Сочинение
Тема «Скупого рыцаря» - страшная власть денег, того «злата», копить которое еще в 1824 году в пушкинском «Разговоре книгопродавца с поэтом» призывал людей «железного века», «века-торгаша» трезвый буржуа-купец. В монологе барона Филиппа, этого рыцаря-ростовщика, перед своими сундуками Пушкин рисует глубоко бесчеловечный характер «непосредственного возникновения капитала» - первоначального накопления груд «злата», сравниваемых скупым рыцарем с «гордым холмом» некоего древнего царя, который велел своим воинам «снести земли по горсти в кучу»: * (Смотрит на свое золото.) * Кажется не много, * А скольких человеческих забот, * Обманов, слез, молений и проклятий * Оно тяжеловесный представитель! * Тут есть дублон старинный… вот он. * Нынче Вдова мне отдала его, но прежде * С тремя детьми полдня перед окном * Она стояла на коленях воя. * Шел дождь, и перестал, и вновь пошел, * Притворщица не трогалась; * я мог бы Ее прогнать, но что-то мне шептало, * Что мужнин долг она мне принесла, * И не захочет завтра быть в тюрьме. * А этот? этот мне принес Тибо * Где было взять ему ленивцу, плуту? * Украл, конечно; или, может быть, * Там на большой дороге, ночью, в роще. * Да! если бы все слезы, кровь и пот, * Пролитые за все, что здесь хранится, * Из недр земных все выступили вдруг, * То был бы вновь потоп - я захлебнулся б * В моих подвалах верных. Слезы, кровь и пот - вот тс основы, на которых строится мир «злата», мир «века-торгаша». И недаром барон Филипп, в котором «злато» подавило и изуродовало его’ человеческую природу, простые и естественные движения сердца - жалость, сочувствие к страданиям других людей,- сравнивает ощущение, которое охватывает его, когда он отпирает свой сундук, с садистическими ощущениями извращенного убийцы: * …сердце мне теснит * Какое-то неведомое чувство… * Нас уверяют медики: есть люди, * В убийстве находящие приятность. * Когда я ключ в замок влагаю, то же * Я чувствую, что чувствовать должны * Они, вонзая в жертву нож: приятно * И страшно вместе. Создавая образ своего «скупого рыцаря», давая яркую картину его переживаний, показывает Пушкин и основные черты, особенности денег - капитала, все то, что несет он с собой людям, вносит в человеческие отношения. Деньги, злато для барона Филиппа - это, говоря словами Белинского, предмет сверхобладания, источник высшей власти и могущества: * Что не подвластно мне? как некий Демон * Отселе править миром я могу; * Лишь захочу - воздвигнутся чертоги; * В великолепные мои сады * Сбегутся Нимфы резвою толпою; * И музы дань свою мне принесут, * И вольный гений мне поработится, * И добродетель и бессонный труд * Смиренно будут ждать моей награды. Здесь своеобразная фигура пушкинского рыцаря-ростовщика приобретает гигантские размеры и очертания, вырастает в зловещий, демонический прообраз грядущего капитализма с его беспредельной алчностью и ненасытными вожделениями, с его безумными мечтами о мировом господстве. Ярким примером срывания такой сверхвласти денег, является тот же «скупой рыцарь». Совершенно одинокий, уединившийся от всего и всех в свой подвал со златом, барон Филипп смотрит на родного сына - единственного человека, кровно близкого ему на земле, как на своего злейшего врага, потенциального убийцу (сын и в самом деле ждет не дождется его смерти) и вора: расточит, пустит по ветру после его смерти все самоотверженно накопленные им богатства. Кульминации это достигает в сцене вызова отцом сына на дуэль и радостной готовности, с какой «поспешно подымает» последний брошенную ему перчатку. Маркс отмечал, между прочим, особые эстетические свойства так называемых «благородных металлов» - серебра и золота: «Они являются в известной степени самородным светом, добытым из подземного мира, так как серебро отражает все световые лучи в их первоначальном смешении, а золото отражает цвет наивысшего напряжения, красный. Чувство же цвета является популярнейшей формой