КРИТИКИ О РОМАНЕ. “Обломов” - центральное звено романной “трилогии” Гончарова - увидел свет в первых четырех номерах журнала “Отечественные записки” за январь - апрель 1859 г. Новое, давно ожидаемое в публике произведение автора “Обыкновенной истории” и “Фрегата “Паллада” (1858) было практически единодушно признано выдающимся художественным явлением. Вместе с тем в понимании основного пафоса романа и смысла созданных в нем образов современники сразу же разошлись едва ли не полярно.
Называя роман “Обломов” “капитальнейшей вещью, какой давно, давно не было”, Л.H. Толстой писал A.B. Дружинину: «Скажите Гончарову, что я в восторге от “Обломова” и перечитываю его еще раз. Но что приятнее ему будет - это то, что “Обломов” имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный в настоящей публике». Как плод огромного творческого обобщения действительности оценили “Обломова” также И.С. Тургенев и В.П. Боткин. Разрешение прежде всего “обширной общечеловеческой психологической задачи” увидел в нем и молодой Д.И. Писарев.
Иным было мнение автора статьи “Что такое обломовщина?” (“Современник”. 1859. № 5), критика-революционера Н.А. Добролюбова. В новом произведении Гончарова, считал он, выведен “современный русский тип, отчеканенный с беспощадной строгостью и правильностью”, а сам роман есть “знамение” настоящего общественно-политического состояния России.
Возникшие с появлением “Обломова” споры о нем не угасают и по сей день. Одни критики и исследователи объективно отстаивают при этом добролюбовскую точку зрения, другие - развивают толстовскую. Первые видят в характерах и конфликтах “Обломова” смысл по преимуществу социальный и временный, другие - прежде всего непреходящий, общечеловеческий. Кто же ближе к истине? Для ответа на этот вопрос необходимо присмотреться к композиции произведения, учесть его творческую историю, а также познакомиться с гончаровской философией любви и ее отражением в романе.
КОМПОЗИЦИЯ, ТИПИЗАЦИЯ. ОБЛОМОВ И ОБЛОМОВЩИНА. ОЛЬГА ИЛЬИНСКАЯ И ШТОЛЬЦ. Сюжетную основу “Обломова” составляет история драматической любви, а вместе с тем и судьбы заглавного героя - думающего дворянина и одновременно помещика - к Ольге Ильинской, девушке цельного и одухотворенного характера, пользующейся несомненной симпатией автора. Отношениям Ильи Ильича и Ольги в романе посвящены его центральные вторая и третья части из общих четырех. Им предшествует развернутая картина неподвижного петербургского быта Ильи Ильича и его воспитания в условиях родовой патриархальной Обломовки, составившая первую часть произведения.
Главным в романе стал вопрос о том, что сгубило его героя, наделенного от природы “пылкой головой, гуманным сердцем”, не чуждой “высоких помыслов” и “всеобщих человеческих скорбей” душой. Почему ни дружба, ни сама любовь, на время преобразившая было Илью Ильича, не смогли победить его жизненную апатию, приведшую Обломова в конце концов на Выборгскую сторону Петербурга - эту столичную Обломовку, где он окончательно погружается в духовный, а в итоге и вечный сон? И что сыграло в этом исходе решающую роль: воспитание и социальное положение Обломова или какие-то враждебные одухотворенной личности закономерности современной действительности? В какой, говоря иначе, части романа надо искать ответ на этот вопрос: в первой, с ее знаменитой картиной детства Ильи Ильича, или во второй и третьей, изображающих “поэму” и “драму” его любви?
На первый взгляд объяснение характера и дальнейшего поведения Ильи Ильича заключено в воспитании и дворянско-помещичьих понятиях героя, с которыми читатель знакомится в первой части произведения. Следуя сразу же за словами Обломова: “Однако... любопытно бы знать... отчего я... такой?” - картина его детства, казалось бы, и дает ясный и исчерпывающий ответ на него. “Увертюрой всего романа” назвал “Сон Обломова” в своей автокритической статье “Лучше поздно, чем никогда” и сам Гончаров. Однако у романиста есть и прямо противоположные оценки начального звена произведения. “Если кто будет интересоваться моим новым сочинением, - писал он в 1858 г. брату в Симбирск, - то посоветуй не читать первой части: она написана в 1849 году и очень вяла, слаба и не отвечает остальным двум, написанным в 1857 и 58, то есть нынешнем году”. «Не читайте первой части “Обломова”, - рекомендует Гончаров Л. Толстому, - а если удосужитесь, то прочитайте вторую и третью». Негодование писателя вызвал французский перевод “Обломова”, в котором роман был произвольно “заменен” одной его первой частью. «Дело в том, - пояснял Гончаров в “Необыкновенной истории” (1875, 1878), - что в этой первой части заключается только введение, пролог к роману... и только, а романа нет! Ни Ольги, ни Штольца, ни дальнейшего развития характера Обломова!»
В самом деле: лежащий на диване или препирающийся с Захаром Илья Ильич еще далеко не тот человек, которого мы узнаем в его отношениях с Ольгой Ильинской. Есть все основания считать, что в ходе работы над романом Гончаров принципиально углубил образ его заглавного героя. Задуманный еще в год публикации “Обыкновенной истории”, “Обломов” был тем не менее создан, по существу, в два относительно коротких периода, отделивших первоначальный замысел произведения от окончательного. Сначала писатель думал изобразить в романе, названном в ту пору не “Обломовым”, а “Обломовщиной”, историю русского дворянина-помещика - от колыбели до могилы, в его деревенском и городском быте, со свойственными последним понятиями и нравами. Очерковый набросок этого русского социально-бытового типа содержится в конце первой главы «Фрегата “Паллада”». Заметим, что замысел “романа русского помещика” вынашивает в середине 50-х гг. и Л. Толстой. Восходящий к нравоописательным повестям натуральной школы, роман Гончарова вместе с тем выгодно отличался бы от них обстоятельностью и “монографич-ностью” картины, естественным началом которой было изображение воспитания героя в отчем доме и его обычного дня. Этим фрагментом начального “Обломова” и стала его первая часть, созданная еще в 1849 г.
Ни живописание дворянско-помещичьего быта, ни ограниченные им характеры не могли, однако, надолго увлечь Гончарова. Ученик Пушкина, Лермонтова, Гоголя, художник-христианин, Гончаров никогда не ограничивал личность современника окружающими его внешними условиями жизни, которые не заслоняли для него “самого человека” как явления, в такой же мере универсального, божественного, как и общественного. Идея “монографии” о русском патриархальном барине вскоре начинает вытесняться в плане “Обломова” мыслью о судьбе духовно развитой, идеально настроенной личности в современном мире. “Прочитавши внимательно написанное, - сообщал Гончаров после завершения первой части романа A.A. Краевскому, - я увидел, что все это до крайности пошло, что я не так взялся за предмет, что одно надо изменить, другое выпустить, что, словом, работа эта никуда не годится” (курсив мой. - В.H.).
Вынашиваемая художником в течение нескольких лет новая концепция “Обломова” была наконец реализована в июле-августе 1857 г., когда Гончаров в немецком городе Мариенбаде невероятно быстро, “как будто по диктовке”, создал вторую и третью части романа, заключившие в себе отношения Ильи Ильича с Ольгой Ильинской и Агафьей Пшеницыной.
Сюда же передвигается теперь и композиционно-смысловой центр произведения, его, по словам писателя, “главная задача”. Ведь только с признанием Ильи Ильича в начале второй части “Обломова” в любви к Ольге возникает завязка, а затем и романное действие, отсутствовавшие в первом звене произведения. Здесь же появляется и совершенно иная, чем раньше, мотивировка жизненной апатии героя. Говоря Штольцу, что “его жизнь началась с погасания”, Илья Ильич поясняет: “Начал гаснуть я над писанием бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту...” По словам Обломова, в течение его двенадцатилетней жизни в Петербурге в его душе “был заперт свет, который искал выхода, но только жег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас”. Основная тяжесть вины за неподвижность и бездеятельность героя теперь, таким образом, перекладывается с самого Ильи Ильича на бездуховное общество.
Новый облик героя побуждает Гончарова предпринять в 1858 г. попытку хотя бы отчасти освободить начального Обломова от тех специфически барских понятий, которые звучали, например, в монологе Ильи Ильича о “других”. Меняет писатель и название произведения: не “Обломовщина”, а “Обломов”.
С принципиальным углублением творческой задачи романа черты его начального замысла в окончательном тексте “Обломова” тем не менее продолжают - вместе с первой частью - сохраняться. Осталась в нем и картина детства героя (“Сон Обломова”), в которой Добролюбов увидел средоточие дворянско-помещичьей “обломовщины” как жизни за счет дарового труда крепостных крестьян. Привычкой к ней критик и объяснил в своей статье все последующее поведение и саму судьбу Ильи Ильича. Что такое, однако, “обломовщина” не в добролюбовском, а в гончаровском содержании этого художественного понятия? Вопрос этот ведет нас к своеобразию типизации в романе и непосредственно - при изображении жизни в Обломовке.
Казалось бы, Гончаров просто мастерски описал дворянскую усадьбу, одну из тысяч подобных в дореформенной России. В обстоятельных очерках воспроизведены природа этого “уголка”, нравы и понятия обитателей, круговорот их обычного дня и всей жизни в целом. Все и всякие проявления обломовского житья-бытья (повседневные обычаи, воспитание и образование, верования и “идеалы”) сразу же вместе с тем интегрируются писателем в “один образ” посредством пронизывающего всю картину главного мотива тишины и неподвижности, или сна, под “обаятельной властью” которого пребывают в Обломовке и баре, и крепостные мужики, и слуги, и, наконец, сама здешняя природа. “Как все тихо... сонно в деревеньках, составляющих этот участок”, - замечает Гончаров в начале главы, повторяя затем: “Та же глубокая тишина и мир лежат и на полях...”; “... Тишина и невозмутимое спокойствие царствуют и в нравах людей в том краю”. Своей кульминации этот мотив достигает в сцене послеобеденного “всепоглощающего, ничем не победимого сна, истинного подобия смерти”.
Проникнутые одной мыслью разные грани изображенного “чудного края” благодаря этому не только объединяются, но и обобщаются, обретая уже сверхбыто вой смысл одного из устойчивых - национальных и всемирных - типов жизни. Именно жизни патриархально идиллической, отличительными свойствами которой являются сосредоточенность на физиологических потребностях (еда, сон, продолжение рода) при отсутствии духовных, цикличность жизненного круга в его главных биологических моментах “родин, свадеб, похорон”, привязанность людей к одному месту и боязнь перемещения, замкнутость и равнодушие к остальному миру. Гончаровским идиллическим обломовцам вместе с тем присущи мягкость и сердечность и в этом смысле человечность.
Не лишена гончаровская “обломовщина” и своих социально-бытовых примет (крепостная зависимость крестьян от помещиков). Однако у Гончарова они не то что приглушены, но подчинены бытийно-типологическому содержанию понятия. Примером своего рода всемирной “обломовщины” явится в творчестве романиста быт феодально-замкнутой, как бы остановившейся в своем развитии Японии, как она изображена на страницах «Фрегата “Паллада”». Настойчивое стремление и умение акцентировать в “местных” и “частных” обстоятельствах и типах какие-то коренные для всего человечества мотивы и характеры - вообще отличительная особенность гончаровского искусства типизации, в первую очередь обеспечившая произведениям художника непреходящий интерес. В полной мере проявилась она и при создании образа Обломова.
Проведший в лоне покойно-идиллического существования детство и отрочество, Илья Ильич и взрослым человеком будет в немалой мере зависеть от его влияния. Со ссылкой на свои духовные, неведомые его предкам запросы (“ноты, книги, рояль”), но в целом в патриархально-идиллическом духе, например, рисует он Штольцу свой идеал семейной жизни: они с женой в деревне, среди “сочувствующей” природы. После сытного завтрака (“сухари, сливки, свежее масло...”) и прогулки вдвоем в “бесконечной, темной аллее” они ждут друзей, с которыми ведут неспешную искреннюю беседу, сменяющуюся вечерним “десертом в березовой роще, а не то так в поле, на скошенной траве”. Не забыта тут и “барская ласка”, от которой только для виду обороняется красивая и довольная ею крестьянка.
И все же не этот идеал увлечет Обломова во второй части романа, но потребность, в глазах Гончарова, подлинно человеческая, захватившая душу героя с его глубоким и всепоглощающим чувством к Ольге Ильинской. Это потребность в такой гармонической “норме” поведения, при которой заветные мечты человека не противостоят его общественно-практическим заботам и обязанностям, но одухотворяют и гуманизируют их собой.
Как бы от природы близка к этой “норме”, по мысли романиста, Ольга Ильинская, личность которой формировалась в условиях свободы от какой-то сословно-ограниченной среды. Ольга - характер в такой же мере возможный, чаемый художником, как и реальный. В цельном облике героини органично слились черты конкретно-исторические с вечным началом христианско-евангельских заветов. Христианским участием мотивирован интерес Ольги к Обломову при знакомстве героев, сопровождает оно чувство Ольги и в их дальнейших отношениях. Называя свою любовь к Илье Ильичу долгом, Ольга поясняет: “Мне как будто Бог послал ее... и велел любить”. Роль Ольги в ее “романе” с Ильей Ильичем уподобляется “путеводной звезде, лучу света”; она сама - ангелу, то оскорбленному непониманием и готовому удалиться, то вновь приверженному своей миссии духовного воскресителя Обломова. “Он, - сказано о героине в конце второй части романа, - побежал отыскивать Ольгу. Видит, вдали она, как ангел восходит на небеса, идет на гору... Он за ней, но она едва касается травы и в самом деле как будто улетает”.
Высокая миссия Ольги на время вполне удалась. Сбросив с покойным халатом свою апатию, Илья Ильич ведет достаточно активный образ жизни, благоприятно отразившийся на его, прежде сонном, облике: “Встает он в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или по крайней мере самоуверенности”.
Переживая вместе с Ольгой “поэму изящной любви”, Обломов выявляет, по мысли романиста, лучшие начала как собственной, так и общеродовой природы человека: тонкий и верный инстинкт красоты (искусства, женщины, природы) как гармонии, верный в своей основе взгляд на “отношение... полов между собою”, призванных завершиться гармоническим семейным союзом, глубокое уважение к женщине и поклонение ей.
Замечая в конце второй части, что Обломов “догнал жизнь, то есть усвоил опять все, от чего отстал давно”, Гончаров вместе с тем уточняет: “Он усвоил только то, что вращалось в кругу ежедневных разговоров в доме Ольги, что читалось в получаемых там газетах, и довольно прилежно, благодаря настойчивости Ольги, следил за текущей иностранной литературой. Все остальное утопало в сфере чистой любви”.
Практическая сторона жизни (постройка дома в Обломовке, проведение дороги из нее в большое село и т.п.) продолжает тяготить Илью Ильича. Сверх того, его начинает преследовать неверие в свои силы, а с ними и в чувство Ольги, наконец, в возможность реализовать в жизни подлинную “норму” любви и семьи. Как будто по воле случая оказавшись на Выборгской стороне Петербурга, напоминающей герою идиллическую Обломовку, он, однако же, все реже посещает Ольгу и в конце концов женится на своей квартирной хозяйке Агафье Пшеницыной.
Крайне тяжело перенесенный обоими героями (Ольга испытала глубокое потрясение; у Обломова “была горячка”) крах их любви изображен тем не менее Гончаровым как не случайная, но уготованная человеку самой судьбой и поэтому общезначимая драма И Илья Ильич навсегда сохранит в глубине души светлый образ Ольги и их любви, и героиня никогда не перестанет любить “честное, верное сердце” Обломова. В конце романа Ольга вполне согласится с характеристикой Ильи Ильича, которую даст здесь своему другу Штольц: “Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе!” Нет сомнения, что мнение это разделяется и автором “Обломова”.
В самом деле: только ли личная слабость Ильи Ильича не позволила ему реализовать ту подлинную “норму” жизни, которая открылась герою после знакомства с Ольгой Ильинской? И только ли идиллическая “обломовщина” была этому виной?
