Мария пахарь. О чём поёт оперная дива Мария Пахарь? Как вы восстанавливаетесь после спектаклей

Сегодня на Шаляпинском фестивале в опере Чайковского «Евгений Онегин» партию Татьяны впервые исполнит Мария Пахарь. Солистку Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко и приглашенную солистку Большого театра России в музыкальных кругах нашего города хорошо знают: в свое время Мария окончила фортепианный факультет Казанской консерватории.

Как дипломированная пианистка стала успешной певицей, чем хоровое пение отличается от сольного, как хвалила своих учеников легендарная Галина Вишневская - об этом и не только Мария Пахарь рассказала корреспонденту «Вечерней Казани».

- Мария, почему вы не стали концертирующей пианисткой?

Я поняла, что сольная карьера пианистки - это не для меня, когда увидела, кто вместе со мной поступил на фортепианный факультет в Казанскую консерваторию. Это были выпускники вашей музыкальной десятилетки Илья Бажин, Олег Морозов, Катя Баландина... Мне, а я приехала поступать из родного Ижевска, до их уровня было как до Луны! Мой предел как пианистки - давать уроки, играть в камерном ансамбле, быть концертмейстером. Всем этим я и занималась по окончании консерватории в Казани.

- Когда вы узнали о том, что обладаете оперным сопрано?

Когда меня, уже студентку, распела моя тетя Раиса Карповна Чебаненко, преподаватель по вокалу в музыкальном колледже в Омске. Это произошло случайно: она занималась со своей ученицей, и мне вдруг показалось, я очень хорошо понимаю, чего именно она от нее добивается. Но вообще-то я с детства любила петь: окончила хоровую школу, а когда училась в Казани, пела в хоре Алевтины Булдаковой Dornenkrone. Но хоровое пение и оперное сольное - совершенно разные умения. В хоре важно слышать другие голоса, держать строй. У солиста, когда он поет, другие мышцы работают. Потому что идет иная сила подачи звука: тебе нужно одному, без микрофона, «пробить» оркестр - 80 звучащих инструментов. Нужно так организовать свой голос, чтобы он был слышен в разных уголках зала...

- Почему оперному вокалу вы стали учиться в Уральской консерватории?

В Московскую я не поступила и по совету подруги поехала в Екатеринбург. Но мечта учиться в Москве у меня все же сбылась (я всем говорю: не бойтесь мечтать!): в 2004 году я прослушалась на ярмарке певцов, которую устраивала Галина Вишневская, и получила приглашение учиться в ее Центре оперного пения. Этот центр работает как учебный театр: студенты разучивают оперы, участвуют в постановках. Начинают с низов: играют мимические роли, потом поют в хоре, только затем получают сольные партии. Я сама в толпе сенных девок бегала поначалу.

- Это в какой опере вы были сенной девкой?

В «Царской невесте». В сарафане и с косой молча ходила по сцене и, когда нужно, двигала стулья, меняла декорации. По сути, работала монтировщиком сцены. Затем получила партию Пажа в «Риголетто», это уже роль со словами - две реплики у меня там было. Только потом Галина Павловна стала готовить со мной афишные роли - Маргариту в «Фаусте», Татьяну в «Евгении Онегине», Наташу Ростову в «Войне и мире». Наташу я пела позднее в спектакле Большого театра.



- Вы долго учились в Центре оперного пения Вишневской?

Курс рассчитан на два года. Особо одаренных приглашают еще на год. А я четыре года там провела, потому что во мне нуждались. Это хорошо, когда в тебе нуждаются. И я отлично понимала: уроки Вишневской, пусть она и дерет с тебя три шкуры, нужно ценить и по возможности длить.

- Как она вас хвалила?

Скупо. И редко. Говорила скороговоркой и без улыбки: «Молодец, молодец...» Она была очень строгая. Ее похвала выражалась не в комплиментах. Я никогда не забуду, что именно мне она доверила в 2007 году дебют в партии Татьяны в «Евгении Онегине» в день своего рождения - 25 октября. Это самая любимая ее опера, спектакль в центре был поставлен в классическом стиле.

- Годом раньше Вишневскую оскорбила постановка «Евгения Онегина» режиссера Дмитрия Чернякова в Большом театре, она даже «поклялась никогда больше ногой не ступать в Большой театр». Помните этот скандал?

Помню конечно. Мне кажется, нельзя было ее приглашать на этот спектакль. Потому что стариков не переубедить... Мне кажется, что Черняков - очень талантливый режиссер. В его «Евгении Онегине» мне больше всего понравилась сцена ларинского бала и трактовка образа Ленского. Что касается Татьяны, то лично я вижу ее другой. Для меня она девушка наивная, искренняя и, что особенно важно, без психических отклонений.

- Мария, как вы думаете, для психики оперной певицы полезно или вредно сравнивать себя с другими певицами?

Мне кажется, полезно. Но не просто сравнивать, а учиться у тех, кто лучше тебя.

- А кто лучше вас? У кого вы учитесь?

Меня вдохновляют записи Галины Вишневской. Мне очень нравится тембр Рене Флеминг. Замечательной считаю певицу Анну Моффо.

- В этом году вы впервые приехали на Шаляпинский фестиваль. Это был ваш выбор - петь Леонору в «Трубадуре» и Татьяну в «Евгении Онегине»?

