Осмысление самой возможности и характерных особенностей христианства в Японии - центральная тема творчества писателя. Часто называется «японским Грэмом Грином». Основные сочинения: романы «Молчание», «Самурай», «Скандал», «Глубокая река», очерки «Матери» и «Жизнь Иисуса». Произведения переведены на многие языки мира, включая русский.
Сюсаку Эндо родился в Токио в 1923 году вторым сыном в семье служащего банка Цунэхисы Эндо и скрипачки Ику. В 1926 году в связи с переводом по службе отца семья переехала в оккупированную Японией Маньчжурию и обосновалась в Даляне. Там же Эндо в возрасте 6 лет поступил в начальную школу. Наиболее яркими впечатлениями, вынесенными Эндо из детства, стали противоречивые чувства, вызванные всё большей привязанностью к особой обстановке и природе Маньчжурии на фоне тоски по родной Японии. Не менее сильное впечатление производила на него и мать, которая до изнеможения дни напролёт занималась музыкой (образ стёртых в кровь от непрерывных занятий её пальцев навсегда врезался в его память). Часть жизни, проведённая Эндо в Маньчжурии, закончилась в 1933 году с разводом родителей (предшествовавшие ему семейные неурядицы постоянно травмировали детскую психику), после которого он с матерью вернулся в Японию, в её родной город Кобе.
В Кобе Эндо продолжил свою учёбу в местной начальной школе, а также стал регулярно сопровождать мать, посещавшую проповеди в католической церкви. В 12 лет по настоянию матери он принял католицизм (в крещении Павел). Там же в Кобе Эндо закончил среднюю школу. Успеваемость его при этом с каждым годом становилась всё хуже. В школе Эндо подвергался всяческим унижениям из-за своей веры, тогда в Японии царили националистические нравы, особенно в предвоенные годы. Эти угнетения укрепили веру Эндо.
Университетские годы
Лишь по прошествии трёх лет с момента окончания средней школы Эндо поступил в подготовительную школу при филологическом факультете Университета Кэйо. В результате конфликта с отцом, настаивавшем на медицинской карьере сына, Эндо был лишён наследства и какой бы то ни было отцовской помощи, что вынудило его уйти из дома и сочетать учёбу со случайными заработками. Некоторое время он жил в студенческом общежитии, комендантом которого тогда был видный представитель японского религиозного экзистенциализма Ёсихико Ёсимицу. Во всеобщей неразберихе, предшествовавшей капитуляции Японии, занятий практически не проводилось, а студенты, включая Эндо, были мобилизованы на принудительные работы на военном заводе Кавасаки. Несмотря на это, Эндо под воздействием Ёсимицу и его круга начал интенсивное самообразование, впервые серьёзно обратившись к книгам. По совету всё того же Ёсимицу, Эндо познакомился с работами неотомиста Жака Маритена. Помимо теологической и философской литературы, Эндо в те же годы открыл для себя поэзию (в первую очередь, Рильке).
Призывная комиссия по результатам освидетельствования признала его годным к службе, однако в армию он так и не был призван из-за обнаруженного в последний момент плеврита, давшего ему право на отсрочку, истечение которой совпало с завершением войны. После окончания войны Эндо на волне роста своего интереса к французской литературе поступил на соответствующее отделение филологического факультета Университета Кэйо, начав специализироваться на литературе современных писателей-католиков (Мориак, Бернанос и др.). Первый год учёбы в университете ознаменовался также началом многолетней дружбы с Сётаро Ясуокой и возвращением в родной дом после разрешения конфликта с отцом.
На 1947 год пришлись первые публикации Эндо, дебютировавшего в качестве эссеиста. По просьбе одного из своих однокурсников, подрабатывавшего в издательстве «Кадокава-сётэн», им была написана статья «Божества и Бог». Работа привлекла внимание видного литератора Киёси Дзиндзай и по его рекомендации была опубликована в известном журнале «Сики» («Времена года») того же издательства. Своё развитие статья получила в являвшемся по сути программным и предвосхищавшим основные темы Эндо-романиста очерке «Что значит быть писателем-католиком», опубликованном на страницах «Мита бунгаку».
После окончания университета в 1949 году Эндо поступил на службу в издательство «Библиотека Камакуры», где принимал участие в работе на энциклопедией зарубежной литературы ХХ века. Энциклопедия опубликована не была в связи с финансовыми трудностями, которое в послевоенные годы стало испытывать издательство. В конце того же года в журнале «Косэй» («Индивидуальность») вышла критическая статья Эндо «Тайдзюн Такэда - кастрация духа», а также началась его работа в издательстве «Католический дайджест», куда он был принят вместе с демобилизованным старшим братом. Ранняя эссеистика Эндо приняла некоторую огласку в литературных кругах Японии того времени, что способствовало его принятию в состав членов додзинси «Мита бунгаку».