Ответить на эти вопросы можно лишь с учетом гончаровского понимания участи гармонического “образа жизни” в условиях современной действительности. К горькому выводу о несовместимости этого идеала с нынешним “веком” писатель пришел уже в “Обыкновенной истории”. В глубокой враждебности к нему убеждается, знакомясь с господствующими в Петербурге понятиями и нравами, и герой “Обломова”. Столичное общество совокупно олицетворяют в романе визитеры Ильи Ильича в первой части, позднее - хозяева и гости тех гостиных и дач, куда привозит Обломова Штольц. Смысл жизни здесь сводится к карьере с казенной квартирой и выгодной женитьбой (чиновник Судьбинский) или к удовлетворению пустого светского тщеславия (Волков), к сочинительству в модном духе и на любую тему (Пенкин), накопительству и тому подобным “страстям” и целям. Объединенные, в свою очередь, обобщающим мотивом лжеактивности и суеты сцены и фигуры “петербургской жизни” в итоге создают образ существования, лишь на первый взгляд не схожий с бытом неподвижно-дремотной Обломовки. По существу эта, в свой черед, совершенно бездуховная жизнь - та же “обломовщина”, но лишь на столично-цивилизованный лад. “Где же тут человек? - восклицает при полном одобрении автора Илья Ильич. - Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?.. Все это мертвецы, спящие люди...”
Достижение подлинно человеческой “нормы” бытия затруднено, по мысли Гончарова, не только высотой этого идеала. Мощные преграды на пути к нему поставила сама современная действительность в лице основных наличных типов жизни: холодно-бездушной суетности, с одной стороны, и не лишенной известного очарования, особенно для усталой души, но зовущей лишь в прошлое идиллической неподвижности - с другой. И только успех или поражение идеала в его труднейшей борьбе с этими препятствиями в конечном счете определяет ту или иную судьбу духовной личности в нынешнем обществе.
Точно так же определяется и судьба ее любви. Здесь необходимо, оставив на время Обломова, пояснить гончаровскую философию любви и место любовных коллизий в его романе.
Подобно “Обыкновенной истории”, “Обрыву”, “Обломов” - роман не просто с любовным сюжетом, но о разных видах любви. Это оттого, что и сама любовь для Гончарова - главное начало бытия, причем не только индивидуального, но и семейно-общественного, даже природно-космического. Мысль о том, что “любовь, с силою Архимедова рычага, движет миром; что в ней столько всеобщей неопровержимой истины и блага, сколько лжи и безобразия в ее непонимании и злоупотреблении”, в “Обломове” вложена в уста Штольца. Это было “капитальное” убеждение и самого писателя. “...Вы правы, - писал Гончаров С.А. Никитенко, - подозревая меня... в вере во всеобщую, всеобъемлющую любовь и в то, что только эта сила может двигать миром, управлять волею людской и направлять ее к деятельности... Может быть, я и сознательно и бессознательно, а стремился к этому огню, которым греется вся природа...”
В “Обломове” Гончаров заявил себя даровитейшим аналитиком отношений любящих. “Она, - писал об Ольге Ильинской современник Гончарова критик НД. Ахшарумов, - проходит с ним целую школу любви, по всем правилам и законам, со всеми малейшими фазами этого чувства: тревогами, недоразумениями, признаниями, сомнениями, объяснениями, письмами, ссорами, примирениями, поцелуями и т.д.”
“Школа любви” для Гончарова - основная школа человека. Любовь завершает духовное формирование личности, особенно женской, открывает ей подлинный смысл и цель бытия. “Взгляд Ольги на жизнь... - сообщает писатель во второй части “Обломова”, - сделался еще яснее, определеннее”. С чувством к Илье Ильичу для Агафьи Пшеницыной “навсегда осмыслилась и жизнь ее”. Сам Штольц, долгое время увлеченный деятельностью, восклицает, получив согласие Ольги стать его женой: “Дождался! Сколько лет жажды чувства, терпения, экономии сил души! Как долго я ждал - все награждено: вот оно, последнее счастье человека!”
Это всемогущество любви объясняется важнейшей способностью, которой наделял ее Гончаров. При верном ее понимании любовь не замыкается только счастьем любящих, но гуманизирует и иные отношения людей, вплоть до сословно-классовых. Так, в лице близкой к истине любви Ольги Ильинской писателю виделась не просто “страстно-любящая жена”, верная подруга мужа, но “мать-созидательница и участница нравственной и общественной жизни целого счастливого поколения”.
Средоточие жизни, любовь в “Обломове” прямо характеризует собственно человеческую сущность того или иного типа существования. Для понимания идиллических обломовцев важнейшим оказывается замечание автора о полном отсутствии у них глубоких сердечных страстей, которых они “боялись, как огня”; бездуховносуетный смысл “петербургской обломовщины” обнажают пошло понятые интимные интересы Судьбинскихи Волковых.
Вернемся к главным причинам любовной, следовательно, и жизненной драмы центрального героя романа. Дано ли было Илье Ильичу реально обрести “норму” любви, семьи и жизни? Ведь, кажется, Штольц и Ольга сумели воплотить ее в семейном союзе. Но так ли это?
Начиная с Добролюбова критики и исследователи относились к Штольцу в основном негативно. Героя упрекали в рассудочности, сухости, эгоизме. В образе Штольца необходимо, однако, различать замысел и его исполнение.
Друг Ильи Ильича - интересно и глубоко задуманная фигура. Штольц рос и воспитывался по соседству с Обломовкой, но формирующие его характер условия были совершенно иными. Отец героя - немец, управляющий в дворянском поместье, привил сыну навыки самостоятельного и упорного труда, умение полагаться на собственные силы. Мать - русская дворянка с нежным сердцем и поэтической душой - передала Андрею свою духовность. Воспринял Штольц и благотворные эстетические впечатления от богатой картинной галереи в соседнем княжеском “замке”.
Разные национально-культурные и общественно-исторические элементы, от патриархальных до бюргерских, создали, объединившись в личности Штольца, характер, чуждый, по мысли романиста, всякой ограниченности и односторонности. Показателен ответ юного героя на совет отца избрать любую “карьеру”: “служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй”. “- Да я посмотрю, нельзя ли вдруг по всем, - сказал Андрей”.
Не ведающий разлада между умом и сердцем, сознанием и действованием, Штольц “беспрестанно в движении”, и мотив этот чрезвычайно важен. Ведь только при безустальном движении вперед, а не духовном сне и покое в состоянии человек одолеть те “обманчивые надежды и мучительные преграды”, которые ставит ему жизнь на пути к “свыше предназначенной цели”. А Штольц, ищущий в своей жизни “равновесия практических сторон с тонкими потребностями духа”, стремится именно к ней, вполне отвечая тем самым авторскому идеалу.
Заслужив глубокое доверие, а затем и взаимное чувство Ольги, Штольц поселился с женой не в Петербурге и не в деревне, а в Крыму, в собственном доме на морском берегу. Выбор этого места далеко не случаен: удаленный в равной мере и от сурового Севера, и от тропического Юга, Крым - своего рода “норма” в природе. Существенна и такая деталь: с галереи дома Штольцев “видно было море, с другой стороны - дорога в город”. Жилище Штольца и Ольги с его “океаном книг и нот”, присутствием везде “недремлющей мысли” и изящными вещами, среди которых, однако, нашла свое место “и высокая конторка, какая была у отца Андрея”, как бы соединяет природу с ее “вечной красотой”, с лучшими достижениями цивилизации. Быт Штольца совершенно лишен крайностей деревенской неподвижности и суетного городского делячества. Автор романа утверждает, что герои счастливы. Правда, Ольгу порой посещают грусть и неудовлетворенность. Но Штольц успокаивает жену ссылкой на естественные стремления “живого раздраженного ума... за житейские грани”, тоску духовного человека по абсолюту.
Декларированное Гончаровым счастье Штольца и Ольги тем не менее не убеждает читателя. И не только потому, что романист скорее рассказывает о нем, чем показывает его. Важнее то, что союз героев на деле оказывается все-таки замкнутым собой, лишенным главного смысла истинной любви - ее гуманизирующих общественных результатов. Замысел гармонической, реально-поэтической личности в фигуре Штольца не получил в романе адекватного художественного воплощения.
Декларативность фигуры Штольца и его “последнего счастья”, признанная в итоге и самим Гончаровым (“не живой, а просто идея”), объясняется не каким-то творческим просчетом. Как выяснилось с развитием произведения, самая надежда Гончарова создать образ гармонического человека и такой же любви на материале современной действительности была утопией. В датированном годом окончания романа письме одному из своих корреспондентов Гончаров констатировал: “Между действительноетью и идеалом лежит... бездна, через которую еще не найден мост, да едва и построится когда”.
Сознанием этой печальной закономерности определен итоговый смысл образа и Ильи Ильича Обломова.
Задолго до финала произведения Илья Ильич в разговоре со Штольцем заметил: “Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится”. По мысли Гончарова, Обломов действительно не понимает жизни, когда ведет себя в ней как наследник мягкосердечной, но инертно-покойной “обломовщины”. Когда, угадывая заветную цель человека - нерушимую, одухотворенную и одухотворяющую все вокруг любовь и семью, - не проявляет той духовной и практической энергии, без которых достижение этой цели невозможно. Однако названная цель, по существу, не далась в “этой жизни” и неутомимо шедшему к ней, волевому Штольцу, и самой Ольге Ильинской. Факт этот бросает иной свет и на Обломова. Личная вина героя все больше заслоняется его бедой. Главная причина изображенной в романе драмы переносится с Ильи Ильича, который в конце концов предпочел идиллический покой вечному движению, на бездуховную и бездушную общественную реальность, которая “никуда не годится”.
Правильному пониманию созданного в лице Обломова типа помогают признания, сделанные Гончаровым в ряде писем 60-х гг. к горячей поклоннице его творчества, другу и помощнику Софье Александровне Никитенко. “Скажу Вам, - читаем в одном из них, - чего никому не говорил: с той самой минуты, когда я начал писать для печати... у меня был один артистический идеал: это - изображений честной, доброй, симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и, наконец, окончательно охладевающего и впадающего в апатию и бессилие от сознания слабости своей и чужой, то есть вообще человеческой натуры”.
Непосредственно в связи с этим идеалом здесь упомянут герой “Обрыва”, “художник” Борис Райский. Однако едва ли не теми же словами будет охарактеризован в конце “Обломова” и Илья Ильич. «Это, - говорит здесь о “честном, верном сердце” героя Андрей Штольц, - его природное золото; он невредимо пронес его сквозь жизнь. Он падал с толчков, охлаждался, заснул, наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и верности».
Начало “в высшей степени идеалиста” действительно свойственно герою “Обломова”, хотя и в сопряжении с чертами патриархально-идиллическими. Заявленное, в частности, и параллелями Ильи Ильича с Платоном, Гамлетом, Дон Кихотом, оно объясняет нам, почему дружит с Обломовым Штольц и за что полюбила его Ольга Ильинская. Намек на человека, обломанного жизнью, а не только округлого (от древнеславянского “обло”) и обломка (то есть представителя архаического жизненного уклада), содержит сама фамилия гончаровского героя.
Сверхличная причина обломовской драмы придает неоднозначный смысл и идиллическим симпатиям Ильи Ильича, приведшим его на столичную окраину. Не одна слабость и робость героя перед высшей задачей человека, но и протест - пусть пассивный - против суетного существования Судьбинских-Волковых-Ленкиных выразились в решении Ильи Ильича остаться на Выборгской стороне Петербурга. И если “донкихотская борьба... с жизнью” - в ее активном проявлении - ограничилась у Обломова едва ли не единственным поступком - “громкой оплеухой” Тарантьеву, посмевшему грязно исказить отношения героя с Ольгой Ильинской, то сама реакция Ильи Ильича на эту низость (“- Вон, мерзавец! - закричал Обломов, бледный, трясясь от ярости”) действительно в духе Дон Кихота.
Все большая драматизация с развитием “Обломова” образа его заглавного героя стала прямым результатом переосмысления Гончаровым первоначального замысла произведения. Сквозь облик русского патриархально-идиллического барина в Илье Ильиче все явственнее проступали черты таких “коренных” человеческих типов, как классические герои Шекспира и Сервантеса. Гамлетовским “быть или не быть” звучит для Обломова вопрос: “Идти вперед или остаться” в состоянии покоя? С Дон Кихотом Илью Ильича объединяют не только чистота души и идеализм, но и отношения с его слугой Захаром. Преломляя через “местные” социально-бытовые приметы и своеобразно синтезируя в своей личности высокие устремления, а также комизм и трагизм этих великих “прототипов”, герой “Обломова” в конечном счете приобретал смысл их современного, национально-неповторимого “преемника”. Словом, характера, в такой же мере принадлежащего своей эпохе, как и вечного.
ЖЕНСКИЕ ОБРАЗЫ В РОМАНЕ. Вобравшая в себя, по словам писателя, “мало-помалу элементарные свойства русского человека” фигура заглавного лица была не единственной творческой удачей “Обломова”. “Превосходно обрисованным характером” современники называли Ольгу Ильинскую, подчеркивая единство в нем идеальности с психологической убедительностью. Вполне “живое лицо” (Добролюбов), Ольга действительно выгодно отличается в этом отношении от Штольца, хотя мы практически ничего не знаем ни о детстве, ни о юности героини. Больше того: Ольга дана в романе как бы вообще вне быта. Духовная сущность героини тем не менее вполне мотивирована - однако не внешними, но внутренними обстоятельствами. Освобожденная в доме тетки от “деспотического управления ее волей и умом”, Ольга сначала “многое угадывает, понимает” благодаря своей “счастливой природе”, которая “ее ничем не обидела”, и окончательно складывается как личность под воздействием перипетий сердечной жизни - в отношениях с Обломовым, затем Штольцем.
Независимая в своем выборе и решениях, Ольга вместе с тем необычайно чутка к истине любви. Любовь для нее не страсть, как бы сильна она ни была, но чувство-долг, симпатия, сопровождаемая нравственными обязанностями любящих пронести ее до конца жизни. “Да... у меня, - говорит она Обломову, - кажется, достанет сил прожить и пролюбить всю жизнь”. Отсюда и требовательность героини к себе и возлюбленному: Ольга не смиряется с тягой Ильи Ильича к покою, так как знает: “норма” любви дается лишь движением “вперед, вперед”.
Прямой противоположностью Ольге выглядит квартирная хозяйка, а затем и жена Ильи Ильича Агафья Пшеницына, как будто без остатка растворившаяся в круговороте будничных забот о еде, шитье, стирке, глаженье и т.д. Подчеркнуто духовному облику Ильинской, в чертах которой отражалось “присутствие говорящей мысли”, богатство внутренней жизни, контрастен внешний портрет Пшеницыной с ее “полными, округлыми локтями”, “крепкой, как подушка дивана, никогда не волнующейся грудью” и “простотой” душевных движений. Так же “просто”, не подозревая о высоком общественном назначении этого чувства и стоящих на его пути преградах, полюбила Агафья Матвеевна Обломова и “перешла под это сладостное иго безусловно, без сопротивлений и увлечений, без смутных предчувствий, томлений, без игры и музыки нерв”.
Далекая от ее истины, но самоотверженная, проникнутая материнским началом любовь Агафьи Матвеевны овеяна вместе с тем в “Обломове” глубоким авторским сочувствием. Ведь с ней и в этой рядовой женщине пробудилась живая душа, открылся человеческий смысл и свет в ее ранее почти автоматическом существовании. Отвечающий основному творческому принципу художника раскрыть и в самом простом “современнике” “самого человека” образ скромной “чиновницы” Агафьи Пшеницыной стал большим завоеванием Гончарова и русской прозы в целом.
СВОЕОБРАЗИЕ СТИЛЯ. Раскрытию итогового смысла “Обломова” служили наряду с крупномасштабными характерами центральных лиц произведения его яркий юмор, литературно-культурный контекст, “живопись” и “музыка”, а также такой художественно-стилевой элемент, как “поэзия”.
Особый интерес Гончарова к “поэтическим” моментам изображаемой картины был в связи с “Обыкновенной историей” отмечен еще Белинским. “В таланте Искандера (А.И. Герцена. - В.H.), - писал критик, - поэзия - агент второстепенный... в таланте г. Гончарова - агент первый и единственный”. “Соком романа” называл “поэзию” сам автор “Обломова”, считавший, что “романы... без поэзии - не произведения искусства” и их авторы - “не художники”, а всего лишь более или менее даровитые бытописатели. Но что имел в виду писатель под романной “поэзией”?
Речь шла не только о высоких, собственно идеальных устремлениях современников, но и о тех “общечеловеческих... страстях... скорбях и радостях”, которые духовно и эстетически (“поэтически”) обогащают нашу жизнь как ее лучшие, незабываемые проявления.
