к у р с а

«СЛАВЯНСКИЙ ФОЛЬКЛОР»

Для филологических факультетов
государственных университетов

Специальность - Славянские языки и литература

Программа подготовлена кафедрой русского устного народного творчества
филологического факультета Московского университета

Составители: проф. ,
доц. ,
научн. сотр.

ВВЕДЕНИЕ

Значение и место фольклора в культуре славянских народов. Общие особенности фольклора (синтетичность, коллективность творчества, единство коллективного и индивидуального, традиционность, изменяемость, устность). Фольклористика как наука, ее взаимосвязи с литературоведением, лингвистикой, этнографией, историей, музыковедением, искусствоведением. Терминология. Фольклор как искусство слова. Фольклор и религия. Фольклор и искусство. Фольклор и литература (сходство и различие). Фольклор и быт. Соотношение эстетического и внеэстетического в фольклоре. Художественная система фольклора.

Устное поэтическое творчество восточных, западных и южных славян. Общие и сходные явления в нем: в тематике, жанрах, типах героев, приемах композиции, поэтической образности, языке. Основы общности и сходства: общее происхождение славянских народов, родство языков, сходство социально-исторических условий жизни, культурные связи. Общие закономерности развития устно-поэтического творчества славянских народов на современном этапе. Сравнительно-историческое изучение славянского фольклора. Его итоги на международных съездах славистов.

ЖАНРОВЫЙ СОСТАВ СЛАВЯНСКОГО ФОЛЬКЛОРА

Особенности жанрового состава славянского фольклора. Система жанров. Ее историческое формирование. Генетическая связь жанров, стадиальная периодизация фольклорных жанров. Включение одних жанров в другие. Общие процессы в жанрах: развитие общих черт, историческое изменение жанров. Классификация жанров и ее принципы. Идейно-эстетические и неэстетические функции жанров.

ОБРЯДОВЫЙ ФОЛЬКЛОР

Общие особенности обрядовой поэзии. Вербальные и невербальные компоненты обрядов. Полиморфизм и полифункциональность обряда. Отражение в обрядовом фольклоре мифологических воззрений древних славян. Возникновение «двоеверия» после принятия славянами христианства; проявления «двоеверия» в обрядах и обрядовом фольклоре. Борьба церкви с языческими обрядами.

Календарная обрядовая поэзия. Связь ее с годовыми земледельческими работами. Зимний, весенне-летний и осенний циклы обрядовой поэзии. Зимний цикл: песни зимних обходных обрядов (колядные и др.), святочные гадания и молодежные песни, масленичные обряды, припевки и песни. Весенне-летний цикл: встреча весны и весенние заклички у восточных славян; «вынесение (проводы) Марены (смерти)» у западных славян; цикл юрьевских обрядов у южных и отчасти у восточных славян; цикл пасхальных и юрьевских хороводов и игр у всех славян; цикл троицко-купальских обрядов, хороводов, игр, гаданий и песен у всех славян. Жнивные обряды и песни у всех славянских народов. Особенности содержания, образности и стиля календарной обрядовой поэзии, следы языческих верований, христианская символика и образность в календарном фольклоре.

Семейная обрядовая поэзия. Ее состав. Родильный обряд и его поэзия. Украинские и белорусские песни родильно-крестинного обряда. Образы Роженицы, Орисницы. Свадебный обряд и его поэзия. Отражение в нем истории общества и семьи, быта и верований народа. Этапы свадебного обряда. Свадебные песни, причитания, величания, корильные песни, приговоры участников свадьбы. Похоронный обряд и причитания. Особенности содержания, образности и стиля семейной обрядовой поэзии.

Заговоры. Их магическая природа, слово и действие в них. Связь с обрядами. Виды заговоров и их употребление. Композиция, образность, словесные средства. Свидетельства древней письменности о заговорах. Устойчивость текстов заговоров. Заговоры и другие жанры (сказка и былина). Исполнители заговоров: колдуны, знахари.

МАЛЫЕ ЖАНРЫ

Пословицы и поговорки. Определение пословицы и отличие поговорки от пословицы; их функции в речи. Тематическое многообразие пословиц. Отражение в них мировоззрения, жизненного опыта и идеалов народа. Познавательно-историческая, моральная и эстетическая ценность пословиц. Структура пословиц и их художественные средства. Общность и сходство славянских пословиц. Пословицы в творчестве славянских писателей.

Загадки. Определение загадки. Отражение в загадках крестьянского труда и быта. «Тайная речь» (речевые табу) и происхождение загадок. Художественные средства загадки. Общее и сходное в загадках славянских народов. Загадка и пословица. Загадки в сказках и народных песнях. Загадки в произведениях славянских писателей.

ПРОЗАИЧЕСКИЕ ЭПИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ

Понятие «устная народная проза». Ее жанры: сказки, предания, легенды и былички. Стиль сказового повествования, меморат.

Сказки. Определение сказки. Соотношение сказочного вымысла и реальности. Сказка и миф. Сказки о животных, волшебные, социально-бытовые, новеллистические, сказки-небылицы.

Сказки о животных. Отражение в них древних представлений (анимизм, антропоморфизм, тотемизм). Сказки о диких зверях, домашних животных, птицах, человеке. Реальные черты зверей и птиц. Иносказательность сказок. Сатира и юмор в них. Общие сюжеты и герои в славянских сказках о животных и национально-своеобразные сюжеты и герои.

Волшебные сказки. Соединение реального и фантастического. Древнейшие мотивы и образность. Морфология и исторические корни волшебной сказки. Темы, сюжеты, образы, персонажи, хронотоп, композиция славянских волшебных сказок. Сходные сюжеты и образы славянских сказок. Иванушка-дурачок, Йиржик, Хлопек Ростропек, Хитрый Петр, Эро. Соединение первобытных воззрений с некоторыми чертами средневекового быта. Победа добра над злом. Идеалы трудолюбия, честности и справедливости. Особенности сюжетов и образов в волшебных сказках отдельных славянских народов.

Социально-бытовые сказки. Отражение социальных и семейных отношений, черт феодального быта. Социальная сатира: образы барина, пана, купца, попа. Торжество положительного героя (крестьянина, работника, солдата). Образ хитреца, плута, ловкого вора. Семейно-бытовые сюжеты. Образы мужа и жены. Сюжетная структура и поэтика социально-бытовых сказок. Традиционный анекдот .

Предания. Определение жанра. Исторические и топонимические предания. Сюжеты исторических преданий. Предания в летописях и древней письменности: о Чехе, Лехе и Русе; о Кие, Щеке и Хориве; о Кракусе и Ванде; о Пясте и Попеле; о Либуше и Пржемысле. Предания об основании городов. Соотношение преданий и исторической действительности. Предания о пане Твардовском. Особенности структуры и повествования в преданиях. Семейные предания.

Легенды. Определение жанра. Фабулат и меморат. Виды легенд. Рассказы о мифических существах, о сотворении мира, происхождении животных, птиц и рыб и их особенностях; библейские мотивы и персонажи. Утопические легенды. Сюжет поисков счастливой страны. Другие сюжеты легенд, распространенные у славян (о великом грешнике, странствиях Христа по земле, договоре человека с дьяволом). Художественные особенности легенд.

Былички . Рассказы о домовых, леших, водяных, русалках, самодивах, обменышах, проклятых и т. д. Художественные особенности и быличек.

СТИХОТВОРНЫЕ ЭПИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ

Виды стихотворных эпических жанров: мифологические песни, былины, юнацкие песни, гайдуцкие, збойницкие, удалые (разбойничьи) песни, думы, исторические песни, духовные стихи, баллады. Их общие особенности: сюжетность, стихотворная форма, типические (общие) места, отражение в них истории народа. Героический характер основных жанров. Отсутствие героического эпоса у западных славян и попытки его искусственного создания литераторами.

Мифологические песни южных славян. Самые древние песни о мифических существах, олицетворяющих природные стихии (самодивы, самовилы, вилы, юды, русалки и др.), небесные светила (солнце, месяц, звезды), опасные болезни (чума, лихорадка). Предсказательницы судьбы Орисницы. Взаимоотношения мифических существ с людьми («Стоян и самодива», «Солнце и Добринка», «Бродница и парень»). Мифологические песни южных славян («Два змея и ламя», «Змей-жених», «Йова и самовилы»). Мифологические мотивы в эпических песнях восточных и западных славян (оборотничество, предвещание несчастья, чудесная дудочка / скрипка, брак женщины и змея и т. д.).

Былины. Определение жанра, его основные признаки. Термин «былина». Исполнители былин. Классификация былин. Киевский и новгородский циклы былин. Тематика и идейная сущность основного состава былин. Богатырь - основной герой. Типизация и индивидуализация образов. Образы старших богатырей: Святогора, Микулы Селяниновича, Вольги; младших богатырей: Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алеши Поповича. Композиция и поэтика былин киевского цикла. Сюжеты и герои былин новгородского типа. Образы Садка и Василия Буслаева. Художественные особенности былин этого цикла. Интерпретация былин представителями разных научных школ. Отголоски былин в белорусских сказках о богатырях.

Юнацкие песни. Героический эпос южных славян. Юнацкая песня как жанр. Героические сюжеты и поэтика. Циклизация песен вокруг образов героев: песни о Момчиле, о королевиче Марко, о Дойчине. Циклы сербских песен о Косовской битве, о послекосовских героях, об освобождении Сербии.

Гайдуцкие и збойницкие песни. Гайдуцкие песни южных славян, отличие гайдуцких песен от юнацких. Збойницкие песни западных славян - особый тип героических песен. Отражение борьбы с иноземными поработителями. Историческая основа песен. Исторические прототипы героев: Страхил-воевода, Стоян, Манол, Новак, Груица, Иво Сенянин - герои гайдуцких песен. Яношик, Ондраш, Вдовчик, Адамек - герои збойницких песен. Образы женщин-гайдуток в болгарских песнях: Бояна-воевода, Тодорка, Рада. Композиционные и стилистические особенности песен. Гайдук (збойник) и природа. Народ и гайдук (збойник). Русские удалые (разбойничьи) песни.

Думы. Думы как жанр украинского фольклора. Термин «дума». Исполнители дум - кобзари и бандуристы. Патриотический характер дум. Картины иноземного владычества , подвиги героев в борьбе с врагами. Сюжеты о страданиях в плену и побеге из плена. Борьба с турками и польской шляхтой. Герои дум: Голота (Нетяга), Самойло Кошка, Фесько Андыбер, Хмельницкий, Маруся Богуславка. Поэтика дум.

Исторические песни. Исторические песни как тематическая группа произведений. Их разновидности. Конкретно-исторический характер песен. Отличия от былин, юнацких и гайдуцких песен. Исторические прототипы героев. Значение исторических песен в фольклоре славянских народов. Общие сюжеты славянских исторических песен: борьба с татарским и турецким нашествием, крестьянские восстания, войны XVII - XIX вв. Русские исторические песни о взятии Казани, об Иване Грозном, Степане Разине и Емельяне Пугачеве, Кутузове и Платове. Украинские исторические песни о Богдане Хмельницком, Максиме Железняке, Кармелюке. Болгарские и македонские исторические песни об угоне в плен, турецких зверствах, насильственном потурчении, Иване Шишмане, падении Болгарского царства. Словенские песни о короле Матияше, польские - о Яздовецком замке, словацкие - о Белграде, о борьбе с австрийским господством, сербские - о Косовской битве, об освобождении Сербии.

Духовные стихи. Духовные стихи как тематическая группа эпических, лиро-эпических и лирических произведений на религиозно-христианские темы. Происхождение духовных стихов и их источники (книги Священного Писания, христианская каноническая и апокрифическая литература; дохристианская мифология). Создатели и исполнители духовных стихов - «калики перехожие», паломники по святым местам, слепцы («майстры»). Народное переосмысление библейских тем, житий святых. Утверждение идеи превосходства духовного над материальным, прославление подвижничества, мученичества за веру, обличение греховности людей, несоблюдения Божьих заповедей.

Русские стихи, отражающие представления о мироздании («Голубиная книга»), на ветхозаветные сюжеты («Осип Прекрасный», «Плач Адама»). Белорусские и украинские стихи на евангельские темы («Распятие Христа», «Вознесение»). Польские, чешские, словацкие стихи и канты о Богородице и Рождестве Христа. Чешские духовные песни эпохи гуситских войн. Болгарские стихи о Господе, ангелах и безгрешной Янке, об Авраамовой жертве, святом Илии и грешных душах. Сербские стихи о крещении Христа, о святом Савве, об обретении Креста Господня, песни слепцов (о матери святого Петра).

Образы героев-змееборцев (святой Георгий, Федор Тирянин), мучеников (Галактион и Епистимия, Кирик и Улита), подвижников (Алексей Божий человек), чудотворцев, праведников и грешников в традициях славянских народов. Стихи о кончине мира и страшном суде. Поздние стихи и канты литературного склада. Поэтика духовных стихов, влияние на них других эпических песен и литературно-христианской стилистики. Особенности их композиции и поэтического языка.

Баллады. Термин «баллада ». Определение жанра, его основные особенности: эпичность, семейно-бытовые сюжеты, трагичность, антитетичность. Исторические и бытовые баллады. Исторические сюжеты: встреча родных в плену, побег из плена, феодальный деспотизм. Бытовые сюжеты: трагические конфликты муж - жена, свекровь - сноха, брат - сестра, мачеха - падчерица-сирота и др. (русская баллада «Дмитрий и Домна», украинская - «Явор и береза», белорусская - «Гей, там при дороге», сербская - «», словенская - «Красавица Вида», болгарская - «Лазарь и Петкана», польская - «Пани пана убила», чешская - «Герман и Дорота», словацкая - «Заклятая девушка»). Социальные сюжеты: пан Каневский и Бондаревна, князь Волконский и Ваня-ключник, холоп и панская дочь. Баллады с мифологическими мотивами (сюжеты превращения). Баллады об инцесте. Своеобразие баллад у мусульман-боснийцев («Хасан-агиница», «Омер и Мейрима»). Сходство и различия славянских баллад. Новые баллады, их связи со старыми (сюжетно-тематическая общность) и отличия.

ЛИРИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ

Народная лирика. Ее жанры. Принципы классификации необрядовой лирики (тематический, функциональный, формальный). Любовные и семейные песни, военно-бытовые, ямщицкие, бурлацкие песни. Малые лирические жанры. Классификация лирических песен по тематике и структуре: частые песни, их шуточный и сатирический характер, плясовые ритмы; протяжные песни, распев, их драматический характер, тематика личных отношений. Два вида протяжных песен: песни-повествования и песни-раздумья. Композиционные особенности и поэтика лирических песен. Картины быта, природы, портрет героев. Психологическое изображение, средства раскрытия внутреннего мира персонажей, создание обобщенных образов. Роль символики и психологического параллелизма (символика из растительного, животного мира, мира неживой природы и небесных тел). Сходство и различия лирических песен разных славянских народов.

Болгарские песни жнецов, русские артельные трудовые песни, польские, чешские и украинские песни плотогонов. Структурно-стилистические особенности.

Бытовая тематика песен. Две разновидности (любовные и семейные). Основные персонажи: молодец - девица, муж - жена. Сюжетная ситуация как основа композиции песен. Типичные ситуации любовных песен: встреча, разлука, измена. Темы счастливой и несчастливой любви, их символическое выражение. Характерные символы. Роль повествования, описания, монолога и диалога в песне. Психологический параллелизм. Выражение внутреннего мира персонажа. Общеславянские мотивы и символы любовных и семейных песен, своеобразие песен у разных славянских народов. Типичные ситуации семейных песен: тяжелая жизнь женщины в чужой семье, конфликты свекровь - сноха, муж - жена. Темы социального и возрастного неравенства. Шуточные мотивы песен: образы ленивого мужа, строптивой жены, тещи, жестокой свекрови. Своеобразие поэтики и образности семейных песен.

