А наши старички как их возьмет задор. Грибоедов А.С. – Горе от ума

Горе от ума. Спектакль Малого театра, 1977

Вкус, батюшка, отменная манера;
На всё свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведётся,
Что по отцу и сыну честь;
Будь плохенький, да если наберётся
Душ тысячки две родовых, –
Тот и жених.
Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,
Пускай себе разумником слыви,
А в сéмью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь ещё и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать – изволь;
Дверь отперта для званых и незваных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.

Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодёжь,
На юношей – сынков и внýчат;
Журим мы их, а если разберёшь,
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички? – Как их возьмёт задор,
Засудят об делах, что слово – приговор, –
Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что, если б кто подслушал их… беда!
Не то, чтоб новизны вводили, – никогда,
Спаси нас боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и… разойдутся.
Прямые канцлеры в отставке – по уму!
Я вам скажу, знать время не приспело,
Но что без них не обойдётся дело. –
А дамы? – сунься кто, попробуй овладей;
Судьи всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай бог терпение, – ведь сам я был женат.

Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, – всяк голову повесь…
Его величество король был прусский здесь;
Дивился не путём московским он девицам,
Их благонравью, а не лицам;
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут,
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица, как Москва.

Анализ монолога Фамусова("Горе от ума") "Вкус, батюшка, отменная манера:" По плану: Чем он вызван,Какие темы в нем затронуты,Какие взгляды героя выявляются,Какое психическое с остояние персонажа в данный момент,С какой целью ввел драматург этот монолог?

Ответы:

Ф а м у с о в Вкус, батюшка, отменная манера, На всё свои законы есть: Вот, например, у нас уж исстари ведется, Что по отцу и сыну честь; Будь плохенький, да если наберется Душ тысячки две родовых, - Тот и жених. . . Решительно скажу: едва Другая сыщется столица, как Москва. Исходя из ошибочного тезиса: «„Горе от ума“ - сатира, а не комедия» , В. Г. Белинский писал, оценивая этот монолог: «Фамусов распространяется о Москве монологом в 54 стиха, где, местами очень оригинально высказывая самого себя, местами делает, за Чацкого, выходки против общества, какие могли бы прийти в голову только Чацкому» (III, 476). Отчасти эта оценка обусловлена сценической практикой того времени, когда монологи «декламировались» с соответствующим нажимом в тех местах, которые могли вызвать смех зрителей. Однако и причудливая смена тем в монологе Фамусова, обозревающего все слои московской знати, и комическая двусмысленность его похвал - все находится в тесной связи с той драматической ситуацией, в которой этот монолог произносится. Главная цель у Фамусова - навести Скалозуба на мысль о женитьбе, но здесь же в комнате присутствует Чацкий (он находится несколько поодаль и потому Фамусов не спешит его представлять Скалозубу) ; Чацкий все слышит, в любую минуту может вмешаться в разговор, да и Скалозуб заметил, конечно, незнакомого молодого человека. Фамусову каким-то обиняком необходимо дать понять, что этот гость случайный и полковнику не соперник. Впрочем, начинает свою речь Фамусов не вполне удачно: верный себе, он хвалит московское родовое дворянство. Смысл в этом, конечно, есть: тем самым Скалозубу дается понять, что Фамусовы в Москве не последние люди. Однако, произнеся: «по отцу и сыну честь» , Фамусов спохватывается, вспомнив, что его собеседник вовсе не может похвастаться предками, и тотчас оговаривается, что главное - не знатность, а богатство. Ему досадно, что с языка его сорвалось слово «плохенький» (оно не случайно, конечно, сорвалось: как ни лебезит Фамусов перед Скалозубом, о себе он лучшего мнения!) , - и Фамусов меняет тему, нападает на «разумников» , которых «в семью не включат» , почти кивая на Чацкого. Тут надо как-то объяснить, почему же в дом, где имеется невеста, вхож этот молодой человек, и Фамусов ссылается на известное московское гостеприимство. Здесь, однако, его подстерегает новая опасность: он задел «разумников» и Чацкий может вступить в разговор и испортить все дело, - так рождается комплимент «юношам» . Но оставить эту похвалу без напоминания об «отцах отечества» Фамусов просто не может; правда, говорит он сейчас о них тоже с оглядкой на Чацкого - только бы он молчал! - в памяти еще свежа «карбонар­ская речь» Чацкого о Максиме Петровиче, и Фамусов дает Чацкому отступное: «об правительстве иной раз так толкуют, Что если б кто подслушал их.. . беда! » - но тут он спохватывается, что беда, если Скалозуб что-нибудь заключит из его слов, и сводит эту тему на нет: «поспорят, пошумят и разойдутся» , заодно - для Чацкого прежде всего - подчеркивая их значимость и необходимость («без них не обойдется дело») . Между тем Фамусов - в хитрых своих намеках - далеко ушел от основной темы, и он форсирует ее, вспоминая дам и произнося похвалу им в скалозубовских выражениях («Скомандовать велите перед фрунтом!») , а здесь уж недалеко и до дочек, ведь московским (именно московским!) девицам даже прусский король «дивился не путем» (то есть необычайно) , - это козырный ход под Скалозуба, для которого прусская школа - лучшая в воинском деле

