Первое произведение шмелева. Отношение к Европе и политические взгляды. Иван Шмелев: биография

Иван Сергеевич Шмелёв (21 сентября (3 октября) 1873 — 24 июня 1950) — русский писатель, публицист, православный мыслитель.

Иван Сергеевич Шмелёв родился 3 октября 1873 года в Замоскворечье в известной московской купеческой семье Шмелёвых. Дед Ивана Сергеевича — государственный крестьянин из Гуслицкого края (Богородского уезда Московской губернии) — поселился в Москве после пожара 1812 г. Сергей Иванович Шмелев (1842—1880) - отец писателя принадлежал к купеческому сословию, но торговлей не занимался, он являлся хозяином большой плотничьей артели, держал банные заведения и был подрядчиком. По характеру Сергей Иванович представлял собой очень жизнелюбивого человека, что положительно отразилось в воспитании будущего писателя.

Семья Шмелёвых была благополучная, православная с патриархальным ладом. В дальнейшем у Ивана Шмелева будет особая тяга к религии, что скажется на его философских взглядах и творчестве.

Окружение маленького Ивана Шмелева составляли мастеровые, рабочие-строители, с которыми он близко общался. Поэтому "влияние двора", где чувствовался мятежный дух и раздавались различные песни, прибаутки, поговорки со своим разнообразно-богатым языком, не могло не отразиться на его мироощущении и позднее в произведениях. Позднее Шмелев напишет: «Здесь, во дворе, я увидел народ. Я здесь привык к нему...».

Изначально Шмелев получал образование на дому, где в роли учителя выступала его мать, которая постепенно вводила юного писателя в мир литературы (изучение Пушкина, Гоголя, Толстого и др.) Далее учится в шестой Московской гимназии. После её окончания, поступает в 1894 году на юридический факультет Московского университета. А затем, спустя 4 года, окончив его, проходит военную службу в течение 1 года и далее служит чиновником в глухих местах Московской и Владимирской губерниях. «Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни. Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, мелкопоместное дворянство», — скажет позднее Шмелев.

Февральскую революцию изначально Шмелёв принимает восторженно и с энтузиазмом, как и многие его современники. Он едет в Сибирь, чтобы встретить политкаторжан, выступает на собраниях и митингах, рассуждает о «чудесной идее социализма». Но в скором времени Шмелеву приходится разочароваться в революции, он открывает для себя ее черную сторону, ее истинный, ужасный лик, видит во всем этом насилие над судьбой России. Октябрьский переворот он сразу не принимает и последующие ее события повлекли за собой мировоззренческий перелом в душе писателя.

Во время революции Шмелёв уезжает с семьей в Алушту, где покупает дом с участком земли. Осенью 1920 Крым был занят красными частями. Трагичной оказалась судьба Сергея - единственного сына Шмелёва. Двадцатипятилетний офицер царской армии, находясь в госпитале, был арестован. Несмотря на все усилия отца освободить Сергея, он был приговорен к смерти. Это событие, а также пережитый его семьей страшный голод в оккупированном городе, ужасы массовой резни, устроенной большевиками в Крыму в 1920-21, привели Шмелёва к тяжелой душевной депрессии.

Все эти военные действия Шмелев не может понять, когда гибнет все живое вокруг, происходит повсеместный красный террор, зло, голод, озверение людей. В связи с этими переживаниями, писатель пишет эпопею «Солнце мертвых» (1924), где раскрывает свои личные впечатления о революции и гражданской войне. В результате, после выхода этой эпопеи, Шмелев получает европейскую известность.

Писатель тяжело переживал трагические события, связанные с революцией и военными событиями, и по приезде в Москву, он всерьез задумывается над эмиграцией. В принятии этого решения активно участвовал И.А. Бунин, который звал Шмелева за границу, обещая всячески помочь его семье. В январе 1923 года Шмелев окончательно уехал из России в Париж, где прожил 27 лет.

Годы, проведенные в эмиграции, отличаются активной плодотворной творческой деятельностью. Шмелев публикуется во многих эмигрантских изданиях: «Последние новости», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия», «Сегодня», «Современные записки», «Русская мысль» и др.

В Париже Шмелёв начинает тесно общаться с русским философом И. А. Ильиным. На протяжении долгого времени между ними велась переписка (233 письма Ильина и 385 писем Шмелёва). Она является важным свидетельством политического и литературного процесса времён русской эмиграции первой волны.

Иван Сергеевич Шмелев умер в 1950 году в результате сердечного приступа. Смерть писателя, так любившего монастырскую жизнь, стала глубоко символичной: 24 июня 1950 года, в день именин старца Варнавы, который ранее благословлял его «на путь», Шмелёв приезжает в русский монастырь Покрова Божией Матери в Бюсси-ан-От и в тот же день умирает.

Похоронили писателя на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. А В 2000 году было выполнено желание Шмелева: прах Шмелёва и его жены перевезен на родину и погребен рядом с могилами родных в московском Донском монастыре.

ИВАНА СЕРГЕЕВИЧА ШМЕЛЁВА

1873-1950 77 лет

"Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза... Эти глаза владеют всем лицом... склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьезные и грустные. Его лицо изборождено глубокими складками-впадинами от созерцания и сострадания... лицо русское, - лицо прошлых веков, пожалуй - лицо старовера, страдальца. Так и было: дед Ивана Сергеевича Шмелева, государственный крестьянин из Гуслиц, Богородского уезда, Московской губернии, - старовер, кто-то из предков был ярый начетчик, борец за веру - выступал при царевне Софье в "прях", то есть в спорах о вере. Предки матери тоже вышли из крестьянства, исконная русская кровь течет в жилах Ивана Сергеевича Шмелева".