Малые лирические жанры. Популярность в славянском фольклоре малых лирических жанров-припевок: частушек, коломыек, краковяков, бечарцев. Простота формы, сжатость выражения мыслей, четкость оценок, живой отклик на явления действительности. Роль импровизации. Шутка, юмор, сатира. Словесный текст, напев и пляска. Спевы припевок. Русские частушки. Их разновидности: собственно частушки, плясовые, «Семеновна», страдания. Возникновение и причины популярности частушек. Связь с плясовыми песнями. Многообразие тематики, преобладание любовной тематики. Композиция частушки, роль параллелизмов, символики и повторений. Украинские коломыйки. Происхождение названия. Социальная сатира. Тема любовных отношений. Строение коломыйки. Характер ритма. Польские краковяки. Широта тематики. Структура, ритмика и рифмовка. Роль в композиции малых жанров типичных зачинов, концовок, обращений и припевов. Сербские и хорватские бечарцы.

ДРАМА И ТЕАТР

Многообразие драматических форм в славянском фольклоре. Театрально-драматические и игровые элементы в календарных и семейных обрядах, соотношение слова и действия в них. Игры. Ряженья. Драматические сценки в фольклоре славянских народов. Их социальная и бытовая сатира, яркий комизм. Русские народные драмы «Лодка» и «Царь Максимильян». Кукольный театр. Две его формы: вертеп (бетлейка, шопка) и кукольная комедия (Петрушка, Кашпарек). Религиозные и светские элементы в кукольном театре. Художественное своеобразие народных драматических форм.

ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СЛАВЯНСКОГО ФОЛЬКЛОРА

Историческое изменение фольклора, состава жанров, сюжетов, тем, героев, выразительных средств. Принципы хронологического соотнесения произведений. Фольклор и история народа. Трудности исторического изучения фольклора. Общая периодизация истории славянского фольклора. Первобытнообщинный строй и фольклор. Отражение в фольклоре анимизма, антропоморфизма, тотемизма. Культ предков, растений, животных. Первичные формы фольклора. Синкретизм. Фольклор и мифология. Древнейшие формы славянского фольклора. Предания о расселении славян; эпическая река Дунай. Древнее происхождение календарной поэзии, сказок, пословиц, загадок. Ранний феодализм и возникновение героического эпоса. Патриотический характер эпоса, идея единства родной земли. Борьба славянских народов с татаро-монгольскими, турецкими, немецкими и другими завоевателями. Развитие героического эпоса, жанров былин и юнацких песен. Социальные противоречия и сатира в фольклоре. Развитие гайдуцких и збойницких песен, социально-бытовых сказок и сатиры в других жанрах фольклора. Формы народной драмы. Расширение взаимосвязей с литературой. Роль фольклора в эпоху национальных возрождений в славянских странах и в становлении национальных литератур. Изменение традиционной поэтической системы фольклора. Фольклор города, ремесленников, солдат. Отмирание традиционных жанров. Отклик фольклора на важные исторические события и социальные процессы нового времени. Фольклор и первая мировая война. Вторая мировая война: антифашистский фольклор, партизанский фольклор. Современное состояние славянского фольклора. Общеславянские явления и их взаимодействие в фольклоре славянских стран.

ОБЩЕСЛАВЯНСКИЕ ЯВЛЕНИЯ В НАРОДНОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ И НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ФОЛЬКЛОРА

Сравнительно-историческое изучение фольклора (типологическое , генетическое, историко-культурное). Различные научные школы в фольклористике. Общее и сходное в фольклоре славянских народов (процессы развития, жанры, сюжеты, типы героев, поэтика). Развитие славянского фольклора на современном этапе: новые жанры, сюжеты, образы и художественные средства.

Своеобразие фольклора отдельных славянских народов. Его исторические основы. Самобытность содержания и формы произведений. Национальное самосознание народа и его устно-поэтическое творчество. Образы родной земли, народных героев, родной природы. Народный быт и его отражение в фольклоре. Своеобразие художественных средств и языка. Историческое обогащение своеобразия славянского фольклора.

ЛИТЕРАТУРА И ФОЛЬКЛОР

Большая роль фольклора в развитии славянских литератур. Формирование национальных литератур и народное творчество. Древнеславянские литературы и фольклор. Летописи и исторические предания. Свидетельства древней письменности об обрядах, игрищах, песнях народа. «Слово о полку Игореве» и фольклор. Постепенное расширение связей литературы с фольклором. Система жанров древнерусской литературы и фольклора. Национальное возрождение славянских народов и роль в нем народного творчества. Писатели-романтики и фольклор (раннее творчество Пушкина; Мицкевич, Челаковский, Эрбен, Штур, Враз, Мажуранич, Прешерн, Радичевич, Негош, Ботев, Якшич, Краль). Реализм и фольклор (Пушкин, Гоголь, Крашевский, Немцова, Змай). Расцвет реализма (Некрасов, писатели-демократы и народники, Л. Толстой, Кондратович, Ожешко, Сенкевич, Конопницкая, Неруда, Ирасек, Вазов, Ашкерц, Змай, Шантич). Литература XX века и фольклор (Горький, Есенин, Шолохов, Платонов, Гашек, Ольбрахт, Елин-Пелин). Современные славянские литературы и народное творчество. Воздействие литературы на фольклор. Песни и баллады романтиков и реалистов в народном репертуаре, их фольклоризация. Развитие строфики и рифмы литературного типа в песенных жанрах фольклора. Расширение идейно-художественного влияния литературы на фольклор.

СОБИРАНИЕ И ИЗУЧЕНИЕ СЛАВЯНСКОГО ФОЛЬКЛОРА

Собиратели русского фольклора (Р. Джемс, Кирша Данилов, Афанасьев, Даль, Киреевский, Рыбников, Гильфердинг, Шейн), польские (Жегота Паули, Доленга-Ходаковский, Кольберг, Федоровский), чешские и словацкие (Челаковский, Эрбен, Добшинский), болгарские и македонские (братья Миладиновы, Шапкарев, Стоин), сербские, хорватские и словенские (Караджич, Штрекель). Болгарский «Сборник за народни умотворения». Собирательская деятельность в славянских странах в XX в. Ценнейшие издания.

Изучение славянского фольклора. Мифологическая школа: Афанасьев, О. Миллер. Школа заимствования: Буслаев, Шишманов, Графенауер. Историческая школа: Вс. Миллер, фольклористы Югославии. Сравнительно-историческое изучение фольклора: Поливка, Веселовский, Арнаудов, Кшижановский, Быстронь, Мошинский, Горак. Современные славянские фольклористы: Соколов, Богатырев, Кравцов, Пропп, Путилов, Гусев; Кшижановский, Черник; Латкович; Арнаудов, Динеков, Романска; Мелихерчик.

Новые направления в славянской фольклористике (типологическое изучение, структурное, этнолингвистическая школа). Обращение к изучению фольклора литературоведов, языковедов, историков, музыковедов, театроведов. Комплексное изучение фольклора. Проблема фольклора как искусства слова и история советской фольклористики. Достижения в фольклористике отдельных славянских стран. Межславянское научное сотрудничество в изучении фольклора.

ЛИТЕРАТУРА

Основная

Кравцов фольклор. М. 1976.

Славянский фольклор. Тексты. Сост. , . М. 1987.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы . Зимние праздники. М. 1973. С. 5 - 17, 204 - 283.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М. 1977. С. 5 - 11, 202 - 295.

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники. М. 1978. С. 5 - 7, 174 - 243.

Славянский фольклор и историческая действительность. М. 1965.

Славянский фольклор. Сб. статей. Ред. , . М. 1972.

Эпос славянских народов. Хрестоматия. Под ред. проф. . М. 1959.

Славянски фолклор. Очерки и образци. Съст. Ц. Романска. София. 1972.

Болгарские народные сказки. М. 1965.

Польские народные легенды и сказки. М. 1965.

Сказки народов Югославии. М. 1956.

Песни южных славян. Сост., вступ. ст. . М. 1976.

Сербские народные песни и сказки из собрания. М. 1987.

Словацкие сказки. М. 1955.

Чешские народные сказки. М. - Л. 1951.

Предања словенских народа. Београд. 1964.

Дополнительная

Moszyński K. Kultura ludowa słowian. T. 1. Kultura materialna; T. 2. Cz. 1, 2. Kultura duchowa. Warszawa. 1968.

Българско народно поетично творчество. Христоматия. София. 1958.

Български фолклор. Ч. 1. София. 1972.

Латковић В. Народна књижевност, 1. Београд. 1967.

Путилов историческая баллада. М. - Л. 1965.

Путилов и южнославянский героический эпос. М. 1971.

Богатырев теории народного искусства. М. 1971. С. 11 - 166 («Народный театр чехов и словаков»).

Кравцов славянского фольклора. М. 1973.

Лазутин устное народное творчество. М. 1983.

Круглов народное поэтическое творчество. Л. 1987.

Кравцов эпос. М. 1985.

Богатырев эпические рассказы и лиро-эпические песни («збойницкий» цикл). М. 1963.

Украинские думы. М. 1972.

Антологиjа jугословенске народне лирике. Недић. Београд. 1962.

Slovenský folklór. Zost. A. Melicherčík. Bratislava. 1965.

Słownik folkloru polskiego. Warszawa. 1965.

Толстой и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М. 1995.

Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти тт. Под ред. Н. И. Толстого. Т. 1. А - Г. М. 1995. Т. 2. Д - К. М. 1999.

Восточнославянский фольклор. Словарь научной и народной терминологии. Минск. 1993.

Гура животных в славянской народной традиции. М. 1997.

Серия исследований «Славянский и балканский фольклор». М. (1971, 1978, 1981, 1984, 1986, 1989, 1994, 1995)

Смирнов баллады и близкие им формы. М. 1988.

Кляус сюжетов и сюжетных ситуаций заговорных текстов восточных и южных славян. М. 1997.

Вспомним систему, о которой я говорил, что славянская мифология состоит как бы из трех уровней – высшего, среднего и низшего. Высший уровень – это пантеон богов, которых установил князь Владимир в 980 г., средний – это боги славянского племени, сезонные боги (Кострома, Ярила) и абстрактные боги (Кривда, Правда, Доля). Средние боги то обнаруживаются новые, то исчезают. Некоторые считают, что таких богов в славянской мифологии не было, в частности бога Рода (как основателя славянского рода) не было. Но на том этапе не было и письменности, тогда не записывали славянских мифов. Наоборот, с мифами боролись христиане. Самое главное, что эта мифология осталась в художественном творчестве, осталась как мировоззренческое и эстетическое оформление взглядов. К этому нужно отнестись серьезно, потому что после принятия христианства якобы у славян сложилось двоеверие. И это двоеверие длилось чуть ли не тысячелетие, когда в конце концов отказались от всякой веры. Мифология – это еще не вера. Трудно сказать, насколько славяне верили в своего Перуна. Вот во что верили, так это в низших богов. Суеверие сохранилось мощным пластом в сознании не только крестьянства, но и всех групп населения. Но суеверие – это не вера. Советую почитать энциклопедию «Славянская мифология» (М., 1995) – из этой книги я взял статьи В.В. Иванова и его соавтора В. Топорова. Есть еще хорошая статья исследователя славянства в целом Н.И. Толстого об обрядоверии и суеверии .

Сегодня я кратко расскажу об устном народном творчестве, которое сохранилось на тысячелетие и которое иссякает, но в какой-то мере еще живет. Устное народное творчество тоже связано с мифологией, это тоже часть религиозного ритуала. Один из крупнейших исследователей славянского устного народного творчества А.Н. Веселовский (1838–1906) писал о древнем славянском фольклоре. И писал о том, что этому фольклору присущ синкретизм, т.е. нерасчлененность поэзии, магии, ритуалов, музыкального словесного ритма в целом, а также хореографического исполнения (например, хоровод, в котором пели и произносили какие-то слова). Точно неизвестно, в какой мере это было так. Позже Веселовский установил, что в X–XI вв. синкретизм распадается и на первый план выходит обрядовая поэзия, затем лирика и былины. Это тоже достаточно предположительно. На самом деле синкретизм – это свойство не только славянской поэзии. В Африке он тоже присутствует. В какой-то мере синкретизм – это форма религиозного ритуала, где есть слова, музыка и хореография. Эта форма существования народного творчества – самая первичная, по мнению Веселовского. Это начало вообще эстетического творчества. А затем происходит распад этих синкретических форм на эпическую, лирическую, а также на сказовые формы (как в сказках и былинах). Этих устойчивых фольклорных жанров в славянской и древнерусской фольклорной традиции много. И они фиксировались, конечно, поздно – в XVIII–XIX вв. Это прежде всего обрядовый фольклор – календарные песни, лирические, шуточные, военные песни, сказки, легенды, былины и былички, народный эпос и т.д.

Если говорить подробнее, то, наверное, нужно начать с былин. По содержанию русский былинный эпос не имеет аналогов в древней европейской поэзии. Это не эпос скальдов, это не эпос, который воспевает подвиги Карла Великого на старофранцузском языке. У нас всего два цикла – киевский цикл и новгородский цикл. Киевский цикл – это известные былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче, о Святогоре и др. Записаны они в XIX в. Что на самом деле осталось от древности, трудно сказать. Поскольку здесь много христианизации этих былин, а язычества мало. Киевский цикл былин очень патриотичен по духу и весь проникнут идеей защиты русской земли, он проникнут антитезой добра и зла. Есть четкое разделение на добрых богатырей и злых Змеев Горынычей, которые нападают на нашу землю. Борьба добра и зла собственно и составляет основу киевского цикла. В общем-то эти былины короткие (400–500 стихов), но есть былины больше 1000 стихов. Якобы они были очень популярны в народе. На самом деле таких свидетельств в русских летописях нет, но об этом говорит то, что они сохранились в памяти народной.

Новгородский цикл другого плана. Он посвящен прежде всего раскрытию тайной силы, могущества и тайны богатства. Новгородские былины – это былины о путешествиях, о гостях-купцах, о пирах, о славянской удали, о щедрости героев. В Новгородском цикле есть все-таки скандинавское влияние. В нем нет такого патриотического пафоса, как в киевских былинах. Киевские былины – это былины, действие которых происходит в Киеве, а сами былины сочинены в разных местах. Новгородский цикл в полной мере раскрывает русский национальный характер. Садко – широта души, удаль, щедрость, интерес к тайне, интерес к путешествиям (такая континентальная тоска по путешествиям, которой нет у тех, кто живет на берегу моря). Но на самом деле русский национальный характер – это уже литературная трансформация новгородского цикла. Мы знаем оперу «Садко» – там специальное либретто и музыка. Это более поздние наслоения. Сначала во всем устном народном творчестве представлены некие глубинные архетипы всего славянства. А собственно русский характер – это обработка XVIII–XIX вв. Герои и удалые, и щедрые, но непредсказуемые, что якобы характерно для русского человека. Именно эти былины послужили основой для литературно-музыкальных и даже симфонических обработок. Есть, допустим, музыкальная тема, написанная на севере, а затем развернута в целую симфонию. Например, у Аренского .

Сказовая русская традиция – русские сказки – считаются многими исследователями самой архаичной формой во всей Европе. Видимо, это связано с происхождением славян. Славянороссы начиная с конца VI в. долгое время были в изоляции и сохранили архаичные формы в своем творчестве. Особенно сказки о живой и мертвой воде, о воскрешении погибающего героя, сказки «пойди туда – не знаю куда», сказки, где преодолеваются границы между двумя мирами. Та территория, которую занимает баба Яга и ее избушка, соединяющая два мира – сказочный и реальный, и есть такая граница. Это некий третий мир – полоса как бы нейтральная. Таких сказок в Европе немного. Там сразу вход в другой мир. В русских народных сказках есть третий мир, опосредованный, между миром колдовским и реальным. А есть еще средний, где можно получить ключ и узнать путь в заколдованный мир.

