Иван тургеневгде тонко, там и рвется. «Тонко размазанный талант». Комедия в одном действии

Иван Сергеевич Тургенев

Где тонко, там и рвется

Cобрание сочинений в десяти томах. Гослитиздат, Москва, 1961. OCR Конник М.В. Дополнительная правка: В. Есаулов, сентябрь, 2004 г.

Комедия в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Анна Васильевна Либанова , помещица, 40 лет. Вера Николаевна , ее дочь, 19 лет. M-lle Вienaimе , компаньонка и гувернантка, 42 лет. Варвара Ивановна Морозова , родственница Либановой, 45 лет. Владимир Петрович Станицын , сосед, 28 лет. Евгений Андреич Горский , сосед, 26 лет. Иван Павлыч Мухин , сосед, 30 лет. Капитан Чуханов , 50 лет, Дворецкий. Слуга.

Действие происходит в деревне г-жи Либановой.

Театр представляет залу богатого помещичьего дома; прямо -- дверь в столовую, направо -- в гостиную, налево -- стеклянная дверь в сад. По стенам висят портреты; на авансцене стол, покрытый журналами; фортепьяно, несколько кресел; немного позади китайский бильярд; в углу большие стенные часы.

Горский (входит). Никого нет? тем лучше... Который-то час?.. Половина десятого. (Подумав немного.) Сегодня -- решительный день... Да... да... (Подходит к столу, берет журнал и садится.) "Le Journal des Debats" от третьего апреля нового стиля, а мы в июле... гм... Посмотрим, какие новости... (Начинает читать. Из столовой выходит Мухин. Горский поспешно оглядывается. ) Ба, ба, ба... Мухин! какими судьбами? когда ты приехал? Мухин. Сегодня ночью, а выехал из города вчера в шесть часов вечера. Ямщик мой сбился с дороги. Горский. Я и не знал, что ты знаком с madame de Libanoff. Мухин. Я и то здесь в первый раз. Меня представили madame de Libanoff, как ты говоришь, на бале у губернатора; я танцевал с ее дочерью и удостоился приглашения. (Оглядывается.) А дом у нее хорош! Горский. Еще бы! первый дом в губернии. (Показывает ему "Journal des Debats".) Посмотри, мы получаем "Телеграф". Шутки в сторону, здесь хорошо живется... Приятное такое смешение русской деревенской жизни с французской vie de chateau... {Жизнью загородного замка (франц.). } Ты увидишь. Хозяйка... ну, вдова, и богатая... а дочь... Мухин (перебивая Горского) . Дочь премиленькая... Горский. А! (Помолчав немного.) Да. Мухин. Как ее зовут? Горский (с торжественностью) . Ее зовут Верой Николаевной... За ней превосходное приданое. Мухин. Ну, это-то мне все равно. Ты знаешь, я не жених. Горский. Ты не жених, а (оглядывая его с ног до головы) одет женихом. Мухин. Да ты уж не ревнуешь ли? Горский. Вот тебе на! Сядем-ка лучше да поболтаем, пока дамы не сошли сверху к чаю. Мухин. Сесть я готов (садится) , а болтать буду после... Расскажи-ка ты мне в нескольких словах, что это за дом, что за люди... Ты ведь здесь старый жилец. Горский. Да, моя покойница мать целых двадцать лет сряду терпеть не могла госпожи Либановой... Мы давно знакомы. Я и в Петербурге у ней бывал и за границей сталкивался с нею. Так ты хочешь знать, что это за люди,-- изволь. Madame de Libanoff (у ней так на визитных карточках написано, с прибавлением -exe Salotopine {Урожденная Салотопина (франц.). }... Madame de Libanoff женщина добрая, сама живет и жить дает другим. Она не принадлежит к высшему обществу; но в Петербурге ее не совсем не знают; генерал Монплезир проездом у ней останавливается. Муж ее рано умер; а то бы она вышла в люди. Держит она себя хорошо; сентиментальна немножко, избалована; гостей принимает не то небрежно, не то ласково; настоящего, знаешь, шика нету... Но хоть за то спасибо, что не тревожится, не говорит в нос и не сплетничает. Дом в порядке держит и именьем сама управляет... Административная голова! У ней родственница проживает -- Морозова, Варвара Ивановна, приличная дама, тоже вдова, только бедная. Я подозреваю, что она зла, как моська, и знаю наверное, что она благодетельницы своей терпеть не может... Но мало ли чего нет! Гувернантка-француженка в доме водится, разливает чай, вздыхает по Парижу и любит le petit mot pour rire {Остроумное словцо (франц. ) . }, томно подкатывает глазки... землемеры и архитекторы за ней волочатся; но так как она в карты не играет, а преферанс только втроем хорош, то и держится для этого на подножном корму разорившийся капитан в отставке, некто Чуханов, с виду усач и рубака, а на деле низкопоклонник и льстец. Все эти особы уж так из дому и не выезжают; но у госпожи Либановий много других приятелей... всех не перечтешь... Да! я и забыл назвать одного из самых постоянных посетителей, доктора Гутмана, Карла Карлыча. Человек он молодой, красивый, с шелковистыми бакенбардами, дела своего не смыслит вовсе, но ручки у Анны Васильевны целует с умиленьем... Анне Васильевне это не неприятно, и ручки у ней недурны; жирны немножко, а белы, и кончики пальцев загнуты кверху... Myхин (с нетерпеньем) . Да что ж ты о дочери ничего не говоришь? Горский. А вот постой. Ее я к концу приберег. Впрочем, что мне тебе сказать о Вере Николаевне? Право, не знаю. Девушку в восемнадцать лет кто разберет? Она еще сама вся бродит, как молодое вино. Но из нее может славная женщина выйти. Она тонка, умна, с характером; и сердце-то у ней нежное, и пожить-то ей хочется, и эгоист она большой. Она скоро замуж выйдет. Мухин. За кого? Горский. Не знаю... А только она в девках не засидится. Мухин. Ну, разумеется, богатая невеста... Горский. Нет, не оттого. Мухин. Отчего же? Горский. Оттого, что она поняла, что жизнь женщины начинается только со дня свадьбы; а ей хочется жить. Послушай... который теперь час? Мухин (поглядев на часы) . Десять... Горский. Десять... Ну, так я еще успею. Слушай. Между мной и Верой Николаевной борьба идет страшная. Знаешь ли ты, зачем я прискакал сюда сломя голову вчера поутру? Мухин. Зачем? нет, не знаю. Горский. А затем, что сегодня один молодой человек, тебе знакомый, намерен просить ее руки, Мухин. Кто это? Горский. Станицын. Мухин. Владимир Станицын? Горский. Владимир Петрович Станицын, отставной гвардии поручик, большой мой приятель, впрочем добрейший малый. И вот что посуди: я же сам его ввел в здешний дом. Да что ввел! я его именно затем и ввел, чтобы он женился на Вере Николаевне. Он человек добрый, скромный, недалекого ума, ленивый, домосед: лучшего мужа и требовать нельзя. И она это понимает. А я, как старинный друг, желаю ей добра. Мухин. Так ты сюда прискакал для того, чтобы быть свидетелем счастия твоего protege? {Протеже -- франц.} Горский. Напротив, я приехал сюда для того, чтобы расстроить этот брак. Мухин. Я тебя не понимаю. Горский. Гм... а, кажется, дело ясно. Мухин. Ты сам на ней жениться хочешь, что ли? Горский. Нет, не хочу; да и не хочу тоже, чтоб она вышла замуж. Мухин. Ты в нее влюблен. Горский. Не думаю. Мухин. Ты в нее влюблен, друг мой, и боишься проболтаться. Горский. Что за вздор! Да я готов все тебе рассказать... Мухин. Ну, так ты сватаешься... Горский. Да нет же! Во всяком случае, я жениться на ней не намерен. Мухин. Ты скромен -- нечего сказать. Горский. Нет, послушай; я говорю с тобой теперь откровенно. Дело вот в чем. Я знаю, знаю наверное, что если б я попросил ее руки, она бы предпочла меня общему нашему другу, Владимиру Петровичу. Что же касается до матушки, то мы оба со Станицыным в ее глазах приличные женихи... Она не будет прекословить. Вера думает, что я в нее влюблен, и знает, что я боюсь брака пуще огня... ей хочется победить во мне эту робость... вот она и ждет... Но долго ждать она не будет. И не оттого, чтобы она боялась потерять Станицына: этот бедный юноша горит и тает, как свечка... но другая есть причина, почему она больше ждать не будет! Она начинает меня пронюхивать, разбойница! подозревать меня начинает! Она, правду сказать, меня слишком к стене прижать боится, да, с другой стороны, желает наконец узнать, что же я... какие мои намерения. Вот оттого-то между нами борьба и кипит. Но, я чувствую, нынешний день -- решительный. Выскользнет эта змея у меня из рук или меня задушит самого. Впрочем, я еще не теряю надежды... Авось и в Сциллу не попаду и Харибду миную! Одна беда: Станицын до того влюблен, что и ревновать и сердиться не способен. Так и ходит с разинутым ртом и сладкими глазами. Смешон он ужасно, да одними насмешками теперь не возьмешь... Надо быть нежным. Уж я и начал вчера. И не принуждал себя, вот что удивительно. Я самого себя перестаю понимать, ей-богу. Мухин. Как же это ты начал? Горский. А вот как. Я уже тебе сказал, что я приехал вчера довольно рано. Третьего дня вечером я узнал о намерении Станицына... Каким образом, об этом распространяться нечего... Станицын доверчив и болтлив. Я не знаю, предчувствует ли Вера Николаевна предложение своего обожателя -- от нее это станется, -- только она вчера как-то особенно за мной наблюдала. Ты не можешь себе представить, как трудно, даже привычному человеку, сносить проницательный взгляд этих молодых, но умных глаз, особенно когда она их немного прищурит. Вероятно, ее также поразила перемена моего обращения с нею. Я слыву за человека насмешливого и холодного, и очень этому рад: с такой репутацией легко жить... но вчера мне пришлось прикинуться озабоченным и нежным. К чему лгать? Я действительно чувствовал небольшое волнение, и сердце охотно смягчалось. Ты меня знаешь, друг мой Мухин: ты знаешь, что я в самые великолепные мгновенья человеческой жизни не в состоянии перестать наблюдать... а Вера представляла вчера зрелище пленительное для нашего брата наблюдателя. Она и отдавалась увлеченью, если не любви-я не достоин такой чести,-- по крайней мере любопытства, и боялась, и не доверяла себе, и сама себя не понимала... Все это так мило отражалось на ее свежем личике. Я целый день не отходил от нее и к вечеру почувствовал, что начинаю терять власть над самим собою... О Мухин! Мухин, продолжительная близость молодых плечей, молодого дыханья -- преопасная вещь! Вечером мы пошли в сад. Погода была удивительная... тишина в воздухе невыразимая... Mademoiselle Bienaime вышла на балкон со свечкой: и пламя не шевелилось. Мы долго гуляли вдвоем, в виду дома, по мягкому песку дорожки, вдоль пруда. И в воде и на небе тихонько мерцали звезды... Снисходительная, ню осторожная mademoiselle Bienaime с высоты балкона следила за нами взором... Я предложил Вере Николаевне сесть в лодку. Она согласилась. Я начал грести и тихонько доплыл до середины неширокого пруда... "Ou allez vous donc?" {Куда же вы? (франц.) } -- раздался голос француженки. "Nulle part" {Никуда (франц.). }, отвечал я громко и положил весло. "Nulle part,-- прибавил я вполголоса... -- Nous sommes trop bien ici" {Нам и здесь хорошо (франц.). }. Вера потупилась, улыбнулась и начала кончиком зонтика чертить по воде... Милая, задумчивая улыбка округляла ее младенческие щеки... она собиралась говорить и только вздыхала, да так весело, вот как дети вздыхают. Ну, что мне тебе еще сказать? Я послал к черту все свои предосторожности, намерения и наблюдения, был счастлив и был глуп, читал ей наизусть стихи... ей-богу... ты не веришь? ну, ей-богу же, читал, и еще дрожащим голосом... За ужином я сидел подле нее... Да... это все хорошо... Дела мои в отличном положении, и если б я хотел жениться... Но вот в чем беда. Ее не обманешь... нет. Иные говорят, женщины отлично на шпагах дерутся. И у ней не выбьешь шпаги из рук. Впрочем, посмотрим сегодня... Во всяком случае, я удивительный вечер провел... А ты что-то задумался, Иван Павлыч? Мухин. Я? я думаю, что если ты не влюблен в Веру Николаевну, так ты либо чудак большой, либо невыносимый эгоист. Горский. Может быть, может быть; да и кто... Те! идут... Aux armes! {К оружию! (франц.) . } я надеюсь на твою скромность. Мухин. О! Разумеется. Горский (глянув в дверь гостиной) . A! Mademoiselle Bienaime... Всегда первая... поневоле... Ее чай ждет.

Входит m-lle Bienaime. Мухин встает и кланяется. Горский подходит к ней.

Mademoiselle, j"ai l"honneur de vous saluer {Мадемуазель, имею честь приветствовать вас (франц.). }. M-lle Bienaime (пробираясь в столовую и исподлобья поглядывая на Горского). Bien le bonjour, monsieur {Добрый день, сударь (франц.). }. Горский. Toujours fraiche comme une rose {Всегда свежи, как роза (франц.). }. M-lle Bienaime (с ужимкой) . Et vous toujours galant. Venez, j"ai quelque chose a vous dire {А вы всегда любезны. Идемте, я вам должна кое-что сказать (франц.). }. (Уходит с Горским в столовую.) Мухин (один) . Что за чудак этот Горский! И кто его просил меня выбрать в поверенные? (Прохаживается.) Ну, за делом я приезжал... Если б можно было...

Стеклянная дверь в сад быстро растворяется. Входит Вера в белом платье. У ней в руках свежая роза. Мухин оглядывается и кланяется с замешательством. Вера останавливается в недоумении.

Вы... вы не узнаете меня... я... Вера. Ах! Monsieur... Monsieur... Мухин; я никак не ожидала... когда вы приехали? Мухин. Сегодня ночью... Вообразите, мой ямщик... Вера (перебивая его) . Маменька очень будет рада. Надеюсь, что вы у нас погостите... (Оглядывается.) Мухин. Вы, может быть, ищете Горского... Он сейчас вышел. Вера. Почему вы думаете, что я ищу господина Горского? Мухин (не без замешательства) . Я... я думал... Вера. Вы с ним знакомы? Myхин. Давно; мы с ним вместе служили. Вера (подходит к окну) . Какая сегодня прекрасная погода! Мухин. Вы уже гуляли в саду? Вера. Да... я рано встала... (Глядит на край своего платья и на ботинки.) Такая роса... Myхин (с улыбкой) . И роза ваша, посмотрите, вся в росе... Вера (глядит на нее). Да... Myхин. Позвольте спросить... вы для кого ее сорвали? Вера. Как для кого? для себя. Myхин (значительно) . А! Горский (выходя из столовой ). Хочешь чаю, Мухин? (Увидя Веру.) Здравствуйте, Вера Николаевна! Вера. Здравствуйте. Мухин (поспешно и с притворным равнодушием к Горскому) . А чай разве готов? Ну, так я пойду. (Уходит в столовую) Горский. Вера Николаевна, дайте ж мне вашу руку...

Она молча подает ему руку.

Что с вами? Вера. Скажите мне, Евгений Андреич, ваш новый приятель, monsieur Мухин, -- глуп? Горский (с недоумением) . Не знаю... говорят, не глуп. Но что за вопрос... Вера. Вы с ним большие приятели? Горский. Я с ним знаком... но что ж... разве он вам что-нибудь сказал? Вера (поспешно) . Ничего... Ничего... я так... Какое чудесное утро! Горский (указывая на розу) . Я вижу, вы уже гуляли сегодня. Вера. Да... Monsieur... Мухин меня уже спрашивал, кому я сорвала эту розу. Горский. Что ж вы ему отвечали? Вера. Я ему отвечала, что для себя. Горский. И в самом деле вы ее для себя сорвали? Вера. Нет, для вас. Вы видите, я откровенна. Горский. Так дайте ж мне ее. Вера. Теперь я не могу: я принуждена заткнуть ее себе за пояс или подарить ее mademoiselle Bienaime. Как это весело! И поделом. Зачем вы не первый сошли вниз. Горский. Да я и так прежде всех был здесь. Вера. Так зачем я вас не первого встретила. Горский. Этот несносный Мухин... Вера (поглядев на него сбоку). Горский! вы со мной хитрите. Горский. Как... Вера. Ну, это я вам после докажу... А теперь пойдемте чай пить. Горский (удерживая ее) . Вера Николаевна! послушайте, вы меня знаете. Я человек недоверчивый, странный; с виду я насмешлив и развязен, а на самом деле я просто робок. Вера. Вы? Горский. Я. Притом все, что со мной происходит, так для меня ново... Вы говорите, я хитрю... Будьте снисходительны со мной... войдите в мое положение.

Вера молча поднимает глаза и пристально смотрит на него.

Я вас уверяю, мне еще никогда не случалось говорить... ни с кем так, как я с вами говорю... оттого мне бывает трудно... Ну да, я привык притворяться... Но не глядите так на меня... Ей-богу, я заслуживаю поощренья. Вера. Горский! меня легко обмануть... Я выросла в деревне и мало видела людей... меня легко обмануть; да к чему? Славы вам большой от этого не будет... А играть со мною... Нет, я этому не хочу верить... Я этого не заслуживаю, да и вы не захотите. Горский. Играть с вами... Да поглядите на себя... Да эти глаза насквозь все видят.

Вера тихонько отворачивается.

