Читать 12 стульев полная версия онлайн. Илья ильфдвенадцать стульев. Как создавался роман «12 стульев»


Илья Ильф, Евгений Петров

ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ

Посвящается Валентину Петровичу Катаеву

Легенда о великом комбинаторе,

Почему в Шанхае ничего не случилось

Происхождение легенды

В истории создания «Двенадцати стульев», описанной мемуаристами и многократно пересказанной литературоведами, вымысел практически неотделим от фактов, реальность – от мистификации.

Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович (Иехиел-Лейб бен Арье) Файнзильберг (1897–1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, а вот бывший сотрудник одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев (1903–1942) свой псевдоним – Петров – выбрал, вероятно, сменив профессию. С 1926 года он вместе с Ильфом работал в газете «Гудок», издававшейся Центральным комитетом профессионального союза рабочих железнодорожного транспорта СССР.

В «Гудке» работал и Валентин Петрович Катаев (1897–1986), брат Петрова, друг Ильфа, приехавший в Москву несколько раньше. Он в отличие от брата и друга успел к 1927 году стать литературной знаменитостью: печатал прозу в центральных журналах, пьесу его ставил МХАТ, собрание сочинений готовило к выпуску одно из крупнейших издательств – «Земля и фабрика».

Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соавторства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежало втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы «рукою мастера», при этом литературные «негры» не остаются безымянными – на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев очень популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. И вот не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать «Двенадцать стульев». Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, однако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что «рука мастера» не нужна – сами справились. После чего соавторы по-прежнему пишут вдвоем – днем и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершен, и с января же по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней».

Так ли все происходило, нет ли – трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее завершения. В самом деле, материалы, составившие январский номер, как водится, были загодя прочитаны руководством журнала, подготовлены к типографскому набору, набраны, сверстаны, сданы на проверку редакторам и корректорам, вновь отправлены в типографию и т. п. На подобные процедуры – по тогдашней журнальной технологии – тратилось не менее двух-трех недель. И художнику-иллюстратору, кстати, не менее пары недель нужно было. Да еще и разрешение цензуры надлежало получить, что тоже времени требует. Значит, решение о публикации романа принималось редакцией журнала отнюдь не в январе 1928 года, когда работа над рукописью была завершена, а не позднее октября – ноября 1927 года. Переговоры же, надо полагать, велись еще раньше.

С учетом этих обстоятельств понятно, что подаренным сюжетом вклад Катаева далеко не исчерпывался. В качестве литературной знаменитости брат Петрова и друг Ильфа стал, так сказать, гарантом: без катаевского имени соавторы вряд ли получили бы «кредит доверия», ненаписанный или, как минимум, недописанный роман не попал бы заблаговременно в планы столичного журнала, рукопись не принимали бы там по частям. И не печатали бы роман в таком объеме: все же публикация в семи номерах – случай экстраординарный для иллюстрированного ежемесячника.

Разумеется, издание тоже было выбрано не наугад. В журнале «30 дней» соавторы могли рассчитывать не только на литературную репутацию Катаева, но и на помощь знакомых. Об одном из них, популярном еще в предреволюционную пору журналисте Василии Александровиче Регинине (1883–1952), заведующем редакцией, о его причастности к созданию романа мемуаристы и литературоведы иногда упоминали, другой же, бывший акмеист Владимир Иванович Нарбут (1888–1938), ответственный (т. е. главный) редактор, остался как бы в тени. Между тем их дружеские связи с авторами романа и Катаевым-старшим были давними и прочными. Регинин организовывал советскую печать в Одессе после гражданской войны и, как известно, еще тогда приятельствовал чуть ли не со всеми местными литераторами, а Нарбут, сделавший при Советской власти стремительную карьеру, к лету 1920 года стал в Одессе полновластным хозяином ЮгРОСТА – Южного отделения Российского телеграфного агентства, куда пригласил Катаева и других писателей-одесситов.

В Москве Нарбут реорганизовал и создал несколько журналов, в том числе «30 дней», а также издательство «Земля и фабрика» – «ЗиФ», где был, можно сказать, представителем ЦК ВКП(б). Своим прежним одесским подчиненным он, как отмечали современники, явно протежировал. И характерно, что первое отдельное издание «Двенадцати стульев», появившееся в 1928 году, было зифовским. Кстати, вышло оно в июле, аккурат к завершению журнальной публикации, что было оптимально с точки зрения рекламы, а в этой области Нарбут, возглавлявший «ЗиФ», был признанным специалистом.

Нежелание мемуаристов и советских литературоведов соотнести деятельность Нарбута с историей создания «Двенадцати стульев» отчасти объясняется тем, что на исходе лета 1928 года политическая карьера бывшего акмеиста прервалась: после ряда интриг в ЦК (не имевших отношения к «Двенадцати стульям») он был исключен из партии и снят со всех постов. Регинин же остался заведующим редакцией, и вскоре у него появился другой начальник. Однако в 1927 году Нарбут еще благополучен, его влияния вполне достаточно, чтобы с легкостью преодолевать или обходить большинство затруднений, неизбежных при срочной сдаче материалов прямо в номер.

