Образ медведя в русских народных сказках зачастую отличается от медведя, живущего в природе. Если изучить литературу о животных и их повадках, то медведь предстанет как могучий, сильный и умный хищник, хозяин тайги, царь русских лесов, неуклюжий с виду, но это только с виду. Встретившись с человеком один на один, медведь никогда не нападет первым, если ему или его потомству не угрожает опасность.

В сказках зачастую, наоборот, медведь описывается с диаметрально противоположной стороны, хоть в каждой сказке он предстает по-разному и называют его тоже по-разному.

Медведь в русских народных сказках

Образы медведя из народных сказок

По тому, как называют в сказке медведя, такой персонаж перед нами и предстанет – положительный, отрицательный, глупый, доверчивый, добрый или отзывчивый.

• Имена медведей: Миша, Мишутка, Мишка, Мишенька.
• Имя и отчество: Михайло Потапыч, Михайло Иваныч.
• Уважительное прозвище: Медведюшка-батюшка.
• Насмешливые прозвища: Топтыгин, Косолапый.

Одной из первых известных русско-славянских сказок про медведя является сказка «Медведь-липовая нога». В этой истории медведь описан как злобное хищное животное, которое мстит своему обидчику мужику, лишая его жизни. Сказка поучительная в том плане, что могучее животное необходимо уважать и почитать, в противном случае можно лишиться самого дорогого в жизни.

В других сказках, таких как «Вершки и корешки», «Маша и Медведь» рассказывается о лени, глупости и все той же присущей зверю силе. Медведь ленится, но пытается получить свою долю или заставляет других работать на себя, палец о палец при этом не ударив. Глупость персонажа заключается в том, что его с легкостью обманывают, обладая определенными навыками и знаниями.

Доверчивый, глупый медведь, которого с легкостью обманывают другие, в сказках «Звери в яме», «Лиса и медведь», «Медведь и комар» и даже всем известная с детства «Колобок». Мало того, что в них сказочный герой лишается нажитого, после чего признает свою вину, хоть это не так, но и лишается жизни из-за малограмотности. Такая черта характера зверя описана и в сказке «Теремок» - здесь медведь вдобавок демонстрирует свою не дюжую силу и неуклюжесть.

Удивительное сочетание качеств сила и трусость показана в сказке «Заячья избушка», когда сильный, могучий на первый взгляд зверь оказывается самым настоящим трусом, не способным на достойный поступок.

Но есть русские народные произведения, где люди с почтением выказываются о могучем звере и их тоже немало. «Медведь и собака», «Царевна-лягушка», «Дочь и падчерица» и многие другие. В этих сказках наш мишка сильный, добрый и отзывчивый. Он всегда придет на помощь человеку или другому животному. Медведь здесь не остается наблюдать со стороны на мучения ближнего, а применив силу, данную природой, решит вопрос, поможет пройти все трудности и возьмет слабого под свою опеку.

В русских сказках о животных медведь часто сталкивается с человеком: «Медведь – липовая нога» , «Мужик и медведь», «Маша и медведь». Сказка «Медведь – липовая нога» является самой древней из русских сказок о медведе. В ней рассказывается о том, как мужик в борьбе с «хозяином» отрубает медведю лапу и за это зверь мстит ему: находит его и съедает. Здесь Медведь представляется страшным, жестоким, мстительным зверем, который никогда не прощает обиды: он мстит по правилам родового закона: око за око, зуб за зуб. Его мясо старик со старухой собираются съесть, и он их съедает, хотя у славян медведь сам не нападает на человека, а опасность он представляет собой только тогда, когда человек сам тревожит его: преследует, ранит, угрожает его семейству. Медведь в этой сказке предстаёт как вещее существо. Сказка учит почитать зверя.

В сказках о лесных обитателях медведь представляется «лесным воеводой», «хозяином леса». Он имеет силу, власть, но в то же время мы видим его легкомыслие, простодушие, ограниченность кругозора, злобу. Его опасаются все звери, но чаще всего он бывает ими обманут. Доверчивость медведя мы можем увидеть в сказке «Звери в яме» , медведь поверил лисе, что она потихоньку ест свои внутренности, распарывая себе живот, тогда он распорол свой живот и умер. Но этого могло бы не случиться, если бы он знал, что нельзя есть самого себя. В сказке «Лиса-повитуха» показана глупость и доверчивость медведя. Находчивая лисица обманула медведя: съела весь запас мёда, да ещё и заставила самого хозяина признаться в том, чего он не совершал.

ВЛ / Статьи / Интересное

23-01-2016, 14:41

Медведь – удивительный зверь. Особенный для нас, русских – и с незапамятных времен. Сейчас в мире насчитывается около 200 000 медведей, из них 120 000 – в России. Медведь на Руси - нечто вроде царя зверей, подобно льву в Африке или тигру в Индии, он - хозяин русского леса.

Осознание родства человека с медведем восходит к глубокой древности. Мифы, сказки, ритуалы, поверья – многие из них сохранились до наших дней. Медведь очень похож на человека. У него человечьи ступни и пальцы, он умывается, любит своих детей, радуется и горюет, как человек, понимает человеческую речь и сам иногда говорит, а также постится весь Рождественский пост, т.е. сосет лапу. Как и люди, он неравнодушен к меду и водке. Он «думец» и наделен разумом, но, как говорят, «в медведе думы много, да вон нейдет». Доказательство человеческого происхождения медведя охотники видят в том, что на медведя и на человека собака лает одинаково, не так, как на других зверей. Если с медведицы содрать шкуру, она выглядит как женщина. И по множеству поверий охотники под медвежьей шкурой находили бабу в сарафане.

Некоторые охотничьи ритуалы можно встретить и сейчас, особенно среди коренных народностей Сибири. Считается, что стрелять в медведя можно только после того, как он тебя увидел. Чтобы душа вышла из убитого медведя, нужно открыть ему пасть. Снятие шкуры с медведя – тоже ритуал, похожий на снятие шубы с расстегиванием пуговиц.