В “Обломове” важнейшим из “поэтических” и поэтизирующих начал произведения выступала сама “изящная любовь”, “поэма” и “драма” которой в глазах Гончарова совпадали с основными моментами в судьбах людей. И даже с рубежами природы, главные состояния которой в “Обломове” параллельны зарождению, развитию, кульминации и, наконец, угасанию чувства Ильи Ильича и Ольги Ильинской. Любовь героев зарождалась в атмосфере весны с солнечным парком, ландышами и знаменитой веткой сирени, расцветала в знойный летний полдень, исполненный гроз и неги, потом гасла с осенними дождями, задымившими городскими трубами, наконец, оборвалась вместе с разведенными мостами над Невой и все-все засыпавшим снегом.
“Поэтическое одушевление” (A.B. Никитенко) “Обломову” придавал и одухотворенный образ Ольги Ильинской, отразивший представления писателя о высоком назначении женщины в нравственном и эстетическом совершенствовании человека. Восходящая в свою очередь к глубокой культурно-философской традиции гончаровская апология одухотворенной женственности может быть пояснена следующими словами “художника” Бориса Райского в “Обрыве”: “Мы не равны: вы выше нас, вы сила, мы ваше оружие. Не отнимайте у нас... ни сохи, ни заступа, ни меча из рук. Мы взроем вам землю, украсим ее, спустимся в ее бездны, переплывем моря, пересчитаем звезды, - а вы, рождая нас, берегите, как провидение, наше детство и юность, воспитывайте нас честными, учите труду, человечности, добру и той любви, какую творец вложил в ваши сердца, - и мы твердо вынесем битвы жизни и пойдем за вами вслед туда, где все совершенно, где - вечная красота”.
В “Обломове” ярко проявилась способность Гончарова почти с живописной пластичностью и осязаемостью рисовать русский быт. Обломовка, Выборгская сторона, петербургский день Ильи Ильича напоминают собой полотна “малых фламандцев” или бытовые наброски русского художника П.А. Федотова. Не отклоняя похвалы своей “живописи”, Гончаров вместе с тем глубоко огорчался, когда читатели не ощущали в его романе той особой “музыки”, которая в конечном счете проникала собой и изобразительные грани произведения.
Глубоко родственной музыке оказывается у Гончарова сфера заветных человеческих “мечтаний, желаний и молитв”, концентрирующихся прежде всего в любви и вокруг нее. Само любовное чувство, в его спадах и подъемах, лейтмотивах, унисонах и контрапунктах, развивается в “Обломове” по законам крупного музыкально-инструментального сочинения. Отношения главных героев романа не столько изображаются, сколько разыгрываются “музыкой нерв”. Само признание Ильи Ильича: “Нет, я чувствую... не музыку... а... любовь!”, ставшее завязкой “Обломова”, спровоцировано пением Ольги и было произнесено прерывисто и “тихо”, то есть не словами, а как бы душой героя. Музыкально-прихотливое развитие любви хорошо передано Гончаровым в послании Обломова к Ольге, о котором замечено, что оно писалось “быстро, с жаром, с лихорадочной поспешностью” и “одушевлением”. Любовь героев возникла “в виде легкого, улыбающегося видения”, однако скоро, говорит Обломов, “шалости прошли; я стал болен любовью, почувствовал симптомы страсти; вы стали задумчивы, серьезны; отдали мне ваши досуги; у вас заговорили нервы; вы начали волноваться...”. Патетика (“Люблю, люблю, люблю!”) сменилась “диссонансом сомнений” героя, “сожалением, грустью” обоих, вновь обоюдным “душевным антоновым огнем”, затем влекущими и одновременно пугающими “пропастями”, “бурями”. Наконец, все разрешилось “глубокой тоской” и сознанием общей “ошибки” и невозможности счастья.
Господствуя в центральных частях романа, его “музыка” помогла читателям способом от противного понять уже немузыкальную, бездуховную природу тех “образов жизни”, в которых она подменялась всего лишь внешним ритмом - биологическим или деляческим.
Общий и вечный аспект лиц и ситуаций “Обломова” расширялся благодаря обширному литературно-культурному контексту романа. Ранее говорилось о далеко не только иронических для Ильи Ильича параллелях его личности с героями Шекспира и Сервантеса. Но юный Обломов мечтал вместе со Штольцем увидеть картины Рафаэля, Тициана, Корреджо, росписи Микеланджело и статую Аполлона Бельведерского, зачитывался Руссо, Шиллером, Гете, Байроном. Каждое из этих имен и все они вместе весьма точно указывают на духовные возможности и идеалы героя “Обломова”. Ведь Рафаэль - это прежде всего “Сикстинская мадонна”, в которой современники Гончарова видели воплощение и символ вечной женственности; Шиллер был олицетворением идеализма и идеалистов; автор “Фауста” впервые выразил в этой философско-поэтической драме человеческую жажду абсолюта и вместе с тем сознание его невозможности, а Руссо идеализировал “естественную” жизнь среди природы и вдали от бездушной цивилизации. Илья Ильич, таким образом, еще до любви к Ольге был хорошо знаком как с надеждами, так и со “всеобщими человеческими скорбями” и разуверениями. И еще один факт говорит об этом: даже в своем полусонном петербургском существовании герой не мог, по его словам, “равнодушно вспомнить Casta diva”, то есть ту самую женскую арию из “Нормы” В. Беллини, которая как бы сольется с обликом Ольги Ильинской, а также и с драматическим итогом любви Обломова к ней. Показательно, что своим толкованием Casta diva Илья Ильич фактически предугадывает еще до знакомства с Ольгой эту драму. “Какая грусть, - говорит он, - заложена в эти звуки!.. И никто не знает ничего вокруг... Она одна... Тайна тяготит ее...”
Не трагический, но комический свет проливает на обломовского слугу Захара его хорошо ощущаемая в романе параллель с оруженосцем Дон Кихота. Подобно Санчо Пансе, Захар искренно предан своему барину и в то же время едва ли не во всем перечит ему. В особенности отличается от понятий Ильи Ильича взгляд Захара на женщин, вполне выразившийся в его “гордо”-мрачном отношении к своей жене Анисье.
По существу пародирующая тот высокий союз мужчины и женщины, о котором мечтал Илья Ильич и который пытались создать в своей жизни Штольц и Ольга Ильинская, семейная пара Захара и его “востроносой” супруги стала в “Обломове” одним из основных ресурсов юмора. Обильный также в описании Обломовки (вспомним хотя бы хозяйственные “распоряжения” ее старшего хозяина Ильи Ивановича или реакцию обломовцев на пришедшее к ним письмо и т.д.), петербургского дня Ильи Ильича (вспомним рассуждения Захара о том, кто “выдумал” клопов и паутину, и т.п.), быта Выборгской стороны и квартирной хозяйки героя, юмор “Обломова” вместе с тем практически лишен таких средств, как гневная ирония, сарказм, гротеск; он призван не казнить, но “смягчать и улучшать человека”, подставляя ему “нельстивое зеркало его глупостей, уродливостей, страстей, со всеми последствиями”, чтобы с их сознанием явилось и “знание, как остеречься”. Его главный объект - любые крайности по отношению к “нормальной” личности и “образу жизни”, будь то “всепоглощающий” сон обломовцев или “казенная” любовь Судьбинского, отвлеченность мечтаний и помыслов или их физиологичность.
Юмор “Обломова” окрашен добродушно-снисходительным отношением к человеку, что не мешает ему таить в себе и “незримые слезы”, вызванные авторским сознанием “слабости своей и чужой” натуры.
По свидетельству Гончарова, И.С. Тургенев как-то сказал ему: “...пока останется хоть один русский - до тех пор будут помнить Обломова”. Ныне заглавный герой центрального романа писателя стал близок множеству людей во всем мире. Таково обаяние книги, в творческом горниле которой жизнеописание русского барина преобразилось в высокохудожественное исследование судьбы лучших упований “самого человека”.
У каждого человека есть место и обстоятельства, в которых он чувствует себя "как король". Он защищен, свободен, доволен, самодостаточен. У гончаровского Обломова такой королевский трон - диван. Это не просто предмет мебели, не место отдыха и на после трудов праведных. Это священное место, на котором сбываются все желания, выстраивается фантастический мир, в котором Обломов не правит - для этого ведь усилия прилагать нужно, - он принимает.как должное покой, довольство, сытость. Обломов - это как печь, на которой лежит Емеля-дурак, а между тем ведра сами по воду идут и пироги в печь прыгают. Только вместо щучьего веления к услугам Обломова - преданные рабы, если называть вещи своими именами. Обломов сроднился, сросся со своим диваном. Но не только лень мешает Обломову сойти с него. Там, вокруг, - реальная жизнь, которая устроена вовсе не к услугам и удовольствию барина. Там нужно что-то доказывать, чего-то добиваться. Там проверяется, что ты за человек и имеешь ли право на то, чего желаешь. А на диване покойно, уютно - ив царстве порядок... и Захар на месте...
Как мы помним из содержания романа, Обломов сознательно не общается с представительницами прекрасного пола, чтобы избежать лишних хлопот. В ранней молодости Обломов не чуждался общения с красавицами. Однако было это «еще в ту нежную пору, когда человек во всяком другом человеке предполагает искреннего друга и влюбляется
почти во всякую женщину и всякой готов предложить руку и сердце...».
Читателю нелегко представить себе Обломова в такой роли. На самом деле он также увлекался молодыми красавицами, как и большинство людей. Но Илья Ильич никогда не позволял себе отдаваться страсти со всей силой своей души.
Но как ни старался Обломов избежать общения с дамами, все же и на его долю выпала малая толика любви. Штольц знакомит Обломова с Ольгой Ильинской. И эта девушка оказывает достаточно сильное влияние на судьбу Ильи Ильича.
Ольга - безусловно, личность совершенно незаурядная. Не случайно Штольц охотно и подолгу с ней беседует. Он отмечает ее природный ум, сообразительность и неординарность мышления. Ольга уверена в себе, и это качество выгодно отличает ее от большинства людей. Гончаров дает очень точные и лаконичные характеристики Ольге, которые помогают читателю понять особенность ее незаурядной натуры: «Как бы то ни было, но в редкой девице встретишь такую простоту и естественную свободу взгляда, слова, поступка».
Ольга не признает кокетства и лжи, поэтому многие ее недопонимают и недооценивают. Искренно и от всей души Ольгу ценит только Штольц. Остальные молодые люди сознательно или невольно избегают общения с ней.
Такая характеристика кажется странной для молодой девушки, представительницы высшею общества. Можно сделать вывод, что она не нуждается во внимании и в общении с теми людьми, которые не представляются ей интересными. Также можно предположить, что Ольга - человек с развитым внутренним миром, поэтому она кажется окружающим несколько странной. Буквально после самого первого знакомства Обломов начал думать об Ольге, представлять себе ее образ.
Вот как описывает внешность Ольги Гончаров: «Ольга в строгом смысле не была красавица, то есть не было ни белизны в ней, ни яркого колорита щек и губ, и глаза не горели лучами внутреннего огня; ни кораллов на губах, ни жемчугу во рту не было, ни миниатюрных рук, как у пятилетнего ребенка, с пальцами в виде винограда. Но если б ее обратить в статую, она была бы статуя грации и гармонии. Несколько высокому росту строго отвечала величина головы, величине головы - овал и размеры лица; все это в свою очередь гармонировало с плечами, плечи - с станом...».
Из описания внешности девушки можно сделать вывод, что она была достаточно хороша, чтобы обратить на себя внимание. Обломов начинает о ней думать все больше и больше. И мысли эти тревожат его сонную душу, в ней начинают появляться какие-то непонятные чувства. Ольга постепенно занимает в душе Обломова все больше и больше места, вскоре после знакомства он уже не может обходиться без общения с ней. Обломову нравится, как поет Ольга. Также он находит ее очень хорошенькой, с восторгом смотрит на девушку, восхищаясь ее красотой.
Ольга чувствует себя с Обломовым очень свободно. Немного позже она узнает от Штольца все особенности характера Ильи Ильича. Штольц, можно сказать, «завещал» ей Обломова перед своим отъездом. Он обращается к Ольге с просьбой «расшевелить» Обломова, заставить его приобщиться к активной и деятельной жизни, которую ведут окружающие люди.
И Ольга очень активно берется за дело. Теперь ей хочется изменить Илью Ильича, сделать его совершенно другим человеком. Ольга стремится к тому, чтобы заставить Обломова читать книги и газеты. Ей хочется, чтобы Илья Ильич сбросил с себя сонную одурь и стал жить такой же бурной и активной жизнью, как большинство окружающих его людей. Ольга предстает в романе неким Пигмалионом, который создает свою Галатею и вселяет жизнь в безмолвную статую. Она сама до конца не понимает, для чего ей так необходимо изменить Обломова. Она просто очень действенная натура, которая требует выхода своей энергии.
Ольга начинает восхищаться собой, видит себя совершенно особенным человеком: «И все это чудо сделает она, такая робкая, молчаливая, которой до сих пор никто не слушался, которая еще не начала жить!.. Он будет жить, действовать, благословлять жизнь и ее. Возвратить человека к жизни - сколько славы доктору, когда он спасет безнадежного больного! А спасти нравственно погибающий ум, душу? Она даже вздрагивала от гордого, радостного трепета; считала это уроком, назначенным свыше».
Узнавая о таких мыслях героини романа, читатель понимает, что Ольга очень высокого о себе мнения. И пусть раньше у нее не было возможности проявить всю силу своего характера, теперь, в лице Обломова, она нашла достойный смысл своей жизни.
Ольга начинает саркастически усмехаться над Обломовым, вменяя ему в вину прожитые ранее годы. Она стремится показать Обломову бесцельность и бесполезность его существования. Потом Ольга переходит к другим мерам, более резким и суровым, чем сарказм. Теперь уже она становится настоящим деспотом, навязывает Обломову свою волю. Она настойчиво пытается пробудить в нем стремление найти цель жизни, желание выполнять определенные обязанности.
Ольга постоянно повторяет, что «жизнь - обязанность, долг, следовательно, любовь - тоже долг». Такое мировоззрение характерно далеко не для всех. Ольга Ильинская - человек, без сомнения, уникальный. Называя любовь долгом, она тем самым отвергает возможность бесконтрольного, непостижимого, эфемерного чувства. Ольга иногда задумывается над тем, какое именно чувство она испытывает к Обломову, можно ли назвать это чувство любовью. Но вместе с тем Ольга сознает, что так она не любила пока еще никого в своей жизни, даже близких и родных людей.
Обломов признается в любви Ольге. И это признание является для нее высшим доказательством правильности всех предпринятых действий. Она приходит в восторг не от самой любви человека, а от того, что эта любовь является результатом ее усилий. Ольге кажется, что теперь она добилась всего, чего хотела. И осталась сущая безделица - заставить Обломова стать таким, как ей представится нужным. Но, увы, человек предполагает, а Бог располагает. Ольга была излишне самоуверенна, переоценивая свое влияние на Обломова и собственную силу. Да, в течение какого-то периода Обломов действительно начал меняться. Ему нравится сама Ольга, и он рад доставить ей радость.
Но на самом деле все изменения были лишь внешними. В душе Илья Ильич остался таким же, каким был раньше. Он идет на поводу у своей строгой «наставницы» в большей мере от того, что просто не обладает силой воли и характера, чтобы противиться ей. До поры до времени все идет гладко, а потом в душе Обломова постепенно нарастает сопротивление слишком активному напору женщины. На следующее утро после своего признания в любви Илья Ильич Обломов начинает размышлять о содеянном. Его размышления вряд ли понравилисьбы Ольге, будь она в состоянии их услышать.
В центре романа Гончарова “Обломов” - сложный и противоречивый образ помещика Ильи Ильича Обломова.
В первой части романа изображаются кажущиеся наиболее явными черты его личности: леность, безволие, созерцательность. Ярко выступают гоголевске традиции в изображении героя, автор акцентирует внимание на деталях домашнего обихода, отражающих характер хозяина. Так, туфли и халат приобретают символическое значение: они характеризуют внутреннюю борьбу Обломова. В этой части романа нет напряженности, практически нет действия. Это история одного дня. Обломов дремлет, просыпается, вспоминает о каком-то деле, дремлет дальше. Он в ужасе от любого перемещения, даже от того, чтобы переехать на новую квартиру. Пространство романа сужается до комнаты, до дивана, на котором лежит Обломов. А биографически время расширяется: во сне он видит детство.
