Горький девушка и смерть анализ произведения. Образ смерти в языческом мировоззрении и сказке максима горького «девушка и смерть

Максим Горький.

Девушка и Смерть.

По деревне ехал царь с войны.

Едет - чёрной злобой сердце точит.

Слышит - за кустами бузины

Девушка хохочет.

Грозно брови рыжие нахмуря,

Царь ударил шпорами коня,

Налетел на девушку, как буря,

И кричит, доспехами звеня:

Ты чего, - кричит он зло и грубо,

Ты чего, девчонка, скалишь зубы?

Одержал враг надо мной победу,

Вся моя дружина перебита,

В плен попала половина свиты,

Я домой, за новой ратью еду,

Я - твой царь, я в горе и обиде, -

Каково мне глупый смех твой видеть?

Кофточку оправя на груди,

Девушка ответила царю:

Отойди - я с милым говорю!

Батюшка, ты лучше отойди.

Любишь, так уж тут не до царей, -

Некогда беседовать с царями!

Иногда любовь горит скорей

Тонкой свечки в жарком божьем храме.

Царь затрясся весь от дикой злости.

Приказал своей покорной свите:

Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте,

Или, лучше, - сразу удавите!

Исказив угодливые рожи,

Бросились к девице, словно черти,

Конюхи царёвы и вельможи, -

Предали девицу в руки Смерти.

Смерть всегда злым демонам покорна,

Но в тот день она была не в духе, -

Ведь весной любви и жизни зёрна

Набухают даже в ней, старухе.

Скучно век возиться с тухлым мясом,

Истреблять в нём разные болезни;

Скучно мерять время смертным часом -

Хочется пожить побесполезней.

Все пред неизбежной с нею встречей

Ощущают только страх нелепый,

Надоел ей ужас человечий,

Надоели похороны, склепы.

Занята неблагодарным делом

На земле и грязной, и недужной,

Делает она его умело, -

Люди же считают Смерть ненужной.

Ну, конечно, ей обидно это,

Злит её людское наше стадо,

И, озлясь, сживает Смерть со света

Иногда не тех, кого бы надо.

Полюбить бы Сатану ей, что ли,

Подышать бы вволю адским зноем,

Зарыдать бы от любовной боли

Вместе с огнекудрым Сатаною!

Девушка стоит пред Смертью, смело

Грозного удара ожидая.

Смерть бормочет - жертву пожалела:

Ишь ты ведь, какая молодая!

Что ты нагрубила там царю?

Я тебя за это уморю!

Не сердись, - ответила девица, -

За что на меня тебе сердиться?

Целовал меня впервые милый

Под кустом зелёной бузины, -

До царя ли мне в ту пору было?

Ну, а царь - на грех - бежит с войны.

Я и говорю ему, царю,

Отойди, мол, батюшка, отсюда!

Хорошо, как будто, говорю,

А - гляди-ко, вышло-то как худо!

Что ж?! От Смерти некуда деваться,

Видно, я умру, не долюбя.

Смертушка! Душой прошу тебя -

Дай ты мне ещё поцеловаться!

Странны были Смерти речи эти, -

Смерть об этом никогда не просят!

Думает: «Чем буду жить на свете,

Если люди целоваться бросят?»

И на вешнем солнце кости грея,

Смерть сказала, подманив змею:

Ну, ступай, целуйся, да - скорее!

Ночь - твоя, а на заре - убью!

И на камень села, - ожидает,

А змея ей жалом косу лижет.

Девушка от счастия рыдает,

Смерть ворчит: - Иди скорей, иди же!

Вешним солнцем ласково согрета,

Смерть разула стоптанные лапти,

Прилегла на камень и - уснула.

Нехороший сон приснился Смерти!

Будто бы её родитель, Каин,

С правнуком своим - Искариотом,

Дряхленькие оба, лезут в гору, -

Точно две змеи ползут тихонько.

Господи! - угрюмо стонет Каин,

Глядя в небо тусклыми глазами.

Господи! - взывает злой Иуда,

От земли очей не поднимая.

Над горою, в облаке румяном

Возлежит господь, - читает книгу;

Звёздами написана та книга,

Млечный путь - один её листочек!

На верху горы стоит архангел,

Снопик молний в белой ручке держит.

Говорит он путникам сурово:

Прочь идите! Вас господь не примет!

Михаиле! - жалуется Каин, -

Знаю я - велик мой грех пред миром!

Я родил убийцу светлой Жизни,

Я отец проклятой, подлой Смерти!

Михаиле! - говорит Иуда, -

Знаю, что я Каина грешнее,

Потому что предал подлой Смерти

Светлое, как солнце, божье сердце!

Михаиле! Пусть господь хоть слово

Скажет нам, хоть только пожалеет -

Ведь прощенья мы уже не молим!

Тихо отвечает им архангел:

Трижды говорил ему я это,

Дважды ничего он не сказал мне,

В третий раз, качнув главою, молвил:

Знай, - доколе Смерть живое губит,

Каину с Иудой нет прощенья.

Пусть их тот простит, чья сила может

Побороть навеки силу Смерти.

Смерть проснулась около полудня.

Смотрит, - а девица не пришла!

Смерть бормочет сонно: - Ишь ты, блудня!

Видно, ночь-то коротка была!

