Елена Ямпольская
Пан Вайда поставил в Достоевского за шесть недель
"Бесы" Анджея Вайды, сыгранные в "Современнике", гораздо интереснее "Бесов" Анджея Вайды в экранизации 1988 года. На мой вкус, конечно. Причины тут могут быть разные, а может, и одна, причем самая простая. Есть такой фактор, называется "русский артист". Никто никогда не сыграет Достоевского ли, Толстого ли, Чехова так, как это сделают русские актеры, и стараться им особенно не надо, а из кожи вон лезть -тем более, потому что у них общая кожа с Достоевским, Чеховым и Толстым. Во всяком случае, много общих клеточек.
Непонятно, как физически удалось за полтора месяца сделать сильный, полнометражный спектакль на тридцать человек. Изучаешь плотно набранную программку, и кажется, что в едином порыве "взбесилась" чуть ли не вся труппа "Современника". Причем сразу, на уровне программки, ясно, что обязана стать удачей хромоножка Мария Тимофеевна - Елена Яковлева. Что Игорь Кваша идеален для старшего Верховенского. А вот Сергей Гармаш - капитан Лебядкин - поверг меня в некоторое недоумение. Не таким я представляла себе Лебядкина, скорее, маленьким, мерзеньким, плюгавым. Но мы - обыватели, а Вайда все-таки гений, есть разница. Гармаш не просто совпал с Лебядкиным, как влитой, он в этом спектакле лучше всех, ярче всех, не говорю уже - смешнее всех, и это не мое личное пристрастие, а очевидный выбор зала. Гармаш играет так, что впервые в жизни я пожалела о преждевременной насильственной кончине капитана Лебядкина, ибо во втором акте мы были лишены его блистательного общества. Зато до антракта Лебядкин - бенефициант. И проторчав полтора часа за кулисами, а потом выйдя на поклоны, Гармаш первым, если не единственным, удостоился приветственных воплей зала. Сидевшая рядом со мной Лия Меджидовна Ахеджакова шептала восхищенно: "Какой актер, какой актер..."
Быть смешным - очень важная штука, когда играешь "Бесов". Потому что они написаны на грани откровенного глумежа. Здесь роскошный комичный текст, и если местами трактуется о вещах философских или жутких, то блестящие парадоксы все равно вызывают у слушателя улыбку удовольствия... Помимо Лебядкина, чумазого, громогласного, хрипатого, этакого Ноздрева, которого унизила, оскорбила и опустила жизнь, алкаша с неустойчивой вибрацией во всех членах, тощего, но сильного медведя, которого на потеху публике обучили маршировать с неуклюжей грацией, принимать первую балетную позицию и по-оперному отводить лапу, так вот, помимо Лебядкина - Гармаша, комическую функцию с привычной профессиональной легкостью исполняет - Степан Трофимович. То в бархатном сюртучке, петушком, петушком, то испуганный и ошарашенный, то жалкий и раздавленный, человек с пылким театральным воображением, Верховенский-отец - может быть, самый психологически точный тип в "Бесах" Достоевского и соответственно в "Бесах" Вайды. Для Кваши явно не составило труда его сыграть, Игорь Владимирович ведь был уже отцом Карамазовым у Валерия Фокина. Вообще, глядя на Верховенского и Лебядкина, на Квашу и Гармаша, приходишь к неожиданному выводу, что юмор вполне может спасти мир. Причем быстрее и надежнее красоты.
Экранные "Бесы" Вайды когда-то показались мне скучными, прямолинейными и лишенными интриги. В сценических "Бесах" пружинка закручена туже, но все равно сыграть семисотстраничный роман почти с начала и до самого конца можно только беглым пунктиром. Неторопливый, велеречивый, многословно вязкий материал приобретает у Вайды поистине сверзвуковое, кинематографическое ускорение.
"Бесы" ведь как написаны? С оттяжечкой - чтобы автор мог укрепить свое материальное положение. "А надобно вам заметить, что, отклоняясь от основной цели нашего повествования несколько в сторону, мы не можем не сказать..." - и все в таком духе. Но на долгие периоды у театра, разумеется, времени нет. Был роман, остались тезисы. Мартовские тезисы.