Неподвижность жизни, дрема, замкнутое существование - это не только признак существования Ильи Ильича, это суть жизни в Обломовке. Она отъединена от всего мира: “Ни сильные страсти, ни отважные предприятия не волновали об-ломовцев”. Эта жизнь по-своему полна и гармонична: это русская природа, сказка, любовь и ласка матери, русское хлебосольство, красота праздников. Эти впечатления детства являются для Обломова идеалом, с высоты которого он судит жизнь. Поэтому он не принимает “петербургскую жизнь”, его не привлекает ни карьера, ни желание разбогатеть. Посетители Обломова олицетворяют три жизненных пути, которые мог бы
пройти Обломов: стать избалованным пижоном, как Волков; начальником отдела, как Судьбинский; писателем, как Пен-кин. Обломов уходит в созерцательное бездействие, желая сохранить “свое человеческое достоинство и свой покой”. Образ Захара определяет структуру первой части романа. Обломов немыслим без слуги, и наоборот. Оба они дети Обломовки.
Вторая и третья части романа - это испытание дружбы и любви. Действие становится динамичным. Главным антагонистом Обломова выступает его друг Андрей Штольц. Образ Штольца важен для понимания авторского замысла и для более глубокого понимания главного героя. Гончаров намеревался показать Штольца как деятеля, подготавливающего прогрессивные перемены в России. В отличие от Обломова, Штольц - это энергичный, деятельный человек, в его речах и поступках чувствуется уверенность, он твердо стоит на ногах, верит в энергию и преобразующую силу человека. Он постоянно в движении (в романе говорится о его переездах: Москва, Нижний Новгород, Крым, Киев, Одесса, Бельгия, Англия, Франция) - и в этом он видит счастье.
Немецкое трудолюбие, расчетливость и пунктуальность соединяются в Штольце с русской мечтательностью и мягкостью (отец у него немец, а мать - русская). Однако в Штольце все-таки ум преобладает над сердцем, он подчиняет контролю даже самые тонкие чувства. Ему недостает человечности, которая является главным свойством Обломова. О детстве и семейной жизни Штольца лишь рассказано. Мы не знаем, чему Штольц радовался, чему огорчался, кто у него друзья, кто враги. Штольц, в противоположность Обломову, пробивает дорогу в жизни сам (блестяще окончил университет, с успехом служит, начинает заниматься собственным делом, наживает дом и деньги). Портрет Штольца контрастирует портрету Обломова: “Он весь составлен из костей, мускулов и нервов”. Обломов же “обрюзг не по летам”, у него “сонный взгляд”. Однако и образ Штольца более многомерен, чем кажется на первый взгляд. Он искренне любит Обломова, говорит о “честном” и “верном” сердце Обломова, “которое не подкупишь ничем”. Именно Штольца автор наделил пониманием нравственной сути Обломова, и именно Штольц рассказал “литератору” всю историю жизни Ильи Ильича. И в конце романа Штольц находит успокоение в семейном благополучии, он приходит к тому, с чего начал и на чем остановился Обломов. Это “отражение” образов друг в друге можно рассмотреть как процесс соединения крайностей.
Важное место в романе занимает тема любви. Любовь, по мысли Гончарова, - одна из “главных сил” прогресса, миром движет любовь. Герой проходит испытание любовью. Гончаров не дает развернутого портрета Ольги, но подчеркивает, что вней не было “ни жеманства, ни кокетства, никакой лжи, никакой мишуры, ни умысла”. В первый раз перед Обломовым мелькнул контур его идеала. Разрыв был закономерен, ибо Ольга и Обломов ждали друг от друга невозможного. Он - самоотверженной, безоглядной любви, когда можно пожертвовать всем: “спокойствием, молвой, уважением”. Она от него - деятельности, воли, энергии. Но Ольга влюбилась не в Обло-мова, а в свою мечту. Это чувствует и Обломов, когда пишет ей письмо. В дальнейшем каждый из героев обретает такую жизнь, которая соответствует его идеалу. Ольга выходит замуж за Штольца, Обломов находит сердечную любовь Агафьи Матвеевны. В ее доме на Выборгской стороне “его окружали теперь такие простые, добрые, любящие лица, которые согласились своим существованием подпереть его жизнь, помогать ему не замечать, не чувствовать ее”. Исчезнувший мир детства, Об-ломовка, появляется снова.
Одним из выдающихся произведений литературы XIX века является роман И. А. Гончарова “Обломов”. Произведение явилось своеобразным зеркалом своей эпохи. “Обломов” стал для русского общества “книгой итогов”. Именно поэтому Добролюбов приветствовал произведение Гончарова. Роман раскрыл страшную силу традиции, показал такое существование, при котором “норма жизни была готова и преподана... родителями, а те приняли ее, тоже готовые, от дедушки, а дедушка от прадедушки...”. Творение Гончарова убеждало читателей, что для живой жизни мало одной преемственности - ей необходимо обновление.
Лучшее, что могла породить помещичья среда, - это Обломов с его “золотым сердцем”. В личных проявлениях Илья Ильич чист и благороден, но он весь спрятан только в них. Не случайно Ольга Ильинская все время ждет от героя выхода в мир общественный. Девушка, полюбившая Обломова и тщетно пытавшаяся спасти его, спрашивает: “Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...” - “Есть... Обломовщина”, - отвечает герой. Жизнь, похожая на сон, и сон, похожий на смерть, - вот судьба не только главного героя романа, но и многих других персонажей. События, описываемые в произведении, обычны для общественной жизни 1855 - 1862 годов. В этом заключается трагизм романа, в котором описана уходящая в прошлое патриархальная Русь.
Итак, Обломов лежит на диване в удобном домашнем халате, а жизнь уходит безвозвратно. Покой - идеал жизни героя, “его нормальное состояние”.
Илья Ильич Обломов - русский помещик, живший в Петербурге на доходы от своего имения. Это человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, получил принятое в дворянском обществе образование, когда-то мечтал о службе, о путешествиях, увлекался поэзией. По уму и развитию он стоит выше своих знакомых -Волкова, Пенкина, Судьбинского, Тарантьева. Обломов обладает многими положительными качествами. “Это хрустальная, прозрачная душа”, - говорит о нем Штольц. Попытки друга пробудить героя к жизни ни к чему не приводят. Многие ответы на вопросы автор дает в “Сне Обломова” в девятой главе романа.
В Обломовке, в далекие детские годы, сложилась важная и в последующей жизни во многом определяющая черта характера Ильи Ильича - поэтическая мечтательность. Здесь же Гончаров, вслед за Пушкиным, подчеркивает, что дворянская культура неразрывно связана с народной почвой. Эти сословные традиции, с одной стороны, сыграют печальную роль в
становлении характера Обломова, превратясь отчасти в черты 288
“обломовщины”. Но эти же устои позволят герою сохранить естественность и свободное состояние души, что окажется выше житейского практицизма Штольца. В обломовском сне, в его отношении к прошлой жизни таятся разгадки последующих действий героя. Обломова нельзя до конца понять, если не осознать сказочно-мифологической природы его характера, воспроизведенной именно в “Сне Обломова”.
Сказка из “Сна Обломова” переходит в жизнь героя и поселяется вместе с ним на Выборгской стороне, “настоящее и прошлое слились и перемешались”. И вловь герой погружается в “сонное царство”, только оно уже именуется “жизнь”. Не случайно в романе Гончарова герой попадает из обломовского рая не куда-нибудь, а именно в Петербург - город полурусский, полуевропейский, холодный, чиновный, полный суеты. Все здесь противоположно нравам в Обяомовке: обременительная служба, неискренние отношения между людьми, даже погода - пасмурная и унылая. Образ Ильи Ильича- это воплощенная ностальгия по прошлому. Как грустит человек о своем детстве, так грустит и народ о своем прошлом, которое всегда кажется лучше настоящего.
Обломов - лишь дитя своего времени. Царство крепостной России -вот истоки обломовской апатии, бездеятельности, страха перед жизнью. Привычка получать все даром, не прикладывая никакого труда, - основа всех поступков и действий Обломова.
В своем произведении Гончаров создал обобщенный образ. Это литературный тип, система пороков дворянского общества. В образе Обломова воплощены типичные черты русского характера. Автор показал русского барина - ленивца с широкой душой и добрым сердцем, высокими чувствами. В отличие от окружающих его людей, Обломов осознает свою непригодность для новой жизни, при этом мучается, сегодняшняя жизнь его также не устраивает: “Стоит ради такой жизни вставать с дивана”. Превратившись в ненужное и горькое прозябание, жизнь Обломова заканчивается, так и не завершившись чем-нибудь значимым. Будущее страны не за такими людьми, как Илья Ильич.
В своем романе, который можно назвать центральным в творчестве писателя, Гончаров сумел реалистически отразить все те сложные процессы, которые проходили в русском обществе во второй половине XIX столетия. В лице Обломова, с одной стороны, воспроизведен образ русского барина, а с другой, - пороки современной автору действительности - “обломовщины”.
Введение
Гончаров вошел в русскую литературу как прогрессивный писатель, как выдающийся представитель той школы художников-реалистов 1840-х годов, которые продолжали традиции А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя, воспитывались под непосредственным воздействием критики В.Г. Белинского. Гончаров один из создателей великого русского реалистического романа.
Созданная Гончаровым оригинальная реалистическая система русского общественно-психологического романа со всем блеском развернулась в «Обломове», который явился вершиной творчества его автора и, по словам Горького, одним «из самых лучших романов нашей литературы». Основы этой системы были разработаны романистом в 1840-е годы в «Обыкновенной истории». В новом романе они принципиально обогатились в идейно-общественном и художественно-эстетическом отношениях. Это было следствием общественного возбуждения второй половины 50-х годов XIX века, возросшей идейной зрелости писателя и его окончательно сложившегося своеобразного художественно-реалистического метода.
Цель данной работы - рассмотреть семантическую оппозицию «покой - движение» в романе И.А. Гончарова «Обломов», проследить, как показан спор двух эпох. Данная цель позволила сформулировать следующие задачи данного исследования.
1.Показать историю изучения романа «Обломов» в отечественном литературоведении.
2.Рассмотреть образы «героев действия» и «героев покоя» в романе.
.Проанализировать пространственно-временные образы динамики и статики в романе.
Актуальность данной работы определяется тем, что, несмотря на то, что о Гончарове и его романе написаны на сегодняшний день сотни статей, о нем часто говорят как о «загадочном писателе». Загадочность Гончарова обычно связывалась с загадочностью самого известного его романа. И с годами, прошедшими со дня выхода романа и его рассмотрения в русской критике, загадочность романа как будто не уменьшалась.
Знаменитый роман неоднократно переводили в раздел «истории литературы», а он вновь и вновь как бы возрождался, обнаруживая «горячие» точки соприкосновения с современностью. Скрытые, «свернутые» смыслы вдруг проявились в хорошо известном романе, понуждали критиков задуматься над тем, что было уже не раз так авторитетно и убедительно объяснено. С особой силой интерес к творчеству Гончарова появился в последние годы, когда современное литературоведение ушло от социологизирования и перешло к рассмотрению философского пласта произведений русских классиков. В последние годы многие произведения русской классики переосмысляются под религиозно-философским углом. Это касается творчества таких писателей как Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов. Не обошло это стороной и творчество И.А. Гончарова. Все это определяет необходимость обращения к центральному роману писателя - «Обломов» - на новом уровне его восприятия.
1. Роман И.А. Гончарова «Обломов» в изучении отечественного литературоведения
Знаменитая девятая глава первой части («Сон Обломова»), по словам Гончарова «увертюра всего романа» (VIII, 111), была напечатана в 1849 г. в «Литературном сборнике с иллюстрациями», изданном редакцией журнала «Современник». «Эпизод из неконченного романа» был замечен критикой. Многие современники Гончарова оставили восторженные отзывы о «Сне Обломова».
М.Е. Салтыков-Щедрин в письме к П.В. Анненкову (29 января 1859 г.) назвал эту главу «необыкновенной», «прелестной вещью». Некоторые из современников, в том числе и М.Е. Салтыков-Щедрин, романа в его полном виде не приняли. В сознании многих читателей «Сон Обломова» так и будет существовать как бы в двух ипостасях: и как глава из романа, и как отдельное произведение.
Давно отмечено, что в создании «Обломова» сказался опыт работы писателя над книгой о кругосветном путешествии - «Фрегат «Паллада»». Как признавался сам Гончаров, плавание на фрегате дало ему «общечеловеческий и частный урок» (II, 45). Писатель имел возможность не только сопоставить различные страны, целые миры, разделенные громадными пространствами, но и сравнить, увидев их практически одновременно, вживе различные исторические эпохи: «сегодняшнюю» жизнь буржуазно-промышленной Англии и жизнь, так сказать, прошлую, даже жизнь «древнего мира, как изображают его Библия и Гомер» (III, 193). Как явствует из книги «Фрегат «Паллада»», Гончаров, сравнивая Восток и Запад, пытаясь осмыслить переход от «Сна» к «Пробуждению» в глобальном масштабе, постоянно думал о России, о родной Обломовке.
История завершения «Обломова» в литературе давно получила название «мариенбадского чуда»: за несколько недель он - «как будто под диктовку» (VII, 357) - написал почти все три последние части романа. У «чуда» есть объяснение: все эти десять лет он думал о романе, писал его в голове. Наконец, в одном из писем 1857 г. Гончаров подытожил: «Я сделал, что мог» (VIII, 238).
В откликах известных литераторов (И.С. Тургенева, В.П. Боткина, Л.Н. Толстого), познакомившихся с романом в авторском чтении по рукописи или сразу после его журнальной публикации, повторялся один и тот же эпитет: «Обломов - вещь, капитальная»».
Так, Л.Н. Толстой, судья строгий, не склонный потакать авторскому самолюбию, пишет А.В. Дружинину: «Обломов - капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Обломова и перечитываю его еще раз. Но что приятнее ему будет - это, что Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный в настоящей публике».
Роман Гончарова появился в период подготовки очень важных социальных перемен, прежде всего отмены крепостного права, когда особенно остро встал вопрос об историческом прошлом и будущем развитии «просыпавшейся России».
Изучением творчества И.А. Гончарова занимались многие исследователи. Первые статьи о нем появились еще в середине XIX века у таких известных критиков как В.Г. Белинский, Д.И. Писарев. Выход его второго романа «Обломов» встретил единодушное признание, но мнения о смысле романа резко разделились. Возникла полемика между Н.А. Добролюбовым и А.В. Дружининым.
Н.А. Добролюбов в статье «Что такое обломовщина?» увидел в «Обломове» кризис и распад старой крепостнической Руси. Илья Ильич Обломов - «коренной народный наш тип», символизирующий лень, бездействие и застой всей крепостнической системы отношений. Он - последний в ряду «лишних людей» - Онегиных, Печориных, Бельтовых и Рудиных. Подобно своим старшим предшественникам, Обломов заражен коренным противоречием между словом и делом, мечтательностью и практической никчемностью. Но в Обломове типичный комплекс «лишнего человека» доведен до парадокса, до логического конца, за которым - распад и гибель человека. Гончаров, по мнению Добролюбова, глубже всех своих предшественников вскрывает корни обломовского бездействия.
Так сложилась и окрепла одна точка зрения на роман Гончарова «Обломов», на истоки характера главного героя. Но уже среди первых критических откликов появилась иная, противоположная оценка романа. Она принадлежит либеральному критику А.В. Дружинину, написавшему статью « «Обломов», роман Гончарова».
Дружинин тоже полагает, что характер Ильи Ильича отражает существенные стороны русской жизни, что «Обломова» изучил и узнал целый народ, по преимуществу богатый «обломовщиною». Но, по мнению Дружинина, «напрасно многие люди с чересчур практическими стремлениями усиливаются презирать Обломова и даже звать его улиткою, весь этот строгий суд над героем показывает одну поверхностную и быстропреходящую придирчивость. Обломов любезен всем нам и стоит беспредельной любви».
Добролюбов, размышляя об обломовщине, выявляя ее социальную суть, отвлекался от конкретного «этого именно» Ильи Ильича. Дружинин, размышляя об Обломове и Обломовых разных времен и земель, отвлекался от конкретных социальных вопросов «сегодняшней» русской жизни.
