсни по былинамь сего времени, а не по замышленію Бояню» («былинамь» здесь - это то, что на самом деле было). Исполнители былин называли эти произведения «старинами» или «старинками», в рукописных сборниках XVII - начала XIX века тексты типа былин именовались «гисториями» или «повестями» о богатырях, «древними российскими стихотворениями»; критики называли их также «сказками в стихах», «поэмами в сказочном роде».
Былины бытовали в устной среде вплоть до второй половины XX века. Большая часть былин (порядка 3000 текстов) была записана в XIX–XX веках на Русском Севере (Архангельская область, Карелия), в Сибири, на Урале и Волге.
Запев былины - начало текста, напрямую не связанное с сюжетом, но раскрывающее внутреннюю логику повествования.
Зачин былины - фрагмент текста, который вводит слушателя в обстановку действия и круг персонажей.
Инвариант былины - текст, в котором воедино собраны все общие элементы для одного былинного сюжета. Это не реально бытующий текст, а умозрительный конструкт, созданный фольклористами. Конкретное исполнение (или запись) былины на этот сюжет называется вариантом.
Новины - псевдофольклорные, а на самом деле авторские произведения, подражание былинам. Авторы новин - не сказители-традиционалисты, поющие канонические былины, а сказители-импровизаторы. Новины создавались в 1930–1960-е либо сказителями самостоятельно, после чтения новостей о «героическом настоящем» советского времени, либо в результате совместной работы сказителей и фольклористов, приезжавших в деревни и привозивших биографию Чапаева, газетные вырезки о съездах КПСС и так далее. На месте богатырей в новинах появлялись Ленин, Сталин, Ворошилов, Папанин, Чкалов и другие советские персонажи. В отличие от былин, новины непродуктивны: их не повторяли другие сказители. По всей вероятности, термин «новина» придумала беломорская сказительница Марфа Крюкова, которая могла пропеть в форме былины и учебник истории. Всего известно более 600 текстов новин.
Персонажи былин. Сюжетные роли: эпический герой и его окружение, враг (антагонист); эпический владыка; вестник и помощник/спаситель; слуга/оруженосец; посланец, передающий сообщение/предсказание/предупреждение; невеста. Главные герои классического эпоса - богатыри, обычно не пользующиеся магией и волшебством, но побеждающие необычайной силой и отчаянной смелостью, обладающие сверхактивным, своевольным, «неистовым» характером, порой даже переоценивающие свои силы. Но существуют и «богатыри», которые в ряде случаев под эти характеристики не подпадают: Волх Всеславьевич, Чурило Плёнкович, Садко и другие. Это связано с тем, что былина не создает «чистых» персонажных схем и каждому персонажу может быть присвоена любая, даже эпизодическая роль. Так, есть богатырь, который появляется для одного действия - пересчитать силу неверную:
Говорил тут старая старыньшина да Илья Муромець:
«Уж ты гой еси, Пересмёта сын Стёпанович!
Уж ты съезди-ко со своим да со племянником,
Уж ты съезди-ко в чисто́ поле, на шо́ломя окатисто,
А возьми-тко-се трубочку подзорную,
А как пересчитай-пересмечи эту силу великую,
Великую силу неверную».
Сказители - профессиональные и непрофессиональные исполнители русского эпоса, те, кто исполняет текст в своеобразной манере - сказывает, используя 24 напева речитативного характера. Термин стал использоваться в фольклористике начиная с середины XIX века после упоминания его в работах первых собирателей русского эпоса Рыбникова и Гильфердинга. Сами сказители называли себя «старинщики», «сказатели». Старинщиками были в основном крестьяне, часто старообрядцы, как мужчины, так и женщины. Мужчины предпочитали петь героические былины («Илья и Идолище», «Алеша и Тугарин», «Илья Муромец и Калин-царь» и другие), а женщины - «бабьи старины» («Чурило и Катерина», «Добрыня и Алеша»). Фольклористы заметили, что часть сказителей стремится к предельно точному воспроизведению усвоенного - это «передатчики». Другие - «интерпретаторы» - создают свои редакции и версии сюжета. А «импровизаторы» каждый раз по-новому излагают былину.
Сказка (и ее отличие от былины). Герой волшебной сказки действует в личных интересах или в интересах своей семьи; победив соперника, он всегда получает какое-то вознаграждение: женится на царевне, добывает материальные блага. Герой эпической песни защищает общенародные и государственные интересы. Если же богатырь спасает брата или сестру, то происходит это случайно, родственники узнают друг друга после победы над врагом («Козарин», «Братья Дородовичи»), тогда как сказочный герой с самого начала ставит перед собой именно такую цель. Герой волшебной сказки побеждает при помощи волшебной силы, в отличие от эпоса, где подвиг осуществляется благодаря богатырскому напряжению сил. При этом некоторые былинные сюжеты («Исцеление Ильи Муромца», «Садко у морского царя», «Потык», «Добрыня и Алеша») построены на схожих со сказочными коллизиях.