Да знаете ли вы, что, когда я с вами, я не могу... ну, решительно не могу не высказать всего, что я думаю... В вашей тихой улыбке, в вашем спокойном взоре, в вашем молчании даже есть что-то до того повелительное... Вера (перебивая его) . А вам не хочется высказаться? Вам все хочется лукавить? Горский. Нет... Но послушайте, говоря правду, кто из нас высказывается весь? хоть вы, например... Вера (опять перебивая его и с усмешкой глядя на него) . Именно: кто высказывается весь? Горский. Нет, я о вас теперь говорю. Например, скажите мне откровенно, ждете вы сегодня кого-нибудь? Вера (спокойно) . Да. Станицын, вероятно, сегодня к нам приедет. Горский. Вы ужасная особа. У вас дар, ничего не скрывая, ничего не высказать... La franchise est la meilleure des diplomatics {Откровенность -- лучшая дипломатия (франц.). }, вероятно, потому, что одно не мешает другому. Вера. Стало быть, и вы знали, что он должен приехать. Горский (с легким смущением) . Знал. Вера (нюхая розу) . А ваш monsieur... Мухин тоже... знает? Горский. Что вы меня все о Мухине спрашиваете? Отчего вы... Вера (перебивая его) . Ну, полноте, не сердитесь... Хотите, мы после чаю пойдем в сад? Мы с вами поболтаем... Я у вас спрошу... Горский (поспешно). Что? Вера. Вы любопытны... Мы с вами поговорим... о важном деле.

(Вполголоса.) Как будто она и прежде не слышала, что я здесь. (Громко.) Oui, c"est moi, bonjour, je viens {Да, это я, здравствуйте, иду (франц.). }. (Уходя, бросает розу на стол и говорит в дверях Горскому.) Приходите же. (Уходит в столовую.) Горский (медленно берет розу и остается несколько времени неподвижным) . Евгений Андреич, друг мой, я должен сказать вам откровенно, что вам, сколько мне кажется, этот бесенок не под силу. Вы вертитесь и так и сяк, а она и пальчиком не шевельнет, и между тем пробалтываетесь-то вы. А впрочем, что же? Либо я одолею -- тем лучше, либо я проиграю сраженье -- на такой женщине не стыдно жениться. Оно жутко, точно... да, с другой стороны, к чему беречь свободу? Нам с вами пора перестать ребячиться. Однако постойте, Евгений Андреич, постойте, вы что-то скоро сдаетесь. (Глядит на розу.) Что ты значишь, мой бедный цветок? (Быстро оборачивается.) А! маменька с своей подругой...

Бережно кладет розу в карман. Из гостиной входит г-жа Либано в а с Варваро й Ивановной. Горский идет к ним навстречу.

Bonjour, mesdames! {Здравствуйте, сударыни! (франц.) . } как вы почивали? Г-жа Либанова (дает ему кончики пальцев) . Bonjour, Eugene... {Здравствуйте, Евгений (франц.). } У меня голова сегодня немного болит. Варвара Ивановна. Вы поздно ложитесь, Анна Васильевна! Г-жа Либанова. Может быть... А где Вера? Вы ее видели? Горский. Она в столовой за чаем с mademoiselle Bienaime и Мухиным. Г-жа Либанова. Ах да, monsieur Мухин, говорят, сегодня ночью приехал. Вы его знаете? (Садится.) Горский. Я с ним давно знаком. Вы не идете чай пить? Г-жа Либанова. Нет, у меня от чаю волнение делается... Гутман мне запретил. Но я вас не удерживаю... Ступайте, ступайте, Варвара Ивановна!

Варвара Ивановна уходит.

А вы, Горский, остаетесь? Горский. Я уже пил. Г-жа Либанова. Какой прекрасный день! Le capitaine {Капитан (франц.). } -- видели вы его? Горский. Нет, не видел; он, должно быть, по обыкновению, по саду гуляет... ищет грибов. Г-жа Либанова. Вообразите, какую он вчера игру выиграл... Да сядьте... что ж вы стоите?

Горский садится.

У меня семь в бубнах и король с тузом червей,-- червей, заметьте. Я говорю: играю; Варвара Ивановна пас, разумеется; этот злодей говорит тоже: играю; я семь; и он семь; я в бубнах; он в червях. Я приглашаю; но у Варвары Ивановны, как всегда, ничего нету. И что ж она, как вы думаете? возьми и поди в маленькую пику... А у меня король сам-друг. Ну, разумеется, он выиграл... Ах, кстати, мне в город послать надобно... (Звонит.) Горский. Зачем? Дворецкий (выходит из столовой) . Что прикажете? Г-жа Либанова. Пошли в город Гаврила за мелками... знаешь, какие я люблю. Дворецкий. Слушаю-с. Г-жа Либанова. Да скажи, чтобы побольше их взяли... А что покос? Дворецкий. Слушаю-с. Покос продолжается. Г-жа Либанова. Ну, хорошо. Да где Илья Ильич? Дворецкий. В саду гуляют-с. Г-жа Либанова. В саду... Ну, позови его. Дворецкий. Слушаю-с. Г-жа Либанова. Ну, ступай. Дворецкий. Слушаю-с. (Уходит в стеклянную дверь.) Г-жа Либанова (глядя на свои руки) . Что ж мы сегодня будем делать, Eugene? Вы знаете, я во всем на вас полагаюсь. Придумайте что-нибудь веселое... Я сегодня в духе. Что, этот monsier Мухин хороший молодой человек? Горский. Прекрасный. Г-жа Либанова. Il n"est pas genant? {Он не стеснит нас? (франц.) . } Горский. О, нисколько. Г-жа Либанова. И в преферанс играет? Горский. Как же... Г-жа Либанова. Ah! mais c"est tres bien... {Ах! это чудесно (франц.). } Eugene, дайте мне под ноги табуретку.

Горский приносит табуретку.

Merci... {Благодарю (франц.). } А вот и капитан идет. Чуханов (входит из саду; у него в фуражке грибы) . Здравствуйте, матушка вы моя! пожалуйте-ка ручку. Г-жа Либанова (томно протягивая ему руку) . Здравствуйте, злодей! Чуханов (два раза сряду целует ее руку и смеется). Злодей, злодей... А все проигрываю-то я. Евгению Андреичу мое нижайшее...

Горский кланяется; Чуханов глядит на него и качает головой.

Эка молодец! Ну, что бы в военную? А? Ну, как вы, моя матушка, как себя чувствуете? Вот я вам грибков набрал. Г-жа Либанова . Зачем вы корзинки не берете, капитан? Как можно грибы в фуражку класть? Чуханов. Слушаю, матушка, слушаю. Нашему брату, старому солдату, оно, конечно, ничего. Ну, а для вас точно... Слушаю. Я вот их сейчас на тарелочку высыплю. А что, пташечка наша, Вера Николаевна, изволили проснуться? Г-жа Либанова (не отвечая Чуханову, к Горскому) . Dites-moi {Скажите (франц.). }, этот monsieur Мухин богат? Горский. У него двести душ. Г-жа Либанова (равнодушно) . А! Да что они так долго чай пьют? Чуханов. Прикажете штурмовать их, матушка? Прикажите! мигом одолеем... Не под такие фортеции хаживали... Таких бы вот нам только полковников, как Евгений Андреич... Горский. Какой же я полковник, Илья Ильич? Помилуйте! Чуханов. Ну, не чином, так фигурой... Я про фигуру, про фигуру говорю... Г-жа Либанова. Да, капитан... подите... посмотрите, что они, отпили чай? Чуханов. Слушаю, матушка... (Идет.) А! да вот и они.

Входят Вера, Мухин, m-lle Bienaime, Варвара Ивановна.

Мое почтение всей компании. Вера (мимоходом) . Здравствуйте... (Бежит к Анне Васильевне.) Bonjour, maman {Здравствуй, мама (франц.). }. Г-жа Либанова (целуя ее в лоб) . Bonjour, petite... {Здравствуй, детка (франц.). }

Мухин раскланивается.

Monsieur Мухин, милости просим... Я очень рала, что вы нас не забыли... Мухин. Помилуйте... я... столько чести... Г-жа Либанова (Вере) . А ты, я вижу, уже по саду бегала, шалунья... (Мухину.) Вы еще не видели нашего сада? Il est grand {Он большой (франц.). }. Много цветов. Я ужасно люблю цветы. Впрочем, у нас всяк волен делать что хочет: liberte entiere... {Полная свобода (франц.). } Мухин (улыбаясь) . C"est charmant {Это очаровательно (франц.). }. Г-жа Либанова. Это мое правило... Терпеть не могу эгоизма. И другим тяжело, и самому себе не легче. Вот спросите у них...

Указывая на всех вообще. Варвара Ивановна сладко улыбается.

Мухин (тоже улыбаясь) . Мой приятель Горский мне уже сказывал. (Помолчав немного.) Какой у вас прекрасный дом! Г-жа Либанова. Да, хорош. C"est Rastrelli, vous sa-vez, qui en a donne la plan {Это ведь Растрелли сделал проект (франц.). }, деду моему, графу Любину. Мухин (одобрительно и с уважением) . А!

В течение всего этого разговора Вера нарочно отворачивалась от Горского и подходила то к m-lle Bienaime, то к Морозовой. Горский тотчас это заметил и украдкой поглядывает на Мухина.

Г-жа Либанова (обращаясь ко всему обществу) . Что ж вы гулять нейдете? Горский. Да, пойдемте же в сад. Вера (все не глядя на него) . Теперь жарко... Скоро двенадцатый час... Теперь самый жар. Г-жа Либанова . Как хотите... (Мухину.) У нас бильярд есть... Впрочем, liberte entiere, вы знаете... А мы, знаете ли что, капитан, мы в карточки засядем... Оно рано немножко... Да вот Вера говорит, что гулять нельзя... Чуханов (которому вовсе не хочется играть) . Давайте, матушка, давайте... Что за рано? Надо вам отыграться. Г-жа Либанова. Как же... как же... (С нерешимостью к Мухину.) Monsieur Мухин... вы, говорят, любите преферанс... Не хотите ли? Mademoiselle Bienaime у меня не умеет, а я давно не играла вчетвером. Мухин (никак не ожидавший подобного приглашения). Я... я с удовольствием... Г-жа Либанова. Vous etes fort aimable... {Вы чрезвычайно любезны (франц.). } Впрочем, вы не церемоньтесь, пожалуйста. Мухин. Нет-с... я очень рад. Г-жа Либанова. Ну, так давайте... мы в гостиную пойдем... Там уж и стол готов... Monsieur Мухин! donnez-moi votre bras... {Дайте мне вашу руку (франц.). } (Встает.) А вы, Горский, придумайте нам что-нибудь для нынешнего дня... слышите? Вера вам поможет... (Идет в гостиную.) Чуханов (подходя к Варваре Ивановне) . Позвольте ж и мне предложить вам мои услуги... Варвара Ивановна (с досадой сует ему руку) . Ну, уж вы...

Обе четы тихонько уходят в гостиную. В дверях Анна Васильевна оборачивается и говорит m-lle Bienaime: "Ne termez pas la porte..." {Не закрывайте дверь (франц.). } M-l l e Bienaime возвращается с улыбкой, садится на первом плане налево и с озабоченным видом берется за канву. Вера, которая некоторое время стояла в нерешительности -- оставаться ли ей или идти за матерью. Вдруг идет к фортепьяно, садится и начинает играть. Горский тихонько -- подходит к ней.

Горский (после небольшого молчания) . Что это вы такое играете. Вера Николаевна? Вера (не глядя на него) . Сонату Клементи. Горский. Боже мой! какая старина! Вера. Да, это престарая и прескучная вещь. Горский. Зачем же вы ее выбрали? И что за фантазия сесть вдруг за фортепьяно! Разве вы забыли, что вы мне обещали пойти со мною в сад? Вера. Я именно затем и села за фортепьяно, чтоб не идти гулять с вами. Горский. За что вдруг такая немилость! Что за каприз? M-lle Bienaime. Се n"est pas joli ce que vous jouez la, Vera {То, что вы играете. Вера, это некрасиво (франц.). }. Вера (громко) . Je crois bien... {Я это знаю... (франц.). } (К Горскому, продолжая играть.) Послушайте, Горский, я не умею и не люблю кокетничать и капризничать. Я для этого слишком горда. Вы сами знаете, что я теперь не капризничаю... Но я сердита на вас. Горский. За что? Вера. Я оскорблена вами. Горский. Я вас оскорбил? Вера (продолжая разбирать сонату) . Вы бы по крайней мере выбрали доверенного получше. Не успела я войти в столовую, как уж этот monsieur... monsieur... как бишь его?.. monsieur Мухин заметил мне, что моя роза, вероятно, дошла наконец до своего назначения... Потом, видя, что я не отвечаю на его любезности, он вдруг пустился вас хвалить, да так неловко... Отчего это друзья всегда так неловко хвалят?.. И вообще так таинственно себя держал, так скромно помалкивал, с таким уважением и сожалением на меня посматривал... Я его терпеть не могу. Горский. Что же вы из этого заключаете? Вера. Я заключаю, что monsieur Мухин... a l"honneur de recevoir vos confidences {Имел честь заслужить ваше доверие (франц. ) . }. (Сильно стучит по клавишам.) Горский. Почему вы думаете?.. И что мог я ему сказать... Вера. Я не знаю, что вы сказать ему могли... Что вы за мной волочитесь, что вы смеетесь надо мной, что вы собираетесь вскружить мне голову, что я вас очень забавляю. (M-lle Bienaime сухо кашляет.) Qu"est ce que vous avez, bonne amie? Pourquoi toussez vous? {Что с вами, друг мои? Почему вы кашляете? (франц.) . } M-lle Bienaime. Rien, rien... je ne sais pas... cette sonate doit etre bien difficile {Ничего, ничего... я не знаю... должно быть, эта соната очень трудная (франц.). }. Вера (вполголоса) . Как она мне надоедает... (К Горскому.) Что ж вы молчите? Горский. Я? отчего я молчу? я самого себя спрашиваю: виноват ли я перед вами? Точно, каюсь: виноват. Язык мой -- враг мой. Но послушайте. Вера Николаевна... Помните, я вам вчера читал Лермонтова, помните, где он говорит о том сердце, в котором так безумно с враждой боролась любовь...

Вера тихо поднимает глаза.

Ну, ну, вот я и не могу продолжать, когда вы на меня так смотрите... Вера (пожимает плечами) . Полноте... Горский. Послушайте... Сознаюсь вам откровенно: мне не хочется, мне страшно поддаться тому невольному очарованию, которого я наконец не могу же не признать... Я всячески стараюсь от него отделаться, словами, насмешками, рассказами... Я болтаю, как старая девка, как ребенок... Вера. Зачем же это? Отчего нам не остаться хорошими друзьями?.. Разве отношения между нами не могут быть просты и естественны? Горский. Просты и естественны... Легко сказать... (Решительно.) Ну да, я виноват перед вами и прошу у вас прощения: я хитрил и хитрю... но я могу вас уверить. Вера Николаевна, что какие бы ни были мои предположения и решения в вашем отсутствии, с первых ваших слов все эти намерения разлетаются, как дым, и, я чувствую... вы будете смеяться... я чувствую, что я нахожусь в вашей власти... Вера (понемногу переставая играть) . Вы мне говорили то же самое вчера вечером... Горский. Потому что я то же самое чувствовал вчера. Я решительно отказываюсь лукавить с вами. Вера (с улыбкой) . А! видите! Горский. Я ссылаюсь на вас самих: вы должны же знать наконец, что я вас не обманываю, когда я вам говорю... Вера (перебивая его) . Что я вам нравлюсь... еще бы! Горский (с досадой) . Вы сегодня недоступны и недоверчивы, как семидесятилетний ростовщик! (Он отворачивается; оба молчат некоторое время.) Вера (едва продолжая наигрывать) . Хотите, я вам сыграю вашу любимую мазурку? Горский. Вера Николаевна! не мучьте меня... Клянусь вам... Вера (весело). Ну, полноте, давайте руку. Вы прощены.

Горский поспешно жмет ей руку.

Nous faisons la paix, bonne amiel {Мы помирились, друг мой (франц.). }. M-lle Bienaime (с притворным удивлением) . Ah! Est-ce que vous vous etiez quereiles? {А! Разве вы ссорились? (франц.) . } Вера (вполголоса) . О невинность! (Громко.) Oui, un peu {Да, немного (франц.). }. (Горскому.) Ну, хотите, я вам сыграю вашу мазурку? Горский. Нет; эта мазурка слишком грустна... В ней слышится какое-то горькое стремление вдаль; а мне, уверяю вас, мне и здесь хорошо. Сыграйте мне что-нибудь веселое, светлое, живое, что бы играло и сверкало на солнце, словно рыбка в ручье...

Вера задумывается на мгновение и начинает играть блестящий вальс.

Боже мой! как вы милы! Вы сами похожи на такую рыбку. Вера (продолжая играть) . Я вижу отсюда monsieur Мухина. Как ему, должно быть, весело! Я уверена, что он то и дело ремизится. Горский. Ништо ему. Вера (после небольшого молчания и все продолжая играть) . Скажите, отчего Станицын никогда не досказывает своих мыслей? Горский. Видно, у него их много. Вера. Вы злы. Он неглуп; он предобрый человек. Я его люблю. Горский. Он превосходный солидный человек. Вера. Да... Но отчего платье на нем всегда так дурно сидит? словно новое, только что от портного?

Горский не отвечает и молча глядит на нее.