Если принять во внимание такой фактор, как поддержка авторитетного Регинина и влиятельнейшего Нарбута, то совместный дебют Ильфа и Петрова более не напоминает удачный экспромт, нечто похожее на сказку о Золушке. Скорее уж это была отлично задуманная и тщательно спланированная операция – с отвлекающим маневром, с удачным пропагандистским обеспечением. И проводилась она строго по плану: соавторы торопились, работая ночи напролет, не только по причине природного трудолюбия, но и потому, что вопрос о публикации был решен, сроки представления глав в январский и все последующие номера журнала – жестко определены.

Не исключено, кстати, что Нарбут и Регинин, изначально зная или догадываясь о специфической роли Катаева, приняли его предложение, дабы помочь романистам-дебютантам. А когда Катаев официально отстранился от соавторства, Ильф и Петров уже предъявили треть книги, остальное спешно дописывалось, правилось, и опытным редакторам нетрудно было догадаться, что роман обречен на успех. Потому за катаевское имя, при столь удачной мотивировке отказа, держаться не стоило. Кстати, история о подаренном сюжете избавляла несостоявшегося соавтора и от подозрений в том, что он попросту сдал свое имя напрокат.

Есть в этой истории еще один аспект, ныне забытый. Игра в «литературного отца» – общеизвестная традиция, которой следовали многие советские писатели, охотно ссылавшиеся на бесспорные авторитеты – вроде Максима Горького. Но в данном случае традиция пародировалась, поскольку «литературным отцом» был объявлен брат и приятель – Катаич, Валюн, как называли его друзья. И не случайно в воспоминаниях Петрова история о сюжетном «подарке» соседствует с сообщением об одном из тогдашних катаевских псевдонимов – Старик Собакин (Старик Саббакин). Петров таким образом напомнил читателям о подвергавшейся постоянным ироническим обыгрываниям пушкинской строке: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». Получалось, что будущих соавторов благословил Старик Собакин. Посвящением Катаеву открывалась и первая зифовская книга.

