Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати.
Песня
Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года.
Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости выстроены были в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными подданными. В 1772 году произошло возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиение Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирение бунта картечью и жестокими наказаниями.
Это случилось несколько времени перед прибытием моим в Белогорскую крепость. Все было уже тихо или казалось таковым; начальство слишком легко поверило мнимому раскаянию лукавых мятежников, которые злобствовали втайне и выжидали удобного случая для возобновления беспорядков.
Обращаюсь к своему рассказу.
Однажды вечером (это было в начале октября 1773 года) сидел я дома один, слушая вой осеннего ветра и смотря в окно на тучи, бегущие мимо луны. Пришли меня звать от имени коменданта. Я тотчас отправился. У коменданта нашел я Швабрина, Ивана Игнатьича и казацкого урядника. В комнате не было ни Василисы Егоровны, ни Марьи Ивановны. Комендант со мною поздоровался с видом озабоченным. Он запер двери, всех усадил, кроме урядника, который стоял у дверей, вынул из кармана бумагу и сказал нам: «Господа офицеры, важная новость! Слушайте, что пишет генерал». Тут он надел очки и прочел следующее:
«Господину коменданту Белогорской крепости
капитану Миронову.
По секрету.
Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев , учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III , собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно и к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению».
– Принять надлежащие меры! – сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу. – Слышь ты, легко сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.) Однако делать нечего, господа офицеры! Будьте исправны, учредите караулы да ночные дозоры; в случае нападения запирайте ворота да выводите солдат. Ты, Максимыч, смотри крепко за своими казаками. Пушку осмотреть да хорошенько вычистить. А пуще всего содержите все это в тайне, чтоб в крепости никто не мог о том узнать преждевременно.
Раздав сии повеления, Иван Кузмич нас распустил. Я вышел вместе со Швабриным, рассуждая о том, что мы слышали. «Как ты думаешь, чем это кончится?» – спросил я его. «Бог знает, – отвечал он, – посмотрим. Важного покамест еще ничего не вижу. Если же…» Тут он задумался и в рассеянии стал насвистывать французскую арию.
А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Аудиокнига
Несмотря на все наши предосторожности, весть о появлении Пугачева разнеслась по крепости. Иван Кузмич, хоть и очень уважал свою супругу, но ни за что на свете не открыл бы ей тайны, вверенной ему по службе. Получив письмо от генерала, он довольно искусным образом выпроводил Василису Егоровну, сказав ей, будто бы отец Герасим получил из Оренбурга какие-то чудные известия, которые содержит в великой тайне. Василиса Егоровна тотчас захотела отправиться в гости к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной.
Иван Кузмич, оставшись полным хозяином, тотчас послал за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.
Василиса Егоровна возвратилась домой, не успев ничего выведать от попадьи, и узнала, что во время ее отсутствия было у Ивана Кузмича совещание и что Палашка была под замком. Она догадалась, что была обманута мужем, и приступила к нему с допросом. Но Иван Кузмич приготовился к нападению. Он нимало не смутился и бодро отвечал своей любопытной сожительнице: «А слышь ты, матушка, бабы наши вздумали печи топить соломою; а как от того может произойти несчастие, то я и отдал строгий приказ впредь соломою бабам печей не топить, а топить хворостом и валежником». – «А для чего ж было тебе запирать Палашку? – спросила комендантша. – За что бедная девка просидела в чулане, пока мы не воротились?» Иван Кузмич не был приготовлен к таковому вопросу; он запутался и пробормотал что-то очень нескладное. Василиса Егоровна увидела коварство своего мужа; но, зная, что ничего от него не добьется, прекратила свои вопросы и завела речь о соленых огурцах, которые Акулина Памфиловна приготовляла совершенно особенным образом. Во всю ночь Василиса Егоровна не могла заснуть и никак не могла догадаться, что бы такое было в голове ее мужа, о чем бы ей нельзя было знать.
На другой день, возвращаясь от обедни, она увидела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки тряпички, камушки, щепки, бабки и сор всякого рода, запиханный в нее ребятишками. «Что бы значили эти военные приготовления? – думала комендантша, – уж не ждут ли нападения от киргизцев? Но неужто Иван Кузмич стал бы от меня таить такие пустяки?» Она кликнула Ивана Игнатьича, с твердым намерением выведать от него тайну, которая мучила ее дамское любопытство.
