Необычность героя объяснена автором с социальных позиций. Душа Ленского не увяла от «хладного разврата света», он воспитывался не только в «Германии туманной», но и в русской деревне. В «полурусском» мечтателе Ленском больше русского, чем в толпе окрестных помещиков. Автор с грустью пишет о его гибели, дважды (в шестой и седьмой главах) приводит читателя на его могилу. Печалит Автора не только смерть Ленского, но и возможное оскудение юношеского романтизма, врастание героя в косную помещичью среду. С этим вариантом судьбы Ленского иронически «рифмуются» судьбы любительницы сентиментальных романов Прасковьи Лариной и «деревенского старожила» - дяди Онегина.

Татьяна Ларина - «милый Идеал» Автора. Он не скрывает своей симпатии к героине, подчеркивая ее искренность, глубину чувств и переживаний, простодушие и преданность любви. Ее личность проявляется в сфере любовных и семейных отношений. Как и Онегина, ее можно назвать «гением любви». Татьяна - участница основного сюжетного действия романа, в котором ее роль сопоставима с ролью Онегина.

Характер Татьяны, так же как и характер Онегина, - динамичный, развивающийся. Обычно обращают внимание на резкое изменение ее социального статуса и внешнего облика в последней главе: вместо деревенской барышни, непосредственной и открытой, перед Онегиным предстала величественная и холодная светская дама, княгиня, «законодательница зал». Ее внутренний мир закрыт от читателя: Татьяна вплоть до своего заключительного монолога не произносит ни слова. Автор также хранит «тайну» о ее душе, ограничиваясь «визуальными» характеристиками героини («Как сурова! / Его не видит, с ним ни слова; / У! как теперь окружена / Крещенским холодом она!»). Однако в восьмой главе показана третья, завершающая стадия духовного развития героини. Ее характер существенно меняется уже в «деревенских» главах. Эти изменения связаны с ее отношением к любви, к Онегину, с представлениями о долге.

Во второй - пятой главах Татьяна предстает человеком внутренне противоречивым. В ней уживаются подлинные чувства и чувствительность, внушенная сентиментальными романами. Автор, характеризуя героиню, указывает прежде всего на круг ее чтения. Романы, подчеркивает автор, ей «заменяли все». Действительно, мечтательная, отчужденная от подруг, столь непохожая на Ольгу, Татьяна все окружающее воспринимает как еще не написанный роман, себя воображает героиней любимых книг. Отвлеченность мечтаний Татьяны оттенена книжно-бытовой параллелью - биографией ее матери, которая тоже в молодости была «от Ричардсона без ума», любила «Грандисона», но, выйдя замуж «по неволе», «рвалась и плакала сначала», а потом превратилась в обычную помещицу. Татьяна, ожидавшая «кого-нибудь» похожего на героев романов, увидела в Онегине именно такого героя. «Но наш герой, кто б ни был он, / Уж верно был не Грандисон», - иронизирует Автор. Поведение влюбленной Татьяны строится по известным ей романным моделям. Ее письмо, написанное по-французски, - эхо любовных посланий героинь романов. Автор переводит письмо Татьяны, но его роль «переводчика» этим не ограничивается: он все время вынужден как бы высвобождать подлинные чувства героини из плена книжных шаблонов.

Проследите эти «переводы». Почему автор постоянно соотносит Татьяну со Светланой - героиней баллады В.А. Жуковского? Какие мотивы баллады постоянно используются в изображении Татьяны? В чем важность замечания автора о том, что «Татьяна верила преданьям / Простонародной старины, / И снам, и карточным гаданьям, / И предсказаниям луны»?

Переворот в судьбе Татьяны происходит в седьмой главе. Внешние перемены в ее жизни - только следствие сложного процессу, который шел в ее душе после отъезда Онегина. Она убедилась, наконец, в своем «оптическом» обмане. Восстанавливая облик Онегина по «следам», оставшимся в его усадьбе, она поняла, что ее возлюбленный - человек донельзя загадочный, странный, но вовсе не тот, за кого она его принимала. Главным итогом «исследования» Татьяны стала любовь уже не к литературной химере, а к подлинному Онегину. Она полностью освободилась и от книжных представлений о жизни. Оказавшись в новых обстоятельствах, не надеясь на новую встречу и взаимность возлюбленного, Татьяна делает решающий нравственный выбор: соглашается поехать в Москву и выйти замуж. Заметим, что это свободный выбор героини, для которой были «все жребии равны». Она любит Онегина, но добровольно подчиняется своему долгу перед семьей. Таким образом, слова Татьяны в последнем монологе - «Но я другому отдана; / Я буду век ему верна» - новость для Онегина, но не для читателя: героиня лишь подтвердила выбор, сделанный ранее.

Не следует упрощать вопрос о влиянии на характер Татьяны новых обстоятельств ее жизни. В последнем эпизоде романа становится очевидным контраст между светской и «домашней» Татьяной: «Кто прежней Тани, бедной Тани / Теперь в княгине б не узнал!» Однако монолог героини свидетельствует не только о том, что она сохранила прежние душевные качества, верность любви к Онегину и своему супружескому долгу. «Урок Онегину» полон несправедливых замечаний и нелепых предположений. Татьяна не понимает чувств героя, видя в его любви лишь светскую интригу, желание уронить ее честь в глазах общества, обвиняя его в корысти. Любовь Онегина для нее «малость», «чувство мелкое», а в нем самом она видит только раба этого чувства. Вновь, как когда-то в деревне, Татьяна видит и «не узнает» подлинного Онегина. Ее ложное представление о нем порождено светом, тем «утеснительным саном», приемы которого, как заметил Автор, она «скоро приняла». Монолог Татьяны отражает ее внутреннюю драму. Смысл этой драмы не в выборе между любовью к Онегину и верностью мужу, а в той «коррозии» чувств, которая произошла в героине под влиянием светского общества. Татьяна живет воспоминаниями и не способна хотя бы поверить в искренность любящего ее человека. Болезнь, от которой так мучительно освобождался Онегин, поразила и Татьяну. «Свет пустой», словно напоминает мудрый Автор, враждебно относится ко всякому проявлению живого, человеческого чувства.

Главные герои «Евгения Онегина» свободны от заданности, однолинейности. Пушкин отказывается видеть в них воплощение пороков или «совершенства образцы». В романе последовательно реализованы новые принципы изображения героев. Автор дает понять, что у него нет готовых ответов на все вопросы об их судьбах, характерах, психологии. Отвергая традиционную для романа роль «всезнающего» рассказчика, он «колеблется», «сомневается», порой непоследователен в своих суждениях и оценках. Автор как бы приглашает читателя дорисовать портреты героев, представить себе их поведение, попробовать посмотреть на них с другой, неожиданной точки зрения. С этой целью в роман введены и многочисленные «паузы» (пропущенные строки и строфы). Читатель должен «узнать» героев, соотнести их с собственной жизнью, со своими мыслями, чувствами, привычками, суевериями, прочитанными книгами и журналами.

Как автор знакомит читателя с Онегиным, Ленским, Татьяной? Приведите примеры его противоречивых, непоследовательных мнений о героях. Найдите пропущенные строки, строфы, посмотрите, в каком контексте они появляются, попробуйте объяснить их смысл. Какие книги и журналы упомянуты в романе? Каких литературных героев называет автор, говоря об Онегине и Татьяне?

Облик Онегина, Татьяны Лариной, Ленского складывается не только из характеристик, наблюдений и оценок Автора - творца романа, но и из толков, пересудов, слухов. Каждый герой предстает в ореоле общественного мнения, отражающего точки зрения самых разных людей: друзей, знакомых, родственников, соседей-помещиков, светских сплетников. Общество - источник молвы о героях. Для Автора - это богатый набор житейской «оптики», которую он превращает в «оптику» художественную. Читателю предлагается выбрать тот взгляд на героя, который ему ближе, кажется наиболее достоверным и убедительным. Автор, воссоздавая картину мнений, оставляет за собой право расставить необходимые акценты, дает читателю социальные и нравственные ориентиры.

Обратите внимание, как отражается «общественное мненье» в характеристиках Онегина (главы первая, третья, восьмая), Ленского (главы вторая, четвертая, шестая), Татьяны Лариной (главы вторая, третья, пятая, седьмая и восьмая).

«Евгений Онегин» выглядит как роман-импровизация. Эффект непринужденного разговора с читателем создается прежде всего выразительными возможностями четырехстопного ямба - излюбленного пушкинского размера и гибкостью созданной Пушкиным специально дляромана «онегинской» строфы, включающей 14 стихов четырехстопного ямба со строгой рифмовкой AbAb CCdd EffE gg (прописными буквами обозначены женские окончания, строчными - мужские). Свою лиру Автор назвал «болтливой», подчеркнув «свободный» характер повествования, многообразие интонаций и стилей речи - от «высокого», книжного до разговорного стиля обычных деревенских пересудов «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне».

Роман в стихах - последовательное отрицание известных, общепризнанных законов жанра. И дело не только в дерзком отказе от обычной для романа прозаической речи. В «Евгении Онегине» нет стройного повествования о героях и событиях, укладывающегося в заранее заданные рамки сюжета. В таком сюжете действие развивается плавно, без разрывов и отступлений - от завязки действия к его развязке. Шаг за шагом Автор идет к своей главной цели - созданию образов героев на фоне логически выверенной сюжетной схемы.

В «Евгении Онегине» Автор-повествователь то и дело «отступает» от рассказа о героях и событиях, предаваясь «вольным» размышлениям на биографические, житейские и: литературные темы. Герои и Автор постоянно меняются местами: то герои, то Автор оказываются в центре внимания читателя. В зависимости от содержания конкретных глав таких «вторжений» Автора может быть больше или меньше, но принцип «альбомного», внешне не мотивированного, соединения сюжетного повествования с авторскими монологами сохраняется почти во всех главах. Исключение составляет пятая глава, в которой 10 с лишним строф занимает сон Татьяны и завязывается новый сюжетный узел - ссора Ленского с Онегиным.

Сюжетное повествование тоже неоднородно: оно сопровождается более или менее развернутыми авторскими «репликами в сторону». Автор с самого начала романа обнаруживает себя, как бы выглядывает из-за спин героев, напоминая о том, кто ведет повествование, кто создает мир романа.

Сюжет романа внешне напоминает хронику жизни героев - Онегина, Ленского, Татьяны Лариной. Как в любом хроникальном сюжете, в нем отсутствует центральный конфликт. Действие строится вокруг конфликтов, возникающих в сфере частной жизни (любовные и дружеские отношения). Но создается лишь набросок связного хроникального повествования. Уже в первой главе, содержащей предысторию Онегина, подробно рассказано об одном дне его жизни, а события, связанные с приездом в деревню, просто перечислены. В деревне Онегин провел несколько месяцев, но многие подробности его деревенской жизни не заинтересовали повествователя. Достаточно полно воспроизведены лишь отдельные эпизоды (поездка к Лариным, объяснение с Татьяной, именины и дуэль). Почти трехлетнее путешествие Онегина, которое должно было связать два периода его жизни, просто опущено.

Время в романе не совпадает с реальным временем: оно то сжато, спрессовано, то растянуто. Автор часто как бы предлагает читателю просто «перелистать» страницы романа, скороговоркой сообщая о поступках героев, об их повседневных занятиях. Отдельные эпизоды, наоборот, укрупнены, растянуты во времени - на них внимание задерживается. Они напоминают драматические «сцены» с диалогами, монологами, с четко прописанными декорациями (см., например, сцену разговора Татьяны с няней в третьей главе, объяснение Татьяны и Онегина, разбитое на два «явления», - в третьей и четвертой главах).

Автор подчеркивает, что время жизни его героев, сюжетное время - художественная условность. «Календарь» романа, вопреки полусерьезному уверению Пушкина в одном из примечаний - «в нашем романе время расчислено по календарю», - особый. Он состоит из дней, которые равны месяцам и годам, и месяцев, а то и лет, удостоенных нескольких замечаний Автора. Иллюзия хроникального повествования поддерживается «фенологическими заметками» - указаниями на смену времен года, погоду и сезонные занятия людей.

В русской литературе XVIII века отразились изменения в общественной жизни России, которые связаны с деятельностью Петра I. В этот период начинают издавать больше книг научного и публицистического содержания. В русский язык входят многие иностранные слова, которые обозначали новые для русских людей понятия. Одновременно по указанию царя книги начинают писать не на церковнославянском, а на общеупотребительном русском языке.

Многие жанры литературы XVIII века были заимствованы из XVII века: драма, повесть и виршевая поэзия. Однако новые условия жизни порождают и новый образ литературного героя, поэтому форма и язык произведений, написанных в этих жанрах, также меняются в соответствии с требованиями времени. Появляются и новые жанры, например, любовная лирика.

В середине XVIII века русская литература испытала сильное влияние классицизма - литературного направления, сложившегося в Западной Европе и взявшего образцами произведения античной Греции и Рима.

В соответствии с традициями классицизма существуют «высокие» и «низкие» жанры литературы. К первым относились трагедии, оды и поэмы, ко вторым - комедии, сатиры и басни. Произведения каждого жанра создавались в соответствии с четкими принципами, смещение жанров не допускалось.

