8. М. С. ЩЕПКИНУ .
1836. СПб. Апреля 29.
Наконец, пишу к вам, бесценнейший Михаил Семенович. Едва ли, сколько мне кажется, это не в первый раз происходит. Явление точно очень замечательное: два первые ленивца в мире, наконец, решаются изумить друг друга письмом. Посылаю вам «Ревизора». Может быть, до вас уже дошли слухи о нем. Я писал к ленивцу 1-й гильдии и беспутнейшему человеку в мире, Погодину, чтобы он уведомил вас. Хотел даже посылать к вам его, но раздумал, желая сам привезти к вам и прочитать собственногласно, дабы о некоторых лицах не составились заблаговременно превратные понятия, которые, я знаю, чрезвычайно трудно после искоренить. Но, познакомившись с здешнею театральною дирекциею, я такое получил отвращение к театру, — что одна мысль о тех приятностях, которые готовятся для меня еще и на московском театре, в силе удержать и поездку в Москву и попытку хлопотать о чем-либо. К довершению, наконец, возможнейших мне пакостей здешняя дирекция, то есть директор Гедеонов вздумал, как слышу я, отдать главные роли другим персонажам после четырех представлений ее, будучи подвинут какой-то мелочной личной ненавистью к некоторым главным актерам в моей пьесе, как-то: к Сосницкому и Дюру. — Мочи нет. Делайте, что хотите, с моей пьесой, но я не стану хлопотать о ней. Мне она сама надоела так же, как хлопоты о ней. Действие, произведенное ею, было большое и шумное. Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня. Бранят и ходят на пьесу; на четвертое представление нельзя достать билетов. Если бы не высокое заступничество государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее. Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший призрак истины — и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия. Воображаю, что же было бы, если бы я взял что-нибудь из петербургской жизни, которая мне более и лучше теперь знакома, нежели провинциальная. Досадно видеть против себя людей тому, который их любит, между тем, братскою любовью. Комедию мою, читанную мною вам в Москве, под заглавием «Женитьба», я теперь переделал и переправил, и она несколько похожа теперь на что-нибудь путнее. Я ее назначаю таким образом, чтобы она шла вам и Сосницкому в бенефис здесь и в Москве, что, кажется, случается в одно время года. Стало быть, вы можете адресоваться к Сосницкому, которому я ее вручу. Сам же через месяца полтора, если не раньше, еду за границу и потому советую вам, если имеется ко мне надобность, не медлить вашим ответом и меньше предаваться общей нашей приятельнице лени.
Прощайте. От души обнимаю вас и прошу не забывать вашего старого земляка, много, много любящего вас Гоголя.
Раздайте прилагаемые при сем экземпляры по принадлежности. Неподписанный экземпляр отдайте по усмотрению, кому рассудите.
Примечания
Печатается по подлиннику (ЛБ ).
Щепкин , Михаил Семенович (1788—1863) — великий русский актер, основоположник русского сценического реализма.
Первая встреча Щепкина с Гоголем произошла, по свидетельству сыновей Щепкина, летом 1832 г., когда Гоголь был проездом в Москве на пути в Васильевку или на обратном пути. К этой именно поре относятся первые дошедшие до нас сведения о возникшем у Гоголя пристальном интересе к драматическому творчеству (см. «История моего знакомства»).
Знакомство Щепкина с Гоголем вскоре перешло в дружеские отношения. Из переписки Гоголя с Щепкиным сохранилось одиннадцать разновременных писем Гоголя и три письма Щепкина. Основная тема переписки — вопросы, связанные с постановкой пьес Гоголя на московской сцене. См. «М. С. Щепкин. Записки его, письма, рассказы». СПб., 1914; также «Записки актера Щепкина» с предисловием, статьей и примечаниями А. Дермана, изд. «Academia», 1933; Н. С. Тихонравов. «Щепкин и Гоголь». — Сочинения Тихонравова, III, ч. 1, стр. 530—559.
Гедеонов , Александр Михайлович (1790—1867) — директор императорских театров в 1833—1858 гг.
... вздумал... отдать главные роли другим персонажам . Гоголь не знал, что это было уже сделано. С 28 апреля 1836 г. в спектакль были введены дублеры: П. И. Григорьев I (городничий), А. М. Максимов I (Хлестаков), П. А. Каратыгин (Ляпкин-Тяпкин), А. Е. Мартынов (Бобчинский) и др. (см. «Ежегодник императорских театров», 1897/98). Видел ли Гоголь дублеров на сцене — не выяснено.
Сосницкий , Иван Иванович (1794—1871) — знаменитый русский актер, первый исполнитель роли городничего (о нем см. С. Бертенсон. «Дед русской сцены». — «Ежегодник императорских театров», 1914).
Дюр , Николай Осипович (1807—1839) — первый исполнитель роли Хлестакова.
Разноречивые отзывы о «Ревизоре» не дают оснований для решительного заключения Гоголя: «все против меня». Против «Ревизора» были реакционные бюрократические и помещичьи круги; напротив, всей передовой общественностью «Ревизор» был поддержан. (См. свод откликов на «Ревизора» в книге В. Вересаева «Гоголь в жизни», изд. «Academia», 1933, стр. 159—165.)
О цензурной истории «Ревизора» см.: А. И. Вольф. «Хроника петербургских театров». СПб. 1877, ч. 1, стр. 49; Н. В. Дризен. «Драматическая цензура двух эпох» и «Н. В. Гоголь. Материалы и исследования», I, стр. 309—312. (Официальная переписка о «Ревизоре».) По-видимому, еще до представления комедии в цензуру Жуковский и М. Ю. Вьельгорский убедили Николая I в «безопасности» комедии и добились ее разрешения.
Воображаю, что же было бы, если бы я взял что-нибудь из Петербургской жизни . Ср. слова Н. Г. Чернышевского: «Гоголь не только понимал необходимость быть грозным сатириком, он понимал также, что слаба еще и мелка та сатира, которою он должен был ограничиться в „Ревизоре”» — (Сочинения Чернышевского, III, стр. 364).
Указание в письме относительно «Женитьбы» уточняет хронологию работы Гоголя над этой комедией. На требование Щепкина прислать ему экземпляр комедии И. И. Сосницкий 30 мая отвечал: «Женитьбу ты раньше осени не получишь: Н. В. ее взял переделать... обещал переделать всю совсем. Он берет комедию с собою и месяца через два ее вышлет». Но и в указанный срок работа над «Женитьбой» закончена не была. К переделке петербургской редакции комедии Гоголь обратился только в 1838—1840 гг. в Риме. На сцене «Женитьба» была поставлена лишь в 1842 г.
В ответ на комментируемое письмо Гоголя Щепкин писал ему:
«Письмо и „Ревизора” несколько экземпляров получил и по назначению все роздал, кроме Киреевского, который в деревне, и потому я отдал его экземпляр С. П. Шевыреву для доставления. Благодарю вас от души за „Ревизора” — не как за книгу, а как за комедию, которая, так сказать, осуществила все мои надежды, и я совершенно ожил. ... Не грех ли вам оставлять его на произвол судьбы — и где же? в Москве, которая так радушно ждет вас, так от души смеется в «Горе от ума»? И вы оставите ее от некоторых неприятностей, которые доставил вам «Ревизор»? Во-первых, на театре таких неприятностей не может быть, ибо М. Н. Загоскин, благодаря вас за экземпляр, сказал, что будет писать к вам, и поручил еще мне уведомить вас, что для него весьма приятно бы было, если бы вы приехали, дабы он мог совершенно с вашим желанием сделать все, что нужно для постановки пьесы. Со стороны же публики, чем более будут на вас злиться, тем более я буду радоваться, ибо это будет значить, что она разделяет мое мнение о комедии, и вы достигли своей цели. Вы сами лучше всех знаете, что ваша пьеса более всякой другой требует, чтобы вы прочли ее нашему начальству и действующим. Вы это знаете и не хотите приехать... Воля ваша, это эгоизм... »
О настойчивом желании Щепкина вызвать Гоголя в Москву см. также в письме Погодина к Гоголю (Барсуков, IV, стр. 336—337) и Пушкина к жене от 6 мая 1836 г. Настояния эти были безрезультатны (см. №№ 14, 15, 16).
Н. В. ГОГОЛЬ И М. С. ЩЕПКИН
Знакомство Гоголя с великим русским актером, реформатором сцены Михаилом Семеновичем Щепкиным (1788-1863) произошло в первых числах июля 1832 года в Москве. Вполне вероятно, что незадолго до этого, во время петербургских гастролей Щепкина, Гоголю удалось видеть его выступления. Сын Щепкина Петр Михайлович вспоминал о первом посещении их дома Гоголем, в ту пору уже известным автором «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: «<...> как-то на обед к отцу собралось человек двадцать пять <...>. В середине обеда вошел в переднюю новый гость, совершенно нам не знакомый. Пока он медленно раздевался, все мы, в том числе и отец, оставались в недоумении. Гость остановился на пороге в залу и, окинув всех быстрым взглядом, проговорил слова всем известной малороссийской песни:
«Ходит гарбуз по городу,
Пытается своего роду:
Ой, чи живы, чи здоровы,
Вси родичи гарбузовы?»
Недоумение скоро разъяснилось - нашим гостем был Н. В. Гоголь, узнавший, что мой отец тоже, как и он, из малороссов» (Щепкин , т. 2, с. 267). Несмотря на большую разницу в возрасте, знакомство обоих художников вскоре перешло в дружбу.
К моменту встречи за спиной Щепкина - тогда уже одного из популярнейших русских актеров - лежал более чем двадцатипятилетний опыт театральной деятельности. В составе профессиональной труппы он дебютировал еще в 1805 году в курском театре братьев Барсовых. С провинциальной сценой был связан и весь начальный период деятельности Щепкина, на ней он получил известность как талантливый комик. В 1823 году Щепкин переезжает в Москву, где к концу 1820-х годов приобретает прочную репутацию первого комического актера, выступая главным образом в так называемых светских комедиях и водевилях. Несмотря на успех, сам Щепкин ощущает ограниченность традиционного репертуара, сковывающего его творческие
поиски. Для актерской манеры Щепкина характерно стремление к простоте и естественности, психологической достоверности, жизненности создаваемых образов. В этом смысле огромное значение имела для него встреча с драматургией Грибоедова (роль Фамусова в «Горе от ума») и в особенности Гоголя. Вспоминая в 1853 году этих «двух великих комических писателей», Щепкин признавался: «Им я обязан более всех; они меня, силою своего могучего таланта, так сказать, поставили на видную ступень в искусстве» (Щепкин , т.. 2, с. 55).