Дружининский подход к осмыслению Обломова и обломовщины не стал популярным в XIX веке. С энтузиазмом большинством была принята добролюбовская трактовка романа. Однако, по мере того как восприятие «Обломова» углублялось, открывая читателю новые и новые грани своего содержания, дружининская статья стала привлекать внимание. Уже в советское время М.М. Пришвин записал в дневнике: «Обломов». В этом романе внутренне прославляется русская лень и внешне она же порицается изображением мертво-деятельных людей (Ольга и Штольц). Никакая «положительная» деятельность в России не может выдержать критики Обломова: его покой таит в себе запрос на высшую ценность, на такую деятельность, из-за которой стоило бы лишиться покоя. Это своего рода толстовское «неделание». Иначе и быть не может в стране, где всякая деятельность, направленная на улучшение своего существования, сопровождается чувством неправоты, и только деятельность, в которой личное совершенно сливается с делом для других, может быть противопоставлено обломовскому покою».
Писарев в своей статье « «Обломов». Роман И.А. Гончарова» (1859), как и Добролюбов и Дружинин, резко отделяет произведение Гончарова от так называемой обличительной литературы. Это явление иного масштаба. В романе «Обломов», по мнению критика, «общечеловеческий интерес» соглашен с «народным и современным». «Мысль г. Гончарова, проведенная в его романе, - подчеркивает критик, - принадлежит всем векам и народам, но имеет особенное значение в наше время, для нашего русского общества».
Писарев дает свое объяснение умственной апатии, которая владеет героем романа: Илья Ильич не может найти удовлетворительного ответа на вопрос: «Зачем жить? к чему трудиться?» Апатия русского героя, по мысли критика, сродни байронизму. И здесь и там в основе - сомнение в главных ценностях бытия. Но байронизм - это «болезнь сильных людей», в нем доминирует «мрачное отчаяние». А апатия, с ее стремлением к покою, «мирная», «покорная» апатия - это и есть обломовщина. Это болезнь, развитию которой «способствуют и славянская природа и жизнь нашего общества».
Самое существенное в Обломове то, считает критик, что он человек переходной эпохи. Такие герои «стоят на рубеже двух жизней: старорусской и европейской и не могут шагнуть решительно из одной в другую». Промежуточностью положения таких людей объясняется и дисгармония «между смелостию их мысли и нерешительностию действий».
В более поздних статьях Писарев будет совсем иначе оценивать творчество Гончарова: в романе «Обломов» он будет находить не «глубокую мысль», а лишь «шлифование подробностей», в главном герое - не оригинальный образ, а повторение Бельтова, Рудина и Бешметева, а психологию Ильи Ильича будет объяснять лишь «неправильно сложившимся темпераментом». В литературе о Писареве отмечалось не раз, что эта перемена в суждениях критика объясняется в какой-то мере влиянием резких оценок, которые дал Гончарову и его роману Герцен. Кроме того, заметно сказалось возросшее негативное отношение Писарева к Гончарову-цензору.
В течение года после публикации романа появилось около десятка рецензий, посвященных ему. Критики по-разному восприняли и оценили «Обломова». Но в одном сходились практически все: история Ильи Ильича впрямую соотнесена в романе с вопросом о прошлом и настоящем страны. Признал это в статье «Русская апатия и немецкая деятельность» (1860) и будущий почвенник А.П. Милюков. Но, в отличие от многих, писавших об «Обломове», он увидел в романе клевету на русскую жизнь.
Вопрос о национальных началах русской жизни - как они представлены в романе «Обломов» - был важен для Ап. Григорьева. Заинтересованное отношение Ап. Григорьева к Гончарову объяснялось тем, что у этого романиста «отношение к почве, к жизни, к вопросам жизни стоит на первом плане».
Но даже громадный талант, по мнению критика, не спас Гончарова от односторонности во взглядах на обломовский мир. Так, в «Сне Обломова» поэтическую картину жизни портит «неприятно резкая струя иронии в отношении к тому, что все-таки выше штольцевщины и адуевщины». Нельзя, считал Ап. Григорьев, с помощью холодного анализа, как «анатомическим ножом», рассечь обломовский мир, потому что «бедная обиженная Обломовка заговорит в вас самих, если только вы живой человек, органический продукт почвы и народности». Обломовка для Ап. Григорьева - та родная «почва», перед правдой которой «склоняется в смирении Лаврецкий», герой «Дворянского гнезда», в которой «обретает он новые силы любить, жить и мыслить». Таким отношением Ап. Григорьева к миру Обломовки объясняется резкость, с которой он отозвался о статье «Что такое обломовщина?» в письме к М.П. Погодину (1859): «…только [Добролюбов] мог такою слюнею бешеной собаки облевать родную мать, под именем обломовщины…».
В явных и скрытых спорах об «Обломове» выявлялись расхождения критиков не только в оценке самого романа, но и в понимании важнейших вопросов русской жизни в целом.
Человечность, доброта - эти качества выделил в Обломове Иннокентий Анненский (статья 1892 г.). Из ее названия - «Гончаров и его Обломов» - видно, что критика интересует не только роман, но и его создатель. Статья написана человеком, который убежден, что литературное произведение, так сказать, растет во времени, обнаруживая все новые и новые дополнительные, «сегодняшние» смыслы. Оно живет как отражение в сознании читателя, и это «отражение» и есть предмет критического разбора. Поэтому в статье Анненского подчеркнуты личностная интонация, личностные оценки и выводы. Тезис о том, что в своем романе Гончаров описал психологически близкие ему типы личности, будет подробно развит в работах начала XX в., в частности в трудах Е.А. Ляцкого.
Давно отмеченную объективность Гончарова Анненский толкует как преобладание живописных, зрительных элементов над слуховыми, музыкальными, описания над повествованием, «материального момента над отвлеченным», «типичности лиц над типичностью речей», отсюда - исключительная пластичность, «осязательность» образов.
«Трудную работу объективирования» критик не оценивает как «безразличность в поэтическом материале»: между автором и его героями «чувствуется все время самая тесная и живая связь». Обломов для Гончарова - тип «центральный», он «служит нам ключом и к Райскому, и к бабушке, и к Марфиньке, и к Захару». Итоговая мысль критика: «В Обломове поэт открыл нам свою связь с родиной и со вчерашним днем, здесь и грезы будущего, и горечь самосознания, и радость бытия, и поэзия, и проза жизни; здесь душа Гончарова в ее личных, национальных и мировых элементах».
Анненскому, человеку рубежа веков, уже ясно, что штольцевская претензия на роль «деятеля» в русской жизни оказалась несостоятельной. Поэтому и позиция Обломова ему кажется не только понятной, но и в какой-то мере оправданной: «Не чувствуется ли в обломовском халате и диване отрицание всех этих попыток разрешить вопрос о жизни?». Анненский дает достаточно субъективный, но яркий, запоминающийся образ деятельного друга Ильи Ильича: «Штольц - человек патентованный и снабжен всеми орудиями цивилизации, от Рандалевской бороны до сонаты Бетховена, знает все науки, видел все страны: он всеобъемлющ, одной рукой он упекает Пшеницынского братца, другой подает Обломову историю изобретений и открытий; ноги его в это время бегают на коньках для транспирации; язык побеждает Ольгу, а <ум> занят невинными доходными предприятиями».
Не ослабевал интерес к творчеству писателя и в дальнейшем, Но подходы к изучению его творчества были различны. Например, представители культурно-исторической школы (Е.А. Ляцкий) рассматривают его творчество в свете духовно-психологических особенностей личности романиста, фактов его жизни. Социологическая школа исходила из социально-политической обстановки в России накануне реформ 1861 года, повлиявших на взгляды писателя. В рамках революционно-демократической критики романы И.А. Гончарова рассматривают Д.А. Политыко и Н.К. Пиксанов. В преодолении одностороннего подхода к изучению творчества Гончарова значительную роль сыграли монографии таких ученых как А.Г. Цейтлин, Н.И. Пруцков, А.П. Рыбасов, В.И. Мельник, Ю.В. Лебедев, В.А. Недзвецкий. И, наконец, в работах последних двух десятилетий наметился подход к изучению художественной стороны наследия И.А. Гончарова. Это поворот к философско-эстетической стороне творчества Гончарова.
На фоне довольно значительных достижений гончароведения последних лет книги Е.А. Краснощековой заслуживают особого внимания. И дело не только в том, что Е.А. Краснощекова несколько десятилетий отдала почти исключительно изучению творчества И.А. Гончарова, участвовала в подготовке двух собраний сочинений русского романиста. Интерпретации и гипотезы Е.А. Краснощековой даются на фоне обильного цитирования работ зарубежных гончароведов последних лет. Подход Е.А. Краснощековой способен спровоцировать немало нестандартных вопросов, а следовательно, необыкновенно ценен сам по себе. Автору удалось выйти за пределы бесперспективных дискуссий о Гончарове, начавшихся еще во времена полемики Н.А. Добролюбова и А.В. Дружинина, переживших эпоху В. Острогорского и Е.А. Ляцкого и воскресших с новой силой в работах В. Кантора.
2. Персонажная система романа в контексте оппозиции «движение - покой»
обломов роман герой движение
2.1 «Герои действия»: общая характеристика
Гончаров предчувствовал необходимость появления нового типа русского деятеля. Тип этого деятеля, судя по высказываниям автора, представлялся ему в образе русского Штольца. Каково же реальное содержание его деятельности? Какова сущность общественного я нравственного облика этого героя Гончарова? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо образ Андрея Штольца рассмотреть в системе всего романа. Композиционная роль этого персонажа в авторской идейно-художественной концепции жизни очень велика и идеологически ответственна. Штольца необходимо не только противопоставлять Обломову, но и ставить рядом с Ольгой Ильинской. И в таком случае объективно обнаружится, что положительность Штольца относительна, она таит в себе глубокую ограниченность. Ольга Ильинская берет постепенно перевес над Штольцем, ставится объективным ходом развития сюжета на первый план, а Штольц многое теряет, отодвигается на второй план. Происходит знаменательное смещение в перспективе романа, в самой идейно-художественной концепции жизни.
Романист указывает на живой, постоянно ищущий ум Ольги, на глубокую бездну ее души, самостоятельность и свободолюбие, смелость взгляда, одаренность ее натуры, изумительную стремительность ее духовного развития. Гончаров говорит о неумолкающей, вулканической работе ее духа. Интересно, что в изображении и объяснении женского характера Гончаров идет совсем иным путем, чем он это делает, воспроизводя характеры Обломова и Штольца. Романиста совсем не интересует та социальная почва, на которой сформировался характер Ольги, автор ничего не говорит о детских ее годах, о той конкретной житейской обстановке, в которой росла Ольга. Гончаров считал, по-видимому, что формирование женского характера более свободно от давления внешних обстоятельств и связано с внутренней, прежде всего с сердечной жизнью героини. Школой жизни для женщины является опыт ее чувства, он ее обогащает и развивает. Ее характер начинает формироваться, прирожденные задатки и возможности в нем начинают пробуждаться и развиваться вместе с возникновением и развитием чувства любви, под его могучим влиянием.
Илья Обломов, убаюканный любовью, и не подозревал возможности возникновения мятежных вопросов в душе любимой. Андрей Штольц, более внимательный к жизни сердца, уловил тоску и сомнения Ольги, по-своему разгадал и объяснил их серьезный смысл, успокоил жену, но настоящего ответа на них всё же дать не мог. Да он и не верил в глубину душевных страданий Ольги, считая, что это не ее грусть, что это «общий недуг человечества». «На тебя, - говорит Штольц, - брызнула одна капля» (IV, 475). Ясно, что подобные ответы и такие разъяснения, призыв к смирению и решительное отмежевание от Манфредов и Фаустов не могли надолго успокоить Ольгу, удовлетворить потребности ее пытливого, беспокойного ума.
В чем же источник слабости Штольца, героя, по замыслу художника, положительного? Ограниченность Штольца обнаружилась в силу той объективной художественной логики характера, которая неумолимо ведет романиста к правдивому обнаружению всего того, что составляет его сущность. Так и случилось с образом Андрея Штольца. Он аттестован писателем как прогрессивный буржуазный деятель большого масштаба. Правда, конкретно, художественно Штольц не показан в этой своей деятельности. Она осталась за рамками романа и не влияет на судьбы действующих лиц, на ход развития сюжета. Автор лишь информирует читателя о том, что делал, где бывал, чего уже достиг Штольц: он «служил, вышел в отставку…, занялся своими делами…, нажил дом и деньги» (IV, 167), он негоциант, участник «компании» (IV, 167), «выучил Европу, как свое имение…, видел Россию вдоль и поперек» (IV, 188), «ездит в свет» (IV, 167). Буржуазный социальный облик Штольца из этих сообщений автора совершенно ясен. Штольц отрицает обломовщину и приветствует «зарю нового счастья» (IV, 498), которая пугала Обломова. Андрей клянется осуществить вместе с сыном Обломова «наши юношеские мечты». «Прощай, старая Обломовка! - сказал он, оглянувшись в последний раз на окна маленького домика. - Ты отжила свой век!» (IV, 498).
Изображение такого героя, положительная оценка его деятельности накануне 1861 года была большим, по-своему очень важным и смелым делом, свидетельствовавшим о чуткости Гончарова к потребностям жизни. Но вместе с тем нельзя было пройти и мимо ограниченности сферы положительной деятельности Штольца. Передовая, демократическая Россия 1850-60-х годов не могла быть удовлетворена Штольцем, она восприняла его критически, отрицательно и сделал своим знаменем Ольгу Ильинскую. Добролюбов справедливо заметил, что «Штольц не дорос еще до идеала общественного русского деятеля». И это следует из самого существа его буржуазной природы. «Не он тот человек, - говорит Добролюбов, - который сумеет, на языке, понятном для русской души, сказать нам это всемогущее слово: «вперед!"». Андрей Штольц не только отказывается от битвы с «мятежными вопросами» бытия, он эгоистично замыкается в узкий круг личных, семейных интересов. У Штольца нет идеалов, мыслей о служении общественно-полезному делу. Обломову он говорит: «Ты заметь, что сама жизнь и труд есть цель жизни» (IV, 404). И он мечтает только об одном: «Ах, если б прожить лет двести, триста!. сколько бы можно было переделать дела!» (IV, 403). Здесь вместо общественного деятеля перед читателем возникает образ сухого и черствого буржуазного дельца.
Узость кругозора Штольца, его полная индифферентность к общественно-полезному делу, отсутствие у него передового идеала жизни не позволили ему понять причины тоски и сомнений Ольги, оказаться ее руководителем на общественном поприще. Настоящий ответ на вопросы Ольги мог быть найден только на почве общественно-полезного служения.
Ольга смело нарушает установившиеся традиции и способна на самые смелые поступки. Поэтому именно она (а не Штольц) произносит исключительно меткие, а порою и суровые слова осуждения в адрес Обломова. У Штольца таких слов нет. Напротив, временами его следует упрекнуть в идеализации Обломова. И это не случайная тенденция в его отношениях к другу, как не случайна в нем и обломовская философия покорности. Если Петр Адуев решительно разрывает с провинциальной помещичьей Россией, то Андрей Штольц не только занят коммерческими делами, он и землевладелец. Черта эта немаловажная в подготовке будущего Тушина, деятеля, объединяющего в себе помещичьи интересы с интересами промышленными. Да и мать-дворянка хотела видеть в Андрее идеал русского барина, а не бюргера. И в этом духе она стремилась воспитать своего сына (IV, 161). Определенную связь с Обломовкой Андрей Штольц сохранил. Это обстоятельство смягчает его противоположности Обломову, многое объясняет в его отношениях к своему другу.
Первая часть романа «Обломов» по сути дела представляет собой разросшуюся на четверть книги экспозицию, где «автор устраивает парад второстепенных персонажей, каждый из которых описан по рецептам модной тогда натуральной школы. <…> Эта популярная в середине прошлого века галерея типов нужна постольку, поскольку ему надо показать, что ради их смехотворных занятий Обломову не стоит вставать с дивана. <…> Все эти малозначительные фигуры своей суетой компрометируют в глазах Обломова окружающую жизнь. Он - неподвижный центр сюжета - сразу выделяется загадочной значительностью среди этих - не характеров - типов».
Персонажи первой главы гончаровского романа - разновидности того мира, который «безвозвратно» чужд Обломову. Гончаров использует в экспозиции гоголевский прием характеристики персонажа.
