Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов «Слова». На городском забрале, на стене, в Путивле (недалеко от Курска) Ярославна рано плачет: она обращается к ветру, к Днепру-Словутичу, к светлому, тресветлому солнцу. Ветер развеял ее радость по ковылию, Днепр может только нести ее слезы до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло (они бессильны натянуть лук), горем им тулы со стрелами заткнуло.
Бегство Игоря из плена
В ответ на плач Ярославны силы природы словно помогают Игорю бежать из плена. Игорь дожидается условного свиста верного человека, который ждет его с конем за рекой, а затем уходит по степи, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Донца. Автору «Слова» припоминается песня о безвременной смерти юноши князя Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет до похода Игоря). Юноша утонул в окаянной реке. А река Донец помогла Игорю. По следу Игоря едут половецкие ханы Гзак и Кончак и примиряются с бегством Игоря. Быстро переносит автор «Слова о полку Игореве» своего героя из степей в Киев, на радость странам-городам. «Игорь едет по Боричеву к святей Богородице Пирогощей (храм, находившийся в Киеве на Подоле)». Заключительным словом к князьям, возможно, ещё пленным, и к погибшей дружине заканчивается «Слово о полку Игореве».
Композиция «слова..». «Слово» начинается обширным вступлением, в котором автор вспоминает старинного певца «слав» Бояна, мудрого и искусного, но тем не менее заявляет, что он не будет в своем произведении следовать этой традиции, он поведет свою «песнь» «по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню».
Определив хронологический диапазон своего повествования («от стараго Владимера до нынешняго Игоря»), автор рассказывает о дерзком замысле Игоря «навести» свои полки на Половецкую землю, «испити шеломомь Дону». Он как бы «примеряет» к своей теме поэтическую манеру Бояна («Не буря соколы занесе чресъ поля широкая - галици стады бежать къ Дону Великому» или: «Комони ржуть за Сулою - звенить слава въ Кыеве») .
В радостных тонах рисует автор встречу Игоря и Буй Тура Всеволода, восторженно характеризует удалых «кметей» (воинов) курян. Тем резче контраст с последующим рассказом о грозных знамениях, которыми отмечено начало Игорева похода и которые предвещают его трагический исход: это и солнечное затмение, и необычные зловещие звуки в ночной тишине («нощь стонущи ему грозою птичь убуди»), и тревожное поведение зверей, и «клик» Дива. И хотя далее описывается первая победа, принесшая русским князьям богатые трофеи, автор вновь возвращается к теме грозных предзнаменований грядущего поражения («кровавыя зори светъ поведаютъ, чръныя тучя съ моря идутъ...»).
Рассказ о второй, роковой для Игоря битве прерывается авторским отступлением - воспоминанием о временах Олега Святославича. Этот исторический экскурс поднимает тему, к которой потом еще не раз вернется автор «Слова» - тему губительных междоусобиц, из-за которых гибнет благоденствие всех русичей («Даждьбожа внука»). Но те кровавые битвы прошлых времен не могут сравниться с битвой Игоря против окруживших его половецких полков: «съ зараниа до вечера, съ вечера до света летятъ стрелы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы...». И хотя битва происходит в далекой половецкой степи - «в поле незнаемом», но последствия поражения Игоря скажутся на Руси - «тугою (горем) взыдоша по Руской земли». Сама природа скорбит о поражении Игоря: «ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось».
И снова, оставив на время рассказ об Игоре, автор «Слова» повествует о бедах всей Русской земли, говорит о том, что в них повинны сами русские князья, которые начали на себя «крамолу ковати». Только в объединении всех русских сил против кочевников - залог победы, и пример тому - поражение, которое нанес половцам Святослав Киевский, когда половецкий хан Кобяк был взят в плен и «пал» «въ гриднице Святъславли».
Далее в «Слове» повествуется о вещем сне Святослава, предрекающем ему горе и смерть. Бояре истолковывают сон: недобрые предзнаменования уже сбылись, «два солнца померкоста» - Игорь и Всеволод потерпели поражение и оказались в плену. Святослав обращается к своим «сыновцам» с «золотым словом, со слезами смешанным»; он упрекает их за нерасчетливые поиски славы, за несвоевременный поход, сетует на княжеское «непособие».
Автор «Слова», как бы продолжая мысль Святослава, обращается к наиболее влиятельным из русских князей, прославляет их доблесть и могущество, призывает вступиться «за обиду сего времени», «за раны Игоревы». Но время славных побед для многих их них уже в прошлом, и причина тому - междоусобные войны, «крамолы». «Склоните свои знамена (или иначе: не вздымайте стягов, готовясь в поход), спрячьте свои притупленные мечи, так как вы уже лишились славы своих дедов», - этим призывом завершаются обращения к русским князьям. И как раньше автор вспоминал о временах Олега Святославича, теперь он обращается к времени другого столь же воинственного князя - Всеслава Полоцкого. Он также не добился победы, несмотря на временные успехи («дотчеся» злата стола киевского, «отвори врата Новуграду», «разшибе славу Ярославу») и даже на какие-то сверхъестественные качества (он способен к быстрому передвижению, у него «веща душа»).
Затем «Слово» вновь обращается к судьбе Игоря. В Путивле Ярославна молит силы природы помочь ее мужу, вызволить его из плена. Характерно, что и в этом лирическом плаче, построенном по образцу народного причитания, звучат свойственные всему памятнику общественные мотивы: Ярославна печется не только о супруге, но и о его «воях», она вспоминает о славных походах Святослава Киевского на хана Кобяка. Плач Ярославны тесно связан с последующим рассказом о побеге Игоря из плена. Природа помогает Игорю: дружески беседует с князем река Донец, вороны, галки и сороки замолкают, чтобы не выдать преследователям местонахождения беглецов, указывают им путь дятлы, радуют песнями соловьи.
Спор ханов Кончака и Гзы о том, как поступить им с плененным сыном Игоря Владимиром, продолжает этот насыщенный символами, взятыми из мира живой природы, рассказ о бегстве князя: Игорь летит «соколом» на родину, а ханы решают судьбу «соколича». Примечательно, что здесь, как и в других местах памятника, сочетаются два типа метафор - воинских символов («сокол» - удалой воин) и символов фольклорных, в данном случае - восходящих к символике свадебных песен, где жених - «сокол», а невеста - «красная девушка», «лебедушка» .