Текстология романа

Илья Ильф, Евгений Петров Двенадцать стульев Аннотация Легенда о великом комбинаторе Часть первая. Старгородский лев Глава I. Безенчук и нимфы Глава II. Кончина мадам Петуховой Глава III. "Зерцало грешного" Глава IV. Муза дальних странствий Глава V. Бойкий мальчик Глава VI. Продолжение предыдущей Глава VII. Великий комбинатор Глава VIII. Бриллиантовый дым Глава IX. Следы "Титаника" Глава X. Голубой воришка Глава XI. Где ваши локоны? Глава ХII. Слесарь, попугай и гадалка Глава XIII. Алфавит - зеркало жизни Глава XIV. Знойная женщина, мечта поэта Глава XV. Дышите глубже, вы взволнованы! Глава XVI. Cоюз меча и орала Часть вторая. В Москве Глава XVII. Среди океана стульев Глава XVIII. Общежитие имени монаха Бертольда Шварца Глава XIX. Уважайте матрацы, граждане! Глава XX. Музей мебели Глава XXI. Баллотировка по-европейски Глава XXII. От Севильи до Гренады Глава XXIII. Экзекуция Глава XXIV. Людоедка Эллочка Глава XXV. Авессалом Владимирович Изнуренков Глава XXVI. Клуб автомобилистов Глава XXVII. Разговор с голым инженером Глава XXVIII. Два визита Глава XXIX. Замечательная допровская корзинка Глава XXX. Курочка и тихоокеанский петушок Глава XXXI. Автор гаврилиады Глава XXXII. Могучая кучка или золотоискатели Глава XXXIII. В театре Колумба Часть третья. Сокровища мадам Петуховой Глава XXXIV. Волшебная ночь на Волге Глава XXXV. Нечистая пара Глава XXXVI. Изгнание из рая Глава XXXVII. Междупланетный шахматный конгресс Глава XXXVIII. И др. Глава XXXIX. Вид на малахитовую лужу Глава XL. Зеленый мыс Глава XLI. Под облаками Глава XLII. Землетрясение Глава XLIII. Сокровище Комментарий Идея проекта и общая редакция Виталия Бабенко. И. Ильф и Е. Петров завершили роман "Двенадцать стульев" в 1928 году, но еще до первой публикации цензоры изрядно сократили, "почистили" его. Правка продолжалась от издания к изданию еще десять лет. В итоге книга уменьшилась почти на треть. Публикуемый ныне вариант - первый полный - реконструирован по архивным материалам. Книга снабжена обширным истори- ко-литературным и реальным комментарием. Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части запрещается без письменного разрешения издателя. Лю- бые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке. УДК 882-311.5 ISBN 5-7027-0505-Х ББК 83.3Р И 45 (c) Издательство "ВАГРИУС", первое издание на русском языке полного авторского текста, 1997 (c) М. Одесский, Д. Фельдман, предисловие, комментарий, 1997 Легенда о великом комбинаторе, или Почему в Шанхае ничего не случилось Происхождение легенды В истории создания "Двенадцати стульев", описанной мемуаристами и многократно пересказанной литературоведами, вымысел практически неотде- лим от фактов, реальность - от мистификации. Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович Файн- зильберг (1897-1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, а вот бывший сот- рудник одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев (1903-1942) свой псевдоним - Петров - выбрал, вероятно, сменив профессию. С 1926 го- да он вместе с Ильфом работал в газете "Гудок", издававшейся Центральным комитетом профессионального союза рабочих железнодорожного транспорта СССР. В "Гудке" работал и Валентин Петрович Катаев (1897-1986), брат Петро- ва, друг Ильфа, приехавший в Москву несколько раньше. Он в отличие от брата и друга успел к 1927 году стать литературной знаменитостью: печа- тал прозу в центральных журналах, пьесу его ставил МХАТ, собрание сочи- нений готовило к выпуску одно из крупнейших издательств - "Земля и фаб- рика". Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соав- торства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежа- ло втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы "рукою мастера", при этом литературные "негры" не остаются безы- мянными - на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев очень популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. И вот не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать "Двенадцать стульев". Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, од- нако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что "рука мас- тера" не нужна - сами справились. После чего соавторы по-прежнему пишут вдвоем - днем и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершен, и с января же по июль он пуб- ликуется в иллюстрированном ежемесячнике "30 дней". Так ли все происходило, нет ли - трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее завершения. В са- мом деле, материалы, составившие январский номер, как водится, были за- годя прочитаны руководством журнала, подготовлены к типографскому набо- ру, набраны, сверстаны, сданы на проверку редакторам и корректорам, вновь отправлены в типографию и т.п. На подобные процедуры - по тогдаш- ней журнальной технологии - тратилось не менее двух-трех недель. И ху- дожнику-иллюстратору, кстати, не менее пары недель нужно было. Да еще и разрешение цензуры надлежало получить, что тоже времени требует. Значит, решение о публикации романа принималось редакцией журнала отнюдь не в январе 1928 года, когда работа над рукописью была завершена, а не позд- нее октября-ноября 1927 года. Переговоры же, надо полагать, велись еще раньше. С учетом этих обстоятельств понятно, что подаренным сюжетом вклад Ка- таева далеко не исчерпывался. В качестве литературной знаменитости брат Петрова и друг Ильфа стал, так сказать, гарантом: без катаевского имени соавторы вряд ли получили бы "кредит доверия", ненаписанный или, как ми- нимум, недописанный роман не попал бы заблаговременно в планы столичного журнала, рукопись не принимали бы там по частям. И не печатали бы роман в таком объеме: все же публикация в семи номерах - случай экстраординар- ный для иллюстрированного ежемесячника. Разумеется, издание тоже было выбрано не наугад. В журнале "30 дней" соавторы могли рассчитывать не только на литературную репутацию Катаева, но и на помощь знакомых. Об одном из них, популярном еще в предреволюци- онную пору журналисте Василии Александровиче Регинине (1883-1952), заве- дующем редакцией, о его причастности к созданию романа мемуаристы и ли- тературоведы иногда упоминали, другой же, бывший акмеист Владимир Ивано- вич Нарбут (1888-1938), ответственный (т. е. главный) редактор, остался как бы в тени. Между тем их дружеские связи с авторами романа и Катае- вым-старшим были давними и прочными. Регинин организовывал советскую пе- чать в Одессе после гражданской войны и, как известно, еще тогда прия- тельствовал чуть ли не со всеми местными литераторами, а Нарбут, сделав- ший при Советской власти стремительную карьеру, к лету 1920 года стал в Одессе полновластным хозяином ЮгРОСТА - Южного отделения Российского те- леграфного агентства, куда пригласил Катаева и других писателей-одесси- тов. В Москве Нарбут реорганизовал и создал несколько журналов, в том чис- ле "30 дней", а также издательство "Земля и фабрика" - "ЗиФ", где был, можно сказать, представителем ЦК ВКП(б). Своим прежним одесским подчи- ненным он, как отмечали современники, явно протежировал. И характерно, что первое отдельное издание "Двенадцати стульев", появившееся в 1928 году, было зифовским. Кстати, вышло оно в июле, аккурат к завершению журнальной публикации, что было оптимально с точки зрения рекламы, а в этой области Нарбут, возглавлявший "ЗиФ", был признанным специалистом. Нежелание мемуаристов и советских литературоведов соотнести дея- тельность Нарбута с историей создания "Двенадцати стульев" отчасти объясняется тем, что на исходе лета 1928 года политическая карьера быв- шего акмеиста прервалась: после ряда интриг в ЦК (не имевших отношения к "Двенадцати стульям") он был исключен из партии и снят со всех постов. Регинин же остался заведующим редакцией, и вскоре у него появился другой начальник. Однако в 1927 году Нарбут еще благополучен, его влияния впол- не достаточно, чтобы с легкостью преодолевать или обходить большинство затруднений, неизбежных при срочной сдаче материалов прямо в номер. Если принять во внимание такой фактор, как поддержка авторитетного Регинина и влиятельнейшего Нарбута, то совместный дебют Ильфа и Петрова более не напоминает удачный экспромт, нечто похожее на сказку о Золушке. Скорее уж это была отлично задуманная и тщательно спланированная опера- ция - с отвлекающим маневром, с удачным пропагандистским обеспечением. И проводилась она строго по плану: соавторы торопились, работая ночи нап- ролет, не только по причине природного трудолюбия, но и потому, что воп- рос о публикации был решен, сроки представления глав в январский и все последующие номера журнала - жестко определены. Не исключено, кстати, что Нарбут и Регинин, изначально зная или дога- дываясь о специфической роли Катаева, приняли его предложение, дабы по- мочь романистам-дебютантам. А когда Катаев официально отстранился от со- авторства, Ильф и Петров уже предъявили треть книги, остальное спешно дописывалось, правилось, и опытным редакторам нетрудно было догадаться, что роман обречен на успех. Потому за катаевское имя, при столь удачной мотивировке отказа, держаться не стоило. Кстати, история о подаренном сюжете избавляла несостоявшегося соавтора и от подозрений в том, что он попросту сдал свое имя напрокат. Есть в этой истории еще один аспект, ныне забытый. Игра в "литератур- ного отца" - общеизвестная традиция, которой следовали многие советские писатели, охотно ссылавшиеся на бесспорные авторитеты - вроде Максима Горького. Но в данном случае традиция пародировалась, поскольку "литера- турным отцом" был объявлен брат и приятель - Катаич, Валюн, как называли его друзья. И не случайно в воспоминаниях Петрова история о сюжетном "подарке" соседствует с сообщением об одном из тогдашних катаевских псевдонимов - Старик Собакин (Старик Саббакин). Петров таким образом на- помнил читателям о подвергавшейся постоянным ироническим обыгрываниям пушкинской строке: "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благос- ловил". Получалось, что будущих соавторов благословил Старик Собакин. Посвящением Катаеву открывалась и первая зифовская книга. Текстология романа Посвящение Катаеву сохранялось во всех последующих изданиях, а вот сам роман быстро менялся. В журнальной публикации было тридцать семь глав, в первом зифовском отдельном издании 1928 года - сорок одна, и, наконец, во втором, тоже зифовском, выпущенном в 1929 году, осталось со- рок. Столько же оставалось и во всех последующих. С точки зрения советских текстологов журнальный вариант "Двенадцати стульев" и первое книжное издание - художественно неполноценны: первая публикация вообще не в счет, поскольку текст сокращали применительно к журнальному объему, в книжном же издании 1928 года авторы хоть и восста- новили ряд купюр, однако делали это наспех, так сказать, по инерции, а позже сочли сделанное нецелесообразным, что и подтверждается вторым зи- фовским вариантом. Здесь, по мнению текстологов, авторы подошли к роману с максимальной взыскательностью, правили и сокращали не спеша, потому

