в то же Время необходимо учитывать, что в ХУЛЕ-XIX в. ни одна из обозначенных социальных субкультур или их механическая сумма (в масштабе одного этноса или государства) не может быть названа национальной культурой государства. На то время еще не существовало единых общенациональных стандартов социальной адекватности и унифицированных для всей культуры механизмов социализации личности. Все это зарождается только в Новое время в связи с процессами индустриализации и урбанизации, становления капитализма в его классических, посткласичних и даже альтернативных (социалистических) формах, трансформации сословных обществ в национальные и размывание сословных перегородок, разделяющих людей, распространение всеобщей грамотности населения, деградации многих форм традиционной обыденной культуры доиндустриального типа, развития технических средств тиражирования и трансляции информации, либерализации жизненных укладов общества, рост зависимости политических элит от состояния общественного мнения, а производства продуктов массового потребления - от устойчивости покупательского спроса, регулируемого модой, рекламой и т. др.

В этих условиях столь же актуальными стали и задачи стандартизации социокультурных установок, интересов и потребностей основной массы населения, интенсификации процессов манипулирования человеческой личностью, ее социальными притязаниями, политическим поведением, идеологическими ориентациями, потребительским спросом на товары, услуги, идеи, собственный имидж и т.п. В прежние эпохи монополия на такое управление сознанием в более-менее массовом масштабе принадлежала церкви и политической власти. В Новое время в соперничество за сознание людей вступили также частные производители информации, товаров и услуг массового потребления. Все это обусловило потребность в изменении механизмов общей социализации и инкультурации человека, которые готовят личность к свободной реализации не только своего производительного труда, но и своих социокультурных интересов.

Если в традиционных сообществах задачи общей социализации личности решались преимущественно средствами персональной трансляции знаний, норм и образцов сознания и поведения (деятельности) от родителей детям, от учителя (мастера) к ученику, от священника к ближнему и т. др. (причем в содержании транслируемого социального опыта особое место принадлежало личностному жизненному опыту воспитателя и его персональной социокультурной ориентации и предпочтениям), то на этапе образования национальных культур подобные механизмы социального и культурного воспроизводства личности начинают терять свою эффективность. Возникает необходимость в большей универсализации транслируемого опыта, ценностных ориентаций, образцов сознания и поведения; формировании общенациональных норм и стандартов социальной и культурной адекватности человека, инициировании его интереса и спроса на стандартизированные формы социальных благ; повышении эффективности работы механизмов социальной регуляции за счет уніфікуючого воздействия на мотивацию человеческого поведения, социальные претензии, образы престижности и др. Это, в свою очередь, вызвало необходимость создания канала трансляции знаний, понятий, социокультурных норм и другой социально значимой информации широким массам населения, канала, охватывает всю нацию, а не только ее отдельные образованные слои. Первыми шагами в этом направлении стало введение всеобщего и обязательного начального, а позже и среднего образования, а затем - развитие средств массовой информации (СМИ), демократических политических процедур, охватывающих все большие массы людей, и Ин.1 Формирования национальной культуры не отменяет ее распределения на описанные выше социальные субкультуры. Национальная культура дополняет систему социальных субкультур, превращаясь на объединяющую надстройку над ними, которая уменьшает остроту социально-ценностного напряжения между различными группами людей, определяет универсальные эталоны некоторых социокультурных особенностей нации. Разумеется, и до создания наций имели место такие же объединительные для различных состояний признаки этнической культуры, прежде всего язык, религия, фольклор, некоторые бытовые обряды, элементы одежды, предметы быта и др. В то же время этнографические культурные особенности уступают национальной культуре прежде всего по уровню универсальности (вследствие подавляющего неінституціоналізованості). Формы этнической культуры очень пластичные и вариативны в практике различных групп населения. Часто даже язык и религия в аристократии и плебса того самого этноса далеко не тождественны. Национальная же культура задает принципиально одинаковые эталоны и стандарты, которые внедряются общедоступными специализированными культурными институтами: общим образованием, прессой, политическими организациями, массовыми формами художественной культуры и др. Например, определенные формы художественной литературы существуют у всех народов, имеющих письменность, но к исторической трансформации этноса в нацию перед ним не возникает проблема формирования общенационального литературного языка из языка той, что существует в разных регионах в виде местных диалектов. Одна из существенных характеристик национальной культуры заключается в том, что, в отличие от этнической культуры, которая является преимущественно мемориальной, она воспроизводит историческую традицию коллективных форм жизни народа, национальная культура есть прежде всего прогностическим. Она производит скорее цели, чем результаты развития, знания, нормы, состав и содержание модернизационной направленности, наполненной пафосом интенсификации всех сторон социальной жизни.

Однако главной сложностью в распространении национальной культуры является то, что современные знания, нормы, культурные образцы и содержание производятся почти исключительно в недрах высокоспециализированных отраслей социальной практики. Они более-менее успешно понимаются и усваиваются соответствующими специалистами; для основной же массы населения язык современной специализированной культуры (политической, научной, художественной, инженерной и др.) почти недоступна для понимания. Обществу нужна система средств для адаптации содержания, "перевода" транслируемой информации с языка высокоспециализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей, средств для "толкование" этой информации массовому потребителю, определенной "инфантилизации" ее образных воплощений, а также "управление" сознанием массового потребителя в интересах производителя этой информации, предлагаемого товара, услуг и т. д.

Такая адаптация всегда требовалась для детей, когда в процессах воспитания и общего образования "взрослый" содержание переводился на язык сказок, притч, занимательных историй, упрощенных примеров и т.д, более доступных для детского сознания. Теперь подобная интерпретативная практика стала необходимой для человека в течение всей его жизни. Современный человек, даже очень образованный, остается узким специалистом, и уровень ее спеціалізованості (по крайней мере, в элитарной и буржуазной субкультурах) из века в век повышается. В других сферах ей нужен постоянный "штат" комментаторов, интерпретаторов, учителей, журналистов, рекламных агентов и других "гидов", задача которых - вести ее по безграничному морю информации о товарах, услугах, политические события, художественные новации, социальные коллизии, экономические проблемы и др. Нельзя утверждать, что современный человек стал менее умным или более инфантильной, чем ее предки. Просто его психика, очевидно, не может обработать такое количество информации, провести столь многофакторный анализ такого количества одновременно возникающих проблем, с нужной оперативностью использовать свой социальный опыт и др. Не будем забывать, что скорость обработки информации в компьютерах во много раз превышает возможности человеческого мозга.

Эта ситуация требует внедрения новых методов интеллектуального поиска, сканирования, селекции и систематизации информации, "прессование" ЕЕ в большие блоки, разработки новых технологий прогнозирования и принятия решений, а также психической подготовки людей к работе с такими объемными информационными потоками. После нынешней "информационной революции", то есть повышение эффективности передачи и обработки информации, а также принятия управленческих решений с помощью компьютеров, человечество, скорее, ожидает "прогностическая революция" - скачкообразный рост эффективности прогнозирования, расчета вероятного, факторного анализа и т.п., однако не будем предсказывать, при помощи каких технических средств (или методов искусственной стимуляции мозговой деятельности) это может произойти.

Пока же людям нужен способ, который бы нейтрализовал избыточное психическое напряжение от информационных потоков, превратил сложные интеллектуальные проблемы на примитивные дуальные оппозиции ("хорошее - плохое", "наши - чужие" и др.), а также дал возможность "отдохнуть" от социальной ответственности, личностного выбора, растворил его в толпе зрителей "мыльных опер" или механических потребителей рекламируемых товаров, идей, лозунгов и т. д.

Реализатором таких потребностей стала массовая культура. Нельзя сказать, что она полностью освобождает человека от личной ответственности, скорее речь идет именно о снятии проблемы самостоятельного выбора. Структура бытия (по крайней мере, той его части, что касается индивида непосредственно) задается человеку как набор более-менее стандартных ситуаций, где все уже запланировано теми самыми "гидами" - журналистами, рекламными агентами, публичными политиками, звездами шоу-бизнеса и др. В массовой культуре уже все известно наперед: "правильный" политический строй, единственно верное учение, вожди, звезды спорта и эстрады, мода на имидж "классового борца" или "сексуального символа", кинофильмы, где "наши" всегда правы и непременно побеждают, и т.д.

Актуальность темы определяется тем, что к началу нашего столетия массовая культура стала важнейшим фактором общественной жизни. Одним из результатов интенсивнейших трансформаций, пережитых российским обществом на рубеже столетий, стал шок, испытываемый обществом от столкновения с массовой культурой. Между тем, до настоящего времени явления массовой культуры, массового общества, массового сознания, так же как и отражающие их понятия, остаются мало изученными.

В отечественной социально-философской литературе массовая культура до сих пор не стала предметом систематического изучения. Фундаментальные научные исследования массовой культуры единичны. Чаще всего массовая культура рассматривается как псевдокультура, не обладающая никаким положительным мировоззренческим, воспитательным, эстетическим содержанием.

Цель работы
– выявить природу и социальные функции массовой культуры.

Задачи исследования, решение которых необходимо для достижения поставленной цели:

– выявить специфику массовой культуры, источники ее возникновения и факторы развития;

– выявить социальные функции массовой культуры, определяющие ее место и роль в современном обществе.

– систематизировать формы проявления массовой культуры, свойственные постиндустриальному информационному обществу.

Объект исследования – массовая культура как феномен современной общественной жизни, связанный с ее урбанизацией, массовым производством, глубокой маркетизацией и развитием СМИ.

1. ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ КАК ЭТАП РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Массовая культура – объективный и закономерный этап развития цивилизации, связанный с формированием массового общества на основе рыночной экономики, индустриализации, городского образа жизни, развития демократических институтов и средств массовой коммуникации.

Отмечается несколько этапов в динамике традиции изучения массового общества и массовой культуры. На первом этапе (Г.Лебон, Х.Ортега-и-Гассет) массовое общество рассматривалось с откровенно консервативных, даже антидемократических позиций, в контексте обеспокоенности возникновением самого феномена. Масса рассматривалась как буйствующая толпа, рвущаяся к власти чернь, грозящая ниспровергнуть традиционную элиту и разрушить цивилизацию. На втором этапе (А.Грамши, Э.Канетти, З.Фрейд, Х.Арендт) – в период между двумя мировыми войнами – осмысляется опыт тоталитарных обществ фашистского типа (СССР, Германия, Италия) и масса понимается уже как некая темная и консервативная сила, завербованная и манипулируемая элитой. На третьем этапе (Т.Адорно, Г.Хоркхаймер, Э.Фромм, Г.Маркузе) – во время и сразу после Второй мировой войны – складывается демократическая критика массового общества понимаемого как продукт развития монополистического капитализма. К 1960-м годам сложился четвертый подход (М.Маклюэн, Д.Белл, Э.Шиллз) – понимание массовизации как объективного этапа развития образа жизни современной цивилизации. В дальнейшем эта тенденция снижения критического пафоса стала основной, а изучение массового общества тесно переплелась с анализом последствий развития новых информационных технологий, стилистикой художественной культуры постмодерна.

В рамках почти вековой традиции анализа было выявлено несколько основных характеристик массы с широким спектром их применения. Так, лебоновско-канеттиевское понимание массы как толпы применимо к осмыслению активистских массовых движений, объединяющих, преимущественно пролетаризированную часть населения. Модель массы как потребителя продуктов массовой культуры и средств массовой коммуникации превращает ее в «публику» — категорию весьма важную в социологическом анализе потребительской аудитории. Идеальной моделью публики являются радиослушатели, телезрители и пользователи Интернета – изолированные реципиенты, связанные лишь единством потребляемого символического продукта и гомогенностью потребностей. Для современных аналитик предыдущих двух характеристик массы оказывается недостаточно. Поэтому на первый план выходит уже понимание массы как следствия формирования среднего класса, когда масса объединяется такими параметрами образа жизни как уровень дохода, образование и тип потребления. В таком понимании масса предстает образованием, в котором принципиально не различаются индивиды и социальные группы – это единый гомогенный слой единой культуры.

В массовом обществе место общностей органического типа (семья, церковь, землячество), способных помочь индивиду обрести свою идентичность, занимают общности механические (толпа, поток пассажиров, покупателей, зрители и т.д.). Происходит переход от личности, ориентированной «изнутри» к типу личности, ориентированном «извне».

Таким образом, характеристиками массы и человека массы являются: антииндивидуальность, коммунитарность, общность, превышающая субъективность; агрессивная, антикультурная энергетика, способная к деструктивным действиям, подчиняющаяся вожаку-лидеру; аффективная спонтанность; общий негативизм; примитивность интенций; непроницаемость для рациональной организации. Массовая культура – это не культура для масс и не культура масс, ими творимая и ими потребляемая. Это та часть культуры, которая создается (но не творится массами) по заказу и под давлением сил, господствующих в экономике, политике, идеологии, нравственности. Ее отличают предельная приближенность к элементарным потребностям, ориентация на массовый спрос, природную (инстинктивную) чувственность и примитивную эмоциональность, подчиненность господствующей идеологии, упрощенность в производстве качественного продукта массового потребления.

