Все люди, как люди, один жид в ермолке.
Жид просится в рай, а сам смерти боится.
Для жида душа - дешевле гроша.
Не ведает жид, что такое стыд.
Жид, как бес, никогда не покается.
Жидовская синагога - есть жилище демонов.
Жиды - видимые бесы.
Бесы и жиды - дети сатаны.
С жидами знаться - с бесами связаться.
Не надо и беса, коли жид здеся.
Жид в хату, ангелы из хаты.
Что Богу угодно, то жиду непригодно.
Отольются в аду христианские слезы жиду.
Жид крещённый, что волк прирученный.
Жид и ладаном готов надымить, только бы деньгу добыть.
Что Богу грешно, то жиду смешно.
Тогда жида смешишь, когда Бога гневишь.
Жидовские дети хуже, чем крысы в клети: и добру навредят, и христианских детей развратят.
Где жид, там и взятка - такова его повадка.
Жид водкой угостит, а потом и споит.
У жида уже твой грош, ну а ты всё пьёшь и пьёшь.
У жида твоя копейка, ну а ты ещё попей-ка.
Жида не понять, пока шкуру овечью с него не снять.
Жид не сам себе нос ковал, его жиду Бог дал.
Дети жида от христианки - все пейсаты обезьянки.
Каков жид, такова и его вонь.
Затем жиды с рожи на нас непохожи, чтобы мы не обознались.
Жид и мёртвый из петли вывернется.
Жид скажет, что бит, но не скажет за что.
Жид, как свинья: ничего не болит, а всё стонет.
Жид, как свинья: ничего не болит, а всё визжит.
Рядом с жидом - не житьё, а вытьё.
Жида приютить - волка в хлев пустить.
Хорош был дом, да жид поселился в нём.
С жидом кашу варить - себя отравить.
С жидом водиться, что в крапиве возиться.
Льстив жид в бедности, изверг при власти.
Там, где жиды, всегда жди беды.
Где хата жида, там всей деревне беда.
Нету роз без шипов, нету бед без жидов.
Кабы всё про жида знал, так бы и не погибал.
Любят в плен жиды сдаваться, чтоб врагу потом предаться.
Жид живёт - хлеб жуёт, да не жнёт.
Жид языком машет, а мужик на него пашет.
Чай, жидовин, устал на мужике сидеть?
Ел бы жид деньги, если бы мужик его хлебом не кормил.
Когда русский мрёт, тогда жид жрёт.
Жид не волк - в пустой сарай не заберётся.
Жидовские руки чужие труды любят.
У жида лечиться - смерти покориться.
Около жида потрёшься - беса наберёшься.
Жидовин даёт, а дурак берёт.
Бог не велит с жидом дружить.
Тот Богу неприятель, кто жиду приятель.
Свяжись с жидом - сам жидом будешь.
Любовь жида - хуже петли.
Служба жиду - на радость бесу.
Послужить жиду - предать своих врагу.
Жид, как крыса - силен стаей.
От всякого жида - ожидай вреда!
Нет рыб без кости, а жида без злости.
Верь своим очам, а не жидовским речам.
В том вся правда, что от жидов вся неправда.
В жидах лжи, что в полях ржи.
Поле засевают pожью, а жиды - всё ложью.
Язык жидовский всегда врёт, будто редьку трёт.
Жид обманом сыт.
Жид языком речист и на руку нечист.
Жид мнит, что не крадёт, а лишь своё берёт.
Всякий жид в наш карман глядит.
Жида, как дырявый мешок, никогда не насыплешь.
На что жид глянет, то враз завянет.
И у сытого жида всегда голодные глаза.
Подарил жид кукиш, чего хочешь, то и купишь.
Дабы выгоды добиться, жид всегда готов креститься.
Дорожку жидам всегда денежка прокладывает.
Жид в гроб уже смотрит, а деньги всё копит.
Жид имеет прибыли от нашей погибели.
Не жди от жида прибыли, а жди от него погибели.
Русская смерть жиду в прибыток.
Не ищи жида - сам придёт.
На Руси от голоду не мёрли, пока жиды не припёрли.
Когда жиду волю даём, сами себя запродаём.
От жидов ограждение - половина спасения.
Проще козла живого сожрать, чем жида переделать.
Из жида паршивого всю паршу не выколотишь.
Пиявка насосётся и отвалится, а жид - никогда.
Жид кровь сосать перестанет, когда дышать устанет.
Нет хороших жидов, как нет хороших крыс.
Богу молись, да жида берегись.
Жид хорош только в могиле.
Лишь мёртвый жид никого не укусит.
Жид в могилу уж глядит, а над каждой копейкой дрожит.
Держи копейку, чтобы к жиду не укатилась.
Не жид нас одолел, а страх задавил.
Чтобы жида извести, надо дел с ним не вести.
