Красота природы, ее неповторимость, изменчивость, замирание зимой и весеннее пробуждение всегда вдохновляла многих писателей и поэтов. Каждый из них стремился передать таинственный шепот леса, веселое журчание талой воды и отчаянность первых ростков пробивающихся к весеннему солнцу. Не случайно Г. Троепольский называет “каплей неба” первый подснежник. Этот цветок, пробивающийся из-под снежного покрова, подобен первопроходцу, открывающему человечеству новые земли восторга и счастья.
Ведь это хрупкое создание природы оповещает своим появлением: “Зима окончена. Пора радоваться весеннему теплу”. Не случайно автор видит на следующий день лес в брызгах подснежников. Как будто повинуясь немому призыву своего отважного собрата, все цветы дружно оставили свои зимние убежища, и дружно вышли встречать весну. Писатель призывает ценить такие моменты в жизни и не проходить мимо настоящего чуда – пробуждения природы. Надо только уметь разглядеть его и не пропустить. Такие мгновения очень важны в жизни каждого человека. Любуясь природой, мы становимся более добрыми,
лучшими, отзывчивыми.
Наблюдая за природой, любуясь ее красотой, хочется сберечь ее, чтобы тем великолепием, которое доступно нашему поколению могли любоваться все наши потомки. Наступление современной цивилизации на природу губит ее зачастую безвозвратно. Поэтому многие писатели обращаются к теме сохранения природы, чтобы обратить внимание своих читателей на эту заостряющуюся с каждым годом проблему. Недопустимо рассматривать даже самый малый клочок земли как бесполезную, мешающую наступлению прогресса территорию. Об этом рассказывает В. Распутин в своей повести “Прощание с Матерой”. Героиня произведения Дарья любит свой небольшой остров. Здесь она выросла, это ее – дом. Поэтому она самозабвенно влюблена в его красоту, неповторимость и не может понять тех, кто оценивает остров лишь с точки зрения полезности для наступающего прогресса.
Многие писатели стремились передать все те ощущения, которыми их наполняет природа. Но среди всех хочется отметить есенинские строки. Бессмертные произведения С. Есенина “Клен ты мой опавший” и “Отговорила роща золотая” являются настоящими шедеврами. Читая эти стихи, убеждаешься в том, что у природы есть душа и она может многое поведать тому, кто сумел прислушаться к ней и горячо полюбить так как любил ее Есенин.
(Пока оценок нет)
Другие работы по этой теме:
- Каждый человек, который занимается изучением истории, осознает, что она наполнена как героическими страницами, и трагическими. Но существуют и такие, в которых воедино сливаются героизм с...
- Искусство превращает нашу жизнь в нечто прекрасное, обладающее способностью к раскрытию внутренней сути человека, и обучению его способам постижения истины. Что же в произведении искусства...
- Проблема, которую поднял автор текста Известный русский академик Д. С. Лихачев в одном из своих “Писем о добром и прекрасном” рассуждает о важности привития любви...
- Сегодня в число наиболее острых проблем вошла проблема, связанная с сохранением лесов и чистоты окружающей среды. Автор текста также озадачился данным вопросом, изначально рассуждая о...
А во втором сезоне, то есть на третьем году от
рождения Бима, ИванИваныч познакомил его и с лесом. Это было очень
интересно и собаке ихозяину. В лугах и на поле, там все ясно: простор, трава,
хлеба, хозяинавсегда видно, ходи челноком в широком поиске, ищи, найди,
делай стойку ижди приказа. Прелесть! А тут, в лесу, совсем иное дело. Была ранняя весна. Когда они пришли впервые, вечерняя заря только
начиналась, а междеревьев уже сумерки, хотя листья еще и не появились. Все
внизу в темныхтонах: стволы, прошлогодние темно коричневые листья,
коричнево-серые сухиестебли трав, даже плоды шиповника, густо рубиновые
осенью, теперь,выдержав зиму, казались кофейными зернами. Ветки слегка шумели от легкого ветра, жидко и
голо они будтоощупывали друг друга, то притрагиваясь концами, то
чуть прикасаясьсерединой сучьев: жив ли? Верхушки стволов легонько
покачивались - деревьяказались живыми даже и безлистые. Все было таинственно
шуршащим и густопахучим: и деревья, и листва под ногами, мягкая, с весенним
запахом леснойземли, и шаги Ивана Иваныча, осторожные и тихие. Его ботинки
тоже шуршали,а следы пахли куда сильнее, чем в поле. За каждым
деревом что-тонезнакомое, таинственное. Поэтому-то Бим и не отходил от
Ивана Иванычадальше двадцати шагов: пробежит вперед - влево, вправо - и
катит назад исмотрит в лицо, спрашивая: "Мы зачем сюда попали?" - Не поймешь, что к чему? - догадался Иван Иваныч. -
Поймешь, Бимка,поймешь. Подожди малость. Так и шли, присматривая друг за другом. Но вот они остановились на широкой поляне, на
пересечении двухпросек: дороги на все четыре стороны. Иван Иваныч стал за
куст орешника,лицом к заре, и смотрел вверх. Бим тоже там стал
высматривать. Вверху было светло, а здесь, внизу, становилось все
темнее и темнее.Кто-то прошуршал по лесу и притих. Еще прошуршал и
опять притих. Бимприжался к ноге Иван Иваныча - так он спрашивал: "Что
там? Кто там? Может,пойдем посмотрим?" - Заяц, - еле слышно сказал хозяин. - Все хорошо, Бим.
Хорошо. Заяц.Пусть его бегает. Ну, раз "хорошо", значит, все в порядке.
