И люди в нем актеры. Весь мир театр а люди в нем актеры. «Весь мир - театр, а люди в нем актеры

Упражнение «Издевательство над стрессом»

Цель этого упражнения – сформировать актерское отношение к стрессу. В случае правильного исполнения оно может иметь потрясающий результат.

Итак, суть упражнения заключается в том, что вы пытаетесь искусственно оказаться в стрессовом состоянии. Сыграть, что называется, роль. Но сыграть ее не с помощью голоса и движений, а душой. Исполнить эту роль внутри себя, но по-настоящему. Благодаря этому произойдет обратный, противострессовый эффект, которого, собственно, мы и добиваемся. Используя всякую возможность пережить стресс, мы как бы хотим этого. В результате, когда стресс приходит, мы испытываем радость, ведь у нас появилась очередная возможность поиграть, то есть интересно провести время.

Чтобы было понятнее, давайте представим, что стресс – это некая личность, которая частенько пристает к нам, навязываясь в друзья или пытаясь стать с нами одним целым. Но если мы начнем издеваться над этой личностью, то она в конце концов не выдержит такого отношения и покинет нас. Ведь дружба, как правило, разрушается после насмешек и проявления отрицательных чувств. Игра в стресс – это и есть не что иное, как издевательство над ним. Таким обращением нужно застать стресс врасплох. И тогда произойдет обратная реакция: он окажется внутри нас в совершенно ином свете, противоречащем его сути. Наше отношение к стрессу станет совершенно другим, актерским. А это – автоматическое решение проблемы.

Каков механизм подчинения стрессу? Человек бежит от переживаний, а они настигают его. Если этот механизм изменить (то есть не избегать стресса, а, наоборот, повернуть ему навстречу), то и все устройство может рухнуть. Стресс подобен зверю во время охоты: он гонится за добычей, которая убегает. И так всегда. А что будет, если добыча перестанет убегать и, наоборот, погонится за ним? Представьте, вот лев преследует антилопу. И вдруг происходит обратное: антилопа резко разворачивается и бросается в его сторону. Для льва это будет настолько неожиданно, что он, возможно, бросится наутек, поддавшись принципу «если за тобой гонятся, то надо убегать» (закон джунглей). Вот это и есть обратный эффект, то есть изменение самой сути, самого механизма какого-либо действия.

Иными словами, враг хочет навредить нам, а мы его вред превращаем в интересную для себя игру. Ясно, что врагу это не понравится и он просто перестанет вредить. Ведь если вред стал восприниматься уже не как вред, то и заниматься им нет смысла.

Итак, стресс приходит, а вы радуетесь. Ведь у вас появилась прекрасная возможность, которую никак нельзя упускать, сыграть роль. Сыграть мастерски, по-настоящему. Сыграть роль человека, подверженного стрессу, причем в тот самый момент, когда стресс сам пожаловал к нему. Сыграть и быть довольным своим актерским мастерством.

Таким образом, каждое приближение стресса мы расцениваем как долгожданную возможность сыграть роль. Тем самым будет изменена сама суть природы стресса. И в этом случае стресс, если бы он был личностью, просто не выдержал бы такого несерьезного отношения к себе и, оскорбленный, ушел бы.

Я пробовал поступать так же с обычной болезнью. Однажды я приболел, мне было очень тяжко. Тогда я просто переключился (вспомните о выключателе) на роль. Я стал играть эту болезнь. Я сыграл ее, сыграл по-настоящему, потому что действительно болел. Это было интересно, а в результате мне значительно полегчало.

Многое зависит от нашего отношения к тому или иному явлению.

Дело может дойти даже до того, что человеку захочется заболеть (или подвергнуться стрессу), чтобы попробовать себя в качестве артиста.

Упражнение «Актерское дело»

Это упражнение очень напоминает предыдущее. Просто в данном случае мы применяем его в более широком смысле. Как оно появилось? Однажды в течение длительного времени я был вынужден заниматься тяжелой физической работой. Мне было очень нелегко, и я сильно уставал, но отдых был невозможен. Тогда я «включил» актерскую игру, представив себя рабом, который должен вкалывать по воле хозяина, чтобы сохранить себе жизнь. И эта моя игра (этот мой настрой) перестроила мое сознание, создав дополнительный стимул к работе. Разумеется, играть в такие игры нужно в пределах разумного, чтобы не переусердствовать и не навредить своему здоровью.