Автор «Слова» беспрестанно «свивает славы обаполы сего времени», т. е., говоря о настоящем, вспоминает о прошлом, ищет там поучительные примеры, отыскивает аналогии. Он вспоминает то Владимира Мономаха, то Олега Святославича, то Всеслава Полоцкого. В этом же ряду находится, видимо, и фраза, смысл которой до сих пор вызывает разногласия: «Рекъ Боянъ и Ходына Святъславля, песнотворца стараго времени Ярославля: «Ольгова коганя хоти! Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы», - Рускои земли безъ Игоря». Исследователи изменили написание первого издания, где читалось: «Рек Боян и ходы на Святъславля пестворца стараго времени Ярославля...», полагая, что здесь названы два певца - Боян и Ходына. Тогда фразу эту можно перевести так: «Сказал Боян и Ходына Святославовы, песнотворцы старого времени Ярославова: «Жена Олега когана!..» Грамматическое обоснование этой конъектуры (впервые предложенной еще в XIX в. И. Забелиным) получило недавно и косвенное подтверждение историко-культурного характера. Есть все основания считать, что Боян был певцом скальдического типа (речь идет не о его национальности, а о художественной манере; присутствие при дворе Ярослава норвежских скальдов (певцов-поэтов) - исторический факт). А для певцов скальдического типа было характерно исполнение песен или саг вдвоем: один певец доканчивает фразу, начатую другим. Если приведенное выше толкование фразы верно и здесь перед нами два певца - Боян и Ходына, то это еще один пример, когда автор «Слова» ищет аналогии в прошлом, вспоминая какую-то «припевку» Бояна и Ходыны, обращенную (как думали В. Н. Перетц и А. В. Соловьев) к жене князя Олега Святославича.
Эпилог «Слова» праздничен и торжествен: вернувшийся на Русь Игорь приезжает в Киев, к великому Святославу; «страны рады, гради весели». Здравицей в честь князя и заканчивается «Слово».
«Плач Ярославны» (в переводе Заболоцкого)
Над широким берегом Дуная,
Над великой Галицкой землёй
Плачет, из Путивля долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слёзы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»
Ефросинья Ярославна
(2-я пол. XII в.) - жена новгород-северского князя Игоря Святославича
, дочь галицкого князя Ярослава Владимировича Осмомысла
, один из центральных персонажей «Слова о полку Игореве». «Плач Ярославны» считается одним из самых поэтических фрагментов «Слова…», а сама Ярославна - символом верной жены, которая может благодаря своей любви сохранить супруга на поле сражения.
Перов
Василий Григорьевич (1834-1882) «Плач Ярославны». 1881 г.
Холст, масло.
Частная коллекция.
Это одна из последних работ великого художника. Его силы подтачивала чахотка, полученная от простуды на охоте. В последние годы жизни ПЕРОВ из веселого и живого превратился в раздражительного и подозрительного человека. Если и прежде он часто бывал недоволен своими произведениями, говаривая, что «хорошо-то хорошо, но думаю, что можно и могу лучше написать», то теперь это недовольство собой превратилось в хроническую болезнь с примесью какого-то озлобления. Он уничтожал свои картины, переделывал и портил. Так, он уничтожил свою прекрасную картину «Старики-родители у могилы сына», вырезав из неё фигуры старичка и старушки, разрезал на части «Пугачевский бунт» в первой, лучшей его редакции; из «Девушки, бросающейся в воду» сделал «Плач Ярославны».
Художнику удалось передать отчаяние, внутреннее напряжение и робкую надежду молодой женщины. Героиня готова взмыть в небо, чтобы лететь на помощь любимому князю. Лицо Ярославны в отчаянной мольбе обращено к небу. Восходящее солнце окрасило горизонт в синевато-розовый цвет, устремлены в небо острия частокола, встревоженные причитаниями птицы кружат над древним городом. Вся картина наполнена тревожным ожиданием, предчувствием трагедии. Художник словно вложил в свою работу собственное отчаянное желание жить.
109 -
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ - фрагмент С., начинающийся со слов «На Дунай Ярославнынъ гласъ...» и оканчивающийся словами «...тугою имъ тули затче». Первые издатели ошибочно отнесли слова «На Дунаи» к предыдущему тексту («Копіа поютъ на Дунаи»). В П. Я. их предложил включить А. И. Смирнов (О Слове. II. С. 124), поправка которого принята едва ли не всеми исследователями.
П. Я. начинает третью часть С. и связан с последующим эпизодом бегства Игоря из плена, что отмечал еще Е. В. Барсов . По словам Н. С. Демковой , бегство Игоря из плена «происходит не только после плача Ярославны, но как бы вследствие плача, в ответ на заклинанья Ярославны» (Проблемы изучения... С. 88-89).
По поводу композиции П. Я. высказаны разные точки зрения. Б. В. Сапунов считает, что П. Я. четырехчастен и построен по принципу заговоров. По мнению Р. О. Якобсона , «рассказ о Ярославне...
110 -
слагается из вступления и троекратного плача» (Композиция и космология... С. 32). Вероятно, следует считать П. Я. двухчастным, поскольку первая строфа, обособленная от трех остальных, имеет важное смысловое значение и не может рассматриваться только как вступление к П., которое Якобсон счел возможным исключить из рассмотрения.
В первой строфе Ярославна изображается «зегзицей », «кычущей» на Дунае. В этом облике, никем не узнаваемая («незнаемая»), собирается она полететь по Дунаю к р. Каяле, омочить в ее воде «бебрян» рукав и утереть Игорю кровавые раны на «жестоком» его теле.
Эти намерения Ярославны исследователи объясняют по-разному. Обычно считается, что Ярославна мысленно стремится к месту битвы Игоря с половцами, где, по ее представлениям, лежит раненый князь, желая омыть, заживить его раны. Барсов говорил при этом о «целительной силе холодной воды Каялы», а Л. А. Дмитриев - о «мертвой» воде Каялы, напомнив, что в сказках «именно мертвой водой залечиваются, затягиваются раны» (Комментарии. С. 284). А. А. Косоруков полагает, что Ярославна мысленно летит к уже мертвому князю, чтобы «омыть его кровавые раны, то есть воздать погребальную почесть, которой он был лишен» (Гений без имени. С. 136).