эстетического чувства вообще»1. Барон Филипп Пушкина - мы знаем - своего рода поэт страсти, которой он охвачен. Злато доставляет ему не только интеллектуальное (мысль о своем всевластии, всемогуществе: «Мне все послушно, я же - ничему»), но и чисто чувственное наслаждение, и именно своим «пиром» для очей - цветом, блеском, сверканием: * Хочу себе сегодня пир устроить: * Зажгу свечу пред каждым сундуком, * И все их отопру, и стану сам * Средь них глядеть на блещущие груды. * (Зажигает свечу и отпирает сундуки один за другим.) * Я царствую!.. * Какой волшебный блеск! Очень выразительно показано Пушкиным в образе «скупого рыцаря» и еще одно следствие, закономерно вытекающее из свойственной капиталистическому ка-: коплению «проклятой жажды золота». Деньги, как средство, для человека, одержимого проклятой жаждой, золота, превращаются в самоцель, страсть к обогащению становится скупостью. Деньги, как «индивид всеобщего богатства», дают их обладателю «всеобщее господство над обществом, над всем миром наслаждений, труда. Это то же самое, как если бы, например, находка какого-либо камня давала мне, совершенно независимо от моей индивидуальности, владение всеми науками. Обладание деньгами ставит меня в отношении богатства (общественного) в совершенно то же отношение, в какое меня поставило бы обладание философским камнем в отношении наук.
«Скупой Рыцарь» создан в жанре небольшой трагедии, состоящей из трех сцен. В ней в диалогах раскрываются характеры главных героев пьесы – жида, сына Альбера и старого барона, собирателя и хранителя золота.
Сцена первая
Альберу предстоит турнир, и он переживает по поводу того, что ему не на что купить себе доспехи и платье. Альбер ругает некоего графа Делоржа, который продырявил его шлем. Можно понять и почувствовать, насколько тяжелое материальное положение Альбера, если он говорит, что лучше бы граф пробил ему голову, а не шлем.
Он пытается отправить своего слугу Ивана к ростовщику, еврею, чтобы взять немного денег в долг. Но Иван говорит, что старый еврей Соломон уже отказал ему в долге. Тут выяснилось, что надо купить не только шлем и платье, но и коня, пока раненный конь рыцаря Альбера не встанет на ноги.
В этот момент в дверь постучали, и пришедшим человеком оказался жид. Альбер не церемонится с Соломоном, называя его почти в глаза проклятым жидом. Между Соломоном и Альбером произошел прелюбопытный диалог. Соломон стал жаловаться, что у него нет лишних денег, что он добрая душа, помогает рыцарям, а те не торопятся возвращать ему долги.
Альбер просит деньги с расчетом под будущее наследство, на что еврей весьма резонно заметил, что не уверен в том, что Альбер доживет до получения наследства. Он в любой момент может пасть в бою.
Еврей дает Альберу коварный совет – отравить своего отца. Этот совет приводит рыцаря в ярость. Он выгоняет еврея. Убегая от разъяренного Альбера, Соломон признается, что принес ему деньги. Молодой рыцарь посылает Ивана вслед за Соломоном, а сам решается обратиться к герцогу, чтобы тот образумил его отца, и потребовал от отца выделить сыну содержание.
Сцена вторая
Во второй сцене показан подвал старого барона, где «царь Кащей над златом чахнет». Почему-то после прочтения этой сцены вспоминается эта строчка из вступления к «Руслану и Людмиле». Старый рыцарь один в своем подвале. Это святая святых старика, сюда он никого и никогда не пускает. Даже собственного сына.
В подвале 6 сундуков с золотом. Они заменяют старику все человеческие привязанности. То, как говорит барон о деньгах, как привязан к ним, напрашивается вывод, что он стал рабом денег. Старик понимает, что с такими деньгами он мог исполнить любое свое желание, добиться любой власти, любого почтения, заставить служить себе всякого. И его тщеславие удовлетворено осознанием собственной силы и власти. Но он не готов воспользоваться своими деньгами. Он получает удовольствие и удовлетворение от блеска золота.
