Сюрреализм – полная свобода человеческого существа и право его грезить. Я не сюрреалист, я – сюрреализм, – С. Дали.
Формирование художественного мастерства Дали проходило в эпоху раннего модерна, когда его современники в значительной степени представляли такие новые художественные течения, как экспрессионизм и кубизм.
В 1929 году молодой художник примкнул к сюрреалистам. Этот год отмечен важным поворотом в его жизни, поскольку Сальвадор Дали встретил Галу. Она стала его любовницей, женой, музой, моделью и главным вдохновением.
Так как он был блестящим чертёжником и колористом, Дали почерпнул много вдохновения от старых мастеров. Но он использовал экстравагантные формы и изобретательные способы, чтобы составить совершенно новый, современный и инновационный стиль искусства. Его картины отличаются использованием двойных образов, ироничных сцен, оптических иллюзий, сновидческих пейзажей и глубокого символизма.
На протяжении всей своей творческой жизни Дали никогда не ограничивался одним направлением. Он работал с масляными красками и акварелью, создавал рисунки и скульптуры, фильмы и фотографии. Даже разнообразие формы исполнения не было чуждо художнику, в том числе создание ювелирных изделий и других произведений прикладного искусства. В качестве сценариста Дали сотрудничал с известным режиссёром Луисом Бунюэлем, который снял фильмы «Золотой век» и «Андалузский пёс». В них отобразились нереальные сцены, напоминающие ожившие картины сюрреалиста.
Плодовитый и чрезвычайно одарённый мастер оставил огромное наследие для будущих поколений художников и любителей искусства. Фонд «Гала-Сальвадор Дали» запустил онлайн-проект Catalogue Raisonné of Salvador Dalí для полной научной каталогизации картин, созданных Сальвадором Дали в период с 1910 по 1983 год. Каталог состоит из пяти разделов, разбитых по временной шкале. Его задумали не только для предоставления исчерпывающей информации о творчестве художника, но и для определения авторства произведений, поскольку Сальвадор Дали – один из самых подделываемых живописцев.
О фантастическом таланте, воображении и мастерстве эксцентричного Сальвадора Дали свидетельствуют эти 17 примеров его сюрреалистических картин.
1. «Призрак Вермера Делфтского, который можно использовать как стол», 1934 год
Эта небольшая картина с довольно длинным оригинальным названием воплощает восхищение Дали великим фламандским мастером 17-го века, Яном Вермеером. Автопортрет Вермеера исполнен с учётом сюрреалистического видения Дали.
2. «Великий мастурбатор», 1929 год
На картине изображена внутренняя борьба чувств, вызванных отношением к половому акту. Это восприятие художника возникло как пробудившееся детское воспоминание, когда он увидел оставленную отцом книгу, открытую на странице с изображёнными гениталиями, поражёнными венерическими заболеваниями.
3. «Жираф в огне», 1937 год
Это произведение художник завершил до переезда в США в 1940 году. Хотя мастер утверждал, что картина аполитична, она, как и многие другие, отображает глубокие и тревожные ощущения беспокойства и ужаса, которые, должно быть, переживал Дали в бурный период между двумя мировыми войнами. Определённая часть отражает его внутреннюю борьбу в отношении гражданской войны в Испании, а также ссылается на метод психологического анализа Фрейда.
4. «Лицо войны», 1940 год
Агония войны также отразилась в творчестве Дали. Он считал, что его живопись должна содержать предзнаменования войны, что мы и видим в смертоносной голове, начинённой черепами.
5. «Сон», 1937 год
Здесь изображено одно из сюрреалистических явлений – сон. Это хрупкая, неустойчивая реальность в мире подсознания.
6. «Явление лица и вазы с фруктами на берегу моря», 1938 год
Эта фантастическая живопись особенно интересна, так как в ней автор использует двойные образы, наделяющие само изображение многоуровневым смыслом. Метаморфозы, удивительные сопоставления объектов и скрытые элементы характеризуют сюрреалистические картины Дали.
7. «Постоянство памяти», 1931 год
Это, пожалуй, самая узнаваемая сюрреалистическая картина Сальвадора Дали, которая воплощает в себе мягкость и твёрдость, символизирует относительность пространства и времени. В значительной степени она опирается на теорию относительности Эйнштейна, хотя Дали говорил, что идея картины родилась при виде расплавленного на солнце сыра Камамбер.
8. «Три Сфинкса острова Бикини», 1947 год
В этом сюрреалистическом изображении атолла Бикини воскрешается память о войне. Три символических сфинкса занимают разные планы: человеческая голова, расколотое дерево и гриб ядерного взрыва, говорящий об ужасах войны. Картина исследует отношения между тремя субъектами.
9. «Галатея со сферами», 1952 год
Портрет жены Дали представлен через массив шарообразных форм. Гала похожа на портрет Мадонны. Художник, вдохновлённый наукой, возвысил Галатею над осязаемым миром в верхние эфирные слои.
10. «Расплавленные часы», 1954 год
Ещё одно изображение предмета, отмеряющего время, получило эфирную мягкость, что не характерно для жёстких карманных часов.
11. «Моя обнаженная жена, созерцающая собственную плоть, превратившуюся в лестницу, в три позвонка колонны, в небо и в архитектуру», 1945 год
Гала со спины. Это замечательное изображение стало одним из самых эклектичных произведений Дали, где объединились классика и сюрреализм, спокойствие и странность.
12. «Мягкая конструкция с вареными бобами» , 1936 год
Второе название картины – «Предчувствие гражданской войны». Здесь изображены предполагаемые ужасы гражданской войны в Испании, так как художник написал её за шесть месяцев до начала конфликта. Это было одно из предчувствий Сальвадора Дали.
13. «Рождение жидких желаний», 1931-32гг
Мы видим один из примеров параноидально-критического подхода к искусству. Изображения отца и, возможно, матери смешаны с гротескным, нереальным образом гермафродита в середине. Картина наполнена символизмом.
14. «Загадка желания: Мою мать, мою мать, мою мать», 1929 год
Это произведение, созданное на фрейдистских принципах, стало примером отношения Дали с его матерью, чьё искажённое тело появляется в далинианской пустыне.
15. Без названия - Дизайн живописи фрески для Элены Рубинштейн, 1942 год
Изображения создано для внутренней отделки помещения по заказу Элены Рубинштейн. Это откровенно сюрреалистическая картина из мира фантазии и снов. Художник вдохновился классической мифологией.
16. «Содомское самоудовлетворение невинной девы», 1954 год
В картине изображена женская фигура и абстрактный фон. Художник изучает вопрос о подавленной сексуальности, что следует из названия произведения и фаллических форм, которые часто появляются в творчестве Дали.
17. «Геополитическое дитя, наблюдающее рождение Нового человека», 1943 год
Художник выразил свои скептические взгляды, написав эту картину во время пребывания в Соединённых Штатах. Форма шара, кажется, символическим инкубатором «нового» человека, человека «нового мира».
«Меня зовут Сальвадором – Спасителем – в знак того, что во времена угрожающей техники и процветания посредственности, которые нам выпала честь претерпевать, я призван спасти искусство от пустоты».
Каталония, весна 1970 г.
Утреннее солнце заполнило бедную комнатушку, и при ярком веселом свете нищенская обстановка показалась еще более убогой и жалкой. Пыльный, ветхий комод будто сник под метким прицелом лучей, потрепанный палас съежился, фотографии в самодельных рамках навевали печаль, хотя улыбающиеся на снимках люди, казалось бы, соответствовали хорошей погоде.
Анна резко села в постели, край одеяла, вывалившийся из разорванного пододеяльника, задел одну из рамок на поцарапанном, измазанном краской столе, и она полетела на пол. Стекло разбилось. Анна нехотя нагнулась, выудила из осколков фотографию и посмотрела на нее почти с отвращением. Разбилась – и хорошо. Она уже и не помнит, когда это было. Да и какая разница, если этого уже никогда не случится.
