КЛЮКИНА ОЛЬГА ПЕТРОВНА родилась в поселке Приволжский Саратовской области. После окончания филологического факультета Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского работала в газетах «Саратов», «Саратовские вести», «Саратовская панорама», «Новый стиль», «Взгляд» и других городских изданиях, освещая проблемы современной культуры.

Автор романа «Эсфирь» (М, «Терра-книжный клуб», 2002 г. и М, «Триада», 2006 г.), повестей для детей «Огненный меч Гедеона», «Верный страж Мардохей», «Братская победа» (М, «Триада», 2007 г., серия «Библейские битвы»), «Никита-мизинчик и чудесный клад» (М. «Лепта», 2007 г.), серии «Святые в истории» из шести книг (2014-2015 годы) и других произведений.

С 2010 года по 2013 годы работала на телеканале «Радость моя» (Москва) в качестве сценариста, главного редактора детского познавательного журнала «Шишкин лес» и альманаха «Доброе слово».

Ольга Петровна Клюкина является лауреатом Премии Правительства Российской Федерации в области печатных средств массовой информации за 2012 год, призёром Третьего Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени А.Н. Толстого за повесть «Пророк Иона: одинокий воин».

Член Союза российских писателей с 2005 года.

В 2016 году в Калужском ТЮЗе поставлена пьеса Ольги Клюкиной «Беликов. Реабилитация».

В настоящее время живет в Калуге.

ИЗ КНИГИ «СВЯТЫЕ В ИСТОРИИ».

АПОСТОЛ ПАВЕЛ

Где Дух Господень, там свобода.

(2 Кор. 3: 17)

…Ураган налетел внезапно - моряки называют этот разрушительный ветер эвраквилоном. Он пригоняет с востока черные тучи, а потом одним ударом гасит свет, обрушивает сверху потоки воды, меняет местами небо и море и всем кораблям, не успевшим укрыться в гавани, объявляет смертный приговор.

Судно из Александрии, перевозившее в Италию пшеницу, а заодно и узников на суд в Рим, тоже стало жертвой эвраквилона. Вот уже больше недели его, как скорлупку, болтало на огромных волнах. С тем лишь отличием, что корабль, сделанный руками людей, был менее прочным: скрипел, трещал и в любое мгновение мог развалиться на куски. Но каким-то чудом он все еще удерживался на поверхности воды.

Моряки давно сделали все что могли для спасения судна: убрали паруса и отпустили его плыть по ветру, подрубили мачту, выбросили за борт весь груз - сначала мешки с пшеницей, а потом уже и мебель. На борту оставались 276 насмерть перепуганных человек, включая пленных и конвоиров, и никто из них давно уже не ел, не пил и не спал - все ожидали неминуемой гибели.

Лишь один человек на корабле сохранял спокойствие. Он говорил, что, хотя судно и потерпит кораблекрушение, команда и пассажиры все до одного спасутся, а ему самому суждено скоро увидеть Рим. И хотя поверить в такое было невозможно, пленные в трюме, да и охранники, как дети, старались быть к нему поближе.

Этого узника звали Павлом Тарсянином, и всем было ясно, что он - не обычный арестант. Начать с того, что в пути его сопровождали несколько человек, не закованных в цепи, - ученики, которые по доброй воле делили с пленным все тяготы морского путешествия. К тому же приставленный к Павлу конвоир - центурион Юлий обращался с ним на удивление мягко и даже почтительно. Да и матросы на судне теперь старались к Павлу прислушиваться. Он ведь заранее предупреждал, что не надо сейчас отправляться в путь, предрекал большие беды в плавании. Капитан и сам понимал, насколько опасно в конце октября пытаться пересечь Средиземное море, но все же решил рискнуть - и теперь все за это расплачивались.

На четырнадцатый день, когда ни у кого уже не оставалось никакой надежды, кто-то из пассажиров вдруг заметил за бортом полоску земли. Капитан приказал срочно бросить якоря, боясь, как бы судно не протащило ветром мимо суши. Матросы приободрились и даже попытались незаметно от всех спустить на воду шлюпку, чтобы на веслах добраться до берега. Но их задержали вооруженные охранники, не позволившие бросить корабль на произвол судьбы. На рассвете Павел велел всем подкрепиться перед последним испытанием и сам, первый, с молитвой, преломил хлеб - его примеру последовали остальные.

Утром подул попутный ветер. Матросы убрали якоря, поставили запасной парус, и судно понесло в сторону тихого залива. Но когда до берега оставалось совсем немного, корабль наскочил на мель и стал тонуть. Началась страшная паника: конвоиры испугались, как бы узники не сбежали вплавь, и хотели прямо здесь, на месте, всех перебить. Однако центурион Юлий не допустил такой жестокости. Он приказал всем плыть к берегу; не умеющих плавать стали переправлять на досках.

Как и предсказал Павел, ни один из пассажиров затонувшего судна не погиб - все нашли спасение на острове Мальта, который в то время был римской колонией.

Потерпевших кораблекрушение заметили местные жители. Они помогли разжечь костры, принесли еду и одежду. Вскоре на берег явился и римский наместник острова Публий и некоторых пригласил в свой дом. В их числе были центурион Юлий, Павел Тарсянин, его спутники Тимофей, Аристарх и Лука - тот самый евангелист Лука, кто впоследствии в «Деяниях святых апостолов» опишет эти и другие перипетии жизни апостола Павла.

На Мальте путешественники провели три холодных и самых опасных для навигации месяца - с середины ноября по середину февраля. И за это время многие смогли поближе познакомиться с необычным узником и узнать, почему его в оковах везут на суд в Рим…

БИБЛИОГРАФИЯ:

Исторический роман «Эсфирь». М, Издательство «Терра – книжный клуб », серия «Избранницы судьбы», 2002 г. Переиздания: «Триада». Москва. 2006 г. , «Мир книги». 2010 г.

«Огненный меч Гедеона» — повесть для детей в серии «Библейские битвы». М., издательство «Триада», 2007

«Верный страж Мардохей» — повесть для детей в серии «Библейские битвы», М., «Триада», 2007

«Братская победа», или битва, которой не было — повесть для детей в серии «Библейские битвы», М., «Триада», 2007

«Пророк Иона: одинокий воин» — повесть для детей в серии «Библейские битвы».

«Никита-мизинчик и чудесный клад» (Приключения времен Древней Руси) – историческая повесть для детей. М, издательство «Лепта», 2007

«Однажды…» — сборник христианских притч. Автор-составитель – Ольга Клюкина. М., «Триада», 2007

«Огоньки в пустыне» — жития египетских отцов-пустынников в переложении для детей. М., издательство «Отчий дом», 2008

«Святой Герасим и лев».

«Святой Серафим и медведь». Книжка-раскраска. Житие святого и интересная игра. «Никея». 2010

«Жил человек».

«Отцы-пустынники». Сборник христианских притч. Серия «101 притча». Автор-составитель – Ольга Клюкина. «Никея». Москва. 2009 г.

