«свидетельствуем страданиями» (7, окончание). Каким воспоминаниям о распутине можно верить

Глава XII. Семейство Головиных

С перваго раза, когда я увидала Муню и Любовь Валериановну Головиных, и до того дня, когда я пришла к ним после Октябрьской революции осенью 1917 г., я часто задавала себе вопрос, почему они взяли себе духовным руководителем и советчиком Р.? А что для них он был именно только этим, за это можно ручаться с полной достоверностью. Их кровное родство с царским домом и близость к Вырубовой исключала протекцию Р. Сестра Любови Вал. Ольга Вал. была замужем за дядей царя в<еликим> к<нязем> Павлом Александровичем, а за ее сыном от перваго брака к<амер>-юн<кером> Пистелькорсом была замужем Александра Александр. Танеева, сестра Ан. Ал. Вырубовой.

Старая Головина часто мне рассказывала, как их семья и Ан. Ал. Вырубова одни остались верны Р., когда его постигла опала в 1910 г. Во всех темных политических интригах Р. Головины не принимали никакого участия, как о том свидетельствует вся написанная до сих пор литература о Р., где имя Головиных не стоит нигде в связи с делишками, проводившимися через Р. Муню называют только его первой секретаршей, но остается невыясненным, что именно подразумевается под этим званием: свои «пратеции» Р. всегда писал сам: криво, косо, но сам. А получаемые на его имя письма прочитывались ему также и другими, имевшими доступ дальше приемной. Денежной поддержки Р. тоже не оказывал им, т. к. в то время, как я их знала, они часто очень нуждались и никогда в голову им не приходило прибегнуть к помощи Р. Как доказательство того, что они не брали у Р. денег, может служить тот незначительный факт, что когда Муня, уезжая к Лохтиной в Верхотурье осенью 1915 г., пошла с Р. покупать ножницы для Лох., то нужные для этого полтора рубля взяла у Люб. Вал. Остаются любовные отношения, но здесь я тоже могу сказать, что обращение Р. с Головиными совершенно отличалось от обращения его с другими посетительницами. Никогда я не видала, чтобы он тискал или целовал Муню, а когда целовал, то выходило это у него так просто, как это и до сих пор встречается в глухих углах России, когда старики и пожилые мужчины целуются при свидании, и поцелуй Р. Муни был всегда совсем другой, чем с прочими.

Мне говорили лица, близко знавшие Р. и Муню, что большинство помощи Р. делал через Муню, и про нее рассказывали, что она нарочно ходила по окраинам города и отыскивала тех, кому надо было помочь. Это одна сторона дела – теперь другая, как могло такое чопорное, в строгих правилах прежней узкой морали воспитанное семейство, как Головины, не только мириться с разнузданностью поведения Р., но даже делать вид или на самом деле ничего не замечать из того, что его окружало? Ведь не слепы же и глухи они были? ведь сколько раз мы с Муней присутствовали вместе при сценах, откровенных и циничных до последнего предела, и Муня продолжала тихонько мигать своими ясными глазами, и лицо ее не выражало даже смущения. Отношение ее к Р. – это не поклонение перед святостью, это какая-то слепая вера в то, что все сделанное им правильно, что так и надо. У Люб. Вал. в первые годы нашего знакомства еще были попытки критики, но уже в 1916 г. она изменила свое отношение и также начала утверждать, против всякой очевидности, что Р. только завлекают злонамеренные люди во всякие неприятные истории, а сам он тут решительно ни при чем, т. к. он настолько выше всяких людских дрязг, что даже не замечает и не понимает дурное.

Это было в 1914 г., вскоре после моего знакомства с Р., когда я по приглашению Муни пришла к ним. Старинный темный дом на Мойке с антресолями, внутренними дубовыми лестницами, застланными толстыми коврами, молчаливым казачком в большой прохладной передней, белой гостиной с венецианскими зеркалами и лакированной мебелью, шелковым будуаром с спящей в углу низкого стеганого дивана собакой монстром из породы бульдогов; старинным чудесным портретом Левицкого в резной раме, надтреснутым фарфором и жуткой тишиной забытых покоев, изредка резко нарушаемой телефонным звонком.

В то время, когда я с ними познакомилась, отца уже не было в живых, жили трое, Люб. Вал. с дочерьми, из них старшая Ольга Евгеньевна была сестра милосердия и домой приходила редко. Бабушка Ольга Васильевна Карнович, прозванная Р. «орлом», жила отдельно и приезжала изредка в своей шелковой двухместной каретке, запряженной парой караковых, а чаще семейные бывали у нее. Она относилась к Р. неодобрительно, как сама мне говорила, но, нежно любя Муню, скрывала свою неприязнь и даже иногда кротко сознавалась, что «не нам судить», и просила Р. помолиться.

Весь склад в доме был почти монастырский: строго заведенные часы обеда и завтрака, покорная почтительность Люб. Вал. к матери и у дочерей к ней, тихо, почти шепотом, отдаваемые приказания, беззвучно скользящая прислуга, лампадки у образов и неуловимый запах оранжерейных цветов, свечей, старых материй, выдыхающихся духов и ладана, какой бывает в игуменских кельях и барских домах, где долго живут одни и те же люди.

И, наряду с этим, разнузданная вольность Р., его разухабистые словечки и пляска, и вера в его святость у Муни, и искренняя преданность к нему Люб. Вал. И тут же дикие выклики Лохтиной: «Падите ниц! сам бог сошел на землю!» – ее кликушеские выходки и нелепая одежда с развевающимися лентами – все это делало какой-то неясный сумбур понятий и до корня переворачивало все общепринятые законы обыденной жизни. Ольга Евг. относилась к Р. крайне неприязненно, и мне говорили, что и в сестры милосердия она ушла, чтобы пореже бывать дома и не встречаться с Р. Но уже в конце второго года нашего знакомства ее отношение стало меняться. Раз как-то, когда мы с Муней говорили на нашу излюбленную тему о том, почему я не могу почувствовать «духа» Р., Ольга Евг., сидевшая с нами, вдруг сказала со вздохом: «Как жаль, что я испытываю то же, что вы, но вы не жалеете об этом, а я очень. В самом деле, если допустить, что я из-за каких-то нелепых предрассудков прошла мимо Гр. Еф. и не увидала глубину его духа, который дает столько отрады другим, то это очень горько. Вы посмотрите на Муню, как она спокойна и счастлива, а я все мечусь и нигде не найду себе нравственной поддержки». Муня кротко смотрела перед собою и улыбалась, а я с грустью подумала, что время недалеко, когда она, подобно Лох., закричит: «Падите ниц! сам бог сошел на землю!»

Про свою встречу с Р. Муня рассказывала мне так. Я увидала Гр. Еф. в первый раз в Казанском соборе, у меня было тогда большое горе, я стояла перед иконой и не могла молиться, и вдруг я слышу, кто-то ответил мне на мои мысли. Я обернулась и увидела странника в сером армяке, а он наклонился ко мне и еще несколько слов сказал, и я увидала, что он знает не только то, что я сейчас думаю, а и то, что было раньше, и я сразу так в него уверовала, что у меня никогда после не было колебаний. Прежде я мучительно старалась объяснить себе жизнь, а Григ. Еф. мне так все ясно растолковал, что я больше ни о чем не задумываюсь. Вы так поверхностно к нему подходите и не видите всю глубину его духовной красоты, вы должны хотя понять, как он добр, ведь он всех жалеет и всем одинаково помогает и не спрашивает, хорош человек или плох… «Значит он и мошеннику поможет?» – сказала я. Муня тихонько покачала головой. «Мошенник тоже ведь человек», – заметила она кротко. Это был такой убийственный аргумент, против которого не приходилось возражать! Но я не унялась: «А обращение Гр. Еф. с женщинами, как вы к этому относитесь, Мария Евген.?» – спросила я. Муня опустила голову и помолчала несколько секунд, но потом сказала твердо: «Это все испытание по неверию, хотя, конечно, по слабости своей я бы хотела, чтобы этого не было. А только мы сами виноваты: попробуйте хотя раз как должно подойти к Григ. Еф., и вы увидите, как он будет с вами обращаться. Вы сами думаете всегда неподобающее, вот он вас и испытывает. А у меня к нему не бывает смущения, и я от него ничего подобного никогда не видала, про него к тому же много говорят напрасно и обвиняют в таких делах, о каких он и не знает». Мне всегда становилось немножко совестно перед Муней во время наших бесед: я никогда не могла понять, представляется ли она или на самом деле не видит, что видимо всем, но, с другой стороны, ведь и почти все дамы и девицы совершенно непринужденно вели «духовные» беседы в столовой Р. в то время, как он «молился» с одной или двумя в спальне и оттуда слышалась заглушенная возня и иногда нервный, «благовоспитанный» смешок и тихий стон. А раз произошел такой случай: мы с Муней засиделись у Р., и, когда стали прощаться, он ухватил меня и стал настойчиво просить остаться ночевать, причем совершенно ясно, без всяких намеков, все сильнее распаляясь и поскрипывая зубами, расписывал мне все ожидаемое блаженство. Наконец, еле отделавшись от него, мы вышли, и, спускаясь по лестнице, я сказала, не утерпев: «Ну а теперь что вы на это скажете?» Но, кротко посмотрев на меня своими мигающими глазами, Муня сказала: «Все это надо понимать духовно», – и такая грусть о моем заблуждении была в ее голосе, что, решительно одурев на минуту, я должна была признать, что земля слетела на луну, что белое вдруг стало черным – иными словами: Р. духовный руководитель, а я испорченная девчонка, видящая во всех словах гадкие намеки. Ведь если уже это понимать «духовно», тогда что же это «духовное» означает? А потом, когда мы уже сидели на извозчике и ехали на Мойку, Муня вдруг сказала: «А если он вас испытывает? Ему известно все, он знает и ваше малодушие и ваше неверие, почему вы не останетесь и не посмотрите, что будет? Я уверена, что он только хочет вас наставить на истинный путь…» Благодарю покорно от такого «истинного пути» в объятиях Р. Хорошо, что я знаю приемы Джиу Джитси, и только благодаря им уцелела от «испытаний» и «наставлений» в вере Р.!

Но, с другой стороны, все так же остается совершенно неясным, чем же сумел Р. так убедить в своих высоких духовных качествах семью Головиных, что для них, с 1910 г., не существовало другого авторитета, кроме Р., и в доме их он держал себя как родной человек. Недаром старая Головина говорила, вздыхая от полноты чувств: «Григ. Еф. я люблю как родного брата, и чем больше я его узнаю, тем больше ценю».

Как я уже сказала, деловых отношений между Р. и Головиными не существовало, чему ясным доказательством служат запутанные денежные дела семьи, которые за годы нашего знакомства только все больше усложнялись, а никак не приходили в блестящее состояние. О любовных чувствах не может быть речи, эти чувства, согласно старой пословице, что кошель, их никак не скроешь. Рано или поздно тем или иным способом, а человек должен выдать себя. И я, проводившая с ними иногда целые дни, не могла бы этого не заметить. Остается, следовательно, последнее: Р. как-то так сумел овладеть их разумом и сердцем, их волей, что они, действительно, видели черное белым, а белое черным. Ведь недаром же существует сила внушения, а ее не отрицает никто!

В то время по Петербургу ходила сплетня, переданная мне одной из посетительниц Р., о том, как в Царском Селе Р. пригласил к себе «помолиться» одну совсем молоденькую жену л<ейб>-гвардейца свиты ее В<еличества> и та потом очутилась почему-то в полугорячечном состоянии на вокзале Цар<ского> Села, была привезена в Петерб<ург> случайно встретившим ее знакомым и, прохворав три недели, написала царице письмо с какими-то кошмарными разоблачениями. Но следствием этого письма явилась ссылка ее мужа в Дагестанский полк на Кавказ, а с тем вместе и ее. Если допустить, что это правда, а я думаю, что не ошибусь, утверждая это, то почему же не подумать, что была та крепость Р. поклонниц, которым нужна была его святость, «? tout prix». Одним словом – подвижник и «отшельник» 20-го века. Но, конечно, надо думать, что далеко не все темные дела Р. были известны Головиным, и, при его ловкости и хитрости, он, без сомнения, умел утаивать львиную долю из них, а если открывалось что-нибудь неблаговидное, то это сейчас же можно было свалить на бесов, которые только и ищут, как бы им поддеть праведника – с грешным человеком чего время зря терять – все равно будет в аду, а вот сокрушить праведника – это то, над чем стоит постараться! И в этих «искушениях» такие непогрешимые поклонницы видели лишнее подтверждение святости их праведника Р. Когда я иногда заговаривала с Муней насчет неуместности вмешательства Р. в политику, она мне отвечала всегда очень коротко и раз сказала, сильно волнуясь: «Знаете, Григ. Еф. приписывают гораздо больше влияния, чем он имеет на самом деле. И ведь все, что посоветует он, – все это бывает к лучшему.

А без Гр. Еф. они бы еще хуже поступали. Вы не можете себе вообразить, чего ему стоит удержать их иногда от опрометчивых поступков. И далеко не всегда слова Гр. Еф. имеют действие. Вспомните, летом (дело было в 1915 г.) думу распустили. Гр. Еф. тогда очень отговаривал, но явилось другое влияние, сильнейшее, а Гр. Еф. даже захворал, когда разогнали думу, и все время твердил: «Ну значит, тому и быть, сами в петлю лезут». И, кроме того, от него хотят невозможного: он сам и жизнь его настолько своеобразны, что и понятия о жизни у него совсем другие, чем у всех, и ему часто видно то, что для всех еще закрыто, и он иногда просто не понимает: чего хотят и из-за чего враждуют разные партии и которая права». – «Ну а как к нему относится царь?» – спросила я. Муня покачала головой: «Это очень трудно сказать; конечно, царь считает Гр. Еф. другом и знает, что только он один говорит ему всегда правду, иногда грубую, резкую, но всегда правду, а он ее ни от кого не слышит! Но, с другой стороны, у царя есть область, в которую он никого не допускает: это его самодержавие. У него к нему какое-то болезненное отношение, и самый любимый советчик может мгновенно сделаться его врагом, если он заметит в нем хоть намек на желание ограничить эту власть. Кроме того, он очень подозрителен; Гр. Еф. часто рассказывает, как он спрашивает в раздражении: «Григорий, царь я или нет?» – если он думает, что ему хотят внушить, как надо поступить. Можно, правда, подумать, что ему по какой-то иронии судьбы передалась черта Ивана Грозного! И, кроме того, он очень упрям и часто из одного упрямства поступает наоборот, так что Григ. Еф. с ним приходится очень трудно». Сомневаться в искренности слов Муни не приходится, какая ей нужда была передо мной притворяться? А что касается до царской семьи и взаимоотношений царя и Р. – то кому как не ей было их знать: она постоянно бывала у Вырубовой, и та и Сана Пистелькорс у Головиных, а ближе никого не было к царской семье.