Щепкин славился как прекрасный чтец прозаических сочинений Гоголя, с успехом играл в инсценировках гоголевских «Вечеров...», глав второго тома «Мертвых душ» и, разумеется, в пьесах, составляющих основу драматургического наследия писателя, - «Ревизоре», «Женитьбе», «Игроках», «Тяжбе». Заботясь о формировании репертуара Щепкина , Гоголь не только подарил ему все свои опубликованные драматические сцены и отрывки, но и был инициатором и редактором выполненного специально для Щепкина перевода комедии итальянского драматурга Д. Жиро «Дядька в затруднительном положении», а также, вероятно, «Сганареля» Мольера.
За долгие годы своей сценической деятельности Щепкин знал немало актерских удач. Однако признанной вершиной его мастерства стала роль городничего в «Ревизоре». Впервые она была сыграна артистом 25 мая 1836 года - в день московской премьеры комедии. С ее подготовкой и связано начало переписки между Гоголем и Щепкиным. Придавая огромное значение постановке восхитившего его произведения, Щепкин пытался склонить автора к приезду в Москву для личного участия в репетициях. Однако, разочарованный приемом, оказанным «Ревизору» в Петербурге, Гоголь противился уговорам московских друзей. Поручив Щепкину руководство постановкой, он ограничил свое участие в ее подготовке лишь письменными инструкциями.
Вначале не вполне довольный своим исполнением («... сказались недостаток в силах и языке», - пишет он И. И. Сосницкому на следующий день после премьеры), Щепкин продолжал совершенствовать созданный им образ и в результате достиг максимальной убедительности, впечатления полного соответствия авторскому замыслу. «Кажется, что Гоголь с него списывал своего городничего, а не он выполнял роль, написанную Гоголем», - отмечал в 1838 году рецензент «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» (Щепкин , т. 2, с. 12). «Актер понял поэта: оба они не хотят делать ни карикатуры, ни
сатиры, ни даже эпиграммы; но хотят показать явление действительной жизни, явление характеристическое, типическое», - писал В. Г. Белинский (Бел. , т. 2, с. 396-397).
Работа Щепкина над ролью городничего носила характер не просто глубокого проникновения в авторский замысел, но своего рода сотворчества, выявления новых граней в созданном писателем образе. Щепкинское истолкование повлияло и на последующую эволюцию собственно гоголевской интерпретации характера Сквозник-Дмухановского (см.: Алперс В. Театр Мочалова и Щепкина. М., 1979, с. 318-320).
Вероятно, в значительной степени под впечатлением выступлений Щепкина в «Ревизоре» сложилась и гоголевская концепция «актера-автора» - равноправного с писателем творца драматического произведения. Эта концепция отразилась в одном из своеобразных сочинений Гоголя 1840-х годов - «Развязке «Ревизора». Выведенный в ней в качестве главного действующего лица, Щепкин рисовался автором как образец истинного артиста, в его уста вкладывались дорогие для Гоголя тех лет идеи. Однако содержавшаяся в «Развязке» попытка интерпретации «Ревизора» в моралистическом духе вызвала резкие возражения самого Щепкина, выше всего ценившего в комедии Гоголя ее жизненную достоверность, узнаваемость персонажей (см.его письмо к Гоголю от 22 мая 1847 г.).
По своей тематике переписка между Гоголем и Щепкиным имеет довольно узкий характер. Почти целиком она связана с вопросами постановки сочинений Гоголя на московской сцене. Однако личности обоих художников раскрываются в ней достаточно полно, а порой и неожиданно. Так, в своих многочисленных постановочных указаниях и пояснениях Гоголь предстает перед нами как профессионально мыслящий режиссер. В то же время актер Щепкин обнаруживает в своих письмах к писателю несомненную литературную одаренность. Среди современников Щепкин слыл превосходным рассказчиком. Человек трудной судьбы (родившись в семье крепостного, он получил свободу лишь в 1821 году), глубокий знаток русской жизни, Щепкин обладал еще и поразительной наблюдательностью, даром меткой характеристики, глубокого обобщения. Рассказанные им истории легли в основу «Сороки-воровки» А. И. Герцена, произведений В. А. Соллогуба и М. П. Погодина, были использованы Н. А. Некрасовым и А. В. Сухово-Кобылиным. Отразились они и в творчестве Гоголя (эпизод с кошечкой в «Старосветских помещиках», история о «беленьких» и «черненьких» во втором томе «Мертвых душ»). Одним из образцов щепкинских рассказов служит приведенный им в письме к Гоголю анекдот о курском полицмейстере.
Жизнь Щепкина была богата яркими встречами. Он дружил с Белинским, Герценом, Шевченко, С. Т. Аксаковым. Однако отношения с Гоголем заняли в жизни артиста особое место. «После «Ревизора»,
Вспоминает И. И. Панаев, - любовь Щепкина к Гоголю превратилась в благоговейное чувство. Когда он говорил об нем или читал отрывки из его писем к нему, лицо его сияло и на глазах показывались слезы <...>» (Панаев И. И. Литературные воспоминания. 1950, с. 170). Этой привязанности Щепкин остался верен до конца дней. К Гоголю, свидетельствует его слуга, были обращены последние мысли умирающего актера (Щепкин , т. 2, с. 295).
До настоящего времени сохранились 11 писем Гоголя к Щепкину и 3 письма Щепкина к Гоголю. За исключением письма Гоголя от 21 октября (2 ноября) 1846 года, все они публикуются в настоящем издании.
Сноски
В Записной книжке Гоголя 1845-1846 гг. находится заметка «О Щепкине»: «Вмешали в грязь, заставляют играть мелкие, ничтожные роли, над которыми нечего делать. Заставляют то делать мастера, что делают ученики. Это все равно, что архитектора, который возносит гениально соображенное здание, заставляют быть каменщиком и делать кирпичи» (Акад. , IX, с. 558-559).
Москва в гоголевской судьбе - город весьма значимый. Он заявил о себе как о писателе в Петербурге, любил Рим, рвался для общения с молодёжью в Киев. Но Москва, куда, по словам Гоголя, «едешь прямо домой, а не в гости», притягивала его к себе узами дружбы и товарищества.Николай Васильевич здесь многократно бывал и жил. В Москве завершился земной путь Гоголя, началась жизнь вечной классики мировой литературы. Мировой, а не только русской или украинской! И не случайно ЮНЕСКО объявила нынешний юбилейный год 200-летия со дня рождения писателя Годом Гоголя.
В июне 1832 года Гоголь пробыл в Москве недолго - около двух недель: он торопился в Малороссию, в родную Васильевку.
В этот его приезд, когда все уже прочли «Вечера на хуторе близ Диканьки» и многие хотели видеть автора, он познакомился с писателем Сергеем Тимофеевичем Аксаковым и его семьёй, с поэтом Иваном Ивановичем Дмитриевым, с историком Михаилом Петровичем Погодиным...
Тогда же состоялось знакомство и с великим русским актёром Михаилом Семёновичем Щепкиным. Гоголь решил сам, без всяких приглашений, просто пойти к нему - поговорить о русском театре и, может быть, рассказать о комедии, которую он задумал написать. С этого дня началась дружба двух великих людей, верная, крепкая - на всю жизнь.
Дружба - с частыми встречами и в высшей степени интересной перепиской. Гоголь и Щепкин были восторженными почитателями друг друга. Пьесы Гоголя помогли с наибольшей силой проявиться сценическому таланту великого актёра. В то же время именно Щепкин, создавший, по выражению Герцена, правду на русской сцене, впервые раскрыл на ней силу и глубину драматургического гения Гоголя.
25 мая 1836 года в Малом театре состоялось первое московское представление «Ревизора» Гоголя. Щепкин играл роль Городничего. Михаил Семёнович был душой постановки. О его изящной, естественной и простой игре В.Г. Белинский написал: «Актёр понял поэта». А вот ещё отзыв критики той поры: «Кажется, что Гоголь с него (М.С. Щепкина. - Н.Г.) списывал своего городничего, а не он выполнял роль, написанную Гоголем».
Гоголь присутствовать на спектакле отказался. Он собирался за границу. И вот в Москве появилась сама книга. «Наконец показалось и в нашем добром городе Москве двадцать пять экземпляров желанного «Ревизора», - сообщал один из московских журналов, - и они расхватаны, перекуплены, перечитаны, зачитаны, выучены, превратились в пословицы, и пошли гулять по людям, обернулись эпиграммами и начали клеймить тех, к кому придутся».
Осенью 1839 года Гоголь вернулся из-за границы в Россию, приехал в Москву вместе с историком Михаилом Петровичем Погодиным, с которым встретился в Вене. Он остановился в его доме на Девичьем поле (ныне Погодинская улица).
Гоголь трижды по приезде из-за границы в Москву останавливался и жил у Погодина (в 1839-1840, 1841-1842 и 1848 гг.), пользовался богатым архивом древних грамот, рукописей, книг, которые наряду с коллекцией народных лубков, старинного оружия и монет собирал в своём доме Погодин. Здесь Гоголь нашел рукописные материалы об истории запорожских казаков. Они помогли ему в работе над новой редакцией «Тараса Бульбы».
Известие о возвращении Гоголя быстро разнеслось по Москве. Несколько раз в этот свой приезд Гоголь читал друзьям отдельные главы «Мёртвых душ», от которых все были в восторге.
