Современная русская литература неоднородна и многообразна по своим эстетическим принципам и философским установкам. Она развивается в русле трёх художественных систем – реализма, модернизма и постмодернизма, в которых существуют свои течения. Наиболее популярной и плодотворной из них является реализм.
Художественная система реализма включает три направления (течения): неоклассическая (традиционная), условно-метафорическая, «другая проза».
«Другая проза». В начале 1980-х годов в литературе появились произведения авторов, которые противопоставляли свои идеи общепринятым. Официальная литература поставила человека на пьедестал, воспевала его как создателя и творца своей судьбы и счастья, заставляла поверить в то, что один человек способен изменить мир. В своих произведениях представители «другой прозы» показывали полную зависимость советского человека от бытовой среды, он – всего лишь маленький винтик в огромной машине.
В «другой прозе» можно выделить три течения: «историческое», «натуральное», и «иронический авангард». Но это деление достаточно условно, так как черты произведений одного течения могут быть присущи творениям авторов иного направления.
Произведения «исторического» течения показывали события истории с новой стороны. Несмотря на общеизвестное мнение и политическую оценку, необычность ракурса позволяет лучше понять и ногда переоценить произошедшее. Герой «исторических» произведений – человек, который неотделим от истории своей страны. Исторические события воздействуют на судьбу человека, изменяя её. Но писатели данного течения рассматривали советского человека с гуманистической точки зрения, а не с политической или социальной.
Представители «исторической» прозы: М. Кураев.
«Натуральное» течение«другой» прозы отличается изображением жестокой действительности. «Натуралисты» детально описывают негативные стороны жизни, правдиво изображают тёмные стоны общественного сознания, которые ранее не показывались в литературе. Темами произведений стали и неуставные отношения в армии, и афганская война, цинизм, алкоголизм, тюремный быт. Авторы только показывают реальные явления и поступки, но не дают описанным событиям и героям никакой оценки. Объективное повествование, максимально приближенное к реальности, к которому стремились «натуралисты», позволяет читателю сформировать своё мнение о происходящем.
Представители «натурального» течения: С. Каледин, Ю. Стефанович, М. Палей, Г. Габышев, О. Ермаков, Л. Петрушевский, С. Дышев.
Иронический авангард – течение, берущее свои истоки из иронической повести 1960-х годов. В своих произведениях «авангардисты» обыгрывали, пародировали уже известные сюжеты. Изображённые в произведениях жизненные события настолько фантастичны и необычны, что порой кажутся нереальными.
Писатели-«авангардисты» разрушают стереотипы, высмеивают приёмы и сюжеты классической литературы.
Представители «иронического авангарда»: В. Пьецуха, С. Довлатов, Е. Попов, М. Веллер.
Если Вы хотите получить более конкретную информацию о жизни и творчестве современных русских поэтов и писателей, ближе познакомиться с их произведениями, онлайн репетиторы всегда рады Вам помочь. Онлайн преподаватели помогут сделать анализ стихотворения или написать отзыв о произведении выбранного автора. Обучение проходит на основе специально разработанного программного обеспечения. Квалифицированные педагоги оказывают помощь при выполнении домашних заданий, объяснении непонятного материала; помогают подготовиться к ГИА и ЕГЭ. Ученик выбирает сам, проводить занятия с выбранным репетитором на протяжении длительного времени, или использовать помощь педагога только в конкретных ситуациях, когда возникают сложности с определённым заданием.
сайт, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.
Условно-метафорическое направление в отечественной прозе конца XX века появляется как реакция на существование идеологической цензуры. Его истоками является «фантастический» реализм, представленный в творчестве Н. Гоголя, В. Одоевского, М. Булгакова, Е. Замятина. Пик развития условно-метафорической прозы приходится на середину 1980-х гг. С конца 1970-х появляются такие произведения как «Альтист Данилов» В. Орлова, «Живая вода» В. Крупина, «Кролики и удавы» Ф. Искандера. Миф, сказка, научная концепция, фантасмагория образуют причудливый, но узнаваемый современниками мир.
Условно-метафорическая проза в реальной жизни обнаруживает абсурд и алогизм, в обычном ее течении угадывает катастрофические парадоксы. Здесь используются фантастические допущения, испытания действующих лиц необыкновенными возможностями, инфернальными соблазнами, чтобы точнее и ярче показать сущность реальности, скрытой за условностью форм и приемов. Условность не противоречит реалистической основе, а служит средством концентрации авторской концепции жизни.
Этому литературному направлению не свойственна психологическая объемность характеров. Здесь изображаются надындивидуальное или внеиндивидуальное процессы человеческого бытия. Даже в случае, когда герои обладают какими-то только им присущими особенностями, как центральные персонажи романа-притчи А. Кима «Отец-Лес» Николай, Степан и Глеб Тураевы, их индивидуальность воплощает не столько характер, сколько определенную философскую идею. Герой может быть и вовсе лишен психологической определенности и выступать как знак некой идеи. Так, в романе В. Пелевина «Жизнь насекомых» антропоморфные насекомые моделируют ряд универсальных поведенческих ситуаций, присущих российской действительности 1990-х гг. Принцип художественного воплощения действительности выражается в ориентации на формы вторичной условности. В условно-метафорической прозе используется несколько видов условности:
1. В сказочном типе условности смысловая означенность персонажей, предметов или ситуаций сказки часто наполняется современными смыслами, происходит актуализация сюжета. Нереальным толчком к дальнейшему вполне реальному развороту событий может являться чудо. («Альтист Данилов» В. Орлова). В сказочном типе условности обязательна простота: четкое развитие сюжета, не прерывающиеся и ничем не разбиваемые линии персонажей. Создавая сказочный мир, автор в то же время обнажает его условный характер. Установка на вымысел заключается в том, что и автор, и читатель как бы заранее признают, что за вымыслом стоит обычная реальность. Здесь происходит сочетание традиционно сказочного и социального или реально-бытового («Кролики и удавы» Ф. Искандера).
2. В мифологическом типе условности воссоздаются глубинные архетипические структуры сознания (нарушаются причинно-следственные связи, совмещаются различные типы пространства и времени, обнаруживается двойниковый характер персонажей). В ткань произведения могут включаться самобытные пласты национального сознания, сохраняющего мифологические элементы («Пегий пес, бегущий краем моря», «И дольше века длится день» Ч. Айтматова), могут воспроизводиться мифологические образы античности («Белка», «Лотос», «Поселок кентавров» А. Ким).