Как же проявляется здесь сатирическое начало и каковы принципы типизации образов в первой главе? Обратим внимание на детали, характеризующие облик и суть деятельности каждого из посетителей, а также определим роль имен собственных, звучащих в эпизоде.
Типизируя облик Волкова, автор подчеркивает светский «блеск» персонажа, его духовную нищету и даже откровенную приглуповатость: «блещущий здоровьем», «ослеплял», «изящная цепочка», «глянцевитая шляпа», «лакированные сапоги»; реплика «Вы будете бывать?» или описание визитной карточки с загнутым углом: «Pr. M. Michel! - говорил Волков, а фамилия Тюменев не уписалась. Это он мне на Пасху подарил вместо яичка» (IV, 74).
Чиновник Судьбинский охарактеризован посредством вполне узнаваемых аллюзий на «Ревизора» Н.В. Гоголя и «Горе от ума» А.С. Грибоедова: «…велел курьеру скакать сюда. Ни минуты нельзя располагать собой», «начальник отделенья», «…с таким человеком, как Фома Фомич, приятно служить: без наград не оставляет; кто и ничего не делает, и тех не забудет» (IV, 82) («Сто тысяч одних курьеров…», «В чины выводит кто и пенсии дает?», «Вот сам Фома Фомич, знаком он вам?. При трех министрах был начальник отделенья…»); он обсуждает важную государственную проблему «о возведении при зданиях, принадлежащих <…> ведомству, собачьих конур для сбережения казенного имущества от расхищения» (IV, 84).
Пенкин - пародия на деятеля так называемой обличительной литературы 50-х гг. ХIХ в.: поэма «Любовь взяточника к падшей женщине», «автор велик», «…ростовщика, <…> ханжу, <…> ворующего или тупоумного чиновника <…> надо карать, извергнуть из гражданской среды, из общества» (IV, 92).
Алексеев же, представленный в гоголевском духе (вспомним описание Чичикова), вообще человек без лица и имени: «…человек неопределенных лет, с неопределенной физиономией», «не красив и не дурен, не высок и не низок ростом», «не блондин и не брюнет», «фамилию его называли тоже различно…» (IV, 102).
Сатирическая окраска образов не в последнюю очередь создается благодаря самохарактеристике каждого персонажа, а также их собственным именам, мотивированность которых обнажается в тексте. «Говорящие» фамилии чиновников, например, откровенно характеризуют деятельность этих персонажей: фамилия Махов сближается с глаголом подмахнуть, фамилия Затертый мотивируется глаголом затереть в значении «замять дело», а фамилия Вытягушин - устойчивым сочетанием вытягивать душу. Фамилия Пенкин ассоциируется не только со словом пена (в значении «пузырчатая масса на поверхности жидкости, образующаяся от сильного взбалтывания, брожения»; переносно - о рассчитанной на внешний эффект, но бессмысленной по сути бурной деятельности) и пениться (в переносном значении «сильно возбуждаться, горячиться»), но и фразеологизмами снимать пенки и с пеной у рта. Фамилия Мухояров сближается со словом мухрыга - «продувной обманщик и плут», а также напоминает о яром (то есть интенсивном) мельтешении мух. Наименование Тарантьев мотивируется не только диалектным глаголом тарантить («тараторить, говорить бойко, скоро»), но и напоминанием об опасном и ядовитом тарантуле. Периферию антропонимической системы текста составляют широко распространенные имена и фамилии со стертой внутренней формой, представляющие собой, по определению автора, только «какой-то неполный, безличный намек на людскую массу, глухое отзвучие, неясный ее отблеск» (IV, 106): главного героя окружают Волковы, Алексеевы, Мездровы, Тюменевы, Олешкины, Горюновы, Свинкины, Пересветовы, Мурашины, Кузнецовы, Васильевы…
Столичное общество совокупно олицетворяют в романе визитеры Ильи Ильича в первой части, позднее - хозяева и гости тех гостиных и дач, куда привозит Обломова Штольц. Смысл жизни здесь сводится к карьере с казенной квартирой и выгодной женитьбой (чиновник Судьбинский) или к удовлетворению пустого светского тщеславия (Волков), к сочинительству в модном духе и на любую тему (Пенкин), накопительству и тому подобным «страстям» и целям.
Сверхличная причина обломовской драмы придает неоднозначный смысл и идиллическим симпатиям Ильи Ильича, приведшим его на столичную окраину. Не одна слабость и робость героя перед высшей задачей человека, но и протест - пусть и пассивный - против суетного существования Судьбинских-Волковых-Пенкиных выразился в решении Ильи Ильича остаться на Выборгской стороне Петербурга. И если «донкихотская борьба с жизнью» - в ее активном проявлении - ограничилась у Обломова едва ли не единственным поступком - «громкой оплеухой» Тарантьеву, посмевшему грязно исказить отношения героя с Ольгой Ильинской, то сама реакция Ильи Ильича на эту низость («Вон, мерзавец, - закричал Обломов, бледный, трясясь от ярости» (IV, 285)), действительно, в духе Дон Кихота.
Таким образом, в экспозиции романа читателю является «весь Петербург» - светский, чиновничий, «культурный» и «массовый» - и на фоне этой не столько портретной, сколько почти карикатурной галереи характерных типов «вседневной жизни» Илья Ильич Обломов глядится фигурой несомненно более значительной.
2.2 «Герои покоя»
Очень важным в понимании романа «Обломов» является библейский текст. Это мифологический реализм Гончарова. Сам писатель писал о своем романе: «Это большая сказка» (VII, 75). В образе Обломова Гончаров создает свое представление о типе русского национального характера. На это указывал еще Ф.М. Достоевский в февральском выпуске «Дневника писателя» за 1876 г. Заговорив о «народных типах» в литературе, Достоевский пишет: «Всем лучшим литература обязана народу. Возьмите «Дворянское гнездо» Тургенева и «Обломова» Гончарова. Лаврецкий и Обломов приближены к национальному характеру. Тут, конечно, не народ, но все, что в этих типах Гончарова и Тургенева вековечного и прекрасного, - все это от того, что они в них соприкоснулись с народом; это соприкосновение с народом придало им необычайные силы. Они заимствовали у него его простодушие, чистоту, кротость, широкость ума и незлобие, в противоположность всему изломанному, фальшивому, наносному и рабски заимствованному».
Очень важен в этом смысле разговор Обломова со Штольцем. За репликами Штольца «Ты поэт, философ» (IV, 61) прослеживается стойкая система мировоззрения. Штольц - это новый тип жизни. Диалогический конфликт строится на противопоставлении буржуазного и патриархального образа жизни. По мысли Гончарова, лень и пассивность имеют и совершенно другую сторону. Эта позиция писателя идет от православного средневековья, в котором существовала традиция духовной жизни. Идеалом средневековья не мог быть деятельный герой, так как динамизм не был идеалом средневековья. Человек мерил свои помышления мерой христианской нравственности, стараясь избежать суеты. Косность Обломова противопоставляется рвению Штольца. «Коснить», по Далю, значит «медлить, долго не исполнять». Косность имеет смысл богообразия. Жить в косности - это своеобразный поведенческий принцип, выражением которого был уход в монастырь.
Греховные страсти: чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, уныние, гордыня и тщеславие. Не одной из этих пагубных страстей не подвержен Обломов. Гнев, печаль, уныние посещают его мимоходом, как облако. Женится на Агафье он бесстрастно (об этом мы узнаем в эпилоге). У него рождается сын Андрей. Любовь ли это? Обломов смутно помнит, что в детстве его поразили локти крестьянки. А главная примета в описании Агафьи - шея и локти. Это простонародный облик женщины, крестьянский идеал красоты.
Мотив еды и питья - один из главных в романе. На первый взгляд Обломов не свободен от чревоугодия, но, в сущности, он не прихотлив в еде: ему все равно, что есть. Он живет и ест по-мещански. Никакие страсти не властны над ним. На нем лежит неуловимая печать аскетизма. У него четыре комнаты, а живет он в одной. Его квартира для него затвор и пустыня, «тихо тут» (IV, 81). Сам Гончаров называет его в финале «старцем пустыни» (IV, 507). «На радость людям жил», - скажет об Обломове Захар (IV, 505). Он умер тихо, не постыдно, безболезненно. Жизнь Обломова - это вариант жития. В читателе рождается чувство умиления. Есть даже похвальное слово, которое произносит Штольц (IV, стр. 480 - 481).
Роман предполагает и корректировку к житийному тексту, хотя в Обломове нет религиозной насыщенности. Он не думает о загробной жизни. «Это райская идиллия, но ангелы над ним не летают».
Уже в самом названии романа прослеживается очень сложная концепция главного героя. «Обло» - это круг, блаженствующий круг. А с другой стороны - это «обломок» пиршенственного стола жизни.
Захар - слуга Ильи Ильича Обломова. Этому типу Гончаров посвятил специальный очерк, озаглавленный «Слуги старого века», в котором вспоминает хорошо известных ему представителей этого сословия, людей старой закалки, с трудом вживающихся в новые жизненные условия. Литературная родословная Захара идет от пушкинского Савельича («Капитанская дочка»). При всей разности характеров первого, развращенного жизнью в Петербурге и патологической ленью своего барина, и второго - вечного дядьки, для которого питомец остается малым, неразумным ребенком едва ли не на всю жизнь, сближает их одержимая верность не только своему барину, но и всему его роду. Захар - «пожилой человек, в сером сюртуке, с прорехою под мышкой… в сером же жилете, с медными пуговицами, с голым, как колено, черепом и с необъятно широкими и густыми русыми с проседью бакенбардами, из которых каждой стало бы на три бороды… Дом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом, Бог знает отчего, все беднел, мельчал и, наконец, незаметно потерялся между нестарыми дворянскими домами. Только поседевшие слуги дома хранили и передавали друг другу верную память о минувшем, дорожа ею, как святыней» (IV, 36). Портрет Захара, изображающий смешную и нелепую внешность, дополняется и особым голосом: герой не говорит, а ворчит, как собака, или хрипит. Голос же, данный Богом, по словам Захара, «он потерял на охоте с собаками, когда ездил со старым барином и когда ему дунуло будто сильным ветром в горло» (IV, 37).
Полное равнодушие к сору, пыли, грязи отличает этого слугу от других слуг - персонажей отечественной литературы. Захар на этот счет составил собственную философию, не позволяющую бороться ни с грязью, ни с тараканами и клопами, раз они выдуманы самим Господом. Когда Обломов приводит своему слуге в пример живущее напротив семейство настройщика, Захар приводит в ответ следующие аргументы, в которых видна незаурядная наблюдательность: «А где немцы сору возьмут? Вы поглядите-ко, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: все поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого, вот как у нас, чтоб в шкафах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют» (IV, 40).
При внешней разболтанности Захар, однако, довольно собран. Извечная привычка слуг старого века не дает ему разбазаривать барское добро - когда земляк Обломова, жулик Тарантьев, просит Илью Ильича дать ему на время фрак, Захар немедленно отказывает: пока не будут возвращены рубашка и жилет, ничего больше Тарантьев не получит. И Обломов теряется перед его твердостью.
Верность Захара своему барину и всем давно забытым устоям родной Обломовки воплощена ярче всего в эпизоде, когда Обломов наставляет своего слугу привычным и самым действенным способом - прибегая к «жалким словам» и называя Захара «ядовитым человеком». В минуту раздражения Захар позволил себе сравнить Обломова с другими, которые и с квартиры на квартиру легко переезжают, и за границу отправляются. Это вдохновляет Илью Ильича на грозную и гордую отповедь о невозможности сравнивать его, Обломова, с кем бы то еще ни было. И это пробирает Захара больше, нежели ругательства: он и сам чувствует, что переступил какую-то запретную границу, уподобив своего барина другим людям.
Захар не лишен и недостатков. Гончаров определяет своего персонажа как «рыцаря со страхом и упреком», который «принадлежал двум эпохам, и обе наложили на него печать свою. От одной перешла к нему по наследству безграничная преданность к дому Обломовых, а от другой, поздней, утонченность и развращенность нравов» (IV, 33). Захар любит выпить с приятелями, посплетничать на дворе с другими слугами, порой приукрашивая своего барина, порой же выставляя его таким, каким Обломов никогда не был. Может Захар при случае и прикарманить деньги - не крупные, медные, но непременно оставляет себе сдачу от покупок. Все, к чему Захар прикасается, бьется, ломается - к началу повествования в доме Обломова уже совсем мало целых вещей, будь то стул или чашка. Еду барину Захар подает, как правило, уронив то булку, то вилку…
И еще черта, характерная для смешения двух эпох, на которые указал Гончаров: «Захар умер бы вместо барина, считая это своим неизбежным и природным долгом, и даже не считая ничем, а просто бросился бы на смерть, точно так же, как собака, которая при встрече с зверем в лесу бросается на него, не рассуждая, отчего должна броситься она, а не ее господин. Но зато, если б понадобилось, например, просидеть всю ночь подле постели барина, не смыкая глаз, и от этого бы зависело здоровье или даже жизнь барина, Захар непременно бы заснул» (IV, 35).
С годами все больше и отчетливее вырисовывается нерасторжимая связь между Ильей Ильичом и Захаром - как два последних представителя Обломовки, являющейся лишь прекрасным сном, они каждый по-своему свято хранят в душе те «преданья старины глубокой», что сформировали их жизни, характеры и взаимоотношения. Даже когда Захар неожиданно женится в середине романа на кухарке Анисье, значительно более ловкой, умелой и чистоплотной, он старается по возможности не допускать ее к Илье Ильичу, выполняя сам привычные работы, без которых не мыслит жизни.
Жизнь его действительно заканчивается со смертью Ильи Ильича, превратившись в ненужное и горькое прозябание. После смерти Обломова вскоре умерла и жена Захара Анисья, а домохозяйка Агафья Матвеевна Пшеницына, ставшая женой Ильи Ильича Обломова, не смогла при суровом «братце» держать Захара в доме. Единственное, чем в состоянии помочь Пшеницына Захару, - это давать ему на зиму немного теплой одежды да изредка подкармливать. В финальном эпизоде друг Обломова Андрей Штольц встречает Захара, - нищего, почти ослепшего, выпрашивающего милостыню старика, у церкви на Выборгской стороне. Но предложение уехать в деревню, где Штольц позаботится о нем, не соблазняет Захара: он не хочет оставить без присмотра могилу Ильи Ильича, возле которой, придя помянуть своего барина, только и находит умиротворение.
Агафья Матвеевна Пшеницына, хозяйка квартиры, которую нашел для Обломова его земляк проходимец Тарантьев, - идеал обломовщины в самом широком значении этого понятия. Она так же «природна», как и Обломов. О Пшеницыной можно сказать теми же словами, какими говорит Ольге об Обломове Штольц: «…Честное, верное сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул, наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи… Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало, они редки; это перлы в толпе!» (IV, 217).
Черты, сблизившие Обломова с Пшеницыной, указаны здесь точно. Илье Ильичу необходимо более всего чувство заботы, теплоты, ничего не требующих взамен, потому и привязался он к своей хозяйке как к осуществленной мечте о возвращении в благословенные времена счастливого, сытого и безмятежного детства. С Агафьей Матвеевной не связаны, как с Ольгой, мысли о необходимости что бы то ни было предпринимать, как-то изменять жизнь вокруг и в себе самом. Свой идеал Обломов объясняет Штольцу просто, сравнивая Ильинскую с Агафьей Матвеевной: «…она споет «Casta diva», а водки сделать не умеет так! И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает!» (IV, 361). А потому, осознав твердо и ясно, что больше стремиться ему некуда, просит Штольца: «Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не спасешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать - будет смерть» (IV, 365).
3. Пространственно-временные образы динамики и статики в романе
3.1 Петербург как символ движения
Образ Петербурга прочно вплетен в русскую культуру. Писателей и художников привлекала мощная неординарность истории города, его символичность. Петербург вошел в русскую литературу и «прожил» в ней весь XVIII в. на максимально мажорной ноте, вызывая удивление и восторг современников.
В начале XIX века актуальна концепция Петербурга как города больших надежд, благородных стремлений, летящего и убыстряющегося темпа жизни. Это город Пушкина, город декабристов. Но уже в это время вклиниваются ноты звучания конфликта между петербургским жителем, «маленьким человеком», и равнодушным к его страданиям, великодержавным, казённым Петербургом. Этот конфликт получил блестящее художественное осмысление в прозе Н.В. Гоголя («Петербургские записки 1836 года», «Нос», «Записки сумасшедшего», «Невский проспект», «Шинель»), который не дает описаний города и его архитектурных ансамблей, а создает именно тот образ, в котором выражена социальная и нравственная суть Петербурга.