Мать, отец и она – Анна – стояли, обнявшись, на соборной лестнице и беззаботно улыбались такому же яркому, как сегодня, весеннему солнцу. Мать – стройная, хорошенькая, в длинном светлом платье с рукавами-фонариками, в туфлях на невысоком каблуке, с небрежно накинутой на собранные в строгий пучок волосы кружевной косынкой и довольно большой плетеной сумкой-корзиной в руках выглядела как барышня, сошедшая с полотна Ренуара. Отец – высокий, широкоплечий, облаченный в свой единственный, но зато по-настоящему парадный костюм с отпаренными лацканами и блестящими пуговицами пиджака и восхитительно ровными стрелками брюк, с задорным взглядом и открытой белоснежной улыбкой одной рукой заботливо поддерживал под локоток жену, другой крепко прижимал к себе дочь. Дочь в объектив не смотрела. Девочка задрала голову с копной веселых темных кудряшек, выбивающихся из короткой косы с огромным бантом, вверх и любовалась родителями. На девочке было длинное белое платье, туфли на малюсеньком, но все же каблучке, а на туфлях – серебристые пряжки, увитые гирляндами сверкающих бусинок. Ради этих туфелек мать сдала в ломбард старинную брошь, доставшуюся ей от бабушки, – свое единственное, кроме тонюсенького обручального кольца, украшение. Анна бы никогда не узнала, если бы не подслушала, как мама пожаловалась подруге, что, если бы не причастие дочери, она бы никогда… Ей очень хотелось возненавидеть туфли и отказаться от них. Но увы! Они были настолько прекрасны и сказочно невероятны среди всей самой обычной и даже довольно бедной одежды в ее шкафу, что расстаться с ними было выше ее сил. Анна нашептала отцу про брошь. Он ничего не ответил, только едва наметившаяся морщинка на его лбу стала на долю секунды глубже и выразительнее.
А потом настал тот День первого причастия. Анна шла к собору вместе с другими такими же гордыми и счастливыми жиронскими мальчишками и девчонками и думала о том, что таких изумительно сверкающих пряжек нет ни у кого. А когда все закончилось и они вышли из церкви, и фотограф уже произнес сакраментальное: «Внимание! Снимаю!» – отец вдруг, извиняясь, вскинул вверх руку, попросил подождать и, будто фокусник, выудил из кармана ту самую старинную брошь! Он приколол ее на платье матери и замер, поддерживая жену и обнимая дочь. А Анна любовалась родителями. В глазах изумленной, пораженной, восхищенной матери застыл немой вопрос: «Как?» С лица влюбленного отца не сходила гордость и самодовольство. А десятилетняя Анна просто улыбалась, глядя на них и нисколько не сомневаясь в том, что так будет всегда.
Прошло всего восемь лет, а кажется, что целая вечность. По ощущениям Анны все это было в прошлой жизни. Она брезгливо откинула снимок, стараясь выбросить из головы счастливые картины прошлого. Все это как будто не про нее. Давно не про нее. Вот как раз эти самые восемь лет не про нее.
Отца сократили на фабрике. Это стало ударом. На фоне постоянных разговоров о наконец растущей экономике, которые слышались повсюду: из радиоприемников, в кафе, на рынке, – на фоне кричащих об экономическом подъеме заголовков газет и журналов потеря работы угнетала еще больше. Мать снова заложила брошь (о выкупе уже не было речи) и набрала вдвое больше заказов. Мать была неплохой портнихой и копеечку зарабатывала всегда. Отец раньше гордился этим, всегда с упоением облачался в тот самый парадный костюм с блестящими пуговицами и на каждом шагу рассказывал о том, что это творение его ненаглядной Елены. А теперь от него даже пахло раздражением от собственной несостоятельности из-за постоянно сгорбленной за швейной машинкой спины жены. Он все больше молчал, реже улыбался, замыкался в себе и лежал на диване, отвернувшись к стене.
– Папочка болен? – Анна почему-то сторонилась отца, который теперь казался угрюмым и озлобленным.
– Немного, солнышко.
– А что у него болит?
– Понятно. – Анна шла в свою комнату, брала кисти и краски и рисовала больную папину душу – темный вихрь черно-красной бури, поднимающейся из пепла разбитых иллюзий и уходящей в бездну темно-зеленой болотной тоски. Мать пугали эти картины.
– Что это за полосы и круги? Нарисовала бы лучше что-то понятное. Яблоки, например, или цветы. И зачем, вообще, это рисование. Иди лучше – я тебя шить научу.
Швеи из Анны не получилось. Она только больно колола руки. Слез было много – толку мало, и мать, в конце концов, оставила ее в покое. Их альянс рухнул. Мать теперь коротала время с машинкой, отец с диваном, Анна за самодельным мольбертом, который отец смастерил для нее несколько лет назад. Все свободное время Анна проводила в художественной школе, вполуха выслушивая недовольство матери:
– Кому нужна эта мазня? И зачем только я отвела тебя туда? Художник – разве профессия? Кого она кормит?
– Сальвадора!
– Анна! Не смеши меня! Где ты и где Дали?
Анна не смела перечить, уходила от конфликта, но все же шептала себе под нос:
– По крайней мере, мы оба каталонцы.
Примерно через год отец устроился на новую фабрику, но радости матери это не принесло. Новое место – новые знакомые, которые были поглощены идеей смещения Франко. Отец, наоборот, воспрянул духом, расправил плечи, заговорил лозунгами и уверовал в светлое будущее. Мать же, напротив, еще больше согнулась и тихонько нашептывала, что он закончит свои дни в тюрьме.
– Не каркай! – возмущался отец и миролюбиво просил родить ему второго ребенка.
– Одного еле тянем, – вздыхала мать и отводила глаза. Второго ребенка она тоже хотела: непременно мальчика, и чтобы такой же высокий, и умный, и, конечно, чтобы потом с образованием, чтобы не так, как родители. Ну и не как сестрица, конечно, возомнившая себя художником. Какой художник в Жироне, где, кроме художественной школы, и выучиться дальше негде? Мальчика хотелось отчаянно, но решиться было невероятно сложно. Матери казалось, что отца если не посадят, то непременно снова уволят за радикальные взгляды и ей придется одной тянуть уже не одного ребенка, а двух. А двое детей во времена Франко для испанца, что и говорить, это настоящая роскошь, а для ее семьи – роскошь непозволительная. И все-таки материнский инстинкт взял верх. Анне было почти пятнадцать, когда ей сообщили о скором пополнении в семье. Она, конечно, обрадовалась. Не то чтобы она мечтала о братишке или сестренке – она мечтала рисовать. И ей казалось, что мать с появлением малыша смирится и отпустит ее, Анну, в Академию художеств в Мадрид. Ненадолго в доме воцарилась атмосфера счастливого ожидания. Семейные ужины снова проходили идиллически спокойно и тихо. Не было ни революционных лозунгов отца, ни нервных слез матери, ни желания Анны скрыться в своей комнате и выплеснуть смятение на холсте. Родители постоянно обсуждали мужские имена, потому что «девочка просто не может появиться, непременно будет мальчик, уж мы-то знаем». Анне было немного обидно, ей казалось, что и она по ошибке заняла место какого-то мальчика, которого мать хотела с той же невероятной силой, но не случилось. Она рискнула высказать свои опасения вслух, и, чтобы избавить ее от волнений, родители даже согласились на выбранное ею для брата имя, а мать сказала, пересилив себя:
– В конце концов, если все-таки снова окажется девочка, не надо будет беспокоиться об имени. Алехандро, Алехандра – какая разница!
Родился Алехандро. У Алехандро нашли муковисцидоз. Отец как-то сразу сник, он избегал подходить к тяжело дышащему ребенку и заранее настроился на скорый конец. Мать же, напротив, словно ополоумела в своем желании перехитрить судьбу. С горящими глазами, нервно перебирая пеленки и распашонки, она внушала Анне:
– Врачи говорят, при хорошем уходе он может дожить и до сорока! Только надо очень много белка, и витаминов, и ингаляции, да, непременно ингаляции, и еще, конечно, антибиотики, потому что воспаления легких будут почти постоянно. И физкультура, и массаж. Конечно, все это так дорого. Но государство помогает, и мы же работаем, и мы еще совсем не старые, мы поднимем мальчика. А медицина ведь идет вперед. Кто знает, что будет лет через двадцать, возможно, найдут лекарство. Уже сейчас говорят о будущей трансплантации легких, представляешь?
Анна не представляла. В ту ночь ей приснилась картина: пара легких, опутанных ядовито-зеленой паутиной, вырывалась из грудины. Одно стремилось вниз, где бушевало намеревающееся поглотить его пламя, другое будто хотело воспарить и исчезнуть в надвигающейся на него сверху акульей пасти. А вокруг этой ужасающей сумятицы летали мухи, копошились змеи и прыгали кузнечики. В правом нижнем углу стоял автограф, который Анна не могла не узнать. Подпись «Дали» была написана так четко и читалась так явно, что сон отступил. Нет-нет, Анна замотала головой. Гений не мог нарисовать кузнечиков. Это одна из его фобий, она сама читала интервью, как в школе, зная о его страхе, одноклассники издевались над Сальвадором и подкладывали ему за шиворот ненавистных кузнечиков. Дали не стал бы их рисовать. Это ее – Анны – сюрреализм. Девочка услышала за тонкой стеной гулкий, хриплый кашель младенца и усмехнулась. О нет! Это ее реализм. Она подошла к холсту и написала свое сновидение. Отец будет работать, мать заниматься братом, и, может быть, они все же отпустят Анну в Мадрид. В конце концов, они не так уж возражали против художественной школы. Им нравилось слушать, что у дочери есть талант.
