Развитие конфликта в пьесе вишневый сад. Тема и идея, острота конфликта и художественные особенности пьесы А. П. Чехова «Вишневый сад». Лопахин – центральный персонаж в раскрытии главного конфликта пьесы

С драмами Чехова в России связано преодоление кризиса театра на рубеже XIX-XX веков, обновление сценического искусства. Его драматургией вписаны новые страницы в историю мирового театра. Чехов пересмотрел традиционные для теории драмы XIX века представления. «Вишневый сад», премьера которого состоялась 17 января 1904 года, до сих пор входит в репертуар различных театров мира.

В соответствии с исторической действительностью конца XIX — начала XX века в «Вишневом саде» дана расстановка социальных сил: уходящее дворянство, поднимающаяся буржуазия, интеллигенция. Как отмечено замечательным исследователем чеховской драматургии А. П. Скафтымовым, в дочеховской бытовой драме — при такой расстановке действующих лиц — движущей силой для развития драматического действия стала бы хозяйственно-имущественная конкуренция между героями. Эта традиция не находит своего продолжения в чеховской комедии: в «Вишневом саде» нет прямого противоборства героев, которое определило бы движение всего драматического процесса в целом.

В центре пьесы Чехова «Вишневый сад» находится событие (продажа вишневого сада), выступающее как средоточие конфликтной ситуации. Это событие для всех героев пьесы является потенциальным источником жизненных перемен. Конфликт в «Вишневом саде» многосоставный, он имеет целый спектр аспектов.

Историко-социальный аспект

Историко-социальный аспект — один из них. Он связан со сменой социальных укладов. «Чехов изобразил в „Вишневом саде" помещичье-дворянское разорение и переход имения в руки купца-предпринимателя» — это давнее мнение одного из исследователей не утратило справедливости и по сегодняшний день. Оно вместе с тем нуждается в существенном уточнении: имение переходит не просто в руки купца-предпринимателя — новым владельцем усадьбы становится внук крепостного помещиков Гаевых.

В третьем действии купец Лопахин купит имение Гаевых. Петя Трофимов небезосновательно выскажет в связи с Лопахиным: «хищный зверь», в природе необходимый «в смысле обмена веществ», «съедает все, что попадается ему на пути». Но дело тут не столько в том, что предприимчивый купец не упустил очередной случай выгодно вложить свои капиталы. В будущем доходы с имения вряд ли превзойдут затраченное на него. Не все проясняет и то обстоятельство, что он приобрел усадьбу на аукционе в угаре азарта. С Лопахиным произошло нечто иное. Он непреднамеренно, неожиданно не только для всех, но и для самого себя становится хозяином вишневого сада. В истории театральных постановок «Вишневого сада» есть примеры именно такого решения сцены, в которой изумленно-счастливый Лопахин сообщает о своей покупке имения. Он, рассказывая об аукционе, «смеется», «хохочет», «топочет ногами». «Вишневый сад теперь мой! Мой! Боже мой, господи, вишневый сад мой!» — восклицает он. Восторг Лопахина объясним: именно в его — внука крепостных рабов — руки переходит имение. Так неожиданно и закономерно свершается акт исторического возмездия протяженностью не в одно десятилетие жизни России.

Этот историко-социальный конфликт — один из аспектов общего конфликта «Вишневого сада» — предстает далеко не традиционно. Его корни уходят в предшествующие периоды русской действительности. Конфликт пьесы «коренится не столько в сегодняшнем дне обитателей усадьбы, сколько в глубоком прошлом, черпает свои мотивы в далекой, в несколько человеческих поколений, жизни» (Е. М. Гушанская).