Жид боится воды крещенской и дубины деревенской.
Святым кулаком да по жидовской роже.
Хочешь жить - гони жида!
Что жиды, что комары, все кусают до поры.
Там хорошо, где жидов нету.
Чтобы не прогневался Бог, не пускай жида на порог.
Владимир Иванович Даль
Пословицы и поговорки русского народа
Напутное
«Будет ли, не будет ли когда напечатан сборник этот, с которым собиратель пестовался век свой, но, расставаясь с ним, как бы с делом конченым, не хочется покинуть его без напутного словечка».
Вступление это написалось в 1853 году, когда окончена была разборка пословиц; пусть же оно остается и ныне, когда судьба сборника решилась и он напечатан.
По заведенному порядку, следовало бы пуститься в розыск: что такое пословица; откуда она взялась и к чему пригодна; когда и какие издания пословиц у нас выходили; каковы они; какими источниками пользовался нынешний собиратель. Ученые ссылки могли бы подкрасить дело, потому что, кажется, уже Аристотель дал определение пословицы.
Но всего этого здесь найдется разве только весьма понемногу.
Ученые определения ныне мало в ходу, век школярства прошел, хотя мы все еще не можем стряхнуть с себя лохмотьев степенной хламиды его.
Времена, когда объясняли во введении пользу науки или знания, коему книга посвящалась, также миновали; ныне верят тому, что всякий добросовестный труд полезен и что пользе этой россказнями не подспоришь.
Ученые розыски, старина, сравнения с другими славянскими наречиями – все это не по силам собирателю.
Разбор и оценка других изданий должны бы кончиться прямым или косвенным скромным признанием, что наше всех лучше.
Источниками же или запасом для сборника служили: два или три печатных сборника прошлого века, собрания Княжевича, Снегирева, рукописные листки и тетрадки, сообщенные с разных сторон, и – главнейше – живой русский язык, а более речь народа.
Ни в какую старину я не вдавался, древних рукописей не разбирал, а вошедшая в этот сборник старина попадала туда из печатных же сборников. Одну только старую рукопись я просматривал и взял из нее то, что могло бы и ныне идти за пословицу или поговорку; эта рукопись была подарена мне гр. Дм. Ник. Толстым, мною отдана М.П. Погодину, а оттуда она целиком напечатана, в виде прибавления, при сборнике пословиц И.М. Снегирева.
При сем случае я должен сказать душевное спасибо всем доброхотным дателям, помощникам и пособникам; называть никого не смею, боясь, по запамятованию, слишком многих пропустить, но не могу не назвать с признательностью гр. Дм. Ник. Толстого, И.П. Сахарова и И.М. Снегирева.
Когда сборник последнего вышел, то мой был уже отчасти подобран: я сличил его издание со сборником Княжевича и попользовался тем, чего не было там и не нашлось у меня и что притом, по крайнему разумению моему, можно и должно было принять.
В собрании Княжевича (1822 г.) всего 5300 (с десятками) пословиц; к ним прибавлено И.М. Снегиревым до 4000; из всего этого числа мною устранено вовсе или не принято в том виде, как они напечатаны, до 3500; вообще же из книг или печати взято мною едва ли более 6000, или около пятой доли моего сборника. Остальные взяты из частных записок и собраны по наслуху, в устной беседе.
При этом сличении и выборе не раз нападали на меня робость и сомнение. Что ни говорите, а в браковке этой произвола не миновать, а упрека в ней и подавно. Нельзя перепечатывать слепо всего того, что, под названием пословиц, было напечатано; искажения, то умничаньем, то от недоразумений, то просто описками и опечатками, не в меру безобразны. В иных случаях ошибки эти явны, и если такая пословица доставалась мне в подлинном виде своем, то поправка или выбор не затрудняли; но беда та, что я не мог ограничиться этими случаями, а должен был решиться на что-нибудь и относительно тех тысяч пословиц, для исправления коих у меня не было верных данных, а выкинуть их вон – не значило бы исправить.
Не поняв пословицы, как это нередко случается, считаешь ее бессмыслицею, полагаешь, что она придумана кем-либо для шуток или искажена неисправимо, и не решаешься принять ее; ан дело право, только смотри прямо. После нескольких подобных случаев или открытий поневоле оробеешь, подумаешь: «Кто дал тебе право выбирать и браковать? Где предел этой разборчивости? Ведь ты набираешь не цветник, а сборник » и начинаешь опять собирать и размещать все сподряд; пусть будет лишнее, пусть рассудят и разберут другие; но тогда вдруг натыкаешься на строчки вроде следующих:
Все известно, что лукавые живут лестно.
В суетах прошла година, завсегда была кручина.
Где любовь нелицемерная, там надежда верная.
Роскошные и скупые меры довольства не знают.