– Пусть ходит. Тем более уроки бесплатны – так говорили родители. И хотя Анна помнила, что профессию художника они профессией не считали, она очень надеялась, что сумеет убедить их, используя в качестве аргумента бесплатное обучение. «В академию можно пройти по конкурсу, а на другие факультеты мне не попасть – я всю жизнь рисовала и больше ничего не умею, да и не хочу уметь» – такой была заготовленная ею фраза, которую она намеревалась произнести через два года.
Через два года, аккурат перед школьным выпускным Анны, отец получил производственную травму: необратимый перелом позвоночника. Он снова лежал на диване, только отвернуться уже не мог. Он вообще ничего не мог. Только плакать, когда жена и дочь переворачивали его обездвиженное тело, пытаясь избежать пролежней. В тот день, когда отца выписали из больницы на «доживание», Анна сняла с мольберта картину, над которой трудилась два месяца. Это было изображение церкви в Фигерасе. Она намеревалась отправить работу в приемную комиссию Мадрида – туда требовался городской пейзаж. Ей оставалось съездить в Фигерас раза три-четыре, и пейзаж был бы закончен. Анна убрала картину на шкаф. Она убрала туда все картины, кисти и краски. Все! Не до живописи! Не до мечты! Не до жизни!
– Анна, подумай! – Ее пожилая учительница в художественной школе едва сдерживала слезы. – Разве эти руки, – она сжимала длинные, тонкие пальцы девушки, – созданы для работы на заводе? Твои кисти рождены для создания картин!
– Я уже все решила, – упрямо твердила Анна. – Нам нужны деньги, а на завод нужны люди.
– Анна, это неправильно. То, что случилось в твоей семье, конечно, ужасно, но жертвовать своей мечтой – это неправильно.
Если бы Анна видела себя со стороны в тот момент, она бы заметила, что всего на мгновение на ее лбу промелькнула такая же морщинка, как была у отца, когда он услышал о заложенной броши.
– Время покажет, – откликнулась Анна.
Но время будто остановилось. Дни проходили, одинаково однообразные, судьба словно издевалась над Анной и ее семьей. Девушка работала на фабрике укладчицей керамической плитки. Иногда она заглядывала в художественный цех и, затаив дыхание, несколько секунд наблюдала за работой художников. Они вручную наносили рисунок, придуманный важным и строгим дизайнером, на дорогую плитку. О, если бы только Анне выпал шанс стать (нет, конечно, не дизайнером, об этом она и не мечтала) хотя бы одной из этих художниц, что часами сидели на одном месте и торжественно выписывали завитки, лепестки и веточки. Минимум творчества, минимум фантазии, но все же они рисовали. А Анна приходила домой полумертвая, а нужно было еще посидеть с отцом, вымыть его, накормить, мать ведь тоже совсем без сил – разрывается целый день между двумя инвалидами. Поиграть с Алехандро – малыш ни в чем не виноват, он всего лишь ребенок, которому нужно внимание. Так говорила мать, и Анна делала то, что от нее ждали. Она уже забыла, что сама совсем недавно была ребенком со своими заоблачными мечтами и радужными планами. Ей было бы легче, если бы мать проявила сочувствие, жалость или хотя бы поинтересовалась тем, что реально хотела от жизни ее дочь. Но матери казалось, что ни у кого на свете не может быть других задач, кроме как продлевать жизнь ее драгоценному сыну. И Анна продлевала смиренно, не ропща.
Продлевала, сколько могла. Два года. Два долгих года пыли, грязи и тяжести. Два тяжелейших года постоянного кашля, ингаляций, таблеток, уколов. Два года материнской надежды и почти безумной веры. Они закончились одним днем. Анна вернулась с работы и по скупой слезе, скатившейся по молчаливой щеке отца, поняла, что все кончено. Матери дома не было. И Анна даже обрадовалась, что какое-то время можно не плакать и не стенать. Плакать совсем не хотелось. Она казалась самой себе противной, омерзительной, человеком с уродливой, немилосердной душой. Ведь чувство огромного облегчения и пьянящей свободы обуревали ее гораздо больше тоскливой жалости к умершему брату. «Ему уже все равно, – стучало в ее голове, – а я буду жить, жить, жить».
В замке повернулся ключ. Анна хотела броситься к матери, заключить ту в объятия, поплакать друг у друга на плече, наконец, поговорить о том, как все это было неимоверно тяжело и, возможно, даже лучше, что то, что случилось, случилось раньше, чем могло бы. Но мать опередила ее:
– Довольна?
Поседевшие немытые пряди висели сосульками вдоль лица. Глаза сверлили Анну тяжелым, почти умалишенным взглядом.
– Я не… – Анна закрыла лицо ладонью, словно пыталась защититься от этих глаз.
– Довольна! – Мать затрясла головой и захохотала истерическим смехом, больше похожим на плач. – Ты должна быть довольна. Ты ведь сразу мечтала об этом. Думаешь, я не видела? Думаешь, не понимала?
– Мама! Что ты такое говоришь?! Мне просто было тяжело, вот и все.
– Тяжело?! Да что ты знаешь о том, что такое тяжело?! Это у меня умер сын! У меня! У меня! – Мать прошла мимо Анны. – Это ты отняла его! – Анна не смела больше произнести ни слова. Молча стояла и думала об отце, который вынужден беспомощно слушать все это и мучиться от невозможности что-либо изменить. – Считаешь, я не замечала, с какой тоской ты посматриваешь на свой дурацкий шкаф? Я давно хотела выкинуть все это художество – только пыль собирает, все руки не доходили, но ничего, я с этим разберусь, я еще…
– Я дорисую тебя, завтра же.
* * *
Анна собиралась сдержать свое обещание. Она осторожно положила снимок, который все еще держала в руках, на комод. «Все-таки хорошо, что фото не пострадало». Да, она плохо помнит те счастливые времена. Но ведь существует фотография, а значит, и счастливое детство Анны – вовсе не мираж. Она прислушалась к тишине дома. Единственным звуком, что доносился из соседней комнаты, был мерный и тягучий храп отца. Девушка взглянула на простенький будильник у изголовья кровати. Восьмой час. Она проспала почти десять часов. Когда такое было в последний раз? Ложилась поздно, вставала рано, а по ночам то и дело просыпалась от натужного лающего кашля брата. Наверное, и отец все еще спал именно потому, что впервые за два года никто и ничто не тревожили его ночного сна.
Анна выглянула из своей комнаты. Одеяло на кровати отца вздымалось и опускалось под аккомпанемент свистящих хрипов. Постель матери осталась нетронутой.
– Мам? – Анна на цыпочках пробежала через комнату и заглянула в маленькую кухоньку. Она был пуста. Девушка вспыхнула и закусила губу от злости. Ну конечно! Мать решила погрязнуть в горе: отправилась бродить по Жироне, или проливать слезы в больнице, или ставить свечки в соборе. Да где бы она ни была – не важно! Важно то, что ее нет в доме. Отличный способ не дать Анне уйти. Мать прекрасно знает, что Анна не решится бросить отца. Такое своеобразное наказание: хочешь оставить завод – сиди дома. Разве не видишь, у нас тут беспомощный человек, а твое дело – забота о нем. Анна скривилась. Ну уж нет! Бросить она никого не бросит, но оставить на какое-то время – почему бы и нет? «Хватит жить чужой жизнью! – повторила она слова своего мастера. – Пора жить своей!»
Через полчаса Анна уже спешила к вокзалу. Отец был вымыт и накормлен. Рядом с его кроватью на столике лежали свежие газеты, стояла бутылка воды, несколько бутербродов на тарелке были накрыты салфеткой, радиоприемник тихонько напевал голосом Рафаэля. Душа Анны была спокойна. Ей не в чем было себя упрекнуть. Разве только в том, что спустя всего несколько часов после смерти брата она, почти пританцовывая, шагала по улице и тоже тихонько напевала себе под нос:
– Сердце, не может быть! Ведь не хочешь меня ты убить!Строчка из песни известного испанского певца Рафаэля.
Анна и сама не понимала, с чего к ней привязалась эта романтическая мелодия о неразделенной любви. Скорее всего, это была просто тщетная попытка успокоиться, чтобы сердце стучало не так сильно. Но оно прыгало, скакало, трепыхалось и пело. Пело, когда Анна дрожащим голосом попросила в кассе билет до Фигераса, пело, когда она вбежала на перрон, пело, когда села в вагон, пело, когда поезд тронулся и, набирая скорость, стал уносить ее все дальше от Жироны туда, где каким-то шестым чувством девушка надеялась встретить чудо.
