Предлагаем вам рассмотреть одну из сказок Салтыкова-Щедрина - "Медведь на воеводстве". Анализ ее, представленный в этой статье, поможет вам понять смысл этого произведения. Мы расскажем о том, какие идеи Салтыкова-Щедрина отразились в нем. Кроме того, вы познакомитесь с основными персонажами сказки "Медведь на воеводстве". Анализ наш начнем с краткого рассказа об общих Салтыкова-Щедрина. Это необходимо, чтобы лучше понять интересующее нас произведение.
Общая характеристика сказок Салтыкова-Щедрина
Прежде всего, следует отметить, что эти произведения написаны скорее для взрослых, нежели для детей. Писатель в подзаголовке к ним указал, что это "сказки для взрослых". Но что заставило Михаила Евграфовича обратиться к этому жанру? Вероятно, используемый в сказках, является наиболее подходящей формой для выражения его резких высказываний и мыслей, представленных в виде сатиры.
В этих произведениях Салтыков-Щедрин продолжает развивать свои излюбленные темы, воплотившиеся в полной мере в его произведении "История одного города". Что же это за темы? С одной стороны, это резкая критика российской власти, сатира на нее, а с другой - сатира на весь русский народ.
"Вступление" к сказке
"Медведь на воеводстве" - это сказка, созданная в 1884 г. Она включает в себя 3 коротких рассказа, являющихся подражанием исторической хронике, пародией на нее. Небольшое "вступление" предшествует описанию службы 3 воевод Топтыгиных. В нем обозначена тема, которая связывает в одно целое эти истории из сказки "Медведь на воеводстве". Анализ правления каждого из воевод представлен ниже.
Салтыков-Щедрин считал, что история состоит из ряда больших и кровавых злодеяний, которые правители совершили над своим народом. Писатель, иронизируя, отмечает, что мелкие злодеяния не являются достойными внимания истории и, следовательно, летописца.
Топтыгин Первый
В первой новелле рассказывается о "служаке-звере", направленном "в дальний лес" на воеводство. Медведь, появившись в вотчине, сразу же устроил кровопролитие. Неизвестно, что заставило правителя принять это решение. Ведь его нельзя было назвать злым. Он был "так, скотина". Автор именно так отзывается о внутренней сути всех властьпридержащих. Они не злодеи, однако скотины порядочные.
Но планам правителя Топтыгина Первого осуществиться было не суждено. Он разрушил свою репутацию и карьеру самым решительным образом. Со сна случайно он съел Чижика, которого принял за "внутреннего супостата". Чижик этот был "мелкой пташкой", хотя и умной. И Топтыгина погубило это "злодеяние". Каждый начал указывать воеводе на этот его поступок.
Почему разжаловали Топтыгина
Топтыгина упрекали вовсе не за загубленную им невинную душу. Самое страшное во всей этой истории заключалось в сути обвинения. Оказывается, он "не оправдал надежд" своего народа. Ведь "добрые люди" ждали от него больших кровопролитий, а он всего-навсего Чижика съел! Вот как народ относится к власти. Люди настолько привыкли к зверствам начальства, что ожидают именно их. Если же у правителя не получается никаких жестокостей, народ даже разочаровывается в нем.
Так была окончательно загублена карьера Топтыгина. Даже кровопролития, учиненные им после этого случая, для того чтобы загладить "вину", не помогли. Начальство, Осел и Лев, так и не забыли "грех" Топтыгина. Вот таким был этот медведь на воеводстве. Анализ сказки по плану продолжается описанием деятельности следующего правителя.
Топтыгин Второй
Топтыгин Второй - так звали нового правителя. Необходимо отметить, что несколько умнее первого был второй медведь на воеводстве. Анализ его деятельности весьма любопытен. заранее придумал план "кампании", которую решил реализовать. Однако оказавшись на месте, Топтыгин Второй понял, что все уже разгромлено до него. Ни университетов, ни типографии не оказалось в его вотчине. Что же было делать бедному правителю? Как он мог прославиться, проявить себя? И Топтыгин решил взяться за физическое уничтожение своих подопечных. Однако мужикам не понравилась его идея. Они наказали Топтыгина, сняв с него шкуру. Анализ сказки "Медведь на воеводстве" показывает, что и народное терпение имеет пределы. На это указывает история второго медведя.
"Деятельность" Топтыгина Третьего
Писатель далее вопрошает, что же остается делать воеводам. Как они могут проявить себя? Самый верный способ отыскал Топтыгин Третий из сказки "Медведь на воеводстве". Он решил, что "натуральные" кровопролития - лучшие из всех. Этот Топтыгин проспал в берлоге весь свой век, пустив на самотек жизнь народа. В его вотчине за это время были "натуральные" происшествия и жертвы, однако это только укрепляло авторитет воеводы. Лежа в берлоге, Топтыгин Третий получал поощрения от вышестоящего начальства. Кроме того, народ, согласно обычаю, нес своему "хозяину" подати, надеясь задобрить его.
Участь Топтыгина Третьего
И все бы шло своим чередом тихо и мирно. Жизнь в вотчине еще долгие годы была бы такой же неизменной и беспросветной. Однако автор заканчивает свою третью новеллу произведения "Медведь на воеводстве" тем, что мужики-лукаши явились в трущобу, и Топтыгин вышел из берлоги в поле. Правитель разделил судьбу "всех Скорее всего, в этой фразе заключены скорее не реальность и истина, а надежды писателя. Это и чаяния автора, и призыв к действию.
К чему призывает автор
Салтыков-Щедрин ("Медведь на воеводстве") призывает простой народ встать на защиту своей жизни и своих прав. Безусловно, в сказке используется иносказание, и под масками Топтыгиных изображены люди. В произведении описаны те проблемы и вопросы, с которыми пришлось столкнуться российскому обществу в конце 19 века. Они волновали автора, который с помощью иносказания, иронии, сатиры пытается открыть людям глаза на актуальные проблемы. Писатель также предлагает выход из сложившейся ситуации. Надо полагать, что именно к революции призывает Салтыков-Щедрин. "Медведь на воеводстве" - отличный образец сатиры Михаила Евграфовича, который не мог закрыть глаза на общественные проблемы.