Василиса Егоровна сделала ему несколько замечаний касательно хозяйства, как судия, начинающий следствие вопросами посторонними, дабы сперва усыпить осторожность ответчика. Потом, помолчав несколько минут, она глубоко вздохнула и сказала, качая головою: «Господи боже мой! Вишь какие новости! Что из этого будет?»
– И, матушка! – отвечал Иван Игнатьич. – Бог милостив: солдат у нас довольно, пороху много, пушку я вычистил. Авось дадим отпор Пугачеву. Господь не выдаст, свинья не съест!
– А что за человек этот Пугачев? – спросила комендантша.
Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и закусил язык. Но уже было поздно. Василиса Егоровна принудила его во всем признаться, дав ему слово не рассказывать о том никому.
Василиса Егоровна сдержала свое обещание и никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями.
Вскоре все заговорили о Пугачеве. Толки были различны. Комендант послал урядника с поручением разведать хорошенько обо всем по соседним селениям и крепостям. Урядник возвратился через два дня и объявил, что в степи верст за шестьдесят от крепости видел он множество огней и слышал от башкирцев, что идет неведомая сила. Впрочем, не мог он сказать ничего положительного, потому что ехать далее побоялся.
В крепости между казаками заметно стало необыкновенное волнение; во всех улицах они толпились в кучки, тихо разговаривали между собою и расходились, увидя драгуна или гарнизонного солдата. Посланы были к ним лазутчики. Юлай, крещеный калмык, сделал коменданту важное донесение. Показания урядника, по словам Юлая, были ложны: по возвращении своем лукавый казак объявил своим товарищам, что он был у бунтовщиков, представлялся самому их предводителю, который допустил его к своей руке и долго с ним разговаривал. Комендант немедленно посадил урядника под караул, а Юлая назначил на его место. Эта новость принята была казаками с явным неудовольствием. Они громко роптали, и Иван Игнатьич, исполнитель комендантского распоряжения, слышал своими ушами, как они говорили: «Вот ужо тебе будет, гарнизонная крыса!» Комендант думал в тот же день допросить своего арестанта; но урядник бежал из-под караула, вероятно при помощи своих единомышленников.
Новое обстоятельство усилило беспокойство коменданта. Схвачен был башкирец с возмутительными листами. По сему случаю комендант думал опять собрать своих офицеров и для того хотел опять удалить Василису Егоровну под благовидным предлогом. Но как Иван Кузмич был человек самый прямодушный и правдивый, то и не нашел другого способа, кроме как единожды уже им употребленного.
«Слышь ты, Василиса Егоровна, – сказал он ей покашливая. – Отец Герасим получил, говорят, из города…» – «Полно врать, Иван Кузмич, – перервала комендантша, – ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать об Емельяне Пугачеве; да лих , не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, – сказал он, – коли ты уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». – «То-то, батька мой, – отвечала она, – не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».
Мы собрались опять. Иван Кузмич в присутствии жены прочел нам воззвание Пугачева, писанное каким-нибудь полуграмотным казаком. Разбойник объявлял о своем намерении идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае. Воззвание написано было в грубых, но сильных выражениях и должно было произвести опасное впечатление на умы простых людей.
– Каков мошенник! – воскликнула комендантша. – Что смеет еще нам предлагать! Выдти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?
– Кажется, не должно бы, – отвечал Иван Кузмич. – А слышно, злодей завладел уж многими крепостями.
– Видно, он в самом деле силен, – заметил Швабрин.
– А вот сейчас узнаем настоящую его силу, – сказал комендант. – Василиса Егоровна, дай мне ключ от анбара. Иван Игнатьич, приведи-ка башкирца да прикажи Юлаю принести сюда плетей.
– Постой, Иван Кузьмич, – сказала комендантша, вставая с места. – Дай уведу Машу куда-нибудь из дому; а то услышит крик, перепугается. Да и я, правду сказать, не охотница до розыска. Счастливо оставаться.
Пытка, в старину, так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ , уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, – мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые. Итак, приказание коменданта никого из нас не удивило и не встревожило. Иван Игнатьич отправился за башкирцем, который сидел в анбаре под ключом у комендантши, и через несколько минут невольника привели в переднюю. Комендант велел его к себе представить.
Башкирец с трудом шагнул через порог (он был в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей. Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! – сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году . – Да ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах. Ты, знать, не впервой уже бунтуешь, коли у тебя так гладко выстрогана башка. Подойди-ка поближе; говори, кто тебя подослал?»