«Просто верить». Сборник христианских притч. Серия «101 притча». Автор-составитель – Ольга Клюкина. «Никея». Москва. 2012 г.

«Закон любви». Краткий современный катехизес для тех, кто хочет быть с Богом. Москва. «Никея». 2013

I- III века. Москва. «Никея». 2014

«Святые в истории». Жития святых в новом формате. IV- VII века. Москва. «Никея». 2014

«Святые в истории». Жития святых в новом формате. VIII- XI века. Москва. «Никея». 2014

«Святые в истории». Жития святых в новом формате. XII- XV века. Москва. «Никея». 2015

«Святые в истории». Жития святых в новом формате. XVI- XIX века. Москва. «Никея». 2015

«Святые в истории». Жития святых в новом формате. XX век. Москва. «Никея». 2016

«Преподобный Андрей Рублев». Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Москва. 2015

«Мудрый ослик». Притчи для детей. Автор-составитель Ольга Клюкина. Москва, Издательский дом «Никея». 2017

Калужский литературный альманах «Синие мосты» №2. Пьеса «Беликов. Реабилитация» (по мотивам рассказа А.П. Чехова «Человек в футляре»).

«Друг Константина Великого». Калуга. 2017

Ольга Клюкина: «Это словно погружение на глубину!»

Писательница с саратовскими корнями выпустила книгу с биографиями святых

Писательница и журналист Ольга Петровна Клюкина - в Саратове довольно известная личность. Она отсюда родом, долгое время работала в местных СМИ. Но вот уже несколько лет Ольга живет в Москве. Недавно в столичном издательстве «Никея» вышли две книги Клюкиной, объединенные общей серией под названием «Святые в истории». Писательницей была предпринята попытка (вполне удачная!) реконструкции биографий, портретов святых на основании исторических документов, воспоминаний современников, их письменного наследия. Мы решили поговорить с Ольгой Петровной о ее новых и неожиданных книгах.

- Ольга Петровна, расскажите, пожалуйста, как возник замысел книг из серии «Святые в истории».

Прежде всего это идея московского издательства «Никея», с которым до этого я несколько лет сотрудничала. Сборники притч, раскраски, книга «Закон любви»... И вдруг выяснилось, что они хотят выпустить серию книг о святых разных веков - от I до XX века, показать историю христианства через конкретные личности, тех людей, которых теперь мы почитаем как святых. Многое из того, что я прежде делала, было как бы вокруг этого: роман «Эсфирь» на библейский сюжет, с уклоном в историю; пересказ притч и сказаний об отцах-пустынниках для детей; какие-то другие вещи. А тут как будто все совпало. Такое чувство, что все, что я прежде писала, было нужно, чтобы приступить к этой серии. И мы потихоньку начали.

- Долго длилась подготовка? Много книг было прочитано? Были у вас консультанты?

Как я уже сказала, мне кажется, подготовка длилась всю мою сознательную жизнь. И длится. Да, я и до сих пор чувствую, что не готова. Особенно когда в той или иной истории приходится углубляться в богословские темы, без чего не может обойтись, к примеру, биография святого Иоанна Дамаскина или Григория Паламы ... С самого начала у меня были научные консультанты, причем постепенно их становится все больше, и они все строже. Теперь уже каждую главу отдают на проработку специалистам, и периодически (да что там греха таить, часто!) я чувствую себя просто двоечницей, которая неточно привела цитату. Сколько прочитано книг? Даже не могу сказать. Очень много.

- С чем можно сравнить эту работу?

Для меня вообще работа над любым произведением в историческом жанре - как погружение на глубину. И чем глубже удается погрузиться в ту или иную эпоху, тем лучше результат. Это очень напряженное и трудное занятие. Иногда уши закладывает. А если серьезно, много приходится работать в библиотеке, за компьютером, чтобы на этой глубине навести резкость и хоть что-то разглядеть. Времяпровождение, скажу я вам, сильно на любителя.

В чем заключается разница между тем форматом, в котором написаны истории книги, и традиционным агиографическим жанром, в котором обычно пишутся жития святых?

Честно говоря, мне не очень нравится подзаголовок «Жития святых в новом формате», который из многих вариантов выбрали в издательстве. Для меня это все же скорее биографии, некие жизнеописания святых на фоне истории. Мы все воспринимаем историю через какие-то события, яркие личности своего времени, будь то правители, известные полководцы, художники, музыканты, даже прославленные куртизанки или злодеи. Но святые - они, если можно так выразиться, сверхличности, соль своего времени. Именно они во многом определяли историю. А спроси даже образованного человека, знает ли он, что эпоха Возрождения - это еще и преподобный Максим Грек , который до принятия монашества звался Михаилом Триволисом и жил в Италии... Или имя жившего немного раньше Марка Эфесского ...

Мне очень нравится выражение французского средневекового историка и писателя Бернарда Шартрского : «Мы - карлики, взобравшиеся на плечи гигантов. Мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что взгляд у нас острее, а сами мы выше, но потому, что они подняли нас вверх и воздвигли на свою гигантскую высоту». А святые способны воздвигнуть еще выше - на высоту небесную.

Чем обусловлен выбор именно тех святых, которые представлены в первой книге серии? Ведь и о других святых тоже сохранились исторические свидетельства.

Да, но для нас было прежде всего важно, чтобы сами герои оставили свидетельства о себе. Иногда это совершенно поразительные документы, как, например, дневник мученицы Перпетуи - молодой женщины-христианки, жившей в III веке в Карфагене. Свои записки она вела, сидя в темнице, ожидая приговора суда, и подробно описала свои мысли, разговоры с отцом, перемену в настроениях, сновидения...

«После того прокуратор произнес приговор обо всех нас, осудив нас на съедение диким зверям, и мы сошли с помоста вниз и, радостные, вернулись в темницу», - пишет она. И без подобных свидетельств невозможно понять дух раннего христианства.

Или такое произведение, как ««Разговор с Трифоном Иудеем». В нем так хорошо слышна интонация самого автора - Иустина Философа .

К примеру, для первой книги мы взяли святого Григория Неокесарийского (Чудотворца) , а не известного всем Николая Чудотворца , почти что его современника. Ведь помимо многочисленных легенд о чудесах от Григория сохранилась его «Благодарственная речь Оригену» и другие сочинения, строки из которых приведены в книге.

Кроме соображений по поводу исторических источников были и другие. Мы старались, чтобы в каждый сборник вошли святые, жившие в разных странах. А еще в каждой книге из девяти историй непременно есть две о женщинах, достигших святости. Мне кажется, такой подход придает серии особый объем, делает ее интересной для широкого круга читателей.

Что читатели говорят о книге? Перед изданием у вас была фокус-группа, которая давала какие-то советы. Быть может, какие-то отклики поступали от нее?