Обрядовая поэзия и обрядовые песни (не только обрядовые, но и лирические) – такого богатства в западноевропейской устной традиции нет. Даже если сосчитать примитивно, то в древней русской лирике больше 3 тыс. песен. Обрядовая песня связана с жизнью человека, с его судьбой. И всю жизнь – с рождения до смерти – человека сопровождают песни. Вторая форма обрядовой песни тоже очень развита – это календарные народные песни, связанные с земледельческими работами. Я говорю о песнях, которые сопровождают человека по жизни. Есть обрядовые песни, вернее, были, посвященные беременности. Еще человек не родился, а песня уже есть. Они посвящены тому, чтобы сохранить ребенка. А уж когда человек родился, его жизнь сопровождает целый цикл песен. Есть песни детские и подростковые. Огромный цикл свадебных песен. Начинаются со сватовства, затем песни жениха, песни невесты, затем собственно свадьба, брачная песня. Завершение свадьбы – загул. Этот цикл хорошо представлен и записан в разных вариантах и формах в разных губерниях в XIX в. Песни, сопровождающие воинов, идущих на битву, и величальные песни, и заклинательные, подблюдные, очень много игровых, гадальных песен. Есть просто лирические песни о любви. Я прочитаю вам небольшой фрагмент заклятья, но это уже заклятье, трансформированное христианством. А есть, наверное, заклятья чисто языческие. Колдовство с помощью слов – это языческая форма воздействия на психику человека. Она и сейчас существует. Особой эмоциональной силой отличались заговоры против болезней, против недругов-врагов, заговоры-присушки (есть около сотни вариантов, как присушить любимого). В заговорах про любовь всегда присутствует древний образ огня-пламени, который символизирует любовь и должен зажечь сердце, растопить его и навеять на душу «тоску тоскучую». В этих заговорах слышится настоящее древнее волхвование. Волхвы – это колдуны. Приведу пример. Допустим, в девушку влюбился парень Иван и пошел к волхву или к старушке, которая знает такие присушки: «Болей ее сердце, гори ее совесть, терпи ее ярая кровь, ярая плоть. Томитесь ее мысли и день, и ночь, и в глухую полночь, и в ясный полдень, и в каждый час, и в каждую минуту обо мне, рабе Божьем Иване. Вложи ей, Господи, огненную игру в сердце, в легкие, в печень, в пот и кровь, в кости, в жилы, в мозг, в мысли, в слух, в зрение, в обоняние, в осязание, в волосы, в руки, в ноги. Вложи тоску, и сухоту, и муку, жалость, печаль и заботу обо мне, рабе Божьем Иване». Зачин здесь обычный: «Стану я, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле…». Но если есть «перекрестясь», то уже есть влияние христианства. Но сама идея заклятья, несомненно, языческая. Такого рода заклятья, присушки, заклинания можно использовать в оригинальном творчестве. Те, кто пишут стихи, об этом хорошо знают. Приведу только один пример блестящего использования такого рода заклятья в стихотворении М. Волошина «Заклятье о русской Земле». Оно написано в 1919 г., во время Гражданской войны, когда государство расползалось на части, все крошилось и кровь сочилась везде. И здесь есть образ воссоединения, восстановления царства в целом:

Встану я помолясь,

Пойду перекрестясь,

Из дверей в двери,

Из ворот в ворота –

Утренними тропами,

Огненными стопами,

Во чисто поле

На бел-горюч камень.

Стану я на восток лицом,

На запад хребтом,

Оглянусь на все четыре стороны:

На семь морей,

На три океана,

На семьдесят семь племен,

На тридцать три царства –

На всю землю Свято-Русскую.

Не слыхать людей,

Не видать церквей,

Ни белых монастырей, –

Лежит Русь –

Разоренная,

Кровавленная, опаленная.

По всему полю –

Дикому, великому –

Кости сухие, пустые,

Мертвые-желтые.

Саблей сечены,

Пулей мечены,

Коньми топтаны.

Ходит по полю Железный Муж,

Бьет по костям

Железным жезлом:

– «С четырех сторон,

С четырех ветров

Дохни, Дух,

Оживи кость!»

Не пламя гудит,

Не ветер шуршит,

Не рожь шелестит, –

Кости шуршат,

Плоть шелестит,

Жизнь разгорается…

Как с костью кость сходится,

Как плотью кость одевается,

Как жилой плоть зашивается,

Как мышцей плоть собирается, –

Так – встань, Русь, подымись,

Оживи, соберись, сростись, –

Царство к царству, племя к племени!

Кует кузнец золой венец –

Обруч кованый:

Царство Русское

Собирать, сковать, заклепать

Крепко-накрепко,

Туго-натуго;

Чтоб оно – Царство Русское

Не рассыпалось,

Не расславилось,

Не расплескалось…

Чтобы мы его – Царство Русское

В гульбе не разгуляли,

В пляске не расплясали,

В торгах не расторговали,

В словах не разговорили,

В хвастне не расхвастали!

Чтоб оно – Царство Русское

Рдело – зорилось

Жизнью живых,

Смертью святых,

Муками мученных.

Будьте слова мои крепки и лепки,

Сольче соли,

Жгучей пламени…

Слова замкну,

А ключи в Море-Океан опущу.

Как видите, живо язычество, живо народное творчество. Фольклор, оказывается, можно использовать в прекрасном творчестве, да еще в труднейшей исторической ситуации. И по сей день продолжается собирание народного творчества, хотя много уже псевдорусских и заклинаний, и сказаний, и сказок. Вот эта тенденция восстановить язычество. Один священник насчитал, что на всей бывшей территории Советского Союза около 7 тыс. сект разного рода, но прежде всего с языческим направлением. Я на это обращаю внимание, потому что язычество на самом деле никогда не умирало.

Также очень развита календарная поэзия. Связана она, прежде всего, с земледельческим трудом. Это веснянки, когда готовятся к весеннему посеву, это цикл песен, посвященных летним работам, осенние песни во время сбора урожая. Есть и зимние песни, когда наступает скучное время. В них предсказывается будущий урожай.

Новая тема – «Начало славянской письменности» – для нас важна прежде всего по той причине, что было короткое время (120–150 лет), когда славянское единство основывалось на базе единой славянской письменности. Но единство это было утрачено уже к концу XI в. Т.е. славянская письменность была на территории современной Чехии, современной Словакии, на юге Польши. Напомню термины, которые мы используем по отношению к древним славянским языкам. Термин «праславянский язык» используют только лингвисты. Как будто он существовал до середины 1 тысячелетия н.э. (начало неизвестно), а затем распался на отдельные славянские языки. Понятие «старославянский язык» – язык древнейших дошедших до нас славянских памятников. Это памятники X – начала XI в. Этих памятников совсем немного, всего 17. И даже эта цифра спорная. Т.е. того, что переводили Кирилл и Мефодий на старославянский язык, вообще не сохранилось. А если и сохранилось, то только в копиях других памятников. Дальше как бы продолжением старославянского языка по традиции считается церковнославянский язык. Это древний славянский литературный язык – язык православной церкви на славянской основе. Этим языком записаны Новый и Ветхий Заветы. Собственно, между старославянским и церковнославянским большой разницы не было – вопрос в терминологии. Живой древнерусский язык – это другое понятие. Был язык церковной службы, но были живые люди, которые говорили на своем языке. Когда они получили письменность, то стали и свои разговоры записывать. Появился как бы второй язык. С одной стороны, церковнославянский, а с другой – древнерусский. По некоторым концепциям, двуязычие на Руси существовало вплоть до XVII в., другие ученые возражают. Церковнославянский язык сохранился и сейчас – на нем ведутся службы в наших православных храмах. Вы знаете разные веяния на сей счет, которые считаются пока что еретическими. Есть мнение, что службы нужно вести на современном русском языке. Такие церкви организованы, но они пока что еретические. Такое мнение ведет к расколу нашей церкви, которая только возрождается.

Я уже перечислял, как славяне принимали христианство. Сербы, хорваты, болгары, поляки, чехи. Но для наставления в вере нужны были христианские тексты. Такие тексты были на греческом языке. Их славяне не понимали. Но проблема эта не самая главная. Можно было научить церковнослужителей греческому языку. На Западе тоже обучали христианской вере на непонятных текстах, пользуясь латинскими текстами. Все латинские тексты переведены с греческого языка, а некоторые – с древнееврейского. Известный публицист XX в. Георгий Федотов очень сокрушался, что мы приняли христианство на славянском языке. Мы были бы гораздо образованнее, если бы обучались религии на греческом языке. Византия по сравнению с Римом вела более прогрессивную политику – она разрешала делать переводы с греческого на другие языки. Было разрешено сделать переводы на славянские языки, но не было азбуки. И тогда была создана славянская азбука. С помощью Византийской церкви еще в V в. были сделаны переводы Нового Завета на армянский язык. Армяне – первопроходцы в христианстве. Они еще до Римской империи, в 301 г., сделали официальной религией христианство. Это первое государство, которое сделало христианство государственной религией. Говорят, что в V в. и на грузинский (но это уже более спорно) язык были сделаны некоторые переводы Нового Завета. И на другие языки.

С целью создания азбуки были посланы из Константинополя в Великую Моравию (то государство, которое находилось на территории современной Словакии, на реке Морава) братья Константин и Мефодий. Дата их прибытия – 863 год. Эта дата считается началом славянской письменности. Возможно, они изобрели эту азбуку еще у себя дома, в Константинополе. Есть мнение, что они тоже были славяне. Это были философы, большие ученые. Славянская азбука была создана на основе греческого алфавита. Собственно речь идет о двух азбуках – вначале была изобретена глаголица (очень сложная азбука, она вышла из обихода, но сохранились тексты на ней) и потом кириллица. Кириллица вошла в обиход после смерти Кирилла, но по традиции она называется кириллицей. Изобрести азбуку – это было только начало славянской письменности. Нужно было перевести с греческого на старославянский язык сложнейшие тексты. Кирилл и Мефодий с помощью учеников перевели весь Новый Завет и некоторые фрагменты из Ветхого Завета (в частности, Псалтирь). Они переводили, создавая новый литературный славянский язык. С помощью буквалистского перевода, слово за словом. Это было сплошное калькирование. Как мы читаем, начиная с первого союза и так слово за словом. Так получилось, что церковнославянский и старославянский, а таким образом и русский языки очень похожи на греческий. Больше всего русский язык похож на греческий в синтаксисе. Сложносоставные слова тоже заимствованы из греческого. Сейчас этот принцип сложносоставных слов теряет силу, угасает. Если в XV и даже в XVII в. было зафиксировано 500 слов со словом благо (благополучие , благословение и т.д.), то сейчас наш словарь фиксирует около 75 таких слов. Этот принцип есть и в немецком языке. Но мы его скопировали с греческого. Итак, важнейшая заслуга Кирилла и Мефодия не столько в том, что была изобретена азбука, а в том, что были сделаны переводы, создан письменный язык. Церковные источники много рассказывают о жизни великих просветителей славянских. Есть житие Константина (умер в 869 г.), житие Мефодия (умер в 885 г.). Есть исторические источники. Здесь материалов достаточно.

Есть один сложный вопрос, связанный со славянской письменностью. Сейчас много говорят и пишут о том, была ли письменность у славян до Кирилла и Мефодия? Есть такие энтузиасты, которые считают, что была. В частности, в житии Константина говорится, что во время его проезда через русскую землю он видел русские письмена. Историки утверждают, что это неправда. Доказать тут что-либо трудно. Но фантазировать можно. Лет 20 назад молодой писатель Сергей Алексеев написал роман под названием «Слово». В нем говорилось о том, что была древнерусская письменность, а потом ее уничтожили христианские священники. Весь сюжет романа основан на поисках источников древнеславянской письменности до Кирилла и Мефодия. В качестве аргументов привлекают и псевдотексты типа «Велесовой книги», созданной в XX в. Говорят, что она написана в V в. на древнем славянском языке.

Хочу сказать, что борьба за славянскую письменность – это духовная борьба славянских народов за свой родной священный язык и за свою письменность. До этого было три священных языка – древнееврейский, греческий и латинский. На этих трех языках были нацарапаны надписи на Кресте, на котором распяли Христа. Но на латинский язык перевели Библию только в конце IV в. Блаженный Иероним перевел с древнегреческого на латинский и Новый Завет, и Ветхий Завет в конце IV в. И потом через тысячу лет на Тридентском соборе в 1545 г. канонизировали латинские книги. Только с этого времени латинский текст стал священным. А славянский текст наша церковь не освятила. Сакрального языка славян так и не получилось. На церковнославянском языке полный текст Библии – все 77 книг – были собраны только в самом конце XV в. архиепископом Геннадием, это так называемая «Геннадиева Библия» (1499). Официальный текст, на котором читали Библию и Ломоносов, и Пушкин, и Достоевский, был создан при Елизавете Петровне в 1751–1756 гг. За это пятилетие был завершен, отредактирован и издан типографским способом этот перевод. Против русского перевода очень долго были большие возражения, около 40 лет Библию переводили на русский язык. Окончательная дата перевода Библии на русский язык – 1876 год.

С большим трудом переводили Библию на английский язык. Перевод короля Якова в 1611 г. – наиболее важный. До него было еще 5-6 переводов на английский язык. Одного переводчика даже сожгли. На немецкий язык Библию перевел Лютер в XVI в. А всего Библию перевели на 1400 языков, включая такие экзотические языки, как язык чукча, на языки всех народов Сибири. Среди всех этих языков не забудем перевод на церковнославянский язык в 863 г. Этот перевод фактически создал нам и письменность, и церковнославянский, и литературный язык, который принес нам блага цивилизации. Отсюда с принятием христианства и письменности и началась наша цивилизация – цивилизация Древней Руси и России. Это дата начала нашей цивилизации.

Скорее всего, имеется в виду кн.: Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

Скорее всего, речь идет о произведениях Антона Степановича Аренского (1861–1906), сочинившего музыкальные фантазии на русские темы народного певца, сказателя былин Трофима Григорьевича Рябинина.

Практически до наших дней дошли некоторые заговоры и заклинания, пословицы и поговорки, загадки, часто хранящие следы древних магических представлений, обрядовые песни, связанные с языческим земледельческим календарем, свадебные песни и похоронные плачи. С далеким языческим прошлым связано и происхождение сказок, ведь сказки являются отголосками мифов, где, например, многочисленные обязательные испытания героев - следы древних обрядов инициации. А такой знаменитый образ русских сказок, как Баба-Яга - это персонаж древнейших верований в природное женское начало, являющееся, с одной стороны - добрым помощником в земных делах сказочных героев (отсюда та помощь, которую получают сказочные персонажи от Бабы-Яги), а с другой - злой колдуньей, старающейся вредить людям.

Особое место в фольклоре занимали былины, создававшиеся всем народом. Переходя из уст в уста, они подвергались пере толкованиям, часто по-разному понимались разными людьми. Наибольшей известностью пользуются былины киевского цикла, связанные с Киевом, с князем Владимиром Красное Солнышко, тремя богатырями. Они начали складываться в X-XI вв., и в них очень хорошо отразился феномен двоеверия, сочетания старых языческих представлений с новыми христианскими формами. Образы и сюжеты былин продолжали питать русскую словесность на протяжении многих последующих веков.

К концу языческого периода уровень развития древнерусской культуры был настолько высок, что она уже не могла существовать без письменности. До сих пор считалось, что славяне не знали письменности до появления кириллицы. Однако сегодня некоторые историки и лингвисты считают, что помимо греческой, славяне имели свою оригинальную систему письма: так называемую узелковую письменность. Знаки ее не записывались, а передавались с помощью узелков, завязанных на нитях, которые заматывались в книги-клубки. Память об этом узелковом письме сохранилась в нашем языке и фольклоре. Мы до сих пор завязываем «узелки на память», говорим о «нити повествования», «хитросплетении сюжета».