О чем вы думаете? Горский. Я думал... Я воображал себе небольшую комнатку, только не в наших снегах, а где-нибудь на юге, в прекрасной далекой стороне... Вера. А вы сейчас говорили, что вам не хочется вдаль. Горский. Одному не хочется... Кругом ни одного человека знакомого, звуки чужого языка изредка раздаются на улице, из раскрытого окна веет свежестью близкого моря... белый занавес тихо округляется, как парус, дверь раскрыта в сад, и на пороге, под легкой тенью плюща... Вера (с замешательством) . О, да вы поэт... Горский. Сохрани меня бог. Я только вспоминаю. Вера. Вы вспоминаете? Горский. Природу -- да; остальное... все, что вы не дали договорить -- сон. Вера. Сны не сбываются... в действительности. Горский. Кто это вам сказал? Mademoiselle Bienaime? Предоставьте, ради бога, все подобные изречения женской мудрости сорокапятилетним девицам и лимфатическим юношам. Действительность... да какое самое пламенное, самое творческое воображение угонится за действительностию, за природой? Помилуйте... какой-нибудь морской рак во сто тысяч раз фантастичнее всех рассказов Гофмана; и какое поэтическое произведение гения может сравниться... ну, вот хоть с этим дубом, который растет у вас в саду на горе? Вера. Я готова вам верить, Горский! Горский. Поверьте, самое преувеличенное, самое восторженное счастие, придуманное прихотливым воображеньем праздного человека, не может сравниться с тем блаженством, которое действительно доступно ему... если он только останется здоровым, если судьба его не возненавидит, если его имения не продадут с аукционного торгу и если, наконец, он сам хорошенько узнает, чего ему хочется. Вера. Только! Горский. Но ведь мы... но ведь я здоров, молод, мое имение не заложено... Вера. Но вы не знаете, чего вам хочется... Горский (решительно) . Знаю. Вера (вдруг взглянула на него) . Ну, скажите, коли знаете. Горский. Извольте. Я хочу, чтобы вы... Слуга (входит из столовой и докладывает) . Владимир Петрович Станицын. Вера (быстро поднимаясь с места) . Я не могу его теперь видеть... Горский! я, кажется, вас поняла наконец... Примите его вместо меня... вместо меня, слышите... puisque tout est arrange... {Потому что все улажено (франц.). } (Она уходит в гостиную.) M-lle Вienaime. Eh bien? Elle s"en va? {Вот как? Она ушла? (франц.) } Горский (не без смущения). Oui... Elle est a1lee voir... {Да... Она пошла посмотреть (франц.). } M-lle Bienaime (качая головой) . Quelle petite folle! {Какая сумасбродка! (франц.) . } (Встает и тоже уходит в гостиную.) Горский (после небольшого молчания) . Что ж это я? Женат?.. "Я, кажется, вас поняла наконец"... Вишь, куда она гнет... "puisque tout est arrange". Да я ее терпеть не могу в эту минуту! Ах, я хвастун, хвастун! Перед Мухиным я как храбрился, а теперь вот... В какие поэтические фантазии я вдавался! Только недоставало обычных слов: спросите маменьку... Фу!.. какое глупое положение! Так или сяк надо кончить дело. Кстати приехал Станицын! О судьба, судьба! скажи мне на милость, смеешься ты надо мною, что ли, или помогаешь мне? А вот посмотрим... Но хорош же мой дружок, Иван Павлыч...

Входит Станицын. Он одет щеголем. В правой руке у него шляпа, в левой корзинка, завернутая в бумагу. Лицо его изображает волнение. При виде Горского он внезапно останавливается и быстро краснеет. Горский идет к нему навстречу с самым лас к о в ым видом и протянутыми руками.

Здравствуйте, Владимир Петрович! как я рад вас видеть... Станицын. И я... очень... Вы как... вы давно здесь? Горский. Со вчерашнего дня, Владимир Петрович! Станицын. Все здоровы? Горский. Все, решительно все, Владимир Петрович, начиная с Анны Васильевны и кончая собачкой, которую вы подарили Вере Николаевне... Ну, а вы как? Станицын. Я... Я слава богу... Где же они? Горский. В гостиной!.. в карты играют. Станицын. Так рано... а вы? Горский. А я здесь, как видите. Что это вы привезли? гостинец, наверное? Станицын. Да, Вера Николаевна намедни говорила... я послал в Москву за конфектами... Горский. В Москву? Станицын. Да, там лучше. А где Вера Николаевна? (Ставит шляпу и конспекты, на стол.) Горский. Она, кажется, в гостиной... смотрит, как играют в преферанс. Станицын (боязливо заглядывая в гостиную) . Кто это новое лицо? Горский. А вы не узнали? Мухин, Иван Павлыч. Станицын Ах да... (Переминается на месте.) Горский. Вы не хотите войти в гостиную?.. Вы словно в волнении, Владимир Петрович! Станицын. Нет, ничего... дорога, знаете, пыль... Ну, голова тоже...

В гостиной раздается взрыв общего смеха ... Все кричат: "Без четырех, без четырех!" Вера говорит: "Поздравляю, monsieur Мухин!

(Смеется и опять заглядывает в гостиную.) Что это там... обремизился кто-то? Горский. Да что ж вы не войдете?.. Станицын. Сказать вам правду. Горский... мне бы хотелось поговорить несколько с Верой Николаевной. Горский. Наедине? Станицын (нерешительно). Да, только два слова. Мне бы хотелось... теперь... а то в течение дня... Вы сами знаете... Горский. Ну, что ж? войдите да скажите ей... Да возьмите ваши конфекты... Станицын. И то правда.

Подходит к двери и все не решается войти, как вдруг раздается голос Анны Васильевны: "C"est vous, Woldemar? Bonjour... Entrez dons..." {Это вы, Владимир? Здравствуйте... Входите же (франц.). } Он входит.

Горский (один) . Я недоволен собой... Я начинаю скучать и злиться. Боже мой, боже мой! да что ж это во мне происходит такое? Отчего поднимается во мне желчь и приступает к горлу? отчего мне вдруг становится так неприятно весело? отчего я готов, как школьник, накуролесить всем, всем на свете, и самому себе между прочим? Если я не влюблен, что за охота мне дразнить и себя и других? Жениться? Нет, я не женюсь, что там ни говорите, особенно так, из-под ножа. А если так, неужели же я не могу пожертвовать своим самолюбием? Ну, восторжествует она,-- ну, бог с ней. (Подходит к китайскому бильярду и начинает толкать шары.) Может быть, мне же лучше будет, если она выйдет замуж за... Ну, нет, это пустяки... Мне тогда не видать ее, как своих ушел... (Продолжает толкать шары.) Загадаю... Вот если я попаду... Фу, боже мой, что за ребячество! (Бросает кий, подходит к столу и берется за книгу.) Что это? русский роман... Вот как-с. Посмотрим, что говорит русский роман. (Раскрывает наудачу книгу и читает.) "И что же? не прошло пяти лет после брака, как уже пленительная, живая Мария превратилась в дебелую и крикливую Марью Богдановну... Куда девались все ее стремления, ее мечтания"... О господа авторы! какие вы дети! Вот вы о чем сокрушаетесь! Удивительно ли, что человек стареется, тяжелеет и глупеет? Но вот что жутко: мечтания и стремления остаются те же, глаза не успевают померкнуть, пушок со щеки еще не сойдет, а уж супруг не знает, куда деться... Да что! порядочного человека уже перед свадьбой лихорадка колотит... Вот они, кажется, сюда идут... Надо спасаться... Фу, боже мой! точно в "Женитьбе" Гоголя... Но я по крайней мере не выпрыгну из окошка, а преспокойно выйду в сад через дверь... Честь и место, господин Станицын!

В то время как он поспешно удаляется, из гостиной входят Вера и Станицын.

Вера (Станицыну) . Что это, кажется, Горский в сад побежал? Станицын. Да-с... я... признаться... ему сказал, что я с вами наедине желал... только два слова... Вера. А! вы ему сказали... Что же он вам... Станицын. Он... ничего-с... Вера. Какие приготовления!.. Вы меня пугаете... Я уже вчерашнюю вашу записку не совсем поняла... Станицын. Дело вот в чем, Вера Николаевна... Ради бога, простите мне мою дерзость... Я знаю... Я не стою...

Вера медленно подвигается к окну; он идет за ней.

Дело вот в чем... Я... я решаюсь просить вашей руки...

Вера молчит и тихо наклоняет голову.

Боже мой! я слишком хорошо знаю, что я вас не стою... с моей стороны это, конечно... но вы меня давно знаете... если слепая преданность... исполнение малейшего желания, если все это... Я прошу вас простить мою смелость... Я чувствую.

Он останавливается. Вера молча протягивает ему руку.

Неужели, неужели я не могу надеяться? Вера (тихо). Вы меня не поняли, Владимир Петрович. Станицын. В таком случае... конечно... простите меня... Но об одном позвольте мне попросить вас, Вера Николаевна... не лишайте меня счастия хоть изредка видеть вас... Я вас уверяю... я вас не буду беспокоить... Если даже с другим... Вы... с избранным... Я вас уверяю... я буду всегда радоваться вашей радости... Я знаю себе цену... где мне, конечно... Вы, конечно, правы... Вера. Дайте мне подумать, Владимир Петрович. Станицын. Как? Вера. Да, оставьте меня теперь... на короткое время... я вас увижу... я с вами поговорю... Станицын. На что бы вы ни решились, вы знаете, я покорюсь без ропота. (Кланяется, уходит в гостиную и запирает за собою дверь.) Вера (смотрит ему вслед, подходит к двери сада и зовет) . Горский! подите сюда, Горский!

Она идет к авансцене. Через несколько минут входит Горский.

Горский. Вы меня звали? Вера. Вы знали, что Станицын хотел говорить со мной наедине? Горский. Да, он мне сказал. Вера. Вы знали зачем? Горский. Наверное -- нет. Вера. Он просит моей руки. Горский. Что ж вы ему отвечали? Вера. Я? ничего. Горский. Вы ему не отказали? Вера. Я попросила его подождать. Горский. Зачем? Вера. Как зачем, Горский? Что с вами? Отчего вы так холодно смотрите, так равнодушно говорите? что за улыбка у вас на губах? Вы видите, я иду к вам за советом, я протягиваю руку,-- а вы... Горский. Извините меня. Вера Николаевна... На меня находит иногда какая-то тупость... Я на солнце гулял без шляпы... Вы не смейтесь... Право, может быть, от этого... Итак, Станицын просит вашей руки, а вы просите моего совета... а я спрашиваю вас: какого вы мнения о семейной жизни вообще? Ее можно сравнить с молоком... но молоко скоро киснет. Вера. Горский! я вас не понимаю. Четверть часа тому назад, на этом месте (указывая на фортепьяно) , вспомните, так ли вы со мной говорили? так ли я вас оставила? Что с вами, смеетесь вы надо мной? Горский, неужели я это заслужила? Горский (горько). Я вас уверяю, что я и не думаю смеяться. Вера. Как же мне объяснить эту внезапную перемену? Отчего я вас понять не могу? Отчего, напротив, я... Скажите, скажите сами, не была ли я всегда откровенна с вами, как сестра? Горский (не без смущения) . Вера Николаевна! я... Вера. Или, может быть... посмотрите, что вы меня заставляете говорить... может быть, Станицын возбуждает в вас... как это сказать... ревность, что ли? Горский. А почему же нет? Вера. О, не притворяйтесь... Вам слишком хорошо известно... Да притом что я говорю? Разве я знаю, что вы обо мне думаете, что вы ко мне чувствуете... Горский. Вера Николаевна! знаете ли что? Право, нам лучше на время раззнакомиться... Вера. Горский... что это? Горский. Шутки в сторону... Наши отношения так странны... Мы осуждены не понимать друг друга и мучить друг друга... Вера. Я никому не мешаю меня мучить; но мне не хочется, чтобы надо мной смеялись... Не понимать друг друга... -- отчего? разве я не прямо гляжу вам в глаза? разве я люблю недоразумения? разве я не говорю всего, что думаю? разве я недоверчива? Горский! если мы должны расстаться, расстанемтесь по крайней мере добрыми друзьями! Горский. Если мы расстанемся, вы ни разу и не вспомните обо мне. Вера. Горский! вы словно желаете, чтобы я... Вы хотите от меня признания... Право. Но я не привыкла ни лгать, ни преувеличивать. Да, вы мне нравитесь -- я чувствую к вам влечение, несмотря на ваши странности,-- и... и только. Это дружелюбное чувство может и развиться, может и остановиться. Это зависит от вас... Вот что во мне происходит... Но вы, вы скажите, что вы хотите, что думаете? Неужели вы не понимаете, что я не из любопытства вас спрашиваю, что мне надо же знать наконец... (Она останавливается и отворачивается.) Горский. Вера Николаевна! выслушайте меня. Вы счастливо созданы богом. Вы с детства живете и дышите вольно... Истина для вашей души, как свет для глаз, как воздух для груди... Вы смело глядите кругом и смело идете вперед, хотя вы не знаете жизни, потому что для вас в жизни нет и не будет препятствий. Но не требуйте, ради бога, той же самой смелости от человека темного и запутанного, как я, от человека, который много виноват перед самим собою, который беспрестанно грешил и грешит... Не вырывайте у меня последнего, решительного слова, которого я не выговорю громко перед вами, может быть, именно потому, что я тысячу раз сказал себе это слово наедине... Повторяю вам: будьте ко мне снисходительны или бросьте меня совсем... подождите еще немного... Вера. Горский! верить ли мне вам? Скажите -- я вам поверю,-- верить ли мне вам наконец? Горский (с невольным движением) . А бог знает! Вера (помолчав немного) . Подумайте и дайте мне другой ответ. Горский. Я всегда лучше отвечаю, когда не подумаю. Вера. Вы капризны, как маленькая девочка. Горский. А вы ужасно проницательны... Но вы меня извините... Я, кажется, сказал вам: "подождите". Это непростительно глупое слово просто сорвалось у меня с языка... Вера (быстро покраснев) . В самом деле? Спасибо за откровенность.

Горский хочет отвечать ей, но дверь из гостиной вдруг отворяется, и все общество входит, исключая m-lle Bienaime. Анна Васильевна в приятном и веселом расположении духа; ее под руку ведет Мухин. Станицын бросает быстрый взгляд на Веру и Горского.

Г-жа Либанова. Вообразите, Eugene, мы совсем разорили господина Мухина... Право. Но какой же он горячий игрок!. Горский. А! я и не знал! Г-жа Либанова. C"est incroyable! {Невероятно! (франц.) . } Ремизится на всяком шагу... (Садится.) А вот теперь можно гулять! Myхин (подходя к окну и с сдержанной досадой) . Едва ли; дождик начинает накрапывать. Варвара Ивановна. Барометр сегодня очень опустился... (Садится немного позади г-жи Либановой.) Г-жа Либанова. В самом деле? comme c"est contrariant! {Как досада! (франц.) . } Eh bien {Ну что ж (франц.). }, надо что-нибудь придумать... Eugene, и вы, Woldemar, это ваше дело. Чуханов. Не угодно ли кому сразиться со мной в бильярд?

Никто ему не отвечает.

А не то так закусить, рюмку водочки выпить?

Опять молчание.

Ну, так я один пойду, выпью за здоровье всей честной компании...

Уходит в столовую. Между тем Станицын подошел к Вере, но не дерзает заговорить с нею... Горский стоит в стороне. Мухин рассматривает рисунки на столе.

Г-жа Либанова. Что же вы, господа? Горский, затейте что-нибудь. Горский. Хотите, я вам прочту вступление в естественную историю Бюффона? Г-жа Либанова. Ну, полноте. Горский. Так давайте играть в petits jeux innocents {Невинные игры (франц.). }. Г-жа Либанова. Что хотите... впрочем, я это не для себя говорю... Меня, должно быть, управляющий уже в конторе дожидается... Пришел он, Варвара Ивановна? Варвара Ивановна. Вероятно-с, пришел-с. Г-жа Либанова. Узнайте, душа моя.

Варвара Ивановна встает и уходит.

Вера! подойди-ка сюда... Что ты сегодня как будто бледна? Ты здорова? Вера. Я здорова. Г-жа Либанова. То-то же. Ах да, Woldemar, не забудьте мне напомнить... Я вам дам в город комиссию. (Вере.) Il est si complaisant! {Он так любезен! (франц.) . } Вера. Il est plus que cela, maman, il est bon {Более того, мама, он добр (франц.). }.

Станицын восторженно улыбается.

Г-жа Либанова. Что это вы рассматриваете с таким вниманием, monsieur Мухин? Myхин. Виды из Италии. Г-жа Либанова. Ах, да... это я привезла... un souvenir... {Сувенир (франц.). } Я люблю Италию... я там была счастлива... (Вздыхает.) Варвара Ивановна (входя) . Пришел Федот-с, Анна Васильевна! Г-жа Либанова (вставая) . А! пришел! (К Мухину.) Вы сыщите... там есть вид Лаго-Маджиоре... Прелесть!.. (К Варваре Ивановне.) И староста пришел? Варвара Ивановна. Пришел староста. Г-жа Либанова . Ну, прощайте, mes enfants... {Дети мои (франц.). } Eugene, я вам их поручаю... Amusez-vous... {Веселитесь (франц.). } Вот к вам на подмогу идет mademoiselle Bienaime.

Из гостиной входит m-llе Bienaime.

Пойдемте, Варвара Ивановна!..

Уходит с Морозовой в гостиную. Воцаряется небольшое молчание.

M-lle Bienaime (сухеньким голосом) . Eh bien, que ferons nous? {Итак, что же мы будем делать? (франц.) . } Мухин. Да, что мы будем делать? Станицын. Вот в чем вопрос. Горский. Гамлет сказал это прежде тебя, Владимир Петрович!.. (Вдруг оживляясь.) Но, впрочем, давайте, давайте... Видите, какой дождь полил... Что в самом деле сложа руки сидеть? Станицын. Я готов... А вы, Вера Николаевна? Вера (которая все это время оставалась почти неподвижною). Я тоже... готова. Станицын. Ну и прекрасно! Мухин. Ты придумал что-нибудь, Евгений Андреич? Горский. Придумал, Иван Павлыч! Мы вот что сделаем. Сядем все кругом стола... M-lle Bienaime. Oh, ce sera charmant! {О, это будет прелестно! (франц.) . } Горский. N"est-ce pas? {Не правда ли? (франц.) . } Напишем все наши имена на клочках бумаги, и кому первому выдернется, тот должен будет рассказать какую-нибудь несообразную и фантастическую сказку о себе, о другом, о чем угодно... Liberte entiere, как говорит Анна Васильевна. Станицын. Хорошо, хорошо. M-lle Bienaime. Ah! tres bien, tres bien {Ах! чудесно, чудесно (франц.). }. Мухин. Да какую же, однако, сказку?.. Горский. Какую вздумается... Ну, сядемте, сядемте... Вам угодно, Вера Николаевна? Вера. Отчего же нет?

Садится. Горский садится по правую ее руку. Мухин по левую, Станицын подле Мухина, m-lle Bienaime подле Горского.

