СТИХОТВОРЕНИЯ

* * *

Вот уж вечер. Роса

Блестит на крапиве.

Я стою у дороги,

Прислонившись к иве.

От луны свет большой

Прямо на нашу крышу.

Где-то песнь соловья

Вдалеке я слышу.

Хорошо и тепло,

Как зимой у печки.

И березы стоят,

Как большие свечки.

И вдали за рекой,

Видно, за опушкой,

Сонный сторож стучит

Мертвой колотушкой.

* * *

Выткался на озере алый свет зари.

На бору со звонами плачут глухари.

Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.

Только мне не плачется – на душе светло.

Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,

Сядем в копны свежие под соседний стог.

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

И пускай со звонами плачут глухари,

Есть тоска веселая в алостях зари.

* * *

Сыплет черемуха снегом,

Зелень в цвету и росе.

В поле, склоняясь к побегам,

Ходят грачи в полосе.

Никнут шелковые травы,

Пахнет смолистой сосной.

Ой вы, луга и дубравы, -

Я одурманен весной.

Радуют тайные вести,

Светятся в душу мою.

Думаю я о невесте,

Только о ней лишь пою.

Сыпь ты, черемуха, снегом,

Пойте вы, птахи, в лесу.

По полю зыбистым бегом

Пеной я цвет разнесу.

* * *

Хороша была Танюша, краше не было в селе,

Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.

У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.

Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.

Вышел парень, поклонился кучерявой головой:

«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».

Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.

Душегубкою-змеею развилась ее коса.

«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,

Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».

Не заутренние звоны, а венчальный переклик,

Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.

Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,

На виске у Тани рана от лихого кистеня.

Алым венчиком кровинки запеклися на челе, -

Хороша была Танюша, краше не было в селе.

МИКОЛА

1

В шапке облачного скола,

В лапоточках, словно тень,

Ходит милостник Микола

Мимо сел и деревень.

На плечах его котомка,

Стягловица в две тесьмы,

Он идет, поет негромко

Иорданские псалмы.

Злые скорби, злое горе

Даль холодная впила;

Загораются, как зори,

В синем небе купола.

Наклонивши лик свой кроткий,

Дремлет ряд плакучих ив,

И, как шелковые четки,

Веток бисерный извив.

Ходит ласковый угодник,

Пот елейный льет с лица:

«Ой ты, лес мой, хороводник,

Прибаюкай пришлеца».

2

Заневестилася кругом

Роща елей и берез.

По кустам зеленым лугом

Льнут охлопья синих рос.

Тучка тенью расколола

Зеленистый косогор...

Умывается Микола

Белой пеной из озер.

Под березкою-невестой,

За сухим посошником,

Утирается берестой,

Словно мягким рушником.

И идет стопой неспешной

По селеньям, пустырям:

«Я, жилец страны нездешной,

Прохожу к монастырям».

Высоко стоит злотравье,

Спорынья кадит туман:

«Помолюсь схожу за здравье

Православных христиан».

3

Ходит странник по дорогам,

Где зовут его в беде,

И с земли гуторит с Богом

В белой туче-бороде.

Говорит Господь с престола,

Приоткрыв окно за рай:

«О мой верный раб, Микола,

Обойди ты русский край.

Защити там в черных бедах

Скорбью вытерзанный люд.

Помолись с ним о победах

И за нищий их уют».

Ходит странник по трактирам,

Говорит, завидя сход:

«Я пришел к вам, братья, с миром -

Исцелить печаль забот.

Ваши души к подорожью

Тянет с посохом сума.

Собирайте милость Божью

Спелой рожью в закрома».

4

Горек запах черной гари,

Осень рощи подожгла.

Собирает странник тварей,

Кормит просом с подола.

«Ой, прощайте, белы птахи,

Прячьтесь, звери, в терему.

Темный бор, – щекочут свахи, -

Сватай девицу-зиму».

«Всем есть место, всем есть логов,

Открывай, земля, им грудь!

Я – слуга давнишний Богов -

В Божий терем правлю путь».

Звонкий мрамор белых лестниц

Протянулся в райский сад;

Словно космища кудесниц,

Звезды в яблонях висят.

На престоле светит зорче

В алых ризах кроткий Спас;

«Миколае-чудотворче,

Помолись ему за нас».

5

Кроют зори райский терем,

У окошка Божья мать

Голубей сзывает к дверям

Рожь зернистую клевать.

«Клюйте, ангельские птицы:

Колос – жизненный полет».

Ароматней медуницы

Пахнет жней веселых пот.

Кружевами лес украшен,

Ели словно купина.

По лощинам черных пашен -

Пряжа выснежного льна.

Засучивши с рожью полы,

Пахаря трясут лузгу,

В честь угодника Миколы

Сеют рожью на снегу.

И, как по траве окосья

В вечереющий покос,

На снегу звенят колосья

Под косницами берез.

ПОРОША

Еду. Тихо. Слышны звоны

Под копытом на снегу,

Только серые вороны

Расшумелись на лугу.

Заколдован невидимкой,

Дремлет лес под сказку сна,

Словно белою косынкой

Подвязалася сосна.

Понагнулась, как старушка,

Оперлася на клюку,

А над самою макушкой

Долбит дятел на суку.

Скачет конь, простору много,

Валит снег и стелет шаль.

Бесконечная дорога

Убегает лентой вдаль.

КУЗНЕЦ

Душно в кузнице угрюмой,

И тяжел несносный жар,

И от визга и от шума

В голове стоит угар.

К наковальне наклоняясь,

Машут руки кузнеца,

Сетью красной рассыпаясь,

Вьются искры у лица.

Взор отважный и суровый

Блещет радугой огней,

Словно взмах орла, готовый

Унестись за даль морей...

Куй, кузнец, рази ударом,

Пусть с лица струится пот.

Зажигай сердца пожаром,

Прочь от горя и невзгод!

Закали свои порывы,

Преврати порывы в сталь

И лети мечтой игривой

Ты в заоблачную даль.