Сорвала подсолнух за плетнём,

Нюхает; любуется, как солнце

Золотит живым своим огнём

Лист осины в жёлтые червонцы.

И, на солнце глядя, вдруг запела

Тихо и гнусаво, как умела:

Беспощадною рукой

Люди ближнего убьют

И хоронят. И поют:

«Со святыми упокой!»

Не пойму я ничего! -

Деспот бьёт людей и гонит,

A издохнет - и его

С той же песенкой хоронят!

Честный помер или вор -

С одинаковой тоской

Распевает грустный хор:

«Со святыми упокой!»

Дурака, скота иль хама

Я убью моей рукой,

Но для всех поют упрямо:

«Со святыми упокой!»

Становясь всё злее и жесточе,

Смерть обула лапти и онучи

И, едва дождавшись лунной ночи,

В путь идёт, грозней осенней тучи.

Час прошла и видит: в перелеске,

Под росистой молодой орешней,

На траве атласной, в лунном блеске

Девушка сидит богиней вешней.

Как земля гола весною ранней,

Грудь её обнажена бесстыдно,

И на коже шелковистой, ланьей,

Звёзды поцелуев ярко видны.

Два соска, как звёзды, красят грудь,

И - как звёзды - кротко смотрят очи

В небеса, на светлый Млечный путь,

На тропу синеволосой ночи.

Под глазами голубые тени,

Точно рана - губы влажно алы.

Положив ей голову в колени,

Дремлет парень, как олень усталый.

Смерть глядит, и тихо пламя гнева

Гаснет в её черепе пустом.

Ты чего же это, словно Ева,

Спряталась от бога за кустом?

Точно небом - лунно-звёздным телом

Милого от Смерти заслоня,

Отвечает ей девица смело:

Погоди-ко, не ругай меня!

Не шуми, не испугай беднягу,

Острою косою не звени!

Я сейчас приду, в могилу лягу,

А его - подольше сохрани!

Виновата, не пришла я к сроку,

Думала - до Смерти недалёко.

Дай ещё парнишку обниму:

Больно хорошо со мной ему!

Да и он - хорош! Ты погляди,

Вон какие он оставил знаки

На щеках моих и на груди,

Вишь цветут, как огненные маки!

Смерть, стыдясь, тихонько засмеялась:

Да, ты будто с солнцем целовалась,

Но - ведь у меня ты не одна -

Тысячи я убивать должна!

Я ведь честно времени служу,

Дела - много, а уж я - стара,

Каждою минутой дорожу,

Собирайся, девушка, пора!

Девушка - своё:

Обнимет милый,

Ни земли, ни неба больше нет.

И душа полна нездешней силой,

И горит в душе нездешний свет.

Нету больше страха пред Судьбой,

И ни бога, ни людей не надо!

Как дитя - собою радость рада,

Ходят неразлучно до сего дня,

За Любовью Смерть с косою острой

Тащится повсюду, точно сводня.

Ходит, околдована сестрою,

И везде - на свадьбе и на тризне -

Неустанно, неуклонно строит

Радости Любви и счастье Жизни.

По деревне ехал царь с войны.
Едет — черной злобой сердце точит.
Слышит — за кустами бузины
Девушка хохочет.
Грозно брови рыжие нахмуря,
Царь ударил шпорами коня,
Налетел на девушку, как буря,
И кричит, доспехами звеня:
«Ты чего,- кричит он зло и грубо,-
Ты чего, девчонка, скалишь зубы?
Одержал враг надо мной победу,
Вся моя дружина перебита,
В плен попала половина свиты,
Я домой, за новой ратью еду,
Я — твой царь, я в горе и обиде,-
Каково мне глупый смех твой видеть?»
Кофточку оправя на груди,
Девушка ответила царю:
«Отойди,- я с милым говорю!
Батюшка, ты, лучше, отойди».
_______

Любишь, так уж тут не до царей,-
Некогда беседовать с царями!
Иногда любовь горит скорей
Тонкой свечки в жарком божьем храме.
_______

Царь затрясся весь от дикой злости,
Приказал своей покорной свите:
«Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте,
Или, лучше,- сразу удавите!»
Исказив угодливые рожи,
Бросились к девице, словно черти,
Конюхи царевы и вельможи,-
Предали девицу в руки Смерти.

Смерть всегда злым демонам покорна,
Но в тот день она была не в духе,-
Ведь весной любви и жизни зерна
Набухают даже в ней, старухе.
Скучно век возиться с тухлым мясом,
Истреблять в нем разные болезни;
Скучно мерять время смертным часом —
Хочется пожить побесполезней.
Все, пред неизбежной с нею встречей,
Ощущают только страх нелепый,-
Надоел ей ужас человечий,
Надоели похороны, склепы.
Занята неблагодарным делом
На земле и грязной, и недужной.
Делает она его умело,-
Люди же считают Смерть ненужной.
Ну, конечно, ей обидно это,
Злит ее людское наше стадо,
И, озлясь, сживает Смерть со света
Иногда не тех, кого бы надо.
Полюбить бы Сатану ей, что ли,
Подышать бы вволю адским зноем,
Зарыдать бы от любовной боли
Вместе с огнекудрым Сатаною!