3. Фантастический тип условности предполагает своеобразную проекцию в будущее или в какое-то замкнутое, отгороженное от остального мира пространство реальности, преображенной социально, нравственно, политически и т.д. Особенно ярко это проявляется в жанре антиутопии, представленном в таких произведениях, как «Лаз» и «Долог наш путь» В. Маканина, «Новые Робинзоны» Л. Петрушевской «Кысь» Т. Толстой, «Записки экстремиста» А. Курчаткина. Фантастическая условность предлагает картину такой действительности, сгущенное изображение которой как бы само по себе порождает фантастические образы. В этом случае бытовые реалии могут сочетаться с фантастическими; возникает двоемирие – параллельное существование мистического, потустороннего и реальной действительности («Мир и хохот» Ю. Мамлеева, «Жизнь насекомых», «Желтая стрела», «Затворник и шестипалый» В. Пелевина, «Кысь» Т. Толстой).
В условно-метафорической прозе используются сюжетно-композиционные структуры притчи, параболы, гротеска, легенды. Приемы и формы притчи вообще характерны для прозы второй половины 20 века, ищущей выход к нравственным первоосновам человеческого существования, стремящейся к экономии средств выражения.
Одним из центральных приемов представления социального устройства мира в условно-метафорической прозе является гротеск, который позволяет заострить явление до такой степени, что оно воспринимается как нереальное.
Важной особенностью условно-метафорической прозы является то, что ее признаки носят универсальный характер и проявляются в литературе различных направлений: реализме, модернизме, постмодернизме. Так, условный метафоризм лежит в основе конструирования художественного мира в и реалистических произведениях В. Маканина, А. Курчаткина, и в постмодернистских романах В. Пелевина и Т. Толстой.
Искандер Ф. Кролики и удавы.
Ким А. Отец-Лес. Остров Ионы. Поселок кентавров.
Курчаткин А. Записки экстремиста.
Маканин В. Лаз. Долог наш путь.
Пелевин В. Жизнь насекомых. Затворник и шестипалый.
Петрушевская Л. Новые Робинзоны.
Толстая Т. Кысь.
Основная литература
Немзер А. Литература сегодня. О русской прозе. 90-е. М., 1998.
Дополнительная литература
Бальбуров Э.А. Поэтический космос Анатолия Кима // Бальбуров Э.А. Литература и философия: две грани русского логоса. Новосибирск, 2006.
Басинский П. Анатолий Курчаткин. Записки экстремиста (Строительное
метро в нашем городе)// Новый мир. 1991. № 6.
Давыдова Т. Т. Роман Т. Толстой “Кысь” : проблемы, образы героев, жанр, повествование // Русская словесность. 2002. № 6.
Пронина А. В. Наследство цивилизации: о романе Т. Толстой “Кысь” // Руссская словесность. 2002. № 6.
«Другая проза»
«Другая проза» – это общее название потока литературы, объединившего в 1980-е годы различных по своим стилистическим принципам и тематическим интересам авторов. К «другой прозе» относят написанные в 1980-е годы произведения таких писателей, как Т. Толстая, М. Палей, Л. Петрушевская, Евг. Попов, С. Каледин, М. Кураев, Г. Головин, Вик. Ерофеев, Ю. Мамлеев, В. Нарбикова, Вяч. Пьецух и др.
Объединяющим признаком «другой прозы» являлась оппозиционность официальной советской культуре, принципиальный отказ от следования сложившимся в литературе социалистического реализма стереотипам и идеологической ангажированности. В произведениях «другой прозы» изображается мир социально сдвинутых, деформированных характеров и обстоятельств. Одни писатели обращаются к проблеме автоматизированного сознания в законсервированном кругу существования (Т. Толстая, М. Палей), другие обращаются к темным, нередко принимающим чудовищную форму, процессам социальной, бытовой жизни (Л. Петрушевская, С. Каледин), третьи изображают существование человека в современном мире через призму культуры прошедших эпох (Евг. Попов, Вяч. Пьецух) или через восприятие исторических событий (М. Кураев).
Доминирующим признаком «другой прозы» оказывается внешняя индифферентность по отношению к какому-либо идеалу (нравственному, философскому, религиозному, политическому, социальному и т.п.). Авторская позиция здесь лишена четкого выражения, в результате чего возникает иллюзия «надмирности», создается эффект холодной объективности и непредвзятости или даже безразличия автора к идейным смыслам своего произведения. Писатели «другой прозы» принципиально отказываются от учительства, проповедничества, что традиционно отличало русскую литературу от других европейских литератур. Отказ от морализаторства приводит к разрушению диалогических отношений меду автором и читателем в нравственно-философском аспекте. Автор здесь изображает события и характеры, не давая изображаемому никакой этической оценки.
В отличие от условно-метафорической прозы, в произведениях данной литературной формации не создаются фантастические миры. Фантасмагория в «другой прозе» объявляется сутью обыденной реальности, ее социальных и бытовых проявлений. В силу этого ведущими концептуальными характеристиками здесь оказываются случайность и абсурд, управляющие судьбами людей.
Авторы «другой прозы» придерживаются мысли, что жизненный хаос – это обратная сторона и прямое следствие лицемерия, наблюдаемого в частной и общественной жизни человека. Поэтому в большинстве их произведений в центре изображения находятся разрушенный быт и нравственный упадок, характеризующие существование современного общества. Абсурд здесь не является художественным приемом, он предстает как идея и суть самого мироздания. Абсурд вырастает из социальной, исторической, бытовой действительности, оказывается ее внутренним качеством и определяет ценностные ориентиры моделируемого в произведении универсума.
Особенно ярко эти черты «другой прозы» просматриваются в написанных в 1980-е гг. произведениях Л. Петрушевской (повести «Свой круг», «Время ночь», «Смотровая площадка», рассказы «Медея», «По дороге бога Эроса», «Теща Эдипа», «Новые Робинзоны»). Экзистенциальные ощущения в ее прозе возникают за счет того, что для персонажей «бытие-в-мире» заменяется существованием в быту, в котором только и способен осознавать себя герои. Автор здесь намеренно отделяет себя от героев повествования, и они сами рассказывают о своей жизни, проходящей под знаком духовной и материальной нищеты. Единственной ценностью здесь оказывается ирония по отношению к миру, и к своей судьбе. Л. Петрушевская не дает никаких оценок изображаемой действительности. Человек в ее произведениях всецело подчинен Року, и ему остается лишь нести бремя своего физического существования.