Там вдали, за черной тучей,

За порогом хмурых дней,

Реет солнца блеск могучий

Над равнинами полей.

Тонут пастбища и нивы

В голубом сиянье дня,

И над пашнею счастливо

Созревают зеленя.

Взвейся к солнцу с новой силой,

Загорись в его лучах.

Прочь от робости постылой,

Сбрось скорей постыдный страх.

* * *

Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.

По меже, на перемётке,

Резеда и риза кашки.

И вызванивают в чётки

Ивы – кроткие монашки.

Курит облаком болото,

Гарь в небесном коромысле.

С тихой тайной для кого-то

Затаил я в сердце мысли.

Всё встречаю, всё приемлю,

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришел на эту землю,

Чтоб скорей ее покинуть.

* * *

Пойду в скуфье смиренным иноком

Иль белобрысым босяком -

Туда, где льется по равнинам

Березовое молоко.

Хочу концы земли измерить,

Доверясь призрачной звезде,

И в счастье ближнего поверить

В звенящей рожью борозде.

Рассвет рукой прохлады росной

Сшибает яблоки зари.

Сгребая сено на покосах,

Поют мне песни косари.

Глядя на кольца лычных прясел,

Я говорю с самим собой:

Счастлив, кто жизнь свою украсил

Бродяжной палкой и сумой.

Счастлив, кто в радости убогой,

Живя без друга и врага,

Пройдет проселочной дорогой,

Молясь на копны и стога.

* * *

Шел Господь пытать людей в любови,

Выходил он нищим на кулижку.

Старый дед на пне сухом, в дуброве,

Жамкал деснами зачёрствелую пышку.

Увидал дед нищего дорогой,

На тропинке, с клюшкою железной,

И подумал: «Вишь, какой убогой, -

Знать, от голода качается, болезный».

Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:

Видно, мол, сердца их не разбудишь...

И сказал старик, протягивая руку:

«На, пожуй... маленько крепче будешь».

В ХАТЕ

Пахнет рыхлыми драчёнами;

У порога в дежке квас,

Над печурками точеными

Тараканы лезут в паз.

Вьется сажа над заслонкою,

В печке нитки пепелиц,

А на лавке за солонкою -

Шелуха сырых яиц.

Мать с ухватами не сладится,

Нагибается низко,

Старый кот к махотке крадется

На парное молоко.

Квохчут куры беспокойные

Над оглоблями сохи,

На дворе обедню стройную

Запевают петухи.

А в окне на сени скатые,

От пугливой шумоты,

Из углов щенки кудлатые

Заползают в хомуты.

* * *

Я – пастух; мои палаты -

Межи зыбистых полей,

По горам зеленым – скаты

С гарком гулких дупелей.

Вяжут кружево над лесом

В желтой пене облака.

В тихой дреме над навесом

Слышу шепот сосняка.

Светят зелено в сутёмы

Под росою тополя.

Я – пастух; мои хоромы -

В мягкой зелени поля.

Говорят со мной коровы

На кивливом языке.

Духовитые дубровы

Кличут ветками к реке.

Позабыв людское горе,

Сплю на вырублях сучья.

Я молюсь на алы зори,

Причащаюсь у ручья.

* * *

Край ты мой заброшенный,

Край ты мой, пустырь,

Сенокос некошеный,

Лес да монастырь.

Избы забоченились,

А и всех-то пять.

Крыши их запенились

В заревую гать.

Под соломой-ризою

Выструги стропил,

Ветер плесень сизую

Солнцем окропил.

В окна бьют без промаха

Вороны крылом,

Как метель, черемуха

Машет рукавом.

Уж не сказ ли в прутнике

Жисть твоя и быль,

Что под вечер путнику

Нашептал ковыль?

* * *

Черная, потом пропахшая выть!

Как мне тебя не ласкать, не любить?

Выйду на озеро в синюю гать,

К сердцу вечерняя льнет благодать.

Серым веретьем стоят шалаши,

Глухо баюкают хлюпь камыши.

Красный костер окровил таганы,

В хворосте белые веки луны.

Тихо, на корточках, в пятнах зари

Слушают сказ старика косари.

Где-то вдали, на кукане реки,

Дрёмную песню поют рыбаки.

Оловом светится лужная голь...

Грустная песня, ты – русская боль.

* * *

Топи да болота,

Синий плат небес.

Хвойной позолотой

Взвенивает лес.

Тенькает синица

Меж лесных кудрей,

Темным елям снится

Гомон косарей.

По лугу со скрипом

Тянется обоз -

Суховатой липой

Пахнет от колес.

Слухают ракиты

Посвист ветряной...

Край ты мой забытый,

Край ты мой родной!..

РУСЬ

1

Потонула деревня в ухабинах,

Заслонили избенки леса.

Только видно, на кочках и впадинах,

Как синеют кругом небеса.

Воют в сумерки долгие, зимние,

Волки грозные с тощих полей.

По дворам в погорающем инее

Над застрехами храп лошадей.

Как совиные глазки, за ветками

Смотрят в шали пурги огоньки.

И стоят за дубровными сетками,

Словно нечисть лесная, пеньки.

Запугала нас сила нечистая,

Что ни прорубь – везде колдуны.

В злую заморозь, в сумерки мглистые

На березках висят галуны.

2

Но люблю тебя, родина кроткая!

А за что – разгадать не могу.

Весела твоя радость короткая

Я люблю над покосной стоянкою

Слушать вечером гуд комаров.

А как гаркнут ребята тальянкою,

Выйдут девки плясать у костров.

Загорятся, как черна смородина,

Угли-очи в подковах бровей.

Ой ты, Русь моя, милая родина,

Сладкий отдых в шелку купырей.

3

Понакаркали черные вороны:

Грозным бедам широкий простор.

Крутит вихорь леса во все стороны,

Машет саваном пена с озер.