Эпизоды летят, словно кадры, спектакль разматывается, как пленка в аппарате, очередную выгородку приносят и утаскивают бегом, ракурсы сменяются мгновенно. Если и есть статичные сцены, так они сканированы с исторических фотографий: группа мужчин в сюртуках вокруг резного стола... Особым комизмом вдруг выпячивается конкретное мышление персонажей: Петр Верховенский сулит разрушить старую Россию "в мае", а Кириллов точно узнал, что счастлив, "в прошлую среду". Иногда конкретика притянута за уши, вопреки автору. Например, Федька каторжный у Вайды говорит Ставрогину: "Я от вас за ту же работу (то есть за убийство Лебядкиных, сестры и брата) полторы тысячи получить могу". На самом деле было сказано: "как же мне пускаться на то, когда и все полторы тысячи могу вынуть, если только пообождав?.." Простоват становится Достоевский у Вайды, есть такой грех.
Убрать намеки и экивоки -значит разогнать туман, в котором только и могут обитать бесы. Бесовская стихия - это мгла, ночь, страх неизвестности. В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам. А тут атмосфера тайны совершенно рассеялась, причины и следствия наверху, свет такой, что глаза слепит.
Не понятна самая малость - когда действие происходит.
Пункт первый в программе "достоевских" заговорщиков - уничтожить армию и флот - буквально в последние годы успешно выполнен и перевыполнен.
Пункт второй - обеспечить народ едой и сапогами - тоже.
Главный посыл: "Чем быстрее начнем разрушать, тем лучше", - явно дожил до наших дней.
Постоянно поминаются тлеющие угли, языки пламени и даже - "зарево их деяний". Отличная была бы шапка для газет, выходивших утром 15 марта. "Не стану описывать картину пожара, ибо кто у нас на Руси ее не знает"... Рассказчик () дорого продает свой текст, и зал дорого, с веселым оживлением его покупает.
То, что, начиная с безграничной свободы, неминуемо утыкаешься в безграничный деспотизм, уже детям известно. В первом акте Ставрогин уходит через зал направо, во втором налево. Идеологическая бесовщина отдает то левизной, то правизной, жестокими детскими болезнями. У зрителя голова идет кругом: это было недавно? это было давно?
Диалог Ставрогина с Петром Верховенским о проблемах центрального комитета прозвучал специально для прибывшего на премьеру Михаила Горбачева. По его же адресу доставили менее забавный пассаж Петра Степановича (Александр Хованский), очкастенького, мерзкого, червяком извивающегося: "Социализм в нашей стране распространяется преимущественно из сентиментальности... Поэтому надо позволить дуракам много говорить... Более всего они боятся прослыть реакционерами..."
Театр, конечно, никакие бомбы под дорогого гостя подкладывать не собирался. И вообще вправе обиженно сказать глумливому критику: "Вы стилист, а не друг". Галина Волчек умеет любить людей, причем любить преданно. Объекты ее симпатий могут быть спорными, но глубина и верность чувства потрясают незыблемым благородством.
Либеральный "современниковский" зал встретил явление Горбачева (со скромной охраной из трех человек) теплыми аплодисментами. А для кого-то, наверное, и Михаил Сергеевич - из бесовского племени. Это я к тому, что бесы у каждого свои. Если вообще не живут внутри нас.
У Вайды бесы из людей вышли, в свиней не вошли и разгуливают по сцене вполне свободно. Существа в коротких серых балахонах, лица скрыты под капюшонами, на ногах тяжелые остроносые башмаки. Сразу вспоминается: "Имя им - легион". Сначала они просто работают на подхвате, как у пушкинского Балды, - подай, прими, пошел вон. Но по мере развития событий сцену уже не покидают, толпятся заинтересованно, хороводят вокруг героев и, наконец, всей стаей уволакивают долгожданный труп Шатова. Динамики разрываются каким-то уханьем, вяканьем, чавканьем, гавканьем, кряканьем, кваканьем, шепотом и гоготом, и недовольным рокотом, и противным гундежом. Звуки не человеческие и не животные, но средние между животными и человеческими, то есть именно бесовские.
