В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну единственную дочь, Василису Прекрасную. Когда мать умерла, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха позвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала куклу дочке и сказала:
— Слушай меня внимательно, Василисушка! Запомни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу. Береги её, всегда при себе держи и никому никогда не показывай. А когда приключится с тобой какое горе, дай кукле поесть и спроси у неё совета. Она покушает и расскажет тебе, чем несчастью помочь.
Затем мать поцеловала свою единственную дочку и умерла.
После смерти жены купец погоревал, как положено, а потом стал думать, как бы ему опять жениться. Купец был хороший человек, за невестами дело не стало. Но больше всех пришлась ему по нраву одна вдовушка. Она была уже в летах, имела двух своих дочерей, почти Василисиных однолеток, — стало быть, была и хозяйкой, и матерью опытной. Купец женился на этой вдовушке, но обманулся и не нашёл в ней доброй матери для своей дочки Василисы.
Василиса на всё село была первая красавица. Мачеха и сёстры завидовали её красоте, мучили её всевозможными работами, чтобы она от тех трудов похудела, а от ветра и солнца почернела. Совсем житья Василисе не давали! Но Василиса всё переносила безропотно и с каждым днем всё хорошела и расцветала, а между тем мачеха со своими дочками от злости худели и дурнели, несмотря на то, что они как барыни всегда сидели сложа руки. Почему же это так получалось? Василисе помогала её куколка. Без куколки как бы девочка справилась со всей работой! Зато Василиса сама, бывало, не поест, а уж для куколки оставит самый лакомый кусочек. А вечером, когда все улягутся спать, она запрётся в чуланчике, котором жила, и потчевает её, приговаривая:
— На, куколка, покушай, моё горе послушай! Живу я у батюшки в доме, не вижу для себя никакой радости, злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?
Куколка покушает, а потом утешает её в горе и даёт Василисе советы. А наутро всякую работу выполняет за Василису. Та только отдыхает в холодочке да рвёт цветочки, а у неё уж и гряды прополоты, и вода наношена, и капуста полита, и печь протоплена. Куколка ещё укажет Василисе и травку от загара. Хорошо было жить Василисе с куколкой.
Прошло несколько лет. Василиса выросла и стала завидной невестой. Все женихи в городе сватаются к Василисе, на мачехиных дочерей никто и не смотрит. Мачеха от этого злится пуще прежнего и всем женихам даёт ответ:
— Не выдам меньшую дочь прежде старших!
А выпроводя женихов, вымещает своё зло на Василисе побоями.
Вот однажды купцу понадобилось по торговым делам на долгое время уехать из дома. Мачеха в это время перебралась жить в другой дом. Возле этого дома стоял дремучий лес, а в лесу на полянке стояла избушка, а в избушке жила баба-яга. Эта баба-яга никого к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису. Но Василиса всегда благополучно возвращалась домой: куколка указывала ей дорогу и не подпускала близко к избушке бабы-яги.
Наступила осень. Мачеха всем трём девушкам раздала вечерние работы: одну заставила плести кружева, другую вязать чулки, а Василису прясть, и всем дала задания. Погасила огонь во всём доме, оставила только одну-единственную свечку там, где работали девушки, а сама легла спать. Девушки старались, работали. Вот нагорело на свечке. Одна из родных дочерей мачехи, по приказу матери, взяла щипцы, якобы поправить светильню. Но вместо этого, как будто нечаянно и потушила свечку.
— Что нам теперь делать? — заговорили девушки. — В целом доме нет огня, а наши задания не закончены. Надо сбегать за огнём к бабе-яге!
Та, что плела кружево, сказала:
— Я не пойду. Мне от булавок светло!
— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулки.
— Мне от спиц светло!
— Тебе за огнём идти, — закричали обе.
— Ступай к бабе-яге!
И вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклой приготовленный ужин и сказала:
— На, куколка, покушай да моё горе послушай. Посылают меня к бабе-яге за огнём, а баба-яга меня съест!
Куколка поела, и глаза её заблестели, словно две свечки.
— Не бойся, Василисушка! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только держи меня всегда при себе. При мне у бабы-яги ничего с тобой не станется.
