Злой и страшный дед мороз, он уже к тебе идет

В детстве, пока мои родители ещё не купили дачу, я пару раз гостила летом в деревне у папиной сестры. Тётя Таня с семьёй жили в городе, а выходные и отпуска проводили там, в Петровском. Небольшой и порядком обветшавший бревенчатый дом достался им после смерти бабушки; его подновили и получилась неплохая дача. Так же поступали со своими домами и соседи. В деревне уже практически никто не жил постоянно – сплошные дачники.

Одним из постоянных обитателей деревни был старый дед, с виду лет под восемьдесят. Жил он в самом крайнем доме со стороны леса, немного поодаль от остальных, через большую поляну от нашего. Для нас, детей, этот дед был жутко таинственной личностью: мы сочиняли про него разные истории, будто он колдун или оборотень, и звали его не иначе как Страшный Дед . Был он угрюмый, неразговорчивый, ни с кем из соседей не общался и жил как отшельник в своём полуразвалившемся доме. Мы с двоюродным братом Володькой очень любили испытывать свою смелость, пробираясь в сумерках к этому жуткому дому и пытаясь заглянуть в окна… Допоздна горел у Деда свет ; иногда ночью выйдешь «до ветру», а в доме у леса окошко светится – жутковато!

Недавно, вспоминая о тех днях, проведённых в деревне, я со смехом рассказывала тёте Тане и дяде Вите о наших детских сказках про Страшного Деда, но они не засмеялись вместе со мной, а даже как-то странно нахмурились. А потом дядя Витя рассказал мне эту историю.

Деда звали Степан Николаевич, и приехал он в деревню в начале восьмидесятых. Родственники его уехали в город, а дом оставили ему. Ни с кем в деревне он не общался с самого начала, да соседи и не навязывались. Большинство даже имени его не знали. А дяде Вите вот довелось познакомиться с ним поближе.

Было это тридцать лет назад. Возвращался дядя из леса, куда ходил нарезать лапника для садовых нужд – дело было осенью, - и, не заметив на поляне какую-то ямку, оступился и упал. Всё бы ничего, но возле ямы торчали из земли какие-то ржавые железки, и дядя сильно порезал руку. Случилось это недалеко от дома соседа-отшельника, и дядя постучался к нему – попросить что-нибудь перевязать руку, из которой кровь прямо-таки лилась. Степан Николаевич к счастью оказался дома, без разговоров впустил его, и сам обработал и перевязал рану. Был он, как сказал дядя, вроде бы в лёгком подпитии; хотя пьяным его никогда не видели, но ведь свет у него частенько горел за полночь, и дядя решил, что сосед – обыкновенный алкоголик, который пьёт в одиночку. Выглядел он сильно потрёпанным, смолил «Беломор», - в общем, картина ясная. Только наложил повязку и сразу стал выпроваживать незваного гостя из дому: мол, темнеет, пора тебе домой, и всё такое. И дядя бы ушёл, – у него и самого не было большой охоты там оставаться, если б не добавил вдруг Степан Николаевич с каким-то отчаяньем в голосе: «Скоро ОНА явится, и добра не жди!» Дядя стал выспрашивать, кто это «она», и хозяин неожиданно разговорился. Будто тяготило его что-то долго-долго, и вдруг прорвалось.

Давно, будучи молодым парнем (на момент рассказа Деду было всего-то чуть за пятьдесят), жил он в районе Вологды, в большом селе, и женился на хорошей девушке, своей односельчанке. Всё было хорошо у молодой пары: и дом построили, и жили – не ссорились, и ребёночка ждала уже жена, как вдруг приехала к их соседям молодая родственница из другого села. Ходили слухи, что поссорилась она с родителями, и чуть ли не прогнали они её, но никто ничего толком не знал. Соседи молчали об этом, и осталась у них жить Тамара – так её звали. Была она высокая, черноволосая и темноглазая, и взгляд у неё был недобрый. Держалась гордо и отстранённо, ни с кем из сельских девушек не сдружилась.