Фокус-группа - это редакционный совет издательства «Никея» в лице директора Николая Бреева , главного редактора Владимира Лучанинова и ведущих специалистов. Отклики уже были, в основном хорошие, и от коллег, и, что очень для меня важно, от священников, и от незнакомых читателей. Один из них даже помещен на заднюю сторону обложки книги - от ведущего программы «Библейский сюжет» на телеканале «Культура» Дмитрия Менделеева : «Автор честно и глубоко вскопал историческую почву, чтобы у читателя в душе могли взойти добрые всходы. И сделал это без ненужных придыханий, но с подлинной любовью к своим героям. А там, где потрудились терпение и любовь, жди откровений». Для меня это было неожиданно и приятно. Мы с Дмитрием лично не знакомы, встретились только на презентации книги в московском культурном центре «Покровские ворота».

Кстати, на презентации в мае присутствовали и историки. Один из них обвинил меня в некоторой необъективности, излишней симпатии к персонажам. Но по-другому не получается. Говоря о первых христианах, речь идет о мучителях и их невинных жертвах.

- Какие книги еще планируются в серии «Святые в истории»?

Серия будет охватывать разные эпохи. Первая книга - I-III века. Это христианство гонимое. Дальше, начиная с Константина Великого , христианство стало государственной религией римлян. Время ранней и поздней Византии, Средние века - и так вплоть до конца XIX века. Возможно, будет и XX век, но точно не знаю. Слишком это еще близко. Мне кажется, о новомучениках надо писать иначе. Пока не поздно, записывать рассказы родственников, собирать письма и драгоценные свидетельства.

Сегодня даже в ограде Церкви жития многих святых воспринимают как педагогическую историю, поучительную легенду. Кое-кто даже сомневается в подлинности некоторых житий, считая их вымыслом святителя Димитрия Ростовского, к примеру. Что бы вы ответили на подобное?

Жития святителя Димитрия Ростовского были написаны в XVII - начале XVIII века. В них много чудес, и некоторые из них действительно напоминают сказу, особенно для современных людей, не очень-то склонных верить в чудеса. Что же касается исторических фактов, истории, в лучшем случае там сказано: «При Диаклетиане». Или: «При Траяне». Но в том-то и дело, что наши предки знали гораздо лучше мировую историю, чем мы сейчас, и, возможно, такой информации для них было достаточно. А нам очень сложно представить то или иное событие без понимания исторического фона. Наверное, понимание этого во многом и послужило толчком к созданию серии. И какие тут сказки? Вот они - письма святого Киприана Карфагенского или Иоанна Златоуста , «Исповедь» блаженного Августина или гимны Симеона Нового Богослова . Прочитайте - и любые сомнения насчет сказок сразу отпадут.

- Какие у вас любимые святые? Как произошла встреча с ними?

Все герои книг этой серии - точно мои любимые. Ведь это как с людьми в жизни: сначала кого-то узнаешь, знакомишься ближе, открываешь для себя что-то новое, удивляешься - и вот уже человек становится частью твоей жизни. А встреча со святыми - это всегда и некоторое потрясение, потому что в них лучшие человеческие качества возведены в превосходную степень.

Невозможно не поражаться отваге святого миссионера Ансгария , ходившего в Данию и Швецию просвещать викингов, или щедрости и доброте святителя Григория , Папы Римского. Богатейший человек из знатного сословия, а ему с юности кусок не лез в горло от осознания, что по Риму ходят голодные. Если бы у меня было много жизней, я бы о каждом из них могла написать роман-эпопею.

Газета «Саратовская панорама» № 35 (963)

Придворные интриги, дворцовые заговоры, гарем персидского царя… А на фоне всего этого – история золушки и Жанны д’Арк одновременно. Пожалуй, именно так в двух словах можно описать события, происходящие в историческом романе Ольги Клюкиной “Эсфирь”, который она написала на основе одноименной книги Ветхого Завета.

К сюжетам из Библии в художественной литературе обращались во все времена. Поэтичными ветхозаветными текстами вдохновлялись и Пушкин, и Фет, и Гумилев, и Куприн. И каждый из них привносил в их изначальный смысл что-то новое, своё. Ольга Клюкина пошла по другому пути. Ей удалось выткать плотное, насыщенное и яркое полотно романа, ничуть не отступив от его библейской канвы и хронологии. “Книга Эсфирь” послужила для нее своего рода синопсисом, который писательница развила в строгом соответствии с первоисточником и достоверными историческими сведениями о той эпохе.

Главные герои романа – дворцовый стражник Мардохей и его приемная дочь Гадасса – иудеи, жившие в персидских Сузах во времена правления царя Артаксеркса I. Именно Гадассе суждено будет впоследствии превратиться в персидскую царицу Эсфирь, супругу Артаксеркса. Ребенком она вместе с Мардохеем побывала на царском пиру, устроенном для всех жителей Суз. С тех пор Гадасса не переставая твердила, что должна стать женой царя. Над ней добродушно посмеивались, но после того, как Мардохею приснился один странный сон, он решил выполнить желание девушки и с помощью знакомых устроил так, что ее привели к Артаксерксу. Эта встреча оказалась судьбоносной не только для Гадассы, но и для всех иудеев Персии. Став царицей Эсфирь, Гадасса с помощью Мардохея предотвратила заговор против Артаксеркса и смогла отменить чудовищный указ об истреблении иудеев, состряпанный его визирем Аманом.

Помимо того, что “Эсфирь” – роман, без сомнения, исторический, он еще и очень романтичный, весь наполненный тонкими чувствами и переживаниями героев. Ольга Клюкина великолепно воссоздает и атмосферу царского дворца с его пирами, интерьерами, украшенными золотом, дорогими, тяжелыми тканями и курящимися благовониями. А в центре – хрупкая девушка Эсфирь, бедная сирота, ставшая царицей не по своей прихоти, не в стремлении к лучшей жизни, а по непостижимому Божественному зову ради спасения своего народа. Недаром у книги есть подзаголовок: “Избранница Бога”.

Тем, кто уже знаком с Библейской “Книгой Эсфирь”, роман поможет ближе почувствовать ее героев. А тех, кто ветхозаветную историю еще не читал – вдохновит открыть Библию, как вдохновила Ольгу Клюкину написать удивительный роман “Эсфирь”.

С вами была программа “Литературный навигатор” и ее ведущая Анна Шепелёва. Держитесь правильного литературного курса!

Ольга Петровна Клюкина родилась в посёлке Приволжский Саратовской области в семье служащих. После окончания филологического факультета Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского работала журналистом, преимущественно, освещая темы культуры. Член Союза российских писателей и Товарищества детских и юношеских писателей России.

Ольга Клюкина является автором исторического романа «Эсфирь», повестей для детей «Огненный меч Гедеона», «Верный страж Мардохей», «Братская победа, «Никита-мизинчик и чудесный клад», популярных сборников притч «Однажды…», «Жил человек…», «Отцы-пустынники», «Просто верить» и других произведений для взрослых и детей.
Начиная с 2007 года Ольга Клюкина является автором сценариев для телеканала «Радость моя», а частности, сериала «Остров открытий», а также автором масштабного анимационного проекта «Кто-то рядом».