Бесы существуют отдельно - это очень важный момент. Петр Верховенский - не бес, но проводник бесятины на земле, и уж тем более не бес Николай Ставрогин. В первые же минуты спектакля он сообщает залу: "Я не знаю, не чувствую зла и добра", и ему сразу не веришь, потому что, коли говорит про добро и зло, так, стало быть, чувствует. Роль Ставрогина, слишком ответственная и потому заведомо проигрышная, досталась новому герою "Современника" Владиславу Ветрову. Не знаю, в какой московской труппе сегодня можно найти актера и фактурного, и обладающего гипнотическим воздействием на зал. Ветров для Ставрогина, пардон, староват, и имидж у него не Ивана Царевича, а скорее, эффектного Кощея. Он вальяжен и медлителен, как серый кардинал на пенсии. Помнится, у Достоевского Николай Всеволодович резко критиковал католичество. Так что, наверное, не без издевки поляк Вайда сделал Ставрогина вылитым иезуитом. Аскетичный, строгий, наглухо, до подбородка застегнутый - ксендз, в котором якобы для всех только и свет в окошке. Не может такого быть. Никто не поднимет его имя в качестве знамени, никто не посвятит ему ни жизнь, ни мысль, и на такого человека в футляре даже странно как-то возлагать большие надежды.
Кое-где, например, в сценах родов шатовской жены, или убийства самого Шатова, или повешения Ставрогина, спектакль, по-моему, излишне натуралистичен. У Достоевского не столько кровь, сколько идея крови. Не раскоканный старушечий череп, а идея раскоканного черепа. Не петля в чуланчике, но идея петли. А с пистонными выстрелами на театре вообще надо кончать. Зато как здорово, ровно, спокойно и бытово сделана сцена, когда симпатичный Кириллов (Дмитрий Жамойда) с легкомысленным любопытством готовится к самоубийству...
За последний месяц в Москве выходят уже вторые "Бесы". Первые поставлены Александром Гордоном в формате ток-шоу. Ну Гордону вообще свойственно искать простые, а главное, конкретные ответы на сложные вопросы. И даже более того - на вопросы, до конца никем не сформулированные. У Вайды не вопрос - ответ, у него искренняя боль от безысходности, и после его спектакля удивительно четко понимаешь, что бороться со злом - значит, как это ни грустно, бороться с терпимостью, потому что в терпимости нуждается именно зло, и первое не ходит без второго. Если же мы хотим оставаться цивилизованными людьми, нами будет безнаказанно вертеть и то, и другое, а нам остается лишь верить в ту недосягаемую точку, где терпимость, наконец, станет тождественна добру.
Тем не менее при несопоставимом масштабе двух зрелищ "Бесы", помноженные на два, а то и возведенные в квадрат, пугают. Охота на бесов так же опасна, как охота на ведьм. Помяни беса - он и появится. Ему ведь только того и нужно.
"Бесы" - не первая работа Вайды с "Современником". В 1972 году он поставил здесь пьесу американского драматурга Дэвида Рэйба "Как брат брату", посвященную "вьетнамскому синдрому". Что касается Достоевского, то оскароносный пан Вайда ставил его произведения на многих площадках мира, даже в Японии, где в спектакле "Настасья Филипповна" главную женскую роль играл мужчина. Но постановка Достоевского на языке оригинала для Вайды -первая. Об этом он, по его собственному признанию, мечтал 30 лет.
В том же 1972 году на торжественном приеме режиссера представили министру культуры Советского Союза Екатерине Фурцевой. "Пан Вайда, что я могу сделать для вас?" - спросила она. Вайда ответил, что хотел бы поставить "Бесов" на советской сцене. "А вы считаете, они на ней устоят?" - отшутилась Фурцева. Стоявшая рядом Галина Волчек больно наступила Вайде на ногу. К тому моменту "Бесы" в интерпретации Вайды вышли на сцене "Старого театра" Кракова.