Кутырина Ю. А. Иван Шмелев. Париж, 1960

Род Шмелевых – «сам чуть-чуть «исторический» . Иван Сергеевич слегка иронизирует, вспоминая меткое гоголевское словцо, характеризующее Ноздрева: он, де, человек «исторический» – всегда попадает в какие-нибудь истории. Сам Шмелев рассказывает об одном из предков, который бился за старую веру в Успенском соборе и на тяжбе при царевне Софии: она велела спорщиков разогнать батожьём. В старинных актах, откуда Шмелев взял эти сведения, было написано про его далекого: Шмелев из начетчиков (церковный чтец из прихожан, грамотей, промышляющий по деревням обучением грамоте).

Прадед Иван Шмелев (имена Иван и Сергей у них передавались из рода в род) был государственным крестьянином. Он переехал в Москву со своей молодой женой Устиньей накануне Отечественной войны 1812 года. Здесь он начал заниматься торговлей лесом и щепным материалом. Прабабка Устинья была грамотная – явление редкое среди крестьян того времени. Бабка, хотя и приняла новую веру, но упорно сохраняла строгость старого благочестия.

Дед. После смерти прадеда, сын его, тоже Иван Шмелев, продолжил дело отца. У него был хороший подряд на строительство деревянного Крымского моста через Москва-реку, но отказался дать должностному лицу взятку еще при строительстве Коломенского дворца. За это и поплатился: потребовали крупных переделок, дед бросил подряд, потерял залог и стоимость работ. Он старался «для чести» и говорил, что за стройку ему должны кулек крестов прислать, а не тянуть взятки. «Печальным воспоминанием об этом в нашем доме оказался «царский паркет» из купленного с торгов и снесенного на хлам коломенского дворца. «Цари ходили!» - говаривал дед, сумрачно посматривая в щелистые, рисунчатые полы. – В 40 тысяч мне этот паркет влез! Дорогой паркет...»

Отец, Сергей Иванович . Провал самого значительного проекта и разорение подорвали здоровье деда: он умер рано, 30 с лишним лет, и оставил своему 16-летнему сыну Сергею (отцу писателя) долг на 100 тысяч рублей, дом на Калужской улице в Замоскворечье (купеческая сторона Москвы) и 3 тысячи рублей наличными. Отец писателя оказался человеком редкостной натуры: у него был открытый, располагающий характер и необычайная энергия. Никакого опыта в делах, и четыре класса в Мещанском училище. Он сумел расположить к себе многочисленных работников и власть. Быстро научился ведения дел от старшего конторщика Василия Васильевича Косого, который стал правой рукой отца, и спас семью от банкротства и нищенкой жизни. Шмелевские рабочие были даже представлены царю Александру II за прекрасно выполненную работу – помосты и леса храма Христа Спасителя. Последней работой Сергея Ивановича Шмелева стала работа по изготовлению мест для публики на открытии памятника А. Пушкину. Эту работу отцу так и не пришлось увидеть. За несколько дней до открытия памятника отца трагически не стало: он разбился на лошади и так не сумел выздороветь.

Мать, Евлампия Гавриловна Савинова . Когда дела отца стали приносить приличный доход, он женился на купеческой дочери. И еще одна особенность, ставшая закономерностью для семьи Шмелевых: жена Сергея Ивановича, как в свое время прабабка Устинья, оказалась образованнее мужа – она окончила один из московских институтов благородных девиц. Это, однако, не нарушило семейного уклада строгой Устиньи: молодая верила в сны, приметы, предчувствия, дурой глаз. Была она строга в воспитании детей. Писатель позже вспомнит, как его пороли: веник превращался в мелкие кусочки. О матери Шмелев-писатель практически не пишет, а об отце – бесконечно.

Иван Сергеевич Шмелев – пятый ребенок в семье родителей. Один сын умер во младенчестве, а последней стала Катюшка. Иван родился в Москве 21 сентября (3 октября) 1873 года... Шмелев сначала учился в престижной 1-ой гимназии Москвы. По конкурсному экзамену из 400 мальчиков туда приняли только 60. Но жесткая дисциплина, схоластические уроки не воодушевляли мальчика на учебу. Через три месяца он был переведен в 6-ую гимназию, рядом с домом, где была свобода и, как ни странно, талантливые учителя. В престижной гимназии его заставляли писать сочинение на тему «Чем отличаются союзы от наречий» или «Труд и любовь к ближнему как основы нравственного совершенствования». Там «играли в науку». А 6-ой гимназии предлагали написать сочинения на темы «человеческие»: «Утро в лесу», «Гроза в лесу», «Русская зима», «Осень по Пушкину», «Рыбная ловля». Тепло вспоминает Шмелев учителя словесности «незабвенного» Федора Владимировича Цветаева, который уважительно отнесся к литературным трудам юного Шмелева, смог оценить их, поддержать хотя бы тем, что ставил за сочинения пятерки с «тремя жирными плюса ми». Затем были годы учебы в Московском университете на юридическом факультете. Увлекался он не только юридическими науками, словесностью, но, как ни странно, естественными науками, зачитывался книгами по сельскому хозяйству и электричеству. Что касается мировой и русской художественной литературы, то все основное было жадно прочитано, подробно изучено.

Любовь . Будучи еще гимназистом, весной 1891 (Шмелеву было 18 лет) он познакомился с Ольгой Александровной Охтерлони – ученицей петербургского Патриотического института, в котором учились девушки из военных семейств. Предки девушки по мужской линии были потомками древнего шотландского рода (отсюда и странная для русского уха фамилия) и принадлежали к роду Стюартов; деды были генералами. Мать Ольги была дочерью обрусевшего немца. Родители Ольги снимали квартиру в доме Шмелевых, здесь во время каникул и произошла первая встреча молодых людей, определившая их судьбу. В Ольге была серьезность, увлеченность, начитанность. У нее были также большие способности к живописи, развитый вкус. Вместе они прожили 41 год. Умерла Ольга Александровна 22 июня 1936 года. Эта утрата (после гибели единственного сына) окончательно подорвала силы и здоровье Ивана Сергеевича.