В настоящее время Ольга Клюкина живёт в Москве, работает главным редактором детского познавательного журнала «Шишкин лес» и альманаха для семейного чтения «Доброе слово».

Ольга Петровна КЛЮКИНА: интервью

Ольга Петровна КЛЮКИНА (род. 1960) - писатель, поэт, журналист: | | | .

ЖИТИЯ СВЯТЫХ: НОВЫЙ ФОРМАТ

В издательстве «Никея» вышла в свет первая книга новой серии «Святые в истории». Автор - писатель Ольга Клюкина - предприняла попытку воссоздать биографии святых различных эпох на основе сохранившихся исторических документов, свидетельств современников, а также сочинений самих святых.

Книга «Святые в истории» имеет подзаголовок: «Жития святых в новом формате». Чем же вас старый формат не устраивает?
- Очень даже устраивает. Я люблю читать жития святителя Дмитрия Ростовского. И то, что я постаралась написать - может быть, даже не столько жития, сколько биографии святых, жизнеописания на фоне истории.

В ходе работы наткнулась на один интересный факт. В XIX веке малоизвестная сейчас исследовательница русской литературы Екатерина Степановна Некрасова подготовила для просветительского издательства «Посредник» переложение жития святой Иулиании Лазаревской. Работой этого издательства руководил Л.Н. Толстой - редактировал рукописи, писал предисловия, все через него проходило.

Так вот, Толстой остался недоволен переложением жития и в письме Черткову написал очень важное наблюдение: «Все жития, как только переводятся на простой язык, так сейчас поражают своей искусственностью. Только на славянском или древнем они читаются и этим обманывают». Ведь так и есть - многие современные переложения вроде бы делают жития понятнее, но что-то важное из них исчезает.

С другой стороны, жития Дмитрия Ростовского написаны свыше трехсот лет назад, за это время их восприятие не могло не измениться.

Как известно, жития писались по определенному канону: ребенок в детстве не любил играть со сверстниками, ходил в храм, читал Священное писание… Личная биография святого была как бы неким предисловием к его христианскому подвигу - у кого-то это мученичество за Христа, у кого-то апостольские труды по просвещению язычников или создание монастыря - вот здесь уже начинаются различия.

Но мы живем в XXI веке, когда огромное значение придается человеческой индивидуальности. Хотим мы этого или нет, но мы именно так воспринимаем окружающий мир - через его разность, непохожесть. Поэтому современного человека канон не слишком вдохновляет. Интересны как раз отличия, психология выбора, особенности социальной среды и даже характера, неповторимость каждого человеческого пути к Богу.

- Получается, что вам что-то пришлось допридумывать?
- Нет, на собственные фантазии в такой теме я бы точно никогда не решилась и не решусь. На самом деле, все это есть - в сохранившихся до наших дней мученических актах, житиях, письмах, сочинениях, в них рассыпано множество интересных и говорящих подробностей. Моя задача была их найти, разглядеть и вынести на поверхность. Просто сделать еще и такие акценты.

Ведь все мы сначала что-то о ком-то узнаем. Потом пытаемся это понять. И лишь поняв, можем полюбить, принять в свое сердце. И вот без этого второго звена - «понять» - как мне кажется, знание остается безжизненным и чисто информативным, по большому счету, и не нужным. Для меня очень важно, чтобы героев книги узнали, поняли и полюбили.

- Исторический фон тоже помогает многое уяснить?
- Конечно. Читая жития, я постоянно ловлю себя на мысли: а когда это было? Возвращаешься к началу и находишь упоминание: «при Траяне» или «при Диоклетиане» - и опять задумываешься, пытаешься вспомнить главные события того времени.

Мне изначально понравилась сама идея серии «Святые в истории» издательства «Никея» - показать еще и определенный исторический отрезок времени в биографиях. Первая книга - это I-III века, дальше пойдет ранняя Византия, поздняя Византия, Средние века…

Для нас очевидно, что именно люди, реальные личности формируют облик своего времени - знаменитые художники, поэты, императоры, полководцы. А святые - это были лучшие люди своего времени, великие каждый по-своему.

- Как вы выбирали своих «героев»?
- Первая книга содержит жития апостола Павла, апостола Иоанна Богослова, священномученика Игнатия Богоносца, мученика Иустина Философа, мученицы Перпетуи, священномученика Киприана Карфагенского, святителя Григория Неокесарийского, мучениц Агапии, Ирины и Хионии.

Здесь есть имена всем известные и такие, о которых мало кто слышал, несколько историй о женщинах-христианках, представлена разная география - это и Рим, и Карфаген, и Малая Азия. А в других книгах географический обзор будет еще шире - Англия, Франция, Болгария, Чехия, Сербия, Венгрия, конечно же, Россия….

Одним из главных критериев выбора было наличие литературных источников, собственных сочинений - писем, проповедей, иногда дневников.

Почему, к примеру, в первую книгу вошел Григорий Чудотворец (Неокесарийский), а не горячо всеми любимый Николай Чудотворец? О каждом из них есть множество легенд и чудесных преданий. Это так, но с III века до наших дней сохранились сочинения и самого святителя Григория - его «Благодарственная речь Оригену», богословские творения.

Именно по ним я старалась ориентироваться, когда писала биографию, а не на легенды из жития. Важно и то, что в общине епископа Григория состояла святая Макрина - родная бабушка святителей Василия Великого, Григория Нисского и Петра Севастийского, этих великих учителей Каппадокийских. Во второй книге будет и о них тоже.

Такой подход помогает понять, что в истории христианства все между собой глубоко связано. Это потрясающе интересный мир даже для тех, кто относит себя к светским читателям.

Вы много пишете на исторические темы: роман «Эсфирь», повести для детей на библейские сюжеты, теперь вот «Святые в истории». Кем вы себя ощущаете - писателем или историком?
- Конечно, писателем. Историком я себя вообще не считаю. Я просто человек, который интересуется и любит историю и надеется увлечь этим интересом другим. Ведь такие при этом открываются дали и глубины, просто дух захватывает!

И мне кажется, в этом интересе к прошлому есть что-то очень существенное для жизни и самосознания современного человека. В идеале каждый должен ощущать себя частью Всемирной истории, только это не так-то просто.

Интервью сайту ПЕРЕПРАВА

Ольга Петровна, разрешите сомнения! Можно ли в ХХI веке написать сказку, которая вошла бы в сознание - как "Буратино", "Старик Хоттабыч", "Малыш и Карлсон". Или, как говорил Юрий Олеша, время сказочников прошло?
- Олеша-то говорил, но сам написал сказку «Три толстяка», ставшую классикой детской литературы. На мой взгляд, в ХХI веке тоже будут написаны замечательные сказки. Только они будут совсем другие - сейчас нам даже трудно представить, что будет впечатлять детей, которые появятся на свет, к примеру, в середине ХХI века. Если учитывать возрастающий уровень информированности, то, возможно, это будут такие полифонические сказки на основе мифов и преданий разных народов мира, с включением узнаваемых исторических персонажей и героев уже всех известных сказок - это я сейчас так фантазирую. Но в них будет всё, что любят дети всех времен и народов: приключения, чудесные превращения, путешествия и - вера в бессмертие.