Возникновение и развитие массовой культуры обусловлено развитием рыночной экономики , ориентированной на удовлетворение потребностей широкого круга потребителей – чем более массовым будет спрос, тем более эффективным окажется производство соответствующих товаров и услуг. Эту задачу решала индустриализация — высокоорганизованное индустриальное производство, основанное на использовании высокопроизводительных технологий. Массовая культура – форма культурного развития в условиях индустриальной цивилизации. Именно это определяет такие ее характеристики как общедоступность, серийность, машинную воспроизводимость, способность заменять реальность, восприниматься как ее полноценный эквивалент. Использование результатов научно-технического прогресса создало предпосылки бурного развития промышленного производства, которое смогло обеспечить максимизацию товарной массы с минимальными издержками, заложив, тем самым, основы общества потребления. Подобное производство требует соответствующей организации образа жизни людей, занятых в специализированном производстве. Образование и развитие крупного производства потребовало объединения людей в массовые производственные коллективы и их компактного проживания на ограниченных территориях. Эту задачу решает урбанизация , городская среда обитания, когда персонифицированные связи заменяются обезличенными, анонимными и функциональными. Усреднение условий труда и образа жизни, восприятия и потребностей, возможностей и перспектив превращает членов общества в достаточно однородную массу, а массовизация общественной жизни со сфера производства распространяется на духовное потребление, быт, досуг, формирует жизненные стандарты.

Под массовой коммуникацией обычно понимается относительно одновременное воздействие на большие гетерогенные аудитории символов, передаваемых безличными средствами из организованного источника, для которого члены аудитории анонимны. Появление каждого нового типа средств массовой коммуникации производило радикальные изменения социально-культурных систем, связи между людьми становились все менее жесткими и все более анонимными, все более «количественными». Этот процесс и стал одной из главных линий развития, приведших к массовой культуре.

Современные информационные электронные и цифровые технологии сводят в одном формате текст (даже гипертекст), графику, фото- и видео-изображение, анимацию, звук – практически все каналы информации в интерактивном режиме. Это открыло новые возможности хранения артефактов, трансляции и тиражирования информации – художественной, справочной, управленческой, а Интернет создал информационную среду современной цивилизации в целом и может считаться итоговой и полной формой торжества массовой культуры, делая доступным мир миллионам пользователей.

Развитое информационное общество обеспечивает возможности коммуникации – производственной и досуговой – без образования толп, транспортных проблем, свойственных обществу индустриального типа. Именно средства массовой коммуникации, прежде всего – СМИ, обеспечили создание «толпы на дому». Они массифицируют людей, одновременно – разобщая их, поскольку вытесняют традиционные непосредственные контакты, собрания, встречи, заменяя личное общение телевидением или компьютером. В конечном счете, каждый оказывается в составе вроде бы и невидимой, но вездесущей массы. Никогда прежде человек массы не составлял по своей численности такую большую и такую однородную группу. И никогда прежде такие общности не формировались и поддерживались сознательно и целенаправленно с использованием специальных средств не только для аккумулирования и переработки необходимой информации, но и для весьма эффективного управления людьми, воздействия на их сознание. Электронный синтез СМИ и бизнеса начинает поглощать политику и государственную власть, нуждающиеся в публичности, формировании общественного мнения и становящиеся во все большей степени зависимыми от таких сетей, фактически – атрибутом развлечений.

Информация становится более значимой, чем деньги, а товаром — информация не только и не столько как знание, сколько как образ, мечта, эмоция, миф, возможности самореализации личности. Создание определенных образов, мифов, объединяющих людей, реально разрозненных и капсулированных, на основе не столько совместного, сколько одновременного и однотипного переживания формирует личность не просто массовую, а даже серийную. В постинформационной массовой культуре пользоваться спросом и удовлетворять чьи-то потребности должен любой культурный артефакт, включая личность, и общество в целом. В XXI в. национальное самоопределение и выбор цивилизационного пути состоит именно в конкурентоспособном совокупном социальном продукте, который вырабатывает и предлагает это общество. Вывод очень поучительный для современной России.

Массовый человек – это вывернутый наизнанку «естественный человек» просветителей. Налицо широкомасштабное смещение ценностного вектора социального бытия. Ориентацию на труд (духовный, интеллектуальный, физический), напряжение, заботу, созидание и эквивалентный (справедливый) обмен сменила ориентация на дары, карнавалы, организованный другими праздник жизни.

Человек массы не в состоянии удержать целостную картину происходящего, проследить и выстроить причинно-следственные связи. Сознание человека массы не выстроено рационально, а мозаично, напоминая калейдоскоп, в котором образуются довольно случайные узоры. Оно невменяемо: потому как не имеет рациональной мотивации, и потому как безответственно, в силу отсутствия свободного, то есть ответственн век массы – это особый психологический тип, впервые возникший именно в рамках европейской цивилизации. Носителем такого сознания человека делает не то место, которое он занимает в обществе, а глубокая личностная потребительская установка.

Сама по себе массовая культура амбивалентна. Подавляющая часть массовой культуры – бытовая техника и бытовое обслуживание, транспорт и связь, СМИ и прежде всего – электронные, мода, туризм и кафе – вряд ли у кого вызывают осуждение, и воспринимаются просто как основное содержание повседневного опыта, как сама структура повседневности. Однако из самой ее сущности – потакать человеческим слабостям, следует основная тенденция масскульта — «игры на понижение». Поэтому, в обществе должны существовать фильтры и механизмы противодействия, сдерживания этих негативных тенденций. Из этого тем более следует необходимость глубокого осмысления механизмов воспроизводства современной массовой культуры.

Как форма аккумулирования и трансляции ценностно-смыслового содержания социального опыта, массовая культура имеет как конструктивные, так и в деструктивные особенности своего функционирования.

Несмотря на очевидные унифицирующие и нивелирующие тенденции, массовая культура реализует особенности национальных культур, открывая новые возможности и перспективы их развития.

Массовая культура – система порождения и трансляции социального опыта массового общества в условиях рыночной экономики, индустриального производства, урбанистического образа жизни, демократизации и развития технологий массовых коммуникаций.

Массовая культура – закономерный этап развития цивилизации, воплощения ценностных установок, восходящих к эпохе Возрождения и идеалам европейского Просвещения: гуманизм, просвещение, свобода, равенство и справедливость. Реализацией идеи «Все во имя человека, все на благо человека!» стала культура общества массового потребления, изощренного консюмеризма, когда главным товаром становятся мечты, чаяния и надежды. Она создала невиданные ранее возможности удовлетворения самых различных потребностей и интересов, и, одновременно – манипуляции сознанием и поведением.

Способом организации ценностного содержания массовой культуры, обеспечивающим ее исключительную целостность и эффективность, является унификация социальных, экономических, межличностных отношений на основе рыночного спроса и цены. Практически все артефакты культуры становятся товаром, что превращает иерархию ценностей в секторы рыночной экономики, а на первый план выходят факторы, обеспечивающие эффективность их производства, трансляции и потребления: социальная коммуникация, возможности максимального тиражирования и диверсификации.

2. СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Массовая культура и ее отрасли обеспечивают аккумулирование и трансляцию базовых ценностей, обеспечивающих идентичность личности массового общества. С одной стороны, она обеспечивает адаптацию новых ценностей и смыслов, а также их рецепцию массовым сознанием. С другой – вырабатывает общий ценностно-смысловой контекст осмысления действительности в различных сферах деятельности, возрастных, профессиональных, региональных субкультурах.

Массовая культура мифологизирует сознание, реальные процессы, происходящие в обществе и даже в природе. Приводя все ценности к общему знаменателю потребности (спроса), массовая культура имеет ряд негативных последствий: ценностной релятивизм и вседоступность, культивирование инфантилизма, потребительства и безответственности. Поэтому обществу необходимы механизмы и институты защиты от этих негативных последствий. Эту задачу, прежде всего, должны выполнять система образования и подпитывающие ее гуманитарные науки, институты гражданского общества.

Массовая культура оказывается не только проявлением деструктивных тенденций, но и механизмом защиты от них за счет включения их в универсальное информационное поле имитации, «симулякров» «общества спектакля». Она создает комфортное существование для подавляющего большинства членов общества, переводя социальную регуляцию в режим самоорганизации, что обеспечивает ее способность к эффективному самовоспроизводству и экспансии.

Массовая культура обеспечивает принципиально новый тип консолидации общества, основанный на замене соотношения элитарной («высокой») и народной («низовой») культур воспроизводством универсального массового сознания (массового человека). В современном массовом обществе элита перестает быть создателем и носителем высоких образцов культуры для других слоев общества. Она – часть той же массы, противостоящая ей не в культурном отношении, а в обладании властью, возможностью распоряжаться ресурсами: финансовыми, сырьевыми, информационными, человеческими.

Массовая культура обеспечивает стабильность современного общества. Так, в условиях фактического отсутствия среднего класса и гражданского общества консолидацию российского социума осуществляют именно массовая культура и массовое сознание.

— неизбежный, а может и главный и самый масштабный из «плодов Просвещения». Она является буквальным воплощением ценностных установок и ориентаций, восходящих к эпохе Возрождения. Речь идет о таких ценностях как гуманизм, просвещение, свобода, равенство и справедливость. Массовая культура – буквальная реализация лозунга «Все во имя человека, все на благо человека!». Это культура общества, экономическая жизнь которого строится на изощренном консюмеризме, маркетинге и рекламе. Массовое общество – общество массового потребления, когда глубокая сегментация рынков доходит до индивидуального потребителя, а главным товаром становятся его мечты и чаяния, воплощенные в брендах. Массовая культура связана с магистральным развитием человеческой цивилизации, и в ее аксиологическом осмыслении невозможно ограничиваться эмоциональными наскоками.

Негативные оценки массовой культуры, помимо прочего, обусловлены снобизмом, восходящим к началу эпохи Просвещения с его парадигмой воспитания народа образованной элитой. Массовое сознание при этом мыслилось как носитель предрассудков, которые можно легко развеять посредством рационального знания, технических средств их тиражирования, роста грамотности народной массы. ХХ столетие оказалось веком свершения и глубочайшего кризиса просветительских идеалов и надежд. Рост общего образовательного уровня, увеличение объема свободного времени, появление мощнейших средств трансляции культуры – таких, как СМИ и новые информационные технологии сами по себе не привели к действительному просвещению масс и приобщению их к вершинам духовного развития. Более того, эти плоды цивилизации способствовали распространению старых предрассудков и возникновению новых, срывам цивилизации в тоталитаризм, насилие и циничную манипуляцию.

Однако именно массовая культура обучила широкие слои общества «хорошим манерам», в качестве пособий по которым выступают кино, реклама, телевидение. Она создала невиданные ранее возможности удовлетворения интересов любителей классического искусства, фольклора и авангарда, тех, кто стремится пережить острые ощущения, и тех, кто ищет физического и душевного комфорта. Сама по себе массовая культура – явление амбивалентное, связанное с некоторыми особенностями современной цивилизации, и в разных обществах может выполнять различные функции.

Если в традиционном обществе элита выступала носителем и хранителем лучшего, наиболее ценного («высокой» культуры), то в современном массовом обществе она уже противостоит массе не в культурном отношении, а лишь в обладании властью. Она – часть той же массы, получившая возможность распоряжаться ресурсами: финансовыми, сырьевыми, информационными. Нынешняя элита не может служить образцом в культурном отношении – в лучшем случае, в качестве моделей для презентации демоверсий новой продукции и моды. Она перестает быть заказчиком, создателем и носителем высоких образцов культуры, искусства, социальных отношений, политико-правовых норм и ценностей – высоких стандартов, к которым подтягивалось бы общество. Современная «элита» не испытывает ответственности перед «народом», видя в нем только один из ресурсов управления.

Именно массовая культура обеспечивает консолидацию и стабильность современного общества. Убедительным примером является поразительная, необъяснимая с точки зрения «теории среднего класса» устойчивость путинского режима. В условиях фактического отсутствия среднего класса и гражданского общества функцию консолидации социума осуществляет именно массовая культура, «ярким» представителем которой выступает сам президент. Функцию среднего сословия в современной России с успехом выполняет массовое сознание людей массы, успешно сформированное еще в советское время.