Старый башкирец молчал и глядел на коменданта с видом совершенного бессмыслия. «Что же ты молчишь? – продолжал Иван Кузмич, – али бельмес по-русски не разумеешь? Юлай, спроси-ка у него по-вашему, кто его подослал в нашу крепость?»
Юлай повторил на татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выражением и не отвечал ни слова.
– Якши , – сказал комендант, – ты у меня заговоришь. Ребята! сымите-ка с него дурацкий полосатый халат, да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его!
Два инвалида стали башкирца раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверок, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок.
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.
Все были поражены. «Ну, – сказал комендант, – видно, нам от него толку не добиться. Юлай, отведи башкирца в анбар. А мы, господа, кой о чем еще потолкуем».
Мы стали рассуждать о нашем положении, как вдруг Василиса Егоровна вошла в комнату, задыхаясь и с видом чрезвычайно встревоженным.
– Что это с тобою сделалось? – спросил изумленный комендант.
– Батюшки, беда! – отвечала Василиса Егоровна. – Нижнеозерная взята сегодня утром. Работник отца Герасима сейчас оттуда воротился. Он видел, как ее брали. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда.
Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева. Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.
– Послушайте, Иван Кузмич! – сказал я коменданту. – Долг наш защищать крепость до последнего нашего издыхания; об этом и говорить нечего. Но надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога еще свободна, или в отдаленную, более надежную крепость, куда злодеи не успели бы достигнуть.
Иван Кузмич оборотился к жене и сказал ей: «А слышь ты, матушка, и в самом деле, не отправить ли вас подале, пока не управимся мы с бунтовщиками?»
– И, пустое! – сказала комендантша. – Где такая крепость, куда бы пули не залетали? Чем Белогорская ненадежна? Слава богу, двадцать второй год в ней проживаем. Видали и башкирцев и киргизцев: авось и от Пугачева отсидимся!
– Ну, матушка, – возразил Иван Кузмич, – оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам делать? Хорошо, коли отсидимся или дождемся сикурса ; ну, а коли злодеи возьмут крепость?
– Ну, тогда… – Тут Василиса Егоровна заикнулась и замолчала с видом чрезвычайного волнения.
– Нет, Василиса Егоровна, – продолжал комендант, замечая, что слова его подействовали, может быть, в первый раз в его жизни. – Маше здесь оставаться не гоже. Отправим ее в Оренбург к ее крестной матери: там и войска и пушек довольно, и стена каменная. Да и тебе советовал бы с нею туда же отправиться; даром что ты старуха, а посмотри, что с тобою будет, коли возьмут фортецию приступом.
– Добро, – сказала комендантша, – так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.
– И то дело, – сказал комендант. – Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чем свет ее и отправим, да дадим ей и конвой, хоть людей лишних у нас и нет. Да где же Маша?
– У Акулины Памфиловны, – отвечала комендантша. – Ей сделалось дурно, как услышала о взятии Нижнеозерной; боюсь, чтобы не занемогла. Господи владыко, до чего мы дожили!
Василиса Егоровна ушла хлопотать об отъезде дочери. Разговор у коменданта продолжался; но я уже в него не мешался и ничего не слушал. Марья Ивановна явилась к ужину бледная и заплаканная. Мы отужинали молча и встали из-за стола скорее обыкновенного; простясь со всем семейством, мы отправились по домам. Но я нарочно забыл свою шпагу и воротился за нею: я предчувствовал, что застану Марью Ивановну одну. В самом деле, она встретила меня в дверях и вручила мне шпагу. «Прощайте, Петр Андреич! – сказала она мне со слезами. – Меня посылают в Оренбург. Будьте живы и счастливы; может быть, господь приведет нас друг с другом увидеться; если же нет…» Тут она зарыдала. Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, – сказал я, – прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты.