Грянул гром, чашка неба расколота,

Тучи рваные кутают лес.

На подвесках из легкого золота

Закачались лампадки небес.

Повестили под окнами сотские

Ополченцам идти на войну.

Загыгыкали бабы слободские,

Плач прорезал кругом тишину.

Собиралися мирные пахари

Без печали, без жалоб и слез,

Клали в сумочки пышки на сахаре

И пихали на кряжистый воз.

По селу до высокой околицы

Провожал их огулом народ...

Вот где, Русь, твои добрые молодцы,

Вся опора в годину невзгод.

4

Затомилась деревня невесточкой -

Как-то милые в дальнем краю?

Отчего не уведомят весточкой, -

Не погибли ли в жарком бою?

В роще чудились запахи ладана,

В ветре бластились стуки костей.

И пришли к ним нежданно-негаданно

С дальней волости груды вестей.

Сберегли по ним пахари памятку,

С потом вывели всем по письму.

Подхватили тут родные грамотку,

За ветловую сели тесьму.

Собралися над четницей Лушею

Допытаться любимых речей.

И на корточках плакали, слушая,

На успехи родных силачей.

5

Ах, поля мои, борозды милые,

Хороши вы в печали своей!

Я люблю эти хижины хилые

С поджиданьем седых матерей.

Припаду к лапоточкам берестяным,

Мир вам, грабли, коса и соха!

Я гадаю по взорам невестиным

На войне о судьбе жениха.

Помирился я с мыслями слабыми,

Хоть бы стать мне кустом у воды.

Я хочу верить в лучшее с бабами,

Тепля свечку вечерней звезды.

Разгадал я их думы несметные,

Не спугнет их ни гром и ни тьма.

За сохою под песни заветные

Не причудится смерть и тюрьма.

Они верили в эти каракули,

Выводимые с тяжким трудом,

И от счастья и радости плакали,

Как в засуху над первым дождем.

А за думой разлуки с родимыми

В мягких травах, под бусами рос,

Им мерещился в далях за дымами

Над лугами веселый покос.

Ой ты, Русь, моя родина кроткая,

Лишь к тебе я любовь берегу.

Весела твоя радость короткая

С громкой песней весной на лугу.

ЧЕРЕМУХА

Черемуха душистая

С весною расцвела

И ветки золотистые,

Что кудри, завила.

Кругом роса медвяная

Сползает по коре,

Под нею зелень пряная

Сияет в серебре.

А рядом, у проталинки,

В траве, между корней,

Бежит, струится маленький

Серебряный ручей.

Черемуха душистая,

Развесившись, стоит,

А зелень золотистая

На солнышке горит.

Ручей волной гремучею

Все ветки обдает

И вкрадчиво под кручею

Ей песенки поет.

* * *

В том краю, где желтая крапива

И сухой плетень,

Приютились к вербам сиротливо

Избы деревень.

Там в полях, за синей гущей лога,

В зелени озер,

Пролегла песчаная дорога

До сибирских гор.

Затерялась Русь в Мордве и Чуди,

Нипочем ей страх.

И идут по той дороге люди,

Люди в кандалах.

Все они убийцы или воры,

Как судил им рок.

Полюбил я грустные их взоры

С впадинами щек.

Много зла от радости в убийцах,

Их сердца просты,

Но кривятся в почернелых лицах

Голубые рты.

Я одну мечту, скрывая, нежу,

Что я сердцем чист.

Но и я кого-нибудь зарежу

Под осенний свист.

И меня по ветряному свею,

По тому ль песку,

Поведут с веревкою на шее

Полюбить тоску.

И когда с улыбкой мимоходом

Распрямлю я грудь,

Языком залижет непогода

Прожитой мой путь.

КОРОВА

Дряхлая, выпали зубы,

Свиток годов на рогах.

Бил ее выгонщик грубый

На перегонных полях.

Сердце неласково к шуму,

Мыши скребут в уголке.

Думает грустную думу

О белоногом телке.

Не дали матери сына,

Первая радость не впрок.

И на колу под осиной

Шкуру трепал ветерок.

Скоро на гречневом свее,

С той же сыновней судьбой,

Свяжут ей петлю на шее

И поведут на убой.

Жалобно, грустно и тоще

В землю вопьются рога...

Снится ей белая роща

И травяные луга.

ПЕСНЬ О СОБАКЕ

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать...

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

ОСЕНЬ

Р. В. Иванову

Тихо в чаще можжевеля по обрыву.

Осень – рыжая кобыла – чешет гриву.

Над речным покровом берегов

Слышен синий лязг ее подков.

Схимник-ветер шагом осторожным

Мнет листву по выступам дорожным

И целует на рябиновом кусту

Язвы красные незримому Христу.

1914-1916

* * *

За темной прядью перелесиц,

В неколебимой синеве,

Ягненочек кудрявый – месяц

Гуляет в голубой траве.

В затихшем озере с осокой

Бодаются его рога, -

И кажется с тропы далекой -

Вода качает берега.

А степь под пологом зеленым

Кадит черемуховый дым

И за долинами по склонам

Свивает полымя над ним.

О сторона ковыльной пущи,

Ты сердцу ровностью близка,

Но и в твоей таится гуще

Солончаковая тоска.

И ты, как я, в печальной требе,

Забыв, кто друг тебе и враг,

О розовом тоскуешь небе

И голубиных облаках.

Но и тебе из синей шири

Пугливо кажет темнота

И кандалы твоей Сибири,

И горб Уральского хребта.

1915-1916

* * *

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда.

С алым соком ягоды на коже,

Нежная, красивая, была

На закат ты розовый похожа

И, как снег, лучиста и светла.

Зерна глаз твоих осыпались, завяли,

Имя тонкое растаяло, как звук,

Но остался в складках смятой шали

Запах меда от невинных рук.

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котенок, моет лапкой рот,

Говор кроткий о тебе я слышу

Водяных поющих с ветром сот.