Социальная разница между действующими лицами в пьесе не акцентируется. Все искренне рады возвращению Раневской на родину. Лопахин «нарочно приехал», чтобы встретить ее. Старый лакей Фирс «плачет от радости»: «Барыня моя приехала! Дождался! Теперь хоть и помереть...» Сама Раневская искренне рада встрече с приемной дочерью Варей, с горничной Дуняшей. Со словами: «Спасибо, мой старичок» — она целует Фирса. Давно замечено, например, что и господа, и слуги в «Вишневом саде» переживают одни и те же эмоции, говорят одним языком, слуги забываются в общении с господами. В самом начале первого действия горничная Дуняша говорит: «Руки трясутся, я в обморок упаду». Молодой лакей Яша во втором действии, смеясь, заявляет Гаеву: «Я не могу без смеха вашего голоса слышать». На балу помещиков Гаевых теперь танцуют не «генералы, бароны, адмиралы», о которых вспоминает Фирс, а почтовый чиновник, начальник станции, «да и те не в охотку идут» — пришли другие времена, сменился социальный уклад России.

В «Вишневом саде», что тоже справедливо отмечено исследователями, предстают не социальные типы, а скорее социальные исключения: купец Лопахин дает практический совет помещице Раневской, как избежать разорения. Этот герой вряд ли может быть вписан в рамки привычных представлений о «хищном» купце. Петя Трофимов дает ему диаметрально противоположные характеристики: «Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен»; «У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа...». Сам Чехов пояснит: «Лопахина надо играть не крикуну, не надо, чтобы это был непременно купец. Это мягкий человек». Художественная система пьесы Чехова затрудняет восприятие отношений между героями как противостояние, противоборство.

Социальный конфликт не побуждает никого из персонажей совершить какие бы то ни было решительные поступки. Действие чеховской пьесы начинается в мае, а на август назначены торги, на которых за долги может быть продано имение Раневской. Предстоящее событие так или иначе объединяет всех персонажей: все собираются в старой усадьбе. Ожидание неизбежных перемен ставит героев перед необходимостью что-то предпринять или хотя бы наметить тот или иной план дальнейших действий. Лопахин предлагает свой проект Раневской, обещает достать деньги взаймы. Гаев же, судя по его разговору с Аней в конце первого действия, надеется «устроить заем под векселя», полагает, что Раневская должна будет поговорить с Лопахиным, а Аня отправиться к бабушке в Ярославль. «Вот так и будем действовать с трех концов, и дело наше в шляпе. Проценты мы заплатим, я убежден...» —увлеченно говорит Гаев.

Зритель (читатель) ожидает каких-то изменений в ситуации с грядущей продажей имения. Однако второй акт обманывает эти ожидания. С момента возвращения Раневской уже прошли месяцы, наступило лето. Остается неясным, предприняли ли что-нибудь Раневская, Гаев, Аня. Не случайно именно эта часть пьесы первых сценических представлений «Вишневого сада» воспринималась режиссерами, актерами как самая статичная. К. С. Станиславский, работавший над первой постановкой «Вишневого сада» в Московском художественном театре в 1903 году, заметил: «Пьеса долго не давалась. Особенно второй акт. Он не имеет, в театральном смысле, никакого действия и казался на репетициях очень однотонным. Было необходимо изобразить скуку ничегонеделания так, чтобы это было интересно. И это не удавалось...»

В первом акте чеховской пьесы, правда, определяются группы персонажей, взаимоотношения между которыми таят в себе потенциал возможных коллизий и даже конфликтных столкновений. Лопахина, к примеру, все давно уже считают женихом Вари, он же в самых искренних чувствах признается только Раневской («...и люблю вас, как родную... больше, чем родную»), ему хочется сказать ей «что-нибудь очень приятное, веселое». Один из современных чеховедов высказал мнение о любви Лопахина к Раневской как одной из решающих, ключевых в пьесе пружин драматического действия. Это скорее преувеличение, но сама возможность развития коллизии, определяемой такими отношениями между героями в «Вишневом саде», не исключена.