Девушка стоит пред Смертью, смело
Грозного удара ожидая.
Смерть бормочет,- жертву пожалела:
«Ишь ты, ведь, какая молодая!
Что ты нагрубила там царю?
Я тебя за это уморю!»-
«Не сердись,- ответила девица,-
За што на меня тебе сердиться?
Поцеловал меня впервые милый
Под кустом зеленой бузины,-
До царя ли мне в ту пору было?
Ну, а царь, на грех, бежит с войны,
Я и говорю ему, царю,
Отойди, мол, батюшка, отсюда!
Хорошо, как будто, говорю,
А — гляди-ко, вышло-то как худо!
Что ж?! От Смерти некуда деваться.
Видно, я умру, не долюбя.
Смертушка! Душой прошу тебя —
Дай ты мне еще поцеловаться!»
Странны были Смерти речи эти,-
Смерть об этом никогда не просят!
Думает: «Чем буду жить на свете,
Если люди целоваться бросят?»
И на вешнем солнце кости грея,
Смерть сказала, подманив змею:
«Ну, ступай, целуйся, да — скорее!
Ночь — твоя, а на заре — убью!»
И на камень села,- ожидает,
А змея ей жалом косу лижет.
Девушка от счастия рыдает,
Смерть ворчит: «Иди, скорей, иди же!

Вешним солнцем ласково согрета,
Смерть разула стоптанные лапти,
Прилегла на камень и — уснула.
Нехороший сон приснился Смерти!
Будто бы ее родитель, Каин,
С правнуком своим — Искариотом,
Дряхленькие оба лезут в гору,-
Точно две змеи ползут тихонько.
«Господи!»- угрюмо стонет Каин,
Глядя в небо тусклыми глазами.
«Господи!»- взывает злой Иуда,
От земли очей не поднимая.
Над горою, в облаке румяном
Возлежит господь,- читает книгу:
Звездами написана та книга,
Млечный путь — один ее листочек.
На верху горы стоит архангел,
Снопик молний в белой ручке держит.
Говорит он путникам сурово:
«Прочь идите! Вас господь
не примет!»
«Михаиле!- жалуется Каин,-
Знаю я — велик мой грех пред миром!
Я родил убийцу светлой Жизни,
Я отец проклятой, подлой Смерти!»-
«Михаиле!- говорит Иуда,-
Знаю, что я Каина грешнее,
Потому что предал подлой Смерти
Светлое, как солнце, божье сердце!»
И взывают оба они, в голос:
«Михаиле! Пусть господь хоть слово
Скажет нам, хоть только пожалеет —
Ведь прощенья мы уже не молим!»
Тихо отвечает им архангел:
«Трижды говорил ему я это,
Дважды ничего он не сказал мне,
В третий раз, качнув главою, молвил:
«Знай,- доколе Смерть живое губит,
Каину с Иудой нет прощенья.
Пусть их тот простит, чья сила может
Побороть навеки силу Смерти».
Тут Братоубийца и Предатель
Горестно завыли, зарыдали
И, обнявшись, оба покатились
В смрадное болото под горою.
А в болоте бесятся, ликуя,
Упыри, кикиморы и черти
И плюют на Каина с Иудой
Синими, болотными огнями.

Смерть проснулась около полудня,
Смотрит,- а девица не пришла!
Смерть бормочет сонно: «Ишь ты, блудня!
Видно ночь-то коротка была!»
Сорвала подсолнух за плетнем.
Нюхает, любуется, как солнце
Золотит живым своим огнем
Лист осины в желтые червонцы.
И на солнце глядя, вдруг запела
Тихо и гнусаво, как умела:
«Беспощадною рукой
Люди ближнего убьют
И хоронят. И поют:
«Со святыми упокой!»
Не пойму я ничего!-
Деспот бьет людей и гонит,
А издохнет — и его
С той же песенкой хоронят!
Честный помер или вор —
С одинаковой тоской
Распевает грустный хор:
«Со святыми упокой!»
Дурака, скота иль хама
Я убью моей рукой,
Но для всех поют упрямо:
«Со святыми упокой!»

Спела песню — начинает злиться,
Уж прошло гораздо больше суток,
А — не возвращается девица.
Это — плохо. Смерти — не до шуток.
Становясь все злее и жесточе,
Смерть обула лапти и онучи
И, едва дождавшись лунной ночи,
В путь идет, грозней осенней тучи.
Час прошла и видит: в перелеске,
Под росистой молодой орешней
На траве атласной, в лунном блеске
Девушка сидит богиней вешней.
Как земля гола весною ранней.
Грудь ее обнажена бесстыдно.
И на коже шелковистой, ланьей
Звезды поцелуев ярко видны.
Два соска, как звезды, красят грудь,
И — как звезды — кротко смотрят очи
В небеса, на светлый Млечный путь,
На тропу синеволосой ночи.
Под глазами голубые тени,
Точно рана — губы влажно алы.
Положив ей голову в колени,
Дремлет парень, как олень усталый.
Смерть глядит, и тихо пламя гнева
Гаснет в ее черепе пустом.
«Ты чего же это, словно Ева,
Спряталась от бога за кустом?»
Точно небом — лунно-звездным телом
Милого от Смерти заслоня,
Отвечает ей девица смело:
«Погоди-ка, не ругай меня!
Не шуми, не испугай беднягу,
Острою косою не звени!
Я сейчас приду, в могилу лягу.
А его — подольше сохрани!
Виновата, не пришла я к сроку,
Думала — до Смерти недалеко.
Дай еще парнишку обниму:
Больно хорошо со мной ему!
Да и он — хорош! Ты погляди,
Вон какие он оставил знаки
На щеках моих и на груди.
Вишь, цветут, как огненные маки!»
Смерть стыдясь тихонько засмеялась:
«Да, ты будто с солнцем целовалась.
Но — ведь у меня ты не одна,-
Тысячи я убивать должна!
Я ведь честно времени служу,
Дела — много, а уж я — стара,
Каждою минутой дорожу,
Собирайся, девушка, пора!»
Девушка — свое:
«Обнимет милый,
Ни земли, ни неба больше нет.
И душа полна нездешней силой,
И горит в душе нездешний свет.
Нету больше страха пред Судьбой
И ни бога, ни людей не надо!
Как дитя — собою радость рада,
И любовь любуется собой».
Смерть молчит задумчиво и строго,
Видит — не прервать ей этой песни!
Краше солнца — нету в мире бога,
Нет огня — огня любви чудесней!