Из пьесы А. С. Грибоедова. Также на этой страничке Вы найдете видео известной пьесы "Горе от ума". Приятного просмотра!

Фамусов, слуга.

Петрушка, вечно ты с обновкой,
С разодранным локтем. Достань-ка календарь;
Читай не так, как пономарь, *
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Постой же. - На листе черкни на записном,
Противу будущей недели:
К Прасковье Федоровне в дом
Во вторник зван я на форели.
Куда как чуден создан свет!
Пофилософствуй - ум вскружится;
То бережешься, то обед:
Ешь три часа, а в три дни не сварится!
Отметь-ка, в тот же день... Нет, нет.
В четверг я зван на погребенье.
Ох, род людской! пришло в забвенье,
Что всякий сам туда же должен лезть,
В тот ларчик, где ни стать, ни сесть.
Но память по себе намерен кто оставить
Житьем похвальным, вот пример:
Покойник был почтенный камергер,
С ключом, и сыну ключ умел доставить;
Богат, и на богатой был женат;
Переженил детей, внучат;
Скончался; все о нем прискорбно поминают.
Кузьма Петрович! Мир ему! -
Что за тузы в Москве живут и умирают! -
Пиши: в четверг, одно уж к одному,
А может в пятницу, а может и в субботу,
Я должен у вдовы, у докторши, крестить.
Она не родила, но по расчету
По моему: должна родить...

Вот то-то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Учились бы, на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам;
Весь в орденах; езжал-то вечно цугом;
Век при дворе, да при каком дворе!
Тогда не то, что ныне,
При государыне служил Екатерине.
А в те поры все важны! в сорок пуд...
Раскланяйся - тупеем не кивнут.
Вельможа в случае - тем паче,
Не как другой, и пил и ел иначе.
А дядя! что твой князь? что граф?
Сурьезный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На куртаге ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкий;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдруго́рядь - уж нарочно, -
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? как по вашему? по нашему - смышлен.
Упал он больно, встал здорово.
Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?
Кто слышит при дворе приветливое слово?
Максим Петрович! Кто пред всеми знал почет?
Максим Петрович! Шутка!
В чины выводит кто и пенсии дает?
Максим Петрович! Да! Вы, нынешние, - ну-тка!

Монолог Фамусова явление 2 действие 5 "Горе от ума"


Вкус, батюшка, отменная манера;
На все свои законы есть:
Вот, например, у нас уж исстари ведется,
Что по отцу и сыну честь:
Будь плохенький, да если наберется
Душ тысячки две родовых, -
Тот и жених.
Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,
Пускай себе разумником слыви,
А в семью не включат. На нас не подиви.
Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.
Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:
Кто хочет к нам пожаловать, - изволь;
Дверь отперта для званных и незванных,
Особенно из иностранных;
Хоть честный человек, хоть нет,
Для нас равнехонько, про всех готов обед.
Возьмите вы от головы до пяток,
На всех московских есть особый отпечаток.
Извольте посмотреть на нашу молодежь,
На юношей - сынков и внучат.
Журим мы их, а если разберешь, -
В пятнадцать лет учителей научат!
А наши старички?? -Как их возьмет задор,
Засудят об делах, что слово - приговор, -
Ведь столбовые * все, в ус никого не дуют;
И об правительстве иной раз так толкуют,
Что если б кто подслушал их... беда!
Не то, чтоб новизны вводили, - никогда,
Спаси нас Боже! Нет. А придерутся
К тому, к сему, а чаще ни к чему,
Поспорят, пошумят, и... разойдутся.
Прямые канцлеры * в отставке - по уму!
Я вам скажу, знать, время не приспело,
Но что без них не обойдется дело. -
А дамы? - сунься кто, попробуй, овладей;
Судьи всему, везде, над ними нет судей;
За картами когда восстанут общим бунтом,
Дай Бог терпение, - ведь сам я был женат.
Скомандовать велите перед фрунтом!
Присутствовать пошлите их в Сенат!
Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!
Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!
А дочек кто видал, всяк голову повесь...
Его величество король был прусский здесь,
Дивился не путем московским он девицам,
Их благонравью, а не лицам;
И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой, *
Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут.
А потому, что патриотки.
Решительно скажу: едва
Другая сыщется столица, как Москва.