Реферат студента гр. АК4-11 Журавлева Романа
г. Москва
Вступление
Ко второй половине 17 века крепостничество вступило в стадию своего зенита. Вслед за изданием Уложения 1649 года усилилась тенденция к самораскрепощению крестьян - стихийно и принимавшее порой угрожающее размеры бегство их на окраины: в Заволжье, Сибирь, на юг, в места казачьих поселений, возникших еще в 16 веке и теперь ставших центрами концентрации наиболее активных слоев несвободного населения. Государство, стоявшее на страже интересов господствующего класса феодалов, организовывало массовые розыски беглых и возвращало их прежним владельцам. В 50 - 60-х годах 17 века неудачные опыты казны, война России с Речью Посполитой за воссоединение Украины с Россией, усугубили назревавшее недовольство. Уже проницательные современники ясно видели существенные черты нового. Бунташный век - такою оценку давали они своему времени. В самом начале этого века страну потрясла первая Крестьянская война, достигшая наивысшего подьема в 1606-1607 гг. , когда во главе восставших -крестьян, холопов, городской бедноты - встал Иван Исаевич Болотников. С большим трудом и немалым напряжением сил феодалы подавили это массовое народное движение. Однако за ним последовали: выступление, возглавленное монастырским крестьянином Балашом; волнения в войсках под Смоленском; более 20 городских восстаний, прокатившихся в середине века по всей стране, начиная от Москвы (1648 г.); восстания в Новгороде и Пскове (1650 г.); медный бунт (1662 г.), местом действия которого вновь становится столица, и, наконец, Крестьянская война Степана Разина.
Восстание Емельяна Пугачева (1773-1775 гг.)
В крестьянской войне под предводительством Пугачёва принимало участие разнообразные слои тогдашнего населения России: крепостные крестьяне, казаки, различные нерусские нароности. Вот как Пушкин описывает Оренбургскую губернию, в которой и проходили события «Капитанской дочки». Сия обширная и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении. Крепости были выстроены в местах, признанных удобными, и заселены по большей части казаками, давнишними обладателями яицких берегов. Но яицкие казаки, долженствовавшие охранять спокойствие и безопасность сего края, с некоторого времени были сами для правительства неспокойными и опасными поданными. В 1772 году произошла возмущение в их главном городке. Причиною тому были строгие меры, предпринятые генерал-майором Траубенбергом, дабы привести войско к должному повиновению. Следствием было варварское убиения Траубенберга, своевольная перемена в управлении и, наконец, усмирении бунта картечью и жестокими наказаниями.
Вот описание Пугачёва, которое дает ему Пушкин: «... он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок ».
Надо сказать, что за несколько лет до появления Петра Федоровича¬ были волнения среди яицких казаков. В январе 1772 года здесь вспыхнуло восстание. Восстание было жестоко подавлено - это было эпилогом восстанию Пугачева. Казачество ждало случая, чтобы снова взяться за оружие. И случай представился.
22 ноября 1772 года Пугачев с попутчиком приехал в Яицкий городок и остановился в доме Дениса Степановича Пьянова. Там Пугачев по секрету раскрывается Пьянову в том, что он Петр третий.
Пугачев предлагает уйти от притеснений властей в турецкую область. Пьянов поговорил с хорошими людьми. Решили подождать до рождества, когда казаки соберутся на багренье. Тогда они и примут Пугачева. Но Пугачев был схвачен, его обвинили в том, что он хотел увести яицких казаков на Кубань. Пугачев все категорически отрицал. Пугачева отправили в Симбирск, оттуда в Казань, где в январе 1773 года посадили в тюрьму. Откуда Пугачев, опоив одного солдата и подговорив другого, сбежал. По моему мнению, начало «Капитанской дочки» как раз связано с тем периодом жизни Пугачёва, когда он возвращается из тюрьмы. В конце лета 1773 года Пугачев уже был дома у своего знакомого Оболяева. Возможно трактирщик в «Капитанской дочке» и есть Оболяев. Вот отрывок из повести, во время встречи трактирщика и Пугачева:
«Хозяин вынул из стаца штоф и стакан, подошел к нему и,взглянув ему в лицо
Эхе, - сказал он, - опять ты в нашем краю! Отколе бог принес?
Вожатый мой мигнул значительно и отвечал поговоркой: «В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камешком - да мимо. Ну а что ваши?»
Да что наши! - отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор. - Стали, было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.
Молчи, дядя, - возразил мой бродяга, - будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит...». Далее Пушкин от имени главного героя расшифровывает эту «воровскую речь»: «Я ничего не мог тогда понять из этого воровского разговора; но после уж догадался, что речь шла о делах Яицкого войска, в то время только что усмиренного после бунта 1772 года». Пребывание Емельяна Пугачева у Оболяева и посещение им Пьянова не остается без последствий. Пошли слухи, что государь находится у Пьянова в доме. Власти посылали для поимки опасного беглеца престойные команды, но всё было безуспешно.