Упоминание Дуная в данном эпизоде озадачивало исследователей. Они не находили объяснения тому, что Ярославна в первой строфе изображается зегзицей, кычущей на Дунае. Еще в прошлом веке было предложено решить этот вопрос следующим образом: считать, что действие в первой строфе происходит, как и в трех последующих, на гор. стене Путивля . Выражение «На Дунаи Ярославнынъ гласъ слышитъ (т. е. слышится. См.: Слово - 1985. С. 477)» объясняли при этом так: голос Ярославны, плачущей в Путивле, долетает до Дуная, до ее родины - Галицкого княжества. Что же касается намерения Ярославны полететь по Дунаю к р. Каяле, то, поскольку из Путивля к Каяле невозможно лететь по Дунаю, предполагалось понимать это имя в данном случае как эпич. наименование, символ реки вообще, основываясь на том, что в слав. эпосе имя «Дунай» может употребляться в таком значении. Возражая против приведенного толкования имени «Дунай» в П. Я., Д. В. Айналов справедливо указал на то, что в С. упоминается еще 10 рек, и все они называются своими ист. именами, что не дает основания одному Дунаю придавать символич. значение, к тому же, добавим, в одном только случае из пяти.
Вероятно, Ярославна изображается в первой строфе именно на Дунае, далеко от Путивля. Сюда, на Дунай, прилетает она зегзицей за живой водой, необходимой, согласно фольклорным представлениям, чтобы оживить героя после того, как мертвой, «целющей» водой, источником которой выступает в С. Каяла, заживлены, стянуты раны. Дело в том, что хотя Игорь в действительности не погиб на поле битвы, но в символич. плане его пленение толкуется автором С. как смерть, в связи с чем, по наблюдению Демковой, «возвращение Игоря из половецкого плена описано в системе изображения волшебной сказки как возвращение из царства мертвых» (Проблемы изучения... С. 102). Эпитет «на жестоцѣ мъ» («утру князю... раны на жестоцѣ мъ его тѣ лѣ »), который В. А. Жуковский перевел «на отвердевшем» (т. е. скованном смертью), тоже подтверждает, что Игорь изображается в С. убитым на поле боя.
111 -
Дунай выступает в С. источником живой воды далеко не случайно. Среди разнообразных мотивов, связанных с ним в фольклоре, в нар. слав. песнях есть мотив целебной дунайской воды, исцеляющей от болезней, спасающей от смерти. Такое представление о Дунае отражено, напр., в болг. песне «Яна-кукавица», приведенной Вс. Миллером в качестве параллели к П. Я. Герой этой песни, лежащий больным в шатре, просит сестру отправиться в дальний путь, на «белый Дунай», и принести «студеной» дунайской воды, которая должна исцелить героя. Девушка, набрав воды из Дуная, не может найти дорогу обратно и просит Бога превратить ее в кукушку, чтобы она летала по лесам и искала брата (подробнее см.: Соколова Л. В. Мотив живой и мертвой воды...).
За живой и мертвой водой на Дунай и Каялу Ярославна прилетает, в соответствии с фольклорной традицией, в образе птицы, в данном случае зегзицы. Слово это переводят по-разному: кукушка, чайка, ласточка, горлица. В последнее время зегзица часто толкуется, со ссылкой на Н. В. Шарлеманя , как чайка. Однако здесь явное недоразумение. Шарлемань неясно выразился, указав, что «на Десне, между Коропом и Новгород-Северским крестьяне называют местами гігічкой, зігічкой, зігзічкой - чайку, по-русски пигалицу или чибиса», т. е. Шарлемань имеет в виду птицу, на совр. укр. яз. называемую чайкой, а на совр. рус. яз. - чибисом. Некоторые же исследователи поняли Шарлеманя так, что зігзічкой называется чайка. Н. А. Мещерский и Демкова попытались обосновать, что образ именно водяной птицы, чайки, низко летающей над речной поверхностью и задевающей ее крылом, лучше сочетается с образом Ярославны, собирающейся омочить свой шелковый белый рукав в воде Каялы.
По мнению автора данной статьи, единственно верный перевод слова зегзица - кукушка. В «Задонщине » и в «Слове » Даниила Заточника слово это употреблено в форме «зогзица» в значении кукушка. В совр. рус. диалектах сохранились слова «зёгзица», «зогза», также обозначающие кукушку. Л. А. Булаховский на основании мн. слав. яз. реконструирует общеслав. форму «zeg(ъ)za».
Образ кукушки избран автором С. далеко не случайно. Прекрасный знаток слав. нар. поэзии Ф. И. Буслаев писал о «всеобщности славянских преданий о превращении несчастных женщин в кукушек» (Исторические очерки... Т. 1. С. 143). Кукушка - слав. символ тоскующей женщины: и несчастной в браке, и одинокой солдатки, и женщины, оплакивающей смерть мужа, сына или брата. Ближе всего к С. тот фольклорный сюжет, по которому женщина прилетает кукушкой куковать-плакать над телом убитого на поле боя мужа или брата. В частности, в укр. песне «Три кукушки» оплакивать убитого прилетают в образе кукушек его мать, сестра и жена. Как видим, автор С., создавая образ Ярославны, использует традиц. для слав. фольклора образ кукушки, одинокой птицы-плакальщицы. В С. он символизирует вдову, прилетающую на место символич. гибели суженого. Однако Ярославна-кукушка летит к любимому не для того, чтобы оплакать его на поле битвы, а чтобы с помощью живой и мертвой воды вернуть его к жизни. Как и в др. случаях, автор С. трансформирует традиц. фольклорный образ.
Ярославна собирается омыть раны Игоря бебряным рукавом своей одежды. Комментируя это, Д. С. Лихачев пишет: «Рукава верхней
112 -
одежды знати в древней Руси делались длинными. Их обычно поднимали кверху, перехватывая запястьями. В ряде церемониальных положений их спускали книзу (стояли «спустя рукава»). Такой длинный рукав легко можно было омочить в воде, чтобы утирать им раны, как платком» (Комм. ист. и геогр. С. 461). Возможно, что омовение ран именно рукавом жен. одежды имело какой-то символич. (или магич.) смысл, ср. длинные «плакальные рукава» рубахи, в которой невеста причитала перед выходом замуж (см.: Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах конца XIX - нач. XX в. М, 1984. С. 168).
115 -
По нашему мнению, вовсе не факт, что в действительности Ярославна находилась именно в Путивле. Скорее, это худ. прием: Ярославна, с нетерпением ожидавшая возвращения Игоря и Владимира с поля битвы и стремившаяся как можно быстрее увидеть их, изображается автором С. в Путивле (где княжил ее сын), потому что он гораздо южнее Новгорода-Северского, а именно с юга должны были возвращаться ее муж и сын. Ярославна в изображении автора С. как бы «выходит» им навстречу.