Гаев с неприязнью относится к Лопахину. В первом акте он наотрез отказывается принять предложение Лопахина о сдаче имения в аренду дачникам. Особое место в продолжение этой сцены принадлежит речи Гаева, обращенной к книжному шкафу. Раневская только что получила и тут же порвала, не прочитав, телеграмму из Парижа. Гаев помогает сестре преодолеть душевную боль, переведя внимание всех на другой предмет, но не только этот душевный порыв движет героем. Речь Гаева посвящена столетнему шкафу, сделанному добротно, на века. Шкаф не только хранилище книг (интеллектуальных, духовных сокровищ), но и спутник «поколений нашего рода», вещественный знак того, что было. Его столетняя прочность — косвенное опровержение мнения Лопахина о «никчемности» старых построек, родового дома Гаевых.

Однако сам Гаев книг не читает, и в этом он неотличим от Лопахина, который засыпает над книгой. Гаев настойчиво напоминает о грани, существующей между ним и «мужиком». Он самозабвенно кичится своим дворянством. Его антипатия к людям иного происхождения выражается в брезгливой чувствительности к их запахам. Эта барская брезгливость распространяется и на наглого лакея Яшу, и на Лопахина.

Реакция персонажа на запахи напоминает главного героя сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик». В сказке Бог внял мольбам помещика и избавил его от мужика, и потому в его владениях не стало больше «холопьего запаху». Правда, помещик, за которым некому стало ухаживать, вскоре утратил человеческий образ: «медведь не медведь, человек не человек», «человеко-медведь». «Исчезновение с лица земли мужика» не прошло даром: некому стало в уезде подати платить, некому помещика кормить да мыть. С возвращением же мужика сразу запахло «мякиной и овчинами», а на базаре тут же «появились и мука и мясо, и живность всякая», казна же в один день пополнилась «грудой денег». А барина, «изловивши, сейчас же высморкали, вымыли и обстригли ногти».

Чеховский персонаж исполнен «дикого», особенно в начале нового XX века, барского высокомерия по отношению ко всему мужицкому. При этом сам Гаев беспомощен и ленив, его неустанно опекает старый лакей Фирс. В финале пьесы больной, всеми забытый Фирс сокрушается, что без его присмотра Гаев «шубы не надел, в пальто поехал». Фирс прав: на Гаеве, как отмечено ремаркой, «теплое пальто с башлыком». Барская спесь Гаева на поверку оборачивается почти обломовским «неумением жить» без присмотра преданного Фирса. Мотив неприспособленности к реальной жесткой жизни наряду с мотивами бильярдных пристрастий и неизменных леденцов (рудимент раннего детства, сразу и трогательный, и аномальный у пожилого мужчины) будет на протяжении всей пьесы сопровождать этот персонаж.

В контексте всей сцены (в сумме всех ее «составляющих») наметившееся противостояние Гаева Лопахину, которое содержит в себе возможность драматического столкновения, заметно сглажена. Высокая торжественная речь, адресованная «дорогому, многоуважаемому шкафу», чувствительность Гаева до слез рождают комический эффект. Комическое в сцене со шкафом уравновешивает противодействие Гаева Лопахину, но до конца его, правда, не снимает.

Второй акт заканчивается разговором Пети Трофимова и Ани о прекрасном будущем России. В пьесе, казалось бы, возникает новая смысловая перспектива, связанная с грядущим, взаимоотношениями героев, возможными переменами в жизни персонажей. Однако в третьем акте и эта смысловая перспектива не воплотится в драматическое действие. Она расходится с поступками героев, с реально происходящим в их жизни. Петя Трофимов бестактен сначала с Варей, затем с Раневской. После полусер-дитых, полушутливых обвинений Раневской («чис-тюлька, смешной чудак, урод», «недотепа») он падает с лестницы, вызывая смех окружающих.

Итак, в чеховской пьесе, с одной стороны, предстает вполне традиционная для социально-бытовой драмы расстановка действующих лиц, не снят социальный конфликт, с другой стороны, их реальное воплощение в пьесе от начала до конца отличается принципиальной новизной.