Учёба во Франции
В 1950 году Эндо оказался во Франции, войдя в число первых японских студентов, отправленных в послевоенные годы за рубеж на государственные средства для продолжения образования. После недолгого пребывания в Марселе и Руане, он переехал в Лион, где в местном университете приступил к исследованию современной католической литературы. Обучение в университете Лиона длилось два с половиной года, после чего Эндо перебрался в Париж, планируя там продолжить свои исследования, однако в связи с резким ухудшением состояния здоровья и вызванным этим двухмесячных нахождением в госпитале Журден был вынужден в 1953 году вернуться в Японию. Ещё находясь во Франции, при посредничестве участников «Мита бунгаку» Эндо отослал в Японию целую серию эссе о своём пребывании за рубежом для публикации в журнале «Гундзо» и «Католическом дайджесте». Серия открывалась эссе «Похождения французского студента». После возвращения Эндо в Японию весь цикл был переиздан отдельной книгой, получившей название «Французский студент». После возвращения из Франции Эндо возобновил работу в «Католическом дайджесте», редакцию которого он возглавил.
После возвращения в Японию
С 1954 года Эндо начал преподавать в Токийском институте культуры. В том же году при посредничестве Сётаро Ясуоки он сблизился с кругом литераторов, впоследствии вошедших во главе с самим Эндо в историю литературы Японии как «третьи новые». В конце 1954 года была написана дебютная для Эндо повесть «До Адена», получившая высокую оценку в кругу участников «Мита бунгаку», где она и была опубликована. В том же году Эндо тяжело пережил кончину своей матери, под сильным влиянием которой он находился вплоть до её смерти. Образ матери и его метаморфозы лёгли во многом в основу своего рода женского истолкования Христа и примата женского начала во многих дальнейших произведениях писателя.
Второй значимой художественной работой Эндо стала опубликованная в «Гэндай бунгаку» («Современная литература») повесть «Белый человек» (1955), которая получила уже широкое признание и принесла её автору премию имени Рюноскэ Акутагавы. Дилогию с «Белым человеком» составила завершённая в том же году повесть «Жёлтый человек». Год стал в ряде отношений поворотным для Эндо: с него начинался отсчёт как его литературной карьеры в качестве одного из крупнейших писателей Японии ХХ века, так и супружеской жизни с Дзюнко Окада, брак с которой продлился до самой смерти Эндо. Рождённый в следующем году от этого брака первый сын был назван Рюноскэ, в честь Рюноскэ Акутагавы и награждения Эндо премией имени этого писателя.
В 1957 году Эндо приступил к работе над принёсшим ему широкое признание и впоследствии переведённым на многие языки мира романом «Море и яд», серийная публикация которого началась в журнале «Бунгакукай» (была завершена в 1958 и в том же году удостоена премий издательств Синтё и Майнити, изданный в 1964 году «Молодой гвардией» перевод романа на русский язык, осуществлённый П. Петровым, стал одним из первых переводов сочинений Эндо на иностранные языки вообще). Там же была напечатана одна из первых проб Эндо в качестве драматурга пьеса «Царица». В 1958 году в составе японской делегации Эндо вместе с такими видными литераторами Японии послевоенных лет, как Сэй Ито , Хироси Нома , Сюити Като , Цуяко Миякэ и Масафуми Накагава, посетил Ташкент в качестве участника очередной Конференции писателей стран Азии и Африки. На обратном пути делегация побывала в Москве - единственный раз, когда Эндо был в России.
В 1959 году после завершения двух крупных произведений («Уважаемый господин дурак» и «Вулкан») Эндо обратился к изучению жизни Маркиза де Сада, интерес к персоне которого зародился у него ещё во время пребывания во Франции. В сентябре того же года в журнале «Гундзо» начиналась серийная публикация его «Биографии де Сада». Для сбора материалов необходимых для дальнейшей работы над книгой Эндо в сопровождении супруги вновь посетил Францию, где встретился с Жильбером Лели и Пьером Клоссовски, известными интерпретаторами творчества де Сада. Помимо Франции побывав также в Англии, Испании и Греции, Эндо совершил паломничество в Иерусалим, после чего вернулся в Японию в январе 1960 года.
После возвращения Эндо вновь пережил резкое ухудшение состояния здоровья и был госпитализирован в клинику при Токийском университете, а в конце того же года был переведён в клинику при Университете Кэйо. Несмотря на тяжёлое состояние, он продолжал активно работать: в конце 1960 года вышла во многом знаковая для его понимания Библии книга «Библейские женщины». Последующий год также был проведён в больнице, где Эндо перенёс три операции на лёгких. Так до конца и не оправившись, в июле 1962 года Эндо наконец-то покинул клинику, однако быстро вернуться к полноценной творческой жизни не смог: этим годом датировано лишь несколько небольших эссе. В последующие годы Эндо возобновил активную литературную деятельность, публикую многочисленные работы малой формы и вынашивая замысел нового романа («Молчание»), для сбора материалов к которому он в 1965 году вместе с другим писателем-католиком Сюмоном Миурой отправился в Нагасаки, колыбели японского христианства. «Молчание» было опубликовано в 1966 году. В том же году театральным режиссёром Хироси Акутагава была поставлена, созданная на основе того же материала пьеса «Золотая страна». За «Молчание» Эндо был удостоен премии Танидзаки.