Массовая культура оказывается не только проявлением деструктивных тенденций, но и механизмом защиты от них. Главные требования к артефактам массовой культуры – тотальность, перформативность и сериальность. Каждый проект диверсифицируется, ветвится в великое множество других событий, каждое из которых ссылается на другие, отсылает к ним, отражается от них, получая дополнительное подкрепление собственной «реальности». Серия это не только совокупность тиражных копий, а скорее некая сквозная линия, на которую нанизан разнообразный подкреплений не только невозможно, но и неправомерно: он существует только в этой матрице и в иных условиях существовать не может. Но это событие лишено собственной идентичности, нигде не существует «в полном объеме» и целостности. Главное – функция в рамках некоей целостности, способность в эту целостность интегрироваться, раствориться в ней. В массовой культуре складывается ситуация тотального и универсального «небытийствования», что не только не мешает связной социальной коммуникации, но и является единственным условием ее успешного осуществления.

Бытийственность масскульта разворачивается, таким образом только в поле имитации, в поле фикций, симулякров. «Экстремальные» виды спорта, оснащенные надежно защищающей экипировкой и прочими мерами безопасности, только имитируют extreme. Зато подлинная зачастую шокирует, потому как плохо укладывается в формат масскульта. Примером окончательной победы масскульта является деконструкция им события 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, которые миллионами телезрителей воспринимались как очередной фильм-катастрофа или шутка хакер-провайдеров. Мир не успел содрогнуться, как грандиозная реальная трагедия превратилась в очередной «симулякр» «общества спектакля».

Современная массовая культура – сложная система высокотехнологизированных специализированных сфер деятельности, которые можно проследить, следуя этапам жизненного пути: «индустрия детства», массовая общеобразовательная школа, средства массовой информации, издательская деятельность, библиотеки, система государственной идеологии и пропаганды , массовые политические движения, индустрия развлечений,
«оздоровительная индустрия», индустрия массового туризма, любительство, мода и реклама. Массовая культура реализуется не только в коммерциализированных формах (музыкальная эстрада, эротический и развлекательный шоу-бизнес, назойливая реклама, бульварная «желтая» пресса, низкопробные телепрограммы), она способна к самовыражению и другими средствами, в других образных системах. Так в тоталитарных обществах массовой культуре характерен милитаристско-психопатический склад, ориентирующий людей не на индивидуалистическо-гедонистические, а на коллективистские формы бытия.

Массовая культура и ее отрасли связаны с аккумулированием и трансляцией базовых ценностей, обеспечивающих идентичность личности и, на этой основе, культурально обусловленную консолидацию общества. С одной стороны, она обеспечивает адаптацию новых ценностей и смыслов, а также их рецепцию обыденным сознанием. С другой – вырабатывает некий ценностно-смысловой контекст осмысления действительности в различных сферах деятельности, своеобразие конкретной национальной культуры, а также возрастных, профессиональных, региональных субкультур. Она буквально реализует метапринцип этики – категорический императив И.Канта «поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».

В массовой культуре представлены не столько типичные темы, сколько ценностно-нормативные фреймы современной цивилизации. Так, история о неотвратимости справедливой награды, заслужившей личное счастье бедной трудолюбивой девушки («Золушка»), миф «кто был никем, тот станет всем» в результате самоотверженного труда и праведной жизни – наиболее распространены в массовой культуре, закрепляя веру в конечную справедливость мира. Массовая культура мифологизирует сознание, мистифицирует реальные процессы, происходящие в обществе и даже в природе. Продукты массовой культуры, буквально, превращаются в «магические артефакты» (вроде ковра-самолета, волшебной палочки, живой воды, скатерти-самобранки, шапки-невидимки), обладание которыми открывает двери в мир мечты. На смену рациональному, причинно-следственному представлению о мире, предполагающему знания о «сделанности» мира, пришла «панорамно-эниклопедическая» эрудиция, достаточная для отгадывания кроссвордов и участия в играх вроде «Поле чудес», «Как стать миллионером». В остальных, практических случаях, включая профессиональную деятельность ему достаточно рецептов из пособий и инструкций.

Если тоталитарный государственно-силовой контроль подобен ручному управлению, массовая культура переводит социальную регуляцию в режим самоорганизации. С этим и связана не только ее потрясающая живучесть и способность к самовоспроизводству и экспансии, но эффективность. При всей нестабильности каждого отдельного фрагмента массовой культуры и соответствующих социальных общностей, легкости их рассеяния и ликвидации, всему ансамблю ничто в принципе не угрожает. Разрыв в отдельно взятом конкретном звене не влечет уничтожение всей «паутины». Массовая культура налаживает стабильное и безопасное, весьма комфортное существование для подавляющего большинства членов сообщества. Фактически заменяя государственные институты, массовая культура выступает манипулятором-регулятором психического и нравственного состояния общества.

Сама по себе массовая культура ни хороша, ни плоха, поскольку она порождена целым комплексом особенностей современной человеческой цивилизации. Она выполняет ряд важных социально-культурных функций, но и имеет ряд негативных последствий. Поэтому общество должно вырабатывать механизмы и институты, корректирующие и компенсирующие эти негативные последствия, вырабатывающие защиту и иммунитет от них. Эту функцию, прежде всего, должны выполнять система образования и подпитывающие ее гуманитарные науки. Но решение этой задачи предполагает ясное и внятное понимание ценностного содержания массовой культуры, ее феноменов и артефактов.

3. ЦЕННОСТНЫЙ КОМПЛЕКС МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ

В условиях маркетизации культуры меняется не столько содержание ценностей, сколько само их функционирование. Ценностный комплекс массовой культуры образован радикально иначе, чем культуры традиционной, ищущей трансцендентного ценностного обоснования реальности в сакральном. Массовая культура – едва ли не первая в истории человечества культурная формация, лишенная трансцендентного измерения. Она совершенно не интересуется нематериальным, потусторонним бытием, иным его планом. Если что-то сверхъестественное и фигурирует в ней, то, во-первых, описывается подобно описанию потребительских качеств товара, а во-вторых, используется для удовлетворения земных потребностей.

Ценностная вертикаль традиционной культуры в условиях массовой культуры «уплощается» в соответствующие рыночные сегменты. Бывшие ценности превращаются в тематические рубрикаторы: «про любовь», «про знания», «про веру», «про добро», «как стать счастливой», «как добиться успеха», «как стать богатым». Массовая культура, начиная с обеспечения обыденного комфорта, втягивает в орбиту обыденного потребления все более высокие уровни иерархии ценностей и потребностей – вплоть до уровней самоутверждения, сакрального и трансцендентного, которые тоже предстают рыночными сегментами определенных услуг. Вопрос о добродетели мало волнует человека массового общества, скорее беспокоящегося о том, что считается добродетельным на данный момент, является модным, престижным, ходким, выгодным. Хотя социальность и конформизм в ней практически отождествляются, в массовой культуре, в силу ее всеядности, выделяются специальные рыночные зоны для проявления (и удовлетворения) агрессивности (спорт, рок, экстремальный туризм).

В общем виде структура ценностей массовой культуры включает в себя:

сверх-ценности маркетизации:


сверх-ценности формы: событийность (привлечение внимания, известность, эпатаж); возможность тиражирования и распространения; сериальность; диверсификация.


сверх-ценности содержания (предмета): «на потребу», «для человека»; личный успех; удовольствие.


Базовые ценности масскульта, рубрицируемые по видам и жанрам: чувственные переживания; сексуальность; власть (сила); интеллектуальная исключительность; идентичность; несостоятельность отклонений.


специфические ценности национально-этнических культур: уникальность и неповторимость культурной идентичности; потенциал общечеловечности.


ролевые ценности: профессиональные, возрастные, гендерные.


экзистенциальные ценности: добро; жизнь; любовь; вера.


Всю эту систему пронизывает главное – маркетизация — иметь потребительскую ценность. Что не востребовано – не может существовать. Массовая культура и ее артефакты – очень целостная и хорошо интегрированная система, способная к перманентному самовоспроизводству. Это самовоспроизводящаяся массовая персонология или персонифицированная масса.


Возникая в традиционном обществе или проникая в него, массовая культура начинает постепенный подъем по вертикали (пирамиде) ценностей. Если в обществе сложились социальные институты, закрепляющие иерархию ценностей, то экспансия по вертикали, осуществляемая массовой культурой не опасна: форма, каркас ориентиров социализации сохраняется, а масскульт только поставляет массовые и качественные продукты материального и духовного потребления. Опасности подстерегают, когда в обществе отсутствуют такие институты и отсутствует элита – тренд, задающий ориентиры, подтягивающий массу. В случае же омассовлении самой элиты, прихода в нее людей с массовым сознанием, общество деградирует в усиливающемся популизме. Собственно, популизм – это и есть массовое сознание в политике, работающее на упрощение и понижение идей и ценностей.


Из этого следует, что массовая культура, которая сама по себе ни хороша, ни плоха, играет позитивную социальную роль только тогда, когда имеются сложившиеся институты гражданского общества и когда существует элита, выполняющая роль, аналогичную роли рыночного тренда, подтягивающая за собой остальное общество, а не растворяющаяся в нем или мимикрирующая под него. Проблемы начинаются не с массовой культурой, а с утратой творческого потенциала общества.


Человек предстает не как личность, имеющая какой-то внутренний мир, а значит и самостоятельную ценность и значимость, а как некий имидж, в конечном счете – товар, имеющий, как и прочие товары на рынке, свою цену, которая этим рынком и только им и определяется. Массовый человек становится все более опустошенным, безликим при всей внешней претенциозности и яркости оформления его присутствия в мире. В постмодернистском массовом обществе «управляемая масса» людей (на фабрике, в церкви, в армии, в кинотеатре, в концлагере, на площади), сменяется массой «контролируемой», которая создается с помощью СМИ, рекламы, Интернета, не предполагая обязательный личный контакт. Предоставляя большую личную свободу и избегая прямого насилия, массовое общество постмодерна воздействует на людей с помощью «мягкого соблазна» (Ж.Бодрийяр), «машин желания» (Ж.Делез и Ф.Гватари).


Массовая культура при всей бурной эмоциональности ее проявлений – «холодное» общество, закономерный итог развития общества, реализующего либеральные ценности, самостоятельность и независимость различных нормативно-ценностных систем. Либерализм, делая акцент на процедурах, сохранении баланса сил — возможен только в рамках стабильного, устойчивого общества. Для того чтобы стать устойчивым, обществу нужно пройти стадию самоопределения. Поэтому либерализм испытывает серьезные проблемы в стадиях перехода и трансформации, когда жизнь взывает к поиску нового аттрактора, поиску идентичности. Массовая культура в такой ситуации играет неоднозначную роль. Она, вроде бы, консолидирует общество во всеобщем равенстве вседоступности, но – не дает идентичности, столь важной в этой ситуации.


4. ПОКАЗАТЕЛЬ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ


Говорить о массовой культуре без обращения к ее основным показателям просто немыслимо и опрометчиво. Ведь именно по результату той или иной деятельности можно говорить о полезности или вреде того или иного явления.


А кто, как не мы, является непосредственным объектом воздействия массовой культуры? Как она влияет на нас с вами? Показательно, что характерной особенностью духовной атмосферы в современной культуре, определяющей тип плоскостного современного восприятия и мышления, становится всепроникающий юмор. Поверхностный взгляд не только принципиальное идет в глубину, замечая лишь видимые несообразности или несоответствия, но и цинично предает осмеянию действительность, которая, тем не менее, принимается им как она есть: в конечном счете довольный собою и жизнью человек остается с той действительностью, которую он сам же осмеял и унизил. Это глубинное неуважение к себе пронизывает все отношение человека к миру и все формы его про явления в мире. Где смех, как отмечал еще А.Бергсон, там нет сильных эмоций. И если смех присутствует везде, то это и означает, что человек уже не присутствует всерьез даже в собственном бытии, что он в известном смысле виртуализировал самого себя.


Действительно, чтобы разрушить что-то в действительности, надо прежде разрушить это в своем сознании, низвести, унизить, развенчать как ценность. Смешение ценности и неценности не столь безобидно, как кажется на первый взгляд: оно дискредитирует ценность, так же как смешение истины и лжи превращает всё в ложь, ведь и в математике «минус» на «плюс» всегда дает «минус». В самом деле, разрушать всегда было легче, чем создавать, вносить порядок и гармонию. Это пессимистическое наблюдение сделал и М. Фуко, писавший, что низвергнуть что-то — это прокрасться внутрь, снизить планку ценности, перецентрировать окружение, вынуть центрирующий стержень из основания ценности.