Ой, это очень интересно получилось. Я уже давно собиралась позвонить в казанский оперный театр и договориться, чтобы меня тут прослушали. И вот я позвонила, а мне говорят: «Мы вас знаем, приезжайте петь Леонору, сможете в феврале?..» Никакого прослушивания у меня не было! После моего согласия петь в «Трубадуре» меня спросили, не могла бы я еще и Татьяну спеть в фестивальном «Евгении Онегине». Я моментально согласилась. Хотя ради спектакля в Казани мне даже пришлось договариваться о замене в московском театре имени Вахтангова. В этом театре я занята в хореографическом спектакле Анжелики Холиной «Анна Каренина» - играю роль певицы в опере: пою «Письмо Татьяны» из оперы Чайковского «Евгений Онегин»...

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.

Новый сезон в театре оперы и балета Ижевска стартует премьерой оперы «Аида». Главную партию в ней исполнит Мария Пахарь – оперная певица, солистка Московского академического Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко.

«Любовь к музыке заложили в Ижевске!»

Мария – обладательница красивого сопрано. Самое удивительное, что она долгое время даже и не догадывалась о своих вокальных данных. Родилась и выросла в Ижевске в семье инженеров-физиков и никогда не мечтала стать певицей.

Мои родители не музыканты, но всегда хорошо относились к музыке. Мама, что бы ни делала дома, любила напевать, - рассказывает Мария. - Когда мне было пять лет, они купили мне пианино. Я от него ни на шаг не отходила, так оно мне нравилось. Потом меня отдали в музыкальную школу – в наше время так было принято. Помню, платили 23 рубля и все ходили: кто на фортепиано, кто на аккордеон. Многие бросали, но самые стойкие оставались, как я с моими подругами. У нас в хоре были замечательные солистки. Одна из них сейчас прокурор, а другая – солистка Михайловского хора.

Мария подчеркивает – ее любовь к музыке заложили в детстве.

Во многом мое желание заниматься музыкой сформировали учителя в музыкальной школе города Ижевска. Я училась в школе №5. Пела в детском хоре «Удмуртия», которым до сих пор руководит Татьяна Рюриковна Сычева. Моя первая учительница по фортепиано – Раиса Наумовна Глазман. Это люди, которые болеют музыкой, которые заразили нас ею. Мы все время ездили куда-то, на конкурсы, в Москву, участвовали в фестивалях. Нас водили в театр, на концерты хороших пианистов. Мы впитывали это, даже не понимая чего-то. И занятия музыкой были радостью, какой-то отдушиной в серой жизни.

«Хочешь сделать из ребенка певца? Не дави!»

Мария Пахарь уверена, что талант – это в первую очередь великая трудоспособность.

Ребенка нужно отдать в хорошие руки и не давить. Чтобы педагог не мучал, а «зажигал». А родители должны быть помощниками. Меня, конечно, заставляли заниматься. Сложно усидеть, когда нет координации, когда левая рука не совпадает с правой. Поэтому папа сидел рядом и отстукивал мне ритм. Когда хочется, думаешь, что все просто и быстро. И только потом понимаешь, что нужно заниматься, нужно трудиться.

Голос у Марии обнаружили совершенно случайно, на последних курсах учебы в Казанской государственной консерватории. Студентке, которая занималась вокалом, понадобился ученик для педпрактики, Мария согласилась. Они начали распеваться – тогда то и выяснилось, что у Марии есть голос.

Я начала заниматься, но голос не слушался. Это так же, как освоить новый инструмент. Ты знаешь законы музыки, но не можешь ничего из него извлечь. Я привыкла работать пальцами на рояли, а тут инструмент в тебе. Совершенно другие механизмы работают: ты понимаешь, что он есть, но сделать его красивым, а тембр округлым, технически сложно. Поэтому пришлось поступить еще в одну консерваторию, на вокальный факультет.

После окончания консерватории Мария уехала в Москву и сразу поступила в Центр оперного пения Галины Вишневской. В одном из интервью телеканалу «Культура» http://tvkultura.ru Вишневская назвала Марию настоящим профессионалом: «У нее не бывает случайностей. Не бывает фальшивого пения, чтобы она сорвалась на высокой ноте. Она всегда на определенном уровне, ниже которого не спускается. Это очень ценное качество».

Столь кардинальную смену профессии родители Марии не восприняли серьезно.

Когда только встала на этот путь, они очень переживали. Не особо верили в то, что что-то получится. У меня же была другая профессия. Я работала концертмейстером, была пианисткой. И они не могли воспринять меня, как певицу. А сейчас, конечно же, гордятся, стараются приезжать ко мне в Москву, на премьеры. Дома висят мои фотографии. Рассказывают про меня и знакомым и друзьям.

Новый театр с акустически приятным залом

Отреставрированный театр оперы и балета Марии очень понравился. Маленькой она часто здесь бывала, смотрела «Евгения Онегина». Позже пела на сцене.

Я пела и в том зале. Мне не сложно было, но сейчас действительно стало лучше. Акустически очень приятный зал, совершенно другие ощущения. Те же стены, но все такое нарядное, праздничное. Сюда хочется приходить. Я надеюсь, что теперь в театр с удовольствием будут ездить известные артисты, музыканты и дирижеры. Я думаю, оперная и балетная жизнь должна забурлить.

Кстати, Мария несколько раз выступала в родном городе. Но в основном в Филармонии.

Я рада петь в родном городе, это не часто бывает. Надеюсь, что это станет хорошей традицией в будущем. Говорят, в Филармонии сделали ремонт. На мой взгляд, ДК «Ижмаш» был бы идеальным зданием для певцов и музыкантов. Акустически он идеальный зал. Мне очень жалко, что его отдали театру Короленко. Это, конечно, не моего ума дело, но я расстроилась.