Великий комбинатор, технический директор концессии

  • Ипполит Матвеевич Воробьянинов («Киса») - бывший предводитель дворянства ; работник ЗАГСа в уездном городе N ; гигант мысли, отец русской демократии
  • Отец Фёдор Востриков - священник, главный конкурент
  • Эпизодические (в порядке появления)

    • Безенчук - гробовых дел мастер
    • Варфоломей Коробейников - зав. архивом, бывший чиновник канцелярии градоначальства, ныне работник конторского труда
    • Александр Яковлевич («Альхен») - завхоз 2-го дома Старсобеса, застенчивый ворюга
    • Мадам Грицацуева - вдова инвалида империалистической войны, жена Остапа Бендера
    • Члены «Союза меча и орала»:
    • Виктор Михайлович Полесов - гениальный слесарь-интеллигент, кустарь-одиночка с мотором
    • Елена Станиславовна Боур - бывшая красавица-прокурорша
    • Кислярский - глава Одесской бубличной артели «Московские баранки»
    • Дядьев - хозяин «Быстроупака»
    • Максим Петрович Чарушников - бывший гласный городской думы, а ныне чудесным образом сопричисленный к лику совработников
    • Никеша и Владя - вполне созревшие недотепы, лет под тридцать
    • Лиза и Коля Калачовы - московские приятели Бендера, молодожены
    • Эллочка-людоедка - жена инженера Щукина; в общении легко обходится тридцатью словами
    • Авессалом Владимирович Изнуренков - остряк-профессионал
    • Инженер Брунс - владелец гарнитура генеральши Поповой
    • Монтёр Мечников - заведующий гидропрессом в театре «Колумб»; человек, измученный нарзаном

    История создания романа

    История создания романа описывается в одной из глав книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Согласно этой истории, Валентин Катаев прочёл где-то, что Дюма-отец , автор «Трёх мушкетёров », писал свои многочисленные романы вовсе не один. Он нанимал нескольких талантливых, но неизвестных авторов с тем, чтобы они воплощали его замыслы на бумаге, а затем просто проходил написанную рукопись «рукой мастера».

    После этого Валентин Катаев переписывает договор с издательством на И. Ильфа и Е. Петрова. Однако не стоит думать, что он был бескорыстен: соавторам было выдвинуто два условия. Во-первых, они должны были посвятить роман ему и это посвящение должно было быть напечатано во всех изданиях - как на русском, так и на иностранных языках, на что соавторы с лёгкостью согласились, тем более они не были даже с точностью уверены, будет ли хоть одно издание. И до сих пор, даже если вы открываете современное издание «Двенадцати стульев», на первой страничке неизменно написана короткая фраза: «Посвящается Валентину Петровичу Катаеву».

    После этого события соавторы по-прежнему пишут вдвоём - днём и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершён, и с января же по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней». В первой журнальной публикации было 37 глав. В первом отдельном издании 1928 года (издательство «Земля и Фабрика») была 41 глава, во втором 1929 года , того же издательства, уже 40. В архивах сохранилось два авторских варианта романа: рукопись Петрова и машинопись с правками обоих авторов. Ранний рукописный вариант содержит двадцать глав без названий. В машинописном варианте текст был разбит на сорок три главы с титульными листами. После второго книжного издания в октябрьском номере «30 дней» за 1929 год были опубликованы еще две, ранее не издававшиеся главы. Однако дальнейшие издания базировались на первом книжном издании с 40 главами.