"Заяц" - тоже понятно: нераз, когда Бим натыкался на след зверька, ему повторяли
это слово. Аоднажды видел и самого зайца, пытался его догнать, но
заработал строгоепредупреждение и был наказан. Нельзя! Итак, недалеко прошуршал заяц. А дальше что? Вдруг вверху кто-то, невидимый и неведомый,
захоркал: "Хор-хор!..Хор-хор!.. Хор-хор!.." Бим услышал это первым и
вздрогнул. Хозяин тоже.Оба смотрели вверх, только вверх... Неожиданно на фоне
багряно -синеватойзари вдоль просеки показалась птица. Она летела прямо на
них, изредкавыкрикивала так, будто это не птица, а зверек, летит и
хоркает. Но то былавсе-таки птица. Она казалась большой, крылья же совершенно
были бесшумны(не то что перепел, куропатка или утка). Одним словом,
незнакомое летеловверху. Иван Иванович вскинул ружье. Бим, как по команде,
лег, не спускаявзора с птицы... В лесу выстрел был таким резким и сильным,
какого раньшеБим не слышал никогда. Эхо прокатилось по лесу и замерло
далеко далеко. Птица упала в кусты, но друзья быстренько ее
отыскали. Иван Иванычположил ее перед Бимом и сказал: - Знакомься, брат: в_а_л_ь_д_ш_н_е_п. - И еще
раз повторил: -Вальдшнеп. Бим обнюхивал, трогал лапой за длинный нос, потом сел,
подрагивая иперебирая передними лапами в удивлении. Конечно же, он этим
и говорил просебя: "Таких носов еще не вида-ал. Вот это
действительно но-ос!" А лес слегка шумел, но все тише и тише. Потом и совсем
затих как-тосразу, будто кто-то невидимый легонько взмахнул
могучим крылом наддеревьями в последний раз: хватит шороху. Ветви стали
недвижны, деревья,казалось, засыпали, разве что изредка вздрагивая в полутьме. Пролетели и еще три вальдшнепа, но Иван Иваныч не
стрелял. Хотяпоследнего они уже и не видели в темноте, а только слышали
голос, но Бимбыл удивлен: почему друг не стрелял даже и в тех, каких
хорошо видно. Отэтого Бим волновался. А Иван Иваныч или просто
смотрел вверх, или,потупившись, слушал тишину. Оба молчали. Вот уж когда не надо никаких слов - ни человеку, ни тем
более собаке! Только напоследок, перед уходом, Иван Иваныч
проговорил: хорошо, Бим! Жизнь начинается вновь. Весна. По интонации Бим понял, что другу сейчас приятно. И
он ткнул егоносом в колено, повиливая хвостом: хорошо, дескать, о чем
речь! ...Второй раз они приходили сюда поздним утром, но уже
без ружья. Ароматные набухшие почки березы, могучие запахи
кореньев, тончайшиеструйки от пробивающихся ростков трав - все это было
поразительно ново ивосхитительно. Солнце пронизывало в лесу все насквозь, кроме
сосняка, да итот кое где изрезан золотом лучей. И было тихо. Главное -
было тихо. Дочего же хороша весенняя утренняя тишина в лесу! На этот раз Бим стал смелее: все отлично
просматривается (не то чтотогда в сумерках). И он носился по лесу вволю, не упуская,
однако, из видухозяина. Все было великолепно. Наконец Бим наткнулся на ниточку запаха вальдшнепа.
И потянул. Исделал классическую стойку. Иван Иваныч послал
"вперед", а стрелять-то емуи нечем. Да еще приказал лежать, как полагается при
взлете птицы.Абсолютно непонятно: видит хозяин или нет? Бим искоса
поглядывал на негодо тех пор, пока не убедился - видит. По второму вальдшнепу все получилось так же. Что-то
похожее на обидуБим теперь все таки выражал: настороженный взгляд,
пробежка сторонкой,даже попытки к неповиновению - одним словом,
недовольство назревало иискало выхода. Именно поэтому-то Бим и погнался за
взлетевшим, третьимуже, вальдшнепом, как обыкновенная дворняга. Но за
вальдшнепом далеко непоскачешь: мелькнул в ветвях, и нет его. Бим вернулся
недовольный, да ктому же еще был наказан. Что же, он лег в сторонке и
глубоко вздохнул(собаки здорово умеют так делать). Все это еще можно было перенести, если бы не добавилась
вторая обида.Бим на этот раз открыл новый недостаток у хозяина -
извращенное чутье: ибез того бесчутый, да еще... А дело было так. Остановился Иван Иваныч и смотрит, смотрит по сторонам
и нюхает (тудаже!). Потом шагнул к дереву, присел и тихонечко, одним
пальцем, погладилцветок, малюсенький такой (для Ивана Иваныча он почти без
запаха, а дляБима вонючий до невозможности). И что ему в том цветке? Но
хозяин сидел,улыбался. Бим, конечно, сделала вид, что ему тоже вроде бы
хорошо, но этотолько исключительно из уважения к личности, а на самом деле
он был немалоудивлен. - Ты посмотри, посмотри-ка, Бим! - воскликнул Иван
Иваныч и наклонилнос собаки к цветку. Такого Бим уже не мог вынести - он отвернулся. Затем
незамедлительноотошел и лег на полянке, всем видом выражая одно:
"Ну и нюхай свойцветок!" Расхождения требовали срочного выяснения
отношений, но хозяинсмеялся в глаза Биму счастливым смехом. И это было
обидно. "Тоже мне,хохочет!" А тот опять к цветку: - Здравствуй, первенький! Бим понял точно: "Здравствуй" сказано не ему. Ревность закралась в собачью душу, если можно так
выразиться, вот чтослучилось. Хотя дома отношения как будто и наладились, но
день для Бимаполучился неудачный: была дичь - не стреляли, побежал сам
за птицей -наказали, да еще - цветок тот. Нет, все-таки и у собаки
жизнь бываетсобачья, ибо она живет под гипнозом трех
"китов": "нельзя", "назад","хорошо". Только не ведали они, ни Бим, ни Иван Иваныч, что
когда-то этот день,если бы они вспомнили, показался бы им огромным счастьем.ЗАПИСКИ ХОЗЯИНА В уставшем от зимней тягости лесу, когда еще
не распустилисьпроснувшиеся почки, когда горестные пни зимней порубки
еще не далипоросль, но уже плачут, когда мертвые бурые листья лежат
пластом, когдаголые ветви еще не шелестят, а лишь потихоньку трогают
друг друга, -неожиданно донесся запах подснежника! Еле-еле заметный,
но это запахпробуждающейся жизни, и потому он трепетно радостный,
хотя почти и неощутим. Смотрю вокруг - оказалось, он рядом. Стоит на
земле цветок,крохотная капля голубого неба, такой простой и
откровенный первовестникрадости и счастья, кому оно положено и доступно. Но
для каждого, исчастливого, и несчастного, он сейчас - украшение жизни. Вот так и среди нас, человеков: есть скромные люди с
чистым сердцем,"незаметные" и "маленькие", но с
огромной душой. Они-то и украшают жизнь,вмещая в себя все лучшее, что есть в человечестве, -
доброту, простоту,доверие. Так и подснежник кажется капелькой неба на земле... А через несколько дней (вчера) мы были с Бимом на том
же месте. Небоокропило лес уже тысячами голубых капель. Ищу, высматриваю:
где же он, тотсамый первый, самый смелый? Кажется, вот он. Он или не он?