Сегодня на сцене "Современника" поставлены шедевры сразу трех классиков - Достоевского, Альбера Камю - автора инсценировки, и собственно Анджея Вайды, который за основу постановки взял именно французское переложение. Приступая к работе, Вайда поставил только одно условие: будем репетировать быстро, не больше шести недель, актеры должны работать на сцене в состоянии легкого озноба. Режиссер смотрел репертуар "Современника" и потом составил список. Напротив каждой роли стояла фамилия актера. Галине Волчек было предложено сыграть Варвару Петровну Ставрогину, однако она отказалась.
Сцена похожа на раскрытую посередине книгу. На заднике нарисовано сумрачное небо, крутой наклонный планшет абсолютно пуст. По фактуре он напоминает деревенское бездорожье, в спектакле Анджея Вайды это бездорожье месят ногами почти три десятка артистов. Персонажи одеты как современники Достоевского, бесы - этакие слуги просцениума, что выносят на сцену мебель, ширмы и выносят со сцены трупы, - наряжены босховскими крестьянами. Бесы, так сказать, перелистывают страницы книги, и этому процессу аккомпанируют хлюпанье, вой и стоны в динамиках. Страха эти бесы не вызывают, напротив, довольно часто в зале звучит смех. Смеются, когда капитан Лебядкин (Сергей Гармаш), выкаблучиваясь - не то ему до ветра не терпится, не то попросту пьян, - читает басню «Таракан». Когда заседает тайное общество, тоже смеются («Верховенский, вы не имеете ничего заявить?» - «Ровно ничего, я желал бы рюмку коньяку». - «Ставрогин, вы не желаете?» - «Благодарю, я не пью»). Когда Сергей Юшкевич - Рассказчик говорит: «Не стану описывать картину пожара, ибо кто у нас на Руси ее не знает», - в зале тоже смеются. В другой раз смеются, когда Петруша Верховенский (Александр Хованский) обещает разрушить старую Россию к маю. Смешон потрепанный жизнью вольтерьянец - старший Верховенский, которого играет Игорь Кваша. Публика радуется на «Бесах» в двух случаях - на репризах любимых артистов и на политических аллюзиях, свидетельствующих, что недаром же роман был не рекомендован к чтению в советской стране и недаром на телевидении вот только что, перед выборами, не пропустили ток-шоу Гордона по мотивам «Бесов». Смеха в публике много, но не инфернальности, не бесовщины, не проклятых вопросов. Нет и загадки: что это за человек господин Ставрогин, который всех околдовал? Владислав Ветров (рост, благородная осанка, высокое бледное чело) уже в первой сцене объяснил про себя, что он не чувствует ни добра, ни зла, и с тех пор ему остается вышагивать по сцене таким перезрелым Чайльд Гарольдом; но за что любит его безумная Лебядкина (Елена Яковлева), что в нем нашла порывистая Даша (Елена Корикова), из чего Лиза (Ольга Дроздова) сделала вывод, что это унылое существо может любить, - решительно непонятно. И уж тем более непонятно, как он мог соблазнить своими идеями Шатова и Кириллова, и ослеп, что ли, Петруша Верховенский, когда думал выдать его за нового самозванца Ивана-царевича. Непонятно и то, почему Ставрогин покончил с собой. Дело тут не только в артисте Ветрове. Вопрос: может, дело в режиссере Вайде?