Будь его воля, он унес бы все шесть сундуков с золотом в могилу. Его огорчает мысль о том, что его сын растратит все накопленное золото на забавы, удовольствия, на женщин.
О, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
Сцена третья
Эта сцена происходит в замке герцога, которому служит Альбер, и к которому он обратился, чтобы тот усовестил его родного отца. В тот момент, когда Альбер разговаривал с герцогом, к нему пришел и старый рыцарь. Герцог предложил Альберу спрятаться в соседней комнате, а сам со всем радушием принял старого рыцаря, служившего еще его деду.
Герцог проявил дипломатичность и такт в разговоре со старым воином. Он попытался выяснить, почему его сын не бывает при дворе. Но барон начал изворачиваться. Сначала он сказал, что сын его «дикого и сумрачного нрава». Герцог снова повторил свою просьбу прислать сына к нему, герцогу на службу и назначить соответствующее его званию жалованье. Назначить сыну жалование, означало – открыть свои сундуки. Барон никак не мог принять это. Страсть к деньгам, служение «золотому тельцу» было выше его любви к сыну. И тогда он решился оговорить Альбера. Барон сказал герцогу, что Альбер мечтает обокрасть и убить старика. Такой клеветы Альбер уже не мог вынести, он выскочил из комнаты и обвинил отца в черной лжи и клевете. В ответ отец бросил перчатку как знак вызова на дуэль. Альбер поднял перчатку со словами: «Благодарю. Вот первый дар отца».
Герцог отнял перчатку у Альбера и заставил его покинуть дворец, пока сам не вызовет. Его высочество понял истинную причину оговора и бросил упрек барону: «Вы, старик несчастный, Не стыдно ль вам…»
Но старик почувствовал недомогание и умер, вспоминая не о сыне, а о ключах от заветных сундуков. В заключение Герцог произносит фразу, ставшую крылатой: «Ужасный век, ужасные сердца.»
Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук еще неполный)
Горсть золота накопленного всыпать.
Не много, кажется, но понемногу
Сокровища растут. Читал я где-то,
Что царь однажды воинам своим
Велел снести земли по горсти в кучу,
И гордый холм возвысился - и царь
Мог с вышины с весельем озирать
И дол, покрытый белыми шатрами,
И море, где бежали корабли.
Так я, по горсти бедной принося
Привычну дань мою сюда в подвал,
Вознес мой холм - и с высоты его
Могу взирать на все, что мне подвластно.
Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу - воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды.
Я свистну, и ко мне послушно, робко
Вползет окровавленное злодейство,
И руку будет мне лизать, и в очи
Смотреть, в них знак моей читая воли.
Мне все послушно, я же - ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
(Смотрит на свое золото.)
Кажется, не много,
А скольких человеческих забот,
Обманов, слез, молений и проклятий
Оно тяжеловесный представитель!
Тут есть дублон старинный.... вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя.
Шел дождь, и перестал, и вновь пошел,
Притворщица не трогалась; я мог бы
Ее прогнать, но что-то мне шептало,
Что мужнин долг она мне принесла
И не захочет завтра быть в тюрьме.
А этот? этот мне принес Тибо -
Где было взять ему, ленивцу, плуту?
Украл, конечно; или, может быть,
Там на большой дороге, ночью, в роще...
Да! если бы все слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп - я захлебнулся б
В моих подвалах верных. Но пора.
(Хочет отпереть сундук.)
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о нет! кого бояться мне?
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе.
(Отпирает сундук.)
Вот мое блаженство!
(Всыпает деньги.)
Ступайте, полно вам по свету рыскать,
Служа страстям и нуждам человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят в глубоких небесах...
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
(Зажигает свечи и отпирает сундуки один за другим.)
Я царствую!.. Какой волшебный блеск!
Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава!
Я царствую... но кто вослед за мной
Приимет власть над нею? Мой наследник!
Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник!
Едва умру, он, он! сойдет сюда
Под эти мирные, немые своды
С толпой ласкателей, придворных жадных.