Не знаю. Их такмного, что того уже не заметить, не найти - затерялся среди
идущих за ним,смешался с ними. А ведь он такой маленький, но героический,
такой тихий,но до того напористый, что, кажется, именно его
испугались последниезаморозки, сдались, выбросив ранней зарей белый флаг
последнего инея наопушке. Жизнь идет. ...А Биму ничего из этого недоступно понять. Даже
обиделся в первыйраз, заревновал. Впрочем, когда было уже много цветов,
он и тогда необращал на них внимания. При натаске же вел себя - не
ахти: расстроилсябез ружья. Мы с ним на разных ступенях развития, но очень и
очень близки.Природа творит по устойчивому закону: необходимость
одного в другомначиная с простейших и кончая высокоразвитой жизнью, везде -
этот закон...Разве смог бы я вынести столь жуткое одиночество, если бы не
было Бима? ...Как _о_н_а_ была мне необходима! _О_н_а_ тоже
любила подснежники.Прошлое как сон... А не сон ли - настоящее? Не сон ли это - вчерашний
весенний лес сголубизной на земле? Что ж: голубые сны -
божественно целительноелекарство, пусть и временное. Конечно, временное. Ибо
если бы даже иписатели проповедовали только голубые сны, уходя от
серого цвета, точеловечество перестало бы беспокоиться о будущем, приняв
настоящее каквечное и будущее. Удел обреченности во времени и
состоит в том, чтонастоящее должно стать только прошлым. Не во власти
человека приказать:"Солнце, остановись!" Время неостановимо,
неудержимо и неумолимо. Все - вовремени и движении. А тот кто ищет только устойчивого покоя,
тот весь ужев прошлом, будь он молодым радетелем о себе или престарелым
- возраст неимеет значения. Голубое имеет свой звук, оно звучит как
покой, забвение,но только временное, всего лишь для отдыха такие минуты
никогда не надопропускать. Если бы я был писателем, то обязательно обратился бы
так: "О беспокойный человек! Слава тебе вовеки,
думающему, страдающемуради будущего! Если тебе захочется отдохнуть душой, иди
ранней весной влес к подснежникам, и ты увидишь прекрасный сон
действительности. Идискорее: через несколько дней подснежников может и не быть, а
ты не сумеешьзапомнить волшебство видения, подаренного природой.
Иди, отдохни.Подснежники - к счастью, говорят в народе". ...А Бим дрыхнет. И видит сон: подрыгивает ногами -
бежит во сне.Этому подснежники "до лампочки": голубое он видит
только серым (так ужустроено зрение у собаки). Природа создала как
бы очернителядействительности. Поди убеди его, милого друга, чтобы он
видел с точкизрения человека. Хоть голову отруби, а видеть будет по
своему. Вполнесамостоятельный пес.3.
ПЕРВЫЙ НЕПРИЯТЕЛЬ БИМА Прошло лето, веселое для Бима, радостное, заполненное
дружбой сИваном Ивановичем. Походы в луга и болота (без ружья),
солнечные дни,купание, тихие вечера на берегу реки - что еще надо любой
собаке? Ничегоне надо - это точно. При тренировке и натаске они встречались и с
охотниками. С этимизнакомство происходило незамедлительно, потому что с каждым
человеком быласобака. Еще до того, как сходились хозяева, обе собаки
бежали друг к другуи коротко беседовали на собачьем языке жестов и взглядов: "Ты кто: он или она?" - Спрашивал Бим,
обнюхивая соответствующиеместа (конечно для проформы). "Сам видишь, чего и спрашивать", - отвечала
она. "Как жизнь?" - Весело спрашивал Бим. "Работаем!" - Взвизгнув, отвечала
собеседница, кокетливо подпрыгнувна всех четырех лапах. После этого они мчались к хозяевам и то
одному, то другомудокладывали о знакомстве. Когда же оба охотника усаживались
для разговор втени куста или дерева, собаки резвились до того, что язык
не умещался ворту. Тогда они ложились около хозяев и слушали тихую
задушевную беседу. Другие люди, кроме охотников, для Бима были
малоинтересны: люди, ивсе. Они хорошие. Но не охотники же! А вот собаки, эти - разные. Однажды в лугу встретился он с лохматенькой собачкой,
вдвое меньшеего, черненькая такая. Поздоровались сдержанно, без
кокетства. Да и какоеуж там кокетство, если новая знакомая на обычный для
таких случаевперечень вопросов отвечала, лениво взмахивая хвостом: "Я есть хочу". У нее пахло изо рта мышонком. И Бим спросил
удивленно, обнюхав еегубы: "Ты съела мышь?" "Съела мышь, - ответила та. - Я есть хочу". И
принялась грызть белыйузловатый корень камыша. Бим хотел попробовать камышовый
корешок, но она,протестуя, сказала все то же: "Я есть хочу". Бим подождал сидя, пока она догрызла все, и пригласил
ее с собой. Тапошла беспрекословно, притрухивая за ним,
взлохмаченная, но чистая(видимо, любила купаться, как и большинство собак, отчего
летом они и небывают грязными, даже бездомные). Бим провел ее к
хозяину, издалиследившему за знакомством своего друга. Но Лохматка не
поверила сразу вчужого человека, а села поодаль, несмотря на то, что Бим
перебегал отхозяина к ней и обратно, зовя ее, убеждая. Иван Иваныч снял
рюкзак, досталоттуда колбасу, отрезал маленький кусочек и бросил Лохматке: - Ко мне, ко мне, Лохматка. Ко мне. Кусочек упал метрах в трех от нее. Она,
осторожно переступая,дотянулась, съела его и села тут же. Со следующим
кусочком приблизиласьеще. А потом ела уже у ног человека, даже позволила
погладить себя, хотя ис опаской. Бим и Иван Иваныч отдали ей все колечко колбаски:
хозяин бросалкуски, а Бим не мешал Лохматке есть. Все обыкновенно:
брось кусочек -подойдет ближе, брось второй - еще ближе, с третьим,
четвертым - уже у ногокажется и будет служить верой и правдой. Так думал Иван
Иваныч. Он ощупалЛохматку, потрепал по холке и сказал: - Нос холодный - здоровая. Это хорошо. - И дал команду
обоим: - Поди,поди! Лохматка не понимала таких слов, но когда увидела,
как Бим взвилсячелноком по траве, то сообразила: надо бегать. И конечно,
они взыграли пособачьи так, что Бим забыл даже, зачем он тут находится.