М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН
МЕДВЕДЬ НА ВОЕВОДСТВЕ
“Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории”. А мелкие злодейства даже современники бранят.
Топтыгин 1-й
Топтыгин первый так хотел попасть на скрижали Истории, что забыл о том, что умел берлоги строить, а “все на одно поворачивал: “Кровопролитиев… кровопролитиев… вот чего нужно!” Лев за эту жажду крови произвел медведя в майорский чин и отправил в дальний лес воеводой. Только прибыл – решил назавтра кровопролитие учинить. А в ожидании выпил ведро водки и улегся на полянке спать. На беду летел мимо Чижик, принял медведя за чурбан, сел на него и запел. Медведь с похмелья и не разобрался, что это за “внутренний супостат”, а просто взял и съел Чижика.
За это чересчур уж мелкое злодейство стал Топтыгин посмешищем всего леса. И ворона, и лягушка, и даже комар дразнили его из-за кустов: “Дурень ты, дурень! Чижика съел!” Медведь, чтобы оправдаться в глазах начальства, разрушил ночью типографию, а “произведения ума человеческого в отхожую яму закопал”. Но было уже поздно… Лев не поверил, что способен на такие подвиги тот самый Топтыгин, “которой маво Любимова Чижика сиел!” (автор воспроизводит безграмотную орфографию Льва).
Топтыгин 2-й
В другой лес был послан другой воевода, тоже Топтыгин. Тот решил начать с крупных злодеяний, но не было в том лесу ни типографии, ни университета, ни академиков – всех уже до Топтыгина уничтожили. Чем же отличиться? Забрался медведь во двор к мужику, задрал лошадь, корову, свинью, пару овец и полез на крышу. Гнилая крыша провалилась – попался медведь! Облапил обломок бревна и ревет – упасть боится. Мужики собрались и прикончили медведя: “Ишь, анафема! Перед начальством выслужиться захотел, а мы через это пропадать должны!”
С тех пор в лесной Истории подразделение злодейств на блестящие и срамные (по величине) упразднилось, и все злодейства стали считаться срамными.
Топтыгин 3-й
Третий Топтыгин был поумней: он уразумел, что ни больших, ни малых злодеяний совершать не разрешается. Прибыл в лес и залег в берлогу, о правах рассуждает: “Даже у белки, и у той нынче права! Дробину тебе в нос – вот какие твои права!” Так размышляя, он на деле в управление не вступал – и все в лесу шло своим чередом. Кто-то ел, кого-то ели – происходили “натуральные” злодейства. Осознав, что и без него “злодейство само собой сделается”, медведь решил выходить из берлоги только “для получения присвоенного содержания”. Порядки в лесу ни разу за это время нарушены не были. Лев производил Топтыгина все в более высокие чины: в подполковники, в полковники и наконец…
Явились мужики с рогатиной, выгнали медведя из берлоги в поле. “И постигла его участь всех пушных зверей”.
Комментарий. В сказке “Пропала совесть” писатель показывает падение морали в буржуазно-дворянском обществе. В этом обществе жить и богатеть возможно, только лишившись совести. Деморализация зашла настолько далеко, что те, кто не обманывает и не берет взяток, вызывают насмешки среди тех, кто привык находиться под гнетом власть имущих. Интересен финал сказки, где писатель выражает веру в новые поколения, которые способны бороться за светлые идеалы, руководствуясь именно совестью.
Сказка “Премудрый пискарь” написана вскоре после разгрома народовольцев. Интеллигенцией овладели малодушие и трусость. Сатирическая критика писателя обращена против этого малодушия, против тех, кто прячется в норы от действительности. Но звучание сказки и до сих пор актуально – таким “пискарем” выглядит всякий, кто отказывается бороться со злом, кто живет по принципу “моя хата с краю”.
В сказке “Медведь на воеводстве” выведены последовательно три Топтыгина – злой, ретивый и добродушный. На примере двух первых сатирик показал, какой неограниченный простор для злоупотреблений открывала правительственная система самодержавия. Третий Топтыгин в дела не вмешивался, хотя от дани не отказывался, но ничего в лесу существенным образом не изменилось. Выходит, дело не в злоупотреблениях властью, а в самом принципе самодержавной системы, при которой народ просто обречен на страдания. Комментаторы отмечают, что в тексте содержится ряд злободневных намеков – так, в образе безграмотного Льва угадывается личность Александра III.
(No Ratings Yet)
- Великий, грозный житель лесов. Герой многих сказок и легенд. Все это о нем – Медведе. Один его вид заставляет трепетать даже самых храбрых, а его грозный рев приводит к полному...
- М. Е. Салтыков-Щедрин выступал непримиримым критиком самодержавия. В его сказках перед читателем возникают знакомые образы старой России: правители-самодуры (“Бедный волк”, “Медведь на воеводстве”), жестокие эксплуататоры (“Дикий помещик”, “Повесть о том,...
- Салтыков-Щедрин – один из величайших сатириков мира. Всю свою жизнь он посвятил борьбе за освобождение русского народа, критикуя в своих произведениях самодержавие и крепостничество, а после реформы 1861 года –...
- Сказки подводят итог всему сатирическому творчеству Салтыкова-Щедрина. В сказках показаны все стороны общественной и политической жизни России 60-80-х годов ХГХ века. Салтыков-Щедрин разоблачал социальное неравенство, произвол самодержавия, жестокую эксплуатацию народа....
- Евгений Львович Шварц Обыкновенное чудо Пьеса-сказка (1956) Усадьба в Карпатских горах. Здесь, женившись и решив остепениться и заняться хозяйством, поселился некий волшебник. Он влюблен в свою жену и обещает ей...
- “Сказки” Салтыкова-Щедрина не случайно называют итоговым произведением автора. В них со всей остротой подняты те проблемы России 60-80 гг. XIX века, которые волновали передовую интеллигенцию. В спорах о дальнейших путях...