Всякая инсценировка, в особенности если инсценируют толстенный роман, напоминает книжку-раскладушку, аттракцион, трехмерные картинки с подписями. В редких случаях театр берет книгу и живет с ней несколько лет. Трилогия Женовача по «Идиоту» менее всего была инсценировкой; Петр Фоменко, читая с актерами «Войну и мир» несколько лет, полноценный, увесистый спектакль сделал лишь по первым главам. Лев Додин играет своих «Бесов» в три вечера. Анджей Вайда тоже давно живет с этой книгой - еще в начале семидесятых он хотел ставить роман в «Современнике», но поставил в Кракове, позже снял кино. Вайда жил с книгой давно, но театр, причем чужой театр, чужие актеры - должны были освоить ее за те несколько недель, что прожил с ними Вайда. Они и освоили - как сумели. А то, почему из книжки вышла пусть увесистая, пусть монументальная, но раскладушка - не вопрос. Так ведь почти всегда бывает.
Вернее, четыре месяца назад. Так вот, эти "Бесы", сегодня — совсем не то, что те вчера!). Итак, по-порядку. Спектакль в сценической редакции Анджея Вайды поставлен много лет назад (2004 год). То есть текст уже "от зубов отскакивает" и в этом есть такая опасность "замыливания", механического воспроизведения. Чего опасалась, и не увидела! Спектакль очень живой и очень в душу проникающий. Не надрывом и не истерией, а, знаете, жизненностью и даже вот повседневной такой обыденностью что ли. Вот как в реале порой трудно различить зло и добро, простоту и хитрость, порядочность и лукавство, так и здесь. И актуальность действия, и достоевщина эта как никогда близка и понятна: вот они, "наши" — среди негодяев и подлецов, и поколение, живущее "за чужой счет", и бесы — среди нас, неопознанные, но хорошо видимые и слышимые!
Идея с бесами, меняющими декорации и их визжащими-шепчущими голосами сколь проста, столь и гениальна. При их появлении нарастает напряжение и беспокойство переходящее в тревогу. Но, удивительно, как кротко сидит и слушает евангельскую притчу бес, не убоявшийся ее смысла. Или столь сильны они? Ужасно интересно было смотреть спектакль, ничуть не скучно, и не затянуто. При том, что персонажи практически все задействованы, и много-много текста. И сюжет знаком. Вот, кстати, о публике и сюжете. Ну почему у нас не читают, не знают хотя бы сюжет? Идут на спектакль, как я услышала в фойе: "на знаменитостей". А надо бы на автора да на режиссера-постановщика! И восприятие было бы ярче, и отклик публики больше. Хотя, не знаю, вроде не самый трудный был зал, хорошо реагировал, немного лишь пропускал. Скуп только на аплодисменты — даже робок, что ли. Я несколько раз их инициировала. Ну как же иначе показать актерам, что здорово же играют!?)
Понравились почти все. Игорь Владимирович Кваша — Верховенский-старший — трогательно смешон, нелеп и где-то жалок, и взгляд его и суетливость рук — комичный трагизм, превосходно, мастер, конечно. Под стать ему прекрасна своей игрой и обликом, и голосом Тамара Васильевна Дегтярева — Ставрогина В.П.
Сергей Гармаш — Лебядкин хрестоматийный, иного кажется и быть не может, хорош! И даже язык как бы по теме заплетался)).
Рассказчик — Сергей Юшкевич — человек-контраст — облик и одежда в полном несоответствии с манерами и голосом — последние безупречны!) Мария Лебядкина в исполнении Елены Плаксиной шокирует своей узнаваемостью, точностью попадания в героиню. От ее игры в первом акте — мурашки по коже.
Илье Древнову, на мой взгляд, не хватает мистики и недотягивает он до "человекобога Кириллова", показанного Достоевским. Ставрогин для меня также неоднозначен — вообще эта роль ускользающая, и В. Ветрову удалось, пожалуй, передать характер и силу персонажа, а вот обаяние, притягательность — я не увидела. Александр Хованский в роли Петра Верховенского очень понравился! Вот оно обаяние беса, роскошная простота и беспощадный нигилизм. Ну, не хорош разве? И кураж, такой кураж у него! Вся дьявольская страсть революционера, готового умереть за идеи свои, и снести каждого, кто встанет на пути их воплощения. И нет тут никакой фарфоровой кукольности. Я им откровенно залюбовалась, браво!