    Завязка сюжета

    На протяжении всего романа дуэт Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова занимается поиском сокровищ тёщи Кисы - мадам Петуховой, а именно бриллиантов, спрятанных в одном из 12 стульев изящного гарнитура мастера Гамбса. Мадам Петухова спрятала их, остерегаясь обыска, но не решалась признаться зятю, Ипполиту Матвеевичу, памятуя о том, что он раньше был ужасным мотом и транжирой и уже промотал целое состояние. Открывается Ипполиту она только перед смертью. Ипполит Матвеевич, или просто Киса, пускается в погоню за бриллиантами, но так как его авантюристские наклонности весьма слабы (впрочем, как и организаторские), он доверяется молодому человеку с шарфом, но без носков по имени Остап Бендер. С этого момента их уносит в круговорот из поисков, неудач, стараний и головокружительных авантюр - от создания тайного общества до превращения захолустного городишки в шахматную столицу вселенной.

    Экранизации

    Прообразы

    Памятник Остапу Бендеру в Петербурге.

    Основой сюжета романа послужил рассказ А. Конан-Дойля «Шесть Наполеонов», в котором драгоценный камень спрятан внутри одного из гипсовых бюстиков Наполеона. За бюстиками охотятся двое жуликов, один из которых перерезает другому горло бритвой. После выхода книги «Двенадцать стульев» авторы получили подарок от друзей по писательскому цеху - коробку, внутри которой лежало шесть пирожных «наполеон» .

    В описании города Старгорода легко узнать всё ту же Одессу: каланча, дважды упоминаемая в романе, всё ещё существует - ныне это четырёхугольная башня над зданием пожарной части возле железнодорожного вокзала (эта же каланча упомянута братом Е.Петрова - В. Катаевым в романе «Белеет парус одинокий». Ничего странного в этом нет - каланча находится прямо против окон гимназии, в которой учились оба брата). Описание дома, в котором проходило собрание «Меча и орала», является описанием типичного одесского дома в центральной части города. Две Советских улицы, упомянутые в романе - это улицы Карла Маркса и Карла Либкнехта (они пересекаются, отсюда и популярное место встречи в Одессе - «У двух Карлов»). В романе упоминается «привоз ». Описанное в романе «Гусище», на котором жил Коробейников, - это Слободка, пройти на которую из центра города можно и сейчас под железнодорожным мостом.

    Некоторые литературоведы считают, что прообразом для описанного в романе города Васюки послужил Козьмодемьянск , что оспаривается жителями расположенного выше по течению Васильсурска . В Козьмодемьянске ежегодно с проводится юмористический фестиваль «Бендериана», названный в честь Остапа Бендера . В пользу Козьмодемьянска говорит тот факт, что расположение города точно соответствует описанию в книге.

    Представление о том, как могло выглядеть «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца », даёт Дом-музей А. И. Герцена . По сюжету общежитие находилось в доме с мезонином в Сивцевом Вражке (на противоположной стороне).

    «Гаврилиада», которую пишет поэт Никифор Ляпис-Трубецкой , - это обыгрывание названия «Гавриилиады » Пушкина . Считается, что этот эпизод пародирует творчество Владимира Маяковского (напр. «Хина Члек» - Лиля Брик и т. д.). Прототип Ляписа-Трубецкого - подражатель Маяковского поэт Яков Сиркес, печатавшийся под псевдонимом «Колычев» .

    Примечания

    Ссылки

    • Двенадцать стульев в библиотеке Максима Мошкова
    • М. П. Одесский, Д. М. Фельдман. «Легенда о Великом Комбинаторе, или Почему в Шанхае ничего не случилось» - обсуждение истории создания романа и политической подоплеки.
    • Михаил Одесский, Давид Фельдман «Литературная стратегия и политическая интрига» «Двенадцать стульев» в советской критике рубежа 1920-1930-х годов.
    • Валентин Катаев, «Алмазный мой венец» .

    Wikimedia Foundation . 2010 .

    Смотреть что такое "Двенадцать стульев (роман)" в других словарях:

      - «Двенадцать стульев» роман Ильфа и Петрова. Экранизации и постановки «Двенадцать стульев» (1933, Польша), режиссёры Мартин Фрич и Михал Вашинский. исп. Las doce sillas) (1962, Куба), режиссёр Томас Гутьеррес Алеа (Tomás Gutiérrez Alea) … Википедия

      ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ - Роман И. Ильфа и Е. Петрова, входящий в дилогию «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок». Романы были написаны соответственно в 1927–1928 и в 1930–1931 гг. Публикация романа «Двенадцать стульев» началась в 1928 г. в журнале «30 дней». Три года… … Лингвострановедческий словарь

      ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ, СССР, Мосфильм, 1971, цв., 161 мин. Эксцентрическая комедия. По одноименному роману Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Первая серия: «Лед тронулся»; вторая «Заседание продолжается». Лидер проката (1971, 6 место) 39.3 млн. зрителей … Энциклопедия кино

    Илья Ильф, Евгений Петров

    ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ

    Посвящается Валентину Петровичу Катаеву

    Предисловие

    Первый роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» вышел в свет в 1927 году. Через четыре года был опубликован «Золотой теленок». Отошло в прошлое многое из того, что осмеяно в этих романах, канули в небытие некоторые из выведенных в них типов, но самые книги Ильфа и Петрова не устарели и не утратили своей силы и прелести. Пользуясь критической терминологией, о них можно сказать, что они прошли проверку временем, а говоря проще - их по-прежнему читают и любят.