Мандраж перед выходом на сцену и классическая «Аида»

Впервые в ижевском театре «Аиду» показывали в 2012 году. И уже тогда постановка поразила зрителей своей зрелищностью. Грандиозные декорации, воссоздающие атмосферу Древнего Египта, красивые костюмы – на все про все театр тогда потратил около 4 млн рублей.

Опера исполняется на итальянском языке, сопровождается синхронными титрами на русском языке.

Постановка классическая. Действие происходит не в лифте, не в колонии, не в детском саду. Это действительно будет Египет, будут красивые декорации и настоящие костюмы, - говорит Мария. - Мы среди статичных сфинксов постараемся сыграть какую-то человеческую историю. Постараемся быть живыми людьми. Чтобы эта история любви стала понятна современным людям и молодежи в том числе. Постараемся, чтобы этот спектакль стал знаковым событием для истории города.

Выход в такой серьезной роли как Аида – это событие. Никогда не знаешь, в каком ты сегодня состоянии, справится ли голос, справишься ли с эмоциями. Это требует большой исполнительской школы и эмоциональной отдачи. Но иногда эмоции захлестывают, ты перестаешь контролировать технический процесс. Мандраж бывает всегда. И неважно, сколько раз ты выходил на сцену. Ты каждый раз идешь так, как будто покоряешь Эверест. Ты не знаешь, получится или нет. Особенно тогда, когда тебе в этой роли уже рукоплескали. Каждый раз ты должен доказывать, что можешь повторить предыдущий успех и не упасть в грязь лицом. Это очень сложно.

Некоторые считают, что если съесть горсть орехов, то голос сядет. Еще виноград считается вредным для голоса – там есть дубильные вещества, которые его подсаживают. Но я за собой такого не замечала. Помню, где-то на гастролях была голодная и у девчонок попросила орехи. Они очень удивились. А я съела и ничего страшного не произошло. Главное, быть здоровым и выспавшимся.

Истории любви

Александр Поскрёбышев, АиФ: - Начну, может быть, с «излишне женского» вопроса - какой из ваших оперных героинь вам эмоционально, психологически ближе внутренний мир и переживания?

Мария Пахарь: - Разумеется, мне бы очень хотелось «оставаться Наташей Ростовой до самой пенсии». Это была моя первая большая роль, которая подошла мне так, как будто «перчатка идеально села на руку». После этого многие окружающие восклицали: «Верим, что вы настоящая Наташа Ростова!»

- С того момента пролетело уже десять лет. Угадаю, что на высокой скорости.

С невероятно высокой! Даже не верится… И это несмотря на то, что сейчас мне по-прежнему очень часто приходится петь партии влюблённых женщин. Они оказываются в разных исторических эпохах и обстоятельствах, но при этом повторяется один и тот же сюжет: женщина влюблена, и она при этом либо счастлива, либо страдает от неразделенной любви, а иногда ещё и жертвует собой. Если говорить о моих любимых героинях, то среди них я назову Виолетту, Аиду, Леонору, Фьордилиджи. И Мюзетту из оперы Богема» Джакомо Пуччини - у неё происходят размолвки и ссоры с возлюбленным Марселем, но история их любви всё равно облечена счастьем, и всё у них заканчивается хорошо!

«Без битых стёкол и яда»

Никакая не тайна, что любой театр отличают сложные взаимоотношения между актёрами. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко этот «климат» тоже не райский?

А вот здесь вы не угадали. Ничего дурного про наш театр я не скажу. Со всеми коллегами я дружна, и в нашем коллективе сложилась человеческая атмосфера. Творческим людям всегда есть что делить, но «битых стекол» у нас нет, и «яд в вино» никто друг другу не подсыпает.Я не знаю точную природу доброжелательного климата в нашем театре. По всей вероятности, в труппе подобрались люди с философским отношением к жизни.

Вам комфортно играть в своём театре. А меняется ли это ощущение, когда вы выступаете в других сценах в качестве приглашённой актрисы: в «Новой опере», в Большом театре или на подмостках драматического театра имени Вахтангова?

Мне комфортно выступать везде, где играют хорошие музыканты - оркестр и дирижёр, где постановка не экстремальная, а классическая, в которой не надо «стоять на ушах».

На вахтанговской сцене в спектакле «Анна Каренина» вы играете «саму себя» - оперную певицу. Сейчас текст Толстого режиссёры зачастую переворачивают как раз «с ног на голову», читают «справа налево». А как смотрится спектакль в театре на Арбате?

Вахтанговский театр сейчас на пике творческой формы, и спектакль «Анна Каренина» - насыщенный хореографически, где танцуют драматические актёры - получился очень красивым. Рекомендую всем театралам при первой возможности его посмотреть. Что касается меня, то в «Анне Карениной» мне не пришлось перевоплощаться в роли, но зато я нахожусь в реально «подвешенном состоянии» - там есть такой бом, который катается и тоже участвует в сцене скачек. Через этот барьер прыгают актёры, имитирующие всадникрв, а мне приходится выходить по этому бому и петь на шаткой площадочке.

Иногда и оперным певицам приходится работать в экстремальных условиях. Фото: АиФ

- Ну, вам же не привыкать: в роли Мюзетты вы прыгали на старый «Москвич».

Это точно! В «Богеме» я прыгаю со стула на крыло автомобиля, потом на капот и на крышу. Как это получается, сама не знаю!

Перипетии конкурсов

Ваша коллега по «Станиславскому» Хибла Герзмава в 1994 году выиграла Гран-при на международном конкурсе имени Чайковского в Москве. В 2007 году вы тоже попробовали себя в этом престижном конкурсном испытании, но в финал не прошли. Сейчас у вас есть объяснение, почему это произошло?