Смерть молчит, а девушкины речи
Зависти огнем ей кости плавят,
В жар и холод властно ее мечут,
Что же сердце Смерти миру явит?
Смерть — не мать, но — женщина, и в ней
Сердце тоже разума сильней;
В темном сердце Смерти есть ростки
Жалости и гнева, и тоски.
Тем, кого она полюбит крепче,
Кто ужален в душу злой тоскою,
Как она любовно ночью шепчет
О великой радости покоя!
«Что ж,- сказала Смерть,-
пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе — живи!
Только я с тобою рядом буду,
Вечно буду около Любви!»
_________

С той поры Любовь и Смерть, как сестры,
Ходят неразлучно до сего дня,
За любовью Смерть с косою острой
Тащится повсюду, точно сводня.
Ходит, околдована сестрою,
И везде — на свадьбе и на тризне
Неустанно, неуклонно строит
Радости Любви и счастье Жизни.

Сказка I По деревне ехал царь с войны. Едет - черной злобой сердце точит. Слышит - за кустами бузины Девушка хохочет. Грозно брови рыжие нахмуря, Царь ударил шпорами коня, Налетел на девушку, как буря, И кричит, доспехами звеня:
"Ты чего,- кричит он зло и грубо,Ты чего, девчонка, скалишь зубы? Одержал враг надо мной победу, Вся моя дружина перебита, В плен попала половина свиты, Я домой, за новой ратью еду, Я - твой царь, я в горе и обид- Каково мне глупый смех твой видеть?" Кофточку оправя на груди, Девушка ответила царю: "Отойди,- я с милым говорю! Батюшка, ты, лучше, отойди". _______ Любишь, так уж тут не до цай,- Некогда беседовать с царями! Иногда любовь горит скорей Тонкой свечки в жарком божьем храме. _______ Царь затрясся весь от дикой злости, Приказал своей покорной свите: "Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте, Или, лучше,- сразу удавите!" Исказив угодливые рожи, Бросились к девице, словно черти, Конюхи царевы и веложи,- Предали девицу в руки Смерти. II Смерть всегда злым демонам покорна, Но в тот день она была не духе,- Ведь весной любви и жизни зерна Набухают даже в ней, старухе. Скучно век возиться с тухлым мясом, Истреблять в нем разные болезни; Скучно мерять время смертным часом - Хочется пожить побесполезней. Все, пред неизбежной с нею встречей, Ощущают только странелепый,- Надоел ей ужас человечий, Надоели похороны, склепы. Занята неблагодарным делом На земле и грязной, и недужной. Делает онего умело,- Люди же считают Смерть ненужной. Ну, конечно, ей обидно это, Злит ее людское наше стадо, И, озлясь, сживает Смерть со света Иногда не тех, кого бы надо. Полюбить бы Сатану ей, что ли, Подышать бы вволю адским зноем, Зарыдать бы от любовной боли Вместе с огнекудрым Сатаною! III Девушка стоит пред Смертью, смело Грозного удара ожидая. Смерть бормочет,- жертву пожалела: "Ишь ты, ведь, какая молодая! Что ты нагрубила там царю? Я тебя это уморю!"- "Не сердись,- ветила девица,- За што на меня тебе сердиться? Поцеловал меня впервые милый Под куст зеленой бузины,- До царя ли мне в ту пору было? Ну, а царь, на грех, бежит с войны, Я и говорю ему, царю, Отойди, мол, батюшка, отсюда! Хорошо, как будто, говорю, А - гляди-ко, вышло-то как худо! Что ж?! От Смерти некуда деваться. Видно, я умру, не долюбя. Смертушка! Душой прошу тебя - Дай ты мне еще поцеловаться!" Странны би Смерти речи эти,- Смерть об этом никогда не просят! Думает: "Чем буду жить на свете, Если люди целоваться бросят?" И на вешнем солнце кости грея, Смерть сказала, подманив змею: "Ну, ступай, целуйся, да - скорее! Ночь - твоя, а на заре - убью!" И на камень села,- ожидает, А змея ей жалом косу лижет. Девушка от счастия рыдает, Смерть ворчит: "Иди, скорей, иди же! IV Вешним солнцем ласково согрета, Смерть разула стоптанные лапти, Прилегла на камень и - уснула. Нехороший сон приснился Смерти! Будто бы ее родитель, Каин, С правнуком своим - Искариотом, Дряхление оба лезут в гору,- Точно две змеи ползут тихонько. "Господи!"- угрюмо стонет Каин, Глядя в небо тусклыми глазами. "Господи!"- взывает злой Иуда, От земли очей не поднимая. Над горою, в облаке румяном Возлежит господь,- читает книгу: Звездами написана та книга, Млечный путь - один ее листочек. На верху горы стоит архангел, Снопик молний в белой ручке держит. Говорит он путникам сурово: "Прочь идите! Вас господь не примет!" "хаиле!