О похожей духовной атмосфере, нос ложившейся в России в начале XX века, писал А. Блок в своем эссе « Ирония «. Перед лицом разлагающего смеха, проклятой иронии, пишет он, все оказывается равно и равновозможно: добро и зло, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба, все смешано, как в кабаке и мгле: преклонить колени перед Недотыкомкой, соблазнить Беатриче… Всё уравнивается в правах, всё подлежит осмеянию, и нет никаких святынь или идеалов, которые оставались бы неприкосновенными, ничего святого, что человек бы оберегал от вторжения «юмористического восприятия». О подобном состоянии Г.Гейне говорит: «Я уже не различаю, где кончается ирония и начинается небо».


А.Блок называет эту убийственную иронию болезнью личности, пораженной индивидуализмом, при котором дух вечно цветет, но вечно бесплоден. Индивидуализм, однако, отнюдь не означает становления индивидуальности, личности; на фоне процессов омассовления это означает рождение толп, состоящих из людей-атомов, где каждый один и сам по себе, но во всём подобен другим. Личность, как известно, представляет собой системное и целостное образование, не сводимое к какой-либо одной стороне проявления человека или какой-либо конкретной форме его социального поведения.


Массовая культура, во-первых, фрагментирует личность, лишая ее целостности, и, во-вторых, сужает ее ограниченным набором стереотипных проявлений, которые всё с меньшим основанием можно считать поступками. Иными словами, из фундамента личности выбивается единый стержень, интегрирующий совокупные проявления личности и составляющий ее идентичность; остается лишь некая специфическая «реактивность» в заданном направлении, т.е. складывается конформизм. Происходит парадоксальный процесс одновременного и омассовления людей, и распадения их общности, которая может основываться на взаимодействии личностей, но не на изоляции индивидуализмов. О разрушительной силе индивидуализма еще Вл. Соловьев в XIX веке писал: «Чрезмерное развитие индивидуализма в современном Западе ведет к своему противоположному — к всеобщему обезличению и опошлению.


Крайняя напряженность личного сознания, не находя себе соответствующего предмета, переходит в пустой и мелкий эгоизм, который всех уравнивает». Индивидуализм без индивидуальности предстает в обычном его выражении как массовая мещанская психология. Само отношение к человеку, а также и его собственная самооценка, основываются не на наличии у человека каких-либо общественно ценных способностей, достоинств и их проявлении, а на величине спроса, которым он или его способности пользуются на рынке. Человек предстает не как личность, имеющая самостоятельную ценность, а как товар, имеющий свою цену, как и все остальное на рынке. Человек и сам начинает относиться к себе как к товару, который следует продать по возможно более дорогой цене. Чувства самоуважения становится недостаточно для уверенности в себе, ибо человек начинает зависеть от оценки других людей, от моды на его специальность или способности. Рыночная ориентация, как утверждал Э. Фромм, искажает структуру характера человека; отчуждая его от самого себя, она и лишает индивида его индивидуальности. Христианский Бог любви терпит поражение от рыночного идола наживы.


Индивидуализм как деиндивидуализация сознательно насаждается, поскольку современное общество нуждается в максимально одинаковых, схожих людях, которыми проще управлять. Рынок так же заинтересован в стандартизации личностей, как и товаров. Стандартные вкусы легче направлять, дешевле удовлетворять, их легче формировать и угадывать. Творческое начало при этом всё более уходит из трудового процесса; творческая личность всё менее оказывается востребована в обществе массовых людей. Массовый человек становится всё более опустошенным при всем многообразии и яркости внешнего наполнения его бытия, всё более внутренне безликим и бесцветным при всей внешней претенциозности «оформления» его присутствия в мире — его потребностях, запросах и т.п. При всем утверждении предприимчивости и инициативы человек в действительности становится все менее способным к самостоятельному решению проблем: как отдыхать, ему советует телевизор, как одеваться — определяет мода, кем работать — рынок, как жениться — астролог, как жить — психоаналитик. Походы в консерваторию или картинную галерею заменяет шоппинг, всё более становящийся самостоятельной формой отдыха, времяпрепровождения.


У человека остаётся всё меньше действительного, настоящего досуга, наполненного размышлением, общением с самим собой, становлением собственной души, ее осознанием и воспитанием. Не зря во всех религиозных системах, которые придавали большое значение духовному совершенствованию человека, отводилось столь значительное место для этой своеобразной духовной «праздности», ибо только тогда человек мог работать с самим собой, взращивать свою личность. Досуг в современном обществе практически поглощен принудительным развлечением посредством ТВ и различных шоу-программ. С помощью широко поставленной и заманчиво обставленной индустрии развлечения человек бежит от жизни с ее реальными проблемами, от себя, от других.


Рынок предъявляет массовый спрос на простую, понятную, пусть слегка глуповатую, но дающую простые и понятные ответы — дешевую идеологию: она предлагает простые объяснения и рецепты, создает хоть какую-то уверенность и определенность. Так, например, получил небывалую популярность в современной культуре фрейдизм, предлагающий иллюзию простого и легкого истолкования многих сложных проблем жизни; там же, где каких либо комплексов изначально и не было, они навязываются, искусственно подвёрстываются, ибо обещают возможность легкого понимания ситуации или же введения ее в рамки общепонятного «как у всех» и «как обычно».


Иллюстрацией к данному утверждению служат распространенные у нас многочисленные, например, бразильские сериалы (в частности, сериал «Во имя любви», где очень прямолинейно и примитивно истолковываются все выведенные З.Фрейдом комплексы) или дешевые западные мелодрамы, где подобный способ достаточно одностороннего способа объяснения всей многосложной жизни неявно, но постоянно предлагается зрителю.


В то же время в современном обществе речь идет именно об использовании философии Фрейда, но отнюдь не о внимании к ней как к способу истолкования жизни и культуры: если его философия строилась на утверждении, что культура подавляет и под культурными формами прячет в обществе сексуальность, свободное проявление которой угрожает его спокойствию, то в современной массовой культуре сексуальное, напротив, всячески культивируется и провоцируется. При этом, однако, соответствующая обывателя, которому интереснее «донжуанский список» А.С.Пушкина, чем сами его произведения, его живо волнует скандальный оттенок отношений С. Парнок с М.Цветаевой, хотя он никогда не читал самих стихов этих поэтесс о любви (мещанину традиционно приятнее не столько знать, сколько подглядывать, убеждая себя, что не так уж они велики, эти великие).


Таким образом, сама проблема пола в массовой культуре также подвергается девальвации, измельчению. Пол уже не осмысляется как форма биосоциального ритма организации культурной жизни человека, отражающей основополагающие космические ритмы «инь-ян», а его про явления не предстают ни как буйство природной стихии (как в романтизме), ни как куртуазная игра. Само чувство любви утратило высокий трагедийный накал, который позволял видеть в ее силе действие рока или проявление гения рода (А. Шопенгауэр), или неистовый разрушительный порыв созидания (М.Унамуно). И уж тем более она перестала представляться таинством, как у В.Соловьева или В.Розанова (о каких таинствах может идти речь в контексте передачи «Про это»). Здесь также планка снижена до заземленной профанации, до плоского юмора и всепроникающей и вездесущей, но импотентной эротики, ибо любовь заменена упрощенным механизированным ритуалом модульных отношений, в которых действуют не столько даже люди, сколько функции; поскольку функции являются типовыми и временными, то и партнеры взаимозаменяемы, так как скроены по стандартным лекалам безличностных массовых человеков. Вся гамма смыслов — от космологии до психологии — заменена позиционированием. При этом само женское начало унижается, женщина всё настойчивее превращается из субъекта в объект сексуальных интересов, редуцируется в предмет потребления; в свою очередь, мужское начало примитивизируется, а сам его образ редуцируется к нескольким силовым функциям. Недаром в западной критике массовой культуры четко прослеживаются феминистские мотивы осуждения масскультовской практики стереотипизации образа женщины.


Замена человеческих отношений психотехнологическими манипуляциями, кризис личности, феномен духовно-чувственной недостаточности человека, его атомизация представляются опасным симптомом деформации социальности.


Фактически культура замещается совокупностью социальных технологий, и происходящий процесс по сути становится процессом глубоко бескультурным, ибо внешняя цивилизованность все дальше расходится с подлинным смыслом культуры как явления, принципиально социального по природе и смыслу и духовного по содержанию.


Итак, мощный поток разрозненной, сумбурной, неорганизованной информации буквально забивает восприятие, лишая человека возможности нормально размышлять, сопоставлять, анализировать. Совокупность сведений непрерывно меняется, трансформируется, составляя, как в калейдоскопе, то один, то другой узор. Это совокупное поле втягивает человека в себя, обволакивает, внушает ему нужные идеи, представления, мнения. При современной информатизированности общества, пишет Г. Тард, «достаточно одного пера для того, чтобы привести в движение миллионы языков. Современная экранная культура предлагает человеку информацию — здесь и сейчас. Это, конечно, способствует выработке представления о текущем, так сказать, моменте, но человек как бы разучается держать в голове долговременную перспективу,строить ее.


Практически вся реальность культурной жизни современного массового общества оказывается состоящей из мифов социально-художественной природы. Действительно, основные сюжеты масскульта скорее можно отнести к социальным мифам, чем к художественной реальности. Мифы выступают как своего рода симуляторы: политические мифы.- симуляторы политических идеалов, мифы в искусстве — симуляторы жизни, которая представлена не через художественное мышление, но через систему накачанных коммерческой энергией условных социальных схем. Массовизация разъедает все типы сознания и все виды занятий — от искусства до политики,- вызвав на арену социальной жизни особую генерацию дилетантов по профессии.


Как полагал Р. Барт, миф — это всегда альтернатива реальности, ее «другое». И создавая новую реальность, которая как бы обескровливает первую, миф постепенно замещает ее. В результате же существование реального противоречия не только не изживается, но воспроизводится в ином аксиологическом контексте и акцентуации и психологически оправдывается.


Человек начинает воспринимать настоящую реальность через систему созданных масскультом и СМИ мифов, и уже эта система мифов кажется ему новой ценностью и подлинной реальностью. Современная система мифов выполняет роль адаптированной к современному массовому мышлению идеологии, которая пытается убедить людей в том, что навязываемые им ценности «правильнее» жизни, а отражение жизни более действительно, более правдиво, чем сама жизнь.


Итак, подводя некоторый итог, можно сказать, что упомянутое отсутствие вертикальных векторов организации социокультурной жизни, включая распадение прежнего института духовно-культурной элиты, отсутствие ценностной иерархии бытия и его пони мания, клишированность восприятия по навязываемым СМИ стандартам оценок, унификация стиля жизни в соответствии с господствующими социальными мифами порождают процесс гомогенизации общества, осуществляемый повсеместно, на всех его уровнях, однако отнюдь не в должном направлении. При этом процесс происходит не на лучших основаниях и в нежелательно широких масштабах.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Массовая культура – образ жизни массового общества, порожденный рыночной экономикой, индустриальным производством, демократизацией и развитием технологий массовых коммуникаций. Она раскрыла невиданные ранее возможности реализации различных потребностей и интересов, и, одновременно – манипуляции сознанием и поведением. Ее исключительную целостность и эффективность обеспечивает унификация социальных, экономических, межличностных отношений на основе рыночного спроса и цены. На первый план выходят факторы, обеспечивающие эффективность производства, трансляции и потребления артефактов культуры: социальная коммуникация, возможности максимального тиражирования и диверсификации. Приводя все ценности к общему знаменателю потребности (спроса), массовая культура имеет ряд негативных последствий: ценностной релятивизм и вседоступность, культивирование инфантилизма, потребительства и безответственности. Поэтому обществу необходимы механизмы и институты защиты от этих негативных последствий. Эту задачу, прежде всего, должны выполнять система образования, институты гражданского общества, полноценная элита. Массовая культура оказывается не только проявлением деструктивных тенденций, но и механизмом защиты от них. Она создает комфортное существование для подавляющего большинства членов общества, обеспечивает стабильность современного общества. Так, в условиях фактического отсутствия среднего класса и гражданского общества консолидацию российского социума осуществляют именно массовая культура и массовое сознание.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ «КУЛЬТУРА» И ЕЕ МЕСТО В СИСТЕМЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

В ХХ веке культура стала объектом мощной экспансии со стороны новых - аудиовизуальных и электронных - средств коммуникации (радио, кино, телевидение), охвативших своими сетями практически все пространство планеты. В современном мире средства массовой информации (СМИ) обрели значение главного производителя и поставщика культурной продукции, рассчитанной на массовый потребительский спрос. Ее потому и называют массовой культурой, что она не имеет четко выраженной национальной окраски и не признает для себя никаких национальных границ. В качестве совершенно нового культурного феномена она является предметом изучения уже не антропологического (этнологического) или гуманитарного (филологического и исторического), а социологического знания.