Сюжет былины. Обычно крутится вокруг биографии героя и подразделяется на следующие эпизоды: I. Героическое детство. II. Получение силы/богатства/набор дружины. III. Воинские коллизии. IV. Конфликты. V. Соперничество. VI. Матримониальные коллизии. VII. Приключения. VIII. Смерть героя. Сюжету былины свойственны две главные эпические коллизии: воинская (герой противопоставлен противнику) и брачная (герой противопоставлен невесте).
Мнения исследователей о том, сколько всего существует основных былинных сюжетов, расходятся: одни называют цифру в 100–130 сюжетов (так, в частности, полагал Пропп), другие, в том числе и составители Свода былин в 25 томах, полагают, что их около шестидесяти.
Устность в эпосе - система правил, которыми пользуется сказитель, чтобы спеть былину. Понятие устности сложилось при изучении Гомера: согласно выводам некоторых ученых, «Илиада» и «Одиссея» имеют фольклорное происхождение, а их тексты сложились в результате многократного исполнения сказителями. Сказитель, ориентируясь на сюжет, известные ему образцы стиля и поэтической лексики, складывал эпическую песню посредством подстановки формул в определенную метрическую позицию и комбинирования тем. Формулы и темы образовывали так называемые эпическое знание и эпическую память, суть которых сводилась не только к способности заучивать наизусть тысячи стихов.
Циклизация эпическая - сюжеты, группирующиеся вокруг фигуры главного героя: былины из одного цикла могут отражать разные эпизоды его жизни. Существует также циклизация событий и персонажей вокруг определенного эпического центра (Киева) и эпического государя (князя киевского).
Одним из видов фольклорной прозы считается сказка. Она встречается в культурном наследии различных народов. Но и сказки подразделяется на различные жанры.
Жизнь сказки в эпосе и лирике
Сказкой называют рассказ, представляющий один из видов мифа и выполняющий религиозные функции. Такое определение относится к раннему периоду развития литературы и скорее всего, определяет положение сказки в эпосе. В более широком смысле, сказка характеризуется, как жанр устной устной художественной литературы, в содержании которого есть необычные и даже фантастические события.
Также сказка отличается определенным композиционно-стилистическим построением. Многие литераторы выделяют социальную значимость сказки и ее воспитательный характер. Положение сказки в эпосе говорит о том, что она является значимым культурным элементом для самого народа, который и является создателем такого жанра.
Литературная сказка
До этого мы говорили о понятии народной сказки, которая относится к эпосу. Но есть и друга разновидность сказки – это литературная. Литературной сказкой называют авторское, художественное или поэтическое произведение, которое основано на фольклорных источниках либо исключительно оригинальное.
Литературная сказка – произведение волшебное и фантастическое, так как в нем происходят необычные приключения, а персонажи обладают уникальными способностями. Главное отличие литературной сказки от народной заключается в том, что у нее есть конкретный автор , ее текст зафиксирован в письменной форме и ее объем значительно больше.
Сюжет литературной сказки более насыщенный, а ее описания более развернутые. Литературный сказки разных авторов отличаются друг от друга определенным стилем повествования и творческим почерком самого писателя. Каждый автор создает свой сказочный мир. Но всё же, и такой вид сказки сохраняет в себе фольклорные традиции .
Зачастую в сказке такого вида встречаются именно фольклорные сюжетные мотивы: происхождение главного героя, спасение волшебного животного, нравственные испытания героя и соблазны.
Система образов литературной сказки схожа с народной. Извечной темой является противопоставление добрых и злых персонажей. Примеры одинаковых образов: красивая принцесса, злая мачеха, алчная старуха и справедливая волшебница.
Также литературная сказка включает в себя и народные средства поэтической речи. Это троекратные повторы, пословицы и поговорки, постоянные эпитеты, просторечие и фразеологизма. И самое главное – литературная сказка несет в себе те же идеалы , что и народная сказка. Она провозглашает торжество добра и справедливости, искореняет зло и делает главного героя более сильным.
Художественная деталь в сказке
Отличие литературной сказки от народной также заключается в разнообразии ее художественных деталей. Именно в этом виде сказки более ярко выражена изобразительность . В ней более красочно и подробно описаны места действия, внешние облики главных героев, а основные события более содержательные и объемные. И характер персонажей такой сказки более индивидуальные, в отличие от обобщенных типажей народной сказки.