Анна смотрела в окно на стремительно меняющийся пейзаж. Довольно пыльные, жухлые от солнца и какие-то безрадостные окрестности Жироны вскоре сменились яркими, плотными зелеными красками почти французской Каталонии. Глядя на эту удивительно вкусную, притягательную, словно нереальную природу, девушка неожиданно вспомнила картину «Испания»Картина написана в 1938 г. своего обожаемого Дали. Да, художник изобразил страну, страдающую от гражданской войны. Но тем не менее краски, которые он использовал на холсте, были обычны и для облика современной Испании: растянутая испанская равнина цвета кофе с молоком – смешение грязи, пыли и хаоса. На линии горизонта небо. Но не яркое и не синее, а какое-то тусклое, сумрачное, будто неживое и унылое от того, что приходится переживать стране. А в центре полотна – сама страдающая Испания в образе странной тумбы с открытым ящиком, из которого свисает окровавленная тряпка, и обнаженная женская рука, словно выросшая из лошадиной головы и фигур других зверей и военных, беспорядочно снующих по картине.
Испания давно не воюет, но так ли уж она изменилась? Для Анны и вовсе нет. Она и сама напоминала себе этот образ серости и тусклости, тоскливый и безрадостный.
Под Фигерасом стоял утренний туман – легкая, нежная дымка, за которой угадывались и яркость солнца, и глубокая синь небес, и сочный аромат повсюду бушующей зелени, и шелест живых горных ручьев. Такую Испанию Дали не писал. Он предпочитал жить в ней. А писать? Зачем? Идиллия – сюжет для умов ограниченных. Что ж, Анна не претендует на гениальность. Она счастлива и тем, что дышит одним воздухом с Сальвадором. И с удовольствием напишет ту Испанию, в которой живет маэстро.
Фигерас встретил девушку теплыми лучами весеннего солнца и ароматом свежеиспеченных круассанов (давала о себе знать близость французской границы). Анна легко подхватила мольберт и тубу с кистями и красками и быстро зашагала к церкви Святого Петра. За два года пейзаж не поменялся. Анна физически чувствовала измождение голодного человека, которому слишком долго не давали есть, а теперь подвели к столу, уставленному яствами, и предложили сделать выбор. С чего же начать? Писать глубокое ясное небо или разобраться с неоконченным западным крылом церкви? Или, может быть, добавить на холст этого рыжего кота, что нахально умывается прямо на столике таверны? Да, почему бы и нет? Отличный намек: обыденное рядом с божественным. И эту пару старичков, которые пьют утренний кофе и улыбаются солнцу, уже отвоевавшему себе кусок площади. Надо поторопиться. Часа через три оно заполнит все пространство, свет поменяется, да и работать станет слишком жарко.
Анна решила начать с крыла церкви. Она боялась, что могла потерять дар точного воспроизведения. Кто знает, не замыливается ли глаз, не путаются ли руки после многомесячного бездействия. Девушка начала работу именно так, как кормят человека, который долгое время обходился без пищи. Неторопливо, маленькими мазками, останавливаясь, присматриваясь, ощущая дивный вкус каждого штриха, Анна наносила на холст каменные очертания церкви. Как всякий человек, увлеченный своей работой, она не замечала ничего вокруг. Но не услышать этот возглас было невозможно. Сначала слева что-то стукнуло, затем раздался громкий возмущенный голос:
– Манипулировать! Кем? Мной? Непозволительно, возмутительно и крайне опрометчиво! Что они себе возомнили?!
Анна даже не поняла, что привлекло ее внимание. Эти слова, дошедшие до сознания, или то, что вся площадь разом замерла и обернулась в направлении голоса. Девушка тоже посмотрела в ту сторону и застыла в немом изумлении. Нет, ничего слишком эпатажного в громко говорившем человеке сегодня не было. Обычный темный костюм. Разве что брюки чрезмерно заужены и галстук выбран нарочито яркий, чтобы его отовсюду было видно. Длинноватые до плеч волосы тщательно зачесаны назад и уложены гелем, изящная трость возмущенно постукивает рядом с начищенными до блеска дорогими туфлями. Видимо, этой тростью ее владелец и стукнул по каменной стене разрушенного театра. Практически рядовой, хорошо обеспеченный испанец. Пусть их не так уж и много, таких богачей, по нынешним временам, но они есть. И наверняка носят дорогие туфли, франтоватые пиджаки, яркие галстуки и отутюженные дудочки. Но этого гражданина нельзя было спутать ни с одним из них. Его узнала не только Анна. Вся площадь сверлила его взглядами, готовилась приподнять шляпу или вежливо поклониться в приветствии. Эти глаза слегка навыкате, эти лихо закрученные вверх длиннющие усы… Он говорил, что отрезает кончики, а потом снова приклеивает их медом. Усы растут, лихо закручиваясь вверх, и делают внешность своего обладателя неповторимой и легко узнаваемой везде.
– Сеньор Дали! – Арка разрушенного театра словно завибрировала от громкого голоса, и оттуда выбежал запыхавшийся человек. – Сальвадор! – Он догнал известного художника и почти решился дотронуться до его локтя, но вовремя одумался. Рука застыла в воздухе, а слова в горле. Он так и стоял рядом с человеком, приковавшим к себе всеобщее внимание, и твердил, как заведенный:
– Сеньор Дали, Сальвадор!
Художник нетерпеливо ждал продолжения, постукивая своей тростью, и, так и не дождавшись, шутливо поклонился то ли своему собеседнику, то ли благодарным зрителям и громко отрекомендовался:
– Сальвадор Доме́нек Фелип Жасинт Дали и Доме́нек, маркиз де Дали де Пу́боль.
– Неееет, – простонала Анна слишком громко, и художник обернулся к ней, иронично подняв бровь. Он щелкнул туфлями, склонил голову и подтвердил, усмехнувшись:
– Собственной персоной.
– Не может быть! – Это Анна уже произнесла еле различимым шепотом. Губы слиплись, в горле пересохло, девушке показалось, что даже церковь на холсте, а может, и на площади, покосилась от удивления. – Сальвадор Дали! – Анна сжала кисть, которую держала в руке так, что костяшки пальцев побелели, ногти до боли впились в ладонь.
Если разобраться, эта встреча была не такой уж невозможной. В конце концов, Фигерас – родной город художника. Здесь он родился, вырос, здесь жил его отец, наверное, живет семья сестры. Да и у самого Дали вполне может быть здесь квартира или даже дом. Хотя, насколько Анна помнила, в газетах писали, что он построил замок для своей жены в Пуболе. Возможно, там они и живут. Или, как раньше, в Порт-Льигат. Как бы то ни было, но все эти места совсем недалеко от Фигераса. Дали – свободный человек, гораздо более свободный, чем другие. И уж точно может себе позволить оказаться там, где ему заблагорассудится. Наверное, если бы в прошлом году объявили, что Армстронг высадился на Луну вместе с известным каталонцем, Анна была бы поражена меньше. Хотя, конечно, само по себе это предположение невероятно и совсем не в духе художника. Дали очень трепетно относится к своему здоровью, к вопросам безопасности и самосохранения. Он вполне мог решить, что космос кишит неизведанными бактериями. Но если бы его уговорили надеть скафандр и объяснили бы, что полет станет самым грандиозным событием в истории человечества (а как же может столь грандиозное событие обойтись без самого Дали?), то король эпатажа мог бы и воспользоваться предложением для очередного головокружительного выхода. Но на Луну художник не летал. Зато стоял здесь, в центре Фигераса, в нескольких шагах от Анны и ее мольберта, небрежно опирался на трость и смотрел на своего спутника с выражением крайнего неудовольствия. И эта неожиданная близость гения, это прекрасное мгновение, о котором Анна не могла грезить даже в самых смелых своих мечтах, казалось настолько нереальным, что девушке пришлось даже несколько раз закрыть и открыть глаза и больно ущипнуть себя за руку, чтобы поверить: это не сон и не мираж.