«Вы привезли с собою в подарок русской литературе, - писал один из знакомых Погодина из Петербурга, - беглеца Пасичника… Теперь только и разговоров, что о Гоголе… Только и слышим, что цитаты из «Вечеров на хуторе», из «Миргорода», из «Арабесков». Даже вздумали разыгрывать «Ревизора». Любители петербургской жизни и петербургского общества завидуют теперь москвичам... Вот что значит побыть несколько временя за границею, возбудив перед тем всеобщее внимание. Петербург жалеет, что потерял одного из достойнейших литераторов, и возвышает цену произведений Гоголя. Ревизора едва можно достать, и то не меньше, как за пятнадцать рублей. Потрудитесь предостеречь Гоголя, чтоб он не медлил изданием своих творений, если не хочет возбудить против себя ярости почитателей его таланта …»
9 мая 1840 года, на Николин день, в день своих именин (по старому стилю), Гоголь решил устроить обед - собрать своих друзей и знакомых, чтобы проститься с ними перед отъездом. Это был первый именинный обед Гоголя в Москве. Позднее эти обеды вошли у него в традицию. Каждый раз, когда Гоголь в этот день бывал в Москве, он устраивал такой праздник.
Столы вынесли в широкую липовую аллею Погодинского сада. Гостей съехалось человек пятьдесят. Среди них - Михаил Семёнович Щепкин, московские и петербургские литераторы…
Гоголь ждал и Лермонтова, который за дуэль был переведен в Тенгинский пехотный полк на Кавказ и по дороге в ссылку оказался в Москве. О Лермонтове Гоголю говорил Белинский. Только что вышел «Герой нашего времени», в журналах было много стихотворений Лермонтова. Николай Васильевич уже всё это прочел.
Лермонтов приехал на именины к Гоголю. Он попросил поэта после застолья прочесть что-нибудь, и Михаил Юрьевич прочел отрывок из только что написанной поэмы «Мцыри».
«Никто ещё не писал у нас такой правильной, прекрасной и благоуханной прозой, - заметил Гоголь о лермонтовском «Герое нашего времени» позднее, уже после гибели поэта. - Тут видно больше углубленья в действительность жизни; готовился будущий великий живописец русского быта...»
В конце 1841 года Гоголь снова в Москве - он сдержал свое обещание, привёз готовую рукопись поэмы «Мёртвые души». Но не так-то просто было её напечатать. Начались хлопоты, разговоры с цензорами, уговоры, доказательства, унизительные и тяжёлые дни для Гоголя. И только с помощью друзей удалось, наконец, получить разрешение для печати. В конце мая 1842 года «Мёртвые души» вышли в свет: первый том был напечатан в типографии Московского университета.
Когда Гоголь избрал Москву местом своего проживания, образ его мысли сильно изменился. Счастье принимать Гоголя, радость живого общения с ним доставалось теперь исключительно Первопрестольной. Куда бы он не отправлялся - в Малороссию, Рим или в паломничество на Святую Землю - возвращался всегда сюда. В Петербург Гоголь наведывался с той поры редко.
Чувства, которые питал Гоголь к древней русской столице, ярко раскрывает гоголевский отрывок «Москва и Петербург (из записок подорожного)». Сколько тут искрометных сравнений! «Москва - старая домоседка, печёт блины, глядит издали и слушает рассказ, не подымаясь с кресел; Петербург - разбитной малый, никогда не сидит дома, всегда одет и похаживает на кордоне, охорашиваясь перед Европою…» «В Москве все невесты, в Петербурге все женихи». «В Москву тащится Русь с деньгами в кармане и возвращается налегке; в Петербург едут люди безденежные и разъезжаются во все стороны света с изрядным капиталом». По этим запискам нетрудно уловить, что симпатии автора на стороне Москвы.
О любви писателя к Москве говорят и письма, которые он отправлял своей предполагаемой невесте Анне Михайловне Виельгорской. Когда та собиралась приехать в Первопрестольную, Николай Васильевич писал ей: «От всей души желаю, чтобы Москва оставила в душе вашей навсегда самое благодатное впечатление». В другой раз он приглашает её для осмотра московских святынь.
Сам Гоголь регулярно посещал храмы Москвы. К примеру, за домом Пашкова и поныне сохранился храм Святителя и Чудотворца Николая в Старом Ваганькове, построенный в XVI столетии. В 40-х годах XIX века в доме Пашкова располагался Дворянский институт. Его воспитанники свидетельствовали, что не один раз храм посещал Николай Васильевич. Вместе с ними он слушал Пасхальную заутреню, стоял у клироса рядом с Погодиным.
Осенью 1848 года Гоголь окончательно перебирается в Москву. Друзья и знакомые встречали его восторженно.
Гоголь поселился на Никитском бульваре в двух скромных комнатах первого этажа усадьбы Талызиных-Толстых. Он готовил к изданию собрание своих сочинений. Часто прогуливался по Никитскому бульвару, а молодёжь ходила смотреть, как гуляет Гоголь.
Николай Васильевич недоволен был своей работой над вторым томом «Мёртвых душ», который здесь, в усадьбе, перед смертью сжег. «Творчество мое лениво. Стараясь не пропустить и минуты времени, не отхожу от стола, не отодвигаю бумаги, не выпускаю пера - но строки лепятся вяло, а время летит невозвратно…»
Однажды Щепкин сообщил Гоголю о приезде в Москву Ивана Сергеевича Тургенева и о его желании познакомиться с ним (мемуары Тургенева, где он вспоминает и о встрече с Гоголем, были написаны им летом 1869 года, опубликованы в том же году в первом томе «Сочинений И. С. Тургенева»).
«Меня свёл к Гоголю покойный Михаил Семенович Щепкин, - вспоминал Тургенев. - Помню день нашего посещения: 20-го октября 1851 года /…/. Мы приехали в час пополудни: он немедленно нас принял. Комната его находилась возле сеней, направо. Мы вошли в неё - и я увидел Гоголя, стоявшего перед конторкой с пером в руке. /…/ Увидев нас со Щепкиным, он с весёлым видом пошел к нам навстречу и, пожав мне руку, промолвил: «Нам давно следовало быть знакомыми» /…/
Михаил Семёнович предупредил меня, что с ним не следует говорить о продолжении «Мёртвых душ», об этой второй части, над которою он так долго и так упорно трудился и которую он, как известно, сжёг перед смертию, - что он этого разговора не любит. /…/ Впрочем, я и не готовился ни к какой беседе - а просто жаждал видеться с человеком, творения которого я чуть не знал наизусть /…/.
Щепкин заранее объявил мне, что Гоголь не словоохотлив: на деле вышло иначе. Гоголь говорил много, с оживлением, размеренно отталкивая и отчеканивая каждое слово - что не только не казалось неестественным, но, напротив, придавало его речи какую-то приятную вескость и впечатлительность... Всё выходило ладно, складно, вкусно и метко. Впечатление усталости, болезненного, нервического беспокойства, которое он сперва произвёл на меня, - исчезло. Он говорил о значении литературы, о призвании писателя, о том, как следует относиться к собственным произведениям; высказал несколько тонких и верных замечаний о самом процессе работы, о самой, если можно так выразиться, физиологии сочинительства, и всё это - языком образным, оригинальным и, сколько я мог заметить, нимало не подготовленным заранее, как это сплошь да рядом бывает у «знаменитостей» /…/».
5 ноября (по старому стилю) 1851 года Гоголь читал в усадьбе А. П. Толстого на Никитском бульваре, где проживал, собравшимся друзьям и актерам Малого театра «Ревизора».
«Он принялся читать - и понемногу оживился, - вспоминал И.С.Тургенев. - Щеки покрылись легкой краской; глаза расширились и посветлели. Читал Гоголь превосходно... Я слушал его тогда в первый - и в последний раз /…/ Казалось, Гоголь только и заботился о том, как бы вникнуть в предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное впечатление. Эффект выходил необычайный - особенно в комических, юмористических местах; не было возможности не смеяться - хорошим, здоровым смехом; а виновник всей этой потехи продолжал, не смущаясь общей весёлостью и как бы внутренне дивясь ей, все более и более погружаться в самое дело - и лишь изредка, на губах и около глаз, чуть заметно трепетала лукавая усмешка мастера. С каким недоумением, с каким изумлением Гоголь произнес знаменитую фразу Городничего о двух крысах (в самом начале пиесы): «Пришли, понюхали и пошли прочь!» - Он даже медленно оглянул нас, как бы спрашивая объяснения такого удивительного происшествия. Я только тут понял, как вообще неверно, поверхностно, с каким желанием только поскорей насмешить - обыкновенно разыгрывается на сцене «Ревизор». Я сидел, погружённый в радостное умиление: это был для меня настоящий пир и праздник. /…/
Григорий Петрович Данилевский, известный в свое время беллетрист, не принадлежал к числу близких к Гоголю людей. И хотя воспоминания Данилевского охватывают очень ограниченный отрезок времени, они подробно освещают ряд существенных эпизодов биографии Гоголя в последний год его жизни, некоторые живые черты его характера («Знакомство с Гоголем», журнал «Исторический вестник», 1886, N 12).
«Впервые в жизни я увидел Гоголя за четыре месяца до его кончины, - вспоминал Г.П.Данилевский. - Это случилось осенью в 1851 году /…/ я получил от старого своего знакомого, покойного московского профессора О. М. Бодянского, записку, в которой он извещал меня, что один из наших земляков-украинцев, г. А-й, которого перед тем я у него видел, предполагал петь малорусские песни у Гоголя и что Гоголь, узнав, что и у меня собрана коллекция украинских народных песен, с нотами, просил Бодянского пригласить к себе и меня /…/
В назначенный час я отправился к О. М. Бодянскому, чтобы ехать с ним к Гоголю. Бодянский тогда жил у Старого Вознесения на Арбате, на углу Мерзляковского переулка, в доме ныне Е. С. Мещерской, N 243. Он встретил меня словами: «Ну, земляче, едем; вкусим от благоуханных, сладких сотов родной украинской музыки». Мы сели на извозчичьи дрожки и поехали по соседству на Никитский бульвар, к дому Талызина, где, в квартире гр. А. П. Толстого, в то время жил Гоголь. /…/
Въехав в каменные ворота высокой ограды, направо, к балконной галерее дома Талызина, мы вошли в переднюю нижнего этажа. Старик-слуга графа Толстого приветливо указал нам дверь из передней направо.
Не опоздали? - спросил Бодянский, обычною своею, ковыляющею походкой проходя в эту дверь.