Возникал также вопрос, почему Ярославна не упоминает в П. своего сына Владимира. Исследователи, в частности А. В. Соловьев , Л. Е. Махновец и др., предлагали разные объяснения, однако дело в том, что худ. функция П. Я. - в оправдании, освящении бегства Игоря из плена, а это не оставляет места для упоминания Владимира.
П. Я., один из самых поэтич. фрагментов С., переводили и перелагали мн. поэты: Ф. Глинка , И. Козлов , П. Шкляревский , Т. Шевченко , С. Городецкий, А. Прокофьев , Е. Кунина и др.
Мотивы и образы П. Я. использовали в своих стихах К. Случевский , В. Брюсов , Прокофьев, В. Звягинцева , Л. Татьяничева , Н. Браун , П. Антокольский , В. Зотов , В. Соснора , Н. Рыленков , С. Кузнецова, Ю. Друнина, Л. Щипахина и др.
Переводы П. Я. и реминисценции на его сюжет см. в изд.: Слово - 1952, Слово - 1985, Слово - 1986 2 и др.
Литературоведч. анализ переводов, переложений П. Я. и стихов на его сюжет см. в работах А. Арго, Л. А. Дмитриева , О. А. Державиной, Е. Н. Кононко, Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 143; 3) Эпическая поэзия // Там же. С. 35; Барсов Е. В. 1) Причитания Северного края. М., 1872. Ч. 2. С. 87; 2) Слово. Т. 1. С. 10; Т. 2. С. 63-68; Миллер . Взгляд. С. 112-116; Максимович М. А. Песнь о полку Игореве // Собр. соч. Киев, 1880. Т. 3. С. 549-550; Жданов И. Н. Литература «Слова о полку Игореве» // Соч. СПб., 1904. Т. 1. С. 444; Дашкевич Н. П. Опыт указания литературных параллелей к Плачу Ярославны в «Слове о полку Игореве» // Sbornik v slavu V. Jagiča. Berlin, 1908. С. 415-422; Орлов А. С. Лекции по истории древней русской литературы. М., 1916. С. 89-90; Перетц . Слово. С. 304-307; Айналов Д. В. Заметки к тексту «Слова о полку Игореве». I. Плач Ярославны // ТОДРЛ. 1940. Т. 4. С. 151-155; Адрианова-Перетц В. П. 1) Очерки поэтического стиля древней Руси. М.; Л., 1947. С. 147-148; 2) Об эпитете «тресветлый» в «Слове о полку Игореве» // РЛ. 1964. № 1. С. 86-87; 3) «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI-XIII веков. Л., 1968. С. 169-176; 4) Древнерусская литература и фольклор. Л., 1974. С. 109; Шарлемань Н. В. Из реального комментария к «Слову о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1948. Т. 6. С. 115; Лихачев Д. С. 1) Комм. ист. и геогр. С. 461-462; 2) «Тресвѣ тлое солнце» плача Ярославны // ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 409; 3) «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978. С. 22-23, 43, 46, 58, 66, 208-209; 4) «Слово о полку Игореве» как художественное
116 -
целое // Избр. работы: В 3 т. Л., 1987. Т. 3. С. 194-195; Тиунов И. Д. Несколько замечаний к «Слову о полку Игореве» // Слово. Сб. - 1950. С. 199-201; Дмитриев Л. А. 1) Комментарии // Слово - 1952. С. 284; 2) «Слово о полку Игореве» и русская литература // Слово - 1967. С. 69-92; 3) Поэтическая жизнь «Слова о полку Игореве» в русской литературе // Слово - 1983. С. 82-113; 4) (совм. с А. И. Михайловым) «Слово о полку Игореве» в русской советской поэзии // РЛ. 1985. № 3. С. 16-30; Мещерский Н. А. 1) О территориальном приурочении «Слова о полку Игореве» // Учен. зап. Карел. пед. ин-та. Петрозаводск, 1956. Сер. ист.-филол. наук. Т. 3, вып. 1. С. 76; 2) К изучению лексики и фразеологии «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 43-44; Сапунов Б. В. Ярославна и древнерусское язычество // Слово. Сб. - 1962. С. 321-329; Арго А. М. Десятая муза: (Непереводимость и всепереводимость). М., 1964. С. 69-74; Болдур А . Ярославна и русское двоеверие в «Слове о полку Игореве» // РЛ. 1964. № 1. С. 84-85; Михайлов М . Ярославна от «Слова о полку Игореве» (за някои особенности на образа) // Трудове на высшия педагогически ин-т «Братя Кирил и Методий» във Велико Търново. София, 1966. Т. 3. С. 113-130; Кононко Е. Н. Образ Ярославны в русской советской литературе // Вопросы рус. лит-ры: Сб. Львов, 1967. Вып. 2 (5). С. 24-28; Боброва Е. И. К новому истолкованию плача Ярославны // ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 35-37; Якобсон Р. О. Композиция и космология плача Ярославны // Там же. С. 32-34; Уваров К. А. Историко-филологический и искусствоведческий комментарий к женским образам «Слова о полку Игореве» // Учен. зап. МГПИ им. В. И. Ленина. М., 1970. № 405. С. 12-26; Гаген-Торн Н. И. Анимизм в художественной системе «Слова о полку Игореве» // Сов. этнография. 1974. № 6. С. 110-118; Прийма Ф. Я. 1) Голоса, вторящие плачу Ярославны // Совр. проблемы литературоведения и языкознания. М., 1974. С. 200-210; 2) Внимая плачу Ярославны... // РЛ. 1985. № 4. С. 3-14; Державина О. А. Образ Ярославны в творчестве поэтов XIX-XX вв. // Слово. Сб. - 1978. С. 186-190; Демкова Н. С. 1) Проблемы изучения «Слова о полку Игореве» // Чтения по древнерус. лит-ре. Ереван, 1980. С. 88-89, 102-103; 2) Бегство князя Игоря // Слово - 1986 1 . С. 491-493; Махновець Л . Ярославна // Наука і культура. Київ, 1985. Вип. 19. С. 277 283; Тищенко В. И. Плач Ярославны // РР. 1985. № 4. С. 15-20; Косоруков А. А. Гений без имени. М., 1986. С. 136-145; Гин Я. И. К истолкованию финала плача Ярославны // Исследования «Слова». С. 81-86; Кайдаш С . Тайны «Слова», тайна Ярославны // Дет. лит-ра. 1986. № 3. С. 32-36; Pavlik J . 1) Bezieht sich das Klagen der Jaroslavna im «Lied von der Heerfahrt Igor’s» auf den toten Igor’? (Ein Beitrag zur Semantik eines der Anwendungsfälle des Adverbs «rano» im «Klagen der Jaroslavna») // Slavia Othiniensia. 1987. N 9. S. 75-91; 2) Ist «zegzica» im «Lied von der Heerfahrt Igor’s» eine «Lachmöwe» oder ein «Kiebitz»? // Ibid. S. 92-98; Соколова Л. В. Мотив живой и мертвой воды в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1993. Т. 48. С. 38-47.