Гулял млад вниз по Волге, да набрел смерть близ невдалече.
Прежде смерти не должно умирать и пр. и пр.
Что прикажете делать с подобными изречениями кондитерской премудрости двадцатых годов? Выкинуть; но их-то и нашлось под другую тысячу, да столько же сомнительных, с коими не знаешь, как и быть, чтобы не обвинили в произволе. Посему-то, по затруднительности такой браковки, а частию и просмотром, – всякого греха не упасешься – и в этот сборник вошло много пустых, искаженных и сомнительных пословиц.
Относительно приличия при браковке пословиц я держался правила: все, что можно читать вслух в обществе, не извращенном чопорностию, ни излишнею догадливостью, а потому и обидчивостию, – все это принимать в свой сборник. Чистому все чисто. Самое кощунство, если бы оно где и встретилось в народных поговорках, не должно пугать нас: мы собираем и читаем пословицы не для одной только забавы и не как наставления нравственные, а для изучения и розыска; посему мы и хотим знать все, что есть. Заметим, впрочем, что резкость или яркость и прямота выражений, в образах для нас непривычных, не всегда заключают в себе видимое нами в этом неприличие. Если мужик скажет: «Что тому богу молиться, который не милует»; или «Просил святого: пришло до слова просить клятого», – то в этом нет кощунства, потому что здесь богами и святыми, для усиления понятия, названы люди, поставленные ради святой, божеской правды, но творящие противное, заставляя обиженного и угнетенного искать защиты также путем неправды и подкупа. Самая пословица, поражая нас сближением таких противоположностей, олицетворяет только крайность и невыносимость извращенного состояния, породившего подобное изречение.
Что за пословицами и поговорками надо идти в народ, в этом никто спорить не станет; в образованном и просвещенном обществе пословицы нет; попадаются слабые, искалеченные отголоски их, переложенные на наши нравы или испошленные нерусским языком, да плохие переводы с чужих языков. Готовых пословиц высшее общество не принимает, потому что это картины чуждого ему быта, да и не его язык; а своих не слагает, может быть из вежливости и светского приличия: пословица колет не в бровь, а прямо в глаз. И кто же станет поминать в хорошем обществе борону, соху, ступу, лапти, а тем паче рубаху и подоплеку? А если заменить все выражения эти речениями нашего быта, то как-то не выходит пословицы, а сочиняется пошлость, в которой намек весь выходит наружу.
Как достояние общенародное, как всемирный гражданин, просвещение и образованность проходят путь свой на глаз, с уровнем в руках, срывая кочки и бугры, заравнивая ямки и выбоины, и приводят все под одно полотно. У нас же, более чем где-нибудь, просвещение – такое, какое есть, – сделалось гонителем всего родного и народного. Как, в недавнее время еще, первым признаком притязания на просвещение было бритие бороды, так вообще избегалась и прямая русская речь и все, что к ней относится. Со времен Ломоносова, с первой растяжки и натяжки языка нашего по римской и германской колодке, продолжают труд этот с насилием и все более удаляются от истинного духа языка. Только в самое последнее время стали догадываться, что нас леший обошел, что мы кружим и плутаем, сбившись с пути, а зайдем неведомо куда. С одной стороны, ревнители готового чужого, не считая нужным изучить сперва свое, насильственно переносили к нам все в том виде, в каком оно попадалось и на чужой почве, где оно было выстрадано и выработано, тогда как тут могло приняться только заплатами и лоском; с другой – бездарность опошлила то, что, усердствуя, старалась внести из родного быта в перчаточное сословие. С одну сторону черемиса, а с другую берегися. Как бы то ни было, но из всего этого следует, что если не собрать и не сберечь народных пословиц вовремя, то они, вытесняемые уровнем безличности и бесцветности, стрижкою под гребенку, то есть общенародным просвещением, изникнут, как родники в засуху.
Простой народ упорнее хранит и сберегает исконный быт свой, и в косности его есть и дурная и хорошая сторона. Отцы и деды – для него великое дело; не раз ожегшись на молоке, он дует и на воду, недоверчиво принимает новизну, говоря: «Все по-новому да по-новому, а когда же будет по-доброму?» Он неохотно отступается от того, что безотчетно всосал с матерним молоком и что звучит в мало натруженной голове его складной речью. Ни чужие языки, ни грамматические умствования не сбивают его с толку, и он говорит верно, правильно, метко и красно, сам того не зная. Выскажу убеждение свое прямо: словесная речь человека – это дар божий, откровение: доколе человек живет в простоте душевной, доколе у него ум за разум не зашел, она проста, пряма и сильна; по мере раздора сердца и думки, когда человек заумничается, речь эта принимает более искусственную постройку, в общежитии пошлеет, а в научном круге получает особое, условное значение. Пословицы и поговорки слагаются только в пору первобытной простоты речи и, как отрасли, близкие к корню, стоят нашего изучения и памяти.