Открою читателям маленький «секрет» - всё дело в том, что в тот момент меня позвали на прослушивание в Италию. После первого тура на конкурсе Чайковского, я села в самолет и улетела в Милан.

- Неужели вас приглашали в знаменитый миланский оперный театр La scala?

Нет, я должна была приехать на прослушивание в оперный театр в Триесте. И тут я получаю смс-сообщение от моего концертмейстера: «Маша! Поздравляю! Мы прошли во второй тур! Но если ты не прилетишь в Москву, то я тебя прибью!» И я стала соображать, как мне оказаться одновременно в двух разных географических точках. Пришлось открыться итальянскому импресарио, пригласившему меня. «Ты понимаешь, что сейчас конкурс Чайковского для тебя гораздо важней?!» - спросил итальянец.

Скажу откровенно, тогда я «ничего не понимала». Я размышляла, что мне нужно искать работу: «Какие ещё могут быть конкурсы?!» Успев съездить в Триест и спеть там довольно хорошо, я ночным рейсом улетела обратно в Москву. Прилетаю в столицу ранним утром, глотаю какую-то таблетку снотворного, засыпаю, чтобы вечером петь программу второго тура. Надо сказать, что на экстремальное состояние, связанное со всеми этими переездами-перелётами, накладывалась очень сложная программа. Мы с концертмейстером честно не включили в неё музыку Прокофьева, потому что в обязательных конкурсных требованиях оговаривалось, что «необходимо исполнить произведение композитора, написанное после 1960 года».

Теперь-то я понимаю, что мою программу можно было выстроить иначе, где-то «взять паузу» и спеть что-нибудь лирическое. Тем более, что половина конкурсантов, «закрыв глаза», пели музыку того же Сергея Сергеевича Прокофьева - партии Андрея Болконского и Пьера Безухова. И это было очень обидно, потому что я могла спокойно исполнять партию Наташи Ростовой и не исключаю, что могла пройти в третий тур. Наташа была не просто спета мной. Она была продумана с актёрской стороны: всё-таки эту роль я готовила для дебюта в Большом театре. Но, увы… Исходя из предлагаемых обстоятельств, мы решили взять музыку Шостаковича, и во втором туре я спела Катерину Измайлову.

- Как вам кажется, судьи были слишком строги к вам?

Понятно, что в конкурсах периодически происходят какие-то нелепости, но я никогда не стану говорить о справедливости или несправедливости в решениях жюри. Любой конкурс для всех участников даёт огромный стимул и мотив для дальнейшего творческого роста и развития. Подготовку к большому конкурсу можно сравнить с подготовкой спортсменов к чемпионату мира или Олимпийским играм. При этом нередко можно проследить странную закономерность, когда у победителей конкурсов не складывается театральная карьера. Они как спринтеры - ярко блеснули голосом на короткой конкурсной дистанции, получили «лучи славы», но затем этот свет померк. А работа в театре напоминает, скорее, марафонский бег. На своём первом конкурсе в Санкт-Петербурге (конкурс молодых исполнителей, проводимый Ириной Богачевой, известной певицей меццо-сопрано - АиФ ) я слетела в первом же туре. Но те люди, кто меня слушал, затем восклицали: «В консерватории ты никогда так не пела!» Здесь ведь надо ещё понимать, что в конкурсах существует возрастной ценз, а я довольно поздно начала заниматься пением. Если бы мне сейчас было 20 лет, и я училась в консерватории, то старалась бы не пропускать ни одного авторитетного конкурса.

С Вишневской и Ростроповичем на старте

- Известно, что поздний приход в вокал был связан с тем, что в консерватории вы поначалу учились на фортепианном отделении. Музыкантское понимание инструментального голоса помогло вам в постижении голоса вокального?

Можно сказать, что я переучивалась играть на другом инструменте и по иным законам звукоизвлечения. Фортепианные навыки помогают мне в работе. Я могу себе аккомпанировать, зная, как отрабатываются инструментальные пассажи на фортепиано, примерно то же самое я делаю и голосом. В частности, отрабатывая партии Леоноры из «Трубадура» или Виолетты из «Травиаты» Джузеппе Верди.

В своей карьере вы явно «вытянули счастливый билет» - это же невероятная удача стартовать на большой сцене с роли Наташи Ростовой, обучаясь вокалу у самой Галины Вишневской и когда за дирижёрским пультом в «Войне и мире» стоял маэстро Мстислав Ростропович. Какими вы их запомнили?

Галина Павловна всегда оставалась красавицей и настоящей царицей, а Мстислав Леопольдович запомнился мне своим неиссякаемым юмором и неизменно нежными чувствами к своей избраннице. На репетициях он постоянно сыпал забавными историями. Одной из таких историй был рассказ о том, как он впервые увидел будущую супругу: «Я заметил, как вниз по лестнице спускалась дама. Сначала показались её красивые ноги, потом статный корпус, а потом вышла вся она - Галка! Я просто не мог не влюбиться в неё!»

Недавно на сцене Театра Станиславского и Немировича-Данченко состоялась премьера оперы «Аида». Главную партию исполнила певица Мария Пахарь. Трудно поверить, но обладательница красивого сопрано долгое время даже и не подозревала о своих вокальных данных

Фотография: DR

Мария родилась в Ижевске в семье инженеров-физиков. Как и многие дети, она ходила в музыкальную школу, но о большой сцене, а тем более о карьере оперной певицы, даже не мечтала. Она успешно окончила Казанскую консерваторию по классу фортепиано и лишь позднее, доверившись мнению подруги, решила попробовать себя в качестве певицы.