Финал спектакля показался слегка скомканным, быстрым. Не по времени — по сюжету. И оттого не ахнуло сердце при виде распахнутого шкафа. А может, просто показалось, ибо не тайна была для меня.
Кстати, когда забирала в антракте цветы из гардероба, сотрудницы спросили — кому подарите? Хованскому, — отвечаю, — уже решила. И по их реакции, по улыбке, по восклицанию: Ах, Саше! — поняла, как любят актера в театре. И чувствуется особая атмосфера. Мне было очень приятно поблагодарить Александра Хованского за великолепную игру букетом роз. И лишь досадно, что он был один, этот букет. Люди! Дарите цветы своим любимым, "знаменитостям", на которых вы идете смотреть! Ведь это так важно — сказать спасибо, взглянуть в глаза, почувствовать прикосновение теплых рук, и так, я верю, необходимо актерам! Аншлаг, аплодисменты и цветы. Признательность за искусство и талант. А что еще мы, зрители, можем дать взамен?
Ф.М.Достоевский
БЕСЫ
Инсценировка Альбера Камю
Сценическая редакция Анджея Вайды.
Перевод с польского инсценировки романа «Бесы» - Никита Кузнецов
Небольшая террористическая организация начинает действовать в российской глубинке. Ее непосредственный руководитель – Петр Верховенский – тесно общается с уголовными элементами и не брезгает мокрыми делами. Ее идейный вдохновитель – Николай Ставрогин – больше занят личной жизнью. Он соблазняет всех женщин, которые попадаются ему на пути, а в финале принимает швейцарское гражданство и вешается. Любовь, политика, преступления, -- все смешалось в этих «Бесах».
Вослед за Достоевским и Камю, написавшим инсценировку романа, Вайда рассказывает страшную историю духовной деградации российского общества. Его режиссерская рука здесь подобна резцу ваятеля, отсекающего все лишнее. Самой главной победой режиссера оказался роман Достоевского "Бесы". Именно он мерцает и пульсирует, выпирает и болезненно саднит в самых непредвиденных местах. Над ним смеются и неожиданно замирают, слушая слова Верховенского-младшего о провокациях, поджогах, убийствах и развращении общества, глядя, как кружатся бесы в черных одеждах по сцене и как смиренно один из них садится послушать евангельскую притчу о свиньях, в которых вошли бесы. В спектакле Анджея Вайды "Современник" приобрел неудобную, по-настоящему современную историю. Слова Достоевского страшно резонируют в сегодняшнем пространстве России. Случай этого писателя таков, что иногда слова важнее того, как они играются актерами. Главное, чтобы их услышали…
ПОСТАНОВКА - АНДЖЕЙ ВАЙДА
Действующие лица и исполнители:
Николай Всеволодович Ставрогин - Владислав ВЕТРОВ
Матреша - Лера МОТИНА
Тихон - Андрей АВЕРЬЯНОВ
Рассказчик - Сергей ЮШКЕВИЧ
Алексей Кириллов - Илья ДРЕВНОВ
Иван Шатов - Сергей ГИРИН,
Олег ФЕОКТИСТОВ
Лизавета Николаевна Дроздова - Марина АЛЕКСАНДРОВА
Мария Тимофеевна Лебядкина - Елена ЯКОВЛЕВА,
Елена ПЛАКСИНА
Капитан Лебядкин - Сергей ГАРМАШ
Варвара Петровна Ставрогина - Тамара ДЕГТЯРЕВА
Прасковья Ивановна Дроздова - Светлана КОРКОШКО
Даша Шатова - Клавдия КОРШУНОВА
Степан Трофимович Верховенский - Игорь КВАША
Шигалев - Александр КАХУН
Липутин - Александр БЕРДА,
Алексей КЛИМОВ
Виргинский - Владислав ФЕДЧЕНКО
Семинарист - Евгений ПАВЛОВ
Лямшин - Олег ФЕОКТИСТОВ
Алексей Егорович - Владимир ЗЕМЛЯНИКИН
Маврикий Николаевич - Максим РАЗУВАЕВ
Петр Степанович Верховенский - Александр ХОВАНСКИЙ
Федька - Валерий ШАЛЬНЫХ
Виргинская - Дарья БЕЛОУСОВА
Студентка - Полина РАШКИНА
Капитан - Рашид НЕЗАМЕТДИНОВ
Мария Шатова - Марина ФЕОКТИСТОВА
Священник - Рогволд СУХОВЕРКО
Черные Фигуры - Кирилл МАЖАРОВ,
Рашид НЕЗАМЕТДИНОВ,
Владимир СУВОРОВ,
Ольга МАРКИНА
Выдающийся польский кинорежиссер Анджей Вайда сегодня прилетел в Москву. Цель его визита - поставить в столичном театре "Современник" спектакль по роману Достоевского "Бесы".