Произведя должный эффект, художник забыл об окружающем мире и целиком обратил внимание на остановившего его мужчину. Тот что-то тихо, торопливо говорил Дали. Даже на расстоянии Анне было видно, как волнуется этот пожилой, довольно полный человек: на лбу его выступила испарина, лицо покраснело, руки непрерывно двигались в каком-то безудержном танце, призванном убедить художника в правоте собеседника. Слов было не разобрать, зато Анна заметила, как одна из танцующих рук задела кисть Дали, и тот тут же брезгливо дернулся, достал из кармана белоснежный платок и торопливо вытер ладонь (художник испытывал патологический страх перед микробами). Однако собеседник художника ничего не заметил и продолжал засыпать того неведомыми аргументами. Анна понимала, что поступает некрасиво, но не могла себя заставить отвести взгляд и неотрывно следила за происходящим. Ей не было видно лица художника, но почему-то казалось, что тот слушает невнимательно и даже пренебрежительно. Наверное, она была права, потому что очень скоро Дали взмахнул руками, будто пытался оттолкнуть от себя мужчину, и сказал довольно резко и громко:
– Это возмутительно! Они хотят невозможного! Никогда! Ты слышишь?! Этого не будет никогда!
Собеседнику Дали, очевидно, надоели уговоры, он тоже перешел на повышенные тона и на всю площадь продекламировал по слогам:
– По-ду-май, Саль-ва-дор! Ты шел к э-то-му де-сять лет. Бу-дет о-бид-но, ес-ли…
– Прочь! – яростно завизжал Дали и махнул тростью, едва не задев спутника. Мужчина отшатнулся и побледнел. Потом взял себя в руки и, коротко кивнув: «Как угодно» – круто развернулся и зашагал обратно к театру. Через несколько секунд он уже скрылся за каменными развалинами. Художник остался один.
На площади было полно народу. Одиннадцать часов – время кофе для всей Испании. А уж при хорошей погоде столики в уличных кафе в это время никогда не будут пустовать. Даже нахальному рыжему коту пришлось уступить свое место любителям волшебного напитка. Таинственная утренняя тишина сменилась вкусными запахами, громкими звуками, торопливым настроением. Городок ожил, заспешил, засуетился, и в этой короткой паузе за обшарпанными деревянными столами под лучами весеннего солнца никому не было никакого дела до худого человека, одиноко стоявшего на площади. Он растерянно оглядывался по сторонам, будто искал утешения. Анна почувствовала, как в душе разливается жалость к художнику. Как правило, большинство известных личностей тяготит невнимание к их нескромным персонам, а уж Дали такое поведение публики должно было пугать, раздражать и просто приводить в ярость. Он оглядывался по сторонам с неудовлетворением хищника, упустившего добычу. Его напряженный взгляд натолкнулся на жалостливые глаза Анны. Художник двинулся в сторону девушки. Сердце ее заколотилось. Кровь прилила к щекам. «Господи, помоги! Что же делать?» Анна повернулась к мольберту и принялась наносить на холст беспорядочные мазки. При этом она понимала, что рискует испортить пейзаж, но не могла заставить свою руку остановиться.
– Одиннадцать, – раздалось за ее спиной через мгновение. Анна не решилась обернуться, и художник продолжил:
– Работать в это время преступление.
– Я… я… – нерешительно проблеяла девушка, – знаю.
Она взяла себя в руки и, обернувшись к художнику, пояснила:
– Через час из-за солнца изменится свет, и я не успею закончить.
– Значит, закончите в другой раз, – поморщился Дали. – Время пить кофе. А у вас для этого самая подходящая компания. – Художник наклонил голову, подтверждая приглашение.
«Даже если я завтра умру, – внезапно мелькнуло в голове Анны, – жизнь прожита не зря». Трясущимися руками она сложила мольберт и, не в силах вымолвить ни слова, уставилась на Дали, нерешительно кивнув в сторону полной таверны.
– Пфф. – Дали фыркнул в усы. – Дали?! Сюда?! Пойдемте за мной и поторопитесь. Я крайне огорчен и раздражен. Да что там говорить: я вне себя! И мне просто необходимо выговориться. К тому же, я смотрю, вы кое-что смыслите в живописи… Значит, гений Дали вам знаком и вы просто обязаны понять его.
Анна слышала о привычке художника говорить о себе в третьем лице. И теперь она удивлялась тому, как органично это звучит. Совсем не режет слух и не вызывает отторжения. Как будто так и надо. Действительно ведь – скажешь, что ты гений, и немедля вызовешь неудовольствие и скепсис окружающих. А «Дали – гений» – это уже аксиома, не вызывающая сомнений.
Художник привел ее в ресторан отеля «Дюран».
– Здесь лучшая винная карта в городе, – хвастливо объявил Дали, распахивая дверь перед Анной. В одиннадцать, милочка, совсем не обязательно накачиваться кофе. Вполне можно позволить себе пропустить стаканчик. Выбирайте столик. Только вон тот у винных бочек не занимайте. Это территория Гала́, – в голосе послышалось придыхание, взгляд посветлел, – а она неприкосновенна.
– Может быть, тут? – Анна, едва дыша, указала на первый же столик у окна. Она не знала, как сделать и шаг в этом заведении: белоснежные скатерти, тяжелые подвесные люстры, стулья, больше напоминающие троны, стены, усыпанные керамическими тарелками. Разве что заполняющие пространство бочки с вином позволяли немного расслабиться и говорили о том, что она не на королевском приеме, а всего лишь в ресторане. Пусть и в таком, в каком никогда не была, но никогда не говори никогда. «Стоп! Как это не на приеме? Она на приеме у маэстро Дали. Ей выпало такое счастье, а она стоит и рассматривает ресторан. Да какая разница, куда ей сказали прийти и сесть, если сказал это сам Дали. А ей еще и выбрать предложили».
К ним уже спешил официант, улыбаясь и раскланиваясь. Спутница Дали если и вызвала у него удивление, то профессионализм ничем его не выдал.
– Меню? – Он вежливо поклонился.
– Мне только кофе, – испугалась Анна.
– Попробуй консоме. – Дали легко перешел на ты. – Гала его обожает.
– Я не голодна. – Анна старалась успокоить свои ноги, ходившие ходуном под столом.
– Как хочешь. Потом передумаешь. Будешь стесняться – никогда не станешь гениальным художником. Нужно верить в свой талант, и окружающие тоже в него поверят. А будешь походить на пугливого зайца с дрожащими коленками – так и останешься любителем, выписывающим церкви на площади.
Анна и не думала обижаться. Ну, кто она по сравнению с Дали. Любитель – любитель и есть.
– Мне «Ботифару»Традиционное испанское блюдо (обжаренная в карамели колбаса с хлебом, подается с вареными сладкими яблоками), которое, по словам владельца отеля и ресторана «Дюран» Луиса Дюрана, любил заказывать Дали. и бокал «Бина Реаль Плато». И, пожалуй, я готов съесть свежий апельсин, – сделал заказ художник. – А кофе, я уверен, ничем не полезен. Скорее наоборот. Гораздо лучше вишневый компот.
Официант отошел, и Дали тут же огорошил девушку фразой:
– Они сволочи и тупицы!
– Кто? – Анна сконфузилась, подумав об официанте. Он показался ей вполне любезным и совсем не глупым.
– Мэрия Фигераса и эти ужасные мадридские чинуши.
– О! – только и произнесла девушка.
– Вообразили меня… Меня! Дали! Мальчиком на побегушках, который будет делать все, что им заблагорассудится. Решили, что раз я десять лет вел разговоры о музее, мною можно вертеть, как начинающим писакой. Гала будет вне себя!
Анна поерзала на стуле и выдавила из себя:
– Что произошло?
– Что?! – Художник закатил глаза. – Она еще спрашивает что! Это не «что»», это «что-то». Они наконец согласились подписать бумаги и позволить мне создать Театр-музей, но условия, условия! – В негодовании он вынул из кармана свой белоснежный платок и промокнул лоб. – Они требуют оригиналы картин!
– О! – снова изрекла Анна. В красноречии ее было не упрекнуть. Да и что еще сказать, она не знала. Не говорить же, что любой музей вправе рассчитывать на подлинники произведений. А уж если музей будет создавать сам автор, то к чему размещать там копии?
– Оригиналы гораздо хуже фотографий. – Дали словно услышал ее вопрос. – Фотографии четче и современней. Именно их и надлежит показывать публике. А в оригиналах она еще успеет разочароваться. Десять лет мэрия Фигероса стойко сражалась с Главным управлением изящных искусств в Мадриде и убеждала этих упрямцев финансировать проект. Десять лет тяжб, переписок, бесконечного ожидания. Десять лет надежды. И что теперь? Мне говорят: либо оригиналы, либо никакого тебе музея.
– О! – Анна уже готова была себя возненавидеть за эти бессмысленные восклицания, но ничего более умного в голову не приходило.
Подошел официант с кофе для Анны, апельсином, яблоками и бутылкой минеральной воды.
– Вино, кофе, апельсин и яблоки для «Ботифары», – объявил он и, поставив на стол железную миску, начал ополаскивать в ней фрукты принесенной минеральной водой.