Украв ключи у трупа моего,
Он сундуки со смехом отопрет.
И потекут сокровища мои
В атласные диравые карманы.
Он разобьет священные сосуды,
Он грязь елеем царским напоит -
Он расточит... А по какому праву?
Мне разве даром это все досталось,
Или шутя, как игроку, который
Гремит костьми да груды загребает?
Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжелых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Все это стоило? Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
Нет, выстрадай сперва себе богатство,
А там посмотрим, станет ли несчастный
То расточать, что кровью приобрел.
О, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
СЦЕНА I
В башне.
Альбер и Иван
Альбер
Во что бы то ни стало на турнире
Явлюсь я. Покажи мне шлем, Иван.
Иван подаёт ему шлем.
Пробит насквозь, испорчен. Невозможно
Его надеть. Достать мне надо новый.
Какой удар! проклятый граф Делорж!
И вы ему порядком отплатили:
Как из стремян вы вышибли его,
Он сутки замертво лежал – и вряд ли
Оправился.
А всё ж он не в убытке;
Его нагрудник цел венецианский,
А грудь своя: гроша ему не стоит;
Другой себе не станет покупать.
Зачем с него не снял я шлема тут же!
А снял бы я, когда б не было стыдно
Мне дам и герцога. Проклятый граф!
Он лучше бы мне голову пробил.
И платье нужно мне. В последний раз
Все рыцари сидели тут в атласе
Да бархате; я в латах был один
За герцогским столом. Отговорился
Я тем, что на турнир попал случайно.
А нынче что скажу? О бедность, бедность!
Как унижает сердце нам она!
Когда Делорж копьём своим тяжёлым
Пробил мне шлем и мимо проскакал,
А я с открытой головой пришпорил
Эмира моего, помчался вихрем
И бросил графа на двадцать шагов,
Как маленького пажа; как все дамы
Привстали с мест, когда сама Клотильда,
Закрыв лицо, невольно закричала,
И славили герольды мой удар, -
Тогда никто не думал о причине
И храбрости моей и силы дивной!
Взбесился я за повреждённый шлем,
Геройству что виною было? – скупость.
Да! заразиться здесь не трудно ею
Под кровлею одной с моим отцом.
Что бедный мой Эмир?
Он всё хромает.
Вам выехать на нём ещё нельзя.
Ну, делать нечего: куплю Гнедого.
Недорого и просят за него.
Недорого, да денег нет у нас.
Что ж говорит бездельник Соломон?
Он говорит, что более не может
Взаймы давать вам денег без заклада.
Заклад! а где мне взять заклада, дьявол!
Я сказывал.
Что ж он?
Кряхтит да жмётся.
Да ты б ему сказал, что мой отец
Богат и сам, как жид, что рано ль, поздно ль
Всему наследую.
Я говорил.
Что ж?
Жмётся да кряхтит.
Какое горе!
Он сам хотел прийти.
Ну, слава богу.
Без выкупа не выпущу его.
Стучат в дверь.
Кто там?
Входит жид.
Жид
Слуга ваш низкий.
А, приятель!
Проклятый жид, почтенный Соломон,
Пожалуй-ка сюда: так ты, я слышу,
Не веришь в долг.
Ах, милостивый рыцарь,
Клянусь вам: рад бы... право не могу.
Где денег взять? весь разорился я,
Всё рыцарям усердно помогая.
Никто не платит. Вас хотел просить,
Не можете ль хоть часть отдать...
Разбойник!
Да если б у меня водились деньги,
С тобою стал ли б я возиться? Полно,
Не будь упрям, мой милый Соломон;
Давай червонцы. Высыпи мне сотню,
Пока тебя не обыскали.
Сотню!
Когда б имел я сто червонцев!
Слушай:
Не стыдно ли тебе своих друзей
Не выручать?
Клянусь вам...
Полно, полно.
Ты требуешь заклада? что за вздор!
Что дам тебе в заклад? свиную кожу?
Когда б я мог что заложить, давно
Уж продал бы. Иль рыцарского слова
Тебе, собака, мало?