В 1967 Эндо был назначен на должность лектора в университете Сэйо, а также был избран председателем Японского союза писателей. Продолжая сотрудничество с Сюмоном Миурой, Эндо в соавторстве с ним издал биографический труд «Интеллигенция эпохи зарождения христианства в Японии». В том же году Эндо, получив приглашение от португальского правительства принять участие в торжествах по поводу 300-летия со дня рождения Святого Винсента, посетил Португалию, где выступил с докладом, на обратном пути вновь побывав в Париже и Риме. В 1968 году Эндо возглавил редакцию журнала «Мита бунгаку», долгое время остававшегося своего рода трибуной для писателей, примыкавших к кругу «третьих новых».
В 1979 был удостоен литературной премии Ёмиури. Получил почётную докторскую степень в университете Санта-Клара Калифорния в 1985 и в Джорджтаунском университете - в 1987.
Последние годы жизни и смерть
В 1990-е годы состояние здоровья значительно ухудшилось. В 1993 году им был перенесён перитонеальный диализ. После операции состояние было критическим, последовавшее за ней выздоровление воспринималось как чудо. Тяжелейшие физические страдания Эндо смог преодолеть и воспрять духом, пытаясь отождествить себя с библейским Иовом и начать работу над написанием комментария к Книге Иова. Замысел остался нереализованным: 29 сентября 1996 года в возрасте 73 лет писатель умер от пневмонии, вызванной распространением инфекции, последовавшим за застреванием в горле кусков пищи. Несмотря на своевременно оказанную помощь, для долгие годы жившего с одним лёгким Эндо, этот несчастный случай оказался летальным. Отпевание было проведено в токийской церкви Святого Игнатия. В соответствии с последней волей Эндо в гроб были положены две его книги, «Молчание» и «Глубокая река», которые он сам считал ключевыми в своем творчестве.
Награды
Эндо лауреат практически всех литературных премий Японии. В 1955 году его удостаивают Премии имени Рюноскэ Акутагавы за книгу «Белый человек». В 1966 он получает Премию имени Дзюнъитиро Танидзаки за «Молчание». За книгу «Самурай». Эндо становится лауреатом литературной премия имени Номы 1980 года.
Несколько раз Эндо был номинирован на соискание Нобелевской премии по литературе, но так и не получил её. Некоторым членам Нобелевского комитета не понравилась книга Эндо «Скандал» , её посчитали порнографией.
АвторСюсаку Эндо (1923–1996) - японский католический писатель.
Сюсаку Эндо часто называют японским .
В 1967 году Сюсаку Эндо был избран председателем Японского союза писателей.
Несколько раз Сюсаку Эндо номинировался на Нобелевскую премию по литературе, но не получил ее.
О книге
Время написания:
1965–1966 год
Содержание:
В середине XVII века три португальских миссионера отправляются в Японию, заведомо зная, что в стране идет жестокое гонение на христиан. Цель священников - найти своего учителя падре Феррейру, который, по слухам, отрекся от веры во время пыток. Проникнув в закрытую и непонятную для них страну, миссионеры тайно продолжают свою деятельность и попадают в тюрьму. Им предстоит нелегкий выбор: отречься от веры или смотреть, как мучают и убивают японских христиан.
Американское издание романа. Издательство «Taplinger Publishing Company». Нью-Йорк, 1980
Факты:
1. Роман основан на реаль ных событиях середины XVII века.
2. Роман «Молчание» первым экранизировал японский режиссер Масахиро Синода в 1971 году. В 2016 голливудский режиссер Мартин Скорсезе выпустил фильм с одноименным названием по роману Сюсаку Эндо - в российском прокате картина выйдет в январе 2017 года.
3. Романы «Молчание» и «Глубокая река» писатель считал ключевыми в своем творчестве. Перед смертью он завещал положить обе книги ему в гроб.
4. В 1966 году режиссер Хироси Акутагава поставил пьесу «Золотая страна», написанную по мотивам романа «Молчание».
5. В городе Нагасаки установлен памятник произведению Эндо «Молчание», на котором высечена цитата из романа: «Человечество так печально, Господи, и океан такой синий».
Историческая справка
В 1549 году в Японию прибыл первый католический миссионер, священник Франциск Ксавье. Усилиями пастора и его последователей к 1581 году в стране насчитывалось 150 000 христиан и было открыто 200 храмов, училище и типография, в которой печаталось Священное Писание.
В 1587 году правитель страны Хидэёси Тоётоми издал указ о прекращении миссионерской деятельности на территории Японии. Начались жестокие гонения на христиан: их распинали на крестах, подвешивали вниз головой, под пытками принуждали отречься от веры. Власти Японии расценили стремительную христианизацию страны как угрозу порабощения и обезличивания нации европейскими государствами. Несмотря на запрет, португальские и голландские миссионеры проникали в страну и поддерживали новую для японцев веру. 5 февраля 1597 года публично казнили 26 христиан, которых Католическая Церковь впоследствии причислила к лику святых. В городе Нагасаки есть музей и памятник, посвященные мученикам.
26 мучеников Нагасаки. Гравюра. 1597
В 1630 году власти Японии полностью изолировали стра ну - попытка въезда или выезда каралась смертью.
С 1629 по 1857 год жителей Нагасаки заставляли ежегодно проходить через ритуал попрания изображений Иисуса Христа и Богородицы, чтобы доказать, что они не христиане.
