Современная французская литература. Спектакль калигула

Текст: Наталья Гусева
Фото:

23 и 24 декабря на сцене Московского Губернского театра состоится премьера спектакля «Калигула» по мотивам пьесы Альбера Камю в постановке режиссера-хореографа Сергея Землянского. В афише ремарка — «версия без слов». Авторы спектакля отказались от текста как основы драматического театра и попытались найти другие художественные средства выражения своих мыслей, чувств и эмоций.

— Возможно, выбор этого материала для постановки в наше время вызовет удивление. Казалось бы, что нам в истории римского императора Гая Юлия Цезаря по прозвищу Калигула? Классический вопрос — что нам Гекуба? Но ведь нет ничего важнее и интереснее, чем исследовать природу человека, его страсти, взлеты, падения, — «жизнь человеческого духа», о которой говорил Станиславский. Как из ранимого юноши вырастает тиран, о жестокости которого ходили легенды, что с ним происходит? Сергей Землянский — талантливый режиссер со своим необычным театральным языком, и, думаю, для наших актеров поработать с ним, попробовать себя в новом жанре — очень полезный опыт, — говорит Сергей Безруков, художественный руководитель Московского Губернского театра.

Это вторая совместная работа режиссера-хореографа с труппой: совсем недавно состоялась премьера спектакля Анны Горушкиной по пьесе Артура Миллера «Вид с моста», где Сергей Землянский выступил в качестве режиссера по пластике. Теперь же для своей постановки Сергей выбрал не менее сложный материал — трагедию Альбера Камю «Калигула», ведь «Калигула» – история вне времени. Этот неординарный исторический образ уже не первое десятилетие волнует театральных деятелей, как режиссеров, так и актеров.

— Идея поставить «Калигулу» возникла уже давно. Мы будем работать в уже традиционной для нас невербальной манере, лишив героев «слов». В спектакле примут участие слабослышащие артисты. Нам кажется интересным использовать привычный для них язык жестов, которому будет предана художественная форма.Эта совместная философия сделает работу еще многогранней! В основе постановки — не только сюжет одноименной пьесы Альбера Камю, но и исторические материалы, сюжеты художественных произведений других авторов. Мы не хотим ограничиваться одной историей. Нам интересно фантазировать, сочинять спектакль вместе с актерами, создавая мир героя, причины его поступков и желаний. Нас не интересует, кто хороший, а кто плохой. Мы исследуем причины того, что именно делает человека жестоким и почему люди до сих пор жаждут именно таких правителей. Что порождает страх и желание подчиняться? Проклятье это или единственная форма существования? — признался Сергей Землянский.

Спектакль «Калигула» — на стыке трех театральных жанров: драматического спектакля, танцевального театра и выразительных эмоций пантомимы. Авторы спектакля отказались от текста как основы драматического театра и попытались найти другие художественные средства выражения своих мыслей, чувств и эмоций. При этом создание художественного образа происходит не только с помощью пластики тела и ярких музыкальных акцентов, но и с использованием характерных танцевальных элементов.

Язык «Без слов» понятен и близок всем, независимо от пола, возраста и национальности. Это язык тела, который обладает абсолютной искренностью и свободой проникать в каждое сердце. Либретто Владимира Моташнёва, написанное специально для спектакля «Калигула» способствует более глубокому пониманию драматического материала. Красивые исторические костюмы актеров и оформление сцены, которые были созданы Максимом Обрезковым, позволили зрителю перенестись в ушедшую эпоху римлян и жестокого императора.

В спектакле задействованы как драматические актеры, так и слабослышащие. Участвуют профессиональные танцовщики. Все разножанровые, разноуровневые и разновозрастные артисты собрались в одном большом спектакле.

В чем же основная ценность «пластической драмы» рассказал режиссер Сергей Землянский.
— Не знаю, насколько это ценность для широкого круга зрителей - кто-то этого боится, кто-то думает, что это балет или какие-то непонятные танцы. На самом деле, мне очень интересно работать именно с драматическими артистами - мне не всегда важно, как поднимается нога, как вытянуто колено, тут важна суть - особенно, если ты работаешь с драматургией, важна суть переживаний того или иного персонажа. И вот тут нужно умение драматического артиста обрести такую телесную форму, чтобы она была выразительной, говорящей и конкретной, чтобы сцена не провисала, чтобы он мог донести до зрителя ту или иную эмоцию, состояние героя. Драматические артисты, понимая, что они делают, и, умея это делать с точки зрения донесения драматизма, бесконечной бескрайней любви или ненависти, варьируя теми или иными эмоциональными состояниями, используя при этом телесную выразительность, в чем я им помогаю, добиваются в глобальном смысле бесконечной ценности с точки зрения артиста.

Жесткий, четкий ритм, искренняя и яркая игра актеров, пружинная упругость постановки - все это определило лицо спектакля.

Альбер Камю так описывал суть актерской игры: «Актер вторгается в душу, снимает с нее чары, и раскованные чувства затопляют сцену. Страсти говорят в каждом жесте, да что там говорят - кричат. Чтобы представить их на сцене, актер словно бы заново сочиняет своих героев. Он изображает их, лепит, он перетекает в созданные его воображением формы и отдает призракам свою живую кровь».

Главную мужскую роль в разных составах играют молодые артисты Илья Малаков и Станислав Бондаренко.

Их Калигула - персонаж, одержимый маниакально-депрессивной идеей. Он полагает, что способен выйти за пределы человеческих возможностей. Как хамелеон, меняет он одну маску на другую, но терпит поражение. Калигула расплачивается за него и чужой, и своей смертью.

Журналист нашего портала поинтересовался у актеров, как им удалось вжиться в роль такой сильной и яркой исторической личности.
— Калигула — персонаж необычный, – подтвердил Станислав Бондаренко. – И, конечно, его методы я не поддерживаю. Большинство из них для меня не приемлемы. Поэтому я старался понять сущность Калигулы.
— Да, наша цель была понять и оправдать Калигулу, — подхватывает разговор Илья Малаков, — понять трагедию и его внутренний мир. Из-за чего он так себя вел. Ведь профессия актера в этом и состоит понять и оправдать свой персонаж. Это такая роль, которую можно изучать до бесконечности.
Насколько же тяжело играть «без слов»?
— Сергей нам сразу посоветовал, ищите, что вам помогает вжиться в роль. Вообще это тяжело, и поначалу мы говорили фразу, что хотим сделать, а уже потом это убирается, и заменяется жестами. А уже потом Сережа оттачивает, чтобы это выглядело выразительнее – говорит Илья.
— И это жесты, более интересные, более понятные зрителям, которые придут смотреть спектакль, — согласился с коллегой Станислав. – Им будет понятен сюжет и без слов.