Анна едва не произнесла очередного удивленного «О!».
– Никогда ничего не мой водой из крана! – категорично посоветовал Дали. – Тиф не дремлет, да и другие микробы тоже.
– Не все могут позволить себе так расходовать минеральную воду. – Анна ожидала, что Дали устыдится, но ведь это был Дали. Он воздел глаза к небу и изрек:
– Слава богу, я могу! Пей свой кофе. В нем, надеюсь, вода кипяченая. Нет, ну каковы мерзавцы, а?! – Он снова вернулся к теме разговора, но тут же оборвал ее, неожиданно спросив:
– А почему ты такая грустная?
И тут же ответил сам себе:
– Хотя, если бы я стоял под палящим солнцем и писал никому не нужный городской пейзаж, я бы тоже грустил.
Можно было бы поспорить, сказать, например, что городские пейзажи Моне, Писсаро или Ван Гога – весьма ценные экземпляры. Но вместо этого девушка объявила:
– Вчера у меня умер брат.
Только произнеся это вслух, Анна почувствовала, что наконец осознала случившееся. На глазах выступили неожиданные слезы, ей стало стыдно и горько за то, что она ощутила облегчение от ухода маленького Алехандро.
Художник смотрел на нее, не моргая. Во взгляде – ни сочувствия, ни понимания.
– Брат умер, – уже всхлипывая, повторила Анна.
– Старший? – резко спросил Дали.
– Младший. Маленький совсем. Два годика.
– А. – Художник небрежно махнул рукой, будто потерял к разговору всякий интерес, потом изрек: – Повезло тебе.
Анна, онемев, выронила ложечку, которой собиралась размешать сахар. Конечно, сеньор Дали эксцентричен, но чтобы до такой степени… Художник, не обращая внимания на состояние спутницы, проследил за полетом ложки и продолжил как ни в чем не бывало:
– Повезло, что младший. Но в любом случае советую тебе не тянуть и написать его портрет. Мне понадобилось слишком много лет и страданий, чтобы избавиться от призрака.
«Ну, конечно!» – Анна чуть не хлопнула себя по лбу. «Брат художника, умерший до его рождения». Как она не сообразила?!
– Мой Сальвадор, – Дали откинулся на спинку стула и скорбно закатил глаза к небу, – покинул мир за семь месяцев до моего рождения. Родившись, я и не подозревал, что меня назвали его именем. Но это так. Родители создали меня, чтобы избавить себя от страданий. Они этого и не скрывали. Водили меня на его могилу, постоянно сравнивали нас, а когда мне исполнилось пять, и вовсе объявили, что я – его реинкарнация. Ты представляешь? Представляешь, что значит быть копией умершего? – Художник вскочил, тут же снова сел и изобразил на лице печать неуемной печали. Он тяжело вздохнул и продолжил:
– Надо ли удивляться, что я поверил в то, что я – это он? Но вместе с тем мне постоянно хотелось избавиться от его присутствия. По мне так один Сальвадор гораздо лучше двух. За что я ему благодарен, так это за имя. Мне оно подходит невероятно. Родители думали, что я послан им спасти семью. Но я – спаситель мира. Это тяжкое бремя, но я несу его ответственно и не собираюсь отказываться от своей миссииСальвадор в переводе с испанского означает «спаситель». .
Если бы Анна в этот момент не видела лица художника, она бы, наверное, позволила себе рассмеяться такому бахвальству. Но сидевший перед ней Дали был настолько уверен в своей избранности, что и всем, кто видел и слышал его в такие моменты, не приходилось в ней сомневаться.
– Это тяжкое бремя – носить в себе умершего брата. Я тяготился им и постоянно хотел избавиться, пытался сделать это через сюжеты своих картин. Я уже рассказывал об этом. Ты слышала?
– Что-то такое… – начала Анна неуверенно…
– Не могла ты ничего слышать! Сколько тебе было девять лет назад в шестьдесят первом? Лет семь-восемь? Ты никак не могла быть на лекции Дали в Политехническом музее Парижа. А Дали там признался: «Все эксцентричные поступки, которые я имею обыкновение совершать, все эти абсурдные выходки являются трагической константой моей жизни. Я хочу доказать себе, что я не умерший брат, я живой. Как в мифе о Касторе и Поллуксе: лишь убивая брата, я обретаю бессмертие». И только спустя два года, в шестьдесят третьем, я наконец понял, что должен сделать, чтобы обрести покой. Вовсе не надо было никого убивать – надо было написать портрет брата, показать всем, что он не имеет ничего общего со мной, и унять наконец свои страхи. Почему я не догадался раньше, почему потратил почти шестьдесят лет на муки и сомнения? Даже когда Гарсиа Лорка предложил написать стихи об этом, я не додумался, что раз поэт хочет выразить переживания в стихах, художник должен найти способ избавления на холсте. И если выбранные раньше сюжеты не действовали, то надо было их поменять. Как только «Портрет моего умершего брата» увидел свет, я наконец избавился от несуществующего двойника.
Анна, слушая монолог художника, вспоминала картину. Лицо мальчика, значительно более старшего, чем брат Дали к моменту смерти, написано точками. Кажется, этот прием был довольно распространен в поп-арте. А в данном случае намекал и на призрачность своего обладателя. Само лицо будто вырастало из закатного пейзажа. Спереди на него наступали странные фигуры с копьями, а слева Дали изобразил в миниатюре «Анжелюса» Милле. Кажется, сам художник говорил, что при помощи рентгеновских лучей можно доказать, что первоначально Милле хотел изобразить не корзинку, а гроб ребенка. На идею смерти намекали и крылья ворона, словно вырастающие из головы юноши. Мрачная, тяжелая, безнадежная картина.
– Необыкновенно светлое произведение! – огорошил Анну художник.
Видимо, она не смогла смыть с лица неподдельное удивление, потому что маэстро снизошел до объяснений:
– Дали стало светло и легко. Дали стал самим собой. И вот уже семь лет не ведает страха быть поглощенным давно умершим родственником.
– Понимаю, – медленно кивнула Анна.
– А ты напиши портрет своего брата, чтобы избавиться от скорби и чувства вины. Чувство вины делает жизнь пресной и блеклой. А в ней очень много красок, которыми никто не должен пренебрегать. А уж художник тем более!
Анна вспыхнула. Дали назвал ее художником!
– Ваша «Ботифара», сеньор Дали.
Художник пододвинул к себе блюдо и придирчиво осмотрел его и обнюхал. Осмотр его, видимо, удовлетворил, так как он отрезал маленький кусочек колбасы и с умильным выражением лица отправил его в рот.
– Вы действительно думаете… – начала Анна.
Дали вскинул указательный палец правой руки вверх, призывая девушку замолчать, наколол очередной кусок колбасы на вилку и прикрыл глаза. Следующие пятнадцать минут он очень медленно наслаждался своим блюдом. За столом царило молчание.
Сальвадора Дали без преувеличения можно назвать самым известным сюрреалистом XX века, ведь его имя знакомо даже тем, кто совершенно далёк от живописи. Одни люди считают его величайшим гением, другие - безумцем. Но и первые, и вторые безоговорочно признают уникальный талант художника. Его картины представляют собой иррациональное сочетание реальных предметов, деформированных парадоксальным образом. Дали был героем своего времени: творчество мастера обсуждалось как в высших кругах общества, так и в пролетарской среде. Он стал настоящим воплощением сюрреализма с присущими этому течению живописи свободой духа, противоречивостью и эпатажностью. Сегодня любому желающему доступны шедевры, автором которых является Сальвадор Дали. Картины, фото которых можно увидеть в этой статье, способны впечатлить каждого поклонника сюрреализма.
Роль Галы в творчестве Дали
Огромное творческое наследие оставил после себя Сальвадор Дали. Картины с названиями, вызывающими у многих смешанные чувства, сегодня настолько привлекают любителей искусства, что заслуживают детального рассмотрения и описания. Вдохновительницей, моделью, поддержкой и главной поклонницей художника была его супруга Гала (эмигрантка из России Все его самые знаменитые полотна были написаны в период совместной жизни с этой женщиной.
Скрытый смысл «Постоянства памяти»
Рассматривая Сальвадора Дали, стоит начать с наиболее узнаваемой его работы - "Постоянство памяти" (иногда её называют "Время"). Полотно было создано в 1931 году. Вдохновила художника на написание шедевра его супруга Гала. По утверждению самого Дали, замысел картины у него возник при виде плавящегося под солнечными лучами О чём хотел сказать мастер, изобразив на холсте мягкие часы на фоне пейзажа?
