Папанин иван дмитриевич годы жизни. Иван Дмитриевич Папанин. Знаменитый исследователь Арктики

Иван Папанин родился 14 (26) ноября 1894 года в Севастополе в семье моряка, работавшего в порту. Всё его детство и юность прошли рядом с морем. Окончил четыре класса начальной школы. В 1908 году поступил на работу на Севастопольский завод по изготовлению навигационных приборов. Иван Папанин очень хорошо зарекомендовал себя на производстве, и в 1912 году его перевели на судостроительный завод в Ревеле (Таллин).

В начале Первой мировой войны Папанина призвали на военную службу, и он вновь оказался в родном Крыму, на Черноморском флоте. 1918-1920 годы - активный участник Гражданской войны на Украине и в Крыму. С 1920 года - комиссар оперативного управления при командующем морскими силами и силами Юго-Западного фронта. С конца 1920 года - комендант Крымского ЧК. С июля 1921 по март 1922 года Папанин работал секретарем Реввоенсовета Черноморского флота.

В 1924 году он переехал в Москву, где занимался вопросами связи, и именно здесь он окончил Высшие курсы связи. После окончания учебы он уехал работать в Якутию.

С 1932 года Папанин был начальником полярной станции «Бухта Тихая» на Земле Франца-Иосифа, а с 1934 года - на станции на мысе Челюскин.

В 1937-1938 годах Иван Дмитриевич Папанин стал во главе первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс». Данное событие возвело его в ранг одного из самых знаменитых людей в нашей стране и мире.

Эта экспедиция пополнила уникальными научными данными знания об Арктике и ее природе. Итоги работы станции и ее дрейфа были доложены Общему собранию Академии наук СССР 6 марта 1938 года. Оценка деятельности экспедиции была очень высокой. За героический труд в тяжелых условиях Арктики все участники полярного дрейфа были представлены к званию Героев Советского Союза. Научное сообщество также высоко оценило их заслуги. Папанин и радист Эрнст Кренкель получили степени докторов географических наук.

В конце 1939 - начале 1940 года вся страна следила за спасением из ледового плена дрейфовавшего 812 дней ледокола «Георгий Седов». Иван Папанин возглавил спасательные работы, которые были успешно завершены. Иван Дмитриевич был второй раз представлен к званию Героя Советского Союза.

С 1939 по 1946 год Папанин возглавлял Главсевморпуть и по совместительству был назначен уполномоченным Государственного комитета обороны по перевозкам на Севере.

В годы войны он успешно осуществлял прием и переправку на фронт военных грузов, которые доставлялись в СССР из США и Великобритании. Вместе с этой работой он курировал и строительство портовых верфей в Архангельске, Мурманске и на Дальневосточном побережье. В 1943 году ему присвоили воинское звание контр-адмирала.

После победы над фашистской Германией Иван Дмитриевич стал отходить от практической работы и больше занимался наукой. Это было связано с ухудшением здоровья (Папанин страдал сердечным заболеванием). В 1949 году по состоянию здоровья он вышел на пенсию, но продолжал трудиться. Он стал заместителем директора Института океанологии Академии наук СССР по экспедициям. С 1951 года он возглавлял отдел морских экспедиционных работ в Президиуме АН СССР. Параллельно Папанин находился во главе Московского филиала Географического общества СССР.

Иван Дмитриевич Папанин ушел из жизни 30 января 1986 года. Причиной смерти стала хроническая сердечная недостаточность. Ему был 91 год. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Славные страницы биографии Ивана Дмитриевича Папанина навсегда вошли в отечественную и мировую историю. Он является почетным гражданином Севастополя, Архангельска, Мурманска и Липецка. Республика Крым и Ярославская область также внесли его в списки своих почетных жителей. В честь Ивана Папанина назван мыс, расположенный на Таймыре, горы в Антарктиде, подводная гора в Тихом океане и остров в Азовском море.

(1894-1986)

Папанин Иван Дмитриевич, советский полярный исследователь, родился 25 ноября 1894 г., умер 30 января 1986 г. После того как он провел ряд работ на Земле Франца-Иосифа и мысе Челюскин, ему было поручено руководство дрейфующей полярной станцией в Центральном полярном бассейне («Северный полюс 1»). Четыре тяжелых самолета под руководством полярного исследователя О. Ю. Шмидта, начавшие полет 21 мая 1937 г. с острова Рудольфа (Земля Франца-Иосифа), высадили участников экспедиции – П. П. Ширшова (гидробиолог), Е. К. Федорова (геофизик) и Э. Т. Кренкеля (радист) – вместе со всем их снаряжением (палатка, наблюдательная станция, радиостанция, запасы и т. д.) приблизительно в 20 км от полюса (89°25" с. ш. и 78°40" з. д.). Во время создания станции 42 человека находились на льдине около 3 км в окружности и 3 м толщиной.

6 июня самолеты стартовали в обратный полет. Льдина, образовавшая позднее треугольник с длиной сторон в 3-4 км, дрейфовала с переменной скоростью в южном направлении к Атлантике. 19 февраля 1938 г. после 274-дневного ледового дрейфа Папанин и его спутники были сняты с сильно подтаявшей льдины у восточного побережья Гренландии близ 70°46" с. ш. и 19°16" з. д. ледоколами «Таймыр» и «Мурман». Всего экспедиция прошла в дрейфе свыше 2 тыс. км.

Экспедицией Папанина были продолжены и существенно дополнены наблюдения над морскими течениями, ледовыми дрейфами и т. д. в центральной части Северного Ледовитого океана. В течение всего ледового дрейфа проводились постоянные измерения морских глубин: вблизи полюса измерили глубины 4290, 4374 и 4354 м, между 84 и 83° широты над подводным «порогом Нансена» – 3300–3500 м, вблизи Гренландии – 4220 м и, наконец, в гренландских прибрежных водах – около 200 м. Весьма ценным был вывод о том, что даже вблизи полюса имеются живые организмы. Измерения земного магнетизма и силы тяжести дали достоверные сведения о геофизических условиях в области дрейфа. Регулярные метеорологические наблюдения, результаты которых ежедневно передавались по радио через остров Рудольфа в международную службу погоды, привели к ценным выводам о структуре атмосферы и процессах, определяющих погоду Центральной Арктики. Эти передачи облегчили осуществление трансарктических полетов советских летчиков Чкалова и Громова, совершенных летом из Москвы в западную часть Соединенных Штатов (Портленд и Сан-Джасинто в Калифорнии, 9 тыс. и 10 тыс. км). Наблюдения экспедиции Папанина были продолжены в 1938-1940 гг. в восточной части Центрального Арктического бассейна экипажем ледокольного парохода «Седов». В его освобождении из льдов в начале 1940 г. Папанин принимал участие, будучи руководителем Главного управления Северного морского пути. С 1950 г. по образцу первой станции «Северный полюс» оборудовались все более лучшими вспомогательными средствами другие дрейфующие станции.

Восспоминания Эрнста Теодоровича Кренкеля о дрейфе станции «Северный полюс - 1».

Необходимость организации научно-исследовательской станции в районе Северного полюса вытекала из насущных потребностей науки и мореплавания в советском секторе Арктики.

По морям нашего сектора Арктики проходит кратчайший путь из европейской части России в Сибирь и Дальневосточный край. Путь морем от Санкт-Петербурга до Владивостока через Суэцкий канал составляет свыше 12600 миль, а по Северному морскому пути от Мурманска до Владивостока всего лишь 6230 миль, т. е. вдвое меньше. Важным преимуществом Северного морского пути является также то, что он пролегает по внутренним морям нашей страны и плавание по нему обеспечено от всякого вмешательства со стороны иностранных государств.

Освоение Северного морского пути в первой половине ХХ в. позволило доставлять в отдаленные и трудно доступные районы Крайнего Севера оборудование для новостроек и товары для зимовщиков и вывозить оттуда пушнину и полезные ископаемые. Из года в год увеличивался поток грузов. Веками скрытые в недрах Крайнего Севера богатства были поставлены на службу Родине.

Однако плавание по северным морям, большую часть года покрытым льдом, сопряжено с большими трудностями и риском. За три-четыре месяца короткой арктической навигации суда должны дойти до места назначения, разгрузиться, принять груз и вернуться в Архангельск или Владивосток. Малейшая задержка в пути влечет за собой тяжелые последствия. Корабль, остающийся в Северном Ледовитом океане на зиму, подвергается большим опасностям – он может быть увлечен дрейфом льдов на север и раздавлен.

Борьба за Северный морской путь – это борьба со льдом. По морям Арктики плавают мощные ледоколы и транспортные туда особой конструкции. Однако и они не всегда могут преодолеть толщу льдов. На помощь полярникам пришла наука, раскрывшая законы хаотического, на первый взгляд, движения необозримых ледяных полей Арктики.

Льды Северного Ледовитого океана создают огромный массив холодного арктического воздуха, который влияет на климат всего северного полушария и, в частности, на состояние льда на трассе Северного морского пути. Поэтому, чтобы знать погоду и состояние льда, на этой магистрали потребовалось создать десятки полярных станций для изучения метеорологического и ледового режима Арктики.

Первые полярные станции строились в устьях сибирских рек – в конечных пунктах следования морских транспортов, где происходили встречи речных и морских караванов, и обмен грузами. Теперь на месте этих станций выросли крупные северные порты. В годы первых сталинских пятилеток была создана целая сеть полярных станций на самых северных островах Северного Ледовитого океана.