Иван Иваныч невозражал, а шел себе и шел, посвистывая. До города Лохматка сопровождала без никаких, но на
окраине неожиданносела сбоку дороги и - ни с места. Звали, приглашали - не
идет. Так иосталась сидеть, провожая их взглядом. Ошибся Иван Иваныч
- не каждуюсобаку можно купить на приманку. Бим не знал и знать не мог, что у Лохматки тоже были
хозяева, чтожили они в своем маленьком домике, что улицу ту, где
был домик, всюснесли, а хозяевам Лохматки дали квартиру на пятом
этаже во всемиудобствами. Одним словом, Лохматку бросили на произвол судьбы. Но
она нашла такии тот новый дом, и дверь хозяина, а там ее побили и
прогнали. Вот она иживет одна. По городу ходит только ночью, как и
большинство бездомныхсобак. Иван Иваныч обо всем догадался, но Биму-то
рассказать невозможно.Бим просто не хотел ее оставлять: оглядывался назад. Бим
приостанавливалсяи обращал взор к Ивану Иванычу. Но тот шел себе и шел. Если бы он знал, как горькая судьба сведет Бима и
Лохматку, если бызнал, когда и где они встретятся, не шел бы он теперь так
спокойно. Нобудущее неизвестно и человеку. ...Третье лето прошло. Хорошее для Бима лето, неплохое
и для ИванаИваныча. Однажды ночью хозяин закрыл окно и сказал: - Морозец, Бимка, первый морозец. Бим не понял. Он встал, ткнулся в темноте носом в
колено ИванаИваныча, чем и сказал: "Не понимаю". Иван Иваныч знал собачий язык хорошо - язык глаз и
движений. Он зажегсвет и спросил: - Не понимаешь, дурачок? - Затем разъяснил точно: -
На вальдшнеповзавтра. _В_а_л_ь_д_ш_н_е_п! О, это слово Бим знал! Бим завертелся, заюлил волчком, хватая, собственный
хвост, взвизгнул,потом сел и впился глазами в лицо Ивана Иваныча,
подрагивая очесамипередних лап. Это обворожительное слово "охота"
знакомо Биму, как сигнал ксчастью. Но хозяин приказал: - А пока - спать. - Выключил свет и лег. Остаток ночи Бим пролежал у кровати друга. Какой уж
тут сон! Он исам, Иван Иваныч, то дремал, то просыпался в ожидании
рассвета. Утром они вместе собрали рюкзаки, протерли от масла
стволы ружья,легко позавтракали (на охоту идти - нельзя
нажираться), проверилипатронташ, перекладывая патроны из гнезда в гнездо. Работы
было много заэтот короткий час сборов: хозяин на кухню - Бим на кухню,
хозяин в чулан,- Бим туда же, хозяин вынимает консервную банку из
рюкзака (неудобнолегла) - Бим берет ее и сует обратно, хозяин проверяет
патроны - Бимследит (не ошибся бы) и в чехол с ружьем надо ткнуться носом
не раз (тутли?) А к тому же в такие колготные минуты чешется за ухом от
волнения - тои дело поднимай лапу и чеши, будь оно неладно, когда и без
того хлопотнодо последней степени. Ну, собрались. Бим был в восторге. Как же! Хозяин, уже
в охотничьейкуртке, перекинул на плечо охотничью сумку, снял ружье. - На охоту, Бим! На охотку, - повторил он. "На охотку, на охотку!" - Говорил глазами и
Бим в восхищении. Он дажечуть привизгивал от переполнившего чувства благодарности и
любви к своемуединственному в мире другу. В тот момент и вошел человек. Бим его знал - встречал
во дворе, - носчитал малоинтересным и не заслуживающим какого-либо
особого внимания сего стороны. Коротконогий, толстый, широколицый, он сказал
чуть скрипучимбаском: - Привет, значит! - и сел на стул, вытирая лицо
платком. - Та-ак...На охоту, значит? - На охоту, - недовольно буркнул Иван Иваныч, - по
вальдшнепам. Да выпроходите - гостем будете. - Вот та-ак... На охоту... Придется повременить,
значит. Бим переводил взгляд с хозяина на гостя, удивленно
и внимательно.Иван Иваныч сказал почти сердито: - Не понимаю вас. Уточните. И тут Бим, наш ласковый Бим, сначала слегка взрычал и
вдруг гавкнул.Сроду такого не было, чтобы вот так - дома и на гостя. Гость
не испугался,он, оказалось, был равнодушен. - На место! - так же сердито приказал Иван Иваныч. Бим повиновался: лег на лежак, положил голову на
лапы, и смотря всторону чужого. - Ишь ты! Слушается, значит. Та-ак... Значит, он и
жильцов в подъездеоблаивает так же, как, допустим, лисиц? - Никогда. Никогда и никого. Это впервые. Честное
слово! - тревожилсяИван Иваныч и сердился. - Кстати, к лисицам он никакого
отношения неимеет. - Та-ак... - снова протянул гость. - К делу давайте. Иван Иваныч снял куртку и сумку. - Я вас слушаю. - У вас, значит, собака... - начал гость. - А у
меня, - он вынулбумагу из кармана, - жалоба на нее. Вот. - И подал бумагу
хозяину. Читая, Иван Иваныч волновался. Бим, заметив это,
самовольно сошел сместа и сел в ногах друга, как бы защищая его, но на гостя
уже не смотрел,хотя и был настороже. - Глупости здесь, - сказал Иван Иваныч уже спокойнее. -
Чепуха. Бим -собака ласковая, никого он не укусил и не укусит, никого не
обидит. Собакаинтеллигентная. - Хе-хе-хе! - потряс животом гость. И чихнул некстати.