- Сказки Салтыкова-Щедрина обычно определяют как итог творчества великого сатирика. И такой вывод в какой-то мере оправдан. Сказки хронологически завершают собственно сатирические произведения писателя. Как жанр щедринская сказка постепенно вызревала в...
- АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Алан Александер Милн (Alan Alexander Milne) Винни-Пух и все-все-все (Winnie-the-Pooh) Повесть-сказка (1926) Винни-Пух – плюшевый медвежонок, большой друг Кристофера Робина. С ним происходят самые разные истории. Однажды, выйдя...
- Идейно-художественное своеобразие сказок Салтыкова-Щедрина Сказки – итог творчества писателя. Три из них написаны в 60-е гг. (“Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил”, “Дикий помещик”, “Пропала совесть”), остальные...
- ИЗ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА М. Б. Салтыков-Щедрин Идейно-художественное своеобразие сказок Сказки – итог творчества писателя. Три из них написаны в 60-е гг. (“Повесть о том, как один мужик двух...
- Самуил Яковлевич Маршак Двенадцать месяцев Драматическая сказка (1943) В зимнем лесу волк беседует с вороном, белки играют с зайцем в горелки. Их видит Падчерица, которая пришла в лес за хворостом...
- АМЕРИКАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Джеймс Фенимор Купер (James Fenimore Cooper) Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе (The last of the Mohicans) Роман (1826) В войнах между англичанами и французами за...
- Любимый уголок природы Летом в сосновом бору. Каждое лето я провожу в деревне у бабушки и очень люблю бывать в сосновом бору. Он начинается сразу за нашим домом. В этом...
- Вот и пришло долгожданное лето! После холодной зимы так хочется тепла, ласкового солнца. Наконец можно проводить свое свободное время на природе и наслаждаться окружающим миром. В теплые солнечные дни так...
- Многие любители искусства знают потрясающие картины Исаака Левитана. Больше всего поражают его пейзажи. Они настолько правдоподобны и реалистичны, что когда на них смотришь, то переносишься именно в то место. Будь...
- Сказка – ложь, да в ней намек… А. С. Пушкин В сказках Салтыкова-Щедрина отображены основные социальные, политические, идеологические и моральные проблемы, которыми характеризовалась русская жизнь второй половины XIX века. В...
- План 1. Каникулы в деревне. 2. Встреча с другом-лесом. 3. “Лесная аптека”. 4. “До свиданья, лес!” Воспоминания о лете всегда связаны с лесом. Все дело в том, что летние каникулы...
- Однажды мне было очень грустно. Моя рука потянулась к книге Редьярда Киплинга “Маугли”. Когда читаешь интересную, захватывающую историю о дальних странах, необычных героев, часто радуешься, грустишь, волнуешься вместе с ними,...
- М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН ДИКИЙ ПОМЕЩИК “В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик, жил и на свет глядючи радовался. Всего у него было довольно: и крестьян, и хлеба, и скота,...
- ИЗОБРАЖЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МУЖЕСТВА В РАССКАЗЕ В. П. АСТАФЬЕВА “ВАСЮТКИНО ОЗЕРО” Каждую минуту своей жизни, работая, общаясь и даже просто бездельничая, человек проявляет те или иные черты своего характера. Но лучше...
- СОЦИАЛЬНЫЙ ПАФОС СКАЗОК М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина свидетельствовали о новом взлете могучего таланта автора и были своеобразным итогом его творчества. Многие вопросы и проблемы, многие темы и... ЧЕЛОВЕК НАЕДИНЕ С ПРИРОДОЙ (по рассказу В. П. Астафьева “Васюткино озеро”) Кто из нас не любит читать прекрасные стихи о красоте родного края, купаться в море, лазить по горам, бродить...
Сказка «Медведь на воеводстве
» раскрывает гнилость основ самодержавного строя. Топтыгины из этой сказки посланы львом на воеводство. Их слабоумие не позволяет им совершать более или менее благопристойные поступки в отношении подданных. Целью своего правления они ставили как можно больше совершать "кровопролитий". Гнев народа решил их участь - они были убиты восставшими. Идеи революционного переустройства государства мало привлекали писателя. Здесь смысл несколько иной: даже самому кроткому терпению приходит конец, а самодурство правителей, не "обременённых" умом и прозорливостью, так или иначе однажды сработает против них самих, что и произошло.
Политический смысл сказки был понятен современникам писателя. Сказка была написана спустя три года после убийства Александра II. По требованию цензуры произведение Щедрина было изъято из журнала «Отечественные записки» . Сказка была под запретом до 1906 года. Предполагают, что в образах сказки современники угадывали черты правительства:
Лев - Александр III,
Осел - 1-й советник Победоносцев,
Топтыгин I и Топтыгин II - граф Д. Толстой и министр внутренних дел Игнатьев.
"Медведь на воеводстве" - Аудио сказка
Медведь на воеводстве. Сказка.
Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в
Качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы.
I. ТОПТЫГИН 1-й
Топтыгин 1-й отлично это понимал. Был он старый служака-зверь, умел берлоги строить и деревья с корнями выворачивать; следовательно, до некоторой степени и инженерное искусство знал. Но самое драгоценное качество его заключалось в том, что он во что бы то ни стало на скрижали Истории попасть желал, и ради этого всему на свете предпочитал блеск кровопролитий. Так что об чем бы с ним ни заговорили: об торговле ли, о промышленности ли, об науках ли - он все на одно поворачивал: "Кровопролитиев... кровопролитиев... вот чего нужно!"
За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальний лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять.
Узнала лесная челядь, что майор к ним в лес едет, и задумалась. Такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил. Звери - рыскали, птицы - летали, насекомые - ползали; а в ногу никто маршировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. "Вот ужо приедет майор, - говорили они, - засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!"
И точно: не успели мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут. Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый Михайлов день, и сейчас же решил: "Быть назавтра кровопролитию". Что заставило его принять такое решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина.
И непременно бы он свой план выполнил, если бы лукавый его не попутал.