Обозначение ударения: \"а, \"ю и т. п.
НАПУТНОЕ
"Будет ли, не будет ли когда напечатан сборник этот, с которым собиратель пестовался век свой, но, расставаясь с ним, как бы с делом конченым, не хочется покинуть его без напутного словечка".
Вступление это написалось в 1853 году, когда окончена была разборка пословиц; пусть же оно остается и ныне, когда судьба сборника решилась и он напечатан.
По заведенному порядку, следовало бы пуститься в розыск: что такое пословица; откуда она взялась и к чему пригодна; когда и какие издания пословиц у нас выходили; каковы они; какими источниками пользовался нынешний собиратель. Ученые ссылки могли бы подкрасить дело, потому что, кажется, уже Аристотель дал определение пословицы.
Но всего этого здесь найдется разве только весьма понемногу.
Ученые определения ныне мало в ходу, век школярства прошел, хотя мы все еще не можем стряхнуть с себя лохмотьев степенной хламиды его.
Времена, когда объясняли во введении пользу науки или знания, коему книга посвящалась, также миновали; ныне верят тому, что всякий добросовестный труд полезен и что пользе этой россказнями не подспоришь.
Ученые розыски, старина, сравнения с другими славянскими наречиями - все это не по силам собирателю.
Разбор и оценка других изданий должны бы кончиться прямым или косвенным скромным признанием, что наше всех лучше.
Источниками же или запасом для сборника служили: два или три печатных сборника прошлого века, собрания Княжевича, Снегирева, рукописные листки и тетрадки, сообщенные с разных сторон, и - главнейше - живой русский язык, а более речь народа.
Ни в какую старину я не вдавался, древних рукописей не разбирал, а вошедшая в этот сборник старина попадала туда из печатных же сборников. Одну только старую рукопись я просматривал и взял из нее то, что могло бы и ныне идти за пословицу или поговорку; эта рукопись была подарена мне гр. Дм. Ник. Толстым, мною отдана М. П. Погодину, а оттуда она целиком напечатана, в виде прибавления, при сборнике пословиц И. М. Снегирева.
При сем случае я должен сказать душевное спасибо всем доброхотным дателям, помощникам и пособникам; называть никого не смею, боясь, по запамятованию, слишком многих пропустить, но не могу не назвать с признательностью гр. Дм. Ник. Толстого, И. П. Сахарова и И. М. Снегирева.
Когда сборник последнего вышел, то мой был уже отчасти подобран: я сличил его издание со сборником Княжевича и попользовался тем, чего не было там и не нашлось у меня и что притом, по крайнему разумению моему, можно и должно было принять.
В собрании Княжевича (1822 г.) всего 5300 (с десятками) пословиц; к ним прибавлено И. М. Снегиревым до 4000; из всего этого числа мною устранено вовсе или не принято в том виде, как они напечатаны, до 3500; вообще же из книг или печати взято мною едва ли более 6000, или около пятой доли моего сборника. Остальные взяты из частных записок и собраны по наслуху, в устной беседе.
При этом сличении и выборе не раз нападали на меня робость и сомнение. Что ни говорите, а в браковке этой произвола не миновать, а упрека в ней и подавно. Нельзя перепечатывать слепо всего того, что, под названием пословиц, было напечатано; искажения, то умничаньем, то от недоразумений, то просто описками и опечатками, не в меру безобразны. В иных случаях ошибки эти явны, и если такая пословица доставалась мне в подлинном виде своем, то поправка или выбор не затрудняли; но беда та, что я не мог ограничиться этими случаями, а должен был решиться на что-нибудь и относительно тех тысяч пословиц, для исправления коих у меня не было верных данных, а выкинуть их вон - не значило бы исправить.
Не поняв пословицы, как это нередко случается, считаешь ее бессмыслицею, полагаешь, что она придумана кем-либо для шуток или искажена неисправимо, и не решаешься принять ее; ан дело право, только смотри прямо. После нескольких подобных случаев или открытий поневоле оробеешь, подумаешь: "Кто дал тебе право выбирать и браковать? Где предел этой разборчивости? Ведь ты набираешь не цветник, а сборник" и начинаешь опять собирать и размещать все сподряд; пусть будет лишнее, пусть рассудят и разберут другие; но тогда вдруг натыкаешься на строчки вроде следующих:
Возьмем два-три примера: "Бог не поберег вдоль и поперек"; по три коротких меж двух долгих, а размер хорош. "Рано встала, да мало напряла"; по долгому с коротким на концах, а две средние стопы - долгий с двумя короткими. "Хоть вдвое, хоть втрое, не споро худое"; по одному долгому меж двух коротких. "Всякая небылица в три года пригодится"; "На
Всякого мирянина по семи жидовин"; в этих двух пословицах, в сущности тонических, метрический счет, однако, показывает вот какие особенности: первая начинается долгим, вторая - коротким слогом; в обеих по четыре стопы: один долгий с одним коротким, долгий с двумя, с тремя и с четырьмя короткими. В следующей - замечательная, весьма складная смесь анапеста и дактиля; один только короткий слог, во втором стихе, будто лишний; но он на месте, а пропущен в первом стихе весьма кстати; тут, как будто поневоле изумляясь, сделаешь расстановку:
Сбил, сколотил - вот колесо;
Сел да поехал - ах, хорошо!