В «другой прозе» особое значение приобретает время и как параметр структурной организации текста, и как категория онтологического порядка. Основные свойства темпоральности здесь – статичность, отчужденность, оставляющая пробелы в жизни персонажей. Образ времени вырастает до масштабного образа зашедшего в тупик исторического развития человеческой цивилизации (например, «Ночной дозор» М. Кураева, «Смиренное кладбище» С. Каледина, «Время ночь» Л. Петрушевской). Сплошной поток нарастающей энтропии, в котором человек отчуждается от самого себя и от других, предопределяет невозможность иной жизни, кроме той, что явлена в реальности.
Не смотря на неоднородность текстов, объединяемых в «другую прозу», можно выделить несколько магистральных линий развития этой литературы. В рамках «другой прозы» существуют три основных течения: историческое, «натуральное», «иронический реализм».
В основе исторической линии находится осмысление событий истории, которые прежде имели однозначную политическую оценку, с позиции человека-в-мире, а не человека-в-истории. Целью таких произведений является понимание и переоценка исторических фактов, освобожденных от идеологических наслоений. Так, в повестях М. Кураева «Капитан Дикштейн» и «Ночной дозор» история России понимается как личная экзистенция человека, судьба которого оказывается глубоко историчной. История – это цепь случайностей, которые воздействуют на жизнь человека, кардинально ее трансформируя, а абсурдность и фантасмагория жизненных перипетий вырастает из исторической судьбы страны.
«Натуральное» течение «другой прозы» генетически восходит к жанру физиологического очерка «натуральной школы» XIX века с откровенным детальным изображением негативных сторон жизни и общественного «дна». Героям произведений здесь являются маргиналы, люди, вытесненные за пределы социума. Писатели констатируют факты социального неблагополучия, скрупулезно описывая различные сферы общественной жизни: неуставные отношения в армии («Стройбат» С. Каледина»), война в Афганистане («Крещение» О. Ермакова), цинизм бытового, частного существования («Медея», «Время ночь»» Л. Петрушевской, «Киберия с Обводного канала» М. Палей). Персонажи этих произведений всецело зависят от среды, оказываются ее порождением и способствуют укреплению и окостенению ее норм и канонов. Жизнь часто изображается как исполнение раз и навсегда утвержденного ритуала, и, только нарушая ритуальный порядок, герой может обрести внутреннюю духовную целостность («Свой круг» Л. Петрушевской, «Евгеша и Аннушка» М. Палей).
Основными чертами «иронического реализма» являются сознательная ориентация на книжную литературную традицию, игровое начало, ирония как способ отношения к миру, изображение анекдотичных жизненных ситуаций. Модель универсума в прозе «иронических реалистов» строится на грани натурализма и гротеска. Такая художественная стратегия присуща произведениям 1980-х гг. Вяч. Пьецуха («Новая московская философия»), Евг. Попова («Тетя Муся и дядя Лева», «Во времена моей молодости», «Тихоходная барка «Надежда»), Вик. Ерофеева («Тело Анны, или Конец русского авангарда»), Г. Головина («День рождения покойника»). Абсурдные стороны жизни предстают в их произведениях предельно реалистичными. Здесь наиболее четко акцентированы черты постмодернистской поэтики. Не случайно, что большинство писателей этого течения «другой прозы» в литературной ситуации 1990-х гг. позиционировали себя как представителей культуры постмодернизма.
Представляя собой в 1980-е гг. художественное явление, обусловленной в большей степени социально-культурными, обстоятельствами, нежели собственно эстетическими, с изменениями в общественно-политической ситуации в стране, произошедшими в 1990-м – 1991-м гг. «другая проза» перестает существовать как литературная общность. Ее представители, выработав индивидуальную поэтику в противодействии официальной литературе, в дальнейшем расходятся по различным литературным направлениям от реализма (М. Кураев, С. Каледин) до постмодернизма (Т. Толстая, Евг. Попов, Вик. Ерофеев и др.).
Художественные тексты
Головин Г. День рождения покойника.
Ермаков О. Крещение.
Каледин С. Смиренное кладбище. Стройбат.
Кураев М. Капитан Дикштейн. Ночной дозор.
Палей М. Евгеша и Аннушка. Киберия с Обводного канала. Месторождение ветра.
Петрушевская Л. Свой круг. Время ночь. Медея. Смотровая площадка. Новые Робинзоны.
Попов Евг. Тетя Муся и дядя Лева. Во времена моей молодости. Тихоходная барка «Надежда».
Пьецух. Вяч. Новая московская философия.
Толстая Т. Река Оккервиль. День.
Основная литература
Нефагина Г.Л. Русская прозаконца XX века. М., 2005.
Дополнительная литература
Курицын В. Четверо из поколения дворников и сторожей (О творчестве писателей Т. Толстой, В. Пьецуха, В. Ерофеева, Е. Попова) // Урал. 1990. № 5.
Лебедушкина О. Книга царств и возможностей // Дружба народов. 1998. № 4.
Славникова О. Петрушевская и пустота // Вопросы литературы. 2000. № 2.
Литература постмодернизма
Постмодернизм как явление культуры второй половины XX века становится результатом крушения социальных, политических, философских, религиозных утопий. Первоначально постмодернистская эстетика возникает в Европе, а позже реализуется и в культурном пространстве России. В ситуации катастрофического состояния мира возникает ощущение невозможности творить в прежней системе эстетических координат, провоцирующее поиск адекватной реакции на происходящие в человеческом мировоззрении изменения. В силу этого в философии и в искусстве постмодернизма вырабатывается центральная идеологема «конца литературы», «конца стиля», «конца истории», маркирующая завершенность тех нравственно-философских представлений о мироздании, которые определяли бытие человека до середины XX века.
Методологическим обоснованием постмодернистской эстетики является философия постструктурализма, разработанная в теоретических трудах Ж. Делеза, Р. Барта, Ю. Кристевой, М. Фуко, Ж. Деррида и ряда других представителей гуманитарной мысли второй половины XX столетия. Мир в художественной концепции постмодернизма воспринимается как хаотично организованный текст, в котором происходит расподобление аксиологических констант, не позволяющее выстроить четкую иерархию ценностей. Это приводит к отрицанию оппозиции «истинное – ложное»: каждая истина о мире может быть дискредитирована.