Когда поднялось шушуканье по поводу близости Р. с банкиром Д. Л. Рубинштейном, которого называли чуть не немецким шпионом, я как-то спросила Муню, какие у Р. дела с ним. Но она ничуть не смутилась и ответила покойно, как всегда: «Он добрый, Рубинштейн, и очень богат; денег он дает Гр. Еф. на добрые дела сколько бы он ни попросил. Руб. целый лазарет содержит на свой счет. А какими путями он достает эти деньги, не все ли равно? Важно, что он бедным помогает». В данном случае Муня, конечно, повторяет слова Р., говорящего, что все равно, кто делает добрые дела, мошенник или честный человек, да еще Р. мошенника ценит сортом повыше, потому что он может раскаяться, а честному человеку каяться не в чем, а по Р. без раскаянья не может быть «радости духа», значит, быть мошенником лучше.

Раз я стала говорить с Муней о том, почему Р. отрицает свою интимную близость с Лохтиной, хотя в ее дневниках об этом написаны исчерпывающие данные. Но Муня с обычным своим ясным взглядом сказала тихо: «Гр. Еф. и Ольг. Влад. настолько исключительны и стоят на такой высоте, что мы не можем разбирать ничего, что их касается, простыми словами. Многое из того, что писала Ольг. Влад., никто не может прочесть как следует и понять, что она хотела этим сказать, а Гр. Еф. так далек от греховных помыслов, что не понимает иной раз, что ему приписывают». – «Но позвольте, Мария Евг., – перебила я ее, – ведь вы же допускаете у Григ. Еф. отношения с женщинами и не такие, какие он имеет с вами?» Муня ответила с колебанием: «Конечно, я допускаю, но я опять повторяю, что мы с вами многого не можем понять, вот потому я и говорила, что предпочла бы, если бы этого не было совсем. Но он-то знает, зачем он это делает и зачем от нас скрыто то, что ему ясно, вот потому-то многие о нем соблазняются. А все действия Гр. Еф. имеют глубокий тайный смысл!»

Вот так «тайный»! Но, не смущаясь моим растерянным видом, Муня спокойно продолжала: «Для меня по отношению к Гр. Еф. не было никогда сомнений, и мне грустно только то, что вы лишаете себя такой большой радости, как духовное общение с ним. Его так мало знают, а между тем поучения Гр. Еф. так глубоки». Здесь я не удержалась и напомнила Муне о вышедшей осенью 1915 г. книжке Р. «Мысли и поучения», очень нелепой, которую его же поклонницы постарались тут же скупить и удалить с рынка. Муня немного смутилась и отвела разговор, сказав, что книжка вышла без ее содействия.

Я, как всегда в таких случаях, чувствуя себя словно в чем-то виноватой, не стала настаивать, а между прочим, она весной 1915 г. читала мне переписанные ею записки Р., частью вошедшие в ту же книжку и представлявшие собою пародию на Евангелие. И ведь правда, если бы у Р. – представителя народа – была вдохновенная сила поучения, то за ним бы пошел первым делом этот народ, а не скучающие пресыщенные дамы разлагающегося высшего света, из которых он вербовал своих поклонниц. А народ, настоящий истовый коренной народ, к Р. не шел и презирал его, не только в Петербурге и по всей России, но и на месте его родины. Там тоже было несколько кликуш и истеричек, бегавших за ним, да два-три растолстевших толстосума, и бедный, черный народ и там не признавал его, и, несмотря на все его щедроты и подаяния, Р. популярности среди своих земляков не имел, и мне рассказывали даже, что мужья били своих жен за то, что они ходили в баню с Р. А Муня говорит, восторженно глядя перед собой: «Чем больше он пляшет и пьянствует, чем сильнее его поносят, тем больше мое желание поклониться ему, я знаю, как он молится и страдает, – в нем вся Россия». Разумеется, она в данном случае ничем не ушла от Лохтиной, говорящей: «Когда он пляшет – он молится». Отношение Люб. Вал. Головиной к Р. проще и понятнее: «Я Гр. Еф. люблю безгранично, – часто говорила она мне, но тут же с брезгливой гримасой на своем тонком лице прибавляла: Но иногда поведение его просто недопустимо, это какое-то попрание всех законов хорошего тона! Чего только он себе не позволяет и чему, чему не приходится быть невольной свидетельницей! Сколько раз я ему говорила: «Гр. Еф., доживу ли я до того времени, когда вы будете вести себя корректно с дамами?!» Я так счастлива, что он никогда не позволял себе ничего такого по отношению к Марусе (дома Муню зовут Маруся, а «Мунька» прозвал ее Р.). Но должна вам сказать, между пр<очим>, что это у него развилось с годами и наши дамы во многом сами виноваты. Когда мы с ним познакомились, это было в 1910 г., он был как раз в опале. Были тут разные интриги, в<еликий> к<нязь> Николай Николаев. много этому посодействовал, tout court, его из дворца уволили, и только Аня продолжала его принимать и к нам в дом он был вхож. Тогда, mon Dieu, как он был скромен и по отношению к моим дочерям и вообще у нас дома был образцом вежливости и скромности. 5 лет не 5 дней – я настолько к нему привыкла, что не могу себе представить жизни без него и люблю его как родного брата. Я особенно ценю в Гр. Еф. его дар утешения: вам, конечно, известно, как учит церковь, что каждый старец имеет свой особый дар? У Гр. Еф. этот дар – утешение. В самые тяжелые минуты жизни он всегда находит то самое нужное слово, какой-нибудь ничтожный совет – и выход найден. Кроме того, с ним чрезвычайно отрадно молиться. Вы знаете, со мною был раз случай – распух язык, не понимали, что такое, опасались, что без операции не обойдется. А Гр. Еф. сказал: пройдет! – дал маслица от Иоанна Тобольскаго, и, подумайте, правда, прошло, нарыв прорвался сам. А с наследником как было: наша несчастная царица верит, что только один Гр. Еф. охраняет жизнь наследника. Когда Гр. Еф. был в опале, наследник заболел, и царица настояла, чтобы его вернули. Когда Гр. Еф. вернулся, наследник еще не мог ходить – доктора боялись кровотечения, а Гр. Еф. взял его за ручку и сказал: пойдем, Алеша, погуляем. А потом и врачи признали, что опасность миновала на этот раз. Это, разумеется, заставляет царицу чуть не молиться на Гр. Еф.: она болезненно любит сына…»

Все это Люб. Вал. рассказывала мне в первые два года знакомства, но в конце третьего отношение изменилось: ни о каких «недопустимых» поступках Гр. Еф. больше не было и речи. Люб. Вал. даже стала спорить против очевидности, утверждая, что Р. ни в какие рестораны по ночам не ездит и что все это наглая клевета злонамеренных людей. А раз, когда он ушел в спальную «молиться» с какою-то девицей и уходившая Шаповальникова хотела постучать в дверь, чтобы вызвать его и проститься, то Люб. Вал., с каким-то даже трепетом, сказала: «Что вы? как можно? Гр. Еф. занят!» А из спальной слышалось повизгивание, игривый смех и довольное урчанье Р. Я с сомнением посмотрела на Люб. Вал., но ее бледное увядшее лицо было бесстрастно, и только легкое неудовольствие на бестактность Шаповальниковой отражалось на нем.

Пожалуй, раньше у Люб. Вал. было именно родственное чувство к Р., а потом оно сменилось чем-то полным, я бы сказала, почтения и восхищения, чего, конечно, по-родственному не бывает. Кроме того, она стала подозрительная, держится все время настороже и готова всегда его защитить, отрицая даже то, на что имеются документальные данные.

Что же касается до отношения Муни к Лохтиной, то здесь преданность и восторженное удивление перед силой человека, не остановившегося перед выбором унижения во имя идеи, пожертвовавшего семьей, богатством, положением в свете, чтоб принять позор и оскорбление за служение «идеалу».

У таких экзальтированных, скрыто страстных и замкнутых натур, как Муня, всегда является жажда поклонения чему-нибудь или кому-нибудь, и в том, что Муня выбрала себе этим объектом Лохтину, натуру, во всяком случае, исключительную, нет ничего удивительного. Муня называет себя послушницей Лохтиной и ведет себя с нею по отношению к окружающей ее среде, как. вероятно, ведут себя миссионеры на острове людоедов. Когда Муня говорит о Лохтиной, у нее иногда получается такая величественная стройная фигура, что, чувствуя, как у тебя ум за разум заходит, ты в то же время не можешь не согласиться, что еще далеко не известно, кто больше достоин уважения и кого надо осуждать – Лохтину или отвернувшийся от нее «свет» – собрание лживых, корыстных, безнравственных людей. Конечно, проще всего сказать, как я и предлагала это сделать в начале, – это решить, что Лохтина сумасшедшая психопатка, а Муня дегенеративная истеричка, сказать и успокоиться. Но меня эти услужливо подсунутые общественным мнением готовые ярлыки не удовлетворяли. Не знаю, как вас? Особенно хорошо рассказывала Муня о том, как Гр. Еф. «умерщвлял свою плоть» в тот период своей жизни, когда он, согласно своему выражению «нагрешив досыта», «припадал к богу», чтобы потом, научив дух отделяться от тела и «возноситься», начать опять грешить по-плотски с тем, чтобы вкушать сладость покаяния. Сведения эти Муня почерпнула от Покровских «сестриц» в то время, когда она сопровождала Р. на родину. «Чего, чего только не делал с собою Гр. Еф.! – говорила она, и глаза ее темнели, и в них загорался огонек восхищения. – Приехал он в Покровское через пять лет после того, как ходить начал странствовать, и жил в лесу, около болота. И в самую сильную жару часами стоял в болоте, отдавая себя на съедение мошкам и комарам. Теперь он все может себе позволить – тому, кто раз смирил свою плоть, никакой соблазн не страшен!» – и она смотрела проникновенно вдаль.

Такою же тихой, ласковой, с обычным мигающим взглядом и даже в неизменной вязаной кофточке я застала ее и в тот последний вечер, когда я пришла к ней на Мойку, случайно очутившись в Петрограде сейчас же после Октябрьской революции. Еще ничто не изменилось в доме, даже казачок, дремавший в передней, и злой пудель Таракан были на своих местах, исчезла только вечно возившаяся с насморками и ревматизмами собака Монстр.

Меня провели к Муне в комнатку, здесь тоже было все по-старому, даже кровать Лохтиной за ширмой и ее посох с лентами, но сама она со времени смерти Р. жила безвыездно в Верхотурье.

Наконец заговорили о Р. «Я не могла никак себе представить, что Феликс такое сделает! – сказала Муня, и складки у губ обозначились резче. – Прежде всего это было предательство! Заманить в гости и предать – Гр. Еф. был у нас, потом ему позвонили, он видимо колебался, а потом подошел к телефону и говорит: ну, ладно, буду. А у меня так почему-то сердце забилось, никогда не билось, а тут забилось. Я стала его спрашивать, куда он собирается, а он сначала не хотел сказать, а потом говорит: к Маленькому – это он Феликса так звал. А я ему говорю, зачем так поздно? и стала просить его взять меня, а он рассердился и велел послать за извозчиком домой ехать, а Феликс за ним должен был заехать. Так рассердился, прощаться не хотел, пошел к двери, потом вернулся, поцеловал, опять пошел, остановился, махнул рукой: ну была не была! и уехал.

А потом с утра, когда начались поиски, я звонила Феликсу, и у него не хватило духу мне сказать, что Гр. Еф. уехал от него домой. Ну что лучше-то сделали? только путь крови открыли, как Гр. Еф. всегда говорил».

Я посмотрела на ее бледное лицо, тихие скорбные глаза и спросила невольно: «Очень вам теперь тоскливо?» Но лицо ее вдруг изменилось и стало почти радостно: «Нет, почему же?.. ведь он теперь всегда со мною».

Больше говорить было не о чем и оставаться в этой мучительной атмосфере – единственной мысли – было нестерпимо. Я тоже поцеловала усталые веки Муни и ушла. Больше я не видала ее и не слыхала ни о ней, ни о Лохтиной ничего.