Произведения «высоких» жанров писались возвышенным языком, в них разрабатывался определенный круг тем, которые отражали значимые события из истории и мифологии, а героями могли быть только правители, прославленные исторические деятели и легендарные персонажи. В произведениях «низких» жанров допускался обыкновенный разговорный язык, сюжеты были более близки простому народу.

Трагедия, которая в эпоху классицизма стала одним из распространенных жанров, должна была соответствовать правилу «трех единств»: места, времени и действия. Основой сюжета трагедии всегда выступает столкновение сильной личности с непреодолимыми препятствиями, которые в античной мифологии олицетворяет Рок, Судьба. Трагедия обычно заканчивается гибелью главного героя, но сначала он проходит через испытания, в которых его личные чувства и желания вступают в противоречие с долгом. Согласно правилам жанра долг всегда побеждает. Характеры классической трагедии условны и являются олицетворением какой- либо определенной черты, либо положительной, либо отрицательной.

Поэма является эпическим произведением, в котором в поэтической форме рассказывается о важном событии из жизни царей или героев.

Ода - это торжественное поэтическое произведение, которое восхваляет царей или полководцев, либо создается в честь победы над врагами.

Русский классицизм, хотя следовал основным правилам этого литературного направления, все же имел ряд особенностей. Во-первых, в произведениях русских классицистов чувствуется тесная связь с современной действительностью. Во-вторых, в русском классицизме значительное место принадлежит такому жанру, как сатира. В-третьих, многие произведения русских писателей XVIII века создавались на основе отечественных сюжетов, что свидетельствует об интересе к родной истории.

Майя КУЧЕРСКАЯ

Николай Алексеевич Некрасов

Глава из учебника, выходящего в издательстве «Дрофа»

«МЕЧТЫ И ЗВУКИ» (1840)

Николай Алексеевич Некрасов занимает на русском литературном Парнасе особое место. Он ввёл в широкий поэтический обиход новые темы, лексику, ритмы, стиль. Благодаря стихотворениям Некрасова у русской поэзии открылось второе дыхание, неповторимый рисунок некрасовского стиха навсегда запечатлелся в её облике, интонации Некрасова зазвучали в творчестве поэтов следующих поколений.

В отличие от большинства своих литературных предшественников, Некрасов не получил систематического образования. Семнадцатилетним юношей с тетрадкой стихов он приехал в Петербург, надеясь начать печататься и поступить в Петербургский университет. В университет он не поступил, знаний, полученных в Ярославской гимназии, не хватило. Отец, человек жестокого и буйного нрава, обидевшись на обман - Некрасов уверил его, что в Петербурге будет поступать в Дворянский полк, военное учебное заведение, - лишил сына средств к существованию. Некрасов столкнулся с острой нуждой. Он зарабатывал репетиторством, переписыванием писем для неграмотных и каторжным литературным трудом - писал рецензии на спектакли и книги, стихотворные пародии, заметки, фельетоны и даже водевили, лёгкие развлекательные пьесы, которые с успехом шли в Петербургском Александринском театре.

В 1840 году вышел первый поэтический сборник Некрасова «Мечты и звуки». В зрелые годы поэт говорил о своих юношеских стихах – "что ни прочту, тому и подражаю". В самом деле, главная особенность его первых стихотворений - подражательность. «Мечты и звуки» вполне можно рассматривать как сборник поэтических штампов, сложившихся в русской поэзии к 1840 году. Тени Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Бенедиктова то и дело проскальзывают по этим стихам. Иногда влияние предшественников бросается в глаза, иногда делается незаметнее, однако общее впечатление от стихов сборника остаётся именно таким: где-то это уже встречалось, кто-то уже так писал. Тем не менее в печати появились вполне благожелательные рецензии на книгу. По-настоящему отрицательных отзывов было только два. Но как раз на них-то и обратил внимание Некрасов. Возможно, потому, что один из них принадлежал В.Г. Белинскому.

Контрольный вопрос

Найдите в «Мечтах и звуках» стихотворение «Жизнь» и сравните его с «Думой» Лермонтова. В чём Некрасов следует своему образцу, в чём от него отходит?

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПУТИ. Некрасов – редактор «Современника» и «Отечественных записок».

Несмотря на отповедь, полученную однажды от критика, в начале 1840-х годов Некрасов познакомился и подружился с Белинским. Белинский быстро оценил журналистское и поэтическое дарование молодого литератора.

Тесное общение с Белинским помогло Некрасову выработать собственную литературную позицию и вскоре самому стать во главе важнейших литературных процессов своего времени. Совместно с Белинским Некрасов издал два альманаха: «Физиология Петербурга» (СПб., 1845) и «Петербургский сборник» (СПб., 1846); оба сборника давали исчерпывающее представление о "натуральной школе" в русской литературе, направлении, наложившем заметную печать на творчество и Тургенева, и Островского, и Григоровича, и Достоевского, и, конечно, самого Некрасова.

С 1847 года Некрасов стал редактором журнала «Современник», и вскоре «Современник» сделался одним из лучших журналов эпохи. Гражданское лицо журнала определял критический отдел. Благодаря сотрудничеству в «Современнике» Белинского, а позднее Чернышевского и Добролюбова журнал стал революционно-демократическим, то есть оппозиционным по отношению к официальной правительственной линии. «Современник» неоднократно подвергался жестким цензурным преследованиям. В 1862 году его выход был приостановлен на восемь месяцев из-за "вредного направления", а спустя четыре года, несмотря на отчаянные попытки Некрасова спасти журнал, «Современник» был закрыт навсегда.

В 1868 году Некрасов возобновил свою редакторскую деятельность, возглавив журнал «Отечественные записки», который стал преемником «Современника» – это подчёркивалось даже похожим оформлением «Отечественных записок». Второй журнал Некрасова также собрал лучшие литературные силы эпохи - к старым авторам «Современника» добавились М.Е. Салтыков-Щедрин, Достоевский, Д.И. Писарев.

Редакторские обязанности никогда не вытесняли творческих занятий Некрасова, он продолжал писать и печатать свои стихи, однако с середины 1840-х годов перед читателем предстал поэт, мало похожий на сочинителя "гладких" стихотворений сборника «Мечты и звуки». В ранних стихах он уже научился писать, как все, он обкатал и вытвердил наизусть основные приёмы и образы русской поэзии. Теперь поэт взял в руки топор, раскрошил всю прежнюю традиционную поэтическую систему и из получившихся обломков стал строить систему совершенно новую, никому не знакомую и поначалу многих отпугнувшую. "Что за талант у этого человека. И что за топор его талант!" – писал Белинский в письме Тургеневу о зрелых стихах Некрасова.

Контрольный вопрос

Назовите стихотворения Некрасова, на которых отразились, по-вашему, его занятия журналистикой. Какие из самых известных стихотворений поэта напоминают газетный очерк, фельетон?

«СОВРЕМЕННАЯ ОДА» (1845). «КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ (Подражание Лермонтову)» (1845)

Одним из основных источников обновления поэтического языка для Некрасова стала литературная пародия. Пародия позволяла взглянуть на привычные образы, формулы и жанры как бы со стороны, по выражению Виктора Шкловского, "остранить" их, то есть вывернуть наизнанку, показать их оборотную сторону. Давайте посмотрим, как поэт достигал необходимого эффекта. В 1845 году Некрасов написал два похожих по своим приёмам стихотворения - «Современная ода» и «Колыбельная песня».

В «Современной оде» Некрасов иронически восхваляет современного чиновника.

Украшают тебя добродетели,
До которых другим далеко,
И - беру небеса во свидетели -
Уважаю тебя глубоко...

В дружбу к сильному влезть не желаешь ты,
Чтоб успеху делишек помочь,
И без умыслу с ним оставляешь ты
С глазу на глаз красавицу дочь.

Всё здесь следует читать со знаком минус, наоборот. Очевидно, что всё, за что восхваляется герой стихотворения, он как раз совершает... Но как мы догадываемся об обратном смысле этого стихотворения? Как Некрасов добивается правильного прочтения? Исключительно с помощью языковой игры. Как вы помните, ода требовала "высокого" штиля, приподнятого над обыденностью словаря и интонаций. Некрасов намеренно использует немыслимые для оды "низкие", почти пошлые выражения и обороты - "гадина", "злодей", "влезть в дружбу", "делишки".

Кроме того, у оды был другой адресат и другие темы - ода обращалась к лицам императорской фамилии, к крупным военачальникам, а прославлялись в ней события государственной важности - военные победы, рождение наследника, заключение мира, духовные оды и вовсе посвящались Богу, Его благости и деяниям на земле. Иными словами, ода требовала не только возвышенного стиля, но и возвышенных предметов описания.

Непривычное содержание в стихотворении Некрасова разламывает архаическую рамку одического жанра. «Современная ода» посвящена не государю, не Творцу, не военному герою, а... чиновнику, безнравственному карьеристу, взяточнику; поэт как бы указывает читателю: вот наши новые герои, вот кто властвует теперь миром. А потому и говорит о столь низких предметах сниженным языком, допуская в стихотворную речь грубые, разговорные выражения.

Похожую работу Некрасов проделывает и в стихотворении «Колыбельная песня». Здесь точкой отсчёта становится не жанр, а весь текст стихотворения в целом. Для утверждения новых поэтических принципов Некрасов использует «Казачью колыбельную песню» (1838) М.Ю. Лермонтова.

«Казачья колыбельная» написана от лица матери, баюкающей своего младенца, сына "старого воина"; мать предсказывает мальчику "бранное житьё", опасную, но славную жизнь казака. "Спи, младенец мой прекрасный, // Баюшки-баю, // Тихо смотрит месяц ясный // В колыбель твою. // Стану сказывать я сказки, // Песенку спою; // Ты ж дремли, закрывши глазки, // Баюшки-баю…"

Всё в этом стихотворении исполнено гармонии, и даже печальные мысли о неизбежной разлуке, о тоскливом ожидании сына, о трудностях, которые его подстерегают, не нарушают общего покоя и размеренности. Сын повторит путь отца, а утешением и поддержкой в бою ему послужат "образок святой", молитва и воспоминание о матери.

Первая же строфа колыбельной Некрасова взрывает мирную картину, созданную в стихах Лермонтова, его колыбельная явно рассчитана на взрослые, а не младенческие уши.

Спи, пострел, пока безвредный!
Баюшки-баю.
Тускло смотрит месяц медный
В колыбель твою.
Стану сказывать не сказки –
Правду пропою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

Далее сравните стихотворение Лермонтова и Некрасова самостоятельно. Посмотрите, что Некрасов заменяет в колыбельной Лермонтова и как изменяются от этого общий тон, настроение, смысл некрасовского стихотворения. Какие сюжетные элементы и образы Лермонтова исчезают у Некрасова вовсе? Почему? Теперь прочитайте стихотворение Некрасова «Песня Ерёмушке». Можно ли назвать его продолжением «Колыбельной песни»?

Ключевое слово первой строфы в стихах Некрасова - "правда". Мать казака рассказывает сыну сказки, условный герой стихотворения Некрасова предпочитает говорить правду. Как и в «Современной оде», Некрасов пытается показать, что изменившиеся обстоятельства жизни требуют другой поэзии, не "сказок", а голых фактов, не убаюкивающей колыбельной, а гражданской сатиры.

Итак, Некрасов вводит в поэзию не только новый, разговорный, жаргонный язык, но и новые для неё темы, он начинает говорить в стихах о том, что до сих пор обсуждалось лишь в газетах и журналах, в очерках и фельетонах. Его героями становятся чиновник, извозчик, цензор, торгаш, дворник, вор, проститутка, самоубийца (см., например, стихотворения «В дороге», «Газетная», «Утро», циклы «На улице», «О погоде»). Для многих современников Некрасова это означало одно: чуждые поэзии темы, герои изгоняют и саму поэзию из стихов Некрасова, звучали даже мнения, что все стихотворения Некрасова без всякого урона можно пересказать в прозе. В реальности же в стихах Некрасова рождалась просто совсем иная поэзия, с неузнаваемым для читателей лицом.

Некрасов ясно понимал новаторский характер своего творчества и испытывал потребность объясниться с читателем, запечатлеть портрет своей Музы, тема Поэта и поэзии становится в его творчестве сквозной. Поэт - один из самых любимых героев Некрасова, и для простоты, чтобы не спутать героя с автором (хотя между ними немало общего), давайте дальше, говоря о Поэте - герое стихотворений, Поэт будем писать с большой буквы.

Контрольный вопрос

Назовите основные художественные средства, которыми пользовался Некрасов для обновления традиционной поэзии? Кто стал героями стихотворений Некрасова?

ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ В ТВОРЧЕСТВЕ НЕКРАСОВА. Некрасов и Пушкин

И снова для создания образа собственной Музы Некрасов обращается к предшествующей литературной традиции, на этот раз используя её эталон - поэзию Пушкина. Проблемы поэтической свободы, творческого вдохновения, отношений Поэта и его аудитории, Поэта и земной власти всегда сохраняли свою притягательность для Пушкина, однако в разные периоды своего пути он решал их для себя по-разному, облик Поэта в стихах Пушкина напрочь лишён статичности, это образ многогранный, живой, меняющийся - то легкомысленный гуляка, то мудрец, то жрец, то пророк...