Центральной характеристикой постмодернистской поэтики является интертекстуальность. Каждое произведение мыслится постмодернистами как всего лишь часть бесконечного текста мировой культуры, представляющего собой диалог различных художественных языков, взаимодействующих на разных уровнях текстовой организации. Интертекстуальность, представляющая собой включение в произведение множество «чужих» текстов, цитат, образов, аллюзий, создает эффект уничтожения авторской воли, редуцирует его творческую инициативу. С понятием интертекстуальность тесно связано представление о «смерти автора» как индивидуального создателя художественного произведения. Авторство отменяется, так как в структуре текста проявляются голоса множества других авторов, в свою очередь также выступающими трансляторами единого текста мировой культуры.
Постмодернистская интертекстуальность создается по принципу игры, сама превращаясь в игровой прием. В такую хаотическую игру включаются слова, образы, символы, цитаты, что способствует возникновению постмодернистской иронии, понимаемой в качестве принципиально неупорядоченного разорванного художественного мира. Ирония в поэтике постмодернизме является не насмешкой, а приемом одновременного восприятия двух противоречивых явлений, продуцирующих релятивистское понимание бытия.
Литература постмодернизма строится на основе диалогических отношений, где диалог протекает не между авторской и чужой системой ценностей, а между прецедентными эстетическими дискурсами.
В русской литературе постмодернизм возникает в 1970-е гг. Признаки постмодернистской поэтики наблюдаются в произведениях таких писателей «второй культуры», как Вен. Ерофеев (поэма «Москва – Петушки»), А. Битов («Пушкинский дом», «Улетающий Монахов»), Саша Соколов («Школа для дураков», «Палисандрия»), Юз Алешковский («Кенгуру»).
Расцвет постмодернизма приходится на конец 1980-х – 1990-х гг. Многие авторы, причисляемые к постмодернистам, вышли из «другой прозы», в рамках которой вырабатывали индивидуальную манеру письма, органично вписавшуюся в новый культурный контекст. Постмодернистская эстетика находится в основе творчества Вик. Ерофеева, В. Пелевина, В. Сорокина, Т. Толстой, Евг. Попова, А. Королева, Дм. Галковского, Ю. Коваля, М. Харитонова, Вяч. Пьецуха, Н. Садур, Ю. Мамлеева и др.
В начале 1990-х гг. русский постмодернизм начинает позиционировать себя в качестве ведущего эстетического направления, определяющего развитие не только литературы, но всей отечественной культуры.
Русская постмодернистская литература неоднородна в своем проявлении. Ее магистральными разновидностями являются концептуализм (соц-арт) и необарокко.
Соц-арт представляет собой практику создания текстов посредством использования языка соцреалистического искусства. Идеологические штампы, клише, лозунги включаются в постмодернистское произведение, в котором они вступают во взаимодействие и столкновение с другими культурными кодами. Это приводит к разрушению мифологем социалистического реализма. Так, многие произведения В. Сорокина базируются на пародийно обыгрывании стереотипов советской культуры. В таких произведениях писателя, как «Сердца четырех», «Заседание завкома», «Первый субботник», «Тридцатая любовь Марины», «Голубое сало», происходит развенчание идей, тематики, символики, образности соцреализма, реализуемое через иронически стилизованное соединение дискурсов официальной советской литературы. Сюжеты указанных произведений сходны с сюжетами деревенской прозы, производственного романа и других разновидностей литературы соцреализма. Узнаваемы герои: рабочий, активист, ветеран, пионер, комсомолец, ударник социалистического труда. Однако сюжетное развитие оборачивается абсурдом, возникает своего рода «истерика стиля», которая разрушает советские общественные идеалы.
Концептуализм обращается не только к советским идеологическим моделям, но и вообще к любым концепциям с целью выявления из несостоятельности. Всякое идеологизированное сознание здесь подвергается разоблачению. Если соц-арт, играя с устоявшимися канонами и стереотипами, выворачивает их наизнанку, то концептуализм рассматривает философские, религиозные, моральные, эстетические ценности с различных точек зрения, лишая права претендовать на истинность. Верификация различных аксиологических систем представлена в концептуалистских романах Вик. Ерофеева «Русская красавица» и «Карманный апокалипсис», Евг. Попова «Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину», «Мастер Хаос», «Накануне накануне», В. Пелевина «Омон Ра», В. Сорокина «Роман».
В современном постмодернизме вырабатывается новый способ моделирования универсума, связанный с виртуализацией бытия. Новейшие информационные технологии, развитие Интернета влияют на структурную организацию текста, технологию его создания, семантику произведения, становясь элементами содержания, событийности, предметного мира. Так, компьютерные технологии определяют своеобразие ряда произведений В. Пелевина («Принц Госплана», «Generation “P”», «Шлем ужаса. Креатифф о Тесее и Минотавре»), порождая виртуальную действительность, в которой существуют персонажи.
Иначе конструируется универсум в другой разновидности постмодернистской литературы – необарокко. Поэтика необарокко вбирает в себя открытия «другой прозы», модернистской эстетики, условного метафоризма, натурализма. Художественный избыток как доминирующий принцип создания текста проявляется в «телесности» описаний и коллажной фрагментарности повествования у А. Королева («Голова Гоголя», «Дама пик», «Человек-язык», «Быть Босхом», «Инстинкт № 5»), в орнаментальной стилистике у Т. Толстой («Кысь»), в сотворении из бытовых реалий ритуальных мистерий у В. Шарова («Старая девочка», «След в след», «Воскрешение Лазаря»), в поэтизации и одухотворении физических патологий у Ю. Мамлеева («Мир и Хохот», «Шатуны», «Блуждающее время»), в переносе акцентов с текста на примечания к нему у Дм. Галковского («Бесконечный тупик»). Стилистической избыточности в прозе необарокко способствуют интертекстуальные связи, превращая текст в тотальный диалог с предшествующей мировой культурой.
Важной особенностью русского постмодернизма, отличающей его от многих постмодернистских произведений писателей Европы и США, является приверженность онтологической проблематике. Несмотря на декларируемое отрицание любой положительной содержательности, отечественные постмодернисты наследует русской классической литературе, традиционно погруженной в решение духовно-нравственных вопросов. Отказываясь от идеологизации собственного творчества, большинство авторов постмодерна предлагают свое концептуальное видение мира. Так, в прозе В. Пелевина переосмысляются и утверждаются в качестве истинного способа существования идеи дзэн-буддизма («Чапаев и пустота», «Жизнь насекомых», «Желтая стрела»). В романах А. Королева обнаруживается мысль о сохранении нравственных принципов как единственной форме противостояния метафизическому злу («Человек-язык», «Быть Босхом»). В произведениях В. Шарова, совмещающих в себе черты постреалистической прозы, актуализируются духовные смыслы Ветхого Завета и в качестве центральной идеологемы выдвигается юродство как стратегия преобразования миропорядка.