Из книги Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет автора Лаврентьева Елена Владимировна

Семейство Нащокиных. Портрет Н. И. Подключникова. Начало 1840-х

Из книги Низшая раса автора Калашников Максим

"Святое" семейство. Когда мне на электронную почту валится рассылка с сайта "Русская идея", где мне в миллионный раз рассказывают о "жидовском заговоре, погубившем историческую православную Россию", меня разбирает злость. Да надоели! Хватит всё на Маркса и Ленина валить,

автора Мортон Фредерик

Глава 5 ВЕЛИКОЛЕПНОЕ СЕМЕЙСТВО Не кто иной, как… В последний день мая 1838 года состоялось роковое сражение в Боссенденском лесу, в непосредственной близости от деревушки Дюнкерк. 45-й полк вступил на тропу войны, и в пылу сражения погиб Джон Николе Томе, командир полка,

Из книги Ротшильды. История династии могущественных финансистов автора Мортон Фредерик

Глава 7 ЗДРАВСТВУЙ, ПЛЕМЯ МОЛОДОЕ, НЕЗНАКОМОЕ, ИЛИ СЕМЕЙСТВО

Из книги Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме автора Гуревич Даниэль

Глава третья СЕМЕЙСТВО Словам «семья» или «семейство» соответствуют два римских термина: gens и familia. Gens - род или большая семья - объединял всех, носивших одно родовое имя (nomen), обозначавшее происхождение от одного мифического предка, даже если между его членами уже не

Из книги История Византийской Империи VI – IX вв автора Успенский Федор Иванович

автора Кочнев Евгений Дмитриевич

Из книги Секретные автомобили Советской Армии автора Кочнев Евгений Дмитриевич

автора Вяземский Юрий Павлович

Государь и его семейство Вопрос 5.1В мае 1883 года состоялась коронация Александра Третьего.Кто и почему возложил на него корону?Вопрос 5.2В Москве через несколько дней после коронации Александра Третьего состоялось торжественное освящение храма, строительство которого

Из книги От Павла I до Николая II. История России в вопросах и ответах автора Вяземский Юрий Павлович

Государь и его семейство Ответ 5.1Так как ни один церковный иерарх или великий князь не мог соединить в себе достоинства, «соответствующие царской чести и власти», император сам возложил на себя и на жену корону Российской империи, которую ему поднес митрополит

Из книги Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг. автора Абжаген Карл Хайнц

Глава 1 Состоятельное семейство Вильгельм Канарис родился в зажиточной семье. Убранство родительского дома свидетельствовало если не о богатстве, то о солидном достатке. Здоровый мальчик, появившийся на свет 1 января 1887 г. в местечке Аплербек (округ Дортмунд), был самым

Из книги Иисус, или Смертельная тайна тамплиеров автора Амбелен Робер

Из книги История Византийской империи. Эпоха смут автора Успенский Федор Иванович

Глава VIII Семейство Константина V. Лев IV. Ирина и Константин Давно уже замечено, что при довольно частой смене царствующих династий нередко случалось, что императорская власть попадала в руки людей совершенно скромного происхождения и не получивших достаточного

Из книги Афродита у власти. Царствование Елизаветы Петровны [С иллюстрациями] автора Анисимов Евгений Викторович

Глава 3 Брауншвейгское семейство И вот 25 ноября 1741 года чудо свершилось: императрица Елизавета I Петровна стояла у окна в своем императорском Зимнем дворце и смотрела на город и страну, теперь безраздельно принадлежавшие ей. Шел первый день ее царствования, конец

Из книги КГБ во Франции автора Вольтон Тьерри

ГЛАВА 1. СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО

Из книги КГБ во Франции автора Вольтон Тьерри

Так вот изо дня в день он занимался делами, предавался удовольствиям, не заботясь о возмущениях, интригах и замыслах своих врагов, был неизменно весел и спокоен. Ведь в душе Григория среди множества сложнейших политических дел еще жила несокрушимая первобытная сила сибирской степи.
Чего только ни предпринимали его противники, чтобы повредить ему, убрать его, уничтожить! Как были сильны эти противники, и как плачевно заканчивались все их усилия! Великий князь Николай Николаевич был вначале одним из первых сторонников Распутина при дворе, а позднее хотел «повесить» его, теперь же сокрушался о своем потерянном чине главнокомандующего армией. Прекрасные «черногорки», некогда восторженные почитательницы Распутина, выходили из себя, в то время как Распутин занял их место рядом с царицей.
А три духовных лица - архимандрит Феофан, епископ Гермоген и наводивший страх монастырский священник Илиодор - все они пытались восстать против старца и дорого заплатили за это, и, находясь в различных местах ссылки, размышляли о том, насколько опасно сотворить святого, а затем пытаться уничтожить его!
После того как Распутин расправился с этими властными личностями, при поддержке которых он попал ко двору, его уже совсем не пугали нападки таких недругов, как министры, епископы, которым он сам в свое время помог получить чин или сан. Григорий Ефимович действительно мог со спокойной душой подходить к телефону и кричать архиепископу Варнаве, когдато устраивавшему заговоры против него:
- Кончай разъезжать на машине! Отправляйся домой! Марш!
Он мог быть уверен, что после таких слов архиепископ хорошенько подумает, прежде чем снова чтото предпринять против него.
Старец не утруждал себя и заботами о господах из Думы и их возмущениях. Ему не нравилось, когда капиталист Гучков, председатель Центрального военнопромышленного комитета, патетически обрушивался на него, когда генерал Гурко, президент земского союза, кричал, что хотел бы видеть во главе государства сильную власть, но не «хлыста». Но все же это трогало его не слишком глубоко, а уж высказывания лысого Пуришкевича и вовсе не волновали Распутина.
Распутин знал его достаточно хорошо и мог по достоинству оценить. Представитель крайне правых, Пуришкевич неоднократно приходил в квартиру старца и покорно молил о министерском кресле. Но «мужицкому канцлеру» не нравились ни его безобразная плешивая голова, ни пенсне, поблескивавшее на слишком коротком носу, ни военная форма цвета хаки этого «офицерасанитара», постоянно призывавшего к еще более ужасным кровопролитиям. Григорий Ефимович никогда не любил таких болтунов и упорно отказывался сделать Пуришкевича министром внутренних дел. И вполне понятно, что тот впоследствии разглядел в Распутине «величайшее несчастие для России». Когда на фронтах одно поражение следовало за другим, Пуришкевич, убежденный монархист, империалист, сторонник «войны до победного конца», не мог так просто согласиться, что причина поражений в некомпетентности российского военного руководства. Он не упускал случая заявить с трибуны в Думе, что в военных неудачах повинны только «темные силы», Распутин и его клика, их надо уничтожить, и тогда положение России изменится к лучшему.
Какое дело было старцу до этих истеричных воплей, Пуришкевич мог кричать сколько угодно о «темных силах», царь и царица слишком хорошо знали, как следует относиться к заявлениям «истинно русских людей», они их совершенно не слушали и игнорировали откровенные нападки и клевету на Распутина. Столь же мало внимания отец Григорий уделял всевозможным заговорам, замышляемым против него в кабинете Хвостова. Эти, задуманные министерством и поддерживаемые всей полицией, планы не беспокоили старца. Это не значит, что он ничего не подозревал о подготавливаемых в тайне страшных замыслах; он прекрасно знал о переодетых агентах, которые должны были задушить его в машине, о подкупах и бутылках с ядом, потому что его ежедневная охрана находилась с ним в таких хороших отношениях, что умелыми намеками старалась предупредить его о серьезной опасности.
Несмотря на хорошую осведомленность, Распутину казалось, что не стоит серьезно заниматься всем этим, так как он знал о взаимной ненависти, зависти и подлости министров, их помощников, начальников полиции и жандармерии, и это позволяло ему сохранять спокойствие. С чувством превосходства он доверялся врагам, правильно предполагая, что те скорее свернут друг другу шеи, чем осмелятся дотронуться до него.
Когда однажды, задыхаясь от возбуждения, у него появился помощник министра Белецкий и, нервно поигрывая золотой цепочкой от часов, подробно изложил «грязный план убийства», составленный Хвостовым, Григорий Ефимович от души расхохотался, борода его развевалась, как знамя победы. Такой конец он предусмотрел! А когда Белецкий, выдав Ржевского, опорочил своего начальника, а тот в свою очередь отправил своего помощника в Иркутск, наступил один из самых радостных моментов за время многолетнего господства Распутина в России. С ядовитым сарказмом он мог теперь констатировать, что во внезапной пертурбации государственного аппарата, всего отлаженного механизма шпионажа повинны низменные чувства чиновников и что все коварные замыслы провалились благодаря чрезмерной сложности, возникающей из обоюдного недоверия и подлости всех участников, а сам он даже пальцем не пошевелил.
Попивая чай в уютной компании Муни Головиной, ее матери и молодого князя Феликса Юсупова в салоне Головиной на Зимней канавке, он удовлетворенно заметил, что именно этим интригам и замыслам его врагов противостоит воля Божия, потому что Всевышний хранит его на благо государя и радость верных почитательниц.
Мария Евгеньевна Головина и ее мать сидели робко, почтительно глядя на старца, с пылающими щеками, с восторгом внимая его речам. Когда он к ним обращался, мать и дочь смотрели с восторженным обожанием. В чистой, подетски доверчивой душе Муни не было и тени сомнения в том, что «святой отец» есть само олицетворение Спасителя, а старая Головина тонким материнским чутьем угадывала и разделяла веру безумно любимой дочери. О чем бы «отец Григорий» ни говорил, обе женщины старались не пропустить ни слова: ведь они твердо верили, что его устами говорит сам Бог.
О чем бы ни говорил Распутин, о светских ли делах или злобных интригах отстраненных министров, во всем эти женщины видели знак Небес. И то обстоятельство, что все удары по старцу окончились провалом, что злой Хвостов в конце концов попался в собственный капкан, являлось для них новым доказательством того, как охраняло Провидение Григория от его врагов.
Изредка Муня Головина отводила от старца восторженные глаза, чтобы как бы мимолетно взглянуть на князя Юсупова. Тогда старая госпожа Головина тоже смотрела на Феликса, как будто чувствуя и угадывая мысли дочери. Муня давно с болью поняла, что князь Феликс, к которому она испытывает нежную и чистую симпатию, не разделяет ее чувств к Григорию Ефимовичу. Неоднократно она пыталась поближе познакомить обоих мужчин, этото намерение и было истинным поводом для приглашения князя на послеобеденный чай. Но Феликс и в этот раз, как и раньше, слушал речи старца с вынужденно вежливым вниманием, и Муня с матерью читали на его лице равнодушие, даже плохо скрываемое отвращение.
Это очень волновало обеих женщин, тем более, что отец Григорий сам выказывал к князю Юсупову искреннее, прямотаки отеческое расположение. С того времени, как Распутин впервые встретил этого красивого молодого человека в салоне Головиной, он все более проникался к нему симпатией и неоднократно пытался завязать с ним более тесную дружбу. Хотя князю было уже под тридцать, во всем его облике было чтото мальчишеское. Он был среднего роста и очень хрупкого телосложения, гладко выбритое удлиненное лицо было бледно, под глазами темные круги. Царица както удачно после одного из визитов сказала, что Феликс выглядит, «как паж».
Манеры князя полностью соответствовали его внешнему облику. В нем была нежная, почти застенчивая кротость, с самого начала просто очаровавшая старца. Увидев его впервые, Григорий Ефимович подошел к нему и с искренней сердечностью заключил в объятия. В течение всей встречи отец Григорий старался говорить князю добрые, теплые слова. Своим природным чутьем он сразу же почувствовал симпатию Муни к Феликсу: при прощании он позволил молодым людям обменяться ласковыми взглядами и, повернувшись к князю, сказал ему отеческим тоном:
- Слушай ее, и она станет твоей духовной женой. Она рассказывала мне о тебе много хорошего, теперь я и сам вижу, что вы подходите друг другу!
И позднее добрый отец Григорий часто говорил с Муней о ее чистой любви к Феликсу, к «маленькому другу», как старец стал называть князя. Но этот «маленький друг», к величайшему сожалению Муни и ее матери, никогда не питал симпатии к Распутину. Уже при первой встрече его глубочайшим образом возмутило, что этот грязный мужик подошел к взволнованным, благоговеющим женщинам, без малейшего смущения обнял Муню и ее мать и поцеловал их. Феликс испытывал к молодой девушке, бывшей когдато невестой его умершего брата, бесконечно нежное, теплое чувство, в котором он даже себе не решался признаться; а тут появляется этот грязный мужик, обнимает Муню своими грубыми руками и жадно целует прямо в губы. Кровь бросилась князю в голову, и он почувствовал бессильную, полную отчаяния ярость.
Конечно, он избегал всего, что могло бы обидеть Муню, но однажды ему все же не удалось уйти от разговора о Распутине. И тогда Муня, активно поддерживаемая матерью, заметила, что Григорий Ефимович святой, и его поцелуи, и объятия ни в коем случае не являются греховными, а наоборот очищают. Но это безграничное почитание было совершенно непонятно Юсупову, так как сколько бы он ни слушал рассуждений старца по вопросам веры, все эти речи казались ему глупым вздором. Еще более он возмущался, когда Григорий Ефимович начинал рассказывать о своих дружеских отношениях с царской семьей и презрительно отзывался о министрах, генералах и придворных. Все это оскорбляло и возмущало молодого аристократа, и, когда он думал, что этот «отвратительный невежа» имел свободный вход в Царское Село, то начинал ненавидеть его всей душой.
Вскоре он, вопреки настоятельным просьбам и усилиям Муни, совершенно отстранился от какоголибо общения с Распутиным и именно по этой причине все реже посещал Головиных. Восхищение этой девушкой, которая была помолвлена с его умершим братом, таким человеком, как Распутин, было для него все более невыносимым.
Глубокая неприязнь к Григорию Ефимовичу, уже тогда зародившаяся в молодом князе, со временем стала еще сильнее изза усиливавшейся власти Распутина. Если раньше общество в большей степени чувствовало эту власть, чем знало о ней, то теперь по всей России ни о чем другом и не говорили, и где бы Юсупов ни появлялся, повсюду он слышал новые подробности о непонятном влиянии старца, и тогда же начали распространяться самые дикие слухи о его образе жизни. Некоторые дворяне из самых благородных древнейших фамилий, лично оскорбленные, униженные и почти даже уничтоженные Распутиным, в бессильной ярости проклинали его и при этом прекрасно сознавали, что тот смеется над их проклятиями.
Но из всех доходивших до Юсупова сведений о «друге» сильнее всего на него действовали рассказы о его беспутном образе жизни, об оргиях с дамами из светского общества. Когда князь узнавал о подобных скандальных историях, в памяти всплывала картина: они с Муней заняты задушевной беседой, и вдруг вваливается этот грязный мужик, хватает Муню в свои объятия и целует ее.