Нравственно-философский аспект

В конфликте «Вишневого сада» важен и нравственно-философский аспект. Он связан с образом вишневого сада, с темой памяти, с темой неразрывного единства времени — прошлого, настоящего, будущего. Восьмидесятисемилетний Фирс помнит, что «барин когда-то ездил в Париж... на лошадях», что в «прежние времена» вишневый сад давал хороший доход. Прагматическая «связь времен», казалось бы, «распалась»: теперь никто не помнит способа сушить вишню. Однако и она в пьесе Чехова отчасти восстанавливается: память Фирса спустя «сорок-пятьдесят» лет хранит оттенки вкуса вишни («И сушеная вишня тогда была мягкая, сочная, сладкая, душистая...»).

Память героев исторически и социально конкретна. Фирс помнит, что накануне отмены крепостного права: «И сова кричала, и самовар гудел бесперечь». Глубоко запечатлелся в душе Лопахина случай, когда ему было пятнадцать лет и отец ударил его кулаком по лицу. Тогда еще «молоденькая» барышня Раневская его — «мужичка» — утешала. Он, сын торговавшего в лавке мужика, теперь стал богатым человеком. «Со свиным рылом», по собственным его словам, попал «в калашный ряд». Он до сих пор не утратил представления о необходимости для каждого знать свое место в социально иерархическом обществе. Еще в самом начале пьесы он замечает Дуняше: «Очень уж ты нежная, Дуняша. И одеваешься, как барышня, и прическа тоже. Так нельзя. Надо себя помнить».

Культурная память у героев пьесы различна. У Лопахина она — по сравнению с Раневской и Гаевым — не широка. Ермолай Алексеевич Лопахин, движимый самыми добрыми чувствами, искренней благодарностью в том числе, дает совет Раневской, как спасти имение: «вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи», предварительно же снести старые постройки, барский дом, «вырубить старый вишневый сад». Для Гаева все это определяется одним только словом — «чепуха!». Во втором акте Лопахин вновь предлагает Раневской тот же план: «Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю все одно и то же. И вишневый сад и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее, — аукцион на носу!» И теперь уже Раневская заявляет: «Дачи и дачники — это так пошло, простите». Гаев безоговорочно ее поддерживает.

Еще в 1885 году А. П. Чехов заметил в одном из писем: «Ужасно я люблю все то, что в России называется имением. Это слово,— замечает Чехов, — еще не потеряло своего поэтического оттенка...» В соответствии с лопахинским планом поэзию дворянских гнезд сменит проза дачных хозяйств «на одной десятине». Лопахин мыслит в жестко ограниченных пределах: он думает только о спасении материального благосостояния Раневской, он дает сугубо практический совет, претворение которого в жизнь принесет конкретные деньги — 25 тысяч. Мысли и переживания Гаевых находятся в совершенно ином измерении. Ни Гаев, ни его сестра во избежание неминуемо грозящего им разорения не могут быть причастны к уничтожению самого интересного, замечательного места во всей губернии — вишневого сада. Такая реакция для человека дворянской культуры с ее высокой духовностью естественна, закономерна. Но дело не только в принадлежности Гаевых к другой культуре.

Отвратить угрозу разорения, обеспечить собственное материальное благополучие ценою уничтожения сада они не в состоянии, и такая жертва для них ничем не может быть оправдана. Они при этом вряд ли питают иллюзии о спасении сада новым владельцем, а это отчасти могло бы снять с них груз ответственности. Между неотвратимой гибелью сада и разорением они выбирают последнее. Отказываясь от предложения Лопахина, они отстаивают свое понимание жизни, ее непреходящие ценности, ее единство. В своем выборе Раневская и Гаев от начала до конца последовательны, и их решение обретает трагический оттенок.