Таким образом, литература постмодернизма, выражая кризисное состояние современной культуры, отвергая любые идеологии и констатируя абсолютную релятивность человеческого бытия, тем не менее, вырабатывает собственные аксиологические представления. Это позволяет воспринимать данную эстетику не столько в качестве отрицающей ценностное принятие мира, сколько акцентирующей необходимость возникновения новой системы ценностей, учитывающей опыт прежних исторических эпох и адекватной современности. Русский постмодернизм подтверждает закономерность появления нетрадиционного литературного направления в конце XX века, сущностью которого является утверждение многополярного мира и открытости в отношениях с другими направлениями современной литературы – реализмом, постреализмом, модернизмом, неосентиментализмом и т.д.
Художественные тексты
Битов А. Пушкинский Дом. Улетающий Монахов. Оглашенные.
Галковский Дм. Бесконечный тупик.
Ерофеев Вен. Москва – Петушки.
Ерофеев Вик. Жизнь с идиотом. Русская красавица.
Коваль Ю. Суер-Выер.
Королев А. Голова Гоголя. Человек-язык. Быть Босхом. Инстинкт № 5. Дама пик.
Мамлеев Ю. Мир и Хохот. Шатуны. Блуждающее время.
Пелевин В. Чапаев и пустота. Жизнь насекомых. Омон Ра. Generation “P”. Шлем ужаса. Креатифф о Тесее и Минотавре
Попов Евг. Подлинная история «Зеленых музыкантов». Накануне накануне. Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину. Мастер Хаос.
Соколов, Саша. Школа для дураков. Палисандрия.
Сорокин В. Сердца четырех. Голубое сало. Роман. Тридцатая любовь Марины. Лед. День опричника.
Толстая Т. Кысь.
Харитонов М. Линии судьбы, или Сундучок Милашевича.
Шаров В. До и во время. Старая девочка. Воскрешение Лазаря. След в след.
Основная литература
Богданова О.В. Современный литературный процесс (К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70-90-х годов XX века). СПб., 2001.
Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века – начало XXI века). СПб., 2004.
Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. М., 1999.
Современная русская литература (1990-е гг. – начало XXI в.) / С.И. Тимина, В.Е. Васильев, О.В. Воронина и др. СПб., 2005.
Дополнительная литература
Липовецкий М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997.
Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: 1950-1990-е годы. В 2-х томах. Т. 2 1968-1990. М., 2007.
Нефагина Г.Л. Русская прозаконца XX века. М., 2005.
Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками. М., 1998.
Эпштейн М. Постмодерн в России: литература и теория. М., 2000.
Современная русская литература неоднородна и многообразна по своим эстетическим принципам и философским установкам. Она развивается в русле трёх художественных систем – реализма, модернизма и постмодернизма, в которых существуют свои течения. Наиболее популярной и плодотворной из них является реализм.
Художественная система реализма включает три направления (течения): неоклассическая (традиционная), условно-метафорическая, «другая проза».
«Другая проза». В начале 1980-х годов в литературе появились произведения авторов, которые противопоставляли свои идеи общепринятым. Официальная литература поставила человека на пьедестал, воспевала его как создателя и творца своей судьбы и счастья, заставляла поверить в то, что один человек способен изменить мир. В своих произведениях представители «другой прозы» показывали полную зависимость советского человека от бытовой среды, он – всего лишь маленький винтик в огромной машине.
В «другой прозе» можно выделить три течения: «историческое», «натуральное», и «иронический авангард». Но это деление достаточно условно, так как черты произведений одного течения могут быть присущи творениям авторов иного направления.
Произведения «исторического» течения показывали события истории с новой стороны. Несмотря на общеизвестное мнение и политическую оценку, необычность ракурса позволяет лучше понять и ногда переоценить произошедшее. Герой «исторических» произведений – человек, который неотделим от истории своей страны. Исторические события воздействуют на судьбу человека, изменяя её. Но писатели данного течения рассматривали советского человека с гуманистической точки зрения, а не с политической или социальной.
Представители «исторической» прозы: М. Кураев.
«Натуральное» течение«другой» прозы отличается изображением жестокой действительности. «Натуралисты» детально описывают негативные стороны жизни, правдиво изображают тёмные стоны общественного сознания, которые ранее не показывались в литературе. Темами произведений стали и неуставные отношения в армии, и афганская война, цинизм, алкоголизм, тюремный быт. Авторы только показывают реальные явления и поступки, но не дают описанным событиям и героям никакой оценки. Объективное повествование, максимально приближенное к реальности, к которому стремились «натуралисты», позволяет читателю сформировать своё мнение о происходящем.
Представители «натурального» течения: С. Каледин, Ю. Стефанович, М. Палей, Г. Габышев, О. Ермаков, Л. Петрушевский, С. Дышев.
Иронический авангард – течение, берущее свои истоки из иронической повести 1960-х годов. В своих произведениях «авангардисты» обыгрывали, пародировали уже известные сюжеты. Изображённые в произведениях жизненные события настолько фантастичны и необычны, что порой кажутся нереальными.
Писатели-«авангардисты» разрушают стереотипы, высмеивают приёмы и сюжеты классической литературы.
Представители «иронического авангарда»: В. Пьецуха, С. Довлатов, Е. Попов, М. Веллер.
Если Вы хотите получить более конкретную информацию о жизни и творчестве современных русских поэтов и писателей, ближе познакомиться с их произведениями, онлайн репетиторы всегда рады Вам помочь. Онлайн преподаватели помогут сделать анализ стихотворения или написать отзыв о произведении выбранного автора. Обучение проходит на основе специально разработанного программного обеспечения. Квалифицированные педагоги оказывают помощь при выполнении домашних заданий, объяснении непонятного материала; помогают подготовиться к ГИА и ЕГЭ. Ученик выбирает сам, проводить занятия с выбранным репетитором на протяжении длительного времени, или использовать помощь педагога только в конкретных ситуациях, когда возникают сложности с определённым заданием.
blog.сайт, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.
«В садах других возможностей» («Другая проза» рубежа 20-21 веков.)
Познакомить с понятиями-синонимами: «другая проза» - постмодернизм на примере рассказа Л.Петрушевской «Как ангел».
Уметь представить разработанный по теме проект.
Развивать интеллектуальные, коммуникативные и творческие способности учащихся.
Воспитывать интерес к современной литературе.
Формулирование темы.