- жалуется Каин,- Знаю я - велик мой грех пред миром! Я родил убийцу светлой Жизни, Я отец оклятой, подлой Смерти- "Михаиле!- говорит Иуда,- Знаю, что я Каина грешнее, Потому что предал подлой Смерти Светлое, как солнце, божье сердце!" И взывают оба они, в голос: "Михаиле! Пусть господь хоть слово Скажет нам, хоть только пожалеет - Ведь прощенья мы уже не молим!" Тихо отвечает им архангел: "Трижды говорил ему я это, Дважды ничего он не сказал мне, В третий раз, качнув главою, молвил: "Знай,- доколе Смерть живое губит, Каину с Иудой нет прощенья. Пусть их тот простит, чья сила может Побороть навеки силу Смерти". Тут Братоубийца и Предатель Горестно завыли, зарыдали И, обнявшись, оба покатились В смрадное болото под горою. А в болоте бесятся, ликуя, Упыри, кикиморы и черти И плюют на Каина с Иудой Синими, болотными огнями. V Смерть проснулась около полудня, Смотрит,- а девица не пришла! Смерть бормочет сонно: "Ишь ты, блудня! Видно ночь-то коротка была!" Сорвала подсолнух за плетнем. Нюхает, любуется, как солнце Золотит живым своим огнем Лист осины в желтые червонцы. И на солнце глядя, вдруг запела Тихо и гнусаво, как умела: "Беспощадною рукой Люди ближнего убьют И хоронят. И поют: "Со святы упокой!" Не пойму я ничего!- Деспот бьет людей и гонит, А издохнет - и его С той же песенкой хоронят! Честный помер или вор - С одинаковой тоской Распевает грустный хор: "Со святыми упокой!" Дурака, скота иль хама Я убью моей рукой, Но для всех поют упрямо: "Со святыми упокой!" VI Спела песню - начинает злиться, Уж прошло гораздо больше суток, А - не возвращается девица. Это - плохо. Смерти - не до шуток. Становясь все злее и жесточе, Смерть обула лапти и онучи И, едва дождавшись лунной ночи, В путь идет, грозней осенней тучи. Час прошла и видит: в перелеске, Под росистой молодой орешней На траве атласной, в лунном блеске Девушка сидит богиней вешней. Как земля гола весною ранней. Грудь ее обнажена бесстыдно. И на коже шелковистой, ланьей Звезды поцелуев ярко видны. Два соска, как звезды, красят грудь, И - как звезды - кротко смотрят очи В небеса, на светлый Млечный путь, На тропу синеволосой ночи. Под глазами голубые тени, Точно рана - губы влажно алы. Положив ей голову в колени, Дремлет парень, как олень усталый. Смерть глядит, и тихо пламя гнева Гаснет в ее черепе пустом. "Ты чего же это, словно Ева, Спряталась от бога за кустом?" Точно небом - лунно-звездным телом Милого от Смерти заслоня, Отвечает ей девица смело: "Погоди-ка, не ругай меня! Не шуми, не испугай беднягу, Острою косою не звени! Я сейчас приду, в могилу лягу. А его - подольше сохрани! Виновата, не пришла я к сроку, Думала - до Смерти недалеко. Дай еще парнишку обниму: Больно хорошо со мной ему! Да и он - хорош! Ты погляди, Вон какие он оставил знаки На щеках моих и на груди. Вишь, цветут, как огненные маки!" Смерть стыдясь тихонько засмеялась: "Да, ты будто с солнцем целовала. Но - ведь у меня ты не одна,- Тысячи я убивать должна! Я ведь честно времени служу, Дела - много, а уж я - стара, Каждою минутой дорожу, Собирайся, девушка, пора!" Девушка - свое: "Обнимет милый, Ни земли, ни неба больше нет. И душа полна нездешней силой, И горит в душе нездешний свет. Нету больше страха пред Судьбой И ни бога, ни людей не надо! Как дитя - собою радость рада, И любовь любуется собой". Смерть молчит задумчиво и строго, Видит - не прервать ей этой песни! Краше солнца - нету в мире бога, Нет огня - огня любви чудесней! VII Смерть молчит, а девушкины речи Зависти огнем ей кости плавят, В жар и холод властно ее мечут, Что же сердце Смерти миру явит? Смерть - не мать, но - женщина, и в ней Сердце тоже разума сильней; В темном сердце Смерти есть ростки Жалости и гнева, и тоски. Тем, кого она полюбит крепче, Кто ужален в душу злой тоскою, Как она любовно ночью шепчет О великой радос покоя! "Что ж,- сказала Смерть,- пусть будет чудо! Разрешаю я тебе - живи! Только я с тобою рядом буду, Вечно буду около Любви!" _________ С той поры Любовь и Смерть, как сестры, Ходят неразлучно до сего дня, За любовью Смерть с косою острой Тащится повсюду, точно сводня.