Массы - особого рода социальная общность, которую следует отличать и от народа (этноса), и от нации. Если народ представляет собой коллективную личность с единой для всех программой поведения и системой ценностей, если нация – это коллектив личностей, то массы – это безличный коллектив, образуемый внутренне не связанными между собой, чуждыми и безразличными друг другу индивидами. Так, говорят о массе производственной, потребительской, профсоюзной, партийной, зрительской, читательской и пр., которая характеризуется не столько качеством образующих ее индивидов, сколько их численным составом и временем существования.

Наиболее типичным примером массы является толпа. Массу называют порой «толпой одиноких» (таково заглавие книги американского социолога Д. Рисмена), а ХХ век - «веком толп» (название книги социального психолога С. Московичи). Согласно «диагнозу нашего времени», поставленному немецким социологом Карлом Манхеймом еще в 30-е гг. прошлого венка, «основные изменения, свидетелями которых мы сегодня являемся, в конечном итоге объясняются тем, что мы живем в массовом обществе». Своим возникновением оно обязано росту крупных промышленных городов, процессам индустриализации и урбанизации. С одной стороны, его характеризует высокий уровень организации, планирования, управления, с другой - сосредоточение реальной власти в руках меньшинства, правящей бюрократической элиты.

Социальной базой массового общества являются не свободные в своих решениях и действиях граждане, а скопления безразличных друг к другу людей, сведенных вместе по чисто формальным признакам и основаниям. Оно - следствие не автономизации, а атомизации индивидов, чьи личные качества и свойства никем не принимаются в расчет. Его появление стало результатом включения больших групп людей в социальные структуры, функционирующие независимо от их сознания и воли, навязанные им извне и предписывающие им определенный способ поведения и действия. Социология и возникла как наука об институциональных формах социального поведения и действия людей, в которых они ведут себя согласно предписанным им функциям или ролям. Соответственно изучение психологии масс получило название социальной психологии.

Будучи чисто функциональным образованием, масса не обладает собственной и внутренне сплачивающей ее программой действий (последнюю она всегда получает извне). Каждый здесь - сам по себе, а все вместе - достаточно случайное объединение людей, легко подверженное внешним воздействиям и разного рода психологическим манипуляциям, способным вызывать у нее определенные настроения и эмоции. За душой у массы нет ничего такого, что она могла бы посчитать своей общей ценностью и святыней. Ей нужны кумиры и идолы, которым она готова поклоняться, пока они владеют ее вниманием и потворствуют ее желаниям и инстинктам. Но она же и отвергает их, когда они противопоставляют себя ей или пытаются подняться выше ее уровня. Массовое сознание рождает, конечно, свои мифы и легенды, может полниться слухами, подвержено разным фобиям и маниям, способно, например, беспричинно впадать в панику, но все это - результат не сознательных и продуманных действий, а иррационально возникающих на массовой почве переживаний и страхов.

Главной ценностью массового общества является не индивидуальная свобода, а власть, которая, хотя и отличается от власти традиционной – монархической и аристократической – в своей способности управлять людьми, подчинять себе их сознание и волю намного превосходит последнюю. Люди власти становятся здесь подлинными героями дня (о них больше всего пишет пресса, они не сходят с экранов телевидения), приходя на смену героям прошлого – инакомыслящим, борцам за личную независимость и свободу. Власть в массовом обществе столь же обезличена, деперсонализирована, как и само общество. Это уже не просто тираны и деспоты, чьи имена все знают, а скрытая от глаз общественности корпорация людей, управляющих страной, - «властвующая элита». Орудием ее власти, сменяющим старую «систему надзора и наказания», служат мощные финансовые и информационные потоки, которыми она распоряжается по собственному усмотрению. Кто владеет финансами и СМИ, тому реально и принадлежит власть в массовом обществе.

В целом массовая культура и есть орудие власти массового общества над людьми. Будучи рассчитана на массовое восприятие, обращаясь не к каждому отдельно, а к огромным аудиториям, она ставит своей задачей вызвать у нее однотипную, однозначную, одинаковую для всех реакцию. Национальный состав этой аудитории не имеет при этом существенного значения. Массовый характер восприятия, когда мало знакомые и ничем не связанные между собой люди как бы сливаются в едином для себя эмоциональном отклике, - специфическая особенность приобщения к массовой культуре.

Понятно, что сделать это легче, обращаясь к самым простым, элементарным чувствам и настроениям людей, не требующим серьезной работы головы и духовных усилий. Массовая культура - не для тех, кто хочет «мыслить и страдать». В ней ищут по большей части источник бездумного веселья, ласкающего глаз и слух зрелища, заполняющего досуг развлечения, удовлетворения поверхностного любопытства, а то и просто средства для «ловли кайфа», получения разного рода удовольствий. Достигается такая цель посредством не столько слова (тем более, печатного), сколько изображения и звука, которые обладают несравненно большей силой эмоционального воздействия на аудиторию. Массовая культура – по преимуществу аудиовизуальная. Она предназначена не для диалога и общения, а для снятия стрессов от избыточных социальных перегрузок, для ослабления чувства одиночества у живущих рядом, но не знающих друг друга людей, позволяя им на какое-то время ощутить себя одним целым, эмоционально разрядиться и дать выход накопившейся энергии.

Социологи отмечают обратную зависимость между просмотром телепередач и чтением книг: с увеличением времени первого сокращается второе. Общество из «читающего» постепенно становится «глазеющим», на смену письменной (книжной) культуре постепенно приходит культура, основанная на восприятии зрительных и звуковых образов («конец галактики Гутенберга»). Они-то и являются языком массовой культуры. Письменное слово, конечно, полностью не исчезает, но постепенно девальвируется в своем культурном значении.

Судьба печатного слова, вообще книги, в эпоху массовой культуры и «информационного общества» - большая и сложная тема. Замена слова изображением или звуком создает в культурном пространстве качественно новую ситуацию. Ведь слово позволяет увидеть то, что нельзя увидеть обычным глазом. Оно обращено не к зрению, а к умозрению, позволяющему мысленно представить то, что им обозначается. «Образ мира, в слове явленный», со времен Платона называют идеальным миром, который становится доступен человеку лишь посредством воображения, или рефлексии. А способность к ней в наибольшей степени формируется чтением.

Другое дело, наглядное изображение, картинка. Ее созерцание не требует от человека особых мыслительных усилий. Зрение заменяет здесь рефлексию, воображение. Для человека, чье сознание сформировано средствами массовой информации, нет идеального мира: он исчезает, растворяется в потоке зрительных и слуховых впечатлений. Он зрит, но не мыслит, видит, но часто не понимает. Удивительная вещь: чем больший объем такой информации оседает в голове человека, тем менее он критичен по отношению к ней, тем более утрачивает собственную позицию и личное мнение. Читая, еще можно как-то соглашаться или спорить с автором, но, долгое общение с экранным миром постепенно убивает всякую сопротивляемость ему. В силу своей зрелищности и общедоступности этот мир намного убедительней книжного слова, хотя и более разрушителен в своем воздействии на способность суждения, т.е. на способность самостоятельно мыслить.

Массовая культура, будучи по существу космополитической, явно понизила порог индивидуальной восприимчивости и избирательности. Поставленная на поток, она мало чем отличается от производства товаров массового потребления. Даже при хорошем дизайне она рассчитана на среднестатистический спрос, на усредненные предпочтения и вкусы. Безгранично расширяя состав своей аудитории, она приносят ей в жертву уникальность и неповторимость авторского начала, что всегда определяло своеобразие национальной культуры. Если сегодня кто еще и интересуется достижениями национальной культуры, то уже в статусе высокой (классической) и даже элитарной культуры, обращенной в прошлое.

Отсюда понятно, почему большинство западных интеллектуалов увидело в массе главного врага культуры. На смену национальным формам жизни пришел космополитический город с его стандартизированными предписаниями и регламентациями. В такой среде культуре нечем дышать, а то, что ею называют, не имеет к ней прямого отношения. Культура позади, а не впереди нас, и все разговоры о ее будущем не имеют смысла. Она превратилась в огромную индустрию досуга, существующую по тем же правилам и законом, что и вся рыночная экономика.

Еще Константин Леонтьев удивлялся тому, что чем больше европейские народы обретают национальную независимость, тем больше становятся похожими друг на друга. Кажется, что национальные границы в культуре и существуют только для того, чтобы сохранять на какое-то время идущие из прошлого этнокультурные различия между народами, во всем остальном предельно сближающиеся друг с другом. Рано или поздно и все то, что их разделяет в плане культуры, окажется несущественным на фоне происходящих интеграционных процессов. Уже национальная культура освобождает индивида от безусловной власти над ним непосредственного коллективных и традиционно передаваемых обычаев и ценностей его группы, включает в более широкий культурный контекст. В своей национальной форме культура становится индивидуальной, а, значит, более универсальной по заключенным в ней смыслам и связям. Классиков любой национальной культуры знают во всем мире. Происходящее в массовом обществе дальнейшее расширение границ культуры, ее выход на транснациональный уровень осуществляется, однако, за счет утраты ею ярко выраженного индивидуального начала в процессе, как творчества, так и потребления культуры. Количественный состав аудитории, потребляющей культуру, предельно увеличивается, а качество этого потребления снижается до уровня общедоступного примитива. Культура в массовом обществе движима не стремлением человека к индивидуальному самовыражению, а бытро меняющимися потребностями толпы.

Что же в таком случае несет с собой глобализация? Что она означает для культуры? Если в границах существующих национальных государств массовая культура еще как-то соседствует с высокими образцами культуры, созданными национальным гением народа, то не станет ли культура в глобальном мире синонимом человеческой безликости, лишенной всяко разнородности? Какова вообще судьба национальных культур в мире глобальных связей и отношений?

Представление о культуре в современном обществе уникально. Оно объединяет повседневные представления о культуре как процессе приобщения к ценностям, созданным человечеством, об определённых канонах поведения в обществе, а также принципиально отличающиеся от обыденных размышления о ней исследователей.

Последние ещё со времён античности пытаются постичь тайну культуры. Для учёных всегда было очевидно, что культура принципиально несводима к её внешним проявлениям нормативного порядка и уж, тем более, – к досуговым реалиям.

Сегодня количество определений культуры измеряется четырёхзначными цифрами, что одновременно отражает и значимость, и чрезвычайную сложность постижения данного явления. Подобная статистика не столько формирует потребность в новых определениях, сколько обязывает чётко обрисовать тот социальный фон, на котором они возникают. В качестве такового выступает исторически взрослеющее человечество. Каждый из его представителей является существом, которое в отличие от животных чувствует себя дискомфортно в естественной природной среде и поэтому вынуждено формировать для социальной жизни среду искусственную, т. е. культуру.

Последние десятилетия ушедшего тысячелетия во многом кардинально трансформировали глобальный социум. Локомотивом этой трансформации оказалась культура. Возможно, впервые в человеческой истории универсальное влияние культуры распространилось практически на всё цивилизованное население. Именно это обстоятельство позволяет нынешним культурологам с уверенностью заявлять: “Там, где раньше было общество, стала культура” (Г. Беркинг ). Последняя по сравнению с предшествующими эпохами, безусловно, изменилась, вобрав в себя все те классические параметры, которые сформировали её на протяжении двух тысячелетий как целостный и гармоничный механизм. Сам же культурный универсализм современной эпохи изменился до неузнаваемости.

Каковы же контуры этой новой культуры и что она несёт личности и обществу?

Феномен современной культуры может быть достаточно удачно описан в двух измерениях: постиндустриальном и постмодернистском. Культура развивается как результат взаимодействия этих двух глобальных подходов к преобразованию, а также к оценке действительности. При этом оказывается, что первый непосредственно регулирует способы формирования современных социальных и технологических реалий. Второй же создаёт и транслирует ценности, возникающие внутри современной культуры.

Постиндустриальное общество принято трактовать как структуру, основанную на знаниях. Однако, что такое знание для современной культуры? В постиндустриальных координатах знание – это, прежде всего, информация, имеющая практическую ценность и служащая для получения конкретных результатов. Такой тотальный практицизм выступает одной из базовых характеристик современной культуры.

Роль постиндустриального вектора эволюции всё же сильнее власти постмодерна при всей их взаимодополнительности, прежде всего потому, что в мире, по меткому выражению Ж. Бодрийяра, появляется всё больше информации и становится всё меньше смысла.

Постиндустриальный социум как бы задаёт постмодернистской ментальности “правила игры” в предметном и информационном мирах, формируя становление последнего в его новом качестве. Влияние же постмодерна проявляет себя, скорее, в способах осознания постиндустриального направления общественного развития, нежели в реальных возможностях шагов по его изменению. Постмодернистское восприятие мира, скорее, ориентирует на пассивное принятие постиндустриальных процессов, отказываясь от попыток их корректировки как отдельными личностями, так и обществом в целом.