Василиса собралась, положила свою куколку в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идёт она и дрожит. Вдруг видит — скачет мимо неё всадник: сам белый, одет в белое, конь под ним тоже белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать.
Василиса шла всю ночь и весь день. Только к следующему вечеру вышла она на полянку, где стояла избушка яги-бабы. Забор вокруг избушки из человеческих костей, на заборе торчат людские черепа с глазами. У ворот вместо дверей — ноги человеческие, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и встала как вкопанная. Вдруг она видит, что мимо неё опять скачет всадник: сам чёрный, одет во всё черное и на чёрном коне. Подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как среди бела дня. Василиса задрожала от страха, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.
Скоро в лесу послышался страшный шум: деревья затрещали, сухие листья захрустели. Из леса выехала баба-яга: в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
— Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса со страхом подошла к старухе и, низко поклонившись, сказала:
— Это я, бабушка! Мачехины дочки послали меня к тебе за огнём.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — я их знаю. Поживи-ка ты сначала да поработай у меня, тогда и дам тебе огня. А если ты не согласна, тогда я тебя съем! Потом повернулась к воротам и крикнула:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, баба-яга въехала, посвистывая во двор, за нею вошла Василиса, и за ними опять всё заперлось.
Баба-яга вошла в горницу, растянулась и говорит Василисе:
— Я есть хочу. Подавай-ка сюда всё, что там есть в печи. Василиса зажгла лучину от черепов, что висели на заборе, и начала таскать из печи да подавать бабе-яге кушанья, а кушаний настряпано было человек на десять. Из погреба Василиса принесла меду, квасу, вина и пива. Старуха всё выпила, всё съела. Василисе оставила только немножко щец, кусочек поросятины, да хлеба краюшку. Стала баба-яга ложиться спать и говорит Василисе:
— Когда я завтра уеду, ты смотри — избу вымети, двор вычисти, бельё приготовь, обед состряпай, да пойди в закром, возьми там четверть пшеницы и очисть её от чернушки. Да чтоб всё было сделано, а не то — я тебя съем!
После такого наказа баба-яга захрапела, а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась горькими слезами и говорит:
— На, куколка, покушай, моё горе послушай! Баба-яга дала мне тяжёлую работу. И коли всего, что велено, не исполню, грозится меня съесть. Помоги мне!
Кукла ответила:
— Не бойся ничего, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолись да ложись спать. Утро вечера мудреней!
Ранёшенько проснулась Василиса. Баба-яга тоже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают. Вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнышко. Баба-яга села в ступу и поехала со двора: пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса в доме бабы-яги одна, осмотрела его, подивилась изобилию во всём и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Смотрит, а вся работа уже сделана. Куколка выбирает из пшеницы последние зёрна чернушки.
— Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.
— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай его, да и отдыхай себе на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждёт бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами чёрный всадник — и совсем потемнело, только глаза у черепов светились. Деревья затрещали, листья захрустели — баба-яга едет. Василиса встретила её.
— Всё ли сделано? — спрашивает баба-яга.
— Изволь сама посмотреть, бабушка! — молвит Василиса.
Баба-яга всё осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
— Ну, хорошо!
Потом крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, смолите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли с глаз вон. Баба-яга наелась, стала спать собираться и опять отдаёт Василисе приказ:
— Завтра ты сделай то же самое, что и нынче. Да сверх того из закрома возьми мак да очисти его по зёрнышку от земли. Кто-то по злобе, вишь, намешал в него земли!
Сказала старуха, отвернулась к стенке и захрапела. А Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
— Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!
Утром баба-яга опять уехала со двора в ступе, а Василиса с куколкой тотчас всю работу переделали. Вечером старуха воротилась, оглядела всё и крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из мака масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли с глаз вон. Баба-яга села обедать. Она ест, а Василиса молча стоит.
— Что же ты не разговариваешь со мною? — спросила баба-яга. — Стоишь как немая?
— Не смею, — отвечает Василиса, — а если позволишь, то мне бы хотелось кой о чём тебя спросить.