В древних культурах других народов узелковая письменность была распространена достаточно широко. Узелковым письмом пользовались древние инки и ирокезы, оно также было известно в Древнем Китае. Финны, угры, карелы, издревле совместно проживавшие со славянами на северных территориях Руси, имели узелковую письменность, упоминание о которой сохранилось в карело- финском эпосе «Калевала». В древнеславянской культуре следы узелковой письменности можно найти на стенах храмов эпохи «двоеверия», когда христианские святилища украшались не только ликами святых, но и орнаментальными узорами.

Если узелковая языческая письменность у древних славян существовала, то она была очень сложна. Доступная лишь избранным - жрецам и высшей знати, она являлась священным письмом. По мере распространения христианства и угасания древней культуры славян вместе с жрецами-волхвами погибло и узелковое письмо. Очевидно, что узелковая письменность не могла соперничать с более простой и логически совершенной системой письма, основанной на кириллице.

Культовые сооружения отличаются пластичностью форм, в них ощущается умиротворенность и незыблемость. Постройки своими масштабами соизмеримы с размерами человека. В Древней Руси в качестве строительного материала широко использовали дерево. Древнерусское зодчество развивается в течение восьми веков, до конца XVII столетия. В произведениях, создаваемых в разные исторически периоды, прослеживается эволюция художественных приемов и черт. Самыми распространенными формами культовых деревянных сооружений Древней Руси были клетские и шатровые церкви. Клетские церкви во многом похожи на жилые строения. Они состоят из нескольких прирубленных друг к другу клетей. В церкви имелись: алтарь, моленный зал, трапезная, придел, притвор, паперть и колокольня. Храмы, как правило, строились на высоких подцерковьях, поэтому особое внимание уделялось крыльцам-всходам и галереям-гульбищ, которые украшались резьбой и раскрашивались разными цветами. Клетские церкви с причудливыми главками выделялись среди прочих построек городов и сел своими украшениями и живописностью.

Начиная с XI века в строительстве используют камень, который активно применяется в следующие века. В каменном культовом зодчестве сроятся храмы кубического типа. Внутри храма параллельно расположены нефы (прямоугольные в плане продолговатые помещения, покрытые сводами) со столбами, на которые опираются своды и купола. Число куполов в церквях варьировалось от одного до пяти. Несмотря на то, что конструкции культовых сооружений весьма схожи, зато размеры, объемы форм и декоративные рисунки церквей различаются. Постройки, созданные до XIV века, отличаются соответствием внутренних структур и внешних форм

Зримое воплощение церковного символизма – православный храм, который представляет собой наиболее «открытую», осознанную, продуманную систему смыслов. Православный храм заключает в себе сложный, неисчерпаемый в своей обозримости символ. Исследователи В. Бобков и Е. Шевцов полагают, что поскольку «опыт религиозного сознания, по сути, есть акт откровения, идущий не снизу (от субъекта), но данный сверху – от Бога, то есть до конца непознаваемый и неописуемый, постольку онтологическим фундаментом православия является символизм» . Поэтому, говоря о христианской символике, следует отметить, что понимание ее вне Церкви невозможно в принципе.

Соответственно, человек, желающий плотнее приобщиться к древнему преданию и традициям, должен, глядя на земное в сооружении храма, стараться видеть в нем небесное. Для этого у человека есть множество возможностей.

Архитектура, как и каждый вид искусства, имеет присущий ей профессиональный язык – язык архитектурных форм, неразрывно связанный с мировоззрением человека, с его духовным устроением. Именно поэтому смысл и значение архитектурных форм христианского храма можно уяснить, рассматривая храм в его идее – как плод домостроительства Божия на основании предания, бережно хранимого Церковью.

Как уже отмечалось выше, христианский храм – сложный символ, под видом земного приоткрывающий нам неизвестное Горнее. Расположение храма, его архитектура, убранство, система росписи символически выражают то, что непосредственно изобразить невозможно.

Таким образом, пребывание в храме суть важнейшая сторона сложной духовной работы, это форма духовного развития, это путь через видимое – к невидимому. В храме все подчинено единой цели, храм – это путь к обожению, это священное место, где члены Церкви приобщаются Божественной жизни в таинствах. Поэтому храм – частица грядущего Царствия Божия, предвосхищающая Его пришествие. Одновременно храм – это образ всего Божественного Царства, к которому Церковь ведет весь мир. И, наконец, храм – это мир, вселенная, смысл которой придает соучастие в деле Спасения.

Символика храма, таким образом, есть выражение литургической жизни Церкви, важнейшей стороны церковного предания. Общение с Богом, возрождение для новой жизни, «нового неба» и «новой земли», осуществляется, прежде всего, в таинстве евхаристии, происходящем в храме. Именно поэтому храм – «дом Господень» – отличен от всякого другого здания.

Основные принципы архитектуры храма, его внутреннего устройства и росписи передаются в церковном предании, которое восходит не только к апостолам, но и к закону Ветхого Завета. Уже с IV в. символика храма начинает подробно разъясняться (см. «Историю Церкви» Евсевия). Детальное раскрытие символика храма получает в IV–VIII вв. в трудах святых отцов – творцов канонов: Максима Исповедника, Софрония, Германа, Андрея Критского, Иоанна Дамаскина, Симеона Солунского.

Символика христианского храма раскрывалась постепенно. Ветхозаветная скиния, прообраз христианского храма, воплощала в своем устройстве идею всего мира. Она была построена по образу, увиденному Моисеем на горе Синай. Бог как бы дал не только общий ее план, но и определил все ее устройство. Вот описание скинии, сделанное Иосифом Флавием: «Внутренность скинии разделена была в длину на три части. Сие троечастное разделение скинии представляло некоторым образом вид всего мира: ибо третья часть, между четырьмя столбами находившаяся и неприступная самим священникам, означала некоторым образом Небо, Богу посвященное; пространство же на двадесять локтей, как бы землю и море представляющее, над которыми свободный путь имеют люди, определялось для одних священников» (Иудейские древности, кн. III, гл. 6). Третья часть соответствовала подземному царству, шеолу – области умерших. Символика ветхозаветной Церкви выражала предощущение прихода Спасителя, поэтому ни скиния, ни храм Соломона, который был построен по ее образу, не могли выразить идею Церкви во всей полноте. Целостное значение храм приобретает лишь с пришествием в мир Спасителя, с наступлением христианской эпохи.

О символике первохристианских храмов известно немного. С появлением ересей возникает необходимость теоретически сформулировать догматические истины вероучения и символическую сторону богослужения.

Вопрос 21Древнейшие на Руси иконы сохранились в Великом Новгороде.

Из Софийского собора происходят несколько огромных икон, входивших в древнейшее убранство храма. Икона «Спас Златая риза», изображающая Христа на троне в золотых одеждах, находится в настоящее время в Успенском соборе Москвы, но на ней сохранилась только живопись XVII века. Гораздо лучше сохранилась икона апостолов Петра и Павла, хранящаяся в Новгородском музее вместе со своим древним окладом. Необычным для византийского искусства является гигантский размер икон, предназначенных для огромного храма. Ещё одна икона, находящаяся в Успенском соборе Москвы - двусторонняя, с образом Богоматери Одигитрии и великомученика Георгия (см. Святой Георгий (икона Успенского собора Московского Кремля)). Она могла быть привезена из Новгорода (или из Киева). Отлично сохранилось изображение Георгия, имеющее черты аскетического стиля XI века (изображение Богоматери поновлено в XIV веке) .

Иконопись Владимиро-Суздальского княжества выделяется особняком. Расцвет его культуры связан с Андреем Боголюбским.

В 1155 году Андрей Боголюбский уехал из Вышгорода, забрав с собой почитаемую икону Богоматери, и обосновался воВладимире на Клязьме. Привезенная им икона, получившая название Владимирской, стала палладиумом княжества, а впоследствии и всей России. Прекрасный по проникновенности и классичности византийский образ послужил своего рода мерой художественного качества для работавших здесь иконописцев.

Роскошные белокаменные храмы Андрея Боголюбского и правившего за ним его брата Всеволода расписывали лучшие мастера. Возможно, из Фессалоник, где Всеволод провел свою юность, были приглашены художники, расписавшие Успенский собор и построенный недалеко от него Дмитровский собор, освящённый в честь небесного патрона Всеволода - великомученикаДимитрия Солунского. Здесь хранилась привезенная гробная доска святого Димитрия, на которой была написана его икона (в настоящее время в Успенском соборе Московского Кремля с живописью XVII века) .

Икона Богоматери Боголюбская была заказана князем Андреем для своего дворцового храма в Боголюбове. На ней Богородица представлена в рост в развороте, молящейся ко Христу. Живопись иконы сильно пострадала за время своего существования. В настоящее время икона хранится в соборе Княгинина монастыря во Владимире.

К владимирской иконописи относятся две иконы, хранящиеся в Успенском соборе Москвы.

На первой изображено явление архангела Михаила Иисусу Навину. Предание связывает икону с московским князем Михаилом Хоробритом (1238-1248 гг.), но стиль иконы относится к рубежу XII-XIII вв.

Вторая икона - «Спас Златые власы» - оплечное изображение Спасителя. Икона также написана на рубеже веков и относится к княжеской придворной культуре. Её автор - иконописец ориентированный на классику - одновременно с этим окружил лик Христа золотыми украшениями. Золото волос усиливает декоративный мотив в иконе.

Две горизонтальные иконы первоначально входили в состав алтарных преград неизвестных храмов (находились в Успенском соборе Москвы, сейчас в ГТГ).

Спас Эммануил с ангелами. Конец XII века. ГТГ.

На одной из них представлен оплечно Спас Эммануил с двумя архангелами. Изображение юного Христа исполнено Божественного величия и силы. Здесь Он изображен как Жертва, предвечно уготованная для спасения людей. Лики поклоняющихся архангелов выражают тихую скорбь. Глубокий сосредоточенный строй образов с тонкими оттенками чувств прекрасно передан средствами позднего комниновского стиля .

Вторая икона представляет собой оплечный деисус. В изображениях Христа, Богоматери и Иоанна Предтечи проявились черты свойственные уже началу XIII века - укрупнен ритм, обобщены детали, силуэты приобрели плавность, а образы особую задушевность .

Вопрос 22Важнейшей отличительной чертой философии эпохи Возрождения оказывается его ориентация на человека. Если в центре внимания древних философов был животворящий Космос, в средние века - Бог, те в эпоху Возрождения - человек.

Возникают и новые философские направления - деизм и пантеизм. Деизм отвергал идею личного Бога и его повседневное вмешательство в жизнь природы и общества. Деизм рассматривал Бога лишь как первопричину, как творца мира, то есть безличное начало, сообщившее миру его законы, которые после творения действуют самостоятельно. Многие из деистов основывали свом представления о мире на новых отраслях естествознания, отстаивали независимость науки от религии. Деизм давал возможность, прикрываясь признанием Бога, рассматривать закономерности природы и общества вне Божественной предопределенности.

В пантеизме Бог и мир отождествлялись. Одним из первых к пантеизму подошел Николай Кузанский. Рассматривая Бога как бесконечный максимум и приближая его к природе как ограниченному максимуму, он сформулировал идею бесконечности Вселенной. Пантеизм лег в основу большинства натурфилософских учений, противостоящих религиозному учению о сотворении мира Богом из ничего. В учении пантеистов Бог, оставаясь бесконечным и незримым Абсолютом, все более сливался с природой, пока не стал по существу ее псевдонимом. У Дж. Бруно есть тезис: «... природа... есть не что иное, как Бог в вещах». Все это свидетельствует о том, что к XVII в. сформировалось сознание, существенно отличное от античного. Если для древнегреческой философии завершенное и целое - прекраснее незавершенного, то для философа эпохи Возрождения движение и становление - предпочтительнее неподвижно-неизменного бытия.

Это позволило человеку, как никогда почувствовать силу и власть лад всем сущим, совершенствоваться и развиваться, ему не нужна теперь милость Бога, без которой он, по учению церкви, не мог существовать. Он теперь сам творец. Поэтому в эпоху Возрождения всякая деятельность воспринималась иначе, чем в эпоху раннего средневековья, и даже в эпоху античности.

Инженер и художник - это уже не просто «техник» и «искусник», каким он был для античности и средних веков, теперь он действительный творец. В творениях Бога, то есть природных вещах, он стремится увидеть закон их построения, выразить его в научных знаниях. Так, Николай Коперник разрушил важнейший принцип аристотелевской физики и космологии, обосновав гелиоцентрическую систему мира, по которой, во-первых, Земля вращается вокруг своей оси, чем объясняется смена дня и ночи, а также движение звездного неба; во-вторых, Земля вращается вокруг Солнца, помещенного Н.Коперником в центр мира; в-третьих, Космос бесконечен, неизменен и безграничен.

Таким образом, зародившись 2500 лет тому назад, философская мысль постоянно развивается и совершенствуется, переживая периоды подъемам падения, стремится выработать знание об общих принципах бытия и познания, об отношении человека к миру и месте в нем человека. Будучи обусловленной социальной действительностью, философия активно влияет на общественное бытие, способствует формированию новых идеалов и культурных ценностей. XVII в. открывает следующий период в развитии философии, который принято называть философией Нового времени.

Вопрос 23С XV в. начинается переходная в истории Западной Европы эпоха – эпоха Возрождения, создавшая свою блестящую культуру. Важнейшим условием расцвета культуры в эпоху Возрождения явился слом диктатуры церкви.

Антропоцентризм – учение, согласно которому человек является центром Вселенной и целью всех совершающихся в мире событий.

Гуманизм – разновидность антропоцентризма, воззрения, признающие ценность человека как личности, его права на свободу и счастье.

Светские интересы, полнокровная земная жизнь человека были противопоставлены феодальному аскетизму:

– Петрарка, который собирал древние рукописи, призывает «исцелить кровавые раны» своей родной Италии, попираемой сапогом иностранных солдат и раздираемой враждой феодальных тиранов;

– Боккаччо высмеивает в своем «Декамероне» развратное духовенство, тунеядствующее дворянство и прославляет пытливый разум, стремление к удовольствиям и кипучую энергию горожан;

– Эразм Роттердамский в сатире «Похвала Глупости» и Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» выражают гуманизм и неприемлемость старой средневековой идеологии.

Огромное влияние на развитие идей гуманизма также оказали: Леонардо да Винчи (его произведения живописи, скульптуры и архитектуры, работы по математике, биологии, геологии, анатомии посвящены человеку, его величию); Микеланджело Буонарроти (в его полотне «Оплакивание Христа», в росписи свода Сикстинской капеллы в Ватикане, в статуе «Давид» утверждается физическая и духовная красота человека, его безграничные творческие возможности).

Философия эпохи Возрождения наполнена признанием ценности человека как личности, его права на свободное развитие и проявление своих способностей.

Этапы развития гуманизма:

– светское свободомыслие, которое противостоит средневековой схоластике и духовному господству церкви;

– ценностно-моральный акцент философии и литературы.

Появилась новая культура и философия в Италии, затем охватив и ряд стран Европы: Францию, Германию и др.

Основные черты философии эпохи Возрождения:

– отрицание «книжной мудрости» и схоластических словопрений на основе исследования самой природы;

– использование материалистических произведений философов Античности (Демокрита, Эпикура);

– тесная связь с естествознанием;

– исследование проблемы человека, превращение философии в антропоцентрическую по своей направленности.

Никколо Макиавелли (1469–1527) – один из первых социальных философов эпохи Возрождения, отвергших теократическую концепцию государства.

Он обосновал необходимость светского государства, доказав, что побудительными мотивами деятельности людей является эгоизм, материальный интерес. Зло человеческой природы, стремление к обогащению любыми способами выявляют необходимость обуздания человеческих инстинктов с помощью особой силы – государства.

Необходимый порядок в обществе создает юридическое мировоззрение людей, которое не может воспитать церковь, а только государство, вот основная идея Никколо Макиавелли.