Вы можете применить «актерское дело» во многих случаях: готовясь к экзамену и во время него; претерпевая болезнь (об этом я уже говорил) и всегда, когда боитесь, волнуетесь, терпите неудачи, разочаровываетесь, проигрываете и т. д. Когда очень тяжело, можно сыграть измученного страдальца. Просто настройтесь на то, что вы это играете. Переведите проблему из категории жизни в категорию роли и мастерски сыграйте эту роль.

Из высказывания «жизнь – театр, а люди в нем – актеры» можно многое почерпнуть. В нем заложен очень глубокий смысл.

Подумайте, ведь если вы подверглись стрессу, то вам тяжело, но если вы начали играть этот стресс, то это совсем другое дело. Ведь вы извлекли этот стресс из жизни (своей) и превратили в роль. И если вам опять будет тяжело, то уже как актеру, потому что роль тяжелая. Итак, пусть (по мере возможности) тяжесть будет актерской.

Чем больше проблем вы сможете переправить из жизненного русла в актерское, тем больше жизненной энергии вы сэкономите. А с большей энергией вы сможете более продуктивно решать многие другие жизненные задачи.

Упражнение «Творческий подход»

Свою боль можно «отдать» бумаге, творчеству. Мое творчество, например, началось именно с боли, да с такой, которую не хочется пожелать даже врагу. Это была адская любовная боль. Если бы все то, о чем я сейчас пишу, было понято мною тогда, то я мог бы избежать многих мучений. И тем не менее именно в горниле страданий рождалось мое творчество.

Когда нам больно, мы хотим отдать эту боль, избавиться от нее. И если бы кто-нибудь мог забрать ее (не повредив себе), то мы бы, наверное, отдали. Ну, так отдадим ее творчеству.

Соприкоснувшись с творчеством, душевная боль может породить красоту.

Казалось бы, как такое может быть? Если матерью является боль, то как же рождается красота? Ведь сама суть боли – это повреждение. Повреждение сердца. Но красота действительно рождается, ведь ее отцом является творчество.

Боль плюс творчество равняется красота. А ведь где красота, там наслаждение.

Я воплотил (частично или полностью) свою боль во многих моих произведениях. В один из своих ранних рассказов я вложил столько страдания, что писал его со слезами на глазах.

Я нашел применение своей боли. Применение, которое принесло мне состояние счастья. Теперь я радуюсь, когда пишу. Но я благодарен боли. Я готов пожать ей руку и поблагодарить за внесение весомого вклада в мое творческое развитие. Впрочем, не пожать, а поцеловать ручку госпоже Боли. Мы с ней становились одним целым, и рождалась красота. Красота моих слов, моего слога, поэзии, моих песен, рисунков, моей музыки. Красота меня самого. Увидит эту красоту кто-нибудь или нет – другой вопрос.

Сыграть можно и стресс, и волнение, и страх. И неудачу, и отвержение, и несчастную любовь. Но только не потерю близкого человека (я пишу это, потому что боюсь – как бы кто не истолковал мои слова превратно). Когда с человеком случается горе (он теряет родного или близкого человека), то нужно постараться пережить эту боль. Время лечит раны. Сначала бывает невыносимо тяжело, но жизнь так устроена, что нужно жить дальше, даже если кажется, что потерялся всякий смысл. Хочешь не хочешь, но должен. Некуда деваться. Нужно жить.

Упражнение «Адреналин»

Перечисленные проблемы (кроме горя) можно перевести в русло получения адреналина. Обратите внимание на двух по-разному боящихся людей. У одного от страха дрожат колени, а другой наслаждается этим состоянием, воспринимая его как некий душевный экстрим, драйв. Все дело в отношении.

Рассмотрим, например, волнение. Для борьбы с ним есть разные средства. Одно из них – это ликвидация врага его же оружием. То есть не бояться мандража, а, наоборот, желать его. Ведь волнение может превратиться в своеобразный адреналин для вашего организма. Например, если вы стоите перед тысячной аудиторией и ваше сердце колотится, как в припадке, то разве это не адреналин? И вы можете настолько полюбить эту нешуточную экстремальную ситуацию, что будете ждать ее снова и снова.

