САМОСТОЯТЕЛЬНО ПРОЧИТАННАЯ КНИГА. Среди прочитанных мною за последнее время книг я как наиболее яркую отметил бы трилогию М. Горького “Детство”, «В людях» и «Мои университеты». Меня глубоко взволновала история детства Алеши Пешкова, мальчика, прошедшего через столько испытаний. Особенно мне запомнился образ его бабушки.
Мне кажется, это один из самых возвышенных женских образов русской литературы. Прочитав эту книгу, я лучше узнал о жизни людей в дореволюционной России. В «Детстве» Горький талантливо описывает детское видение мира, как будто он запомнил в точности все, что происходило с ним самим в детстве. Окружающий мир открывается перед Алешей отдельными, малосвязанными сценами, смысл и трагическое значение которых он еще не может определить и оценить. На маленького героя обрушиваются ужасные стечения обстоятельств: умирает его отец, и тут же, у гроба отца, лежит рожающая мать. Все это с первых страниц пронзило меня стихией страшной жизненной правды. Написано с такой достоверностью, что я нисколько их сомневался: эти факты действительно имели место в реальной жизни. Наверное, эта правда жизни и привлекла мое внимание к книге Горького больше, чем жизнеописание других авторов. Может быть, Горькому удается достичь такой мощной художественной силы в произведении, потому что он специально не привносит в образы и события взрослого понимания людей и своего личного житейского опыта. При всем этом в его повествовании я не мог обнаружить каких- либо литературных приемов. Примечательно, что после про¬чтения книги я многого не узнал о судьбе героя: почему ухудшается, например, состояние деда, куда время от времени исчезает мать, почему вдруг приходится переезжать в другой дом. Из рассказов бабушки кое-что становится ясно, но многое остается как бы за кадром как для читателя, так и для самого героя. Но, как ни странно, такая ограниченность изложения житейских фактов помогла мне лучше видеть мир глазами героя.
Большое значение в жизни Алеши имели книги. Они по¬могли ему познать красоту и огромность мира. Я считаю, что у героя Горького можно учиться, как надо читать книги. Алеша сам научился отличать хорошую книгу от плохой по¬вторным прочтением. Он тренировал свой ум, был независим от школьных авторитетов. Так он самостоятельно, без под¬сказки почувствовал, что Пушкин - гений: «Пушкин до того удивил меня простотой и музыкой стиха, что долгое время проза казалась мне неестественной и читать ее было неловко». Конечно, здесь Алеше прежде всего надо благодарить свою бабушку. Она привила ему поэтический вкус. Он с детских лет слушал ее песни и сказки. Бабушка показала Алеше красоту родного языка.
Принято считать, что сейчас на дворе не время книгочеев. Информацию поглощают в основном с экранов телевизоров и магнитофонных кассет. Но Аксакова, Бальзака, Сологуба, Буагобэ, Тютчева, Гонкура и других классиков, которых взахлеб читал горьковский герой, с кассет не считаешь. А это огромный пласт культуры.
Нравится мне в Алеше и то, что он читал книги целенаправленно: Рокомболь учил его быть стойким, герои Дюма внушали желание посвятить жизнь какому-нибудь значительному делу. Я лично не могу назвать другие произведения, в которых бы герой вот так, как Алеша, находился под влиянием прочитанных книг и которые бы так влияли на его судьбу и даже на судьбу окружающих Алешу людей. Например, когда Алеше попадался «Демон» Лермонтова, он читал его вслух - и происходило настоящее чудо: в иконописной мастерской люди преображались, ходили потрясенные услышанным и даже тайком плакали. Воодушевленный Алеша утраивал всякие представления. Ему нравилось радовать июлей. Он как бы сам преображался в героя книги, с героями и стремлением делать добро людям.
Конечно, я понимаю, что герой Горького читает те книги, которые были характерны для того времени, отвечали вкусам тех, отдаленных от нас временем, читателей. Но это обстоятельство нисколько не делает Алешу далеко отстоящим от нас человеком. Он современен своей жизненной хваткой: допит птиц для продажи, а бабушка продает их в базарные дни. Труд в описании Горького читатель ощущает почти физическики. Обстоятельно и четко выписаны сцены труда в пекарне и в иконописной мастерской.