Зимовщики полярных станций вели большую и кропотливую работу. Четыре раза в сутки со всех концов Арктики в Москву поступали сведения о погоде, движении льда и режиме моря. На основании этих сведений в марте-апреле каждого года, т. е. задолго до открытия навигации, ученые давали долгосрочные прогнозы состояния льда на всем протяжении Северного морского пути.

Из года в год прогнозы становились все более точными и очень помогали мореплавателям. В зависимости от предсказанного состояния льдов строился план морских перевозок. У наиболее тяжелых районов плавания стояли наготове мощные ледоколы и базировалась полярная авиация для дальних разведок и для проводки судов.

Несмотря на то, что зимовщики регулярно сообщали сводки результатов своих наблюдений и со временем накопились весьма обширные научные данные, вскрыть полностью режим арктических льдов не представлялось возможным. Действительно, синоптики ежедневно чертили свои изобары и изотермы, но они обрывались на последних полярных станциях, расположенных на Земле Франца-Иосифа, на Северной Земле, Новосибирских островах и острове Врангеля. О том, что творилось севернее их, можно было только строить предположения.

Экспедиции разных стран, побывавшие в районе полюса и на полюсе в начале XX в., установили лишь наличие в Центральном полярном бассейне больших океанических глубин и почти сплошного движущегося ледяного покрова, а также отсутствие в районе Северного полюса суши. Какова глубина океана на полюсе? Подвижен ли лед на самом полюсе и, если да, то откуда он происходит и куда уходит? Каков там режим погоды? Как зарождаются и проходят циклоны и антициклоны? Есть ли жизнь у Северного полюса? На все эти и многие другие вопросы иностранные экспедиции не ответили. Их предстояло разрешить советской науке.

Весной 1936 г. советским правительством был утвержден план экспедиции на Северный полюс, начальником ее был назначен О. Ю. Шмидт.

Закипела организационная работа. Определился личный состав будущей дрейфующей станции «Северный полюс». В нее вошли четыре человека. Начальником станции был назначен И. Д. Папанин, до этого в течение нескольких лет руководивший крупнейшими полярными станциями, научными работниками – гидробиолог и гидролог П. П. Ширшов, участник походов «Сибирякова» и «Челюскина», астроном и магнитолог Е. К. Федоров, не раз зимовавший вместе с Папаниным. Э. Т.Кренкеля утвердили радистом дрейфующей станции. К этому времени он имел немалый опыт работы на полярных радиостанциях Новой Земли, Земли Франца-Иосифа, Северной Земли, а также на радиостанциях «Сибирякова», «Челюскина» и различных судов, плававших в Арктике. Весть о назначении на станцию «Северный полюс» застала его на очередной зимовке на Северной Земле.

В распоряжение экспедиции было выделено четыре тяжелых четырехмоторных самолета. Этот летный отряд возглавлял прославленный полярный летчик М. В. Водопьянов.

Маршрут предстоявшей экспедиции пролегал через Землю Франца-Иосифа. Необходимо было организовать на самом северном острове этого архипелага – острове Рудольфа – технически оснащенную базу для самолетов. Эта ответственная задача была поручена Папанину.

Летом 1936 г. из Архангельска к Земле Франца-Иосифа вышел ледокольный пароход «Русанов», имевший на борту все необходимое для постройки радиостанции и радиомаяка и большие запасы авиационного горючего, а также команду из двадцати человек, которой предстояло создать базу. Проливы архипелага были забиты льдом, и, когда «Русанов» достиг острова Рудольфа, оказалось, что остров со всех сторон окружен тяжелыми ледяными полями. Берега острова Рудольфа представляют собой отвесную ледяную стену высотой от десяти до двадцати метров. Лишь на западной стороне имеется узкая прибрежная полоса, и именно с этой стороны путь к острову преграждали особенно тяжелые льды. Было принято рискованное решение выгрузиться на лед на расстоянии около полутора миль от острова и тракторами доставить весь груз на остров. Круглые сутки велась эта тяжелая, напряженная работа. В любую минуту ветер мог привести в движение сплоченные ледяные поля. Но, несмотря на все трудности, задача была блестяще решена – на острове Рудольфа была создана прекрасно оборудованная база для экспедиции.

Осенью 1936 г. началась подготовка сложного хозяйства экспедиции.

Участники экспедиции основательно изучили всю литературу о попытках достижения полюса. Отмечали недостатки, с тем чтобы их не повторять, использовали правильные решения того или иного вопроса.

Основная трудность заключалась в необходимости ограничивать вес снаряжения. Каждый самолет мог взять две с половиной тонны груза, следовательно, вес всего нашего снаряжения не должен был превышать десяти тонн. Мы отказались от обычной деревянной или фанерной тары. Все имущество было упаковано в легкие водонепроницаемые мешки. Горючее (керосин и бензин) находилось в резиновых бурдюках.

Продовольственный вопрос был решен с помощью работников научно-исследовательского института питания. Полярники получили готовый обед на полтора года. Чтобы приготовить различные супы, каши и кисели, надо было только вскипятить воду и бросить в нее те или иные твердые как камень плитки. Имелись в порошке молоко и яйца. Копчености, паюсная икра, сладости – все это было в изобилии представлено в пайке. Чтобы в случае необходимости удобнее было перетаскивать продовольствие с льдины на льдину, а также чтобы уберечь его от сырости, оно было запаяно в легкие жестяные ящики с ручками. В каждой упаковке находился полный набор продуктов питания в количестве, достаточном для четырех человек на десять дней.

Особое внимание было уделено жилью. Каркас прямоугольной и прямостенной палатки был сделан из дюралюминиевых труб. На этот каркас надевались три покрышки: легкая парусиновая, затем огромное шелковое стеганое одеяло на гагачьем пуху и, наконец, тяжелый водонепроницаемый черный брезент. Черный цвет палатки помог бы в случае поисков обнаружить полярников на льду; кроме того, черное притягивает солнечные лучи, и они могли использовать солнечное тепло как даровое отопление.

Палатка была предельно маленькой. В ней помещались четыре койки, по две одна над другой, столик, стол с радиоаппаратурой и научные приборы.

Как писал Э. Т. Кренкель «мы имели полное оборудование метеорологической станции, актинометры (приборы для изучения солнечной радиации), приборы для определения силы тяжести, химическую лабораторию, самописцы, фото- и киноаппараты, – словом, все необходимое для исследования Северного полюса, причем рассчитанное для работы в условиях Арктики.

Самым тяжелым предметом была наша гидрологическая лебедка. При помощи этой лебедки нам предстояло измерить глубину океана на полюсе и взять пробу грунта. Кроме того, ежедневно надо было, проводить ряд гидрологических работ по обширной, заранее разработанной программе: определять глубины, грунт, температуры на различных горизонтах, брать пробы на различных глубинах для определения химического состава воды, вылавливать микроорганизмы и определять скорости течений на различных глубинах.

В создание лебедки было вложено много труда и инженерной мысли. Была сконструирована система пружинных рычагов, автоматически останавливавшая лебедку в тот момент, когда груз достигал дна океана.

Особенно важными были проблемы радиосвязи. В такой экспедиции, как наша, от уверенной связи с землей зависела жизнь ее участников. Если бы в какой-либо из дней дрейфа радио перестало передавать наши координаты, то это бы означало, что мы затерялись, как песчинки, в огромной пустыне Ледовитого океана. Вот почему наша рация должна была работать бесперебойно и безотказно и на морозе, и при резких перепадах температуры. Вес ее не должен был превышать 500 килограммов.

Постройка радиостанции была поручена коллективу одной из ленинградских радиолабораторий, имевшему большой опыт по созданию небольших коротковолновых станций. Ленинградцы блестяще справились с этой задачей. Аппаратура оказалась настолько надежной, что за девять месяцев работы мне ни разу не пришлось вскрывать станцию для устранения неисправностей. Радиус действия нашей радиостанции был равен тысяче километров (до опорной базы на острове Рудольфа).

Нам было ясно, что в качестве основного источника электроэнергии придется использовать ветер. Хотя ветровой режим района Северного полюса не был известен, трудно было предположить, что там могут быть длительные периоды полного безветрия. Но на всякий случай мы взяли с собой резервный бензиновый двигатель и ручную динамомашину.

Много тысяч советских людей вложили свой труд и умение в подготовку нашей экспедиции. Позднее, во время нашего дрейфа, распаковывая ящики с продовольствием и снаряжением, мы часто находили дружеские записки скромных тружеников, руками которых было создано все то, чем мы располагали. Это было дыхание родины, чувство локтя, поддерживавшее нас. И единственным достойным ответом на этот огромный труд могло быть лишь успешное проведение экспедиции.

Кроме подготовки снаряжения мы занимались и вопросами личной подготовки. Каждый из нас был специалистом в своей области, но нужно было добиться взаимозаменяемости. В особенности это касалось астрономических вычислений и радиосвязи. При всех условиях мы должны были иметь возможность определить свои координаты и передать их по радио на материк. Поэтому Ширшов и Папанин учились делать астрономические определения, а Федоров – обращаться с радиостанцией. Ширшов, кроме того, освоил в одной из московских больниц самые необходимые приемы оказания первой помощи при обмораживании, сердечном припадке, переломах и т. д.

Наконец, после многомесячной подготовки, все было готово. В феврале 1937 г. в уединенном месте под Москвой мы провели испытание всего нашего снаряжения в полевых условиях. Правда, нас доставили на место не самолеты, а грузовики, но зато все остальное было почти как на полюсе. Было холодно. Мы стояли у огромной груды вещей и могли рассчитывать только на свои силы и возможности.