Дед князя Феликса Феликсовича Юсупова происходил из бедных дворян и носил фамилию Эльстон; но поскольку он был весьма привлекательным мужчиной, то сумел жениться на единственной дочери графа Сумарокова, а вскоре после свадьбы получил высочайшее разрешение прибавить к своему собственному имени титул жены и в дальнейшем называться графом СумароковымЭльстон. Это имя и титул перешли к старшему сыну, который опятьтаки благодаря своей привлекательности женился на единственной дочери князя Юсупова и с царского соизволения также стал носить этот титул. Итак, отец князя Феликса Феликсовича был уже князем Юсуповым, графом СумароковымЭльстон.
Семья Юсуповых была татарского происхождения и своими корнями уходила к некому Юсупу Мурзе, который в пятнадцатом веке состоял на службе у хана Тамерлана; более поздний предок Юсупова был уже камергером Петра Великого, а его потомки занимали разного рода высокие государственные посты, были губернаторами или послами.
И деду, и отцу князя Феликса Феликсовича благодаря удачной женитьбе удалось не только подняться до высочайшего титула, но и разбогатеть. В то время как Эльстоны были не очень состоятельны, графы Сумароковы уже владели большим поместьем, и совсем сказочным было богатство князей Юсуповых, которым отец Феликса овладел, женившись на единственной наследнице этого рода. Дворец Юсуповых со сказочным великолепием произведений искусства являл собой музейную редкость и, кроме всего прочего, славился коллекцией драгоценных камней, одной из самых дорогих в мире; земельные владения и капиталовложения Юсуповых были совершенно невероятных размеров.
Но блестящий подъем Эльстонов достиг своего апогея только благодаря женитьбе молодого князя Феликса на Ирине Александровне, племяннице царя. Эта принцесса, дочь великой княгини Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича, влюбилась в красивого молодого князя, и благодаря этому браку князь Юсупов вступил в самое близкое родство с самим царем. Феликс Феликсович вел жизнь типичную для самых знатных и богатых людей России. Этой женитьбой он обеспечил себе прочное социальное положение, его сказочное богатство открыло ему все мыслимые возможности наслаждения и благополучия. Он не только продолжил традиции Эльстонов, но и далеко превзошел их самые смелые мечты, потому что ни его дед, ни отец и не решались думать о том, чтобы породниться с домом Романовых. Кроме того, Ирина Александровна, супруга Феликса, была одной из самых красивых, возможно, даже самая первая красавица петербургского высшего общества, и уже поэтому женитьба на ней должна была вызвать восхищение и зависть всей столицы.

Так началась эта дружба. Сазонов описывает Распутина: «Он производил впечатление человека-нервного… не мог спокойно усидеть на месте, дергался, двигал руками… говорил отрывисто, по большей части бессвязно». Но «в глазах его светилась особая сила, которая и действовала на тех, кто… особо подвержен чужому влиянию».
В то время вокруг Распутина уже собрался кружок фанатичных почитательниц. «Женщины, окружавшие его, относились к нему с мистическим обожанием, называли „отцом“, целовали руку». Но главное, что восхищало глубоко верующего Сазонова (как и его друга Лохтина) - это столь редкая в те годы «искренняя религиозность» Распутина. «Эта религиозность не была напускной, и Распутин не рисовался. Прислуга наша, когда Распутин, случалось, ночевал у нас… говорила, что по ночам Распутин не спит а молится… Когда мы жили на даче, дети видели его в лесу, погруженного в молитву… Соседка генеральша, которая без отвращения не могла слышать его имя, не поленилась пойти за ребятишками в лес, и действительно, хотя прошел час, она увидела Распутина, погруженного в молитву».
В те годы (до 1913-го), как утверждает Сазонов, Распутин совсем не употребляет спиртного, не ест мяса, соблюдает все посты. «Этот период жизни Распутина я могу назвать периодом стяжания им известной духовной высоты, с которой он потом скатился».
Впоследствии восхищенный Сазонов пригласит «отца Григория» пожить у него
- в огромной барской квартире. И мужик повторит свой опыт жизни у Лохтиных. Как будет написано в сводках секретного наблюдения: «В 1912 году он проживал… в квартире, занимаемой издателем журнала „Экономист России“ Георгием Петровым Сазоновым и его женой. С последней Распутин по-видимому состоит в любовных отношениях».
Но, зная искреннюю религиозность Распутина, Сазонов никогда не смог бы в это поверить (как не мог в это поверить и муж Ольги Лохтиной). Ни Сазонов, ни Лохтин не понимали до конца этого загадочного человека.
И отношения Распутина с «царями» по-прежнему окружены тайной. В Петербурге он почти не рассказывает о своих встречах с Царской Семьей - он осторожен. Даже друг Сазонов мало что может об этом поведать, разве то, что мужик называет Государыню и Государя «мамой» и «папой» - ибо они и есть «родители, которых Господь поставил блюсти и заботиться о русской земле»… Распутин еще не начал пить, не стал словоохотлив. Лишь один «сенсационный» рассказ Сазонова о нем отмечен в «Том Деле»:
«С обожанием, по-видимому, относилась к нему царица… Он рассказывал мне следующий факт - он шел по петергофскому парку, а навстречу ехала царица… Завидев его, она приказала остановить лошадей, кинулась навстречу и в присутствии всех, бывших в парке, поцеловала у него руку».
История о целовании рук Распутину «царями» пошла по петербургским салонам и впоследствии не раз возникнет в допросах Чрезвычайной комиссии. Вырубова и другая подруга царицы, Юлия Ден, близко знавшие Распутина и Царскую Семью, будут это горячо отрицать… Им придется слукавить, ибо не могли они объяснить непосвященным, что смирение гордыни, которое проповедовал мужик, было близко и Аликс, и Ники. Христос, омывающий ноги своим ученикам, и цари, целующие руку простого крестьянина, которая, по словам Распутина, «всех вас кормит», - все это было так понятно религиозной Царской Семье.
Впрочем, тогда, в 1910 году, у Распутина объявились поклонники еще занимательней - его преданным почитателем становится Владимир Бонч-Бруевич, «Бонч», как звали его друзья, - большой знаток русского сектантства, автор множества работ по церковному расколу и ересям. Но не этим он войдет в историю России. Исследователь ересей был активным членом подпольной партии большевиков, ближайшим сподвижником Ленина - и через каких-то семь лет станет одним из вождей советской России, управляющим делами Совнаркома.
Восторженный интерес большевика-подпольщика к Распутину понятен. В уже упоминавшемся докладе, который сделал Ленин на втором съезде РСДРП, был целый панегирик… секте хлыстов! Владимир Ильич объяснял: «С политической точки зрения хлысты потому заслуживают полного нашего внимания, что являются страстными ненавистниками всего, что только исходит от „начальства“, т. е. правительства… Я убежден, что при тактичном сближении революционеров с хлыстами мы можем приобрести там очень много друзей… „ Эту часть доклада написал Ленину авторитетный специалист Бонн. И когда против Распутина начнутся гонения за хлыстовство, он тотчас заявит: „Распутин к секте хлыстов не принадлежит“. Член одной тайной организации должен был защищать члена другой тайной организации. Должен был защищать возможных «друзей“…

ДВЕ СЕМЬИ
В разгар увлечения мужиком среди его почитателей оказались члены некоей семьи, знакомство с которой принесет Распутину много радости и удач, но впоследствии погубит его.
В 1910 году дочь камергера Мария Головина впервые увидела Распутина. «Чистейшая девушка» (так говорил о ней ненавидевший Распутина князь Феликс Юсупов) сразу становится рабски преданной мужику. Писательница Жуковская описала «Муню» (так называли ее в «кружке» Распутина): «Молоденькая девушка… поглядывала на меня своими кроткими… бледно-голубыми глазами… В светло-сером платье, белой шапочке с фиалками она казалась такой маленькой и трогательной. В каждом взгляде и в каждом слове проглядывали беспредельная преданность и готовность полного подчинения».
Тетка Муни Ольга была гердиней самого громкого скандала в Романовской семье. Она была замужем за генерал-майором Эриком Пистолькорсом, имела двоих детей, когда начался ее бурный роман с дядей царя, великим князем Павлом Александровичем. Роман окончился свадьбой, за что великий князь был отстранен от всех должностей и выслан за границу. Его сын от первого брака, малолетний Дмитрий, остался в России. Сначала он жил в семье Эллы и великого князя Сергея Александровича, а после его убийства перешел воспитываться в Царскую Семью. В 1905 году Павел Александрович был прощен и с женой вернулся в Россию.
Так Муня и ее мать стали родственницами великого князя.

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Эдвард Станиславович Радзинский
Юсуповская ночь

Действующие лица

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (НИКИ) – император всея Руси

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА (АЛИКС) – императрица всея Руси

ГРИГОРИЙ РАСПУТИН (МУЖИК, СТАРЕЦ, НАШ ДРУГ)

АЛЕКСАНДР ТРЕНОВ – председатель Совета министров

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ – великий князь

ИРИНА – жена Феликса Юсупова, племянница Николая II

Почитательницы Распутина:

АННА ВЫРУБОВА

МАРИЯ ГОЛОВИНА (МУНЯ)

Заговорщики:

ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ – великий князь

ВЛАДИМИР ПУРИШКЕВИЧ – депутат Государственной думы

ФЕЛИКС ЮСУПОВ – князь

АЛЕКСАНДР СУХОТИН – поручик

СТАНИСЛАВ ЛАЗАВЕРТ – врач

Глава 1 Князь и мужик

«Эра покушений» начинается

Не зря Аликс видела страшный сон… Именно тогда, в начале ноября, тотчас после неудачного визита Николая Михайловича, Феликс Юсупов возобновляет знакомство с Распутиным.

На следствии по делу об убийстве Юсупов показал: «После большого перерыва… я встретил Распутина в ноябре месяце в доме Головиной». Это подтвердила и Муня: «В 1916 году в ноябре месяце князь Юсупов встретил Распутина у меня на квартире».

Вот версия из воспоминаний Феликса: «Мне позвонила М. Г. (Муня Головина. – Э Р.)… «Завтра у нас будет Григорий Ефимович, ему очень хочется с вами повидаться…» Сам собой открывался путь, по которому я должен действовать… Правда… идя по этому пути, я вынужден обманывать человека, который искренне ко мне расположен».

Скорее всего, Феликс написал неправду. Тогда, в ноябре 1916 года, уже началась охота за Распутиным. И, видимо, существовал план, в котором несчастной Муне было отведено важное место. Ей предназначалось сыграть роковую роль в гибели того, кому она так поклонялась… И конечно же Юсупов сам позвонил ей. «Феликс жаловался на боли в груди», – показала Муня в «Том Деле». Своими жалобами на болезнь, которую не могут вылечить доктора, он легко вызвал с ее стороны предложение устроить встречу с великим целителем. Феликс знал о давней мечте Муни соединить двух людей, которых она так бескорыстно и преданно любила…

И они встретились на квартире Головиных – князь и мужик. «С тех пор, как я первый раз его видел, Распутин очень переменился, – вспоминал Юсупов. – Его лицо стало одутловатым, и он весь как-то обрюзг. Одет он был не в простую поддевку, а в шелковую голубую рубашку и бархатные шаровары. Держал он себя очень развязно… Меня он поцеловал». На сей раз князь от поцелуя не уклонился.

Накануне Муня в разговоре с Распутиным назвала Феликса «маленький» – в отличие от «большого» Феликса Юсупова, его отца. Распутин, обожавший клички, тут же это прозвище подхватил. Так он и звал отныне князя.


После этой встречи Феликс начинает, по его словам, подыскивать соратников для будущего убийства. «Перебирая в уме друзей, которым я мог доверить свою тайну… я остановился на двоих из них. Это был великий князь Дмитрий Павлович и поручик Сухотин… Я был уверен, что великий князь меня поддержит и согласится принять участие в исполнении моего замысла… Я знал, до какой степени он ненавидит «старца» и страдает за Государя и за Россию». И Феликс просит Дмитрия о встрече. «Застав его одного в кабинете, я немедля приступил к изложению дела. Великий князь… сразу согласился и сказал, что уничтожение Распутина будет последней и самой действенной попыткой спасти погибающую Россию».

Думаю, тут Феликс сообщает нам всего лишь будущую легенду о том, что убийство Распутина было задумано им одним, а великий князь лишь присоединился… Скорее всего, было иначе. Великий князь Дмитрий и Феликс, два очень близких друга, решились на то, о чем в Романовской семье много говорили, но никто не смел исполнить – уничтожить Распутина. И решение убить, судя по всему, исходило именно от Дмитрия, этого бравого гвардейца, который, как справедливо писал Феликс, ненавидел «старца», а отнюдь не от штатского Юсупова. Хорошо знавшая обоих Элла напишет: «Феликс, который и мухи-то не обидит… который не желал быть военным, чтобы не пролить чей-то крови».

Но в коварстве задуманного плана чувствовалась рука Феликса, древняя кровь беспощадных татарских ханов…


Об их решении конечно же знали в Романовской семье. Недаром Феликс писал «о заговоре», недаром царь потом напишет великим князьям: «Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан…»

Во всяком случае, отметим странное совпадение – за 10 дней до убийства Распутина великая княгиня Елизавета Федоровна вдруг покинет Петроград. И не просто покинет – уедет молиться в монастырь. И не просто в монастырь – в Саровский монастырь, где покоились мощи святого Серафима, считавшегося покровителем Царской Семьи. Она будто знает – должно случиться что-то важное и страшное для Семьи, и едет молить за нее Бога и святого Серафима…

Впоследствии Элла напишет царю: «Я поехала в Саров и Дивеево… 10 дней я молилась за вас всех – за твою армию, страну, министров, за слабых душою и телом, и в том числе за этого несчастного, чтобы Бог просветил его…» Да, она молилась за «несчастного» Распутина, просила Бога просветить его, чтобы тот избежал неминуемого, о котором она знала… Молилась она и за тех, кто решились пролить кровь, за своих воспитанников: Дмитрия, жившего в ее семье до гибели мужа, и Юсупова, которого она любила, называла «Мой маленький Феликс»…


Но обсуждение плана убийства на короткий срок было прервано. Великому князю надо было вскоре возвращаться в Ставку. Но оба знали, что Дмитрий там надолго не задержится, ибо «его не любят и боятся его влияния». И это было правдой – вспомним письма Алике.