— Спрашивай, только помни, не всякий вопрос к добру ведёт: много будешь знать, скоро состаришься!
— Я хочу тебя спросить, бабушка, только о том, что сама видела. Когда я к тебе шла, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?
— Это мой день ясный, — отвечает баба-яга.
— Затем обогнал меня другой всадник, на красном коне, сам красный и весь в красное одет: кто это такой?
— Это солнышко моё красное! — отвечала баба-яга.
— А что означает чёрный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
— Это моя тёмная ночь — всё мои верные слуги! Василиса вспомнила о трёх парах рук, но промолчала.
— Что же ты ещё не спрашиваешь меня? — молвила баба-яга.
— Будет с меня и этого. Ты же сама, бабушка, сказала, что много будешь знать – скоро состаришься.
— Хорошо, — говорит баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видела за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтобы у меня сор из избы выносили, и не в меру любопытных ем! Теперь я тебя спрошу:
— Как ты успеваешь исполнить работу, которую я тебе задаю?
— Мне помогает благословение моей матушки, — отвечала Василиса.
— Ах, вот оно что! Убирайся же ты от меня подальше, благословенная дочка! Мне не нужно благословенных.
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота. Сняла с забора один череп с горящими глазами, наткнула на палку, отдала ей и сказала:
— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его. Они ведь тебя за этим сюда и прислали.
При свете черепа Василиса припустилась домой бегом. Череп погас только с наступлением утра. И наконец к вечеру другого дня Василиса добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было выбросить череп: “ Дома, — думает Василиса, — наверное в огне уже больше не нуждаются”. Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
— Не выбрасывай меня, неси к мачехе!
Она посмотрела на дом мачехи и, не увидев ни в одном окне огонька, решила идти туда с черепом. Впервые встретили её в доме ласково и рассказали, что с тех пор, как она ушла, не было у них огня в доме. Сами высечь огонь они никак не могли, а огонь, который приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.
— Может твой огонь будет держаться! — сказала мачеха. Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и её дочерей, так и жгут их! Те хотели спрятаться, но куда бы ни бросились — глаза всюду за ними так и следят. К утру сожгло их совсем в уголь. Одну Василису не тронуло.
Утром Василиса зарыла череп в землю, дом заперла на замок и пошла в город. В городе она попросилась жить к одной безродной старушке. Живёт себе и отца поджидает. Вот как-то говорит она старушке:
— Бабушка, скучно мне сидеть без дела! Сходи на базар, купи мне самого лучшего льна, я хоть прясть буду.
Старушка купила хорошего льна. Василиса принялась за дело, работа так у неё и горит. И пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много, пора бы и за тканьё приниматься, да таких берд (ткацкий гребень) нигде не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу. Да и сделать-то никто не берётся. Василиса стала просить свою куколку, та ей и отвечает:
— Принеси-ка мне какое-нибудь бердо старое, да челнок старый, да гривы лошадиной, я тебе всё смастерю.
Василиса добыла всё, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный станок. К концу зимы Василиса и полотно выткала. Да такое тонкое, что сквозь иголку вместо нитки продеть можно. Весной Василиса полотно выбелила, и говорит старухе:
— Бабушка, продай это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:
— Нет, дитятко! Такое полотно, кроме царя, носить некому. Понесу его во дворец.
Пошла старуха к царскому дворцу да всё мимо окон прохаживается. Царь увидел это и спрашивает:
— Что тебе, старушка, надобно?
— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар. Никому, кроме тебя, показывать не хочу.
Царь приказал впустить старуху к себе и как увидел полотно – очень удивился.
— Что хочешь за свой товар? — спросил царь.
— Так ведь ему цены нет, царь-батюшка! Я его тебе в дар принесла.
Поблагодарил царь старуху за столь щедрый дар и одарил её своими подарками.
Стали царю из этого полотна сорочки шить. Выкроили, да нигде не смогли найти швеи, которая взялась бы их пошить. Долго искали, наконец царь позвал старуху и говорит:
— Сумела ты напрясть пряжу и соткать такое полотно, сумей из него и сорочки мне сшить.