Был у них единственный сын, Сергей, которого Иван Шмелев любил нежно и страстно. В 1920 году офицер Добровольческой армии Сергей Шмелев отказался уехать с врангелевцами на чужбину и был расстрелян красными. Страдания отца не поддаются описаниям.

Октябрьские события Иван Шмелев не принял. Он уезжает за границу. В возрасте 77 лет он умирает в Париже. Своей племяннице-душеприказчике он завещал перевезти прах народу – В Москву. Желание писателя осуществилось. 30 мая 2002 ода прах Шмелева был торжественно перевезен из Франции в Москву, на кладбище Донского монастыря.

Теперь, после смерти писателя, в Россию, на Родину, возвращаются его книги. Так продолжается вторая, уже нетленная его жизнь на родной земле. Вспомним слова А. Карташева о шмелевском творчестве: «Это уже не литература... Это «душа просит». Это утоление голода духовного».

Ещё по этой теме:

1. вопросы-ответы

2. И.С. Шмелёв "Лето Господне", часть 1 "Праздники" вопросы-ответы

Очень обяжете, если воспользуетесь этим блоком кнопок и "+1":

Можно посмотреть другие разработки по произведениям.

В Донской слободе Москвы. Его дед был государственным крестьянином родом из Гуслицкого края Богородского уезда Московской губернии , поселившимся в Замоскворецком районе Москвы после устроенного французами пожара 1812 года . Отец, Сергей Иванович , уже принадлежал к купеческому сословию, но не занимался торговлей, а владел большой плотничьей артелью, в которой трудилось более 300 работников, и банными заведениями, а также брал подряды . Воспитателем (дядькой) своего сына он определил набожного старика, бывшего плотника Михаила Панкратовича Горкина, под влиянием которого у Шмелёва возник интерес к религии. В детстве немалую часть окружения Шмелёва составляли мастеровые , среда которых также сильно повлияла на формирование его мировоззрения.

Биография

Начальное образование Иван Шмелёв получил дома, под руководством матери, которая особое внимание уделяла литературе и, в частности, изучению русской классики. Затем поступил в шестую Московскую гимназию , после окончания которой стал в 1894 году студентом юридического факультета Московского университета . В 1898 году окончил это учебное заведение, год отслужил в армии, затем получил место чиновника по особым поручениям Владимирской казённой палаты Министерства внутренних дел, в которой состоял на протяжении восьми лет и в это время неоднократно посещал по долгу службы различные отдалённые места Владимирской губернии; семья его тогда проживала во Владимире на Царицынской улице (ныне улица Гагарина).

Творчество

Раннее творчество

Первые литературные опыты Шмелёва относятся ещё ко времени обучения в Московской гимназии. Его первым опубликованным произведением стала зарисовка «У мельницы» 1895 года в журнале «Русское обозрение» ; в 1897 году в печати появился сборник очерков «На скалах Валаама», вскоре запрещённый царской цензурой.

В 1907 году Шмелёв, в то время чиновник во Владимирской губернии, вёл активную переписку с Максимом Горьким и отправил ему на рецензирование свою повесть «Под горами». После положительной оценки последнего Шмелёвым была закончена повесть «К солнцу», начатая ещё в 1905 году, за ней последовали «Гражданин Уклейкин» (1907), «В норе»(1909), «Под небом» (1910), «Патока» (1911). Для произведений писателя этого периода характерны реалистическая манера и тема «маленького человека ».

В 1909 году Шмелёв вступил в литературный кружок «Среда» . В 1911 году в печати появилась его повесть «Человек из ресторана». С 1912 года Шмелёв сотрудничает с Буниным , став одним из учредителей «Книгоиздательства писателей в Москве », с которым его последующее творчество было связано на протяжении многих лет.

В 1912-14 годах было издано несколько его повестей и рассказов: «Виноград», «Стена», «Пугливая тишина», «Волчий перекат», «Росстани», посвящённые описанию быта купечества, крестьянства, нарождающейся буржуазии. Впоследствии вышли два сборника прозы, «Лик скрытый» и «Карусель», а также сборник очерков «Суровые дни» (1916); за ними последовали повесть «Как это было» (1919), повествующая о событиях Гражданской войны, и рассказ «Чужая кровь» (1918-23).

Творчество 1920-1930 годов

Новый период в творчестве писателя начинается после его эмиграции из России в 1922 году.

«Солнце мёртвых» (1923).

Творчество первых лет эмиграции представлено в основном рассказами-памфлетами : «Каменный век» (1924), «Два Ивана» (1924), «На пеньках» (1925), «Про одну старуху» (1925); для этих произведений характерны мотивы критики «бездуховности» западной цивилизации и боль за судьбу, постигшую родину писателя после Гражданской войны.

В произведениях, написанных спустя несколько лет: «Русская песня» (1926), «Наполеон. Рассказ моего приятеля» (1928), «Обед для разных», - на первый план выходят картины «старого житья» в России вообще и Москве в частности. Для них характерны красочные описания религиозных празднеств и обрядов, прославление русских традиций. В 1929 году вышла книга «Въезд в Париж. Рассказы о России зарубежной», посвящённая тяжёлым судьбам представителей русской эмиграции. В 1930 году был опубликован лубочный роман Шмелёва «Солдаты», сюжетом для которого послужили события Первой мировой войны .