Испытания всего нашего хозяйства, за мелкими исключениями, дали отличные результаты. Я имел все основания быть довольным своей радиостанцией, так как мне удалось установить связь со многими городами Советского Союза и с радиолюбителями других стран. Перекрытые расстояния намного превысили радиус действия нашей станции.

Весна 1937 г. была сырой и промозглой. Синоптики задерживали разрешение на вылет. Наконец, 20 марта самолеты стартовали на полюс.

Наш груз был отправлен в Архангельск поездом, с тем чтобы облегчить взлет самолетов с размокшего московского аэродрома.

Первая посадка была совершена в семидесяти километрах от Архангельска, в селе Холмогоры – на родине великого русского ученого М. В. Ломоносова. Рано утром мы были уже в Архангельске и вскоре на грузовиках вернулись в Холмогоры с грузом. Весна преследовала нас и в Архангельске. Только через неделю мы смогли вылететь дальше.

Наш летный отряд помимо экспедиционных машин располагал еще одним более легким самолетом, который шел несколько впереди основной группы воздушных кораблей. Летчик Головин просматривал трассу, давал сведения о погоде и состоянии аэродромов.

Следующая посадка была произведена на полярной станции Новой Земли в проливе Маточкин Шар. Это уже была настоящая Арктика. Зимовщики на собачьих упряжках лихо подкатывали бочки с горючим к самолетам.

На следующий день скорость ветра временами превышала 30 метров в секунду. Силой ветра проворачивались винты холодных моторов. Намертво закрепленные машины дрожали мелкой дрожью. Не обошлось без повреждений, но они были быстро устранены механиками.

Распрощавшись с полярниками станции Маточкин Шар, мы вылетели на остров Рудольфа. Морозная и малооблачная погода благоприятствовала полету. Около полуночи, при сияющем солнце и безоблачном небе, мы подошли к Земле Франца-Иосифа. Гористые острова уходили вдаль, в туманную дымку. Наконец открылся и остров Рудольфа Издалека он был похож на облако или туман и представлял собой совершенно ровный, геометрически правильный пологий ледяной купол.

На самой макушке ледяного купола мы увидели посадочный знак и дымовые сигналы. Видны были также дымки из труб двух пыхтящих тракторов. Вот когда мы в полной мере оценили подготовительную работу по организации базы. Посадка на самом северном острове нашей Родины ничем не отличалась от посадки на удобном, хорошо оборудованном аэродроме.

Нас с нетерпением ждали. Пока мы радостно здоровались с друзьями, тракторы деловито растаскивали наши самолеты по местам, где для них были приготовлены крепления. На куполе острова были сосредоточены запасы горючего для наших самолетов. Внизу, в теплых домах, нас ожидали парадный обед и чистые койки. На крыльце дома сидел большой белый медведь, на вытянутых вперед лапах он держал хлеб, соль и огромный железный ключ с надписью: «Ключ от Северного полюса». Как выяснилось, этот медведь был убит зимовщиками за несколько дней до нашего прибытия и заморожен в такой позе.

Остров Рудольфа, открытый в 1873 г., имел некогда мрачную славу. В конце прошлого и начале нынешнего века [ХХ-го] он служил исходной точкой многочисленных неудачных экспедиций к Северному полюсу. На нем до сих пор сохранились развалины строений прежних экспедиций.

Полюс не давался человеку. Путь к нему преграждал дрейфующий на юго-запад лед, встречную скорость которого путешественники, пользовавшиеся единственным видом полярного транспорта тех времен – собаками, – не могли преодолеть.

Мы изучили описания всех предпринятых ранее экспедиций и, естественно, делали сравнения. Самая богатая экспедиция на полюс располагала 102 собаками. У нас было четыре четырехмоторных самолета общей: мощностью в шестнадцать тысяч лошадиных сил. Большинство прежних экспедиций было организовано на частные средства, которых обычно не хватало на приобретение необходимого снаряжения с учетом всех могущих возникнуть осложнений. Радиосвязи не было и в помине. Наша экспедиция была вооружена всем лучшим, что могла дать страна. Радио позволяло нам ежечасно иметь связь с родиной, пославшей нас на полюс.

Целый месяц мы пробыли на острове Рудольфа. Еще раз было осмотрено и проверено все снаряжение. Синоптикам предстояло «выпустить» нас на полюс. Метеорологические сведения, которыми мы располагали, были более чем скудными. Приходилось прогнозировать погоду по сообщениям с острова Шпицбергена и полярных станций, расположенных значительно южнее. Это осложняло задачу. Центральная часть Арктического бассейна хранила вековое безмолвие.

Наконец, наступил долгожданный день. Мощный 60-сильный «Сталинец» доставил нас на купол острова. Руководство экспедиции решило сначала вылететь на полюс на одном самолете, организовать там посадочную площадку и затем вызвать остальные три самолета с грузом. Первым должен был лететь флагманский самолет Водопьянова. На борту его находилось тринадцать человек: экипаж самолета, начальник экспедиции , кинооператор и наша четверка.

21 мая 1937 г. в 4 часа 50 минут дня предельно нагруженный самолет поднялся в воздух и, сделав два круга над базой, лег на курс.

Быстро скрылся из вида остров Рудольфа. Ледяной купол слился с общим фоном льда и неба. В начале пути под нами проплывали большие разводья и мелкобитый лед, но постепенно лед становился все более сплоченным и размеры полей возрастали. С самолета непрерывно наблюдали за характером ледяного покрова и фотографировали его.

Со сказочной быстротой мы пересекали невидимые пути прежних экспедиций. Здесь шел Нансен после неудачной попытки достичь Северного полюса. Здесь пролегал последний путь корабля Брусилова «Св. Анна», пропавшего без вести. Мы пролетели над могилами многих смельчаков, безуспешно штурмовавших Северный полюс. Это были страницы истории. И мы были горды тем, что нам, советским полярникам, предстояло открыть новую страницу истории завоевания Арктики.

Через шесть часов полета мы были над полюсом. Под нами белели все те же местами клубящиеся сплошные облака. Самолет, пробивая облачность, большими виражами пошел на снижение. Всех тревожила одна мысль: где нижняя граница облачности? А вдруг на полюсе туман и посадка невозможна?

И в этот момент в бортовой радиостанции замкнулись какие-то провода и радиограмма о том, что мы находимся над полюсом и идем на снижение, оборвалась на полуслове. Это было большим осложнением, но тогда нас больше всего волновала возможность посадки.

Лишь на высоте 200 метров под нами открылись ледяные поля Северного полюса. Теперь все зависело от мастерства Водопьянова. Чтобы посадить тяжелую машину на неподготовленную площадку, не зацепив ни одну торчащую льдину, требовалось большое искусство.

Толчок... Под крыльями проскакивают ощерившиеся льдины... Наконец машина встала. Мы высыпали на лед.

Грянуло «ура» в честь любимой Родины, и мы бросились в объятия друг к другу.

Полюс встретил нас не особенно ласково. Погода была далеко не майской: пятнадцать градусов мороза, противная поземка забивала одежду мельчайшим снегом, солнце едва просвечивало сквозь быстро несущиеся облака.

После первых минут радости и возбуждения каждый занялся своим делом. Федоров, установив свою аппаратуру, приступил к первому астрономическому определению. Надо было уточнить наши координаты. Я занялся срочной установкой своей радиостанции, так как у бортовой рации сгорел умформер, а связь с островом Рудольфа требовалась немедленно. Нетрудно было представить, что могли предполагать товарищи, оставшиеся на острове. Ведь связь с нами оборвалась буквально на полуслове.

К сожалению, с первым самолетом не удалось захватить всю нашу радиостанцию. С нами прибыла только аппаратура, необходимая для пуска станции и минимальной ее работы, всего один комплект аккумуляторов и небольшой двигатель для их зарядки. Непредвиденный выход из строя самолетной рации нарушил наш первоначальный план и нашу договоренность с радистами острова Рудольфа.

Установка и пуск станции заняли почти четыре часа. Наконец, в четвертом часу дня загудел маленький умформер нашей станции, но оказалось, что от долгого пребывания на морозе аккумуляторы сели. Потребовалось запустить бензиновый двигатель для зарядки аккумуляторов.

Проходит час за часом. Зарядка аккумуляторов, наши вызовы, затем слушание. Через полчаса опять зарядка, и все начинается сначала. Остров Рудольфа монотонно бубнит своим мощным радиомаяком. Там рассчитывали, что мы можем еще вернуться, и поэтому не выключали маяка. Это обстоятельство и помешало быстро установить связь: радиомаяк заглушал слабенькие сигналы нашего двадцативаттного передатчика.

Только в 21 час 30 мин. в эфире появились сигналы острова Рудольфа. С бешеной скоростью понеслись точки и тире нашего позывного. После первых минут радости и поздравлений перешли к делам. В шесть часов утра на остров Рудольфа ушла первая метеосводка:

«Северный полюс 22 мая 06 часов московского времени. Давление 761. Температура минус 12. Ветер 8 метров, западный (по гринвичскому меридиану), порывистый. Туман. Солнце просвечивает. Видимость 1 километр. Слабый снег».

Отныне синоптики могли давать достоверные сводки погоды на полюсе и составлять более точные прогнозы.

Вечер 23 мая принес нам огромную радость. Мы получили правительственную телеграмму за подписью товарищей Сталина, Молотова и других руководителей партии и правительства. Вот что было написано в телеграмме, оставшейся навсегда в памяти у тех, кто был тогда на далеком ледяном поле у Северного полюса:

«Начальнику экспедиции на Северный полюс товарищу О. Ю. Шмидту.