Культура неотделима от истории. Однако и само “культурное строительство” проходит в своей эволюции различные этапы. “Во всякой культуре, – писал Н. А. Бердяев, – после расцвета и утончения начинается иссякание творческих сил, удаление и угашение духа, убыль духа. Меняется все направление культуры. Она направляется к практическому осуществлению могущества, практической организации духа в сторону все большего её расширения по поверхности земли” . Эта практическая организация духа постепенно отдаляет культуру от её сути, нивелируя её духовное начало и превращаясь в цивилизацию.

Бердяев, безусловно, прав в своём утверждении, что все продукты культуры, в т. ч. и материальные, имеют духовную основу. Когда же культура ставится “на поток”, то, перерождаясь в цивилизацию, она неизбежно приходит к этапу кризисного развития. Этот этап никогда не протекает эволюционно. Девятый вал культурных революций, разрушая системы традиционных духовных ценностей и превращая гармоничное целое в разрозненные фрагменты прошлого, несёт с собой предвестие нового культурного смысла.

При этом, однако, нет никаких оснований для утверждений о том, что культурные новации подразумевают тотальное забвение традиций прошлого. Скорее, новый тип культуры формирует себя через полемику с предшествующим, а затем и через его возрождение в новом качестве. Так средневековье выстроило свой культурный космос на полемике с античностью, однако последняя в эту эпоху оказалась не только объектом критики, но и основой теоретических построений средневековой теологии. Голоса же современных культурологов звучат ещё более интригующе, когда применительно к нынешней эпохе констатируют как, в частности, Умберто Эко, что “средние века уже начались”. Таким образом, можно утверждать, что кризисы в культуре являют собой фактор актуализации социальной памяти человечества.

Ещё древние мудрецы сумели понять, что культура – это духовные скрепы социума, вне которых невозможен ни человек, ни его становление в истории и развитие в обществе того или иного типа. Она объединяет людей в общество и обеспечивает связь поколений. Но каков механизм формирования общества посредством культуры? Начиная с Платона, исследователи различных эпох отвечали на этот вопрос по-разному. Это, однако, не помешало исследователям новейшего времени классифицировать весь массив сложившихся теоретических представлений о культуре по четырём основным направлениям, фиксирующим такие уровни данного явления как:

– развитие и продолжение природы, либо Божественного замысла;

– единство ценностей, созданных человечеством;

– аккумуляция и передача социального опыта;

– процесс производства жизненных стилей.

Для целей данного рассмотрения наиболее значимы три последних представления. Именно они дают возможность проследить процесс перехода от современного к “постсовременному”, – как его ныне именуют учёные, – обществу. Источником этой трансформации выступает культура как способ производства жизненных стилей, который невозможен без аккумуляции и трансляции социального опыта прошлого. И хотя мыслители практически всех эпох вносили уточнения в эту базовую трактовку культуры, сущность её остаётся неизменной и означает социальную память поколений, а также способы, нормы и ценности восприятия мира человеческим сообществом.

Представленный набор определений в значительной степени объясняет, почему сегодня, когда наука и техника демонстрируют реалии информационного периода, культура запаздывает, воспроизводя индустриальные эталоны, главным из которых выступает её свойство массовидности. Мы не найдём в этом ничего удивительного, если вспомним, что жизненный стиль промышленного общества всё ещё воспроизводится в массовых масштабах и понадобится время, чтобы аккумулировать в повседневности формирующиеся информационные реалии.

Парадоксы массовой культуры

Становлению в социокультурном пространстве индустриального общества феномена массового сознания как унифицированной формы существования множества людей способствовали массовый характер производства и потребления, а также урбанизация. Омассовление общества, в свою очередь, требовало создания канала трансляции социально и культурно значимой информации и смыслового “перевода”, адаптации этой информации к языку обыденного понимания, а также способа контролирования и манипулирования сознанием потребителя в интересах производителя. В качестве ответа на эту социокультурную потребность возникала массовая культура.

Усвоение продуктов массовой культуры, – в отличие от культуры классической, – не требует ни труда, ни особых знаний. Так формируется взгляд исследователей на современное общество как на новое средневековье, либо новое варварство XXI столетия, в котором происходит переход от текстовой к экранной форме передачи информации и культурных инвариантов. Вектор этого движения характеризуется эволюцией триады “ТВ + радио + газета” в направлении “компьютер + ТВ + видео”. Таковы основные постулаты негативных оценок массовой культуры, прочно утвердившиеся в сознании интеллектуалов.

Намного реже воспроизводится тезис о такой базовой функции массовой культуры как рекреационная, основанный на понимании того, что для восстановления нервно-психических затрат организму человека действительно требуются куда более сильные рекреационные воздействия, нежели при возмещении энергетических потерь вследствие физического труда. Стрессогенность современного социума объективно способствует поиску эффективных механизмов адаптации к изменившимся условиям среды. И в этом смысле феномен массовой культуры оказался весьма удачной социальной инновацией.

Сошлюсь на личный опыт восприятия Лас-Вегаса, изначально нагруженный негативизмом по поводу масскульта в целом и его стандартных проявлений в электронных СМИ. Однако американская реальность заставила отказаться от шаблонных предубеждений.

Лас-Вегас предлагает абсолютно эгалитарную, однако, одновременно, индивидуализированную, рукотворную модель праздника жизни. Давно подсчитано, что 30% приезжающих сюда не играют вообще. Они ищут здесь не выигрыша в казино, а ощущения праздника. А он здесь повсюду: в удобстве и комфорте дизайнерских интерьеров отелей, (холлы которых открыты для визитов всех и каждого), в ярких бесплатных уличных шоу, в распродажах бесконечных торговых центров. Даже аэропорт Лас-Вегаса находится всего лишь в десяти минутах ходьбы от главной улицы города, в котором всегда тепло и солнечно.

Конечно, данный апофеоз массовой культуры товар штучный. Эта уникальность лишь подтверждает, что новаторская идея в любой сфере человеческого бытия всегда оригинальна и креативна, пусть даже, как в данном случае, рассчитана на реализацию в обществе массового потребления. Вопрос о перспективах последнего весьма важен и с точки зрения эволюции современной культуры.

Существенный вклад в исследование данной проблемы внесли работы теоретиков постиндустриального информационного общества, и прежде всего Э. Тоффлера. В контексте данного рассмотрения наиболее значимы два базовых тезиса американского футуролога. Первый касается эволюции современного общества от индустрии потребления продуктов к индустрии ощущений, от материального к психическому удовлетворению. Пример Лас-Вегаса, а также нынешний всемирный туристический бум, оказываются вполне уместными для иллюстрации этого тезиса. Как и замечание Тоффлера, что человеческие ощущения есть самый недолговечный, но и самый устойчивый продукт. В плане развития личности этот вектор может, с одной стороны, рассматриваться как позитивный, поскольку известно, что стремление к самореализации через покупки свидетельствует о распаде личности. Другой тезис, напротив, указывает на то, что погоня за ощущениями отнюдь не всегда может принимать социально приемлемые формы. Здесь исследователь иллюстрирует свою позицию ссылкой на известный американский фильм “Афера Томаса Крауна”, главный герой которого, человек высокого профессионализма и финансового благосостояния, в свободное время организует кражу картины из музея Метрополитен. Вероятно, данный пример даёт весьма красноречивое подтверждение тому, что преодоление этапа массовой культуры вовсе не будет означать достижения полной гармонии в социокультурном взаимодействии индивида и социума.

Культура, технология, рынок

Культура сегодня неотделима как от технологических аспектов организации социума, так и от процессов становления новых ценностных ориентиров человека. К первым относят:

– развитие сервисно-информационного сектора экономики, а также его лидирующее по масштабам и значимости положение в производстве;

– изменяющиеся по сравнению с индустриальным обществом ресурсные приоритеты;

– высокие технологии и сетевые структуры как основу прогресса социума;

– инновационный характер эволюции общества: так “если человечеству потребовалось 112 лет для освоения фотографии и 56 лет для организации широкого использования телефонной связи, то соответствующие сроки для телевидения, транзистора и интегральной микросхемы составили 12,5 и 3 года” . Инновации сегодня сознательно продуцируются обществом и культурой и предстают как своеобразный регулятив, некое формообразующее начало социокультурного развития, если не полностью вытесняющее в этом качестве традицию, то, по крайней мере, доминирующее над ней;

– резкое и чрезвычайно динамичное изменение структуры занятости, при котором на смену реальным социальным группам приходят виртуальные сети.

Отметим ещё и то обстоятельство, что постиндустриальный мир существенно расширил сообщество интеллектуалов, не без оснований отнеся к ним сегодня не только сферу академической науки (в её общемировом, а отнюдь не только российском понимании), но и ведущих специалистов конструкторско-технологической сферы, а также идеологов СМИ, стратегов банковско-финансового дела и менеджмента. Основа их успеха – творческие навыки, т. е. классическая установка на новизну.

Именно креативность становится одной из важных характеристик интеллектуального работника нового типа и воплощает вместе с тем потребности современного производства. Таким образом, “разумно трудящийся” человек индустриальной эпохи, образ которого сформирован каждодневным рутинным трудом, привычно обеспечивающим его существование, в эпоху информационных технологий, когда характер интеллектуального труда приобретает творческий оттенок, превращается в “человека играющего” с высоким креативным потенциалом.

Между тем, нет никаких оснований считать, что данное качество станет для современной культуры повсеместно распространенным. Для большинства населения наступающий “цифровой век” отличается явным переносом акцентов с творческой деятельности на деятельность репродуктивную, причём во всех отраслях человеческого труда: от самого алгоритмизированного до науки и искусства. Они становятся таким же производством, как и производство материальное. Как заметил В. С. Библер, «кооперация теоретической деятельности, направленная на “дифференциацию – специализацию – упрощение” отдельных научных разработок и теоретических проблем, приводит к продуцированию не уникального, но массовидного, серийного результата. Такой результат всё более пригоден как товар и всё менее может служить дальнейшим провокатором и катализатором творческой активности» .

Уже сегодня в развитых странах в широких масштабах идёт процесс изменения структуры занятости населения в промышленности и сфере услуг. При этом чрезвычайно уменьшается число рабочих мест для квалифицированных рабочих и рядовых инженеров, т. н. “синих воротничков”. Одновременно увеличивается число рабочих мест в сфере неквалифицированного труда. Ярко иллюстрирует сказанное пример автомобилестроения. Так, если ранее автомобили на конвейере собирали квалифицированные рабочие, использовавшие хорошие инструменты и станки, которые ремонтировали и настраивали находящиеся здесь же инженеры, то ныне автомобили собирают роботы. А ими управляют на уровне “включить-выключить” неквалифицированные рабочие, программное же обеспечение для этих роботов унифицировано и произведено небольшой группой интеллектуалов “белых воротничков”. Для последних также увеличивается количество рабочих мест, хотя и значительно медленнее, нежели для представителей неквалифицированного труда.

Ряд западных авторов утверждает, что средний класс в промышленно развитых странах размывается, и тенденция – хотя и отдалённая – такова, что в будущем он исчезнет практически полностью. Произойдёт разделение общества на узкий круг интеллектуалов и всех остальных, умеющих выполнять лишь простейшие в профессиональном смысле мыслительные операции, которых будет вполне достаточно для обеспеченного существования. Таким образом, если средний класс возникал, отчуждаясь от крупной собственности и власти, то в будущем его исчезновение будет инициировано отчуждением от творчества. О том, что указанная тенденция вполне может воплотиться в жизнь, свидетельствует, в частности, нынешняя структура безработицы в Западной Европе и США, где наибольшие трудности на рынке труда испытывает сейчас именно средний класс. Профессиональные навыки многих его представителей лишь частично востребованы – либо не востребованы вовсе.

Соответственно, при освобождении значительных групп населения из сферы труда и значительном числе безработных, человек стремится заполнить образовавшийся

вакуум занятости посредством активности в сфере потребления. С какими ценностями он утверждается в ней? Прежние ценности рационального “общественного договора” современные масс-медиа провозглашают архаичными, апеллируя не столько к логике, сколько к эмоциям. Потребление объявляется сферой свободного выбора: “Если в прошлом субъект находился в полном подчинении закону, Божескому или общественному, то в современном мире ему грозит стать жертвой общества потребления, которое, с одной стороны, манипулирует им, а с другой – постоянно подталкивает его к гонке за новыми и новыми благами” .

Между тем, духовные скрепы общества не могут оставаться прочными в условиях преобладания зрелищности над оценочными суждениями и отказа от свойственных классической культуре противопоставлений прогресса и регресса, высокого и низкого, морального и аморального. Над “человеком потребляющим”, безусловно, нужен контроль, осуществлять который может либо организованное по бюрократическому принципу, либо самоорганизованное общество. Последнее, безусловно, предпочтительнее, хотя и значительно труднее достижимо, поскольку подразумевает локальность управленческих действий на разных уровнях социума. Но в условиях обвального роста сетевых структур и укоренившейся уже к середине XX века массовой культуры, об этом можно лишь мечтать.