Вопросы, которые рассматривает Макиавелли:

– «Что лучше: внушать любовь или страх?»

– «Как государи должны держать слово?»

– «Каким образом избегать ненависти и презрения?»

– «Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали?»

– «Как избежать льстецов?» и др.

Престиж эпохи Возрождения связан с понятием гуманизма. Примерно с XIXвека и до наших дней гуманизм – один из наиболее распространённых терминов, применяемых для обозначения различных морально-социальных характеристик человечества. Но само это слово и главные явления, им обобщаемые, восходят опять же к этой эпохе (итал. слова «humanista», «manista» впервые зафиксированы в документах концаXV). Причём итальянские гуманисты слово «humanitas» (человечность) заимствовали у Цицерона (Iвек до н.э.), который в своё время стремился подчеркнуть, что понятие человечность как важнейший результат культуры, выработанной в древнегреческих полисах, привилось и на римской почве.

В совершенствовании духовной природы человека основная роль отводилась комплексу дисциплин, состоящему из грамматики, риторики, поэзии, истории, этики. Именно эти дисциплины стали теоретической базой ренессансной культуры и получили название «studia humanitatis» (гуманитарные дисциплины). Родоначальником гуманизма единодушно считается поэт и философ Франческа Петрарка (1304-1374). В его творчестве - начало многих путей, которыми шло развитие ренессансной культуры в Италии. В трактате «О невежестве собственном и многих других» он решительно отвергает присущую Средневековью схоластическую ученость, по отношению к которой демонстративно провозглашает свое якобы невежество, ибо считает такую ученость совершенно бесполезной дня человека его времени.

В упомянутом трактате проявляется принципиально новый подход к оценке античного наследия. По убеждению Петрарки, прийти к новому расцвету литературы, искусства, науки позволит не слепое подражание мыслям замечательных предшественников, а стремление подняться до высот античной культуры и в то же время переосмыслить и в чем-то превзойти ее. Эта линия, намеченная Петраркой, стала ведущей в отношении гуманизма к античному наследию. Первый гуманист считал, что содержанием подлинной философии должны стать науки о человеке, и во всем его творчестве звучит призыв переориентировать философию на этот достойный объект познания.

Своими рассуждениями Петрарка заложил основу формирования личностного самосознания эпохи Возрождения. В разные эпохи личность осознает себя по-разному. Средневековый человек воспринимался тем ценнее как личность, чем более его поведение соответствовало нормам, принятым в корпорации. Он утверждал себя через максимально деятельное включение в социальную группу, в корпорацию, в богоустановленный порядок - такова общественная доблесть, требовавшаяся от индивида. Человек эпохи Возрождения постепенно отказывается от универсальных средневековых понятий, обращаясь к конкретному, индивидуальному. Гуманисты вырабатывают новый подход к пониманию человека, в котором огромную роль играет понятие деятельности. Ценность человеческой личности для них определяется не происхождением или социальной принадлежностью, а личными заслугами и плодотворностью ее деятельности. Ярким воплощением этого подхода может служить, например, разносторонняя деятельность известного гуманиста Леона Батиста Альберта (1404-1472). Он был архитектором, живописцем, автором трактатов об искусстве, сформулировал принципы живописной композиции - равновесия и симметрии цвета, жестов и поз персонажей. По мнению Альберта, человек способен одержать верх над превратностями судьбы лишь собственной активностью. «Легко побеждает тот, кто не желает быть побежденным. Терпит иго судьбы тот, кто привык подчиняться».

Вопрос 24 Социальная действительность воспринималась человеком как нечто неустойчивое, несправедливое, безнадежное, изменчивое. Вот это чувство времени, изменяемости, текучести составляет очень характер­ную черту мироощущения наступившей эпохи. «Весь мир - это вечные качели", - говорит теперь Мишель Монтень. - Даже устойчивость - и она не что иное, как ослабленное и замедленное качание». Все это способствует формированию трагического восприятия жизни и мира, с небывалой остротой пронизывающее идеи Б.Паскаля, знаменитого фран­цузского философа и физика. В его творчестве одной из главных тем горестных раздумий становится тема жизни и смерти. Он рисует трагическую картину человеческой жизни, в которой узники в цепях, осужденные на смерть, ежедневно один за другим умерщвляются на глазах у других, ожидающих своей очереди.

Экономика и культура средневековой Европы на первых этапах развития феодализма отставала от рано расцветших могучих культур Востока (Византия, Арабский Восток, Китай, Индия, Средняя Азия). В дальнейшем, однако, именно в Европе впервые созрели предпосылки к переходу от феодализма к капитализму, то есть к новой, более высокой общественно-истори-ческой формации. Эти новые общественные отношения сложились еще в недрах европейского феодального общества в торгово-ремесленных городах – городских коммунах.

Именно тот факт, что в некоторых экономически наиболее развитых областях средневековой Европы города приобрели политическую самостоятельность, облегчил зарождение в них ранне-капиталистических отношений. На этой основе и возникла открыто враждебная старой феодальной культуре новая культура, названная культурой Возрождения (Ринашименто – на итальянском, Ренессанс – на французском языке). Таким образом, первая антифеодальная в истории человечества культура возникла в ставших на путь капиталистического развития независимых городах-государствах, спорадически вкрапленных в массив Европейского континента, который находился в целом еще на стадии феодализма.

Ренессанс передал XVII столетию "дух вольнодумства", получивший свое развитие в самых разнообразных формах. В светских кругах было много "поклонников" эпикурейской этики в противовес религиозным нормам морали. Распространен был также религиозный индифферентизм. Ученый монах М.Мерсен сетовал на "великое множество безбожников" в Париже. В ожесточенной борьбе с Реформацией католическая церковь широко использовала инквизицию, а также способствовала созданию специального Ордена Иисуса (иезуитов) для надзора за "чистотой веры" и борьбы с ересью. Начало ХVII столетия было зловеще озарено костром на Площади Цветов в Риме, на котором был сожжен Джордано Бруно. В Тулузе на костре погиб философ - пантеист и вольнодумец Джулио Ванини. Позже иезуиты организовали позорный процесс над престарелым Галилеем. Сжигали инакомыслящих католики, то же самое делали протестанты. Так по распоряжению Кальвина был сожжен на костре испанский мыслитель и врач Мигель Сервет. Костры горели по всей Европе. С их помощью пытались уничтожить свободу мысли, светскую культуру, научный прогресс.

ХVII век принял от Ренессанса и идеалы гуманизма. Но "оптимистический гуманизм" Возрождения теперь превратился скорее в "траги­ческий гуманизм". Разлад между идеалами гуманизма и суровыми, мало зависящими от воли индивидуума законами общества стал очевиден.

Вопрос 25XVIII столетие стаю временем бурного развитиянауки. В этот период завершается начавшаяся ранее научная революция, и наука - имея в виду естествознание - достигает своей классической формы. Основные признаки и критерии такой науки сводятся к следующим: объективность знания, опытность его происхождения, исключение из него всего субъективного. Наука приобретает невиданный общественный престиж. Вместе с философией ома предстает как единственно адекватное воплощение разума.

Необычайно возросший авторитет науки приводит к тому, что уже в XVIII в. возникают первые формысциентизма . который ставит науку на место религии, абсолютизирует и обожествляет роль и значение науки. На его основе формируется также так называемый сциентистский утопизм, согласно которому законы общества могут становиться совершенно «прозрачными», целиком познанными; а политика - основываться на строю научных законах, ничем не отличающихся от законов природы. К таким взглядам, в частности, склонялся Дидро, который смотрел на общество и человека через призму естествознания и законов природы. При таком подходе человек перестает быть субъектом познания и действия, лишается свободы и отождествляется с обычным объектом или машиной.

Весьма успешно развивается такжехудожественная культура, где наблюдается гораздо больше преемственности. Искусство XVIII в. выступает во многом прямым продолжением века предыдущего. Основными стилями по-прежнему остаются классицизм и барокко. В то же время наблюдается внутренняя дифференциация искусства, его дробление на растущее число тенденций и направлений, которые выглядят не очень четкими, размытыми. Возникают новые стили, в частности,рококо исентиментализм.

В целом искусство XVIII в. - по сравнению с предыдущим - представляется менее глубоким и возвышенным, оно предстает более легким, воздушным и поверхностным. Оно демонстрирует ироническое и скептическое отношение к тому, что ранее считалось благородным, избранным и возвышенным. В нем заметно усиливаются эпикурейское начало, тяга к гедонизму, дух удовольствия и наслаждения. Вместе с тем искусство становится более естественным, ближе к реальной действительности. Более того, оно все больше вторгается в социальную жизнь, борьбу и политику, становится ангажированным.

Классицизм представляет в первую очередь французский художникЖ.-Л. Давид (1748-1825). В его творчестве нашли отражение большие исторические события, тема гражданского долга. Известная его картина «Клятва Горациев» звучит как призыв к борьбе против абсолютизма. Это произведение отличается строгой композицией, четким ритмом, ярким и сочным колоритом. Другое его полотно - «Смерть Марата» - посвящено Великой французской революции, в которой Давид принял активное участие. Здесь, напротив, господствует подчеркнутая лаконичность, аскетизм живописных средств. Грандиозным полотном на историческую тему стала картина «Коронация Наполеона I».

Барокко XVIII в. не дало фигур, равных по масштабу и значимости Рубенсу. Будучи «большим стилем» эпохи абсолютизма, оно постепенно утрачивает свое влияние, и к середине XVIII в. его все больше теснит стиль рококо, который иногда называют выродившимся барокко.

Наибольшее распространениерококо получило во Франции. Одним из самых известных его представителей является художник О.Фрагонар (1732-1806). Он продолжает линию Рубенса, что находит проявление в его чувственном восприятии цвета и особом внимании к красоте женской плоти, волнующим телесным формам. Ярким примером в этом плане является картина«Купальщицы», выражающая настоящий апофеоз жизни, чувственной радости и наслаждения. В го же время изображаемые Фрагонаром плоть и формы предстают как бы бестелесными, воздушными и даже эфемерными. В его произведениях на передний план выходят виртуозность, изящество, изысканность, световые и воздушные эффекты. Именно в таком духе написана картина «Качели».

Сентиментализм , возникший во второй половине XVIII в., явился первой оппозицией просветительскому обожествлению разума. Он противопоставил разуму культ естественного чувства. Одним из основателей и главных фигур сентиментализма стат Ж.-Ж.Руссо. Ему принадлежит известное высказывание: «Разум может ошибаться. чувство - никогда!». В своих произведениях - «Юлия, или Новая Элоиза», «Исповедь» и др. - он изображает жизнь и заботы простых людей, их чувства и мысли, воспевает природу, критически оценивает городскую жизнь, идеализирует патриархальный крестьянский быт.

Самые великие художники XVIII в. выходят за стилевые рамки. К ним относятся прежде всего французский художник А.Ватто (1684-1721) и испанский живописецФ. Гойя (1746-1828).

Творчество Ватто находится ближе всего к стилю рококо. Поэтому его иногда называют гением эпохи рококо. В то же время в его произведениях ощущается влияние Рубенса и Ван Дейка, Пуссена и Тициана. Он по праву считается предшественником романтизма и первым великим романтиком в живописи. Ж. Ко кто сравнивает Ватгос Моцартом. Все это делает творчество французского художника исключительно сложным и многозначным.

Главными темами его произведений являются природа и женщина, любовь и музыка. Ватто стал одним из самых великих живописцев человеческой души, ее неизмеримых глубин и тончайших переливов. Он создал удивительно музыкальную живопись, как бы вибрирующую и пульсирующую. Она отмечена яркой театральностью. В ней сочетаются реальное и воображаемое, серьезное и смешное, радость и грусть. В картине «Утренний туалет» Ватто изобразил чудесную обнаженную девушку. Полотно «Пьеро» посвящено итальянскому комедианту. Самым знаменитым произведением художника считается картина «Паломничество на остров Киферу».

Особо необходимо выделитьмузыкальное искусство, переживающее в XVIII в. невиданный подъем и расцвет. Если XVII в. считается веком театра, то XVIII в. по праву можно назвать веком музыки. Ее общественный престиж возрастает настолько, что она выходит на первое место среди искусств, вытеснив оттуда живопись.

Музыку XVIII в. представляют такие имена, как Ф. Гайдн, К. Глюк, Г. Гендель. Из числа великих композиторов пристального внимания заслуживают И.С. Бах (1685-1750) и В.А. Моцарт (1756-1791).

НАРОДНЫЕ ТРАДИЦИИ КАК ОСТАТОЧНАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ

Наш интерес к исследованиям и сочинениям Юрия Миролюбова (1892-1970), которые представлены в его недавно изданной в России книге "Сакральное Руси", связан с тем, что Миролюбов, быть может, один из первых русских ученых, который заговорил о народных русских обычаях, фольклоре и языке как остаточной древнеславянской РЕЛИГИОЗНОСТИ. Миролюбов в соответствии с принятой традицией называет эту древнерусскую религиоз­ность либо "славянской мифологией", либо "язычеством", но вкладывает в эти понятия уже новый смысл. Он выступает не как мифолог-материалист, а как религиозный человек. Он ви­дит в обычаях своих предков, прежде всего подлинную веру, и обращает внимание своих чи­тателей на то, что форма верований древних славян была монотеизмом. Близость славянских языков санскриту естественным образом должна наталкивать на поиск близости мировоз­зренческих систем ведических ариев и славян древности. Существование такого родства оче­видно, но исследования идеологии славян в этом направлении по разным причинам не полу­чали развития. Сложилось даже пессимистическое представление, что от дохристианской религии славян мало что сохранилось, или даже, что эта религия вообще была крайне прими­тивной. Миролюбов, иллюстрируя свои рассуждения историческими, филологическими и ре­лигиоведческими доводами, утверждает, что религия славян была, напротив, очень продви­нутой и была "испорченным ведизмом", а ведические арии, стало быть, и были пращурами славянских народов.

Основным и оригинальным материалом, используемым Миролюбивым для своих дово­дов, является украинский фольклор, который он слышал и собирал в начале 20 века. Среди ведических источников Миролюбов использовал главным образом "Риг-веду". Полемизируя со славистами 19 и 20 веков, Миролюбов в духе ломоносовского патриотизма восторженно отстаивает древнюю русскую традицию. Естественно в распоряжении ученых в настоящее время существует значительно больший выбор источников информации. Это касается и пере­веденных на русский и другие европейские языки древнеиндийских источников, это же ка­сается и материалов по славянской мифологии.

Этот материал со славяно-ведическими параллелями лежал в действительности на са­мом видном месте, но стал вдруг виден, Миролюбову и некоторым другим ученым по сле­дующим причинам. Идеологические установки официальной дореволюционной России и атеистические установки советского государства не позволяли показать, что понятие "народные традиции" - это эвфемизм, скрывающий за собой остаточную религиозность. Но русские ученые в эмиграции и в постсоветской России смогли позволить себе посмотреть на народные традиции с иных позиций, свободных от идеологических шор. Ничто не помешало Миролюбову провести смелое, но совершенно естественное сопоставление "ведийской" и славянской мифологий, и обнаружить "почти тождество". Конечно, советская индология и советская славистика всегда оговаривали родственность славянской и ведической духовных культур, но фрагментарно, и в ракурсе невидимой, искусственно реконструируемой "НРАРЕЛИГИИ". Миролюбов незатейливо останавливается на том, что никакой реконструк­ции индоевропейской и праславянской религий делать и не надо. Буквально он говорит так: "Почему мы обращаемся именно к ведизму? Потому что это и есть древняя ПРАИНДОЕВ-РОПЕЙСКАЯ РЕЛИГИЯ. Её незачем искать, как это делают немецкие ученые путём вос­становления, она ЕСТЬ" (2, 18).