- У-у, быдло!- обратился он беззлобно к Биму. Бим отвернулся в сторону еще больше, но понял, что разговор
идет онем. И вздохнул. - Как же это вы так рассматриваете жалобы? - спросил
Иван Иваныч,теперь уже совсем спокойно и улыбаясь - на кого жалоба,
тому и даете еечитать. Я бы вам и так поверил, по пересказу. Бим заметил в глазах гостя смешинку. А тот проговорил: - Во-первых, так положено. Во-вторых, жалоба не на вас,
а на собаку.А собаке мы не дадим читать. - И рассмеялся. Хозяин тоже посмеялся малость. Бим даже и не улыбнулся:
он знал, чторечь о нем, а что к чему, не мог взять в толк - очень уж
непонятный гостьоказался. Тот ткнул пальцем в сторону Бима и сказал: - Собаку надо увольнять. - И отмахнул рукой к двери. Бим понял, что от него требуют точно: уходи. Но от
хозяина он неотступил ни на сантиметр. - А вы позовите жалобщицу - поговорим, уладим, может
быть, - попросилИван Иваныч. Гость, сверху ожидания, вышел и вскоре же вернулся с
женщиной. - Вот, привел тебе тетку, значит. Бим ее тоже знал: небольшого роста, визгливенькая и
жирная, она,однако, днями сидела на скамейке во дворе с другими
свободными женщинами.Однажды Бим даже лизнул ей руку (не от избытка чувств только
к ней лично,а к человечеству вообще), отчего та взвизгнула и стала
кричать что-то навесь двор, обращаясь к открытым окнам. Что уж она там
кричала, Бим непонял, но испугался, бросился прочь и зацарапал в дверь
домой. Больше виныза ним перед теткой не было. И вот она вошла. Что с ним
сделалось! Онсначала прижался к ногам хозяина, а когда тот погладил
его, то поджавхвост, ушел на лежак и смотрел на нее исподлобья. Он ничего
не понимал изслов тетки, а она стрекотала сорокой и все время показывала
свою руку. Нопо этим жестам, по сердитым ее взглядам Бим понял: это за
то, что лизнулне тому, кому надо. Молод, молод, был Бим, почему и не все
еще соображал.Может быть, он думал и так: "Виноват, конечно, но что
поделаешь теперь".По крайней мере, что-то подобное в его глазах было. Только невдомек Биму, что обвиняли его ложно. - Укусить хотел! Укуси-ить!!! Почти укуси-ил! Иван
Иваныч, перебивстрекот тетки, обратился прямо к Биму: - Бим! А принеси-ка мне тапки. Бим исполнил охотно и лег перед хозяином. Тот снял
охотничьи ботинкии сунул ноги в тапки. - Теперь отнеси ботинки. Бим и это проделал: поочередно отнес их под вешалку. Тетка замолчала, вытаращив очи. Гость сказал похвально: - Молоде-ец! Ты смотри, умеет, значит, - и
как-то вроде бынедружелюбно посмотрел на тетку. - А еще он умеет чего
нибудь? - Вы садитесь, садитесь, - попросил Иван Иваныч и
тетку. Она села, спрятав руки под фартук. Хозяин поставил
стул Биму искомандовал: - Бим! На стул! Биму повторять не требуется. Теперь все сидели на
стульях. Теткаприкусила губу. Гость, удовлетворенно покачивал ногой,
приговаривал: - Ладно получается, ладно, ладно. Хозяин же хитренько прищурил глаза в сторону Бима: - А ну дай лапу, - и протянул ладонь. Поздоровались. - Теперь, дурачок, поздоровайся с гостем, - и указал на
того пальцем. Гость протянул руку: - Здравствуй, братка, здравствуй, значит. Бим все сделал элегантно, как и полагается. - А не укусит? - осторожно спросила тетка. - Что вы! - изумился Иван Иваныч. - Протяните руку и
скажите: "Лапку!" Та действительно выволокла ладонь из под фартука и
протянула Биму. - Только не укуси, - предупредила она. Ну, тут же описать невозможно. Что произошло. Бим
шарахнулся належак, занял немедленно оборонительную позицию, прижавшись
задом в угол, ив упор смотрел на хозяина. Иван Иваныч подошел к нему,
погладил, взял заошейник и подвел к жалобщице: - Дай лапку, дай... Нет, не подал лапу Бим. Отвернулся и смотрел в
пол. Впервыеослушался. И угрюмо поплелся опять в угол, медленно,
виновато и удрученно. Ой, что тут сотворилось! Тетка задребезжала рассохшейся
трещоткой. - Ты ж меня оскорбил! - кричала она на Ивана
Иваныча. - Какая-топаршивая собака меня, советскую женщину, ни во что не
ставит! - и тыкалапальцем в сторону Бима. - Да я... Да я... Подожди-ка! - Хватит! - неожиданно рявкнул на нее гость. - Брешешь
ты, значит. Неукусила она тебя и не собиралась. Она ж тебя боится, как
черт ладана. - А ты не ори, - попробовала она отбиться. Тогда гость сказал однозначно: - Цыть! - и обратился к хозяину: - С такими иначе
нельзя. - И снова ктетке: - Ишь ты! "Советская женщина", тоже мне...
Иди отсюда! - рыкнул он.- Еще намутишь раз, опозорю. Иди! Жалобу он порвал у нее на глазах. Последнюю речь гостя Бим понял отлично. А тетка шла
молча, гордовскинув голову и ни на кого не глядя, хотя Бим теперь не
спускал с нееглаз и даже продолжал смотреть на дверь после того, как она
ушла, а шагиее затихли. - Очень уж вы с ней... Грубовато, - сказал Иван Иваныч. - Иначе нельзя, говорю вам: весь двор перемутит,
знаю. Раз говорю,значит, знаю. Вот они где мне, эти сплетницы да смутьяны.
- Он похлопалсебя по загривку. - Делать-то ей нечего, вот она и
норовит, кого бы ейукусить. Таких распусти - весь дом пойдет чертокопытом. Бим все время следил за выражение лица, за жестами,
интонацией ипонял отлично: гость и хозяин - вовсе никакие не враги, а
даже, по всейвидимости, уважают друг друга. Наблюдал он еще долго, пока
они о чем-топотом беседовали. Но раз уж он установил главное, то
остальное егоинтересовало мало. Он подошел к гостю и улегся у его ног,
как бы говоряэтим: "извиняюсь".ЗАПИСКИ ХОЗЯИНА Сегодня был председатель домкома, разбирал жалобу на
собаку. Победил Бим. Впрочем, гость мой судил как Соломон.
Самородок! Почему же Бим зарычал на него вначале? А, понял! Я
ведь не подалруки, встретил вошедшего сурово (охоту же пришлось
отложить), а Бимдействовал согласно со своей собачьей натурой: недруг
хозяина - мойнедруг. И тут должно быть стыдно, мне, но не Биму.
Удивительно, какое унего тончайшее восприятие интонации, выражения лица,
жестов! Этообязательно надо всегда иметь в виду. После у нас состоялся интересный разговор с
преддомкома. Онокончательно перешел на "ты". - Ты, - говорит, - только подумай: сто пятьдесят
квартир в моем доме!А четыре, пять смутьянок бездельниц могут такое
сотворить, что житьяникому не будет. И все их знают, и все боятся, а потихоньку
клянут. Ведьна дурного жильца даже унитаз урчит. Ей-бо!.. Самый мой страшный враг кто? Да тот, кто не работает.
у нас, брат,можно и не работать, а есть от пуза. Тут что-то не так,
скажу я тебе подушам. Не так, значит... Можно, можно не работать. Ишь
ты! Вот ты,например, чего делаешь? - Пишу, - отвечаю, хотя я и не понял, шутит он или
говорит серьезно(люди с юмором частенько выдают такое). - Да разве ж это работа! Сидишь - ничего не делаешь, а
деньги небосьплатят? - Платят, - отвечаю. - Но ведь я мало получаю. -
Староват стал, напенсию живу. - А до пенсии - кем? - Журналист я. В газетах работал. А теперь вот
помаленьку пишукое-что дома. - Пишешь? - снисходительно переспросил он. - Пишу. - Ну, валяй, раз уж такое дело... Конечно, ты
человек, видать,неплохой, а вот видишь. То-то и оно. Я тоже пенсию получаю,
сто рублей, аработаю же преддомкома, бесплатно работаю, учти. Я привык
работать, всюжизнь на руководящей, и из номенклатуры не вышибали, и по
второму кругу неходил. Под конец уж затерли: ниже, ниже и ниже.