Некрасов вырезал из всей этой сложной и подвижной картины лишь один подходящий ему сектор - тот, где Пушкин максимально приближался к общеромантическим представлениям о Поэте, - и работал именно с ним. Стихотворение «Муза» (1851) даёт достаточно полное представление о том, с чем и как полемизировал Некрасов. Стихотворение начинается со слова "нет", оно и в самом деле представляет собой сплошное "нет" предшественникам, их восприятию поэтического творчества и самих себя.

Нет, Музы, ласково поющей и прекрасной
Не помню над собой я песни сладкогласной!
... Она гармонии волшебной не учила,
В пелёнках у меня свирель не забывала,
... И не являлась вдруг восторженному взору
Подругой любящей в блаженную ту пору,
Когда томительно волнуют нашу кровь
Неразделимые и Муза, и Любовь...

Читатель легко угадывал здесь преображенные пушкинские строки из стихотворения «Наперсница волшебной старины...» (1822). "Ты, детскую качая колыбель, // Мой юный слух напевами пленила // И меж пелён оставила свирель, // Которую сама заворожила", - писал Пушкин. Являясь сначала в образе няни, "весёлой старушки" с "резвою гремушкой", Муза преображается вместе с мужающим поэтом и вскоре предстаёт пред ним в образе прекрасной девы – "Вся в локонах, обвитая венком, // Прелестницы глава благоухала; // Грудь белая под жёлтым жемчугом // Румянилась и тихо трепетала..."

Некрасов делает всё, чтобы разрушить волшебную атмосферу пушкинского стихотворения. "Пелёны" превращаются в "пелёнки", Муза-"прелестница" в "согбенную трудом"- то плачущую, то "бешено" играющую с колыбелью. Лёгкость, завораживающее очарование пушкинской Музы у Некрасова выветривается без следа.

Но рано надо мной отяготели узы
Другой, неласковой и нелюбимой Музы,
... Той Музы плачущей, скорбящей и болящей,
Всечастно жаждущей, униженно просящей...

Пять лишённых всякого благозвучия причастий помещает Некрасов в две строки ("плачущей", "скорбящей", "болящей" и т.д.), напевная плавность пушкинского стиха разбивается клокочущим шипеньем "ща". Как видите, поэт ведёт спор с традицией не только на смысловом, но и на формальном уровне, возражая Пушкину ещё и звуковой организацией своего стиха - вызывающей, дразнящей.

ПОЭТ И ЕГО МУЗА. Любовь-ненависть

В Музе Некрасова угадываются скорбные черты бедной женщины, возможно, крестьянки (она сидит "в убогой хижине, пред дымною лучиной..."), полной сострадания ко всем обиженным и несчастным. Это сострадание отзывается не только слезами, "рыданьями", "стоном", но и бунтом, протестом против человеческой несправедливости и "неправды".

Любовь-ненависть, соединение несоединимого - горькой, надрывной любви к обиженным и ненависти к обидчикам - станет излюбленным мотивом многих стихотворений Некрасова о Поэте и поэзии ("Клянусь, я честно ненавидел! // Клянусь, я искренно любил!" - «Поэт и гражданин», см. также стихотворение «Блажен незлобливый поэт...», «Замолкни, Муза мести и печали!»).

Согласитесь, с Музой, которая то плачет, то стонет, то кричит о мщении, ужиться трудно. И отношения между Поэтом и Музой у Некрасова выстраиваются совсем не пушкинские. "Муза" в его стихотворении рифмуется с "узами", и эта рифма - смысловая.

Если пушкинский герой относится к своей Музе с благоговейным почтением, а отношения их полны гармонии и тихого веселья (см. также более раннее стихотворение Пушкина «Муза», 1822), то герой Некрасова вступает со своей Музой в ожесточённую борьбу. Он не хочет слушать её заунывные, печальные песни, он даже надеется избежать своего предназначения - возвещать "свету" о страданиях, о тёмных безднах "Насилия и Зла, Труда и Голода". Но Муза не отпускает его, Поэт просто вынужден идти тернистым путём "обличителя толпы".

Образ Музы и поневоле послушного ей Поэта навсегда соединится в творчестве Некрасова с темой мученичества, чело Поэта и Музы венчает терновый венец:

Но шёл один венок терновый
К твоей угрюмой красоте... -

скажет Некрасов в стихотворении «Поэт и гражданин» (см. также «Праздник жизни - молодости годы...», «Безвестен я. Я вами не стяжал...»).

В стихотворении «Вчерашний день, часу в шестом...» Муза названа родной сестрой крестьянки, которую кнутом бьют на площади, в этом стихотворении Муза "под кнутом" умирает, в одном из прощальных стихотворений поэта Муза снова предстаёт "бледная, в крови", иссечённая кнутом («О Муза! Я у двери гроба...»).

ПОЭТ И НАРОД

Почему Муза Некрасова так тяжко страдает? Ответ на этот вопрос вы найдёте в уже названных нами стихах – она "сестра народа" («О муза! Наша песня спета...»), говоря о скорбной, полной унижения, обид, лишений народной жизни, Муза и сама проживает всё это. Но вот причина страданий самого Поэта в лирике Некрасова значительно сложнее. Дело здесь не в одном сострадании несчастьям русского народа. Болезненный для Некрасова вопрос - слышит ли Поэта народ?

Однако даже и эту безответность можно преодолеть; в реальности Некрасов, конечно, не заблуждался относительно судьбы своих стихов в народной аудитории - совсем не "Белинского и Гоголя" и не Некрасова нёс народ "с базара" (проблема народного чтения затрагивается в поэме «Кому на Руси жить хорошо»). Скорее он говорит здесь о другом - нужна ли его поэзия народу в практическом смысле? Может ли поэтическое слово действительно поменять что-то в мире и облегчить чью-то участь? В иронической, но от этого не менее горькой огласовке та же тема развёртывается в раннем стихотворении Некрасова «Стишки! стишки! давно ль и я был гений?» (1845), она возникает и в стихотворении «Поэт и гражданин» (1855–1856), использующем смысловую ауру стихотворений «Разговор книгопродавца с поэтом» Пушкина и «Журналист, читатель и писатель» Лермонтова.

В стихотворении «Поэт и гражданин» Некрасов называет ещё одну причину внутренних мучений Поэта. Стихотворение недаром написано в форме диалога, для самого Некрасова равно дороги обе точки зрения - и Поэта, и Гражданина. Гражданин призывает Поэта к созданию гражданственной поэзии.

Ещё стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
И ласку милой воспевать...
Будь гражданин! служа искусству,
Для блага ближнего живи...

И, на взгляд автора, это справедливо, поэзия должна подчиняться задачам современности, быть просветительской, обличительной, злободневной. Быть "полезной". Вместе с тем Поэту тяжек его путь, его притягивает идеал красоты, а не одной гражданской пользы.

Смирять себя ради пользы ближнего, который, возможно, никогда не оценит, не поймёт благих порывов Поэта ("И что ж? мои послышав звуки // Сочли их чёрной клеветой", - говорит Некрасов), - участь заведомо неблагодарная, требующая мужества и нравственных сил. Это насилие не может не отразиться и на облике поэзии, гражданская тематика взрывает стих изнутри, лишает его мелодичности, гармонии.

Твои поэмы бестолковы,
Твои элегии не новы,
Сатиры чужды красоты,
Неблагородны и обидны,
Твой стих тягуч, -

очень наблюдательно, почти афористично описывает Гражданин манеру письма Поэта.

НЕУКЛЮЖИЙ СТИХ

Некрасов возвращается к внешнему облику своей стихотворной речи постоянно.

Нет в тебе поэзии свободной,
Мой суровый, неуклюжий стих! -

пишет он в стихотворении «Праздник жизни – молодости годы...».

Как мы уже говорили, Некрасов вводит в свои стихи новую, уличную лексику, разговорные обороты и выражения. Разговорные интонации потребовали и других стихотворных размеров. Канонизированный Пушкиным ямб, достаточно распространённый в русской поэзии хорей сменяются в лирике Некрасова трёхсложными размерами, более протяжными и напевными, позволяющими использовать более длинные, "прозаические" слова, более сложные синтаксические конструкции. Вместе с тем трёхсложники способствовали сближению поэзии Некрасова с народной, песенной речью.

Задание

Вспомните, что представляют собой основные стихотворные размеры – ямб, хорей, дактиль, анапест, амфибрахий. Попытайтесь найти в лирике Некрасова примеры на каждый из этих размеров.

СБОРНИК «СТИХОТВОРЕНИЯ» (1856). Лирический герой Некрасова. «Рыцарь на час» (1860)

В 1856 году вышел сборник стихотворений Некрасова, принятый широким читателем с огромным воодушевлением. Впоследствии сборник неоднократно переиздавался, и каждое следующее издание пополнялось новыми стихами и поэмами. Задорный вопрос, который задаёт Поэт Гражданину (сборник открывался стихотворением «Поэт и Гражданин»): "Так я, по-твоему, - великий, // Повыше Пушкина поэт?" - звучал очень кстати. Ни один поэт в послепушкинскую пору и в самом деле не знал подобного успеха. Спустя годы, на похоронах Некрасова, когда Ф.М. Достоевский в своей надгробной речи сказал, что Некрасов стоит в одном ряду с Пушкиным и Лермонтовым, из толпы раздались протестующие голоса: "Некрасов выше!" Это означало одно: Некрасов современнее, его стихи вызывают в сердцах его слушателей более живой отклик. Но ведь и слушатели, и читатели поэзии со времён Пушкина сильно изменились. Читающая публика стала намного шире, а значит, и демократичнее. Лирический герой Некрасова был ей просто ближе.

Дворянин по происхождению, Некрасов разделял взгляды, а во многом и судьбу разночинной интеллигенции, в его лирическом герое она легко узнавала себя. По сравнению с традиционным облик лирического героя Некрасова стал намного интимнее, его психологический портрет значительно тоньше.

В лирическом герое Пушкина мы можем угадать автобиографические черты, однако эти черты намеренно размыты, пропущены сквозь горнило высокого искусства. Границы лирического "я" Некрасова сужаются, сквозь "я" его стихотворений проступает сам Некрасов, вехи его пути прочерчены конкретней, нет сомнений, что поэт пишет именно о себе, личный душевный опыт передаётся здесь в минимальной обработке.

Лирический герой Некрасова - герой страдающий. Корней Чуковский весьма проницательно назвал Некрасова "гением уныния", Достоевский писал о "раненом в самом начале жизни сердце" поэта. Герой Некрасова всегда недоволен собой, его мучают тоска, душевная усталость, собственная бесполезность и бессилие.

Я за то глубоко презираю себя,
Что живу день за днем бесполезно губя...
(«Я за то глубоко презираю себя...»)

Исчерпывающая история душевных болезней, терзающих героя Некрасова, дана в стихотворении «Рыцарь на час», своеобразном психологическом этюде в стихах. Герой его в морозную осеннюю ночь отправляется на прогулку.

По широкому полю иду,
Раздаются шаги мои звонко,
Разбудил я гусей на пруду,
Я со стога спугнул ястребёнка...

Живые картины ночной природы, тихий лунный свет, вид усыпанного листьями леса, причудливая игра осенних красок примиряют героя с самим собой. Всё, что открывается ему, он воспринимает как дар "родины-матери", которая радует сына, чем только может.

Из реального пространства герой погружается в умозрительное, он предаётся воспоминаниям, перед его внутренним взором встают родная деревня, церковь, родина-мать плавно сменяется образом настоящей матери героя. Мать в стихах Некрасова - всегда средоточие всего самого дорогого, чистого, святого, а потому и в «Рыцаре на час» обращение к матери носит религиозный характер. Поэт намеренно использует специфически окрашенную "церковную" лексику - "спасение", "покаяние", "прощение", "помыслы", "страсти". Только адресатом его становится не Бог, а мать, именно ей он отдаёт себя "на суд", перед ней кается в своих ошибках и слабостях, у неё просит прощения и сил для дальнейшей борьбы. Это момент очищения и внутреннего преображения героя - соприкоснувшись, хотя бы и мысленно, с матерью, женщиной, полной любви и всепрощения, открыв ей душу, он чувствует себя обновлённым.

Но отпущенный "час" истекает, миг просветления проходит, наутро "рыцарь" просыпается "ребёнка слабей".

Знаю: день проваляюсь уныло,
Ночью буду микстуру глотать,
И пугать меня будет могила,
Где лежит моя бедная мать.

Удержаться на достигнутой высоте слишком трудно, уныние вновь заволакивает душу героя, светлые мысли и порывы рассеивает невесёлая, подчёркнуто прозаичная действительность.

Жизненная проза проникла и в любовную лирику Некрасова. Отношения героя с любимой далеки от романтической одномерности, в них ворвалась стихия ссор, упрёков, ревности, взаимных терзаний. Любовь в поэзии Некрасова утратила свою абсолютность и целостность, став делимой, иссякающей капля за каплей (ср. образ "остаток чувства", возникающий в стихотворении «Я не люблю иронии твоей»). Лирический герой уже не способен нести любовное чувство во всей полноте и рыцарски преклонять колени перед своей возлюбленной - слишком велики охватившая его душевная слабость и утомление. Его благородства и великодушия хватает лишь на "час".