— Не я, государь, пряла и ткала полотно, — сказала старуха, — это работа приёмыша моего — девушки.
— Ну так пусть она и сошьёт!
Воротилась старушка домой и рассказала обо всём Василисе.
— Я знала, — говорит ей Василиса, — что эта работа не минует моих рук.
Заперлась в своей горнице, принялась за работу. Шила она не покладая рук, и скоро целая дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла сорочки к царю, а Василиса умылась, оделась, причесалась и села под окном. Сидит себе и ждёт, что же дальше будет. Видит: на двор к старухе идёт царский слуга, вошёл в горницу и говорит:
— Царь-государь желает видеть искусницу, что пошила ему сорочки, и наградить её из своих царских рук.
Пошла Василиса во дворец и явилась пред царские очи. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в неё без памяти.
— Нет, — говорит царь, — красавица моя! Не расстанусь я с тобой, будешь ты моей женой.
Тут взял он Василису за белые руки, посадил её подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился домой и отец Василисы, порадовался как её судьба сложилась и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку до конца своей жизни всегда в кармане носила. Тут и сказке конец.
— КОНЕЦ —
Иллюстрации: Екатерина Костина
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью». Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!
Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?» Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: «Не выдам меньшой прежде старших!», а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.
Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга: никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку. «Что теперь нам делать? - говорили девушки. - Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!» - «Мне от булавок светло! - сказала та, что плела кружево. - Я не пойду». - «И я не пойду, - сказала та, что вязала чулок. - Мне от спиц светло!» - «Тебе за огнем идти, - закричали обе. - Ступай к бабе-яге!» - и вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала: «На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!» Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки. «Не бойся, Василисушка! - сказала она. - Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги». Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, - на дворе стало рассветать.
Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка - рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, - настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала: «Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?» Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала: «Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе». - «Хорошо, - сказала яга-баба, - знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!» Потом обратилась к воротам и вскрикнула: «Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!» Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе: «Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу».
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит: «Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки 1 . Да чтоб все было сделано, а не то - съем тебя!» После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!» Кукла ответила: «Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!»
Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник - и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки. «Ах, ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от беды меня спасла». - «Тебе осталось только обед состряпать, - отвечала куколка, влезая в карман Василисы. - Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!»
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет баба-яга. Василиса встретила ее. «Все ли сделано?» - спрашивает яга. «Изволь посмотреть сама, бабушка!» - молвила Василиса. Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала: «Ну, хорошо!» Потом крикнула: «Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!» Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе: «Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!» Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему: «Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!»
Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула: «Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!» Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча. «Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала баба-яга. - Стоишь как немая!» - «Не смела, - отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем». - «Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состареешься!» - «Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?» - «Это день мой ясный», - отвечала баба-яга. «Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?» - «Это мое солнышко красное!» - отвечала баба-яга. «А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?» - «Это ночь моя темная - всё мои слуги верные!»
Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала. «Что ж ты еще не спрашиваешь?» - молвила баба-яга. «Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь - состареешься». - «Хорошо, - сказала баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?» - «Мне помогает благословение моей матери», - отвечала Василиса. «Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных». Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала: «Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали».
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и, наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп. «Верно, дома, - думает себе, - уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа: «Не бросай меня, неси к мачехе!»
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только входили с ним в горницу. «Авось твой огонь будет держаться!» - сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке: «Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду». Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит: «Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю».
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе: «Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе». Старуха взглянула на товар и ахнула: «Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец». Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил: «Что тебе, старушка, надобно?» - «Ваше царское величество, - отвечает старуха, - я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу». Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно - вздивовался. «Что хочешь за него?» - спросил царь. «Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла». Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал: «Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить». - «Не я, государь, пряла и соткала полотно, - сказала старуха, - это работа приемыша моего - девушки». - «Ну так пусть и сошьет она!» Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе. «Я знала, - говорит ей Василиса, - что эта работа моих рук не минует». Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладываючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит: «Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук». Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти. «Нет, - говорит он, - красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою». Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.
1 Чернуха - ягель, род полевого дикого гороха.
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
— Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью.
Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, — стало быть, и хозяйка, и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!
Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого, где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?
Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:
— Не выдам меньшой прежде старших! А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе. Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга; никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке; одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
— Что теперь нам делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!
— Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево. — Я не пойду.
— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок. — Мне от спиц светло!
— Тебе за огнем идти, — закричали обе. — Ступай к бабе-яге! И вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
— На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.
— Не бойся, Василисушка! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать.
Василиса прошла всю-ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами; вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как среди дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга — в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
— Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем! Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, а баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.
Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:
— Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу. Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:
— Когда завтра я уеду, ты смотри — двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то — съем тебя!
После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!
Кукла ответила:
— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!
Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.
— Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.
— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник — и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья — едет баба-яга. Василиса встретила ее.
— Все ли сделано? — спрашивает яга.
— Изволь посмотреть сама, бабушка! — молвила Василиса.
Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
— Ну, хорошо! Потом крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, смолите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
— Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!
Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
— Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!
Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло! Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча.
— Что ж ты ничего не говоришь со мною? — сказала баба-яга. — Стоишь как немая?
— Не смела, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.
— Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!
— Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?
— Это день мой ясный, — отвечала баба-яга.
— Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?
— Это мое солнышко красное! — отвечала баба-яга.
— А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
— Это ночь моя темная — всё мои слуги верные! Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.
— Что ж ты еще не спрашиваешь? — молвила баба-яга.
— Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состаришься.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
— Мне помогает благословение моей матери, — отвечала Василиса.
— Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.
Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: “Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются”. Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
— Не бросай меня, неси к мачехе!
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.
— Авось твой огонь будет держаться! — сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
— Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду.
Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
— Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю.
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
— Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе. Старуха взглянула на товар и ахнула:
— Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец.
Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
— Что тебе, старушка, надобно?
— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно — удивился.
— Что хочешь за него? — спросил царь.
— Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.
Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал:
— Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
— Не я, государь, пряла и соткала полотно, — сказала старуха, — это работа приемыша моего — девушки.
— Ну так пусть и сошьет она!
Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.
— Я знала, — говорит ей Василиса, — что эта работа моих рук не минует.
Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладаючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:
— Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.
— Нет, — говорит он, — красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою.
Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.
№104Место записи неизвестно. AT 480 В * (Падчерица добывает у бабы-яги огонь, выполнив трудные задачи с помощью куколки). В AT учтены венгерские и русские тексты. Русских вариантов - 3, украинских - 2. Данный текст, по-видимому, подвергся литературной обработке. Мотив добывания огня девушкой у ведьмы-людоедки известен по разным сказкам и легендарным рассказам многих народов, - он встречается, например, нередко в башкирских сказках ( Башк. творч. , I, № 61, 62 - AT 313 H *). Эпизоды бегства Василисы-падчерицы имеют примечательное типологическое сходство с сюжетом древней исландской «Саги об Эдиле» (Исландские саги / Ред. вступ. статья и примеч. М. И. Стеблин-Каменского. М., 1965, с. 182). Исследования: Пропп. Ист. ск. , с. 181-182; Мелетинский , с. 185-186; Иванова А. А. К вопросу о происхождении вымысла в волшебных сказках. - Советская этнография, 1979, № 3, с. 119-121; Назиров Р. Г. Череп на шесте. Международные параллели к одному сказочному мотиву. - Фольклор народов РСФСР, Уфа, 1982, с. 33-44.
В некотором царстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала: «Слушай, Василисушка! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу; береги ее всегда при себе и никому не показывай; а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью». Затем мать поцеловала дочку и померла.
После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший; за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, - стало быть, и хозяйка и мать опытная. Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица; мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела; совсем житья не было!
Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: «На́, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости; злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?» Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.
Прошло несколько лет; Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе присватываются к Василисе; на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает: «Не выдам меньшой прежде старших!», а проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.
Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга: никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.
Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку. «Что теперь нам делать? - говорили девушки. - Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!» - «Мне от булавок светло! - сказала та, что плела кружево. - Я не пойду». - «И я не пойду, - сказала та, что вязала чулок. - Мне от спиц светло!» - «Тебе за огнем идти, - закричали обе. - Ступай к бабе-яге!» - и вытолкали Василису из горницы.
Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала: «На́, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге; баба-яга съест меня!» Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки. «Не бойся, Василисушка! - сказала она. - Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги». Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.
Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, - на дворе стало рассветать.
Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо верей у ворот - ноги человечьи, вместо запоров - руки, вместо замка́ - рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне; подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, - настала ночь. Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как середи дня. Василиса дрожала со страху, но, не зная куда бежать, оставалась на месте.
Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-яга - в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала: «Фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?» Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала: «Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе». - «Хорошо, - сказала яга-баба, - знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!» Потом обратилась к воротам и вскрикнула: «Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!» Ворота отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе: «Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу».
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха; Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит: «Когда завтра я уеду, ты смотри - двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки Чернуха - ягель, род полевого дикого гороха. . Да чтоб все было сделано, а не то - съем тебя!» После такого наказу баба-яга захрапела; а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила: «На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню; помоги мне!» Кукла ответила: «Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолися да спать ложися; утро мудреней вечера!»
Ранешенько проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают; вот мелькнул белый всадник - и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула - перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник - взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает. Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилью во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана; куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки. «Ах, ты, избавительница моя! - сказала Василиса куколке. - Ты от беды меня спасла». - «Тебе осталось только обед состряпать, - отвечала куколка, влезая в карман Василисы. - Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!»
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник - и совсем стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья - едет баба-яга. Василиса встретила ее. «Все ли сделано?» - спрашивает яга. «Изволь посмотреть сама, бабушка!» - молвила Василиса. Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала: «Ну, хорошо!» Потом крикнула: «Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!» Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе: «Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!» Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему: «Молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!»
Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула: «Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!» Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса стоит молча. «Что ж ты ничего не говоришь со мною? - сказала баба-яга. - Стоишь как немая!» - «Не смела, - отвечала Василиса, - а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем». - «Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состареешься!» - «Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?» - «Это день мой ясный», - отвечала баба-яга. «Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?» - «Это мое солнышко красное!» - отвечала баба-яга. «А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?» - «Это ночь моя темная - всё мои слуги верные!»
Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала. «Что ж ты еще не спрашиваешь?» - молвила баба-яга. «Будет с меня и этого; сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь - состареешься». - «Хорошо, - сказала баба-яга, - что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?» - «Мне помогает благословение моей матери», - отвечала Василиса. «Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных». Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала: «Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали».
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и, наконец, к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп. «Верно, дома, - думает себе, - уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа: «Не бросай меня, неси к мачехе!»
Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей - тот погасал, как только входили с ним в горницу. «Авось твой огонь будет держаться!» - сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся - глаза всюду за ними так и следят; к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло.
Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке; живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке: «Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего; я хоть прясть буду». Старушка купила льну хорошего; Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много; пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу; никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит: «Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы; я все тебе смастерю».
Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе: «Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе». Старуха взглянула на товар и ахнула: «Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому; понесу во дворец».
Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил: «Что тебе, старушка, надобно?» - «Ваше царское величество, - отвечает старуха, - я принесла диковинный товар; никому, окроме тебя, показать не хочу». Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно - вздивовался. «Что хочешь за него?» - спросил царь. «Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла». Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить; вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали; наконец царь позвал старуху и сказал: «Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить». - «Не я, государь, пряла и соткала полотно, - сказала старуха, - это работа приемыша моего - девушки». - «Ну так пусть и сошьет она!» Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе. «Я знала, - говорит ей Василиса, - что эта работа моих рук не минует». Заперлась в свою горницу, принялась за работу; шила она не покладываючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.
Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит: «Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук». Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти. «Нет, - говорит он, - красавица моя! Не расстанусь я с тобою; ты будешь моей женою». Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.
Очень нравится читателям прежде всего из-за главной героини и волшебной куколки, которая во всём ей помогала. Особенно привлекает их путешествие Василисы к Бабе-яге и описание её владений.