Феликс упоминает рассказ великого князя о том, как тот «заметил, что с Государем творится что-то неладное. С каждым днем он становится все безразличнее к окружающему… по его (Дмитрия. – Э.Р.) мнению, все это следствие злого умысла… Государя спаивают каким-нибудь снадобьем, которое притупляюще действует на его умственные способности». По распространявшейся тогда легенде, Распутин и царица при помощи тибетских лекарств доктора Бадмаева поработили волю царя.

Так заговорщики «накачивали» друг друга, объясняя самим себе необходимость спешно исполнить свою миссию.

Между тем у безразличия царя было другое, куда более реальное основание.

Еще один премьер

Накануне сессии Думы правые предложили Николаю свое разрешение ситуации, которая становилась все более угрожающей. Князь Римский-Корсаков, член Государственного Совета, в доме которого собирался тогда узкий кружок правых аристократов, передал Штюрмеру «записку» для царя: «Так как сейчас нет сомнений, что Дума вступает на явно революционный путь… Дума должна быть немедленно распущена без указания срока нового ее созыва… Имеющаяся в Петрограде военная сила представляется вполне достаточной для подавления возможного мятежа».

Но Штюрмер не рискнул передать «записку». Он тоже видел странное безразличие Государя и лишь доложил о настроениях защитников престола. Николай равнодушно выслушал премьера и приказал… открыть сессию Думы.

Царь становился все более бездеятелен, потому что понял безвыходность положения. Он читал отчеты тайной полиции и отлично знал про зреющий всеобщий заговор. Но он устал от этой бесконечной борьбы и решил отдать им власть. И уйти в частную жизнь, чтобы оставили в покое сходящую с ума от яростной деятельности и безумных предчувствий жену И мужика, который помогал их Семье выжить, лечил и Алике, и сына…

Теперь Николай уже сам желал неминуемого, а пока вяло пытался успокоить кипевшую Думу, в который раз безнадежно перетасовывал правительство… 10 ноября вместо ненавистного Думе Штюрмера он назначил премьером Александра Трепова – выходца из знаменитой семьи правых бюрократов. Его отец Федор Трепов был Петербургским градоначальником, брат Дмитрий в свое время занимал пост министра внутренних дел… Но бедному новоиспеченному премьеру с трудом удалось произнести свою первую речь в Думе – его освистали. Депутаты не хотели подачек от власти, они требовали создания своего Совета министров, ответственного перед Думой. Тогда Николай решил пойти на последнюю уступку – отдать Протопопова (Родзянко успел ему многое рассказать о полубезумном министре).

10 ноября царь писал Аликс: «Ты, наверное, уже будешь знать про перемены, которые крайне необходимо теперь произвести… Протопопов – хороший человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения… Говорят, несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни… Рискованно оставлять министерство в руках такого человека в такие времена… Только прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга… Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе».

Он лишь умолял жену не заклинать его словами мужика. Но она поняла – Ники решил покончить с «царскосельским кабинетом», который должен был их спасти. Он решил вновь обратиться к «гадким людям», мечтающим ограничить царскую власть. Его опять обманут!

И «быть свободным в выборе» она ему не позволила. В дело тотчас вступили советы «Нашего Друга».

«10 ноября… Еще раз вспомни, что для тебя, для бэби и для нас… тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы Нашего Друга… Протопопов чтит Нашего Друга, и потому Бог будет с ним… Штюрмер трусил, месяцами не виделся с Ним… и вот – потерял почву под ногами… Ах, милый, я так молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение – не будь Его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами… Прошу тебя ради меня – не сменяй никого до моего приезда…»

Аликс приехала в Ставку, и царь… оставил Протопопова.

Он еще раз сдался. И еще раз понял безнадежность ситуации.

Он очень устал.

Новый премьер Трепов начал точно также, как его предшественники, как недавно павший Хвостов. Он решил успокоить кипевшую Думу, а для этого – удалить Распутина из Петрограда. Зная о мужике лишь по слухам, Трепов совершил ту же ошибку, которую совершил Хвостов, – задумал его купить.

К Распутину, по поручению Трепова, пришел родственник премьера – генерал Мосолов. Он считал, что умеет говорить с мужиками, и потому принес с собою вина. Распутин вино выпил, и Мосолов от имени Трепова предложил ему отказаться от всякого вмешательства в дела управления государством, в назначения министров. За это щедрый премьер обязался выплачивать мужику целых 30 000 рублей ежегодно.

Так пересказал на следствии этот эпизод Белецкий – со слов самого Распутина. И добавил, что Распутин отказался и тотчас «передал Государыне и царю о предложении Трепова… купить замалчивание всего того, что Распутин считает не отвечающим интересам царей».

Эти глупцы предлагали ему променять место советчика «царей» на жалкие деньги, которые он ни во что не ставил, прокучивал и швырял на ветер!

Так Трепов сразу попал в недоверие к царице, и его судьба была предрешена… «Наш Друг» сформулировал: «Нельзя держать Треповых, фамилия у них несчастливая».

«Оставшаяся немкой на русском престоле»

Между тем в Думе произошло невероятное. 19 ноября депутат Пуришкевич, чьи пики усов и лысая голова были известны по газетным портретам всей России, фанатичный монархист, прославившийся бесконечными оскорблениями оппозиции, обрушил громовую речь… на Государыню всея Руси и на мужика у трона.

В 2 часа ночи взбешенный Протопопов передал по телеграфу в Ставку самые опасные куски речи (в архиве я нашел его телеграмму). В газетах эти куски вымарала цензура. Но на следующий день… их повторял весь Петроград, ибо речь Пуришкевича ходила по городу в бесчисленных списках.

«Зло идет от тех темных сил и влияний, которые… и заставляют взлетать на высокие посты людей, которые не могут их занимать… От влияний, которые возглавляются Гришкой Распутиным (шум, голоса: «Верно! Позор!»)… Ночи последние я спать не могу, даю вам честное слово… лежу с открытыми глазами и мне представляется ряд телеграмм, записок, сведений, которые пишет этот безграмотный мужик то одному то другому министру… Были примеры, что неисполнение этих требований влекло к тому, что эти господа, сильные и властные, слетали… В течение двух с половиной лет войны я… полагал, что домашние распри должны быть забыты во время войны… Теперь я нарушил этот запрет, чтобы дать докатиться к подножью трона тем думам русских масс и той горечи обиды русского фронта, в которые ее поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от которых прочно забрали Распутин и императрица Александра Федоровна – злой гений России и царя… оставшаяся немкой на русском престоле… чуждая стране и народу…»

Можно представить, с какими чувствами читал эту речь царь. Теперь он понял окончательно: ему оставляли единственный выбор – или Алике, или трон.

И он выбрал – ее… И ждал неминуемого.

Когда Распутину прочитали речь Пуришкевича, он отреагировал так, как Аликс и ожидала от него, – по-евангельски простил. Но понял, что надо поддержать дух «царей», и послал телеграмму в Ставку: «19.11.16. Пуришкевич ругался дерзко, но не больно. Мой покой остался не нарушен». А чтобы и царский покой не нарушать, предсказал: «Бог укрепит вас. Ваша победа и ваш корабль. Никто не имеет власти на него сесть». Так он обещал «царям» лучезарное завтра за пару месяцев до революции.

Повторил он то же и «маме»: «22 ноября… Верьте и не убойтесь страха, сдайте все свое (империю. – Э.Р.) Маленькому в целости. Как отец получил, так и его сын получит».

И в на редкость связной для него записке дворцовому коменданту Воейкову Распутин написал: «Без привычки даже каша не сладка, а не только Пуришкевич с его бранными устами… Теперь таких ос расплодились миллионы. А надо быть сплоченными друзьями. Хоть маленький кружок, да единомышленники… В них злоба, а в нас дух правды… Григорий Новый». Но самое страшное (о чем говорил и Пуришкевич) Распутин здесь подтвердил: «Таких ос расплодились миллионы»…

«Ты должна тоже в том участвовать»

Пуришкевич проснулся знаменитым. Как он запишет в дневнике, «20 ноября весь день трещал телефон, поздравляли… Из звонивших меня заинтересовал один, назвавшийся князь Юсупов… он попросил позволения побывать у меня для выяснения некоторых вопросов, связанных с ролью Распутина, о чем по телефону говорить неудобно. Я попросил заехать его в 9 утра».

Перед визитом к Пуришкевичу Феликс отправил письмо в Крым – жене Ирине.


Феликс все это время был в Петрограде – проходил военную подготовку в Пажеском корпусе. «Половина молодых» в Юсуповском дворце на Мойке перестраивалась, и он жил во дворце тестя, великого князя Александра Михайловича.

А в Крыму в то время шли теплые дожди, великокняжеские дворцы опустели. Из всего блестящего общества там спасались от промозглой столичной осени лишь мать и жена Феликса.

Ирина и Феликс постоянно обменивались письмами – бесконечными заверениями в любви, так похожими на послания Ники и Алике. И хотя их чувства были отнюдь не схожи (хотя бы по причине особых склонностей Феликса), но таков уж был эпистолярный стиль того времени, и они ему следовали…

Болезни и меланхолия, судя по этим письмам, не покидали хрупкую красавицу. Но то, что написал ей Феликс в день визита к Пуришкевичу, заставит Ирину забыть о всех своих недугах. В письме, которое доставит Ирине «верный человек», Феликс вместо привычных слов любви… сообщал о готовящемся убийстве, в котором решил принять самое деятельное участие!

«Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Распутина. Это теперь просто необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М. Гол. (Муней Головиной. – Э.Р.) и с ним (Распутиным. – Э.Р.). Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны…» И далее – то, что поразило Ирину: «Ты должна тоже в том (то есть в убийстве! – Э. Р.) участвовать. Дм. Павл, (великий князь Дмитрий Павлович. – Э.Р.) обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря, когда Дм. приезжает… Как я хочу тебя видеть поскорее! Но лучше, если бы ты раньше не приезжала, так как комнаты будут готовы 15 декабря и то не все… и тебе будет негде остановиться… Ни слова никому о том, что я пишу».

И в заключение он просил Ирину: «Скажи моей матери (о плане. – Э. Р.), прочитай ей мое письмо…»

Ибо Феликс знал: мать благословит скорую развязку. Желанную развязку…

Плотская страсть?

После гибели Распутина его служанка Катя Печеркина показала, что первый раз Феликс пришел к ним на квартиру «20 ноября, в День введения во Храм Пресвятой Богородицы». И пришел не один – с Марией Головиной.

Муня показала в «Том Деле»: «Феликс… жаловался на боли в груди… я посоветовала ему побывать на квартире у Распутина… Князь ездил со мною 2 раза – в конце ноября и в начале декабря. И оставался у него менее часа…»

Итак, в тот же день, когда Феликс позвонил Пуришкевичу, он и посетил впервые квартиру Распутина. Этот визит должен был помочь Феликсу исполнить самую важную часть намеченного плана – заставить Распутина полностью ему довериться.


Феликс весьма кратко описал следователю, ведшему дело об убийстве Распутина, сам загадочный процесс «лечения»: «Распутин делал надо мной пассы, и мне казалось, что наступило некоторое облегчение».

Куда подробнее он изложил это уже в эмиграции: «После чаю Распутин впустил меня в кабинет – в маленькую комнатку с кожаным диваном, несколькими креслами и большим письменным столом… «Старец» велел мне лечь на диван, затем тихонечко провел по моей груди, шее и голове… потом опустился на колени, положив руки мне на лоб, пробормотал молитву. Его лицо было так близко к моему, что я видел лишь глаза. В таком положении он оставался некоторое время, потом резким движением поднялся и начал делать пассы надо мной. Гипнотическая власть Распутина была беспредельной. Я чувствовал входящую в меня силу, теплым потоком охватывающую все мое существо, тело онемело, я пытался говорить, но язык не слушался меня… Только глаза Распутина сверкали передо мной – два фосфоресцирующих луча… Затем я почувствовал проснувшуюся во мне волю – не подчиняться гипнозу. Я понял… я не дал ему полностью подчинить мою волю».

Но остался дневник человека, который хорошо знал Феликса и высказал ряд интересных соображений по поводу распутинского «лечения». Это все тот же великий князь Николай Михайлович. Уже после убийства Распутина он постарался выпытать из Феликса как можно больше подробностей.

«Феликс выложил мне всю правду… Гришка сразу полюбил его… и вскоре совсем доверился ему… доверился вполне. Они виделись чуть ли не ежедневно, говорили обо всем… причем Распутин посвящал его во все свои замыслы, нисколько не стесняясь такой откровенностью».

И великий князь, размышляя о внезапном доверии Распутина ко вчерашнему своему недоброжелателю, задает совершенно необходимый вопрос: «Не могу понять психики Распутина… Чем, например, объяснить безграничное доверие Распутина к молодому Юсупову? Он никому вообще не доверял… опасаясь быть отравленным или убитым». И удивление Николая Михайловича абсолютно правомерно. Распутин, как мы помним, действительно боялся покушений.

Великий князь отвечает на свой вопрос так: «Остается предположить что-то совсем невероятное… а именно влюбленность, плотскую страсть к Фениксу, которая омрачила этого здоровенного мужчину и развратника и довела его до могилы… Неужели во время нескончаемых бесед они только говорили? Убежден, были какие-то физические изъявления дружбы… в форме поцелуев, взаимного ощупывания и, возможно, чего-то еще более циничного… Садизм Распутина не подлежит сомнению. Но насколько велики плотские извращения у Феликса, мне еще мало понятно. Хотя слухи о его похотях циркулировали в обществе до его женитьбы».