Трилогия Горького повествует прежде всего о том, как,смотрят на все обиды и разочарования, росла в Алеше Пешкове любовь и вера в человека. Писатель провел своего героя через суровые испытания. Он стал понимать, что думы о жизни не менее тяжелы, чем сама жизнь. Но он от этой тяжести не отказывается. Путь Алеши полон множества заданий и ошибок. Он доживает до момента, когда вера покидает его и он готов покончить жизнь самоубийством. Но ним он только больше вызывает во мне симпатию, потому что находит в себе силы подняться и продолжать восхождение.
Кроме всего прочего книга открыла мне писателя с неизжитой стороны, и я не жалею, что прочел ее.
Автобиографическая трилогия Максима Горького "Детство. В людях. Мои университеты", над которой он работал 10 лет – одно из самых значительных произведений русской реалистической литературы ХХ века. Сам писатель называл ее "той правдой, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной".
Перед читателем трилогии буквально оживает провинциальная Россия конца XIX – начала ХХ столетия, с ее купеческими дворами и рабочими предместьями, волжскими портами, чередой колоритных персонажей и бесконечной глубиной понимания самой души русского народа, вечно балансирующей на грани между прекрасным и безобразным, между преступлением и святостью.
Максим Горький
Детство. В людях. Мои университеты
Детство
Сыну моему посвящаю
Глава I
В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами.
Мать, полуголая, в красной юбке, стоит на коленях, зачесывая длинные, мягкие волосы отца со лба на затылок черной гребенкой, которой я любил перепиливать корки арбузов; мать непрерывно говорит что-то густым, хрипящим голосом, ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез.
Меня держит за руку бабушка – круглая, большеголовая, с огромными глазами и смешным рыхлым носом; она вся черная, мягкая и удивительно интересная; она тоже плачет, как-то особенно и хорошо подпевая матери, дрожит вся и дергает меня, толкая к отцу; я пираюсь, прячусь за нее; мне боязно и неловко.
Я никогда еще не видал, чтобы большие плакали, и не понимал слов, неоднократно сказанных бабушкой:
– Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час…
Я был тяжко болен, – только что встал на ноги; во время болезни – я это хорошо помню – отец весело возился со мною, потом он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек.
– Ты откуда пришла? – спросил я ее.
Она ответила:
– С верху, из Нижнего, да не пришла, а приехала! По воде-то не ходят, шиш!
Это было смешно и непонятно: наверху, в доме, жили бородатые, крашеные персияне, а в подвале старый, желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь, скатиться кувырком, – это я знал хорошо. И при чем тут вода? Все неверно и забавно спутано.
– А отчего я шиш?
– Оттого, что шумишь, – сказала она, тоже смеясь.
Она говорила ласково, весело, складно. Я с первого же дня подружился с нею, и теперь мне хочется, чтобы она скорее ушла со мною из этой комнаты.
Меня подавляет мать; ее слезы и вой зажгли во мне новое, тревожное чувство. Я впервые вижу ее такою, – она была всегда строгая, говорила мало; она чистая, гладкая и большая, как лошадь; у нее жесткое тело и страшно сильные руки. А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, все на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо. Я уже давно стою в комнате, но она ни разу не взглянула на меня, – причесывает отца и все рычит, захлебываясь слезами.
В дверь заглядывают черные мужики и солдат-будочник. Он сердито кричит:
– Скорее убирайте!
Окно занавешено темной шалью; она вздувается, как парус. Однажды отец катал меня на лодке с парусом. Вдруг ударил гром. Отец засмеялся, крепко сжал меня коленями и крикнул:
– Ничего, не бойся, Лук!
Вдруг мать тяжело взметнулась с пола, тотчас снова осела, опрокинулась на спину, разметав волосы по полу; ее слепое, белое лицо посинело, и, оскалив зубы, как отец, она сказала страшным голосом:
– Дверь затворите… Алексея – вон!
Оттолкнув меня, бабушка бросилась к двери, закричала:
– Родимые, не бойтесь, не троньте, уйдите Христа ради! Это – не холера, роды пришли, помилуйте, батюшки!