Пожалуйте, ждут-с! - ответил слуга.
Бодянский прошёл приёмную и остановился перед следующею, затворённою дверью в угольную комнату, два окна которой выходили во двор и два на бульвар. Я догадывался, что это был рабочий кабинет Гоголя. Бодянский постучался в дверь этой комнаты.
Чи дома, брате Миколо? - спросил он по-малорусски.
А дома ж, дома! - негромко ответил кто-то оттуда.
Сердце у меня сильно забилось. Дверь растворилась. У её порога стоял Гоголь.
Мы вошли в кабинет/…/.
А где же наш певец? - спросил, оглядываясь, Бодянский.
Надул, к Щепкину поехал на вареники! - ответил с видимым неудовольствием Гоголь. - Только что прислал извинительную записку, будто забыл, что раньше нас дал слово туда /…/.
Передо мной был не только не душевнобольной или вообще свихнувшийся человек, а тот же самый Гоголь, тот же могучий и привлекательный художник, каким я привык себе воображать его с юности /…/.
А что это у вас за рукописи? - спросил Бодянский, указывая на рабочую, красного дерева, конторку, стоявшую налево от входных дверей, за которою Гоголь, перед нашим приходом, очевидно, работал стоя.
Так себе, мараю по временам! - небрежно ответил Гоголь.
На верхней части конторки были положены книги и тетради; на её покатой доске, обитой зелёным сукном, лежали раскрытые, мелко исписанные и перемаранные листы.
Не второй ли том «Мёртвых душ»? - спросил, подмигивая, Бодянский.
Да... иногда берусь, - нехотя проговорил Гоголь, - но работа не подвигается; иное слово вытягиваешь клещами. /…/».
В своих воспоминаниях Г.П.Данилевский пишет и о чтении «Ревизора»:
«Стол, вокруг которого на креслах и стульях уселись слушатели, стоял направо от двери, у дивана, против окон во двор. Гоголь читал, сидя на диване. В числе слушателей были: С. Т. и И. С. Аксаковы, С. П. Шевырев, И. С. Тургенев, Н. В. Берг и другие писатели, а также актеры М. С. Щепкин, П. М. Садовский и Шуйский. Никогда не забуду чтения Гоголя. Особенно он неподражаемо прочел монологи Хлестакова и Ляпкина-Тяпкина и сцену между Бобчинским и Добчинским. «У вас зуб со свистом», - произнёс серьезно и внушительно Гоголь, грозя кому-то глазами и даже пришептывая при этом, будто и у него свистел зуб. Неудержимый смех слушателей изредка невольно прерывал его. Высокохудожественное и оживлённое чтение под конец очень утомило Гоголя. Его сил как-то вообще хватало не надолго. Когда он дочитал заключительную сцену комедии, с письмом, и поднялся с дивана, очарованные слушатели долго стояли группами, вполголоса передавая друг другу свои впечатления. Щепкин, отирая слезы, обнял чтеца…»
А вот один из самых близких друзей Гоголя М. С. Щепкин, к сожалению, не оставил написанных мемуаров о Николае Васильевиче. Но до нас дошел ряд его устных рассказов и воспоминаний о любимом писателе, которыми он делился в семейном кругу. Его внук М. А. Щепкин составил воспоминания о своем великом деде и его дружбе с Гоголем со слов родителей и других близких родственников.
«Гоголь был очень расположен к Щепкину, - вспоминает М.А.Щепкин. - Оба они знали и любили Малороссию и охотно толковали о ней, сидя в дальнем углу гостиной в доме Михаила Семёновича. Они перебирали и обычаи, и одежду малороссиян, и, наконец, их кухню. Прислушиваясь к их разговору, можно было слышать под конец: вареники, голубцы, паленицы - и лица их сияли улыбками. Из рассказов Щепкина Гоголь почерпал иногда новые черты для лиц в своих рассказах, а иногда целиком вставлял целый рассказ его в свою повесть. Это делалось по просьбе Михаила Семёновича, который желал, чтобы характерные выражения или происшествия не пропали бесследно и сохранились в рассказах Гоголя. Так, Михаил Семёнович передал ему рассказ о городничем, которому нашлось место в тесной толпе, и о сравнении его с лакомым куском, попадающим в полный желудок. Так, слова исправника: «полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит (из второй главы первоначальной редакции второго тома «Мёртвых душ» - Н.Г.) - были переданы Гоголю Щепкиным...»
М.П. Погодин отмечал, что «…Гоголь сам обязан был многим Щепкину». В частности, многими своими сюжетами. Писатель заимствовал из историй актёра персонажей и их черты для своих творений.
Щепкин на одиннадцать лет пережил Гоголя, но умер с его именем на устах. Сохранился рассказ внука Щепкина: «По словам сопровождавшего его слуги Александра, Михаил Семёнович, заболев, почти сутки лежал в забытьи, и вдруг неожиданно соскочил с постели... «Скорей, скорей одеваться», - закричал он. - «Куда вы, Михаил Семёнович? Что вы, бог с вами, лягте», - удерживал его Александр. - «Как куда? Скорее к Гоголю». - «К какому Гоголю?» - «Как к какому? К Николаю Васильевичу». - «Да что вы, родной, господь с вами, успокойтесь, лягте, Гоголь давно умер». - «Умер? - спросил Михаил Семенович. - Умер... да, вот что...» Низко опустил голову, покачал ею, отвернулся лицом к стене и навеки заснул». («Исторический вестник», 1900, N8).
7 февраля 1852 года, незадолго до кончины, Гоголь ездил на Девичье поле в церковь Саввы Освященного: здесь он приобщается Святых Тайн, по его просьбе служат вечером благодарственный молебен.
Отпевали Гоголя в церкви святой мученицы Татианы Московского университета. Гроб писателя простоял там день и ночь. Беспрерывным потоком подходили поклонники его таланта. Всё было усыпано цветами. У изголовья - лавровый венок.
24 февраля 1852 года друг и сподвижник Николая Васильевича М. С. Щепкин закрыл крышку гроба, и на руках его несли восемь вёрст по только что выпавшему снегу до Свято-Данилова монастыря, где он и был предан земле.
В 1931 году, при закрытии монастыря новыми властями, развернувшими в стране борьбу с Церковью, останки Гоголя по распоряжению Сталина были перезахоронены на Новодевичьем кладбище.
Лишь в сентябре нынешнего, юбилейного года, на гоголевской могиле здесь, как и на прежнем захоронении, вместо помпезного памятника вновь будет установлен православный крест с голгофой, с кратким и пронзительным изречением библейского пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся…»
http://odnarodyna.ru/topics/1/177.html
Текущая страница: 37 (всего у книги 79 страниц)
29 апреля 1836 г. Петербург
[962
Кулиш, т. 1, с. 181–182 (с пропусками); Акад., XI, № 8.
1836. СПб. Апреля 29.
Наконец пишу к вам, бесценнейший Михаил Семенович. Едва ли, сколько мне кажется, это не в первый раз происходит. Явление, точно, очень замечательное: два первые ленивца в мире наконец решаются изумить друг друга письмом. Посылаю вам «Ревизора»[963
Экземпляр первого издания комедии (цензурное разрешение от 13 марта 1836 г.) с дарственной надписью: «Моему доброму и бес <цен> ному Михайлу Семеновичу Щепкину от Гоголя».
]. Может быть, до вас уже дошли слухи о нем. Я писал к ленивцу 1-й гильдии и беспутнейшему человеку в мире, Погодину, чтобы он уведомил вас. Хотел даже посылать к вам его, но раздумал, желая сам привезти к вам и прочитать собственногласно, дабы о некоторых лицах не составились заблаговременно превратные понятия, которые, я знаю, черезвычайно трудно после искоренить. Но, познакомившись с здешнею театральною дирекциею, я такое получил отвращение к театру[964
Премьера «Ревизора» состоялась в петербургском Александринском театре 19 апреля 1836 г. Спектакль привлек внимание как публики, так и прессы, однако уровень актерского исполнения, реакция зала, отклики журналистов оставили у Гоголя чувство глубокого неудовлетворения.
], что одна мысль о тех приятностях, которые готовятся для меня еще и на московском театре, в силе удержать и поездку в Москву, и попытку хлопотать о чем-либо. К довершению, наконец, возможнейших мне пакостей здешняя дирекция, то есть директор Гедеонов, вздумал, как слышу я, отдать главные роли другим персонажам[965
Дублеры были введены в спектакль уже 28 апреля 1836 г. (П. И. Григорьев – городничий, А. М. Максимов – Хлестаков и др.).
] после четырех представлений ее, будучи подвинут какой-то мелочной личной ненавистью к некоторым главным актерам в моей пьесе, как-то: к Сосницкому и Дюру. Мочи нет. Делайте что хотите с моей пьесой, но я не стану хлопотать о ней. Мне она сама надоела так же, как хлопоты о ней. Действие, произведенное ею, было большое и шумное. Все против меня[966
См. вступит. статью.
]. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня. Бранят и ходят на пьесу; на четвертое представление нельзя достать билетов. Если бы не высокое заступничество государя[967
Вероятно, еще до представления «Ревизора» в цензуру В. А. Жуковскому и М. Ю. Вьельгорскому удалось убедить Николая I в безобидности комедии (Г. Мат. и иссл., т. 1, с. 311). По воспоминаниям современника, на первом представлении император «хлопал и много смеялся» (Никитенко А. В. Дневник. В 3-х томах, т. 1. 1955, с. 182).
], пьеса моя не была бы ни за что на сцене, и уже находились люди, хлопотавшие о запрещении ее. Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший призрак истины – и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия. Воображаю, что же было бы, если бы я взял что-нибудь из петербургской жизни, которая мне более и лучше теперь знакома, нежели провинциальная. Досадно видеть против себя людей тому, который их любит между тем братскою любовью. Комедию мою, читанную мною вам в Москве, под заглавием «Женитьба», я теперь переделал и переправил, и она несколько похожа теперь на что-нибудь путное. Я ее назначаю таким образом, чтобы она шла вам и Сосницкому в бенефис здесь и в Москве, что, кажется, случается в одно время года. Стало быть, вы можете адресоваться к Сосницкому, которому я ее вручу[968
Постановка «Женитьбы» в 1836 г. не состоялась: вскоре Гоголь забрал комедию у Сосницкого для переделки (см. письмо Сосницкого к Щепкину от 30 мая 1836 г. – ЛН, т. 58, с. 552), окончательно завершенной лишь к 1842 г.