Дело в том, что, в ожидании кровопролития, задумал Топтыгин именины свои отпраздновать. Купил ведро водки и напился в одиночку пьян. А так как берлоги он для себя еще не выстроил, то пришлось ему, пьяному, среди полянки спать лечь. Улегся и захрапел, а под утро, как на грех, случилось мимо той полянки лететь Чижику. Особенный это был Чижик, умный: и ведерко таскать умел, и спеть, по нужде, за канарейку мог. Все птицы, глядя на него, радовались, говорили: "Увидите, что наш Чижик со временем поноску носить будет!" Даже до Льва об его уме слух дошел, и не раз он Ослу говаривал (Осел в ту пору у него в советах за мудреца слыл): "Хоть одним бы ухом послушал, как Чижик у меня в когтях петь будет!"
Но как ни умен был Чижик, а тут не догадался. Думал, что гнилой чурбан на поляне валяется, сел на медведя и запел. А у Топтыгина сон тонок. Чует он, что по туше у него кто-то прыгает, и думает: "Беспременно это должен быть внутренний супостат!"
Кто там бездельным обычаем по воеводской туше прыгает? - рявкнул он, наконец.
Улететь бы Чижику надо, а он и тут не догадался. Сидит себе да дивится: чурбан заговорил! Ну, натурально, майор не стерпел: сгреб грубияна в лапу, да, не рассмотревши с похмелья, взял и съел.
Съесть-то съел, да съевши спохватился: "Что такое я съел? И какой же это супостат, от которого даже на зубах ничего не осталось?" Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал. Съел - только и всего. И никаким родом этого глупого дела поправить нельзя. Потому что, ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная.
Зачем я его съел? - допрашивал сам себя Топтыгин, - меня Лев, посылаючи сюда, предупреждал: "Делай знатные дела, от бездельных же стерегись!" - а я, с первого же шага, чижей глотать вздумал! Ну, да ничего! первый блин всегда комом! Хорошо, что, по раннему времени, никто дурачества моего не видал.
Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная. Что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...
И точно, не успел он успокоиться на мысли, что никто его дурачества не видел, как слышит, что скворка ему с соседней березы кричит:
Дурак! его прислали к одному знаменателю нас приводить, а он Чижика съел!
Взбеленился майор; полез за скворцом на березу, а скворец, не будь глуп, на другую перепорхнул. Медведь - на другую, а скворка - опять на первую. Лазил-лазил майор, мочи нет измучился. А глядя на скворца, и ворона осмелилась:
Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!
Он - за вороной, ан из-за куста заинька выпрыгнул:
Бурбон стоеросовый! Чижика съел!
Комар из-за тридевять земель прилетел:
Risum teneatis, amici! [Возможно ли не рассмеяться, друзья! (лат.), из послания Горация Пизону и его сыновьям ("Наука поэзии")] Чижика съел!
Лягушка в болоте квакнула:
Олух царя небесного! Чижика съел!
Словом сказать, и смешно, и обидно. Тычется майор то в одну, то в другую сторону, хочет насмешников переловить, и все мимо. И что больше старается, то у него глупее выходит. Не прошло и часу, как в лесу уж все, от мала до велика, знали, что Топтыгин-майор Чижика съел. Весь лес вознегодовал. Не того от нового воеводы ждали. Думали, что он дебри и болота блеском кровопролитий воспрославит, а он на-тко что сделал! И куда ни направит Михаиле Иваныч свой путь, везде по сторонам словно стон стоит: "Дурень ты, дурень! Чижика съел!"
Заметался Топтыгин, благим матом взревел. Только однажды в жизни с ним нечто подобное случилось. Выгнали его в ту пору из берлоги и напустили стаю шавок - так и впились, собачьи дети, и в уши, и в загривок, и под хвост! Вот так уж подлинно он смерть в глаза видел! Однако все-таки кой-как отбоярился: штук с десяток шавок перекалечил, а от остальных утек. А теперь и утечь некуда. Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся, а он - слушай! Филин, уж на что глупая птица, а и тот, наслышавшись от других, по ночам ухает: "Дурак! Чижика съел!"
Но что всего важнее: не только он сам унижение терпит, но видит, что и начальственный авторитет в самом своем принципе с каждым днем все больше да больше умаляется. Того гляди, и в соседние трущобы слух пройдет, и там его на смех подымут!
Удивительно, как иногда причины самые ничтожные к самым серьезным последствиям приводят. Маленькая птица Чижик, а такому, можно сказать, стервятнику репутацию навек изгадил! Покуда не съел его майор, никому и на мысль не приходило сказать, что Топтыгин дурак. Все говорили: "Ваше степенство! вы - наши отцы, мы - ваши дети!" Все знали, что сам Осел за него перед Львом предстательствует, а уж если Осел кого ценит - стало быть, он того стоит. И вот, благодаря какой-то ничтожнейшей административной ошибке, всем сразу открылось. У всех словно само собой с языка слетело: "Дурак! Чижика съел!" Все равно, как если б кто бедного крохотного гимназистика педагогическими мерами до самоубийства довел... Но нет, и это не так, потому что довести гимназистика до самоубийства - это уж не срамное злодейство, а самое настоящее, к которому, пожалуй, прислушается и История... Но... Чижик! скажите на милость! Чижик! "Этакая ведь, братцы, уморушка!" - крикнули хором воробьи, ежи и лягушки.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу стыдно); потом стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали вторить и дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары, мухи. Все болото, весь лес.
Так вот оно, общественное-то мнение что значит! - тужил Топтыгин, утирая лапой обшарпанное в кустах рыло, - а потом, пожалуй, и на скрижали Истории попадешь... с Чижиком!
А История такое большое дело, что и Топтыгин, при упоминовении об ней, задумывался. Сам по себе, он знал об ней очень смутно, но от Осла слыхал, что даже Лев ее боится: "Не хорошо, говорит, в зверином образе на скрижали попасть!" История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием. Вот если б он, для начала, стадо коров перерезал, целую деревню воровством обездолил или избу у полесовщика по бревну раскатал - ну, тогда История... а впрочем, наплевать бы тогда на Историю! Главное, Осел бы тогда ему лестное письмо написал! А теперь, смотрите-ка! - съел Чижика и тем себя воспрославил! Из-за тысячи верст прискакал, сколько прогонов и порционов извел - и первым делом Чижика съел... ах! Мальчишки на школьных скамьях будут знать! И дикий тунгуз, и сын степей калмык - все будут говорить: "Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того. Чижика съел!" Ведь у него, у майора, у самого дети в гимназию ходят! До сих пор их майорскими детьми величали, а напредки проходу им школяры не дадут, будут кричать: "Чижика съел! Чижика съел!" Сколько потребуется генеральных крозопролитиев учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!
Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний цитадель общественного благоустройства сооружает, но срамное, срамное, тысячекратно срамное то время, которое той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний срамных и малых!
Мечется Топтыгин, ночей не спит, докладов не принимает, все об одном думает: "Ах, что-то Осел об моей майорской проказе скажет!"
И вдруг, словно сон в руку, предписание от Осла: "До сведения его высокостепенства господина Льва дошло, что вы внутренних врагов не усмирили, а Чижика съели - правда ли?"
Пришлось сознаваться. Покаялся Топтыгин, написал рапорт и ждет. Разумеется, никакого иного ответа и быть не могло, кроме одного: "Дурак! Чижика съел!" Но частным образом Осел дал виноватому знать (Медведь-то ему кадочку с медом в презент при рапорте отослал): "Непременно вам нужно особливое кровопролитие учинить, дабы гнусное оное впечатление истребить..."
Коли за этим дело стало, так я еще репутацию свою поправлю! - молвил Михаиле Иваныч и сейчас же напал на стадо баранов и всех до единого перерезал. Потом бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял. Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил.
Сделавши все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения.
Однако ожидания его не сбылись.
Хотя Осел, воспользовавшись первым же случаем, подвиги Топтыгина в лучшем виде расписал, но Лев не только не наградил его, но собственнолапно на Ословом докладе сбоку нацарапал: "Не верю, штоп сей офицер храбр был; ибо это тот самый Таптыгин, который маво Любимова Чижика сиел!"
И приказал отчислить его по инфантерии.
Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал - быть бы ему теперь генералом.
II. ТОПТЫГИН 2-й
Но бывает и так, что даже блестящие злодеяния впрок не идут. Плачевный пример этому суждено было представить другому Топтыгину.
В то самое время, когда Топтыгин 1-й отличался в своей трущобе, в другую такую же трущобу послал Лев другого воеводу, тоже майора и тоже Топтыгина. Этот был умнее своего тезки и, что всего важнее, понимал, что в деле административной репутации от первого шага зависит все будущее администратора. Поэтому, еще до получения прогонных денег, он зрело обдумал свой план кампании и тогда только побежал на воеводство.
Тем не менее карьера его была еще менее продолжительна, нежели Топтыгина 1-го.
Главным образом, он рассчитывал на то, что как приедет на место, так сейчас же разорит типографию: это и Осел ему советовал. Оказалось, однако ж, что во вверенной ему трущобе ни одной типографии нет; хотя же старожилы и припоминали, что существовал некогда - вон под той сосной - казенный ручной станок, который лесные куранты [газеты (от голл. - courant)] тискал, но еще при Магницком [М.Л.Магницкий (1778-1855), попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I] этот станок был публично сожжен, а оставлено было только цензурное ведомство, которое возложило обязанность, исполнявшуюся курантами, на скворцов. Последние каждое утро, летая по лесу, разносили политические новости дня, и никто от того никаких неудобств не ощущал. Затем известно было еще, что дятел на древесной коре, не переставаючи, пишет "Историю лесной трущобы", но и эту кору, по мере начертания на ней письмен, точили и растаскивали воры-муравьи. И, таким образом, лесные мужики жили, не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее. Или, другими словами, слонялись из угла в угол, окутанные мраком времен.
Тогда майор спросил, нет ли в лесу, по крайней мере, университета или хоть академии, дабы их спалить; но оказалось, что и тут Магницкий его намерения предвосхитил: университет в полном составе поверстал в линейные батальоны, а академиков заточил в дупло, где они и поднесь в летаргическом сне пребывают. Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать ("similia similibus curantur") [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре.
Нечего делать, потужил Топтыгин 2-й, но в уныние не впал. "Коли душу у них, у мерзавцев, за неимением, погубить нельзя, - сказал он себе, - стало быть, прямо за шкуру приниматься надо!"
Сказано - сделано. Выбрал он ночку потемнее и забрался во двор к соседнему мужику. По очереди, лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется. "Постой, - говорит, - я у тебя двор по бревну раскатаю, навеки тебя с сумой по миру пущу!" И, сказавши это, полез на крышу, чтоб злодейство свое выполнить. Только не рассчитал, что матица-то гнилая была. Как только он на нее ступил, она возьми да и провались. Повис майор на воздухе; видит, что неминучее дело об землю грохнуться, а ему не хочется. Облапил обломок бревна и заревел.
Сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с топором, а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся - кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит. Взорвало мужиков.
Ишь, анафема! перед начальством выслужиться захотел, а мы через это пропадать должны! А ну-тко-то, братцы, уважим его!
Сказавши это, поставили рогатину на то самое место, где Топтыгину упасть надлежало, и уважили. Затем содрали с него шкуру, а стерво вывезли в болото, где к утру его расклевали хищные птицы.
Таким образом, явилась новая лесная практика, которая установила, что и блестящие злодейства могут иметь последствия не менее плачевные, как и злодейства срамные.
Эту вновь установившуюся практику подтвердила и лесная История, присовокупив, для вящей вразумительности, что принятое в исторических руководствах (для средних учебных заведений издаваемых) подразделение злодейств на блестящие и срамные упраздняется навсегда и что отныне всем вообще злодействам, каковы бы ни были их размеры, присвояется наименование "срамных".
По докладу о сем Осла Лев собственнолапно на одном нацарапал так: "О приговоре Истории дать знать майору Топтыгину 3-му: пускай изворачивается".