ГОРЕ ОТ УМА (Малый театр 1977 год) - видео





************************************

Говорит он всерьез, но мы его слова обращаем в шутку.
- Как со вторым дыханием? - посмеиваясь, спрашиваем мы друг друга. И он смеется вместе с нами.
Мы идем всю почь. Солнце, светившее лам в лицо, остается позади нас. При его правдивом свете мы видим друг друга. Лица осунулись, потемнели, потрескались губы, покраснели глаза...
Но вдруг па повороте, у самой околицы тихого села, мы видим прикрытый ветками легковой автомобиль. Это машина командира и комиссара. Полковника Алешина не видно, Ракитин стоит у дороги и отдает нам честь.
Он не тянется по-строевому, и на его усталом, добром лице бродит смущенная усмешка. Но все-таки по-другому никак ’нельзя истолковать его позу - он отдает нам честь. Весь полк идет мимо него, что должно продолжаться довольно долго, а он стоит, приложив руку к козырьку фуражки, и нет в полку человека, который не понимал бы, что это значит.
Полковпик встречает нас в самой деревне.
Он стоит посредине улицы, заложив одну руку за пояс,- ждет нас. В последние часы марша наша колонна сильно расстроилась. Мы идем не в рядах, а кучками и, только увидя полковника, начинаем оглядываться и па ходу перестраиваться.
Очень трудно понять выражение лица полковника. Он точно вглядывается в пас...
- Здорово, молодцы! - сказал он, когда мы, построившись в ряды, подтянувшись и делая даже попытку «дать ножку», проходим мимо него.- Заворачивайте-ка сюда, вторая рота! Тут для вас наварено-накухарено. В одном котле и ужин и завтрак сразу. Скорей идите, а то повар нервничает, беспокоится, что все перестоит!
Полковпик гостеприимным жестом показывает на ворота. Мы проходим мимо него, он внимательно оглядывает наши усталые ряды. Он прекрасно знает, что горячая пшца нужна пам, чтобы восстановить силы и прийти в себя после семпдесятиверстпого перехода. Отправив нас завтракать, оп снова глядит на дорогу, поджидает следующую, третью роту.
Дневка. Мы расположились на широком школьном дворе. Недавно здесь прошел дождь, спокойные лужи налиты доверху и полны синего неба и влажных облаков. По всему двору на траве спят люди. Одни раскинулся, другой свернулся, но над каждой дюжиной голов пирамидкой стоят винтовки. Мы спим по отделениям, по взводам и ротам, чтобы встать и снова идти па запад.
Спим до обеда, спим после обеда, спали бы дольше, по нужно продолжать поход. Идти сначала трудно, ноги стерты и перевязаны, но боль утихает, о пей не думается. Ноги разошлись. С гулкого асфальта свернули мы па мягкий проселок, который снова увел нас в лес. Это все еще Подмосковье. Здесь запрещено рубить деревья. Леса все гуще. Иногда лес расступается, и видны пашни, пересеченные реками.
...Опять садится солнце, который день идем мы за ним! Вот большое село, и видно, как из лесу по нескольким дорогам вступает в него наше войско...
Мы пересекаем улицу и движением своим задерживаем стадо. Громадные, пахнущие молоком коровы недовольно мычат. Мы помешали им дойти до фермы, резной конек которой виден сбоку. Молодые доярки в белом выносят нам утреннее молоко. Здесь нам дали отдохнуть подольше, и у нас есть время оглянуться. Среди изб поднялись два новых белых двухэтажных дома. Обочины дороги выложены дерном. Ясны стекла школы. Социалистическое изобилие в каждой мелочи, и во всем зрелая полнота невиданного, социалистического, уже развившегося строя жизни.
В 1928-1929 году я бывал в коммуне «Коминтерн» в приднепровских Таврических степях. Большой, заросший бурьяном пустырь па месте помещичьего дома был тогда еще не застроен, и под ногами хрустели угли пожарища восемнадцатого года. Эта коммуна была как рисунок талантливого ребенка. Рука неуверенна, перспектива спутана, но главные штрихи намечены были уже и тогда с гениальной верностью. Пять тысяч гектаров распахивала коммуна, строила похожие на ангары хлева, воздвигала силосные башни... Бедны были детский сад и ясли, но как чисты дерюжные подстилки в детских постельках!