И вот влюбилась она без памяти в Степана. Что только ни делала, чтобы на глаза ему попасться, как только ни обхаживала. Уже косо на неё стали смотреть соседи – ведь женатого парня увести вздумала. Да только Степан на неё и не глядел, милее жены для него никого не было. И вдруг стало происходить странное: жена Степана, Полина, стала вдруг болеть, бледнеть, чахнуть, по ночам мучиться кошмарами. Говорила, что кто-то бродит ночью по дому, хотя муж ничего такого не слышал. Старухи шептались, что не иначе как Тамарка – ведьма наслала порчу на степанову жену! Но время было советское, и кроме старух никто в ведьм не верил. А у Полины вскоре случился выкидыш, и она умерла. Люди ждали, что горевать будет Степан, - как бы руки на себя не наложил, - а он ходил целый месяц как будто отупевший какой, а потом неожиданно для всех расписался с Тамарой. Свадьбы не было; никто не пришёл поздравить молодых и вообще перестали соседи навещать их. Степан исправно ходил на работу, но худел день ото дня и стал очень раздражителен, угрюм и молчалив, - не узнать. Часто слышали, как из его дома доносится ругань и злобные крики: не любил он новую жену, даже как будто ненавидел, а уйти не мог – словно приворожила она его.

Так продолжалось год. А потом беда случилась и с Тамарой: полезла она на чердак сарая по приставной лестнице и обломилась под ней перекладина. Свалилась она с высоты, ударилась головой – сначала сознание потеряла, а потом очнулась и стала ругаться и звать мужа. Как только не обзывала она его. Сбежались соседи, а Степан так и не явился. Как увидел он, что случилось, как услышал вопли жены, – сразу развернулся и ушёл. А вернулся через неделю, когда стало известно, что померла она.

Казалось бы, избавил Степана случай от наваждения, но с той поры и началось самое худшее. Только ночь, как слышит он шаги вокруг дома, и будто кто-то скребётся в стену и дёргает дверь. Посмотрит в окно – никого нет, а только присядет чаю попить – и видит, как кто-то к нему через окно в дом заглядывает. Думал сначала, что шалят соседские ребятишки, но вскоре уже и в доме стали раздаваться шаги и скрипы; падала с полок посуда, двигались вещи… в общем, понял Степан, что не иначе как Тамара ходит к нему с сельского кладбища, чтоб не давать спокойно жить. Только он ляжет в кровать и потушит свет – чудится её присутствие рядом: смотрят на него в темноте чёрные глаза, и подходит она всё ближе… не то хрип, не то сдавленный смех слышался из угла… так перестал он гасить на ночь свет. Но и при свете было страшно: только закроет глаза, а она уж где-то близко, и подбирается… И освятить-то дом было нельзя, – не было в округе ни церквей, ни попов. И Степан-то в Бога не верил, а как начался весь этот страх, так и призадумался. Попросил знакомую бабку научить его каким-нибудь молитвам, и стал читать их на ночь. Не угомонилась нечисть, но как будто стала держаться подальше: теперь Степан мог хотя бы заснуть при свете. И стала ему сниться его Поля – добрые такие были сны, прогоняли страх, и мог он теперь хоть как-то переносить всю эту жуть.

Вскоре уехал Степан из села – сначала в один город, потом в другой, а потом и в Петровском осел. Думал, останется супруга в старом доме, но нигде ему покоя не было: куда бы ни приехал, везде по ночам чертовщина начинается. Хотел уже руки на себя наложить, но Поля во сне приходит, не велит. А бывает, что вместо Поли снится Тамара: лицо у неё злое и страшное, глаза чёрные, и вскакивает он тогда в холодном поту. Пробовал водкой заглушить свои страдания – ещё хуже делается, ещё страшнее, будто только и ждёт проклятая ведьма, чтобы разум его помутился.

Всё это рассказывал Степан Николаевич дяде Вите торопливо, а сам по сторонам озирался. Тут уж и дяде стало не по себе: за окном темнеет, а ещё ведь домой идти, пусть и недалеко. Может и не в себе сосед, но как-то жутко стало от его рассказов. Поспешил дядя распрощаться; вышел на улицу и пошёл быстро через поляну. Идёт и видит вдруг: рядом, сбоку от него, по траве как будто кто-то ещё идёт: трава шуршит, раздвигается… идёт, а того кто идёт – не видно. Тут он побежал, как сам говорит, очертя голову, и только слышал шорох травы сбоку от себя и будто хрип какой-то. Еле открыл он калитку – руки дрожали, а потом всё исчезло. Жена его, тётя Таня, была тогда в городе; так он накатил себе полстакана водки, выпил, и всю ночь просидел со светом – не мог уснуть. А жене далеко не сразу рассказал об этом случае: сначала страшно было, а потом подумал, - не показалось ли ему? Мало ли, после степановых россказней…

А я подумала, что повезло тогда нам с братом, во время наших вечерних вылазок – не встретили мы никого и ничего по-настоящему страшного… Тётя сказала, что давно уже, в 95-м, умер Страшный Дед. Похоронила его родня, а дом так и стоит пустой, разваливается. Кто знает, не бродит ли до сих пор вокруг него Страшная Баба?