Горский. Вот лист бумаги (разрывает лист) , а вот и наши имена. (Пишет имена и свертывает билеты.) Мухин (Вере) , Вы что-то задумчивы сегодня. Вера Николаевна? Вера. А почему вы знаете, что я не всегда такова? Вы меня видите в первый раз. Мухин (ухмыляясь) . О нет-с, как можно, чтобы вы всегда так были... Вера (с легкой досадой) . В самом деле? (К Станицыну) Ваши конфекты очень хороши, Woldemar! Станицын. Я очень рад... что вам услужил... Горский. О, дамский угодник! (Мешает билеты.) Вот -- готово. Кто же будет выдергивать?.. Mademoiselle Bienaime, voulez-vous? {Мадемуазель Бьенэме, вы хотите? (франц.) . } M-lle Bienaime. Mais tres volontiers {С удовольствием (франц.). }. (С ужимкой берет билет и читает.) Каспадин Станицын. Горский (Станицыну) . Ну, расскажите нам что-нибудь, Владимир Петрович! Станицын. Да что вы хотите, чтоб я рассказал?.. Я, право, не знаю... Горский. Что-нибудь. Вы можете говорить все, что вам в голову придет. Станицын. Да мне в голову ничего не приходит. Горский. Ну, это, разумеется, неприятно. Вера. Я согласна со Станицыным... Как можно так, вдруг... Мухин (поспешно) . И я того же мнения. Станицын. Да покажите нам пример, Евгений Андреич, начните вы. Вера. Да, начните. Myхин. Начни, начни. M-lle Bienaime. Oui, comm"encez, monsieur Gorski {Да, начинайте, господин Горский (франц . ). }. Горский. Вы непременно хотите... Извольте... Начинаю. Гм... (Откашливается.) M- l le Bienaime. Hi, hi, nous allons rire {Хи, хи, вот посмеемся (франц.). }. Горский. Ne riez pas d"avance {Не смейтесь заранее (франц.). }. Итак, слушайте. У одного барона... Myхин. Была одна фантазия? Горский. Нет, одна дочь. Myхин. Ну, это почти все равно. Горский. Боже, как ты остер сегодня!.. Итак, у одного барона была одна дочь. Собой она была очень хороша, отец ее очень любил, она очень любила отца, все шло превосходно,-- но вдруг, в один прекрасный день, баронесса убедилась, что жизнь, в сущности, прескверная вещь, ей стало очень скучно -- она заплакала и слегла в постель... Камерфрау тотчас побежала за родителем, родитель пришел, поглядел, покачал головой, сказал по-немецки: м-м-м-м-м, вышел мерными шагами и, кликнув своего секретаря, продиктовал ему три пригласительные письма к трем молодым дворянам старинного происхождения и приятной наружности. На другой же день они, разодетые в пух и прах, поочередно шаркали перед бароном, а молодая баронесса улыбалась по-прежнему -- еще лучше прежнего и внимательно рассматривала своих женихов, ибо барон был дипломат, а молодые люди были женихи. Myхин. Как ты пространно рассказываешь! Горский. Любезный друг мой, что за беда! M-lle Bienaime. Mais oui, laissez-le faire {Дайте же ему продолжать (франц.). }. Вера (внимательно глядя на Горского) . Продолжайте. Горский. Итак, у баронессы были три жениха. Кого выбрать? На этот вопрос лучше всего отвечает сердце... Но когда сердце... Но когда сердце колеблется?.. Молодая баронесса была девица умная и дальновидная... Она решила подвергнуть женихов испытанью... Однажды, оставшись наедине с одним из них, белокурым, она вдруг обратилась к нему с вопросом: скажите, что вы готовы сделать для того, чтоб доказать мне свою любовь? Белокурый, по природе весьма хладнокровный, но тем более склонный к преувеличению человек, отвечал ей с жаром: я готов, по вашему приказанию, броситься с высочайшей колокольни в свете. Баронесса приветливо улыбнулась и на другой же день предложила тот же вопрос другому жениху, русому, предварительно сообщив ему ответ белокурого. Русый отвечал точно теми же словами, если возможно, с большим жаром. Баронесса обратилась, наконец, к третьему, шантрету. Шантрет помолчал немного, из приличия, и отвечал, что на все другое он согласен, и даже с удовольствием, но с башни он не бросится, по весьма простой причине: раздробив себе голову, трудно предложить руку и сердце кому бы то ни было. Баронесса прогневалась на шантрета; но так как он... может быть... немножко более ей нравился, чем другие два, то она и стала приставать к нему: обещайте, мол, по крайней мере... я не потребую исполнения на деле... Но шантрет, как человек совестливый, не хотел ничего обещать... Вера. Вы сегодня не в духе, monsieur Горский! M-lle Bienaime . Non, il n"est pas en veine, c"est vrai {Он не в ударе, это правда (франц.). }. Никарашо, никарашо. Станицын. Другую сказку, другую. Горский (не без досады) . Я сегодня не в ударе... не всякий же день... (К Вере.) Да и вы, например, сегодня... То ли дело вчера! Вера. Что вы хотите сказать?

Встает; все встают.

Горский (обращаясь к Станицыну) . Вы не можете себе представить, Владимир Петрович, какой мы вчера удивительный вечер провели! Жаль, что вас не было, Владимир Петрович... Вот mademoiselle Bienaime была свидетельницей. Мы с Верой Николаевной более часу вдвоем катались по пруду... Вера Николаевна так восхищалась вечером, так ей было хорошо... Она так, казалось, и улетала в небо... Слезы навертывались у ней на глазах... Я никогда не забуду этого вечера, Владимир Петрович! Станицын (уныло) . Я вам верю. Вера (которая все время глаз не сводила с Горского) . Да, мы были довольно смешны вчера... И вы тоже уносились, как вы говорите, в небо... Вообразите, господа, Горский мне вчера читал стихи, да какие все сладкие, задумчивые! Станицын. Он вам читал стихи? Вера. Как же... и таким странным голосом... словно больной, с такими вздохами... Горский. Вы сами этого требовали, Вера Николаевна!.. Вы знаете, что по собственной охоте я редко предаюсь возвышенным чувствам... Вера. Тем более вы меня удивили вчера. Я знаю, что вам гораздо приятнее смеяться, чем... чем вздыхать, например, или... мечтать. Горский. О, с этим я согласен! Да и в самом деле назовите мне вещь, недостойную смеха? Дружба, семейное счастье, любовь?.. Да все эти любезности хороши только как мгновенный отдых, а там давай бог ноги! Порядочный человек не должен позволить себе погрязнуть в этих пуховиках...

Мухин с улыбкой посматривает то на Веру, то на Станицына;

Вера это замечает.

Вера (медленно) . Как видно, что вы говорите теперь от души!.. Но к чему вы горячитесь? Никто не сомневается в том, что вы всегда так думали. Горский (принужденно смеясь) . Будто? Вчера вы были другого мнения. Вера. Почему вы знаете? Нет, шутки в сторону. Горский! позвольте вам дать дружеский совет... Не впадайте никогда в чувствительность... Она к вам вовсе не пристала... Вы так умны... Вы без нее обойдетесь... Ах да, кажется, дождик прошел... Посмотрите, какое чудесное солнце! Пойдемте а, сад... Станицын! дайте мне вашу руку. (Быстро оборачивается и берет руку Станицына.) Bonne amie, venez-vous? {Друг мой, вы идете? (франц.) . } M-lle Bienaime. Oui, oui, allez toujours... {Да, да, идите (франц.). } (Берет с фортепьяно шляпу и надевает.) Вера (остальным) . А вы, господа, не идете?.. Бегом, Станицын, бегом! Станицын (убегая с Верой в сад) . Извольте, Вера Николаевна, извольте. M-lle Bienaime. Monsieur Мухин, voulez-vous me don-ner votre bras? {Господин Мухин, не соблаговолите ли подать мне руку? (франц.) . } Мухин. Avec plaisir, mademoiselle... {С удовольствием, мадемуазель (франц.). } (Горскому.) Прощай, шантрет! (Уходит с m-lle Bienaime.) Горский (один, подходит к окну) . Как бежит!.. и ни разу не оглянется... А Станицын-то, Станицын спотыкается от радости! (Пожимает плечом.) Бедняк! он не понимает своего положения... Полно, бедняк ли он? Я, кажется, слишком далеко зашел. Да что прикажешь делать с желчью? Во все время моего рассказа этот бесенок с меня глаз не спускал... Я напрасно упомянул о вчерашней прогулке. Если ей показалось... кончено, любезный друг мой Евгений Андреич, укладывайте ваш чемодан. (Прохаживается.) Да и пора... запутался. О случай, несчастие дураков и провидение умных людей! приди ко мне на помощь! (Оглядывается.) Это кто? Чуханов. Уж не он ли как-нибудь... Чуханов (осторожно входя из столовой) . Ах, батюшка Евгений Андреич, как я рад, что застал вас одних! Горский. Что вам угодно? Чуханов (вполголоса) . Вот видите ли что, Евгений Андреич!.. Анна Васильевна, дай бог ей здоровья, леску мне на домишко изволили пожаловать, да в контору приказ отдать позабыли-с... А без приказа лесу мне не выдают-с... Горский. Что ж, вы ей напомните. Чуханов. Батюшка, боюсь обеспокоить... Батюшка! будьте ласковы, заставьте век о себе бога молить... Как-нибудь, между двумя словцами... (Подмигивает.) Ведь вы на это мастер... нельзя ли, так сказать, стороной?.. (Еще значительнее подмигивает.) Притом же, вы почитай что хозяин уже в доме... хе-хе! Горский. В самом деле? Извольте, я с удовольствием... Чуханов. Батюшка! по гроб обяжете... (Громко и с прежними манерами.) А коли что понадобится, только мигните. (Откидывает голову.) Эх, да и молодец же какой!.. Горский. Ну, хорошо... все исполню; будьте покойны. Чуханов. Слушаю-с, ваше сиятельство! А старик Чуханов никого не беспокоит. Доложил, попросил, прибег, а там как начальнику угодно будет. Много довольны и благодарны. Налево кругом, марш! (Уходит в столовую.) Горский. Ну, кажется, из этого "случая" ничего не выжмешь...

За дверью сада по ступеням лестницы слышны торопливые шаги.

Кто это бежит так? Ба! Станицын! Станицын (вбегая впопыхах) . Где Анна Васильевна? Горский. Кого вам? Станицын (внезапно останавливаясь) . Горский... Ах, если б вы знали... Горский. Вы вне себя от радости... Что с вами? Станицын (берет его за руку) . Горский... мне бы по-настоящему не следовало... но я не могу -- радость меня душит... Я знаю, вы всегда принимали во мне участие... Вообразите же себе... Кто бы мог это представить... Горский. Да что такое наконец? Станицын. Я попросил у Веры Николаевны ее руки, и она... Горский. Что же она? Станицын. Вообразите, Горский, она согласилась... вот сейчас, в саду... позволила мне обратиться к Анне Васильевне... Горский, я счастлив, как дитя... Какая удивительная девушка! Горский (едва скрывая волнение) . И вы идете теперь к Анне Васильевне? Станицын. Да, я знаю, что она мне не откажет... Горский, я счастлив, безмерно счастлив... Мне бы хотелось обнять весь мир... Позвольте по крайней мере вас обнять. (Обнимает Горского.) О, как я счастлив! (Убегает.) Горский (после долгого молчания) . Брависсимо! (Кланяется вслед Станицыну.) Честь имею поздравить... (С досадой ходит по комнате.) Я этого не ожидал, признаюсь. Хитрая девчонка! Однако мне надо сейчас уехать... Или нет, останусь... Фу! как сердце неприятно бьется... Скверно. (Подумав немного.) Ну, что ж, я разбит... Но как позорно разбит... и не так и не там, где бы хотелось... (Подходя к окну, глядит в сад.) Идут... Умрем по крайней мере с честью...

Надевает шляпу, словно собирается идти в сад, и в дверях сталкивается с Мухиным, с Верой и m-lle Bienaime, Вера держит m-lle Bienaime под руку.

А! Вы уже возвращаетесь; а я было пошел к вам... Вера не поднимает глаз. M-lle Вienaimе. Il fait encore trop mouille {Еще слишком сыро (франц.). }. Мухин. Зачем ты не тотчас пошел с нами? Горский. Меня Чуханов задержал... А вы, кажется, много бегали. Вера Николаевна? Вера. Да... мне жарко.

M-lle Bienaime с Мухиным отходят немного в сторону, потом начинают играть на китайском бильярде, который находится немного позади.

Горский (вполголоса) . Я знаю все, Вера Николаевна! Я этого не ожидал. Вера. Вы знаете... Но я не удивляюсь. У него что на сердце, то и на языке. Горский (с укоризной) . У него... Вы будете раскаиваться. Вера. Нет. Горский. Вы поступили под влиянием досады. Вера. Может быть; но я поступила умно и раскаиваться не буду... Вы же применили ко мне стихи вашего Лермонтова; вы мне сказали, что я пойду безвозвратно, куда меня поведет случайность... Притом вы сами знаете. Горский, с вами я была бы несчастлива. Горский. Много чести. Вера. Я говорю, что думаю. Он меня любит, а вы... Горский. А я? Вера. Вы никого не можете любить. У вас сердце слишком холодно, а воображение слишком горячо. Я говорю с вами как с другом, как о вещах давно прошедших... Горский (глухо) . Я вас оскорбил. Вера. Да... но вы не довольно меня любили, чтобы иметь право меня оскорбить... Впрочем, это все дело прошлое... Расстанемся друзьями... Дайте мне руку. Горский. Я вам удивляюсь, Вера Николаевна! Вы прозрачны, как стекло, молоды, как двухлетний ребенок, и решительны, как Фридрих Великий. Дать вам руку... да разве вы не чувствуете, как горько должно быть мне на душе?.. Вера. Вашему самолюбию больно... это ничего: заживет. Горский. О, да вы философ! Вера. Послушайте... Мы, вероятно, в последний раз говорим об этом... Вы умный человек, а ошиблись во мне грубо. Поверьте, я не ставила вас au pied du mur {К стенке (франц.). }, как выражается ваш приятель monsieur Мухин, я не налагала на вас испытания, а искала правды и простоты, я не требовала, чтобы вы спрыгнули с колокольни, и вместо этого... Мухин (громко) . J"ai gagne {Я выиграл (франц.). }. M-lle Bienaime. Eh bien! la revanche {Ну что ж! Реванш (франц.). }. Вера. Я не дала играть собою -- вот все... Во мне, поверьте, горечи нет... Горский. Поздравляю вас... Великодушие приличествует победителю. Вера. Дайте же мне руку... вот вам моя. Горский. Извините: ваша рука вам более не принадлежит.

Вера отворачивается и идет к бильярду.

Впрочем, все к лучшему в этом мире. Вера. Именно... Qui gagne? {Кто выигрывает? (франц.) . } Мухин. До сих пор все я. Вера. О, вы великий человек! Горский (трепля его по плечу) . И первый мой друг, не правда ли, Иван Павлыч? (Кладет руку в карман.) Ах, кстати, Вера Николаевна, пожалуйте сюда... (Идет на авансцену.) Вера (идя вслед за ним) . Что вы мне хотите сказать? Горский (вынимает розу из кармана и показывает ее Вере) . А? что вы скажете? (Смеется.)

Вера краснеет и потупляет глаза.

Что? ведь смешно? Посмотрите, не успела еще завянуть. (С поклоном.) Позвольте возвратить по принадлежности... Вера. Если б вы меня хоть крошечку уважали, вы бы не возвратили мне ее теперь. Горский (отводя руку назад) . В таком случае позвольте. Пусть же он останется со мною, этот бедный цветок... Впрочем, чувствительность ко мне не пристала... не правда ли? И точно, да здравствуют насмешливость, веселость и злость! Вот я опять в своей тарелке. Вера. И прекрасно! Горский. Посмотрите на меня. (Вера глядит на него, Горский продолжает не без волнения.) Прощайте... Вот теперь бы кстати мне воскликнуть: Welche Perle warf ich weg! {Какой жемчужиной я пренебрег! (нем.) . } Но к чему? Все ведь к лучшему. Myхин (восклицает) . J"ai gagne encore un fois! {Я снова выиграл! (франц.) . } Вера. Все к лучшему. Горский! Горский. Может быть... может быть... А, да вот растворяется дверь из гостиной... Идет фамильный полонез!

Из гостиной выходит Анна Васильевна. Ее ведет Станицын. За ними выступает Варвара Ивановна... Вера бежит навстречу матери и обнимает ее.

Г-жа Либанова (слезливым шепотом) . Pourvu que tu sois heureuse, mon enfant... {Лишь бы ты была счастлива, дитя мое (франц.). }

У Станицына глаза разбегаются. Он готов заплакать.

Горский (про себя) . Какая трогательная картина! И как подумаешь, что я мог бы быть на месте этого болвана! Нет, решительно, я не рожден для семейной жизни... (Громко.) Ну, что, Анна Васильевна, кончили ли вы наконец свои премудрые распоряжения по хозяйству, счеты и расчеты? Г-жа Либанова. Кончила, Eugene, кончила... а что? Горский. Я предлагаю заложить карету и съездить целым обществом в лес. Г-жа Либанова (с чувством) . С удовольствием. Варвара Ивановна, душа моя, прикажите. Варвара Ивановна. Слушаю-с, слушаю-с. (Идет в переднюю.) M-lle Bienaime (закатывая глаза под лоб) . Dieu! que cela sera charmant! {Боже! как это будет очаровательно! (франц.) . } Горский. Посмотрите, как мы будем дурачиться... я весел сегодня, как котенок... (Про себя.) Ото всех этих происшествий кровь у меня бросилась в голову. Я словно опьянел... Боже мой, как она мила!.. (Громко.) Берите же ваши шляпы; едемте, едемте. (Про себя.) Да подойди же к ней, глупый ты человек!..

Станицын неловко подходит к Вере.