Маша, в каком возрасте вы начале петь?

Если честно, петь я начала довольно поздно. Нет, конечно, я ходила в музыкальную школу, детский хор, но из-за того, что у меня не было выдающихся вокальных данных, я даже не была солисткой. Голос развился значительно позже, в процессе учебы.

Неужели такой серьезный профессиональный голос можно так запросто развить?

Да, это абсолютно точно! (Улыбается. ) У нас в семье не было профессиональных певцов, единственно, мама всегда любила что-то напевать: что бы она ни делала дома, всегда пела. Когда я была маленькая, мне всё время казалось, что петь в голос — это жутко неприлично. И я все время ворчала: «Ма-а-ам, не пой!» (Смеется. ) Мама с папой — инженеры-физики, они окончили Томский государственный университет, и то, что я буду настолько серьезно заниматься музыкой, стало для них настоящим сюрпризом.

То есть родителям не приходилось прибегать к радикальным мерам и насильно заставлять вас заниматься музыкой?

Это было мое желание. Когда мне было пять лет, мама с папой купили мне пианино. Я от него ни на шаг не отходила, так оно мне нравилось. Но потом меня отдали в музыкальную школу, и я поняла, что не всё так просто. Оказывается, там столько всего надо учить! Вообще, первый этап самый сложный, поэтому многие дети не выдерживают и бросают. Конечно, меня контролировали, но не заставляли. Я закончила музыкальную школу, поступила в училище на фортепианное отделение, затем в консерваторию. Но всё это время я была только пианисткой, а петь я не пела! И то, что у меня есть оперный голос, я обнаружила намного позже. (Улыбается. )

Маша, объясните, как можно случайно обнаружить оперный голос?

Получилось очень забавно. Я стояла в очереди за стипендией вместе с девочкой-вокалисткой, это было на пятом курсе консерватории. Мы разговорились, и оказалось, что ей нужен ученик для педпрактики, и я согласилась. Когда мы начали распеваться, она тут же сказала: «Да у тебя же голос есть!» И когда она меня распела по-настоящему, я была потрясена... Но на самом деле, когда обнаружилось, что у меня есть голос, начались настоящие мучения: голос вроде есть, но петь-то ты еще не можешь.

А почему?

Это равносильно тому, что ты стал обладателем какого-то музыкального инструмента, но играть на нем еще не научился. Так и с голосом. Да, он есть, но пока он представляет собой что-то неоформленное и неуправляемое. И тебя многое раздражает, ведь ты знаешь, каким должен быть результат, но ничего сделать не можешь. А дальше - тренировка, дрессировка, учителя, репертуар…

И пианино сразу отошло на второй план?

В общем, пришлось мне окончить вторую консерваторию. Я параллельно работала концертмейстером, аккомпанировала ученикам профессора, у которого училась, и заодно подслушивала, как он с ними занимается пением.

А родители-то как отнеслись к тому, что вы решили стать певицей?

Ужасно. (Смеется. ) Когда я поехала учиться в Екатеринбург, мама сказала: «Да ты совсем с ума сошла. Опять собралась ехать в чужой город, в котором у нас никого нет. Зачем тебе это нужно? У тебя ведь уже есть профессия!» Мама долгое время не могла поверить в то, что я певица. И наверное, только когда она меня услышала на сцене Большого театра и когда зрители, которые сидели рядом с ней, стали говорить «Какая Наташа Ростова!», маме стало очень приятно, ведь это она — мама этой самой «Наташи Ростовой». (Улыбается. )

Маша, а как девушка, случайно открывшая в себе голос, получила партию в Большом театре? Как вы вообще оказались в Москве?

В Екатеринбурге, где я заканчивала консерваторию, ежегодно проходит ярмарка певцов: выпускники показывают себя, а директора российских театров смотрят. На такой ярмарке меня услышала оперная певица Галина Вишневская и пригласила в свой Оперный центр.

Согласились не раздумывая?

Конечно! Я даже не мечтала об этом. В Оперном центре я два года стажировалась, сделала там много партий, а потом совершенно случайно попала в Большой театр. Там был кастинг в оперу Прокофьева «Война и мир». Я слышала, что Наташу найти не могут, потом сказали, что партию Наташи будет петь 20-летняя девушка из Хорватии, но одной артистки на эту роль мало, и поиски продолжались. И вот на одном из концертов меня увидел руководитель постановки «Войны и мира» Мстислав Ростропович. Он подошел к Галине Павловне и сказал: «А это кто?» Вишневская меня вызвала и попросила спеть. Я была в ужасе: мне казалось, что это я не смогу спеть никогда! Я взяла себя в руки, репетировала несколько дней, а потом пришла и показала арию Наташи Ростовой. Ростропович послушал и сказал: «У нее может получиться». Так я стала Наташей Ростовой на сцене Большого театра. Но когда шла постановка « Войны и мира» в Большом театре, одновременно шла постановка «Фауста» в Центре оперного пения, и в этом была большая сложность, так как репетиции пересекались. Вот уж когда я сильно похудела, бегая из одного театра в другой. (Смеется. ) Причем Галина Павловна знала, что я разрываюсь, но не шла навстречу, не устраивала поблажек, а, наоборот, драла три шкуры и не раз доводила меня до истерики. Может, ревновала немного к Наташе Ростовой, ведь в свое время она была лучшей Наташей Ростовой — и по образу, и по голосу. Так что тот год у меня был очень непростым.

Сейчас вас можно услышать в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко?