Явление 4

Чацкий
Как суетится! что за прыть!А Софья? - Нет ли впрямь тут жениха какого?С которых пор меня дичатся как чужого!Как здесь бы ей не быть!!.Кто этот Скалозуб? отец им сильно бредит,А может быть, не только что отец…Ах! тот скажи любви конец,Кто на три года вдаль уедет.

Явление 5

Чацкий, Фамусов, Скалозуб.

Фамусов
Сергей Сергеич, к нам сюда-с.Прошу покорно, здесь теплее;Прозябли вы, согреем вас;Отдушничек отве́рнем поскорее.
Скалозуб
(густым басом) Зачем же лазить, например,Самим!.. Мне совестно, как честный офицер.
Фамусов
Неужто для друзей не делать мне ни шагу,Сергей Сергеич дорогой!Кладите шляпу, сденьте шпагу;Вот вам софа, раскиньтесь на покой.
Скалозуб
Куда прикажете, лишь только бы усесться.(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)
Фамусов
Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:Позвольте нам своими счесться,Хоть дальними, наследства не делить;Не знали вы, а я подавно, -Спасибо, научил двоюродный ваш брат, -Как вам доводится Настасья Николавна?
Скалозуб
Не знаю-с, виноват;Мы с нею вместе не служили.
Фамусов
Сергей Сергеич, это вы ли!Нет! я перед роднёй, где встретится, ползком;Сыщу её на дне морском.При мне служа́щие чужие очень редки;Всё больше сестрины, свояченицы детки;Один Молчалин мне не свой,И то затем, что деловой.Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,Ну как не порадеть родному человечку!..Однако братец ваш мне друг и говорил,Что вами выгод тьму по службе получил.
Скалозуб
В тринадцатом году мы отличались с братомВ тридцатом егерском, а после в сорок пятом.
Фамусов
Да, счастье, у кого есть эдакий сынок!Имеет, кажется, в петличке орденок?
Скалозуб
За третье августа; засели мы в траншею: Ему дан с бантом, мне на шею.
Фамусов
Любезный человек, и посмотреть - так хват,Прекрасный человек двоюродный ваш брат.
Скалозуб
Но крепко набрался каких-то новых правил.Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,В деревне книги стал читать.
Фамусов
Вот молодость!.. - читать!.. а после хвать!..Вы повели себя исправно:Давно полковники, а служите недавно.
Скалозуб
Довольно счастлив я в товарищах моих,Вакансии как раз открыты:То старших выключат иных,Другие, смотришь, перебиты.
Фамусов
Да, чем кого господь поищет, вознесёт!
Скалозуб
Бывает, моего счастливее везёт.У нас в пятнадцатой дивизии, не дале.Об нашем хоть сказать бригадном генерале.
Фамусов
Помилуйте, а вам чего недостаёт?
Скалозуб
Не жалуюсь, не обходили,Однако за полком два года поводили.
Фамусов
В погонь ли за полком?Зато, конечно, в чём другомЗа вами далеко тянуться.
Скалозуб
Нет-с, ста́рее меня по корпусу найдутся,Я с восемьсот девятого служу;Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;Об них как истинный философ я сужу:Мне только бы досталось в генералы.
Фамусов
И славно судите, дай бог здоровье вамИ генеральский чин; а тамЗачем откладывать бы дальше,Речь завести об генеральше?
Скалозуб
Жениться? я ничуть не прочь.
Фамусов
Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;В Москве ведь нет невестам перевода;Чего? плодятся год от года;А, батюшка, признайтесь, что едваГде сыщется столица, как Москва.
Скалозуб
Дистанции огромного размера.
Фамусов
Вкус, батюшка, отменная манера;На всё свои законы есть:Вот, например, у нас уж исстари ведётся,Что по отцу и сыну честь;Будь плохенький, да если наберётсяДуш тысячки две родовых, -Тот и жених.Другой хоть прытче будь, надутый всяким чванством,Пускай себе разумником слыви,А в се́мью не включат. На нас не подиви.Ведь только здесь ещё и дорожат дворянством.Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:Кто хочет к нам пожаловать - изволь;Дверь отперта для званых и незваных,Особенно из иностранных;Хоть честный человек, хоть нет,Для нас равнехонько, про всех готов обед.Возьмите вы от головы до пяток,На всех московских есть особый отпечаток.Извольте посмотреть на нашу молодёжь,На юношей - сынков и вну́чат;Журим мы их, а если разберёшь,В пятнадцать лет учителей научат!