Внутренний мир каждого из героев «Вишневого сада» полон воспоминаний. Но Гаев и Раневская совершенно особым образом связаны с прошлым. Исследователями замечено, что Раневская, только что вернувшаяся из Парижа, настолько глубоко переживает встречу со своим прошлым, что заражает своим настроением окружающих: они неожиданно остро начинают переживать давно для них привычное. Никуда не уезжавшая Варя восклицает: «Уже взошло солнце, не холодно. Взгляните, мамочка: какие чудесные деревья! Боже мой, воздух! Скворцы поют!» Перед взором Раневской прошлое оживает: она видит свою мать. В четвертом акте все повторится. Раневская напряженно всматривается в оставляемый ею и уже изменившийся дом: «Точно раньше я никогда не видела, какие в этом доме стены, какие потолки, и теперь я гляжу на них с жадностью, с такой нежной любовью...». Гаев, обычно склонный к напыщенным речам, говорит просто. Он вспоминает себя шестилетним, с особой отчетливостью видит ушедшее: «...я сидел на этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь...». Их расставание с домом пронзительно по силе переживаемых чувств. Брат и сестра, оставшись одни, «бросаются на шею друг другу и рыдают сдержанно, тихо, боясь, чтобы их не услышали». Они расстаются с молодостью, со счастьем, с ощутимой реальностью прошлого — и значит, с жизнью. «О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!...» — одна из последних реплик Раневской в пьесе. С вишневым садом для Раневской и Гаева в нерасторжимом единстве связаны жизнь предков и их собственная жизнь.

Лопахину недоступен мир мыслей, представлений, переживаний Раневской и Гаева. Он человек другой исторической эпохи, носитель другой культурной памяти. Он точно характеризует себя: «Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком... <...> Читал вот книгу и ничего не понял. Читал и заснул». Весь его новый багаж: белая жилетка, желтые башмаки и деньги.

За небольшим эпизодом из жизни людей, собравшихся в усадьбе весной и покидающих ее осенью, в «Вишневом саде» просматривается объективный ход истории, процесс смены социальных укладов, смена помещичье-дворянской культуры буржуазной. Этот переход сопровождается и социальными противоречиями, и культурным разрывом. Стойкая приверженность Гаева и Раневской к ценностям дворянской культуры обретает в пьесе высокий смысл. Однако и в этом случае герои не освещены у Чехова каким бы то ни было ореолом исключительности. Трудно сказать, что они осознанно сделали свой выбор. Гаев и Раневская скорее выдержали испытание на прочность, но они не пережили тех чувств, мучений, из которых сложился бы духовный опыт, открывающий для них новые жизненные перспективы. Оба так и остались привержены своим слабостям и привычкам. Они остались в границах своего уходящего времени.

Наследие дворянской культуры не передается другому культурному поколению. Новое время не может автоматически унаследовать, освоить и сохранить ценности дворянской культуры. Новая, буржуазная Россия даже в мужицком варианте Лопа-хина не обретает прочных корней в национальном бытии, и это грозит неизбежностью будущих потрясений.

Нравственно-психологический аспект

Нравственно-психологический аспект — еще одна «составляющая» конфликта «Вишневого сада». Противоречие между объективным ходом истории, движением жизни как таковой и субъективными представлениями героев пронизывает собою все произведение.

Петя Трофимов в конце второго акта обвиняет крепостников-владельцев живых душ, к ним он причисляет, не задумываясь, Гаева, Раневскую, даже юную Аню. По его убеждению, все они живут «в долг, за чужой счет», за счет тех, кого сами же не пускают дальше передней. При этом Трофимов забывает, что ни Гаев, ни Раневская, ни тем более Аня крепостными душами никогда не владели — они выросли уже после отмены крепостного права. Раневскую трудно обвинить в невнимании к простому люду. У самой Ани, дочери присяжного поверенного, нет средств к существованию. Она хочет стать учительницей. Своим трудом она будет не столько «искупать» прошлое, сколько зарабатывать себе на жизнь. Фирс, единственный среди действующих лиц живший во времена крепостничества, называет, ни на минуту не сомневаясь, дарованную когда-то крестьянам волю «несчастьем».