Командиру летного отряда товарищу М. В. Водопьянову.

Всем участникам экспедиции на Северный полюс.

Партия и правительство горячо приветствуют славных участников полярной экспедиции на Северный полюс и поздравляют их с выполнением намеченной задачи – завоевания Северного полюса.

Эта победа Советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работы по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза.

Первый этап пройден, преодолены величайшие трудности. Мы уверены, что героические зимовщики, остающиеся на Северном полюсе, с честью выполнят порученную им задачу по изучению Северного полюса. Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!

И. Сталин, В. Молотов, К. Ворошилов, Л. Каганович, М. Калинин, А. Микоян, А. Андреев, А. Жданов».

Трудно найти слова, чтобы рассказать, с каким волнением и благодарностью слушали мы текст этой телеграммы. Родина высоко оценила наши заслуги. Выполнение правительственного задания по изучению Северного полюса стало для нас смыслом жизни.

А затем началась будничная работа. Надо было узнать толщину льдины. Целый день мы долбили кольцевую канавку, оставляя в середине ледяную бабку. Работа была тяжелой и неспорой. Лед постепенно становился все более сырым, и наконец хлынула бурлящая вода, вмиг затопившая шахту. Толщина льдины равнялась трем метрам десяти сантиметрам. Следовательно, возраст нашего ледяного поля был не менее двух лет.

Следующим делом было строительство снежного дома для радиостанции, так как в палатке было тесно, а наша большая палатка еще не прибыла.

Снежный покров льдины был твердым. С трудом вырезали лопатой кирпичи нужного размера и складывали стены. Крышу сделали из грузового парашюта, белый шелк которого хорошо пропускал свет.

Через несколько дней самолеты А. Д. Алексеева, И. П. Мазурука и В. С. Молокова прилетели на полюс, и мы получили все наше снаряжение.

Немедленно был поставлен неиссякаемый источник энергии – ветряк. Наша жилая палатка стала центром поселка. Вокруг нее расположились палатки летного состава.

Работали мы очень много. Каждый занимался своим прямым делом, но кроме того было много общих работ по устройству всего нашего хозяйства. Был проверен весь груз. Затем все продовольствие и горючее было разделено на несколько частей и развезено в разные стороны. Хранить все в одном месте было нельзя, приходилось считаться с возможными сжатиями и разрежениями нашего ледяного поля.

Рытье проруби, строительство снежных домов, варка пищи – все это требовало времени, и мы едва справлялись с этими мелкими, но нужными работами.

6 июня наступил день расставания с летчиками. В пять часов вечера состоялся митинг в честь подъема флага и торжественного открытия дрейфующей полярной станции «Северный полюс».

Взвились и заколыхались на ветру флаги: один – государственный, другой – с силуэтом товарища Сталина.

Мы стояли с обнаженными головами и пели «Интернационал» под гул прогреваемых моторов.

Последние минуты прощания, и вот самолеты идут на взлет, обдавая нас снежной пылью. Последним поднялся в воздух Водопьянов. Гул становится все слабее и, наконец, замирает.

Мы остались вчетвером на льдине.

На следующий день приступили к гидрологическим работам. У лунки соорудили деревянный помост и установили лебедку. Ширшов, вымазанный до ушей машинным маслом, сиял, как именинник. Груз, щуп и приборы скрылись под водой. Побежали стрелки счетчика. Быстро сматывался стальной тросик. Через 2 часа 40 минут лебедка автоматически остановилась. Глубина 4290 метров! Для проверки три раза приподняли груз на пятьдесят метров, и каждый раз трос останавливался на прежнем месте. Со дна подняли в стальном цилиндре пробу темного зеленовато-серого ила.

Под слоем холодной арктической воды, на глубине от 250 до 600 метров, были обнаружены положительные температуры с максимумом плюс 0,77 градуса, на глубине свыше 750 метров температура воды постепенно понижалась и на глубине 2930 метров равнялась минус 0,7 градуса.

Через десять дней мы настолько продвинулись к югу, что потребовалось вновь измерить глубину океана. Второй промер показал еще большую глубину – 4374 метра. Цвет грунта стал розовым.

В этот раз нам удалось четко нащупать верхнюю границу относительно теплой атлантической струи. Таким образом, было установлено, что ветвь Гольфстрима на известной глубине достигает Северного полюса. Ширшов извлекал с глубин планктон – микроорганизмы, живущие в морской воде, и маленьких медуз. Это было замечательное открытие. Оно опровергало существующее мнение о том, что район полюса является безжизненной пустыней.

Но планктоном не ограничивается жизнь на полюсе. В трещине ледяного поля мы видели двух маленьких рыбок. Было ясно, что рыбки являются потребителями планктона. Следовательно, должно было существовать и следующее звено – потребитель рыбок – тюлень. Через некоторое время мы увидели и тюленя. Охота была неудачной, но сфотографировать его все же удалось. Мы видели также трех чаек в районе полюса. А однажды у лагеря появилась медведица с двумя медвежатами. К сожалению, наша собака спугнула их, а я, погорячившись, начал стрелять чересчур рано и медведи скрылись в густом тумане.

Медведи на полюсе – этого никто не мог предполагать. Ближайшая земля от полюса – Гренландия – находилась в 700 километрах. Нашей медведице с медвежатами надо было совершить этот большой путь, да еще вернуться обратно. Но когда вскоре мы увидели тюленя, стало ясно, что медведи, путешествующие по дрейфующим полям к полюсу, обеспечены кормом.

Примерно с половины июня на полюсе началось относительное лето. 11 июня была первая положительная температура – плюс 0,3 градуса. Слабые заморозки чередовались с оттепелью.

Тепло брало верх и причиняло нам много неприятностей. Метели создавали сугробы мокрого, тающего снега. Дождь и туманы превращали снег в ледяную кашу. В конце концов стаял весь снег нашего ледяного поля, и мы оказались на голом льду, среди луж и больших озер.

Мы были озабочены сохранением нашей жилой палатки. Под ней снег не таял. По бокам мы обкладывали ее льдом, и со временем она стала возвышаться на ледяном пьедестале.

Озера становились все больше и соединялись между собой. Мы накачали резиновую лодку и совершали недалекие экскурсии по этим озерам. Глубина их местами достигала двух метров.

На ближайших ледяных буграх хранились наши запасные базы. Бесчисленное число раз нам пришлось перетаскивать их с места на место.

Большим событием в нашей жизни, как и в жизни всей страны, был перелет Чкалова через Северный полюс. За несколько дней до его вылета наша станция начала давать дополнительные метеосводки. Мы были извещены о вылете и немедленно установили наблюдение за работой радиостанции Чкалова.

19 июня в нашем районе была омерзительная погода: туман, мокрый снегопад, сплошная низкая облачность, температура плюс 0,5 градуса. Утром в 5 часов 50 минут над нами загудел самолет. Чкалов сообщил, что они летят при безоблачном небе, а под ними сплошная облачность. Чкалов должен был сбросить московские газеты и письма. Туман помешал этому, и мы слышали только гул самолета над нашей палаткой.

От всего сердца мы пожелали нашим летчикам счастливого выполнения сталинского задания.

В конце июня пришлось покинуть снежную хижину, где помещалась радиостанция. Ее стены стали, как кружева, и грозили обвалом. Пол превратился в сплошную лужу.

Радиомачты установили на новом месте. В углу жилой палатки на маленьком столике разместилась вся радиоаппаратура. Под столом были установлены аккумуляторы. Кабель от ветряка также был подведен к палатке. Через сутки аппаратура подсохла, и резко увеличилась слышимость всех радиостанций. Мы получили возможность регулярно слушать Москву.

Каждый из нас являлся корреспондентом какой-либо одной, а то и нескольких газет и журналов. Спрос на любые сведения о нашей работе был чрезвычайно велик. Мы охотно откликались на все требования корреспонденций и стали заправскими журналистами. Существовало лишь одно ограничение, но зато весьма существенное – ветер. Работа радиостанции зависела от зарядки аккумуляторов, т. е. от работы ветряка.

При ветре передавались многие тысячи слов, а когда ветер прекращался и не было известно, на какой срок придется растягивать заряд аккумуляторов, мы сокращали время передачи и приема. Были периоды безветрия, когда мы очень скупо расходовали электроэнергию, ограничиваясь передачей метеосводок четыре раза в сутки.

В каждой сводке приводились наши последние координаты. В случае необходимости поиски экспедиции начались бы к югу от нашего последнего местонахождения.

При сильном ветре мы чувствовали себя напряженно: приходилось считаться с возможностью сжатия и торошения льда. Спали по очереди, так как надо было часто выходить из палатки, обходить наши запасные базы и следить за состоянием льда.

28 августа 1937 г. исполнилось сто дней нашего пребывания на льду. В этот день мы находились на 87°09" северной широты на 1° восточной долготы.

Наше ледяное поле с переменной скоростью двигалось на юг. За сто дней льдина прошла по ломаной линии 550 километров со средней скоростью пять с половиною километров в сутки.

К концу августа температура воздуха стала понижаться. Приближалась долгая полярная ночь. Пурга засыпала образовавшиеся от таяния ямы и рытвины и выровняла поверхность льдины. Мы совершили несколько экскурсий за десять-двенадцать километров от лагеря. Дорога была нелегкой, часто встречались старые торосы. Мы попали в зону, где недавно проходило сжатие. Высота всторошенных ледяных громад достигала восьми метров. На многие километры, до горизонта, простиралось хаотическое нагромождение льда, следы титанических сжатий.