Оглянулся назад - одни спицы лежат!
Это сложено удивительно складно: внезапный переход, на третьем стихе, к двум кратким, когда готовишься на долгий слог, как нельзя лучше выражает изумление того, кто оглянулся. Нельзя также не согласиться, что во всех размерах этих не в пример более свободы и раздолья, чем в тяжких, однообразных путах бессмысленного ямба или хорея.
Рифма или простое созвучие не всегда бывают в конце стиха или каждой из двух частей пословицы, как, например: "Много лихости, мало милости"; "Не проси у богатого, проси у тороватого"; "Ни то, ни се кипело, да и то пригорело"; "Взвыла да пошла из кармана мошна" и пр., а иногда и на других словах, среди стиха, но всегда на таких, кои требуют отлики, ударения, внимания:
"И скатал было и сгладил, да все врозь расползлось".
"От сумы да от тюрьмы никто не отрекайся".
"Видал, как мужик мед едал - ин мне не дал".
Бывает и по нескольку рифм сряду:
"Сам тощ, как хвощ, и живет тоненько, да помаленьку";
"Я за кочан - меня по плечам. Я за вилок - меня за висок";
"Сало было, стало мыло";
"Рушай варено, слушай говорено"; в двух последних что ни слово, то рифма.
"Уйдем всем двором, опричь хором, а дом подопрем колом" - шесть одинаковых рифм. Есть созвучия целого слова и полные рифмы в два и три слога: "Ему - про Тараса, а он: полтораста"; "Не под дождем, подождем". Но большая часть пословиц без красного склада и без правильного, однородного размера; лад или мера в них, однако, есть, как во всякой складной, короткой речи, и лад этот дает ей певучесть и силу.
Игра слов, по обоюдности их значений, не совсем в нашем вкусе, но местами попадается: "Для почину выпить по чину"; "Спать долго - жить с долгом"; "Тут прут, а там жгут"; прут - напирают и розга; жгут - палят огнем и витень, плеть. "Что будет, то будет; а еще и то будет, что и нас не будет". "Обедал бы, да не объедал бы". "Пригоден лук и к бою и ко щам" и пр.
Ко внешней одежде пословиц надо отнести и личные имена. Они большею частию взяты наудачу, либо для рифмы, созвучия, меры: таковы, например, пословицы, в коих поминаются: Мартын и алтын, Иван и болван, Григорий и горе, Петрак и батрак, Мокей и лакей и пр. Может быть, некоторые имена и взяты начально с известных в самом тесном кругу лиц, а пословицы сделались общими; нередко также имена эти попадали из сказок, рассказов, где люди известных свойств обычно носят одно и то же имя, за которым и в пословицах оставалось то же самое значение: Иванушка и Емеля дурачки; Фомка и Сергей воры, плуты; Кузька горемыка; Марко богач. От этих понятий сложились и особые выражения: объемелить кого, обмануть, одурачить простачка; обсережить, поддеть ловко, хитро; фомкою, на языке мошенников, зовется большое долото или одноручный лом для взлома замков; подкузьмить кого, поддеть, обмануть, обидеть и пр.
Материал из ТолВИКИ
- Без дела жить, только небо коптить.
- Без труда не вынешь рыбку из пруда.
- В ком добра нет, в том и правды мало.
- Век живи – век учись.
- Всё минется, одна правда останется.
- Всяк кулик своё болото хвалит.
- Всяк правду ищет, да не всяк её творит.
- Всякая работа мастера хвалит.
- Всякий гриб в руки берут, да не всякий в кузов кладут.
- Всякому мила своя сторона.
- Где выросла сосна, там и красна.
- Глупый осудит, а умный рассудит.
- Говорит бело, а делает черно.
- Голова хвоста не ждёт.
- Грамоте учиться всегда пригодиться.
- Дело мастера боится (а иной мастер дела боится).
- Добрая пословица не в бровь, а прямо в глаз.
- Добрая слава до порога, а худая за порог.
- Доброе братство милее богатства.
- Доброе дело – правду говорить смело.
- Доброе начало – половина дела.
- Доброта без разума пуста.
- Добрый конец всему делу венец.