Впрочем, «лечить» на языке «Нашего Друга» означало «изгонять беса блуда». Не идет ли речь в случае с Феликсом об «изгнании похоти к мужчинам», за что и взялся «универсальный врач» из сибирского села? Взялся лечить своим, «проверенным способом»… Возможно, с этим связана и таинственная предыстория их отношений, закончившаяся пощечиной… Но одно ясно: именно эти встречи свершили невозможное – мужик всецело доверился князю.

Загадка распутинской охраны

Приезжая к Распутину, Феликс поднимался в квартиру по «черной лестнице» (ко входу для прислуги), минуя агентов, охранявших мужика. Объяснить Распутину и Муне обычай приходить с черного хода князю было просто: его семья ненавидит Григория, и он не хочет лишних конфликтов… Так он приучал Распутина к своим тайным приходам.

И Печеркина на следствии отметила: «Маленький» приходил с черного хода». Но она запомнила только два появления Феликса, и оба – с Марией Головиной. Однако, судя по всему, он приходил гораздо чаще, просто Распутин старался, чтобы свидетелей этих визитов не было.

Сам Феликс о числе своих посещений Распутина скажет следователю уклончиво, но во множественном числе: «Во время моих последних посещений Распутина…» Но, со слов мужика, Лили Ден покажет в «Том Деле»: «Князь часто бывал у Распутина». И в письме царицы мужу от 17 декабря читаем: «Феликс в последнее время часто ездил к Нему».


Впоследствии заговорщики, желая показать трудности, которые они преодолели, будут говорить, что Распутина «охраняли шпики от трех учреждений: от императрицы, от МВД и шпики от банков». На самом деле в то время при Распутине были только агенты охранки. Более того, в один из своих ночных визитов ночью, Феликс мог с изумлением заметить, что после полуночи Распутина вообще никто не охранял.

Таково было секретное распоряжение Протопопова. Как показал Белецкий, жалкий министр «для особо важных разговоров приезжал к Распутину сам, вечером после 10». Не желая иметь свидетелей, Протопопов «после 10 вечера велел снимать наружную охрану». При этом он лгал и в Царском Селе, и Распутину – уверял, что охрана оставалась и ночью, только «ставилась не у ворот, а напротив дома, чтобы быть незаметной».

Так Феликс узнал: после полуночи можно увезти Распутина, не опасаясь охраны. На этом и будет строиться план убийства.


Дорогой наш отец. Г. Е. Распутин-Новый глазами его дочери и духовных чад / Авт.-сост. С. В. Фомин. — М.: Форум, 2012. — 640 с. Тираж — 3000 экз.

Эта книга вышла вне серии «Григорий Распутин: расследование», но является важным к ней дополнением. Впервые на русском языке публикуются самые ранние французские воспоминания дочери Г. Е. Распутина Матрены, воспроизводятся те места из воспоминаний А. А. Вырубовой, которые касаются Григория Ефимовича. Также впервые публикуются практически неизвестные (не только читателям, но и исследователям) воспоминания М. Е. Головиной, переведенные с французского языка. Предваряют и заканчивают публикацию воспоминаний несколько статей составителя этого сборника С. В. Фомина. Следует отметить и схему, показывающую родословную потомков Г. Е. Распутина.

Сергей Фомин. «Свидетельствуем страданиями». Подлинный Распутин. Каким он был? ...... 3
Комментарии со с. 455

Матрона Григорьевна Соловьева († 16/29 сентября 1977), урожденная Распутина ...... 39
Показания Матрены Соловьевой (Распутиной) на следствии по цареубийству 1919 г. ...... 41
Комментарии со с. 458
Последнее письмо Варвары Распутиной сестре ...... 54
Комментарии со с. 480
Мой отец Григорий Распутин. Воспоминания и заметки ...... 57
Комментарии со с. 482
Наталия Ганина. От переводчика ...... 128
Матрена Распутина обвиняет ...... 132
Иск М. Г. Распутиной к князю Ф. Ф. Юсупову в 1928 г. Комментарии со с. 527
Мой отец Григорий Распутин. Публикация в журнале «Иллюстрированная Россия» ...... 138
Комментарии со с. 533

Анна Александровна Вырубова († 7/20 июля 1964), урожденная Танеева ...... 143
Показания А. А. Вырубовой Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 1917 г. ...... 145
Комментарии со с. 533
Отрывки из интервью А. А. Вырубовой американской журналистке Рите Чайлд Дорр. Лето 1917 г. ...... 182
Комментарии со с. 547
«Страницы моей жизни». (Отрывки из воспоминаний А. А. Вырубовой) ...... 186
Комментарии со с. 548
Подложный «Дневник Вырубовой» ...... 205
Комментарии со с. 554
«Некоторые выпущенные места из моих воспоминаний» ...... 212
Комментарии со с. 556
Отрывки из «Неопубликованных воспоминаний» А. А. Вырубовой ...... 221
Комментарии со с. 558

Мария Евгеньевна Головина († 21 сентября/4 октября 1964) ...... 231
«Он несет свой крест и переживает страдания за Христа». Письма М. Е. Головиной князю Ф. Ф. Юсупову ...... 233
Комментарии со с. 560
От земли к Небеси. Воспоминания Муни Головиной ...... 236
Комментарии со с. 561
Наталия Ганина. От переводчика ...... 344

Святые Царственные Мученики († 4/17 июля 1918) ...... 347
Сергей Фомин. «Весьма чтимый нами старец Григорий Ефимович Распутин» ...... 349
Комментарии со с. 609
Сергей Фомин. «Вот идет Мученица — Царица Александра!» Новгород, 11 декабря 1916 г. ...... 353
Комментарии со с. 610
Сергей Фомин. «Святой зовет Нас туда и Наш Друг» ...... 421
Пребывание Царской Семьи в Тобольской губернии в 1917-1918 гг. Комментарии со с. 625

Генеалогия семей Пистолькорс, Гогенфельзен-Палей и Бельциг фон Кройц ...... 452
Потомки Григория Ефимовича Распутина ...... 454

Комментарии ...... 455
717 комментариев

Иллюстрации.

Внутри текста книги:

1. (с. 5) Титульный лист книги Г. Е. Распутина «Благочестивые размышления» (СПб. 1912).
2. (с. 8) Титульный лист парижского альманаха «Русская летопись», в котором в 1922 г. были опубликованы мемуары А. А. Вырубовой.
3. (с. 8) Экземпляр мемуаров А. А. Вырубовой с авторской дарственной надписью Университетской библиотеке Гельсингфорса. 29 апреля 1942 г. Предоставлено Руди де Кассерес.
4. (с. 15) Первая публикация писем Царственных Мучеников А. А. Вырубовой в альманахе «Русская летопись» (Кн. IV. Париж. 1922).
5. (с. 15) Страница «Русской летописи» с факсимиле письма Государя Императора А. А. Вырубовой, отправленного 1 декабря 1917 г. из Тобольска:
Очень благодарю за пожелания к Моим именинам. Мысли и молитвы всегда с Вами, бедный, страдающий человек. Ея Величество читала нам все письма. Ужасно подумать, через что Вы прошли. Нам здесь хорошо — очень тихо. Жаль, что Вы не с нами. Целую и благословляю без конца. Ваш любящий Друг
Н.
Мой сердечный привет родителям
.
6. (с. 20) Наглядное свидетельство тому, что наблюдение за А. А. Вырубовой в советской России продолжалось и после ее эмиграции. Хранящаяся в Государственном архиве Российской Федерации сопроводительная записка к письму Анну Александровны из Свеаборгской крепости, написанная по новой орфографии на бланке с эмблемой Теософского общества (см. книгу С. А. Нилуса «Близ есть, при дверех». Сергиев Посад. 1917).
7. (с. 22) На могиле А. А. Вырубовой на православном кладбище в Хельсинки всегда горят свечи и стоят свежие цветы.
8. (с. 25) А. А. Вырубова с одним из своих фотоальбомов. Выборг.
9, 10. (с. 27) Обложка и титульный лист первого издания воспоминаний Матрены Соловьевой (Распутиной) «Мой отец Григорий Распутин» (Париж. 1925).
11. (с. 33) Титульный лист французского издания воспоминаний М. Е. Головиной «От земли к Небеси» (Париж. 1995).
12, 13. (с. 37) Портреты князя Ф. Ф. и княгини И. А. Юсуповых кисти Зинаиды Серебряковой. Париж. 1925.
14. (с. 39) [Фотография М. Г. Соловьевой (Распутиной).]
15. (с. 43) Литейный проспект, д. 51. Гимназия Е. Н. Стеблин-Каменской. Фото Д. Ю. Игнатовского.
16. (с. 49) Дом на углу улиц Сергиевской (ныне Чайковского) и Потемкинской, где после 1917 г. жила дочь Г. Е. Распутина Матрена со своим мужем Б. Н. Соловьевым. Фото Ю. Д. Игнатовского.
17. (с. 52) Атаман Г. М. Семенов.
18. (с. 52) М. М. Семенова-Глебова, урожденная Вотчер.
19. (с. 53) Евангелие, подаренное Императрицей Александрой Феодоровной в декабре 1914 г. в Царском Селе. Автограф Государыни.
20. (с. 54) Варвара Григорьевна Распутина. Фото испорчено его владелицей. Собрание В. Л. и М. Ю. Смирновых (Тюмень).
21. (с. 55) Выписка из книги регистрации умерших Салехардского ЗАГСа, в которой указывается дата кончины сына Г. Е. Распутина — Дмитрия. Музей Г. Е. Распутина в Покровском Тюменской области.
22. (с. 60) Автограф известного письма Г. Е. Распутина Государю:
+
Милой друг есче раз скажу грозна туча нат Расеей беда горя много темно и просвету нету. Слес то море и меры нет а крови? Что скажу? Слов нету неописуомый ужас. Знаю все от Тебя войны хотят и верныя не зная что ради гибели. Тяжко Божье наказанье когда ум отымет тут начало конца. Ты Царь отец народа не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ вот Германию победят а Расiея? Подумать так воистину не было [от веку] горше страдалицы вся тонет в крови велика погибель бес конца печаль.
Григорий
.
23. (с. 65) С.-Петербург, ул. Кирочная, д. 12. Здесь на квартире своих почитателей Г. П. и М. А. Сазоновых часто жил Г. Е. Распутин. Фото Д. Ю. Игнатовского.
24. (с. 68) А. С. Симанович.
25. (с. 69) Знаменитый петербургский ресторан «Вилла Роде».
26. (с. 69) А. С. Роде, М. И. Будберг, Н. А. и М. А. Пешковы. Шварцвальд (Германия). 15 февраля 1922 г.
27, 28. (с. 71) Титульные листы книг Г. Е. Распутина «Великие дни торжества в Киеве» (СПб. 1911) и «Мои мысли и размышления» (Пг. 1915).
29. (с. 89) Обложка пасквиля «Распутин и Россия» (Прага. 1922) журналиста Бориса Алмазова.
30. (с. 93) Г. Е. Распутин, епископ Гермоген (Долганов) и иеромонах Илиодор (Труфанов).
31. (с. 133) Титульный лист воспоминаний князя Ф. Ф. Юсупова «Конец Распутина» (Париж. 1927).
32, 33. (с. 133) Обложка и титульный лист французского издания мемуаров Ф. Ф. Юсупова (Plon. Paris. 1917).
34. (с. 143) [Фотография А. А. Вырубовой.]
35, 36. (с. 146) Родители А. А. Вырубовой — Александр Сергеевич Танеев, главноуправляющий Собственной ЕИВ канцелярией и Надежда Илларионовна Танеева, урожденная графиня Толстая.
37. (с. 148) Брат А. А. Вырубовой Сергей Александрович Танеев со своей будущей супругой Тинатин Ильиничной, княжной Джорджадзе и сестрой «Алей» — Александрой Александровной Пистолькорс. Фото времен Великой войны.
38. (с. 149) Письмо Государыни Императрицы родителям А. А. Вырубовой — А. С. и Н. И. Танеевым, написанное 10 июня 1917 г. в Царском Селе:
Шлю Вам обоим самый сердечный привет. Да утешит и подкрепит Вас Господь. Молюсь… молюсь. Вспоминаю… Бог наградит за все, за все. На Него крепко уповаем. Всех Ваших больших и маленьких нежно целую. Храни Вас Бог.
39. (с. 152) Письмо Г. Е. Распутина Императрице Александре Феодоровне:
+
Милая дорогая мама. Телеграмму получил. Не грусти, молись. Милость Божия не по грехам, а молитвам. Веруй, и Наследник будет здоров, а я молюсь неустанно. Но что могу? И никто как Бог, человеку не дано. Приехать не могу, может к Успенью. Храни Тебя Бог.
Григорий
.
40. (с. 165) Военный министр генерал Владимiр Александрович Сухомлинов со своей супругой Екатериной Викторовной.
41, 42. (с. 170) Государыня Александра Феодоровна со Своей подругой А. А. Вырубовой во Дворце (1910 г.) и на борту Императорской яхты «Штандарт». На последнем снимке на втором плане — Флаг-капитан ЕИВ адмирал К. Д. Нилов.
43. (с. 171) «Часто вспоминаем, скучаем. Вспоминаем маленкький домик». Открытка, посланная Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем А. А. Вырубовой из Тобольска 24 ноября 1917 г. Альбом Анны Александровны.
44. (с. 171) Домик А. А. Вырубовой в Царском Селе. Дореволюционное фото.
45. (с. 173) Дворцовый комендант Владимiр Николаевич Воейков и полковник Лейб-Гвардии Гусарского полка Николай Андрианович Соллогуб.
46. (с. 174) Супруга Дворцового коменданта Евгения Владимiровна Воейкова («Нини»), урожденная графиня Фредерикс.
47. (с. 175) Государь с графом В. Б. Фредериксом. Справа — Государыня. Крым.
48. (с. 176) Могила на кладбище финского городка Kauniainen, в 10-15 километрах западнее Гельсингфорса (Хельсинки), в которой нашли упокоение граф В. Б. Фредерикс, его дочери Эмма и Евгения, а также зять — В. Н. Воейков. Фото Руди Де Кассерес.
49. (с. 180) В доме А. А. Вырубовой в Царском Селе. Флигель-адъютант, полковник П. П. фон Гротен, флигель-адъютант А. А. фон Дрентельн и А. А. Вырубова. Стоят: С. А. Танеев и полковник Л.-Гв. Гусарского полка А. И. Воронцов-Дашков. 1910 г.
50. (с. 182) Монограмма Анны Вырубовой («А. В.») на скатерти (203x336 см). Частное собрание.
51. (с. 184) Знак фрейлины Императриц Марии Феодоровны и Александры Феодоровны, принадлежавший Анне Александровне Танеевой (Вырубовой). Был вручен ей 8 января 1903 г.
52, 53. (с. 202) Титульный лист французского издания книги следователя Чрезвычайной следственной комиссии В. М. Руднева «Правда о Царской Семье и „темных силах“» (с измененным названием: «Правда о Русской Императорской Семье и оккультных влияниях». Paris. 1920) с дарственной надписью автора предисловия и французского перевода генерал-майора М. Д. Нечволодова. Собрание музея «Наша Эпоха» (Москва).
54. (с. 206) Запись в домовой книге, свидетельствующая о проживании А. А. Вырубовой в квартире № 41 дома № 29-Б по улице Топелиуса в Хельсинке. Эта и последующие ксерокопии предоставлены нам исследователем Руди Де Кассересом.
55. (с. 207) В 1942-1948 гг. А. А. Вырубова проживала в том же доме в квартире № 50.
56, 57. (с. 208) Лицевая и оборотная стороны собственноручно заполненного А. А. Вырубовой «Именного листка», выявляющего еще один ее гельсингфорский адрес: улица Vuorikatu, 8, кв. 25.
58, 59. (с. 214) Титульный лист книги генерал-лейтенанта А. Д. Нечволодова, автора знаментиых четырехтомной «Сказаний о Русской земле», увидевших свет по воле Императора Николая II, с дарственной надписью А. А. Вырубовой. Судя по штампу, книга хранилась в одной из библиотек Выборга. Уже в наши дни она пополнила собой собрание Российской национальной библиотеки в С.-Петербурге.
60. (с. 224) Государыня Императрица, Великие Княжны Ольга и Татьяна Николаевны, А. А. Вырубова (в облачениях сестер облачения), старший хирург Лазарета княжна В. И. Гедройц (слева) с ранеными офицерами.
61, 62. (с. 225) Лицевая и оборотные стороны письма Императрицы Александры Феодоровны А. А. Вырубовой, написанного в Царском Селе в августе 1917 г. перед отъездом в Сибирь. Подлинник вклеен в один из альбомов А. А. Вырубовой.
63. (с. 225) Машинописная копия предыдущего письма из альбома А. А. Вырубовой.
64. (с. 229) Письмо Великих Княжен Татьяны Николаевны и Марии Николаевны, написанное А. А. Вырубовой из Тобольска 5 февраля 1918 г.
65. (с. 231) [Фотография М. Е. Головиной.]
66, 67. (с. 243) Немного перестроенный дом Головиных на Зимней канавке, где часто бывал Г. Е. Распутин. Фото Д. Ю. Игнатовского.
68, 69. (с. 248) Евангелие, подаренное Г. Е. Распутиным М. Е. Головиной с автографом старца.
70. (с. 269) Почтовая открытка, адресованная Г. Е. Распутиным О. В. Лохтиной («В Питер Греческои проспег, дом 113 к. 7 Лагтиной»): «Боле дома сиди, мене[е] гов[о]ри. Не ишы в дватцатом веке Бога на земле!» Почтовый штемпель: 18.IV.1916.
71. (с. 269) Открытка А. А. Вырубовой, адресованная О. В. Лохтиной:
«11 окт.
Дорогая моя Ольга Владимiровна, благодарю Вас от всей души за письмо и карточку по дороге в Царицын, — надеюсь, мое письмо застанет Вас в Покровском. Здесь все слава Богу, но Мама болеет опять и очень тяжело, уповаю на молитвы о. Гр[игория]. — На душе тихо, — все зелено и тепло как летом, живем в мире и тишине. Всегда Вас помню и крепко люблю. М[ама] Вас целует.
Всем шлю мой душевный привет.
Помолитесь за нас.
Ваша Анна».
72. (с. 270) Почтовая карточка А. А. Вырубовой, отправленная О. В. Лохтиной:
«Я спросила каких, — Он сказал разных. Помолитесь за нас нерадивых. Видела Вас во сне, что Вы меня целовали и у меня теперь чувство счастья.
Куда высылать подрясник?
Аннушка ».
73. (с. 280) Ю. М. Юрьев.
74. (с. 293) Николай и Феликс Юсуповы.
75. (с. 293) Николай Феликсович Сумароков-Эльстон, князь Юсупов.
76. (с. 298) Н. П. Богданов-Бельский. Портрет Николая Юсупова. 1900-е гг.
77, 78. (с. 299) Графиня Марина Александровна Гейден.
79. (с. 331) Пансионерки «Очага нуждающейся русской девушки», основанного Ольгой Евгеньевной и Марией Евгеньевной Головиными, размещавшегося на улице Данфер Рошро в Булонь-сюр-Сен, позднее на улице Микеланджело в Париже. Справа налево: Софи Удот, неизвестная, Ольга Долгорукая, Мария Шебеко, Галина Серенсен, Светлана Мокова, Зинаида Масленникова.
80. (с. 333) [Письмо из мэрии французского городка:]
МЭРИЯ БУЛОНЬ-БИЙЯНКУР
(СЕНА)
Телефон:
Mo Litor 39-80
2 отделение
ПОМОЩИ
31 ноября 1941
Г-же Головиной,
Директрисе организации «Очаг нуждающейся русской девушки», 23, рю Данфер Рошро, БУЛОНЬ-БИЙЯНКУР
Сударыня,
ввиду того, что Администрация Бюро благотворительности производит ревизию списка лиц, которым оказывается помощь, я буду весьма Вам признателен за предоставление в максимально короткий срок подробного сообщения о семейном положении и состоянии финансов несовершеннолетних, указанных ниже, проживающих в вашей организации и получающих помощь от Бюро благотворительности:
1. Г-жа Софи УДОТ, 17 лет
2. Г-жа Галина Серенсен, 17 лет
3. Г-жа Зина Масленникова, 18 лет
Ввиду того, что эти лица являются иностранцами, благоволите помимо этого представить мне их удостоверения личности.
Примите и проч.
Заместитель мэра,
уполномоченный по оказанию помощи,
Ж. [Г.?] Дродло.
81. (с. 341) Записка Г. Е. Распутина князю Ф. Ф. Юсупову. Убийца хранил записку своей жертвы и опубликовал в одной из своих книг на французском языке:
Благословляю живи чадо не в заблужденье а в наслажденье и свет на радось.
Григорий
.
82. (с. 347) [Фотография Царской Семьи.]
83. (с. 387) Новгородская икона Божией Матери «Знамение», положенная при погребении в гроб Г. Е. Распутина. На обороте образа — подписи Августейших Паломниц и А. А. Вырубовой, совершивших накануне убийства Царского Друга поездку в Новгород.
84. (с. 391) Опрятывавшая тело Г. Е. Распутина Акилина Никитична Лаптинская в одежде сестры милосердия.
85. (с. 395) «Анина постройка». Строящийся храм Преподобного Серафима Саровского в Царском Селе, в котором был погребен Г. Е. Распутин.
86. (с. 395) По дороге из Александровского Дворца к месту погребения Царского Друга. 1917 г.
87. (с. 422) Демонстрация на улицах Петрограда. Март 1917 г.
88. (с. 423) «Дорогая моя, милая Аня…» Открытка Цесаревича Алексея Николаевича Вырубовой, отправленная из Тобольска 22 января 1918 г.
89, 90. (с. 424) Подарок Императорской Семьи Г. Е. Распутину. На лицевой стороне изображение Казанской иконы Божией Матери. На обороте надпись: « Спаси и сохрани раба Твоего Григория». Справа вензель Императора Николая II, слева — Императрицы Александры Феодоровны. Внизу дата: «1912».
91. (с. 424) Молитва, написанная на бересте Государыней Императрицей и посланная А. А. Вырубовой из Тобольска.
92. (с. 425) Первая страница письма Государыни А. А. Вырубовой, написанного 16 января 1918 г. из Тобольска по-церковнославянски.
93. (с. 428) Губернаторский дом в Тобольске, в котором жили Царственные Узники.
94. (с. 429) Чехол из лиловой (символический цвет Креста Господня) материи для последнего дневника Императрицы Александры Феодоровны на 1918 г. На нем Царица вышила белый левосторонний гамматический крест. Государственный архив Российской Федерации.
95. (с. 431) Рисованная открытка Императрицы Александры Феодоровны (4x5 см.), посланная А. А. Вырубовой. 1917 г. Орнамент с использованием двух левосторонних гаммированных крестов обрамляет стих из Псалтири в русском переводе (Пс. 33, 19) . Архив А. А. Вырубовой. Йельский университет (США).
96. (с. 431) Рождественская рисованная открытка Царицы (4x5 см.) 1918 г. На ней воспроизведен стих из Псалтири (Пс. 102, 8-9, 17) , но уже на церковнославянском языке. В правом нижнем углу открытки помещен большой правосторонний гаммированный крест в орнаменте. Архив А. А. Вырубовой. Йельский университет (США).
97, 98. (с. 433) Двусторонняя рисованная открытка Государыни, воспроизводящая церковнославянский текст заупокойного тропаря 8-го гласа («Глубиною мудрости..») и краткую молитву о упокоении. Датирована 1918 г. (по-церковнославянски, кириллицей). В конце текста поставлен левосторонний гамматический крест. Все три открытки подписаны одним и тем же инициалом: «М» (Мама?). Архив А. А. Вырубовой. Йельский университет (США).
99. (с. 437) Лицевая сторона шейной серебряной иконки с изображением святителя Иоанна Тобольского, врученная Их Величествами корнету С. В. Маркову в Тобольске.
100. (с. 441) Памятный знак, установленный в с. Покровском на том месте, где 14 апреля 1918 г. перепрягали лошадей, на которых везли в Екатеринбург Царственных Мучеников.
101. (с. 443) Дом Распутиных, нарисованный Великой Княжной Марией Николаевной при проезде Августейших Узников села Покровского.
102. (с. 445) Село Покровское, сфотографированное 8/21 мая 1918 г. с борта парохода «Русь» учителем Ч. С. Гиббсом во время переезда Царских Детей из Тобольска в Екатеринбург.
103. (с. 447) Ипатьевский дом в Екатеринбурге. Перед забором видна часовня, на одной из сторон которой была икона св. праведного Симеона Верхотурского.
104. (с. 448) Листовка с объявлением крестных ходов в Тобольске 4-5 июля 1918 г., т.е. в самый день цареубийства. «Тобольск. Типография Епархиального Братства». Архив автора.
105. (с. 450) Икона св. праведного Симеона Верхотурского, подаренная Императору Николаю II Г. Е. Распутиным.

Первая вклейка (между сс. 160 и 161):

1, 2, 3. Такой разный Распутин…
4. Слобода Покровская. Вид с реки Туры. Фото С. М. Прокудина-Горского. 1912 г.
5. Дом Г. Е. Распутина в Покровском.
6. Г. Е. Распутин в бричке.
7. На одной из улиц села Покровского. Лето 1914 г.
8. Г. Е. Распутин с сестрой Феодосией Ефимовной Орловой, урожденной Распутиной. Собрание В. Л. и М. Ю. Смирновых. Музей Г. Е. Распутина в Покровском Тюменской области.
9. Интерьер дома Распутиных в Покровском. Красный угол со столиком для святынь и богослужебных книг.
10. Железнодорожные подъездные пути к пароходной пристани в Тюмени. Дореволюционное фото.
11. Г. Е. Распутин (в центре, отмечен крестом) среди его почитателей из среды петербургского рабочего люда, живших на Охте и в Вырице. На заднем плане виден портрет Григория Ефимовича в русской рубахе, подпоясанной кушаком. 1912 г.
12. А. Н. Лаптинская, заведовавшая хозяйством Г. Е. Распутина.
13. Окна квартиры Г. Е. Распутина в петербургском доме на Гороховой, 64 (под балконом).
14. Кабинет старца в доме на Гороховой в Петербурге.
15. Петербургская квартира Г. Е. Распутина. Между 9 и 22 марта 1914 г. Сидят (слева направо): З. Тимофеева, М. Е. Головина, М. С. Гиль, Г. Е. Распутин, О. Клейст, отец Григория Ефимовича — Ефим Яковлевич. У ног Г. Е. Распутина — А. Н. Лаптинская. Стоят (слева направо): супруги А. А. и А. Э. Пистолькорс, Л. А. Молчанов, С. Л. Волынская, А. А. Вырубова, князь Н. Д. Жевахов, А. Е. Гущина, Э. Гиль, Н. Яхимович, Ю. А. Ден, О. В. и Н. Д. Ломан, А. И. Решетникова. Фото Я. В. Штейнберга.
16. Г. Е. Распутин за письменным столом.
17. На петербургской квартире Г. Е. Распутина (Английский проспект, 3, кв. 10). Справа от Григория Ефимовича — Ю. А. Ден и дочь Матрена. За ней со стаканом чая с блюдцем стоит Л. А. Молчанов. Крайняя справа — М. Е. Головина, за ней — М. С. Гиль. По словам Л. А. Молчанова, на снимке были запечатлены также «какая-то дама, приехавшая из Сибири с какой-то просьбой» и «какая-то старушка с Васильевского острова». Фото Кристинина. Весна 1914 г.
18, 19. Царская Семья на яхте «Штандарт».
20. Император Николай II и Цесаревич Алексей Николаевич с экипажем Императорской яхты «Штандарт».
21, 22. Государь Николай Александрович.
23, 24. Императрица с Наследником Цесаревичем.
25. Царевич Алексей с овечками. Крым 1911 г.
26. В угловой гостиной Императрицы Александры Феодоровны в Александровском Дворце висел большой гобелен с картины Виже-Лебрен (1787), изображающей Королеву Марию-Антуанетту с детьми. Это был подарок Их Величествам правительства Франции.
27. Известный своими верноподданническими чувствами Ялтинский градоначальник генерал И. А. Думбадзе.
28-39. Императрица Александра Феодоровна в альбомах А. А. Вырубовой.
40-48. Альбомы А. А. Вырубовой: зима 1912-1913 гг. в Царском Селе.
49. Г. Е. Распутин со своими детьми (Матреной, Варварой и Дмитрием) в Покровском.
50. Матрена и Варвары Распутины.
51. Фото Матрены и Варвары Распутиных с надписью на обороте: «Милой незабвенной подруге на память от Матреши и Вари». Снимок подарен его владелицей Л. М. Барановой в музей Г. Е. Распутина в Покровском.
52. Борис Николаевич Соловьев. Фото подарено музею «Наша Эпоха» (Москва) правнучкой Г. Е. Распутина Лоранс Huot-Solovieff (Париж). Публикуется впервые.
53. Матрена Григорьевна Распутина. 1927 г.
54. В центре Параскева Федоровна Распутина, вдова Григория Ефимовича; слева — сын Дмитрий, справа его жена Феоктиста Ивановна. Сзади прислуга Катя (Екатерина Ивановна Печеркина). 1927 г. Собрание В. Л. и М. Ю. Смирновых (Тюмень).
55. Семья Распутиных. Личная коллекция A. Goutel.
56, 57. Матрена Соловьева (Распутина) в Париже.
58, 59. М. Г. Соловьева в разные годы жизни.
60. Матрена Распутина с «соавтором» позднейшего извода своих мемуаров Patte Barham. Лос-Анджелес. 1975.
61, 62. Кладбище Rosedale в Лос-Анджелесе (бульвар Вашингтона), на котором в 1977 г. была погребена М. Г. Соловьева (Распутина). Плита на ее могиле.
63. Лоранс Huot-Solovieff в музее своего прадеда в селе Покровском Тюменской области.
64. Дети начальника Канцелярии ЕИВ А. С. Танеева (слева направо): Сергей, Анна и Александра.
65. А. А. Вырубова в Царском Селе.
66. Подруги Государыни: А. А. Вырубова и Ю. А. Ден.
67. Императрица с А. А. Вырубовой.