III. ТОПТЫГИН 3-й
Третий Топтыгин был умнее своих тезоименитых предшественников. "Дело-то выходит бросовое! - сказал он себе, прочитав резолюцию Льва, - мало напакостишь - поднимут на смех; много напакостишь - на рогатину поднимут... Полно, ехать ли уж?"
Спрашивал он рапортом у Осла: "Ежели-де ни большие, ни малые злодеяния совершать не разрешается, то нельзя ли хоть средние злодеяния совершать?" - но Осел ответил уклончиво: "Все-де нужные по сему предмету указания вы найдете в Лесном уставе". Заглянул он в Лесной устав, но там обо всем говорилось: и о пушной подати, и о грибной, и об ягодной, даже об шишках еловых, а о злодеяниях - молчок! И затем, на все его дальнейшие докуки и настояния. Осел отвечал с одинаковою загадочностью: "Действуйте по пристойности!"
Вот до какого мы времени дожили! - роптал Топтыгин 3-й, - чин на тебя большой накладывают, а какими злодействами его подтвердить - не указывают!
И опять мелькнуло у него в голове: "Полно, ехать ли?" - и если б не вспомнилось, какая уйма подъемных и прогонных денег для него в казначействе припасена, право, кажется, не поехал бы!
Прибыл он в трущобы на своих на двоих - очень скромно. Ни официальных приемов не назначил, ни докладных дней, а прямо юркнул в берлогу, засунул лапу в хайло и залег. Лежит и думает: "Даже с зайца шкуру содрать нельзя - и то, пожалуй, за злодейство сочтут! И кто сочтет? добро бы Лев или Осел - это бы куда ни шло! - а то мужики какие-то. Да Историю еще какую-то нашли - вот уж подлинно ис-то-ри-я!!" Хохочет Топтыгин в берлоге, про Историю вспоминаючи, а на сердце у него жутко: чует он, что сам Лев Истории боится... Как тут будешь лесную сволочь подтягивать - и ума приложить не может. Спрашивают с него много, а разбойничать не велят! В какую бы сторону он ни устремился, только что разбежится - стой, погоди! не в свое место заехал! Везде "права" завелись. Даже у белки, и у той нынче права! Дробину тебе в нос - вот какие твои права! У _них_ - права, а у него, вишь, обязанности! Да и обязанностей-то настоящих нет - просто пустое место! _Они_ - друг друга поедом едят, а он - задрать никого не смеет! На что похоже! А все Осел! Он, именно он мудрит, он эту канитель разводит! "Кто осла дивия быстра соделал? узы ему кто разрешил?" - вот об чем нужно бы ему всечасно помнить, а он об "правах" мычит! "Действуйте по пристойности!" - ах!
Долго он таким образом лапу сосал и даже настоящим образом в управление вверенной ему трущобой не вступал. Пробовал он однажды об себе "по пристойности" заявить, влез на самую высокую сосну и оттуда не своим голосом рявкнул, но и от этого пользы не вышло. Лесная сволочь, давно не видя злодейств, до того обнаглела, что, услышавши его рев, только молвила: "Чу, Мишка ревет! гляди, что лапу во сне прокусил!" С тем и отъехал Топтыгин 3-й опять в берлогу...
Но повторяю: он был медведь умный и не затем в берлогу залег, чтобы в бесплодных сетованиях изнывать, а затем, чтоб до чего-нибудь настоящего додуматься.
И додумался.
Дело в том, что, покуда он лежал, в лесу все само собой установленным порядком шло. Порядок этот, конечно, нельзя было назвать вполне "благополучным", но ведь задача воеводства совсем не в том состоит, чтобы достигать какого-то мечтательного благополучия, а в том, чтобы исстари заведенный порядок (хотя бы и неблагополучный) от повреждений оберегать и ограждать. И не в том, чтобы какие-то большие, средние или малые злодейства устраивать, а довольствоваться злодействами "натуральными". Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком "порядке" ничего благополучного нет, но так как это все-таки "порядок" - стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что "порядок" не выходит из определенных ему искони границ. Неужели и этих "натуральных" злодейств недостаточно?
В данном случае все именно так происходило. Ни разу лес не изменил той физиономии, которая ему приличествовала. И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие - победный клик. И наружные формы, и звуки, и светотени, и состав населения - все представлялось неизменным, как бы застывшим. Словом сказать, это был порядок, до такой степени установившийся и прочный, что при виде его даже самому лютому, рьяному воеводе не могла прийти в голову мысль о каких-либо увенчательных злодействах, да еще "под личною вашего степенства ответственностью".
Таким образом, перед умственным взором Топтыгина 3-го вдруг выросла целая теория неблагополучного благополучия. Выросла со всеми подробностями и даже с готовой проверкой на практике. И вспомнилось ему, как однажды, в дружеской беседе. Осел говорил:
Об каких это вы все злодействах допрашиваете? Главное в нашем ремесле - это: laissez passer, laissez faire! [позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству]] Или, по-русски выражаясь: "Дурак на дураке сидит и дураком погоняет!" Вот вам. Если вы, мой друг, станете этого правила держаться, то и злодейство само собой сделается, и все у вас будет обстоять благополучно!
Так оно именно по его и выходит. Надо только сидеть и радоваться, что дурак дурака дураком погоняет, а все остальное приложится.
Я даже не понимаю, зачем воевод посылают! ведь и без них... - слиберальничал было майор, но, вспомнив о присвоенном ему содержании, замял нескромную мысль: ничего, ничего, молчание... [цитата из "Записок сумасшедшего" Н.В.Гоголя (1835)]
С этими словами он перевернулся на другой бок и решился выходить из берлоги только для получения присвоенного содержания. И затем все пошло в лесу как по маслу. Майор спал, а мужики приносили поросят, кур, меду и даже сивухи, и складывали свои дани у входа в берлогу. В указанные часы майор просыпался, выходил из берлоги и жрал.
Таким образом пролежал Топтыгин 3-й в берлоге многие годы. И так как неблагополучные, но вожделенные лесные порядки ни разу в это время нарушены не были и так как никаких при этом злодейств, кроме "натуральных", не производилось, то и Лев не оставил его милостью. Сначала произвел в подполковники, потом в полковники и наконец...
Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин 3-й из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей.
Анализ сказки "Медведь на воеводстве" Салтыкова-Щедрина М.Е.
Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении «Медведь на воеводстве».
Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения — Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Истории» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.
Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М.Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торговля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. «Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.
Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже становится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.
В то же время на арене событий появляется новый персонаж — чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же стерегись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.
Продолжает использовать как средство сатирического обличения лексическую игру: от традиционных для сказки синтаксических конструкций («сидит себе да дивится», «Топтыгин уж тут как тут»), придающих повествованию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике («Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал», «...Ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная»), то к официально-деловой («Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная, что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...». Данный контраст подчеркивает, что на ответственных государственных постах находятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.
Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том, что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» — восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.
Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с огромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что натворил Топтыгин: «Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!» Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М.Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествования все новых и новых героев. Эго и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.
Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменней-шие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплевани-ем». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А.С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения «51 памятник себе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».
Параллельно с этим М.Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать — все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопролития ценит.
Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: загладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным злодеянием.
В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисующие типичную картину расправы над российской демократической печатью («забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с демократической печатью). Едко звучат финальные строки первой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал — быть бы ему теперь генералом».
Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М.Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М.Л. Магницком (М.Л. Магницкий (1778-1855) — попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся — кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.
Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благополучного нет, но так как это все-таки «порядок» — стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что «порядок» не выходит из определенных ему искони границ».
Политика социальных контрастов воплощена у М.Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других — победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле — это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.
Для справки
Что такое «фантастика», «пародия», «ирония», «сарказм», «литота», «сатира», «эзопов язык» или «эзопова речь»? В описании литератутных произведений часто используются специфические термины указывающие на характер произведения. Вот эти термины и их значение:Фантастика - несуществующее в действительности, выдуманное. Преувеличивая или преуменьшая, выдумывая неожиданное сочетание деталей, сатирик выявляет скрытые в обыденной жизни пороки и делает их в то же время смешными.
Пародия (от греч. parodia - перепев, противопеснь) - произведение, подражающее другому произведению, автору или течению с целью их осмеяния. Пародия состоит в «передразнивании», «переворачивании» оригинала, сведении его «высокого», серьезного образного языка в низкий смешной план.
Ирония (от греч. eironeia- притворство, насмешка) - отрицательная оценка предмета или явления через его осмеяние. Комический эффект в ироническом высказывании достигается тем, что истинный смысл события замаскирован. При иронии высказывается прямо противоположное тому, что подразумевается.
Сарказм (от греч. sarkasmas- издевательство) - едкая язвительная насмешка, с откровенно обличительным, сатирическим смыслом. Сарказм - разновидность иронии. В сарказме – крайняя степень эмоционального отношения, высокий пафос отрицания, переходящий в негодование.
Аллегория (от др.-греч. ἀλληγορία — иносказание) — художественное сравнение идей (понятий) посредством конкретного художественного образа или диалога.
Литота (от греч. litotes- простота) - это образное выражение, оборот, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета или явления.
Сатира (лат. satira) — резкое проявление комического в искусстве, представляющее собой поэтическое унизительное обличение явлений при помощи различных комических средств: сарказма, иронии, гиперболы, гротеска, аллегории, пародии и др.
Гипербола (из древнегреческого: «переход; чрезмерность, избыток; преувеличение») — стилистическая фигура явного и намеренного преувеличения, с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанной мысли. Например: «я говорил это тысячу раз» или «нам еды на полгода хватит».
Гротеск (фр. grotesque, буквально — «причудливый», «комичный»; итал. grottesco — «причудливый», итал. grotta — «грот», «пещера») — вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, гиперболы и алогизма.
Эзопов язык - вынужденное иносказание, художественная речь, насыщенная недомолвками и ироническими насмешками. Выражение восходит к легендарному образу древнегреческого поэта VI века до н. э. Эзопа, создателя жанра басни. Раб по происхождению, Эзоп, чтобы говорить правду о современниках, вынужден был прибегать к аллегорическим образам животных, птиц. Эзопова речь - своеобразная форма сатирической речи. Это целая система обманных сатирических приемов, призванных выразить художественно-публицистическую мысль не прямо, а иносказательно.
Пародия
(от др.-греч. παρά «возле, кроме, против» и др.-греч. ᾠδή «песня») — произведение искусства, имеющее целью создание у читателя (зрителя, слушателя) комического эффекта за счёт намеренного повторения уникальных черт уже известного произведения, в специально изменённой форме. Говоря иначе, пародия — это «произведение-насмешка» по мотивам уже существующего известного произведения.
Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении «Медведь на воеводстве».
Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведе-ния — Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит на-меком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркива-ется и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Исто-рии» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.
Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М. Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутрен-них супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торгов-ля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказа-тельно. «Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пья-ным и лег спать на полянку.
Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже стано-вится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.
В то же время на арене событий появляется новый персо-наж — чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, обще-ственность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чи-жик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глу-пое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же сте-регись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.
М. Е. Салтыков-Щедрин продолжает использовать как сред-ство сатирическою обличения лексическую игру: от традици-онных для сказки синтаксических конструкций («сидит себе да дивится». «Топтыгин уж тут как тут»), придающих повествова-нию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике («Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал». «...Ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная»), то к офи-циально-деловой («Увы! Не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная, что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше бу-дет отдалять его от прямой линии...»). Данный контраст под-черкивает, что на ответственных государственных постах нахо-дятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.
Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, ко-торый и закричал на весь лес о том. что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также со-держится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» — восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.
Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с ог-ромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что на-творил Топтыгин: «Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!» Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М. Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествова-ния все новых и новых героев. Это и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.
Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А. С. Пушки-на. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тек-сту знаменитого пушкинского стихотворения «Я памятник се-бе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гор-дый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».
Параллельно с этим М. Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать — все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько по-требуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую па-кость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загу-бить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопроли-тия ценит.
Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: за-гладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным зло-деянием.