Надо сказать, что вообще-то казакам было безразлично выступает ли перед ними подлинный император Петр Федорович или донской казак, принявший его имя. Важно было, что он становился знаменем в их борьбе за свои права и вольности, а кто он на самом деле - не все равно ли? Вот отрывок из разговора Пугачева и Гринева: «... - Или ты не веришь, что я великий государь? Отвечай прямо.
Я смутился: признать бродягу государем был не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком - было подвергнуть себя погибели; и то,на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне бесполезной хвастливостью... Я отвечал Пугачеву: «Слушай; скажу тебе всю правду. Рассуди,могу ли я в тебе признать государя? Ты человек смышленный: ты сам увидел бы, чо я лукавствую ».
Кто же я таков по твоему разумению?
Бог тебя знает; но кто бы ты ни был, ты шутишь опасную шутку.
Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь,- сказал он,- чтоб я был государь Петр Федорович? Ну добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька ». Смелость Пугачева, его ум стремительность, находчивость и энергия завоевали сердца всех, кто стремился сбросить с себя гнет крепостничества. Вот почему народ поддержал недавнего простого донского казака, а теперь лимператора Федора Алексеевича.
В самом начале войны при занятии Илецкого городка Пугачев впервые высказал своё мнение в отношении крестьян и дворян. Он говорил: "У бояр де села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами.Чьей собственностью должны были стать отобранные у бояр земли, было совершенно очевидно -собственностью тех, кто жил в лселах и деревнях,т.е. крестьян.Так уже в Илецком городке Пугачев заговорил о тех самых крестьянских выгодах, которые привлекут на его сторону всю чернь бедную,а о ней он никогда не забывал.Пока что Пугачев компенсировал дворянство жалованьем, но наступит время,и он призовет крестьянство лловить,казнить и вешать дворян.
Пугачев очень стремительно начал войну.В течение недели он захватил Гниловский, Рубежный, Генварцовский и другие форпосты. Захватил Илецкий городок,взял Рассыпную,Нижне-Озерную, Татищеву, Чернореченскую крепости.
Волна Крестьянской войны заливала всё новые и новые области. Война охватила Яик и Западную Сибирь, Прикамье и Поволжье, Урал и Заяицкие степи. А сам Третий император сколачивал свою Главную армию, создавал Государственную военную коллегию. Во всем войске вводились казацкие порядки, каждый считался казаком.
Можно сказать,что 22 марта начался второй этап Крестьянской войны - начало конца армии Пугачева.Этого числа в бою с войсками генерала Голицина под Татищевой крепостью Пугачев был разбит. В плен попали видные соратники Пугачева: Хлопуша, Подуров, Мясников,Почиталин, Толкачевы.Под Уфой потерпел поражение и попал в плен Зарубин-Чека.Через несколько дней войска Голицина вступили в Орнбург. Бой под Сакмарским городком 1 апреля закончился новым поражением Пугачева. С отрядом в 500 казаков, работных людей,башкир и татар Пугачев ушел на Урал.Но Пугачев не унывал,как он сам говорил: Народу у меня как песку,я знаю,что чернь меня с радостью примет.И он был прав.В сражении в городе Оса Пугачев получил поражение от войск Михельсона.Начался третий, последний этап крестьянской войны. «Пугачев бежал,но бегство его казалось нашествием» (А.С.Пушкин)
28 июля Пугачев обратился к народу с манифестом, в котором жаловал всех крестьян вольностью и свободой и вечно казаками, землями и угодьями, освобождал от рекрутской повинности и каких-либо налогов и податей призывал расправляться с дворянами, и обещал тишину и спокойную жизнь. В этом манифесте отразился крестьянский идеал - земля и воля. Всё Поволжье колыхало пожарищем Крестьянской войны.
12 августа на реке Пролейке войска Пугачева одержали победу над правительственными войсками - это была последняя победа восставших.
Среди казаков зрел заговор. Душой заговора являлись Творогов, Чумаков, Железнов, Федульев, Бурнов.Они совсем не думали о простом народе и «чернь содержали в презрении» .Их мечты стать первым сословием в государстве развеялись как дым.Надо было думать о собственном спасении, а сделать это было возможно ценой выдачи Пугачева.