С этого момента в литературе прочно утвердилась традиция бинарного отношения любви-ненависти к Петербургу, идущая от Пушкинского «Медного всадника» и произведений Гоголя, в которых вскрыта трагедия подавления личности.
Пространство города не знает природного ландшафта. В «Душе Петербурга» Н.П. Анциферова столица вызовет ассоциацию с лицом смертельно больного человека: «Румянец вечерней зари - чахоточный румянец - не сошел еще и не сойдет до утра с белого звездного неба». Угрюмые цитадели домов, раздетые ветром чахлые деревья, перенаселенные комнаты петербургского сюжета станут мрачным контрастом простору имений, богатству природы, их окружающей. Гоголевская традиция олицетворения предметного мира утратит черты принципиальной акцентированности в романах Гончарова, но сохранится эмоциональное настроение литературного предшественника в воспроизведении общей атмосферы человеческого жилища. В создании портрета домов усиливается роль причастных и деепричастных оборотов, глагольного письма, позволяющих передать поэтическое содержание родных пенатов - «все строения глядят как новые», «портреты… провожают повсюду глазами», «дом пропитан пылью», «по углам раздается шорох…». Образ дома персонифицирует идею жизни хозяев - родиться, тихо прожить и незаметно умереть. Нарушением заведенного порядка в жизни героев становится приезд незнакомого человека, любовь, неосознанное желание, и тогда в стройность циклической композиции бытийной фабулы входит мотив постепенного дряхления усадьбы. Метафорическое равенство дома человеку, характерное для патриархального мышления, в романах Гончарова представляется ностальгическим воспоминанием.
Человек в понимании Обломова, а, следственно, и Гончарова, широк и глубок, внутренне «текуч», подвижен, и потому Обломов против попыток его сузить, низвести до «типа». Он призывал писателя увидеть за социальной маской «типа» живого многомерного человека и, главное, полюбить его, показать, что человек этот противоречив, потерял правильную дорогу, заблудился в житейской суете формального и бездушного Петербурга, что у него нет душевного покоя и своего дела: «Нет, это не жизнь, а искажение нормы». Или, говоря словами Александра Адуева, «деревянная жизнь».
Задолго до Достоевского гончаровский Обломов нащупал его главную, любимую идею - при полном реализме найти в человеке человека. И надо сказать, что русская классическая литература пошла не за Пенкиным, а за Обломовым: подлинного, сложного, текучего человека, его скрытую «диалектику души» она искала и находила всюду. Да и сам Гончаров придерживался в своих романах той же дороги: «Глубина дурного не превышает глубину хорошего в человеке» (IV, 196). Именно таков его Обломов.
Суета петербургской жизни подлежит его суду, в ней нет центра, смысла, ничего глубокого, люди презирают друг друга, завидуют, сплетничают, везде царят скука и сон души и ума. Добролюбов обвинял Обломова в отсутствии жизненного дела, а тот ему уже ответил: в петербургской и, шире, русской жизни такого дела просто нет: «Ты посмотри, где центр, около которого вращается все это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за живое… Что ж это за жизнь? Я не хочу ее» (IV, 110).
Объединенные, в свою очередь, обобщающим мотивом лжеактивности и суеты сцены и фигуры «петербургской жизни» в итоге создают образ существования, лишь на первый взгляд несхожий с бытом неподвижно-дремотной Обломовки. По существу, эта, в свой черед, совершенно бездуховная жизнь - та же «обломовщина», но лишь на столично-цивилизованный лад. «Где же тут человек? - восклицает при полном одобрении автора Илья Ильич. - Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?…Все это мертвецы, спящие люди…» (IV, 123) Во «Фрегате «Паллада»» всемирными вариантами жизни-суеты представлен быт буржуазно-прагматической Англии, поглощенного меркантильной стихией китайского Шанхая.
Достижение подлинно человеческой «нормы» бытия затруднено, по мысли Гончарова, не только высотой этого идеала. Мощные преграды на пути к нему поставила сама современная действительность в лице основных наличных типов жизни: холодно-бездушной суетности, с одной стороны, и не лишенной известного очарования, особенно для усталой души, но зовущей лишь в прошлое идиллической неподвижности - с другой. И только успех или поражение идеала в его труднейшей борьбе с этими препятствиями в последнем счете определяет ту или иную судьбу духовной личности в нынешнем обществе.
3.2 Статические топосы романа
Мир Обломовки Гончаровым обозначен метафорически как благословенный уголок, мирный уголок, избранный уголок. Уже само слово «уголок» указывает на малость пространства и его отъединенность от мира. Определения подчеркивают его прелесть - «чудный край». Открывается «Сон Обломова» пейзажем, как это и принято в подобном жанре. Природа - самая широкая рама человеческой жизни. Картины в «Сне» движутся от большого к малому: от природного мира к жизни в Обломовке, а потом к миру Илюши. Скрупулезно представлены все атрибуты пейзажа в их особом идиллическом воплощении, столь отличном от романтического. Небо, у романтиков «далекое и недосягаемое», с грозами и молниями (напоминание о трансцендентальном), здесь уподоблено родительской надежной кровле, оно не противостоит Земле, а жмется к ней. Звезды, обычно холодные и недоступные, «приветливо и дружески мигают с неба». Солнце с «ясной улыбкой любви» освещает и согревает этот мирок, и «вся страна… улыбается счастьем в ответ солнцу».
Луна - источник таинств и вдохновения, здесь именуется прозаическим словом «месяц»: она походит на медный таз. «Общий язык человека и природы», характерный для идиллии, выражается в одомашнивании природы, лишении ее и масштаба, и духовности. Все знаки природы в контрасте с «диким и грандиозным» (море, горы) нарочито приуменьшены: не горы, а холмы, светлая речка (не река!) бежит по камешкам (вспомним еще раз «уголок»). Завершается картина неживой природы (своего рода пролог к описанию в том же духе - живой) прямым авторским словом-выводом. Этот уголок - искомое убежище для людей особой породы и судьбы: «Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому не ведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную до желтизны волос и незаметную, сну подобную жизнь».
К жителям Обломовки приложимо определение «вовсе незнакомое с волнениями сердце». К этой жизни, где правят тишина, мир и невозмутимое спокойствие, возможен приход и людей, уставших от жизни, сломленных ею. Но, вернее всего, их приход будет временным. Скука непременно сопутствует духовно развитому человеку в подобном мире (вспоминается Райский в Малиновке).
Ограниченность идиллической жизни немногочисленными бытовыми реальностями раскрывается в описании одного дня семилетнего Илюши. Точное указание возраста - важный элемент гончаровского романа, и даже идиллическая вневременность не стирает этого признака. Семь - сакральная цифра в русской мифологии, для Гончарова - это возраст уже сознательного осмысления ребенком мира и людей, когда он выделяется из «хора» и обретает свой «голос». Мир ребенка и мир взрослых с первого момента описания «детства Илюши» даны в сопоставлении, нередко в противопоставлении. Начинается день Илюши с пробуждения, материнской ласки и утренней молитвы. Его мир поэтичен, подан в контексте поэтического же пейзажа: «Утро великолепное, в воздухе прохладно… вдали поле с рожью точно горит огнем, да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно» (IV, 87). А в доме Обломовых утро начинается обыденно - с обсуждения и приготовления обеда, поскольку «забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке». Именно она стояла в центре их «такой полной, муравьиной» жизни, символом которой становится исполинский пирог. Как пирог - всеобщая пища (от хозяев до кучеров), так и сон после обеда «всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти» (IV, 89). Общая еда, одновременный сон - примета обломовского мира, отражающая его нерасчлененность, его архаическую общинность.
Пространственная отъединенность и замкнутость на себе обеспечивают Обломовке все преимущества островной страны до изобретения паруса (наподобие южных островов, населенных туземцами, во «Фрегате «Паллада»»). Создавалась ситуация относительной безопасности в огромном и неизвестном мире (возможности от него спрятаться). Более того, рождалось даже настроение самоудовлетворения, поскольку «не с чем даже было сличить им своего житья-бытья…», признавалось, что «жить иначе - грех». «Нездешний мир» воспринимался с настороженностью и страхом, даже естественное любопытство было подавлено этими чувствами. Бессобытийность жизни («жизнь, как покойная река, текла мимо их»), приращенной к родному уголку, определяла цикличность движения времени, день за днем, родины, свадьба, похороны… «жизнь их кишила этими коренными и неизбежными событиями, которые задавали бесконечную пищу их уму и сердцу» ((IV, 98) (слово «кишила» напоминаете муравьях, сравнение с которыми подчеркивает природоподобность и «коллективность» жизни в Обломовке). Между этими событиями была умиротворяющая апатия повторяемости: «Их загрызет тоска, если завтра не будет похоже на сегодня, а послезавтра на завтра» (IV, 105).
Мир Обломовки цельный, но в своей отграниченности, приземленности, закрытости - неполный. Этот мирок для тела, расположенного к покою, но не для души, жаждущей впечатлений и движения: «…в другом месте тело у людей быстро сгорало от вулканической работы внутреннего, душевного огня, гак душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле». Обломовский мирок в своей малости, пассивности и духовной примитивности противопоставлен Миру. Днем, кажется, оба одинаково заняты суетой выживания («прозаическая сторона жизни»). Но при наступлении темноты в «минуты всеобщей торжественной тишины природы», в Мире дает о себе знать «поэтическая»: «сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы… в сердце живее вспыхивает страсть или больнее ноет тоска… в жестокой душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной мысли». Ничего этого нет в Обломовке, где «все почивают так крепко и покойно». Ответ на вопрос, зачем дана жизнь, казался обломовцам ясным (просто дана): «Весной удивятся и обрадуются, что длинные дни наступают. А спросите-ка, зачем им эти длинные дни. Так они и сами не знают» (IV, 101). Эта обессмысленность узаконена повторением такой жизни из поколения в поколение: не разум, а традиция, привычка, - главный аргумент в этом мирке, иррационально-абсурдном по существу. Обломовцы, находясь внутри своего мирка, не ощущают собственной ущербности, но автор романа видит ее. Он признает своеобразное очарование этого мирка, выпавшего из истории и отвергнувшего географию, живописуя его с наслаждением истинного художника. Тем не менее, в картинах Обломовки не только нет умиления, в них легко улавливается ирония. Недаром уже в момент публикации «Сна» прозвучало неодобрительное признание «иронического тона красок».
Если в этих захолустьях живет еще только сердечная, хотя и неразумная, доброта, необщительная простота, то над ними нельзя трунить, как над детьми в пеленках, которые, несмотря на свое неразумие, милы, что и доказывает «Сон Обломова». Одновременно, невозможно принять точку зрения, что Обломовка «исходно создавалась как сатира на идиллии», ведь, кроме всего прочего, сатира чужда самой природе таланта Гончарова (его стихия - юмор-ирония). Куда более приемлемо предположение о «невольном перевороте идиллического жанра» у Гончарова и появлении в итоге «своего рода антиутопической перспективы».
В картинах Обломовки, сочетающих скрупулезные реалистические детали с почти символическими, постепенно проступает глубинный замысел: максимально расширить толкование образа усадьбы (деревни) до превращения ее в образ целой страны. Недаром в высказываниях самого Гончарова неоднократно Обломовка и Россия становятся синонимами (и не случайно образы из «Сна» столь повлияли на «мир России» во «Фрегате «Паллада»» - глава вторая). Обломовка - это страна, которая так и не покинула позднего средневековья, отринув петровские реформы и последовавшие за ними сдвиги в сторону Европы и Цивилизации, она осталась в Азии в ее историософской трактовке (отсюда во «Фрегате «Паллада»» параллель между обломовской Россией и феодальной Японией). Пространственная отграниченность (оторванность от жизни за пределами усадьбы и окружающих деревенек), боязнь мира за отмеченными границами (история с получением письма), опасливое недружелюбие к чужакам (эпизод обнаружения незнакомого человека около деревни) соотносятся с характерной для полутатарской Московии ксенофобией. Время в Обломовке ходит по кругу в духе специфического русского прогресса-регресса: «вневременность» подчинена быту, сонному, неизменяющемуся… На стилевом уровне эта особенность проявляется в том, что разные «грамматические формы и виды соединены в одной фразе: переходы от прошедшего к настоящему и от будущего к прошедшему подчеркивают, что время в Обломовке не имеет особого значения». Бессознательное предпочтение обломовцами традиции за счет любой, самой невинной новации (идеал: жить, как жили предки наши) сформировано опасливым ожиданием от любого сдвига - грозной неожиданности, что может нарушить столь ценимый «покой» - благословенный промежуток между подспудно назревающими катастрофами. В рассказах няньки всплывает живая память о тех временах, когда и закладывалась ментальность обломовцев: «Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека, опасно было ему выйти за порог дома: его того гляди запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов». Сама общинность обломовской жизни (муравьиная коллективность), ее оппозиция индивидуальному началу генетически восходят (в контексте истории) к необходимости совместной обороны против почти непреодолимых, неблагоприятных обстоятельств, воздвигаемых Историей и Географией: суровость климата, открытость (обнаженность) равнинного пространства в сторону врага, внутренние распри. «Отодвинутый на крайний угол земли, в холодную и темную сторону - русский человек, русский народ жил пассивно, в дремоте про себя переживал свои драмы - и апатично принимал жизнь, какую ему навязывали обстоятельства» (IV, 161) - в этих словах Гончарова уловлены те «племенные черты» нации (пассивность, апатия), преодоление которых на путях Цивилизации осмыслялась художником как первозначимая задача.
Место жительства героя первоначально - Гороховая улица, одна из центральных в Петербурге, на которой жили люди «средних классов». Ее первые два квартала принадлежали к аристократической Адмиралтейской части города, застроенной особняками знати. По мере удаления от центра облик Гороховой меняется: стоящие на ней здания по-прежнему «отличаются громадностью, но великолепие и изящество в строениях замечается реже». Название Гороховая вызывает неожиданную ассоциацию с фразеологизмом «при царе Горохе», связанным с русской народной сказкой, текст которой удивительно напоминает описание Обломовки: «В то давнее время, когда мир Божий был наполнен лешими, ведьмами да русалками, когда реки текли молочные, берега были кисельные, а по полям летали жареные куропатки, в то время жил-был царь по имени Горох». Выражение «при царе Горохе» упоминается Гончаровым и в романе «Обыкновенная история»: Адуев-младший и в столице мечтает жить по тем же законам, что и в провинции, руководствуется представлениями архаическими, мыслит, как «при царе Горохе». (Ср. обращенные к Илье Ильичу Обломову слова Штольца: «Ты рассуждаешь, как древний».). Позже он переселяется на выборгскую. Выборгская сторона (глухая окраина, мещанский район, почти провинция. Близкий знакомый Гончарова А.Ф. Кони определенно говорил о «длинной Симбирской улице <ныне - ул. Комсомола>, совершенно провинциального типа, очень хорошо описанной Гончаровым в «Обломове»»).
Квартира Ильи Ильича представляет собою не что иное как островок Обломовки в мире Петербурга. Обломовка была местом, идеально приспособленным для жизни, уютным, обжитым и домашним. Даже небо здесь казалось низким, словно потолок горницы. Жители Обломовки практически неотличимы не только друг от друга, но от вещей, деталей домашнего убранства.
В квартире Обломова дело обстоит сходным образом. Здесь царит теснота и запустение жизни, тянущейся по одной и той же раз навсегда сложившейся колее. Гончаров с равным вниманием и подробностью описывает самого хозяина квартиры и халат, повторяющий очертания его полной фигуры, диван с отставшей обивкой, домашние туфли, которые Илья Ильич умел обувать почти автоматически, едва пробудившись от очередного продолжительного сна. Сам Обломов, так же как и его слуга Захар, тоже в определенном смысле может быть сочтен одним из предметов интерьера квартиры, где никогда не происходит никаких событий. Налицо удивительное сходство людей и предметов! Да, воистину подобны друг другу человек, никогда не предпринимающий неординарных действий, почти лишенный души и самой одушевленности, и вещь, вечно находящаяся на своих местах, идеально «подогнанная» под телесные габариты и узкий ареал обитания жителей квартиры. То же мы наблюдали и в Обломовке: предельно обжитой, «очеловеченный» предметный мир усадьбы (здесь даже небо «жалось низко» к земле) и, в то же время, «опредмеченные» люди, изо дня в день повторяющие одни и те же рутинные действия.