Три мягких циферблата, украшающих передний план картины, отождествляются с субъективным временем, которое свободно протекает и неравномерно заполняет собой всё свободное пространство. Количество часов тоже символично, ведь число 3 на этом полотне свидетельствует о прошлом, настоящем и будущем. Мягкое состояние предметов указывает на взаимосвязь между пространством и временем, которая для художника всегда была очевидной. Присутствуют на картине и твёрдые часы, изображённые циферблатом вниз. Они символизируют объективное время, ход которого идёт против человечества.
Свой автопортрет также изобразил на этом полотне Сальвадор Дали. Картина "Время" содержит на переднем плане непонятный растёкшийся предмет, обрамлённый ресницами. Именно в таком образе и нарисовал себя спящим автор. Во сне человек высвобождает свои мысли, которые в состоянии бодрствования он тщательно скрывает от окружающих. Всё, что можно увидеть на картине, является сновидением Дали - результатом торжества бессознательного и смерти реальности.
Муравьи, ползающие по корпусу твёрдых часов, символизируют распад, гниение. На картине насекомые выстраиваются в виде циферблата со стрелками и свидетельствуют о том, что объективное время уничтожает себя само. Муха, сидящая на мягких часах, для живописца была символом вдохновения. Древнегреческие философы проводили много времени в окружении этих "средиземноморских фей" (именно так называл Дали мух). Зеркало, виднеющееся на картине слева - свидетельство непостоянства времени, оно отображает как объективные, так и субъективные миры. Яйцо на дальнем плане символизирует жизнь, сухая олива - позабытую античную мудрость, а - вечность.
«Жираф в огне»: трактовка образов
Изучая картины Сальвадора Дали с описанием, можно глубже изучить творчество художника, лучше понять подтекст его полотен. В 1937 году из-под кисти живописца вышла работа «Жираф в огне». Это был сложный период для Испании, так как немного ранее в ней началась Кроме того, Европа оказалась на пороге Второй мировой войны, и Сальвадор Дали, как и множество прогрессивных людей того времени, чувствовал её приближение. Несмотря на то что мастер утверждал, что его «Жираф в огне» не имеет отношения к политическим событиям, сотрясающим континент, картина насквозь пропитана ужасом и тревогой.
На переднем плане Дали нарисовал женщину, стоящую в позе отчаяния. Её руки и лицо окровавлены, создаётся впечатление, что с них содрана кожа. Женщина выглядит беспомощной, она не в силах противостоять надвигающейся опасности. Позади неё изображена дама с куском мяса в руках (оно является символом самоуничтожения и смерти). Обе фигуры стоят на земле благодаря тонким подпоркам. Их Дали нередко изображал в своих работах, чтобы подчеркнуть слабость человека. Жираф, в честь которого названа картина, нарисован на дальнем плане. Он гораздо меньше женщин, верхняя часть его туловища охвачена огнём. Несмотря на свои небольшие размеры, он является главным героем полотна, воплощая собой монстра, несущего апокалипсис.
Анализ «Предчувствия гражданской войны»
Не только в этой работе выразил своё предчувствие войны Сальвадор Дали. Картины с названиями, указывающими на её приближение, появлялись у художника неоднократно. За год до «Жирафа» художник написал «Мягкую конструкцию с варёными бобами» (иначе её называют «Предчувствием гражданской войны»). Сооружение из частей человеческого тела, изображённое в центре холста, напоминает контуры Испании на карте. Конструкция сверху слишком громоздкая, она нависает над землёй и может в любой момент рухнуть. Внизу под сооружением рассыпаны бобы, которые выглядят здесь совершенно неуместными, что только подчёркивает абсурдность политических событий, происходящих в Испании во второй половине 30-х годов.
Описание «Лица войны»
«Лицо войны» - это ещё одна работа, оставленная сюрреалистом своим поклонникам. Картина датируется 1940 годом - временем, когда Европа была охвачена боевыми действиями. На холсте изображена человеческая голова с застывшим в агонии лицом. Её со всех сторон окружают змеи, вместо глаз и рта у неё бесчисленное количество черепов. Создаётся впечатление, что голова буквально напичкана смертью. Картина символизирует собой концентрационные лагеря, забравшие жизнь у миллионов людей.
Толкование «Сна»
«Сон» - картина Сальвадора Дали, созданная им в 1937 году. На ней изображена огромная спящая голова, держащаяся на одиннадцати тонких подпорках (точно таких же, как у женщин на полотне «Жираф в огне»). Костыли везде, они поддерживают глаза, лоб, нос, губы. Тело у человека отсутствует, зато есть неестественно вытянутая назад тонкая шея. Голова олицетворяет сон, а костыли указывают на поддержку. Стоит только каждой части лица отыскать свою подпорку, как человек рухнет в мир сновидений. Поддержка нужна не только людям. Если внимательно присмотреться, в левом углу полотна можно увидеть маленькую собаку, чьё туловище тоже опирается на костыль. Рассматривать подпорки можно и как нити, которые позволяют голове свободно парить во время сна, однако не дают ей полностью оторваться от земли. Голубой фон полотна ещё больше подчёркивает отстранённость происходящего на нём от рационального мира. Художник был уверен, что именно так выглядит сон. Картина Сальвадора Дали вошла в цикл его работ «Паранойя и война».
Образы Галы
Свою любимую жену тоже рисовал Сальвадор Дали. Картины с названиями "Анжелюс Гала", "Мадонна Порт-Лигата" и многие другие прямо или косвенно указывают на присутствие Дьяконовой в сюжетах произведений гения. Например, в «Галатее со сферами» (1952 г.) он изобразил свою спутницу жизни в виде божественной женщины, лицо которой просвечивается сквозь большое количество шаров. Супруга гения парит над реальным миром в верхних эфирных слоях. Стала его муза главной героиней таких картин, как «Галарина», где она изображена с обнажённой левой грудью, «Атомная Леда», в которой Дали представил голую супругу в виде правительницы Спарты. Практически на все женские образы, присутствующие на холстах, вдохновляла живописца его верная жена.
Впечатление от работ живописца
Фото, изображающие картины Сальвадора Дали, высокого разрешения позволяют изучить его творчество до мельчайших деталей. Художник прожил долгую жизнь и оставил после себя несколько сотен работ. Каждая из них - это уникальный и ни с чем не сравнимый внутренний мир, отображённый гением по имени Сальвадор Дали. Картины с названиями, известными всем с детства, могут вдохновлять, вызывать восторг, недоумение или даже отвращение, однако ни один человек не останется после их просмотра равнодушным.
Картина Сальвадора Дали «Лицо войны» написана в 1940 году. Она была создана по дороге в США, куда художник уехал из Парижа, потеряв всякую надежду на нормальную жизнь в Европе.
Старый Свет охвачен войной…По впечатлением от разыгравшейся трагедии мирового масштаба Дали приступает к работе над картиной еще на пароходе.
Смысл этой картины понятен каждому: в ней автор отказывается от замысловатого языка сюрреализма. Перед зрителем – мертвая голова на фоне безжизненной пустыни, в глазницах и во рту – черепа, в глазницах которых в свою очередь – тоже черепа. Из головы все стороны тянутся змеи и стараются укусить ту же голову.
Так Дали показывает весь ужас войны, ее бессмысленность, противоестественность и губительность всего живого на земле.
Отпечаток руки на камне справа указывает на присутствие зрителя: ужасное видение в виде головы он наблюдает из пещеры.
Атмосфера страдания нагнетается приглушенными тонами и депрессивными оттенками.
Купить репродукцию этой картины вы можете в нашем интернет-магазине.
ВЫГОДНОЕ предложение от интернет-магазина BigArtShop: купить картину Лицо войны художника Сальвадора Дали на натуральном холсте в высоком разрешении, оформленную в стильную багетную раму, по ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ цене.
Картина Сальвадора Дали Лицо войны: описание, биография художника, отзывы покупателей, другие работы автора. Большой каталог картин Сальвадора Дали на сайте интернет-магазина BigArtShop.
Интернет-магазин BigArtShop представляет большой каталог картин художника Сальвадора Дали. Вы можете выбрать и купить понравившиеся репродукции картин Сальвадора Дали на натуральном холсте.
Сальвадор Фелипе Хасинто Дали родился в Каталонии, на северо-востоке Испании. Талант к живописи проявился в раннем возрасте. Уже в 4 года он старательно пытался рисовать. В его поведении всегда отмечалась неудержимая энергия, частые капризы и истерики.
Первую свою картину на деревянной доске масляными красками Сальвадор Дали нарисовал, когда ему было 10 лет. Дали целыми днями просиживал в маленькой, специально выделенной ему комнате, рисуя картины.