    Чтобы любить эти книги, у читателей есть достаточно оснований. Прежде всего они написаны людьми, любившими все то, что мы любим, и ненавидевшими все, что мы ненавидим, людьми, глубоко верившими в победу светлого и разумного мира социализма над уродливым и дряхлым миром капитализма. Кроме того, это книги талантливые и, наконец, очень смешные.

    Илья Ильф и Евгений Петров писали свой первый роман, засиживаясь по вечерам в редакции газеты «Гудок», где они работали в те годы в качестве литературных сотрудников в отделе читательских писем, рабкоровских заметок и фельетонов. Их литературный путь от построенных на безбрежном рабкоровском материале сатирических заметок в «Гудке» к «Двенадцати стульям» и «Золотому теленку» и от этих романов к сотрудничеству в «Правде» в качестве авторов десятков фельетонов, блестящих по форме и полновесных по силе наносимых ими ударов, - путь естественный, целеустремленный. Что бы ни писали Ильф и Петров, вся сила их сатирического дарования была отдана борьбе с пережитками прошлого, борьбе с миром тупости, косности и стяжания.

    Чтобы написать такие романы, как «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», нужно было обладать большим журналистским опытом и хранить в памяти тысячи встреч, связанных с самой разносторонней и кропотливой из всех редакционных работ - с обработкой приходящих в редакцию писем. Содержание романов Ильфа и Петрова не оставляет сомнений относительно того, чем была продиктована для авторов внутренняя необходимость их создания. Рабкоровские письма и заметки, жалобы читателей, приходившие с редакционной почтой, обличали все злое, нелепое, старорежимное, мещанское, пошлое и тупое, чего еще предостаточно было в ту пору в окружающей жизни. За фактами стояли живые носители зла с именами и фамилиями - и откровенно ненавидящие советский строй «бывшие люди», и пытающиеся пролезть в новый мир буржуазные прохвосты, и всякого рода чинодралы, бюрократы и перерожденцы. Прямые и частые столкновения со всей этой нечистью, вероятно, и побудили Ильфа и Петрова попробовать свои силы в большой литературе и выразить свои чувства и мысли не в коротких газетных заметках, а основательно, со вкусом и, главное, с размахом. Эта потребность, думается, появилась у авторов прежде, чем им пришел на ум сюжет их первого романа, сюжет, о правомерности которого немало спорили в критике.

    Сюжет «Двенадцати стульев», конечно, не бесспорен хотя бы уж потому, что он традиционен и весьма условен. Но авторы нисколько и не стремились эту условность скрыть. История двух жуликов, которые рыщут по стране в погоне за брильянтами, зашитыми старорежимной дамой в обивку стула, была удобна прежде всего потому, что она позволяла авторам непринужденно и естественно переходить от одной встречи к другой и от другой к третьей, почти в каждой из них острым сатирическим пером расправляясь с проявлениями старого быта. Если бы роман писался просто для того, чтобы поведать читателю историю погони за брильянтами, а находка их двумя проходимцами представляла бы собой счастливый конец, такая книга вряд ли пережила бы в памяти читателей год своего появления в свет. Но сюжет в «Двенадцати стульях», при всем его остроумии и тщательной разработанности, всего лишь нить, скрепляющая сатирические эпизоды, составляющие подлинную суть книги. Если же говорить о счастливом конце, то как нам ни интересно узнать, чем завершатся поиски Бендера и Воробьянинова, однако финал, при котором брильянты мадам Петуховой попали бы в их руки, воспринимался бы нами не как счастливый, а скорее как несчастный. И наоборот, когда потерявший человеческое подобие, перерезавший горла своему компаньону, бывший предводитель дворянства Воробьянинов приходит к новому рабочему клубу и узнает, что клуб построен на найденные стариком сторожем брильянты, этот безусловно несчастный для обоих героев романа конец ощущается читателями как счастливый, как закономерный и даже как символический.

    Действие «Двенадцати стульев» развертывается в том же 1927 году, в котором был написан роман. В богатой коллекции отрицательных типов, выведенных в нем, можно найти персонажей с особенно отчетливой печатью того времени. Но рядом с ними есть и такие, которые дожили до наших дней, весьма мало изменившись и самым фактом своего существования подтверждая, что пережитки капитализма не так-то легко победить.

    К первой категории принадлежат деятели «Меча и орала» - начиная со злобствующего пустозвона и бездельника Полесова и кончая председателем «Одесской бубличной артели» нэпманом Кислярским, готовым пожертвовать немалую сумму на дело реставрации капитализма и тут же, при первой опасности разоблачения, донести на всех своих соратников по организованному Бендором «Союзу меча и орала». К галерее этих типов примыкает и бывший чиновник канцелярии градоначальства Коробейников, сохраняющий у себя на дому копии ордеров на реквизированную в начале революции мебель в ожидании дня, когда господа вернутся и за соответствующую мзду получат у нега сведения о том, где обретается их обстановка. К этим же типам принадлежит, разумеется, и сам Воробьянинов, живущий надеждой прокутить тещины брильянты в незабвенных для него с дореволюционного времени заграничных кабаках и домах терпимости.