Да, я исполняю там партию Аиды в одноименной опере, пою в «Травиате», «Сказках Гофмана», в спектакле «Так поступают все женщины» В. А. Моцарта. Но я также сотрудничаю и с музыкальным театром «Новая опера», и Академическим театром им. Е. Вахтангова.

Руководство театра не возражает, что вы подрабатываете еще где-то?

Просто я умею договариваться. (Улыбается .) Все-таки основная моя работа — Театр Станиславского и Немировича-Данченко, а всё остальное - в свободное время.

А коллеги как относятся к тому, что у вас и здесь главные партии, и там?

Слава богу, с коллегами у меня хорошие отношения. Совсем недавно я спела в «Трубадуре» в « Новой опере» , и коллеги меня очень искренне поздравили.

По-моему, ваша творческая биография складывается более чем успешно. Вы счастливы?

Да, но за этими успехами стоит немало слез и несбывшихся надежд… Всегда хочется чего-то большего: больше ролей, больше партий, больше театров… Я еще не спела в Нью-Йоркском «Метрополитен-опера», так что мне пока есть к чему стремиться.

Маша, вам никогда не хотелось поменять оперную сцену на шоу-бизнес? Все-таки там и слава, и деньги…

Бывает, меня просят исполнить и эстрадные песни, и у меня это неплохо получается, но я не хочу заниматься этим профессионально, у меня еще столько дел в опере. Наверное, мне это просто неинтересно. А слава и деньги — это ведь просто вопрос выбора.

То есть для вас это не главное?

Конечно, это тоже дело существенное, но у меня никогда не стояло такого выбора. Я не публичный человек и никогда не стремилась быть в центре внимания. Мне кажется, это очень сомнительное удовольствие: сегодня тебя показывают по телевизору и ты на обложках всех журналов, тебя узнают на улицах, а потом ты исчез и о тебе все забыли. Наверное, я фаталист. Меня ведет судьба, и я стараюсь от этого пути не отклоняться.

В приметы, наверное, тоже верите?

Конечно, ноты упали — надо на них тут же сесть, чтобы не забыть.

А если все-таки забыли, то что делать?

Это мой ночной кошмар! (Смеется. ) У меня с детства синдром отличницы, поэтому со мной такого не случалось. Но иногда бывает, что партнер забывает текст и начинает петь не то, что надо. Это очень сбивает. Конечно, если поешь на французском языке, то половина зала может и не заметить этого, а вот если на русском, то тут сложнее. Обычно в таких случаях артисты импровизируют или начинают петь один и тот же куплет по несколько раз. Кто-то из артистов пятак под пятку подкладывает. Но я в это не верю. Представляете, потом два часа на нем простоять! К концу спектакля и ноги чувствовать не будешь.

Маша, а дома вы поете?

Конечно, бывает, и дома пою.

И как соседи относятся к таким концертам?

Ну, я не так часто их балую! (Смеется. ) Чаще всего это бывает, когда я приезжаю к родителям в Ижевск. Мама с папой тут же начинают просить: «Ну спой!» Когда я начинаю петь, под окнами тут же собираются соседи. И получается такой импровизированный концерт! (Смеется.)

Но вы можете устроить себе отдых — уехать куда-нибудь и, например, две недели вообще не петь? Или у вас, как у спортсменов, ни дня без тренировки?

Я могу себе это позволить. Кто-то, может, и не может, а я могу. Если был тяжелый сезон, то голосу обязательно нужно давать отдых. Есть певцы, которые накануне серьезного спектакля сутки просто молчат. Я так не могу! Ну как же я не поговорю с подружкой? (Смеется. ) Кстати, от усталости голос может даже и пропасть. Но есть рычаги, с помощью которых можно его разбудить.

Как вы восстанавливаетесь после спектаклей?

На самом деле это очень приятная работа, которая приносит даже физическое удовлетворение. Вообще говорят, что пение - очень полезный для здоровья процесс. После такого спектакля, как «Аида», можно похудеть на несколько килограммов. Эта партия требует хорошего дыхания и мощного звука. Она очень сильная для моего голоса, поэтому мне нужно подключить все внутренние резервы, чтобы не кричать и не форсировать. После спектакля мы выходим за кулисы мокрые с головы до пят.

А нужно специально заниматься спортом или, может быть, специально разрабатывать легкие?

Я немножко ленюсь в этом плане. У нас есть ребята, которые регулярно занимаются. Знаете, как и все нормальные люди, кто-то занимается фитнесом, а кто-то ленится. Вот я скорее из тех, кто ленится.

Маша, а когда после спектакля вам дарят цветы, вы оставляете их в театре или уносите домой?

Конечно, уношу домой. Это же настоящий ритуал: целую неделю потом носишься с розами по квартире — то обрезать, то замочить, то воду поменять. Особенно приятно получать цветы, когда думаешь: ну, сегодня рядовой спектакль, а всё равно зрители дарят букеты. Кстати, в некоторых театрах принято кидать цветы на сцену из зрительного зала. Такая традиция была и в Оперном центре Галины Вишневской. Однажды после спектакля «Иоланта» мы выходили на аплодисменты, зрители кидали нам цветы, и белая роза прилетела мне прямо в глаз! (Смеется .)

Уроженка Ижевска о сценах больших и маленьких, общении с Вишневской и Ростроповичем и стандартах красоты

Фото: Из личного архива

Изменить размер текста: A A

Со стороны кажется, что ей невероятно везет, что она то и дело вытягивает счастливый билет. Но это только кажется. На самом деле Мария Пахарь на сто процентов соответствует своей фамилии. Она пахарь по жизни. Прежде чем попасть на сцену Большого театра, ижевчанка училась музыке 25 лет! Ее история подтверждает, что везет тому, кто везет. «Когда в жизни есть цель, все случайности происходят не случайно», - считает и сама Мария Пахарь.