Медведи – едва ли не единственные животные, которых наши предки хоронили (правда, только голову и лапы), да так, чтобы медвежьи останки не достались другим зверям и птицам. А культ отрубленных лап известен нам со времен неолита и до XIX века. Помните сказку «Медведь-липовая нога»? Между прочим, очень страшная сказка, о том, как убитый медведь явился к охотнику за своей шкурой и отрубленной ногой.

Этнографами изучено ритуальное убийство медведя, которого называют родным, отцом, дедом (иногда отцом отца), а в момент убийства зверя стараются задобрить его: "Ты не сердись, дедушка! Пойдем к нам в гости". Представители народов Сибири при убийстве медведя хоронят его и пытаются убедить: «Это не я тебя убил, я тебя только хороню».

На женщин медведь нападает не затем, чтобы их съесть, а чтобы увести к себе и сожительствовать с ними. Верят, что от такого сожительства рождаются на свет люди, обладающие богатырской силой. Помните сказку «Ивашка-медвежье ушко»? (или мультфильм «Маша и медведь» J). И если при встрече с медведем мужчине следует притвориться мертвым, то женщина по поверьям должна показать ему свою грудь.

Изучая случаи нападения медведя на человека, я обратила внимание: как мало среди жертв медведей женщин. Не возьмусь говорить о статистике, но на первый взгляд в этом поверье есть какой-то смысл.

В сказке про медвежьего сына, у того "кожа медвежья, лицо человечье" или "до пояса человек, а от пояса медведь". Иногда у него только ухо медвежье. Богатырь растет не по дням, а по часам и, будучи еще ребенком, выворачивает дубы, выламывает бревна в избе и т. д. Важно отметить, что сказочный полумедведь-получеловек убегает из берлоги, идет к людям и в большинстве случаев убивает своего медвежьего родителя. В числе подвигов взрослого богатыря Медвежье Ушко почти всегда упоминается поимка медведя, езда на медведе или запугивание попа медведем.

У славян до сих пор название этого зверя осталось в древней табуированной, иносказательной форме: "мед-ведь" - "мед ведающий", а исконная запретная форма была, очевидно, близка к североиндоевропейской, так как зимнее жилище медведя повсеместно в России называется "бер-логой", т. е. "логовом бера".

У медведя русский характер. Он - силен, свиреп, страшен, но не так уж и смел - во всяком случае, здесь он уступает волку. Есть и поговорка: «Не дал Бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы!». И ленив он («Силен медведь, да в болоте лежит»), и вороват... В фольклоре, да и в анекдотах медведь выглядит не лучшим образом. Силен, но прямолинеен, туповат... Сказочного медведя легко провести. Словом, добрый, сильный, недалекий, неуклюжий. Медвежья услуга - то, чем Топтыгин может удружить тем, кому он благоволит. А кому нет - задерет, загрызет, заломает...

Соприкосновение с огромным страшным медведем, одоление и подчинение его пробуждали в человеке самоуважение и стимулировали, кстати, лихую безалаберную русскую душевную щедрость: ручной медведь становился напарником, а порой и приятелем. Ручного медведя водили, его обучали разным штукам, его показывали, он плясал, кувыркался, он самолично собирал в шляпу деньги за представление; он танцевал, он изображал барышню, собирающуюся на свидание, и пьяного, и скрюченную древнюю старушку; медведь курил, тренькал на балалайке, разве что не пел... Правда, быть приятелем и балаганным забавником медведя принуждают: «Не охоч медведь плясать, да губу теребят». Или: «Не привязан медведь, не пляшет». Но такова медвежья доля...

На Руси издревле были популярны медвежьи бои, то есть схватка медведя с человеком (подобно испанской корриде). Смелый боец с рогатиной выходил против медведя и в одиночку его убивал. Довелось мне читать воспоминания опытного охотника-медвежатника XIX века, ходившего на медведя с рогатиной в одиночку. Он говорил, что никогда в жизни больше на такое не отважится – это чистое безумие. А мечтателей выйти против медведя с рогатиной до сих пор хоть отбавляй – не дает русским мужчинам покоя медвежья сила, хочется им единоборства со зверем. Вот только кто в этом единоборстве победит?

Рогатина, вопреки бытующему мнению, это вовсе не рогатка, а копье с перекрестьем. В отличие от боевого копья, перекрестье не дает проткнуть медвежью тушу насквозь – охотник не только ранит медведя, но и держит его на расстоянии от себя (если может, конечно). С появлением огнестрельного оружия рогатина используется для того, чтобы удержать зверя до выстрела: один охотник держит медведя на рогатине, а другой стреляет. До сих пор ненарезная двустволка считается более надежной в охоте на медведя, она безотказна. А отказ оружия в такой ситуации – смерть охотника.

Однако медведь - неагрессивный зверь, если его не трогать, и случаи нападений медведя на человека очень редки. Как правило, медведь имеет веские основания для нападения: медведица защищает детенышей, человек ведет себя вызывающе, ну и от зимнего голода человека может убить медведь-шатун. Однако медведя очень легко приучить как к человеческой пище, так и ко вкусу человеческого мяса: и то, и другое для зверя – словно наркотик, это легкая и вкусная еда. Там, где туристы приучили медведей попрошайничать, те могут запросто отобрать у человека его припасы силой. И, конечно, всем известно, как легко зверя пристрастить к спиртному.

При встрече же в лесу медведь обычно ведет себя флегматично, или, пугаясь, убегает сам. Однако не надо думать, что этот зверь вовсе неопасен и добродушен. Ударом лапы матерый самец способен переломить хребет быку, что уж говорить о человеке… Медведя надо уважать, а не боятся. И вести себя с ним в соответствии с его силищей.

Убежать от медведя невозможно: при всей своей кажущейся неуклюжести, он развивает скорость до 55-70 км/ч. Бегают медведи красиво, легко и неслышно, при этом они похожи на кошачьих – грацией, изяществом, совершенством движений. По лесу медведь ходит бесшумно, как всякий хищник. Еще медведь отлично плавает – совсем как человек, в том числе саженками. И лазает по деревьям, но только в молодости – старые медведи этого не любят.