]. Сам же через месяц-полтора, если не раньше, еду за границу и потому советую вам, если имеется ко мне надобность, не медлить вашим ответом и меньше предаваться общей нашей приятельнице лени.
Прощайте. От души обнимаю вас и прошу не забывать вашего старого земляка, много, много любящего вас Гоголя .
Раздайте прилагаемые при сем экземпляры[969
Речь идет об экземплярах «Ревизора».
] по принадлежности. Неподписанный экземпляр отдайте по усмотрению, кому рассудите.
Щепкин М. С. – Гоголю, 7 мая 18367 мая 1836 г. Москва
[970
РС, 1886, № 10, с. 147–148; Щепкин, т. 1, с. 168–169; сверено с автографом (ГБЛ).
Данное письмо Щепкин приложил к своему письму И. И. Сосницкому от 7 мая 1836 г. для передачи Гоголю.
Милостивый государь! Николай Васильевич! Письмо и «Ревизора» несколько экземпляров получил и по назначению все роздал, кроме Киреевского, который в деревне, и потому я отдал его экземпляр С. П. Шевыреву для доставления. Благодарю вас от души за «Ревизора», не как за книгу, а как за комедию, которая, так сказать, осуществила все мои надежды, и я совершенно ожил. Давно уже я не чувствовал такой радости, ибо, к несчастию, мои все радости сосредоточены в одной сцене. Знаю, что это почти сумасшествие, но что ж делать? Я, право, не виноват. Порядочные люди смеются надо мной и почитают глупостию, но я за усовершенствования этой глупости отдал бы остаток моей жизни. Ну, все это в сторону, а теперь просто об «Ревизоре»; не грех ли вам оставлять его на произвол судьбы, и где же? в Москве, которая так радушно ждет вас (так от души смеется в «Горе от ума»). И вы оставите ее от некоторых неприятностей, которые доставил вам «Ревизор»? Во-первых, по театру таких неприятностей не может быть, ибо М. Н. Загоскин, благодаря вас за экземпляр, сказал, что будет писать к вам, и поручил еще мне уведомить вас, что для него весьма приятно бы было, если бы вы приехали, дабы он мог совершенно с вашим желанием сделать все, что нужно для поставки пиэсы. Со стороны же публики чем более будут на вас злиться, тем более я буду радоваться, ибо это будет значить, что она разделяет мое мнение о комедии и вы достигли своей цели. Вы сами лучше всех знаете, что ваша пиэса более всякой другой требует, чтобы вы прочли ее нашему начальству и действующим. Вы это знаете и не хотите приехать. Бог с вами! Пусть она вам надоела, но вы должны это сделать для комедии; вы должны это сделать по совести; вы должны это сделать для Москвы, для людей, вас любящих и принимающих живое участие в «Ревизоре». Одним словом, вы твердо знаете, что вы нам нужны, и не хотите приехать. Воля ваша, это эгоизм. Простите меня, что я так вольно выражаюсь, но здесь дело идет о комедии, и потому я не могу быть хладнокровным. Видите, я даже не ленив теперь. Вы, пожалуй, не ставьте ее у нас, только прочтите два раза, а там… Ну, полно, я вам надоел. Спасибо вам за подарок пиэсы для бенефиса, верьте, что такое одолжение никогда не выйдет из моей старой головы, в которой теперь одно желание видеть вас, поцеловать. Чтобы это исполнить, я привел бы всю Москву в движение. Прощайте. Простите, что оканчиваю без чинов.
Ваш М. Щепкин .
]. Если вы решитесь ехать к нам, то скорее, ибо недели чрез три, а может быть и ранее, она <постановка> будет готова, к ней пишут новую декорацию[972
Первая постановка «Ревизора» в московском Малом театре состоялась 25 мая 1836 г.
10 мая 1836 г. Петербург
[973
Кулиш, т. 1, с. 183–184; Акад., XI, № 10.
Я забыл вам, дорогой Михаил Семенович, сообщить кое-какие замечания предварительные о «Ревизоре». Во-первых, вы должны непременно, из дружбы ко мне, взять на себя все дело постановки ее. Я не знаю никого из актеров ваших, какой и в чем каждый из них хорош. Но вы это можете знать лучше, нежели кто другой. Сами вы, без сомнения, должны взять роль городничего, иначе она без вас пропадет. Есть еще трудней роль во всей пьесе – роль Хлестакова. Я не знаю, выберете ли вы для нее артиста. Боже сохрани, <если> ее будут играть с обыкновенными фарсами, как играют хвастунов и повес театральных. Он просто глуп, болтает потому только, что видит, что его расположены слушать; врет, потому что плотно позавтракал и выпил порядочно вина. Вертляв он тогда только, когда подъезжает к дамам. Сцена, в которой он завирается, должна обратить особенное внимание. Каждое слово его, то есть фраза или речение, есть экспромт совершенно неожиданный и потому должно выражаться отрывисто. Не должно упустить из виду, что к концу этой сцены начинает его мало-помалу разбирать. Но он вовсе не должен шататься на стуле; он должен только раскраснеться и выражаться еще неожиданнее, и чем далее, громче и громче. Я сильно боюсь за эту роль. Она и здесь была исполнена плохо, потому что для нее нужен решительный талант. Жаль, очень жаль, что я никак не мог быть у вас: многие из ролей могли быть совершенно понятны только тогда, когда бы я прочел их. Но нечего делать. Я так теперь мало спокоен духом, что вряд ли бы мог быть слишком полезным. Зато по возврате из-за границы я намерен основаться у вас в Москве… С здешним климатом я совершенно в раздоре. За границей пробуду до весны, а весною к вам.
Скажите Загоскину, что я все поручил вам. Я напишу к нему, что распределение ролей я послал к вам[974
Это было сделано в письме к Загоскину от 10 мая 1836 г.
]. Вы составьте записочку и подайте ему как сделанное мною. Да еще: не одевайте Бобчинского и Добчинского в том костюме, в каком они напечатаны[975
Речь идет о пояснениях Гоголя «Характеры и костюмы. Замечания для господ актеров», напечатанных в первом издании «Ревизора».
]. Это их одел Храповицкий[976
Инспектор драматической труппы Храповицкий руководил подготовкой премьеры «Ревизора» в Петербурге.
]. Я мало входил в эти мелочи и приказал напечатать по-театральному. Тот, который имеет светлые волосы, должен быть в темном фраке, а брюнет, то есть Бобчинский, должен быть в светлом. Нижнее обоим – темные брюки. Вообще чтобы не было фарсирования. Но брюшки у обоих должны быть непременно, и притом остренькие, как у беременных женщин.
Покаместь прощайте. Пишите. Еще успеете. Еду не раньше 30 мая или даже, может, первых <дней> июня[977
Гоголь выехал из Петербурга за границу 6 июня 1836 г.
Н. Гоголь .
Кланяйтесь всем вашим отраслям домашним, моим землякам и землячкам.
Гоголь – Щепкину М. С., 15 мая 183615 мая 1836 г. Петербург
[978
Кулиш, т. 1, с. 184–185 (неполностью); Акад., XI, № 15. Ответ на письмо Щепкина от 7 мая 1836 г.
Мая 15-го. С.-Петербург.
Не могу, мой добрый и почтенный земляк, никаким образом не могу быть у вас в Москве. Отъезд мой уже решен. Знаю, что вы все приняли бы меня с любовью. Мое благодарное сердце чувствует это. Но не хочу и я тоже с своей стороны показаться вам скучным и не разделяющим вашего драгоценного для меня участия. Лучше я с гордостью понесу в душе своей эту просвещенную признательность старой столицы моей родины и сберегу ее, как святыню, в чужой земле. Притом, если бы я даже приехал, я бы не мог быть так полезен вам, как вы думаете. Я бы прочел ее вам дурно, без малейшего участия к моим лицам. Во-первых, потому, что охладел к ней; во-вторых, потому, что многим недоволен в ней, хотя совершенно не тем, в чем обвиняли меня мои близорукие и неразумные критики.
Я знаю, что вы поймете в ней все, как должно, и в теперешних обстоятельствах поставите ее даже лучше, нежели если бы я сам был. Я получил письмо от Серг. Тим. Аксакова[979
Упомянутое письмо С. Т. Аксакова (первое из его писем к Гоголю) в настоящее время неизвестно, содержание письма изложено в «Истории моего знакомства с Гоголем» (Аксаков, с. 16).
] тремя днями после того, как я писал к вам, со вложением письма к Загоскину. Аксаков так добр, что сам предлагает поручить ему постановку пьесы. Если это точно выгоднее для вас тем, что ему, как лицу стороннему, дирекция меньше будет противуречить, то мне жаль, что я наложил на вас тягостную обузу. Если же вы надеетесь поладить с дирекцией, то пусть остается так, как порешено. Во всяком случае, я очень благодарен Сергею Тимофеевичу, и скажите ему, что я умею понимать его радушное ко мне расположение.
Прощайте. Да любит вас бог и поможет вам в ваших распоряжениях, а я дорогою буду сильно обдумывать одну замышляемую мною пиесу[980
О каком произведении идет речь – не установлено.
]. Зимой в Швейцарии буду писать ее, а весною причалю с нею прямо в Москву, и Москва первая будет ее слышать. Прощайте еще раз! Целую вас несколько раз. Любите всегда также вашего Гоголя.
Мне кажется, что вы сделали бы лучше, если бы пиесу[981
«Ревизор».
] оставили к осени или зиме.
Все остающиеся две недели до моего отъезда я погружен в хлопоты по случаю моего отъезда, и это одна из главных причин, что не могу исполнить ваше желание ехать в Москву.
Гоголь – Щепкину М. С., 29 июля (10 августа) 184029 июля (10 августа) 1840 г. Вена
[982
«Московские ведомости», 1853, № 2 (с пропусками); Акад., XI, № 177.