Пусть порой мне шепчет синий вечер,

Что была ты песня и мечта,

Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан

К светлой тайне приложил уста.

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда.

1915-1916

* * *

Устал я жить в родном краю

В тоске по гречневым просторам,

Покину хижину мою,

Уйду бродягою и вором.

Пойду по белым кудрям дня

Искать убогое жилище.

И друг любимый на меня

Наточит нож за голенище.

Весной и солнцем на лугу

Обвита желтая дорога,

И та, чье имя берегу,

Меня прогонит от порога.

И вновь вернусь я в отчий дом,

Чужою радостью утешусь,

В зеленый вечер под окном

На рукаве своем повешусь.

Седые вербы у плетня

Нежнее головы наклонят.

И необмытого меня

Под лай собачий похоронят.

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам,

И Русь все так же будет жить,

Плясать и плакать у забора.

* * *

Запели тёсаные дроги,

Бегут равнины и кусты.

Опять часовни на дороге

И поминальные кресты.

Опять я теплой грустью болен

От овсяного ветерка.

И на известку колоколен

Невольно крестится рука.

О Русь – малиновое поле

И синь, упавшая в реку, -

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,

Ты на туманном берегу.

Но не любить тебя, не верить -

Я научиться не могу.

И не отдам я эти цепи,

И не расстанусь с долгим сном,

Когда звенят родные степи

Молитвословным ковылем.

* * *

Проплясал, проплакал дождь весенний,

Замерла гроза.

Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,

Подымать глаза...

Скучно слушать под небесным древом

Взмах незримых крыл:

Не разбудишь ты своим напевом

Дедовских могил!

Привязало, осаднило слово

Даль твоих времен.

Не в ветрах, а, знать, в томах тяжелых

Прозвенит твой сон.

Кто-то сядет, кто-то выгнет плечи,

Вытянет персты.

Близок твой кому-то красный вечер,

Да не нужен ты.

Всколыхнет он Брюсова и Блока,

Встормошит других.

Но все так же день взойдет с востока,

Так же вспыхнет миг.

Не изменят лик земли напевы,

Не стряхнут листа...

Навсегда твои пригвождены ко древу

Красные уста.

Навсегда простер глухие длани

Звездный твой Пилат.

Или, Или, лама савахфани,

Отпусти в закат.

1916-1917

ТОВАРИЩ

Он был сыном простого рабочего,

И повесть о нем очень короткая.

Только и было в нем, что волосы, как ночь,

Да глаза голубые, кроткие.

Отец его с утра до вечера

Гнул спину, чтоб прокормить крошку;

Но ему делать было нечего,

И были у него товарищи: Христос да кошка.

Кошка была старая, глухая,

Ни мышей, ни мух не слышала,

А Христос сидел на руках у матери

И смотрел с иконы на голубей под крышею.

Жил Мартин, и никто о нем не ведал.

Грустно стучали дни, словно дождь по железу.

И только иногда за скудным обедом

Учил его отец распевать марсельезу.

«Вырастешь, – говорил он, – поймешь...

Разгадаешь, отчего мы так нищи!»

И глухо дрожал его щербатый нож

Над черствой горбушкой насущной пищи.

Но вот под тесовым

Два ветра взмахнули

То с вешнею полымью

Взметнулся российский

Ревут валы,

Поет гроза!

Из синей мглы

Горят глаза.

За взмахом взмах,

Над трупом труп;

Ломает страх

Свой крепкий зуб.

Всё взлет и взлет,

Всё крик и крик!

В бездонный рот

Бежит родник...

И вот кому-то пробил

Последний, грустный час...

Но верьте, он не сробел

Пред силой вражьих глаз!

Душа его, как прежде,

Бесстрашна и крепка,

И тянется к надежде

Бескровная рука.

Он незадаром прожил,

Недаром мял цветы;

Но не на вас похожи

Угасшие мечты...

Нечаянно, негаданно

С родимого крыльца

Донесся до Мартина

Последний крик отца.

С потухшими глазами,

С пугливой синью губ,

Упал он на колени,

Обняв холодный труп.

Но вот приподнял брови,

Протер рукой глаза,

Вбежал обратно в хату

И стал под образа:

«Исус, Исус, ты слышишь?

Ты видишь? Я один.

Тебя зовет и кличет

Товарищ твой Мартин!

Отец лежит убитый,

Но он не пал, как трус,

Я слышу, он зовет нас,

О верный мой Исус.

Зовет он нас на помощь,

Где бьется русский люд,

Велит стоять за волю,

За равенство и труд!..»

И, ласково приемля

Речей невинных звук,

Сошел Исус на землю

С неколебимых рук.

Идут рука с рукою,

А ночь черна, черна!..

И пыжится бедою

Седая тишина.

Мечты цветут надеждой

Про вечный, вольный рок.

Обоим нежит вежды

Февральский ветерок.

Но вдруг огни сверкнули...

Залаял медный груз.

И пал, сраженный пулей,

Младенец Иисус.

Слушайте:

Больше нет воскресенья!

Тело его предали погребенью:

На Марсовом

А там, где осталась мать,

Где ему не бывать

Сидит у окошка

Старая кошка,

Ловит лапой луну...

Ползает Мартин по полу:

«Соколы вы мои, соколы,

Кто-то давит его, кто-то душит,

Палит огнем.

Но спокойно звенит

За окном,

То погаснув, то вспыхнув

Железное

«Рре-эс-пу-у-ублика!»

Искусство почти всегда отражает действительно происходящие исторические события. Весь XIX век, в особенности вторая его половина, связан с духовно нравственными исканиями, как в душе человека, так и в общенациональной жизни, с поиском новых жанровых форм. И художник старался встать «с веком наравне» (Пушкин). Именно поэтому во второй половине XIX века, времени критического реализма, искусство становится выразителем передовых интересов общества. Таким образом, в живописи впервые появляется русский национальный пейзаж.