А наши старички? - Как их возьмёт задор,Засудят об делах, что слово - приговор, -Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;И об правительстве иной раз так толкуют,Что, если б кто подслушал их… беда!Не то, чтоб новизны вводили, - никогда,Спаси нас боже! Нет. А придерутсяК тому, к сему, а чаще ни к чему,Поспорят, пошумят, и… разойдутся.Прямые канцлеры в отставке - по уму!Я вам скажу, знать время не приспело,Но что без них не обойдётся дело. -А дамы? - сунься кто, попробуй овладей;Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;За картами когда восстанут общим бунтом,Дай бог терпение, - ведь сам я был женат.Скомандовать велите перед фрунтом!Присутствовать пошлите их в Сенат!Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!А дочек кто видал, - всяк голову повесь…Его величество король был прусский здесь;Дивился не путём московским он девицам,Их благонравью, а не лицам;И точно, можно ли воспитаннее быть!Умеют же себя принарядитьТафтицей, бархатцем и дымкой,Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;Французские романсы вам поютИ верхние выводят нотки,К военным людям так и льнут,А потому, что патриотки.Решительно скажу: едваДругая сыщется столица, как Москва.
Скалозуб
По моему сужденью,Пожар способствовал ей много к украшенью.
Фамусов
Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!С тех пор дороги, тротуары,Дома и всё на новый лад.
Чацкий
Дома новы́, но предрассудки стары.Порадуйтесь, не истребятНи годы их, ни моды, ни пожары.
Фамусов
(Чацкому) Эй, завяжи на память узелок;Просил я помолчать, не велика услуга.(Скалозубу.) Позвольте, батюшка. Вот-с - Чацкого, мне друга,Андрея Ильича покойного сынок:Не служит, то есть в том он пользы не находит,Но захоти - так был бы деловой.Жаль, очень жаль, он малый с головой,И славно пишет, переводит.Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…
Чацкий
Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?И похвалы мне ваши досаждают.
Фамусов
Не я один, все также осуждают.
Чацкий
А судьи кто? - За древностию летК свободной жизни их вражда непримирима,Сужденья черпают из забыты́х газетВремён Очаковских и покоренья Крыма; Всегда готовые к журьбе,Поют все песнь одну и ту же,Не замечая об себе:Что старее, то хуже.Где? укажите нам, отечества отцы,Которых мы должны принять за образцы?Не эти ли, грабительством богаты?Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,Великолепные соорудя палаты,Где разливаются в пирах и мотовстве,И где не воскресят клиенты-иностранцыПрошедшего житья подлейшие черты.Да и кому в Москве не зажимали ртыОбеды, ужины и танцы?Не тот ли, вы к кому меня ещё с пелен,Для замыслов каких-то непонятных,Дитей возили на поклон?Тот Нестор негодяев знатных, Толпою окружённый слуг;Усердствуя, они в часы вина и дракиИ честь, и жизнь его не раз спасали: вдругНа них он выменял борзые три собаки!!!Или вон тот ещё, который для затейНа крепостной балет согнал на многих фурахОт матерей, отцов отторженных детей?!Сам погружён умом в Зефирах и в Амурах,Заставил всю Москву дивиться их красе!Но должников не согласил к отсрочке:Амуры и Зефиры всеРаспроданы поодиночке!!!Вот те, которые дожили до седин!Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!Вот наши строгие ценители и судьи!Теперь пускай из нас один,Из молодых людей, найдётся - враг исканий,Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,В науки он вперит ум, алчущий познаний;Или в душе его сам бог возбудит жарК искусствам творческим, высоким и прекрасным, -Они тотчас: разбой! пожар!И прослывёт у них мечтателем! опасным!! -Мундир! один мундир! он в прежнем их бытуКогда-то укрывал, расшитый и красивый,Их слабодушие, рассудка нищету;И нам за ними в путь счастливый!И в жёнах, дочерях - к мундиру та же страсть!Я сам к нему давно ль от нежности отрёкся?!Теперь уж в это мне ребячество не впасть;Но кто б тогда за всеми не повлекся?Когда из гвардии, иные от двораСюда на время приезжали, -Кричали женщины: ура!И в воздух чепчики бросали!
Фамусов
(про себя) Уж втянет он меня в беду.(Громко.) Сергей Сергеич, я пойдуИ буду ждать вас в кабинете.