Так выглядели вывески, на которых обнародовали декрет, запрещающий христианство
Ситуация начала меняться только с 1868 года, когда на смену феодальной системе пришло правление императорской династии Мэйдзи. Самоизоляция прекратилась, отношение к другим религиям стало более терпимым.
В 1861 году в Японию прибылиеромонах Николай (Касаткин) - будущий знаменитый православный святой Николай Японский, который за полвека своей миссионерской деятельности основал 266 общин и привел к вере более 33 000 христиан.
Цитаты:
«Ученье Христово помогло этим людям, живущим и умирающим, словно скотина, впервые обрести надежду. Ведь буддийские бонзы всегда держат сторону тех, кто обращается с ними, как с животными. За долгое время крестьяне привыкли к мысли, что жизнь дана человеку, чтобы терпеть» .
«В Житиях святых рассказывалось о кончине славной, прекрасной - как в минуту, когда душа мученика взмывала к небу, трубили ангелы и небеса озарялись неземным сиянием. Но кончина японцев, которую я описал Вам, вовсе не была прекрасной - они умерли мучительной, жалкой смертью» .
«Главное - чтобы хоть один священник оставался в Японии, подобно светильнику в римских катакомбах, горящему перед алтарем» .
«Впрочем, как знать, не будь на мне сана, возможно, и я затаился бы, пережидая опасность. Только достоинство человека и долг проповедника гонят меня вперед в этом мраке» .
«Нищие христиане ждут не дождутся священника, который даст им Святое Причастие, исповедует их и окрестит младенцев. Я один сейчас в этой пустыне, откуда изгнаны священнослужители и миссионеры, - и только я могу принести этим людям живую воду. Да, только я, сидящий на голой земле в грязных крестьянских обносках… Господи, все, что творишь Ты, - благо. Прекрасна Твоя обитель!»
«Когда человеку навязывают то, что ему совершенно не нужно, у нас это называется горе-благодеяние. Христианская вера - такой же подарок. У нас есть собственная религия. И мы не нуждаемся в чужеземном учении. Я тоже изучал в семинарии догматы христианской веры. И, по правде сказать, не нашел в них ничего, что могло бы пригодиться японцам» .
«Конечно же, Бог существует не для того, чтобы досаждать Ему жалобами и мольбами, Бога надобно славить в молитвах. И все же как трудно по-прежнему славить Господа - подобно прокаженному Иову - в час испытаний…»
«Его сразила даже не внезапность происшедшего; разум отказывался постичь другое - почему все так же звенит тишина? Почему стрекочет цикада? Почему жужжит муха? Человека не стало, а мир будто и не заметил. Какая нелепость! Какая жестокая мука… Почему Ты молчишь, Господи! Ты ведь не можешь не знать, что только что здесь погиб тот одноглазый крестьянин - он умер во славу Твою. Отчего же такое безмолвие? Эта полуденная тишина?»
«Он приехал сюда посвятить свою жизнь японцам, однако на деле все выходило наоборот: это они принимали смерть ради него» .
«Боже, как я негодовал, слыша Твое молчание!»
«Я не молчал. Я страдал рядом с тобой».
«Я последний христианский священник в этой стране. Господь не молчал. За него говорила вся моя жизнь…»
Громковская Л.
Роман «Молчание» имеет сегодня мировую известность. Уже два десятилетия его читают в переводах на английский, французский, испанский, норвежский, польский и другие языки. Автор романа Сюсаку Эндо (род. в 1923 г.) - лауреат многих литературных премий Японии - пользуется репутацией одного из самых блестящих прозаиков современности. Его называют «японским Грэмом Грином».
Русскоязычный писатель приобщился к знакомству с нашумевшим произведением с большим опозданием, однако имя Эндо стало известно у нас еще в 60-е годы, когда на русский язык был переведен его антивоенный роман «Море и яд». За ним последовали остросоциальные повести «Супружеская жизнь» и «Женщина, которую я бросил», рассказы «В больнице Журден» и «Младшая сестра». Все они были восприняты с интересом, имели успех. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что их перевели на многие языки народов нашей страны: «Супружеская жизнь» выходила на узбекском, литовском, казахском; «Женщина, которую я бросил» - на литовском и латышском, а роман «Море и яд» - на эстонском, армянском и грузинском языках.
И все же только публикацию «Молчание» правомерно назвать настоящим знакомством с прославленным писателем. Дело в том, что Сюсаку Эндо, пробовавший себя в разных литературных жанрах, отразивший широкий спектр проблем бытия, доминирующей темой своего творчества считает историю проникновения христианства в Японию. И именно в этом своем качестве Эндо до самого недавнего времени был неизвестен нашему читателю. Теме японского христианства посвящены, кроме «Молчания», роман «Самурай», драма «Золотая страна», рассказ «Ундзэн» и многие другие произведения.