Конечно, не все являются экстремалами, но в свете решения ранее затронутой проблемы можно попробовать стать им хоть ненамного.

Разговорился с одной молоденькой выпускницей ПИКа (теперь это - Пермский государственный институт искусства и культуры, о как!), девочкой нервной, трепетной и весьма экзальтированной.
Эта жертва нынешней «Минобразины» битых полчаса «с замиранием сердца» трындела мне о своем преклонении перед актерами, а когда я спросил: «Преклоняешься ли ты перед своим дедом?», она запнулась, и почти не думая, выпалила: «А за что преклоняться-то?» и продолжила.
- Вся жизнь театр, а люди в нем актеры, так что все мы актеры, кто-то более велик, а кто-то менее…

Договорить я ей не дал – взяв за плечи, развернул на сто восемьдесят градусов и отправил восвояси. Только чуть позже пожалел, что не догадался дать ей пинка. Легонького такого, чисто символического, чтобы не зарылась носом в сугроб, но из калитки вылетела, а не выпорхнула. Может, хоть тогда бы что-то да дошло?
Женщине надо очень постараться, чтобы у мужчины возникло желание прикоснуться к ее копчику (озабоченных эротоманов прошу не реагировать – я совершенно не о том сказал, о чем вы сейчас подумали).

Ну, во-первых, меня просто «убила» безграмотность девицы, планирующей в скором времени «просвещать» желающих в качестве искусствоведа (!).
Она не знает (благодаря тому же Минобразу или?), что эта фраза «вся жизнь - театр, а люди в нем – актеры» то ли намеренно, то ли по глупости кем-то элементарно искажена при помощи подмены одного слова другим.
В действительности она звучит так (Шекспир, пьеса «Как вам это понравится»):

"Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них есть выходы, уходы.
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той.
Младенец, школьник, юноша, любовник,
Солдат, судья, старик".

Мир – да, своеобразный театр. Но жизнь - нет.
В ней могут быть разные последовательно идущие роли, от младенца и до старика, но ты физически не сможешь в течение года прожить хотя бы 5-7 ролей – от фрезеровщика до физика, извините. Учиться ведь надобно, барышня, и осваивать, а не имитировать, как это делают актеры.

Меня в «Совдепии» мои учители заставляли мыслить аналогиями, чтобы легче было понять вещи, о которых впервые слышишь или постичь просто не в силах из-за некоей «зашоренности», «замусоренности стереотипами», присущей каждому человеку.
Именно поэтому некоторые вещи мне «расколоть» гораздо проще, чем некоторым представителям современной молодежи, которые не приучены оперировать аналогиями, и даже не совсем понимают, что это такое.
Ну, в общем, здесь речь не о том, это так – ремарочка.

А речь, собственно, вот о чем.
«Барышня-будущий искусствовед» заявила небрежно, что она преклоняется перед актерами, а вот перед своим дедом преклоняться вроде как и не за что. Вот тут действительно полный финиш.

Ее деда я хорошо знал, он умер в 87 лет, будучи, помимо прочих наград, кавалером двух орденов «Красной звезды» и «Трудового Красного Знамени», то есть был героем и войны и послевоенного мирного труда.
И им она не считает нужным гордиться?
Да пусть бы ваш дед был бы хоть обычным окопником и «безнаградным» трудягой, он, что, не достоин того, чтобы вы перед ним преклонили свои «гордые» колени?
Не понимаю я этого.
Хучь убей.
Откуда в поросли человеческой это подмененное сознание, в котором намеренно искажена шкала ценностей?
Почему некоторые просто не хотят думать?
Почему труд актера ценится нынешним обществом дороже, чем труд того же фрезеровщика?
Он что – мудрее вашего деда? Или умнее вас? Или совесть его, брошенная на весы времени, просто зашкаливает?
А вы никогда не замечали, что вы все – замечательные актеры, способные сыграть любую роль?
Что значит – «сыграть, как истинный профессионал»?
Чтобы поверили, как Станиславский?
Так в своей жизни я немало встречал всевозможных мошенников и аферистов, которым верил с первого взгляда.
И Станиславский бы поверил, «похудев» после такой встречи на пару лямов.