Одним из постоянных обитателей деревни был старый дед, с виду лет под восемьдесят. Жил он в самом крайнем доме со стороны леса, немного поодаль от остальных, через большую поляну от нашего. Для нас, детей, этот дед был жутко таинственной личностью: мы сочиняли про него разные истории, будто он колдун или оборотень, и звали его не иначе как Страшный Дед. Был он угрюмый, неразговорчивый, ни с кем из соседей не общался и жил как отшельник в своём полуразвалившемся доме. Мы с двоюродным братом Володькой очень любили испытывать свою смелость, пробираясь в сумерках к этому жуткому дому и пытаясь заглянуть в окна… Допоздна горел у Деда свет; иногда ночью выйдешь «до ветру», а в доме у леса окошко светится – жутковато!

Недавно, вспоминая о тех днях, проведённых в деревне, я со смехом рассказывала тёте Тане и дяде Вите о наших детских сказках про Страшного Деда, но они не засмеялись вместе со мной, а даже как-то странно нахмурились. А потом дядя Витя рассказал мне эту историю.

Деда звали Степан Николаевич, и приехал он в деревню в начале восьмидесятых. Родственники его уехали в город, а дом оставили ему. Ни с кем в деревне он не общался с самого начала, да соседи и не навязывались. Большинство даже имени его не знали. А дяде Вите вот довелось познакомиться с ним поближе.

Было это тридцать лет назад. Возвращался дядя из леса, куда ходил нарезать лапника для садовых нужд – дело было осенью, - и, не заметив на поляне какую-то ямку, оступился и упал. Всё бы ничего, но возле ямы торчали из земли какие-то ржавые железки, и дядя сильно порезал руку. Случилось это недалеко от дома соседа-отшельника, и дядя постучался к нему – попросить что-нибудь перевязать руку, из которой кровь прямо-таки лилась. Степан Николаевич к счастью оказался дома, без разговоров впустил его, и сам обработал и перевязал рану. Был он, как сказал дядя, вроде бы в лёгком подпитии; хотя пьяным его никогда не видели, но ведь свет у него частенько горел за полночь, и дядя решил, что сосед – обыкновенный алкоголик, который пьёт в одиночку. Выглядел он сильно потрёпанным, смолил «Беломор», - в общем, картина ясная. Только наложил повязку и сразу стал выпроваживать незваного гостя из дому: мол, темнеет, пора тебе домой, и всё такое. И дядя бы ушёл, – у него и самого не было большой охоты там оставаться, если б не добавил вдруг Степан Николаевич с каким-то отчаяньем в голосе: «Скоро ОНА явится, и добра не жди!» Дядя стал выспрашивать, кто это «она», и хозяин неожиданно разговорился. Будто тяготило его что-то долго-долго, и вдруг прорвалось.

Давно, будучи молодым парнем (на момент рассказа Деду было всего-то чуть за пятьдесят), жил он в районе Вологды, в большом селе, и женился на хорошей девушке, своей односельчанке. Всё было хорошо у молодой пары: и дом построили, и жили – не ссорились, и ребёночка ждала уже жена, как вдруг приехала к их соседям молодая родственница из другого села. Ходили слухи, что поссорилась она с родителями, и чуть ли не прогнали они её, но никто ничего толком не знал. Соседи молчали об этом, и осталась у них жить Тамара – так её звали. Была она высокая, черноволосая и темноглазая, и взгляд у неё был недобрый. Держалась гордо и отстранённо, ни с кем из сельских девушек не сдружилась.

И вот влюбилась она без памяти в Степана. Что только ни делала, чтобы на глаза ему попасться, как только ни обхаживала. Уже косо на неё стали смотреть соседи – ведь женатого парня увести вздумала. Да только Степан на неё и не глядел, милее жены для него никого не было. И вдруг стало происходить странное: жена Степана, Полина, стала вдруг болеть, бледнеть, чахнуть, по ночам мучиться кошмарами. Говорила, что кто-то бродит ночью по дому, хотя муж ничего такого не слышал. Старухи шептались, что не иначе как Тамарка – ведьма наслала порчу на степанову жену! Но время было советское, и кроме старух никто в ведьм не верил. А у Полины вскоре случился выкидыш, и она умерла. Люди ждали, что горевать будет Степан, - как бы руки на себя не наложил, - а он ходил целый месяц как будто отупевший какой, а потом неожиданно для всех расписался с Тамарой. Свадьбы не было; никто не пришёл поздравить молодых и вообще перестали соседи навещать их. Степан исправно ходил на работу, но худел день ото дня и стал очень раздражителен, угрюм и молчалив, - не узнать. Часто слышали, как из его дома доносится ругань и злобные крики: не любил он новую жену, даже как будто ненавидел, а уйти не мог – словно приворожила она его.