К зиме медведь нагуливает подкожный жир (до 180 кг) и с осени залегает в берлогу. За период зимовки медведь теряет до 80 кг жира. Вопреки распространённому мнению, зимний сон у бурого медведя неглубок; температура его тела во сне колеблется между 29 и 34 градусами. В случае опасности он просыпается и покидает берлогу, отправляясь на поиски новой. Иногда медведь не успевает за осень как следует откормиться, поэтому среди зимы просыпается и начинает бродить в поисках пищи; таких медведей называют шатунами.

Самые крупные бурые медведи живут на Камчатке и Аляске. Самцы весят 400-500 и более кг; попадались гиганты весом 600-800 кг. Самый крупный медведь, пойманный на острове Кадьяк, весил 1134 кг. Некоторые самцы, встав на задние лапы, достигают роста 2,8-3 м.

В наших лесах медведи заметно меньше, весом около 200-300 кг. Их рост в холке – около метра. Самцы в полтора раза крупней самок. У медведей пятипалые (человеческие) лапы и огромные когти – до 12 см.

Друг с другом медведи не дружат, они одиночки. Только во время брачного сезона медведь сходится с медведицей, иногда они вместе проводят «медовый месяц» (и очень нежны друг с другом). Но после этого расходятся и стараются не встречаться. Взрослый самец запросто может напасть на медвежонка, поэтому медведица избегает встречи с самцами.

Медвежата рождаются в феврале, в берлоге, и весят при этом всего 300-600 граммов, а выходят из берлоги уже 25-килограммовыми. Они проводят с матерью иногда до четырех лет, кормит их медведица молоком от полутора до трех лет. Часто вместе с детёнышами-сеголетками (лончаками) держатся прошлогодние медвежата, так называемые пестуны. Но когда приходит срок, мать жестоко изгоняет медвежат. Братья еще некоторое время могут держаться вместе, но потом расходятся и не помнят родства.

О медведях можно рассказывать бесконечно. Парадоксально, но чем больше человек отдаляется от медведя, тем сильней идеализирует его образ: в массовом сознании бесповоротно утверждается антропоморфный образ медведя, представление о косматом буром хищнике как о всегда ручном, большом, добродушном, сильном и справедливом.

Но, чтобы там ни было, образ медведя для русского человека всегда был и останется одним из самых мощных архетипов. Может, секрет моего «Берендея» именно в этом?

Новости партнеров:

Сказка Кто в лесу главный короткая на ночь детям читать

Жила в одном лесу семья зайцев. Вот, как-то, родились у них зайчата. Они были маленькие и пушистые, как клубочки. Мама зайчиха и папа заяц не могли наглядеться на своих малышей. Они позвали гостей на смотрины. Звери, которые жили по - соседству, приходили с подарками и поздравляли счастливых родителей. Медведь принес бочонок меда, белка - целую корзинку орешков, ежик принес самые спелые яблоки. Каждый хотел порадовать своим подарком. Но вдруг, появилась парочка, которую никто не ждал. Это были волк и лиса. Их никто не любил и все старались обойти их десятой дорогой, потому что они были хулиганами, мусорили в лесу, обижали маленьких. Волк и лиса пришли с пустыми руками, и подошли к зайчатам.

— Какие замечательные малыши,- сказала лисица.
— Пусть растут побыстрее и пожирнее,- добавил волк.
— Уходите,- ответил заяц,- я вас не звал.
— А нас не надо звать. Мы приходим куда захотим и когда захотим. Ха-ха-ха,- рассмеялись они и, махнув хвостами, ушли прочь.
— Нужно что-то с ними делать,- жалобно обратился заяц к зверям - соседям,- эта парочка опасна для моих детишек.
— А давайте выгоним их из леса,- предложил ёж.
— Да,- поддержал медведь,- мы соберем подписи у всех жителей, и им придется уйти.
Так и сделали. Белка обскакала обитателей леса и собрала подписи, чтобы выселить волка и лису из леса. Потом принесла этот список зайцу, и тот храбро пошел к хулиганам. Но, чем ближе он подходил, тем страшнее ему было. Папа заяц увидел лису с волком на поляне. Они играли в карты на пенечке.
— Вот,- сказал зайка и протянул в дрожащей лапке документ,- убирайтесь из нашего леса!
Волк с лисой подошли ближе, прочитали бумагу, а потом громко рассмеялись.
— Ты думаешь, мы испугались,- захохотал волк, затем он схватил листок у зайца из лап и съел его,- был документ, и нет документа. Нашелся тут командир!

Зайка едва сдерживал слезы, но нельзя было плакать, ведь он отец семейства. Нужно было действовать. Он пришел домой, собрал вещи, попрощался с зайчихой и пошел за помощью ко льву. Лев должен был помочь прогнать наглецов из мирного леса. Ведь лев - царь зверей, ему все подчиняются. Долго шел зайка и, наконец, пришел. Лев лежал на солнышке, отдыхал, а по нему лазали, играя, его львята.
— Добрый день,- сказал папа заяц,- я пришел к тебе издалека за помощью, ведь ты тоже отец и должен меня понять.
Заяц рассказал льву про свою беду.
— Но ведь я не смогу все время их прогонять. Когда я пойду домой, они вернутся,- сказал лев.
Зайка пригорюнился. Но лев его успокоил.
— Кажется, я знаю, что нужно сделать,- и лев прошептал на ухо зайцу свой план.
Они вернулись в родной лес зайки и пошли искать волка с лисой. Те как раз кидали шишки в гнездо сойки. Лев спрятался за кустами, а заяц вышел вперед.
— Перестаньте немедленно,- закричал заяц,- я приказываю вам!
— А ты кто такой, чтобы нам указывать?
— Теперь я главный в этом лесу. Я был у царя зверей - льва, и он назначил меня здесь главным.
— Ну, да, так мы и поверили. Чем докажешь?
Заяц набрал полную грудь воздуха, а в это время у него за спиной, в кустах, лев зарычал со всей своей царской силы. Деревья зашатались от такого рыка. Заяц закрыл рот.
— Ну что, теперь поверили?- спросил зайка. Волк и лиса поджали хвосты и уши.
— Д-д-да. Поверили.
— Так вот,- повелел заяц,- чтобы духу вашего в этом лесу не было, и не вздумайте больше обижать зверей, а то будете иметь дело со мной!
Хулиганы развернулись и бросились наутек, только хвосты мелькали между деревьями. Зайка поблагодарил льва, попрощался с ним и пошел к себе домой. Там его встречала зайчиха и малыши.
— Вот теперь я за вас спокоен,- сказал папа заяц и погладил детишек по их пушистым головкам.
С тех пор никто в лесу не хулиганит, а волка с лисой и след простыл.