Ну, Михаил Семенович, любезнейший моему сердцу! половина заклада выиграна[983
Во время пребывания в Москве в 1839–1840 гг. Гоголь поспорил с Щепкиным, что подготовит к его бенефису две комедии.
]: комедия готова[984
О комедии Д. Жиро см. преамбулу, с. 445. Впервые она была исполнена 9 января 1853 г. в бенефис Щепкина.
]. В несколько дней русские наши художники перевели. И как я поступил добросовестно! всю от начала до конца выправил, перемарал и переписал собственною рукою. В афишке вы должны выставить два заглавия: русское и итальянское. Можете даже прибавить тотчас после фамилии автора: «первого итальянского комика нашего времени». Первое действие я прилагаю при письме вашем, второе будет в письме к Сергею Тимофеевичу[985
Аксакову. Перевод был в действительности приложен Гоголем к письму к О. С. Аксаковой от 29 июля (10 августа) 1840 г. (Акад., XI, № 175).
], а за третьим отправьтесь к Погодину. Велите ее тотчас переписать как следует, с надлежащими пробелами, и вы увидите, что она довольно толста. Да смотрите, до этого не потеряйте листков: другого экземпляра нет, черновой пошел на задние обстоятельства. Комедия должна иметь успех; по крайней мере в итальянских театрах и во Франции она имела успех блестящий. Вы, как человек, имеющий тонкое чутье, тотчас постигнете комическое положение вашей роли. Нечего вам и говорить, что ваша роль – сам дядька, находящийся в затруднительном положении; роль ажитации сильной. Человек, который совершенно потерял голову: тут сколько есть комических и истинных сторон! Я видел в ней актера с большим талантом, который, между прочим, далеко ниже вас. Он был прекрасен, и так в нем было все натурально и истинно! Слышен был человек, не рожденный для интриги, а попавший невольно в оную, – и сколько натурально комического! Этот гувернер, которого я назвал дядькой, потому что первое, кажется, не совсем точно, да и не русское, должен быть одет, весь в черном, как одеваются в Италии доныне все эти люди: аббаты, ученые и проч.: в черном фраке не совсем по моде, а так, как у стариков, в черных панталонах до колен, в черных чулках и башмаках, в черном суконном жилете, застегнутом плотно снизу доверху, и в черной пуховой шляпе, трехугольной, – <не> как носят у нас, что называют вареником, а в той, в какой нарисован блудный сын, пасущий стада, то есть с пригнутыми немного полями на три стороны[986
Имеется в виду распространенная в ту пору лубочная картинка.
]. Два молодые маркиза точно так же должны быть одеты в черных фраках, только помоднее, и шляпы вместо трехугольных круглые, черные, пуховые или шелковые, как носим мы все, грешные люди; черные чулки, башмаки и панталоны короткие. Вот все, что вам нужно заметить о костюмах. Прочие лица одеты, как ходит весь свет.
Но о самих ролях нужно кое-что. Роль Джильды лучше всего если вы дадите которой-нибудь из ваших дочерей. Вы можете тогда более дать ее почувствовать во всех ее тонкостях. Если же кому другому, то, ради бога, слишком хорошей актрисе. Джильда умная, бойкая; она не притворяется; если ж притворяется, то это притворное у ней становится уже истинным. Она произносит свои монологи, которые, говорит, набрала из романов, с одушевлением истинным; а когда в самом деле проснулось в ней чувство матери, тут она не глядит ни на что и вся женщина. Ее движения просты и развязны, а в минуту одушевления картины она становится как-то вдруг выше обыкновенной женщины, что удивительно хорошо исполняют итальянки. Актриса, игравшая Джильду, которую я видел, была свежая, молодая, проста и очаровательна во всех своих движениях, забывалась и одушевлялась, как природа. Француженка убила бы эту роль и никогда бы не выполнила. Для этой роли, кажется, как будто нужна воспитанная свежим воздухом деревни и степей.
Играющему роль Пиппето никак не нужно сказывать, что Пиппето немного приглуповат: он тотчас будет выполнять с претензиями. Он должен выполнить ее совершенно невинно, как роль молодого, довольно неопытного человека, а глупость явится сама собою, так, как у многих людей, которых вовсе никто не называет глупыми.
Больше, кажется, не нужно говорить ничего… Вы сами знаете, что чем больше репетиций вы сделаете, тем будет лучше и актерам сделаются яснее их роли. Впрочем, ролей немного, и постановка не обойдется дорого и хлопотливо. Да! маркиза дайте какому-нибудь хорошему актеру. Эта роль энергическая: бешеный, взбалмошный старик, не слушающий никаких резонов. Я думаю, коли нет другого, отдайте Мочалову; его же имя имеет магическое действие на московскую публику. Да не судите по первому впечатлению и прочитайте несколько раз эту пьесу, – непременно несколько раз. Вы увидите, что она очень мила и будет иметь успех.
Итак, вы имеете теперь две пиесы. Ваш бенефис укомплектован. Если вы обеим пьесам сделаете по большой репетиции и сами за всех прочитаете и объясните себе роли всех, то бенефис будет блестящий, и вы покажете шиш тем, которые говорят, что снаряжаете себе бенефис как-нибудь. Еще Шекспировой пьесы[987
О какой пьесе идет речь – не установлено.
] я не успел второпях поправить. Ее переводили мои сестры и кое-какие студенты. Пожалуйста, перечитайте ее и велите переписать на тоненькой бумаге все монологи, которые читаются неловко, и перешлите ко мне поскорее; я вам все выправлю, хоть всю пиесу пожалуй. За хвостом комедии сходите сейчас к Аксакову и Погодину.
Щепкин М. С. – Гоголю, 24 октября 184224 октября 1842 г. Москва
[988
РА, 1889, № 4, с. 556–558; Щепкин, т. 1, с. 177–179; сверено с автографом (ГБЛ).
Милостивый государь
Николай Васильевич.
По словам Сергея Тимофеича, вы теперь уже в Риме, куда я и адресовал это письмо, и дай бог, чтобы оно нашло вас здоровым и бодрым; а о себе скажу, что я упадаю духом. Поприще мое и при новом управлении[989
С 1842 г. московские театры перешли под управление петербургской дирекции во главе с А. М. Гедеоновым.
] без действия, а душа требует деятельности, потому что репертуар нисколько не изменился, а все то же, мерзость и мерзость, и вот чем на старости я должен упитывать мою драматическую жажду. Знаете, это такое страдание, на которое нет слов. Нам дали все, то есть артистам русским, – деньги, права, пансионы, и только не дали свободы действовать, и из артистов сделались мы поденщиками. Нет, хуже: поденщик свободен выбирать себе работу, а артист играй, играй все, что повелит мудрое начальство. Но я наскучил вам болтаньем о себе. Но что делать, надо же кому-нибудь высказаться, право, как-то легче, а кому же я выскажусь, как не вам? Кто так поймет мои страдания, как не вы, мой добрый Николай Васильевич, и даже, знаете, я думаю, никто не примет в них такого участия, как вы же. Вы всегда меня любили, всегда дарили меня своим вниманием, а я… Но довольно! Пользуясь вашим позволением, я заявил на свой бенефис вашу комедию «Женитьба»; ибо все издание ваше, как известно, выйдет в декабре[990
Имеются в виду «Сочинения» Гоголя, находившиеся в то время в цензуре. Четвертый том издания, включавший драматические произведения, был задержан цензурой и вышел в свет лишь в конце января 1843 г.
], а мой бенефис февраля 5-го[991
В бенефис 5 февраля 1843 г. Щепкин поставил «Женитьбу» и «Игроков», исполнив в них роли Подколесина и Утешительного.
]. Но я просил Белинского заранее отдать ее в театральную цензуру, дабы больше иметь времени ознакомиться с действующими, носящими человеческий образ. Я просил, тоже с вашего позволения, отдать некоторые сцены в цензуру, а равно и вновь присланную комедию «Игроки», которую я тоже попросил бы у вас сыграть на бенефис. Это бы сильно подкрепило оный. А бенефисы русских артистов сильно пострадали от немецкой оперы, которую Гедеонов перевез из Петербурга в Москву на всю зиму. Но как без письменного вашего позволения я не решусь давать оной; хотя вы и говорили о прочих сценах, но я не помню, была ли речь о ней. Итак, я заранее только просил подать ее в цензуру, и если не помедлите вашим ответом и позволите, то не худо, если бы вы изложили, как бы вы желали в рассуждении костюмов действующих в комедиях «Женитьба» и «Игроки». Времени еще с лишком три месяца, и ваш ответ успеет прийти заблаговременно. Если же я не получу от вас никакого ответа в это время, то, разумеется, я «Игроков» уже не дам, а только «Женитьбу» и какую-нибудь из сцен. Вот люди: что письмо, то и просьба, и Сбитенщик правду сказал: «Все люди Степаны!»[992
Реплика сбитенщика Степана из комической оперы Я. Б. Княжнина (1740–1791) «Сбитенщик» (действие I, явл. XI). Смысл ее в том, что все люди, подобно Степану, корыстны.
] Что еще сказать вам? Да! О «Мертвых душах» все идут толки, прения. Они разбудили Русь. Она теперь как будто живет. Толков об них несчетное число. Можно бы исписать томы, если бы изложить все их на бумаге, и меня это радует. Это значит: толкни нас хорошенько, и мы зашевелимся, и тем доказываем, что мы живые существа, и в этом пробуждении проглядывают мысли, ясно говорящие, что мы наряду со всеми народами не лишены человеческого достоинства. Но грустно то, что нас непременно надо толкнуть, а без того мы сами мертвые души. Прощайте, обнимаю вас. Ожидаю ответа скорого и остаюсь вечно любящий вас и пребывающий вашим покорным слугой
Михайло Щепкин .