«Слово о полку Игореве» - известный литературный памятник Древней Руси, в котором автор рассказывает о неудачном походе князя Игоря на половцев в конце XII века.
Одной из частей поэмы является «Плач Ярославны», которая описывает минуту скорби жены Игоря - Ярославны, о неудачном походе князя и его гибели во время него. Эта часть поэмы признана одной из лучших. Ярославна выступает образом, символом вечной любви к мужу.
Образ Ярославны являет собой семью, дом, бережное отношение к мужу, тоску по нему, ведь князь Игорь может погибнуть от вражеской руки в любое мгновение. Неизвестный автор обращает внимание, насколько Ярославна верна своему чувству, ведь она готова стать птицей, чтобы преодолеть расстояние и стать рядом с любимым. Этот прием обращения в животных, птиц, вообще присущ русскому фольклору.
Само действие в поэме происходит после принятия Русью христианства, но традиции язычества еще имеют место быть. Это можно проследить еще в таких действиях, как: Игорь увидел черную тень над русским войском и усомнился в правильности своих действий.
Еще один пример: Ярослава обращается к солнцу, реке, ветру, ища утешения. Она ведет с ними беседу, то прося о помощи, то, наоборот, обвиняя в равнодушии. Одновременно с этим читатель понимает, насколько прекрасна и бескрайняя Русь, ведь писатель не один раз описывает красоту и мощь русской земли.
Во время своей лирической песни Ярославна олицетворяет собой всю русскую землю и всех ее жителей. Она страдает и сопереживает за всю Русь, но в то же время в ее словах проскальзывает надежда на благополучный исход и на светлое будущее.
Вся песня Ярославны пронизана любовью и нежностью к князю Игорю и надеждой на возвращение его с войском домой. И судьба благосклонна к героям. За настоящие светлые чувства и веру Ярославны она вознаграждает княжну. Игорю удается сбежать из плена, силы Ярославны несут его к родному дому.
Именно поэтому плач Ярославны является одной из самых главных сюжетных составляющих. Именно образ Ярославны олицетворяет собой всеобщую народную скорбь, но также и веру в лучшее. Ярославна в поэме «Слово о полку Игореве» - это сила, основа, на которой утверждается идея созидания и мира.
Эпизод Плач Ярославны - анализ
«Слово о полку Игореве»- один из важнейших памятников древнерусской литературы. Произведение повествует нам о неудачном походе русского новгород-северского князя Игоря Святославовича на племена половцев, произошедшем в 1185 году. «Слово» имеет четкую структуру, которую условно разделяют на несколько основных эпизодов.
Первые эпизоды включают в себя вступление и описание самого похода и подготовки к нему. Перед тем, как полк Игоря двинется, князь видит различные знамения и предчувствует неудачу. Когда же дело доходит до сражения, князь вместе со своей дружиной оказывается окруженным и, под натиском половецкого войска, попадает плен к неприятелям.
После пленения Игоря, в «Слове» идёт эпизод, отмеченный большинством литературных критиков и языковедов, как самый поэтический и возвышенный. В этом отрезке произведения перед читателем предстаёт жена князя Ярославна. Рано поутру она выходит на крепостную стену в Путивле и горько плачет по своему мужу Игорю. Её монолог - это глубокая, проникновенная песня, пронизанная тоской по любимому человеку и надеждой на его скорое возвращение с поля боя. Она обращается к ветру, развеявшему её радость; к «светлому-пресветлому» солнцу, стянувшему жаждой луки русичей; к «Днепру-Славутичу», несущему её слёзы к морю. Вся необъятная Русь предстаёт перед читателем в её проникновенном монологе, преисполненном не только страданием и печалью, но и светлой надеждой на скорое возращение князя из опасного похода.
Образ Ярославны в произведении играет ключевую роль. Она олицетворяет не только бесконечную любовь и верность, но и всеобщую народную скорбь по павшим на поле боя, сильно раненым в битве и попавшим в плен к неприятелям русским войнам. «Плач Ярославны» - это не страдания одной девушки, это страдания всего народа. И так же, как Ярославна молится за своего мужа, так и весь русский народ молится за возращение князя и его войска.
Так же стоит отметить, что помимо духовной составляющей, в «Плаче» мы наблюдаем и прекрасную пейзажную зарисовку Древней Руси. Ведь именно обращаясь ко всей природе, Ярославна выражает свою тоску, и именно в своей мольбе к безграничным просторам Руси, она проявляет свою безмерную надежду.
Страдания Ярославны не остаются без ответа и, кажется не только Бог, но и подвластные ему природные стихии, помогают Игорю сбежать из вражеского плена. Именно природа, обращаясь к которой плакала Ярославна, спасают князя во время его пути домой. Первое же, что делает вернувшийся домой Игорь, это едет к «святей Богородичи Пирогощей», что еще раз показывает, как умело совмещает безымянный автор «Слова» традиции языческой веры с новой, еще не до конца укоренившейся верой в Христа. Таким образом «Плач Ярославны»- наверное, самый главный эпизод этого старинного памятника древнерусской литературы, поскольку в именно тут мы видим не только историческую составляющую «Слова», но и духовную.
Также читают:
Популярные сегодня темы
- Сочинение Анализ рассказа Золотой луг Пришвина
Рассказ М. Пришвина «Золотой луг» - это собрание незабываемых воспоминаний автора из далекого детства, которые навсегда остались в его памяти. В небольшом произведении Пришвин
- Сочинение Как я провел лето в городе
Летние каникулы всегда были для меня настоящим праздником. Не исключением стал и этот раз. В данном сочинение я расскажу о том, как провел лето.
- Сочинение Школа будущего
Мир не стоит на месте, все меняется в бешеном ритме, но успевает ли меняться школа? Школа – это не только учреждение, в котором в юные умы закладывают научные знания.
О созидательной силе любви писали многие. Дмитрий Левчик, предлагая свою версию создания «Слова о полку Игореве», утверждает, что боль и ревность в неменьшей степени способны породить великое произведение, а необъяснимые «проколы» и недочеты знаменитой поэмы становятся закономерными, если ее написала… женщина.