Вид этих торосов заставил нас стать еще бдительнее. Мы надеялись на трехметровую толщину нашей льдины, но и такой лед мог крошиться под напором соседних полей, как стекло.

5 октября мы провожали солнце. Оно скрылось на долгую полярную ночь. Последние светлые дни были использованы для строительства ледяных хижин. Наша основная палатка отлично противостояла сырости и ветрам, но зато все остальные палатки растрепались и пришли почти в полную негодность. Надо было подумать о пурге в полярную ночь, которая будет засыпать наши запасные базы.

Пришлось строить ледяные дома. Мы месили в проруби снежную кашу и лопатами накладывали ее между двумя досками, поставленными на ребро. Через пятнадцать минут можно было доски поднимать выше и накладывать следующий ярус. Так росли стены. Труднее всего было соорудить крышу, но мы вышли и из этого затруднительного положения. Двое держали на плечах согнутый лист фанеры, а остальные накладывали сверху тонкий слой ледяной каши. Фанеру держали довольно долго – мороз должен был прихватить крышу, но не настолько, чтобы фанерные листы безнадежно примерзли. Затем фанеру отдирали, а ледяная каша оставалась.

Полярная ночь принесла нам много новых хлопот. Стала замерзать прорубь у гидрологической лебедки. Расчистить ее сверху было делом нетрудным, но когда лед стал нарастать у нижнего края на глубине трех метров, мы вынуждены были отказаться от этой проруби. Пришлось перебираться на другое место.

Гидрологические работы стали проводить на ближайшей трещине, в одном километре от нашей палатки. Оставлять возле нее приборы было опасно из-за возможных сжатий. Поэтому каждый раз приходилось все ставить заново и после окончания работы убирать. Это осложняло работу.

Однажды, возвращаясь ночью во время пурги с гидрологической станции, мы с Папаниным долгое время плутали вокруг жилой палатки, не находя ее. Пришлось принять меры предосторожности: собрали все веревки и протянули линию, держась за которую можно было ходить в темноте.

Наблюдение за погодой, льдами и морем продолжалось и полярной ночью. Восточногренландское течение, направляющееся из Центрального арктического бассейна в широкий пролив между Шпицбергеном и Гренландией, выносит на юг огромные массы полярных многолетних льдов так называемого полярного пака. Существование дрейфа льда было известно раньше и доказано дрейфами многих судов и ледовых буйков, выброшенных на лед в разных местах Арктики. На побережье Гренландии находили плавник, выносимый в море сибирскими реками, и предметы домашнего обихода жителей северной Аляски.

Наша дрейфующая станция впервые дала возможность уточнить скорость дрейфа и провести систематические и всесторонние гидрологические работы.

Через семь месяцев дрейфа мы приблизились к северо-восточным берегам Гренландии. В связи с близостью суши следовало ожидать больших сжатий и торошений. Все хозяйство было приведено в полную готовность: усилили дежурство, внимательно следили за льдом, подготовили комплект аварийного снаряжения.

В течение целого месяца льдину несло вдоль восточных берегов Гренландии.

В конце января разразился страшный шторм. Целую неделю мы не имели возможности из-за пурги и шторма произвести астрономические наблюдения, и когда, наконец, их удалось произвести, то оказалось, что мы катастрофически продвинулись к югу. Из Москвы даже пришел запрос с требованием повторить наши последние координаты, так как предполагали ошибку в вычислениях.

Опасность состояла в том, что массив движущегося на юг льда достиг широт, где начинается область открытых водных пространств. Нас как бы выдвинуло на опушку ледяных полей. Шторм и волны с юга разрушали наше ледяное поле. Мы очутились на обломке поля размером 200 на 300 метров. Это случилось 1 февраля. От нас отрезало две базы и технический склад. Все необходимое для жизни удалось вовремя спасти.

Шторм продолжался, и вместе с ним ухудшалось наше положение. Льдина становилась все меньше.

Иногда появлялись разводья шириной до пятидесяти метров, и это говорило о том, что мы двигаемся к свободной ото льда воде.

Жилую палатку пришлось покинуть, так как ее затопило водой. Установив легкую палатку для радиостанции и жилья, мы тут же были вынуждены перенести ее, так как посередине палатки прошла новая трещина – откололась еще часть и без того малой льдины. Радиоаппаратура была установлена на нартах и кочевала с места на место в зависимости от обстановки.

6 февраля началось сжатие. С треском и скрипом массы льда налезали на нашу крохотную льдину. В десяти метрах от палатки вырастал и двигался на нас ледяной вал. Льдина ходила под нами ходуном.

8 февраля шторм разорвал и опрокинул нашу палатку и груженые нарты. С большим трудом мы кое-как закрепили остатки нашего имущества. На следующий день шторм стих, и мы впервые увидели на горизонте горы Гренландии. Вокруг нас было месиво наторошенного льда Кое-где чернели разбросанные предметы нашего снаряжения. Перебираясь через торосы и прыгая через трещины, нам удалось собрать часть имущества.

Вырыв в снегу яму и прикрыв ее брезентом, мы поселились в ней Было холодно, но зато не донимал ветер.

Во время шторма нам удавалось регулярно проводить метеорологические наблюдения и передавать их на материк. Теперь гидрологические наблюдения закончились – лебедку унесло в неизвестном направлении. Последняя глубина, которую нам удалось определить, равнялась 203 метрам.

Наш осколок ледяного поля продолжал движение на юг. Кругом был только мелкобитый, местами наторошенный лед. Когда усиливался ветер, мы напряженно ждали и были готовы ко всяким новым осложнениям. Были накачаны и приведены в готовность наши резиновые лодки. Все наши записи, карты, дневники были уложены в резиновый мешок, который в случае катастрофы был бы брошен в море, и, может быть, кто-нибудь подобрал бы его.

Но мы знали, что к нам на помощь спешат посланные Родиной корабли. Через несколько дней была установлена непосредственная связь с ледокольными пароходами «Мурманом» и «Таймыром».

И вот, наконец, наступило 19 февраля. Лавируя между льдинами, форсируя ледяные перемычки, к нам пробились ледоколы.

Незабываемые минуты встречи!

Десятки дружеских рук помогли нам перенести на корабли остатки нашего имущества.

Была передана последняя радиограмма – рапорт правительству.

«Безгранично счастливы рапортовать о выполнении порученного нам задания. От Северного полюса до 75° северной широты мы провели полностью все намеченные исследования и собрали ценный научный материал по изучению дрейфа льда, гидрологии и метеорологии, сделали многочисленные гравитационные и магнитные измерения, выполнили биологические исследования.

С первого февраля, когда на 74° наше поле разломилось на части, мы продолжали все возможные в этих условиях наблюдения. Уверенно работали, ни минуты не беспокоились за свою судьбу, знали, что наша могучая Родина, посылая своих сынов, никогда их не оставит. Горячая забота и внимание к нам партии, правительства и всего советского народа непрерывно поддерживали нас и обеспечили успешное проведение всей работы.

В этот час мы покидаем льдину на координатах 70°54" нордовой 19°48"вестовой, пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 километров. Наша радиостанция первая сообщила весть о завоевании Северного полюса, обеспечивала надежную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу».

Тепло и радостно встретила нас Москва. Увитые цветами, окруженные толпами ликующих москвичей, наши машины медленно двигались к центру.

Наша экспедиция, как и все экспедиции и стройки нашей страны, была подлинно общенародным делом. В подготовке ее участвовали десятки учреждений и заводов. Работа нашей четверки являлась завершающим звеном огромного труда многих тысяч людей. Миллионы советских людей следили за нашей жизнью на льдине, тревожились за нас, тысячи радиолюбителей держали с нами связь... Вместе с нами, вместе с Москвой, радовался нашей победе весь советский народ.

И. В. Сталин в речи на приеме в Кремле работников высшей школы дал высокую оценку работе зимовщиков дрейфующей станции «Северный полюс», сказав, что «...Папанин и папанинцы в своей практической работе на дрейфующей льдине... опрокинули старое представление об Арктике, как устаревшее, и установили новое, соответствующее требованиям действительной науки...».

Значение исследовательской работы дрейфующей станции «Северный полюс» очень велико. Было опровергнуто прочно установившееся представление о том, что лед Центрального арктического бассейна представляет собой сплошное нагромождение торосов, доказано существование в районе полюса больших океанических глубин, установлено, что до полюса доходит теплое атлантическое течение, уточнены законы дрейфа льдов.

Наблюдениями зимовщиков дрейфующей станции были разбиты предположения о крайней бедности органической жизни в Центральной Арктике. Особенно большое практическое значение имеют метеорологические и магнитные наблюдения экспедиции. До начала работ дрейфующей станции о климатических особенностях Центрального полярного бассейна и о магнитном поле приполюсного района наука не имела никаких сведений.

Мы не могли не победить на полюсе. Ни трещины, ни сжатия не страшили нас, потому что каждый день и каждый час мы ощущали любовь народа, заботу Коммунистической партии и Советского правительства».

Список литературы

1. Э. Т. Кренкель Станция «Северный полюс» / Э. Т. Кренкель. – Русские мореплаватели. – Москва: Военное изд-во Министерства обороны СССР, 1953. – С. 435-450.
2. 300 путешественников и исследователей. Биографический словарь. – Москва: Мысль, 1966. – 271 с.

26 ноября 1894 - 30 января 1986

исследователь арктики, доктор географических наук

Биография

Иван Дмитриевич Папанин родился в Севастополе , отец был матросом Военно-Морского флота.