Контрольный вопрос

Прочитайте стихотворение Пушкина «Воспоминание». Что объединяет его с «Рыцарем на час» Некрасова? Заметна ли в некрасовском стихотворении полемика со стихотворением Пушкина? Как на этот раз Некрасов обращается с традицией, почему?

ПОЭМА «МОРОЗ, КРАСНЫЙ НОС». На пути к эпосу

Да, "одинокий и потерянный", порвавший с традиционным бытом, идеологией и не до конца удовлетворённый своими новыми идеалами (главный из которых - любовь к страждущим), интеллигент-разночинец легко узнавал в герое Некрасова себя. Но изображение его психологии было лишь малой и всё же не основной частью художественных задач Некрасова. А задачи эти были поистине громадны и очень сложны. Рядом с непростым миром мучительно рефлектирующего интеллигента в поэзии Некрасова вырастал другой, бесконечный в своей протяжённости, сложный, многогранный, чуждый рефлексии и внутренних противоречий мир. Это был мир народной жизни, народных тревог, надежд, счастья и страданий.

Движение поэта от изображения душевной жизни лирического героя к лишённому индивидуалистического начала пространству народного бытия ясно запечатлелось в одной из лучших поэм Некрасова «Мороз, Красный нос».

Поэма открывается посвящением сестре Анне Алексеевне, где Некрасов размышляет о пути Поэта, о том, как непросто складывались его отношения с людьми, отравлявшими жизнь Поэта клеветой, с Музой ("Присмиревшую Музу мою, // Я и сам неохотно ласкаю..."), наконец, вспоминает и о матери - то есть отсылает читателя к своим излюбленным темам, даёт визитную карточку собственного лирического героя.

Буря воет в саду, буря ломится в дом,
Я боюсь, чтоб она не сломила
Старый дуб, что посажен отцом,
И ту иву, что мать посадила,
Эту иву, которую ты
С нашей участью странно связала,
На которой поблёкли листы
В ночь, как бедная мать умирала...

Воспоминания о собственной семье, уже распавшейся, о смерти матери подготавливают читателя к восприятию поэмы, ведь речь в ней тоже пойдёт о смерти и семье. Только о семье крестьянской. Судьба лирического героя оказывается в таинственной связи с судьбой главных героев поэмы.

В центре поэмы трагическое для крестьянской семьи событие - смерть кормильца. Прокл, муж Дарьи, отец двух маленьких детей, простудившись, умирает. Не помогают ни жаркая баня, ни чары деревенских ворожей, ни чудотворная икона (Некрасов просто перечисляет весь арсенал крестьянских "лекарственных" средств). Первая часть поэмы подробно описывает похороны Прокла, состоящие из привычных для всех действий: покойнику шьют саван, обряжают, плачут и причитают над ним, затем отвозят на кладбище и закапывают в землю. Вернувшись с похорон, Дарья видит, что в избе нечем топить, и едет в лес за дровами.

До сих пор плотная сеть обрядовых действий надёжно удерживала её от открытой встречи с собственным горем, встречи лицом к лицу. Только оставшись наедине с собой, героиня до конца осознаёт непоправимый ужас случившегося.

Осилило Дарьюшку горе,
И лес безучастно внимал,
Как стоны лились на просторе,
И голос рвался и дрожал...

Вторая часть поэмы описывает внутреннюю борьбу, которую Дарья ведёт со своим несчастьем. Сознание её начинает перерабатывать жестокую реальность - на помощь героине приходят воспоминания, мечты, сны, - и невыносимые события её жизни оплавляются, острые углы сглаживаются, боль ослабевает. Прокл в её мечтах предстаёт то живым, то мёртвым. Дарья беспокоится о том, как будет справляться без мужа одна, - и в то же время рассказывает ему, как они вместе будут любоваться дочкой Машей, как однажды женят сына Гришу...

Сцены, всплывающие в сознании героини, полны света и тепла, большинство из них приходятся на лето, перед нами разворачивается своеобразная идиллия крестьянской жизни: сама Дарья "и ловка, и сильна", её Прокл - труженик и богатырь, Дарья его искренне любит ("Я ему молвить боялась, // Как я любила его!"), у них красивые, крепкие дети. И крестьянский труд - для них радость.

Одна сказка легко перетекает в другую, на помощь Дарье приходит родная народная культура, и мечты её обретают фольклорную окраску. Дарье является "Мороз-воевода", сказочный Морозко, который исполняет самое заветное её желание - возвращает ей умершего мужа. Морозко сам превращается в Проклушку, начинает целовать её, и героиня обретает утраченную гармонию ("Последние признаки муки // У Дарьи исчезли с лица...").

Дарья замерзает в лесу, но сама она не понимает, что гибнет. Это знает лишь вездесущий автор, присутствие которого ощущалось на протяжении всей поэмы, - это он обращался к "женщине русской земли" в первой части поэмы, он рассуждал о "типе величавой славянки", и теперь именно он наблюдает за своей погибающей в лесу героиней.

Зазор между точкой зрения Дарьи и реальным положением дел, известным лишь автору, и создаёт трагическое напряжение поэмы. Автор выносит за рамки поэмы смерть героини, однако последние слова поэмы "А Дарья стояла и стыла // В своём заколдованном сне..." почти не оставляют надежды. Дух смерти и разрушения оказывается вездесущ. Умер Прокл, умерла схимница в монастыре, в который Дарья ходила за чудотворной иконой, но и в посвящении, открывавшем поэму, как вы помните, речь тоже шла о смерти. Смертный приговор над Дарьей был произнесён уже здесь: "А теперь мне пора умирать..."

Бездна тёмного, безнадёжного грядущего, простирающаяся перед внутренним взором поэта, поглощает и его героиню. Два мира, мир лирического героя и мир крестьянки, неожиданно соприкасаются и оказываются подвластны одним законам.

Вместе с тем мир лирического героя вынесен за пространственные пределы поэмы, посвящение лишь предваряет поэму. В центре внимания Некрасова всё же остаётся реконструкция народного восприятия действительности. Поэма «Мороз, Красный нос» - последний шаг поэта на пути к созданию цельной картины народной жизни, освобождённой от присутствия и оценок автора.

Контрольные вопросы

Перечитайте сказку «Морозко». Похож ли Мороз, Красный нос Некрасова на Морозко из сказки? В чём поведение Дарьи совпадает с поведением героини сказки? Как вы думаете, для чего Некрасов так активно использует в поэме фольклор? Как вы понимаете финал поэмы, почему Дарья умирает?

АНАЛИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

«ПАМЯТИ ДОБРОЛЮБОВА» (1864).

Некрасов создал целый стихотворный мартиролог, написав сразу несколько стихотворений, посвящённых памяти своих близких знакомых: «Памяти приятеля» (1853, посвящено Белинскому), «На смерть Шевченко» (1861), «Памяти Добролюбова» (1864), «Не рыдай так безумно над ним» (1868, навеяно внезапной смертью Писарева, утонувшего при странных обстоятельствах). Герои всех этих стихотворений умерли преждевременно: Белинский в тридцать семь, Шевченко в сорок семь, Добролюбов в двадцать пять, Писарев в двадцать восемь лет. И потому смерть каждого в интерпретации Некрасова не следствие болезни или трагической случайности, а самая настоящая гибель - за свой народ, за родину, за жертвенную любовь к ближним.

Один из "мучеников" Некрасова - Николай Александрович Добролюбов (1836–1861), известный литературный критик, автор ярких и часто весьма проницательных статей по творчеству Островского, Тургенева, Гончарова. Добролюбова и Некрасова связывали приятельские отношения, последние годы жизни Добролюбов был ведущим публицистом «Современника», жил в соседней с Некрасовым квартире, чуть ли не ежедневно приходил к нему обедать и даже работал в некрасовских комнатах над своими статьями.

Добролюбов умер в 1861 году; стихотворение, посвящённое ему, написано три года спустя. А значит, поэтом руководила не одна живая скорбь по ушедшему, острота которой через три года неизбежно должна была притупиться, но и какая-то иная художественная цель. "Надо заметить, что я хлопотал не о верности факта, а старался выразить тот идеал общественного деятеля, который одно время лелеял Добролюбов", - писал сам поэт об этом стихотворении. Признание Некрасова очень для нас важно. Поэт открыто признаёт, что писал не портрет, а икону. Сквозь реальные черты конкретного человека в стихотворении просвечивает сияние идеала.

Вполне определённый нравственный идеал в русской культуре, конечно, давно существовал, веками он разрабатывался христианской (в России - православной) Церковью и воплотился в целом сонме святых. Но для атеистически настроенной интеллигенции 1860-х христианская святость давно утратила свою притягательность, свой путеводительный смысл. Перед Некрасовым стояла задача создания "святого" нового типа, жизненного образца, на который смогли бы ориентироваться люди новой формации.

При формировании новой поэтической системы Некрасов использовал многие элементы системы старой - выражая "идеал общественного деятеля", поэт также обратился к уже существующим в русской культуре образам, заговорил на хорошо знакомом его читателям языке.

Суров ты был, ты в молодые годы
Умел рассудку страсти подчинять...
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты чистоту хранил,
Ты жажде сердца не дал утоленья;
Как женщину, ты родину любил,
Свои труды, надежды, помышленья
Ты отдал ей; ты честные сердца
Ей покорял...

Некрасов перечисляет основные христианские добродетели, причём описывая их на характерном идиоматическом языке: борьба со страстями, мирскими наслаждениями, добровольный аскетизм, бескорыстное служение родине, проповедь и обращение "честных сердец", затем мученическая кончина. Но христианские черты наполняются у Некрасова иным смыслом, ведь в центре его поэтического мира - родина, а не Бог.

Поэт даёт намёк и на пророческое дарование Добролюбова - у него "вещее перо". Позднее мифологема "идеальный общественный деятель как пророк" будет подробно развёрнута в стихотворении Некрасова «Н.Г. Чернышевский (Пророк)» (1874). Русской поэзии образ пророка был уже хорошо известен, однако до сих пор функциями пророка наделялся поэт. Теперь времена изменились - "Поэтом можешь ты не быть, // Но гражданином быть обязан".

В соответствии с житийной традицией Некрасов касается и посмертной участи своего героя: "Года минули, страсти улеглись, // И высоко вознёсся ты над нами..." Инерция христианских образов приводит автора к парадоксальному итогу, к вере в бессмертие своего героя - после смерти Добролюбов вознёсся в небесные обители, жизнь его продолжается и за порогом смерти, только в каком-то ином качестве.

На противопоставлении жизни и смерти построено всё стихотворение. В первой же строфе ("Учил ты жить... но более учил ты умирать") названы оба полюса, напряжение между которыми и создаёт трагическую атмосферу стихотворения. Жизнь Добролюбова оказывается лишь неуклонным движением к смерти, к неизбежной развязке. Но затем выясняется, что сам факт появления такого человека на свет, независимо от того, что сейчас его нет в живых, способствует продолжению жизни на земле. "Природа-мать! Когда б таких людей // Ты иногда не посылала миру, // Заглохла б нива жизни..."

Слово "жизнь" обретает здесь новую глубину и объём - это не только жизнь как существование людей на земле, это жизнь как синоним всего подлинного, истинного, не фальшивого - последнее значение слова вновь соединяет Некрасова с христианской традицией. В заключительных, только что процитированных строках стихотворения можно увидеть и скрытую отсылку к известной народной пословице - "Не стоит село без праведника".

В стихотворении «Памяти Добролюбова» идеал общественного деятеля обрисован особенно выпукло, однако к этой теме Некрасов обращался неоднократно, во всех упомянутых в начале разбора стихотворениях представлены разные варианты праведности нового типа. И Белинский, и Шевченко, и Писарев, и Чернышевский, и Гриша Добросклонов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» также те самые "сеятели" - образ, также заимствованный из Евангелия, - которые, засевая "ниву народную" разумным, добрым и вечным (см. стихотворение «Сеятелям»), должны были, по мысли поэта, возвести русский народ на сияющие высоты "счастья", туда, где ему жить будет "хорошо". Проблеме народного счастья и путей его обретения Некрасов посвятил целую поэму, главный труд своей жизни.

Контрольные вопросы

Последние строки стихотворения «Памяти Добролюбова» не зарифмованы и обрываются как бы на полуслове - чем это объясняется? Какого эмоционального эффекта Некрасов достигает этим приёмом?

ПОЭМА «КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО»

Композиция и жанр поэмы. Замысел поэмы «Кому на Руси...» возник в начале 1860-х годов. Некрасов продолжал работу над поэмой до конца жизни, но так и не успел завершить её. Поэтому при публикации поэмы возникли серьёзные сложности - последовательность глав «Кому на Руси...» оставалась неясной, авторский замысел можно было лишь примерно угадать. Исследователи творчества Некрасова остановились на трёх основных вариантах расположения глав в поэме. Первый основывался на последовательности времён года в поэме и авторских пометках и предлагал следующий порядок: «Пролог и первая часть» - «Последыш» - «Пир на весь мир» - «Крестьянка». Второй менял местами главу «Пир на весь мир» и «Крестьянка», при таком расположении замысел поэмы выглядел более оптимистично - от крепостного права к поминкам "по крепям", от сатирического пафоса к патетическому. В третьем, и самом распространённом, варианте, скорее всего, именно он и встретился вам при чтении поэмы («Пролог и первая часть» – «Крестьянка» – «Последыш» – «Пир на весь мир»), тоже была своя логика: пир, устроенный по поводу смерти Последыша, плавно переходит в "пир на весь мир", по содержанию главы «Последыш» и «Пир на весь мир» связаны очень тесно. В «Пире на весь мир» находится наконец и по-настоящему счастливый человек.