Носящая откровенно коммерческий характер, постмодернистская культура провозгласила время исполнения желаний. По Делезу и Гваттари, сфера бессознательного (сфера Желания) – это сфера свободы и творчества, и не стоит стремиться установить над ней контроль. А ведь именно к этому и призывал основоположник психоанализа Фрейд, хотя и утверждая, одновременно, что культура как система нормативных ценностей оставляет на человеческой психике следы ранений.

Человек стал таковым не только благодаря биологическому фактору – эволюции мозга, но и при посредстве такого элемента социальности как система запретов (табу). Вседозволенность неприемлема и для человека современной культуры, желания которого хотя бы в некоторой степени, должны регулироваться разумом, а не ангажированными СМИ. Между тем последние “нас все больше пичкают короткими модульными вспышками информации – рекламой, командами, теориями, обрывками новостей, какими-то обрезанными, усечёнными кусочками, не укладывающимися в наши прежние ментальные ячейки” .

Именно к такой культурной нестабильности и вынужден адаптироваться современный человек. Одним из её символов ровно 50 лет назад, в 1959 г. , стала кукла Барби. Тогда впервые было предложено расстаться со старыми, часто служившими нескольким поколениям, куклами, во имя взаимозаменяемой стандартной пластмассовой игрушки. В мир пришла одноразовость, модульность и непрерывная изменяемость, сопровождающая человека на протяжении всей жизни. Ныне от него требуется, прежде всего, приспособление к постоянным изменениям в обществе и культуре, к “вечному настоящему” (М. Кастельс ).

Задачи такой сложности, пожалуй, ещё не стояло перед человечеством с момента его становления. Ведь инертное большинство, ведомое творческим меньшинством, во все эпохи осуществляло свой выбор жизненных стилей, а также ценностей пассивно и несамостоятельно.

Ещё в начале XX века Н. А. Бердяев вполне обоснованно утверждал, что массы не любят свободы и боятся её. Между тем только ею бредили интеллектуалы во все времена. К концу второго тысячелетия её, наконец, подарили – прежде всего, благодаря масс-медиа – не ожидавшему такого дара человечеству. Оно оказалось лицом к лицу со свободой в сфере экономики, политики, морали, искусства. При этом лишь немногие из тех, кто силой творческой мысли оказался в состоянии следить за происходящим как бы извне, с горечью констатировали, что обретённая “свобода от” не подразумевает “обязательств перед”. Более того, ныне впервые в истории человечества культура как способ производства жизненных стилей “формируется электронными СМИ, ориентированными на максимальные прибыли. Никогда прежде общество не допускало, чтобы коммерческий рынок практически полностью определял его ценности и ролевые модели” .

В результате всего лишь за четыре десятилетия к интеллектуальной элите пришло, чисто эмпирическим путём, понимание того, что в отличие от культуры индустриальной действительности, проблема современной культуры вовсе “не в том, может ли человек выдерживать строгую регламентацию и стандартизацию жизни… Проблема, состоит в том, может ли он выдержать свободу” .

Итак, свобода вышла из под контроля. Более того, вышла из под контроля общества и культура. Значительность современной культурной автономии в существенной степени отражает и сравнительно недавно возникший термин “индустрия

культуры”, означающий как непосредственное влияние технологических инноваций на мировую культуру, так и любые коммерческие начинания, которые используют творческое начало. Это касается всех традиционных видов искусства и широкого круга всякой деятельности, связанной с дизайном, модой, аудио, видео, кинопроизводством, мультимедиа и прочим – вплоть до производства компьютерных программ.

Одновременно происходит обширное включение различных сфер культуры, таких как экономика, политика, образование, наука, искусство, в электронное пространство коммуникативной сети Интернета. Следствием этого, в свою очередь, выступает виртуализация как самих процессов деятельности в данных областях культуры, так и её продуктов. В результате грань между реальным и воображаемым становится в сознании субъекта всё более подвижной. Обнаружение в современной общественно-культурной реальности данных процессов делает очевидным происходящую в настоящий момент виртуализацию культуры.

Причём именно в русле современных компьютерных технологий и предоставляющихся ими возможностей термин “виртуальная реальность” получил наиболее масштабное применение и широкий резонанс в современной культуре. С развитием компьютерных сетей и глобальным распространением Интернета данный термин стал применяться и к электронно-коммуникативной среде взаимодействий внутри единого конгломерата сетей.

Действительно, как предсказывал еще в 60-70-х гг. прошлого века М. Маклюэн, электронные средства коммуникации становятся нервной системой человечества. И если мы обратимся к конкретному рассмотрению различных областей культуры, то обнаружим, что все они обязательным образом присутствуют в сетевой виртуальной реальности. Во многом сохраняя традиционные формы производственного взаимодействия, они переводят их в интерактивный режим.

Так, в экономике на сегодняшний день функционируют такие явления, как электронный рынок, электронная коммерция, виртуальный продукт, виртуальное производство, виртуальная фабрика, виртуальный банк и, конечно, виртуальные организации (предприятие, корпорация) в целом. Первоначально виртуальная сфера экономики складывалась как “вторая экономика”, воспроизводящая в отражённых денежных формах процессы и отношения, существующие в реальном секторе. Однако затем она стала превращаться из “второй” в “первую”, определяя глобальное доминирование финансового спекулятивного капитала над производственным со всеми хорошо известными ныне последствиями .

Политика использует сегодня глобальную информационную сеть как средство и среду своей деятельности. Практически все политические акции сопровождаются созданием специализированных серверов и web-страниц, посредством которых формируется имидж политика, ведётся агитация, осуществляется общение со сторонниками и т. д. Через сеть возможно получение консультаций, а также обращение за информацией в различные государственные политические структуры.

Высшее образование представлено в сети виртуальными университетами дистанционного обучения; информационными web-сайтами реальных образовательных структур, виртуальными конференциями, организованными научно-образовательными сообществами; образовательными порталами, базами данных виртуальных электронных библиотек.

Искусство наличествует в киберпространстве во всей широте своих проявлений: виртуальные музеи, виртуальные галереи, виртуальные мастерские. Более того, с формированием мультимедийной среды Интернета, возникает своеобразное интерактивное Интернет-искусство, появляется сетевая литература.

Таким образом, виртуализация культуры в информационно-технологическом аспекте происходит как своего рода погружение в единую электронную виртуальную среду, образующую новую культурную реальность, начало которой положило появление персонального компьютера и образование компьютерных сетей.

Согласно известному представителю постмодернистской мысли Ж. Бодрийяру, наша жизнь сегодня – это беспрерывная циркуляция знаков. Данный процесс включает в себя то, что произошло в мире (знаки новостей), впечатление, которое человек хочет произвести на окружающих (знаки самого себя), положение личности в обществе (знаки статуса и уважения), функциональную нагруженность инфраструктурной среды (архитектурные и интерьерные знаки), существующие эстетические предпочтения (афиши, сервировка, реклама, дизайн) и т. д. Однако если раньше знаки, прежде всего, указывали на скрытую за ними реальность, то сегодня действуют знаки-фантики, которые только симулируют и, скорее, скрывают сущность, нежели дают о ней реальное представление

Структурной единицей, доминирующей в современной культуре, по мнению Ж. Бодрийяра, становится “симулякр”, т. е. псевдовещь, замещающая “агонизирующую реальность” посредством симуляции. Как следствие, с воцарением искусственности исчезает различие между реальным и нереальным, аутентичным и неаутентичным, между истинным и ложным. И современная культура, таким образом, предстаёт в качестве своеобразной виртуальной системы, где подлинная социокультурная реальность подменяется симуляционной – гиперреальностью.

Так, если в сфере экономики основными характеристиками прежде являлись производительность и платёжеспособность, а главным считалось создание товара, т. е. вещи, чьё объективное свойство – это благо, то сегодня всё изменилось. Производство товара не вызывает больше сложности, главное теперь придать ему привлекательность в глазах покупателя и продать. И, соответственно, производится не столько вещь, сколько образ (модного стиля, уверенности, силы, привлекательности, респектабельности). Собственно экономический процесс, т. е. производство стоимости, покидает конструкторские бюро и конвейеры и перемещается в отделы маркетинга, рекламные и PR-агентства, в студии СМИ и т. д. Образ вещи в рекламном послании экономически превалирует над самой вещью.

Рассмотрим данные процессы на частном примере. Одна из наиболее ярких иллюстраций происходящего – это динамика рынка мобильной связи. Ныне внимание производителей и маркетологов приковано не столько к основной функции мобильного телефона – обеспечению связи, сколько к его дизайну, декорированности корпуса и наличию массы второстепенных функций. Причём реклама поощряет такой стиль потребительского поведения как непрерывная смена моделей, успешно продвигая на рынок всё новые дополнительные функции мобильных телефонов, фактически забывая о главной.

В сфере политики борьба за власть ведется во все большей мере в форме теледебатов и рекламы. Клип, рейтинг, имиджмейкеры, пресс-секретари и «звезды» шоу-бизнеса, рекрутируемые на время политических кампаний, потеснили партийных функционеров. Власть становится во многом функцией политического имиджа. Политический процесс покинул кабинетные заседания функционеров, а сама политика ныне преимущественно творится в телестудиях и на концертных площадках. Партии, первоначально возникавшие с целью представления классовых, этнических, конфессиональных, региональных интересов, превратились в “знаки” – эмблемы и рекламные слоганы, традиционно привлекающие электорат посредством эффективных политтехнологий.

Основные компоненты художественных практик – произведение, стиль, эстетическая оценка – симулируются, равно как и само произведение искусства. Главным базовым приёмом последнего становится цитирование. При этом публика ищет в искусстве не новизну и оригинальную трактовку вечных проблем бытия, а отыскивает “следы” – узнаваемые отсылки к хрестоматийным произведениям и стилям. Создание произведения превращается в “проект”, в комплекс PR-акций, в котором утрачиваются различия между рекламой и художественными практиками в традиционном понимании .

Один из последних примеров такой эстетики – выход в свет романа американского автора Дэна Брауна “Код да Винчи”, его экранизация и полемика вокруг неё. В этом проекте публика во всём мире нашла полный комплекс постмодернистских эстетических изысканий: от узнаваемых библейских героев, традиционного детективного жанра, до, в значительной степени, рекламных скандалов вокруг проката одноименного фильма.

Кроме того, читатели романа используют его ещё и в качестве популярного путеводителя в экскурсиях по Риму и Лувру. Так история “вечного города” сводится к иллюстрации модного детективного сюжета, а богатства Лувра к трём указанным в “Коде да Винчи” его шедеврам: Джоконде, Венере Милосской и Нике Самофракийской. Так превращаются в “знаки-фантики” не только реалии современности, но и наследие ушедших эпох.

“У всякого нормального человека, – по Г. Честертону, – бывает период, когда он предпочтёт вымысел. Фикцию – факту, ибо факт – это то, чем он обязан миру, в то время как фикция – это то, чем мир обязан ему” . Анализ представленных сфер культуры иллюстрирует симуляцию социокультурных практик, осуществляемую посредством информационных и рекламных технологий, а также превращение культуры в рыночный товар.

Зафиксированные выше социокультурная унификация и примитивизация практически повсеместно обращают культуру в цивилизацию. При этом “культуры не получают импульса для самораскрытия, а нивелируются, страны не коэволюционируют, сотрудничая, а унифицируются. Везде то же самое надевают, едят, пьют, поют, везде Диснейленд и Макдональдс” . В связи с этим чрезвычайно значимым для человечества становится вопрос сохранения многообразия культур и их равноправия. Пожалуй, именно этот элемент стандартной модели культуры сегодня наиболее востребован и знаменует собой, что каждая из существующих на Земле культур самоценна, оригинальна и уникальна. Ныне этот подход лег в основу мультикультурализма.

Теория и практика мультикультурализма

По сравнению с такими, названными выше элементами классической модели культуры, как постулаты цивилизационной трансформации и взаимосвязанности с историческим процессом, идея равноправия культур, преодолев этапы различных культурных “центризмов”, появилась много позже. Между тем на сегодняшний день именно она объединила в методологической, а в перспективе и в прогностической схеме такой современный образ культурного процесса, который описывается диадой “постиндустриализм – постмодернизм”.

Идеи культурной толерантности и мультикультурализма как особой практики и политики бесконфликтного сосуществования в одном национально-государственном пространстве множества разнородных культурных групп приобретают всё больше приверженцев.