Проучившись 4 года в начальной школе Папанин в 1908 году пошёл работать на завод. В 1914 году был призван на военную службу (попал на флот).

В 1918-1920 годах участвовал в Гражданской войне на Украине и в Крыму (организация диверсий и повстанческих отрядов). С 1920 года - комиссар оперативного управления при командующем морскими силами Юго-Западного фронта.

С ноября 1920 года по рекомендации Р. Землячки назначен комендантом Крымской ЧК, работал также следователем. В 1921 году переведён в Харьков военным комендантом Украинского ЦИК, затем с июля 1921 по март 1922 года работал секретарём Реввоенсовета Черноморского флота.

В 1922 переведён в Москву комиссаром хозяйственного управления Народного комиссариата морских дел, в 1923 - в Народный комиссариат почт и телеграфов управляющим делами и начальником Центрального управления военизированной охраны. В 1923-1925 проходил обучение на Высших курсах связи, после которых был направлен в Якутию в качестве заместителя начальника экспедиции по строительству радиостанции.

В 1932-1933 был начальником полярной станции Бухта Тихая (Земля Франца-Иосифа), а в 1934-1935 - станции на Мысе Челюскин, в 1937-1938 - возглавлял первую в мире дрейфующую станцию «Северный полюс».

В 1939-1946 годах работал начальником Главсевморпути, с 15 октября 1941 г. также Уполномоченный Государственного Комитета Обороны по перевозкам на Белом море. С 1946 по 1949 г. - на пенсии по болезни.

С 1949 до 1951 был заместителем директора Института океанологии АН СССР по экспедициям, с 1951 года и до конца жизни возглавлял Отдел морских экспедиционных работ в Президиуме АН СССР, с 1956 года - одновременно директор Института биологии внутренних вод АН СССР в посёлке Борок . Председатель Московского филиала Географического общества СССР.

Депутат Верховного Совета СССР 1-го и 2-го созывов.

Награды и звания

• Дважды Герой Советского Союза (1937, 1940)
• 9 Орденов Ленина (1937, 1938, май 1944, ноябрь 1944, 1945, 1956, 1964, 1974, 1984)
• Орден Октябрьской Революции (1971)
• 2 Ордена Красного Знамени (1922, 1950)
• Орден Нахимова 1-й степени (1945)
• Орден Отечественной войны 1-й степени (1985)
• 2 Ордена Трудового Красного Знамени (1955, 1980)
• Орден Дружбы народов (1982)
• Орден Красной Звезды (1945)
• медаль «За боевые заслуги»
• Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
• Медаль «20 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»
• другими медалями, иностранными наградами.

• Доктор географических наук (1938)
• контр-адмирал (1943)
• Почётный гражданин города-героя Мурманска (1974)
• Почётный гражданин города Архангельска (1975)
• Почётный гражданин города-героя Севастополь (1979)
• Почётный гражданин города Липецка
• Почётный гражданин Ярославской области

Память

• Именем Папанина названы:
  • мыс на полуострове Таймыр,
  • остров в заливе Сиваш (Азовское море),
  • горы в Антарктиде и подводная гора в Тихом океане;
  • Институт биологии внутренних вод;
  • улицы в московском районе Лианозово, Липецке, Мурманске , Екатеринбурге, Измаиле и Юбилейном (г. Королев Московская область), Севастополе, Ярославле , г. Шахунье Нижегородской области , Архангельске , Минске ;
  • научно-спортивная экспедиция.
• На доме на Арбате, где жил Папанин, установлена мемориальная доска.
• В 1954 году в Севастополе ему установлен памятник.
• В 2003 году открыт памятник в Мурманске .
• Открыт музей в Севастополе.

Иван Дмитриевич жил в этом доме с 1938 по 1986 годs. Москва, Арбат 45.

Памятник И. Д. Папанину на улице его имени в Мурманске .

Бюст И. Д. Папанина в Государственном Северном морском музее в Архангельске .

• Следует отметить, что о жизни и деятельности Папанина написано довольно много статей, но отдельных книг о нем издано мало:
  • В 1938 году опубликована небольшая брошюра фронтового друга, Всеволода Вишневского ;
  • В 1938 году на его родине, в Крыму, появилась небольшая книжка местного автора "Наш земляк".

Библиография

• «Жизнь на льдине» (1938).
• «Лёд и пламень» (1977).

Филателия

В честь 90 летия И.Д. Папанина, российский полярник, друг Ивана Дмитриевич С.А.Соловьев, выпустил конверты с его изображением, в настоящее время их осталось немного, они хранятся в частных коллекциях филателистов.

Иван Папанин появился на свет в городе Севастополе 26 ноября 1894 года. Его отец был портовым матросом. Зарабатывал он крайне мало, и многодетная семья Папаниных терпела нужду. Жили они в самодельной лачуге в Аполлоновой балке, расположенной на Корабельной стороне города. О своем детстве Иван Дмитриевич вспоминал так: «У Чехова есть горькая фраза: «У меня в детстве не было детства». Вот у меня то же самое». Каждый из детей Папаниных с юных лет старался самостоятельно заработать хоть какую-нибудь копейку, помогая родителям.

В школе Иван учился на «отлично», однако из-за сложного материального положения, окончив четвертый класс в 1906 году, оставил учебу и устроился на Севастопольский завод в качестве ученика токаря. Смышленый парнишка быстро освоил эту профессию и вскоре уже считался квалифицированным рабочим. К шестнадцати годам он мог самостоятельно разобрать и собрать мотор любой сложности. В 1912 Ивана в числе прочих способных и перспективных работников зачислили в штат судостроительного завода города Ревель (в настоящее время Таллин). На новом месте юноша изучил целый ряд новых специальностей, в дальнейшем весьма пригодившихся ему.

В начале 1915 Ивана Дмитриевича призвали служить. На Черноморский флот он попал специалистом по технике. Два года спустя произошла революция, и Иван Дмитриевич, которому к тому времени исполнилось двадцать три года, не колеблясь, вступил в ряды Красной Армии. Спустя короткое время он был назначен начальником мастерских бронесил 58-ой армии. В трудное лето 1919 Иван Дмитриевич занимался ремонтом повреждённых бронепоездов. На заброшенной железнодорожной станции он сумел организовать крупную мастерскую. После этого юноша работал комиссаром штаба речных и морских сил Юго-Западного фронта.

После того как основные силы белогвардейцев отступили в Крым, Папанин в числе прочих был послан руководством фронта организовывать партизанское движение в тылу врага. Собранная Повстанческая армия причиняла Врангелю немалый вред. В конце концов, белогвардейцам пришлось отозвать часть войск с фронта. Лес, где скрывались партизаны, был окружен, однако невероятными усилиями им удалось прорвать оцепление и уйти в горы. После этого командующий Повстанческой армией Алексей Мокроусов принял решение отправить в штаб Южного фронта проверенного и надежного человека, дабы сообщить обстановку и скоординировать дальнейшие действия. Таким человеком стал Иван Папанин.

Попасть в Россию в сложившейся ситуации можно было через турецкий город Трапезунд (ныне Трабзон). Папанин сумел договориться с местными контрабандистами о переправке его через Черное море. В мучном мешке он благополучно миновал таможенный пост. Путешествие в Трапезунд вышло небезопасным и долгим. Уже в городе Папанину удалось встретить советского консула, в первую же ночь отправившего его в Новороссийск на транспортном судне. Спустя двенадцать дней Папанину удалось добраться до Харькова и предстать перед Михаилом Фрунзе. Командующий Южным фронтом выслушал его и пообещал оказать партизанам необходимую помощь. После этого Иван Дмитриевич пустился в обратный путь. В городе Новороссийске к нему примкнул будущий знаменитый писатель-драматург Всеволод Вишневский. На катере с боеприпасами они добрались до крымского берега, после чего Папанин вновь вернулся к партизанам.

За организацию действий партизанских отрядов в тылу врага Иван Дмитриевич был удостоен ордена Красного Знамени. После поражения армии Врангеля и окончания Гражданской войны Папанин работал комендантом Чрезвычайной комиссии Крыма. В ходе работы ему была объявлена благодарность за сохранение конфискованных ценностей. В течение последующих четырех лет Иван Дмитриевич в буквальном смысле не мог найти себе места. В Харькове он занимал пост военного коменданта Украинского ЦИК, затем волею судеб был назначен секретарем революционного военного совета Черноморского флота, а весной 1922 переведен в Москву на место комиссара Административного управления Главного морского техническо-хозяйственного управления.

К сожалению, крайне трудно проследить изменение мировоззрения Ивана Дмитриевича за эти страшные годы, во время которых он прошел все мыслимые и немыслимые трудности. Несомненно, кровавые события оставили на его сердце немало рубцов. Будучи по натуре человеком доброжелательным, гуманным и совестливым Папанин, в конце концов, принял неожиданное решение - заняться наукой. Можно сказать, что с этого момента у него началась «вторая половина» жизни, которая оказалась значительно длиннее - почти шестьдесят пять лет. Демобилизовался Иван Дмитриевич в 1923, перейдя на должность начальника охраны Наркомата связи. Когда в 1925 Наркомат решил основать на Алданских золотых приисках в Якутии первую стационарную радиостанцию, Папанин попросил отправить его на строительство. Его назначили замом начальника по проблемам снабжения.