Роль Цезонии получили Равшана Куркова и прима Большого театра Мария Александрова, а Друзиллы — Катерина Шпица и Мария Богданович (балерина Большого театра).

— У меня давно в жизни не было театра как такого, — рассказала Катерина Шпица, — я, конечно, бываю на сцене, но в таком спектакле я впервые. Творчество Сергея я видела, точнее, его спектакль «Демон», поэтому с радостью согласилась поучаствовать. С коллективом сложились прекрасные отношения.

Еще наш журналист поинтересовался у актрисы её отношением к историческому персонажу Калигула.
— Как к нему можно относиться? Неоднозначно, безусловно. Любая выдающаяся историческая личность обрастает легендами, вымыслами, мифами. Анализировать эту личность пытаются все, проходит новая эпоха, новые люди, которые пытаются переосмыслить историю, и внести свои мысли. Я думаю, что Калигула, как исторический персонаж, если отвлечься от политики, конечно, очень яркий пример, того как темная сторона личности находит выход наружу, при этом страдают окружающие его люди. Но насколько в этом документальной правды, мы не знаем. Я играю Друзиллу, сестру Калигулы, в которую он был влюблен. По нашей версии ее смерть и привела к его помешательству, послужила толчком к тому, чтобы все темное из него вырвалось на свободу. Образ, конечно, очень символичный и аллегорический, потому что внутри каждого мужчины есть и женская часть души, которая отвечает за чувства и эмоции и духовность, как и у женщины, есть мужская часть, которая быстро принимает те или иные решения. Это голос разума. Именно в Калигуле мы видим, как мужская часть смешивается с женской. И поэтому он начинает терять границы разумного, – ответила Катерина.

Спектакль получился монументальным, выразительным и зрелищным, и одновременно с этим глубоким и драматическим. Слова тут, действительно, не нужны, нужно просто увидеть и прочувствовать саму игру актеров. Начиная с 23 декабря, спектакль будет идти на сцене Московского Губернского театра.

Рубрики:

Казалось, совсем недавно артисту надо было проявить себя в театре, прежде чем им заинтересуется кинематограф. Сейчас же все чаще артисты, завоевав популярность своими ролями в кино или телесериалах, начинают осваивать театральные подмостки. Спектакль «Калигула» по мотивам пьесы Альбера Камю - еще одно тому подтверждение. В нем в новом для себя амплуа появятся Катерина Шпица , и Равшана Куркова , до недавних пор больше известная как «просто очень красивая актриса». Помимо этих известных персон в спектакле участвует еще и прима Большого театра Мария Александрова , а также артисты Московского губернского театра, на сцене которого он и идет. «Сергей Землянский — талантливый режиссер со своим необычным театральным языком, - уверен художественный руководитель театра Сергей Безруков . - Думаю, для наших актеров поработать с ним, попробовать себя в новом жанре — очень полезный опыт» . Видимо, исходя из этих соображений, Сергей Безруков вложил еще и средства своего Фонда в реализацию этого проекта.

«Калигула» в постановке популярного хореографа Сергея Землянского , по сути, пластическая драма, которую сам режиссер предпочитает называть wordless, «спектакль без слов». Он поставил уже несколько спектаклей в этом стиле, создавая художественные образы не только с помощью пластики тела и музыкальных акцентов, но и танцевальных элементов. Этот синтез позволяет приглашать артистов с именем из разных сфер - от драматического театра и кино, до балета.

Сцена из спектакля Фото: Анна Коонен

В пьесе Камю действие разворачивается во дворце Римского императора Гая Цезаря Германика, больше известного как Калигула, что в переводе означает «сапожок». Это прозвище прилепилось к будущему императору еще в детстве, поскольку мальчик вырос в военном лагере в Германии. Но если в пьесе все события происходят в бытность Калигулы императором, то Сергей Землянский в спектакль вводит воспоминания Калигулы о своем детстве. Когда предшествующий император, двоюродный дядя Тиберий, жестоко убил его родителей. А самого юного Калигулу склонил к любовной связи с сестрой Друзиллой. И это многое дает для раскрытия образа кровожадного тирана, не останавливающегося ни перед чем. Все людские комплексы, равно как и пороки, родом из детства. В итоге Калигула убивает Тиберия и сам становится императором. Казалось бы, теперь только и можно наслаждаться жизнью, но его любимая сестра внезапно умирает.

Спектакль начинается с прощания Калигулы с умершей сестрой Друзиллой. На сцене минимум декораций - трон и постамент, на котором лежит сестра императора. Может вызвать недоумение, когда, казалось бы,уже отошедшая в мир иной Друзилла подает руками какие-то знаки. Но, оказывается, эти жесты адресованы глухонемым зрителям. И этот язык используется на протяжении всего спектакля, так как он имеет еще и гуманитарный аспект - Губернский театр продолжает свою политику «быть доступным для всех»: даже среди артистов в спектакле есть слабослышащие. Раздавленный внезапной кончиной возлюбленной сестры, юный император покидает дворец. А вернувшись спустя несколько дней, провозглашает себя равным Богу и обещает установить царство, в котором будет править невозможное. Всех несогласных казнит. Огромные шары с нарисованными лицами перекатываются по сцене, олицетворяя отрубленные головы. Римская знать живет в страхе и покорности. И даже когда император при всех насилует и уродует жену одного из знатных римских мужей, тот не осмеливается за нее вступиться. Единственным союзником обезумевшего императора остается его жена, Цезония. Но и ее убьет обезумевший император, прежде чем римская знать, объединившись с группой заговорщиков, убивает его самого.