Петя Трофимов нелестно отзывается о современной интеллигенции, ее отношении к мужику, рабочему: «Называют себя интеллигенцией, а прислуге говорят „ты“, с мужиками общаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало». Тема социального противостояния эксплуататоров и эксплуатируемых получает несколько ретроспективные оттенки барского высокомерия к нижестоящим. Вспомним, например, острую реакцию Гаева на запахи или недовольство Раневской в начале второго акта («Кто это здесь курит отвратительные сигары...»).

По особому разрабатывает Чехов в своей последней пьесе и столь актуальную в русской демократической литературе 1850-1890-х годов тему мужика. Предприимчивый и удачливый Лопахин, мужик по происхождению, становится богатым человеком. Старый лакей Фирс неустанно заботится о своих господах и особенно о Гаеве, а молодой лакей Яша мечтает вернуться в Париж и в третьем акте смеется, вызывая недоумение у Раневской, при сообщении о продаже имения с аукциона. И он вовсе не чужд гаевских барских замашек: ему, как он сам говорит, «приятно выкурить сигару на чистом воздухе...».

Во втором акте Трофимов обвиняет род Гаевых, живущих, по его мнению, за счет тех, кого не пускают «дальше передней». В третьем — Лопахин заявляет: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню». Монолог Пети Трофимова об исторической преемственности и об ответственности нынешних людей за грехи их предков находит — в контексте пьесы — непосредственный отклик в поступке Лопахина. Трофимов вряд ли предвидел саму возможность подобного, но и жизнь, и человек оказались сложнее, чем он предполагал.

Не только представления Пети Трофимова мало отвечают реальному положению дел и реальной сложности жизни и человека. У Раневской есть устойчивое мнение о поведении с людьми из народа: по дороге из Парижа она «лакеям дает по рублю» (первый акт), подает и Прохожему (второй акт), отдает «простому народу» свой кошелек (последний акт). Варя в самом начале скажет: «Мамочка такая же, как была, нисколько не изменилась. Если бы ей волю, она бы все раздала». Реальное положение дел (неизбежность разорения) не может повлиять на поведение (привычки) Раневской.

Крайняя степень несовпадения реально происходящих событий и действий персонажей предстает в третьем акте. Чеховские герои «выпадают» из реальной жизни, «разглагольствуя» на высокие темы: наняли музыкантов — платить им нечем, в городе идут торги — в имении бал. Играет музыка, все танцуют, Шарлотта демонстрирует свои удивительные фокусы, возникают комические неурядицы (Варя замахнулась с угрозами на Епиходова, а ударила Лопахина). Раневская так и не может признать неотвратимость продажи усадьбы: «Только бы знать: продано имение или нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь...». Не случайно третье действие «Вишневого сада» в большей степени, чем другие, ориентировано на театральную традицию комедии, водевиля, фарса.

Само соотношение объективного хода вещей и его субъективного восприятия человеком предстает в «Вишневом саде» в сложном освещении. В первую очередь — своей комической стороной. В пьесе то и дело возникают «хорошие разговоры» о природе, о прошлом, о грехах, о будущем, о созидании, о великанах. Гаев то и дело говорит слишком много. Во втором акте Раневская справедливо упрекает брата: «Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому? Половым говорить о декадентах!» Петя Трофимов в том же втором действии произносит длинный социально-обличительный монолог, в его завершении он заявляет: «Я боюсь и не люблю очень серьезных физиономий, боюсь серьезных разговоров. Лучше помолчим!» Но в конце акта он вдохновенно говорит Ане о будущем.

Сложнее раскрывается сквозная для всей пьесы тема жизни и смерти. Пищик, узнавший в третьем акте о продаже вишневого сада, скажет: «Всему на этом свете бывает конец». Лопахин в четвертом — заметит Трофимову: «Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь, знай себе, проходит». В конце пьесы Фирс произнесет: «Жизнь-то прошла, словно и не жил».

Первый акт начинается на рассвете, весной. Цветет удивительный вишневый сад. Второй акт проходит на закате, в конце «восходит луна». Финальные сцены всей пьесы идут в октябре. В природный круг (смена времен года и времени суток, умирание и возрождение, обновление) лишь отчасти вписана человеческая жизнь: человеку не дано вечное обновление, он несет в себя тяжесть прожитых лет, воспоминаний. Еще в первом акте Раневская восклицает: «После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя... Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!»