«Раздолье, простор, угодье, рожь. Божья благодать, русское богатство» (И. И. Шишкин, надпись на эскизе одной из картин). Выбирая самые что ни на есть прозаические виды, русские художники второй половины XIX века (А. Саврасов, И. Шишкин, Ф. Васильев) старались передать жизнь такой, какая она есть, в самом обыкновенном ее состоянии. Русский пейзаж в литературе появился гораздо раньше. Занял он прочное место и в литературе второй половины XIX века. Так, природа в произведениях И. С. Тургенева являет собой живой и всеобъемлющий образ, это как бы еще один герой в системе персонажей.

В экспозиции романа «Отцы и дети» начальный пейзаж, изображающий бедность, нищету, предопределяет тему всего произведения, приводит к мысли о необходимости искоренения, изменения тех порядков, которые породили такое запустение.

«Нет, – подумал Аркадий, – небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием, нельзя, нельзя ему так оставаться, преобразования необходимы… но как их исполнить, как поступить?» Даже само противоборство «белого призрака» безотрадной, бесконечной зимы «с весенним красным днем» есть уже предопределение конфликта, столкновение двух взглядов, столкновение «отцов» и «детей», смены поколений.

Однако затем картина весеннего пробуждения природы вносит в роман светлую, бодрую ноту надежды на обновление Отечества, своей Родины. Хотя мысли о перемене и «улетучиваются» из головы Аркадия, «весна все же берет свое». Но даже в этом радостном пейзаже по-разному показано значение этой весны в жизни героев различных поколений. Если Аркадий рад «чудесному – сегодняшнему – дню», то Николаю Петровичу лишь вспоминаются стихи Александра Сергеевича Пушкина, которые, хотя и прерваны на страницах романа Евгением Базаровым, раскрывают его душевное состояние и настроение:

• Быть может, в мысли нам приходит
• Средь поэтического сна
• Иная, старая весна…
• («Евгений Онегин», гл. VII)

Все его мысли устремлены в прошлое, поэтому единственной дорогой для потерявшего «историческое зрение» Николая Петровича становится «дорога воспоминаний». Вообще сквозь все повествование проходит образ дороги. Пейзаж передает ощущение простора, незамкнутости пространства. Не случайно герои так много путешествуют. Гораздо чаще мы видим их в саду, аллее, дороге… – на лоне природы, нежели в ограниченном пространстве дома. И это приводит к широкомасштаб-ности проблематики в романе: такой целостный и разносторонний образ России, показанный в «пейзажных зарисовках» (вспомним Ф. Тютчева: «Эти бедные селенья, Эта бедная природа»), полнее раскрывает общечеловеческое в героях.

Усадьба Николая Петровича словно его двойник (традиция Гоголя, отождествлявшего в «Мертвых душах» «хозяйство» с духовным миром помещика). Николаю Петровичу не удается претворить в жизнь хорошие задумки. Несостоятельность его как владельца имения контрастирует с его человечностью. Тургенев симпатизирует ему, и беседка, «разросшаяся» и благоухающая, есть символ его чистой души. Сад Одинцовой – «аллея» стриженых елок, цветочные «оранжереи» – создает впечатление искусственной жизни. Действительно, вся жизнь этой женщины «катится как по рельсам», размеренно и однообразно. Образ «неживой природы» перекликается с внешним и духовным обликом Анны Сергеевны. Вообще место жительства, по Тургеневу, всегда откладывает отпечаток на жизнь героя. Так, Базаров, сравнивавший в разговоре с Одинцовой людей с деревьями, рассказывает Аркадию о своем детском талисмане – осине на краю ямы. Это и есть прообраз, двойник его жизни.

Одинокий, гордый, озлобленный, до удивления похож он на это дерево. Все герои романа проверяются отношением к природе. Базаров отрицает природу как источник эстетического наслаждения. Воспринимая ее материалистически («природа не храм, а мастерская, а человек в ней работник»), он отрицает взаимосвязь природы и человека. И слово «небо», написанное у Тургенева в кавычках и подразу
мевающее собой высшее начало, горний мир, Бога, не существует для Базарова, поэтому его и не может принять великий эстет Тургенев.

Одинцова, как и Базаров, равнодушна к природе. Ее прогулки по саду всего лишь часть жизненного уклада, это что-то привычное, но не очень важное в ее жизни. Для Николая Петровича природа – источник вдохновения, самое важное в жизни. Он гармоничен, ибо един с «натурой». Именно поэтому все события, связанные с ним, происходят на лоне природы.

И.С. Тургенев — мастер пейзажных описаний, под его пером созданы замечательные картины русской природы. «Записки охотника» — это не только картина русских национальных типов, но и картина русской природы, которая окружает героев «Записок».

Итак, когда был написан роман? В 60-е годы XIX столетия. Какое событие стало самым важным в общественной жизни России в этот период? Конечно, отмена крепостного права, которая не только изменила жизнь помещиков и бывших крестьян, но и породила новые идеи, теории.

Русский пейзаж в произведении «Отцы и дети», о роли которого немало написано критических статей, является едва ли не главным образом в романе. Тем не менее сама книга создана писателем, проведшим большую часть своей жизни за границей.

Замысел романа появился у него во время пребывания в Англии. Основная сюжетная линия пришла в голову Тургеневу после небольшой, но очень значительной ссоры с Добролюбовым, который, по мнению многих литературоведов, является прототипом Евгения Базарова.

Роман посвящен новому человеку. Человеку, который не признает помещичьих традиций, убежден, что представители старшего поколения живут неправильно, глупо.

Бедные деревеньки

Аркадий, хотя и подражает Базарову, видит красоту, которая его окружает. Евгений же полагает, что все эти рассказы о любви, неважно к кому, к женщине или родному краю, не что иное, как романтизм (этому слову он придает нарочито негативный оттенок). Автор тем временем говорит о речках с обрывистыми берегами, прудах с худыми плотинами, низких, покосившихся избенках.