Добираться до города Алдана пришлось по глухой тайге, сам Папанин по этому поводу писал: «До Иркутска ехали поездом, далее опять поездом до поселка Невер. А после ещё тысячу километров на лошадях. Наш небольшой отряд, обеспеченный , двигался без потерь, несмотря на то, что время было неспокойное - и в реке едва не утонули, и от бандитов довелось отстреливаться. До места добрались еле живыми, стояли сильные морозы, и наголодались изрядно мы». Станция была выстроена за один год вместо запланированных двух, а сам Папанин говорил: «За год работы в Якутии я превратился из жителя юга в убеждённого северянина. Это совершенно особая страна, забирающая человека без остатка».

Возвратившись в столицу, Иван Дмитриевич, имея за плечами лишь четыре класса начальной школы, поступил в Плановую академию. Однако полный курс академии, так и не окончил - в 1931 Германия обратилась к Советскому Союзу за разрешением посетить советскую часть Арктики на огромном дирижабле «Граф Цепеллин». Официальной целью было уточнение расположения островов и архипелагов и исследование распространения ледового покрова. СССР дал согласие с одним лишь условием, что в данной экспедиции примут участие и русские ученые, а копии полученных данных в конце путешествия будут переданы Советскому Союзу. Мировая печать подняла вокруг полёта большой шум. Арктический институт организовал путешествие на Землю Франца-Иосифа ледокольного парохода «Малыгин», который должен в бухте Тихой встретиться с немецким дирижаблем и провести с ним обмен почтой. Начинающий полярник Папанин в качестве работника Наркомпочтеля возглавил на «Малыгине» почтовое отделение.

Бухты Тихой, где стояла советская станция, «Малыгин» достиг 25 июля 1931. Участников экспедиции встретила первая смена полярников, прожившая здесь год. А к обеду следующего дня сюда же прилетел дирижабль «Граф Цеппелин», совершив приземление на поверхность бухты. Папанин писал: «Дирижабль - огромная колыхавшаяся груда - лежал на воде, реагируя на любой, даже очень слабый ветер. Процесс передачи почты был кратким. Немцы сбросили в нашу лодку свою корреспонденцию, мы передали им свою. Как только почту доставили на «Малыгин», мы её разобрали и раздали пассажирам, остальные послания остались дожидаться Большой земли».

Распрощавшись с дирижаблем, «Малыгин» посетил ещё ряд островов Земли Франца-Иосифа. Иван Дмитриевич с удовольствием принимал участие во всех береговых высадках. Вот как вспоминал Папанина участник рейса, писатель Николай Пинегин: «Впервые я познакомился с этим человеком в 1931 в почтовой каюте «Малыгина». Мне показалось, что он обладает каким-то даром сколачивать людей в дружные коллективы. Например, не успели ещё желающие поохотиться высказать свои предложения, как Иван Дмитриевич уже построил людей в шеренгу, выровнял, раздал оружие, патроны и огласил правила коллективной охоты, словно всю жизнь сам только то и делал, что стрелял белых медведей…»

Север Папанину понравился, и в итоге он принял решение остаться здесь. Он писал: «Не поздно ль начинать заново жизнь в тридцать семь лет? Нет, нет и нет! Любимое дело начинать не поздно никогда. А то, что работа здесь станет любимой, я не сомневался нисколько, чувствовал, что по мне она. Трудностей не боялся, довольно их уже пережить пришлось. Перед глазами стояла синева неба и белые просторы, вспоминалась та особая тишина, какую не с чем сравнить. Так начинался мой путь полярника…»

Еще в бухте Тихой Папанин, внимательно осмотрев полярную станцию, пришёл к заключению, что её необходимо расширять. Своими мыслями он поделился с начальником экспедиции, известным полярным исследователем Владимиром Визе, предложив при этом свои услуги. После возвращения из экспедиции Визе рекомендовал кандидатуру Ивана Дмитриевича директору Арктического института Рудольфу Самойловичу, следствием чего стало назначение Папанина начальником станции в бухте Тихой. Необходимо отметить, что данной станции придавалось огромное значение в связи с проводимым в 1932-1933 годах научным мероприятием, получившим название второго Международного полярного года, призванного объединить усилия ведущих держав в исследовании полярных регионов. Станцию же в бухте Тихой планировалось превратить в крупную обсерваторию с большим спектром исследований.

В январе 1932 Иван Дмитриевич перебрался в Санкт-Петербург и был принят в штат Арктического института. Сутки напролет он проводил на складах Арктикснаба, выбирая необходимое снаряжение и приглядываясь к «кадрам». Всего для работы было отобрано тридцать два человека, включая двенадцать научных сотрудников. Любопытно, что на зимовку Папанин взял с собою жену, что было для тех времен редкостью. Чтобы доставить в бухту Тихую всё необходимое, «Малыгину» пришлось совершить из Архангельска два рейса. Бригада строителей, прибывшая первым рейсом, немедленно взялась за работу. На станции до их приезда имелся один жилой дом и магнитный павильон, однако вскоре рядом с ними появился ещё один дом, мехмастерская, радиостанция, электростанция и метеостанция. Помимо этого новый дом построили на острове Рудольфа, создав, таким образом, филиал обсерватории. Николай Пинегин, отправившийся взглянуть на строительство, писал: «Всё было выполнено солидно, предусмотрительно, хозяйственно… Работа была прекрасно организована и спорилась необычайно. Новый начальник подобрал изумительно слаженную команду».

После того как были отлажены стационарные наблюдения, учёные приступили к наблюдениям в дальних точках архипелага. Для этого в первой половине 1933 года были предприняты походы на собачьих упряжках. Итогом стало определение нескольких астрономических пунктов, уточнение очертаний проливов и берегов, открытие вблизи острова Рудольфа россыпи маленьких островков, получивших название Октябрят. Выдающийся полярник, астроном и геофизик Евгений Фёдоров вспоминал: «Девиз Ивана Дмитриевича: «Наука не должна страдать», - решительно воплощался в жизнь. У него не было какого-либо систематического образования, однако, бывая во всех лабораториях, регулярно разговаривая с каждым из нас, быстро разобрался в главных задачах, в смысле проводимых исследований. Вникать в детали он не стремился, однако, от природы являясь человеком проницательным и умным, хотел знать - насколько каждый научный работник квалифицирован, любит свое дело, предан ему. Убедившись в том, что все специалисты стараются выполнять свою работу как можно лучше, он уже не находил необходимым вмешиваться, обратив всё внимание на помощь им».

Вторая смена станции в бухте Тихой была вывезена ледокольным пароходом «Таймыр» в августе 1933 года. Отчитавшись в Арктическом институте о выполненной работе, Папанин съездил в отпуск, а затем снова появился в кабинете Визе. Во время разговора Владимир Юльевич сообщил ему о новом назначении - начальником крохотной полярной станции, расположенной на мысе Челюскина. За четыре месяца Иван Дмитриевич сумел подобрать коллектив из тридцати четырех человек и доставить в город Архангельск научные павильоны, сборные дома, ветряк, ангар, радиостанцию, вездеходы и много другого оборудования. Любопытно, что вместе с Папаниным, не колеблясь, отправилось большинство его коллег по зимовке в бухте Тихой.

Путешественники двинулись в путь летом 1934 на борту ледокола «Сибиряков». У мыса Челюскина держался солидный береговой припай, что позволило полярникам выполнить разгрузку прямо на лёд. Общий вес груза достигал 900 тонн, и весь его до последнего килограмма пришлось перетаскивать за три километра на берег. На эту работу ушло две недели. За этот период к мысу подходил ледорез «Литке», буксир «Партизан Щетинкин», ледокол «Ермак» вместе с пароходом «Байкал». Экипажи этих судов Папанин также сумел привлечь к переноске. Одновременно с доставкой вещей и материалов бригада строителей взялась за возведение научных павильонов, складов, домов и ветряного двигателя. Всё, кроме печей, было готово уже в конце сентября. В связи с этим, дабы не задерживать ледокол, Иван Дмитриевич, оставив на зимовку печника, отпустил остальных рабочих. Всю зиму научные сотрудники занимались наблюдениями, совершали однодневные санные походы. Весной одна группа ученых на собачьих упряжках отправилась в дальний поход к Таймыру, а другая, вместе с Папаниным, двинулась вдоль пролива Вилькицкого.

В начале августа пришёл в движение лёд в проливе, и «Сибиряков» вышел из Диксона с новой группой зимовщиков. Иван Дмитриевич был доволен проделанной работой - были созданы радиоцентр и современная обсерватория, а научные работники накопили ценный материал. В павильонах и жилом доме царили уют и чистота, что являлось заслугой жён Фёдорова и Папанина. К слову Анна Кирилловна Фёдорова исполняла обязанности геофизика и культорга, а Галина Кирилловна Папанина - метеоролога и библиотекаря. Вскоре ледокольный пароход привез новую смену и, разгрузив продукты, отправился на восток, к другим станциям. Забрать папанинцев он должен был на обратном пути. Тесниться на одной станции двум сменам было неразумно, многие стремились домой к своим семьям, и Иван Дмитриевич, воспользовавшись проходом мимо мыса парохода «Анадырь», уговорил капитана взять его отряд с собой.

После возвращения из похода Папанин стал пользоваться среди полярников заслуженным авторитетом, однако следующая экспедиция Ивана Дмитриевича навсегда вписала его имя в историю освоения арктических пространств. Для СССР огромное значение имело открытие постоянной навигации кораблей по Северному морскому пути. Для этого было учреждено специальное ведомство - Главное управление Северного морского пути или сокращенно Главсевморпуть. Однако для эксплуатации арктических линий было необходимо провести ряд многоплановых научных исследований - изучить маршруты дрейфа льдов, периоды их таяния, исследовать подводные течения и многое другое. Было решено организовать уникальную и рискованную научную экспедицию, заключавшуюся в продолжительной работе людей прямо на плывущей льдине.