Сегодня у нас урок внеклассного чтения. Владимир Маканин, Андрей Битов, Татьяна Толстая, Виктор Пелевин, Виктория Токарева… Знакомы ли эти имена? Кто эти люди? (Современные писатели – писатели конца 20 – начала 21 века).
Сформулируйте тему урока. (В мире современной литературы).
Прочтите, как сформулирована эта тема на доске. Так называется цикл рассказов Людмилы Петрушевской – одного из самых признанных современных писателей. Как понимаете её мысль? Уточним тему. («Другая проза» рубежа 20-21 веков). Подберите синоним к слову «другая». (Новая).
Значит есть «старая» проза. По каким направлениям она развивалась? Чем они отличаются в главном? (Реализм и модернизм. Реальность несовершенна. Р. предлагал идеал жизни, сеял «разумное, доброе, вечное» в эстетичной форме. М. пытался преобразовать мир с помощью языка в соответствии со своим идеалом.)
- «Другую прозу», новую современную прозу, иначе называют постмодернизм.
2. Определение целей урока.
Определите с помощью вопросов цели урока.
(Что … (такое «другая проза»? постмодернизм?)
В чём …(особенности «другой прозы»?)
Представление проекта.
Ответы на вопросы получим из проекта, который нам представят подготовившие его группы. (Рассадить.) Класс внимательно слушает и перерабатывает информацию, чтобы самостоятельно на оценку написать вывод по теме.
1) Тема проекта.
Тема нашего проекта так и звучит - «В садах других возможностей». Мы предлагаем вместе побродить по садам прозы одного из первых авторов «другой прозы» - Людмилы Стефановны Петрушевской.
2) Актуальность проекта.
Тема возникла не случайно. Мы изучали пьесу М.Горького «На дне», и учитель предложил нам познакомиться с изображением дна в современной литературе. Тогда и возникли вопросы: «А есть ли сегодня литература? Литература не как чтиво, а как искусство? Если есть, то какая она? И главное, нужна ли нам? Если нужна, то зачем? Вопросов много, и все для нас новые.
3) Организация работы.
Под руководством учителя мы разделились на группы (по 2-4 человека):
Группа социологов;
Информационная группа;
Группа исследователей;
Творческая группа;-
Вот результат нашей работы над исследовательско-творческим проектом.
4) Выступление групп.
А) Группа социологов.
Чтобы убедиться в актуальности темы мы провели предварительное анкетирование среди одноклассников.
Вопросы предложили следующие:
Кого из современных писателей ты можешь назвать?
Твоё первое впечатление от прочитанного?
Было опрошено _____ человек.
Не назвали ни одного современного писателя _______ человек.
Читали (кого?)
Не понравилось (если читали) _______ человек, потому что мрачно или ничего не понятно.
Понравилось чтиво, так легко и проблемами не загружает.
В итоге убедились, что тему выбрали нужную для собственного развития прежде всего.
Б) Информационная группа.
Мы прежде всего познакомились с новым для себя писателем. Вот кратко главная информация о нём. (Сообщение. Показать портрет.)
Людмила Стефановна Петрушевская сегодня признана и критикой, и читателями. Это один из самых читаемых современных авторов.
Людмила Стефановна Петрушевская родилась 26 мая 1938 года в Москве. Её детство пришлось на тяжёлые, голодные годы войны, оно запомнилось скитаниями по родственникам, жизнью в детдоме и эвакуации.
По возвращении после войны в столицу окончила факультет журналистики МГУ. Работала корреспондентом газет и радио, в издательстве, редактором справочного отдела телевидения.
Литературное творчество началось с сочинения стихов, сценариев для студенческих вечеров. Первая публикация в 1972 году в журнале «Аврора» – рассказ «Через поля», первые пьесы ставились самодеятельными театрами. А потом 16 лет ‒ работа “в стол”. В 1988-м выходит первая книга писательницы ‒ сборник рассказов «Бессмертная любовь», за который присуждена Пушкинская премия. Однако сначала прославилась как драматург; в 80-е годы её пьесы идут на сценах ведущих театров страны. Это «Чинзано», «Квартира Коломбины», «Три девушки в голубом», «Московский хор». Пишет сказки и стихи для детей и взрослых.
Людмила Стефановна живёт и работает в Москве.
Её творчество далеко от злободневных политических страстей, в центре внимания частная жизнь современного “маленького” человека. О рассказах Петрушевской говорят, что она «соединила прозу с поэзией» и что её рассказы вызывают «холод восторга», внутреннее содрогание – верный признак подлинности, высокой эстетики произведения».
В) Исследовательская группа.
Для исследования выбрали очень короткий рассказ «Как ангел», написанный в _________ году.
Слушаем рассказ, который критики относят к «другой прозе», а некоторые к «плохой прозе». Его представит наша творческая группа.
Г) Творческая группа.
Художественный пересказ текста. (По отрывкам. В финале музыка …………………………..)
В) Группа исследователей.
Мы разбирались с понятием постмодернизм. Сначала обратились к внешней стороне произведения. Бросается в глаза сразу форма произведения. Критика отмечает следующие особенности «другой прозы».
Настроение после прочтения мрачное, тяжёлое, даже пессимистическое.
В жизни нет ничего высокого, идеала нет: человек целиком погружён в обыденность, повседневность, быт, погружён настолько, что становится страшно за него.
Проза жизни настолько затягивает обычного человека, что в его жизни нет ярких событий, и как следствие в рассказе размыт сюжет, можно даже сказать, что его нет.
Язык грубый, неэстетичный. В нём много разговорной лексики, просторечий и фразеологизмов: «все пялились на неё», «таращиться на эту толстую, тупую морду», «получала тумака», «давали по башке», «городского пугала», «размазывая все выделения глаз, носа и рта по чужим пальто» и т.д.
Надо сказать, что другим писателям постмодернизма свойственны эти особенности ещё в большей степени и их произведения звучат ещё жёстче. Сегодня уже классика повесть Владимира Маканина «Кавказский пленный», неоднозначный интерес вызывают произведения Евгения Гришковца, например, повесть «Реки», роман «Асфальт».
Главную героиню зовут Ангелина, от слова «ангел». У слова «ангел» можно выделить несколько значений:
1) служитель Бога, исполнитель его воли,
2) человек – живое воплощение красоты и добра,
3) ласковое обращение к близкому, дорогому человеку.