В конце 20-х – первой половине 30-х годов Максим Горький занимал совершенно исключительное место в обществе и художественной культуре Советского Союза. Обладая солидным авторитетом в литературных кругах, он зачастую выступал высшим арбитром в писательских спорах и столкновениях. Изучению его творчества отводилось первостепенное место в системе школьного и вузовского образования. Его цитировали, на него ссылались не многим меньше, чем на Ленина и Сталина. Всем в стране было известно, что пролетарский классик пользуется исключительным доверием политбюро и генсека.
Интересно, что сам Сталин, намереваясь похвалить писателя, не называет ни «На дне», ни «Мать», ни какое либо иное из крупных горьковских творений, а поднимает до небес его юношескую поэму-сказку «Девушка и смерть», написанную в 1892 году и опубликованную в июле 1917 в той самой газете «Новая жизнь», где печатались антибольшевистские статьи Горького, вызвавшие возмущение Иосифа Виссарионовича.
А 11 октября 1931 года он так оценивает поэму: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете (любовь побеждает смерть)» .

Столь неоправданные панегирик непритязательной сказке только самые догматичные горьковеды могли принимать всерьез. Но принимал ли его всерьез сам Горький?
Вот что рассказывает по семейным преданиям сын близкого к автору поэмы писателя Всеволода Иванова Вячеслав Иванов. За неделю до отъезда Горького в Италию у него в гостях были Сталин и Ворошилов. Они «написали свою резолюцию на его сказке «Девушка и смерть». Мой отец, говоривший об этом эпизоде с Горьким, утверждал решительно, что Горький был оскорблен. Сталин и Ворошилов были пьяны и валяли дурака».
Проверить это свидетельство нет возможности, но оно кажется достаточно похожим на правду. В таком отзыве кремлевского хозяина видится насмешка над своим «ближайшим другом», которому он во многом вынужденно оказывал величайшие милости, ставил рядом с собой, но никогда полностью не доверял и не слишком-то любил его произведения.
На такие выводы наводит и книга из сталинской библиотеки, которую он читал с необычайно пристальным вниманием – Горький М. «Стихотворения». М., 1951.
Можно представить себе, как Сталин рассматривает фотографию горьковской сказки с собственной надписью, ее превозносящей. Потом берет в руки синий карандаш и трижды перечеркивает эту фотографию. Затем переворачивает страницу и перечеркивает фотографию с обратной стороны.
Есть в книге и известная фотография (или все-таки репродукция картины?), на которой запечатлены Сталин и Ворошилов в кабинете Горького на Малой Никитской, когда писатель читает им «Девушку и смерть». Идеологические приказчики придавали этой акции с чтением сказки и надписью великого вождя некий огромный исторический смысл. Гений пишет о гении.
В книге Сталина эта фотография перечеркнута крест-накрест синим карандашом.
Сложно понять, что двигало Сталиным, когда он перечеркивал фотографии и ряд других произведений Горького в «Стихотворениях». Пытался ли он выразить затаенное негативное отношения к этим поэтическим опытам пролетарского классика? Или испытывал чувство некоторой неловкости, когда рассматривал помещенные в сборнике фотографии?

А. Яр-Кравченко. А.М. Горький читает 11 сентября 1931 года И.В. Сталину, В.М. Молотову и К.Е. Ворошилову свою сказку "Девушка и смерть". 1941

По материалам книги Е. С. Громова «Сталин: искусство и власть»

Ну а вот и сама поэма-сказка:

По деревне ехал царь с войны.
Едет - черной злобой сердце точит.
Слышит - за кустами бузины
Девушка хохочет.
Грозно брови рыжие нахмуря,
Царь ударил шпорами коня,
Налетел на девушку, как буря,
И кричит, доспехами звеня:
«Ты чего,- кричит он зло и грубо,-
Ты чего, девчонка, скалишь зубы?
Одержал враг надо мной победу,
Вся моя дружина перебита,
В плен попала половина свиты,
Я домой, за новой ратью еду,
Я - твой царь, я в горе и обиде,-
Каково мне глупый смех твой видеть?»
Кофточку оправя на груди,
Девушка ответила царю:
«Отойди,- я с милым говорю!
Батюшка, ты, лучше, отойди».

Любишь, так уж тут не до царей,-
Некогда беседовать с царями!
Иногда любовь горит скорей
Тонкой свечки в жарком божьем храме.

Царь затрясся весь от дикой злости,
Приказал своей покорной свите:
«Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте,
Или, лучше,- сразу удавите!»
Исказив угодливые рожи,
Бросились к девице, словно черти,
Конюхи царевы и вельможи,-
Предали девицу в руки Смерти.

Смерть всегда злым демонам покорна,
Но в тот день она была не в духе,-
Ведь весной любви и жизни зерна
Набухают даже в ней, старухе.
Скучно век возиться с тухлым мясом,
Истреблять в нем разные болезни;
Скучно мерять время смертным часом -
Хочется пожить побесполезней.
Все, пред неизбежной с нею встречей,
Ощущают только страх нелепый,-
Надоел ей ужас человечий,
Надоели похороны, склепы.
Занята неблагодарным делом
На земле и грязной, и недужной.
Делает она его умело,-
Люди же считают Смерть ненужной.
Ну, конечно, ей обидно это,
Злит ее людское наше стадо,
И, озлясь, сживает Смерть со света
Иногда не тех, кого бы надо.
Полюбить бы Сатану ей, что ли,
Подышать бы вволю адским зноем,
Зарыдать бы от любовной боли
Вместе с огнекудрым Сатаною!