Илья Малаков Фото: Анна Коонен

Содержание так ярко выражено языком пластики, пантомимы и танца, что все становится понятным, даже если кто-то подзабыл биографию Калигулы, написанную Светонием, или вовсе не знаком с пьесой Камю. Изумительные по красоте костюмы и сценография Максима Обрезкова , а также музыка композитора Павла Акимкина делают этот спектакль невероятно зрелищным. Сценография продумана до мелочей. Когда по ходу действия сверху опускается прозрачный занавес, не остается сомнений, что это уже терзающие Калигулу воспоминания.

Катерина Шпица выходит на сцену в роли Друзиллы, сестры императора. Роль, в которой есть и драматургия, и пластика, и танец, явно ей удалась. Сказывается и нынешний опыт работы в кино, где она сейчас очень востребована, и давний опыт танцовщицы go-go в клубах. В этой же роли в спектакле занята и профессиональная балерина Большого театра Марина Богданович .

Катерина Шпица Фото: Ксения Угольникова

А вот удастся ли соперничать Равшане Курковой в роли жены императора, Цезонии, с балериной Марией Александровой - вопрос. Именно она, прима Большого театра, выходила на сцену в премьерных спектаклях в этой роли. Будет непросто повторить и царственную осанку, и отточенные движения профессиональной балерины. В роли Калигулы заняты драматические артисты Илья Малаков и Станислав Бондаренко . Илья Малаков, артист труппы Губернского театра, когда-то работал педагогом-хореографом, так что для него роль с обилием пластики и танца никакого труда, явно, не представляла. Да и драматическую составляющую роли ему удается передать блестяще.

Альбер Камю. Калигула Пьеса в четырех действиях

Действие происходит во дворце Калигулы. Все во дворце кого то ищут. Патриции озабочены. Выясняется, что уже несколько дней все ищут Калигулу, который куда то ушел после личной драмы. Страж сообщает, что Калигулу видели в саду. Все выходят, Калигула заходит. Он грязный, с отчужденным взглядом. Вошедшему Геликону он объясняет, что хотел луну, и с этого времени все изменяется, он станет логичным. Позже он повторяет это Цезонии, приближенной девушке. Он сообщает о своем первом указе по наполнению казны. Он приказывает всех казнить без списка, отбирая средства в пользу государства и так наполнить казну. На упреки управителя и Цезонии, Калигула отвечает, что лишь хочет сделать невозможное возможным. Он требует привести виновных, бьет в гонг, и требует все изменить. Это пугает всех вокруг.

Спустя три года, патриции также общаются во дворе, выговаривая свое недовольство Калигулой. Вот уже три года он наводит страх на все окружение, и на всю страну. Он многих казнил, в том числе и родственников патрициев. Также всех оскорбляет и унижает. Они

соглашаются, что продолжать терпеть такое поведение невыносимо, но в то же время не решаются что то предпринять для изменения ситуации. Особенно недовольны патриции Муций и Керея. Они готовы мстить. Входит Калигула с Цезонией и Геликоном, которые стали его приближенными. Он требует сенаторов накрыть стол, и заметив замешательство, угрожает наказанием. Сенаторы накрывают. За обедом Калигула напоминает одному из патрициев, как убил его сына, другому, как казнил его родителей. Потом на время выходит из зала с женой Муция. Все это делает весело, с подергиванием патрициев, которые не могут ничего возразить. После всего он заставляет их смеяться и плясать, что они и делают. Выясняется, что Калигула пишет литературное произведение. Все уходят, с Калигулой остается один Мерея. Он пьет что то из флакона, и Калигула обвиняет его в том, что это противоядия, после чего заставляет выпить яд. После смерти Мерея выясняется, что он пил лекарство, что и пытался объяснить. Но это уже не имеет значения. После этого Калигула общается с Сципионом, поэтом. Расспрашивает его о последнем произведении. Они находят, что у них есть что то общее.

Третье действие начинается с балаганного представления. В зале патриции, на сцене Калигула, изображающий богов. От требует от зрителей повторять за ним прошения, хвалебную речь. Все выражают восторг и уходят. Только Сципион упрекает его в богохульстве, но Калигула не меняет своего мнения и поведения. Позже Калигула дает Геликону задание принести луну, и тот соглашается его выполнить. Старый патриций убеждает Калигулу, что против того готовится заговор, но Калигула делает вид, что убежден в обратном, ведь патриций не стал бы предавать своих друзей. И только Керея открыто говорит Калигуле о своих мыслях и планах, в том числе и о готовящемся покушении, тем не менее уходит из дворца невредимым.

Керея уговаривает принять участие в заговоре и Сципиона, но тот колеблется и не решается поддерживать бунт. На сцену выходят стражники, и испуганные патриции думают, что заговор раскрыт, и им не миновать пыток. На самом деле Цезония приглашает всех на встречу с прекрасным. И сообщает, что Калигуле плохо, на что один из патрициев произносит речь к Юпитеру о готовности умереть вместо Калигулы. Появившийся здоровый Калигула сообщает, что ему уже лучше, благодарит патриция за любовь и приказывает увести его на казнь. После этого Цезония сообщает, что день посвящен искусству. Будет турнир поэтов. Десять из них должны за минуту написать стихотворение про смерть. Победителей ждут призы. В жюри Калигула. Он слушает только первую фразу и прерывает всех поэтов. Только Сципион заставляет его задуматься. Всех остальных он выгоняет, заставив вылизать таблички с написанными стихами. После чего остается наедине с Цезонией. Они разговаривают о любви и об участи, которую выбрал Калигула. В конце разговора он душит Цезонию. Во взгляде Калигулы видно безумие, он произносит монолог о своем внутреннем состоянии, стоя перед зеркалом. Слышен шум, появляется Геликон, которого убивают зашедшие заговорщики. Калигула разбивает зеркало и безумно смеется. Заговорщики бьют его ножом, а он кричит, что еще жив.

Глоссарий:


(Пока оценок нет)

Другие работы по этой теме:

  1. Дата рождения: 7 ноября 1913 года Место рождения: Мондови, Алжир Дата смерти: 4 января 1960 года Место смерти: Вильблевен, Франция Альбер Камю – французский писатель....
  2. БЕРНАР РИЁ Бернар Рие – главный герой произведения, местный врач, он же рассказчик событий, происходящих в ро­мане. Рие стоически борется с эпидемией чумы, в обра­зе...