“Весь мир - театр, а люди в нем - актеры ” - это одна из наиболее цитируемых фраз Шекспира - начало монолога Жака из второго акта комедии “Как вам это понравится”.

All the world’s a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse’s arms.
And then the whining school-boy, with his satchel,
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woful ballad
Made to his mistress’ eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bobble reputation.
Even in the cannon’s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin’d,
With eyes severe, and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper’d pantaloon
With spectacles on nose well and pouch on side,
His youthful hose well sav’d a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends his strange eventful history,
In second childishness and mere oblivion
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.
http://en.wikipedia.org/wiki/All_the_world%27s_a_stage

В переводе Т. Щепкиной-Куперник этот монолог звучит следующим образом:

Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.

Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь, -
Так он играет роль. Шестой же возраст -
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса - кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы -
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

Речь здесь - о “Человеческой комедии” в ее ренессансном понимании, когда человек воспринимался как игралище Фортуны, выступающей главным постановщиком в этом театре. Семь возрастов человека, упоминаемых здесь, соотносятся с семью планетами (так: солдат - Марс, любовник - Венера, судья - Юпитер, старик - Сатурн).

Но Шекспир часто всего лишь резонатор своей эпохи, ее эхо, до нас долетевшее. Он усиливает, модулирует чужие голоса. Например, королевы Елизаветы, выступающей перед Парламентом и произносящей следующее: “Мы, властители, выходим на подмостки этого мира, чтобы сыграть нашу роль на глазах всего человечества. ..”

Идею мира-театра обыгрывает в стихах УолтерРэли:

Что наша жизнь? - Комедия о страсти.
Бравурна увертюра в первой части.
Утроба материнская - гримерка
Комедиантов слишком расторопных.
Подмостки - мир, и зритель в сей юдоли -
Господь, - шельмует за незнанье роли.
Как занавес после спектакля - тьма
Могилы ждет, бесстрастно-холодна.
И вот, фиглярствуя, идем мы до конца.
Но в миг последний - маску прочь с лица.

(“What’s our life...” Перевод А. Нестерова)

Но и для стихотворения Рэли существует свой источник: вполне затертое риторическое сравнение, использовавшееся еще во времена античности, например, у Лукиана в диалоге “Менипп”: “... человеческая жизнь подобна какому-то длинному шествию, в котором предводительствует и указывает места Судьба, определяя каждому его платье. Выхватывая, кого случится, одевает на него царскую одежду, тиару, дает ему копьеносцев, венчает главу диадемой; другого награждает платьем раба, третьему дает красоту, а иного делает безобразным и смешным: ведь зрелище должно быть разнообразно! Часто во время шествия она меняет наряды некоторых участников, не позволяя закончить день в первоначальном виде. При этом она заставляет Крёза взять одежду раба или пленного; Меандрию, шедшему прежде вместе со слугами, она вручает царство Поликрата, разрешая некоторое время пользоваться царской одеждой. Но лишь только шествие закончено - все снимают и возвращают свои одеяния вместе с телом, после чего их внешний вид делается таким, каким был до начала, ничем не отличаясь от вида соседа. И вот иные, по неведению, огорчаются, когда Судьба повелевает им возвратить одежды, и сердятся, точно их лишают какой-либо собственности, не понимая, что они лишь возвращают то, что им дано во временное пользование ”

А есть еще и стихотворение сэра Генри Уоттона (1568-1639), приятеля Джона Донна:

Man’s life a tragedy: his mother’s womb
(From which he enters) is the trining room;
This spacious earth the theatre; and the stage
This country which he lives in; passion, rage,
Folly and vice are actors: the first cry
The prologue to th’ ensuing tragedy.
The former act consistent of dumb shows;
The second, he to more perfection grows;
I’th third he is a man, and doth begin
To nature vice and act the deeds of sin:
I’th fourth declines; I’th fifth diseases clog
And trouble him; then death’s his epilogue.