В настоящем докладе обращается внимание на образы волка, лисы и медведя в русских народных сказках. В качестве материала исследования используется трёхтомник А.Н.Афанасьева «Народные русские сказки» (1957 г., т. I; в круглых скобках далее обозначаем страницы указанного издания).

Заметим, что основное внимание обращается на сказки про животных, где волк , лиса и медведь выступают в качестве основных персонажей. Так, совершенно не предполагается рассматривать «Сказку об Иване-Царевиче, жар-птице и о сером волке», хотя она очевидно показывает верность и благородство этого зверя (серый волк в этой сказке, фактически выполнив всю работу за Ивана-царевича и вернув ему жизнь, уходит в тень, а в финале даже не упоминается – см.: I , 423).

Сказки о животных, как замечает известный специалист по сказкам В.Пропп, создавались в очень древние времена и по своему происхождению связаны с тотемизмом – мировоззрением первобытных охотников, почитавших священными некоторых животных и веривших в их сверхъестественную связь со своим родом (В.Пропп 1957: XIY). Нет сомнений, что образы волка и лисы также входят в тотемические представления славян.

Так какими же предстают волк, лиса и медведь в русских народных сказках?

Волк в отношениях с лисой почти всегда:

– простодушен (Волк спал, спал, да есть захотел и на избицу побрёл. «Ахти беда! – волк завопил. – Ахти беда! Кто масло съел, толокно сзобал?» А лиса: «Волченёк-голубок! На меня не подумай». – «Полно ты, кума! Кто подумает на тебя!» – 18);

– наивен и доверчив (Волк пошёл на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было. «Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь!» – думает он. – 3; Волчик беспечно уснул, а лиса побежала в ближнюю пасеку, украла сот, съела, а вощинами всего волка облепила. Проснувшись и быв изобличён, волк повинился, что он и сам не помнит, как это случилось, но после такого ясного доказательства винится и очень охотно подчиняется приговору лисички-сестрички, чтобы при первой добыче не иметь ему в ней доли, а всю уступить лисе. – 7);

– жалостлив и больше верит словам, а не очевидности неблаговидных поступков («Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!» – «Эх, куманёк, – говорит лисичка-сестричка, – у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь». – «И то правда, – говорит волк, – где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу» – 4; Волк долго отнекивался, наконец согласился. – 9);

– страдает от собственной доверчивости (А обманутого волка с примёрзлым хвостом увидали на пруде мужики и убили его. – 4; Бабы пришли, да и убили волка, а лисичка убежала. – 18);

заканчивает жизнь плачевно:

– в качестве бирюка-одиночки (Только что сунулся бирюк сдуру – а капкан щёлкнул и ухватил его за морду . – 43; Коза с лисою прикрыли его доскою, и бирюк сгорел – 77; см. также: Старая хлеб-соль забывается – 43);

– в качестве глупца (Так и скончал свою жизнь серый волк! – 80; сказка «Волк-дурень»; Кургузый как выскочит из-под низу да бежать! Все семеро волков попадали наземь да за ним вдогонку; нагнали и ну его рвать, только клочья летят. – 80);

– в качестве сотоварища медведя и лисы (Сказки «Звери в яме» – 44; «Кот и лиса» – 62; «Зимовье зверей» – 92-93);

иногда умнеет и отказывается иметь дело с лисой (Волк провёл по брюху лапою и нашёл, что оно в масле. «Что, куманёк, не стыдно ли свой грех на чужих сваливать? Отпирайся теперь, вор, а укоры-то верные». Волк осердился, с досады и горя пустился бежать и домой не воротился. <…> Волк эту быль мне сам рассказывал и заверял, что вперёд никогда не станет жить вместе с лисою. – 21; «Нет, лебёдушка, пошла вон из моей избы, чтоб я тебя не видал!» Лиса ушла, а волк стал по-прежнему поживать да медок запасать. – 22).

Представители какого рода (этноса) у русских людей считаются простодушными, доверчивыми, жалостливыми («жалеет – значит любит»), любящими слово и страдающими от своей доверчивости? – Они сами. Представители какого этноса ценят коллективизм (соборность) и разум? – Русского. Приведём лишь одну цитату: «Русский народ, считал архиепископ Русской зарубежной церкви Аверкий, виновен в том, что он проявил себя слишком наивным и доверчивым к обольстившим его врагам своим, поддался их лукавой пропаганде и не оказал достаточно сильного сопротивления» (Аверкий, архиепископ. Современность в свете Слова Божия. Т. IY. Джорданвилль, 1975. С. 97-98; цит. по: О.А.Платонов 2004: 217). Нет сомнений, что в сказках о животных волк выступает как тотемное животное именно русского народа, фактически воплощая все его наиболее характерные особенности.

Наше представление о том, что именно волк является тотемным животным русского народа, подтверждается, кроме текста сказок, и самыми последними работами других исследователей, прежде всего А.А.Меняйлова и Л.Н.Рыжкова.