Читатели современной детской православной литературы - кто они? Что любят? Каких уроков ждут, а от каких испытывают оскомину?
- По моим наблюдениям, основные читатели современной православной детской литературы - это дети воцерковленных родителей, которых с младенческих лет водят в храм, причащают, рассказывают о вере. И для подкрепления им покупаются в церковных лавках детские книги, игрушки, поделки. Вы заметили, как в последнее время разрослась православная детская «индустрия»? Дети научились сами делать рождественские вертепы, раскрашивают пасхальные яйца, могут рассказать о жизни святых. На этом поле - если хотите - чудесной полянке могут вырасти прекрасные «цветы жизни». На мой взгляд, важно только не переборщить с оранжерейностью и выбрать правильный момент, когда пришла пора подружиться и с ветром, и с градом, и с холодом… Детям нужны самые разные уроки, в том числе - с трудными, неудобными вопросами и ответами. Назидание и излишнее сюсюканье даже взрослых раздражает, а в детской душе может вызвать и бунт.

- Как рассказывать детям о Боге? Как это было в XIX веке и что происходит сегодня?
-Трудно рассказывать детям о Боге, если мы сами мало думаем о Боге. И стесняемся на эти темы говорить. На мой взгляд, эта советская фобия еще не изжита. Просто прежде молчали, опасаясь репрессий, теперь - из боязни показаться несовременными, высокопарными, скучными... Рассказывать о Боге детям нужно через себя, свой собственный опыт, делясь личными открытиями. Бог для всех нас одинаково непознаваем и непостижим, и мы можем Его видеть лишь в ярких отблесках чьей-то жизни. Мне кажется, именно такая доверительная, личностная интонация есть в книге архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», которая стала настоящим «православным бестселлером». Ведь с точки зрения монахов мы, мирские люди - все дети, вот примерно так и надо писать о Боге, о своем пути к Богу. И о святых угодниках Божиих отец Тихон пишет так просто, как о наших современниках: «Жила одна девушка…», высвечивая главную суть поступка, христианского подвига

Каков был Ваш круг чтения в детские годы - от самых первых книжек до юности? Расскажите о первом литературном потрясении.
- Не думаю, что круг моего детского чтения был каким-то особенным: сказки, дальше - Жюль Верн, Конан Дойль… Еще я очень любила читать книги о Великой Отечественной войне: «Девочка ищет отца», « Мой добрый папа», «Четвертая высота» - такие, чтобы в них были подвиги, реальные переживания. Пытаюсь вспомнить - и теперь не могу точно сказать, какое литературное потрясение было самым первым. Но одним из сильнейших литературных впечатлений для меня, несомненно, стала сказка Маршака «Двенадцать месяцев».

- Замечательная рождественская сказка, которая всегда вспоминается в зимние дни!
- Меня изумило, что времена года, месяцы, нечто неуловимое можно представить в виде людей разного возраста: юноша апрель, седой декабрь… И то, как они вместе собираются на поляне возле костра - для меня это было похоже на стрелки часов, некий таинственный циферблат. Наверное, во мне, как говорится, с «молодых ногтей» сидит любовь к притчам, легендам, образным иносказаниям… К тому же, сказка «Двенадцать месяцев» написана в виде пьесы, что тоже стало для меня открытием. Оказывается, можно по-всякому писать - и всё равно интересно.

Современная массовая культура приучает к остроте, к громким и ускоренным ритмам. Боюсь, как бы мы не потеряли слух к настоящей музыке, вкус к несуетной литературе. Замкнуться в башне из слоновой кости - по-моему, это тоже не выход. Но как остановить агрессию "современных ритмов"? Как Вы думаете, возможно ли возвращение к классической культуре и фольклору?

Думаю, что остановить то, что Вы называете «агрессией ритмов» у нас не получится, как бы мы дружно ни старались. Да, я согласна: время убыстряется - с каждым веком люди быстрее передвигаются по всему миру, говорят, усваивают информацию. Но ведь многое из того, что сейчас воспринимается, как несуетная классическая литература или музыка, для кого-то тогда тоже было «агрессией», вторжением в область нового, сломом привычного ритма.

- Это точно!
- Мне кажется, нужно опасаться не новых форм, ритмов и красок, а того, как бы в спешке не расплескать содержание. Которое, по сути, заключено в классической формуле, чтобы художник «чувства добрые лирой пробуждал». Пусть даже теперь это не древняя лира, а другой, более громкий и быстрый инструмент.

- Традиционный фольклор пропитан языческими мотивами. Стоит ли оберегать от них юного читателя?
-Вы имеете в виду русский фольклор?

- Да в общем-то любой. Но нас, конечно, интересует русский…
- Лично мое мнение, что - нет, не стоит. Ведь помимо наших соловьев-разбойников, еще есть шумерский эпос, античные мифы, скандинавский эпос, где вообще заправилами являются древние боги. Просто нужно научить детей относиться к этим произведениям именно, как к фольклору - великой копилке мировых сюжетов. Когда над всем - единый и невидимый Бог, и в душе - Бог, никакие знания навредить человеку не могут. Даже, если ребенок на какое-то время и полюбит Геракла за его подвиги - он не будет его обожествлять. И это как раз то, что я говорила раньше по поводу того, что мы должны научить детей жить не в оранжерее, а в реальном мире, чтобы они постоянно возрастали в вере.

Ольга Петровна КЛЮКИНА: проза

Ольга Петровна КЛЮКИНА (род. 1960) - писатель, поэт, журналист: | | | .

«ЭСФИРЬ» (главы из романа)

РУКА АРТАКСЕРКСА

И увидел свою руку.

Персидский царь Артаксеркс Великий открыл утром глаза и увидел свою руку. Царская рука крепко спала, покоясь на белом покрывале, и от такого соседства казалась на удивление смуглой и темной.

Она чем-то напоминала старую прогретую солнцем дорогу. Точно так же, постепенно сужаясь, рука тянулась вдаль и пряталась за небольшим, покрытым вышитыми цветами холмом, в том месте, где Артаксеркс согнул в колене ногу.

Эта дорога выходила на небольшую равнину и упиралась в четыре неровных холма - костяшки пальцев, унизанных перстнями. Молодой царь имел обыкновение даже во сне крепко сжимать руки в кулаки. Сон его чаще всего был коротким и тревожным.

На среднем пальце Артаксеркс всегда носил перстень с царской печатью. И сейчас этот престень был похож на город, сияющий из-за среднего, самого высокого холма.

Сузы, престольный город Сузы - столица персидского могущества. Город, который в древние времена назывался Зиккурат Шушан.