P. S. Мое семейство от мала до велика все вам кланяются. Аксаковых семейство все, слава богу, здоровы, кроме самого Сергея Тимофеевича, который (между нами) ветшает, хотя, разумеется, он и скрывает это. Болезнь прежняя в нем опять отозвалась. Со всем тем у них теперь весело, ибо братья Сергея Тимофеевича теперь в Москве с семействами и с ним часто вместе, и преферанс в действии. Да! чтобы не забыть рассказать вам анекдот. В Курске, года три тому назад, было землетрясение, и на другой день полицмейстер доносит губернатору рапортом, что вчерашнего числа, во столько-то часов, было сильное землетрясение, но принятыми-де мерами заблаговременно полицией никакого несчастия в городе не последовало. Не могу точно передать фразы, но очень ловко выражено. Губернатор прочел и говорит ему: «Я очень доволен вами по части устройства города, чистоты, пожарной команды и проч., но нехорошо, что вы подписываете бумаги, не читав». На что полицмейстер с клятвой утверждал, что это клевета и что злодеи обносят его у начальства. «Но вот, – говорит губернатор, – этот рапорт, вероятно, не читали». – «Помилуйте, ваше превосходительство, сам начерно сочинял». Губернатор тут пожал плечами, и все пошло по-старому.
Гоголь – Щепкину М. С., 14(26) ноября 184214 (26) ноября 1842 г. Рим
[993
Кулиш, т. 1, с. 317–318; Акад., XII, № 94.
Михайло Семенович! Пишу к вам это письмо нарочно для того, чтобы оно служило документом в том, что все мои драматические сцены и отрывки, заключающиеся в четвертом томе моих сочинений, принадлежат вам и вы можете давать их по усмотрению вашему в свои бенефисы[994
Имеются в виду «Игроки», «Утро делового человека», «Тяжба», «Лакейская», «Отрывок».
]. Относительно же комедии «Женитьба» вы устройте, по взаимному соглашению, с Сосницким таким образом, чтобы она шла в один и тот же день в бенефисы вам обоим, на петербургском и на московском театрах.
Н. Гоголь .
Рим. Ноября 26. 1842 года.
Гоголь и Петербург: «…шум, блеск…и унылость будней»
Петербург сыграл в жизни Николая Васильевича Гоголя особую роль, практически все его творчество связано с северной столицей России. В Петербурге были написаны «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», «Тарас Бульба», «Невский проспект», «Ревизор» и другие произведения, задумана и напечатана поэма «Мертвые души», но очень часто в холодном и чиновном Петербурге он ощущал себя «как в пустыне».
«Блеск, огонь, свет… стук, гром, крик…» — вот ключевые слова? передающие впечатление потрясенного провинциала, оглушенного и ослепленного блеском и шумом столицы ее «страшным многолюдством», столь непривычным для созерцательного малоросса.1
Образ Петербурга Гоголя не может быть понят, рассмотренный изолированно от всей России. В нем перед Гоголем беспредельно раскинулась необъятная Русь, любимая и мучительная. В самых хмурых, самых унылых пределах ее, на окраине, среди чужого племени вырос наперекор стихиям венчающий Россию Петербург.2
Петербург для Гоголя — город двойного бытия. С одной стороны, он «аккуратный немец, больше всего любящий приличия», деловитый, суетливый, «иностранец своего отечества», с другой – неуловимый, манящий затаенной загадкой, город неожиданных встреч и таинственных приключений. Петербург восхищал Гоголя красотой и правильностью линий.
«Как сдвинулся, как вытянулся в струнку щеголь Петербург! Перед ним со всех сторон зеркала: Там Нева, там Финский залив. Ему есть куда поглядеться».
Но само содержание образа Петербурга у Гоголя составляет преимущественно быт. Характеризуя его как заграничный город, чудом провидения попавший в Россию, Гоголь называет его заколдованным местом. В целом ряде его новелл он выступает городом необычных превращений и мистики, которая совершается на фоне тяжелого, прозаического быта, изображенного Гоголем остро и сочно. Правда и мечта у писателя переливаются одна в другую, грани между явью и сном почти полностью стираются.
В «Невском проспекте» Гоголь полнее всего и глубже высказался о Петербурге. Вся новелла построена на эффекте усложненного контраста. Два приключения двух друзей, завязывающиеся на улице, развертываются в диаметрально противоположном направлении и приводят одного — к гибели, другого – возвращают к обычному благополучию. Но есть один все объясняющий мотив: на Невском «все обман, все мечта, все не то, чем кажется». Пожалуй, это основной мотив гоголевского Петербурга.
Главным действующим лицом в произведениях Гоголя очень часто выступает Невский проспект. Он описывается во все часы своего суточного превращения.
«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта».
«Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня». Образы, проходящие по нему, не люди, а все какие-то маски «всеобщей коммуникации Петербурга». Но маски не фантастические, а самые реальные, давящие унылостью своих будней.
«Москва больше расположена ко мне»
Совсем иначе Гоголь воспринимал Москву. По преданию, он дал себе зарок приехать в Москву знаменитым. И действительно, впервые посетил первопрестольную в конце холодного, дождливого июня 1832 года, когда вся Россия упивалась «Вечерами на хуторе близ Диканьки». В Москве он оказался проездом, направляясь из Петербурга на родину, на Полтавщину, остановился у своего единственного в ту пору московского знакомого – историка М.П. Погодина, некогда передавшего ему в Петербурге восторги москвичей. Так первым московским адресом Гоголя стала Мясницкая улица, где тогда жил Погодин. К слову сказать, Гоголь никогда не имел в Москве даже съемной квартиры – до самой смерти он только гостил у друзей.
В пору блистательного расцвета, молодости и успеха в литературе Погодин первый познакомил Николая Васильевича Гоголя с Москвой, ее достопримечательностями, местами, хранившими память о былой и недавней славе. Настоящая Москва для Гоголя началась с Арбата. Погодин, взявший на себя роль гида, сразу же увлек его туда – показать душу Москвы и представить «москвитянам». Прогуливаясь по московским улицам, молодой писатель наблюдал жизнь простых москвичей, от его острого взгляда не ускользало ничего более или менее значительного.
Пройдут годы, и после долгих скитаний по свету, жизни в теплом, солнечном Риме первым и любимейшим городом в России Гоголь будет неизменно называть Москву. В гостеприимной и хлебосольной Москве у Гоголя было много друзей и приятелей.
Один из первых московских визитов Гоголя был к С.Т.Аксакову в Большой Афанасьевский переулок, но, явившись без предупреждения и немало смутив хозяина, Гоголь ушел быстро, взял слово, что Аксаков познакомит его с директором московских театров М.Н. Загоскиным.
Загоскин – автор нашумевшего в ту пору романа «Юрий Милославский» — имел усадьбу в Денежном переулке. Он встретил знаменитого гостя довольно странно: хлопал его по плечу, одобрительно бил кулаком в спину, называл хомяком и сусликом и без умолку говорил о себе с большой долей вранья. Говорят, он-то и стал прототипом Хлестакова.
Гоголь часто бывал и у М.Н. Щепкина в Большом Спасском переулке, с великим русским актером их связывала тесная дружба и любовь к Малороссии и малороссийской песне.3 Гости Щепкина не раз слышали, как Гоголь декламировал слова известной песни:
Ходит гарбуз по городу,
Пытается своего роду:
Ой, чи живы, чи здоровы
Вси родичи Гарбузовы?
Москва нравилась Гоголю, да и в Москве его любили и ждали всегда с нетерпением. Именно в Москву он привозит свою новую пьесу «Женихи» (будущую «Женитьбу») и дает согласие читать ее лично. Первое авторское чтение состоялось у Погодина на Мясницкой, а потом в доме поэта Дмитриева, где присутствовал М.Н. Щепкин, считавший Гоголя гениальнейшим комиком и несравненным актером.
Однако слава утомляла писателя, и когда к Погодину приезжали «посмотреть» на Гоголя, он тут же «свертывался, как улитка», и умолкал. Зато любил много гулять по Москве. Побывал в Коломенском, Измайлове, Филях, Кунцеве, Черкизове, Симонове, Останкине, Царицыне, у Николы в Столпах на Маросейке, у Мартина Исповедника на Таганке, у Николы на Старых Ваганьках…
Но настоящую цену России Гоголь узнает только вне России и добудет любовь к ней вдали от нее. Любимым городом Гоголя за пределами России станет Рим, где, по его словам, человек «целой верстой ближе к Богу».
В день коронации Николая I, состоявшейся 22 августа 1851 года, в честь торжества была устроена иллюминация, и Гоголь поднялся посмотреть ее на бельведер дома Пашкова. Любуясь восхитительной панорамой Москвы, он задумчиво сказал: «Как это зрелище напоминает мне вечный город…».
«Эра Гоголя»
Через 200 лет после рождения писателя его творчество не потеряло своей силы, а наоборот стало звучать сильнее. К 200-летию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя в доме №7 на Никитском бульваре в Москве наконец-то создан мемориальный музей. В нем великий писатель провел последние годы жизни. Здесь он испытал трагический духовный кризис. В ночь с 11 на 12 февраля 1852 г. он сжег подготовленный к печати второй том «Мертвых душ», а спустя десять дней скончался, отказавшись от помощи врачей. Мемориальная доска на доме сообщает, что здесь с 1848 г. жил и здесь в 1852 г. умер Н.В.Гоголь.
«Гоголевский Бульвар»4
Гоголевский бульвар — первый в подкове Бульварного кольца — начинается от площади Пречистенских ворот, а кончается у Арбатской площади. Вообще, Гоголевский бульвар, возможно, самый живописный участок на всем кольце, он хранит дорогие нам всем имена, названия и судьбы. В угловом доме № 2 бывал А.С. Пушкин. Особняк в русском стиле (дом № 6) построен для городского головы С.М.Третьякова, брата знаменитого П.М.Третьякова. Здесь собиралась вся московская интеллигенция. В доме №5 во время строительства храма Христа Спасителя жил архитектор К.А.Тон, руководивший строительством. Двухэтажный дом № 10 — хороший образец московского классицизма; в нем жил декабрист М. Нарышкин. В январе 1826г. здесь были арестованы сам М.Нарышкин и И.Пущин, первый и любимый друг Пушкина. Двухэтажный дом №14 в XIX веке был одним из центров музыкальной жизни Москвы. Здесь бывали Ф. Шаляпин, С. Рахманинов, А. Глазунов.