Реальный волк обладает совсем не теми качествами, которые ему обычно приписываются. Ср. в лингвокультурологическом словаре «Русское культурное пространство»: «В русских сказках о животных и в авторских баснях волк предстаёт вечно голодным, глупым и жадным», «Волк – жестокий и беспощадный хищник, признающий только силу» (Русское культурное пространство 2004: 64). В общем, волк обычно подаётся как ходячий желудок на четырёх ножках, по ироническому выражению А.А.Меняйлова. Если же обобщить этнографические наблюдения А.А.Меняйлова, то волк:

– никогда на человека не нападает (А.А.Меняйлов 2005: 63);

– необычайно умён и способен на многоходовые комбинации (А.А.Меняйлов 2005: 26);

– чрезвычайно коллективное животное в рамках волчьей стаи, включающей сотни и тысячи семей на громадных территориях (А.А.Меняйлов 2005: 97);

– в качестве основной пищи использует мышей и других грызунов (вовсе не случайно в некоторых районах Украины волка называют «мышиным богом»), на крупную дичь волки выходят только зимой и только от голода, а здоровых особей на своей территории не только не трогают, но даже охраняют (см.: А.А.Меняйлов 2005: 158, 193);

– отличается благородством и верностью в семейной жизни («Если милый друг погибает, то оставшийся в живых в новые сексуальные контакты не вступает. Вдовец присоединяется к полной семье и принимает участие в воспитании и выкармливании их волчат в качестве «дядюшки» [А.А.Меняйлов 2005: 25]);

– считает своим злейшим врагом лису и даже в охотничьем окладе, увидев лису, сначала её ловит и душит, а уж затем продолжает свой путь (А.А.Меняйлов 2005: 100),

– защищает человека доброго и возвышенного и режет собак и прочую живность у попов, девиц лёгкого поведения и людей непорядочных (А.А.Меняйлов 2005: 73-78).

Представление о волке как о тотемном животном этноса было живо до исторически недавнего времени у многих народов. «В Грузии и во времена детства Сталина тоже, если охотник убивал волка, то ему предписывалось облечься в траур – как по упокоившемуся значимому родственнику. Во многих народах волка полагалось неприбранным не оставлять, а непременно похоронить. А якуты и вовсе найденного мёртвым волка хоронили, как великого шамана: оборачивали в солому и подвешивали к ветвям дерева» (А.А.Меняйлов 2005: 13).

Основываясь на совпадении археологических, мифологических и языковых данных, Л.Н.Рыжков пишет: сам Рим был основан славянами «в своих античных ипостасях от троянцев до сербов Германии, Швейцарии, Житалии, Вострии и Югославии» (Л.Н.Рыжков 2002: 104). Важно помнить, что памятник в Риме поставлен именно волчице, – это ещё одно из проявлений справедливости представлений о волке как тотемном животном русского, а также других славянских народов.

В связи со сказанным становится понятной несправедливость общепринятой ныне трактовки латинской формулы «человек человеку волк» (homo homini lupus est) как формулы «человек человеку зверь». В изначальном смысле homo homini lupus est означало человек человеку Человек , т.е. Учитель с большой буквы. В лингвистическом плане – по отношению к понятию волк – несомненен происходящий со временем процесс десакрализации.

В лингвокультурологическом плане интересно сопоставить две пословицы: английскую Dog eats dog (Собака ест собаку) и латинскую Lupus non mordet lupum (Волк волка не кусает). Поведение типа «акме» постулируется второй из этих пословиц, где утверждаются принципы коллективности, соборности поведения. Общеизвестно, что когда в схватке волков становится очевидной победа одного из них, то побеждённый подставляет противнику шею для нанесения тем последнего удара, но победитель, рыча, уходит в сторону. С таким поведением волков перекликается столь же известная русская поговорка «лежачих не бьют». Иными словами, латинские пословицы Lupus non mordet lupum и homo homini lupus est изначально содержали кодекс нравственного человека: человек человеку друг и Учитель .

В английской же пословице Dog eats dog постулируются принципы демократического поведения, сформулированные ещё Платоном: «Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый [находится в войне] с самим собой». А.Ф.Лосев справедливо назвал этот принцип проповедью «звериной борьбы всех против всех» (см.: Платон 1990: 40)

В плане нравственных ценностей поведение волка – на уровне генетической памяти – поведение волка значительно предпочтительней поведения собаки (исключение составляют собаки канака, см. об этом: А.А.Меняйлов 2005: 14-19, 265-266). Поэтому изречение «Собака – друг человека» в конечном счёте – на уровне генетической памяти – вряд ли оказывается истинным.

Напомним, что именно волк упоминается как образец воинского поведения в словах Буй Тура Всеволода («Песнь о полку Игореве»): «И рече ему Буй Тур Всеволод: один брат, один свет светлый ты Игорю, оба есве Святъславличя; седлаи, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска на переди; а мои ти Куряни сведоми к мети, под трубами повити, под шеломы възлелеяны, конець копия въскръмлени, сабли изъострени, сами скачють акы серыи влъци в поле, ищучи себе чти, а Князю славе» (Хрестоматия 1974: 65). Уподобление волку достаточно часто используется в указанном памятнике и при описании неуязвимости в перемещениях: «Гзак бежит серым влъком…», «…Игорь Князь <…> въвръжеся на бръз комонь, и скочи с него босым вълком, и потече к лугу Донца…», «…тогда Влур вълком потече, труся собою студеную росу» (Хрестоматия 1974: 66, 70).