«А теперь просто - мои Сузы. Все так и должны говорить: Сузы царя Артаксеркса Великого», - подумал царь.

Он и ночью не снимал с пальцев перстней своего царского отличия, и сегодня спросонья увидел их словно издалека, с высоты птичьего полета.

Артаксеркс прищурился от яркого солнца и покрутил рукой, любуясь, как дитя, искрами от драгоценных камней, особенно рубиновыми всполохами. А потом с задумчивым видом принялся разглядывать золотой перстень с печатью на среднем пальце - тот самый, которым скрепляются главные царские указы.

При этом молодой царь подумал горделиво: « Вот он - престольный город, крепко зажат в моей ладони. Целиком в моей власти. Я могу уничтожить его, разрушить до основания или вовсе стереть с лица земли. А пустырь засыпать солью, чтобы десятки лет здесь не росла даже трава. Но могу еще больше возвеличить этот город! Выстроить башню до небес, устроить праздник для всего народа. Чего бы я ни пожелал, все будет исполнено по моему слову! Все жители моего царства, которые этим утром открыли глаза, все они - вот здесь, в моей горсти. Для них я всемогущий бог. Кого хочу - казню. Кого хочу - оставлю в живых».

От таких мыслей Артаксеркс даже улыбнулся. Правда, чуть дрогнувшие уголки его властных губ можно было назвать лишь слабым подобием человеческой улыбки. Артаксеркс приучил свое лицо никогда не улыбаться. Он хотел оставаться для своих подданных загадочным и непостижимым, как божество.

Что и говорить, Артаксеркс с детства знал, что он - не такой, как все, великий потомок Ахменидов. Даже ночь редко приносила ему главную человеческую радость - покой. Ведь на Востоке самое худшее с царями, визирями и хранителями казны случается именно по ночам. Артаксеркс помнил об этом с детских лет, когда во время дворцового заговора на него набросился один из царких телохрарителей, подкупленный мятежниками. Маленького царевича спас тогда Харбона, самый верный отцовский слуга...

Неожиданно Артаксеркс вспомнил про другую руку: легенду про таинственную - не из плоти и крови - кисть руки, которая внезапно появилась в воздухе во время пиршества вавилонского царевича Валтасара. Артаксеркс много раз слышал эту историю в самых разных пересказах - и в благоговейном, и в насмешливом, и как сказку, и как быль. Но при воспоминании о той загадочной руке ему почему-то всякий раз делалось не по себе.

Разве сделал вавилонский царевич Валтасар что-либо не должное царю? Он просто приказал принести на пиршество и наполнить вином сосуды из главного иудейского храма! Его отец вывез когда-то эти сосуды из Иерусалима в качестве военной добычи... И разве Валтасар не имел права всласть попировать на золоте и серебре, добытом на войне? Вот он и раздал иудейские кубки и чаши вельможам, их женам и гостям, которых собралось на пиру не меньше тысячи.

Но когда все развеселились от вина, в воздухе вдруг появились персты руки человеческой и начали писать против лампады на стене. Только Валтасар видел кисть этой руки, которая что-то писала, но от страха не смог разобрать ни слова. Сильно изменился в лице царевич, закричал, руки и ноги у него задрожали...

Однажды Артаксеркс расспросил об этой истории своего отца, Ксеркса. Тот ответил не задумываясь:

Никогда не держи при дворце иудеев и не возвышай их над другими. От этих людей с их Богом Живым и Невидимым нам не ждать ничего хорошего. Но и других иноземцев лучше не приближай к трону. Я сразу так устроил, что в жилах моих главных сатрапов, наместников, верховных судей, казнохранителей, законоведов, блюстителей суда, областных правителей течет только персидская и мидийская кровь. А всех иноземцев гоню от себя прочь, никого не жалею.

Артаксеркс еще раз пристально посмотрел на свою руку: нет, не бесконечная дорога.

Обычная человеческая рука - с голубыми прожилками вен и отполированными ногтями. От рождения его правая рука была длиннее левой, отчего он и получил в народе прозвище Долгорукого. Старший брат, Дарий, в детстве немало издевался над его разными руками.

Но царям нельзя так думать! Царям вообще нельзя думать о смерти и быстротекущем врвмени. Нельзя пристрастно смотреть даже на собственную руку - ведь следом может прокрасться человеческая жалость к себе, а дальше - слабость, нерешительность, трусость. И страх, страх перед непостижимой силой, что водит в воздухе чьими-то пальцами и царапает на известке слова о грядущей участи: мене, мене, текел, упарсин...

А вот и значение слов: «мене» - исчислил Бог царство твое и назначил ему конец; «текел» - ты взвешен на весах и найден очень легким; «перес» - разделено твое царство и отдано мидянам и персам.

«А ведь верно... Нам передано теперь все Вавилонское царство - мидянам и персам. Все сбылось, что сказал тогда Невидимый Бог, защищающий иудеев и даже их кубки», - вспомнил молодой царь.

Артаксеркс резко поднялся со своего ложа и выпрямился во весь рост.

Из-за полога с золотыми и пурпурными кистями тут же бесшумно выскользнула фигура Харбоны, самого старого слуги-евнуха при царском дворце.

Никому другому, кроме верного Харбоны, Артаксеркс не доверял стеречь свое дыхание во время сна. Так было заведено с той ночи, когда царский евнух воткнул нож в спину огромного, как гора, врага отцовского трона. По сравнению с ним Харбона был так мал ростом, что даже не попал предателю в сердце: тот выдал себя криком. Но жизнь царевича была спасена.

С тех пор Харбона всегда караулил по ночам ложе царя Артаксеркса, не выдавая своего присутствия даже дыханием. Он стоял, прижав к животу кувшин с родниковой водой, которую по утрам подавал испить царю. Такой порядок соблюдался с незапамятных времен. И вода Харбоны не могла быть отравленной: евнух сам пробовал ее сам за несколько часов до рассвета, прежде, чем предложить царю.

Никто во дворце не знал, когда старый Харбона отдыхает. Его невзрачную фигурку в любое время можно было видеть прислонившейся к одной из колонн тронного зала на почтительном, но доступном расстоянии от любимого царя. Нельзя было в точности сказать - то ли он дремлет с открытыми глазами, то ли, наоборот, зорко смотрит по сторонам.

Многие завидовали высокому положению Харбоны. Ведь он был причислен к семерке главных евнухов, кто мог, не закрывая лица, служить перед лицом царя. Но никто не знал, что Харбона давно ослеп и уже все равно почти ничего не видел. Даже лицо царя Артаксеркса он различал нечетко, словно глаза ему завесили тряпицей из серой шерсти.

Зато Харбона видел по-своему - носом и ушами. Никто во дворце не умел так чутко распознавать новые запахи, чужих людей и даже смену настроений в душе молодого царя. Даже по тому, как владыка поднимался со своего ложа, старый слуга лучше любого ясновидца мог предсказать, как сложится день в царстве.