ЯЗЫЧЕСКИЙ И ПРАВОСЛАВНЫЙ ФОЛЬКЛОР ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН

"Старики"- пишет Миролюбов, - говоря о каких-либо планах на будущее, в эти дни до­бавляли: "Як Дид захочет!"... Ясно, что "Дид" - это Сварог, Дед Вселенной". Поразительным в воззрениях Миролюбова оказывается то, что смысл "реликтовой" идеологии вовсе не омертвел, смысл сохранился полностью, и утрачен он был лишь уже атеи­стическими сказителями "советской эпохи". "Дед и Баба" - это славянские Боже-Селяне из мест, где жил и записывал свои фольклористские наблюдения Миролюбив, пони­мали, что Дед - это Дед Вселенной, Сварог. Безусловно, что это табуированные, "конспиративные" имена. Но материал, собранный и исследованный Миролюбивым, пока­зывает, что "старики" помнили и сокровенные, "сакральные" имена и не просто помнили, но и ставили своим древним богам "страву" (жертвенные угощения). То есть, так называемое "устное народное творчество" ещё в начале настоящего века в своих архаических деревен­ских "жанрах" не просто содержало остатки древней религиозности, но даже и было древней религиозностью. Другой стороной этого открытия Миролюбова является его взгляд на "православный фольклор". Этому он посвящает целую монографию "Русский христианский фольклор. Православные легенды".

Ни для кого не секрет, что под многими православными обрядами и праздниками уче­ные обнаруживают "дохристианскую" обрядность. Обычно, ученые говорят о христианском "компромиссе" с русским язычеством. "Илья гаркуе, а Даждю дождюе" (1, 142). В этой ук­раинской поговорке сохраняется почти полностью Даждьбог, а громовержца Перуна заменяет Илья. Ученые рассматривали такое "язычество" православных обрядов как доказательство своих естественнонаучных трактовок происхождения религии. Духовенство могло смотреть на это, как на невежественный народный предрассудок. Но Миролюбов чувствует, понимает и интерпретирует естественно, оставаясь "на стороне народа". Например, он пишет: "Культ Николы Милостивца на Руси ничем другим объяснить нельзя, как тем, что он перекрыл собой другое верование, ещё более древнее, ещё более языческое. Будучи Сварогом, Колядой, Пе­руном, он в то же время, вероятно, ещё и Ладо, а может и Купала, Сивый и Коляда, он в то же время Савитри, Варуна-Сома, ибо ВЕЗЕТ Траву, Зеленую СИЛУ. Он - Хорос, ибо он же показывает два Полукола, и кроме всего, он - Индра, ибо защищает, хранит, как Вишну, и помогает, как Присный" (1, 396).

Наряду с тем, что Миролюбов обнаруживает в начале 20-го века (!) прямые и созна­тельные формы поклонения "стариков" древним "ведийским" Божествам, он не то, чтобы обнаруживает (об этом и до него было известно), но показывает, что православное простона­родье поклонялось святым, понимая их также, как своих древних славянских Богов. Таким образом, "низовое" православие было синкретичным и оставалось также в известной степе­ни "ведийским". По всей видимости, такое понимание православных святых и составляло известный "компромисс" первоначального распространения христианства на Руси. Миролю­бов представляет собой по преимуществу фольклориста, который увидел и дал принципиаль­но религиозное понимание обнаруженных им явлений. Но в своих рассуждениях по этому поводу он не стремится сохранить "научную" отстраненную объективность. Он, в общем для многих русских мыслителей качестве, философствует и богословствует, искренне подчерки­вая свою этническую мотивированность. И хотя Миролюбов не выстраивает каких-либо стройных и сколько-нибудь широких философских или богословских систем, тем не менее, он обладает достаточно целостным духовным мировоззрением, на основе которого и ведёт свой научный поиск.

Фольклор и литература у славян

Фольклор и его основные формы. Литература православных славян в XI–XVI вв. Современные славянские литературы

Тема фольклора и славянских литератур затрагивается в нашем пособии лишь в связи со славянской словесной культурой в целом, и в детали данной темы (в частности, в обсуждение современного состояния фольклористики) мы не углубляемся. Существует немало ценных пособий, специально посвященных фольклору как таковому (русскому, болгарскому, сербскому и т. д. народному творчеству), как существуют и аналогичные пособия, относящиеся к русской и другим славянским литературам. К ним мы и отсылаем читателей, заинтересованных в углубленном знакомстве с данной темой.

Славянские народы создали такой важный фольклорный жанр, как сказки, и богатейший набор сказочных сюжетов (волшебных, бытовых, социальных и пр.). В сказках выступают колоритнейшие человеческие персонажи, наделенные народной смекалкой, - Иван-дурак у русских, хитрый Петр у болгар и др.

По остроумному наблюдению Ф. И. Буслаева, «Сказка воспевает по преимуществу богатырей, героев и витязей; царевна же, в ней обыкновенно являющаяся, весьма часто не называется и по имени и, вышедши замуж за богатыря или витязя, сходит со сцены действия. Но, уступая мужчинам в богатырстве и славе, снисканной воинскими подвигами, женщина в эпоху язычества… была полубогинею, колдуньею…

Весьма естественно могла народная сказка к душевной силе женщины придать и физическую. Так, Ставрова молодая жена, нарядившись послом, победила борцов Владимировых».

Восточные славяне разработали былины. Среди них выделяются киевский цикл (былины о крестьянине Микуле Селяниновиче, богатырях Святогоре, Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче и др.) и новгородский цикл (былины о Василии Буслаева, Садко и др.). Уникальный жанр героического эпоса, русские былины составляют одну из важнейших принадлежностей национального словесного искусства. У сербов героический эпос представлен сюжетами о Милоше Обиличе, Королевиче Марко и др. Сходные персонажи есть в эпосе болгар - Секула Детенце, Дайчин-воевода, Янкул и Момгил и др. У западных славян героический эпос в силу ряда сложных причин себя так впечатляюще не проявил.

Эпос - не историческая хроника, а художественное явление. Русские обычно хорошо ощущают дистанцию между реальной личностью преподобного Илии Муромца и былинным образом богатыря Ильи Муромца. О сербском эпосе его исследователь Илья Николаевич Голенищев-Кутузов (1904–1969), например, писал:

«Кроме событий, не нарушающих границ достоверного, <…> в песнях о Королевиче Марко встречаются рассказы о крылатых конях, говорящих человеческим голосом, о змиях и горных волшебницах-вилах».

Как выразительно характеризовал устное народное творчество Ф. И. Буслаев, «Народ не помнит начала своим песням и сказкам. Ведутся они испокон веку и передаются из рода в род, по преданию, как старина. Еще певец Игоря хотя и знает какого-то Бояна, но древние народные предания называет уже „старыми словесы“. В „Древних русских стихотворениях“ песнь, или сказание, называется „стариною“: „тем старина и кончилась“, говорит певец… Иначе песня содержания повествовательного именуется „былиною“, то есть рассказом о том, что было. <…> Потому, оканчивая песню, иногда певец прибавляет в заключение следующие слова: „то „старина“, то и „деянье““, выражая этим стихом ту мысль, что его былина не только старина, преданье, но именно преданье о действительно случившемся „деяньи“».

У славянских народов сохранились предания, связанные с их происхождением. И западным и восточным славянам известно предание о братьях Чехе, Лехе и Русе. У восточных славян основание Киева связывается с легендарными Кием, Щеком, Хоривом и сестрой их Лыбедью. У поляков, по преданию, в названии Варшавы запечатлелись имена детей жившего тут лесника: мальчика по имени Вар и девочки по имени Сава. Весьма интересны несущие в себе разнообразную информацию о праисторических временах предания, сказания и легенды о Либуше и Пржемысле, о Девичьей войне, о бланицких рыцарях у чехов, о Пясте и Попеле, Краке и Ванде у поляков, и т. д.

Например, сюжет сказания о Девичьей войне заставляет вспомнить о борьбе матриархального и патриархального начал в славянском обществе древнейших времен.

Согласно ему, после смерти легендарной чешской правительницы Либуши, опиравшейся на девиц и женщин и даже державшей женскую дружину, править стал ее муж Пржемысл. Однако привыкшие властвовать девицы восстали против мужчин, построили крепость Девин и поселились в ней. Затем они разбили отряд мужчин, легкомысленно попытавшихся захватить крепость - причем погибло триста витязей, а семерых лично заколола предводительница женского войска Власта (в прошлом первейшая воительница в дружине Либуши). После этой победы женщины коварно захватили молодого витязя Цтирада, бросившегося спасать привязанную к дубу красавицу, и колесовали его. В ответ мужчины объединились в войско и полностью разгромили женщин, убив в бою Власту и захватив Девин.

Стихотворные жанры фольклора у славян исключительно разнообразны. Помимо былин и мифов сюда относятся различные песни - юнацкие и гайдуцкие у южных славян, разбойничьи у восточных славян и пр., исторические песни и баллады, украинские думы и т. д. У словаков весьма интересен цикл фольклорных произведений о благородном разбойнике Юрае Яношике.

Многие стихотворные произведения исполнялись под аккомпанемент различных музыкальных инструментов (русские гусли, украинская бандура и т. д.).

Малые жанры фольклора (пословица, поговорка, загадка и т. п.) представляют особый интерес для филологов, занимающихся семасиологическими проблемами. Так, например, А. А. Потебня посвятил в своем труде «Из лекций по теории словесности » специальный раздел «приемам превращения сложного поэтического произведения в пословицу», подчеркивая: «Весь процесс сжимания более длинного рассказа в пословицу принадлежит к числу явлений, имеющих огромную важность для человеческой мысли» (эти явления Потебня называл «сгущением мысли»).

Среди собраний русских пословиц выделяются «Русские народные пословицы и притчи » (1848) И. М. Снегирева, «Русские пословицы и поговорки » (1855) Ф. И. Буслаева и «Пословицы русского народа » (1862) В. И. Даля.

Среди собирателей славянского фольклора представлены крупнейшие деятели культуры (например, А. И. Афанасьев и В. И. Даль у русских, Вук Караджич у сербов). В России этим делом занимались талантливые энтузиасты, подобные Кирше Данилову, и филологи-профессионалы П. Н. Рыбников, А. Ф. Гильфердинг, И. В. Киреевский и др. Украинский фольклор собирали, например, Н. А. Цертелев, М. Максимович, Я. Головацкий и др. У южных славян огромную работу проделали братья Миладиновы, П. Р. Славейков и др., у поляков Вацлав Залесский, Жегота Паули, З. Доленга-Ходаковский и др., у чехов и словаков Ф. Челаковский, К. Эрбен, П. Добшинский и другие ученые-филологи.

Весьма разнообразны славянские литературы. Древнерусская литература, характерное проявление литератур так называемого «средневекового типа», существовала с XI в. Напомним несколько связанных с ней важных моментов.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906–1999) небезосновательно писал: «Древняя русская литература не только не была изолирована от литератур соседних - западных и южных стран, в частности - от той же Византии, но в пределах до XVII в. мы можем говорить совершенно об обратном - об отсутствии в ней четких национальных границ. Мы можем с полным основанием говорить об общности развития литератур восточных и южных славян. Существовали единая литература (курсив мой. - Ю. М. ), единая письменность и единый (церковнославянский) язык у восточных славян (русских, украинцев и белорусов), у болгар, у сербов у румын» (как уже упоминалось выше, румыны как православные активнейшим образом пользовались церковнославянским языком вплоть до второй половины XIX века).

Выражение Д. С. Лихачева «единая литература» не следует абсолютизировать. Далее он поясняет свою мысль: «Основной фонд церковно-литературных памятников был общим. Богослужебная, проповедническая, церковно-назидательная, агиографическая, отчасти всемирно-историческая (хронографическая), отчасти повествовательная литература была единой для всего православного юга и востока Европы. Общими были такие огромные памятники литературы, как прологи, минеи, торжественники, триоди, отчасти хроники, палеи разных типов, „Александрия“, „Повесть о Варлааме и Иоасафе“, „Повесть об Акире Премудром“, „Пчела“, космографии, физиологи, шестодневы, апокрифы, отдельные жития и пр. и пр.».

Понятным образом, не были общими «Слово о полку Игореве », «Поучение » Владимира Мономаха, «Слово о погибели русской земли », «Задонщина », «Моление Даниила Заточника » и некоторые другие произведения, пожалуй, как раз наиболее интересные в древнерусской литературе нашим современникам. Однако для средневекового читателя, сердцем обращенного прежде всего к Богу, а не к земным человеческим проблемам, они не были «самым главным» в ряду литературных текстов. Как ни трудно бывает осмыслить этот факт человеку XXI в., но Евангелие, жития святых, псалмы, акафисты и т. п., а отнюдь не «Слово о полку Игореве» и подобные ему шедевры художественной литературы находились в центре внимания древнерусских читателей (именно потому «Слово» так легко затерялось и лишь случайно было обнаружено в конце XVIII в.).

После сделанных выше разъяснений невозможно не присоединиться к тезису Д. С. Лихачева, что «древнерусская литература до XVI в. была едина с литературой других православных стран». Как следствие, если обратиться к руководствам типа «Древнесербская литература», «Древнеболгарская литература» и т. п., читатель немедленно встретит в них немало произведений, известных ему по курсу литературы древнерусской.

Например, в «Истории славянских литератур» академика Александра Николаевича Пыпина (1833–1904) и Владимира Даниловича Спасовича (1829–1906) в качестве древнеболгарских (а не древнерусских!) фигурируют упомянутые выше академиком Лихачевым «Пролог », «Палея », «Александрия » и др. Более того, по мнению авторов, именно болгарами была создана на старославянском языке «обширная литература, которая целиком перешла к русским и сербам»; «церковные отношения русских с болгарами и с Афоном, ближайшее соседство сербов с болгарами установили между ними мену рукописей»; «в результате сербский писатель представляет тот общий тип, который видим в писателе этого рода болгарском и старинном русском».

В свою очередь, И. В. Ягич в своей «Истории сербо-хорватской литературы» констатировал ту же тенденцию: «Древнесербские оригинальные (курсив мой. - Ю. М. ) произведения составляют весьма незначительную часть остальной литературы».

И. В. Ягич признавал, что «с нашей нынешней точки зрения» «тонкая тетрадка средневековых народных песен и тому подобного» кажется важнее переведеннного православными славянами «всего огромного запаса библейско-богословско-литургических произведений». Однако он тут же подчеркивал, что надо «живо представить себе воззрения тогдашних времен, по которым не было занятия более священного, чем это».

К сожалению, реальная находка «тонких тетрадок» подобного рода - чрезвычайно редкое дело. Как следствие, в эпоху романтизма некоторые западнославянские патриоты (в Чехии) не смогли удержаться от составления таких художественных мистификаций , как Краледворская рукопись (1817, «обнаружена» в городке Кралеводворе).

Эта «тетрадка» «новейших произведений древне-чешской литературы», как иронизировал В. И. Ламанский, представляет собой сборник мастерских стилизаций под славянскую древность. Краледворская рукопись включает, например, эпические песни о рыцарских турнирах и пирах, о победе чехов над саксами, об изгнании поляков из Праги, о победе над татарами и т. д. В лирических стихах представлена обычная любовная тематика, причем заметно влияние русского фольклора.

Автором текстов был Вацлав Ганка (1791–1861), известный чешский культурный деятель и просветитель. А вскоре студент Йозеф Линда «нашел» манускрипт с «Любовной песней короля Вацлава I» (Зеленогорская рукопись). Мысля категориями романтизма, они оба явно хотели возвысить историческое прошлое своего народа, после поражения чехов в битве при Белой горе (1620) фактически порабощенного австрийскими феодалами.

В подлинность Краледворской рукописи многие верили почти до начала XX в. Разоблачили эту красивую мистификацию ученые-филологи - лингвисты и палеографы, которые обнаружили здесь ошибки во временах глаголов, окончаниях, невозможные в древности формы букв и т. п., а также историки, указавшие на фактические несообразности. Вместе с тем несомненно, что стилизации Ганки и Линды оказали большое позитивное влияние на современную им литературу, вызвав к жизни немало ярких художественных вариаций, явленных в них образности и сюжетики.