Ну, так. Не беспокойся, друг мой, я в течение прогулки о тебе похлопочу. Ты у меня явишься в полном блеске. Как мне легко!.. Фу! и так горько! Ну, ничего. (Громко.) Mesdames, пойдемте пешком: карета нас догонит. Г-жа Либанова. Пойдем, пойдем. Myхин. Что это, тобой словно бес овладел? Горский. Бес и есть... Анна Васильевна! дайте мне вашу руку... Ведь я все-таки остаюсь церемониймейстером? Г-жа Либанова. Да, да, Eugene, конечно. Горский. Ну, и прекрасно!.. Вера Николаевна! извольте дать руку Станицыну... Mademoiselle Bienaime, prenez mon ami monsieur Мухин {Мадемуазель Бьенэме, идите с господином Мухиным (франц.). }, а капитан... где капитан? Чуханов (входя из передней) . Готов к услугам. Кто меня зовет? Горский. Капитан! дайте руку Варваре Ивановне... Вот она, кстати, входит...

Варвара Ивановна входит.

И с богом! марш! Карета нас догонит... Вера Николаевна, вы открываете шествие, мы с Анной Васильевной в ариергарде. Г-жа Либанова (тихо Горскому). Ah, m"on cher, si vous saviez, combien je suis heureuse aujourd"hui {Ах, дорогой мой, если бы вы знали, как я счастлива сегодня (франц.). }. Мухин (становясь на место с m-lle Bienaime, на ухо Горскому) . Хорошо, брат, хорошо: не робеешь... а сознайся, где тонко, там и рвется.

Все уходят. Занавес падает.

1847

Эта статья посвящена анализу такой темы, как специфика действий негативных программ. А именно, принципу «Где тонко, там и рвется».

Возможно, эта статья, позволит вам найти ответы на вопросы: «Почему это происходит со мной? Почему именно это происходит?»

Проникновение негативной энергии происходит, в первую очередь, в ту область человеческой жизни, где негатив «чувствует» самое слабое место.

Несколько примеров, чтобы дать представление об этом принципе.
Согласно сопромату, конструкция треснет в самом слабом месте.
Канат начинает рваться и лопаться в самом тонком месте.
Одежда треснет в самом слабом месте шва.

Река, которая перегорожена завалом, сначала будет «пробовать» завал на прочность, и если напор воды не пробьет завал, то река разольется ручьями по доступному ей пространству.

Так и у человека есть слабые места. У каждого человека. Одно ли несколько. Не только в организме, а в жизни в целом. И именно в этих местах стоит ждать первого удара, если над ним начали творить «черные дела».

Каковы же эти слабые места? У каждого — свои. Но они могут быть «вычислены» согласно определенным принципам.

А теперь - примеры из жизни.
Жила семья. Мама, папа, дочь 8 лет. И завелась одна тетя, которая сначала захотела забрать папу из семьи, а потом — разозлилась, что не получается, и решила сделать гадость и ему, и всей его семье. (От любви до ненависти один шаг, как вы знаете). Но ничего существенного не происходило, пока в один день дочку не переехал трамвай...А наличие негатива в семье определилось уже после смерти ребенка при анализе ситуации. И произошла разрядка негатива по самому слабому звену.

Не нужна была этой тете именно смерть ребенка, ей хотелось просто отомстить «как карта ляжет» и мужчине, и его семье. А негатив сработал на ребенка.

Одна дама, владелица сети магазинов, имела «кровного врага». И как только этот враг «бил» по ней — по здоровью, в основном, она заболевала, и при этом в ее магазинах резко падала торговля. Она отдала полжизни построить своими силами эту торговую сеть, и ценила это дело всей жизни выше, чем здоровье. Она за них болела всей душой, и именно они стали ее слабым местом, которое «рвалось» наряду с ее здоровьем. От проблем ударов по здоровью она отходила сама, а магазины без активной помощи по их реанимации, сами не «поднимались».

А вот почему так? Практика наблюдений и позволила определить ряд принципов, как срабатывает «где тонко, там и рвется».

При наличии негатива в семье, особенно от него страдают или самые слабые, или самые младшие. Именно на них — на слабых (слабых здоровьем, духом, характером) или младших, идет самая большая концентрация негатива. Потому что у слабых и младших — низкая сопротивляемость негативу. Именно они — самое слабое звено, «тонкое место».

И кстати, если негатив будет «выбирать куда пойти» между стариком и ребенком (даже если они одинаково слабы в плане здоровья), он скорее всего пойдет на ребенка. Потому что стариков жизнь уже «пожевала» и закалила.

А выбирая между детьми — то здесь скорее сработает принцип «привлекательности» не самого младшего, а самого слабого. Слабого духом, характером, волей, здоровьем, кармой. Хотя, часто и здесь точно не угадаешь...

Однако, иногда происходит осознанная постановка самого себя на роль «слабого звена», в режиме самопожертвования, «живого щита».

Многие слышали о случаях, либо сами наблюдали такие случаи в своей жизни, когда кошка (собака), которая очень любит своего хозяина, и привязана к нему, приходит к больному (порченному, умирающему) человеку, «дышит» его негативом, его болезнью, пропитывается его негативом, страдает, но страдает осознанно. А потом идет умирать.

Так любовь и сострадание осознанно, желая помочь, облегчить страдания любимого человека, с готовностью идет на самопожертвование, чтобы разделить (забрать) негатив другого. Родители болеют за детей, жены (мужья) принимают удар на себя, сознательно отводя негатив от партнера, забирая его себе. Осознанно становясь «слабым звеном». Здесь именно порыв из самой глубины души включает механизм самопожертвования. Но не все это умеют делать.

Однако, нельзя самому назначить себе «тонкое место», чтобы подстраховать более важные вещи, и чтобы обойтись «малой кровью».

Нельзя сказать: «Пусть я потеряю машину, но пусть я сохраню здоровье», «Пусть умру я, но не мой ребенок», «Уж лучше я разорюсь, чем потеряю свою любимую». Слабое звено всплывает само, и увидеть, что «сломалось» именно в этом месте, можно только по факту разрушения. С негативом не поторгуешься, что он должен забрать, а что пощадить. От него только нужно избавляться.

Часто при нанесении негатива для достижения определенной цели, получается другой эффект.
Я вас удивлю тем, что даже порча на смерть в более, чем половине случаев, не приводит к смерти. С ней можно жить, и жить долго. Правда, «разваливаясь» и наблюдая разрушения вокруг себя.

Если у человека крепкое здоровье, а человеку сделан негатив на смерть, то здоровье будет выдерживать осаду (постепенно ослабевая), и тогда программа и энергия негатива будет искать свой выход и реализацию в другом месте. И куда этот негатив пойдет — в слабое место. Методом «прощупывания» этих слабых мест — в бизнес, в личные отношения, на близких людей.

Слабые места стоит выявить заранее и укрепить их.

Иногда агрессоры специально вычисляют слабые места, и бьют по ним, чтобы доставить жертве больше мучений (часто и по детям). И тогда либо радуются его потерям, либо добивают жертву, ослабленную страданиями, печалями, переживаниями, потерями.

Следующий принцип, который определяет какое же звено в вашей жизни слабое — то, о котором больше всего тревожитесь, переживаете. А также то, где уже есть проблемы.

Нестабилен бизнес или работа — эта сфера под угрозой.

«Шатаются» отношения — они под угрозой.

«Хромает» здоровье — оно под угрозой.

«Делает нервы» ребенок — именно он в «группе риска» по ожиданию проблем.

В здоровье были хронические заболевания — они под угрозой ухудшения при атаке.

Вы раньше имели негативные воздействия (даже если они были вычищены) — вы более легкая мишень для новых магических атак.

При порче на здоровье или на смерть, в здоровье «лопнет» самое слабое звено. Так можно объяснить те вроде бы «внезапные» и скоропостижные смерти от случаев, где многие выживают.

Существует и такой механизм, как «разрядка» негатива. «Компенсационный взрыв». Если у человека есть сильный негатив, но есть и защита, то такой взрыв может произойти в буквальном смысле. Такие случаи бывают при автокатастрофах, когда машина вдребезги, а у человека — ни царапины, или легкие травмы.
Человек может сам себе создать слабое место, но не понять — где именно. В первую очередь, своими эмоциями — страхом, тревогой, переживаниями.

Мнительность, ипохондрия, истощение, упадок сил — «тонкое место» для порчи на здоровье.
Слабость характера, внушаемость, ведомость, слабая воля, незрелость личности - «тонкое место» для приворота.

«Расшатанный» бизнес или слабые позиции на работе - «тонкое место» для порчи на бизнес, на невезение, на разорение.

Что было у родителей слабым местом (особенно, если это касается так называемых «родовых», кармических проблем, включая родовую порчу или проклятие), то с большой вероятностью эти места будут «тонким местом» у человека.

Человек, у которого остается старый, «недочищенный» негатив, более легкий для негативных атак. Новый негатив «разбудит» старый негатив, и вместе они станут сильнее. Было много случаев, когда средненький по силе приворот встречался со старым, почти ушедшим негативом, и создавал эффект ядерного взрыва — разрушая личность, превращая жертву в одержимого психопата.

Если же говорить об отношениях между людьми, то и здесь они могут «треснуть» именно в слабом звене. Если ваш партнер — слабохарактерен, безволен, психически неуравновешен, «порченый», тогда ваши отношения — в зоне риска.

Еще пример.
Женщина нашла у своей двери «подклад». С ней жил взрослый сын, который был в это время в состоянии нервного истощения (он оказался слабым звеном в семье на это время). А у сына в это время были напряженные отношения со своей невестой (слабое место сына). И этим же вечером после грандиозного скандала с ней, они расстались. А мама знала толк в чистке, и почистила квартиру, и себя, и сына. Через 3 дня сын встретился с невестой и они помирились, и каждый не мог понять, почему они были такие бешеные друг на друга.

Продолжаем разговор... При привороте, он сработает быстро, если как я писал выше, клиент уже ослаблен предыдущими негативными программами. Да еще, если этому поможет склад характера клиента — безволие, ведомость, внушаемость, хандра, генетические задатки к «гуляниям».

И вы сами можете создать из своих отношениях «слабое звено» в своей жизни. Не нужно удивляться «трещинам» в отношениях, развалам в семье, «внезапным» уходам и приворотам, если происходит рутинное остывание чувств, если «быт заел», если происходит охлаждение в интиме, если у одной из сторон накапливается раздражение, усталость, апатия. Тогда этот брак и эти отношения становится «тонким местом». Процент неприятностей и угрозы ухода, разрыва был бы меньше, если бы эти отношения берегли как «зеницу ока».

Лучше перебдеть, чем недобдеть.

Частые слова: «Ведь все было хорошо, его все устраивало, а потом все резко стало плохо...». Да, да... пока не надавили на слабое место. Где тонко, там и рвется. И такое «тонко» часто определяется уже post factum — когда уже все «треснуло» или сломалось...

И кстати, в кризисе среднего возраста (35-45 лет) мужчины становятся сплошным «тонким местом», если не сказать грубее — не дружат с головой. Тут проблем можно ждать откуда угодно. Так что, дорогие дамы, готовьтесь к этому периоду в жизни своего спутника, и постарайтесь предупредить «геморрой», который вам уготовит этот период его жизни.

А теперь — советы.
Проводите постоянную «ревизию» своей жизни на предмет наличия в них слабых мест, а также — на предмет возможной угрозы атаки — как по вам, так и по вашим слабым местам.

Научитесь замечать сигналы о том, что «что-то не так» на ранних стадиях. Наблюдайте, анализируйте, сравнивайте. У болезни есть симптомы, так и в сферах жизни есть симптомы, которые позволят определить, что именно эта сфера жизни «заболевает».

Слушайте и наблюдайте сигналы пространства вокруг вас. Оно «тоньше», чувствительнее, чем вы. Оно раньше реагирует на симптомы негатива, чем это «дойдет» до вас.

Скандалы на пустом месте, мелкие или крупные неприятности, болезни «одна за одной», потери, поломки, аварии, сорванные встречи и планы, ухудшение отношений к вам, и множество прочих проблем.

Однако! Определить сигналы, как признак угрозы, стоит только в случае их регулярного, системного, частого повторения. По принципу: «Раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность».
И первое что стоит сделать — проверить себя на негатив и провести чистку.
И «включайте» интуицию, и начинайте доверять ей.

Будьте бдительны, аккуратны. Находите свои слабые места, укрепляйте их, ликвидируйте угрозы на ранних стадиях. И будьте счастливы.

Станислав Кучеренко.

-------
| сайт collection
|-------
| Иван Сергеевич Тургенев
| Где тонко, там и рвется
-------

//-- Действующие лица --//
Анна Васильевна Либанова, помещица, 40 лет.
Вера Николаевна, ее дочь, 19 лет.
M-lle Bienaimé, компаньонка и гувернантка, 42 лет.
Варвара Ивановна Морозова, родственница Либановой, 45 лет.
Владимир Петрович Станицын, сосед, 28 лет.
Евгений Андреич Горский, сосед, 26 лет.
Иван Павлыч Мухин, сосед, 30 лет.
Капитан Чуханов, 50 лет,
Дворецкий.
Слуга.

Действие происходит в деревне г-жи Либановой.
Театр представляет залу богатого помещичьего дома; прямо – дверь в столовую, направо – в гостиную, налево – стеклянная дверь в сад. По стенам висят портреты; на авансцене стол, покрытый журналами; фортепьяно, несколько кресел; немного позади китайский бильярд; в углу большие стенные часы.

Горский (входит). Никого нет? тем лучше… Который-то час?.. Половина десятого. (Подумав немного.) Сегодня – решительный день… Да… да… (Подходит к столу, берет журнал и садится.) «Le Journal des Débats» от третьего апреля нового стиля, а мы в июле… гм… Посмотрим, какие новости… (Начинает читать. Из столовой выходит Мухин. Горский поспешно оглядывается.) Ба, ба, ба… Мухин! какими судьбами? когда ты приехал?
Мухин. Сегодня ночью, а выехал из города вчера в шесть часов вечера. Ямщик мой сбился с дороги.
Горский. Я и не знал, что ты знаком с madame de Libanoff.
Мухин. Я и то здесь в первый раз. Меня представили madame de Libanoff, как ты говоришь, на бале у губернатора; я танцевал с ее дочерью и удостоился приглашения. (Оглядывается.) А дом у нее хорош!
Горский. Еще бы! первый дом в губернии. (Показывает ему «Journal des Débats». ) Посмотри, мы получаем «Телеграф» . Шутки в сторону, здесь хорошо живется… Приятное такое смешение русской деревенской жизни с французской vie de château . Ты увидишь. Хозяйка… ну, вдова, и богатая… а дочь…
Мухин (перебивая Горского).