Бульвар можно пробежать за 15 минут, не торопясь пройти за полчаса, но если вы захотите сделать себе подарок — маленький праздник, то не смотрите на часы, проведите здесь столько времени, сколько попросит душа. Присядьте на скамейку, дайте волю воображению. Ведь прошло совсем не так уж много времени с тех пор, как здесь гулял Гоголь. Конечно, сегодня этот заповедный уголок находится в центре огромного мегаполиса, а справа и слева мимо него идет поток машин, город живет напряженно, а здесь, на этом зеленом (а зимой — белом) пространстве — совсем другая жизнь, другое время.
Два памятника Гоголю в Москве
Первый из них, скульптора Н. Андреева, стоит в чудном садике на Никитском бульваре. Там, за решеткой и деревьями, он прячется от людских глаз и, наверное, это лучший памятник писателю. Его открыли к 100-летию Гоголя в 1909 году в начале Пречистенского (ныне Гоголевского) бульвара. Там он простоял почти полвека, пока всемогущий «отец народов» И.В. Сталин не распорядился убрать его с глаз долой. Зачем, спрашивается, грустный писатель будет пессимистично взирать на своих потомков – советских граждан. Монумент сослали в Донской монастырь. Случилось это в 1951-м, через 42 года после торжественного открытия памятника. Ровно столько же прожил и сам Гоголь.
Но, как известно, свято место пусто не бывает. В начале Пречистенского бульвара воздвигли другого Гоголя, работы скульптора Н.В. Томского, которому ясно сказали: писатель должен взирать на окружающих не с унынием, а с одобрением. Скульптура получилась волевой и оптимистичной, она и сегодня украшает Гоголевский бульвар5.
Россия Н.В. Гоголя. К 200-летию со дня рождения
События
Министерство культуры России, Правительство Москвы и Государственный музей А.С. Пушкина к юбилейным торжествам представили выставку – «ГОГОЛЕВСКИЙ БУЛЬВАР. Художественный мир Н.В. Гоголя в документальных памятниках XIX-XX веков».
Авторский коллектив выставочного проекта, включающий ведущих специалистов Российского государственного архива литературы и искусства и Государственного музея А.С. Пушкина, предпринял попытку не только воссоздать биографическую историю жизни и творчества Николая Васильевича Гоголя, но и показать влияние личности писателя, его литературного наследия на весь мировой культурный процесс (музыка, живопись, театр, кинематограф). В основе выставки – уникальные документальные и мемориальные свидетельства, уникальная портретная галерея Н.Гоголя и близкого круга его современников.
Само название выставки «Гоголевский бульвар» глубоко символично. Известно, что Гоголь очень любил Москву. «Москва – моя родина», — писал он С. Аксакову в 1841 г. «Кто сильно вжился в жизнь римскую, тому после Рима только Москва и может нравиться», – писал он в другом письме Ф. Чижову. Именовавшийся когда-то Пречистенским, бульвар был любимым местом прогулок писателя, жившего неподалеку. В 200-летний юбилей «Гоголевский бульвар» получит еще одно воплощение – в выставочном формате, где художественный мир Гоголя предстал реальностью в иных памятниках: архивных документах, произведениях искусств и музейных реликвиях XIX-XX вв.
Выставка представляет уникальные мемориальные экспонаты, предметы эпохи, произведения живописи и графики, редчайшие книги из собраний Государственного музея А.С. Пушкина. Среди них – бесценная мемория, которая хранится в музее А.С. Пушкина – кожаный портфель Николая Васильевича Гоголя. Именно в нем, по воспоминаниям современников, хранил писатель свои рукописи, в том числе вторую часть «Мертвых душ», которая позже была им сожжена.
Безусловный интерес вызовут библиографические редкости из книжных коллекций музея А.С. Пушкина – первые издания Н.Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», 1831 г.), публикации писателя в пушкинском журнале «Современник» (1836 г.), прижизненные издания «Ревизора», «Мертвых душ», «Выбранных мест из переписки с друзьями». Государственная Третьяковская галерея украсит экспозицию выставки шестью работами Марка Шагала, иллюстрировавшего поэму «Мертвые души».
Гоголевские выставки в Государственном историческом музее – явление традиционное: в 1902 и 1909 годах в стенах музея отмечались годовщины смерти и рождения писателя6.
Сейчас, благодаря огромному разнообразию исторических памятников из фондов ГИМ, РГБ, АВПРИ, ГТГ, музея им. А.В. Щусева и электронным презентациям, можно рассказать о своеобразном восприятии России Н.В. Гоголем — «самым необычным поэтом и прозаиком, каких когда-либо рождала Россия». Экспозиция юбилейной выставки построена на переплетении жизненного пути писателя с героями его произведений на фоне исторического, мифологического и обыденного миров Украины, Петербурга, Москвы, Рима, Иерусалима – тех мест, с которыми связана судьба и творчество писателя.
«Священные места родины»: Полтавщины, Миргорода, Диканьки, Васильевки, Сорочинцев, патриархальность старосветских поместий, колорит украинских «Вечеров», героика «Тараса Бульбы» созвучны миру детства и отрочества Гоголя; образ «щеголя Петербурга» – теме поиска своего предназначения провинциальным и честолюбивым юношей.
Рим для Гоголя — место обретения «родины души» и место создания национальной поэмы «Мертвые души».
Москва – это дом, в котором писатель жаждал обрести душевный покой, силы для продолжения поэмы и место его последнего пристанища.
Среди экспонатов выставки можно выделить личные вещи семьи Гоголей-Яновских, автографы произведений Гоголя, его письма к родным, рисунки, самодельную книгу гимназиста — Гоголя под названием «Всякая всячина», молитвы Гоголя о создании и окончании «Мертвых душ», письмо к В.Г.Белинскому – символ знаменитого диалога, в котором Гоголь говорил о вере и непреходящих ценностях.
В переломный момент российской истории поэт Андрей Белый писал о Гоголе: «Непостижимо, неестественно связан с Россией Гоголь, быть может более всех писателей русских. И не с прошлым вовсе России он связан, а с Россией сегодняшнего дня и еще более завтрашнего».
Юбилейные премьеры: «Тарас Бульба»
К 200-летнему юбилею Николая Васильевича Гоголя на экран вышел фильм «Тарас Бульба». Большинство зрителей и профессионалов-кинематографистов отмечают, что экранизация повести Гоголя удалась.
В фильме признанного мастера Владимира Бортко есть все: ощущение эпохи, в которой жили люди-легенды, настоящая палитра сочных гоголевских красок, его персонажи так правдивы и искренни, что им веришь почти безоговорочно.
Однако если в XIX веке повесть Гоголя единодушно одобрили, по словам В.А. Жуковского, она удовлетворила «совершенно всем вкусам и всем различным темпераментам», то в XXI веке единства мнений нет, и это вполне объяснимо.
Тарас Бульба сегодня – это не просто положительный герой, он – один из самых величественных эпических героев мировой литературы. У Гоголя о нем сказано: «Это было, точно, необыкновенное явление русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед».
А потому предсмертное слово Тараса является концентрированным выражением всех последних слов павших русских героев. «Прощайте, товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда, да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..»
Знатоки литературы отмечают, что Гоголем, вложившим в уста своего героя такие слова, руководило какое-то абсолютное, сверхчеловеческое вдохновение, которое каким-то особым способом передается современному читателю и зрителю. Гоголь, как писатель, по словам Владимира Бортко, является краеугольным камнем национальной культуры. Потом были Чехов, Толстой, Достоевский, но сначала был Гоголь.
Говоря о фильме «Тарас Бульба», кинорежиссер отметил, что его самой большой заслугой будут не премии и награды, а рост тиражей произведений писателя, и такое бывало уже не раз. Так, после его телесериала «Идиот» Ф.М.Достоевский стал необыкновенно популярен, в том числе в молодежной аудитории.
Сегодняшний фильм Бортко «Тарас Бульба» вызвал разные чувства, о нем говорят, спорят и даже цитируют Гоголя целыми страницам, вспоминая забытые за последние десятилетия слова: «крупица русского чувства», честь, товарищество…
Фильм живо комментируют политики, например, лидеру КПРФ Г.Зюганову понравился демократический процесс выбора кошевого в Сечи, а главе ЛДПР В.Жириновскому даже захотелось после сеанса «бежать в военкомат»7.
Однако все гораздо глубже, исторический блокбастер «Тарас Бульба» — это не патриотическая агитка на злобу дня. Это переданные современным кинематографическим языком мысли о Родине человека из XIX века, который жил в огромной Российской Империи и воспринимал ее народ как единое целое.
Театр: «Женитьба»
Любящая Гоголя театральная Москва отметила юбилей писателя интересными постановками. Репертуар московских театров по произведениям Н.В.Гоголя обширен, в лучших столичных театрах – «Современнике», «Ленкоме», «Моссовета», им. А.С. Пушкина и многих других идут пьесы: «Ревизор», «Женитьба», «Шинель», «Игроки» и др.
Гоголя любят ставить, играть и смотреть. Он поразительно современен, потому что его типажи точны и легко узнаваемы. Следя за текстом, написанным в XIX веке, этого не замечаешь, кажется, что все происходит в наши дни, сегодня и сейчас.
Особенно интересен вариант «Женитьбы», поставленный Марком Захаровым в знаменитом московском театре «Ленком».
Звездная группа актеров: Янковский, Збруев, Броневой, Захарова, Чурикова, Раков и др. сделали спектакль ярким и современным зрелищем. Иногда кажется, что Подколесин и Кочкарев – это не чиновники из позапрошлого века, а вполне современные мужчины.
Наверное, в этом и состоят сила и мастерство режиссера и актеров, которые, несмотря на то, что их отделяет от гоголевского времени и сюжетов два века, тем не менее, отлично понимают его и могут передать эту атмосферу зрителям во всей полноте авторского замысла.
- Гетман Л. Петербург и Рим глазами малоросса // www.nikolay/ googol.ru.
- Анциферов Н. Душа Петербурга. Ленинград: Агентство «Лира», 1990.
- Русские писатели в Москве. М.: Московский рабочий, 1977.
- См.: Никишина О. Гоголевский бульвар // Новый Акрополь. www.newacropol.ru.
- www. borenboym.livejournal.com/
- www.museum.ru
- Воронцова Т. «Фильм, подоспевший к весеннему призыву» // www.rosbalt.ru.