Своей историей Мария Пахарь делилась не раз. Она начала заниматься музыкой в 5 лет. Закончила ДШИ № 5 Ижевска , поступила в музучилище, затем на фортепианное отделение Казанской консерватории. На последнем курсе случайно обнаружила у себя задатки оперной певицы и решила учиться вокалу.

Поступила в Уральскую консерваторию, окончив которую продолжила обучение в Центре оперного пения Галины Вишневской. Там Марию услышал Мстислав Ростропович и предложил ей исполнить партию Наташи Ростовой . Всемирно известный музыкант как раз занимался постановкой «Войны и мира» в Большом театре. Так в 2005 году Мария Пахарь оказалась на сцене главного театра России . А с 2007 года она служит в Московском академическом музыкальном театре имени Станиславского и Немировича -Данченко .

«ЗРИТЕЛИ ЖЕСТОКИ И БЕСПОЩАДНЫ»

Мария Пахарь частый гость в Ижевске - здесь живет ее мама. Но недавний визит оперной дивы в родной город был связан с фестивалем Чайковского.

- Мария, для вас есть разница, где выступать, - в Москве или в провинции?

Конечно, в каждом зале своя акустика.

Я имею в виду, прежде всего, меру ответственности. Можете ли вы позволить себе немного расслабиться, выступая в регионах?

В таком спектакле как «Аида», например, не расслабишься. Эту партию непросто спеть даже в классе, стоя у рояля. Всегда выкладываешься по полной. Что касается выступлений в Ижевске, мне приятно петь для родных, подруг, педагогов. Волнуюсь меньше, поскольку знаю, что меня здесь любят и строго судить не будут.

Хотя расслабляться нельзя. Иначе те, кто меня уже слышал, могут сказать: «Ну вот, раньше так хорошо пела, а тут что-то не очень выступила». Зрители жестоки и беспощадны (улыбается). Им неважно, что, возможно, артист вышел на сцену больной. Поэтому если уж задал высокую планку, нужно ей соответствовать.

Кроме болезней, бывают и другие непростые ситуации. Но такова ваша профессия, что спектакль не отменишь, нужно выходить на сцену и петь.

Вы правы. Например, в прошлом году я пела Татьяну Ларину в «Евгении Онегине » в день, когда узнала о смерти папы. За два дня до этого общалась с ним по Скайпу, все было хорошо. И вдруг мама сообщает: «Папа в реанимации, прилетай, как отыграешь спектакль!». Я стала обзванивать знакомых, врачей, просить о помощи, но, оказывается, спасать уже было некого. Мама двое суток держалась, не говорила, что отца уже нет, поскольку знала, что у меня спектакль. Но я чувствовала, что она что-то не договаривает, и в день выступления спросила ее прямо: «Папа жив?». И вот тут мама уже не сдержала слез, и я все поняла…

- Как вам удалось собраться и выйти на сцену?

Я просто решила, что не буду сейчас думать о смерти папы, иначе можно сойти с ума. Когда пела, у меня было ощущение, что он меня слышит. А вот когда спектакль закончился, и я села в поезд, меня накрыло, вся жизнь пронеслась перед глазами. Нет ничего страшнее потери близких…

«МУЗЫКЕ МОЖНО УЧИТЬСЯ ВСЮ ЖИЗНЬ»

- Вы же единственный ребенок в семье?

Да, отсюда такая безграничная любовь родителей. Но без их любви и поддержки я бы вряд ли состоялась.

- Вместе с тем, я читала, что ваши родители были против, когда вы решили поступать во вторую консерваторию.

Студенчество прекрасно в юном возрасте. А когда у тебя уже есть образование, работа, и ты вдруг решаешь учиться дальше, более того, сменить специализацию, это, конечно, рискованно и вызывает вопросы. И если папа был настроен более лояльно, то мама, как реалист, оценивала все тяготы студенческой жизни в чужом городе, понимала, что стать певицей непросто.

Но вы и вторым консерваторским образованием не ограничились. Потом был еще и Центр оперного пения Галины Вишневской. Сколько же лет вы учились?

Я пошла в музыкальную школу, когда мне было пять лет, а Центр оперного пения закончила в 30 лет (улыбается). Конечно, я не только училась, но и работать успевала - педагогом в родной ДШИ №5 и в республиканском музучилище, концертмейстером в Уральской консерватории. Но все же на тот момент в приоритете для меня была учеба. И потом музыкант никогда не заканчивает учиться, совершенствоваться можно до конца дней своих.

Знакомство с Вишневской

- Не каждому выпускнику даже двух консерваторий удается попасть на сцену Большого театра. О какой карьере мечтали вы, когда учились вокалу в Екатеринбурге?

Будучи студенткой четвертого курса, я приезжала в Ижевск. Здесь, в театре оперы и балета, мне обещали, что примут меня после окончания учебы. Потом я прослушивалась в театре в Екатеринбурге и меня там тоже брали, но я делала ставку на ярмарку певцов (ежегодный конкурс вокалистов, на которых руководители российских оперных и музыкальных театров набирают в свои коллективы новых артистов. - Прим. ред.). Здесь-то меня и услышала Галина Павловна Вишневская.

Мне очень хотелось попасть в ее Центр оперного пения. Причем впервые я подумала об этом задолго до встречи с Вишневской - когда читала ее биографическую книгу «Галина». В ней она только еще говорит о необходимости создания такого Центра.