Мы будем опираться именно на третий вариант просто потому, что именно он стал общепринятым при публикации поэмы, но при этом помнить, что поэма была не закончена и мы имеем дело с реконструкцией, а не действительным авторским замыслом. И всё же основные составляющие этого замысла ясны даже и по такому неоконченному тексту. Обсудим их подробнее.

Сам Некрасов называл своё произведение "эпопеей современной крестьянской жизни". Эпопея - один из самых древних литературных жанров, первая и самая знаменитая эпопея, на которую ориентировались все авторы, обращающиеся к этому жанру, - «Илиада» Гомера. Гомер даёт предельно широкий срез жизни греков в решающий для нации момент, период десятилетней войны греков с троянцами, - в переломный момент народ, как и отдельная личность, раскрывается ярче. С простодушием греческого простолюдина Гомер не упускает даже мельчайших деталей жизненного и военного уклада своих героев. Перечисленные признаки стали жанрообразующими, мы без труда найдём их в любой эпопее, в «Кому на Руси...» в том числе.

Некрасов также старается коснуться всех граней народного бытия, с вниманием относится к самым незначительным подробностям народной жизни; действие поэмы приурочено к кульминационному для русского крестьянства моменту - периоду, наступившему после отмены крепостного права в 1861 году.

Естественно, что автору эпопеи сказать нужно очень много - хоровод лиц, мнений, судеб, событий... Как добиться того, чтобы обильный художественный материал не расслаивался, не распадался? Поэту необходим был некий примагничивающий отдельные картинки стержень. Этим композиционным стержнем стало путешествие семи мужиков, позволявшее предельно расширить границы художественного пространства поэмы. Семь странников представляют собой как бы одно целое, они плохо отличимы друг от друга, независимо от того, говорят они по очереди или хором, их реплики сливаются. Они только глаза и уши. В отличие от поэмы «Мороз, Красный нос», в «Кому на Руси...» Некрасов старается быть абсолютно незаметным, спрятаться за полог и изобразить народную точку зрения на происходящее. Иногда, например, в знаменитом отрывке о Белинском и Гоголе, которого мужик пока что не несёт с базара, авторский голос всё же прорывается наружу, но это одно из немногих исключений.

Контрольные вопросы

Назовите основные признаки эпопеи. Какой русский писатель написал ещё одну знаменитую эпопею? Попробуйте сами найти следы авторского присутствия в поэме, обобщения, оценки, которые никогда не могли бы родиться в головах семи простоватых странников. Обратите особое внимание на главку «Странники и богомольцы» из главы «Пир - на весь мир».

ФОЛЬКЛОР В «КОМУ НА РУСИ...».

Итак, в основу поэмы положен народный взгляд на мир. Для воссоздания народной точки зрения Некрасов обращается к народной культуре. В 1860–1870-е годы отечественная фольклористика переживала бурный всплеск. Некрасов активно использовал новые материалы в поэме.

Но знание народной культуры у Некрасова было не только книжным, он много и тесно общался с народом с самого детства, хорошо известно, что мальчиком он любил играть с крестьянскими мальчишками; в зрелые годы тоже много времени проводил в деревне - летом приезжал в Ярославскую и Владимирскую губернии, гулял, много охотился (Некрасов был страстным охотником), во время охоты нередко останавливался в крестьянских избах. Очевидно, что народная речь, присказки и поговорки были у него на слуху.

В поэму «Кому на Руси...» введены и народные песни, и пословицы, и поговорки, и загадки, даже открывается поэма загадкой ("В каком году - рассчитывай, // В какой земле - угадывай..."), на которую тут же даётся отгадка - Россия в пореформенный период, поскольку сошлись на столбовой дорожке семь "временнообязанных", то есть крестьян, обязанных после реформы 1861 года исполнить некоторые повинности в пользу помещика. Вставляя в поэму народные жанры, Некрасов обычно творчески перерабатывал их, однако некоторые тексты - например, песню о постылом муже в главе «Крестьянка» - он помещал без изменений и, что особенно интересно, не разрушая художественной и стилевой целостности поэмы, народный и авторский тексты звучали в унисон.

В поэме свободно сосуществуют реальность и фантастика, хотя концентрация фантастического приходится на первую главу - именно здесь появляются говорящая пеночка, одаривающая странников скатертью-самобранкой, ворон, молящийся чёрту, семь хохочущих филинов, которые слетелись посмотреть на мужиков. Но вскоре фантастические элементы совершенно испаряются со страниц поэмы.

Вот пеночка предупреждает мужиков, чтобы они не просили у скатерти-самобранки больше, чем может "вынести утроба".

Коли вы больше спросите,
И раз и два - исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!

Некрасов использует здесь характерный сказочный приём - пеночка налагает на мужиков запрет. Запрет и его нарушение - основа многих русских народных сказок, приключения главных героев сказки как раз и начинаются после того, как они переходят заветную черту. Выпил братец Иванушка водицы из копытца - и превратился в козлёночка. Сжёг Иван-царевич шкуру царевны-лягушки - и отправился искать жену за тридевять земель. Выглянул петушок в окошко - и унесла его лиса.

Запрет пеночки в поэме «Кому на Руси...» так никогда и не нарушается, Некрасов как бы вообще забывает о нём; скатерть-самобранка ещё долго щедро потчует мужиков, но в последней главе, «Пир на весь мир», исчезает и она. В главе «Крестьянка» появляется сцена, параллельная происшедшей в «Прологе», - один из семи странников, Роман, освобождает запутавшегося во льну "жаворонка малого", освобождённый жаворонок взмывает ввысь, но на этот раз мужики ничего не получают в награду, они давно живут и действуют не в волшебном, а в реальном пространстве русской действительности. Отказ от фантастики был для Некрасова принципиален, читатель не должен был спутать "ложь" сказки с жизненной "правдой".

Фольклорный колорит усиливается с помощью сакральных (то есть священных, мистических) чисел - в поэме действуют семь мужиков и семь филинов, основных рассказчиков о счастье - поп, помещик и крестьянка - трое, в «Легенде о двух великих грешниках» упоминаются двенадцать разбойников. Некрасов постоянно использовал и речевые обороты, и стилистику народной речи - уменьшительно-ласкательные суффиксы, синтаксические конструкции, характерные для фольклора, устойчивые эпитеты, сравнения, метафоры.

Интересно, что современники Некрасова часто не хотели признать народных истоков его поэмы, обвиняя автора в ложном понимании народного духа, утверждая, что некоторые пословицы и песни "придумал для мужичков сам поэт" (критик В.Г. Авсеенко). Но как раз те песни и пословицы, на которые критика указывала как на "придуманные", обнаруживались в фольклорных сборниках. Вместе с тем в упрёках Некрасова в псевдонародности были свои основания - до конца скрыться за народный взгляд, совершенно отречься от себя, своего видения в художественном произведении просто невозможно, этот взгляд, эти пристрастия независимо от воли автора отражались и в отборе материала, и в выборе действующих лиц.

Некрасов создал свой миф о народе - это целый народный космос со своими праведниками и грешниками, своими понятиями о добре, зле, правде, часто не совпадающими с христианскими, - по-видимому, недоброжелателей поэта раздражал зазор между представлениями Некрасова о русском народе и их собственными взглядами.

Контрольные вопросы

Найдите в поэме пословицы, загадки, поговорки, песни. Как вы думаете, почему на загадки тут же даются отгадки? Почему в поэме постепенно исчезают элементы фантастики?

ОБРАЗ НАРОДА В ПОЭМЕ «КОМУ НА РУСИ...»

Народная правда. В центре вселенной, созданной Некрасовым в поэме, находится народ. Народ - то солнце, вокруг которого вращается всё вокруг, лучи которого ложатся на весь мир, созданный в поэме. Народ может заблуждаться, проявлять ограниченность, глупость, жестокость, и тем не менее его внутренняя мощь, его величие никогда не подвергаются в поэме сомнению. Дедушка Савелий посвящает целую речь русскому "богатырству", последнее определение Руси в песне Гриши Добросклонова – "всесильная":

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка-Русь!

Это и есть портрет русского народа в сжатом виде. Силы, скрытые в народе, покрывают его убожество, забитость, непреодолённое рабство, и именно эти силы и должны привести народ к "счастью".

В поэме конструируется особая народная система ценностей. В этой системе складываются особые представления о сущностных вопросах бытия - в первую очередь о праведности и грехе, - заметно отличающиеся от традиционных, выработанных в христианской культуре. Народный любимец Ермил Гирин готов повеситься - но не потому, что совершил просто бесчестный поступок - "повыгородил" из рекрутчины младшего брата Митрия. Но духовное родство с крестьянством преодолевает родство кровное. Для Ермилы Гирина это грех против всего мира, против своего же брата крестьянина, ведь вместо Митрия на службу вне очереди должен идти сын Ненилы Власьевны. Вот почему покаяние Гирина так глубоко.

В «Легенде о двух великих грешниках» раскаявшийся разбойник Кудеяр получает от Бога прощение не после тяжкого, многолетнего подвига - долгие годы он должен был резать ножом ствол громадного дуба, - а убив народного притеснителя, пана Глуховского. Глуховский хвастается Кудеяру, что "мучит, пытает и вешает" своих холопов, и убийство его превращается в добродетель, поскольку защищает интересы народа, - дуб рушится. В той же главе «Пир – на весь мир» рассказывается история и о старосте Глебе, который скрыл, что восемь тысяч крестьян получили вольную, его грех назван Иудиным грехом. Как вы помните, Иуда предал Иисуса Христа, Бога и Человека, Глеб предаёт народ, но в том-то и дело, что народ в «Кому на Руси...» помещён в центр мироздания. Праведниками, грешниками, иудами герои становятся лишь при соотнесении с народной правдой и интересами.

Массовые сцены. Образ народа в поэме обладает внутренней цельностью и вместе с тем распадается на множество лиц. Массовые сцены в поэме оттеняют единство народа, его готовность собраться, объединиться, задышать одним дыханием. С исключительной кинематографической выразительностью Некрасов описывает, как весь крестьянский мир помогает своему любимцу Ермилу Гирину расплатиться за мельницу:

И чудо сотворилося –
На всей базарной площади
У каждого крестьянина,
Как ветром, полу левую
Заворотило вдруг!

На сельской "ярмонке", в пьяную ночь (первая часть поэмы), на покосе в «Последыше» народ также описывается как единое тело, как одно существо. Между прочим, и странники легко вливаются в общий строй - берутся за косы во время покоса, обещают сжать рожь Матрёне Тимофеевне, подхватывают песни, которые она поёт, - всё это тоже подчёркивает, что перед нами единый организм, странники и крестьяне, которых они встречают по пути, живут одной жизнью.

Совсем не обязательно народ сливается в целое в общем благородном порыве, во время песни или сенокоса - роль объединяющего начала может сыграть и жестокое пьянство (глава «Пьяная ночь»), и избиение человека - в «Пире - на весь мир» есть страшноватый эпизод с Егоркой Шутовым, которого весь мир осудил бить, все послушно следуют приговору, но некоторые даже не знают, в чём провинность Егорки. Когда странники выражают удивление по этому поводу: "Чудной народ! // Бьют сонного, // За что, про что не знаючи..." - в ответ они слышат резкий окрик: "Коли всем миром велено: // Бей! - стало есть за что!" Воля мира не обсуждается, мир всегда прав. Готовность народа к слиянию, к единству оказывается для Некрасова гораздо важнее того, ради чего это объединение произошло и куда будут направлены объединённые силы.

"Люди холопского звания". В массовых сценах различия между крестьянами стёрты. Вместе с тем народ в «Кому на Руси...» многолик. В поэме присутствует множество различных типов - праведники, правдоискатели, странники, солдатики, труженики, балаганные артисты, народные заступники... Всей этой пёстрой и разнообразной среде противостоит группа дворовых. Нравственный облик дворовых, то есть крестьян, оторванных от земли и живущих при помещике, искажён, дворовые прониклись холопством, духом нерассуждающего рабства и слепого подчинения барину. Дворовый князя Переметьева, появляющийся в главе «Счастливые», Ипат, "холуй чувствительный", из «Последыша», староста Глеб и Яков, "холоп примерный" из «Пира - на весь мир», - каждый из них на свой лад представляет уродливые лики рабства. Один гордится тем, что болен "болезнью благородною" и допивал из господских рюмок иностранные вина, другой с умилением вспоминает, как барин купал его зимой в двух прорубях, третий скрывает от крестьян вольную, четвёртый... Лишь четвёртый, Яков, "холоп примерный", решает отомстить барину за несправедливое обращение - вешается на его глазах.

Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа.

Сквозь истории о холопах яснее проступает идеал крестьянского счастья - оно зависит не только от внешнего, но и от внутреннего, духовного рабства.

Народ и помещики. Вопрос о народном счастье неотделим от жизни помещиков, бывших хозяев крестьян. В поэме дано несколько помещичьих типов. Первый из них - Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев, к которому мужики обращаются с вопросом о счастье. Фамилия помещика, сгущение вокруг его образа уменьшительно-ласкательных суффиксов заранее компрометируют его.