Христианизация Японии - одна из самых драматических страниц в истории страны. Точкой отсчета, началом этого процесса считается 1549 год, когда в Японии прозвучала первая проповедь: ее произнес в Кагосиме (городе на южной оконечности острова Кюсю) иезуит Франциск Ксавье, глава португальской миссии, прибывшей в Страну восходящего солнца для насаждения в ней христианства. С первых же шагов христианство оказалось самым тесным образом связанным с островом Кюсю. Местные феодалы из прибрежных княжеств, понявшие выгоды заморской торговли, не только сами со рвением исповедовали новую веру, но и принуждали креститься свою самурайскую дружину и крестьян. Дело пошло споро, и вскоре почти все население острова Кюсю обратилось в христианство. Учение Христа распространилось и на главный остров - Хонсю, проникая во все слои общества. Влияние миссионеров на жизнь страны было огромным.
Спустя столетие, власти запретили, а затем и искоренили христианство, пройдя путь от восторженного преклонения до жесточайших гонений. Если вначале правители Японии даже выражали намерение обратить в христианскую веру все население страны, то впоследствии специально созданная секта пропускала через «врата очищения» всех подозреваемых в принадлежности к чужеземной религии, заставляя людей попирать ногами распятие или особые таблички с образом Христа и Девы Марии. Тех, кто упорствовал, сжигали на костре, распинали, подвергали мучительным пыткам. Кульминацией гонений явилось подавление крестьянского восстания в Симабаре (1637 г.), проходившего под христианскими лозунгами. Впрочем, углубляться в подробности значило бы лишить читателя радости первооткрывательства, ибо в романе Эндо с точностью, близкой к документальной, воспроизводятся эпизоды истории христианизации страны. Позиции и доводы противостоящих сторон ясно изложены в их теоретических диспутах. Добавим лишь, что за столетие, прошедшее с 1597 года, когда Япония содрогнулась, узнав о казни двадцати шести мучеников, распятых на холмах Нагасаки, и до 1697 года, отмеченного последней расправой над подвижниками веры в провинции Мино, в стране погибло около четырех тысяч христиан. Но и после этого христианство в Японии продолжало свое существование - в маленьких подпольных общинах, где религиозные обряды совершались в глубокой тайне. Запрет был снят только в 1865 году незадолго до Реставрации Мэйдзи1.
Причины столь резкой перемены в отношении к христианству заключались в том, что иноземное присутствие и влияние в стране стало чрезмерным. Предприимчивость святых отцов, не знавшая предела, вела к фактической колонизации Японии. Однако правительство не желало подобной участи для своей страны. Меры были приняты самые радикальные: не ограничиваясь сведением счетов с католическими падре, японцы пошли дальше, провозгласив лозунг самоизоляции. Вплоть до середины XIX века смертная казнь грозила любому японцу, который пытался покинуть пределы страны, любому иностранцу, если он ступал на ее землю. В единственной фактории, которая была оставлена в Нагасаки для связей с внешним миром, голландские купцы жили фактически под домашним арестом, в атмосфере подозрительности и страха. Ничто, даже немалые выгоды, которые сулила зародившаяся международная торговля, не поколебало решимости правительства «закрыть» страну, чтобы уберечь ее от христианской заразы. Островное положение Японии способствовало успеху политики самоизоляции.
Искоренение христианства в Японии, происходившее жестоко и последовательно, стало одним из самых трагических эпизодов во всей многовековой истории этого вероучения. Гонители японских христиан не столько стремились наказать верующих, сколько вырвать у них отречение. Дело в том, что обычная казнь - обезглавливание, сожжение на костре, распятие на кресте - лишь приумножала славу мучеников, которые шли на смерть, как на праздник, распевая религиозные гимны, сопровождаемые людскими толпами. Чтобы вынудить еретиков к раскаянию, изобретались все новые и новые изощренные и мучительные истязания. Например, при сожжении дрова раскладывались на некотором отдалении от жертв, так, что страдальцы как бы поджаривались на медленном огне. Существовали и другие страшные пытки - «водяной крест», «яма»...
Обо всем этом вы узнаете из романа «Молчание».
Историческая драма завершилась, но интерес к этому периоду не угасает. Судьба христианства в Японии не только трагична, но и загадочна. Какова была бы его участь, не подвергнись оно гонениям? Над этим размышляют историки и богословы, философы и писатели, однако убедительного ответа пока не дано. Да и возможен ли он вообще? Проблема чрезвычайно сложна, слишком многое необходимо учитывать при ее решении. Но ясно одно, активная борьба с христианством нарушила естественный ход событий, а отсюда следует, что ответ может быть только предположительным.
Сам Эндо отвечает на вопрос о том, как могла сложиться при благоприятных условиях судьба японского христианства, однозначно: «Не гонения и казни уничтожили христианство. Оно умерло, потому что не может здесь выжить...» В подтверждение своей мысли Эндо находит впечатляющий образ: Япония - трясина, в ней не могут укорениться «саженцы» христианства.
Другими словами, декларируется невосприимчивость японцев к христианству. Речь идет о своего рода духовной аллергии, которую можно сопоставить с несовместимостью некоторых групп крови. Однако весь культурно - исторический опыт страны свидетельствует о необычайной способности японцев к усвоению инородного. Образно говоря, у японцев такая «группа крови», которая позволяет организму без всякого ущерба взаимодействовать с донорской кровью любой группы. Это подтверждается обилием заимствований в сфере духовной, не говоря уже о материальной. Достаточно вспомнить такие важнейшие моменты, как, например, освоение китайской иероглифической письменности, состоявшееся, кстати, вопреки системе японского языка, или мирное сосуществование буддизма с исконными японскими верованиями - религией синто.