Вторая вклейка (между сс. 320 и 321):

1. А. А. Вырубова со своим отцом А. С. Танеевым.
2. Сергей Александрович Танеев.
3. С. А. Танеев со своей невестой княжной Тинатин Ильиничной Джорджадзе.
4. Н. И. Танеева с будущей невесткой.
5. С. А. Танеев с матерью. Царское Село. Фото времен Великой войны.
6. Н. И. Танеева со своей дочерью Александрой Александровной Пистолькорс.
7. Императрица, Великие Княжны Ольга и Татьяна Николаевны и А. А. Вырубова в одном из Царскосельских лазаретов в годы Великой войны.
8, 9. С. А. Танеев с невестой Т. И. Джорджадзе в лазарете у раненой во время железнодорожной катастрофы сестры Анны.
10-15. Альбомы А. А. Вырубовой: железнодорожная катастрофа 2 января 1915 г.
10. Раненая А. А. Вырубова в Царскосельском лазарете.
11, 12, 13. А. А. Вырубова после перевода ее из лазарета домой.
14, 15. А. А. Вырубова на балконе Александровского Дворца в Царском Селе. Великая Княжна Татьяна Николаевна: «Аню привозят к Мама каждый день, и она лежит в своем кресле».
16. Государыня навещает А. А. Вырубову в ее домике после катастрофы.
17. Государыня и А. А. Вырубова после выздоровления последней от ранения.
18. «Маленький Анин домик» в Царском Селе. Дореволюционное фото.
19-24. Альбомы А. А. Вырубовой: сестра Аля.
23. А. С. Танеев с дочерью Александрой и внучками Ольгой и Татьяной.
24. А. А. Пистолькорс с мужем Александром Эриковичем и дочерьми.
25-30. Альбомы А. А. Вырубовой: Юсуповы, Танеевы, Пистолькорсы.
25, 26. Князь Ф. Ф. Юсупов и С. А. Танеев на даче Юсуповых в Царском Селе (Павловское шоссе, 30).
27, 28. А. А. Пистолькорс (Танеева) и князь Ф. Ф. Юсупов (на скамейке); стоят: С. А. Танеев, неизвестный офицер и А. Э. Пистолькорс.
29, 30. Княгиня З. Н. Юсупова с сыном Феликсом и А. А. Вырубовой.
31. Крестовоздвиженский собор Свято-Николаевского Верхотурского монастыря.
32. Октайский скит.
33. Старец Макарий у своей келлии. Фото С. М. Прокудина-Горского. 1909 г.
34. Старец Макарий Верхотурский, епископ Феофан (Быстров) и Г. Е. Распутин. 1909 г. Монастырское фотоателье.
35. Отец Макарий кормит кур.
36. Старец на крыльце своей келлии.
37-50. Альбомы А. А. Вырубовой: паломничество в Верхотурье.
37. У Крестовоздвиженского собора в Верхотурье.
38. А. А. Вырубова со спутницами на балконе дома, построенного специально для ожидавшегося приезда Наследника Цесаревича в Верхотурье.
39. Вид на Верхотурье с гостевого дома.
40. Сень над ракой св. праведного Симеона Верхотурского в Крестовоздвиженском соборе.
41. Скит «Октай». Старец Макарий.
42. Отец Макарий выходит из своей келлии.
43. Старец в скитском лесу.
44. Отец Макарий спешит.
45. Скитской лес.
46. Монашеские келлии. Вдали виден храм иконы Божией Матери «Живоносный Источник».
47. Старец Макарий в окружении паломников.
48, 49, 50. На обратном пути из Верхотурья.
51. Храм в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в скиту «Октай» при Верхотурском монастыре.
52. Г. Е. Распутин с отцом Макарием. 1913 г.
53. За этой стеной Верхотурского монастыря находилось кладбище, на котором был погребен старец Макарий. Современный снимок.
54. Ольга Валериановна Пистолькорс, урожденная Карнович, и ее сын Александр Эрикович («Бэби»).
55. Ольга Валериановна Пистолькорс с мужем Эриком Пистолькорсом. 1880-е гг.
56. Ольга Эриковна Пистолькорс и молодая княжна Ирина Павловна Палей в имении графов Кройц Костелец в Польше.
57. Александр Эрикович Пистолькорс в камер-юнкерском придворном мундире.
58. Александр Эрикович Пистолькорс со своей супругой Александрой Александровной, урожденной Танеевой.
59. Ольга Эриковна Пистолькорс в имении графов Кройц Костелец в Польше. 1914 г.
60. Граф Александр Александрович Кройц и его супруга Ольга Эриковна, урожденная фон Пистолькорс.
61. Графиня Ольга Эриковна Кройц, урожденная Пистолькорс и ее сын граф Александр Александрович Кройц («Алек»). 1909 г.
62. Графиня Ольга Эриковна Кройц. Фото из журнала «Столица и усадьба» 1915 г.
63. Марианна Эриковна Дерфельден, урожденная Пистолькорс в египетском костюме.
64. М. Э. Дерфельден и М. П. Лазарев участвовали в качестве исполнителей египетского танца на маскарадном балу у графини М. Э. Клейнмихель. Танец этот имел выдающийся успех.

Третья вклейка (между сс. 416 и 417):

1. Евгений Сергеевич Головин с супругой Любовью Валериановной, урожденной Карнович, и их старшей дочерью Ольгой («Асей»). 1874 г.
2. Любовь Валериановна Головина, урожденная Карнович.
3. Любовь Валериановна Головина и ее дочь Мария («Муня»).
4. Г. Е. Распутин перед домом Головиных в Санкт-Петербурге (Адмиралтейский канал, № 29).
5, 6. Зимняя канавка, снятая со стороны Мойки (часть ее между Мойкой и Миллионной улицей), где, очевидно, был вход в квартиру Головиных. Именно здесь был запечатлен Г. Е. Распутин на известной фотографии.
7. Г. Е. Распутин на вершине горы Ай-Петри близ Ялты, в Крыму. Фото Марии Головиной. 1913 г.
8. Г. Е. Распутин и О. В. Лохтина. («Огонёк». 1914. № 1. 5 января).
9. О. В. Лохтина на крыльце дома в хуторе Морозовском на Дону. 1914 г.
10. Земляная хата на хуторе Морозовском, в которой жила О. В. Лохтина. 1914 г.
11. Стоящийся в хуторе Морозовском на личные средства О. В. Лохтиной дом для старушки Калмыковой. 1914 г.
12-20. Фотографии А. А. Вырубовой: рыбалка в Покровском. 1915 г.
14. В первом ряду у костра сидят: супруга Г. Е. Распутина Параскева Федоровна и М. Е. Головина.
16. С супругой Параскевой.
20. А. А. Вырубова, Г. Е. Распутин и неизвестная дама.
21. Великий Князь Павел Александрович.
22. Вел. Кн. Павел Александрович и княгиня О. В. Палей. 1914 г.
23. Дом Великого Князя в пригороде Парижа Булонь-сюр-Сен.
24. Дети Вел. Кн. Павла Александровича от первого брака: Великий Князь Дмитрий Павлович и Великая Княжна Мария Павловна. 1908 г.
25. Великий Князь с морганатической супругой и детьми от этого брака: Владимiром, Ириной и Наталией. 1911 г.
26. Вел. Кн. Павел Александрович.
27. Княгиня О. В. Палей.
28. Вел. Кн. Павел Александрович, графиня О. В. Гогенфельзен, урожденная Карнович, А. Э. Пистолькорс, О. Е. и М. Е. Головины, граф Владимiр Гогенфельзен, графиня Ирина Гогенфельзен, Л. В. Головина, урожденная Карнович. Шлангенбад (Бавария), 1904 г. Собрание Князя М. Ф. Романова.
29. Графиня О. В. Гогенфельзен и ее дети от первого брака (слева направо): Александр и Марианна Пистолькорс; Вел. Кн. Павел Александрович, граф Владимiр Гогенфельзен, Олька Эриковна Кройц, урожденная Пистолькорс. В центре стоят дочери Великого Князя от морганатического брака Ирина и Наталия. 1912 г.
30. Княжны Ирина и Наталия Палей. 1916 г.
31. Графиня О. В. Гогенфельзен со своим сыном Владимiром.
32. Княгиня О. В. Палей.
33. Княгиня О. В. Палей во время посещения ею пострадавшей в железнодорожной катастрофе А. А. Вырубовой в доме последней. 1915 г.
34. Княгиня О. В. Палей.
35. Князь В. П. Палей. 1916 г.
36. Князь В. П. Палей. Крым. 1915 г.
37. Свадьба Князя Феодора Александровича и княжны Ирины Палей. Стоят (слева направо): Великая Княгиня Ксения Александровна, Вел. Кн. Дмитрий Павлович, Князь Феодор Александрович, Вел. Кн. Александр Михайлович, княгиня О. В. Палей, княжна Наталия Палей; стоят (ошибочно, надо: сидят): неустановленное лицо и княжна Ирина Палей. Париж. 1923 г.
38. Княгиня О. В. Палей. Париж. 1923 г.
39. Ольга Евгеньевна Головина (справа) и княгиня Ирина Павловна, урожденная княжна Палей.
40. Княжна Наталия Павловна Палей.
41, 42. Княжна Н. П. Палей.
43. Н. Палей и Люсьен Лелонг.
44. Княгиня З. Н. Юсупова.
45. Князь Ф. Ф. Юсупов с английским бульдогом Клоуном.
46. Розенкрейцер доктор К. Н. Рябинин, готовивший кн. Ф. Ф. Юсупова к убийству Г. Е. Распутина.
47. В. М. Пуришкевич.
48. Доктор Лазаверт.
49. Любовь Валериановна Головина и ее дочери: Ольга (справа) и Мария (слева).
50. Любовь Валериановна Головина.
51. Мария Евгеньевна Головина («Муня»).
52. Ольга Евгеньевна Головина («Ася»).
53. Л. В. Головина с дочерью Марией.
54. Любовь Валериановна Головина и ее дочь Мария («Муня»).
55. Мария Евгеньевна Головина.
56, 57. Ольга Евгеньевна Головина.
58. Дача Танеевых в Териоках (ныне Зеленогорск), на которой они проживали в 1921-1925 гг. Современный снимок.
59. Дом «Эден» в Выборге (Ваасанкату, 13; ныне Крепостная, 32), в котором А. А. Вырубова с матерью в 1925-1938 гг. арендовали квартиру. Современный снимок.
60. Дом в Выборге по адресу ул. Pantsarlahdenkatu, 6, кв. 3, в котором А. А. Вырубова жила после кончины матери в 1938-1939 гг. Современный снимок.
61. А. А. Вырубова со своим духовным отцом иеромонахом Ефремом (Хробостовым) сразу же после тайного ее пострига с именем Мария 14 ноября 1923 г. в Смоленском скиту Валаамского монастыря.
62. Монахиня Мария (Танеева) в Валаамской обители. 1923 г.
63. Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев, 1873†1958), окормлявший А. А.Вырубову после кончины о. Ефрема.
64. Отец Ефрем (Хробостов, 1871†1947) — духовный отец А. А. Вырубовой в Смоленском скиту на Валааме.
65. Собор Преображения Господня в Выборге, в котором в марте 1937 г. отпевали Н. И. Танееву, мать А. А. Вырубовой.
66. Дом в Хельсинки по улице Топелиуса, 29-Б, в котором А. А. Вырубова поселилась в 1940 г. после возвращения в Финляндию из Швеции.