Василиса видится русской красавицей с длинной русой косой, голубыми глазами, румяной, приветливой. На ней зелёный сарафан, украшенный затейливой вышивкой, в кармане заветная куколка, а в руках какое-нибудь рукоделие. Но девушка хороша не только лицом: она трудолюбива, терпелива, уважает старших. К тому же она и рукодельница: соткала такое тонкое полотно, что его можно в иголку вдевать, и никто, кроме неё, из этого полотна рубашек сшить не может... Значит, не только за красоту её так прозвали.
Мачеха и её дочери невзлюбили Василису. Она красивее их и к ней постоянно сватаются женихи, а на мачехиных дочек никто внимания не обращает. Василиса легко справляется с любой работой, и она идёт ей только на пользу. Она смиренно принимает всё, что ей ни поручают, не перечит ни в чём. Вот это-то и выводит из себя завистливых женщин.
По тексту: "...мачеха и сёстры завидовали её красоте, мучили её всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела, - совсем житья не было!"
Анализ сказки "Иван крестьянский сын и Чудо-юдо"
| Художник Митя Рыжиков |
Вспомним главных героев сказки "Иван крестьянский сын и Чудо-юдо": Иван, братья, Чудо-юдо.
Как думаете почему, если братьев трое, в названии упомянут только один, только у него есть имя?
Лишь один из братьев сражался с Чудом-юдом, поэтому он и назван в заглавии.
И имя есть у него одного не случайно. В далёкие времена имя нужно было заслужить каким-то поступком, и дети до определённого времени имён не имели, только по достижении возраста 11-12 лет для них устраивались испытания, в которых каждый мог проявить себя. Вот тогда они и получали имена. В сказке мы, вероятно, находим отражение этого древнего обычая. Старшие братья ничем особенным себя не проявили, поэтому и остаются безымянными...
Герой сказки помимо имени имеет ещё и прозвание - крестьянский сын. И прозвание это звучит почти как отчество. Ведь раньше так и представлялись: Иван, Петров сын, или Андрей, Сергеев сын и т.д. Отсюда, кстати, и появились потом фамилии. Иван назван крестьянским сыном - значит, важно, что он из крестьян.
В преданиях можно выделить две основные тематические группы: предания исторические и топонимические. В первых рассказывается о событиях и лицах, оставивших след в памяти народной, во вторых - об основании городов, происхождении названий поселений, мест, рек.
Сказка "Мотылёк"
Он посмотрел вокруг: цветки сидели на своих стебельках тихо, как и подобает ещё не просватанным барышням. Но выбрать было ужасно трудно, так много их тут росло.
Мотыльку надоело раздумывать, и он порхнул к полевой ромашке. Французы зовут её Маргаритой и уверяют, что она умеет ворожить, и она вправду умеет ворожить. Влюблённые берут её и обрывают лепесток за лепестком, приговаривая: "Любит? Не любит?" - или что-либо в этом духе. Каждый спрашивает на родном языке. Вот и мотылёк тоже обратился к ромашке, но обрывать лепестков не стал, а перецеловал их, считая, что всегда лучше брать лаской.
За городом, у дороги, стояла дача. Вы, верно, видели её? Перед ней ещё небольшой садик, обнесённый крашеною деревянною решёткой.
Неподалёку от дачи, у самой канавы, росла в мягкой зелёной траве ромашка. Солнечные лучи грели и ласкали её наравне с роскошными цветами, которые цвели на клумбах перед дачей, и наша ромашка росла не по дням, а по часам. В одно прекрасное утро она распустилась совсем - жёлтое, круглое, как солнышко, сердечко её было окружено сиянием ослепительно-белых мелких лучей-лепестков. Ромашку ничуть не заботило, что она такой бедненький, простенький цветочек, которого никто не видит и не замечает в густой траве; нет, она была довольна всем, жадно тянулась к солнцу, любовалась им и слушала, как поёт где-то высоко-высоко в небе жаворонок.
Ромашка была так весела и счастлива, точно сегодня было воскресенье, а на самом-то деле был всего только понедельник; пока все дети смирно сидели на школьных скамейках и учились у своих наставников, наша ромашка тоже смирно сидела на своём стебельке и училась у ясного солнышка и у всей окружающей природы, училась познавать благость божью.