В чем же роль пейзажа в романе «Отцы и дети»? Неужели, изображая нищую русскую деревню, Тургенев испытывал к ней презрение? Едва ли. Писатель любил свою родину, хотя многое его в ней не устраивало. Согласно документальным источникам, именно поэтому он так часто уезжал за границу. В помещичьих кругах в середине XIX века царили косность, ограниченность. Отмена крепостного права не сильно повлияла на мировоззрение русских дворян.

Видеть недостатки своих соотечественников - не значит не любить Родину. Замечать нищету русской деревни - не значит не ценить красоту родного пейзажа. Даже современные читатели, открывая романа «Отцы и дети», созданный более полутора века назад, понимают боль автора. Русская провинция сочетает в себе красоту и уродство, богатство и нищету, яркие живописные пейзажи и страшные картины запустения.

Неисправимый романтик

Вернемся к Николаю Петровичу - герою, который, в отличие от многих других в произведении Тургенева, обрел счастье. К персонажу, вызывавшему пренебрежение Базарова лишь только потому, что читал Пушкина и играл на виолончели.

Николай Петрович имел обыкновение любоваться пейзажем. Ведь он был романтиком. Однажды, в тот самый день, когда возвращается его сын, Кирсанов видит освещенную солнцем рощу, голубое бледное небо. Его охватывают воспоминания об умершей жене. Николая Петровича посещает ностальгия. А вечером, взглянув на небо, он любуется звездами, при этом грустит.

Базаров

Какова роль пейзажа в «Отцах и детях»? Это средство выразительности дает полную характеристику героям. Николай Петрович видит красоту природы. Аркадий украдкой любуется полями и заходящим солнцем. Для Базарова прекрасный русский пейзаж — это всего лишь пустяки.

В жизни молодого врача имеют значение исключительно научные исследования. К речке он ходит не для того, чтобы насладиться красотой утреннего пейзажа. Он отправляется на водоем, дабы раздобыть лягушек, которые необходимы ему для опытов.

Базаров не слышит утреннее пение птиц, а серые ивы, печально наклонившиеся у пруда, не вызывают у него эмоций. Но все же он не окончательный циник. Как бы ни пытался Базаров убить в себе романтика, он видит и чувствует прекрасное.

Павел Петрович

Этот герой совсем не похож на своего брата. Он, в отличие от Николая Петровича, романтиком не был рожден. В тот день, когда его брат был зачарован красотой ночного неба, он тоже неспешно прогуливался по саду. Однако в этой сцене пейзаж служит тонким лирическим комментариям. Павлу Петровичу было тяжело жить, значительно тяжелее, чем он сам полагает.

Немалую роль сыграло описание природы в сцене дуэли Кирсанова и Базарова. Нелепость этого поединка оттеняет свежий утренний пейзаж: мелкая роса, небесная глазурь, курчавые облака-барашки. Тургенев использовал пейзаж для передачи различных оттенков душевного состояния своих героев.

Сельское кладбище

Трагедия главного героя романа «Отцы и дети» заключается в безграничном одиночестве. Он попытался быть циничным и максимально здравомыслящим. Не признавал чувствительности и романтизма. Все же однажды Базаров влюбился. Его чувство осталось безответным. Одинцова отвергла Евгения, она боялась менять свой привычный уклад жизни. Базаров вскоре заболел, и только перед смертью осознал нелепость своих взглядов.

Нигилист похоронен на маленьком сельском кладбище. Этот унылый пейзаж подчеркивает одиночество, от которого он страдал при жизни. На могилу к нему приходят старики, которые очень любили своего странного, но талантливого сына. Однако даже родители не понимали Базарова. Заключительный пейзаж в произведении Тургенева проникнут скорбными раздумьями и лирической печалью. В этом описание автор внес собственную оценку Базарова и его дела. Все в этой жизни преходящее. Вечна лишь природа, красоту которой яростно отвергал гордый нигилист.

Роль природы в романе «Отцы и дети»

С самого начала своего творчества, с “Записок охотника”, Тургенев прославился как мастер пейзажа. Критика единодушно отмечала, что пейзаж у Тургенева всегда подробен и верен, он смотрит на природу не просто взглядом наблюдателя, но знающего человека. В то же время пейзажи Тургенева не просто натуралистически верны и подробны, но они также всегда психологичны и несут определенную эмоциональную нагрузку.

Первый пейзаж в романе “Отцы и дети” -- во время поездки Аркадия, Базарова и Николая Петровича в Марьино -- несет на себе определенную социальную нагрузку. Он не только вводит читателя в суть дел в имении Кирсановых. Этот пейзаж также исторически конкретен: с помощью нескольких фраз Тургенев смог изобразить все проблемы России в эпоху перед отменой крепостного права в 1861 году. “Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках. Исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей -- и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня, вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами”. Можно предположить, что жизнь крестьянина сравнивается с “безотрадной, бесконечной” зимой.

Но тургеневский пейзаж не только социален, но и психологичен. Очень часто внутренний мир героев воссоздается им не прямо, а через обращение к природе, которую в данный момент воспринимает человек. И дело здесь не только в том, что сам пейзаж способен определенным образом воздействовать на настроение героя, а еще в том, что герой очень часто находится в состоянии гармонии с природой и состояние природы становится его настроением. Этот прием позволяет Тургеневу воспроизвести тонкие, трудновоспроизводимые, но в то же время наиболее интересные черты характера героя.

“Так размышлял Аркадий. А пока он размышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка. повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки. Аркадий глядел, глядел и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления. Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял”.

О внутреннем мире Аркадия можно сказать кратко, так как настроение героя и основной эмоциональный тон уже заданы и определены описанием майской природы. Итак, один из наиболее тонких приемов тургеневского психологизма -- изображение эмоционального состояния героев через аналогию с состоянием, “построением” природы.