- Долго рассуждай, да скоро делай!
- Друг - великое дело: не скоро добудешь.
- Друга на деньги не купишь.
- Дружба дружбой, а служба службой.
- Думают думу без шуму.
- За правое дело стой смело!Всякий гриб.png
- За учёного двух неучёных дают, да и то не берут.
- Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт.
- Зла за зло не воздавай.
- И птица, выкормив птенца, его летать учит.
- И сила уму уступит.
- Из малого выходит великое.
- Из одного дерева икона и лопата.
- Капля камень долбит.
- Корень учения горек, да плод его сладок.
- Красна птица перьем, а человек ученьм.
- Кстати промолчать, что большое слово сказать.
- Кто больше знает, тому и книги в руки.
- Кто в деле, тот и в ответе.
- Кто грамоте горазд, тому не пропасть.
- Кто за правду горой, тот истый герой.
- Кто как постелится, так и выспится.
- Кто пахать не ленится, у того и хлеб родится.
- Лучше ногою запнуться, нежели языком.
- Лучше своё отдать, чем чужое взять.
- Людей не осуждай, а за собой примечай!
- Мир вам, и я к вам. Где лад. Там и клад!
- Много всего говорится, да не всё в дело годится.
- Молодому врать вредно, старому непотребно.
- Муравей не велик, а горы копает.
- На всякого Егорку есть своя поговорка
- На свете не без добрых людей.
- На чужой стороне и весна не красна.
- Наука учит только умного.
- Наши пряли, а ваши спали.
- Не Боги горшки обжигают.
- Не всякое слово в строку.
- Не красна книга письмом, а красна умом.
- Не место человека красит, а человек место.
- Не начавши думай, а начавши делай.
- Не разгрызёшь ореха, так и не съешь ядра.
- Не то дорого, что красного золота, а дорого, что доброго мастерства.
- Не трудно сделать, да трудно задумать.
- Ни в городе Богдан, ни в селе Селифан.
- Новых друзей наживай, а старых не теряй.
- Одной пчеле Бог сроду открыл науку.
- От умного научишься, от глупого разучишься.
- Пень не околица, глупая речь не пословица.
- Повторенье – мать учения.
- Поговорка – цветочек, пословица – ягодка.
- Пословица недаром молвится.
- Правда прямо идёт, а ни обойти её , ни объехать.
- Правда светлее солнца.
- Праздность – мать пороков.
- Ранняя пташка носок прочищает, а поздняя глаза продирает.
- Своя земля и в горсти мила.
- Сделав худо, не жди добра.
- Сегодняшней работы на завтра не покидай!
- Скучен день до вечера, коли делать нечего.
- Слово не воробей: вылетит не поймаешь.
- Совралось – как с языка сорвалось.
- Старая пословица век не сломится.
- Старый друг лучше новых двух.
- Терпение и труд – всё перетрут.
- Тому тяжело, кто помнит зло.
- Торопись на доброе дело, а худое само приспеет.
- Ум да разум надоумят сразу.
- Учёный водит, неучёный следом ходит.
- Ученье – свет, а неученье – тьма.
- Учись доброму, так худое на ум не пойдёт.
- Хлеб за брюхом не ходит.
- Хорошая пословица в лад да в масть.
- Хочешь есть калачи, так не сиди на печи!
- Худой мир лучше доброй ссоры.
- Чему учился, тому и пригодился. Знай больше, а говори меньше.
Галки тепла накричали.
Где бабка ни бери, а внука корми!
Где беде быть, там ее не миновать.
Где вороне ни летать, а все навоз клевать.
Где грех, там и смех.
Где жить, тем богам и молиться.
Где жить, тем и слыть.
Где закон, там и обида.
Где кабачок, там и мужичок.
Где клятва, тут и преступление.
Где коза прошла, там и солдат пройдет.
Где любовь, там и напасть. Полюбив, нагорюешься.
Где мера, там и вера.
Где наболело, там не тронь!
Где народ увидит, там и Бог услышит.
Где ни напьется, тут и подерется.
Где огурцы, тут и пьяницы.
Где свалюсь, там и лежу.
Где скакать хочется, там и тормозят.
Где ты был, там и будь!
Где хотите, там и бранитесь, а на кабаке помиритесь!
Где я лисой пройду, там три года куры не несутся.
Гладок, мягок, да на вкус гадок.
Глаза - как плошки, а не видят ни крошки.
Глаза с поволокой, роток с позевотой.
Глазами плачет, а сердцем смеется.
Глубже пахать - больше хлеба жевать.
Глупый-то свистнет, а умный-то и смыслит.
Глядит на меня, как черт на попа.
Глядит, ровно семерых проглотил, осьмым поперхнулся.
Гневайся, да не согрешай.
Говори с другими поменьше, а с собою побольше!