Первые уроки мастерства он получил у профессора Жоана Нуньеса, под руководством которого талант Дали обрел реальные формы.
В пятнадцатилетнем возрасте Дали был исключен из монашеской школы «за непотребное поведение», но смог успешно сдать экзамены и поступить в институт (так в Испании называли школу, дающую законченное среднее образование).
С 16 лет Дали начал излагать свои мысли на бумаге, с этого времени литературное творчество тоже стало неотъемлемой частью его творческой жизни.
В начале 20-х годов Дали увлекся работами футуристов. Экстравагантный вид самого Дали изумлял и шокировал окружающих.
Институт в 1921 году ему удалось закончить с блестящими оценками. Затем он поступил в Художественную академию в Мадриде.
В 1923 году за нарушение дисциплины он был на год отстранён от занятий в академии. В этот период интерес Дали был прикован к творчеству Пабло Пикассо.
В 1925 году была организована первая персональная выставка работ Дали в галерее Далмау. На этой выставке были представлены 27 картин и 5 рисунков начинающего великого гения.
Школа живописи, в которой он учился, постепенно разочаровала его, и в 1926 году Дали был исключен из академии за свое вольнодумие. В том же 1926 году Сальвадор Дали в поисках занятий по душе уехал в Париж. Вступив в группу Андре Бретона, он начал создавать свои первые сюрреалистические работы.
В начале 1929 года состоялась премьера фильма «Андалузский пес» по сценарию Сальвадора Дали и Луиса Бунюэля. Сценарий был написан ими всего за шесть дней! В 1930 году картины Сальвадора Дали стали приносить ему известность. Неизменными темами его творений были разрушение, тление, смерть, а так же мир сексуальных переживаний человека (влияние книг Зигмунда Фрейда).
В начале 30- х годов Сальвадор Дали вступил в конфликт на политической почве с сюрреалистами. Его восхищение Адольфом Гитлером и монархические наклонности шли в разрез с идеями Бретона. Дали порвал с сюрреалистами после того, как те обвинили его в контрреволюционной деятельности.
В январе 1931 года в Лондоне состоялась премьера второго фильма по сценарию Дали – «Золотой век».
В 1934 году Дали женился на Елене Дьяконовой, бывшей супруге писателя Поля Элюара. Именно эта женщина (Гала) стала музой и вдохновением гения Дали на всю оставшуюся жизнь. Удивительная особенность семейной пары Дали была в том, что они чувствовали и понимали друг друга. Гала жила жизнью Дали, а он в свою очередь обожествлял ее, восхищался ею.
В 1940 году после оккупации во Франции Дали уезжает в США (Калифорнию), где открывает новую мастерскую. Именно там великий гений пишет одну из самых лучших своих книг «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим».
В 1951 году, накануне холодной войны, Дали разрабатывает теорию «атомарного искусства», опубликованную в этом же году в «Мистическом манифесте». Дали ставит перед собой цель донести до зрителя идею о постоянстве духовного бытия даже после исчезновения материи. Эта идея воплотилась в его картине «Взрывающаяся голова Рафаэля» В 1953 году состоялась большая выставка ретроспективных работ Сальвадора Дали в Риме. На ней было представлено 24 картины, 27 рисунков,102 акварели!
В 1959 году Дали и Гала обустроили наконец-то свой дом в Порт-Льигате. К тому времени уже никто не мог усомниться в гениальности великого художника. Его картины покупались за огромные деньги поклонниками и любителями роскоши. Громадные холсты, написанные Дали в 60-е годы, оценивались огромными суммами. У многих миллионеров считалось шиком иметь в коллекции картины Сальвадора Дали.
В конце 60-х отношения между Дали и Галой стали угасать. И по просьбе Галы Дали был вынужден купить ей замок, где она проводила время предпочтительно в обществе молодых людей.
В 1973 году в Фигейрасе открылся «Музей Дали”. Это бесподобное сюрреалистическое творение и по сей день приводит в восторг посетителей. Музей представляет собой ретроспективу жизни великого художника.
Ближе к 80-м годам у Дали начались проблемы со здоровьем. Врачи подозревали у Дали болезнь Паркинсона. Эта болезнь когда-то стала смертельной для его отца.
1982 года 10 июня умерла Гала. Хоть их отношения к этому времени нельзя было назвать близкими, Дали воспринял ее смерть как страшный удар.
К концу 1983 года его настроение немного улучшилось. Он стал иногда гулять по саду, начал писать картины. Но старость брала верх над гениальным разумом.
30 августа 1984 года в доме Дали произошел пожар, в результате которого Дали получил ожоги 18% кожи.
К февралю 1985 года самочувствие Дали несколько наладилось и он смог дать интервью крупнейшей испанской газете.
Но в ноябре 1988 года Дали положили в клинику с диагнозом «сердечная недостаточность».
Сердце Сальвадора Дали остановилось 23 января 1989 года. Тело по его просьбе было забальзамировано, и на протяжении недели он лежал в своем музее в Фигерасе. Тысячи людей приезжали, чтобы проститься с великим гением.
Сальвадора Дали похоронили в центре его музея под ничем не обозначенной плитой.
Текстура холста, качественные краски и широкоформатная печать позволяют нашим репродукциям Сальвадора Дали не уступать оригиналу. Холст будет натянут на специальный подрамник, после чего картина может быть оправлена в выбранный Вами багет.
Сальвадор Дали благодаря всепоглощающему таланту, мог превращать все, к чему притрагивался, в «музейный экспонат», в шедевр, наследие для будущих поколений. Будь то фотография или картина, книга либо реклама – все у него получалось делать на высшем уровне. Он гений, которому было тесно в своей стране, его работы опережали время и благодаря этому художник стал «великим» ещё при жизни. Сегодня мы, как Вы уже догадались, поговорим о самом известном представителе сюрреализма – Сальвадоре Дали и о лучших, самых известных его картинах.
«… я решился и начал постигать пространство-время путём созерцания левитации, которая разрушает энтропию» - слова художника, сказанные как описание к своей картине, изображающей процесс потери формы. Была написана в 1956 году. В настоящее время находится в музее Сальвадора Дали в Сент-Питерсберге.
«Пейзаж близ Фигераса» - одна из самых ранних работ художника, которую он написал в возрасте 6 лет на почтовой открытке в 1910 году. Это яркий пример, иллюстрирующий импрессионистический период творчества Дали. В настоящее время она хранится в частной коллекции Альберта Филда в Нью-Йорке.
«Человек-невидимка» или «Незримый человек» - картина, написанная Сальвадором Дали в период между 1929 и 1933 годами. Хранится в музее королевы Софии в Мадриде. Это незавершённая экспериментальная работа, в которой Дали практиковал двойные образы. На ней художник очень изысканно изобразил скрытые смыслы и контуры предметов.
«Явление лица и вазы с фруктами на берегу моря» - ещё одна сюрреалистическая картина, демонстрирующая метаморфозы, скрытые смыслы и контуры предметов. Подобие вазы с фруктами на столе и пейзаж образуют сложенную фигуру собаки и лицо человека. Эта работа была написана в 1938 году. Ныне находится в музее Уодсворт Атенеум Хартфорд, штат Коннектикут, США.
В 1943 году, во времена, Второй мировой войны, Дали написал картину о рождении нового человека. Мы видим как личность, пытается вылупиться из яйца, которое символизирует зарождение новой силы, а также является символом вселенной.
Эта работа была написана в 1940 году, в начале Второй мировой войны в Калифорнии, США, где художник прожил 8 лет. Своей работой он осуждает ужасы войны и страдания людей, стоящих перед ней. Находится полотно в музее Бойманса - ван Бёнингена в Роттердаме, Нидерланды.
«Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» - одна из немногих картин, написанных Дали в 1944 году. Это пример влияния Фрейда на сюрреалистическое искусство, а также попытка художника исследовать мир сновидений. Находится в Музее Тиссена-Борнемисы в Мадриде.
Картина была написана в 1954 году. Это нетрадиционное, сюрреалистическое изображение Иисуса Христа, распятого на развёртке тессеракта – гиперкуба. Женщина внизу – Гала – жена Сальвадора Дали. Художник, как бы намекает на то, что Христа распинают холодность этого мира и бездушие. Полотно находится в музее Метрополитен в Нью-Йорке.
Несомненно, это одна из лучших и самых известных картин Сальвадора Дали. Была написана в 1931 году. Имеет три названия – «Постоянство памяти», «Стойкость памяти» и «Мягкие часы». Интересно то, что идея её создания была навеяна художнику видом плавленого сыра камамбер. На ней изображено переживание человеком времени и памяти, которое оживляется областью бессознательного, в виде стекающих часов.
Поделится в соц. сетях