Дочь премиленькая…
Горский. А! (Помолчав немного.) Да.
Мухин. Как ее зовут?
Горский (с торжественностью). Ее зовут Верой Николаевной… За ней превосходное приданое.
Мухин. Ну, это-то мне все равно. Ты знаешь, я не жених.
Горский. Ты не жених, а (оглядывая его с ног до головы) одет женихом.
Мухин. Да ты уж не ревнуешь ли?
Горский. Вот тебе на! Сядем-ка лучше да поболтаем, пока дамы не сошли сверху к чаю.
Мухин. Сесть я готов (садится), а болтать буду после… Расскажи-ка ты мне в нескольких словах, что это за дом, что за люди… Ты ведь здесь старый жилец.
Горский. Да, моя покойница мать целых двадцать лет сряду терпеть не могла госпожи Либановой… Мы давно знакомы. Я и в Петербурге у ней бывал и за границей сталкивался с нею. Так ты хочешь знать, что это за люди, – изволь. Madame de Libanoff (у ней так на визитных карточках написано, с прибавлением – née Salotopine … Madame de Libanoff женщина добрая, сама живет и жить дает другим. Она не принадлежит к высшему обществу; но в Петербурге ее не совсем не знают; генерал Монплезир проездом у ней останавливается. Муж ее рано умер; а то бы она вышла в люди. Держит она себя хорошо; сентиментальна немножко, избалована; гостей принимает не то небрежно, не то ласково; настоящего, знаешь, шика нету… Но хоть за то спасибо, что не тревожится, не говорит в нос и не сплетничает. Дом в порядке держит и именьем сама управляет… Административная голова! У ней родственница проживает – Морозова, Варвара Ивановна, приличная дама, тоже вдова, только бедная. Я подозреваю, что она зла, как моська, и знаю наверное, что она благодетельницы своей терпеть не может… Но мало ли чего нет! Гувернантка-француженка в доме водится, разливает чай, вздыхает по Парижу и любит le petit mot pour rire , томно подкатывает глазки… землемеры и архитекторы за ней волочатся; но так как она в карты не играет, а преферанс только втроем хорош, то и держится для этого на подножном корму разорившийся капитан в отставке, некто Чуханов, с виду усач и рубака, а на деле низкопоклонник и льстец. Все эти особы уж так из дому и не выезжают; но у госпожи Либановий много других приятелей… всех не перечтешь… Да! я и забыл назвать одного из самых постоянных посетителей, доктора Гутмана, Карла Карлыча. Человек он молодой, красивый, с шелковистыми бакенбардами, дела своего не смыслит вовсе, но ручки у Анны Васильевны целует с умиленьем… Анне Васильевне это не неприятно, и ручки у ней недурны; жирны немножко, а белы, и кончики пальцев загнуты кверху…
Mухин (с нетерпеньем). Да что ж ты о дочери ничего не говоришь?
Горский. А вот постой. Ее я к концу приберег. Впрочем, что мне тебе сказать о Вере Николаевне? Право, не знаю. Девушку в восемнадцать лет кто разберет? Она еще сама вся бродит, как молодое вино. Но из нее может славная женщина выйти. Она тонка, умна, с характером; и сердце-то у ней нежное, и пожить-то ей хочется, и эгоист она большой. Она скоро замуж выйдет.
Мухин. За кого?
Горский. Не знаю… А только она в девках не засидится.
Мухин. Ну, разумеется, богатая невеста…
Горский. Нет, не оттого.
Мухин. Отчего же?
Горский. Оттого, что она поняла, что жизнь женщины начинается только со дня свадьбы; а ей хочется жить. Послушай… который теперь час?
Мухин (поглядев на часы). Десять…
Горский. Десять… Ну, так я еще успею. Слушай. Между мной и Верой Николаевной борьба идет страшная. Знаешь ли ты, зачем я прискакал сюда сломя голову вчера поутру?
Мухин. Зачем? нет, не знаю.
Горский. А затем, что сегодня один молодой человек, тебе знакомый, намерен просить ее руки,
Мухин. Кто это?
Горский. Станицын.
Мухин. Владимир Станицын?
Горский. Владимир Петрович Станицын, отставной гвардии поручик, большой мой приятель, впрочем добрейший малый. И вот что посуди: я же сам его ввел в здешний дом. Да что ввел! я его именно затем и ввел, чтобы он женился на Вере Николаевне. Он человек добрый, скромный, недалекого ума, ленивый, домосед: лучшего мужа и требовать нельзя. И она это понимает. А я, как старинный друг, желаю ей добра.
Мухин. Так ты сюда прискакал для того, чтобы быть свидетелем счастия твоего protégé?
Горский. Напротив, я приехал сюда для того, чтобы расстроить этот брак.
Мухин. Я тебя не понимаю.
Горский. Гм… а, кажется, дело ясно.
Мухин. Ты сам на ней жениться хочешь, что ли?
Горский. Нет, не хочу; да и не хочу тоже, чтоб она вышла замуж.
Мухин. Ты в нее влюблен.
Горский. Не думаю.
Мухин. Ты в нее влюблен, друг мой, и боишься проболтаться.
Горский. Что за вздор! Да я готов все тебе рассказать…
Мухин. Ну, так ты сватаешься…
Горский. Да нет же! Во всяком случае, я жениться на ней не намерен.
Мухин. Ты скромен – нечего сказать.
Горский. Нет, послушай; я говорю с тобой теперь откровенно. Дело вот в чем. Я знаю, знаю наверное, что если б я попросил ее руки, она бы предпочла меня общему нашему другу, Владимиру Петровичу. Что же касается до матушки, то мы оба со Станицыным в ее глазах приличные женихи… Она не будет прекословить. Вера думает, что я в нее влюблен, и знает, что я боюсь брака пуще огня… ей хочется победить во мне эту робость… вот она и ждет… Но долго ждать она не будет. И не оттого, чтобы она боялась потерять Станицына: этот бедный юноша горит и тает, как свечка… но другая есть причина, почему она больше ждать не будет! Она начинает меня пронюхивать, разбойница! подозревать меня начинает! Она, правду сказать, меня слишком к стене прижать боится, да, с другой стороны, желает наконец узнать, что же я… какие мои намерения. Вот оттого-то между нами борьба и кипит. Но, я чувствую, нынешний день – решительный. Выскользнет эта змея у меня из рук или меня задушит самого. Впрочем, я еще не теряю надежды… Авось и в Сциллу не попаду и Харибду миную! Одна беда: Станицын до того влюблен, что и ревновать и сердиться не способен. Так и ходит с разинутым ртом и сладкими глазами. Смешон он ужасно, да одними насмешками теперь не возьмешь… Надо быть нежным. Уж я и начал вчера. И не принуждал себя, вот что удивительно. Я самого себя перестаю понимать, ей-богу.
Мухин. Как же это ты начал?
Горский. А вот как. Я уже тебе сказал, что я приехал вчера довольно рано. Третьего дня вечером я узнал о намерении Станицына… Каким образом, об этом распространяться нечего… Станицын доверчив и болтлив. Я не знаю, предчувствует ли Вера Николаевна предложение своего обожателя – от нее это станется, – только она вчера как-то особенно за мной наблюдала. Ты не можешь себе представить, как трудно, даже привычному человеку, сносить проницательный взгляд этих молодых, но умных глаз, особенно когда она их немного прищурит. Вероятно, ее также поразила перемена моего обращения с нею. Я слыву за человека насмешливого и холодного, и очень этому рад: с такой репутацией легко жить… но вчера мне пришлось прикинуться озабоченным и нежным. К чему лгать? Я действительно чувствовал небольшое волнение, и сердце охотно смягчалось. Ты меня знаешь, друг мой Мухин: ты знаешь, что я в самые великолепные мгновенья человеческой жизни не в состоянии перестать наблюдать… а Вера представляла вчера зрелище пленительное для нашего брата наблюдателя. Она и отдавалась увлеченью, если не любви-я не достоин такой чести, – по крайней мере любопытства, и боялась, и не доверяла себе, и сама себя не понимала… Все это так мило отражалось на ее свежем личике. Я целый день не отходил от нее и к вечеру почувствовал, что начинаю терять власть над самим собою… О Мухин! Мухин, продолжительная близость молодых плечей, молодого дыханья – преопасная вещь! Вечером мы пошли в сад. Погода была удивительная… тишина в воздухе невыразимая… Mademoiselle Bienaimé вышла на балкон со свечкой: и пламя не шевелилось. Мы долго гуляли вдвоем, в виду дома, по мягкому песку дорожки, вдоль пруда. И в воде и на небе тихонько мерцали звезды… Снисходительная, ню осторожная mademoiselle Bienaimé с высоты балкона следила за нами взором… Я предложил Вере Николаевне сесть в лодку. Она согласилась. Я начал грести и тихонько доплыл до середины неширокого пруда… «Ou allez vous donc?» – раздался голос француженки. «Nulle part» , отвечал я громко и положил весло. «Nulle part, – прибавил я вполголоса… – Nous sommes trop bien ici» . Вера потупилась, улыбнулась и начала кончиком зонтика чертить по воде… Милая, задумчивая улыбка округляла ее младенческие щеки… она собиралась говорить и только вздыхала, да так весело, вот как дети вздыхают. Ну, что мне тебе еще сказать? Я послал к черту все свои предосторожности, намерения и наблюдения, был счастлив и был глуп, читал ей наизусть стихи… ей-богу… ты не веришь? ну, ей-богу же, читал, и еще дрожащим голосом… За ужином я сидел подле нее… Да… это все хорошо… Дела мои в отличном положении, и если б я хотел жениться… Но вот в чем беда. Ее не обманешь… нет. Иные говорят, женщины отлично на шпагах дерутся. И у ней не выбьешь шпаги из рук. Впрочем, посмотрим сегодня… Во всяком случае, я удивительный вечер провел… А ты что-то задумался, Иван Павлыч?
Мухин. Я? я думаю, что если ты не влюблен в Веру Николаевну, так ты либо чудак большой, либо невыносимый эгоист.
Горский. Может быть, может быть; да и кто… Те! идут… Aux armes! я надеюсь на твою скромность.
Мухин. О! Разумеется.
Горский (глянув в дверь гостиной). A! Mademoiselle Bienaimé… Всегда первая… поневоле… Ее чай ждет. (Входит m-lle Bienaimé. Мухин встает и кланяется. Горский подходит к ней.) Mademoiselle, j"ai l"honneur de vous saluer .
M-lle Bienaimé (пробираясь в столовую и исподлобья поглядывая на Горского). Bien le bonjour, monsieur .
Горский. Toujours fraîche comme une rose. .
M-lle Bienaimé (с ужимкой). Et vous toujours galant. Venez, j’ai quelque chose à vous dire. . (Уходит с Горским в столовую.)
Мухин (один). Что за чудак этот Горский! И кто его просил меня выбрать в поверенные? (Прохаживается.) Ну, за делом я приезжал… Если б можно было…

Стеклянная дверь в сад быстро растворяется. Входит Вера в белом платье. У ней в руках свежая роза. Мухин оглядывается и кланяется с замешательством. Вера останавливается в недоумении.

Мухин. Вы… вы не узнаете меня… я…
Вера. Ах! Monsieur… Monsieur… Мухин; я никак не ожидала… когда вы приехали?
Мухин. Сегодня ночью… Вообразите, мой ямщик…
Вера (перебивая его). Маменька очень будет рада. Надеюсь, что вы у нас погостите… (Оглядывается.)
Мухин. Вы, может быть, ищете Горского… Он сейчас вышел.
Вера. Почему вы думаете, что я ищу господина Горского?
Мухин (не без замешательства). Я… я думал…
Вера. Вы с ним знакомы?
Mухин. Давно; мы с ним вместе служили.
Вера (подходит к окну). Какая сегодня прекрасная погода!
Мухин. Вы уже гуляли в саду?
Вера. Да… я рано встала… (Глядит на край своего платья и на ботинки.) Такая роса…
Mухин (с улыбкой). И роза ваша, посмотрите, вся в росе…
Вера (глядит на нее). Да…
Mухин. Позвольте спросить… вы для кого ее сорвали?
Вера. Как для кого? для себя.
Mухин (значительно). А!
Горский (выходя из столовой). Хочешь чаю, Мухин? (Увидя Веру.) Здравствуйте, Вера Николаевна!
Вера. Здравствуйте.
Мухин (поспешно и с притворным равнодушием к Горскому). А чай разве готов? Ну, так я пойду. (Уходит в столовую)
Горский. Вера Николаевна, дайте ж мне вашу руку… (Она молча подает ему руку.) Что с вами?
Вера. Скажите мне, Евгений Андреич, ваш новый приятель, monsieur Мухин, – глуп?
Горский (с недоумением). Не знаю… говорят, не глуп. Но что за вопрос…
Вера. Вы с ним большие приятели?
Горский. Я с ним знаком… но что ж… разве он вам что-нибудь сказал?
Вера (поспешно). Ничего… Ничего… я так… Какое чудесное утро!
Горский (указывая на розу). Я вижу, вы уже гуляли сегодня.
Вера. Да… Monsieur… Мухин меня уже спрашивал, кому я сорвала эту розу.
Горский. Что ж вы ему отвечали?
Вера. Я ему отвечала, что для себя.
Горский. И в самом деле вы ее для себя сорвали?
Вера. Нет, для вас. Вы видите, я откровенна.
Горский. Так дайте ж мне ее.
Вера. Теперь я не могу: я принуждена заткнуть ее себе за пояс или подарить ее mademoiselle Bienaimé. Как это весело! И поделом. Зачем вы не первый сошли вниз.
Горский. Да я и так прежде всех был здесь.
Вера. Так зачем я вас не первого встретила.
Горский. Этот несносный Мухин…
Вера (поглядев на него сбоку). Горский! вы со мной хитрите.
Горский. Как…
Вера. Ну, это я вам после докажу… А теперь пойдемте чай пить.
Горский (удерживая ее). Вера Николаевна! послушайте, вы меня знаете. Я человек недоверчивый, странный; с виду я насмешлив и развязен, а на самом деле я просто робок.
Вера. Вы?
Горский. Я. Притом все, что со мной происходит, так для меня ново… Вы говорите, я хитрю… Будьте снисходительны со мной… войдите в мое положение. (Вера молча поднимает глаза и пристально смотрит на него.) Я вас уверяю, мне еще никогда не случалось говорить… ни с кем так, как я с вами говорю… оттого мне бывает трудно… Ну да, я привык притворяться… Но не глядите так на меня… Ей-богу, я заслуживаю поощренья.
Вера. Горский! меня легко обмануть… Я выросла в деревне и мало видела людей… меня легко обмануть; да к чему? Славы вам большой от этого не будет… А играть со мною… Нет, я этому не хочу верить… Я этого не заслуживаю, да и вы не захотите.
Горский. Играть с вами… Да поглядите на себя… Да эти глаза насквозь все видят. (Вера тихонько отворачивается.) Да знаете ли вы, что, когда я с вами, я не могу… ну, решительно не могу не высказать всего, что я думаю… В вашей тихой улыбке, в вашем спокойном взоре, в вашем молчании даже есть что-то до того повелительное…
Вера (перебивая его). А вам не хочется высказаться? Вам все хочется лукавить?
Горский. Нет… Но послушайте, говоря правду, кто из нас высказывается весь? хоть вы, например…
Вера (опять перебивая его и с усмешкой глядя на него). Именно: кто высказывается весь?
Горский. Нет, я о вас теперь говорю. Например, скажите мне откровенно, ждете вы сегодня кого-нибудь?
Вера (спокойно). Да. Станицын, вероятно, сегодня к нам приедет.
Горский. Вы ужасная особа. У вас дар, ничего не скрывая, ничего не высказать… La franchise est la meilleure des diplomaties , вероятно, потому, что одно не мешает другому.
Вера. Стало быть, и вы знали, что он должен приехать.
Горский (с легким смущением). Знал.
Вера (нюхая розу). А ваш monsieur… Мухин тоже… знает?
Горский. Что вы меня все о Мухине спрашиваете? Отчего вы…
Вера (перебивая его). Ну, полноте, не сердитесь… Хотите, мы после чаю пойдем в сад? Мы с вами поболтаем… Я у вас спрошу…
Горский (поспешно). Что?
Вера. Вы любопытны… Мы с вами поговорим… о важном деле. (Из столовой раздается голос m-lle Bienaimé: «C"est vous, Vera?» ) (Вполголоса.) Как будто она и прежде не слышала, что я здесь. (Громко.) Oui, c"est moi, bonjour, je viens . (Уходя, бросает розу на стол и говорит в дверях Горскому.) Приходите же. (Уходит в столовую.)
Горский (медленно берет розу и остается несколько времени неподвижным). Евгений Андреич, друг мой, я должен сказать вам откровенно, что вам, сколько мне кажется, этот бесенок не под силу. Вы вертитесь и так и сяк, а она и пальчиком не шевельнет, и между тем пробалтываетесь-то вы. А впрочем, что же? Либо я одолею – тем лучше, либо я проиграю сраженье – на такой женщине не стыдно жениться. Оно жутко, точно… да, с другой стороны, к чему беречь свободу? Нам с вами пора перестать ребячиться. Однако постойте, Евгений Андреич, постойте, вы что-то скоро сдаетесь. (Глядит на розу.) Что ты значишь, мой бедный цветок? (Быстро оборачивается.) А! маменька с своей подругой… (Бережно кладет розу в карман. Из гостиной входит г-жа Либанова с Варварой Ивановной. Горский идет к ним навстречу.) Bonjour, mesdames! как вы почивали?
Г-жа Либанова (дает ему кончики пальцев). Bonjour, Eugène… У меня голова сегодня немного болит.
Варвара Ивановна. Вы поздно ложитесь, Анна Васильевна!
Г-жа Либанова. Может быть… А где Вера? Вы ее видели?
Горский. Она в столовой за чаем с mademoiselle Bienaimé и Мухиным.
Г-жа Либанова. Ах да, monsieur Мухин, говорят, сегодня ночью приехал. Вы его знаете? (Садится.)
Горский. Я с ним давно знаком. Вы не идете чай пить?
Г-жа Либанова. Нет, у меня от чаю волнение делается… Гутман мне запретил. Но я вас не удерживаю… Ступайте, ступайте, Варвара Ивановна! (Варвара Ивановна уходит.) А вы, Горский, остаетесь?
Горский. Я уже пил.
Г-жа Либанова. Какой прекрасный день! Le capitaine – видели вы его?
Горский. Нет, не видел; он, должно быть, по обыкновению, по саду гуляет… ищет грибов.
Г-жа Либанова. Вообразите, какую он вчера игру выиграл… Да сядьте… что ж вы стоите? (Горский садится.) У меня семь в бубнах и король с тузом червей, – червей, заметьте. Я говорю: играю; Варвара Ивановна пас, разумеется; этот злодей говорит тоже: играю; я семь; и он семь; я в бубнах; он в червях. Я приглашаю; но у Варвары Ивановны, как всегда, ничего нету. И что ж она, как вы думаете? возьми и поди в маленькую пику… А у меня король сам-друг. Ну, разумеется, он выиграл… Ах, кстати, мне в город послать надобно… (Звонит.)
Горский. Зачем?
Дворецкий (выходит из столовой). Что прикажете?
Г-жа Либанова. Пошли в город Гаврила за мелками… знаешь, какие я люблю.
Дворецкий. Слушаю-с.
Г-жа Либанова. Да скажи, чтобы побольше их взяли… А что покос?
Дворецкий. Слушаю-с. Покос продолжается.
Г-жа Либанова. Ну, хорошо. Да где Илья Ильич?
Дворецкий. В саду гуляют-с.
Г-жа Либанова. В саду… Ну, позови его.
Дворецкий. Слушаю-с.
Г-жа Либанова. Ну, ступай.
Дворецкий. Слушаю-с. (Уходит в стеклянную дверь.)
Г-жа Либанова (глядя на свои руки). Что ж мы сегодня будем делать, Eugène? Вы знаете, я во всем на вас полагаюсь. Придумайте что-нибудь веселое… Я сегодня в духе. Что, этот monsier Мухин хороший молодой человек?
Горский. Прекрасный.

В последнее время неприятные новости стали обычным делом. Где-то рванул завод пиротехники и погибли 4 человека, где-то рухнул очередной самолёт Минобороны, в котором разбилось два пилота, где-то на Транссибирскую железнодорожную магистраль упал мост. А тут два известных футболиста устроили пьяный дебош, при котором один из них бил чиновника правительства России табуретом... Но всё же наиболее интересными для нас на прошедшей неделе стали четыре явно не связанных между собой, но имеющих общие корни события: расстрел студентов и преподавателей в колледже Керчи, отлучение Русской Православной Церкви от мирового Православия, катастрофа космического корабля «Союз» с космонавтом и астронавтом на борту и приговор бывшему министру строительства Тувы по уголовному делу о взятке. Казалось бы, на первый взгляд все четыре события между собой никак не связаны и порождены совершенно разными причинами. Однако это только на первый взгляд...

ЧИСТО РОССИЙСКОЕ СОБЫТИЕ

Известна старинная русская пословица: «Где тонко, там и рвётся». Похоже, общество России расползается по швам. Самым наглядным примером общего кризиса в стране можно смело называть расстрел людей и подрыв взрывного устройства в политехническом колледже Керчи в среду, 17 октября. Тогда 18-летний студент открыл стрельбу из охотничьего ружья и устроил взрыв в учебном заведении. В результате погиб 21 человек, около 50 пострадали. Сам стрелок покончил с собой. По факту произошедшего было возбуждено уголовное дело по ч.2 ст.105 УК РФ (убийство двух или более лиц общеопасным способом). В связи с этим в Крыму объявлен трёхдневный траур.