Какой-то барин кругленький,
Усатенький, пузатенький,
С сигарочкой во рту.

Всё, что будет исходить от этого "усатенького, пузатенького" барина, изначально лишается основательности, делается несерьёзным и незначительным.

Оболт-Оболдуев живёт воспоминаниями о благословенных прошлых временах, когда он чувствовал себя настоящим барином, задававшим шумные праздники, ездившим на охоту, вершащим расправу над своими крепостными. Его речь завершается похоронным звоном, в селе Кузьминском был убит крестьянин, но Оболт-Оболдуев придаёт звучанию колоколов символическое значение:

Звонят не по крестьянину!
По жизни по помещичьей
Звонят!..

Печать тления, смерти лежит не только на помещичьей жизни, но и на самих помещиках в поэме, смерть подкашивает их одного за одним. Погибает на войне помещик Шалашников, нещадно дравший своих крестьян («Крестьянка»), разбойник Кудеяр убивает пана Глуховского, умирает от удара князь Утятин.

Князь Утятин прозван Последышем, последыш - самый младший в семье; и хотя у Утятина есть наследники, он младший в семье помещиков. Если Оболт-Оболдуев сожалеет об ушедшей эпохе, Утятин и вовсе не желает расставаться с ней и живёт в иллюзорном мире, созданном для него окружающими. Признаки вырождения помещичьего сословия в Утятине налицо, это старик, выживший из ума, не желающий признавать очевидных вещей, не способный смириться с отменой крепостного права.

Право суда над помещиком отдано в поэме крестьянину. Скептическое замечание семи странников: "Колом сбивал их, что ли, ты // Молиться в барский дом?" - немедленно разрушает нарисованную Оболт-Оболдуевым благополучную картину "духовного родства" барина и его крестьян. В «Последыше» крестьяне и вовсе потешаются над своим бывшим хозяином.

Порвалась цепь великая,
Порвалась-расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику! -

говорит Оболт-Оболдуев. Отмена крепостного права и в самом деле взрывала привычный российский уклад, однако перемены, ожидавшие барина и мужика, были принципиально разные: барина ожидало угасание, вырождение, смерть, мужика - туманное, но великое будущее.

Проблема счастья в поэме. Вопрос о счастье - центральный в поэме. Именно этот вопрос водит семь странников по России и заставляет их одного за другим перебирать "кандидатов" в счастливые. В древнерусской книжной традиции был хорошо известен жанр путешествия, паломничества в Святую землю, которое, помимо посещения "святых мест", имело символический смысл и означало внутреннее восхождение паломника к духовному совершенству. За видимым движением скрывалось тайное, невидимое - навстречу Богу.

На эту традицию ориентировался в поэме «Мёртвые души» Гоголь, её присутствие ощущается и в поэме Некрасова. Мужики так и не находят счастливого, зато получают другой, неожиданный для них духовный результат.

"Покой, богатство, честь" - формула счастья, предложенная странникам их первым собеседником, попом. Поп легко убеждает мужиков в том, что ни того, ни другого, ни третьего в его жизни нет, но вместе с тем ничего не предлагает им взамен, даже не упоминая о других формах счастья. Получается, что покоем, богатством и честью счастье исчерпывается и в его собственных представлениях.

Переломным этапом путешествия мужиков становится посещение сельской "ярмонки". Здесь странники вдруг понимают, что подлинное счастье не может состоять ни в чудесном урожае репы, ни в богатырской физической силе, ни в хлебушке, который досыта ест один из "счастливых", ни даже в сохранённой жизни - солдат хвастается, что вышел живым из многих сражений, а мужик, ходящий на медведя, - что пережил многих своих собратьев по ремеслу. Но ни один из "счастливых" не может убедить их в том, что по-настоящему счастлив. Семь странников постепенно осознают, что счастье - категория не материальная, не связанная с земным благополучием и даже земным существованием - и история следующего "счастливого", Ермилы Гирина, окончательно убеждает их в этом.

Странникам в подробностях рассказывают историю его жизни. В какой бы должности ни оказывался Ермил Гирин - писаря, бурмистра, мельника, - он неизменно живёт интересами народа, остаётся честен и справедлив к простому люду. По мнению вспомнивших о нём, в этом, видимо, и должно было состоять его счастье - в бескорыстном служении крестьянам, но в конце рассказа о Гирине выясняется, что вряд ли он счастлив, потому что сидит сейчас в остроге, куда попал, судя по всему, за то, что не захотел принять участие в усмирении народного бунта. Гирин оказывается предвестником Гриши Добросклонова, который тоже однажды попадёт за любовь к народу в Сибирь, но именно эта любовь и составляет главную радость его жизни.

После "ярмонки" странники встречают Оболта-Оболдуева. Помещик, как и поп, тоже говорит и о покое, и о богатстве, и о чести ("почёте"). Только ещё одну важную составляющую добавляет Оболт-Оболдуев к формуле священника, для него счастье ещё и во власти над своими крепостными.

"Кого хочу - помилую, // Кого хочу - казню", - мечтательно вспоминает Оболт-Оболдуев о прошлых временах. Мужики опоздали, он был счастлив, но в прежней, безвозвратно ушедшей жизни.

Дальше странники забывают о собственном списке счастливых: помещик - чиновник - поп - вельможный боярин - министр государев - царь. Только двое из этого длинного списка неразрывно связаны с народной жизнью, помещик и поп, но они уже опрошены - чиновник, боярин, тем более царь вряд ли добавили бы что-то существенное в поэму о русском народе, русском пахаре, и потому к ним уже никогда не обращаются ни автор, ни странники. Совсем иное дело - крестьянка. Матрёна Тимофеевна Корчагина открывает читателям ещё одну сочащуюся слезами и кровью страницу повествования о русском крестьянстве; она рассказывает мужикам о выпавших ей страданиях, о "грозе душевной", которая невидимо "прошла" по ней. Всю жизнь Матрёна Тимофеевна чувствовала себя зажатой в тисках чужих, недобрых воль и желаний - она вынуждена была подчиняться свекрови, свёкру, невесткам, собственному барину, несправедливым порядкам, согласно которым её мужа чуть было не забрали в солдаты. С этим связано и её определение счастья, которое она услышала когда-то от странницы в "бабьей притче":

Ключи от счастья женского,
От нашей вольной волюшки,
Заброшены, потеряны
У Бога самого!

Счастье приравнивается здесь к "вольной волюшке", вот в чём оно, оказывается, - в "волюшке", то есть в свободе.

В главе «Пир - на весь мир» странники вторят Матрёне Тимофеевне - на вопрос, что они ищут, мужики уже не вспоминают о толкнувшем их в дорогу интересе. Они говорят:

Мы ищем, дядя Влас,
Непоротой губернии,
Непотрошёной волости,
Избыткова села.

"Непоротой", "непотрошёной", то есть свободной. Избыток, или довольство, материальное благополучие поставлены здесь на последнее место, мужики уже пришли к пониманию того, что избыток - всего лишь результат "вольной волюшки". Не будем забывать, что внешняя свобода уже вошла в крестьянскую жизнь, узы крепостного права распались, и никогда не "поротые" губернии вот-вот появятся, но привычки рабства слишком укоренились в русском крестьянстве - и не только в дворовых людях, о неистребимом холопстве которых уже шла речь. Посмотрите, как легко соглашаются бывшие крепостные Последыша играть комедию и снова изображать из себя рабов - роль слишком знакомая, привычная и... удобная. Роль свободных, независимых людей им только предстоит выучить.

Крестьяне насмехаются над Последышем, не замечая, что впали в новую зависимость - зависимость от прихотей его наследников. Но это рабство уже добровольное - тем ужасней. И Некрасов даёт читателю ясное указание на то, что игра не так безобидна, как кажется, - Агап Петров, которого заставляют кричать якобы под розгами, внезапно умирает. Мужики, изображавшие "наказание", не коснулись его и пальцем, но невидимые причины оказываются весомее и разрушительнее видимых. Гордый Агап, единственный из мужиков возражавший против нового "хомута", не выдерживает собственного позора.

Возможно, странники не находят среди простого народа счастливого ещё и потому, что народ счастливым (то есть, по системе Некрасова, до конца свободным) быть не готов. Счастливым в поэме оказываются не крестьянин, а сын дьячка, семинарист Гриша Добросклонов, герой, хорошо понимающий как раз духовный аспект счастья.

Гриша испытывает счастье, сочинив песню про Русь, найдя верные слова о своей родине и народе, и это не только творческий восторг, это радость прозрения собственного будущего. В новой, не приведённой Некрасовым песенке Гриши поётся "воплощение счастия народного", и Гриша понимает, что помогать народу "воплощать" это счастье будет именно он.

Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.

За Гришей встают сразу несколько прототипов, его фамилия - явная аллюзия на фамилию Добролюбова, его судьба включает основные вехи пути Белинского, Добролюбова (оба умерли от "чахотки"), Чернышевского ("Сибирь"). Подобно Чернышевскому и Добролюбову, Гриша тоже происходит из духовной среды. В Грише угадываются и автобиографические черты - он поэт, и Некрасов легко передаёт герою свою лиру, сквозь юношеский тенорок Гриши отчётливо звучит глуховатый голос Николая Алексеевича: стилистка гришиных песен в точности воспроизводит стилистику некрасовских стихотворений. Гриша лишь не по-некрасовски жизнерадостен.

Он счастлив, но странникам об этом узнать не суждено, чувства, переполняющие Гришу, им просто недоступны, а значит, путь их продолжится. Если мы, следуя авторским пометам, перенесём в конец поэмы главу «Крестьянка», финал будет не так оптимистичен, но зато более глубок.

В «Элегии», одном из своих самых "задушевных", по собственному определению, стихотворений, Некрасов писал: "Народ освобождён, но счастлив ли народ?" Сомнение автора проявляется и в «Крестьянке». Матрёна Тимофеевна даже не упоминает в своём рассказе о реформе - не оттого ли, что жизнь её и после освобождения мало изменилась, что "вольной волюшки" в ней не прибавилось?

Поэма осталась незаконченной, а вопрос о счастье открытым. Тем не менее мы уловили динамику путешествия мужиков - от земных представлений о счастье они движутся к пониманию того, что счастье - духовная категория и для обретения его необходимы перемены не только в общественном, но и душевном строе каждого крестьянина.

Вопросы и задания

Опишите литературную ситуацию 1840-х годов. Каким образом Некрасов попытался спасти поэзию?
Найдите черты "натуральной школы" в поэзии Некрасова.
Прочитайте стихотворение Некрасова «Блажен незлобливый поэт...» (1852). Найдите в поэме Гоголя «Мёртвые души» лирическое отступление, послужившее источником стихотворения Некрасова. Сравните взгляды Гоголя и Некрасова на участь поэта и писателя в обществе.
Как вы понимаете смысл заглавия поэмы «Мороз, Красный нос»?
Почему скатерть-самобранка потчует мужиков такими скромными блюдами – хлебушком, квасом, водочкой? Вспомните, чем потчует героев скатерть-самобранка в русских сказках. Сравните фольклорный и некрасовский варианты.
Каковы особенности пейзажа в поэме «Кому на Руси...»? Как жизнь природы в поэме связана с жизнью крестьян?

Темы сочинений и рефератов

Лирический герой поэзии Н.А. Некрасова.
Поэтическое новаторство Н.А. Некрасова.
Н.А. Некрасов и "натуральная школа".
«Современник» Н.А. Некрасова.
Тема поэта и поэзии в лирике Н.А. Некрасова.
Образ дороги и мотив путешествия в «Мёртвых душах» Н.В. Гоголя и «Кому на Руси жить хорошо» Н.А. Некрасова.
Образ русской женщины в поэзии Н.А. Некрасова.
Образ пахаря в творчестве Н.А. Некрасова.
Образ Петербурга в творчестве Н.А. Некрасова и Ф.М. Достоевского.
Пушкин, Лермонтов и Некрасов о назначении поэзии.
Образ народа в поэме Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
Поэма Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» – энциклопедия русской народной жизни.
Сюжет и композиция поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
Жанровое своеобразие поэмы Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».
Поэма «Кому на Руси жить хорошо» и лирика Н.А. Некрасова.

Макеев М.С. «Мороз, Красный нос» Н.А. Некрасова / Статьи о русской литературе. Учебное пособие для поступающих в МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1996.
Статья едва ли не впервые в русском литературоведении даёт подробный и целостный анализ текста поэмы Некрасова «Мороз, Красный нос», свободный от идеологических пережимов, которыми часто грешили советские исследователи творчества Некрасова.
Скатов Н.Н. Некрасов. М., 1999.
Подробная биография писателя, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей».
Соболев Л.И. Я шёл своим путем... // «Столетья не сотрут...» М., 1989.
В статье дан исчерпывающий очерк отношений Некрасова и его аудитории, судьбы его поэзии в литературной жизни общества ХIХ и начала ХХ века.
Чуковский К.И. Мастерство Некрасова. М., 1971 (или любое другое издание).
В книге содержится множество ценных наблюдений над поэзией Некрасова. Для школьных занятий наиболее полезной может оказаться глава, посвящённая работе поэта с фольклором.
Эйхенбаум Б.М. Некрасов // Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Л., 1986 (или любое другое издание).
Классическая статья Б.М. Эйхенбаума даёт последовательную концепцию творчества Н.А. Некрасова. Эйхенбаум рассматривает приход поэта в литературу как исторически закономерное событие, спасшее русскую поэзию от окончательной гибели.