Лауреат премий Оскар, Сезар, Феликс занимается не только кино. С конца 50-х Вайда работал в театре и творчество Достоевского ему хорошо знакомо. "Бесов" и "Преступление и наказание" он ставил на польских сценах.
В аэропорту режиссера встречали его коллега Галина Волчек и наш корреспондент Ольга Меженная.
Шереметьево-2. Галина Волчек встречает Анджея Вайду и Кристину Захватович, жену Вайды и сценографа и художника по костюмам. Галина Волчек здесь потому, что это она пригласила Вайду в Москву, в "Современник". Вайда, в свою очередь, здесь потому, что в "Современнике" он намерен поставить спектакль "Бесы" по роману Достоевского. Розы из рук в руки уже переданы где-то там, куда камеру не пускают. Ждать багаж гостям предстоит в специальном зале, где можно поговорить.
Анджей Вайда: "Долететь в Москву куда легче, чем поставить "Бесов"... Для меня работа с Достоевским всегда большое потрясение. А с "Бесами" - тем более".
Вайда уже ставил "Бесов". Впервые - больше тридцати лет назад в Кракове. Тот спектакль в Польше сразу запретили. А в Лондоне, например, против его показа протестовало советское посольство. Фурцевой как-то Вайда хотел поведать о своей мечте снять с советскими актерами кинокартину "Бесы", но Галина Волчек вовремя его остановила. Тогда было не время.
Потом на немецком и японском Вайда работал с "Бесами". А в Америке Лизу в его театральной постановке "Бесов" играла Мерил Стрип.
Анджей Вайда: "Она тогда была еще студенткой актерского колледжа. И мы с Кристиной все время, когда любовались ею в работе, думали о том, как примет ее Голливуд, с этой скромностью, спокойствием, достоинством. Марылькой мы тогда ее называли".
С "Современником" у Вайды связи, как с "Бесами" и Достоевским, - давнишние. В 1972-м году он ставил в этом театре американскую пьесу "Как брат брату", с Гафтом, Квашой и Лидией Толмачевой. Тогда он увидел на сцене Галину Волчек. И еще увидел ночные очереди у билетных касс "Современника". Про те очереди теперь он говорит - это было лучшее для театров время. Ну, а Галину Волчек он позвал в "Бесах" сыграть.
Анджей Вайда: "Это условие - Волчек согласилась? – Ну, так, как все женщины, да или нет...".
На репетиции ему отведено полтора месяца. За неделю до премьеры полностью закроется для зрителей театр, для того чтобы сцена для Вайды в любое время была свободна.
Всех, с кем предстоит работать, Анджей Вайда говорит, что знает. Недавно инкогнито он был в Москве. Неделю. Смотрел все спектакли "Современника". Выбирал актеров.
Анджей Вайда: "Завтра начинаем. Важный для меня день".
Ольге Дроздовой предстоит в московских "Бесах" Вайды сыграть Лизу, ту самую, что играла когда-то Мерил Стрип. Гармаш, Яковлева, Кваша, - Вайда говорит о тех, кто еще будет занят в спектакле. Но уже идет вниз. Шапки, специально приготовленные для Москвы, достаются из багажа уже на выходе.