    Конечно, современный читатель, в особенности молодой, даже порывшись в памяти, не найдет в ней ни архивариуса, надеющегося при реставрации выгодно сбыть ордера на реквизированную мебель, ни нэпмана, жертвующего на эту реставрацию триста рублей. Эти типы, связанные в нашем представлении больше всего с первым десятилетием после революции, однако, написаны в романе с такой злостью, с такой насмешкой над старым миром, что и сейчас невольно протягиваешь нити от этих людишек из романа «Двенадцать стульев» к каким-нибудь выжившим из ума керенским, все еще свершающим турне по европам и америкам и разглагольствующим о том, как все было бы хорошо, если бы после февральской революции не последовало Октябрьской. Вспоминаются и зловещие фаюнины и кокорышкины, с такой силой изображенные в леоновском «Нашествии», - жалкие и злобные последыши, которые в период фашистской оккупации зашевелились кое-где по нашим градам и весям в обликах полицаев и бургомистров. Выведенные в «Двенадцати стульях», все эти типы тогда, в 1927 году, имевшие своих многочисленных и реальных прототипов в жизни, смешны в своем бессилии и отвратительны в своих упованиях. Благодаря меткости нанесенного авторами удара и сейчас, став тенями прошлого, эти фигуры не потеряли своего интереса для читателей.

    одно из изданий «12 стульев»

    Роман Ильфа и Петрова «12 стульев» — один из немногих советских, оставшихся популярным и с крушением Советской власти.
    «12 стульев» увидели свет ровно 90 лет назад, в январе 1928 года. Сначала печатались частями в журнале «30 дней», где редакторами были журналист Василий Регинин (1883-1952) и поэт и писатель Владимир Нарбут (1888-1938), но вскоре вышли отдельной книгой в издательстве «Земля и фабрика», которым тоже руководил Нарбут

    Автор фабулы

    Советский писатель Валентин Петрович Катаев (1897-1986)

    Катаев, увлеченный «движущимся героем», который, путешествуя, создает сюжет и портретную галерею,…преподнес готовую фабулу плутовского романа: «Поиски бриллиантов, спрятанных в одном из двенадцати стульев, разбросанных революцией по стране» (С. Шаргунов «Катаев», серия ЖЗЛ)

    И Катаев, используя свой литературный авторитет, договорился с журналом об издании ещё не написанной книги

    Авторы романа

  • Евгений Петрович Катаев (Петров, 1902-1942) — младший брат В. П. Катаева, журналист
  • Илья Арнольдович Файнзильберг (Ильф, 1897-1937) — журналист

      «Осенью 1927 года, войдя в комнату «четвертой полосы» «Гудка», Катаев предложил Евгению Петрову и Илье Ильфу,… опеку в новом проекте – расцвести под солнцем его славы. Из записей Петрова: «Валя собирается создать литературную артель на манер Дюма-отца». Он предложил им вместе писать книги. В отличие от Дюма он избавит своих работников от анонимности, но пусть на обложке красуется и его имя – знаменитый и успешный брат и собрат расчистит им дорогу… Он брался редактировать «рукой мастера» (написанное «неграми) – (придавать) нужные формы из глины, которую разомнут «негритянские» руки, ну и, конечно, пристраивать в печать.
      Впоследствии он спрашивал себя, почему выбрал именно эту пару для литературного скрещивания, и, не находя ответа, винил во всем свой «собачий нюх»: «Я предложил им соединиться. Они не без любопытства осмотрели друг друга с ног до головы». И согласились»

      Как создавался роман «12 стульев»

      (Поставив задачу) Катаев отправился на Зеленый Мыс под Батумом.., а от сотворенной им парочки требовалось, пускай и вчерне, начать писать. Он хвастал, что уехал, «оставив моим крепостным довольно подробный план будущего романа». По версии Петрова, схему с двенадцатью стульями расписали он с Ильфом и лишь представили ее на суд мэтра:
      «– Валюн, пройдитесь рукой мастера сейчас, – сказал Ильф, – вот по этому плану.
      – Нечего, нечего, вы негры и должны трудиться».
      По Катаеву, пока он плавал, выпивал и сочинительствовал, они принялись бомбить его телеграммами, требуя инструкций по поводу сюжетных коллизий. «Сначала я отвечал им коротко: “Думайте сами”. А потом и совсем перестал отвечать, погруженный в райскую жизнь»….
      А Ильф и Петров писали без остановки – после рабочего дня в редакции с вечера и до глубокой ночи…Петров вспоминал: «Если бы я не боялся показаться банальным, я сказал бы, что мы писали кровью. Мы уходили из Дворца труда в два или три часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Мы возвращались домой по мокрым и пустым московским переулкам, освещенным зеленоватыми газовыми фонарями, не в состоянии произнести ни слова».
      Когда через месяц отсутствия Катаев вернулся, перед ним развернули папку с первой внушительной частью романа. К унылому Воробьянинову, изначально Катаевым придуманному и близкому его «растратчикам», добавился наступательно-победительный Остап Бендер.
      «Мы никак не могли себе представить – хорошо мы написали или плохо, – признавался Петров. – Если бы…Валентин Катаев, сказал нам, что мы принесли галиматью, мы нисколько не удивились бы. Мы готовились к самому худшему».
      Но, слушая чтение, «старик», по его признанию, уже через десять минут понял, что книге предстоит «мировая слава». Он немедленно благородно отказался от соавторства и пообещал перезаключить договор на публикацию, который уже успел подписать: «Ученики побили учителя, как русские шведов под Полтавой. Заканчивайте роман сами, и да благословит вас Бог». Теперь он попросил лишь о двух условиях: во-первых, посвятить ему роман и чтобы это посвящение было во всех изданиях, а во-вторых, с гонорара за книгу одарить золотым портсигаром» (С. Шаргунов «Катаев», серия ЖЗЛ)