У Тургенева часто пейзаж ставит последнюю точку в повествовании, как бы подводит эмоциональный итог всей жизни героев. Таков пейзаж не только в романе “Отцы и дети”, но и в романе “Дворянское гнездо”.

В “Отцах и детях” заключительный момент эпилога (XXVIII главы) -- описание природы сельского кладбища -- является окончательным доказательством несостоятельности базаровской теории. С помощью природы автор выносит окончательный вердикт нигилизму: все его принципы несостоятельны (не выдерживают проверки жизнью) и будут погребены, как один из их носителей -- Базаров, и лишь природа будет вечно напоминать о “великом спокойствии”, “о вечном примирении и о жизни бесконечной”.

Однако в “Отцах и детях” природа играет не только эстетическую, но и идейную роль.

Для Тургенева природа была важной и безусловной жизненной ценностью, поэтому способность воспринимать ее чутко, эстетически любоваться ею и чувствовать себя частью природы характеризует обыкновенно лишь положительных героев. Через отношение персонажа к природе выражается авторская оценка этого персонажа и его характера.

Природа в “Отцах и детях” становится объектом для полемики не столь явной, как полемика об аристократии или русском мужике, но не менее значимой для характеристики героев романа.

Так, Базаров со свойственной ему категоричностью отвергает эстетическое любование природой, как и все то, что он называет “романтизмом”. Для него природа не храм, а мастерская, а человек в ней работник. Для Базарова характерно не эстетическое, а утилитарное восприятие природы. В этом, по мнению Тургенева, сказывается ущербность нигилизма вообще и характера Базарова в частности.

Заметим, что природа у Тургенева часто лечит душевные раны героев, помогает им справляться с трудностями, тяжелым душевным состоянием. Базарову же такого утешения и примирения через природу с жизнью не дано -- природа как бы мстит ему за равнодушие. (Когда ему было плохо, “он отправлялся в лес и ходил по нему большими шагами, ломая попадавшиеся ветки и браня вполголоса и ее и себя.”.) Но Тургенев показывает, что Базаров еще не совсем “пропащий” человек, в его душе еще есть место прекрасному. Так, в разговоре с Аркадием на сеновале он вспоминает осину из своего детства, в разговоре с отцом он говорит: “Я, как подъезжал сюда, порадовался на твою березовую рощицу, славно вытянулась”. Уже то, что он заговаривает об этом, позволяет считать, что его душа не так черства, как он старается показать.

Не один Базаров в романе проходит проверку природой. Задушевное к ней отношение характерно, например, для Аркадия, что, по мнению Тургенева, выгодно отличает его от Базарова и показывает, что суровость нигилизма для Аркадия была лишь подражательной маской, а на самом деле он очень мягкий и душевно чуткий человек.

В отношении к природе сопоставляются братья Кирсановы. Поэтическая природа летнего вечера аккомпанирует размышлениям и чувствам Николая Петровича. Он чутко чувствует и глубоко понимает природу. Он долго бродит по вечернему саду, всей душой ощущая его очарование: “Он не в силах был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустью, с этою тревогой.” А вот для душевного состояния Павла Петровича та же самая природа предстает уже по- другому. Она не рождает для него никакого эмоционального отзвука: “Павел Петрович дошел до конца сада, и тоже задумался, и тоже поднял глаза к небу. Но в его прекрасных темных глазах не отразилось ничего, кроме света звезд. Он не был рожден романтиком, и не умела мечтать его щегольски - сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа”.

Таким образом, в произведениях Тургенева пейзаж -- это не только прием, позволяющий создать определенное эмоциональное настроение, но и одна из важнейших, бесспорных жизненных ценностей, отношением к которой проверяется человек

Философский смысл пейзажа в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»

Мне не нужно ни богатой природы,

ни великолепной композиции,

ни эффектного освещения, никаких

чудес, дайте мне хоть лужу грязную,

да чтобы в ней правда была, поэзия,

а поэзия во всем может быть -- это

дело художника.

Третьяков из письма художнику А. Г. Горавскому;

ок. 1861 года

Искусство почти всегда отражает действительно происходящие исторические события. Весь ХIХ век, в особенности вторая его половина, связан с духовно нравственными исканиями, как в душе человека, так и в общенациональной жизни, с поиском новых жанровых форм. И художник старался встать «с веком наравне.» (Пушкин). Именно поэтому во второй половине ХIХ века, времени критического реализма, искусство становится выразителем передовых. интересов общества. Таким образом, в живописи впервые появляется русский национальный пейзаж.

«Раздолье, простор, угодье, рожь. Божья благодать, русское богатство» (И. И. Шишкин, надпись на эскизе одной из картин). Выбирая самые что ни на есть прозаические виды, русские художники второй половины ХIХ века (А. Саврасов, И. Шишкин, Ф. Васильев) старались передать жизнь такой, какая она есть, в самом обыкновенном ее состоянии. Русский пейзаж в литературе появился гораздо раньше. Занял он прочное место и в литературе второй половины ХIХ века. Так, природа в произведениях И. С. Тургенева являет собой живой и всеобъемлющий образ, это как бы еще один герой в системе персонажей.

Экспозиции романа «Отцы и дети» начальный пейзаж, изображающий бедность, нищету, предопределяет тему всего произведения, приводит к мысли о необходимости искоренения, изменения тех порядков, которые породили такое запустение.

«Нет, -- подумал Аркадий, -- небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием, нельзя, нельзя ему так оставаться, преобразования необходимы.., но как их исполнить, как поступить?» Даже само противоборство «белого призрака» безотрадной, бесконечной зимы «с весенним красным днем» есть уже предопределение конфликта, столкновение двух взглядов, столкновение «отцов» и «детей», смены поколений.