Говорить правду - терять дружбу.
Говоря про чужих, услышишь и про своих.
Гол, как сокол, а остер, как бритва.
Голова болит, заду легче.
Голова с лукошко, а мозгу ни крошки.
Голод проймет - станешь есть, что Бог дает.
Голодный волк сильнее сытой собаки.
Голым родился, гол и умру.
Голытьба, голытьба, а подворотня решетчатая.
Гордому кошка на грудь не вскочит.
Горе в лохмотьях, беда нагишом.
Горе молчать не будет.
Горшок с котлом не наспорится.
Горя много, а смерть одна.
Гость не много гостит, да много видит.
Грех воровать, да нельзя миновать.
Грех не беда, да слава не хороша (Грибоедов).
Грех сладок, человек падок.
Грехов много, да и денег вволю.
Гроша не стоит, а глядит рублем.
Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи.
Грязь не сало; потер, оно и отстало.
Губа не дура, язык не лопатка: знает, что горько, что сладко.
Гулять гуляй, да не загуливайся!
Давай дружить: то я к тебе, то ты меня к себе.
Давай жить сообща: ты купишь, а мы есть станем.
Давно занял грош на перевоз, да некуда ехать.
Давно ль не видались? - Да как расстались.
Давно, когда царь Горох с грибами воевал.
Дай - так не слышит; а на - так услыхал.
Дай Бог тому честь, кто умеет ее снесть.
Дай Бог умереть хоть сегодня, только не нам.
Дай вору хоть золотую гору - воровать не перестанет, а честного хоть засыпь золотом, не тронет.
Дай насосаться пиявке - сама отвалится.
Дай с ноготок, запросит с локоток.
Дай срок: будем мы и сами с усами.
Дай только ногу поставить, а весь-то я и сам влезу.
Дай яичко, да еще и облупленное.
Дающая рука не отболит, берущая не отсохнет.
Два брата с Арбата, оба горбаты.
Два дурака дерутся, а третий смотрит (подпись на картине, где под третьим разумеется тот кто смотрит).
Двое пашут, а семеро руками машут.
Двое плешивых за гребень дерутся.
Девичий стыд до порога: переступила, так и забыла.
Девка красна до замужества.
Девушка невестица - бабушке ровесница.
Дед жил свиньей, а внук - поросенком.
Дедушка сед, а смерти на него нет.
Дело не в личности, а в наличности.
Дело учит, и мучит, и кормит.
День как день, да год не тот.
День пируют, а неделю голова с похмелья болит.
День плакать, а век радоваться (желание подруг невесты).
Деньга деньгу родит, а беда беду.
Деньги девать некуда, кошелька купить не на что.
Деньги не голова: наживное дело.
Деревня большая: четыре двора, восемь улиц.
Держи копеечку, чтоб не укатилась.
Держись друга старого, а дома нового!
Держись за авось, поколе не сорвалось.
Дети, дети, да куда ж мне вас дети?
Для друга последний кусок - съем.
Для милого дружка и сережку из ушка.
Для щей люди женятся, а для мяса (во щах) замуж идут.
До двух раз прощают и в третьи бьют.
До тридцати лет греет жена, после тридцати - рюмка вина, а после - и печь не греет.
Добрая слава за печкой спит, а худая по свету бежит.
Добро пожаловать, а сам за шапку.
Добро помнится долго, а лихое вдвое.
Доброе молчание - чем не ответ?
Доброта без разума пуста.
Добрый портной с запасом шьет.
Добрым делом не кори.
Долги помнит не тот, кто берет, а кто дает.
Долгие сборы на короткий век.
Долго сидели, да ничего не высидели.
Долго спать - с долгом встать.
Долгопузики (воронежские переселенцы в Астрахани, подпоясывающиеся низко).
Дома ешь, что хочешь, а в гостях, что велят.
Дома пан, а в людях болван.
Дома сидит, ни на кого не глядит.
Дома, как хочу, а в людях, как велят.
Домашняя дума в дорогу не годится.
Доплясались, что без хлеба остались.
Дорог хлеб, когда денег нет.
Доселе Макар гряды копал, а ныне Макар в воеводы попал.
Дочернины дети милее своих.
Друг сердечный; а как зовут, не знаю.
Дума за горами, а смерть за плечами.
Думаешь, поймал - ан сам попался.
Думай, не думай, а сто рублей деньги.
Дурак дурака и высидел.
Дурак закинет, а умный доставай.
Дурак любит красно, солдат любит ясно.
Дурака бьют, а умный не суйся!
Дураки о добыче спорят, а умные ее делят.
Дураку и Бог простит.
Дураку по пояс, а умный сух пройдет.
Душа душу знает, а сердце сердцу весть подает.
Душа согрешила, а тело в ответе.
Его пустили погреться, а он уж и детей крестить.