      Условия были выполнены. Любое издание книги на любом языке обязательно начинается посвящением Валентину Петровичу Катаеву
      Портсигар Катаев тоже получил…, «правда, раза в два меньше ожидаемого. «Эти жмоты поскупились на мужской». Младший брат осадил старшего чеховским: «Лопай, что дают», и все трое «отправились обмыть дамский портсигарчик в “Метрополь”»

      Прототипы героев «12 стульев»

    • Остап Бендер — Осип Беньяминович Шор, брат приятеля В. Катаева, одесского поэта Анатолия Фиолетова (Натана Беньяминовича Шора; 1897-1918)

    «чью внешность романисты передали почти полностью: «атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер». Согласно изысканиям нескольких украинских журналистов, Осип в 1918–1919 годах, возвращаясь из Петрограда в Одессу, дабы не пропасть, проворачивал разные комбинации: представился художником и устроился на агитационный волжский пароход; слабо умея играть в шахматы, назвался гроссмейстером; выдал себя за агента подпольной антисоветской организации, провел всю зиму у пухленькой женщины, обнадеживая ее скорой женитьбой. Шор рассказывал своим одесским знакомым об этих и других авантюрных приключениях. В 1937 году он загремел на пять лет в лагерь, а под конец жизни работал проводником поездов дальнего следования. Умер в 1978 году»

    • Эллочка-людоедка — тётя жены В. Катаева Тамара Сергеевна
    • Фимка Собак, подруга Эллочки — подруга Тамары Сергеевны Раиса Аркадьевна Сокол, впоследствии прошедшая всю войну медсестрой
    • И. П. Воробьянинов — двоюродный дядя Катаевых – председатель уездной управы
    • Инженер Брунс и его жена Мусик — сам В. Катаев и его жена Анна Коваленко, которую в семье тоже звали Мусик
    • Никифор Ляпис-Трубецкой — по мнению некоторых литературоведов в этом образе просматривается В. Маяковский, готовый писать на любые темы («О хлебе, качестве продукции и о любимой», посвященной Хине Члек» («12 стульев», глава «Автор «Гаврилиады»)
    • Хина Члек — любовница Маяковского Лиля Брик
    • Старгород — город Старобельск Ростовской области
    • Газета «Станок» — газета «Гудок», где работали в качестве литсотрудников и фельетонистов Ильф и Петров
    • Дом народов, где размещалась редакция «Станка» — Дворец труда ВЦСПС на Москворецкой набережной
    • Комнаты «Общежития имени монаха Бертольда Шварца» списаны с жилища Ильфа при редакции «Гудка»

    «нужно было иметь большое воображение и большой опыт по части ночевок в коридоре у знакомых, чтобы назвать комнатой это ничтожное количество квадратных сантиметров, ограниченных половинкой окна и тремя перегородками из чистейшей фанеры. Там помещался матрац на четырех кирпичах и стул. Потом, когда Ильф женился, ко всему этому был добавлен еще и примус. Четырьмя годами позже мы описали это жилище в романе «Двенадцать стульев» в главе «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца»» (из воспоминаний Е. Петрова)

    Фразы из «12 стульев», ставшие крылатыми

    • Ключ от квартиры, где деньги лежат
    • Пролетарий умственного труда, работник метлы
    • Почём опиум для народа?
    • Согласие есть продукт полного непротивления сторон
    • Заграница нам поможет
    • Вам некуда торопиться. ГПУ за вами само придёт
    • Контробанду делают в Одессе на Малой Арнаутской улице
    • Голубой воришка
    • Великий комбинатор
    • Не корысти ради, а токмо волей пославшей мя больной жены
    • Гигант мысли, особа, приближенная к императору
    • Слесарь-интеллигент
    • Отец русской демократии
    • От мёртвого осла уши
    • Жертва аборта
    • Дышите глубже, вы взолнованы
    • Бриллиантовая вдовушка
    • Спасение утопающих, дело рук самих утопающих
    • Гроссмейстера бьют!
    • Нью-Васюки
    • Эллочка-людоедка
    • Лёд тронулся, господа присяжные заседатели

    Судьба романа. Кратко

    Сначала критика встретила «12 стульев» упреками в «пустоте», «безыдейности», «уклонизме», Затем он и его продолжение «Золотой телёнок» приобрели огромную популярность. Гром грянул в 1948 году. Попытка переиздания «Советским писателем» натолкнулась на противодействие. Романы именовались «пасквилянсхими и клеветническими» и могущими «вызвать только возмущение советских людей». Они были запрещены и получили свободу только в 1956 году

    Экранизации

    • 1966 — фильм-спектакль Александра Белинскиого, в роли Остапа Бендера Игорь Горбачев
    • 1971 — двухсерийный художественный фильм Леонида Гайдая, в роли Остапа Бендера — Арчил Гомиашвили
    • 1976 — 4-х-серийный телефильм Марка Захарова, в роли Остапа Бендера Андрей Миронов