«Слово о полку Игореве» – произведение-загадка. Найденная Мусиным-Пушкиным поэма была подготовлена к печати, но её подлинник сгорел во время пожара Москвы 1812 года. Потому историки спорят и о подлинности «Слова» (есть версия, что это – подделка XVIII века), и о времени его написания (XII, XIII или XVI век), и об авторстве, и о количестве языков и диалектов, на котором было написано «Слово» (например, есть версия о русско-половецком написании поэмы). И все авторы находят аргументы в пользу своей версии.
Мне представляется, что все более-менее правы просто потому, что поэму неоднократно дописывали, и от первоначального варианта XII века в ней мало что осталось. Естественно, будучи любителем русской истории и словесности, я не смог удержаться от соблазна изложить и свою версию. Хотя бы о том, кто автор этой поэмы.1.
И здесь я вынужден задать несколько вопросов. В первую очередь самому себе.
Как герой поэмы князь Игорь дошёл до половцев? Пешком? Ну, очевидно, нет. Скорее всего, верхом, на конях. Как обычно и передвигались по степи. Но обратите внимание на то, что в тексте «Слова» почти нет русских коней и конницы. Точнее – нет развёрнутого их описания. Есть упоминания о сёдлах и стременах. Почти нет описания упряжи, сбруи, конного боя. Нет упоминания о шпорах, например. А они известны на Руси с XI века и были массовым атрибутом русского всадника спустя всего двадцать лет после описываемого в поэме события, в начале XIII века. Неужели передовая по временам XII века дружина Игоря не обладала этим инвентарём? Очень даже обладала! В ГИМе эти шпоры выставлены! И по какой-то случайности именно на стенде, посвящённом «Слову о полку Игореве».Кстати, без шпор на Руси ездили только женщины. Запомним это и продолжим исследование.
А как ведёт бой дружина Игоря? В поэме очень странно изложена тактика боя с половцами. Вспомним известнейшую строку «Слова»: «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю – славы». Она трактуется однозначно: русичи встали щит к щиту сомкнутым строем, «перегородили поле красными щитами, ищущи себе чести, а князю славы». То есть они сражались в пешем строю. То есть дошли всё-таки до половцев пешком?
Может быть, Игорь шёл не на конях, а, например, на ладьях. Он просто спускался вниз по «Дону Великому», то есть по Северскому Донцу. Что весьма логично для Новгород-Северского князя. Потому коней было мало. Возможно, только у двух князей. По степи поход Игоря моментально бы был услышан. Разведка половцев сообразила бы, что идёт небольшой отряд, и половцы бы приняли необходимые меры для обороны. Может быть, автор «Слова» просто не представляет себе, насколько хорошо разносится звук в степи и как хорошо с любого возвышения можно видеть передвижения массы людей? Что-то здесь не так. Ведь половцы явно прошляпили первый удар Игоря. Вывод – удар был нанесён с той стороны и так, откуда половцы не ожидали. Удар был внезапен. Возможно, с Дона, с реки (если предположить, что Игорь шёл на ладьях). Потому удар и был удачен.
А дальше надо было сматываться. Вот тут-то, возможно, во время одной из стоянок его и отрезали половецкие ханы Гзак с Кончаком от лодок. И перебили дружину. В поэме упоминается стремление воинов Игоря прорваться к воде. Современные комментаторы говорят, что войско Игоря страдало от жажды. Даже в «Плач Ярославны» вставили это:
Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?
Нет! Видимо, вовсе не водички попить воины Игоря хотели! К лодкам они пробивались!
Вроде, всё «сходится». Более того, в «Плаче Ярославны» упоминается, что рать Святослава Киевского против хана Кобяка двигалась именно на ладьях. Вспомните: «О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославлино сады до полку Кобякова». Но почему же, почему в поэме нет описания ладей? Странно. Очень странно.А как сами половцы дошли до Игоря? Вроде бы в некоторых версиях перевода «Слова» упомянуты даже «несмазанные телеги», на которых передвигаются половцы. Логично. Логично перевозить часть вооружения на обозных телегах. И скрипят эти телеги так, что окрестных лебедей распугивают. Но я обратился к самому первому переводу поэмы и увидел, что никаких «телег» нет. Есть «тѣлги». А где доказательство, что «тѣлги» это «телеги», а не «пустельги», то есть хищные птицы, которых пугает передвижение половецкой армии? Потому и беспокоятся лебеди, чуя, что хищники во внеурочное время на охоту вышли. Это ещё логичнее для текста поэмы. Так «исчезает» половецкий обоз. «Телег» нет.
Теперь взглянем на описание оружия русских и половцев. В тексте «Слова» присутствует упоминание и описание такого оружия: сабли, мечи, шлемы, кольчуги, щиты, ножи, копья, метательные копья, луки, стрелы. Однако отсутствует описание и упоминание о таком оружии, как топоры и секиры, булавы и шестопёры, кистени. Особо настораживает отсутствие упоминания о боевых топорах. Ведь наряду с мечом практически у каждого дружинника был топор. Топоры вообще были в то время куда как более распространённым оружием, нежели многократно упомянутые в «Слове» сабли. Также в тексте поэмы не упомянуты личины на шлемах. Ни на русских, ни на половецких. Зайдите в ГИМ, посмотрите на эти личины. Это – обыденная деталь вооружения. Но очевидно, что автор «Слова о полку Игореве» всего этого не знал. Мог ли автор в этой ситуации быть воином или человеком, знающим, как выглядит воин князя Игоря? Очевидно – нет.
Обратимся опять к тактике боя князя Игоря. Не даёт мне покоя фраза: «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша». Как ни интерпретируй её, а всё равно получается, что князь Игорь выстроил сомкнутый линейный строй пехотинцев против половецкой кавалерии. Это – нелепо. Противостоять кавалерии пехота может, только будучи построена в каре. Но не линейно! Это знали уже древние римляне. А Игорь не знал? Не верю!
Некоторые современные комментаторы ещё пишут, что князь был столь благороден, что даже спешил дружинников, дабы они воевали наравне с пешими не-дружинниками. Это всё равно что танкистов из танков пересадить в окопы к пехоте для всеобщего равенства в бою. То есть Игорь вывел пехоту в чисто поле и, построив линейным строем, подставил под кавалерийские удары мобильных половецких лучников и кавалеристов. Этого не может быть!