Девушка стоит пред Смертью, смело
Грозного удара ожидая.
Смерть бормочет,- жертву пожалела:
«Ишь ты, ведь, какая молодая!
Что ты нагрубила там царю?
Я тебя за это уморю!»-
«Не сердись,- ответила девица,-
За што на меня тебе сердиться?
Поцеловал меня впервые милый
Под кустом зеленой бузины,-
До царя ли мне в ту пору было?
Ну, а царь, на грех, бежит с войны,
Я и говорю ему, царю,
Отойди, мол, батюшка, отсюда!
Хорошо, как будто, говорю,
А - гляди-ко, вышло-то как худо!
Что ж?! От Смерти некуда деваться.
Видно, я умру, не долюбя.
Смертушка! Душой прошу тебя -
Дай ты мне еще поцеловаться!»
Странны были Смерти речи эти,-
Смерть об этом никогда не просят!
Думает: «Чем буду жить на свете,
Если люди целоваться бросят?»
И на вешнем солнце кости грея,
Смерть сказала, подманив змею:
«Ну, ступай, целуйся, да - скорее!
Ночь - твоя, а на заре - убью!»
И на камень села,- ожидает,
А змея ей жалом косу лижет.
Девушка от счастия рыдает,
Смерть ворчит: «Иди, скорей, иди же!

Вешним солнцем ласково согрета,
Смерть разула стоптанные лапти,
Прилегла на камень и - уснула.
Нехороший сон приснился Смерти!
Будто бы ее родитель, Каин,
С правнуком своим - Искариотом,
Дряхленькие оба лезут в гору,-
Точно две змеи ползут тихонько.
«Господи!»- угрюмо стонет Каин,
Глядя в небо тусклыми глазами.
«Господи!»- взывает злой Иуда,
От земли очей не поднимая.
Над горою, в облаке румяном
Возлежит господь,- читает книгу:
Звездами написана та книга,
Млечный путь - один ее листочек.
На верху горы стоит архангел,
Снопик молний в белой ручке держит.
Говорит он путникам сурово:
«Прочь идите! Вас господь
не примет!»
«Михаиле!- жалуется Каин,-
Знаю я - велик мой грех пред миром!
Я родил убийцу светлой Жизни,
Я отец проклятой, подлой Смерти!»-
«Михаиле!- говорит Иуда,-
Знаю, что я Каина грешнее,
Потому что предал подлой Смерти
Светлое, как солнце, божье сердце!»
И взывают оба они, в голос:
«Михаиле! Пусть господь хоть слово
Скажет нам, хоть только пожалеет -
Ведь прощенья мы уже не молим!»
Тихо отвечает им архангел:
«Трижды говорил ему я это,
Дважды ничего он не сказал мне,
В третий раз, качнув главою, молвил:
«Знай,- доколе Смерть живое губит,
Каину с Иудой нет прощенья.
Пусть их тот простит, чья сила может
Побороть навеки силу Смерти».
Тут Братоубийца и Предатель
Горестно завыли, зарыдали
И, обнявшись, оба покатились
В смрадное болото под горою.
А в болоте бесятся, ликуя,
Упыри, кикиморы и черти
И плюют на Каина с Иудой
Синими, болотными огнями.

Смерть проснулась около полудня,
Смотрит,- а девица не пришла!
Смерть бормочет сонно: «Ишь ты, блудня!
Видно ночь-то коротка была!»
Сорвала подсолнух за плетнем.
Нюхает, любуется, как солнце
Золотит живым своим огнем
Лист осины в желтые червонцы.
И на солнце глядя, вдруг запела
Тихо и гнусаво, как умела:
«Беспощадною рукой
Люди ближнего убьют
И хоронят. И поют:
«Со святыми упокой!»
Не пойму я ничего!-
Деспот бьет людей и гонит,
А издохнет - и его
С той же песенкой хоронят!
Честный помер или вор -
С одинаковой тоской
Распевает грустный хор:
«Со святыми упокой!»
Дурака, скота иль хама
Я убью моей рукой,
Но для всех поют упрямо:
«Со святыми упокой!»