На это трагическое событие можно было не акцентировать внимание, если бы подобные инциденты в учебных заведениях России уже не стали чем-то выходящим за рамки - в этом году их набралось уже больше четырёх. Особенность происшествия в большом количестве пострадавших и в том, что за более чем 20-летнюю историю нахождения Крыма в составе Украины ничего подобного там не происходило. Но не прошло и пяти лет, как Крым стал частью РФ - и такая трагедия.

Аналитики полагают, что расстрел в Керчи - это лишь эпизод, раскрывающий проблему молодёжного терроризма, заявившего о себе в этом году. И эта проблема в стране не только будет существовать, но и может получить новое развитие в связи с реализацией политики властей. Так что это не первый случай в России и, скорее всего, не последний. Связан он совсем не с мировым терроризмом, с которым Россия активно борется в Сирии и Украине и не с влиянием западной культуры, как пытаются представить заинтересованные лица. Не случайно спецслужбы, тщательно изучив компьютер и телефон предполагаемого убийцы Рослякова, не нашли никакой связи ни с ИГИЛ, ни с «Хизб-ут-Тахрир» (обе запрещённые в РФ террористические организации), ни с СБУ и прочими врагами России. Выяснилось, что никого из запрещённых и незапрещённых недоброжелателей за терактом не стоит. За ним - наша суровая действительность, суть которой состоит в том, что обществом правит жульё, живущее по понятиям «Не пойман - не вор!». Где с экранов государственных телеканалов льётся ненависть, жестокость и несправедливость. Где героями становятся проходимцы, бандиты, коррупционеры, банкиры и проститутки. Где государство в нищающей стране при диком росте числа олигархов вполне официально десятки миллионов людей оставляет за бортом пенсионного обеспечения. Здесь современная молодёжь не находит иных героев для подражания. Убийца в этом ряду «героев» многим молодым людям не кажется таким уж страшным.

Если кто-то захочет со мной поспорить, приведу наш тувинский общеизвестный пример. Завелись в республике некие «чистильщики» под названием «Чоннун Оолдары». Громят магазины, избивают и унижают граждан. Всё делают публично. Однако МВД и ФСБ с подачи правительства Тувы пытается легализовать их деятельность. Видимо, ждут, когда те, по примеру Рослякова в Керчи, не начнут убивать.

Специалисты полагают, что в последние лет 15-20 власти России весьма запустили контроль над процессом воспитания молодёжи. Теперь воспитатель в детском саду уже не воспитывает, а лишь надзирает за детьми, учителя в школах больше не учителя и, тем более, не педагоги: они оказывают услуги, чаще всего властям. Главная их функция теперь состоит в фальсификациях итогов голосований, и они превратились в жуликов, ворующих на выборах голоса избирателей, и уже потому никаким уважением учеников пользоваться не могут. В общем, российскую систему образования сломали так, что теперь, как правило, учителя средней школы тоже не обязаны, да и не в состоянии воспитывать подростков. А недавно принятая пенсионная реформа в России приведёт к тому, что родителям будет не до детей, а бабушки и дедушки (спасибо Путину и Медведеву!) не смогут уделять внимание внукам, поскольку вынуждены будут работать на производстве до гробовой доски.

Но даже не в хлебе насущном основная проблема воспитания детей, хотя, конечно, голод - не тётка. Который заставит и воровать, а, если придётся, - и убивать. Главное состоит в том, что не может быть основным постулатом жизни принцип «Не пойман - не вор!». Эта идеология жуликов и воров и их политической партии, находящейся у власти. И она не может быть принята обществом за основу жизни. Того, что случилось в Крыму, невозможно было представить ещё каких-то 15-20 лет назад. Хотя её причины очевидны: если в стране нет идеологии - нет и гражданина. А без граждан не бывает и нормального общества.

Да, вне всякого сомнения: это преступление необходимо раскрыть, наказать виновных и причастных к нему. Но это не снимает с повестки дня необходимость в формировании государственной идеологии, нормальной системы образования и воспитания подрастающего поколения. Это невозможно без создания условий для уважения к старикам и заботе о матерях, о чём сейчас власти в погоне за сиюминутной выгодой забыли напрочь. Так что, видимо, проявление керченского синдрома убийцы-одиночки можно будет ожидать в любом уголке России, потому что она заслужила позор, когда её дети убивают других детей. И ограничения доступа детям в Интернет положения не спасёт, а лишь загонит болезнь общества вовнутрь.

РАСКОЛ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ - ВЫНУЖДЕННАЯ ЖЕСТОКОСТЬ

В условиях идеологического кризиса в России своё слово должна бы была сказать Православная церковь. Но и тут у нас, похоже, всё весьма неблагополучно. Проблемы российско-украинских отношений, начавшиеся с аннексии Крыма, которые сейчас, похоже, окончательно зашли в тупик, отразились и на отношениях между верующими. Украинская православная церковь (УПЦ КП), получив благословение Константинопольского патриархата, обрела самостийность и получила право выхода из состава Русской православной церкви (РПЦ).

Это не понравилось российской церковной бюрократии, и Архиерейский синод Русской зарубежной церкви 15 октября в Минске объявил, что вслед за РПЦ прекращает евхаристическое общение с Константинопольским патриархатом. И теперь на любом уровне прекращены их контакты до тех пор, пока Константинополь «не принесет покаяния» и не «прекратит свои беззакония». Чего ожидать можно лет триста... Причиной послужило то, что константинопольский синод подтвердил намерение предоставить автокефалию украинской церкви. Автокефалия даёт статус поместной церкви, предполагающий её административную независимость от других поместных церквей. И теперь УПЦ КП перестанет отчислять деньги в РПЦ. Автокефальная церковь возглавляется патриархом, архиепископом или митрополитом. Ранее он также установил каноническое общение с Украинской православной церковью Киевского патриархата (УПЦ КП) и Украинской автокефальной православной церковью (УАПЦ). Так что теперь общение невозможно как для священнослужителей, так и для мирян. Духовенство Русской зарубежной церкви не может служить в любом приходе Константинопольской церкви и приглашать её священнослужителей в храмы РПЦЗ, а миряне не могут причащаться в храмах Константинопольского патриархата, в том числе посещать святую гору Афон.

Фактически это может означать самоизоляцию РПЦ от православного мира со всеми вытекающими последствиями. Председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Московского патриархата Владимир Легойда заявил, что разрыв евхаристического общения - это «вынужденная жестокость». Следует отметить, что эта «вынужденная жестокость» может очень больно ударить по православным верующим в национальных республиках России. Особенно там, где православная церковь находится под давлением местных националистически настроенных сепаратистских властей. К таким регионам можно смело отнести Туву, где власти всеми доступными ей административными рычагами пытаются выдавить из республики православное население, где деятельность Православной церкви не то, что не поощряется - власти пытаются создать православным как можно больше препятствий в отправлении ими православных обрядов.

И в этом плане злокозни в отношении предпринимателя С.Сафрина - это не мифическая ненависть Кара-оола к удачливому строителю. Глава республики не может не понимать, что если ему удастся «выдавить» директора ООО «Сельстрой» из Тувы, то попросту станет некому помогать церкви - оплачивать коммунальные услуги и т.п. Поэтому «наезды» правительства Тувы на ООО «Сельстрой» - это практическое воплощение политики выдавливания Православной церкви из Тувы с целью ускорения исхода русской общины из этого ставшего неуютным для русских уголка России.

АВАРИЯ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ «СОЮЗ»

Ещё не отгремел до конца скандал с утечкой воздуха в космическом корабле «Союз МС-09» из-за халатности сотрудника РКК «Энергия». И вот - новый «инцидент», из-за которого могли погибнуть российский космонавт и астронавт США. Новый скандал, который может привести к прекращению российско-американского сотрудничества в космосе и сворачиванию российской космической программы в целом.

При этом следует отметить, что аварии наподобие той, что случилась с ракеты-носителя «Союз-ФГ» с пилотируемым кораблем «Союз МС-10», в советско-российской космонавтике не происходило более 49 лет. Этот тип ракеты-носителя, созданной под руководством академика С.П. Королёва, был отработан ещё в советское время до мелочей. Специалисты называли несколько возможных причин аварии, а сейчас более вероятной считается, что инцидент случился из-за ошибки при сборке ракеты на космодроме. Таким образом, были отклонены версии о заводском браке и конструкторской ошибке.

Но дело не столько в конкретной аварии, хотя её последствия колоссальны. Проблема в том, что авария с космическим кораблем «Союз» - это лакмусовая бумажка состояния российской промышленности, всего российского народного хозяйства. В этом плане авария на космодроме и разрушение только что построенного (слава Богу, не успели торжественно открыть!) военными Минобороны России строителями моста через Большой Енисей - звенья одной цепи. Дело даже не в том, что всё, что сегодня делается российскими военными - чистая показуха и повсеместное воровство. Теперь всё государственное в России - слепок с чудовищного состояния военного комплекса страны. Если страна стремительно деградирует, это касается всех сфер государственной деятельности.

СУРОВЫЙ ПРИГОВОР ПОСРЕДНИКУ

Нельзя сказать, что приговор бывшему министру строительства В.Сату, оглашённый в Кызылском городском суде, для всех стал полной неожиданностью. Хотя у некоторых имелись иллюзии на счёт того, что Сат сможет выкрутиться. Дело длилось подозрительно долго, и создавалось впечатление, что стороны чего-то ждут. Но, в конце концов, был озвучен приговор: лишение свободы на 8 лет строгого режима и взыскание штрафа в 55 млн. рублей. Бывшего министра арестовали в здании суда, и конвой препроводил его в следственный изолятор. Теперь знатоки уголовных дел пытаются разобраться, почему так случилось. И действительно, почему? Ведь его бывшие коллеги по правительству Кара-оола - министр Бичелдей и председатель районной администрации Анай-оол - отделались лёгким испугом - условными сроками без штрафа. А уголовное дело министра труда Тас-оол за совершение точно такого же преступления до сих пор не в суде. И она до сих пор даже не отстранена от работы, на которой, наверное, продолжает свои криминальные действия. А тут - бац! Странно...

А дело, в общем-то, не сложное. По версии следствия, суть его такова. В правительстве Тувы (не буду называть фамилии и должности - все понимают, о ком может идти речь) решили срочно украсть 32 млн. рублей. Как это уже принято в республике, для реализации замысла было выпущено Постановление правительства о выделении подлежащей хищению суммы Министерством земельных и имущественных отношений РТ в уставный капитал ГУП «Кызылтепло» якобы для последующего финансирования строительства инженерных сетей на «Своротке», в восточной части г.Кызыла, подрядной организацией (директор - Лендел). Затем деньги в сумме 32 млн. рублей были перечислены ООО «Аркада» - директор Лендел. Потом он перечислил их посреднику в Иркутск, который переправил их в Москву для последующего обналичивания. После чего Лендел сам слетал в Москву, где получил наличными 28 млн. рублей - за минусом стоимости обналичивания. Вернувшись в Кызыл, он якобы передал 32 млн. рублей министру строительства В.Сату. Не 28, полученных в Москве, а все 32 млн., перечисленные правительством. Не странно ли? Вот эти 32 млн. следствие и посчитало взяткой.

Следствие по делу развивалось весьма стремительно. Сразу же после предъявления обвинения Сат, страдающий рядом серьёзных болезней, был помещён в СИЗО. Как потом выяснится, чекистам эта афера с 32 миллионами была известна с самого начала. Ещё до того, как Бартына-Сады подписал подготовленное аппаратом Ш.Кара-оола постановление правительства о выделении этих миллионов для последующего хищения. Все перечисления велись под их контролем. Поэтому, когда Ленделу чекисты показали все имеющиеся у них доказательства, ему ничего не оставалось, как пойти на сотрудничество со следствием и подписать все бумаги. Следом то же самое они предложили и Сату, однако он побоялся идти против братьев Кара-оолов и на сделку не пошёл.

Защите удалось путём неимоверных усилий вызволить его из СИЗО. Казалось, следствие входило в обычное русло, и Сату ничего особенного не грозит. Но тут случилось совершенно удивительное - оказавшись на свободе, Сат после беседы с одним из известных всем братьев вдруг отказался от своей защиты местными опытными адвокатами, и у него появился московский мутный адвокат из конторы телеведущего программы «Человек и Закон» Пиманова. Как потом выяснится, скорее всего, это была идея председателя правительства Тувы Шолбана Кара-оола. Ходят слухи, что это он навязал Сату нового адвоката и настоял, чтобы тот отказался от местных защитников и особенно - от А.А.Язева. Видимо, он дал Сату какие-то гарантии того, что ничего страшного с ним, как в своё время с Бичелдеем и Анай-оолом, не произойдёт.

Но случилось самое худшее - реальный срок и многомиллионный штраф. Тем самым чекисты и суд дают вполне понятный сигнал - даже если ты воруешь бюджетные деньги для караоолов и себе ничего не оставляешь, не надейся, что тебя отмажут - не то время, не те обстоятельства. Не помогут ни Кара-оол, ни Шойгу, которых, как известно, Бог наделил даром ничего не делать даром. А если примешь «правильное решение», как в своё время Лендел, - может, и избежишь сурового наказания.

История с министром Сатом ещё не закончилась. Пока он чалится в СИЗО, защита будет готовиться к апелляции. Для чекистов сейчас главное - уберечь его от длинных рук чёрных братков, которым он теперь не нужен и для которых он превратился в опасного свидетеля. Очень важно, чтобы он дожил до апелляционного суда. А там время покажет.

3.1. "Где тонко, там и рвется"

Интерес к исследованию тонких душевных переживаний, рождаемых любовью, проявился у Тургенева на самом раннем этапе творчества и стал одной из магистральных тем всего писательского пути. Важное место в его наследии занимают драматургические произведения, в основу которых положен любовно-психологический конфликт: "Где тонко, там и рвется", "Месяц в деревне", "Вечер в Сорренте". Анализ взаимоотношений мужчины и женщины, предложенный Тургеневым в данных пьесах, позволяет видеть в них выражение концептуального представления писателя о любви.

По мысли В. Топорова, еще шестнадцатилетним юношей Тургенев, работая над драматической поэмой "Стено", "понял этот поединок роковой двух воль - цельной женской и раздвоенной мужской - и увидел в нем свою будущую роль" (236; 91). Яркое художественное воплощение обозначенного конфликта писатель впервые представил в пьесе "Где тонко, там и рвется".

Сама поговорка, вынесенная в заглавие, свидетельствовала об особой тонкости "материала", подвергающегося драматургической обработке. Ф. И. Тютчев даже лирике отказал в способности передать всю глубину душевной жизни человека, зафиксировав сомнение знаменитым "как сердцу высказать себя". Применительно к области сценической литературы это сомнение приобретает особую остроту. Названием первой своей психологической пьесы Тургенев словно узаконивает взгляд на драматический род как ограниченный в возможностях психологического анализа вид художественной деятельности. С этим незамедлительно согласился П. Каратыгин в эпиграмме на пьесу писателя:

Тургенев хоть у нас и славу заслужил,
На сцене же ему не слишком удается!
В комедии своей он так перетончил,
Что скажешь нехотя: где тонко, там и рвется
(43; 332).

Однако метафорический смысл названия тургеневской пьесы в плане характеристики ее художественных особенностей можно увидеть и в другом: тонкость драматургических приемов, примененных писателем, оказалась опережающей сценические каноны времени и разрывала с ними, не желая подчиняться устоявшимся нормам. Наглядно это видно при выявлении типологического родства "Где тонко, там и рвется" с пьесами-пословицами (провербами) - особом драматургическом жанре, популярном в России в 1830-е годы.

Истоки жанра восходят к салонной или светской комедии французского драматурга XVIII века П. Мариво. Исходя из норм классицистской эстетики, он сосредоточил развитие действия в светской гостиной (салоне), движущей пружиной которого определил словесную пикировку персонажей. А. Мюссе в XIX веке придал пьесам такого типа структурную завершенность с набором устойчивых драматургических элементов. Главным в провербе оставался словесный поединок между персонажами, демонстрирующий остроту ума, интеллектуальную изобретательность и грациозную легкость речевых пассажей действующих лиц. В финале пьесы-пословицы обязательно должна была звучать афористичная реплика, призванная подвести назидательный итог происходящему и выявить наставительный смысл событий. У Мюссе при этом большое внимание уделено психологической разработке характеров, обоснованности мотивировок словесных препирательств.

Об особом интересе русской публики к пьесам Мюссе может свидетельствовать успех в 1837 году петербургской постановки комедии французского автора "Каприз" ("Женский ум лучше всяких дум"). Узнав об этом, актриса Аллан для своего гастрольного бенефиса в российской столице тоже выбрала произведение Мюссе, а вернувшись на родину, настояла на включении пьесы в репертуар "Комеди Франсез".

Отечественные авторы, работающие в жанре проверба, высоких художественных результатов не достигли. Они в основном довольствовались назидательной моралью "драматических пословиц", мало заботясь об убедительности характеров действующих лиц. Так, Н. А. Некрасов и В. П. Боткин, разбирая пьесу С. Энгельгардт "Ум прийдет - пора пройдет", критиковали ее за поверхностность сюжета, тяжеловесный юмор, отсутствие интересных образов-персонажей и приходили к выводу, что "вообще с этого рода драматическими произведениями у нас вошло в обычай обращаться очень бесцеремонно" (164; 299). Безусловно, что появление пьесы Тургенева "Где тонко, там и рвется" на общем фоне русских провербов выделялось. Даже такой строгий критик драматургических опытов писателя, как А. Григорьев, вынужден был признать это, хотя в целом жанр "драматической пословицы" считал легковесным и не приветствовал внимания к нему Тургенева (79; 240).