Основа повести «Капитанская дочка» А. С. Пушкина - события, произошедшие в 1773-1774 гг. Автор изображает крестьянское восстание, которое возглавил Емельян Пугачев.
Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка». Краткое содержание книги
Для более глубокого понимания того образа, который был воссоздан гениальным писателем, обратимся к основным моментам книги.
Молодой дворянин Петр Гринев отправляется служить в Он знакомится с дочкой капитана, Марией Мироновой, в которую позднее влюбляется. Петр дружит с офицером Швабриным, также влюбленным в капитанскую дочку. Между молодыми людьми происходит дуэль, в ходе которой Гринев получил сильное ранение. Мария и Петр любят друг друга, но родители недовольны выбором сына.
Захватывает крепость, погибают родители Маши, которая прячется у попадьи. Швабрин пытается вынудить Марию выйти за него замуж. Петр освобождает девушку и попадает под арест. Мария отправляется в Петербург и спасает своего жениха. Гринева освобождают. Молодые люди становятся счастливыми мужем и женой.
Примерно так выглядело бы краткое содержание повести, если бы в ней не было Емельяна Пугачева. Не сказано ни слова об этом персонаже, и, казалось бы, суть повествования не нарушена.
Каков же образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка»? В сокращении, передавая только краткое содержание, трудно рассказать об этом герое. Портрет Пугачева наиболее полно прорисовывается во время встреч с Гриневым, которые, по сути, могли быть оформлены в отдельное произведение.
Четыре встречи Гринева с Пугачевым
Как уже говорилось выше, Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка» раскрывается в ходе четырех встреч с Гриневым.
Первая встреча определила ход их дальнейших взаимоотношений. Пугачев вывел Гринева из степи во время бурана. Петр думал, что его провожатый - простой путник. Он отдал Пугачеву заячий тулуп, что и положило начало отношениям, основанным на христианских понятиях.
Вторая встреча этих персонажей происходит в Белогорской крепости, которую заняли повстанцы. Пугачев узнал в дворянине молодого человека, подарившего ему в благодарность тулуп. Гринев отказался присягнуть атаману, чувство долга перед отечеством оказалось выше страха за собственную жизнь. Об этом Петр откровенно говорит Пугачеву, интуитивно чувствуя, что у самозванца есть свои понятия о чести и долге.
Шокирующее впечатление произвело на Гринева заседание военного совета. Было видно, что со своей «свитой» самозванец общается на равных. Отношения между всеми присутствующими, скорее, походили на дружеские. Больше всего Петра потрясло исполнение участниками «заседания» песни о виселице. Казалось, все присутствующие, в том числе Пугачев, понимают исход своей судьбы.
Третья встреча двух героев повести произошла, когда Гринев воевал против самозванца в Оренбурге и получил весточку от Маши, которая написала ему о том, что Швабрин вынуждает ее обвенчаться с ним. Петруша поспешил на помощь девушке, но по дороге его остановили посты Пугачева и отправили к самозванцу. Емельян узнал Гринева и тепло поприветствовал. К счастью Петра, в силу снова вступили его дружеские отношения с Пугачевым, и самозванец оказал помощь Гриневу в освобождении любимой, как только услышал, что обижают сироту.
Даже Швабрин не помешал благородному поступку атамана, сообщив Пугачеву, что Мария - дочь Миронова. Емельян рассердился, что от него был скрыт этот факт, но откликнулся на призыв Гринева отпустить его и сироту.
Последняя встреча молодого дворянина с атаманом состоялась во время казни последнего. Пугачев узнал своего друга, кивнул ему, а спустя мгновение его мертвая голова была выставлена напоказ.
Сочинение на тему «Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка» часто воспринимается учениками как довольно простое. Однако данный персонаж настолько сложен и многогранен, что более углубленный анализ приводит учащихся к непростым выводам, вызванным многогранностью личности Пугачева. Так, например, он показывает себя беспощадным в отношении родителей Маши Мироновой, но к ней проявляет великодушие.
Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка». Отношение автора к герою
Емельян Пугачев на страницах книги изображен Пушкиным не убийцей, показанным историками XVIII-XIX веков, а умным и смелым вожаком народа. Смекалистый, энергичный, способный вести за собой - таков образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка». Сочинение каждого школьника обязательно должно упоминать об этих качествах героя.
В отношении дворянского сословия и представителей власти Пугачев беспощаден, в их лице он видит врагов. Кровожадный, жестокий - эти черты также определяют образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка».