Наибольшую известность принесли Шмелёву романы «Богомолье » (1931) и «Лето Господне » (1933-1948), дающие широкую картину быта старой, «патриархальной» России, Москвы и любимого писателем Замоскворечья. Эти произведения были весьма популярны в среде русского зарубежья .

Последний период творчества

Для последнего периода жизни Шмелёва характерны тоска по родине и тяга к монастырскому уединению. В 1935 году в печати появился его автобиографический очерк «Старый Валаам» о его давней поездке на остров Валаам, спустя год был выпущен построенный на «сказе» роман «Няня из Москвы» (1936), написанный от лица пожилой русской женщины Дарьи Степановны Синициной.

В послевоенном романе 1948 года «Пути небесные» о судьбах реальных людей, инженера В. А. Вейденгаммера, религиозного скептика, и послушницы Страстного монастыря Дарьи Королёвой, нашла отражение «тема реальности Божьего промысла в Земном Мире». Роман остался неоконченным: смерть не позволила писателю завершить его третий том, поэтому в печать вышло лишь два первых.

В 1931 и 1932 годах был номинирован на Нобелевскую премию по литературе .

Постановки и экранизации

• Немой советский фильм Якова Протазанова «Человек из ресторана » (1927).
• «Человек из ресторана» поставлен в 2000 году режиссёром Мариной Глуховской в Омском государственном камерном театре «Пятый театр» .
• Рисованный мультфильм «Моя любовь» по роману «История любовная» создан в 2006 году ярославцем Александром Петровым .
• «Человек из ресторана» поставлен в 2015 году режиссёром Егором Перегудовым в театре «Сатирикон».

Библиография

Книги о Шмелёве

• Венок Шмелеву. Материалы международной научной конференции "Иван Шмелев - мыслитель, художник и человек" (2000). - М., 2001.
• Грико, Т. Шмелевы [Текст] / Т. Грико // Москва. 2000. - № 6. - С. 174−187.
• Дзыга, Я.О. Изображение быта в "Истории любовной" И.С. Шмелева: диалог с традицией [Текст] / Я.О. Дзыга // Вестник Самарского государственного университета. - 2011. - №7 (88). - С. 106-110.
• Есаулов, И.А. Поэтика литературы русского зарубежья (Шме­лев и На­бо­ков: два ти­па за­вер­ше­ния тра­ди­ции) / И.А. Есаулов. Категория соборности в русской литературе. - Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1995.
• И.С. Шмелев в контексте славянской культуры: VIII Крымские международные Шмелевские чтения. - Симферополь: Таврия-Плюс, 2000.
• И.С. Шмелев и духовные традиции славянской культуры: Сб. материалов междунар. науч. конф. 11-15 сент. 2002 г., г. Алушта / XI Крымские международные Шмелевские чтения. - Алушта, 2004.
• И.С. Шмелев и русская литература ХХ века. III Крымские Шмелевские чтения: тезисы докладов научной конференции, 19-26 сент. 1994 г. - Алушта, 1994.
• Кияшко, Л.Н. Автобиографическая проза как феномен литературы русского зарубежья (И.С. Шмелев "Богомолье" и "Лето Господне") [Текст] / Л. Н. Кияшко // Вопр. филологии. – 2011. - N 2 (38). - С. 124-132.
• Любомудров, А.М. Интуитивное и рациональное в творческой личности И.С.Шмелева // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 8: Литературоведение. Журналистика. - 2007. - №6.
• Любомудров, А.М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев / А. М. Любомудров. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.
• Нечаенко Д.А. Сказка о России: "духоводительные видения" и сны в романе И.С.Шмелёва "Лето Господне" [Текст] // Нечаенко Д.А. История литературных сновидений XIX-XX веков: Фольклорные, мифологические и библейские архетипы в литературных сновидениях XIX-начала XX вв. М.: Университетская книга, 2011. С. 744-753. ISBN 978-5-91304-151-7
• Осьминина, Е.А. Возвращение Ивана Шмелева [Текст] / Е. А. Осьминина//Москва. 2000. - № 6. - С. 173-174.
• Памяти Ивана Сергеевича Шмелева: сб. статей и воспоминаний. - Мюнхен, 1956.
• Попова, Л.Н. Шмелев в Алуште [Текст] / Л.Н. Попова. - Алушта: Крым. архив., 2000. - 83 с.
• Руднева, Е.Г. Заметки о поэтике И.С. Шмелева [Текст] / Е.Г. Руднева. М., 2002. - 128 с.
• Солнцева, Н.М. Иван Шмелёв: Жизнь и творчество: Жизнеописание. - М.: Эллис Лак, 2007. - 544 с. - ISBN 978-5-902152-45-3
• Сорокина, О.Н. Московиана: Жизнь и творчество Ивана Шмелева.- М., 2000.
• Суровова, Л. Живая старина Ивана Шмелева. – М., 2006. – 304 с.
• Черников, А. П. Проза И. С. Шмелева: Концепция мира и человека. - Калуга: Калужский областной институт усовершенствования учителей, 1995. - 344 с.
• Шаховской, Д.А. И.С. Шмелев: Библиография. - Paris, 1980.
• Шешунова, С. В. Образ мира в романе И.С. Шмелева "Няня из Москвы" [Текст]/ С.В. Шешунова. - Дубна, 2002.
• Шешунова, С.В. Судьба и книги Ивана Шмелева. Цикл лекций на радио "Град Петров" . - М., 2010.

Напишите отзыв о статье "Шмелёв, Иван Сергеевич"

Примечания

Ссылки

• в библиотеке Максима Мошкова
• Солженицын А . . // Новый мир . - 1998. - № 7
• Биография. Творчество. Как возвращали прах писателя в Москву из Сент-Женевьев-де-Буа.

Отрывок, характеризующий Шмелёв, Иван Сергеевич

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.

Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.

Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…

Имя: Иван Шмелев (Ivan Shmelev)

Возраст: 76 лет

Деятельность: писатель, публицист

Семейное положение: был вдовцом

Иван Шмелев: биография

Насколько тревожное, тягостное впечатление оставляет у читателя роман «Солнце мертвых», настолько же светлое, полное умиротворения чувство рождает прочтение «Лета Господня». Эти непохожие друг на друга книги сделали Ивана Шмелева узнаваемым автором не только на родине, но и за рубежом.

Русский писатель, переживший раннюю смерть отца, противостояние с царской цензурой, убийство сына и вынужденное прощание с родной землей, дважды номинировался на получение Нобелевской премии, но так и не стал лауреатом. Последние годы жизни писатель провел в бедности в эмиграции. В 2000 году останки Шмелева доставили в Россию и перезахоронили в столице.

Детство и юность

Несмотря на то, что дед Ивана Шмелева по линии отца был перебравшимся в Москву крестьянином из провинции, будущий писатель родился в обеспеченной семье. Его папа Сергей Иванович разобрался с оставшимися в наследство долгами и организовал артель плотников. Также ему принадлежали несколько бань. В супруги он себе выбрал дочь купца Евлампию Савинову. 3 октября (по старому стилю - 21 сентября) 1873 года жена родила ему сына, которого в честь деда назвали Иваном.

С холодной и строгой матерью отношения Ивана всегда были прохладными, хотя именно Евлампия Гавриловна, получившая образование в институте благородных девиц, приучила сына к чтению русской классики. Больше времени мальчик проводил с отцом и нанятыми им мастерами. Был среди них и Михаил Панкратович Горкин – ярый приверженец православия, в пожилом возрасте он оставил работу и по просьбе Сергея Ивановича приглядывал за маленьким Ваней. Считается, что под его влиянием и сформировался интерес Шмелева к религии.

Когда мальчику было 7 лет, отец упал с лошади и восстановиться не смог. Мать осталась одна с шестью детьми. Жили на поступления от бань; кроме того, сдали в аренду третий этаж дома и подвал. Счастливая, безмятежная пора детства окончательно завершилась, когда в 11 лет Ваню перевели из частного пансиона, стоявшего рядом с домом, в первую Московскую гимназию. Учебу в ней писатель впоследствии вспоминал как самый тяжелый период юности. «Холодные, сухие люди», - напишет он о преподавателях позднее.

Из-за неуспеваемости и конфликтов с педагогами через пару лет Шмелев повторно сменил место учебы. Шестую Московскую гимназию он окончил в 1894 году, при этом до золотой медали ученику не достало половины балла. Шмелев поступает в Московский университет на факультет юриспруденции, а год спустя в журнале «Русское обозрение» публикуется произведение «У мельницы» - зарисовка обеспечивает юноше литературный дебют.

Литература

Вдохновленный первой публикацией, спустя два года Шмелев решает издать сборник рассказов «На скалах Валаама». Материал автор собрал в поездке в монастырь. Но царская цензура не допускает к печати произведение, вынуждая писателя убирать критические отрывки. Опубликованные с учетом замечаний цензоров очерки оставляют читателей равнодушными, и разочарованный автор берет паузу в творчестве, которая затягивается на 9 лет.

Получив образование и отслужив год в армии, Шмелев с супругой и сыном переезжает во Владимир. Писатель работает чиновником по особым поручениям при Владимирской казенной палате МВД. С 1905 года Иван Сергеевич возобновляет работу над произведениями и пишет с просьбой рецензировать некоторые из них. Автор создает рассказы и повести, в центре которых находится «маленький человек».

Вернувшись в столицу, Шмелев в 1909 году присоединяется к «Среде». В литературный кружок входили , и другие авторы, а также . Литераторов объединяют не только встречи, но и сотрудничество с «Книгоиздательством писателей в Москве», соучредителями которого выступают Бунин и Шмелев.

В 1911 году публикуется повесть «Человек из ресторана». Через 16 лет вышла экранизация произведения, рисующего падение нравов, созданная советским режиссером Яковом Протазановым. К 40 годам Шмелев становится известным как автор очерков и повестей о купечестве и крестьянстве. Описывая тяготы народа, видя его тяжелый быт, писатель с одобрением встречает события февраля 1917 года. Однако наступившая за этим неразбериха и последовавшее насилие быстро превращают надежды в разочарование и ужас.

Видя разрушение не только основ государственности, но и моральных устоев, нарастание жестокости и хаоса, Шмелев с супругой и сыном, офицером царской армии, воевавшим на фронте Первой мировой, уезжает в Крым. Здесь семья приобретает дом и участок, Иван Сергеевич пишет посвященную событиям Гражданской войны повесть «Как это было» и начинает рассказ «Чужая кровь». Но Шмелевым недолго удается оставаться в стороне от трагических событий. Красная армия занимает Крым и, несмотря на старания и письма отца, 25-летнего Сергея Шмелева казнят.

Писатель, чья жизнь разбита утратой, проводит еще два года на полуострове, а затем иммигрирует в Европу. Сначала он останавливается в Берлине, а затем перебирается в Париж. В столице Франции Шмелев проведет остаток жизни.

Вскоре после переезда выходит «Солнце мертвых» - роман, рисующий бесчеловечность революционных событий в России. «Прочтите это, если у вас хватит смелости», - отзывался о произведении немецкий писатель , а характеризовал его как «настоящее свидетельство о большевизме», которое передает «отчаяние и всеобщую гибель первых советских лет».

Опасаясь за судьбу родины, видя разрушение веками формируемой культуры и подмену ценностей, Шмелев создает рассказы-памфлеты. Во второй половине 20-х критические мотивы сменяет ностальгия по старому укладу. «Обед для разных», «Русская песня» - эти рассказы наполнены яркими описаниями православных праздников, быта, традиций.