Последнее место -маленький заводик. Там и пенсию назначили. А
персональную не дали -закавыка маленькая есть... Работать обязан каждый. Так я
думаю. - Но ведь у меня работа, тоже трудная, - пытался я
оправдаться. - Писать-то? Глупости. Был бы ты молодой - взялся бы я
и за тебя. Ну,раз пенсия... А так, если молодые, да не работают, выживаю
из дома: ильтрудись, иль катись куда подальше. Он и правда гроза бездельников в доме. Кажется,
главная цель егожизни теперь - пилить лодырей, сплетников и тунеядцев, но
зато воспитывать- всех без исключения, что он и делает охотно. Доказать же
ему, что писать- тоже работа, оказалось невозможным: тут он либо
хитрил с подводнымюморком, либо был просто снисходителен (пусть, дескать, пока
пишут - естьбездельники и похлестче). Уходил он добрый, отбросив хитринку, погладил Бима и
сказал: - А ты живи, значит. Но с теткой не связывайся. - И
ко мне: - Нубывай. Пиши, видно, куда ж денешься, раз оно такое дело. Мы пожали друг другу руки. Бим проводил его до дверей,
виляя хвостоми заглядывая в лицо. У Бима появился новый знакомый: Павел
Титыч Рыдаев, вобыденности - Палтитыч. Зато у Бима завелся и неприятель: тетка, единственный
человек из всехлюдей, которому он не верит. Собака опознала клеветника. Но охота сегодня пропала. Так бывает: ждет человек
доброго дня, авыходят одни неприятности. Бывает.
Позиция Г.Н Троепольского однозначна.
Он с любовью пишет о первом подснежнике, о просыпающихся деревьях, о первых лучах весеннего солнца. Гавриил Николаевич делится с нами своим впечатлением о красоте лесного мира. Автор считает, что природа воздействует на нас самым благотворным образом.
Во-вторых, повесть А. П Чехова «Степь». Девятилетний Егорушка поражается красотой степи, он очеловечивает её. Ему кажется, степь способна чувствовать так же, как человек. Мысли мальчика становятся более философскими. Увиденное заставляет Егорушку взглянуть на мир иначе.
Вариант 2
Как прекрасна наша природа… Она ведь живая, настоящая… Именно первозданная красота её делает нас чище, лучше. На такие мысли навёл меня отрывок из произведения Гавриила Николаевича Троепольского.
В данном для анализа тексте автор поднимает вечную проблему влияния природы на душу человека. Гавриил Николаевич пишет о том, как красив весенний лес: «Все было таинственно шуршащим и густо пахучим: и деревья, и листва под ногами, мягкая, с весенним запахом лесной земли». Писатель призывает нас к тому, чтобы мы по заслугам ценили исцеляющую силу нашей природы: «Если тебе захочется отдохнуть душой, иди ранней весной в лес к подснежникам, и ты увидишь прекрасный сон действительности». Именно в этом автор видит влияние природы на человеческую душу.
Позиция Г.Н Троепольского однозначна. Он с любовью пишет о первом подснежнике, о просыпающихся деревьях, о первых лучах весеннего солнца. Гавриил Николаевич делится с нами своим впечатлением о красоте лесного мира. Автор считает, что природа воздействует на нас самым благотворным образом.
Я полностью разделяю позицию автора. Действительно, красота природы очищает душу человека. Ведь, гуляя по заснеженному бору, любуясь красотой полей, мы принадлежим только себе. А значит, можем прислушаться к своим мыслям. У нас появляется возможность порассуждать в одиночестве: Правильно ли я живу? На верном ли пути? И главное- мы можем прикоснуться к прекрасному. А это прикосновение - самая плодородная почва для обогащения нашей личности, нашей души.Приведу литературные аргументы, подтверждающие моё мнение.
Во-первых, роман Л. Н Толстого «Война и мир». Красота ночи в Отрадном так восхищает Наташу Ростову, что она готова полететь, как птица. Девушка восторгается небом, луной, звездной ночью: всем, что окружает её в эту минуту. В Наташе просыпается что- то новое, нежное, восторженное.
Во-вторых, повесть А. П Чехова «Степь». Девятилетний Егорушка поражается красотой степи, он очеловечивает её. Ему кажется, степь способна чувствовать так же, как человек. Мысли мальчика становятся более филосовскими. Увиденное заставляет Егорушку взглянуть на мир иначе.
Прочитав этот текст, я утвердилась во мнении, что природа способна не только украшать нашу жизнь, но и влиять на нас. Как незаметно она может пробудить в людях нечто новое и прекрасное! Как многому может научить. Так давайте не забывать о том, что у нас есть такой замечательный друг- природа!
Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) -
Какое воздействие оказывает красота природы на человека? Над этим вопросом задумывается в своём тексте русский писатель Г.Н. Троепольский.
Раннею весной герой текста гулял по лесу, когда до него «неожиданно донёсся запах подснежника», «запах пробуждающейся жизни». При взгляде на эту «крохотную каплю голубого неба» он ощутил радость и счастье, первовестником которых был этот малень-кий цветок, один единственный, пробившийся из-под снега. Будучи на том же месте через несколько дней, герой увидел уже множество подснежников, но ту же радость не ощутил, и всё выискивал тот самый, первый.
Дома же герой задумался над тем, что такой «прекрасный сон действительности» может и должен быть только временным. Иначе «человечество перестало бы заботиться о будущем», перестало бы ценить такие редкие, истинно прекрасные моменты.
Красота природы пробуждает в Троепольском чувство радости, счастья, действует на него как целительное лекарство, но такие мгновения прекрасного в природе на самом деле очень мимолетны и надо уметь их ценить - именно это он хотел показать нам в своём тексте.
И я согласна с писателем. Мы видим природу каждый день, она становится для нас незаметным шумом на фоне, но в редкие моменты - закаты, рассветы, снегопады, распускание почек ¬- мы всей своей душой обращаемся к ней, всем своим существом пропитываемся её красотой. И такие моменты навсегда остаются в нашей памяти.