Спела песню - начинает злиться,
Уж прошло гораздо больше суток,
А - не возвращается девица.
Это - плохо. Смерти - не до шуток.
Становясь все злее и жесточе,
Смерть обула лапти и онучи
И, едва дождавшись лунной ночи,
В путь идет, грозней осенней тучи.
Час прошла и видит: в перелеске,
Под росистой молодой орешней
На траве атласной, в лунном блеске
Девушка сидит богиней вешней.
Как земля гола весною ранней.
Грудь ее обнажена бесстыдно.
И на коже шелковистой, ланьей
Звезды поцелуев ярко видны.
Два соска, как звезды, красят грудь,
И - как звезды - кротко смотрят очи
В небеса, на светлый Млечный путь,
На тропу синеволосой ночи.
Под глазами голубые тени,
Точно рана - губы влажно алы.
Положив ей голову в колени,
Дремлет парень, как олень усталый.
Смерть глядит, и тихо пламя гнева
Гаснет в ее черепе пустом.
«Ты чего же это, словно Ева,
Спряталась от бога за кустом?»
Точно небом - лунно-звездным телом
Милого от Смерти заслоня,
Отвечает ей девица смело:
«Погоди-ка, не ругай меня!
Не шуми, не испугай беднягу,
Острою косою не звени!
Я сейчас приду, в могилу лягу.
А его - подольше сохрани!
Виновата, не пришла я к сроку,
Думала - до Смерти недалеко.
Дай еще парнишку обниму:
Больно хорошо со мной ему!
Да и он - хорош! Ты погляди,
Вон какие он оставил знаки
На щеках моих и на груди.
Вишь, цветут, как огненные маки!»
Смерть стыдясь тихонько засмеялась:
«Да, ты будто с солнцем целовалась.
Но - ведь у меня ты не одна,-
Тысячи я убивать должна!
Я ведь честно времени служу,
Дела - много, а уж я - стара,
Каждою минутой дорожу,
Собирайся, девушка, пора!»
Девушка - свое:
«Обнимет милый,
Ни земли, ни неба больше нет.
И душа полна нездешней силой,
И горит в душе нездешний свет.
Нету больше страха пред Судьбой
И ни бога, ни людей не надо!
Как дитя - собою радость рада,
И любовь любуется собой».
Смерть молчит задумчиво и строго,
Видит - не прервать ей этой песни!
Краше солнца - нету в мире бога,
Нет огня - огня любви чудесней!

Смерть молчит, а девушкины речи
Зависти огнем ей кости плавят,
В жар и холод властно ее мечут,
Что же сердце Смерти миру явит?
Смерть - не мать, но - женщина, и в ней
Сердце тоже разума сильней;
В темном сердце Смерти есть ростки
Жалости и гнева, и тоски.
Тем, кого она полюбит крепче,
Кто ужален в душу злой тоскою,
Как она любовно ночью шепчет
О великой радости покоя!
«Что ж,- сказала Смерть,-
пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе - живи!
Только я с тобою рядом буду,
Вечно буду около Любви!»

С той поры Любовь и Смерть, как сестры,
Ходят неразлучно до сего дня,
За любовью Смерть с косою острой
Тащится повсюду, точно сводня.
Ходит, околдована сестрою,
И везде - на свадьбе и на тризне
Неустанно, неуклонно строит
Радости Любви и счастье Жизни.

К романтическим рассказам Горького относятся «Старуха Изергиль», «Макар Чудра», «Девушка и смерть», «Песня о Соколе» и другие. В них герои — люди исключительные. Они не боятся говорить правду, живут честно.

Цыгане в романтических рассказах писателя полны мудрости и достоинства. Эти неграмотные люди рассказывают герою-интеллигенту глубокие символические притчи о смысле жизни. Герои Лойко Зобар и Рада в рассказе «Макар Чудра» противопоставляют себя толпе, живут по своим законам. Больше всего на свете они ценят свободу, как и старый Макар Чудра, который рассказывает историю их любви. Макар не понимает, почему люди живут тесно, хотя места на земле много, всю жизнь тяжело работают, но остаются нищими рабами. Макар осуждает общество, но не призывает изменить его законы. Горький считал, что черпать силу человек должен в природе, как вольные цыгане.

Романтической чертой в рассказах Горького является интерес автора к образам природы. Природа для него — это важная философская тема. Это мир символов для писателя-романтика. Описание бури, ветра, моря, гор — все это создает атмосферу романтических переживаний. Не случайно рассказ «Макар Чудра» заканчивается песней моря, которое поет гимн гордым и смелым цыганам.

В рассказе «Девушка и смерть» противопоставлены жизнь, любовь и гибель, разрушение, олицетворением которых являются два образа: Девушка и Смерть.

В произведениях Горького человек хоть и «природное» существо, но изуродованное городом и современной цивилизацией. Горьковские босяки — «дети природы», люди бедные, но гордые.

Романтической чертой является и равнодушное отношение писателя к быту. Мы не можем узнать ничего конкретного о жизни босяков, слышим только их пламенные речи о свободе. Как и у романтиков, у Горького характеры героев написаны резкими черно-белыми цветами. Если Ларра злодей, то без примеси добра. В образе Данко даны только положительные черты. Он спасает людей ценой собственной жизни, освещая им путь своим горящим сердцем. Материал с сайта

Но, в отличие от европейских романтиков, Горький прославляет не зло, а добро. Отрицательные герои у него однозначно осуждаются, как в русских сказках. Единственный чисто романтический герой у Горького — это Ларра, сын женщины и орла. Он презирает людей, видя в этом свою свободу. Цыгане изгоняют гордеца. Ларра — воплощение цинизма и эгоизма. Данко же представляет собой другую сторону возможностей человеческой души — героизм и способность к самопожертвованию.

Романтизм Горького отличается наличием положительного идеала. «В жизни всегда есть место подвигам», — утверждает автор. Его храбрый Сокол из «Песни о Соколе» истек кровью в бою с врагами. Но смерть его не напрасна. Писатель создает образы, которые стали бы примером для читателей.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

На этой странице материал по темам:

  • анализ рассказа девушка и смерть