Похоже, в истории страны не найти примера явного неприятия какого-либо феномена инокультурной традиции. Почему же предполагается, что христианство могло бы стать исключением?
Многое прояснится, если взглянуть на проблему с другой стороны: то есть надо искать причину не в «почве» Японии, не в самих «саженцах» (религиозном учении), но также и в тех методах, которыми пользовались «садовники».
Эндо полагает, что миссионеры не учли в должной мере местные условия, в частности, не поняли того, что японскому религиозному сознанию ближе идея сострадания, идея всепрощающей материнской любви, тогда как идея некоей верховной силы, карающей за грехи, в душе японца отклика найти не может. А из этого вполне очевидно следует, что неудачи миссионеров были предопределены - не столько «аллергией» японцев, сколько тактическими просчетами европейцев. Но как же быть с триумфами веры на протяжении целого столетия? И тут все непросто. Эндо считает, что японцы просто сумели приспособить чуждое вероучение к своим нуждам, что они верили не в христианского Бога, а в собственное творение, расправившись с Богом, как «паук с попавшейся бабочкой, они высосали из него плоть и кровь, оставив безжизненный остов»...
Р оман «Молчание» имеет сегодня мировую известность. Уже два десятилетия его читают в переводах на английский, французский, испанский, норвежский, польский и другие языки. Автор романа Сюсаку Эндо - лауреат многих литературных премий Японии - пользуется репутацией одного из самых блестящих прозаиков современности. Его называют «японским Грэмом Грином».
Роман «Молчание» основан на реальных событиях середины XVII века, когда японские власти, искореняя новую религию, обрушили жесточайшие гонения на христиан. Три молодых португальских священника, прекрасно сознавая, чем рискуют, пробираются в эту грозную, наглухо закрытую для иноземцев страну, чтобы опровергнуть слухи о позорном отступничестве их учителя, падре Феррейры, и продолжить в Японии тайную проповедь христианства.
Громковская Л.
О романе «Молчание» и его авторе.
Роман «Молчание» имеет сегодня мировую известность. Уже два десятилетия его читают в переводах на английский, французский, испанский, норвежский, польский и другие языки. Автор романа Сюсаку Эндо (род. в 1923 г.) - лауреат многих литературных премий Японии - пользуется репутацией одного из самых блестящих прозаиков современности. Его называют «японским Грэмом Грином».
Русскоязычный писатель приобщился к знакомству с нашумевшим произведением с большим опозданием, однако имя Эндо стало известно у нас еще в 60-е годы, когда на русский язык был переведен его антивоенный роман «Море и яд». За ним последовали остросоциальные повести «Супружеская жизнь» и «Женщина, которую я бросил», рассказы «В больнице Журден» и «Младшая сестра». Все они были восприняты с интересом, имели успех. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что их перевели на многие языки народов нашей страны: «Супружеская жизнь» выходила на узбекском, литовском, казахском; «Женщина, которую я бросил» - на литовском и латышском, а роман «Море и яд» - на эстонском, армянском и грузинском языках.
И все же только публикацию «Молчание» правомерно назвать настоящим знакомством с прославленным писателем. Дело в том, что Сюсаку Эндо, пробовавший себя в разных литературных жанрах, отразивший широкий спектр проблем бытия, доминирующей темой своего творчества считает историю проникновения христианства в Японию. И именно в этом своем качестве Эндо до самого недавнего времени был неизвестен нашему читателю. Теме японского христианства посвящены, кроме «Молчания», роман «Самурай», драма «Золотая страна», рассказ «Ундзэн» и многие другие произведения.
Христианизация Японии - одна из самых драматических страниц в истории страны. Точкой отсчета, началом этого процесса считается 1549 год, когда в Японии прозвучала первая проповедь: ее произнес в Кагосиме (городе на южной оконечности острова Кюсю) иезуит Франциск Ксавье, глава португальской миссии, прибывшей в Страну восходящего солнца для насаждения в ней христианства. С первых же шагов христианство оказалось самым тесным образом связанным с островом Кюсю. Местные феодалы из прибрежных княжеств, понявшие выгоды заморской торговли, не только сами со рвением исповедовали новую веру, но и принуждали креститься свою самурайскую дружину и крестьян. Дело пошло споро, и вскоре почти все население острова Кюсю обратилось в христианство. Учение Христа распространилось и на главный остров - Хонсю, проникая во все слои общества. Влияние миссионеров на жизнь страны было огромным.