На прослушиваниях я жутко волновалась, и, как мне кажется, спела неудачно. Расстроилась, конечно. К тому же, мне казалось, что Вишневской я совсем не понравилась, поскольку все мое выступление она просидела, опершись на руку, и закрыв ладонью лоб.

Пока я пела, Галина Павловна ни разу даже не взглянула на меня. Поэтому, когда сказали, что Вишневская вызывает меня на разговор, я была ни жива ни мертва от счастья. Но, как оказалось, радовалась я рано.

- Почему?

1 сентября я приехала в Москву , пришла в Центр оперного пения, а мне говорят: «А вы кто?». Я объясняю, что я с ярмарки, что меня пригласила сама Вишневская, и слышу в ответ: «Много вас тут таких. Для участников ярмарки будет дополнительный набор. Приходите 10 сентября».

- Почувствовали себя, наверное, в этот момент Фросей Бурлаковой из фильма «Приходите завтра»?

Да (смеется). Я же приехала учиться, а мне говорят, что нужно еще раз прослушиваться! Но тут я набралась храбрости и пошла к Галине Павловне, попросила: «Можно я сейчас вам спою?». Она разрешила, я спела, потом был консилиум и мне, в конце концов, объявили, что я зачислена на бюджетное отделение.

«На мэтров надейся, а сам не плошай»

- Потом не спрашивали Вишневскую, чем вы ей приглянулись?

Галина Павловна держала дистанцию, таких задушевных разговоров у нас не было. Понятно, что она слушала голоса, тембры. Кроме того, я думаю, ей было важно, чтобы у ее воспитанников были на месте мозги (улыбается).

- А как на прослушивании она определяла их наличие?

Ну, как, если перед тобой не просто вокалист, а еще и музыкант, пианист, значит, умный (смеется). Владение инструментом - большое преимущество для певца.

Позднее, когда я уже начала учиться в Центре, думаю, что Вишневская оценила мое упорство и работоспособность. Я сразу выучила несколько партий: начала с Иоланты, потом была Маргарита в «Фаусте », Марфа в «Царской невесте».

- Чему вы научились у Вишневской?

Не столько вокальной технике, сколько постижению образа. Вишневская - гениальная актриса. Каждое ее исполнение, не только в опере, но даже в камерных произведениях, - это цельный и отточенный образ, мастерски не только спетый, но и воплощенный сценически, пропущенный через душу и яркую индивидуальность. А ее выступления с Ростроповичем в Большом зале консерватории - шедевры исполнительства. Хорошо, что сохранились эти записи, по ним можно учиться молодым певцам.

Вслед за Вишневской на вас обратил внимание и Ростропович. К чему обязывает такой кредит доверия двух мэтров?

На мэтров надейся, а сам не плошай (улыбается). Педагог может вложить в ученика многое, но если он ничего собой не представляет, то можно вкладывать до бесконечности, результата не будет. Артист - единица самостоятельная, у него должно быть свое я.

Хотя, конечно, я счастлива, что судьба свела меня с такими выдающимися людьми. Благодаря Ростроповичу я попала на сцену Большого театра. Там я исполняла партию Наташи Ростовой, которую мы готовили вместе с Вишневской от первой и до последней ноты. Галина Павловна раньше пела эту партию, поэтому требовала с меня, как с самой себя.

О стандартах красоты

Мария, в последние годы оперные певицы, и вы не исключение, ломают стереотипы. На сцене все чаще видишь красивых, стройных артисток. А как же другой стереотип о том, что в большом теле скрывается большой голос?

С физиологической точки зрения есть такая взаимосвязь, и я сама это чувствую, особенно когда исполняю партию Аиды. Она настолько мощная, что если вдруг я немного похудела, ощущаю недостаток каждого килограмма, чувствую, что меня физически мало.

А для партии Виолетты в «Травиате», напротив, нужна легкость, так как голос должен быть подвижным. Приходится как-то приспосабливаться, поскольку стандарты красоты в оперном искусстве изменились. Зрители хотят видеть хрупкую, а не заплывшую жиром Чио-Чио-сан или Наташу Ростову. Хотя, конечно, есть артисты, божественный голос которых затмевает все внешние несовершенства.


«Стандарты красоты в оперном искусстве изменились. Зрители хотят видеть хрупкую, а не заплывшую жиром Чио-Чио-сан или Наташу Ростову»Фото: Из личного архива


«У меня много красивых концертных платьев, а за сценой надеть нечего», - смеется МарияФото: Из личного архива

СКАЗАНО

О домашних концертах. Летом, когда я приезжают в Ижевск, и окна в квартире открыты, все соседи знают, что Маша приехала. Мои репетиции превращаются в импровизированные концерты.

О любимых ролях. У меня нет нелюбимых ролей. Считаю, если роль тебе не нравится, значит, ты ее просто не исполнишь. Не прожил роль, значит, зрители тебе не поверят.

О признаках успешного выступления. Если зрители говорят, что во время моего выступления у них по коже бегали мурашки, я понимаю, что у меня все получилось. Ну, а если все вышли с холодными носами, значит, я недоработала.

О похудении на сцене. Пение - энергозатратный процесс. За спектакль можно потерять пару килограммов.

О кумирах. На эстраде - Фрэдди Мэркьюри, хотя это и не совсем эстрада, а в опере… Ну, вы же сами подумали сейчас об Анне Нетребко . Кто же про нее не думает (смеется). Но она далеко не единственная. Есть еще Монтсеррат Кабалье , Мария Каллас , Анна Моффо , Леонтин Прайс…