Сенектий – старший патриций

Метелий – патриций

Лепидий – патриций

Октавий – патриций

Патрициан – управитель

Первый страж

Второй страж

Первый слуга

Второй слуга

Третий слуга

Жена Муция

Шесть поэтов

Действие происходит во дворце Калигулы.

Между первым и вторым действиями проходит три года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена первая

Несколько патрициев, один из которых довольно стар, собрались в зале дворца. Они явно волнуются.

Первый патриций. Опять ничего.

Старый патриций. Утром ничего, и вечером то же самое.

Второй патриций. Вот уже три дня – ничего.

Старый патриций. Гонцы отправляются. Гонцы приходят обратно. Они качают головой и говорят: "Ничего".

Второй патриций. Мы всё обыскали. Больше нечего предпринять.

Первый патриций. Зачем волноваться раньше времени? Подождем. Быть может, он вернется – как ушел.

Старый патриций. Я видел, как он выходил из дворца. У него был странный взгляд.

Первый патриций. Я тоже был там; я спросил его, что с ним.

Второй патриций. Он ответил?

Первый патриций. Только одно слово: "Ничего".

Пауза. Входит Геликон, жуя лук.

Второй патриций (по-прежнему нервничая ). Это не к добру.

Первый патриций. В конце концов, в его годы это обычное дело.

Старый патриций. Конечно. С возрастом это проходит.

Второй патриций. Вы думаете?

Первый патриций. Будем надеяться, он забудет.

Старый патриций. Конечно. Одну потерял – десять найдешь.

Геликон. С чего вы взяли, что дело в любви?

Первый патриций. В чем же еще?

Геликон. Может быть, у него разболелась печень. Или ему просто опротивело созерцать каждый день ваши постные рожи. Своих ближних легче переваривать малыми дозами. И это блюдо к тому же не подсолишь.

Старый патриций. Я предпочитаю думать, что все дело в любви. Это так трогает!

Геликон. И заодно успокаивает. Любовь – болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.

Первый патриций. К счастью, печаль рано или поздно проходит… Вы способны страдать больше года?

Второй патриций. Я? нет.

Первый патриций. Этого никто не может.

Старый патриций. Жизнь была бы непереносима.

Первый патриций. Вы совершенно правы. Год назад моя жена умерла. Я много плакал, но потом я ее забыл. Иногда мне бывает больно. Но в общем все ничего.

Старый патриций. Природа действует разумно.

Геликон. Все же когда я смотрю на вас, мне кажется, что ей это не всегда удается.

Входит Керея.

Первый патриций. Ну что?

Керея. По-прежнему ничего.

Геликон. Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя – это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает.

Старый патриций. Что правда, то правда. Синица в руках лучше, чем журавль в небе.

Керея. Не нравится мне все это. До сих пор все шло слишком хорошо. Это был идеальный император.

Второй патриций. Он был именно таким, каким надлежит быть императору: неопытным и щепетильным.

Первый патриций. Почему, собственно, "был"? Ничто не мешает ему продолжать в том же духе. Конечно, он любил Друзиллу. Но ведь она была его сестрой. Спать с ней – уже было слишком. Но перевернуть Рим из-за того, что она умерла вообще переходит всяческие границы.

Керея. И тем не менее мне это не по душе. И его бегство не объясняет ничего.

Старый патриций. Да, дыма без огня не бывает.

Первый патриций. Во всяком случае, интересы государства не терпят кровосмешений. Тем более таких, которые оборачиваются трагедией. Пусть кровосмешение. Но тайно.

Геликон. Кровосмешение неизбежно вызывает шум. Кровать скрипит – если можно так выразиться. Впрочем, с чего вы взяли, что все дело в Друзилле?

Второй патриций. В чем же еще?

Геликон. А вы угадайте. И заметьте себе, несчастье подобно женитьбе. Думаешь, что выбираешь, а оказывается, выбрали тебя. Это так, тут ничего не поделаешь. Наш Калигула несчастен, но, может быть, и сам не знает почему. Он просто почувствовал себя прижатым к стене. И тогда он бежал. На его месте мы сделали б то же. Говорю вам, если бы я мог выбирать себе отца, я б не родился.

Входит Сципион.

Сцена вторая

Керея. Ну что?

Сципион. Пока ничего. Крестьяне уверяют, что видели его прошлой ночью неподалеку отсюда, во время грозы. Он бежал сквозь дождь.

Керея вновь подходит к сенаторам. Сципион следует за ним.

Керея. Это длится уже дня три, Сципион?

Сципион. Да. Я, как обычно, был при нем. Он приблизился к телу Друзиллы; коснулся его двумя пальцами. Казалось, он задумался. Потом он повернулся и вышел ровным шагом. С тех пор его ищут.

Керея (качая головой ). Этот мальчик слишком любил литературу.

Второй патриций. Что ж, в таком возрасте…

Керея. Но это не соответствует его происхождению. Императору нельзя быть поэтом. Конечно, два-три таких у нас уже было. Но паршивые овцы в любом стаде найдутся. Однако прочим хватило вкуса оставаться государственными мужами.

Первый патриций. Так спокойней.

Старый патриций. Пусть каждый делает свое дело.

Сципион. Что можно предпринять, Керея?

Керея. Ничего.

Второй патриций. Подождем. Если он не вернется, заменим его. Между нами говоря, недостатка в императорах нет.

Первый патриций. Да, императоров хватает. А вот личностей не найти.

Керея. А если он вернется с дурными намерениями?

Первый патриций. О боги! Это еще ребенок. Мы заставим его слушать голос рассудка.

Керея. А если он окажется глух к увещеваниям?

Первый патриций (смеется ). Ну что ж! Не я ли писал в свое время трактат о государственных переворотах!

Керея. Да, если переворот потребуется… Но я бы все-таки предпочел, чтобы меня оставили в покое – наедине с моими книгами.

Сципион. Прошу меня извинить.

Керея. Сципион явно смутился.

Старый патриций. Он тоже ребенок. А дети всегда заодно.

Геликон. Рано или поздно они становятся взрослыми.

Появляется Страж: "Во дворцовом саду видели Калигулу". Все выходят.