В первом акте то одной, то другой репликой героев фиксируется необратимый для человека ход времени. Гаев и Раневская вспоминают о детстве, в разговорах упоминается их умершая мать, покойная няня, умерший муж и утонувший сын Раневской. Второй акт происходит, согласно ремарке, около старой, давно заброшенной часовенки, около камней, «бывших, по-видимому», когда-то могильными плитами.

Во втором акте тема вечного и преходящего начинает звучать отчетливее. Так, Гаев почти декламирует: «О природа, дивная, ты блещешь вечным сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь...» В культурной памяти зрителя (читателя) монолог Гаева связывается со стихотворением И. С. Тургенева «Природа». Созидающая и разрушающая Природа — в восприятии тургеневского героя — равнодушна к нему. В «Вишневом саде», как и в стихотворении И. С. Тургенева, заявлена коллизия природного, бесконечного, вневременного — и человеческого, конечного, смертного, хотя противоречие отнюдь не дорастет в пьесе до конфликтного напряжения.

Постановщики Московского художественного театра предполагали во втором акте дать действие на фоне кладбища. А. П. Чехов протестовал: «Во втором акте кладбища нет». В письме к Станиславскому Чехов пояснил: «Кладбища нет, оно было очень давно. Две, три плиты, лежащие беспорядочно, — вот и все, что осталось». В декорациях второго акта за большими камнями должна открыться, по рекомендациям Чехова, «необычайная для сцены даль». Сам монолог природе Гаева напоминает, повторим, его же речь шкафу из первого акта. Повтор ситуации создает в этом случае неблагоприятный для оценки персонажа эффект: второй монолог звучит еще комичнее, чем первый (речь шкафу). Гаева, как и Лопахина, прерывают, не дают высказаться до конца.

Варя говорит «умоляюще»: «Дядечка!» Аня подхватывает: «Дядя, ты опять!» А Трофимов подсказывает: «Вы лучше желтого в середину дуплетом».

В «Вишневом саде» намечены и злободневные, и трагические вопросы бытия современного человека, они предстают иначе, чем это было в творчестве классиков XIX века. Тема жизни и смерти, вечного и преходящего обретала трагическое звучание в ряде произведений И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого. У Чехова эта тема не получит трагического заострения. В одном из писем к О. Л. Книппер-Чеховой А. П. Чехов написал: «Ты спрашиваешь, что такое жизнь? Это все равно, что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка и больше ничего неизвестно». Вот и в «Вишневом саде» перед зрителями предстает повседневное течение жизни, где сосуществуют рождение и умирание, где неразрывно связаны серьезное и комичное.

«Хорошие разговоры», согласно мысли Трофимова, только помогают людям «отвести глаза себе и другим» от происходящего вокруг. Авторское видение, безусловно, шире. Чеховские герои, погруженные в мир своих чувств и убеждений, отдалены друг от друга, одиноки. Каждый из персонажей пьесы, живущий в области своего личного, нередко умозрительного опыта, значительно усложняет жизненные ситуации и — одновременно — отдаляется от жизни «попросту». Однако и жизнь «без затей» предстает в «Вишневом саде» далеко не в лучшем свете. Молодой лакей Яша явно выпадает из круга героев последней чеховской пьесы. Яша по возвращении из Парижа восклицает, увидев Дуняшу: «Огурчик!» Он повторит эти слова, целуя ее, и во втором действии. Он не прочь «съесть», потребить свеженькую, как молодой огурчик, Дуняшу. Он свободен от сыновних чувств и долга перед матерью (в начале пьесы он не спешит увидеть ее — в конце готов уехать, не попрощавшись), он не испытывает неловкости, прощаясь с Дуняшей (фактически бросая ее), не удосуживается удостовериться, увезли ли Фирса в больницу. Молодой лакей наслаждается шампанским в предвкушении скорого свидания с Парижем: «Вив ла Франс!..*. Лопахин, увидев пустые стаканчики, замечает: «Это называется вылакать...»