Вершиной этого этапа становится повесть «Богомолье» и роман «Лето Господне». Примечательно, что произведения создавались параллельно. Обе книги снискали большую популярность среди российских эмигрантов.

С искренностью и теплотой автор воскрешает атмосферу детства, а вместе с ней – утраченную дореволюционную Россию. Впервые «Лето Господне» публикуется в 1933 году в Белграде, «Богомолье» - в 1935 году там же. На родине Шмелева книги выходят в свет лишь в конце 80-х.

Последний период творчества русского писателя отмечен усилившейся тоской по родине. Шмелев обращается к воспоминаниям опоездке 1896 года и создает очерк «Старый Валаам». В 1936 году, используя жанр сказа, пишет роман «Няня из Москвы», главной героиней в котором выступает вынужденная уехать в эмиграцию пожилая женщина.

Шмелев настолько ненавидел большевистский режим, что воспринял вторжение фашистов в СССР как божье провидение. В письме к философу нападение Германии назвал «подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола» и выразил надежду, что свержение власти коммунистов откроет путь для духовно-нравственного возрождения страны.

В 1948 году Иван Сергеевич начал работу над романом «Пути небесные». Произведение осталось неоконченным из-за смерти автора, но по созданным главам очевидно, что тот хотел показать осуществление божьего промысла в реальном мире.

В советский период творчество Шмелева расценивалось как антисоветское. Публиковать книги писателя-эмигранта начали лишь в перестройку. В 1993 году в Алуште открыли посвященный ему дом-музей, и вскоре автор заслужил признание и на своей родине.

Личная жизнь

Иван Шмелев женился в 20 лет, вскоре после поступления в университет. Его супругой стала Ольга Охтерлони. Необычная фамилия объяснялась происхождением из знатного шотландского рода. Ее предки перебрались в Россию в конце 18 века. Отец Александр Александрович стал героем обороны Севастополя.

Брак с Ольгой Александровной был счастливым, вместе пара прожила 40 лет. Именно жена вскоре после рождения сына Сережи в 1896 году уговорила тогда начинающего писателя посетить Валаам. Она скончалась в 1936 году. Иван Сергеевич пережил ее на 14 лет.

Смерть

Вместе с другими писателями русской эмиграции Иваном Буниным и Шмелев дважды включался в число претендентов на получение Нобелевской премии. Тем не менее, стать победителем ему не удалось. Чем старше становился писатель, тем больше материальных затруднений он испытывал.

Иван Шмелев скончался в 1950 году, 24 июня. Причиной смерти стал сердечный приступ. Его похоронили на кладбище города Сент-Женевьев-де-Буа, но сейчас его останки покоятся в некрополе Донского монастыря, расположенного в столице России. Перезахоронение состоялось в 2000 году. Сюда же перенесли останки Ольги и Сергея Шмелевых.

Библиография

• 1897 – «На скалах Валаама»
• 1907 – «Гражданин Уклейкин»
• 1911 – «Человек из ресторана»
• 1913 – «Волчий перекат»
• 1916 – «Суровые дни»
• 1918 – «Неупиваемая чаша»
• 1927 – «Про одну старуху»
• 1927 – «История любовная»
• 1923 – «Солнце мертвых»
• 1933 – «Лето Господне»
• 1935 – «Богомолье»
• 1935 – «Старый Валаам»
• 1936 – «Няня из Москвы»

Цитаты

«День ото дня страшнее - и теперь горсть пшеницы дороже человека».

«Пустая дорога - не пустая: писано по ней осколками человечьих жизней».

«- Не убойтеся сего и не дивитеся: неисповедимо открываются пути даже и зверю неразумному, а сокрыто от умных и разумных».

• Впервые с цензурой Иван Шмелев столкнулся еще в шестой гимназии. Ученик включил в текст сочинения о Храме Христа Спасателя скептические слова Семена Надсона, за что получил «единицу», пропустил экзамен и остался на второй год. По собственном признанию, с тех пор невзлюбил философию.
• В детстве страдал нервным тиком из-за постоянных побоев матери. Вместо уговоров Евлампия Гавриловна бралась за розги. Если замечала, что у сына дергается щека, давала оплеуху.
• Первую влюбленность пережил в восемь лет, но вскоре чувство сменили новые переживания. Впечатления юности легли в основу романа «История любовная» 1927 года, по которому в 2006 году ярославский мультипликатор Александр Петров создал анимационный фильм.

Среди житейской суеты как-то совсем незамеченным прошел юбилей - 140 лет со дня рождения замечательного русского писателя Ивана Шмелёва...

"Шмелёв теперь — последний и единственный из русских писателей, у которого ещё можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелёв изо всех русских самый распрерусский, да ещё и коренной, прирождённый москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа"

(А. И. Куприн )

(Константин Бальмонт )

Иван Сергеевич Шмелёв родился 3 октября (21 сентября по ст. ст.) 1873 года в Донской слободе Москвы, в доме по адресу: Б.Калужская, 13, в известной московской купеческой семье Шмелёвых. Семья Шмелёвых была благополучная, православная с патриархальным ладом. Детство Шмелева прошло в тесном общении с мастеровыми, что позволило ему хорошо узнать и полюбить народную, трудовую Россию.
Изначально Шмелёв получал образование на дому, где в роли учителя выступала его мать, которая постепенно вводила юного писателя в мир литературы (изучение Пушкина, Гоголя, Толстого и др.) Далее учится в шестой Московской гимназии. После её окончания, поступает в 1894 году на юридический факультет Московского университета. А затем, спустя 4 года, окончив его, проходит военную службу в течение 1 года и далее служит чиновником в глухих местах Московской и Владимирской губерниях.