Я спрятался в темный угол за сундук и оттуда смотрел, как мать извивается по полу, охая и скрипя зубами, а бабушка, ползая вокруг, говорит ласково и радостно:
– Во имя отца и сына! Потерпи, Варюша!.. Пресвятая мати божия, заступница…
Мне страшно; они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго – возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок.
– Слава тебе, Господи! – сказала бабушка. – Мальчик!
И зажгла свечу.
Я, должно быть, заснул в углу, – ничего не помню больше.
Второй оттиск в памяти моей – дождливый день, пустынный угол кладбища; я стою на скользком бугре липкой земли и смотрю в яму, куда опустили гроб отца; на дне ямы много воды и есть лягушки, – две уже взобрались на желтую крышку гроба.
У могилы – я, бабушка, мокрый будочник и двое сердитых мужиков с лопатами. Всех осыпает теплый дождь, мелкий, как бисер.
– Зарывай, – сказал будочник, отходя прочь.
Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнувшись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгнув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали их на дно.
– Отойди, Леня, – сказала бабушка, взяв меня за плечо; я выскользнул из-под ее руки, не хотелось уходить.
– Экой ты, на Господи, – пожаловалась бабушка, не то на меня, не то на бога, и долго стояла молча, опустив голову; уже могила сровнялась с землей, а она все еще стоит.
Мужики гулко шлепали лопатами по земле; налетел ветер и прогнал, унес дождь. Бабушка взяла меня за руку и повела к далекой церкви, среди множества темных крестов.
– Ты что не поплачешь? – спросила она, когда вышла за ограду. – Поплакал бы!
– Не хочется, – сказал я.
– Ну, не хочется, так и не надо, – тихонько выговорила она.
Все это было удивительно: я плакал редко и только от обиды, не от боли; отец всегда смеялся над моими слезами, а мать кричала:
– Не смей плакать!
Потом мы ехали по широкой, очень грязной улице на дрожках, среди темно-красных домов; я спросил бабушку:
– А лягушки не вылезут?
– Нет, уж не вылезут, – ответила она. – Бог с ними!
Ни отец, ни мать не произносили так часто и родственно имя божие.
Через несколько дней я, бабушка и мать ехали на пароходе, в маленькой каюте; новорожденный брат мой Максим умер и лежал на столе в углу, завернутый в белое, спеленатый красною тесьмой.
Примостившись на узлах и сундуках, я смотрю в окно, выпуклое и круглое, точно глаз коня; за мокрым стеклом бесконечно льется мутная, пенная вода. Порою она, вскидываясь, лижет стекло. Я невольно прыгаю на пол.
В ступительная статья Даниила Гранина. Иллюстрации Б. Дехтерева.
Трилогия Горького
Среди книг, которые оказали значительное влияние на духовное развитие нашего народа, одно из первых мест занимает трилогия Максима Горького «Детство», «В людях» и «Мои университеты». Почти каждого человека со школьных лет сопровождает волнующая история детства Алеши Пешкова, мальчика, прошедшего через столько испытаний, образ его бабушки - один из самых возвышенных женских образов русской литературы.
На каждое поколение по-разному действовали повести Горького, - в них черпали и знание народной жизни, и ненависть к мещанству, к непосильной тяжести рабочего труда и угнетению, и силы протеста против покорности; в этих повестях видели призыв к творческой активности, к самообразованию, к учению, пример того, как, несмотря на нищету и бесправие, человек может пробиться к культуре. Они служили источником веры в силы народные, примером нравственной стойкости.
Повести «Детство» и «В людях» написаны Горьким в 1913–1914 годах и с тех пор вошли в мировую классику автобиографического жанра вместе с такими шедеврами русской литературы, как «Былое и думы» А. Герцена и «Детство», «Отрочество», «Юность» Л. Толстого. Позднее, в 1923 году, были написаны «Мои университеты», и таким образом сложилась законченная, по толстовскому примеру, трилогия.
Если у Толстого история героя - это прежде всего история его исканий, его требований к себе, биография аналитическая, то горьковская трилогия насыщена действием, она автобиографична, она жизнеописание, она состоит из поступков и событий. В то же время это не только описание частной жизни, не история отдельной личности, это именно повести, произведения, имеющие художественную силу обобщения. Их материал при всей точности фактов, событий отобран не по законам памяти и знаний взрослого человека, а по законам писательского таланта. Он создает галерею типов дореволюционной России, образы, живущие независимо от биографии героя.