При этом он как-то умудрился одержать первую победу. Причём внезапно. «Съ заранія въ пяткъ потопташа поганыя плъкы половецкыя, и рассушясь стрѣлами по полю, помчаша красныя дѣвкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты». Как? Как умудрился Игорь разбить пехотой конницу? И ещё преследовал половцев. Как? Бегом?
Но при этом большинство остальных реалий XII–XIII веков в поэме упомянута. Вплоть до бобровой опушки на рукаве княгини. Это автор видел. И автор понимает этику рыцарей того времени: «Лучше быть убиту от мечей, чем от рук поганых полонёну!». Смерть лучше плена. Слово надо держать.
Иллюстрации Владимира Фаворского к «Слову о полку Игореве». 1950 год
© Российская государственная библиотекаИ как великолепно описаны чувства русской княгини-Ярославны! Как прекрасен её плач! При этом многие комментаторы отмечают, что в Путивле на стене она плакать не могла, так как стена города в то время была разрушена. Но автору «Слова» – не до стены. Ему важны переживания женщины! Иногда создаётся впечатление, что именно ради «Плача Ярославны» и написана вся поэма!
«На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть: "Полечю – рече – зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле". Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "О, ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли тибяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?" Ярославна рано плачет Путивлю городу на забороле, аркучи: "О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославлино сады до полку Кобякова. Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!" Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводнее жаждею имь лучи съпряже, тугою им тулизатче?"».
Специально повторю начала плача в переводе Н.Заболоцкого:
Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь.Кто же он? Кто так тонко чувствовал женскую душу? И мог ли так вообще чувствовать и написать мужчина?
Итак, автор – человек, прекрасно знавший многие реалии того времени, но не видевший степи, не видевший русских воинов, не видевший крупных сражений. Где этот автор может быть? Место его проживания очевидно – горы. Автор – житель горной местности, причём такой, куда рассказы о Руси и русских доходят, но сами русские там бывают редко. По крайней мере, вероятно, бывают только представители феодального класса, и то – женщины. Автор хорошо владеет русским языком. Он – русскоязычен как минимум.
Есть в тексте «Слова о полку Игореве» ещё одна подсказка, географическая:
Венецейцы, греки и морава,
что ни день о русичах поют!
Величают князя Святослава,
Игоря отважного клянут.
И смеётся гость земли немецкой,
что, когда не стало больше сил,
Игорь-князь в Каяле половецкой
русские богатства утопил.Какие страны перечислены? Русь, половецкое поле, Венеция, Греция, Моравия, Германия. Странно, что при этом не упомянута самая сильная страна этого региона в то время – Венгрия. То есть упомянута восточная и центральная Европа без главной страны этой части света. Это – зона традиционного влияния Византии. А на тот момент зона конфликта Византии и Венгрии. При этом автору «Слова» известны Карпаты именно как венгерские (угорские) горы. В тексте «Слова» упомянут и Ярослав Осмомысл Галицкий, который «высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе, подперъ горы Угорскыи своими железными плъки, заступивъ королеви путь». То есть Венгрия упомянута без названия, точнее, упомянут без имени её король.
Видимо, автор настолько не любит венгерского короля Белу-Алексея, считает его псевдовластителем, что не хочет даже о нём говорить. Так может вести себя только ярый сторонник главного врага Белы – Андроника I Комнина, правившего в Византии в 1183–1185 годы. Более того – так ненавидеть врагов Андроника могли только очень близкие ему люди, например, его родственники. Кстати, сей Андроник– праправнук Ярослава Мудрого, так как он – сын Ирины, дочери Перемышльского князя Володаря Ростиславовича, деда Ярослава Осмомысла, правнука Ярослава Мудрого. Возможно, автор «Слова» связан родством с домом Осмомысла. Тогда всё логично.
Итак, автор – житель горного района, образован, знает, как одевается княгиня, ему небезразличны женские переживания, знает рыцарскую мораль, никогда не видел воинов и битв, а также ярый сторонник Андроника I Комнина. Зная это, мы можем предположить, что автор – женщина, монахиня, выходец из русского правящего класса, скорее всего, из Перемышльского княжества, возможно, проживающая в горной местности Византии. Скорее всего, на Балканах. Только такое предположение может объяснить, почему автор знает, каков модный покрой рукава женской одежды, и не знает, что такое боевой топор! Только такое предположение может объяснить, почему автор «в упор не видит» Белу венгерского. И именно это же объясняет, почему князь Игорь на коне сидит «по–бабьи». А как иначе могла рассуждать о коннике женщина?
2.
В «Слове о полку Игореве» есть ещё одна загадка. В поэме не упоминается имя жены князя Игоря. Только отчество – Ярославна. Хотя для нас вовсе это не загадка. Историки в большинстве своём считают её дочерью галицкого князя Ярослава Осмомысла. И считают, что настоящее её имя – Ефросиния. Возможно. Осложняет дело то, что у Осмомысла было три дочери. Вторая, имени которой мы не знаем, была женой венгерского короля. Имя третьей известно: Вышеслава, впоследствии королева Польши. Однако Ефросиньи как жены Игоря в летописях нет. Её «вычислили».
И есть ещё версия, что у Игоря была не одна, а две жены. Можно предположить следующее. Ефросинья Ярославна в разлуке с князем резко подурнела. Не молодили и не красили её, конечно, и шесть родов (она родила Игорю пять мальчиков и девочку). Но в разлуке она сдала. Проплакала все глаза, осунулась, похудела, стала непривлекательной. Игорь, сбежав из плена, не стал возвращаться к старой жене, а женился на молоденькой. И что самое ужасное – сестрицы-гадины, жёнушки королей венгерского и польского, второй брак Игоря одобрили. И в «интересах государства» Ярославну сослали в византийский монастырь, на Балканы. Подальше от Руси.
Там она вполне могла рассказать о своей судьбе кому-то из послушниц, понимающих русский язык. Та, проникшись рассказом, и написала основу «Слова о полку Игореве». Всё может быть. История знает и не такие сюжеты! Но это почти фантастическое предположение объясняет нам, почему в поэме нет имени Ефросиньи. Да просто потому, что в монашестве она приняла другое. И своё мирское имя, видимо, даже не захотела (или не имела права) говорить своей сестре во Христе. А та и не спрашивала. Или не смела. Или не могла. Так и вошла в поэму безымянная Ярославна.
Таким образом, «Слово о полку Игореве» может статься первым женским рыцарским романом в стихах, написанным на русском языке в женском монастыре на Балканах. И в этом смысле является памятником не только русской, но и византийской и балканской литературы.