Стремление к литературному творчеству пробудилось у Шмелева еще во время обучения в московской гимназии. В 1895 в журнале «Русское обозрение» был напечатан первый рассказ «У мельницы». В том же году, совершая свадебное путешествие на Валаам, Шмелев заехал в Троице-Сергиеву лавру, чтобы получить благословение почитаемого подвижника, иеромонаха Варнавы Гефсиманского. Старец предрек Шмелеву предстоящий ему «крест» страданий, прозрел и укрепил в нем писательский дар, сказав: «Превознесешься своим талантом».
Книга очерков «На скалах Валаама» (1897), описывающая Валаамский монастырь с точки зрения светского туриста, была, по словам Шмелева, наивной, незрелой и не имела успеха у читателя. На 10 лет Шмелев отходит от писательского труда. Окончив в 1898 юридический факультет Московского университета, он служит чиновником в центральных губерниях России. «Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни. Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, мелкопоместное дворянство», — скажет позднее Шмелёв.

Дореволюционные произведения Шмелева вдохновлены верой в земное счастье людей в радостном будущем, упованиями на социальный прогресс и просвещение народа, ожиданиями перемен в общественном строе России. Вопросы веры, религиозного сознания в это время мало занимают писателя: увлекшись в юности идеями дарвинизма, толстовства, социализма, Шмелев на долгие годы отходит от Церкви и становится, по собственному признанию, «никаким по вере». Однако уже в этот период явственно звучат в его произведениях очень важные для Шмелева темы страдания и сострадания человеку, которые станут определяющими во всем последующем творчестве.

И.С. Шмелев с женой Ольгой Александровной и сыном Сергеем

Февральскую революцию изначально Шмелёв принимает восторженно и с энтузиазмом, как и многие его современники. Он едет в Сибирь, чтобы встретить политкаторжан, выступает на собраниях и митингах, рассуждает о «чудесной идее социализма». Но в скором времени Шмелёву приходится разочароваться в революции, он открывает для себя её чёрную сторону, видит во всем этом насилие над судьбой России. Октябрьский переворот он сразу не принимает и последующие её события повлекли за собой мировоззренческий перелом в душе писателя.

Во время революции Шмелёв уезжает с семьёй в Алушту, где покупает дом с участком земли. Осенью 1920 года Крым был занят красными частями. Трагичной оказалась судьба Сергея — единственного сына Шмелёва. Двадцатипятилетний офицер Русской армии, находясь в госпитале, был арестован. Несмотря на все усилия отца освободить Сергея, он был приговорён к смерти.

Сергей Шмелёв

Это событие, а также пережитый его семьёй страшный голод в оккупированном городе, ужасы массовой резни, устроенной большевиками в Крыму в 1920—1921, привели Шмелёва к тяжёлой душевной депрессии.

Шмелёв не мог принять, когда гибнет всё живое вокруг, происходит повсеместный красный террор, зло, голод, озверение людей. В связи с этими переживаниями, писатель пишет эпопею «Солнце мёртвых» (1924), где раскрывает свои личные впечатления о революции и Гражданской войне. Шмелев рисует торжество зла, голод, бандитизм, постепенную утрату людьми человеческого облика. Стиль повествования отражает запредельное отчаяние, смятенное сознание рассказчика, который не в силах понять, как мог осуществиться такой разгул безнаказанного зла, почему вновь настал «каменный век» с его звериными законами. Рефреном проходит через книгу образ пустых небес и мертвого солнца: «Бога у меня нет. Синее небо пусто…». Эпопея Шмелева, с огромной художественной силой запечатлевшая трагедию русского народа, была переведена на многие языки и принесла автору европейскую известность.

Эмиграция

Писатель тяжело переживал трагические события, связанные с революцией и военными событиями, и по приезде в Москву, он всерьёз задумывается над эмиграцией. В принятии этого решения активно участвовал И.А. Бунин, который звал Шмелёва за границу, обещая всячески помочь его семье. В январе 1923 года Шмелёв окончательно уехал из России в Париж, где прожил 27 лет.

Годы, проведённые в эмиграции, отличаются активной плодотворной творческой деятельностью. Шмелёв публикуется во многих эмигрантских изданиях: «Последние новости», «Возрождение», «Иллюстрированная Россия», «Сегодня», «Современные записки», «Русская мысль» и др.
И все эти годы Иван Сергеевич пертеживал разлуку с родиной. К России он возвращался в своем творчестве.

Самая известная книга Шмелева — «Лето Господне». Обращаясь к годам детства, Шмелев запечатлел мировосприятие верующего ребенка, доверчиво принявшего в свое сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстает в книге не диким «темным царством», но целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелев далек от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушевывая грубых и жестоких сторон этой жизни, ее «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается прежде всего своей светлой, радостной стороной. Существование героев неразрывно связано с жизнью церковной и богослужением. Впервые в русской художественной литературе столь глубоко и полно воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. В психологических переживаниях, молитвенных состояниях персонажей, среди которых и грешники, и святые, открывается духовная жизнь православного христианина.
Смысл и красота православных праздников, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыты настолько ярко и талантливо, что книга стала подлинной энциклопедией русского Православия. Удивительный язык Шмелева органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нем отразилась сама душа России. И. А. Ильин отмечал, что изображенное в книге Шмелева — не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это — дух нашего народа». Шмелев создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее источники нашей национальной духовной силы».

Живое соприкосновение с миром святости происходит и в примыкающей к «Лету Господню» книге «Богомолье» (1931), где в картинах паломничества в Троице-Сергиеву лавру предстают все сословия верующей России. Подвижническое служение «старца-утешителя» Варнавы Гефсиманского воссоздано Шмелевым с признательной любовью.