На первый взгляд, Ангелина – полная противоположность ангелу. Маленькая крошка, «толстенькая, слабенькая и смешная», она отталкивает слабенькими, плохими зубками. В 15 лет в надежде понравиться Ангелина украшает себя дешёвой бижутерией и ярко краситься, но её красный рот, синие веки, чёрные брови вместе с «жидкими, спутанными волосами» и толстыми очками вызывают желание поглумиться. В 30 лет это «крепкая, мощная, буйная женщина» в очках-фарах на сине-красной тупой морде. Страшную картину дополняют беззубый рот с четырьмя клыками наружу, всегда голодные рыщущие глаза и всегда грязные руки.
Есть и ещё недостатки у Ангелины: она изводит мать своими постоянными требованиями купить, она могла дать тумака матери или больному отцу, да и в метро «била людей прямо кулаком по голове».
По описанию понятно, и Петрушевская прямо говорит, что Агелина «бедная дурочка», «инвалид», «убогая», «нищая духом», у неё «бедная больная головёнка», то есть она психически больна. На Руси такого человека называли бы «юродивый, и отношению было бы как к человеку божьему, которого обижать нельзя.
А как относятся окружающие к Ангелине? Очень жестоко. Для сверстников «крокодил», не отзывались на просьбы, били по голове. На улице глазели и таращились. Даже родственники, как подросла, стали стыдиться и облегчённо вздыхали, когда уходила из гостей. Ангелина для окружающих если не урод, которому нечего жить, то обуза, от которой не избавиться. Она крест, который почти все отказались нести. На лицо типичные признаки современного человека – чёрствость, душевная изоляция и страшное одиночество.
Петрушевская уверена, что должно быть по-другому. В Библии есть слова: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Это об Ангелине. В неё есть черты ангела. Это проявляется в том, что она не может вписаться в мир, в котором живёт. Ангелина душевнобольная и на всю жизнь осталась ребёнком, сохранив свежесть восприятия жизни. Её душа открыта людям, и очень долго она «пыталась печенье поделить на всех и всем раздать». И наконец, черта ангела в её обострённом чувстве справедливости: «больная душа» чувствовала «ложь всеобщей якобы любви до определённого часа». Чувствуя свою ненужность, Ангелина быстро уводила мать из гостей на улицу. Там мать терпела тумаки от плачущей дочери, потому что понимала, что её «слёзы о несправедливости, о … неравном распределении любви и добра: всем всё, а мне опять ничего».
Таким образом, Петрушевская утверждает, что Ангелина – «творение божье и имеет все права на место на земле» и люди должны это понять, чтобы избежать распада личности, расчеловечивания.
Ученик из творческой группы.
Я прочту стихотворение семнадцатилетней Бабковой Ксении, которая когда- то прочтя рассказ «Как ангел», написала о том, как почувствовала главную героиню. Называется
«АНГЕЛина».
Посмотрите вокруг – только боль и недуг,
Только страх за себя, нет надежды.
У любви нету рук, нет надежд, нет подруг,
Нет удобнее грязной одежды.
Есть желанье мечты, чтобы все помогли,
Чтоб хоть капли сочувствий дарили.
Может ветер судьбы, что уносит мольбы,
Дар оставил ей, чтоб не сгубили.
Богом мечена та, что страшна, неумна,
Но душа ей заложена свыше.
Пусть бедна, и грязна, некрасива, груба.
Есть Она в этом мире погибшем…
Но только ли Ангелину имеет в виду автор? В финале написано: «…А пока что ее жизнь охраняет ее ангел-хранитель, мать, отрывая ей от батона огромные куски, а Ангелина все требует ‒ дай-дай-дай, и мать хлопочет, чтобы не обидели, не убили ее ангела-дочь, чтобы эта дочь не убила ее ангела-мужа, лежащего в кровати, все невинны, думает мать, а я так и буду бегать с ней пока не сдохну окончательно, но вот свежий воздух и движение, думает мать-ангел, моя-то матушка дожила до девяноста трех».
Ангел-дочь, а ещё ангел-отец и главное ангел-мать. Это они ангелы-хранители своей дочери, которые с ангельским терпением несут свой крест. Отцу уже 75, матери - 70. Жизнь с больным человеком – это вечная гонка, это переступание через собственную жизнь, это тихий подвиг самопожертвования из любви к дочери. Они «не отдавали свою Ангелину в сумасшедший дом, боясь её оскорбить навеки, испугать ужасом решёток и запертых дверей, чего Ангелина не выносила». Мать стала «как закалённая печь», днём и ночью её гложет один и тот же вопрос: «За что мне это?», но она никогда не предаст своего «птенчика».
Выводы из выше сказанного можно сделать следующие.
По содержанию «другой прозы» вообще. Мир есть хаос. Никакой гармонии не существует не только в этом мире, но и ни в каком другом, да и не существует никакого «другого» мира. Удел человека – постараться не потерять себя в этом бессмысленном и бесцельном калейдоскопе событий. Это страшный вывод, потому что не допускает даже мысли о существовании идеала. Так стоит ли читать такую литературу?
Формально проза постмодернизма отторгается нами в большинстве случаев из-за языка грубый, уличный. Далее сюжета нет, автор чего хочет - непонятно. Настроение – жить не хочется. Значит, нам такая литература не нужна и не стоит её читать.
Однако, на наш взгляд, это поспешный вывод. Современная новая проза, по мнению критиков, интереснее для читателей, чем скучные произведения современных писателей-реалистов, которые в духе традиции наставляют на путь истинный.
Проза постмодернизма – это интеллектуальная игра с читателем. Значит, прежде всего она интеллектуально развивает. Ты погружаешься в текст, становишься соавтором текста и познаёшь самого себя. В науке о литературе даже появился термин «интертекстуальность» - это соотнесение текста с другими литературными источниками. Например, читая рассказ Л.Петрушевской, вспомнишь М.Горького, Ф.М.Достоевского и А.П.Чехова. У Достоевского я читал о «маленьком человеке», но писатель ему сочувствует, а у Петрушевской нет ощущения его значительности, индивидуальность стёрта, это человек толпы. У Чехова быт убивает душу, а у Петрушевской эта чернуха просто атмосфера жизни. У Горького на дне страшно, но свет есть и мечта выбраться, а в современной прозе постмодернизма все на дне, каждый «голый на голой земле» - и всё беспросветно. «Другая проза» требует другого типа читателей. Но в ней можно найти важное и для души. Например, читая Петрушевскую, вспомнить снова Библию: «Если тебе плохо, найди, кому хуже, помоги – и утешься».