Сцена третья

Некоторое время сцена остается пустой. Слева, крадучись, входит Калигула. Взгляд его блуждает, волосы промокли, ноги в грязи. Несколько раз он подносит руку ко рту. Приближается к зеркалу и, заметив свое отражение, останавливается. Произносит несколько неразборчивых слов. Потом садится с правой стороны сцены, свесив руки между расставленных колен. Слева входит Геликон. Заметив Калигулу, останавливается на краю сцены и молча на него глядит. Калигула оборачивается и видит Геликона. Пауза.

Несколько патрициев, один из которых довольно стар, собрались в зале дворца. Они явно волнуются.

Первый патриций. Опять ничего.

Старый патриций. Утром ничего, и вечером то же самое.

Второй патриций. Вот уже три дня – ничего.

Старый патриций. Гонцы отправляются. Гонцы приходят обратно. Они качают головой и говорят: "Ничего".

Второй патриций. Мы всё обыскали. Больше нечего предпринять.

Первый патриций. Зачем волноваться раньше времени? Подождем. Быть может, он вернется – как ушел.

Старый патриций. Я видел, как он выходил из дворца. У него был странный взгляд.

Первый патриций. Я тоже был там; я спросил его, что с ним.

Второй патриций. Он ответил?

Первый патриций. Только одно слово: "Ничего".

Пауза. Входит Геликон, жуя лук.

Второй патриций (по-прежнему нервничая ). Это не к добру.

Первый патриций. В конце концов, в его годы это обычное дело.

Старый патриций. Конечно. С возрастом это проходит.

Второй патриций. Вы думаете?

Первый патриций. Будем надеяться, он забудет.

Старый патриций. Конечно. Одну потерял – десять найдешь.

Геликон. С чего вы взяли, что дело в любви?

Первый патриций. В чем же еще?

Геликон. Может быть, у него разболелась печень. Или ему просто опротивело созерцать каждый день ваши постные рожи. Своих ближних легче переваривать малыми дозами. И это блюдо к тому же не подсолишь.

Старый патриций. Я предпочитаю думать, что все дело в любви. Это так трогает!

Геликон. И заодно успокаивает. Любовь – болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.

Первый патриций. К счастью, печаль рано или поздно проходит… Вы способны страдать больше года?

Второй патриций. Я? нет.

Старый патриций. Жизнь была бы непереносима.

Первый патриций. Вы совершенно правы. Год назад моя жена умерла. Я много плакал, но потом я ее забыл. Иногда мне бывает больно. Но в общем все ничего.

Старый патриций. Природа действует разумно.

Геликон. Все же когда я смотрю на вас, мне кажется, что ей это не всегда удается.

Входит Керея.

Первый патриций. Ну что?

Керея. По-прежнему ничего.

Геликон. Спокойствие, господа, спокойствие. Будем соблюдать приличия. Римская империя – это мы. Если мы потеряем лицо, империя потеряет голову. Сейчас не время паниковать! Для начала давайте позавтракаем. И империи сразу полегчает.

Старый патриций. Что правда, то правда. Синица в руках лучше, чем журавль в небе.

Керея. Не нравится мне все это. До сих пор все шло слишком хорошо. Это был идеальный император.

Второй патриций. Он был именно таким, каким надлежит быть императору: неопытным и щепетильным.

Первый патриций. Почему, собственно, "был"? Ничто не мешает ему продолжать в том же духе. Конечно, он любил Друзиллу. Но ведь она была его сестрой. Спать с ней – уже было слишком. Но перевернуть Рим из-за того, что она умерла вообще переходит всяческие границы.

Керея. И тем не менее мне это не по душе. И его бегство не объясняет ничего.

Старый патриций. Да, дыма без огня не бывает.

Первый патриций. Во всяком случае, интересы государства не терпят кровосмешений. Тем более таких, которые оборачиваются трагедией. Пусть кровосмешение. Но тайно.

Геликон. Кровосмешение неизбежно вызывает шум. Кровать скрипит – если можно так выразиться. Впрочем, с чего вы взяли, что все дело в Друзилле?

Второй патриций. В чем же еще?

Геликон. А вы угадайте. И заметьте себе, несчастье подобно женитьбе. Думаешь, что выбираешь, а оказывается, выбрали тебя. Это так, тут ничего не поделаешь. Наш Калигула несчастен, но, может быть, и сам не знает почему. Он просто почувствовал себя прижатым к стене. И тогда он бежал. На его месте мы сделали б то же. Говорю вам, если бы я мог выбирать себе отца, я б не родился.

Входит Сципион.

Сцена вторая

Керея. Ну что?

Сципион. Пока ничего. Крестьяне уверяют, что видели его прошлой ночью неподалеку отсюда, во время грозы. Он бежал сквозь дождь.

Керея вновь подходит к сенаторам. Сципион следует за ним.

Сципион. Да. Я, как обычно, был при нем. Он приблизился к телу Друзиллы; коснулся его двумя пальцами. Казалось, он задумался. Потом он повернулся и вышел ровным шагом. С тех пор его ищут.

Керея ( качая головой ). Этот мальчик слишком любил литературу.

Второй патриций. Что ж, в таком возрасте…

Керея. Но это не соответствует его происхождению. Императору нельзя быть поэтом. Конечно, два-три таких у нас уже было. Но паршивые овцы в любом стаде найдутся. Однако прочим хватило вкуса оставаться государственными мужами.

Первый патриций. Так спокойней.

Старый патриций. Пусть каждый делает свое дело.

Сципион. Что можно предпринять, Керея?

Керея. Ничего.

Второй патриций. Подождем. Если он не вернется, заменим его. Между нами говоря, недостатка в императорах нет.

Первый патриций. Да, императоров хватает. А вот личностей не найти.

Керея. А если он вернется с дурными намерениями?

Первый патриций. О боги! Это еще ребенок. Мы заставим его слушать голос рассудка.

Керея. А если он окажется глух к увещеваниям?

Первый патриций (смеется ). Ну что ж! Не я ли писал в свое время трактат о государственных переворотах!

Керея. Да, если переворот потребуется… Но я бы все-таки предпочел, чтобы меня оставили в покое – наедине с моими книгами.

Сципион. Прошу меня извинить.

Керея. Сципион явно смутился.

Старый патриций. Он тоже ребенок. А дети всегда заодно.

Геликон. Рано или поздно они становятся взрослыми.