Роман «Няня из Москвы» (1934), написанный в излюбленной Шмелевым форме сказа (в которой писатель достиг непревзойденного мастерства), — это повествование бесхитростной русской женщины, попавшей в бурный водоворот событий истории ХХ в. и оказавшейся на чужбине. Глубокая вера, внутреннее спокойствие, безграничная доброта и духовное здоровье позволяют Дарье Степановне трезво оценивать все происходящее с людьми и страной. В простых словах няни о грехе и воздаянии открывается смысл страданий России как необходимой и спасительной кары для ее очищения.

Поэтический очерк «Старый Валаам» (1936) вводит читателя в мир православного русского монастыря, рисует жизнь, погруженную в атмосферу святости. Со светлой грустью вспоминая свою юношескую поездку на остров, Шмелев показывает, как монашеское бытие озаряет человеческую жизнь светом вечности, претворяет скорбь в высокую радость. Образы Святой Руси наполняют также очерк «Милость прп. Серафима» (1935) — о том, как Шмелев был спасен от смертельной болезни после горячей молитвы к батюшке Серафиму Саровскому, и повесть «Куликово поле» (1939) — о чудесном явлении в Советской России прп. Сергия Радонежского, ободряющего и укрепляющего оставшихся там христиан.

В Париже Шмелёв начинает тесно общаться с русским философом И.А. Ильиным. На протяжении долгого времени между ними велась переписка (233 письма Ильина и 385 писем Шмелёва). Она является важным свидетельством политического и литературного процесса времён русской эмиграции первой волны.
На чужбине, сошлись три русских Ивана - Иван Шмелёв, Иван Ильин и Иван Бунин - в чьих сердцах навсегда осталась любовь к России.

Но критиков раздражал патриотизм и национальная устремленность творчества писателя. «Черносотенной полицейщиной» окрестила эмигрантская пресса роман «Солдаты», где достойно показаны царские офицеры. Видный критик русского зарубежья Г. Адамович преследовал Шмелева оскорбительными, игриво-глумливыми рецензиями. Шмелеву не могли простить «православные русские традиции… то, что он осмелился встать на защиту исторической России против революции».

Среди друзей и единомышленников Шмелева можно назвать И. Ильина, семью генерала А. Деникина, Н. Кульмана, В. Ладыженского, К. Бальмонта, А. Куприна.

Как на родине, так и в эмиграции на Шмелева одно за др. обрушивались «предельные испытания». В 1936 умерла жена Шмелева Ольга Александровна, его верная спутница, и с этого момента он несет крест одиночества. Это был непоправимый и непереносимый удар для Ивана Сергеевича. Нельзя было даже себе представить, как он будет жить без нее... Тихая, спокойная, вечно работающая, беззаветно любящая, она была другом его жизни, его помощницей, нянькой, сестрой милосердия. Он не умел дня прожить без нее.
И вот... Пришлось жить, болеть, работать годы в полном, горчайшем одиночестве... Только глубокая вера спасала писателя.

Шмелев страдал тяжелой болезнью, обострения которой не раз ставили его на грань смерти. Материальное положение Шмелева порой доходило до нищенства. Война 1939—45, пережитая им в оккупированном Париже, клевета в печати, которой недруги пытались очернить имя писателя, усугубляли его душевные и физические страдания.

Престарелого писателя обвиняли чуть ли не в сотрудничестве с нацистами (он публиковался в изданиях, которые потом стали считаться коллаборционистскими, однако вряд ли пожилой писатель мог разбираться в таких вещах). Но ведь Шмелёв всегда был добрым, сострадательным человеком. По воспоминаниям современников, Шмелев был человеком исключительной душевной чистоты, не способным ни на какой дурной поступок. Ему были присущи глубокое благородство натуры, доброта и сердечность. О пережитых страданиях говорил облик Шмелева — худого человека с лицом аскета, изборожденным глубокими морщинами, с большими серыми глазами, полными ласки и грусти.

Ксения Деникина, жена генерала Деникина вспоминала:
...Когда началась последняя война, И.С. очень тяжело это переживал. Я приведу несколько слов из его писем от 1939 года, которые звучат, как будто они написаны сейчас: "Я знаю: чистая наша Россия будет. Увенчанная страдалица... Теперь уже открылись глаза мира и все понятно. Будем же верить, что отыщется затерянный путь к правде, что истинная Россия себя найдет... Идет новое поколение, молодое, хватившее всего и дерзкое. Да будет приход его под знаком Господним!"

Неважно, что не одобряют Шмелева многие суровые критики, что находят в нем недостатки, что доказывают, будто он не на высоте классических образцов.

Он - Богоищущая душа, последний писатель той исконной русской жизни, в которой, невзирая на прогресс, большие города и всякую современную технику и комфорты, жила еще российская кондовая душа со своим стремлением к праведному. Он - нам понятный и наш родной писатель.

Иван Сергеевич Шмелёв умер в 1950 году в результате сердечного приступа. Смерть писателя, так любившего монастырскую жизнь, стала глубоко символичной: 24 июня 1950 года, в день именин старца Варнавы, который ранее благословлял его «на путь», Шмелёв приезжает в русский монастырь Покрова Божией Матери в Бюсси-ан-От и в тот же день умирает.
Рассказывают, что писатель тихо сидел в трапезной монастыря, тихо заснул... и больше не проснулся. Говорят, такую смерть Господь посылает праведникам, много страдавшим при жизни...

Иван Сергеевич Шмелёв был похоронен на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. В 2000 году было выполнено заветное желание Шмелёва: прах его и его жены перевезён на родину и погребён рядом с могилами родных в московском Донском монастыре.

Упокой, Господи, душу раба Твоего Иоанна.