Мне вспоминается рассказ «Зимний дуб» Ю. Нагибина. Пятиклассник Савушкин по-стоянно опаздывал на урок, хотя жил ближе всех. Анна Васильевна, его учительница, собралась навестить мать Савушкина, и мальчик проводит её по лесной тропинке, по которой и ходит в школу. Как только учительница вступила в зимний лес, ей стала понятна причина постоянных опозданий пятиклассника - её окружила небывалая красота.
Также можно вспомнить эпизод из жизни Наташи Ростовой, героини романа Л.Н. Толстого «Война и мир». Была свежая ночь, в почти беззвездном весеннем небе светила полная луна. Наташа не могла уснуть, наслаждаясь открывшимся видом из окна, и будила Соню, чтобы она тоже насладилась этой прелестной ночью. Ведь будут другие ночи, звездные, снежные, но точно такой же - больше никогда.
В заключение могу сделать вывод, что красота природы оказывает на человека силь-нейшее влияние. Она заставляет задуматься о прекрасном, человек чувствует восторг жизни. Красота природы - это противоядие от уныния и печали, и счастлив тот, кто умеет её видеть.
Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку
Обновлено: 2017-04-01
Внимание!
Спасибо за внимание.
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
А во втором сезоне, то есть на третьем году от рождения Бима, Иван Иваныч познакомил его и с лесом. Это было очень интересно и собаке, и хозяину.
В лугах и на поле, там все ясно: простор, трава, хлеба, хозяина всегда видно, ходи челноком в широком поиске, ищи, найди, делай стойку и жди приказа. Прелесть! А тут, в лесу, совсем иное дело.
Была ранняя весна.
Когда они пришли впервые, вечерняя заря только начиналась, а меж деревьев уже сумерки, хотя листья еще и не появились. Все внизу в темных тонах: стволы, прошлогодние темно-коричневые листья, коричнево-серые сухие стебли трав, даже плоды шиповника, густо-рубиновые осенью, теперь, выдержав зиму, казались кофейными зернами.
Ветки слегка шумели от легкого ветра, жидко и голо они будто ощупывали друг друга, то притрагиваясь концами, то чуть прикасаясь серединой сучьев: жив ли? Верхушки стволов легонько покачивались – деревья казались живыми даже и безлистые. Все было таинственно-шуршащим и густо-пахучим: и деревья, и листва под ногами, мягкая, с весенним запахом лесной земли, и шаги Ивана Иваныча, осторожные и тихие. Его ботинки тоже шуршали, а следы пахли куда сильнее, чем в поле. За каждым деревом что-то незнакомое, таинственное. Поэтому-то Бим и не отходил от Ивана Иваныча дальше двадцати шагов: пробежит вперед – влево, вправо – и катит назад и смотрит в лицо, спрашивая: «Мы зачем сюда попали?»
– Не поймешь, что к чему? – догадался Иван Иваныч. – Поймешь, Бимка, поймешь. Подожди малость.
Так и шли, присматривая друг за другом.
Но вот они остановились на широкой поляне, на пересечении двух просек: дороги на все четыре стороны. Иван Иваныч стал за куст орешника, лицом к заре, и смотрел вверх. Бим тоже там стал высматривать.
Вверху было светло, а здесь, внизу, становилось все темнее и темнее. Кто-то прошуршал по лесу и притих. Еще прошуршал и опять притих. Бим прижался к ноге Иван Иваныча – так он спрашивал: «Что там? Кто там? Может, пойдем посмотрим?»
– Заяц, – еле слышно сказал хозяин. – Все хорошо, Бим. Хорошо. Заяц. Пусть его бегает.
Ну, раз «хорошо», значит, все в порядке. «Заяц» – тоже понятно: не раз, когда Бим натыкался на след зверька, ему повторяли это слово. А однажды видел и самого зайца, пытался его догнать, но заработал строгое предупреждение и был наказан. Нельзя!
Вдруг вверху кто-то, невидимый и неведомый, захоркал: «Хор-хор!.. Хор-хор!.. Хор-хор!..» Бим услышал это первым и вздрогнул. Хозяин тоже. Оба смотрели вверх, только вверх… Неожиданно на фоне багряно-синеватой зари вдоль просеки показалась птица. Она летела прямо на них, изредка выкрикивала так, будто это не птица, а зверек, летит и хоркает. Но то была все-таки птица. Она казалась большой, крылья же совершенно были бесшумны (не то что перепел, куропатка или утка). Одним словом, незнакомое летело вверху.
Иван Иванович вскинул ружье. Бим, как по команде, лег, не спуская взора с птицы… В лесу выстрел был таким резким и сильным, какого раньше Бим не слышал никогда. Эхо прокатилось по лесу и замерло далеко-далеко.
Птица упала в кусты, но друзья быстренько ее отыскали. Иван Иваныч положил ее перед Бимом и сказал:
– Знакомься, брат: вальдшнеп. – И еще раз повторил: – Вальдшнеп.
Бим обнюхивал, трогал лапой за длинный нос, потом сел, подрагивая и перебирая передними лапами в удивлении. Конечно же, он этим и говорил про себя: «Таких носов еще не вида-ал. Вот это действительно но-ос!»
А лес слегка шумел, но все тише и тише. Потом и совсем затих как-то сразу, будто кто-то невидимый легонько взмахнул могучим крылом над деревьями в последний раз: хватит шороху. Ветви стали недвижны, деревья, казалось, засыпали, разве что изредка вздрагивая в полутьме.
Пролетели и еще три вальдшнепа, но Иван Иваныч не стрелял. Хотя последнего они уже и не видели в темноте, а только слышали голос, но Бим был удивлен: почему друг не стрелял даже и в тех, каких хорошо видно. От этого Бим волновался. А Иван Иваныч или просто смотрел вверх, или, потупившись, слушал тишину. Оба молчали.
Вот уж когда не надо никаких слов – ни человеку, ни тем более собаке!
Только напоследок, перед уходом, Иван Иваныч проговорил:
– Хорошо, Бим! Жизнь начинается вновь. Весна.
По интонации Бим понял, что другу сейчас приятно. И он ткнул его носом в колено, повиливая хвостом: хорошо, дескать, о чем речь!
…Второй раз они приходили сюда поздним утром, но уже без ружья.
Ароматные набухшие почки березы, могучие запахи кореньев, тончайшие струйки от пробивающихся ростков трав – все это было поразительно ново и восхитительно. Солнце пронизывало в лесу все насквозь, кроме сосняка, да и тот кое-где изрезан золотом лучей. И было тихо. Главное – было тихо. До чего же хороша весенняя утренняя тишина в лесу!
На этот раз Бим стал смелее: все отлично просматривается (не то что тогда, в сумерках). И он носился по лесу вволю, не упуская, однако, из виду хозяина. Все было великолепно.