Спустя столетие, власти запретили, а затем и искоренили христианство, пройдя путь от восторженного преклонения до жесточайших гонений. Если вначале правители Японии даже выражали намерение обратить в христианскую веру все население страны, то впоследствии специально созданная секта пропускала через «врата очищения» всех подозреваемых в принадлежности к чужеземной религии, заставляя людей попирать ногами распятие или особые таблички с образом Христа и Девы Марии. Тех, кто упорствовал, сжигали на костре, распинали, подвергали мучительным пыткам. Кульминацией гонений явилось подавление крестьянского восстания в Симабаре (1637 г.), проходившего под христианскими лозунгами. Впрочем, углубляться в подробности значило бы лишить читателя радости первооткрывательства, ибо в романе Эндо с точностью, близкой к документальной, воспроизводятся эпизоды истории христианизации страны. Позиции и доводы противостоящих сторон ясно изложены в их теоретических диспутах. Добавим лишь, что за столетие, прошедшее с 1597 года, когда Япония содрогнулась, узнав о казни двадцати шести мучеников, распятых на холмах Нагасаки, и до 1697 года, отмеченного последней расправой над подвижниками веры в провинции Мино, в стране погибло около четырех тысяч христиан. Но и после этого христианство в Японии продолжало свое существование - в маленьких подпольных общинах, где религиозные обряды совершались в глубокой тайне. Запрет был снят только в 1865 году незадолго до Реставрации Мэйдзи
Сюсаку Эндо
Молчание
Пролог
Римская курия получила поразительное сообщение: посланец португальского ордена иезуитов Кристован Феррейра отрекся от веры после пытки «ямой» в Нагасаки. Тридцать три года он прожил в Японии, возглавляя иезуитскую общину, вдохновляя своим примером священников и верующих мирян. Выдающийся богослов, Феррейра сумел в самый разгар гонений на христиан проникнуть в край Камигата, чтобы нести туда Слово Божие. Письма его всегда дышали неколебимой верой и мужеством, Немыслимо, чтобы такой человек стал отступником, предал Церковь. А потому и в Риме, и в Лиссабоне сочли сообщение ложью, гнусным наветом еретиков - голландцев и японцев.
Разумеется, из посланий миссионеров в Риме было известно, как обстоит дело с распространением христианства в Японии, Начиная с 1587 года Хидэёси, верховный правитель Японии, ранее поощрявший христианство, принялся искоренять веру Христову: в Нагасаки сожгли на костре двадцать шесть мучеников - католических миссионеров и верующих японцев. По всей стране христиан изгоняли из жилищ, пытали, предавали мучительной казни. Гонения продолжил сёгун Токугава
В 1614 году издавший указ об изгнании за пределы страны всех христианских священников.
По сообщениям миссионеров, в течение двух дней - шестого и седьмого октября означенного года - в местечко Кибати на острове Кюсю свезли более семидесяти священнослужителей, в том числе японцев, и, силой затолкав их в семь китайских джонок, отплывавших в Макао и Манилу, навсегда выслали из страны. Лил дождь, серое море было неспокойно; джонки покинули бухту и, обогнув мыс, скрылись за горизонтом.
Но, несмотря на указ, тридцать семь миссионеров, не в силах бросить свою паству на произвол судьбы, тайно остались в Японии. В их числе был и Феррейра. В своих донесениях, которые он по-прежнему часто посылал отцам ордена, Феррейра сообщал о новых и новых казнях оставшихся миссионеров. Сохранилось его послание, отправленное из Нагасаки двадцать второго марта 1632 года апостолическому делегаторию Андреасу Бармейро. В нем содержится исчерпывающее описание обстановки в Японии в те годы.
«В предыдущем послании к Вашему преосвященству я обрисовал тяжелое положение здешней христианской общины. Теперь пишу Вам о последующих событиях - это новые гонения, притеснения, страдания. Сперва поведаю о судьбе, постигшей Бартоломео Гутьерреса, Франсиско де Хесуса, Висенте де Сан-Антонио (все трое - братья ордена святого Августина), а также Антонио Исиду, брата нашего ордена иезуитов, и Габриэля де Санта-Маддалена, францисканца. Губернатор города Нагасаки, Унэмэ Такэнака, пытался принудить их отречься от веры, дабы надругаться над нашим святым учением и тем самым подорвать мужество верующих. Однако вскоре он понял, что уговорами невозможно поколебать стойкость святых отцов. Тогда он решил прибегнуть к другому средству - а именно подвергнуть их пытке в кипящем серном источнике на вулкане Ундзэн.
Глава 1.
Слава Христу!
Как я уже писал Вашему преосвященству, девятого октября прошлого года мы прибыли в Гоа, а первого мая сего года - в Макао, но в трудном плавании товарищ наш Жоан де Санта-Марта занемог и страдает от частых приступов лихорадки, так что только мы двое - Гаррпе и я - удостоились радушного приема в здешней академии, приема, который помог нам снова воспрянуть духом.
Прискорбно лишь, что ректор академии падре Валиньяно, живущий здесь уже десять лет, сначала решительно воспротивился нашему стремлению отбыть в Японию. Беседуя с нами в своем кабинете, из окон которого открывается вид на гавань, он сказал:
Отныне нужно отказаться от посылки миссионеров в Японию. Для португальских кораблей плавание теперь крайне затруднено: на пути в Японию их подстерегают бесчисленные опасности.
Глава 2.
Pax Christi! Слава Христу!
Не знаю, как рассказать Вам на нескольких листках бумаги обо всем, что случилось с нами за эти два месяца. К тому же положение таково, что неизвестно, попадет ли в конечном итоге это письмо в руки Вашего преосвященства. И все же не могу не писать, чувствую, что просто обязан это сделать.