Все остальные чеховские герои хотя и пребывают в плену своих представлений о жизни, но сообразно с ними они о чем-то мечтают, они верны своим идеалам, и потому им не грозит потеря человеческого облика.

Чеховский человек не ограничен миром быта, сиюминутной узкопрактической деятельностью. Чеховскому герою не уйти от встающих перед ним вопросов. Персонажи вспоминают о прошлом (Раневская, Фирс) и мечтают о будущем (Петя Трофимов, Аня — о преображенной России), говорят о значении труда в жизни человека (Трофимов, Лопахин). Им свойственно стремление к лучшему будущему (Раневская корит себя за грехи, Лопахин вдохновенно мечтает об утопическом благоденствии дачников, Петя пророчит прекрасные перемены для России). Их не удовлетворяет собственная жизнь. Даже Шарлотте не избежать, пусть и туманных, размышлений о своем месте в жизни: «И откуда я и кто я — не знаю», «...и кто я и зачем, неизвестно... ». Действующие лица переживают разлад между представлениями о жизни, раздумьями о лучшем времени (оно для героев «Вишневого сада» или в будущем, или прошлом) и настоящей жизнью, протекающей от реплики к реплике на глазах зрителей. Этот разлад от начала до конца пьесы питает не «внешнее действие» (действия и противодействия персонажей), а действие «внутреннее».

В «Вишневом саде» драматург воссоздает повседневное, бытовое и в то же время исполненное внутреннего драматизма течение жизни. Развитие драматического действия менее всего обусловлено событиями или поступками персонажей. Оно складывается из настроений, вырастает из переживаний практически всех действующих лиц. «Внешне волевое» начало предельно ослаблено, и это обусловливает особенность диалогов: каждый герой говорит о чем-то своем, один другого не слышит, раздумья того или иного персонажа на полуслове обрываются. Зритель же подключается к переживаниям персонажей.

Нравственно-этический аспект

Нравственно-этический аспект конфликта «Вишневого сада» особенно отчетливо проявляется в четвертом акте (Е. М. Гушанская). Лопахинский жизненный напор, предпринимательская энергия торжествуют. Лопахина напрасно просят отложить вырубку вишневого сада — стук топора раздается еще до отъезда Раневской. Ритм лопахинской жизни подчиняет себе всех участников пьесы. В четвертом акте все на пороге отъезда, решительных перемен в жизни. Но при этом положение Лопахина среди других персонажей коренным образом меняется. Он — ныне хозяин имения — приглашает выпить шампанского, но ни Раневская, ни Гаев, ни Петя Трофимов не пожелали это сделать. Все, кроме Яши, его как будто сторонятся. Между Раневской иЛопахиным утрачиваются прежние дружеские отношения. Для Лопахина и Вари так и не появилась возможность создать семью. С новым владельцем имения не стремятся войти в дружественный контакт ни Петя Трофимов, ни Аня. Последние полны надежд, которые связаны с прекрасным — не лопахинским — будущим России. Между Лопахиным и всеми героями (кроме Яши) отныне пролегает непреодолимая пропасть: он предал ценности их мира.

Многосоставность, сложность конфликта в «Вишневом саде» обусловливает его особую жанровую природу. «Вышла у меня не драма, а комедия», — писал по окончании работы над пьесой Чехов. Чеховские современники восприняли «Вишневый сад» как произведение глубоко драматическое, но автор от своего мнения не отказался, он настойчиво стоял на своем: по жанру «Вишневый сад» не трагедия, не драма, а комедия. Источником комизма в последней пьесе Чехова прежде всего является несоответствие существу происходящих событий представлений и поведения героев.

ДРАМАТИЧЕСКИЙ
КОНФЛИКТ ПЬЕСЫ А.П. ЧЕХОВА “ВИШНЕВЫЙ САД”