Итак, квартира Обломова описана в романе как своеобразное посредствующее звено между крайностями - петербургским отчужденным миром частной воли и обломовской идиллией природной полноты и простоты жизни. Ясно, что обитатель подобного, промежуточного по своему смыслу и функциям помещения должен быть посредником между несовместимыми жизненными пространствами человеческого обитания, между противоположными воззрениями на жизнь. Именно таковым является Илья Ильич Обломов.
В доме Пшеницыной читатель видит Обломова все более и более воспринимающего «настоящий свой быт, как продолжение того же обломовского существования, только с другим колоритом местности и отчасти времени. И здесь, как в Обломовке, ему удавалось дешево отделываться от жизни, выторговать у ней и застраховать себе невозмутимый покой». Спустя пять лет после этой встречи со Штольцем, вновь произнесшим свой жестокий приговор: «обломовщина!» - и оставившим Обломова в покое, Илья Ильич «скончался, по-видимому, без боли, без мучений, как будто остановились часы, которые забыли завести». Сына Обломова, рожденного Агафьей Матвеевной и названного в честь друга Андреем, забирают на воспитание Штольцы.
3.3 Смысловая роль художественного образа имения Ольги Ильинской
Положительный идеал Ильи Ильича подвергается самому серьезному, традиционному для русского романа испытанию: Обломов встретил и полюбил красивую, умную и решительную девушку - Ольгу Ильинскую. Заметим, что он даже не взял на себя обычный мужской труд с нею познакомиться, войти в ее дом и семью - все это за него сделал друг Андрей Штольц. И влюбленный Обломов пробудился к деятельной жизни, расцвел, стал иначе думать, чувствовать, страдать, ходить на свидания.
Прочитайте его любовное письмо к Ольге: его писал совсем другой человек, нежели тот простодушный лентяй, с которым мы встретились в первой главе романа, - умный, сильный, любящий, страстный, да и слог его великолепен, литературен, говорит о хорошем образовании и начитанности. В первой части Обломов играет привычную роль в каждодневной комедии с Захаром и своими посетителями, его подлинная душа и разум спят. Он просыпается и полно раскрывается лишь во второй части романа, в общении с Ольгой и Штольцем, в борениях дружбы и любви с его природной ленью. Но пробуждение это, как и все маниловские мечтания и наивные планы Обломова, длилось недолго. Он - поэт воображения, умеет чувствовать, любить, но не умеет жить. И потухают в бездеятельности его добрая богатая душа, его искренняя сильная любовь.
И здесь обломовское неделание, нерешительность и лень постепенно приводят героя романа к полному краху: он не может и не хочет совершать поступки, принимать решения и потому теряет требовательную Ольгу, теряет просветляющую и возрождающую его к деятельности любовь и опускается на дно своей лежачей жизни, возвращается к дивану, халату и Захару, втайне радуясь избавлению от тягот, забот, денежных трат и ответственности, сопряженных с большим чувством и женитьбой. Свет сменяется прежним, хорошо знакомым нам по первой части романа пыльным полумраком. Обратите внимание на то, что летние дачные свидания влюбленного Обломова с Ольгой происходят на залитой солнцем горе и в великолепном парке, а возвращается он холодной мрачной осенью в низенькие темные неубранные комнатки к грязному оборванному обломовцу Захару. Автор романа через меняющийся пейзаж и «говорящие» бытовые детали показывает этапы развития обломовского характера и дает их творческую оценку.
Ольге Ильинской двадцать один год, в этом возрасте большинство девушек ее круга уже были замужем. Она постоянно думает о любви, семье, о будущем муже, вся уже погружена в эти новые идеи, высказанные в романах Жорж Занд и подхваченные Белинским и передовыми деятелями 1840-х годов. За что и хвалил ее как «тип будущей женщины» критик-демократ Д.И. Писарев: «Вся жизнь и личность Ольги составляет живой протест против зависимости женщины». Хотя она - вовсе не забитая и очень нервная Катерина из «Грозы», пользуется полной свободой и распоряжается своими деньгами (у Ольги есть небольшое имение) при весьма нестрогом надзоре тетушки, а смысл ее жизни - деятельная любовь как долг, нравственное возрождение Обломова, его перерождение в ее идеал мужчины. Добролюбов всерьез считал Ольгу Ильинскую очередным лучом света в темном царстве, «высшим идеалом», готовым к борьбе за общее счастье.
Обломов и Штольц только помогли ее пробуждению, сознанию целей деятельной женской жизни и исканию нового идеала. Уровень ее жизненных требований очень высок, не исчерпывается обычными женскими идеалами любви, семейного счастья, детей, благоустроенного дома, денег, комфорта. Она не только красива, но и умна и образованна, обладает сильным характером, умеет упорно добиваться своего, не чужда лукавства.
Ольга готова полюбить столь же сильного и убежденного мужчину и пойти за ним на край света, но она должна его уважать, верить в его силы и идеал, решимость бороться за свою и общую правду. Ей, несмотря на все тогдашние разговоры о равенстве, хочется им руководить и «вести его вперед на пути самосовершенствования» (Д.И. Писарев), что не всякому мужчине может понравиться. Такие высокие требования к спутнику жизни показывают, что Ольга, как и все «новые» девушки, и себя оценивает весьма высоко. Прислушайтесь, какая гордость и властность звучат в ее беспощадных укорах нерешительному Обломову: «Зачем мне твоя жизнь? Ты сделай, что надо… Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно?» (IV, 273) Она даже не задается другим, столь же правильным и необходимым для любой женщины вопросом: а будет ли она тем, что ему, мужчине, нужно?
Таким идейным борцом не пожелал быть тихий ленивый мечтатель Обломов. Не стоит забывать, что он - старый холостяк, ему уже тридцать три года, и ему так трудно и боязно менять сложившуюся жизнь и привычки. Смелость поступков, упорство и деспотизм влюбленной Ольги и неизбежное хлопотное и дорогостоящее путешествие с нею на край света пугают его. Но их трепетная, поэтичная любовь-испытание была важна для обоих: «Ольга поняла Обломова ближе, чем понял его Штольц, ближе, чем все лица, ему преданные. Она разглядела в нем и нежность врожденную, и чистоту нрава, и русскую незлобивость, и рыцарскую способность к преданности, и решительную неспособность на какое-нибудь нечистое дело, и, наконец… разглядела в нем человека оригинального, забавного, но чистого и нисколько не презренного в своей оригинальности» (А.В. Дружинин).
Один из современных исследователей, вновь размышляя над страницами романа «Обломов», приходит к следующему, на первый взгляд довольно парадоксальному выводу: «Структурное построение романа симметрично. Между двумя идеализированными центрами - идиллией в Обломовке и на Выборгской стороне - временное место жительства Обломова в имении Ильинской: промежуточное состояние бесприютности. Три места - это места трёх душевных и бытовых состояний: рай - потерянный рай - возвращённый рай». Заметим, что попытки усмотреть в гончаровской Обломовке описание земного рая, своеобразной «Феокритовой идиллии» на российский манер, уже неоднократно предпринимались в отечественном литературоведении. Если современники писателя - и Добролюбов, и Аполлон Григорьев - еще способны были оценить изображение обломовской идиллии как весьма ироническое, то в критике рубежа ХIХ - ХХ веков «иронические интонации как-то вытеснялись из определения Обломовки как идиллического места. От капитализирующейся России искали убежища в прошлом, в России патриархальной, в Обломовке».
Заключение
Обломов это своеобразный символ статичности в романе. Он настолько неподвижен и постоянен, что ничто на свете не может его расшевелить, заставить активно действовать, творить. К нему часто заезжают гости, зовут его с собой, чтобы развлечься и интересно провести время (Волков, Судьбинский), но при одной мысли, что ему придется куда-то ехать, не снимать целыми днями сапоги, Обломов содрогается. Возникшая необходимость переезда на новую квартиру не дает ему покоя. Но будучи не в состоянии решить эту проблему, он пытается забыть о ней, отложить на потом. Когда же Захар, верный слуга Обломова и в какой-то степени копия своего хозяина, напоминает ему, что необходимо подыскать новое место для жилья, Илья Ильич срывается: «Молчи, Захар, слышишь, молчи! Я говорил тебе, чтоб ты не напоминал мне об этой квартире! Смотри мне.
Лучший друг Обломова, Андрей Штольц, является полной его противоположностью. Сын русской дворянки и немецкого бюргера, он с детства был непоседой, ездил с отцом на фабрику, на несколько дней уходил из дома на охоту. Его всегда все занимало и интересовало, поэтому неудивительно, что он отлично учился. И в зрелом возрасте Андрей постоянно путешествует по Европе, участвует в какой-то торговой кампании, находясь в Петербурге, посещает светские вечера и балы. Андрей постоянно в движении когда бы мы его ни встретили, он всегда что-то делает, куда-то собирается или откуда-то приезжает. Андрей и Илья очень любят друг друга несмотря на то, что они совершенно разные люди, и Андрей, как и Ольга, постоянно пытается вызволить Обломова из его неподвижности. Он даже берется вести дела Ильи Ильича в деревне и добивается улучшения в его хозяйстве. После реформ Штольца Обломовка действительно начинает приносить доход. Штольц выступает в романе реформатором, он сведущ и в экономике, и в политике, и в светской жизни. Он приветствует все новое, постоянно что-то модернизирует.
На их фоне резко выделяется Ольга Ильинская. Это прямая, честная девушка. Ольга не только сама постоянно развивается, но и заставляет шевелиться Обломова. Илья Ильич полюбил ее, и это чувство стало каким-то рычагом, который вывел его из неподвижного состояния. Вместе с Ольгой он посещает театры, балы, гуляет в саду - отказывается от своего прежнего образа жизни.
Штольц и Ольга считают себя обязанными помогать Обломову, постоянно указывают ему на какие-то недостатки, винят за бездеятельность. Но Обломов остается верен своим принципам и по-прежнему олицетворяет покой и неподвижность в романе. Он полюбил Агафью Матвеевну Пшеницыну, мещанку, у которой снимает квартиру, женится на ней и. наконец, обретает долгожданный покой. Агафья Матвеевна также, по сути, является статичным персонажем, хотя она и проводит весь день в движении. Она видит смысл жизни в служении другим людям (в буквальном смысле этого слова). Ее дни протекают в уборке дома, приготовлении различных яств для мужа и детей. Лишь после смерти Ильи Ильича мы можем заметить, как изменилась Агафья Матвеевна, каким ярким светом озарил ее тусклую жизнь этот, казалось бы, малоподвижный человек.
Таким образом, Гончаров показал в своем романе переплетение судеб героев динамичных и героев, олицетворяющих покой. Автор показывает внешнюю статичность или, напротив, активность своих героев. Гончаров как бы говорит нам, что суетливые движения нередко скрывают пустоту жизни (Волков, Тарантьев, Судьбинский), а в ленивце может биться золотое сердце, отзывающееся на чужую боль и страдания.
Библиография
1.Гончаров И.А. Собрание сочинений: В 8 т. - М.: Худож. литература, 1977-1980.
2.Битюгова И.А. Роман И.А. Гончарова «Обломов» в художественном восприятии Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. - Л.: Наука, 1976. - Т. 2. - С. 191 - 199.
.Васильева С.А. Человек и мир в творчестве И.А. Гончарова: Уч. пос. - Тверь, 2000. - 183 с.
.Гейро Л.С. История создания и публикации романа «Обломов» // И.А. Гончаров. Обломов. - Л.: Наука, 1987. - С. 551 - 646.
.Генис А., Вайль П. Обломов и «другие» // Генис А., Вайль П. Родная речь. - М.: Независимая газета, 1991. - С. 110 - 123.
.Горелов А.Е. Обломовщина: И.А. Гончаров // Горелов А.Е. Очерки о русских писателях. - 4-е изд. - Л.: Худ. лит., 1984. - С. 298 - 340.
.Григорьев А.А. Литературная критика / Сост., вступит. ст. и примеч. Б.Ф. Егорова. - М.: Худож. литература, 1967. - 630 с.
.Десницкий В.А. Трилогия Гончарова // Десницкий В.А. Статьи и исследования. - Л.: Наука, 1979. - С. 165 - 212.
.Дунаев М.М. Православие и русская культура. Ч. III. - М.: Приор, 1997. - 287 с.
.И.А. Гончаров. Новые материалы и исследования. - М.: Наука, 2000. - Литературное наследство. Т. 102. - 735 с.
.История русского романа: В 2 т. / Под ред. Г.М. Фридлендера. - М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1962-1964. - Т. 1. - 625 с.
.Кантор В. Долгий навык ко сну: Размышления о романе И.А. Гончарова «Обломов» // Вопросы литературы. - 1989. - №1. - С. 150 - 159.
.Краснова Е.В. Специфика повествовательной структуры романа И.А. Гончарова «Обломов»: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. - Псков, 2003. - 17 с.
.Краснощекова Е.А. «Обломов» И.А. Гончарова. - М.: Худож. литература, 1970. - 93 с.
.Краснощекова Е.А. Иван Александрович Гончаров. Мир творчества. - СПб., 1997. - 491 с.
.Криволапов В.Н. Еще раз об «обломовщине» // Русская литература. - 1994. - №2. - С. 27 - 47.
.Кулешов В.И. Роман «знамение времени»: («Обломов» И.А. Гончарова) // Вершины: Книга о выдающихся произведениях рус. литературы. Вып. 2. - М.: Наука, 1981. - С. 91 - 115.
.Лебедев Ю.В. Иван Александрович Гончаров. 1812-1891 // Литература в школе. - 1991. - №5. - С. 71 - 88.
.Лихачев Д.С. Нравоописательное время у Гончарова // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - 3-е изд., доп. - М.: Наука, 1979. - С. 299 - 305.
.Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века: (Истоки и эстетическое своеобразие). - Л.: Наука, Ленинградское отд-ние, 1974. - 348 с.
.Лошиц Ю.М. Гончаров. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Худож. литература, 1986. - 365 с.
.Ляпушкина Е.И. Миф в художественной структуре «Сна Обломова» // Имя - Сюжет - Миф. - СПб., 1996. - С. 100 - 115.
.Ляпушкина Е.И. Русская идиллия XIX века и роман И.А. Гончарова «Обломов». - СПб., 1996. - 165 с.
.Мельник В.И. «Русские немцы» в жизни и творчестве И.А. Гончарова // И.А. Гончаров: (Материалы междунар. конф., посвящ. 180-летию со дня рождения И.А. Гончарова). - Ульяновск, 1994. - С. 102 - 112.
.Мельник В.И. Реализм И.А. Гончарова. - Владивосток, 1985. - 139 с.
.Мельник В.И. Философские мотивы в романе И.А. Гончарова «Обломов»: К вопросу о соответствии «социального» и «нравственного» в романе // Русская литература. - 1982. - №3. - С. 81 - 99.
.Молнар А. Поэтика романов И.А. Гончарова. - М.: Либрис, 2004. - 385 с.
.Мусатов Е.И. Из творческой истории романа И.А. Гончарова «Обломов» // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1965. - Т. 24. - Вып. 4. - С. 341 - 345.
.Недзвецкий В.А.И.А. Гончаров - романист и художник. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992. - 175 с.
.Недзвецкий В.А. Романы И.А. Гончарова: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. - М.: Просвещение, 1996. - 100 с.
.Николина Н.А. Цитаты и реминисценции в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история» // Русский язык в школе. - 2002. - №3. - С. 54 - 61.
.Одиноков В.Г. Психологическое и социологическое в романе И.А. Гончарова «Обломов» // Одиноков В.Г. Типология русского романа. Гоголь. Гончаров. Чернышевский. Достоевский: Курс лекций для студ.-филологов. Ч. 2. - Новосибирск, 1975. - С. 64 - 80.
.Одиноков В.Г. Художественная системность русского классического романа: Проблемы и суждения. - Новосибирск: Наука, 1976. - 195 с.
.Одинцов В.В. О языке художественной прозы: Повествование и диалог. - М.: Наука, 1973. - 102 с.
.Орнатская Т.И. «Обломок» ли Илья Ильич Обломов? // Русская литература. - 1991. - №4. - С. 218 - 230.
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.