А какова лиса Лиса почти всегда выступает в качестве:

врага волка («Мёрзни, мёрзни, волчий хвост!» – 3; Тогда лиса благим матом побежала в село и начала кричать: «Сюда, люди! Спешите бить волка, примёрз к ополонке!» – 8; Волк пошёл рубить дрова на сани, а лиса осталась пасти лошадь. От скуки она выела у лошади всю внутренность, напихала туда живых воробьёв и дырку под хвостом заткнула соломой. – 9; Он не учул, да и спрашивает: «Чего ты, кума, говорила?» – «Чтоб бог дал тебе боле рыбы-то». Бабы пришли, да и убили волка, а лисичка убежала. – 18; Тут лиса сметила, что мужики на тропинке поставили капкан; она привела бирюка к самому капкану и говорит: «Ну, вот здесь целуй!» Только что сунулся бирюк сдуру – а капкан щёлкнул и ухватил его за морду . – 43);

учителя жизни (Зело удивительно: шла лисица из дальних пустынь. Завидевши петуха на высоцем древе, говорит ему ласковые словеса: «О милое мое чадо, петел! Сидишь ты на высоцем древе да мыслишь ты мысли недобрые, проклятые; вы дéржите жен помногу: кто держит десять, кто – двадцать, и́нный – тридцать, прибывает со временем до сорока! Где сойдётесь, тут и дерётесь о своих жёнах, как о наложницах. Сниди, милое мое чадо, на землю, да покайся! Я шла из дальних пустынь, не пила, не ела, много нужды претерпела; всё тебя, мое милое чадо, исповедать хотела». – 26; Долго они сидели, сильно проголодались – есть-то нечего. Лиса и придумала… – 44; «Да покажись же ты, Петя! Полно, не верь коту. Если бы я съести хотела тебя, то давно бы съела; а то, вишь, я тебя люблю, хочу тебе свет показать, уму-разуму тебя наставить и научить, как нужно жить» – 56);

воровки – как самой по себе (А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза всё по рыбке да по рыбке, всё по рыбке да по рыбке. – 3; Ночью лисонька украла и барашка, а поутру требует, чтобы за него отдали ей бычка. – 15; см. также: 6, 7, 18; 19), так и за компанию (Настала ночь, к дверям пришла другая лиса и стучится. Волк услыхал и начал будить свою куму: «Кума! Вставай, пришли за тобой». – «Спасибо тебе, куманёк, что разбудил; я бы проспала». Вышла и пустила тихонько в сени свою подругу. Залезли они на полдовку, где у волка было много мёду, и съели половину кадушки. – 21-22);

обманщицы («Я, куманёк, говорю: битый битого везёт» – 4; В третий раз опять так же обманула лисица волка и долизала уж весь медок. – 16; Он не учул, да и спрашивает: «Чего ты, кума, говорила?» – «Чтоб бог дал тебе боле рыбы-то». – 18; Старик спрашивает: «Каково старушка?» – «Пошевеливается!» – говорит лиска, а сама доела старуху, собрала костьё и сложила в уголок и принялась месить саламату. – 30; Только лисица надула медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала от него и ест себе потихоньку. – 45);

манипулятора («Эка, ведь я же наловила; ты, куманёк, ступай на реку, опусти хвост в прорубь – рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь» – 3; «Я себе построю лубяную <хатку>, а ты ледяную» – 4; «Петушок, петушок! Слезь сюда, я тебя исповедаю: у тебя семьдесят жён, ты завсегда грешон». Петух слез; она хвать его и скушала. – 4; Положивши лапку, лиса после долгих переговоров упросила и о другой, третьей, четвёртой, потом умолила волка иметь сострадание и к её хвосту, который так жалко волочился, и умостилась совсем в санках. – 9; Долго ли, коротко ли – прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. – 16; см. также: 19, 25, 26);

хитрой особы (Пошла лисица в лес, яко долгий бес … – 27;):

– умеющей втираться в доверие (Лето стало, у лисички избушка и растаяла. Пошла она к волку на фатеру проситься: «Пусти-ка, кум, меня на лесенку». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лезь инно!» Взошла кума на лестницу; как бы добраться до печки? Начала она умолять кума не вдруг, а потихоньку, помаленьку: «Пусти-ка, кум, меня на крылечко-то». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лезь инно!» Взошла на крыльцо: Пусти-ка, кум, меня в сенцы-те». – «Нет, кума, не пущу». – «Пусти, кум!» – «Ну, лезь инно!» – 17; см. также: 18);

– не способной к благодарности за помощь в трудное время (Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала. – 23);

– считающей себя выше тех, кто с ней общается (Она выпрыгнула из саней и закричала: «Оставайтесь, дураки!», а сама ушла. – 15; Лисичка стала смеяться над кумом: «Ясни, ясни на небе, мёрзни, мёрзни у волка хвост!» – 18);

– изобретательной в умении обманывать («Ну, хорошо! – говорит лисица. – Давай ляжем на солнышке, у кого вытопится мёд, тот и виноват». Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка. «Кум, кум, – толкает волка, – это что? Вот кто съел!» И волк, нечего делать, повинился. – I , 16; Волк уснул, а у лисички выпреглось масло; она им и вымазала кума. Пробудился волк, лисичка ему и говорит: «Ведь ты, кум съел!» Он говорит: «Нет – ты, кума!» Спорили да спорили и не могли переспорить один другого… – 17; см. также: 20; 21;)

– не чуждой к использованию магии (Вот он хлеба каталажку наклал и отправился ловить сельдей, как кума его учила. Пришёл он к реке, упустил в воду хвост, да и держит, а лиса в то же время молит: «На небе ясни, ясни! У волка хвост мёрзни, мёрзни!» И вот треснул мороз, что у волка хвост замёрз. Пришли поповы дочки и волка кичигой зашибли, да из шкуры себе шубы сшили! А лиса осталась одна жить, и теперя живёт, и нас переживёт. – 19);

– чрезвычайно мстительной («Изволь, куманёк! Возьми ведро, привяжи к хвосту, да и опусти в прорубь: рыба и найдёт к тебе, сама в ведро; только ты часа два посиди у проруби!» Волк так и сделал; но только часа через два хвост-то у него примёрз к проруби, так что он, как ни старался, – оторвать его не мог. Поутру пришли мужики и убили его.