[Жизнь человеческая - трагедия: материнская утроба / (Из которой он выходит на сцену>) - гримерка; / Этот земной простор - театр; а сцена / - Страна, где живет он; страсть, гнев, / Глупость и порок - актеры: первый крик / - Пролог к грядущей трагедии. / Первый акт по содержанию своему - пантомима; / Второй акт> - герой совершенствуется; / В третьем - он мужчина и начинает / платить дань> пороку, заложенному в его природе, и совершать грешки: / В четвертом - он идет к закату; В пятом болезни обступают / И изводят его; а потом - смерть, его эпилог. ]

Юлий Ким "Театральный пролог"

Мир – театр. А кто в нем кто? – вот в чем вопрос. Еще во времена Всемирного потопа Ной в свой ковчег собрал каждой твари по паре. Зачем? Ведь недаром же. Значит, каждому существу, в том числе и человеку, уготовано свое место в этом жестоком мире, до которого он либо дойдет, твердо шагая, сам, либо выплывет к нему на суденышке судьбы. В вопросе о театре нельзя не отметить, что театр без зрителей не театр, а без актеров – и подавно. Каждому человеку свойственно сделать свой выбор: либо место на галерке, либо на сцене.

Однако нельзя не учитывать роль судьбы в этом выборе. Определенный склад обстоятельств тем или иным образом влияет на события в жизни человека, которые, в свою очередь, влияют на место данного человека в жизни-театре. Если человек попал на сцену, это еще не значит, что он актер. Он может быть суфлером, установщиком декораций, монтером-осветителем каким-нибудь в крайнем случае. Выходит, что присутствие человека на сцене еще не означает его возвышения до ранга актера. Зритель. Он не принимает участия в действиях на сцене. Он лишь лицезреет происходящее, переживая или сопереживая. Но зритель остается самим собой, ему не надо надевать маску того или иного героя. Редко можно увидеть натянутую улыбку или выдавленную слезу. Всем известно, что театр начинается с вешалки. Гардеробщики – вот еще одна категория людей в театре. Он ходит гордой походкой, таскает тяжелые шубы зрителей зимой, а летом скучает. Такая его работа.

Таких в театре много: уборщик, контролер билетов, продавец в кафе – это второстепенные лица. Чтобы поставить спектакль, надо иметь сценарий. Писатель. Без него не обойтись. Его труд играет основную роль в театре. Благодаря ему актер имеет роль, гардеробщик – работу, зритель – повод сходить в театр. Но писателя мало кто видит, на улицу он ходит редко, популярностью не пользуется, “звездной болезнью”, как актер, не болеет. Если рассматривать мир, как театр и себя в этом мире, то я не хотела бы быть ни писателем, потому что писать сценарий чьей-то жизни может лишь Бог; ни автором, потому что лицемерие в любых его проявлениях служит тормозом в развитии себя как личности; ни зрителем, так как молча созерцать – не моя стихия; ни гардеробщиком, потому что гардеробщик всего лишь гардеробщик, ни больше ни меньше.

Я хотела бы быть сценой, на которой разворачиваются события, занавесом, который символизирует начало или заключение действия, зрительным залом, в общем, чем-то неодухотворенным и вечным, поскольку только неодухотворенность может занять позицию без изъянов, то есть идеальную позицию в театре-жизни; а вечность поможет правильно ориентироваться во времени и нравах, которые от него зависят. Пока я в театре лишь зритель, хоть и не равнодушный, однако, следуя утверждению: “Мир – театр, а люди в нем актеры”, я в маске какого-нибудь героя займу все же свое место на сцене жизни.

(Пока оценок нет)

Сочинения по темам:

1. Театр – древнейший вид искусства. Мы узнали о начале его существования из книг, из исторических рукописей. Этот вид искусства зародился...
2. Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку....

Как вам это понравится

Название (оригинал): As You Like It
Жанр: Комедия
Дата написания: 1599-1600 гг.
Переводы:

П.Вейнберг
Т.Щепкина-Куперник (1937)
Т.Щепкина-Куперник (1959)

Примечание:

Монолог Жака - Акт II, сцена 7
Предположительно, роль Адама исполнял сам Шекспир
В другом переводе - "Как вам угодно"

Дата постановок: 1599 г., 1600 г.
Дата публикаций: 1600 г., 1623 г.

Монолог Жака

«Весь мир - театр, а люди в нем актеры»

(Акт II, сцена VII)

Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь, -
Так он играет роль. Шестой же возраст -
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса - кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы -
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

All the world"s a stage,
And all the men and women merely players;
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms;
And then the whining school-boy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin"d,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper"d pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well sav"d, a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion;
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.