И это – не боевая песнь. На наш взгляд, это лирический романс о любви княгини Ярославны к своему мужу Игорю.
…Она помнила. Она всё, конечно, помнила. Помнила, как первый раз увидела его. Богатырь, косая сажень в плечах, твёрдый властный голос, а взгляд… взгляд немного раскосых, карих, доставшихся в наследство от мамы-половчанки глаз, тот взгляд завораживал, подавлял, звал и манил… Молоденькая княжна не могла отвести взор от его глаз, от этого взгляда.
Помнила она, как шептались по углам светёлки тогда её сестрицы. Но не им, а ей, своей любимой дочке, сосватал князь Ярослав Осмомысл Галицко-Волынский такого красавца.
В неполных шестнадцать лет стала Ефросинья женой могучего князя Новгород-Северского Игоря.Она помнила и то, как первый раз он её обнял, помнила, как закружилась от счастья голова…
Помнила и первые роды, боль, счастье и радость материнства. Владимир, Олег, Ростислав, Роман, Святослав… Как даже малышами княжичи были похожи на папу!
Помнила, как она отговаривала его от походов на соседей. Отговаривала от похода на Смоленск. Ей не нравился, ой, как не нравился тогдашний союзник Игоря половецкий хан Кончак с его вечно потной головой и липким взглядом. Он был полной противоположностью Игорю. Ну, не мог такой человек быть другом её мужу. Но и тогда, когда Кончак стал врагом Игоря, и тогда она тоже отговаривала Игоря от похода уже против Кончака. Она чувствовала, что добром не кончится вражда с половецким ханом.
И, когда на Пасху, случился тот злосчастный поход, когда уже пошли слухи о гибели войска, когда она поняла, что князь вскорости не вернётся, вот тогда горе захлестнуло её.
Она почти не выходила из Спас-Преображенского собора, беспрерывно творила молитву, просила Господа, чтобы жив остался князь, чтобы вернулся он к ней…Выплакала все глаза, ноги устали стоять на коленях, ломота была во всём теле. А князя всё не было… И вестей о нём не было…Вот тогда-то по совету кормилицы, которую она привезла с собой из Галича и в роду которой были волынянские колдуны, обратилась она к совсем не православным силам. Принесла в жертву голубя и стала молиться водяному хозяину, Днепру-Славутичу, ветру, солнцу-Яриле.
И чудо свершилось. Помогло старое волшебство! Жив оказался князь! И вскорости после этой вести пришла и другая – бежал он из плена, и уже в родной земле!
Но, видно, нельзя православному человеку к поганым силам обращаться. Грех это. И один грех ведёт за собой другой грех и беду.Вернулся-то князь вернулся, но он – будто сам не свой! Не обнял, ни приголубил. Ничего! А потом узнала она и о ней, о той молодой боярыне, которую теперь князь полюбил. Поняла – расплата это за грех моления идолам. И ничего тут не поделаешь…И тогда, когда ей объявили, что должна она покинуть мир, и тогда, когда её, как безвольную куклу, усадили в возок и отправили сюда, в монастырь, и тогда, когда она приняла постриг, она уже не плакала. Слёз не было.
В монастыре научилась шить, месить тесто, ухаживать за курами. Несла послушание. Стало даже легче. Сюда редко доходили вести из Руси. Мало кто и понимал по-русски. И от этого тоже было легче. Никто не лез с расспросами о прежней жизни. И только одна молодая послушница, родом из Перемышля, совсем ещё молоденькая девчушка, отданная в монастырь сызмальства и ничего не ведавшая о жизни за стенами, только она изредка просила рассказать о том, как жилось там… в миру…
Она рассказывала. Рассказывала не всё. Но и от этих рассказов, она видела, как загорались глаза девочки, как она что-то шептала, будто стремилась запомнить слововслово рассказ Ефросиньи…
А потом пришла весть о свадьбе Игоря, о подарках, которые подарили молодожёнам сёстры Ефросиньи (Завистницы! Вот пришло ваше время сделать больно!). Пришла и весть о рождении у него дочери…
Тогда, глубокой ночью, сама того не замечая, Ефросинья начала тихо, по-бабски, в своей келье выть. И слёзы, которых столько лет не было на её щеках, вновь полились. «Каин! Иуда! Изменник!» – срывалось с её губ.
Это и был настоящий плач Ярославны…
На стене кельи игуменьи монастыря висела икона пресвятой Девы. На ней Царица Небесная была изображена в царском облачении, во всей своей силе, и даже нимб над головой был, как корона. Игуменья стояла посреди кельи. Перед ней на коленях стояла молодая послушница. «Это ты написала? Это ты такой греховный текст сочинила? Это для того я тебя учила читать и писать?» Послушница была ни жива, ни мертва… Она сама показала свою песнь матушке-настоятельнице, она была уверена, что ей такая песнь, песнь о вечной любви супружеской понравится…Но было иное! Матушка разгневалась. «Как такие мысли тебе в голову приходят! Что ты пишешь?! «Омою я могучее тело князя, осушу раны на нём рукавом с бобряной опушкой»… Это грешно! На тебя накладываю епитимию…Пост, молитва, а главное – больше никогда и ничего не писать! Уходи!» Послушница удалилась. Игуменья опять взяла текст и начала читать. Нет! Такой текст надо уничтожить… в огонь… Но – утро вечера мудренее! С утра и придумаю, что с песней сделать…
Игуменья прилегла. На удивление быстро пришёл сон. Странный сон. Она увидела Её! Её! Царицу Небесную! Увидела не одну. Рядом были люди… крест… Спаситель на руках учеников…Поняла матушка-настоятельница, что чудесным образом показывает ей, недостойной, Матерь Божья Голгофу, снятие с креста Спасителя Нашего… И тут увидела она, как подошла к своему Сыну Богоматерь, одетая не в простонародный хитон, а так, как на иконе, в одежды царские. Подошла и утёрла кровь с его лица и тела рукавом своей царственной одежды. Рукав был оторочен бобряным мехом. На мехе явственно осталась кровь Спасителя…
Игуменья проснулась… Нет! Это знак! Песнь сжигать и уничтожать нельзя! Но и в монастыре ей не место! Что же делать… Разве что отправить эту песнь подальше от людских глаз и ушей куда-нибудь в дикую Скифию? На север… Где и христиан-то настоящих нет… Да, наверное, так и надо будет сделать…
От людских глаз подальше…