Пришла лиса к медведю в берлогу и выпросилась перезимовать у него. На зиму запаслась она цыплятами, положила их под себя и ела понемножку. Медведь однажды и спрашивает: «Что ты, кумушка, ешь?» – «Да что, куманёк, изо лба кишочки таскаю да и кушаю». – «И сладко?» – спрашивает медведь. «Сладко, куманёк». - «Дай-ка попробовать!» Она ему дала немного курятинки. Облакомился Мишка и ну тискать себе изо лба кишочки, до тех пор надрывался, пока не околел. А лисица этому и рада. Ей и пищи на целый год, и мягкая постель, и теплая конура. – 14).

Судя по характеристикам лисы в русских народных сказках (враждебно настроенной к волку, поучающей, склонной к воровству, обману и манипуляциям, хитрой и изобретательной в обмане, умеющей втираться в доверие, считающей себя выше тех, кто с ней рядом, несоразмерно мстительной особы), она вовсе не герой для русского народа: её качества вызывают у него отвращение. Вряд ли поэтому объективными и истинными представляются следующие слова В.Я.Проппа: «Слабая лисичка обманывает сильного, но глупого волка и выходит победительницей из всех бед» (В.Пропп 1957: XIY).

Суждение В.Я.Проппа представляется неверным по нескольким основаниям.

Во-первых, лисичка далеко не всегда выходит победительницей из всех бед (особенно когда сталкивается с другими, кроме волка, персонажами, см.: 24, 25, 27, 34, 42, 46, 51, 52, 57, 58, 93, 96).

Во-вторых, лиса часто оказывается жертвой собственной материалистичности: так, наказывая собственный хвост, зачастую теряет жизнь, и примеров такого рода в сказках приводится много (см.: 34, 36, 37, 38).

В-третьих, в психологической науке само по себе служение другим (альтруизм), которое в сказках часто демонстрирует волк (лисе, Ивану-царевичу), оценивается как проявление психического здоровья, а вовсе не глупости, ср.: «Ещё у русского психолога А.Ф.Лазурского находим мы основанный на тщательных наблюдениях вывод, что здоровье личности в наибольшей степени обеспечивает идеал бескорыстного служения другому. "Альтруизм, – писал он, – в том или ином виде представляется формой, и средством, и показателем наилучшей гармонии между личностью и средой. Здесь извращённых нет"» (Б.С.Братусь 1999: 45).

Конечно, может быть, с точки зрения людей, для которых доверчивость, открытость и альтруизм являются проявлением глупости, приведённое суждение В.Я.Проппа и справедливо, но вряд ли приложимо к генетической памяти славян (и прежде всего – русского народа) и не соответствует мнению многих психологов.

«Сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». Какой же смысл приобретают неудачи и успехи волка в русских народных сказках в его столкновениях и общении с лисой? Полагаем, что сказки содержат совет-предостережение носителю этномифологического мышления русского народа – быть умным и внимательным при общении с представителями других этносов, особенно с теми, кто одновременно:

– враждебно настроен и при этом активно стремится втереться в доверие;

– склонен к воровству, обману и манипуляциям,

– считает себя выше тех, кто с ним рядом,

– мстителен и обычно

– рядится в тогу учителя жизни.

Возможно и более узкое толкование смысла русских народных сказок, если учесть гендерные аспекты их послания (волк – существительное мужского рода, т.е. мужчина, а лиса – женского, т.е. женщина). Сказки предостерегают русских мужчин от заключения союзов с женщинами, обладающими вышеперечисленными признаками. Русские народные сказки содержат предостережение о духовной и материально выраженной бесплодности, разрушительности таких союзов.

А что говорится о медведе в русских народных сказках? – Медведь :

иногда великодушен к тем, кто находится на грани жизни и смерти: «Собака ушла в лес и легла под дерево издыхать. Вдруг идёт медведь и спрашивает: «…А что, кобель, хочется тебе есть?» – «Ещё как хочется-то!» – «Ну, пойдём со мною; я тебя накормлю». …Попадается им навстречу жеребец… Вот медведь схватил жеребца за брюхо; жеребец упал наземь. Медведь разорвал его и говорит: «Ну, кобель, ешь сколько угодно. А как приберёшь всё, приходи ко мне» (84);

невоздержан во хмелю до неприятностей: «Кобель видит, что гости и хозяева порядком перепились, и ну угощать приятеля. Медведь выпил стакан, другой, и поразобрало его. Гости затянули песни, и медведю захотелось, стал свою заводить; а кобель уговаривает: «Не пой, а то беда будет». Куды! Медведь не утихает, а всё громче заводит свою песню. Гости услыхали вой, похватали колья и давай бить медведя; он вырвался да бежать, еле-еле жив уплёлся» (85);

доверчив к обманутым им ранее хитрецам до смерти: «Мужик принялся рубить; глядь – ан медведь бежит и мужику кричит: «Эй, старик! Что это за крик?» Мужик говорит: «Волков ловят да медведей». – «Ох, мужичок, положи меня в сани, закидай дровами да увяжи верёвкой; авось подумают, что колода лежит». Мужик положил его в сани, увязал верёвкою и давай обухом гвоздить его в голову, пока медведь совсем окочурился» (35; см. также 37, 38);

просто глуп : «Что ты, кумушка, ешь?» – «Да что, куманёк, изо лба кишочки таскаю да и кушаю». – «И сладко?» – спрашивает медведь. «Сладко, куманёк». – «Дай-ка попробовать!» – Она ему дала немного курятинки. Облакомился Мишка и ну тискать себе изо лба кишочки, до тех пор надрывался, пока не околел. А лисица этому и рада. Ей и пищи на целый год, и мягкая постель, и тёплая конура» (14); «Только лисица надула медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала от него и ест себе потихоньку. Вот медведь начинает опять голодать и говорит: «Кума, кума, где ты берёшь себе еду?» – «Экой ты, кум! Ты возьми-ка просунь себе лапу в рёбра, зацепись за ребро – так и узнаешь, как есть». Медведь так и сделал, зацепил себя лапой за ребро, да и околел» (45-46; см. также: «Медведь, лиса, слепень и мужик» – 71; «Зимовье зверей» – 93);