Вот и сегодня Харбона сразу же почуял: от царя исходила какая-то тревога. Даже родниковую воду Артаксеркс пил без привычной жадности, словно через силу.

Харбона принял из рук царя кувшин с остатками воды, поклонился.

Артаксеркс спросил старика недовольно:

Все молчишь? Что молчишь, старая сова? Скажи хотя бы: ух! ух! ух! А то я давно не слышал твоего голоса…

Харбона молчаливо опустился на колени и принялся ловко надевать сандалии на ноги царя. Он без труда на ощупь справлялся с мягкими кожаными шнурками. Старый евнух давно не слушал, что говорит царь - важнее было, как он говорит.

Но сегодня Артаксеркс отпихнул ногой старого евнуха:

Убери от меня твои старые руки. Они как две высохшие палки. А пальцы твои похожи на птичьи когти. Прочь от меня, филин, птица смерти. Мне надоели вокруг одним старики! Что молчишь? Куда подевались твои наставления?

Но Харбона лишь приложил руку к сердцу и отступил за полог, на свое ночное место.

И только евнух позволил себе озабоченно сдвинуть морщины на старом темном лице, похожем на вяленый финик.

Что-то должно случиться. Совсем скоро. Что-то плохое и непоправимое.

Это «что-то» носилось в воздухе так же явно, как колеблющиеся тени в спальных покоях царя Артаксеркса, куда тихой вереницей уже входили слуги с царскими одеяниями, гребнями, утренними умащениями.

Но Харбона чувствовал приближение опасности так же отчетливо, как пряный запах корицы, разносившийся с утра из царской кухни по всему саду.

«Что-то будет, что-то будет, что-то будет», - выстукивало старое сердце Харбоны. Скоро, уже сегодня. И он ничего не сможет предотвратить хотя бы потому, что он уже пришел...

Последний день семидневного пира.

Наступил седьмой, последний день великого пира, который Артаксеркс устроил для всех жителей престольного города Сузы, от мала до велика.

«У кого с собой дети, пусть первыми проходят на царский пир», - разнеслось утром по дворцовой площади повеление царя.

Крепко сжимая руку Гадассы, чтобы не потерять девочку в толпе, Мардохей пробирался к главным дворцовым воротам. Он был высок ростом, плечист, красиво одет. Многие, даже не замечая, что Мардохей ведет с собой ребенка, невольно пропускали его вперед.

Молодой иудеянин по имени Мардохей, сын Иаира, сына Семея, сына Киса, из колена Вениаминова, был одним из немногих жителей Суз, кто имел возможность вблизи видеть красоты царского дворца и диковины сада. Но сегодня он пришел на пир из-за своей двоюродной сестры. А лучше сказать - из-за приемной дочери, Гадассы.

Два года и четыре месяца прослужил Мардохей стражником во дворце. Он стоял возле самых дальних и неприметных ворот, в глубине царского сада, охраняя небольшую лестницу возле запасного входа в царский дом на половину евнухов. Тем не менее, он был знаком со многими дворцовыми слугами и наслушался немало историй о приготовлениях к великому пиру.

Сегодня выдался день отдыха, и Гадасса с раннего утра стала упрашивать Мардохея сводить ее на пир, показать царский дворец, озеро с белыми и черными лебедями, сад с ручными оленями. Но только не яму с голодными львами и тиграми, куда по приказу царя бросают преступников и непокорных.

Девочка так разволновалась при мысли, что может не увидеть дворца, что начала заикаться сильнее обычного. Сам Мардохей не любил ни шумных сборищ, ни многолюдных праздников, но ему стало жалко девочку.

Гадассе недавно исполнилось двенадцать, она до сих пор была нескладной и смешной, будто дитя страуса. Руки и ноги ее были слишком худыми и длинными, а лицо уже потеряло детскую округлость и казалось вытянутым и вечно удивленным. Некоторые даже считали приемную дочь Мардохея немного странной...

Возможно, еще и потому, что после смерти дяди Аминадава Гадасса стала сильно заикаться и замкнулась в своем горе от всех людей, кроме Мардохея, своего нового воспитателя.

Не только в Сузах, но и во всем мире не было для нее человека лучше, добрее и красивее, чем Мардохей. Опекун Гадассы жил с женой Марой и двумя маленькими сыновьями - Вениамином и Хашшувом. В его доме и воспитывалась теперь Гадасса.

«Шоторморг» - «верблюд-птица», - так дразнили Гадассу мальчишки на улице.

Страусу сказали: «Неси груз», он ответил: «Я птица». Сказали: «Тогда лети!», он ответил «Я верблюд», - вот что прошептал Гадассе маленький Вениамин почти сразу же, как она переступила порог дома Мардохея.

Но Гадасса не стала жаловаться отцу на маленького Вениамина. Да и потом она никогда не рассказывала про своих многочисленных обидчиков. Все держала в себе.

И вовсе не только потому, что боялась лишний раз огорчить Мардохея, или показаться ему маленькой и глупой. Нет, дело не в этом. У них с Мардохеем был свой, отдельный мир, в котором не должно оставаться места глупостям и недостойным шалостям. И этот лучший из миров должен быть чистым - как виссонная ткань в лавке старого Иаира.

Гадасса не верила, что Мардохей подолгу беседует с ней лишь потому, что таким способом будто бы излечивается детское заикание. Именно так сказала однажды простодушная Мара.

Никто не знал, даже Мара, что Мардохей умел думать вслух в присутствии Гадассы: просто нужно не мешать ему в такие моменты чересчур громкими восклицаниями. Зи девочка тоже могла без стеснения задавать дяде любые вопросы. Она знала, что он будет отвечать серьезно, обдумывая каждое слово...

А за…зачем нужен царь? - спросила Гадасса, когда Мардохей наконец-то остановился возле стены, протиснувшись в отдельную очередь, где стояли только горожане с детьми.

Мардохей огляделся по сторонам и в очередной раз пожалел, что осторожная Мара не отпустила с ним во дворец сыновей: на площади не было беспорядков.

Но Вениамин третий день болел простудой, иначе он побежал бы следом. А тихий, курчавый, как овечка, Хашшув больше всего на свете любил сидеть на кухне возле матери и слушать ее голос.

Зачем ц-ц-царь? - снова спросила Гадасса.

Мардохей посмотрел на нее с удивлением и покачал головой: несмотря на свой возраст, Гадасса нередко задавала такие наивные вопросы, которые нельзя было услышать ни от Вениамина, ни даже от Хашшува.

Царь нужен затем, чтобы любить его, - громко ответил Мардохей.

Именно так, как подобает говорить царскому стражнику, особенно когда тот стоит в толпе людей.