Так продолжалось год. А потом беда случилась и с Тамарой: полезла она на чердак сарая по приставной лестнице и обломилась под ней перекладина. Свалилась она с высоты, ударилась головой – сначала сознание потеряла, а потом очнулась и стала ругаться и звать мужа. Как только не обзывала она его. Сбежались соседи, а Степан так и не явился. Как увидел он, что случилось, как услышал вопли жены, – сразу развернулся и ушёл. А вернулся через неделю, когда стало известно, что померла она.

Казалось бы, избавил Степана случай от наваждения, но с той поры и началось самое худшее. Только ночь, как слышит он шаги вокруг дома, и будто кто-то скребётся в стену и дёргает дверь. Посмотрит в окно – никого нет, а только присядет чаю попить – и видит, как кто-то к нему через окно в дом заглядывает. Думал сначала, что шалят соседские ребятишки, но вскоре уже и в доме стали раздаваться шаги и скрипы; падала с полок посуда, двигались вещи… в общем, понял Степан, что не иначе как Тамара ходит к нему с сельского кладбища, чтоб не давать спокойно жить. Только он ляжет в кровать и потушит свет – чудится её присутствие рядом: смотрят на него в темноте чёрные глаза, и подходит она всё ближе… не то хрип, не то сдавленный смех слышался из угла… так перестал он гасить на ночь свет. Но и при свете было страшно: только закроет глаза, а она уж где-то близко, и подбирается… И освятить-то дом было нельзя, – не было в округе ни церквей, ни попов. И Степан-то в Бога не верил, а как начался весь этот страх, так и призадумался. Попросил знакомую бабку научить его каким-нибудь молитвам, и стал читать их на ночь. Не угомонилась нечисть, но как будто стала держаться подальше: теперь Степан мог хотя бы заснуть при свете. И стала ему сниться его Поля – добрые такие были сны, прогоняли страх, и мог он теперь хоть как-то переносить всю эту жуть.

Вскоре уехал Степан из села – сначала в один город, потом в другой, а потом и в Петровском осел. Думал, останется супруга в старом доме, но нигде ему покоя не было: куда бы ни приехал, везде по ночам чертовщина начинается. Хотел уже руки на себя наложить, но Поля во сне приходит, не велит. А бывает, что вместо Поли снится Тамара: лицо у неё злое и страшное, глаза чёрные, и вскакивает он тогда в холодном поту. Пробовал водкой заглушить свои страдания – ещё хуже делается, ещё страшнее, будто только и ждёт проклятая ведьма, чтобы разум его помутился.

Всё это рассказывал Степан Николаевич дяде Вите торопливо, а сам по сторонам озирался. Тут уж и дяде стало не по себе: за окном темнеет, а ещё ведь домой идти, пусть и недалеко. Может и не в себе сосед, но как-то жутко стало от его рассказов. Поспешил дядя распрощаться; вышел на улицу и пошёл быстро через поляну. Идёт и видит вдруг: рядом, сбоку от него, по траве как будто кто-то ещё идёт: трава шуршит, раздвигается… идёт, а того кто идёт – не видно. Тут он побежал, как сам говорит, очертя голову, и только слышал шорох травы сбоку от себя и будто хрип какой-то. Еле открыл он калитку – руки дрожали, а потом всё исчезло. Жена его, тётя Таня, была тогда в городе; так он накатил себе полстакана водки, выпил, и всю ночь просидел со светом – не мог уснуть. А жене далеко не сразу рассказал об этом случае: сначала страшно было, а потом подумал, - не показалось ли ему? Мало ли, после степановых россказней…

А я подумала, что повезло тогда нам с братом, во время наших вечерних вылазок – не встретили мы никого и ничего по-настоящему страшного…
Тётя сказала, что давно уже, в 95-м, умер Страшный Дед. Похоронила его родня, а дом так и стоит пустой, разваливается. Кто знает, не бродит ли до сих пор вокруг него Страшная Баба?