В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча пере-межаются события, достойные традиционных сказочных сю-жетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисую-щие типичную картину расправы над российской демократи-ческой печатью («забрался ночью в типографию, станки раз-бил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й прохо-дит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с де-мократической печатью). Едко звучат финальные строки пер-вой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал — быть бы ему теперь генералом».
Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М. Е. Салтыков-Щедрин критикует по-литику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутан-ные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желани-ем начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М. Л. Магницком (М. Л. Магницкий (1778-1855) — попечитель Казанского университета в по-следние годы царствования Александра I) был сожжен печат-ный станок, университет в полном составе поверстан в линей-ные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукооб-разная афористичная фраза по латыни в контексте следующе-го высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но полу-чил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с ро-гатиной. Куда ни обернутся — кругом, везде погром. Загород-ки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А по-среди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески. Материал с сайта
Как известно, для русской сказки характерен в компози-ционном отношении троекратный повтор. В этой связи в про-изведении закономерным представляется появление Топтыги-на 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых пере-мен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, ус-тоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благо-получного нет, но так как это все-таки «порядок» — стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают пло-диться и населять землю, то это значит, что «порядок» не вы-ходит из определенных ему искони границ».
Политика социальных контрастов воплощена у М. Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других — победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М. Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле — это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не ме-шать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоня-ет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М. Е. Салтыкова-Щедрина явля-ется ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и пора-бощения народа и свободомыслия в России.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- анализ медведь на воеводство
- вопросы к произведению медведь на воеводстве)
- с-щедрин медведь на воеводстве анализ
- анализы сказок салтыкова щедрина
- анализ медведь на воеводстве
Сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина – это произведения скорее для взрослых, чем для детей. В подзаголовке к ним писатель так и указал: «сказки для взрослых». Почему Салтыков-Щедрин выбрал именно этот жанр? Мне кажется, что для его резких сатирических высказываний, мыслей эзопов язык сказки был самой подходящей формой.
В «Сказках» Салтыков-Щедрин развивает свои «коронные темы», которые в полной мере воплотились в «Истории одного города». Это, с одной стороны, резкая критика и сатира на российскую власть, а с другой – на русский народ.
Сказка «Медведь на воеводстве» была написана в 1884 году. Она состоит из трех коротких рассказов, представляющих собой подражание, пародию на историческую хронику. Рассказам о службе трех воевод Топтыгиных предшествует небольшое «вступление», обозначающее тему, связывающую все три рассказа. По мысли Щедрина, история состоит из списка крупных и кровавых злодеяний, совершенных правителями над своим народом. Мелкие же, иронизирует писатель, не считаются достойными внимания летописца и Истории.
Первая новелла повествует о «служаке-звере», который был направлен на воеводство «в дальний лес». Появившись в своей вотчине, медведь тут же решил устроить кровопролитие. Щедрин так пишет об этом: «Что заставило его принять такое решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина». Таким образом писатель отзывается о натуре всех властьпридержащих – не то, чтобы злодей, но скотина порядочная.
Но планам Топтыгина Первого не суждено было сбыться. Свою карьеру и репутацию он разрушил самым решительным образом. По случайности, со сна, Топтыгин съел Чижика, приняв его за «внутреннего супостата». Этот Чижик был умной, но «мелкой пташкой». Такое «злодеяние» погубило Топтыгина. Все и каждый считали своим долгом указать воеводе на это.
Но за что упрекали Топтыгина? За то, что он погубил невинную душу? Вовсе нет. Самое страшное, правителя обвиняли в том, что он «не оправдал надежд» народа: «Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!» Эти слова скворца показывают отношение народа к власти. Он настолько привык ко всяким зверствам со стороны начальства, что покорно ожидает от него именно этого. Кроме того, если никаких жестокостей не получается, то народ даже разочарован.
В начале рассказа русский народ показан как пассивная, расхлябанная, надеящаяся на «авось» масса: «Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. «Вот ужо приедет майор, - говорили они, - засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!»
Карьера Топтыгина была окончательно загублена. Не помогли даже кровопролития, которые он учинил, чтобы загладить свою «вину». Начальство, Лев и Осел, не смогли забыть «грех» воеводы. В итоге его разжаловали: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек».
Второй Топтыгин был умнее первого. Он заранее составил план своей «кампании». Но, прибыв на место, выяснил, что все разгромили уже до него. В его вотчине не было ни типографии, ни университетов. Что же оставалось делать бедному медведю, как прославиться? Топтыгин решил уничтожать своих подопечных физически. Но такой поворот дела не понравился мужикам. Они примерно наказали Топтыгина – содрали с него шкуру.
Удивительно, но и народное терпение, оказывается, имеет свои пределы. Случай со вторым Топтыгиным указывает на это.
«Что же делать воеводам?! – вопрошает писатель. - Как им продвинуться по службе?» Топтыгин Третий нашел самый верный способ. Он решил, что самые «лучшие» кровопролития – это кровопролития «натуральные». Этот воевода весь свой век проспал в берлоге, пустив жизнь народа на самотек. В ней совершались «натуральные» происшествия, были жертвы, но все это шло «в копилку» воеводе. Лежа у себя в берлоге, он не только получал поощрения от начальства, горестно замечает Щедрин. Но и народ, зная обычай, нес и нес подати своему «хозяину», чтобы он их не трогал.
Все было бы тихо и смирно, с одной стороны, и беспросветно, с другой. Но третья новелла заканчивается знаменательной фразой: «Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин 3-й из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей». В этой фразе, на мой взгляд, заключены скорее надежды писателя, чем истина, реальность. Это и чаяния Щедрина и, в то же время, его призыв к действию. Он призывает русский народ бороться за свои права и свою жизнь.
Безусловно, что под личинами Топтыгиных скрываются люди. Эта сказка описывает проблемы и вопросы российского общества конца 19 века, которые волновали Салтыкова-Щедрина. С помощью сатиры, иронии, иносказания он пытается раскрыть глаза русскому обществу на самые актуальные, на взгляд Салтыкова, проблемы. Кроме того, писатель дает свой рецепт, выход из сложившейся ситуации. Я думаю, что Салтыков-Щедрин, несомненно, призывает в своей сказке к революции.