Защищая классика от упреков в легковесности, большинство советских литературоведов связь тургеневской пьесы с традициями проверба отрицали, видя в "тонкой психологической обоснованности диалогов писателя разрыв с эстетическими установками "драматической пословицы" (29; 141). Однако еще в 1920-е годы Л. Гроссман подчеркивал, что Тургенев в "Где тонко, там и рвется" интерес к психологической разработке характеров в рамках жанра проверба унаследовал от Мюссе, а в конце 1980-х А. Муратов, настаивая на таком генетическом родстве произведения, данный тезис вынес в заглавие статьи о пьесе ("Светская комедия" И. С. Тургенева "Где тонко, там и рвется") (158). "Главное в том, - пишет исследователь, - что "Где тонко, там и рвется" повторяет основной жанровый принцип "пословиц": это тоже почти лишенные сценического действия "небольшие драматические разговоры", воспроизводящие стиль поведения и круг интересов людей дворянской среды" (158; 185).

Соглашаясь с общим подходом ученого к произведению Тургенева как к разновидности "светской пьесы", нельзя, однако, принять указание Муратова на "почти лишенность сценического действия" в качестве жанровой характеристики проверба в целом и пьесы Тургенева в частности. Важно в данном случае проследить, что нового внес писатель в развитие "светской комедии", превратив ее по сути дела в психологическую драму и дав тем самым расширенное понятие "сценического действия", которое будет теоретически установлено только на рубеже веков и признает допустимым явление "подводного", "незримого" действия на трехмерном пространстве сцены.

Здесь надо обратить внимание на то, что в русском театре еще до Мюссе произошло обогащение "светской комедии" элементами психологизма, если посмотреть на пьесу "Горе от ума" А. С. Грибоедова как на произведение с чертами этой жанровой модели.

Налицо действие, разворачивающееся в светской гостиной (дом влиятельного московского вельможи), постоянные словесные поединки персонажей (Чацкий - Фамусов, Чацкий - Молчалин, Чацкий - Софья, Софья - Фамусов, Лиза - Фамусов и т. д.) и афористичная емкость языка произведения, фразы из которого, по известному предсказанию Пушкина, быстро разошлись на пословицы. Но главного героя своей пьесы Грибоедов наделяет глубоким внутренним конфликтом ("ум с сердцем не в ладу"), что обеспечивает образу Чацкого особую притягательность и жизненную полнокровность, не свойственную галантным персонажам традиционной "светской пьесы". А социальная острота вопросов, поднимаемых в словесных спорах, выводит проблематику грибоедовского произведения на общественно значимый уровень, чего тоже от последователей Мариво и Мюссе не требовалось.

По такому же пути внутренних преобразований при соблюдении внешних жанровых форм проверба шел и Тургенев. В пьесе "Где тонко, там и рвется" писатель зримые приметы "драматической пословицы" сохраняет: в название произведения вынесено афористичное высказывание, а в конце оно звучит репликой одного из персонажей - Мухина, которой тот укоряет своего друга в излишней тонкости психологической игры с очаровательной девушкой; словесные дуэли пронизывают всю действенную ткань пьесы; события разворачиваются в "зале богатого помещичьего дома в деревне госпожи Либановой" (249; II, 74-75).

Мало того, в произведении Тургенева строго выдерживается классицистский принцип единства не только места, но и времени. Причем временная напряженность сознательно акцентируется драматургом. В ремарке, описывающей обстановку, указано на висящие "в углу большие стенные часы" (249; II; 75), которые должны точно фиксировать временные интервалы, так как на протяжении всего действия они вслух обозначаются участниками событий. В самом начале Горский спросит себя и тут же даст ответ: "Который-то час?.. Половина десятого, - а затем определит суть момента, - Сегодня решительный день..." (249; II;75). Вскоре он вновь задаст вопрос о времени Мухину, и тот скажет, что "десять" (249; II; 78). Потом Вера не захочет пойти гулять в сад, потому что "теперь жарко... Скоро двенадцатый час" (249; II; 89). И до обеда все необходимые решения действующими лицами будут приняты - с начала событий пройдет не более четырех часов.

Во временном пространстве пьесы также ощутимо присутствуют вчерашний вечер, когда Горский и Вера катались на лодке, и Евгений Александрович читал девушке Лермонтова, и предстоящая прогулка всеми обитателями дома Либановых в лес после того, как Вера приняла предложение Станицына. Ситуация, разворачивающаяся в течение четырех часов, и призвана объяснить, почему произошла смена партнера в дуэте с младшей Либановой.

Организует ситуацию "схватка" двух главных персонажей: девятнадцатилетней дочери хозяйки имения и молодого соседа-помещика Евгения Горского. Мужчина воспринимает свои отношения с девушкой только в терминах военных действий: "Между мной и Верой Николаевной борьба идет страшная" (249; II; 78); "Aux armes!" (вооружимся) (249; II; 81); "Либо я одолею, либо я проиграю сраженье..." (249; II; 85); "Мы осуждены не понимать друг друга и мучить друг друга..." (249; II; 99); "Ну, что ж я разбит... Но как позорно разбит... Умрем, по крайней мере, с честью" (249; II; 109). Отставной капитан Чуханов не случайно присвоит Горскому высокий военный чин: "Не под такие фортеции хаживали... Таких бы вот нам только полковников, как Евгений Андреевич" (249; II; 87-88).

С главным сюжетным мотивом борьбы в произведении тесно переплетается тема игры, что вообще характерно для жанра "салонной пьесы", создающего модель действительности, основанной на принципе "жизнь - игра". Об игре в комедии "Где тонко, там и рвется" говорится не менее часто, чем о сражениях. Причем имеется в виду и карточная игра, и игра на фортепиано, и в китайский бильярд, и игра психологическая, с другими и с собой. Разновидности игр дополняют, скрашивают размеренное существование людей, становясь постоянным его фоном. В конце пьесы разговор о преферансе станет отражением игры психологической, суммируя ее результат. А сцена последнего объяснения Горского с Верой будет происходить под "аккомпанемент" реплик Мухина и гувернантки, играющих на бильярде. Вера. Послушайте... мы, вероятно, в последний раз говорим об этом... Вы умный человек, а ошиблись во мне грубо.

Мухин (громко). J"ai gagne.(Я выиграл).
M"lle Bienaime. Eh bien! la revanche. (Ну что ж! Реванш).
Вера. Я не дала играть собою - вот и все... Во мне, поверьте, горечи нет...
Горский. Поздравляю вас... Великодушие приличествует победителю.
Вера. Дайте же мне руку... вот вам моя.
Горский. Извините: ваша рука вам более не принадлежит. (Вера отворачивается и идет к бильярду).
Впрочем, все к лучшему в этом мире.
Вера. Именно... Qui gagne? (Кто выигрывает?)
(249; II; 110).

Использованный в этой сцене прием параллельного диалога позволяет Тургеневу показать, как игра чувств и азарт победителя в бильярдной партии сливаются воедино. Второе разоблачает первое в качестве несостоятельного занятия, опустошающего душу и лишающего человека полноты жизненного восприятия.

Главный игрок на поле психологических забав - Горский. Он ведет партию, "режиссирует" ситуацию и наблюдает за другими и собой. "...я в самые великолепные мгновения человеческой жизни не в состоянии перестать наблюдать...", - признается Евгений Андреевич (249; II; 80).

Персонаж, как Печорин, постоянно анализирует происходящее. После очередного выяснения отношений с Верой Тургенев обязательно дает Горскому момент одиночества, когда тот может вслух оценить событие, поведение девушки и свое собственное. По трезвости анализа, откровенности и беспощадности отношения к себе и другим Горский не уступает лермонтовскому герою. В литературоведении не раз указывалось на родство образов Печорина и Горского.

Однако стоит заметить, что в драматургии до Тургенева образ человека, не вписывающегося в строгие рамки положительного или отрицательного персонажа, не разрабатывался. Такую задачу в конце века все еще будет считать актуальной Л. Н. Толстой, создавая пьесу "Живой труп". Тургенев в пьесе "Где тонко, там и рвется" впервые в сценической литературе зафиксировал сложную "диалектику души" "текучей" личности.

Необходимо также подчеркнуть, что Горский существует, в отличие от "бездомного" Печорина, в атмосфере домашней, любя и ценя жизненный комфорт: "... Ведь я здоров, молод, мое имение не заложено" (249; II; 94). Уют, стабильность и основательность входят в систему ценностей персонажа, он наделен редким даром видеть красоту реальности: "...Какое поэтическое произведение гения может сравниться... ну, вот хоть с этим дубом, который растет у вас в саду на горе?" (249; II; 93). При этом Горский испытывает неподдельный страх перед женитьбой, таким, казалось бы, необходимым условием для полного земного блаженства, а отношения мужчины и женщины видятся ему ареной постоянной борьбы. Даже в момент "чудного мгновенья", которое себе позволил Евгений Андреевич (вечерняя прогулка с Верой), он читает девушке лермонтовское стихотворение о сердце, где "так безумно с враждой боролась любовь" ("Оправдание", 1841).

В связи с этим А. Муратов отмечает, что "в творчестве Лермонтова тургеневский герой находит опору своим суждениям о жизни" и стихотворение "Оправдание" выбрано Горским не случайно, ибо он "выделяет в нем мотив любви-ненависти, один из наиболее устойчивых в лермонтовской поэзии и близкий его сознанию" (158; 178).

Сказкой о баронессе и трех женихах Евгений Андреевич пытается объяснить Вере, что женщина всегда требует обещаний, а мужчина никогда и ничего обещать не хочет. Через четыре года после появления тургеневской пьесы Ф. И. Тютчев в стихотворении "Предопределение" (1852) даст классическую формулу конфликтности взаимоотношений мужчины и женщины, назвав их "поединком роковым".

Наиболее откровенно страх перед женитьбой проявляется у Горского в эпизоде, когда он ожесточенно толкает бильярдные шары, заглушая раздражение от ревнивых мыслей. На глаза Евгению Андреевичу попадается роман, повествующий о разочарованиях в семейной жизни. Он читает вслух: "И что же? не прошло пяти лет после брака, как уже пленительная, живая Мария превратилась в дебелую и крикливую Марью Богдановну...". Однако не возможные метаморфозы будущей жены пугают Горского: "Но вот что жутко: мечтания и стремления остаются те же, глаза не успевают померкнуть, пушок со щеки еще не сойдет, а уж супруг не знает, куда деться... Да что! порядочного человека уже перед свадьбой лихорадка колотит. Надо спасаться... Фу, боже мой! точно в "Женитьбе" Гоголя..." (249; II; 96).

Горский здесь сравнивает себя с гоголевским Подколесиным, убежавшим от невесты накануне свадьбы через окно. И дело не в ситуационном сходстве (тургеневский персонаж не дошел даже до предложения руки и сердца), а в мистическом ужасе перед браком, который одолевает обоих героев. Напрашивается и еще одна параллель, на сей раз Тургеневым открыто в тексте пьесы не обозначенная. По звучанию совпадают фамилии Горский и Горич из "Горе от ума" А. С. Грибоедова. Семейная жизнь Платона Михайловича весьма уныла: полная подчиненность жене, душевная апатия и лень. "И кто жениться нас неволит!" - вздыхает он (78; 111). Вот эта горькая участь мужчины, теряющего в браке интерес к жизни, и пугает Горского - он отпускает, отпугивает от себя девушку, к которой испытывает неподдельный интерес. Вернее, она отказывается дальше участвовать в сложных психологических экспериментах Горского и принимает предложение простоватого, смешного, без памяти влюбленного в нее Станицына.

Немецкий исследователь Е. Цабель во взаимоотношениях Горского и Веры Либановой видел проекцию общения Бенедикта и Беатриче из пьесы Шекспира "Много шума из ничего" (300; 157). Но у тургеневской героини нет азарта, напора и наступательности шекспировской девушки. А. Муратов даже усматривает в центральном женском образе пьесы "Где тонко, там и рвется" черты инженю - амплуа, построенного на обыгрывании наивности и прямодушия персонажа (158; 178). Однако и эта характеристика не выражает сути образа. Лучше в данном случае довериться самому Тургеневу. Устами умного, проницательного и трезво мыслящего Горского автор дает следующую оценку Вере Либановой: "Она еще сама вся бродит", как молодое вино. Но из нее может славная женщина выйти. Она тонка, умна, с характером; и сердце-то у ней нежное, и пожить-то ей хочется, и эгоист она большой" (249; II; 78).

В девятнадцать лет Вере не надо "учиться властвовать собой" - она прекрасно владеет этим искусством и не дает себя в обиду. Это ярко проявляется в кульминационной сцене, которая потому и становится высшей точкой развития конфликта в пьесе, что Вера смело принимает вызов Горского, не позволяя смеяться над собой. Мягкая, женственная и спокойная внешне, она так же, как Евгений Андреевич, жестоко разрушает очарование вчерашнего вечера, проведенного вместе, и отдает на слух всех то, что дорого ее душе. Она бесстрашно парирует выпады мужского самолюбия, противопоставляя ему самолюбие женское. После совместного с Горским разгрома дорогих обоим воспоминаний Вера и принимает решение выйти замуж за Станицына.

Было бы преувеличением утверждать, что девушка при этом испытывает глубокую личную драму. Не любовь определяла их отношения с Горским, а предчувствие, предвосхищение ее. Трепет ожидания любви, личностный интерес друг к другу связывал младшую Либанову и Евгения Андреевича. Со Станицыным девушку не связывает ничего. Вряд ли можно быть счастливой в браке, не испытав настоящего чувства, даже не зная, что это такое. Личные драмы Веры Николаевны еще впереди. Тургенев нам уже поведал о подобной женской судьбе в "Неосторожности" и еще расскажет в "Месяце в деревне".

Общепринято считать, что "Вера побеждает Горского" (158; 178). Вопрос лишь в том, в чем заключается смысл победы. Девушка, конечно, не позволяла Горскому навязать себе чужую волю, но какой ценой? Ведь впереди Веру ждет замужество с человеком, который недавно вызывал лишь насмешку.

В пьесе "Где тонко, там и рвется" нет победителей. Как проницательно отметила Ю. Бабичева, "действие комедии имеет лишь формальное завершение... борьба самолюбий и воль не завершилась жизнь - продолжается" (16; 15). Добавим к сказанному будущие внутренние проблемы Веры Николаевны, чтобы отметить неразрешенность конфликта пьесы, открытость финала произведения, свойственных всем драмам Тургенева.

Тем самым автор нарушил жанровую установку проверба на исчерпанность действия назидательным словесным итогом в форме пословицы. В пьесе на наших глазах разорвалось возможное счастье людей, и с ощущением распада душевных связей они входят в следующий этап своей жизни. А сам несложившийся союз Веры и Горского расценен автором как закономерный результат извечного "поединка рокового" между мужчиной и женщиной. Психологический конфликт в пьесе Тургенева отражает эту бытийную коллизию, которую писатель воспринимает в качестве архетипической модели взаимоотношения полов.

Показательно, что когда в 1912 году в Московском Художественном театре была поставлена пьеса "Где тонко, там и рвется" с О. Гзовской и В. Качаловым в главных ролях, то критика отметила глубинность психологических пластов в выявлении конфликта: "В беглых художественных намеках представлены здесь непримиримые вековечные противоречия жизни"(86; 319).

Поэтому вполне закономерным выглядит резкое сравнение Веры со змеей, к которому прибегает Горский. "Выскользнет эта змея у меня из рук или меня задушит самого", - размышляет Евгений Андреевич в начале пьесы (249; II; 79). Древний мифологический образ, синтезирующий женское и дьявольское начало(современная научная этимология даже имя библейской Евы возводит к слову "змея" в арамейских и финикийском языках(154; 419), обретает в сознании Горского облик прелестной молодой девушки.

Внутреннее действие пьесы как раз и направлено на выявление причин странного и непоследовательного поведения Горского, идущего подчас вразрез с нормами светского этикета, и постоянного пребывания Евгения Андреевича в наступательно-оборонительной позиции по отношению к девушке.

Словесные "бои" Горского и Веры питаются интенсивностью их внутренних переживаний. Чтобы психологическая подоплека происходящего проступала зримо, Тургенев использует разветвленную систему ремарок. Одни указывают на эмоциональное состояние персонажей через их физические действия: "Вера молча поднимает глаза и пристально смотрит на него", "Вера тихонько отворачивается"(249; II; 84); Горский, видя оставленный девушкой цветок, "медленно берет розу и остается несколько времени неподвижным", "глядит на розу", "бережно кладет розу в карман"(249; II; 85); в сцене объяснения со Станицыным "Вера медленно подвигается к окну; он идет за ней", "Вера молчит и тихо наклоняет голову", "Он останавливается. Вера молча протягивает ему руку" (249; II; 97).

Другие ремарки фиксируют невысказываемые вслух оценки событий и людей: постоянные "сладкие улыбки" Варвары Ивановны, бедной родственницы, не имеющей права на собственный голос и вынужденной подчиняться малейшему капризу богатой помещицы. Третий вид ремарок обращает внимание читателей на несовпадение слов и желаний обитателей дома Либановых: "Чуханов (которому вовсе не хочется играть). Давайте, матушка, давайте... Что за рано? Надо вам отыграться"(249; II, 89).

Для передачи чувств персонажей Тургенев активно использует музыку. Когда Вера раздражена и оскорблена поведением Горского, она начинает играть сонату Клементи, "престарую и прескучную вещь", "сильно стуча по клавишам"(249; II; 90), после объяснения с Евгением Андреевичем под негармоничные звуки старой сонаты девушка "переходит к блестящему вальсу" (249; II, 92). Музыка здесь не является фоном, а выражает настроение героини, его быструю смену.

Работая с тонким "материалом" человеческих чувств, Тургенев ищет несловесные формы их выражения в драме и доказывает наперекор даже названию собственной пьесы, что передача душевных переживаний вполне подвластна сценической литературе и их изображение в театре может носить действенный характер.

Новые драматургические приемы и обращение в рамках жанра проверба к субстанциальной природе конфликта позволили Тургеневу создать первый в русском театре образец пьесы, в основу которой положены психологические противоречия взаимоотношений мужчины и женщины. Источником драматизма здесь выступает само чувство, а не внешние препятствия, мешающие соединению любящих людей.

В драматургии рубежа веков этот конфликт наиболее полно и болезненно-откровенно выразит А. Стриндберг, в середине девятнадцатого столетия Тургенев раскрыл его в изящной форме салонной пьесы.