Через некоторое время Мардохей заговорил снова, но уже тише, задумчиво улыбаясь каким-то своим мыслям:

Однажды деревья решили назначить царя и сказали маслине: царствуй над нами. Но маслина не согласилась: «Как я оставлю свое масло, которым чествуют людей и Бога, и пойду скитаться среди деревьев?» Тогда предложили царствование смоковнице, но она сказала: «Разве могу я оставить мою сладость и вкусные плоды ради того, чтобы быть первой?» И виноградная лоза тоже отказалась от власти, потому что не захотела оставлять сок свой, веселящий людей. Наконец, перебрали все деревья и предложили царствовать терновнику. Терновый куст сказал: «Если и вправду суждено мне быть вашим царем, то вы будете спокойно покоиться под моей тенью, а если нет, то загорюсь я таким пламенем, которое сожжет и кедры, и маслины, и виноградники...»

И что ж было, когда царем стал терновник?

Пожар и войны по всей земле, - коротко ответил Мардохей.

Гадасса слегка покраснела, а потом приподнялась на цыпочках к уху Мардохея и прошептала:

Ты... ты снова говоришь со мной как с маленькой. А я ведь не о том. У нас тоже был свой царь, да? И мы должны его любить? У нас скоро опять будет новый царь?

Мардохей знал, что, говоря «нас», Гадасса всегда имела в виду иудеев. Лишь теперь он понял, что вопрос девочки был вовсе не так уж и глуп.

Да, у нас тоже были цари - Давид, Соломон, потом многие другие. А самый первый - Саул. Но это было давно, до плена Вавилонского, когда иудеи еще не жили в рассеянии по всей земле, как семена, разбросанные по ветру...

Но Гадасса словно бы не расслышала последней фразы Мардохея и горечи в его словах насчет плена и ветра.

А как... как... каким был Саул, первый царь?

Мардохей пожал плечами. Очередь к воротам двигалась медленно, торопиться было некуда, никто не прислушивался к их тихому разговору.

Я слышал... Твой отец как-то рассказывал мне, что Саул был самым красивым человеком в Израиле — от плеч выше своего народа...

Как ты, да?

Мардохей смутился, но потом поглядел вокруг себя: он тоже был выше всех, стоявших сейчас в очереди. Лишь некоторые из мужчин были ему под стать.

Он продолжил, невесело вздохнув:

Саул и думать не думал, что станет царем. Но его выбрал Господь через провидца, пророка Самуила. Тот узнал его, помазал на царствие и повелел управлять народом. А до избрания Саул был просто сильным и красивым молодым человеком, сыном Киса, из самого малого племени колена Вениаминова.

Но ведь т-т-т-ты тоже, Мардохей, из колена Вениаминова. Из того же рода, откуда был Кис... Значит, сейчас ты рассказываешь про себя, про свое племя? - еще больше разволновалась девочка.

Я говорю про наш род, - уточнил Мардохей. - Ты, Гадасса, тоже должна считать Киса и Вениамина своими предками, даже если кто-то попытается тебя в этом разубедить.

Разумеется, сейчас Мардохей говорил о своем отце, престарелом упрямце Иаире, который до сих пор не верил, что Гадасса - родная дочь его младшего брата, и приводил на этот счет множество своих наблюдений. Почему у этой девочки такой разрез глаз - наподобие черных рыбок, как у мидиянок? Почему на персидском наречии она лопочет лучше, чем другие дети?

Я говорю и про твой род, - упрямо повторил Мардохей, с нежностью глядя на девочку, свою приемную дочь. - Про наш с тобой род, дочка.

Что бы ни говорил отец, Мардохей про себя твердо знал: Гадасса - что-то вроде священного сосуда, который именно ему был доверен. И нужно во что бы то ни стало сберечь его, сохранить для какой-то таинственной и пока неясной цели.

С первых же дней своего появления на свет Гадасса переходила из рук в руки, из дома в дом своих ближайших сородичей. И в этом Мардохей тоже видел какой-то скрытый смысл.

Сначала воспитание сироты взял на себя самый старший из братьев, почтенный Аминадав, которому к тому времени был отмерен уже остаток жизни. Затем девочка перешла к среднему брату, Иаиру. Но, зная трудный, сварливый характер своего отца, Мардохей вскоре взял девочку в свой дом, где у них с женой родились один за другим два мальчика, а дочери не было.

Но сейчас Гадассу волновало что-то совсем другое. И волновало так сильно, что от нетерпения она дергала Мардохея за руку.

По-по-получается, что ты, Мардохей, из того же рода, откуда вышли все наши цари? Значит, и ты тоже можешь стать царем, Мардохей? Ведь ты очень-очень, ты больше всех похож на царя! Ты даже еще к-к-красивее, чем Саул, и когда-нибудь станешь таким же великим, как... как... как...

Гадасса снова споткнулась на трудном слове, и Мардохей воспользовался заминкой.

Нельзя так говорить, - сказал он как можно строже. - Цари иудейские не по родству занимали свой престол, а по выбору Господа. Как только они начали перенимать законы других народов, то сразу же теряли свою силу. А величие, девочка моя, измеряется вовсе не царской властью, а лишь тем, сколько Духа, дыхания Божьего способен вместить в себя человек, и тут я еще...

Мардохей не выдержал и улыбнулся каким-то своим мыслям.

Хоть я и выше всех ростом, я пока что самый маленький среди людей. Меня и от земли-то не видно.

Гадасса ничего не ответила, но еще крепче сжала ладонь Мардохея - то ли выражая свой молчаливый протест, то ли для поддержки. Рука девочки была горячей и дрожала от волнения.

А м-меня видно? - спросила Гадасса и поглядела на небо.

Белые облака медленно плыли в вышине, делаясь похожими то на кудрявых овечек, то на лебедей, то на пушистых кошек, а Тот, Кто их выгуливал по небесам, по-прежнему был невидим, и находился где-то выше облаков, немыслимо высоко.

Тебя видно, - ответил Мардохей, улыбнувшись. - Богу всех детей хорошо видно. Куда лучше, чем взрослых, а особенно...

Мардохей старался как можно меньше напоминать, что она ему не родная дочь, да и по возрасту Гадасса никак не могла быть ему дочерью.

Все девочка почему-то погрустнела и даже убрала руку из ладони Мардохея.

Больше всего Гадасса не любила, когда он говорил с ней, как с неразумным ребенком. От этого уходила тайна. Что-то самое главное рассеивалось в воздухе, как дым от костра, как дорожная пыль.

Гадасса низко опустила голову, чтобы Мардохей не заметил ее покрасневших мокрых глаз.

О чем ты задумалась, девочка моя? - ласково спросил Мардохей, наклонясь к Гадассе, и привычно провел по ее волосам большой, теплой ладонью.

Мне бы хотелось увидеть вблизи великого царя Артаксеркса, - тихо сказала Гадасса. - Хотя бы раз в жизни. Я слышала, что на столе под шатром для детей сделана целая гора из орехов, склеенных медом. К-к-как ты думаешь, это правда? А еще там везде на столах...

Драгоценные кубки и блюда из золота.

Седьмой раз в саду царского дома на мраморных столбах развешивали и укрепляли шнурами и серебряными кольцами разноцветные ткани. В таком шатре гости будут укрыты от палящего летнего зноя.