Появляется Страж: "Во дворцовом саду видели Калигулу". Все выходят.

Сцена третья

Некоторое время сцена остается пустой. Слева, крадучись, входит Калигула. Взгляд его блуждает, волосы промокли, ноги в грязи. Несколько раз он подносит руку ко рту. Приближается к зеркалу и, заметив свое отражение, останавливается. Произносит несколько неразборчивых слов. Потом садится с правой стороны сцены, свесив руки между расставленных колен. Слева входит Геликон. Заметив Калигулу, останавливается на краю сцены и молча на него глядит. Калигула оборачивается и видит Геликона. Пауза.

Сцена четвертая

Геликон (не двигаясь с места ). Здравствуй, Кай.

Калигула (просто ). Здравствуй, Геликон.

Молчание.

Геликон. Ты как будто устал?

Калигула. Я много ходил.

Геликон. Да, тебя долго не было.

Молчание.

Геликон. Что именно?

Калигула. То, что я хотел.

Геликон. Что же ты хотел?

Калигула (так же просто ). Луну.

Геликон. Что?

Калигула. Я хотел луну.

Геликон. А.

Молчание. Геликон подходит к Калигуле.

Зачем она тебе?

Калигула. Зачем? Это одна из тех вещей, которых у меня нет.

Геликон. Само собой. А теперь что ж – все в порядке?

Калигула. Нет. Я не смог овладеть ею.

Калигула. Да, и именно из-за этого я так устал.

Калигула. Геликон!

Геликон. Да, Кай.

Калигула. Ты думаешь, что я сумасшедший.

Геликон. Ты же знаешь, я никогда не думаю. Для этого я слишком умен.

Калигула. Да. И все же. Но я не сумасшедший, более того, я никогда не был так разумен, как сейчас. Просто я вдруг почувствовал потребность в невозможном. (Пауза. ) Вещи, такие, как они есть, не устраивают меня.

Калигула. Верно. Но я не знал этого раньше. Теперь знаю. (Так же просто. ) Этот мир, такой, как он есть, невыносим. Следовательно, мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что угодно, пусть даже безумие – но не от мира сего.

Калигула. Ты ничего не знаешь об этом. Потому что еще никому и никогда не удавалось быть последовательным в чем-либо. Но может быть, просто достаточно до конца оставаться логичным.

Смотрит на Геликона.

Я знаю, что ты думаешь. Столько шуму из-за смерти одной женщины. Не в этом дело. Правда, несколько дней я не мог отвязаться от мысли, что женщина, которую я любил, мертва. Но что такое любовь? Такая малость! И эта смерть ничто, уверяю тебя. Она только знак некой правды, которая делает луну необходимой. Эта правда совсем простая и совсем ясная, немного глупая, но ее трудно открыть и тяжело выдержать.

Геликон. И что ж это за правда, Кай?

Калигула (отвернувшись, равнодушно ). Люди умирают и они несчастны.

Геликон (после паузы ). Ну, Кай, с этой правдой они научились ладить. Погляди вокруг. Она не портит им аппетита.

Калигула (неожиданно взорвавшись ). Так вот, всё вокруг меня ложь, а я, я хочу жить только в правде. И у меня как раз есть средство заставить их жить в правде. Ибо я знаю, чего им не достает, Геликон. Они лишены понимания, и им не достает учителя, который бы знал, что он говорит.

Геликон. Не обижайся, Кай. Но вначале ты должен отдохнуть.

Калигула (кротко ). Это невозможно, Геликон. Это никогда больше не будет возможно.

Геликон. Почему же?

Калигула. Если я буду спать, кто мне даст луну?

Геликон (после паузы ). В самом деле.

Калигула с видимым усилием встает.

Калигула. Геликон! Я слышу шаги и шум голосов. Молчи и забудь, что только что видел меня.

Геликон. Я тебя понял.

Калигула направляется к выходу. У самых дверей оборачивается.

Калигула. И пожалуйста, помогай мне отныне.

Геликон. У меня нет причин не делать этого, Кай. Но я знаю многое, и меня мало что интересует. В чем я могу тебе помочь?

Калигула. В невозможном.

Геликон. Я буду стараться.

Калигула выходит. Быстро входят Сципион и Цезония.

Сцена пятая

Сципион. Никого нет. Ты не видел его, Геликон?

Геликон. Нет.

Цезония. Геликон, он действительно ничего не сказал тебе перед тем как скрыться?

Геликон. Я не являюсь его доверенным лицом. Я лишь зритель. Это разумней.

Цезония. Умоляю тебя!

Геликон. Дорогая Цезония, Кай идеалист, это известно каждому. Другими словами, он еще не все понял. Я понял все и поэтому не занимаюсь ничем. Но если Кай начнет понимать, он, напротив, со своим добрым сердечком способен заняться всем. И один бог знает, чего нам это будет стоить. Кстати, время обедать.

Сцена шестая

Цезония устало садится.

Цезония. Страж видел, как он прошел. Но весь Рим видит Калигулу повсюду. А Калигула не видит ничего. Он занят одной только мыслью.

Сципион. Какой?

Цезония. Откуда я знаю, Сципион?

Сципион. Друзилла?

Цезония. Кто на это ответит! Он действительно ее любил. Ужасно видеть, как умирает та, которую вчера еще сжимал в объятиях.

Сципион (неуверенно ). А ты?

Цезония. О! я давняя его любовница.

Сципион. Цезония, нужно его спасти.

Цезония. Так ты его любишь?

Сципион. Люблю. Он был добр ко мне. Он многому меня научил. Некоторые его фразы я помню наизусть. Он говорил мне, что жизнь нелегка, но что есть религия, искусство, любовь, которые поддерживают нас. Единственное заблуждение, говорил он, -заставлять людей страдать. Он хотел быть справедливым.

Цезония (поднимаясь ). Он был слишком молод.

Подходит к зеркалу и глядит на себя.

У меня никогда не было иного бога, кроме моего тела. И этого бога молю сегодня, чтобы он заставил Кая подчиниться мне.

Входит Калигула. Увидев Цезонию и Сципиона, колеблется и делает несколько шагов назад. В то же мгновение с противоположной стороны входят патриции и управитель дворца. Останавливаются озадаченные. Цезония оборачивается. Она и Сципион бросаются к Калигуле. Калигула останавливает их движением руки.