Беседа с литературоведом и критиком Марком Липовецким

Вступительные замечания интервьюера, руководителя гефтеровского проекта «Литература» Евгении Вежлян: Сейчас, в середине 10-х годов XXI века, самое интересное происходит не в литературе, а с ней самой. В описанном Кастельсом, Урри и другими теоретиками сетевом, ризоматически устроенном, не знающем культурных иерархий постсовременном обществе литература больше не является тем, чем она была в эпоху модерна, где, собственно, и приобрела свои, еще недавно казавшиеся незыблемыми, черты и свойства. Она стремительно маргинализуется, ее контуры меняются. Даже такие фундаментальные категории, как «автор» и «читатель», требуют пересмотра, поскольку, благодаря новым медиа, граница между сообществами «производителей» литературной продукции и ее «потребителей» практически стерта.

В России эта констелляция осложняется тем, что культурные процессы, запущенные в 90-е, сталкиваются со встречной волной консервирующих, архаизирующих тенденций, инспирированных властными инстанциями. И иногда кажется, что в литературе за последние четверть века изменилось все, и в то же время - не изменилось ничего. Анахроническое, еще советское, сталкивается в литературном укладе с продуктами сетевой культуры, фантомы романтического мировоззрения XIX века - с активизмом в духе modern art .

Можно ли, и если можно, то каким образом, помыслить сейчас литературу как некоторое целое? В каких терминах это возможно сделать, учитывая происходящие с ней трансформации? Или, коротко формулируя, что такое литература здесь и теперь и что с ней происходит? Об этом мы и беседуем с писателями, критиками, теоретиками, историками литературы. Цикл наших бесед о новой литературной реальности мы не без дальнего расчета решили назвать «Определение ситуации».

В начале этого семестра я читала со студентами статью Александра Агеева «Конспект о кризисе» 1991 года, так как сочла, что этот старый текст - лучшее введение в современную литературную ситуацию. Все, в сущности, проблемы, которые были затронуты этой статьей, в современной литературной прессе продолжают обсуждаться до сих пор. И всякий раз - как вновь открытые, только что явленные обсуждающим. Или вот - Пригов. То, что делал Пригов в 70–80-е годы, до сих пор воспринимается как новация. То есть литературой это по-настоящему не усвоено и не освоено. То, что было ново в начале 90-х, ново и по сей день. И недоумения критики - те же, и формулировки для них повторяются.

Я бы хотела обсудить с тобой этот эффект: пластинку литературы существенно заело. Почему? Я пытаюсь для себя ответить на этот вопрос и не могу.

В начале 90-х, когда Агеев писал свою статью, все мы говорили про конец эпохи литературоцентризма. Отношение к этому было самое разное, кто-то радовался, кто-то горевал… Но, как показали последующие почти уже 25 лет, никакой литературоцентризм в России не закончился. Только понимать его нужно теперь немного более широко: не в том смысле, что литература - главнейшее из всех искусств, но как постоянное желание трансцендентных оправданий, трансцендентных целей как для всего общества, так и для индивидуальной человеческой жизни.

В России этим вопросом, поиском трансцендентных оправданий, занималась именно литература. Новизна того же Пригова как раз в том, что он попытался создать действующую модель культуры, в которой этот фокус отсутствует, вернее - присутствует как проблема, как граница, но не как то, чему должны быть полностью подчинены литература или искусство.

Сегодняшняя политическая ситуация в очередной раз показывает, что эта как бы возвышенная ориентация культуры приводит к возрождению неотрадиционалистских ценностей, которые включают в себя и ксенофобию, и гомофобию, и национализм, и империализм… Все это, как это ни странно, и есть те самые трансцендентные оправдания, только транспонированные в сферу политического.

Но что изменилось с 91-го года? Мы можем уверенно сказать, что тот альтернативный тип культуры, который существовал уже в 70-е годы и был связан с андеграундом, все-таки породил целую новую литературу - литературу нового поколения. Прежде всего наиболее отчетливо то, что было найдено в андеграундной литературе, срезонировало и было заново изобретено и открыто в поэзии, и поэтому сегодня такая сильная поэзия.

- Уж очень радужную картину ты рисуешь…

Я просто не договорил. Поэзия, но с поэзией дело как обстоит? С моей точки зрения, в России сейчас поэтический бум. Поэтический бум - это когда в России одновременно работают по меньшей мере дюжина первоклассных поэтов, и при этом они находятся на пике своей формы. Должно совпасть несколько факторов. Могут быть великие поэты, но они могут быть не на пике формы, они могут не резонировать друг с другом - и тогда бума нет. Поэтический бум возникает, когда есть такой резонанс.

Но что в этом буме отсутствует? Отсутствуют широкие читательские массы, которые всегда сопровождали этот самый бум. Правда, когда-то я слушал доклад Станислава Львовского, одного из ведущих поэтов нового поколения, который как раз анализировал степень читательского успеха, скажем, поэзии 60-х годов и доказывал цифрами, что он сильно преувеличен и сильно мифологизирован. Но, тем не менее, он был.

С другой стороны, можно сказать, что, где бы ни выступали поэты новой плеяды - Барскова, Львовский, Степанова, Фанайлова и другие поэты этого круга, - аудитории полны. Правда, это университетские аудитории, а отнюдь не стадионы.

- Ты имеешь в виду в Америке, например?

Да нет, везде, в России тоже, когда они выступают в «Порядке слов» или в московских клубах, аудитории собираются, у них не бывает пустых залов, у них есть читатель. Просто, конечно же, этот читатель - не массовый, не тот же самый читатель, который голосует за Путина. Пресловутые 86% читают какую-то другую литературу, причем эта литература и составляет мейнстрим, который (возвращаясь к начатому разговору) устраивает массового читателя именно благодаря своей явной или скрытой трансцендентной ориентации.

Литература же, которая сознательно отказывается от поиска трансцендентных оправданий, идет против читательских ожиданий и требует известной интеллектуальной подготовки. Впрочем, последний критерий мне не кажется очень существенным, потому что, допустим, в 70-е годы трудно было себе представить массовых читателей Бродского, а сегодня Бродский - по массовости аудитории - почти то же, что Евтушенко в 60-е. Сложность новой поэзии - преходящий фактор, и я не удивлюсь, если через 10 лет о поэзии Марии Степановой скажут «прозрачная, как слеза»…

…Словом, то, что происходило в андеграунде, не пропало и получило продолжение, но отнюдь не по всему культурному полю, и это удивительно симметрично политической ситуации, которую мы все наблюдаем.

На самом деле да, то есть это примерно созвучно моим мыслям и соображениям. Мне кажется, что, помимо иллюзии конца литературоцентризма, в 90-е годы еще казалось, что андеграунд, то есть те, кто был, условно говоря, маргиналами, демаргинализировались, стали истеблишментом… И это опять очень похоже на политическую ситуацию. Получается, по Бурдье, гомология поля литературы и поля власти… В какой-то момент возникло ощущение, что те цели, которые исторически ставили себе некоторые «мы» (западники, либералы), достигнуты.

Но вот в 2013 году ты пишешь статью «Пейзаж перед», в которой ты описываешь совершенно противоположные процессы: ощущение того, что «мы» чуть не победили, куда-то растворилось, ушло. По поводу политики у нас там будут какие-то готовые ответы, а вот что случилось в литературе?

Я не считаю, что в 90-е годы было триумфалистское ощущение. Я помню, как критик Лев Аннинский жаловался, что если в 70-е годы он писал статью и она выходила в «Литгазете», то он становился популярен, как поп-звезда. А теперь он может написать все, что угодно, но никто этого не прочитает.

Либеральная (в широком смысле) литература жила именно в силу скрытой или явной политической остроты, а когда вся ее повестка была в той или иной степени реализована, возникло ощущение, что «мы» оказались не у дел, «мы» никому не нужны. Например, толстые журналы выживали в 90-е годы только благодаря Соросу, который обеспечивал им библиотечную подписку. Вообще, если говорить о толстых журналах, то они упустили какой-то очень важный момент, почему-то решив, что они должны выступать в роли консервирующего фермента литературы. Но они не поняли, что этим консервирующим ферментом является массовая культура, которая воспринималась тогда вообще как антикультурный феномен. Как сейчас видится, такое представление ошибочно: популярная культура или же просто мейнстрим - это и есть «фиксатор» процесса. Это такой культурный тыл, куда отплывают те модели, которые уже себя отработали на переднем краю. Кто бы сказал 30 лет назад, что Дина Рубина будет продаваться массовыми тиражами? Она воспринималась как автор эмигрантской женской прозы, а это довольно узкий сегмент рынка. И вдруг Дина Рубина - это феномен массовой культуры. На границе массовой культуры также балансируют, допустим, Татьяна Толстая или Улицкая, которые еще совсем недавно воспринимались как вполне экспериментальные авторы.

Журналы оказались более эстетически совершенным (хотя сам этот критерий мне сейчас кажется вполне сомнительным) дублером массовой культуры. Причем дублером неудачным, именно потому что позиция, где воспроизводится уже известное, уже истеблишированное, в современной культуре уже занята. Журналы же должны стать местом, где идет самый острый, самый рискованный, самый скандальный поиск.

Этот поиск стал происходить в малых журналах, какие-то из них поднялись, какие-то из них пропали, но, конечно, это огромное упущение, что этот поиск практически сошел на нет на площадках больших журналов.

Ты хочешь сказать, что толстые журналы, тем не менее, удержали за собой свою главную функцию - быть институциональным стержнем, костяком литературного процесса?

Нет, они ее потеряли, по-моему. Костяком литературы стало то, что продается в книжных супермаркетах, и то, что продается в книжных супермаркетах, как оказалось, ничем особенно не отличается от того, что печатается в толстых журналах. А если этого отличия нет, то в чем же тогда уникальная культурная функция журналов? Мне как литератору, выросшему в мире толстых журналов, это очень больно наблюдать.

Мы, кажется, ушли в сторону от поставленного мной вопроса. Почему наша литература никуда не движется, крутится вокруг одной и той же проблематики?

С моей колокольни, причина в том, что - не в самой литературе, а в ее институциях (таких как толстые журналы) - не произошло смены литературных поколений. Поколение, которое было на переднем краю литературы в конце 80-х, должно было понять, что нельзя печатать то же самое, что им казалось интересным 10, а теперь уже 20 лет назад, и нельзя доверять своему вкусу, потому что вкус - это культурно-исторический конструкт и нет никакого абсолютного критерия вкуса. И нужно было доверять людям, чьи вкусы не были близки, надо было идти на союзы с теми, кто казался неправильным, недостаточно эстетически совершенным, допустим, или даже просто уступить им место. И если бы это произошло, поле современной русской литературы, возможно, выглядело бы по-другому.

Но ведь все равно наличие мейнстрима в литературе социально значимо. Оно важно с «внешней» точки зрения… То есть такой, которая не ангажирована определенной позицией - позицией «игрока» на литературном поле, который вообще не рассматривает явления, не соответствующие его вкусу.

Это важно, конечно, но за счет чего формируется мейнстрим просто с эстетической точки зрения? Мейнстрим формируется за счет всегда подвижной комбинации узнаваемого и нового, то есть за счет ресайклинга знакомых моделей и некоторого их сдвига. Какие каналы в литературном поле для этого существуют?

«Позиция игрока», о которой ты говоришь, - это идеальная позиция главного редактора журнала. Сейчас, глядя на толстожурнальный текст, невозможно сказать, где он был напечатан - в «Октябре», «Новом мире», «Знамени» или «Дружбе народов»? Разница между их эстетической, идеологической, политической, какой угодно позицией настолько минимальна, настолько неосязаема, что она уже не имеет значения. И это полностью противоречит идее журнала. У журнала должна быть линия, как политическая, так и эстетическая. Журнал должен позволять себе вещи, которые зависимый от продаж издатель позволить себе не может.

- То есть журнал - это более радикальная институция, чем издательство?

И более того, в России все-таки толстые журналы - это действительно институция. За ней стоит не только неосязаемая традиция, но и вполне реальная культурная инерция - привычка интеллигентов нескольких поколений следить за тем, что появляется в журналах. А это бесценная - даже в рыночных терминах - категория. И эта институционная инерция была потеряна. Эта проблема - часть системного кризиса, о котором мы говорим.

Конечно, мы должны признать, что Интернет дает новый поворот сюжета. Быть может, журнал в старом смысле теперь уже не нужен. Достаточно журнала автора в социальных сетях. Мы все подписаны на Фейсбуке на любимых поэтов и получаем их новые стихотворения в режиме реального времени.

В статье «Пейзаж перед», о которой ты упоминала, я писал о грядущем размежевании между литературой, которая стремится к «простоте», и литературой, которую я назвал «сложной». Так вот, эта простота обязательно связана с неотрадиционализмом. И прогноз вполне оправдался: те писатели, которые тяготеют к полюсу простоты, оказались в общем и в политически не близком нам лагере.