Ваше слово,
Пока вы живы, много, много значит.
Все сундуки фламандских богачей
Как талисман оно вам отопрёт.
Но если вы его передадите
Мне, бедному еврею, а меж тем
Умрёте (боже сохрани), тогда
В моих руках оно подобно будет
Ключу от брошенной шкатулки в море.
Ужель отец меня переживёт?
Как знать? дни наши сочтены не нами;
Цвёл юноша вечор, а нынче умер,
И вот его четыре старика
Несут на сгорбленных плечах в могилу.
Барон здоров. Бог даст – лет десять, двадцать
И двадцать пять и тридцать проживёт он.
Ты врёшь, еврей: да через тридцать лет
Мне стукнет пятьдесят, тогда и деньги
На что мне пригодятся?
Деньги? – деньги
Всегда, во всякий возраст нам пригодны;
Но юноша в них ищет слуг проворных
И не жалея шлёт туда, сюда.
Старик же видит в них друзей надёжных
И бережёт их как зеницу ока.
О! мой отец не слуг и не друзей
В них видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский раб,
Как пёс цепной. В нетопленой конуре
Живёт, пьёт воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, всё бегает да лает.
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе. Молчи! когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет.
Да, на бароновых похоронах
Прольётся больше денег, нежель слёз.
Пошли вам бог скорей наследство.
Жид
А можно б...
Жид
Так, думал я, что средство
Такое есть...
Какое средство?
Так -
Есть у меня знакомый старичок,
Еврей, аптекарь бедный...
Ростовщик
Такой же, как и ты, иль почестнее?
Нет, рыцарь, Товий торг ведёт иной -
Он составляет капли... право, чудно,
Как действуют они.
А что мне в них?
В стакан воды подлить... трёх капель будет,
Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;
А человек без рези в животе,
Без тошноты, без боли умирает.
Твой старичок торгует ядом.
Да -
И ядом.
Что ж? взаймы на место денег
Ты мне предложишь склянок двести яду,
За склянку по червонцу. Так ли, что ли?
Смеяться вам угодно надо мною -
Нет; я хотел... быть может, вы... я думал,
Что уж барону время умереть.
Как! отравить отца! и смел ты сыну...
Иван! держи его. И смел ты мне!..
Да знаешь ли, жидовская душа,
Собака, змей! что я тебя сейчас же
На воротах повешу.
Виноват!
Простите: я шутил.
Иван, веревку.
Я... я шутил. Я деньги вам принёс.
Вон, пёс!
Жид уходит.
Вот до чего меня доводит
Отца родного скупость! Жид мне смел
Что предложить! Дай мне стакан вина,
Я весь дрожу... Иван, однако ж деньги
Мне нужны. Сбегай за жидом проклятым,
Возьми его червонцы. Да сюда
Мне принеси чернильницу. Я плуту
Расписку дам. Да не вводи сюда
Иуду этого... Иль нет, постой,
Его червонцы будут пахнуть ядом,
Как сребреники пращура его...
Я спрашивал вина.
У нас вина -
Ни капли нет.
А то, что мне прислал
В подарок из Испании Ремон?
Вечор я снёс последнюю бутылку
Больному кузнецу.
Да, помню, знаю...
Так дай воды. Проклятое житьё!
Нет, решено – пойду искать управы
У герцога: пускай отца заставят
Меня держать как сына, не как мышь,
Рождённую в подполье.
СЦЕНА II
Барон
Как молодой повеса ждёт свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.
Счастливый день! могу сегодня я
В шестой сундук (в сундук ещё неполный)
Горсть золота накопленного всыпать.
Не много, кажется, но понемногу
Сокровища растут. Читал я где-то,
Что царь однажды воинам своим
Велел снести земли по горсти в кучу,
И гордый холм возвысился – и царь
Мог с вышины с весельем озирать
И дол, покрытый белыми шатрами,
И море, где бежали корабли.
Так я, по горсти бедной принося
Привычну дань мою сюда в подвал,
Вознёс мой холм – и с высоты его
Могу взирать на всё, что мне подвластно.