Примерно в середине XVII в. на смену древнерусской литературе пришла и удивительно быстро - на протяжении жизни двух поколений - закрепилась в обществе литература нового времени. Подразумевается литература в узком строгом смысле слова - художественная, обладающая привычной нам по сей день системой жанров (стихотворение, поэма, ода, роман, повесть, трагедия, комедия и т. д.). Разумеется, такое быстрое распространение новой литературы связано с тем, что предпосылки к появлению ее на Руси постепенно складывались и незримо накапливались на протяжении нескольких предшествующих столетий.

Нетрудно ощутить отличия литературы нового времени от древнерусской, сравнив, например, «Житие Сергия Радонежского» (написанное в эпоху Дмитрия Донского Епифанием Премудрым) с романом Льва Толстого (или даже с «Житием протопопа Аввакума») или сравнив старинный православно-христианский акафист и духовную оду Державина. Кроме наглядно проявляющихся конкретных жанрово-стилевых различий были и глобальные взаимоотличия.

Автор жития святого и составитель летописи, автор церковного акафиста занимались священным ремеслом - эстетическое начало в меру личного таланта, конечно, привходило в их произведения, но все же как побочное явление. В древнерусской письменности имелись отдельные творения, где, совсем как в литературе нового времени, превалирует художественная сторона (вышеупомянутые «Слово о полку Игореве», «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о погибели русской земли», «Моление Даниила Заточника» и др.). Однако они немногочисленны и стоят особняком (хотя, повторяем, читателю XXI в. как раз эти художественные в узком смысле слова произведения, пожалуй, наиболее интересны и внутренне близки).

Творческим задачам летописца, автора исторического сказания, автора патерикового жития, торжественной церковной проповеди, акафиста и т. д. соответствовала особая (малопонятная человеку нашего времени без специальной филологической подготовки) «эстетика канонов» (или «эстетика тождества»).

Такая эстетика исповедовала верность «боговдохновенным» авторитетным образцам и изощренное воспроизведение их основных черт в собственном творчестве (с тонкими новациями в деталях, но не в целом). Так, древнерусский читатель жития знал заранее, как будет описан автором жизненный путь святого, - жанр жития включал систему канонически строгих правил, и житийные произведения походили друг на друга, словно родные братья, их содержание было в ряде черт заранее предсказуемо.

Эта черта древнерусской словесности, отражающая социально-психологические особенности людей русского православного средневековья, а также суть того сложного культурно-исторического феномена, который ныне именуется «древнерусской литературой», сменилась в XVII в. живой по сей день «эстетикой новизны».

Писатели нового времени занимаются не «священным ремеслом», а искусством как таковым; эстетическое начало - первейшее условие их творчества; они заботятся о фиксации своего авторства, стремятся к тому, чтобы их произведения не походили на произведения предшественников, были «художественно оригинальны», а читатель ценит и считает естественным условием непредсказуемость развития художественного содержания, уникальность сюжета.

Новая русская литература на первоначальном этапе была литературой барокко . К нам барокко пришло через Польшу и Белоруссию. Фактический родоначальник поэзии московского барокко Симеон Полоцкий (1629–1680) был белорусом, приглашенным в Москву царем Алексеем Михайловичем. Среди других наиболее ярких представителей поэзии барокко может быть назван киевлянин Иван Величковский , а в начале XVIII в. - св. Димитрий Ростовский (1651–1709), Феофан Прокопович (1681–1736), поэт-сатирик Антиох Кантемир (1708–1744) и др. У истоков прозы эпохи барокко стоит мощная фигура протопопа Аввакума Петрова (1620–1682).

Необходимо учитывать особый статус в культурном сознании эпохи барокко грамматических учений. «Грамматику, - по выражению Ф. И. Буслаева, - полагали первою ступенью… лествицы наук и искусств». О грамматике Смотрицкого он напоминает, что «по ней учились во времена Петра Великого; она же была вратами премудрости и для самого Ломоносова. Кроме литературного и учебного значения, она доселе свято чтится между раскольниками-старообрядцами (Буслаев подразумевает ее московское издание 1648 г. - Ю. М. ), потому что в виршах или стихотворениях, приложенных к этой книге для примера, употребляется форма Исус - очевидно, для стиха и меры, вм. Иисус. Этим объясняется чрезвычайная дороговизна издания 1648 г.». Далее Буслаев откровенно смеется над таким религиозным чествованием грамматики старообрядцами, напоминая, что Смотрицкий «подчинялся папе и был униат».

М. Смотрицкий, выпускник иезуитской Виленской академии, в будущем, действительно, сторонник унии с римско-католической церковью, с ранних лет соприкасался с кругами, культивировавшими типично барочные идеи, представления и теории (барокко в католических странах зародилось значительно раньше, чем на Руси, а «иезуитское барокко» было его реальным ответвлением).

Нельзя не отметить, что наше барокко было тесно связано, порою слито, с другими искусствами. Говоря по-иному, его отличал сложный художественный синтез . Например, литературный образ нередко тесно переплетается в произведениях этого времени с живописным образом.

В сфере живописи XVII в. происходили изменения, аналогичные литературным. Тут быстро складывается светская живопись - портрет, жанровая сцена, пейзаж (ранее здесь господствовала живопись религиозная - икона, фреска и т. п.). Сама иконопись эволюционирует - появляются авторы, создающие так называемые «живоподобные» иконы, и разгорается острая борьба между ними и сторонниками старой манеры.

Словесно-текстовые руководства для иконописцев, так называемые «Подлинники», существовавшие и ранее, приобретают новые качества настоящих произведений словесности. Говоря об этом явлении, Ф. И. Буслаев писал:

«Таким образом, более и более расширяя свои пределы, и более и более сближаясь с интересами литературными, русский художественный Подлинник нечувствительно сливается с Азбуковником, который был для наших предков не только словарем и грамматикою, но и целою энциклопедиею. Более дружественное, более гармоническое согласие интересов чисто художественных и литературных трудно себе представить после этого, так сказать, органического слияния таких противоположностей, каковы живопись и грамматика со словарем».

Буслаев разбирает далее пример живописного «символизма букв» в Подлиннике «эпохи силлабических вирш» (то есть эпохи барокко. - Ю. М. ), где «на каждой странице киноварью написано в последовательном порядке по одной из букв» имени «Иисус Христос», «а под буквою помещено объяснение в силлабических виршах, а именно:

І (первая буква имени в старой орфографиии. - Ю. М. ) в виде столпа с петухом на верху:

До столпа Іисус Христос наш привязанный,

Егда от мучений злых велми бичеванный.

С с изображением внутри его сребренников:

За тридесять сребреник Іисуса купили.

Дабы на прелютую его смерть осудили.

У церковно-славянское, в виде клещей:

Гвозди из рук, из ног вынимали клещами,

Егда со креста снимали руками.

С с изображением внутри его четырех гвоздей. <…>

X с изображением трости и копья, расположенных крестом. <…>

Р в виде чаши… <…>

И в виде лестницы… <…>

Т в виде креста… <…>

О в виде тернового венца… <…>

С с молотом и орудиями наказания… <…>».

Живописное начало проникало в словесность и более глубоко, чем в подобных силлабических двустишиях. Так, Симеоном Полоцким, Иваном Величковским и другими авторами создан ряд стихотворений-рисунков (в виде звезды, сердца, креста, чаши и иных фигур), ими писались такие особым образом семантически выстроенные тексты, как палиндромоны, раки, лабиринты и т. п., ими применялись в образно-выразительных целях буквы разных цветов.

Вот пример «рака прекословного» у Ивана Величковского - по его выражению, стиха, «которого слова, вспак читаючися, противный (противоположный по смыслу. - Ю. М. ) текст выражают»:

Бца - Со мною жизнь не страх смерти, - Євва

Мною жити не умерти.

То есть: «Со мною жизнь, не страх смерти, Мною жити не умерти» (Богородица); «Смерти страх, не жизнь со мною, Умерти, нежити мною» (Ева).

На своем историческом пути русская литература со второй половины XIX в. сумела занять позиции одного из мировых лидеров. Уже И. С. Тургенева, не сговариваясь, назвали лучшим писателем Европы братья Гонкуры, Жорж Санд, Флобер. Вскоре завоевал колоссальный авторитет во всем мире как художник и мыслитель Л. Н. Толстой. Позже читатели во всем мире открыли для себя Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, A. M. Горького, М. А. Шолохова, М. А. Булгакова…

Вклад других славянских литератур в мировой литературный процесс не был столь глобальным. Так, писатели малороссийского (украинского) происхождения в XVIII–XIX вв. чаще всего писали на великорусском (московском) наречии, то есть стали деятелями русской литературы. Это относится к Василию Васильевичу Капнисту (1757–1823), Василию Трофимовичу Нарежному (1780–1825), Николаю Ивановичу Гнедичу (1784–1833), Алексею Алексеевичу Перовскому (1787–1836, псевдоним Антоний Погорельский), Оресту Михайловичу Сомову (1793–1833), Николаю Васильевичу Гоголю (1809–1852), Нестору Васильевичу Кукольнику (1809–1868), Алексею Константиновичу Толстому (1817–1875), Владимиру Галактионовичу Короленко (1853–1921) и др.

Н. С. Трубецкой подметил: «Основателем нового украинского литературного языка считают Котляревского. Произведения этого писателя („Энеида“, „Наталка-Полтавка“, „Москаль-Чарівник“, „Ода князю Куракину“) написаны на простонародном малорусском говоре Полтавщины и по своему содержанию относятся к тому же жанру поэзии, в котором намеренное применение простонародного языка вполне уместно и мотивировано самим содержанием. Стихотворения наиболее крупного украинского поэта, Тараса Шевченко, написаны большей частью в духе и в стиле малорусской народной поэзии и, следовательно, опять-таки самим своим содержанием мотивируют употребление простонародного языка. Во всех этих произведениях точно так же, как и в рассказах из народного быта хороших украинских прозаиков, язык является нарочито простонародным, т. е. как бы преднамеренно нелитературным. В этом жанре произведений писатель преднамеренно ограничивает себя сферой таких понятий и представлений, для которых в безыскусственном народном языке уже существуют готовые слова, и выбирает такую тему, которая дает ему возможность употреблять только те слова, которые действительно существуют - и притом именно в данном значении - в живой народной речи».

Балканские славяне, а на западе чехи и словаки на протяжении нескольких веков находились под иностранным гнетом.

У болгар и сербов не произошло параллельных русским процессов смены средневековой литературы литературой нового типа. Дело обстояло совершенно иным образом. Болгарская и сербская литература испытали более чем четырехвековой перерыв в своем развитии. Этот прискорбный культурно-исторический феномен прямо вытекает из оккупации в средневековье Балкан турецкой Османской империей.

Болгары - славянский народ, но название этого народа происходит от названия тюрского кочевого племени булгар , в VII в. н. э. под предводительством хана Аспаруха занявшего на Дунае земли семи славянских племен. На этих землях Аспарух основал свое Болгарское царство со столицей в городе Плиска . Вскоре завоеватели были ассимилированы несравненно более многочисленной славянской средой.

В 1371 г. болгарский царь Иван Шишман после десятилетий все более слабнущего сопротивления признал себя вассалом турецкого султана Мурада I. Затем в 1393 г. турки взяли тогдашнюю болгарскую столицу Велико-Тырново. Через три года была взята штурмом последняя опора болгарской государственности - город Видин (1396). В Софии обосновался турецкий наместник.

Сербия попала под турецкое иго после своего поражения в битве с турками на Косовом Поле (1389), то есть примерно в те же годы (на Руси на девять лет раньше состоялась битва с татарами на Куликовом поле имевшая для русских совсем иной исход).

Коренное болгарское и сербское население занималось крестьянским трудом, платило туркам непосильные налоги, но упорно сопротивлялось исламизации. Впрочем, реальная картина последующих перипетий истории обоих народов была весьма неоднозначна и сложна. Феодальные усобицы приводили к тому, что часть славян время от времени оказывалась в тех или иных военных столкновениях против христиан-католиков на стороне турок-мусульман. Применительно к сербской истории ряд фактов такого рода приводил в своей монографии «Эпос народов Югославии» И. Н. Голенищев-Кутузов, писавший:

«Таким образом, с конца XV до конца XVIII в. сербы находились в обоих лагерях, сражались за дело христианских государей и турецких султанов… не было периода, в котором сербский народ не имел бы оружия. Представление об аморфной сербской крестьянской массе… не соответствует исторической действительности. <…>

В XV–XVII столетиях в Сербии, Боснии, Герцеговине, Черногории и Далмации не было ни одной области, в которой не действовали бы гайдуки».

Часть сербов и хорватов была все-таки насильственно обращена в мусульманство. Потомки их составляют ныне особый этнос, именуемый «муслиманами » (то есть «омусульманенными»). У болгар и сербов уцелели некоторые православные монастыри, где продолжалось переписывание и размножение литературных текстов (книгопечатания болгары еще не знали даже в XVII в.) - на Афоне болгарский Зографский и сербский Хилендарский монастыри, а таже Троянский, Рыльский (он несколько раз был разрушен, но восстанавливался); «в монастыре Манассия возник последний центр национальной культуры сербов в Средние века»: «Там находились мастерские, где переписывали и украшали рукописи на церковнославянском, который был и литературным языком. Сербские книжники находились под сильнейшим влиянием разрушенной болгарской школы древнеславянского языка в Тырнове».

На старинную рукописную книгу угнетенный народ постепенно стал смотреть как на национальную святыню.

Болгарские и сербские священники фактически были единственными книжными (да и вообще грамотными) людьми в эту тяжелую для культур южных славян эпоху. Они нередко уезжали учиться в Россию и затем писали на языке, в котором, помимо церковнославянской основы, присутствовали не только слова из народного языка, но и русизмы.

В 1791 г. в Вене стала издаваться первая сербская газета «Сербские Новини ». В 1806 г. появилось первое печатное болгарское произведение «Еженедельник » Софрония Врачанского.

Болгарский монах Паисий в 1762 г. написал проникнутую стремлением к национальной независимости историю болгар, которая десятилетиями распространялась в рукописи, а издана была только в 1844 г. В Сербии и Черногории своими пламенными проповедями будил народ черногорский князь (и митрополит) Петр Петрович Иегош (1813–1851). Черногорец по происхождению и крупнейший поэт-романтик, он написал драматическую поэму «Горный венец » (Горский Вијенац , 1847), звавшую славян к единению и живописавшую жизнь черногорского народа.

В эпоху романтизма у болгар и сербов начинает складываться художественная литература. У ее истоков в Болгарии стоят поэты Петко Славейков (1827–1895), Любен Каравелов (1835–1879) и Христо Ботев (1848–1876). Это революционные романтики, яркому таланту которых проявиться в полную силу объективно мешало лишь отсутствие за их плечами необходимой национальной литературно-художественной традиции.

Под большим плодотворным влиянием русской литературы работал великий болгарский поэт, прозаик и драматург Иван Вазов (1850–1921), автор исторического романа «Под игом » (1890).

Сербский поэтический романтизм представлен такими поэтами, как Джура Якшич (1832–1878) и Лаза Костич (1841–1910), у черногорцев - например, творчеством короля Николы I Петровича (1841–1921). В области Воеводина в городе Нови-Сад сложился центр славянской культуры. Здесь действовал замечательный просветитель Доситей Обрадович из Воеводины (1739–1811), фактический основоположник литературы нового времени.

В сербской литературе позже появился обладавший искрометным сатирическим даром драматург Бранислав Нушич (1864–1938), автор комедий «Подозрительная личность » (по мотивам гоголевского «Ревизора») (1887), «Протекция » (1888), «Госпожа министерша » (1929), «Мистер Доллар » (1932), «Опечаленная родня » (1935), «Д-р » (1936), «Покойник » (1937) и др., а также исполненной самоиронии «Автобиографии ».