Российские власти продолжают удивлять свой народ, на этот раз они учудили, так учудили — запретили Деда Мороза. Например, в Кирове местные власти пояснили, что не хотят давать артистам и фотографам работать на муниципальных площадках без отчислений. Использовал площадку — плати. Отныне Дед Мороз, если захочет поводить с детишками хороводы вокруг елки, должен будет, к примеру, заплатить детскому саду за одну группу 400 рублей, да и то, если его предварительно допустит до девчонок и мальчишек родительский комитет.

В Казани доходчиво объяснили, что идет борьба не с Дедом Морозом, а с коррупцией. Отныне здесь в роли Дедов Морозов могут выступать только родители, но с условием, что предъявят медицинскую книжку и справку об отсутствии судимости.

В Новосибирске к делу подключили главу местного департамента культуры города Анну Терешкову, которая рассказала, что дети еще слишком малы и им непонятен образ Деда Мороза, а потому в младшие группы можно звать только Снегурочку, но психологи, дескать, и этого делать не советуют.

Окончательный гвоздь в гроб сказочного «страшного и опасного» бородача забил «Роскомнадзор». Он заблокировал сайты, куда юные россияне отправляли свои письма в надежде получить желанные подарки. 76 сайтов уже заблокированы. Причина — «незаконный сбор персональных данных несовершеннолетних». Самое интересное, что эта служба формально действует в рамках российского закона.

«Детям следует быть осторожнее при написании подобных писем, не указывать полностью свою фамилию, имя, отчество, адрес проживания и номер школы, — пояснили в «Роскомнадзоре», — Помните, что настоящий Дед Мороз только один, он не будет публично просить вас указывать такие ценные для человека персональные данные. В письме достаточно указать только свое имя и возраст, чтобы дедушка знал, какой подарок подарить и кому он дарит».

Какая забота со стороны государства о подрастающем поколении, прямо слезы на глаза от умиления наворачиваются.

Маразм крепчает вместе с предновогодними морозами. Самое мерзкое в этой ситуации, что российским гражданам оставляют все меньше свободы и поселяют в их души все больше страха. Страха перед властями, перед партией власти «Единая Россия» (так она сама себя называет: не народа, а — власти), перед законами, которые загоняют в угол, перед перспективой стать изгоем, если не будешь согласен с властью… Страх и потеря свободы, потеря веры в справедливость, в то, что государство тебя способно защитить — это уже страшно. Потерять еще и самый веселый и ожидаемый детский праздник, веру в доброго Деда Мороза — это уже, если хотите, беспредел. Осталось переписать сказки и сделать детей окончательно счастливыми.

Представьте себя на месте малыша. Огромный, облачённый в странное одеяние дед с длинной бородой громким голосом требует рассказать ему стишок или спеть песенку, да ещё и норовит вас схватить и усадить к себе на колени. Тут любой испугается!

Поэтому, если ребёнку ещё не исполнилось три года, лучше отложить знакомство с добрым волшебником. А детям до пяти лет желательно впервые встречаться с Дедом Морозом в компании других ребятишек, например на детском утреннике или новогоднем представлении, чтобы внимание Дедушки было распределено между несколькими детьми.

Готовимся заранее

Впрочем, даже пятилетнего ребёнка стоит заранее подготовить к встрече с Дедом Морозом.

Расскажите малышу, что это за персонаж, где он живёт, чем занимается, как выглядит. Посмотрите мультфильмы с его участием — ребёнку нужно привыкнуть к образу сказочного деда. Заранее выучите стишок или песенку, которую ребёнок споёт Деду Морозу. Но не стоит превращать праздник в экзамен. Если малыш не хочет учить стихи или просто растерялся на утреннике, не заставляйте его выступать.

Если, несмотря на все ваши старания, малыш испугался Деда Мороза и заплакал, не настаивайте на близком общении. Возьмите ребёнка за руку и отведите его подальше от страшного деда. Пусть малыш немного успокоится, понаблюдает за волшебником со стороны, за тем, как он общается с другими детьми. Если страх не проходит, лучше уйти с праздника.

Рядом с нами была квартира - в той квартире жил дед, который долго болел и затем умер. У деда не было рук и ног. Комната, где мы с сестрой спали, была соседняя с его квартирой. После смерти деда та некоторое время оставалась пустой. Балкон пустой квартиры располагался рядом с нашим, на расстоянии окна.