Сочинение об этом персонаже обязательно затрагивает тему убийства и его жены, с которыми самозванец обошелся беспощадно. Хладнокровие, с которым он убивает людей, поражает.
Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка» немного комичен. А. С. Пушкин изображает самозванца как простого казака. Речь его полна народными пословицами и поговорками. Он велит своим «ребятам» называть его царем-батюшкой. При этом в его отношениях с людьми отсутствует чинопочитание, и каждый может оспорить его мнение. Пугачев осознает, что обречен на погибель, и понимает, что его могут легко предать.
Пушкин симпатизирует Пугачеву, но за его иронией легко уловить насмешку над этим персонажем.
Национальный русский характер
Сочинение на тему «Образ Емельяна Пугачева в повести "Капитанская дочка"» обязательно должно содержать идею, которую выражает этот герой сказкой об орле и вороне. Самозванец считает, что лучше жить недолго, но достойно, чем существовать много лет, питаясь падалью.
Подчеркивая в этом герое ум, храбрость, смекалку, автор показывает лучшие русского народа.
Отношение Пушкина к крестьянскому восстанию
Образ Емельяна Пугачева в повести «Капитанская дочка», безусловно, наделен множеством положительных характеристик. Однако Пушкин вовсе не идеализирует этого героя. Автор повести негативно относится к разного рода кровопролитиям и отдает предпочтение реформам. Он называет русский бунт бессмысленным и беспощадным. Автор не ставил себе задачу показывать в своем произведении злодеяния бунтарей, а просто пытался воссоздать историю.
Пугачёв на страницах истории и в произведении Пушкина
Обратившись к работам историков, можно выяснить, что Пугачев - уроженец станицы Зимовейской Донской области. Его фамилия произошла от прозвища деда самозванца - Михаила Пугача.
В официальных исторических документах Пугачев характеризуется исключительно как вор, убийца и самозванец.
Однако Пушкин показал Емельяна Пугачева талантливым народным вождем. Он обратил внимание на другую сторону этой личности и, скорее всего, был прав, наделив его умом, энергичностью, харизмой, ведь не будь самозванец таковым, он не смог бы возглавить крестьянское восстание подобного масштаба.
Идея бунта в книге «Капитанская дочка» находит отголоски в романе Пушкина «Дубровский». Емельян Пугачев - более колоритная фигура, чем Владимир Дубровский. Тем не менее, оба героя - бунтари, вышедшие из разных сословий, но обладающие общими чертами «разбойничьего благородства».
Которому слава Гришки Отрепьева не давала покоя.
Правда, если быть последовательными, то разговор о русском народе следует начинать с . Это на редкость удивительный и целостный образ. Он с раннего детства воспитывал , а когда тот отправился в армию, Гринев-старший послал Савельича с ним. У стремянного не было собственной семьи и детей, и поэтому Савельич был искренне привязан к молодому Гриневу, и даже, как покажут дальнейшие события, готов был пойти за него на виселицу.
В повести есть еще одна крепостная – девка Палаша, помогавшая жене капитана по хозяйству. Девушка энергичная, расторопная. В суматохе, после гибели Мироновых, она несколько раз могла сбежать, и никто бы ее не хватился. Но она осталась около Маши, заботилась о ней, помогала ей во время болезни и заточения, как могла.
С Пугачевым главный герой повести познакомился в пути, во время вьюги. Он отличался острым умом, уверенностью в себе, везде был, как у себя дома. Острый, цепкий взгляд проводника еще в первую встречу поразил Гринева.
Вторая встреча Гринева с Пугачевым состоялась во время захвата крепости. В этом эпизоде Пугачев проявил жестокость в отношении к тем, кто отказывался присягать ему. Но эта жестокость нужна была ему, чтобы запугать остальных. Слава Гришки Отрепьева не давала ему покоя. Он хотел почувствовать себя царем всея Руси. Пугачев был крайне недоверчив. Понимая, что любой из его подчиненных, за исключением двух-трех человек, готов всадить ему нож в спину, все проверяет самолично. Например, когда застонала за перегородкой, он пошел лично убедиться в том, что там действительно лежит девушка, а не прячутся его преследователи.
Гринева поразило то обстоятельство, что «пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством!». Яркими представителями народа в этой повести можно назвать и соратников Пугачева. На Гринева глубокое впечатление произвела простонародная песня, которую они пели после застолья. Гринев понимал, что все эти люди, сидящие за столом, обречены на гибель. И при этом они пели о виселице. Пели выразительно, стройными голосами и с унылым выражением лица.