Лауреатом Нобелевской премии в 1961 г. стал боснийский серб Иво Андрич (1892–1975). Среди его исторических романов следует отметить прежде всего «Мост на Дрине » (1945), «Травницкую хронику » (1945), «Проклятый двор » (1954) и др.

Чешская и словацкая литература, литературы балканских славян (болгар, сербов, хорватов, черногорцев, македонцев и др.), как и культуры этих славянских народов в целом, по существу, пережили многовековой перерыв в развитии.

Если иметь в виду чехов, эта поистине трагическая коллизия - следствие захвата чешских земель австрийскими феодалами (то есть немцами-католиками) после поражения чехов в сражении при Белой Горе в XVII в.

Средневековые чехи были мужественным и свободолюбивым народом. За полтора века до того, как реформаторское движение кальвинистов, лютеранцев и пр. раскололо католический мир, против католицизма боролись именно чехи.

Великий деятель чешской культуры, проповедник и церковный реформатор Ян Гус (1371–1415), настоятель Вифлеемской капеллы в старой части Праги, а впоследствии ректор Пражского университета, в 1412 г. резко выступил против католической практики торговли индульгенциями. Уже ранее Гус приступил к чтению проповедей по-чешски, а не на латыни. Он подвергнул критике и некоторые другие католические установления, касающиеся церковной собственности, власти папы и т. п. Писал Гус и на латинском языке, используя его знание для изобличения гнездящихся в католической церкви пороков («О шести блудах »).

Выступая как народный просветитель, Ян Гус отдавал силы и филологической работе. В своем сочинении «О чешском правописании » он предложил для латиницы надстрочные знаки, позволявшие передавать свойственные чешскому языку звуки.

Католики заманили Гуса на собор в Констанце. Он получил охранную грамоту, которая после его ареста была нагло дезавуирована на том основании, что обещания, данные «еретику», недействительны. Яна Гуса сожгли на костре (он не «реабилитирован» католической церковью по сей день). Чешский народ ответил на это злодеяние национальным восстанием.

Во главе гуситов встал дворянин Ян Жижка (1360–1424), оказавшийся замечательным полководцем. Он сражался еще при Грюнвальде, где потерял глаз. Армия Жижки отбила несколько крестовых походов, организовывавшихся католическими рыцарями против гуситов. Ян Жижка создал новый тип войска, передвигавшегося на бронированных повозках и имевшего артиллерию. Повозки, выстроенные в ряд или в круг и скрепленные цепями, превращались в крепость на колесах. Не раз гуситы спускали тяжело груженые повозки с горы, давя и обращая в бегство рыцарей, многократно превосходивших их своей численностью.

Потеряв в бою второй глаз, Жижка и слепой продолжал командовать войсками. Только когда он умер от чумы при осаде Пржибыслава, объединенным католическим силам удалось обуздать гуситское движение, наводившее страх на всю Европу более 20 лет.

В следующем XVI столетии на трон в Праге проникли австрийцы. Из них эрцгерцог Рудольф Второй Габсбург остался в истории как меценат и правитель, склонный к религиозной терпимости. При нем в Праге работали астрономы Тихо Браге и Кеплер, скрывался от инквизиции Джордано Бруно. В Чехии распространился протестантизм.

В 1618 г. протестантская Чехия восстала против власти католиков-австрийцев. Это восстание и закончилось поражением в битве при Белой Горе (1620).

Войдя в Прагу, победители устроили зверскую резню. Старательно уничтожалась славянская аристократия. Австрийцы ставили своей задачей отныне и навсегда подавить народную способность к сопротивлению. Даже гробница Яна Жижки в 1623 г. (через 199 лет после смерти полководца) была по приказу австрийского императора разорена, а его останки выброшены.

Наступила эра 300-летнего господства в Чехии австрийской династии Габсбургов (она закончилась в 1918 г. после распада Австро-Венгерской империи и создания независимой Чехословакии). Австрийские феодалы и их приспешники систематически подавляли в Чехии национальную культуру.

В Чехии уже в XIV в. существовала развитая средневековая литература на родном языке (летописи, жития святых, рыцарские романы, драматургические произведения и т. д.). На чешском языке написаны сочинения (проповеди, послания и прочие философско-богословские труды) великого реформатора Яна Гуса. Обладавший большим художественным дарованием епископ Ян Амос Коменский (1592–1670), педагог и богослов, пользовался наряду с латынью чешским языком. По-чешски написана, например, его отличающаяся высокими литературными достоинствами аллегория «Лабиринт мира и рай сердца » (1631). Однако Я. Коменский умер в изгнании в Голландии. На родине хозяйничали немцы.

В 1620 г. прервалась сама письменная традиция. Отныне чехи стали писать по-немецки, и это контролировалось победителями с поистине немецкой пунктуальностью. Особенно усердствовали победители в уничтожении славянской культуры побежденных первые полтора столетия. Проводились контрреформация, насильственная германизация; иезуиты жгли на кострах чешские книги. В итоге в прошлом независимые чехи были низведены до положения немецких крепостных (крепостное право было здесь отменено в 1848 г.). Национальное дворянство было уничтожено (уцелевшие славянские дворяне в основном старались мимикрировать в «немцев»).

В крестьянской славянской среде в века австрийского засилья продолжало подспудно развиваться устное народное творчество. Но вот писатели славянской национальности, когда они появлялись, создавали свои произведения на немецком языке. Искусство барокко в покоренных землях культивировалось средой католических церковнослужителей, не дало значительных произведений и не имело прямого отношения к культуре славян как таковых.

Лишь в конце XVIII в. патриотически настроенный филолог Йозеф Добровский (1753–1829) занялся грамматическим описанием чешского языка и вопросами чешской литературы, написав (по-немецки) ее историю, научно обосновав для чешской поэзии правила силлабо-тонического стихосложения. Заново пришлось создавать литературный язык. Н. С. Трубецкой говорит об этой ситуации так:

«Благодаря деятельности Яна Гуса и так называемых чешских братьев чешский язык к XVI в. принял совершенно оформленный вид. Но неблагоприятно сложившиеся обстоятельства прервали его дальнейшее развитие, и чешская литературная традиция на долгое время почти совершенно иссякла. Только в конце XVIII и в начале XIX в. началось возрождение чешского литературного языка. При этом деятели чешского возрождения обратились не к современным народным говорам, а к прерванной традиции старого чешского языка конца XVI в. Разумеется, язык этот пришлось несколько подновить, но все же благодаря этому примыканию к прерванной традиции новочешский язык получил совершенно своеобразный облик: он архаичен, но архаичен искусственно, так что элементы совершенно различных эпох языкового развития в нем уживаются друг с другом в искусственном сожительстве».

Практическое следствие этого в том, что литературный чешский язык резко отличается от разговорного. Научившись бегло читать произведения чешской литературы, иностранец неожиданно сталкивается с тем, что не понимает живой речи чехов, а те не понимают его при попытках общения.

Творчество по-чешски начали поэты-романтики Франтишек Челаковский (1799–1852), Вацлав Ганка (1791–1861), Карел Яромир Эрбен (1811–1870) и др. Стали переиздаваться старочешские литературные памятники.

Во второй половине XIX в. в Чехии появился самый яркий поэт и прозаик периода национального возрождения Сватоплук Чех (1846–1908). Его вызывающе смелые «Песни раба » (Pisn? otroka ) звали чешский народ к борьбе за свободу. Исторические поэмы из славного чешского прошлого отличались богатой сюжетностью и также пользовались большим читательским успехом. Сатирические романы «Подлинное путешествие господина Броучека на Луну » («Pravy vylet pana Brou?ka do M?sice », 1888) и «Новое эпохальное путешествие господина Броучека, на этот раз в пятнадцатое столетие » («Novy epochalni vylet pana Brou?ka, tentokrat do patnacteho stoleti », 1888) предвосхищали сатирическую прозу Я. Гашека и К. Чапека.

Современник С. Чеха Алоис Ирасек (1851–1930) начинал как поэт, но, перейдя на прозу с сюжетами из чешской истории, стал классиком национальной литературы (писал и исторические драмы). Он создал цикл романов о гуситах «Между течениями » (Mezi proudy , 1887–1890), «Против всех » (Proti vsem , 1893), «Братство » (Bratrstvo , 1898–1908); пьесы о Яне Гусе и Яне Жижке.

В Чехословакии, образовавшейся после окончания Первой мировой войны, был популярен сатирик и юморист Ярослав Гашек (1883–1923) с его антивоенным романом «Похождения бравого солдата Швейка » (Osudy dobreho vojaka ?vejka za sv?tove valky , 1921–1923). Гашек был коммунистом и участником гражданской войны в России, что способствовало его известности в СССР.

Карел Чапек (1890–1938), драматург и прозаик, прославившийся пьесами «Средство Макропулоса » (Vec Makropulos , 1922), «Мать » (Matka , 1938), «R.U.R. » (Rossumovi Univerzalni Roboti , 1920) и др., романов «Фабрика абсолюта » (Tovarna na absolutno , 1922), «Кракатит » (Krakatit , 1922), «Гордубал » (Hordubal , 1937), «Метеор », «Война с саламандрами » (Valka s mloky , 1936) и др. Наряду с поляком С. Лемом Чапека можно признать классиком философской фантастики. Карел Чапек умер, тяжело пережив Мюнхенский сговор, отдававший его родину во власть немцев.

Столетия рабской зависимости от немцев, по всей видимости, не прошли для чехов как нации бесследно, приучив их покорно воспринимать превратности судьбы. Как известно, Гитлер в 1939 г. в Польше встретил отчаянное сопротивление. Годом раньше фашистские войска вторглись в Чехию почти без единого выстрела. Чехия - на тот момент мощная индустриальная страна, имевшая прекрасную оборонную промышленность и сильную армию, обладавшую самым современным оружием (гораздо более сильную, чем польская армия), сдалась немцам. (Впоследствии чешские танки воевали в годы Великой Отечественной войны против СССР, да и солдаты-чехи изобиловали в армии Гитлера.)

В 1938 г. кое-кто в Чехии обреченно ощутил, что вернулись привычные хозяева - немцы… Об этих драматических днях напоминает стихотворение от всей души любившей Чехословакию Марины Цветаевой «Один офицер ». Этому своему произведению русская поэтесса предпослала следующий эпиграф:

«В Судетах, на лесной чешской границе, офицер с двадцатью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен (Из сентябрьских газет 1938 г. )».

Цветаева пишет:

Чешский лесок -

Самый лесной.

Год - девятьсот

Тридцать восьмой.

День и месяц? - вершины, эхом:

День, как немцы входили к чехам!

Лес - красноват,

День - сине-сер.

Двадцать солдат,

Один офицер.

Крутолобый и круглолицый

Офицер стережет границу.

Лес мой, кругом,

Куст мой, кругом,

Дом мой, кругом,

Мой - этот дом.

Леса не сдам,

Дома не сдам,

Края не сдам,

Пяди не сдам!

Лиственный мрак.

Сердца испуг:

Прусский ли шаг?

Сердца ли стук?

Лес мой, прощай!

Век мой, прощай!

Край мой, прощай!

Мой - этот край!

Пусть целый край

К вражьим ногам!

Я - под ногой -

Камня не сдам!

Топот сапог.

Немцы! - листок.

Грохот желез.

Немцы! - весь лес.

Немцы! - раскат

Гор и пещер.

Бросил солдат

Один - офицер.

Из лесочку - живым манером

На громаду - да с револьвером!

Понесена

Добрая весть,

Что - спасена

Чешская честь!

Значит - страна

Так не сдана,

Значит - война

Все же - была!

Край мой, виват!

Выкуси, герр!

…Двадцать солдат.

Один офицер.

Последствия перерыва в культурно-историческом развитии на протяжении XVII–XVIII вв. видны уже по тому наглядному факту, что чешская литература, к сожалению, мало проявила себя на международном уровне. Однако писатели, подобные А. Ирасеку и К. Чапеку, и другие переводимые на иностранные языки авторы достойно несут ее идеи и темы в самые разные страны. С огромной симпатией относятся к чешской литературе российские читатели.

Земли словаков еще в раннем средневековье оказались в составе Венгрии, феодальные власти которой неизменно и жестоко подавляли словацкую национальную культуру. Однако в XVI в. венгры утратили национальную независимость. В Венгрии был введен немецкий язык, и местным феодалам самим пришлось несладко. Вместе с давними своими угнетателями, венграми, словаки угодили под скипетр австрийской династии Габсбургов, вскоре поглотившей и чехов. Нюанс в том, что для словаков при этом подчинении их австрийцам, т. е. немцам, ослабло жестокое господство над ними венгров , против которых словаки веками боролись. Кроме того, в отличие от чехов словаки были католиками , как и австрийцы, - то есть здесь не было религиозного противостояния. И сегодня заметное большинство граждан образованной в 1993 г. Словацкой республики - католики (почти все прочие - протестанты, как в Чехии).

(Впервые Словацкое государство создавалось - из политических соображений - нацистской Германией после захвата ею Чехословакии. После освобождения чехов и словаков советскими войсками была восстановлена (в качестве социалистической) единая Чехословацкая Республика. Иными словами, в период 1918–1993 гг. Словакия почти всегда была в составе Чехословакии .)

На словаков немалое влияние оказали чешская культура в целом и литература, в частности. С XVI в. с чешской культурой особенно интенсивно контактовали те словаки, которые стали протестантами . В этой среде охотно писали по-чешски - например, поэты Юрай Палкович (1769–1850), автор книги стихов «Муза словацких гор» (1801), и Богуслав Таблиц (1769–1832), один за другим издававший свои сборники «Поэзия и записи» (1806–1812). Таблиц издал и антологию словацкой поэзии XVIII в. «Словацкие стихотворцы» (1804) - тоже на чешском языке.

В католических словацких кругах в конце XVIII в. была сделана филологически интересная попытка создания системы словацкого правописания (так называемой «бернолаччины» - по имени ее создателя, словацкого католического священника Антонина Бернолака (1762–1813). На «бернолаччине» был издан ряд книг. Хотя впоследствии эта громоздкая система так и не прижилась, Бернолак привлек усилия национальных культурных деятелей к созданию словацкого литературного языка. Впрочем, Н. С. Трубецкой сделал зоркое и емкое наблюдение:

«Несмотря на стремление основателей и главных деятелей словацкой литературы отмежеваться от чешского языка, примыкание к чешской литературно-языковой традиции для словаков настолько естественно, что противоборствовать ему невозможно. Отличия словацкого и чешского литературных языков главным образом грамматические и фонетические, словарный же состав обоих языков почти одинаков, особенно в сфере понятий и представлений высшей умственной культуры».

По-словацки стал писать стихи Ян Коллар (1793–1852), создававший оды, элегии, написавший патриотическую поэму «Дочь Славы » (1824).

Словаком по национальности был один из крупнейших филологов славянского мира Павел Йозеф Шафарик (1795–1861). Долгие годы живя в Праге, писал он в основном по-чешски. Наиболее известный его труд - «Славянские древности » (1837).

Филолог и философ-гегельянец Людевит Штур (1815–1856) в 30-х годах XIX в. возглавил в Братиславском лицее кафедру чехословацкой литературы. Он пропагандировал верность писателя духу народа, который преломлен в устном народном творчестве.

Под влиянием идей Штура творили поэт-романтик Янко Краль (1822–1876), для которого характерны бунтарские мотивы (например, цикл его стихотворений о «словацком Робин Гуде» разбойнике Яношике) и прозаик Ян Калинчак (1822–1871), писавший исторические повести о борьбе славян за независимость - «Бозковичи » (1842), «Могила Милко » (1845), «Князь Липтовский » (1847) и др.

По сути, названные авторы и некоторые их современники сыграли роль родоначальников молодой (по историческим масштабам, и полтора века спустя все еще довольно молодой) словацкой литературы. Эта литература полна свежих сил, но ее выход на широкую международную арену - дело будущего.