- Является ли связка традиционалистской модели литературы и консервативной политики обязательной?

Думаю, нет. Существует масса исключений. Хотя часто так и происходит, все-таки, к счастью, мы имеем дело не с молекулами, а с живыми людьми. Для меня лично особенно драматичным оказалось то, что многие литераторы, которых мы считали экспериментаторами, политически оказались опять-таки в консервативном лагере.

Это связано с тем, что до 2014-го и даже до 11-го года либерализм определялся отношением к Сталину, к национализму, к Западу в широко принятом смысле, но не, допустим, к геям, гендерным проблемам, к проблемам мигрантов или месту религии в современной культуре (многие либералы вполне искренне связывали себя с религией, более того, в позднесоветское время это был жест оппозиционности).

После 11-12-го года, после разгона протестного движения все эти, казалось бы, чисто культурные, культурно-психологические ценности приобрели острополитический смысл и стали точками размежевания. Это разделение, разумеется, коснулось и литературы. Я подчеркиваю это потому, что одной из иллюзий, скажем, андеграунда, было то, что литература может быть аполитичным искусством.

Причем это была довольно агрессивная иллюзия, как и та иллюзия, что нам не нужен читатель, мы сами по себе ценны.

В 70-е годы эта аполитичность имела политический смысл, именно потому что доминирующая идеология требовала от писателя активной политической позиции, то есть лояльности. И значит, отказ от политичности был жестом открытого нонконформизма.

Но сегодня литература связана с политикой, именно потому что, как ты сказала, по Бурдье, в литературе обсуждается вопрос о символической власти и она сама по себе является полем борьбы за символическую власть. Вся русская политика, как заведенная, вертится вокруг символических ценностей. По крайней мере в российской политике последних пяти лет символическое явно доминирует над прагматическим: что угодно - от ареста Pussy Riot до захвата Крыма и войны в Украине, от георгиевских ленточек до концерта в Пальмире - все мотивируется именно символическими ценностями. В этом собственно и состоит литературоцентризм современного российского общества - то, с чего мы начали разговор.

- …Когда шла вся эта история с Крымом, появились люди, которые стали рассказывать о том, как они отдыхали в Крыму, какие сентиментальные ценности у них связаны с Крымом и как у них это нельзя отнять… Именно таким образом мотивировались вполне реальные политические акции со всеми их широкомасштабными последствиями. И за что мы ни возьмемся, за что мы ни схватимся, мы увидим, что в российской политике последних лет, как это ни смешно, не хватает прагматики, но зато с избытком символизма. Те разборки, которые происходят в литературе, имеют самое непосредственное отношение к политике потому, что политика совершается именно на этом - символическом - поле.

Но ведь фактически тем ресурсом символической власти, которым политика может пользоваться и который очень хорошо работает, проверен, является все-таки не литература, а медиа. А каким образом современная отечественная литература, спрос на которую ничтожен, может быть таким ресурсом?

Речь не идет о воздействии литературы на читателя: это воздействие действительно происходит главным образом через «телевизор». Речь идет о гомологии, как ты сама и сказала, ссылаясь на Бурдье: то, что происходит в литературе, действительно довольно точно отражает то, что происходит в обществе.

Отражает, но не влияет… Не в этом ли уникальность современной литературной ситуации? Раньше ведь это влияние было?

Ну, это тоже спорный тезис.

- Я имею в виду классическую модель, времена Чернышевского, Добролюбова, Писарева.

Это было воздействие на образованный класс, и только на образованный класс.

- Но именно образованный класс был тем самым классом, который принимает решения. А что теперь?

Теперь образованный класс почти не читает современную литературу, но это неважно. Я говорю о другом. Гомология состоит в том, что литература - это почти лаборатория, научный институт, в котором проверяются на устойчивость те самые ценности, которые затем точно так же в таком же комплекте выплескиваются в медиа, и уже там начинают себя транслировать и усиливать.

Литература в этом смысле - это существующая параллельно обществу, но действующая и каким-то образом связанная с ним, его модель. Поэтому, исследуя литературу, мы можем предсказывать какие-то вещи. Другое дело, что раньше воздействие этой модели на общество происходило напрямую, а сейчас опосредуется через медийные каналы. Но я не уверен, что «раньше» было именно так.

Другое дело, что в России политические перемены осуществляются очень тонким слоем элиты, но тогда то, что читает и читает ли народная масса, тоже не имеет значения.

Давай попытаемся сложить картинку, как она вырисовывается из нашего разговора. Во-первых, литература ни на кого толком не влияет и не может повлиять. Во-вторых, Россия как была литературоцентричной страной, так в общем и остается.

Еще раз говорю, литературоцентричность в данном случае - это расширительное понятие просто за неимением другого термина, литературоцентризм в данном случае - это просто проявление постоянной ориентации на символическое и трансцендентное.

И в-третьих, несмотря на первые два пункта (или наоборот, в продолжение их), наши партия и правительство готовы вкладывать в литературу усилия и средства, что продемонстрировал прошедший «Год литературы»… Как ты думаешь, каков символический смысл этой акции? Есть ли он? На что здесь нужно обратить особое внимание?

Эти правительственные литературные акции достаточно широко захватывают литературу, не исключая и бывший андеграунд. В списки имен, захваченных в орбиту официальных «торжеств», попадают и Бродский, и Солженицын, и Набоков, и Мандельштам… То есть так называемый государственный канал русской литературы явно расширили за счет тех, кто был исключен в советское время. И Ахматова, конечно же.

- Эмблему «Года литературы» мы помним.

Я вижу здесь две если не цели, то подоплеки, скажем так. Первая - государство декларирует себя как бы промоутером и спонсором литературы, которая уже стала ресурсом неотрадиционализма, несмотря на включение в новый канон модернистов. Но модернистов из числа неоклассиков. Ни Хармсу, ни Хлебникову, ни Пригову в этом каноне места не нашлось.

- Например, Мандельштам - мы никак не можем сказать, что это традиционалистская поэтическая стратегия.

Неоклассика, не надо огрублять, это была неоклассика, именно так она воспринималась в 20–30-е годы… Интересно то, что за исключением Маяковского, который если и присутствует, то только по инерции, идущей от советской школьной программы, авангард в этом новом каноне минимизирован. В изобразительном искусстве не так, конечно, все-таки в изобразительном искусстве от Малевича никуда не деться, и ясно, что авангард - самое дорогое, что есть на русском рынке.

- Здесь действительно символический капитал переходит в материальный.

Конечно, это играет роль. А вот в литературе с авангардистами было всегда очень плохо. Они в этот канон не допущены, именно потому что связаны с революционным наследием, потому что все это авангардное - постоянный бунт, протест, подрыв всякого рода традиционных систем и ценностей. Авангард явно не вписывается в систему. Этот новый «неотрадиционализм» в данном случае подпер авторитет литературы.

С другой же стороны, нынешняя власть очень беспокоится о своем имидже - гораздо больше, чем даже в советское время, в которое тоже вполне заботились об этих вещах.

- Это связано с той символической доминантой, о которой ты говорил.

Разумеется. Поэтому частью этого имиджа становится забота о литературе: мы не преследуем литературу, а исследуем, поддерживаем, подкармливаем. Где еще есть государственная программа развития литературы, где еще президент высказывается о том, какие произведения нужно или не нужно читать в средней школе? А в России это вопрос политический.

И это тоже нельзя сбрасывать со счетов. И в 20-е, и в 30-е, и в 70-е годы власть очень активно подкупала литераторов, подкупала не только буквально - высокими гонорарами, - но и возможностями, публикациями, поездками, доступом к тому, что иначе недоступно, а литератор, как мы знаем, - человек ранимый, тщеславный, падкий на лесть, и в общем это не такая уж трудная добыча. Если бы Хрущев сделал Солженицына председателем комитета по Ленинской премии, может быть, жизнь последнего сложилась бы иначе. Не скажу - лучше, и не факт, что Солженицын согласился бы.

Власть и сейчас продолжает заниматься этой «покупкой» писателя, способствуя лояльным писателям, лоялистским стратегиям?

Конечно, и не стоит это сбрасывать со счетов. Имплицитная политизация литературы становится все более и более эксплицитной. И эти тенденции будут усиливаться.

Теперь, если ты хочешь быть действующей фигурой на литературном поле, тебе придется заявлять о своей политической позиции в той или иной декларативной форме?

- …И работать с реальными политическими ценностями и проблемами. Но я не призываю, конечно, никого писать агитки, ни в коем случае. Но и Набоков, и Мандельштам были глубоко политическими писателями, то есть думали политически и выражали это потом в системе образов и идей, которая была им органически близка. А те, кто перешел на прямой политический язык, либо погибли, либо сломались и потеряли себя. То есть сегодня, мне кажется, самая главная проблема заключается в том, как политика будет выражать себя через литературу. И именно проблематизация трансцендентной парадигмы - это, в моем понимании, единственный способ выскочить из заколдованного круга проблем и ситуаций, избежать повторения того, что уже происходило с литературой в нашей истории.

19 век называют «Золотым веком» русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. Не стоит забывать, что литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков. 19 век – это время формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину.
Но начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Указанные литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин.
А.С. Пушкин начал свое восхождение на литературный олимп с поэмы «Руслан и Людмила» в 1920 году. А его роман в стихах «Евгений Онегин» был назван энциклопедией русской жизни. Романтические поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник» (1833), «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» открыли эпоху русского романтизма. Многие поэты и писатели считали А. С. Пушкина своим учителем и продолжали заложенные им традиции создания литературных произведений. Одним из таких поэтов был М.Ю. Лермонтов. Известны его романтическая поэма «Мцыри», стихотворная повесть «Демон», множество романтических стихотворений. Интересно, что русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Поэты призывали власть прислушаться к их словам. Яркими примерами осмысления роли поэта и влияния на политическую жизнь страны являются стихотворения А.С. Пушкина «Пророк», ода «Вольность», «Поэт и толпа», стихотворение М.Ю. Лермонтова «На смерть поэта» и многие другие.
Наряду с поэзией начала развиваться проза. Прозаики начала века находились под влиянием английских исторических романов В. Скотта, переводы которых пользовались огромной популярностью. Развитие русской прозы 19 века началось с прозаических произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Пушкин под влиянием английских исторических романов создает повесть «Капитанская дочка», где действия разворачивается на фоне грандиозных исторических событий: во времена Пугачевского бунта. А.С. Пушкин произвел колоссальную работу, исследуя этот исторический период. Это произведение носило во многом политический характер и было направлено к власть имущим.
А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».
Литература унаследовала от 18 века свою публицистичность и сатирический характер. В прозаической поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» писатель в острой сатирической манере показывает мошенника, который скупает мертвые души, различные типы помещиков, которые являются воплощением различных человеческих пороков (сказывается влияние классицизма). В этом же плане выдержана комедия «Ревизор». Полны сатирических образов и произведения А. С. Пушкина. Литература продолжает сатирически изображать российскую действительность. Тенденция изображения пороков и недостатков российского общества – характерная черта всей русской классической литературы. Она прослеживается в произведениях практически всех писателей 19 века. При этом многие писатели реализуют сатирическую тенденцию в гротескной форме. Примерами гротескной сатиры являются произведения Н. В. Гоголя «Нос», М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы», «История одного города».
С середины XIX века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назревает кризис крепостнической системы, сильны противоречия между властью и простым народом. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России.
Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.
Развитие поэзии несколько затихает. Стоит отметить поэтические произведения Некрасова, который первым внес в поэзию социальную проблематику. Известна его поэма «Кому на Руси жить хорошо?», а также множество стихотворений, где осмысляется тяжелая и беспросветная жизнь народа.
Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н. С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра – рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький.
Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература, отличительными чертами которой были мистицизм, религиозность, а также предчувствие перемен в общественно-политической жизни страны. Впоследствии декадентство переросло в символизм. С этого открывается новая страница в истории русской литературы.

Тема поэта и поэзии в творчестве некрасова. некрасов и пушкин. Поэма «мороз, красный нос». на пути к эпосу

Майя КУЧЕРСКАЯ

Николай Алексеевич Некрасов

Глава из учебника, выходящего в издательстве «Дрофа»

«МЕЧТЫ И ЗВУКИ» (1840)

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПУТИ. Некрасов – редактор «Современника» и «Отечественных записок».

«СОВРЕМЕННАЯ ОДА» (1845). «КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ (Подражание Лермонтову)» (1845)

ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ В ТВОРЧЕСТВЕ НЕКРАСОВА. Некрасов и Пушкин

ПОЭТ И ЕГО МУЗА. Любовь-ненависть

ПОЭТ И НАРОД

НЕУКЛЮЖИЙ СТИХ

СБОРНИК «СТИХОТВОРЕНИЯ» (1856). Лирический герой Некрасова. «Рыцарь на час» (1860)

ПОЭМА «МОРОЗ, КРАСНЫЙ НОС». На пути к эпосу

АНАЛИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

«ПАМЯТИ ДОБРОЛЮБОВА» (1864).

ПОЭМА «КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО»

ФОЛЬКЛОР В «КОМУ НА РУСИ...».

ОБРАЗ НАРОДА В ПОЭМЕ «КОМУ НА РУСИ...»

Вопросы и задания

Темы сочинений и рефератов