Ближайшими соратниками Пугачева, его «енералами», были беглый капрал Белобородов, второй – Афанасий Соколов, прозванный Хлопушей. Между ними было явное соперничество. И по замечанию Хлопуши, Белобородов отличался особой жестокостью.
Пугачев явно симпатизировал Гриневу за его великодушие, порядочность и искренность. Гринев тоже испытывал двойственные чувства к предводителю разбойников, виновного в гибели капитана Миронова, его жены и тех, кто отказался присягать. Но с другой стороны он сочувствовал разбойнику, потому что видел перед собой человека неглупого, способного на великодушные поступки, и в то же время честного. «Пугачев был ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня», — признается Гринев.
В повести Пушкин описывает отдельных представителей народа, не имеющих дворянского происхождения и воспитания. Казалось бы, они не должны обладать ни порядочностью, ни образованностью, ни культурой. Но, тем не менее, мы видим, что они способны на благородство и преданность, порой сильнее некоторых представителей дворянства. Недостаток грамотности у них компенсируется острым умом, жизненным опытом и сметливостью.
Простые люди чувствуют прекрасное не хуже представителей дворянства. Достаточно вспомнить пение разбойников. Да и разбойниками они стали не от хорошей жизни.
Но существует другой народ. Это стихийная масса людей, толпа. Она легко управляема. Какой магнетизм лидеров заставляет управлять толпой, изучается даже в наши дни. Пугачев был лидером толпы. Толпа опасна.
«Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный».
Надо полагать, что Пушкин, изучив архивные документы пугачевского бунта, и побывав в местах, где все это происходило, понял, как заблуждался, призывая к свержению самодержавия. Это тоже бунт в своем роде. Пушкин отказался от большинства своих юношеских идей. В одной из редакций повести «Капитанская дочка» фраза о русском бунте имеет продолжение:
«Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка».
Гринев-мемуарист – один из главных героев романа. Он написал историю своей жизни за два года. Не любовь, но события восстания стали школой воспитания семнадцатилетнего офицера: он возмужал, многое узнал, душевно обогатился, сохранил свою честь, проявил отвагу в беспримерных обстоятельствах, оказался способным отстоять и защитить в трудных испытаниях свое счастье. Эти два года жизни надолго запомнились ему, оттого он счел себя обязанным рассказать о пережитом – и прежде всего о своих «странных» приятельских отношениях с Пугачевым.
Огромную роль при выборе рассказчика играли его нравственные качества. Гринев добр, честен, благороден-это признаки и его личности, и его дворянского положения. Пушкин подчеркивал данное обстоятельство эпиграфом к роману: «Береги честь смолоду». При этом он уточнял происхождение афоризма. Это пословица, в которой аккумулировалась народная мудрость.
Проблема чести, в понимании Пушкина, нуждается в пояснении. В одной из заметок, посвященных размышлениям писателя о дворянстве, мы читаем: «Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? Так; но образ жизни может их развить, усилить – или задушить. Нужны ли они в народе, так же как, например, трудолюбие? Нужны, ибо они охрана трудолюбивого класса, которому некогда развивать сии качества».
Пугачевщина и имела решающее влияние на жизнь героев. Она обусловливала не только ход дальнейших событий, но и судьбы Гринева и Маши Мироновой. Более того, она способствовала (в этом с удивительной наглядностью проявилось новаторство Пушкина) благоприятному разрешению любовной коллизии (Гринев – Маша Миронова), грубо разрушенной старшим Гриневым. Пугачев «благословил» любящих. Сюжет, являясь и историей характеров, полнее всего раскрывает духовный мир героев.
Вот почему так важен был «выбор» мемуариста. Мемуарист должен был отвечать многим требованиям, которые ставил перед ним его создатель Пушкин. Рассказчиком-свидетелем избирался дворянин. Для него было естественным неприятие и осуждение восстания и всех мятежников. В этом проявлялся социально обусловленный дворянский характер убеждений рассказчика. Конечно, данное обстоятельство обеспечивало цензурное прохождение «Капитанской дочки»- Гринев непринимал восстания, называл его руководителей, в том числе и Пугачева, в духе официальных документов «злодеями». Подобные оценки звучали совершенно искренне.