Сцена седьмая

Управитель (неуверенно ). Мы… мы искали тебя, Цезарь.

Калигула (отрывисто, изменившимся голосом ). Вижу.

Управитель. Мы… то есть…

Калигула (грубо ). Чего вам надо?

Управитель. Мы беспокоились, Цезарь.

Калигула (приближаясь к нему ). По какому праву?

Управитель. Э-э… гм… (Внезапно одушевившись, быстро. ) В конце концов ты же знаешь, что должен решить несколько вопросов, касающихся публичной казны.

Калигула (неудержимо смеясь ). Казна? Да уж, в самом деле, казна – это капитально.

Управитель. Да, Цезарь.

Калигула (смеясь по-прежнему, Цезонии ). Не правда ли, дорогая, казна – это очень важно.

Цезония. Нет, Калигула, это второстепенный вопрос.

Калигула. Ты в этом ничего не понимаешь. Казна есть весьма могущественный фактор. Важно все: финансы, нравственность, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все это очень важно. Все имеет равное значение – величие Рима и приступ артрита. О! Я займусь этим всем. Послушай-ка, Управитель.

Управитель. Мы тебя слушаем.

Патриции приближаются.

Калигула. Ты мне верен, не так ли?

Управитель (с упреком ). Цезарь!

Калигула. Ладно. Я хочу предложить тебе план. Мы с тобой в два счета перевернем политэкономию. Я тебе все растолкую… когда патриции уйдут.

Патриции уходят.

Сцена восьмая

Калигула садится у ног Цезонии.

Калигула. Теперь слушай. Во-первых: все патриции, все граждане Империи, располагающие какими-либо средствами – не важно, большими или малыми, это все равно, – обязаны лишить своих детей наследства, завещав все государству.

Управитель. Но, Цезарь…

Калигула. Я еще не давал тебе слова. Исходя из наших нужд, мы будем этих людей казнить в порядке свободного списка. В нужном случае этот список можно будет изменять – как нам заблагорассудится. И мы унаследуем все эти средства.

Цезония (высвобождаясь ). Что это ты выдумал?

Калигула (невозмутимо ). Порядок казней на самом деле не имеет никакого значения. Или, скорей, эти казни имеют равное значение, из чего вытекает, что значения они не имеют. Кстати, все виновны в одинаковой степени. И к тому же заметьте, что ничуть не более безнравственно обворовывать граждан открыто, нежели исподтишка, увеличивая косвенный налог на продукты, без которых они не смогут обойтись. Править – значит воровать, все знают это. Но можно это делать разными способами. Лично я хочу воровать открыто. Я сравняю вас с чернью! (Управителю, сурово. ) Ты будешь исполнять приказы без промедления. Граждане Рима подпишут завещания сегодня же вечером, а жители провинций – в течение месяца. Разошли гонцов.

Управитель. Цезарь, ты не отдаешь себе отчета в том, что…

Калигула. Слушай хорошенько, идиот. Если казна что-либо значит, человеческая жизнь не значит ничего. Это очевидно. Все, кто рассуждает подобно тебе, должны принять этот довод и согласиться, что их жизнь ничего не значит, потому что деньги для них значат все. Я решил следовать логике, а так как я имею власть, вы увидите, чего вам эта логика будет стоить. Если понадобится, я начну с тебя.

Управитель. Цезарь, пусть моя готовность не вызывает у тебя сомнений…

Калигула. А моя – у тебя. И вот доказательство: я согласен принять твою точку зрения и сделать публичную казну предметом своих раздумий. И еще скажи спасибо, что я, войдя в твою игру, играю твоими картами. (После паузы, спокойно. ) Мой план благодаря своей простоте гениален, что пресекает всякие возражения. У тебя три секунды, чтобы исчезнуть. Считаю: раз…

Управитель исчезает.

Сцена девятая

Цезония. Кажется, я тебя плохо знала. Надеюсь, это шутка?

Калигула. Не совсем, Цезония. Скорее – педагогика.

Калигула. Именно.

Цезония. Я тебя не понимаю.

Калигула. Речь идет именно о невозможном или, точнее, о том, чтобы сделать невозможное возможным.

Сципион. Твоя игра переходит всяческие границы. Это развлечение сумасшедшего.

Калигула. Нет, Сципион. Это свойство всякого императора. (Устало отворачивается. ) Я понял наконец, в чем польза власти. Она дает шанс достичь невозможное. Начиная с сегодняшнего дня свобода больше не имеет границ.

Цезония (печально ). Не знаю, следует ли радоваться этому, Кай.

Калигула. Я тем более не знаю. Но полагаю, что этим следует жить.

Входит Керея.

Сцена десятая

Керея. Я узнал о твоем возвращении. Желаю тебе здравствовать.

Калигула. Мое здоровье признательно тебе. (После паузы, внезапно. ) Убирайся, Керея. Я не хочу тебя видеть.

Керея. Я удивлен, Кай.

Калигула. Нечего удивляться. Я не люблю литераторов и не терплю их вранья. Они говорят для того, чтобы не слышать себя. Если бы они себя послушали, они бы поняли, что ничего не знают, и не смогли бы больше говорить. Ступай и помни: я ненавижу лживые показания.

Керея. Если мы лжем, то часто невольно. Я защищаюсь, хотя невиновен.

Калигула. Ложь никогда не бывает невинной. А ваша ложь приписывает смысл вещам и людям. Вот что я не могу вам простить.

Керея. И все же нужно приводить аргументы в пользу этого мира, если хочешь жить в нем.

Калигула. Не стоит усилий, случай очевидный. В этом мире нет смысла, и тот, кто узнает это, обретет свободу. (Поднимается. ) Я ненавижу вас именно потому, что вы несвободны. Во всей Римской империи свободен один я. Радуйтесь, к вам наконец пришел император, который научит вас свободе. Убирайся, Керея, и ты, Сципион. Дружба смешна мне. Идите, объявите Риму, что он получил наконец свободу, и с ней начинаются великие испытания.

Калигула отворачивается. Керея и Сципион уходят.

Сцена одиннадцатая

Цезония. Ты плачешь?

Калигула. Да, Цезония.