Горький сообщает нам в «Детстве» не то, что ему известно, а то, что могло быть известно ребенку. Детское видение мира имеет свои пределы, и автор с поразительной точностью соблюдает их. Окружающее открывается перед маленьким Алешей отдельными малосвязными сценами, картинками, смысл и трагизм которых он еще не в силах оценить. Смерть отца, и тут же, у гроба, рожающая мать - это мучительное, невероятное стечение обстоятельств с первой же страницы погружает нас в стихию достоверной жизни. И, начиная с этой сцены, покоряющей силой и особенностью книги становится именно правда, мужество правды. Здесь все подлинно. И в этом отличие ее от других книг подобного жанра. Автор не привносит сюда взрослого своего понимания людей, своих знаний и опыта. Здесь ничего не делается для занимательности, нет никаких литературных приемов, нет обязательной завершенности, сведения концов с концами… Многого из жизни Алеши Пешкова мы так и не узнаем - как, почему расстраивается состояние деда, куда время от времени исчезает мать, почему вдруг приходится переезжать в другой дом… С годами иногда, из рассказов бабушки, какие-то обстоятельства разъяснятся, но многое для мальчика и для нас так и останется неизвестным. И, как ни странно, такая неполнота, непонятность происходящего помогает нам лучше увидеть мир глазами героя.
Тема: «Детство»Алёша Пешков, рано оставшийся без родителей, живёт в семье деда Каширина вместе с многочисленным родственника — семьями двух сыновей деда. Дедушка с бабушкой и все остальные родственники оказали огромное влияние на его судьбу, каждый по-своему закладывал в нём основы характера, мировоззрения.
Сложным была жизнь в доме деда, не всегда в нём было довольство, бывали случаи,когда Алёше приходилось донашивать чью-то ветхую одежду и не было денег на покупку книг для школы.
Но если бы только материальные проблемы были в доме. В семье царила жестокость, грубость, неуважение друг другу. Дед часто избивал бабушку, дядья вечно ссорились из-за наследства, даже среди двоюродных братьев царила вражда. Каким мог бы вырасти в такой атмосфере ребёнок?
А сколько смертей пришлось пережить мальчику! На его глазах умерли родители,Цыганок, которого он так любил, братья. Взрослому-то сложно всё это пережить, не то что ребёнку. Да и само детство очень рано закончилось: после смерти матери дед отправил Алёшу « в люди», то есть на работу к людям.
И всё же мальчик не озлобился, не затаил обиды. Он вырос открытым, добрым и чутким человеком. Даже в это доме, где было столько вражды, он находил то, что радовало его: общение с дорогими ему людьми. А это была и его бабушка, и Цыганок, и Хорошее Дело. Они скрашивали безрадостные дни.
Сколько тепла было в отношении к нему бабушки, Акулины Ивановны, этой удивительно доброй и нравственно чистой женщины. Во многом благодаря ей Алёша стал чутким и внимательным, любящим прекрасное, народное творчество, она научила его видеть красоту жизни. Бабушка была для Алёши «самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком».
Хорошее Дело притягивал Алёшу своей образованностью, начитанностью, своей непохожестью на остальных. Он возбуждал в мальчике желание учиться, познавать мир. Но даже «свинцовые мерзости» закаляли характер героя, делая его сильнее.
Сирота-подкидыш Цыганок, добрый, весёлый, жизнерадостный, тоже очень нравился Алёше. Сколько весёлых минут они проводили вместе! Как трагична судьба Цыганка — он погиб, надорвался, когда нёс крест.
Тянется Алёша и к подслеповатому мастеру Григорию Ивановичу, потерявшему зрение, работая на деда.
Как важно, чтобы в детстве, кода формируется характер, ребёнок встретил хороших, настоящих людей. Ведь именно в этом возрасте закладываются основы будущей взрослой личности, те ценности, которым человек будет следовать всю жизнь.
Были такие люди и в детстве Алёши. Атмосфера любви и уважения царила и между родителями Алёши, жаль, что оба они так рано умерли.
«В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот был грязен и горек, но всякое знание - всё-таки мед».