хитёр , если есть возможность что-то своровать : «Медведь с досады перестал ходить по задам, а подойдёт под окно к старухиной избе и запоёт песню: «Скрипи-скрипи, скрипка, на липовой ножке! И вода-то спит, и земля-то спит; одна бабушка не спит, свою шёрстку прядёт!» Выйдет старуха за ворота посмотреть – кто так хорошо поёт, а медведь шасть назад к плетню, стибрит овцу и уйдёт в лес. Так-то всех овец и перетаскал» (83);

часто бывает обманут лисой : «Всех – и курочку, и гуська, и барашка, и бычка – она передушила, мясо припрятала, а шкуру бычка набила соломой и поставила на дороге. Идёт медведь с волком, а лиса говорит: «Подите, украдьте сани да поедемте кататься». Вот они украли и сани, и хомут, впрягли бычка, сели все в сани; лиса стала править и кричит: «Шню, шню, бычок, соломенный бочок! Сани чужие, хомут не свой, погоняй – не стой!» Бычок нейдёт. Она выпрыгнула из саней и закричала: «Оставайтесь, дураки!», а сама ушла» (15);

иногда вступает с волком и зайцем во временный союз против лисы : «Все вы ничего не смыслите! Пойду уж сама», – говорит лисица. Пока она ходила, медведь с волком и съели лошадь, а в шкуру лошадиную набили моху и опять запрягли как бы живую лошадь. Лисица выбрала славную оглобельку; приходит к телеге, а уж на ней нет ни медведя, ни волка, ни зайца» (13);

достаточно трусоват по отношению к тем, кто кажется сильнее: «Зайчик опять идёт да плачет. Ему навстречу медведь: «О чём, зайчик, плачешь?» А зайчик говорит: «Отстань, медведь! Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала». – «Не плачь, зайчик! – говорит медведь. – Я выгоню её». – «Нет, не выгонишь! Собаки гнали – не выгнали, и ты не выгонишь». «Нет, выгоню!» Пошли гнать: «Поди, лиса, вон!» А она с печи: «Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!» Медведь испугался и ушёл» (23); «Волк вскочил, да давай бог ноги, и был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел. «Ну, – думает медведь, – увидал меня!» Слезать-то некогда, вот он положился на божью волю да как шмякнется с дерева оземь, все печёнки отбил; вскочил – да бежать!» (61; см. также 62, 63, 65-66, 69, 70, 94);

ничего не понимает в сельском хозяйстве : «Посеял мужик с медведем вместе репу, и родилась репа добрая. Медведь мужику сказал: «Твои коренья, а мои верхушки». Мужик всю зиму ел, а медведь с голоду помирал. На другой год медведь сказал мужику: «Давай сеять пшеницу». Пшеница родилась добрая. «Теперь ты бери верхушки, – сказал медведь мужику, – а мои коренья». Мужик всю зиму ел, а медведь едва с голоду не помер» (37);

выступает по отношению к окружающим как страшная, агрессивная сила : «Пахал мужик ниву, пришёл к нему медведь и говорит ему: «Мужик, я тебя сломаю!» (35); «Ну, мужик, – говорит медведь, – я теперь на тебя сердит, съем тебя!» Мужик отошёл и заплакал» (36; ср.: «А я лесной гнёт!» Сел на кувшин и всех раздавил» – 126; а также: 37, 50, 67, 82, 125, 126, 127);

по отношению к мужику выступает в качестве:

– хозяина, которому тот беспрекословно должен подчиняться : «Быть так, – сказал медведь, – а коли обманешь – так в лес по дрова ко мне хоть не езди!» (35); «Теперь не езжай ко мне по дрова, а то задеру!» Мужик воротился из города и боится ехать в лес» (35);

– субъекта, которого мужику можно и нужно обманывать : «Нет, не замай (не трогай); я вот сею репу, себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки». «Быть так, – сказал медведь, – а коли обманешь – так в лес по дрова ко мне хоть не езди!» Сказал и ушёл в дуброву. Пришло время: мужик репу копает, а медведь из дубровы вылезает. «Ну, мужик, давай делить!» – «Ладно, медведюшка! Давай я привезу тебе вершки», – и отвёз ему воз ботвы. Медведь остался доволен честным разделом» (35; см. также 36)

Кого же именно русские люди воспринимают в качестве хозяйничащей по жизни страшной, агрессивной, иногда великодушной силы, ничего не понимающей в сельском хозяйстве, в значительной степени трусоватой и вороватой, которую можно и нужно обманывать? Как нам представляется, образ медведя в русских народных сказках ассоциируется с образом начальника (не случайно – Михаила Потапыча Топтыгина ). Именно начальников русские люди чаще всего воспринимают как глупую, агрессивную, страшную (и одновременно трусоватую) силу, которую можно и нужно обманывать. Медведь, как свидетельствуют русские народные сказки, – начальник леса Жизни…

Полагаем, что русские народные сказки имеют определённое – метафорически выраженное – психотерапевтическое содержание. Сегодня, когда правят лисы (особенно много таких учителей жизни в средствах массовой информации), они убеждают волков, что те – всего лишь несовершенные лисицы или медведи. Интересно, что многие молодые волки так и думают и стремятся во всём подражать лисам и медведям. Но волк лисой или медведем не может стать по определению. Самое большое, что может сделать волчонок в этом направлении, – это забыть о своей природе и превратиться в беспородную и безродную дворняжку, которую легко будет небрежно отшвырнуть одним движением сапога. Возрождение России возможно только на базе пробуждения генетической памяти русского народа, на базе осознания силы и слабости предков, а лучшим проводником по генетической памяти являются народные сказки.

Цитируемая литература:

Братусь Б.С. Нравственная психология возможна // Психология и этика: опыт построения дискуссии. Самара: Изд. Дом «БАХРАХ», 1999. С. 29-48.

Рыжков Л.Н. О древностях русского языка. – М.: ИЦ «Древнее и современное», 2002. – 368 с.: ил.

Хрестоматия по истории русского литературного языка / Составитель А.Н.Кожин. – М.: Высшая школа, 1974. – 415 с.