После отплытия нам благоприятствовала на редкость хорошая погода. Небо было ясным и чистым, над волнами мелькали стайки летучих рыбок, сверкавшие серебром. Каждое утро мы с Гаррпе благодарили Господа за спокойное плавание. Но вскоре налетел первый шторм. Это случилось в ночь на шестое мая. Подул юго-восточный ветер. Опытные матросы убрали все паруса, кроме одного. Ночью, однако, пришлось опустить и его, вверив нашу джонку ветру и волнам, но вскоре в носовой части образовалась течь, сквозь которую стала проникать вода. Почти до рассвета все трудились не покладая рук - затыкали щель парусиной, вычерпывали воду.
На рассвете буря наконец улеглась. Все - и матросы, и мы с Гаррпе - совершенно без сил неподвижно лежали между ящиками с провиантом, устремив глаза в небо, по которому плыли на восток темные, набухшие влагой тучи. В эти минуты мне вспомнился святой Франциск Ксавье, восемьдесят лет назад плывший в Японию, преодолевая неизмеримо большие трудности. Наверное, он, как и мы, смотрел после шторма в такое же мутное, белое, как молоко, предрассветное небо. И не только он... Многие годы сотни миссионеров, обогнув Африку, миновав берега Индии, пересекали это море, чтобы посеять семена нашей веры в Японии. Епископ Серкейра, падре Балинья, Органтино, Гомес, Памелио, Лопес, Грегорио... - всех не перечесть. Немало из их числа погибло уже у самых берегов Японии, упокоившись на дне морском вместе с затонувшим судном, как, например, преподобный Жиль де ла Матта. Что вело их вперед, через такие мучения? Что вдохнуло в их душу страстную волю? Теперь я их понимаю. Все они вглядывались в такое же мутное небо, в плывущие на восток темные тучи. О чем они думали в те минуты? И это я знаю отныне...
Глава 3.
Японцы сказали, что в июне здесь начнется дождливый сезон. Целый месяц непрерывно льет дождь. Говорят, что с началом дождей правительственный надзор немного ослабевает, и мы намерены использовать это время, чтобы обойти окрестности в поисках христиан. Хочется, чтобы они узнали, что церковь не забыла японских верующих.
Никогда еще я не сознавал столь отчетливо, какого высокого смысла исполнена миссия проповедника - смысла, ради которого стоит жить на этом свете. Японские христиане подобны сейчас судну, носящемуся без руля и без ветрил по бурному морю. Лишенные пастырей, что вдохнули бы мужество в их души, они, совсем отчаявшись, блуждают во мраке.
Вчера опять целый день лил дождь, хотя сезон дождей еще не наступил. С утра и до вечера мы слушаем унылый шелест дождя в листве деревьев. Время от времени деревья содрогаются, шумно стряхивая с себя воду, и всякий раз при этом мы с Гаррпе испуганно приникаем к маленькой щелке в двери - но нет, это всего лишь ветер. В душах наших рождается чувство, похожее на гнев: как долго будет продолжаться такая жизнь?.. Да, нервы наши напряжены до предела. Мы сделались нетерпимыми друг к другу, и любой пустяковый промах товарища невольно вызывает раздражение.
Расскажу подробнее о христианах деревни Томоги. Это бедные крестьяне, которые едва сводят концы с концами, выращивая на крохотных полях батат и пшеницу. Рисовых заливных полей здесь нет. При виде обработанных амфитеатром участков, нависающих над пропастями, испытываешь не столько восторг перед трудолюбием этих несчастных тружеников, сколько мучительную жалость и сострадание к их горестной, полуголодной жизни. И при такой нищете губернатор Нагасаки взимает с них невыносимо жестокую подать. На протяжении веков эти крестьяне трудились поистине словно рабочий скот - и как скот умирали. И если вера наша распространилась в этом краю столь же быстро, сколь влага впитывается в пересохшую почву, то лишь потому, что она даровала истерзанному народу теплоту сострадания и участия. Доброта наших миссионеров растопила лед их сердец.
Глава 4.
Сегодня опять, кажется, появилась возможность написать Вам. Как я уже сообщал в предыдущем письме, когда я вернулся с Гото, власти проводили в деревне обыск, но мы с Гаррпе по-прежнему целы и невредимы - при мысли об этом не могу от всего сердца не возблагодарить Господа.
К счастью, еще до прибытия чиновников «отцы» распорядились спрятать все иконы, распятия и тому подобные предметы. Вот когда показала себя их община! Все крестьяне с невозмутимым видом работали в поле, а наш знакомый «старейшина» невразумительно отвечал на вопросы, притворяясь совершеннейшим дураком. Крестьянская смекалка научила его прикидываться простофилей перед притеснителями. После долгих препирательств чиновники, отчаявшись и убедившись, что толку все равно не добьются, покинули деревню.
Рассказывая нам об этом, Итидзо и О-Мацу гордо улыбались. В их лицах была хитринка, свойственная людям, привычным к постоянному гнету.
Вот только до сих пор не могу понять, кто донес властям о нашем существовании? Вряд ли это кто-нибудь из крестьян Томоги, хотя сами крестьяне мало-помалу начинают относиться друг к другу с подозрением. Боюсь, не повредит ли это их спаянности.