Как-то проснулся я среди ночи и услышал какие-то странные звуки. Я посмотрел на кровать сестры - она спала тихо. Потом понял, что звуки эти идут из-за стенки, из квартиры мертвого деда. Некоторое время я молча лежал, но звуки не прекратились, периодически повторяясь снова и снова. Они были очень неотчетливые, но заставляли тревожно вслушиваться. Тогда я встал с кровати и приложил ухо к стенке, чтобы послушать, что там такое.

Какие-то удары, они периодически повторялись. Потом какое-то шуршание. Но вдруг характер звуков поменялся. Шум был такой, как если бы кто-то рывками тащил полный мешок. Причем перетаскивал его в сторону балкона. Вдруг этот шум прекратился. В ночной тишине я услышал, как за стенкой что-то щелкнуло. "Это же задвижка на балконе!" - вдруг понял я. И замер, ожидая, что будет дальше. Но дальше ничего не происходило.

Шум повторился на следующую ночь. Утром я все рассказал сестре.
- Знаешь, что это такое? - спросила сестра, подумав.
- Нет.
- Это мертвый дед ползет по полу, потом открывает дверь балкона и выходит наружу.
- И как он открывает дверь? У него же нет рук и ног!
- Он же мертвый! - многозначительно ответила сестра.

На следующую ночь она не спала вместе со мной. Шум повторился. Сначала шорох, потом звук отрывающейся балконной щеколды и затем - тишина. Вдвоем мы слушали звуки от перемещения мертвого инвалида. Он представлялся нам какой-то чудовищной личинкой-опарышем, которая, извиваясь, перемещалась по полу.

Наутро сестра сказала:
- Значит, этот дед выходит на балкон.
- Вдруг это не дед?
- Кто еще может быть в пустой квартире мертвого деда? Сам дед! - уверенно ответила сестра.
- Ну это ладно, - продолжила она, - Важно вот что, он выходит на балкон. А мы в это время можем тоже выйти на свой и посмотреть, что он такое!
Решено было, что мы вдвоем выйдем сегодня ночью на свой балкон и посмотрим, кто же выходит на соседний.

Днем, потянувшись через перила, мы пытались заглянуть в пустые окна соседней комнаты. Не было видно ничего, кроме позже. И вот наступила ночь. Возня за стенкой началась. Мы дождались, когда щелкнет задвижка и отправились к балконной двери. Шли вдвоем, но так получилось, что первым был я. Лучше бы я этого не делал.

Никого, - тихо сказал я сестре.
Да - дверь на соседний балкон была открыта, но сам он был пуст. Это было не так страшно.
И вдруг...

Какой-то округлый предмет возник на уровне перил соседнего балкона. Первое мгновение я думал, что он упал сверху, потому что услышал, как что-то мягкое падает на металлическую поверхность перил.
И тут сестра рванула назад в квартиру.

Я вдруг понял, что это за предмет. На соседнем балконе, уцепившись зубами за перила, висел труп безногого и безрукого старика. Его стеклянные глаза, повращавшись, остановились на мне.

Я метнулся внутрь квартиры. Кинулся к выключателю, шарил по стене не находил его, от ужаса забыв, где что расположено.
- Дверь! Закрой дверь на балкон! - закричала сестра и, не дождавшись моей реакции, кинулась сама запирать ее.
Я бросился помогать, в темноте мы чуть не столкнулись и не упали. Наконец дверь была закрыта и свет зажжен.

Мы молча стояли - за окнами была тишина. И при электрическом освещении уже казалось, что все случившееся было страшным сном.

Я повернулся к сестре - она напряженно всматривалась в черноту окна.
- Чепуха какая-то.
- Что, не понял? - посмотрела на меня она, - Еще не догадываешься, как он открывал свою задвижку на двери? Зубами. Подпрыгивал и открывал. Значит, он может запрыгнуть к нам на балкон!
Я похолодел.
- Давай разбудим родителей?
- Что мы им скажем?

Сестру прервал шум на нашем балконе. Мы замерли. Сквозь освещенные окна в темноте многого не увидишь. Но тем не менее, кое-что я разобрал. С той стороны к окну прижалась мертвая маска, которой было лицо старика-инвалида. Остекленевшие глаза смотрели на нас.

Заорав, мы кинулись в спальню к родителям, которые крепко спали после смены на заводе.
Родители пришли с нами в нашу комнату.
Мы не рассказали им подробностей, просто объяснили, что нечто упало нам на балкон. Отец выходил наружу, смотрел, ничего не нашел. Сестра выглядывала вместе с ним - дверь на соседний балкон была закрыта.