Что не подвластно мне? как некий демон
Отселе править миром я могу;
Лишь захочу – воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный гений мне поработится,
И добродетель и бессонный труд
Смиренно будут ждать моей награды.
Я свистну, и ко мне послушно, робко
Вползёт окровавленное злодейство,
И руку будет мне лизать, и в очи
Смотреть, в них знак моей читая воли.
Мне всё послушно, я же – ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою: с меня довольно
Сего сознанья...
(Смотрит на свое золото.)
Кажется, не много,
А скольких человеческих забот,
Обманов, слёз, молений и проклятий
Оно тяжеловесный представитель!
Тут есть дублон старинный.... вот он. Нынче
Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя.
Шёл дождь, и перестал, и вновь пошёл,
Притворщица не трогалась; я мог бы
Её прогнать, но что-то мне шептало,
Что мужнин долг она мне принесла
И не захочет завтра быть в тюрьме.
А этот? этот мне принес Тибо -
Где было взять ему, ленивцу, плуту?
Украл, конечно; или, может быть,
Там на большой дороге, ночью, в роще...
Да! если бы все слёзы, кровь и пот,
Пролитые за всё, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп – я захлебнулся б
В моих подвалах верных. Но пора.
(Хочет отпереть сундук.)
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о нет! кого бояться мне?
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе.
(Отпирает сундук.)
Вот моё блаженство!
(Всыпает деньги.)
Ступайте, полно вам по свету рыскать,
Служа страстям и нуждам человека.
Усните здесь сном силы и покоя,
Как боги спят в глубоких небесах...
Хочу себе сегодня пир устроить:
Зажгу свечу пред каждым сундуком,
И все их отопру, и стану сам
Средь них глядеть на блещущие груды.
(Зажигает свечи и отпирает сундуки один за другим.)
Я царствую!.. Какой волшебный блеск!
Послушна мне, сильна моя держава;
В ней счастие, в ней честь моя и слава!
Я царствую... но кто вослед за мной
Приимет власть над нею? Мой наследник!
Безумец, расточитель молодой,
Развратников разгульных собеседник!
Едва умру, он, он! сойдёт сюда
Под эти мирные, немые своды
С толпой ласкателей, придворных жадных.
Украв ключи у трупа моего,
Он сундуки со смехом отопрёт.
И потекут сокровища мои
В атласные диравые карманы.
Он разобьёт священные сосуды,
Он грязь елеем царским напоит -
Он расточит... А по какому праву?
Мне разве даром это всё досталось,
Или шутя, как игроку, который
Гремит костьми да груды загребает?
Кто знает, сколько горьких воздержаний,
Обузданных страстей, тяжёлых дум,
Дневных забот, ночей бессонных мне
Всё это стоило? Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мёртвых высылают?..
Нет, выстрадай сперва себе богатство,
А там посмотрим, станет ли несчастный
То расточать, что кровью приобрёл.
О, если б мог от взоров недостойных
Я скрыть подвал! о, если б из могилы
Прийти я мог, сторожевою тенью
Сидеть на сундуке и от живых
Сокровища мои хранить, как ныне!..
СЦЕНА III
Во дворце.
Альбер, герцог
Альбер
Поверьте, государь, терпел я долго
Стыд горькой бедности. Когда б не крайность,
Вы б жалобы моей не услыхали.
Я верю, верю: благородный рыцарь,
Таков, как вы, отца не обвинит
Без крайности. Таких развратных мало...
Спокойны будьте: вашего отца
Усовещу наедине, без шуму.
Я жду его. Давно мы не видались.
Он был друг деду моему. Я помню,
Когда я был ещё ребёнком, он
Меня сажал на своего коня
И покрывал своим тяжёлым шлемом,
Как будто колоколом.
(Смотрит в окно.)
Это кто?
Не он ли?
Так, он, государь.
Подите ж
В ту комнату. Я кликну вас.
Альбер уходит; входит барон.
Барон,
Я рад вас видеть бодрым и здоровым.