Однако затем картина весеннего пробуждения природы вносит в роман светлую, бодрую ноту надежды на обновление Отечества, своей Родины, Хотя мысли о перемене и «улетучиваются» из головы Аркадия, «весна все же берет свое». Но даже в этом радостном пейзаже по-разному показано значение этой весны в жизни героев различных поколений. Если Аркадий рад «чудесному -- сегодняшнему -- дню», то Николаю Петровичу лишь вспоминаются стихи Александра Сергеевича Пушкина, которые, хотя и прерваны на страницах романа Евгением Базаровым, раскрывают его душевное состояние и настроение:

Быть может, в мысли нам приходит

Среды поэтического сна

Иная, старая весна...

«Евгеий Онегин», гл. УII)

Все его мысли устремлены в прошлое, поэтому единственной дорогой для потерявшего «историческое зрение» Николая Петровича становится «дорога воспоминаний». Вообще сквозь все повествование проходит образ дороги. Пейзаж передает ощущение простора незамкнутости пространства. Не случайно герои так много путешествуют. Гораздо чаще мы видим их в саду, аллее, дороге... -- на лоне природы, нежели в ограниченном пространстве дома. И это приводит к широкомасштабности проблематики в романе: такой целостный и разносторонний образ России, показанный в «пейзажных зарисовках» (вспомним Ф. Тютчева: «Эти бедные селенья, / Эта бедная природа»), полнее раскрывает общечеловеческое в героях.

Усадьба Николая Петровича словно его двойник (традиция Гоголя, отождествлявшего в «Мертвых душах» «хозяйство» с духовным миром помещика). Николаю Петровичу не удается претворить в жизнь хорошие задумки. Несостоятельность его как владельца имения контрастирует с его человечностью. Тургенев симпатизирует ему, и беседка, «разросшаяся» и благоухающая, есть символ его чистой души. Сад Одинцовой -- «аллея» стриженых елок, цветочные «оранжереи» -- создает впечатление искусственной жизни. действительно, вся жизнь этой женщины «катится как по рельсам», размеренно и однообразно. Образ «неживой природы» перекликается с внешним и духовным обликом Анны Сергеевны. Вообще место жительства, по Тургеневу, всегда откладывает отпечаток на жизнь героя. Так, Базаров, сравнивавший в разговоре с Одинцовой людей с деревьями, рассказывает Аркадию о своем детском талисмане -- осине на краю ямы. Это и есть прообраз, двойник его жизни. Одинокий, гордый, озлобленный, до удивления похож он на это дерево. Все герои романа проверяются отношением к природе. Базаров отрицает природу как источник эстетического наслаждения. Воспринимая ее материалистически («природа не храм, а мастерская, а человек в ней работник»), он отрицает взаимосвязь природы и человека. И слово «небо», написанное у Тургенева в кавычках и подразумевающее собой высшее начало, горний мир, Бога, не существует для Базарова, поэтому его и не может принять великий эстет Тургенев.

Одинцова, как и Базаров, равнодушна к природе. Ее прогулки по саду всего лишь часть жизненного уклада, это что-то привычное, но не очень важное в ее жизни. Для Николая Петровича природа - источник вдохновения, самое важное в жизни. Он гармоничен, ибо един с «натурой». Именно поэтому все события, связанные с ним, происходят на лоне природы.

Павел Петрович не понимает природы, его душа, «сухая в страстная», может лишь отражать, но отнюдь не взаимодействовать с ней. Он, как и Базаров, не видит «неба», Катя и Аркадий по-детски влюблены в природу, хотя Аркадий и пытается это скрыть.

Настроения и характеры героев тоже подчеркиваются пейзажем. Так, Фенечка, «такая свеженькая», показана на фоне летнего пейзажа, а Катя и Аркадий так же молоды и беззаботны, как окружающая их природа. Базаров, как ни отрицает природу («Природа навевает молчание сна»), все же подсознательно един с ней. Именно в нее отправляется он, чтобы понять себя. Он злится, негодует, однако именно природа становится немым свидетелем его переживаний, только ей он может довериться.

Описанием летнего вечера (в УI главе) Тургенев показывает, как глубоко и сильно действует природа на человека. «Как хорошо. Боже мой!» -- думал Николай Петрович, и память его вновь воскрешает в воображении «дела давно минувших дней».

Тесно связывая природу с душевным состоянием героев, Тургенев определяет одной из основных функций пейзажа психологическую. Природа в романе делит все на живое и неживое, естественное для человека и нет. Поэтому описание «славного, свежего утра» перед дуэлью указывает на то, как все суетно перед величием и красотой природы. Сама дуэль представляется в сравнении с этим утром «экою глупостью». А лес, под которым во сне Базарова подразумевался Павел Петрович, сам по себе есть символ. Лес, природа -- все то, от чего отказывается Базаров, есть сама жизнь. Поэтому-то смерть его неизбежна. Последний пейзаж -- это «реквием» по Базарову. Лирической печалью и скорбными раздумьями наполнено все описание сельского кладбища, на котором похоронен Базаров. Пейзаж этот носит философский характер. Автор задумывается о вечной жизни и вечной природе, которая дает успокоение и позволяет Базарову примириться с жизнью. Природа у Тургенева человечна, она помогает развенчать теорию Базарова, выражает «высшую волю», поэтому человек должен стать ее продолжением и хранителем «вечных» законов. Пейзаж в романе не только фон, но философский символ, пример правильной жизни.

Это поэзия трагическая, основанная на том ощущении «собственного ничтожества», которое так «смердело» Базарову. Скупые и злые реплики Базарова на эту тему развернуты и доведены в «Довольно», как и в «Призраках» до ясности и отточенности философских определений и афоризмов. Представление о жизни как о трагикомической борьбе человека с «неизменяемым и неизбежным», мотивы тщеты и суетности человеческих стремлений к счастью звучат в этих повестях еще сильнее, чем в прежних, но, так же как в прежних, они уравновешиваются ничем неистребимым стремлением «бежать за каждым новым образом красоты, ...ловить каждое трепетание ее тонких и сильных крыл» Тургенев И.С. Собрание сочинений и писем: в 12-ти т. - М.,1981. Т. 7. - С. 226..