Едешь на день, а хлеба бери на неделю!
Едят да мажут, а нам и не кажут.
Ездил черт в Ростов, да напугался крестов.
Ел ли, не ел, а за обед почтут.
Есть слезы - есть и совесть.
Есть что слушать, да нечего кушать.
Есть шуба и на волке, да пришита.
Ехал бы в гости, да люди не зовут.
Ехал к Фоме, а заехал к куме.
Ехал, да не доехал: опять поедем - авось доедем.
Ешь кашу, да говори нашу.
Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами!
Ешь пироги, а хлеб вперед береги!
Ешь щи с мясом, а нет, так хлеб с квасом.
Жалует царь, да не жалует псарь.
Жаль, жаль, а пособить нечем.
Жаль, жаль, да и Бог с тобой!
Ждали теленка, а дал Бог ребенка.
Жди толку, положа зубы на полку!
Желай по силам, тянись по достатку.
Жена взбесилась и мужа не спросилась.
Жена мужа любила: в тюрьме место купила.
Жена мужа не бьет, а под свой нрав ведет.
Жена не лапоть: с ноги не сбросишь.
Жена ублажает - лихое замышляет.
Женатые на посиделки не ходят.
Жене спускать - добра не видать.
Женился богатый на сонливой: оба счастливы.
Женился на скорую руку да на долгую муку.
Жениться - не чихнуть: можно наперед сказать.
Жених весел, всему браку радость.
Женишься раз, а плачешься век.
Жену выбирай не глазами, а ушами (по доброй славе).
Жив буду - не забуду.
Живем - покашливаем, ходим - похрамываем.
Живем в неге, а ездим в телеге.
Живем не на радость, и пришибить некому.
Живем шутя, а помрем вправду.
Живет - не тужит, никому не служит.
Живет за рекой, а к нам ни ногой.
Живи по-старому, а говори по-новому!
Живи, да не заживайся!
Живи, коли можется; помирай, коли хочется.
Живой пес лучше мертвого льва.
Живу, как живется, а не как люди хотят.
Живы родители - почитай, померли - поминай!
Живы, поколе Господь Бог грехам терпит.
Жизнь висит на нитке, а думает о прибытке.
Жизнь дает один только Бог, а отнимает всякая гадина.
Жил в неге, а ездил в телеге.
Жил помаленьку, а помер вдруг.
Жить грустно, а умирать тошно.
За ватагу нищих одного богача не выменяешь.
За вороток, да и на холодок.
За все берется, да все не удается.
За дело побьют - повинись да ниже поклонись.
За мой ж грош, да я же не хорош.
За молодым жить весело, а за старым хорошо.
За морем веселье, да чужое, а у нас и горе, да свое.
За недосугом когда-нибудь без покаяния умрешь.
За свой труд попал в хомут.
За собой слова не удержав, за людьми не удерживают.
За спрос, что за показ, денег не берут.
За тем дело стало, что денег мало.
За худого замуж не хочется, а доброго негде взять.
За чужую душу не божись!
Заболит нос - высунуть на мороз, сам отвалится и здоров будет.
Забот полон рот, а перекусить нечего.
Забота не съела, так скука одолела.
Забрал себе в голову, так хоть тресни!
Задком, кувырком, да и под горку.
Закон, что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет.
Закрыть глазки, да лечь на салазки.
Залетела ворона в царские хоромы: почету много, а полету нет.
Замахнись, да не ударь.
Замуж идет - песни поет, а вышла - слезы льет,
Запас мешку не порча.
Запасливый лучше богатого.
Записался в прихвостни, так вперед не забегай!
Запор да замок - святое дело.
Заработанный ломоть лучше краденого каравая.
Захотел у калачника дрожжей!
Захочет коза сена - будет у воза.
Зацепился за пень, да и стоит день.
Зачать легко, а родить трудно.
Зачем далеко? И здесь хорошо.
Зачем домой, как все с собой?
Зашибить дрозда.
Звал волк козу на пир, да коза нейдет.
Звали гостей, да посадили глодать костей.
Здорово, сват! - Прощай, брат!
Здравствуй ты, здравствуй я, здравствуй, милая моя!
Здравствуй, стаканчик, прощай, винцо!
Зимой волка бойся, а летом - мухи.
Злому - смерть, а доброму - воскресение.
Знает сила правду, да не любит сказывать.
Знает сорока, где зиму зимовать.
Знает толк, как свинья в апельсинах.
Знай почитай, умру - поминай.
Знай, кошка, свое лукошко!
Знай, солдат, честь: погрелся, да и вон!
Знать не знаю, ведать не ведаю (ответ лодсудимого).
Знать, будем мы и на том свете на бар служить: они будут в котле кипеть, а мы дрова подкладывать.
Зови гостей поглодать костей!