Ещё нам пришло в голову, что произведение Петрушевской можно использовать при написании сочинения на ЕГЭ, если выпадет соответствующая тема. Так что по разным причинам мы рекомендуем как можно ближе познакомиться с прозой «других возможностей».
Пожалуйста, если есть вопросы. Спасибо за внимание.
Рефлексия.
1) - Спасибо за представленный проект, за большую проделанную исследовательскую и творческую работу. Я думаю, что все поняли, что есть современная литература как искусство, что она очень отличается от традиционной литературы. Прежде чем каждый самостоятельно проанализирует услышанное и сделает вывод по теме, всё-таки ответьте на вопрос:
2) Письменный вывод по теме.
Литература постмодернизма.
А. Выбери правильный вариант ответа.
А1. Что означает понятие «другая проза»?
Это проза рубежа 20-21 веков в традициях русской классической литературы.
Это литература постмодернизма.
Это литература модернизма.
А2 . Какие особенности имеет другая проза?
Полная погружённость человека в бытовую среду.
Проповедь вечных нравственных ценностей.
Герой с активной жизненной позицией, творец своего счастья.
Интертекстуальность.
Социально-философская проблематика.
Мрачный, пессимистичный колорит.
Экспериментальный язык.
В. Напишите ответ словами.
В2. «Интертекстуальность» - это соотнесение текста с другими литературными источниками. С какими произведениями русской классики ассоциируются названия произведения современных авторов?
Л.Петрушевская «Дама с собаками» _________________________________________
В.Маканин «Кавказский пленный» __________________________________________
С. Прочитайте синквейны по теме. Выберите собственную позицию и прокомментируйте её.
Другая проза. Другая проза.
Мрачная, непонятная. Необычная, интеллектуальная.
Пугает, отталкивает, загрязняет. Притягивает, развивает, не давит.
Потеря времени! Самоуважение!
(Ответы озвучить.)
Спасибо за работу.
Д/ з. Учить термины (постмодернизм, интертекстуальность)
Отнёс бы я рассказ Петрушевкой к «дурной прозе»? Письменное размышление.
корпус текстов, сложившийся в 1970-1980-е годах вне официальной советской литературы, игнорируемый и не признаваемый ею.
Важно сразу же провести различие между Д. П. и диссидентским творчеством: она была с самого начала принципиально не идеологична. Способом видения здесь стал всеразъедающий, мрачный скептицизм, во главу угла легло равнодушие, помноженное на сомнение. Опять же, это было не сомнение ниспровергателей, но, скорее, нечто вроде бытийной сартровской тошноты. По «другим текстам» можно было понять, что авторов тошнит от всего: морализма и политики, пафоса и лирической исповедальности, классической литературы и религии, института семьи и любых институтов вообще. Особое неприятие вызывала учительская традиция русской классики.
Человек в Д. П. не звучал гордо, он вообще никак не звучал - он, скорее... смердел. Выделял физиологическое всеми порами. Но при этом оставался абсолютно закрыт, у его поступков не было ни оправданий, ни мотиваций. Отсюда - перманентная невменяемость. Действующие лица Д. П. зачастую неадекватны, просто безумны или подвержены самым необычным маниям и фобиям. При этом на их более подробную прорисовку авторы просто не считают нужным тратить время. Достаточно имени, возраста, пола, пары портретных черт - почти как в анкете. Ломается и привычный строй речи:матерный слог становится столь же расхожим приемом, как, например, заумь (до того надежно захороненная в эпохе футуристов) или «поток сознания».
Насилие, отраженное в речи, откликается насилием, захлестывающим сюжеты. Убийство и самоубийство уже не являются чем-то экстраординарным; интересны способы и подробности. И даже много больше: избиения и унижения, подробные порнографические сцены, все виды половых извращений, пытки, каннибализм, копрофагия. Излишними, опять-таки, оказываются слишком человеческие реакции на все это: достаточно все тех же выделений от слишком сильного шока, криков боли или наслаждения. Наслаждения даже, пожалуй, больше. Действительно, герои Д. П. способны получать удовольствие абсолютно от всего. Они смакуют жизнь, смакуют смерть. Но - никакой мизантропии. Д. П. (и в этом ее странное родство с Достоевским, еще более - с Гоголем) - скандальна внутренне, она изобилует абсурдными ситуациями. Даже самые жуткие сцены описаны так, что выглядят в первую очередь как чудовищная нелепость, скорее, не пугают, а вызывают ухмылку. Таковы, например, «поганенькие человечишки» Юрия Мамлеева, которые превращают собственную жизнь в диковатый цирк. Впрочем, у Мамлеева, декларирующего умеренный консерватизм, какая-никакая рефлексия еще остается. Владимир Сорокин и Егор Радов идут дальше: все унижения, оскорбления и мучения проходят как часть холодноватой игры, никто ни о чем не переживает, только реагирует на разнообразные раздражители. Тут уже все персонажи - нечто вроде человекообразного орнамента на поверхности языковых игрищ. Сорокин бесконечно тасует стили, пользуясь одним, но всегда безотказным приемом: в какой-то момент тщательно выстраиваемое, линейное, похожее сразу на всю русскую литературу повествование сходит с ума. И начинается чудовищный кавардак, со всеми уже перечисленными признаками; впрочем, более всего Сорокин любит человеческие фекалии и антропофагию, Радов -наркотики. Соответственно, у одного мир выглядит как сцена из искаженного соцреалистического романа, а у другого - как галлюцинация бывалого «торчка». Смачный коктейль из психоделики и добротного мистицизма предлагала в своих рассказах Юлия Кисина. Типологически сходный с сорокинским подход и у Саши Соколова, но тут тщательно взлелеянная старообразность стиля становится слишком навязчивой: персонажи, ситуации, метафоры скроены прихотливо и для суровых российских мест диковинно, но приедаются еще быстрее, чем монстры Сорокина и Мамлеева.
Близок к Д. П. и Виктор Ерофеев, умело соединяющий в своих романах порнографию, эсхатологию и умеренный традиционализм. Впрочем, что у него получается лучше всего - это предъявлять счет к российской классике по любому поводу. Витающий над оной призрак морализма, похоже, страшит Ерофеева намного больше, чем самые лихие выходки коллег по цеху. Не так у Эдуарда Лимонова. Его ранние, наиболее известные тексты полны глубочайшего искреннего отчаяния; он матерится, бунтует и терзает свою плоть все новыми наслаждениями, потому что страшится оказаться в ситуации буржуазной, предсказуемой - отсюда и его дальнейшее знаменитое превращение в собственного героя, отстраивание жизни по намеченному сюжету.