Мультикультурализм предлагает интеграцию культур без их слияния. Попытки проводить стратегию ассимиляции в полиэтничной среде практически повсеместно принесли с собой массу общеизвестных негативных результатов. Кроме того, ныне национальные культуры испытывают как давление со стороны нарождающейся глобальной культуры, так и со стороны возрождающихся локальных и этнических культур, находившихся прежде под доминированием культур национальных . При этом глобальная культура постулирует гомогенность, локальные же культуры, напротив, абсолютизируют автономность.

Не вызывает сомнений, что как толерантность, так и диалог в контексте взаимодействия культуры большинства с культурами, привносимыми извне, следует всячески поощрять. Однако вряд ли случится, что “эпоха толерантности” в одночасье снимет все те противоречия, которые уже накопила “эпоха плюрализма”. Ведь даже над культурой большинства сегодня нависла угроза унификации в контексте реалий мировоззрения постмодерна. Ныне классическая культура подвергается столь массированному давлению электронно-сетевых структур, что уже ей самой приходится искать некие опоры, дабы не потерять накопленной в веках самобытности. Кроме того, толерантность коллективизирует субъекта, нивелируя его способности к индивидуальному выбору и определению собственной самобытности.

Вряд ли мультикультурное мировоззрение следует рассматривать как универсальное средство от всех культурных бед современности. Последние же на сегодня предстают, прежде всего, как утеря индивидуальной самобытности и погружение в океан массового потребления.

Неявным же образом мультикультурная стратегия способна внести свой вклад в сохранение самобытных народных культур. Как известно, культура современной эпохи состоит из трёх уровней: элитарной (“высокой”), массовой (“низкие жанры”) и народной составляющих. А наиболее трудная судьба уготована современной постмодернистской культурой именно её элитарной составляющей и классическому наследию прежних эпох. Постмодернизм объявляет последнее сущностью отнюдь не универсальной и однозначно позитивной, разоблачая претензии классической культуры на трактовки истин последней инстанции.

Проистекая из авангарда, постмодернизм в то же время противопоставляет себя этому направлению. Если эстетика авангарда была направлена на исключение и разрушение образцов классического искусства, то постмодернизм, наоборот, не исключает классику, а бесконечно апеллирует к ней, иронически конструируя образы и формы классических произведений в своих сочинениях.

Отсюда же снятие противопоставления массового и элитарного искусства: постмодерн обращается ко всем, совмещая, с одной стороны, тематику и технику популярной массовой культуры, а с другой – пародийное осмысление и ироничную трактовку сюжетов и приёмов предшествующего искусства. Так он становится востребованным и массами, и интеллектуальной элитой.

Главная проблема современной культуры, прежде всего, заключается не в эстетическом, а в социальном. Она предстаёт как невозможность выстраивания эффективного взаимодействия между установками потребительского индивидуализма и социально значимыми ценностями. И только через рациональное осознание угроз по отношению к культуре со стороны современного общества лежит путь к сохранению плодов Просвещения в противовес хаосу Потребления. При этом, справедливости ради, следует заметить: ещё Плутарх говорил, что нас делает счастливыми именно излишнее, а не то, что нам необходимо.

В современной же культуре в качестве противовеса постмодернизму выступает постиндустриализм с его технологической доминантой общества, не только построенного на инновациях, но и насаждающего образование в течение всей жизни, в т. ч. и как форму проведения досуга. А ведь именно оно, – процитируем античного мудреца Диогена, – “сдерживает юношей, утешает стариков, бедных обогащает, богатых украшает” . Таким образом, в перспективе всевластию Потребления может быть противопоставлен образовательный рационализм постиндустриального миропорядка, без которого общество не выживет. И, наконец, современной культуре всё же не суждено стать “новым средневековьем” ещё и потому, что человеческая история к счастью развивается не по кругу, а по спирали. И в этом заключена как высшая мудрость, так и надежда.

Библер В. С. О культуре мышления теоретика Нового времени // Науковедение и история культуры. Ростов н. /Д. , 1973. С. 158.

А. Турен . Способны ли мы жить вместе? Равные и различные // Новая технократическая волна на Западе. М. , 1999. С. 469.

Л. Туроу . Будущее капитализма // Новая постиндустриальная волна на Западе. М. , 1999. С. 217–218.

Пчелинцев О. С . Проблемы формирования экономической системы устойчивого развития // Экономическая наука современной России, 2001, № 4. С. 7.

Национальная культура , как система единых общенациональных стандартов социальной адекватности и унифицированных зарождается только в Новое время в ходе процессов индустриализации и урбанизации, становления капитализма в его классических, постклассических и даже альтернативных (социалистических) формах.

Формирование национальной культуры выстраивается как объединяющая надстройка над обществом, задавая определенные универсальные эталоны некоторых социокультурных черт нации. Разумеется, и до сложения наций имели место такого же рода объединяющие разные сословия черты этнической культуры : прежде всего язык, религия, фольклор, некоторые бытовые обряды, элементы одежды, предметы обихода и т.п. Национальная культура задает принципиально единообразные эталоны и стандарты, внедряемые общедоступными специализированными культурными институтами: всеобщим образованием, прессой, политическими организациями, массовыми формами художественной культуры и литературы и пр.

Понятия “этническая” и “национальная” культура нередко употребляются как синонимы. Однако в культурологии они имеют разное содержание.

Этническая (народная) культура - это культура людей, связанных между собой общностью происхождения (кровным родством) и совместно осуществляемой хозяйственной деятельностью. Она меняется от одной местности к другой. Местная ограниченность, жесткая локализация, обособление в сравнительно узком социальном пространстве – одна из основных черт этой культуры. Этническая культура охватывает в основном сферу быта, обычаи, особенности одежды, народных промыслов, фольклора. Консерватизм, преемственность, ориентация на сохранение «корней» – характерные черты этнической культуры. Некоторые элементы ее становятся символами самобытности народа и патриотической привязанности к его историческому прошлому – «щи да каша», самовар и сарафан у русских, кимоно – у японцев, клетчатая юбка – у шотландцев, рушник – у украинцев.

В этнической культуре господствует сила традиции, привычки, обычаев, передающихся от поколения к поколению на семейном или соседском уровне. Определяющим механизмом культурной коммуникации здесь является непосредственное общение между поколениями живущих рядом людей. Элементы народной культуры – обряды, обычаи, мифы, поверья, легенды, фольклор – сохраняются и передаются в границах данной культуры посредством естественных способностей каждого человека – его памяти, устной речи и живого языка, природного музыкального уха, органической пластики. Это не требует никакой специальной подготовки и особых технических средств хранения и записи.

Структура национальной культуры сложнее этнической . Национальная культура включает наряду с традиционно-бытовой, профессиональной и обыденной также специализированные области культуры. А поскольку нация охватывает общество, а общество имеет стратификацию и социальную структуру, то понятие национальной культуры охватывает субкультуры всех больших групп, которых может не быть у этнической. Более того, этнические культуры входят в состав национальной. Взять такие молодые нации, как США или Бразилию, прозванные этническими котлами. Американская национальная культура крайне гетерогенна, она включает ирландскую, итальянскую, немецкую, китайскую, японскую, мексиканскую, русскую, еврейскую и другие этнические культуры. Большинство современных национальных культур полиэтничны.

Национальная культура не сводится к механической сумме этнических культур . Она имеет нечто сверх того. У нее есть собственно национальные черты культуры, возникшие тогда, когда представители всех этносов осознали свою принадлежность к новой нации. Например, и негры, и белые одинаково восторженно исполняют гимн США и чтят американский флаг, уважают его законы и национальные праздники, в частности, День благодарения (день независимости США). Ничего этого нет ни в одной этнической культуре, ни у одного народа, приехавшего в США. Они появились на новой территории. Осознание большими социальными группами своей приверженности к территории своего расселения, общенациональному литературному языку, национальным традициям и символам составляет содержание национальной культуры.

В отличие от этнической национальная культура объединяет людей, живущих на больших пространствах и не обязательно связанных кровнородственными отношениями. Обязательным условием появления национальной культуры специалисты считают новый тип социальной коммуникации, связанный с изобретением письменности. Именно благодаря письменности идеи, необходимые для национального объединения, приобретают популярность среди грамотной части населения.

Однако главной сложностью в распространении национальной культуры является то, что современные знания, нормы, культурные образцы и смыслы вырабатываются почти исключительно в недрах высокоспециализированных областей социальной практики. Они более или менее успешно понимаются и усваиваются соответствующими специалистами; для основной же массы населения языки современной специализированной культуры (политической, научной, художественной, инженерной и т.п.) почти недоступны для понимания. Обществу требуется система средств по смысловой адаптации, “перевода” транслируемой информации с языка высокоспециализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей, по “растолковыванию” этой информации ее массовому потребителю, определенной “инфантилизации” ее образных воплощений, а также “управлению” сознанием массового потребителя в интересах производителя этой информации, предлагаемого товара, услуг и т.п.

Такого рода адаптация всегда требовалась для детей, когда в процессах воспитания и общего образования “взрослые” смыслы переводились на язык сказок, притч, занимательных историй, упрощенных примеров и пр., более доступных для детского сознания. Теперь подобная интерпретативная практика стала необходимой для человека на протяжении всей его жизни. Современный человек, даже будучи очень образованным, остается узким специалистом только в какой-то одной области, и уровень его специализированности из века в век повышается. В остальных областях ему требуется постоянный “штат” комментаторов, интерпретаторов, учителей, журналистов, рекламных агентов и иного рода “гидов”, ведущих его по безбрежному морю информации о товарах, услугах, политических событиях, художественных новациях, социальных коллизиях и т.п. Нельзя сказать, чтобы современный человек стал глупее или инфантильней, чем его предки. Просто его психика, видимо, не может обработать такое количество информации, провести столь многофакторный анализ такого числа одновременно возникающих проблем, с должной оперативностью использовать свой социальный опыт и т.п. Не будем забывать, что скорость обработки информации в компьютерах во много раз превышает соответствующие возможности человеческого мозга.

Эта ситуация требует появления новых методов интеллектуального поиска, сканирования, селекции и систематизации информации, “прессовки” ее в более крупные блоки, разработки новых технологий прогнозирования и принятия решений, а также психической подготовленности людей к работе с такими объемными информационными потоками. После нынешней “информационной революции”, т.е. повышения эффективности передачи и обработки информации, а также принятия управленческих решений человечество ожидает “прогностическая революция” – скачкообразный рост эффективности прогнозирования, вероятностного расчета, факторного анализа и т.п.

Пока же людям требуется некое средство, снимающее избыточное психическое напряжение от обрушивающихся на них информационных потоков, редуцирующее сложные интеллектуальные проблемы к примитивным дуальным оппозициям, дающее индивиду возможность “отдохнуть” от социальной ответственности, личностного выбора. растворить его в толпе зрителей “мыльных опер” или механических потребителей рекламируемых товаров, идей, лозунгов и т.п. Реализатором такого рода потребностей и стала массовая культура. Нельзя сказать, что массовая культура вообще освобождает человека от личной ответственности; скорее, речь идет именно о снятии проблемы самостоятельного выбора. Структура бытия (по крайней мере той его части, что касается индивида непосредственно) задается человеку как набор более или менее стандартных ситуаций, где все уже выбрано теми самыми “гидами” по жизни: журналистами, рекламными агентами, публичными политиками и т.п. В массовой культуре уже все известно наперед: “правильный” политический строй, единственно верное учение, вожди, место в строю, звезды спорта и эстрады, мода на имидж “классового борца” или “сексуального символа”, кинофильмы, где “наши” всегда правы и всегда побеждают, и пр.

Напрашивается вопрос: а разве в прежние времена не возникало проблем с трансляцией смыслов специализированной культуры на уровень обыденного понимания? Почему массовая культура появилась только в последние полтора-два века, и какие культурные феномены выполняли эту функцию раньше? По-видимому, дело в том, что до научно-технического переворота последних веков действительно не было такого разрыва между специализированным и обыденным знанием. Единственным очевидным исключением из этого правила была религия. Мы хорошо знаем, сколь велик был интеллектуальный разрыв между “профессиональным” богословием и массовой религиозностью населения. Здесь действительно был необходим “перевод” с одного языка на другой (причем нередко в буквальном смысле: с латыни, церковнославянского, арабского, древнееврейского и др. на национальные языки верующих). Эта задача и в лингвистическом, и в содержательном планах решалась проповедью (как с амвона, так и миссионерской). Именно проповедь, в отличие от богослужения, произносилась на абсолютно понятном пастве языке и являлась в большей или меньшей мере редукцией религиозной догматики к общедоступным образам, понятиям, притчам и т.п. Очевидно, церковную проповедь мы и можем считать историческим предшественником явлений массовой культуры.