Я счастлив, государь, что в силах был
По приказанью вашему явиться.
Давно, барон, давно расстались мы.
Вы помните меня?
Я, государь?
Я как теперь вас вижу. О, вы были
Ребёнок резвый. Мне покойный герцог
Говаривал: Филипп (он звал меня
Всегда Филиппом), что ты скажешь? а?
Лет через двадцать, право, ты да я,
Мы будем глупы перед этим малым...
Пред вами, то есть...
Мы теперь знакомство
Возобновим. Вы двор забыли мой.
Стар, государь, я нынче: при дворе
Что делать мне? Вы молоды; вам любы
Турниры, праздники. А я на них
Уж не гожусь. Бог даст войну, так я
Готов, кряхтя, взлезть снова на коня;
Ещё достанет силы старый меч
За вас рукой дрожащей обнажить.
Барон, усердье ваше нам известно;
Вы деду были другом; мой отец
Вас уважал. И я всегда считал
Вас верным, храбрым рыцарем – но сядем.
У вас, барон, есть дети?
Сын один.
Зачем его я при себе не вижу?
Вам двор наскучил, но ему прилично
В его летах и званье быть при нас.
Мой сын не любит шумной, светской жизни;
Он дикого и сумрачного нрава -
Вкруг замка по лесам он вечно бродит,
Как молодой олень.
Нехорошо
Ему дичиться. Мы тотчас приучим
Его к весельям, к балам и турнирам.
Пришлите мне его; назначьте сыну
Приличное по званью содержанье...
Вы хмуритесь, устали вы с дороги,
Быть может?
Государь, я не устал;
Но вы меня смутили. Перед вами
Я б не хотел сознаться, но меня
Вы принуждаете сказать о сыне
То, что желал от вас бы утаить.
Он, государь, к несчастью, недостоин
Ни милостей, ни вашего вниманья.
Он молодость свою проводит в буйстве,
В пороках низких...
Это потому,
Барон, что он один. Уединенье
И праздность губят молодых людей.
Пришлите к нам его: он позабудет
Привычки, зарождённые в глуши.
Простите мне, но, право, государь,
Я согласиться не могу на это...
Но почему ж?
Увольте старика...
Я требую: откройте мне причину
Отказа вашего.
На сына я
Сердит.
За что?
За злое преступленье.
А в чём оно, скажите, состоит?
Увольте, герцог...
Это очень странно,
Или вам стыдно за него?
Да... стыдно...
Но что же сделал он?
Он... он меня
Хотел убить.
Убить! так я суду
Его предам, как чёрного злодея.
Доказывать не стану я, хоть знаю,
Что точно смерти жаждет он моей,
Хоть знаю то, что покушался он
Меня...
Барон
Обокрасть.
Альбер бросается в комнату.
Альбер
Барон, вы лжёте.
(сыну)
Как смели вы?..
Ты здесь! ты, ты мне смел!..
Ты мог отцу такое слово молвить!..
Я лгу! и перед нашим государем!..
Мне, мне... иль уж не рыцарь я?
Вы лжец.
И гром ещё не грянул, боже правый!
Так подыми ж, и меч нас рассуди!
(Бросает перчатку, сын поспешно её подымает.)
Альбер
Благодарю. Вот первый дар отца.
Что видел я? что было предо мною?
Сын принял вызов старого отца!
В какие дни надел я на себя
Цепь герцогов! Молчите: ты, безумец,
И ты, тигрёнок! полно.
(Сыну.)
Бросьте это;
Отдайте мне перчатку эту
(отымает её).
Альбер
(a parte [в сторону (лат.)]
Жаль.
Так и впился в неё когтями! – изверг!
Подите: на глаза мои не смейте
Являться до тех пор, пока я сам
Не призову вас.
(Альбер выходит.)
Вы, старик несчастный,
Не стыдно ль вам...
Простите, государь....
Стоять я не могу... мои колени
Слабеют... душно!.. душно!.. Где ключи?
Ключи, ключи мои!...
Он умер. Боже!
Ужасный век, ужасные сердца!