Наконец Бим наткнулся на ниточку запаха вальдшнепа. И потянул. И сделал классическую стойку. Иван Иваныч послал «вперед», а стрелять-то ему и нечем. Да еще приказал лежать, как полагается при взлете птицы. Абсолютно непонятно: видит хозяин или нет?
Бим искоса поглядывал на него до тех пор, пока не убедился – видит.
По второму вальдшнепу все получилось так же. Что-то похожее на обиду Бим теперь все таки выражал: настороженный взгляд, пробежка сторонкой, даже попытки к неповиновению – одним словом, недовольство назревало и искало выхода. Именно поэтому-то Бим и погнался за взлетевшим, третьим уже, вальдшнепом, как обыкновенная дворняга. Но за вальдшнепом далеко не поскачешь: мелькнул в ветвях, и нет его. Бим вернулся недовольный, да к тому же еще был наказан. Что же, он лег в сторонке и глубоко вздохнул (собаки здорово умеют так делать).
Все это еще можно было перенести, если бы не добавилась вторая обида. Бим на этот раз открыл новый недостаток у хозяина – извращенное чутье: и без того бесчутый, да еще…
А дело было так.
Остановился Иван Иваныч и смотрит, смотрит по сторонам и нюхает (туда же!). Потом шагнул к дереву, присел и тихонечко, одним пальцем, погладил цветок, малюсенький такой (для Ивана Иваныча он почти без запаха, а для Бима вонючий до невозможности). И что ему в том цветке? Но хозяин сидел, улыбался. Бим, конечно, сделал вид, что ему тоже вроде бы хорошо, но это только исключительно из уважения к личности, а на самом деле он был немало удивлен.
– Ты посмотри, посмотри-ка, Бим! – воскликнул Иван Иваныч и наклонил нос собаки к цветку.
Такого Бим уже не мог вынести – он отвернулся. Затем незамедлительно отошел и лег на полянке, всем видом выражая одно: «Ну и нюхай свой цветок!» Расхождения требовали срочного выяснения отношений, но хозяин смеялся в глаза Биму счастливым смехом. И это было обидно. «Тоже мне, хохочет!»
А тот опять к цветку:
– Здравствуй, первенький!
Бим понял точно: «здравствуй» сказано не ему.
Ревность закралась в собачью душу, если можно так выразиться, вот что случилось. Хотя дома отношения как будто и наладились, но день для Бима получился неудачный: была дичь – не стреляли, побежал сам за птицей – наказали, да еще – цветок тот. Нет, все-таки и у собаки жизнь бывает собачья, ибо она живет под гипнозом трех «китов»: «нельзя», «назад», «хорошо».
Только не ведали они, ни Бим, ни Иван Иваныч, что когда-то этот день, если бы они вспомнили, показался бы им огромным счастьем.
Записки хозяина
В уставшем от зимней тягости лесу, когда еще не распустились проснувшиеся почки, когда горестные пни зимней порубки еще не дали поросль, но уже плачут, когда мертвые бурые листья лежат пластом, когда голые ветви еще не шелестят, а лишь потихоньку трогают друг друга, – неожиданно донесся запах подснежника! Еле-еле заметный, но это запах пробуждающейся жизни, и потому он трепетно-радостный, хотя почти и неощутим. Смотрю вокруг – оказалось, он рядом. Стоит на земле цветок, крохотная капля голубого неба, такой простой и откровенный первовестник радости и счастья, кому оно положено и доступно. Но для каждого, и счастливого, и несчастного, он сейчас – украшение жизни.
Вот так и среди нас, человеков: есть скромные люди с чистым сердцем, «незаметные» и «маленькие», но с огромной душой. Они-то и украшают жизнь, вмещая в себя все лучшее, что есть в человечестве, – доброту, простоту, доверие. Так и подснежник кажется капелькой неба на земле…
А через несколько дней (вчера) мы были с Бимом на том же месте. Небо окропило лес уже тысячами голубых капель. Ищу, высматриваю: где же он, тот самый первый, самый смелый? Кажется, вот он. Он или не он? Не знаю. Их так много, что того уже не заметить, не найти – затерялся среди идущих за ним, смешался с ними. А ведь он такой маленький, но героический, такой тихий, но до того напористый, что, кажется, именно его испугались последние заморозки, сдались, выбросив ранней зарей белый флаг последнего инея на опушке. Жизнь идет.
…А Биму ничего из этого недоступно понять. Даже обиделся в первый раз, заревновал. Впрочем, когда было уже много цветов, он и тогда не обращал на них внимания. При натаске же вел себя – не ахти: расстроился без ружья. Мы с ним на разных ступенях развития, но очень и очень близки. Природа творит по устойчивому закону: необходимость одного в другом начиная с простейших и кончая высокоразвитой жизнью, везде – этот закон… Разве смог бы я вынести столь жуткое одиночество, если бы не было Бима?
Как она была мне необходима! Она тоже любила подснежники. Прошлое как сон…
А не сон ли – настоящее? Не сон ли это – вчерашний весенний лес с голубизной на земле? Что ж: голубые сны – божественно целительное лекарство, пусть и временное. Конечно, временное. Ибо если бы даже и писатели проповедовали только голубые сны, уходя от серого цвета, то человечество перестало бы беспокоиться о будущем, приняв настоящее как вечное и будущее. Удел обреченности во времени и состоит в том, что настоящее должно стать только прошлым. Не во власти человека приказать: «Солнце, остановись!» Время неостановимо, неудержимо и неумолимо. Все – во времени и движении. А тот, кто ищет только устойчивого покоя, тот весь уже в прошлом, будь он молодым радетелем о себе или престарелым – возраст не имеет значения. Голубое имеет свой звук, оно звучит как покой, забвение, но только временное, всего лишь для отдыха; такие минуты никогда не надо пропускать.
Если бы я был писателем, то обязательно обратился бы так: «О беспокойный человек! Слава тебе вовеки, думающему, страдающему ради будущего! Если тебе захочется отдохнуть душой, иди ранней весной в лес к подснежникам, и ты увидишь прекрасный сон действительности. Иди скорее: через несколько дней подснежников может и не быть, а ты не сумеешь запомнить волшебство видения, подаренного природой. Иди, отдохни. Подснежники – к счастью, говорят в народе».
…А Бим дрыхнет. И видит сон: подрыгивает ногами – бежит во сне. Этому подснежники «до лампочки»: голубое он видит только серым (так уж устроено зрение у собаки). Природа создала как бы очернителя действительности. Поди убеди его, милого друга, чтобы он видел с точки зрения человека. Хоть голову отруби, а видеть будет по-своему. Вполне самостоятельный пес.