Цезония. Но в конце концов, что изменилось? Ты любил Друзиллу – но и мы все любили ее. Неужели из-за этой любви ты не находишь покою уже три дня? Неужели она преследует тебя все время, и из-за нее вернулся ты сюда с ненавистью в сердце?

Калигула (оборачивается ). Да кто говорит о Друзилле, дура? Ты не можешь вообразить, что человек способен плакать не только от любви.

Цезония. Прости, Кай. Я стараюсь тебя понять.

Калигула. Люди плачут потому, что вещи не такие, какими должны быть. (Она подходит к нему. ) Довольно об этом, Цезония. (Она отступает. ) Останься со мной.

Цезония. Я сделаю так, как ты захочешь. (Садится рядом с ним. ) В моем возрасте знаешь, что в жизни много плохого. Но если зло уже существует на земле, зачем его умножать?

Калигула. Тебе не понять этого. Не все ли равно? Может быть, мне удастся разобраться в этом. Но я чувствую, что во мне происходит нечто, не имеющее названия. Что я могу поделать? (Поворачивается к ней. ) О, Цезония! Я знал, что можно впасть в отчаяние, но я не знал, что такое отчаяние. Я думал, как и все, что это болезнь души. Но нет: страдает тело. Кожа горит, давит грудь, ломит руки и ноги. Тошнит, голова пуста. И самое страшное – вкус во рту. Не кровь, не смерть, не лихорадка – всё сразу. Достаточно мне пошевелить языком, и все станет черным и люди отвратительны. Это жестоко, это горько – становиться человеком.

Цезония. Тебе нужно спать, долго спать. Расслабиться и больше не думать. Я буду хранить твой сон. Когда ты проснешься, мир для тебя обретет свой прежний вкус. Воспользуйся своей властью, чтобы любить то, что еще достойно любви. Нужно испытать все возможное.

Калигула. Но ведь тогда нужно спать, нужно забыться. А это невозможно.

Цезония. Так кажется, когда слишком устал. Приходит время и нужно вновь обретать твердость духа.

Калигула. Но следует знать, для чего она, эта твердость духа. Зачем мне такая странная власть, если я не могу изменить порядок вещей, если я не могу заставить солнце садиться на востоке, не могу уменьшить страдание и сделать так, чтобы люди больше не умирали. Нет, Цезония: не имеет значения – спать или бодрствовать, когда не можешь влиять на порядок в этом мире.

Калигула. Ты тоже считаешь меня сумасшедшим. Но кто такой бог, чтобы я хотел равняться с ним? То, чего желаю я сегодня изо всех моих сил – выше любых богов. Я установлю царство, в котором будет править невозможное.

Цезония. Ты не можешь сделать так, чтобы небо перестало быть небом, красавец стал уродом, а человеческое сердце сделалось бесчувственным.

Калигула (с возрастающим возбуждением ). Я хочу смешать небо с землей, слить красоту с уродством, заставить смеяться под пыткой!

Цезония (с мольбой ). Есть добро и зло, великое и низкое, справедливое и несправедливое. Клянусь тебе, все это не изменить.

Калигула (по-прежнему ). Но я хочу изменить. Я дарую этому веку равенство. И когда все будет исполнено, невозможное – на земле, луна – у меня в руках, тогда, может быть, изменюсь и я сам, а вместе со мною мир. Тогда, наконец, люди перестанут умирать и будут счастливы.

Цезония (кричит ). Ты не можешь ненавидеть любовь!

Калигула (взрываясь, с яростью ). Любовь, Цезония? (Хватает ее за плечи, трясет. ) Я понял: любовь – ничто. Публичная казна превыше всего. Все остальное – потом! Запомни это хорошенько! О, только сейчас я начинаю жить! Жить, Цезония, жить – это противоположно любви. Я, я говорю тебе это, и я приглашаю тебя на праздник без границ, на генеральный процесс, на прекрасный спектакль! Мне нужна толпа, зрители, жертвы, виновные!

Бросается к гонгу и бьет, не останавливаясь, со всей силы. Продолжая бить:

Введите виновных! Мне нужны виновные! Виновны – все. (Продолжая бить. ) Я хочу, чтоб ввели приговоренных к смерти. Публика, мне нужна публика! Судьи, свидетели, обвиняемые – все приговорены заочно. О, Цезония! Я покажу им то, чего они не видели никогда – единственного свободного человека в этой империи.

Под гудение гонга дворец наполняется приближающимся шумом. Голоса, звон оружия, шаги, шепот. Калигула смеется, продолжая бить. Входят стражники и сейчас же выходят. Он все бьет.

И ты, Цезония, ты мне подчинишься! Ты будешь всегда помогать мне. Это будет чудесно! Клянись, что ты будешь мне помогать!

Цезония (вне себя, меж ударами гонга ). Мне не нужно клясться, я люблю тебя!

Калигула (по-прежнему ). Ты сделаешь все, что я тебе скажу.

Цезония (по-прежнему ). Все, Калигула, только остановись.

Калигула (продолжая бить ). Ты будешь жестокой.

Цезония (плача ) Жестокой…

Калигула (по-прежнему ). Холодной и неумолимой.

Цезония. Неумолимой…

Калигула (по-прежнему ). Ты тоже будешь страдать.

Цезония. Да, да, Калигула! Но я схожу с ума.

Входят ошеломленные Патриции и с ними дворцовая стража. Калигула ударяет в гонг последний раз, поднимает молоток и поворачивается к ним.

Калигула (обезумев ). Входите все! Приблизьтесь! Я вам приказываю приблизиться! (Топает ногой. ) Император велит вам приблизиться. (Все подходят, полные ужаса. ) Быстрей! И ты, Цезония!

Он берет ее за руку, подводит к зеркалу и молотком неистово бьет по отражению, смеется.

Видишь? Больше – ничего! Ни воспоминаний, ни лиц тех, кто ушел. Ничего. Больше ничего. Но ты знаешь, что осталось. Приблизься. Смотри. Приблизьтесь. Смотрите.

Стоит перед зеркалом в гордой позе безумца.

Цезония (глядя в зеркало, с ужасом ). Калигула!

Калигула, уткнув палец в зеркало, застывшим взглядом глядит на себя.

Калигула (торжественно ). Калигула.