Начальником экспедиции был назначен Папанин. Ему была поручена не только подготовка снаряжения, аппаратуры и продовольствия, но и постройка авиационной базы на острове Рудольфа. Со свойственной ему решимостью Иван Дмитриевич также вклинился в подборку команды станции. Однако из своих старых спутников у него получилось отстоять только Евгения Фёдорова. Кроме него в состав попали: радист Эрнст Кренкель и гидробиолог Петр Ширшов.

Целый год коллектив дрейфующей станции готовился к работе. Исключение сделали лишь для Кренкеля, зимовавшего в то время на Северной Земле.

Папанин смело взялся за переделку имеющегося снаряжения и конструирование нового. Он писал: «Без освещения - никуда. Брать батареи тяжело, к тому же они ненадёжны в мороз. Мазут и бензин - сколько же его понадобится! По всему выходит, нужен ветряк. Он неприхотлив, не боится мороза, редко ломается. Единственный минус - тяжел. Самый лёгкий весит почти 200 килограмм, а нам и ста много, необходимо за счёт материалов и конструкции даже из этой сотни убрать половину. Отправился я в Ленинград и Харьков. Сообщил там: «Максимальный вес ветряка - 50 килограммов». На меня взглянули с сожалением - тронулся, мол. …И все же ленинградские мастера поставили рекорд - по проекту конструктора из Харькова создали ветряк весом 54 килограмма».

Институт инженеров общественного питания придумал для экспедиции особые наборы сублимированных высококалорийных витаминизированных продуктов. Все продукты были запаяны в особые жестяные бидоны весом 44 килограмма каждый, из расчёта один бидон на четырёх человек на десять дней. Кроме того специально для участников были собраны мощные компактные радиостанции и разработана уникальная палатка, способная выдержать пятидесятиградусный мороз. Ее лёгкий алюминиевый каркас «одевался» парусиной, а затем чехлом, включающим два слоя гагачьего пуха. Сверху шел слой брезента и чёрный шелковый чехол. Высота «домика» составляла 2 метра, ширина - 2,5, длина - 3,7. Внутри помещался откидной столик и две двухъярусные кровати. Снаружи к палатке пристраивался тамбур, который в момент открывания двери «держал» тепло. Пол в палатке был надувной, толщиной 15 сантиметров. Весил «домик» 160 килограмм, чтобы четверо мужчин могли поднять его и перенести. Палатка не отапливалась, единственным источником тепла была керосиновая лампа.

Исходным пунктом для вылета на полюс был выбран остров Рудольфа, от которого до цели было всего 900 километров. Однако там стоял лишь маленький домик на трех человек. Для воздушной экспедиции предстояло соорудить основной и резервный аэродромы, склады для снаряжения, гараж для тракторов, жилые помещения и доставить сотни бочек с горючим. Папанин вместе с начальником будущей авиабазы Яковом Либиным и коллективом строителей с нужными грузами отправился на остров в 1936 году. Убедившись, что работа там идет полным ходом, Иван Дмитриевич вернулся на материк. Генеральная репетиция работы будущей дрейфующей станции успешно прошла в феврале 1937. В пятнадцати километрах от столицы была установлена палатка, в которой «папанинцы» прожили несколько дней. Никто к ним не заходил, а контакты с внешним миром они поддерживали по радио.

21 мая 1937 в районе Северного полюса большая группа полярников была высажена на льдину. Две недели понадобилось людям, чтобы оборудовать станцию, а затем на ней остались четыре человека. Пятым живым существом на льдине был пёс по кличке «Весёлый». Дрейф легендарной станции «СП-1» (Северный полюс-1) продолжался 274 дня. За это время льдина проплыла свыше двух с половиной тысяч километров. Участниками экспедиции было сделано множество научных открытий, в частности, обнаружен пересекающий Ледовитый океан подводный хребет. Также выяснилось, что полярные области густо заселены разными животными - тюленями, нерпами, медведями. Весь мир внимательно следил за эпопеей русских полярников, ни одно событие, случившееся между двумя мировыми войнами, не привлекло такого внимания широких масс.

Папанин, не являясь научным специалистом, нередко работал «на подхвате» - в мастерской и на кухне. Ничего обидного в этом не было, без помощи Ивана Дмитриевича двое молодых учёных не смогли бы осуществить обширную научную программу. Кроме того Папанин создавал атмосферу коллектива. Вот как писал о нём Фёдоров: «Дмитрич не только помогал нам, он направлял и в буквальном смысле лелеял то, что называется духом коллектива - готовность помочь товарищу, дружелюбие, сдержанность касательно неудачного поступка и лишнего слова соседа. Он, как руководитель, прекрасно понимал необходимость поддержания и укрепления совместимости участников экспедиции, отдавая этой стороне жизни все духовные силы».

Каждый день Иван Дмитриевич выходил с большой землей на связь и рассказывал о ходе дрейфа. Одна из последних радиограмм была особенно тревожной: «В результате шторма, продолжавшегося шесть дней, в районе станции 1 февраля в восемь часов утра поле разорвало трещинами длиной от полукилометра до пяти. Мы находимся на обломке шириной 200 и длиной 300 метров. Отрезан технический склад, а также две базы… Под жилой палаткой наметилась трещина, переселяемся в снежный домик. Координаты сообщу сегодня, просим не беспокоиться в случае обрыва связи». Руководство приняло решение эвакуировать полярников. С огромными трудностями 19 февраля 1938 недалеко от берегов Гренландии «папанинцы» были сняты с льдины при помощи подошедших ледоколов «Таймыр» и «Мурман». Так закончилось, по словам выдающегося советского ученого Отто Шмидта, самое значительное географическое исследование двадцатого века.

Все члены экспедиции превратились в национальных героев, став символами всего советского, прогрессивного и героического. Полярники были удостоены звания Героя Советского Союза и получили крупные служебные повышения. Ширшов стал директором Арктического института, Фёдоров его замом, Кренкель возглавил Арктическое управление, Иван Дмитриевич стал заместителем начальника Главсевморпути Отто Шмидта. Спустя полгода (в 1939) Отто Юльевич ушёл работать в Академию наук, а Папанин возглавил Главсевморпуть. Разумеется, и по характеру, и по стилю работы Иван Дмитриевич являлся полной противоположностью прежнего руководителя. Однако в те годы новой организации был необходим именно такой человек - с огромной энергией, жизненным опытом, пробивной способностью. Именно здесь по-настоящему развернулся организаторский дар Папанина. Много сил он отдал делу освоения Севера, организации жизни и работы людей, трудившихся на огромной территории Советского Заполярья.

В 1939 году Папанин на борту ледокола «Сталин» принял участие в плавании по Северному морскому пути. «Сталин», пройдя по всему маршруту до бухты Угольной, вернулся в Мурманск, впервые в истории арктических плаваний совершив двойной сквозной рейс. Папанин писал: «За два месяца ледокол прошёл двенадцать тысяч километров, включая работу во льдах по проводке судов. Мы посетили главные арктические порты и ряд полярных станций, а я получил возможность увидеть их состояние, ознакомиться с кадрами. Этот рейс оказался для меня воистину бесценным - отныне я знал не из бумаг и не с чужих слов положение дел и получил полную информацию о мореплавании в Арктике».

Окончив навигацию 1939 года, Папанин отправился отдыхать на юг, однако вскоре был вызван в Москву в связи с началом работ по спасению экипажа дрейфующего во льдах ледокола «Георгий Седов». Правительство приняло решение отправить на помощь флагманский ледокол «Сталин», перед которым также была поставлена дополнительная задача по спасению самого ледокольного парохода «Седов». После срочного завершения ремонта «Сталин» 15 декабря 1939 вышел из Мурманского порта. 4 января 1940 в 25 километрах от «Седова» ледокол угодил в тяжёлые льды. Напор льдин был таким сильным, что трещали шпангоуты. Однако через неделю сжатие прекратилось, и «Сталин», пользуясь трещинами-лазейками, 12 января подошел к аварийному пароходу. Специальная комиссия признала «Седов» годным к плаванию, и после тяжёлых работ по освобождению корабля ото льда ледокол, взяв пароход на буксир, тронулся в обратный путь. 1 февраля участники экспедиции оказались на родной земле. Звание Героя Советского Союза было присвоено всем пятнадцати участникам дрейфа и капитану «Сталина» Белоусову. Иван Дмитриевич стал дважды Героем.

В годы Великой Отечественной войны Папанин с неукротимой энергией руководил перевозками на Севере страны. Также ему было поручена организация бесперебойной доставки на фронт военной техники и снаряжения, поступающего из Англии и Америки по ленд-лизу. Кроме того он внес огромный вклад в реорганизацию порта Петропавловск-Камчатский. А в конце 1942 на фронт отправилась танковая колонна под названием «Советский полярник», созданная на средства полярников. В 1943 году Иван Дмитриевич был удостоен звания контр-адмирала. Нарком Морского флота Александр Афанасьев писал о нем: «Невысокий, литой Папанин всегда входил с острой шуткой и улыбкой. Всех обойдёт в приёмной, каждому пожмёт руку и отпустит каламбур или скажет тёплые слова, а затем первым, легко войдёт в кабинет правительства. …Сообщая о перевозках, обязательно проявит заботу о портовых рабочих, матросах и солдатах, попросит заменить спецодежду, увеличить питание, выдвинет предложение о награждении работников Крайнего Севера за выполнение заданий».
Между тем годы напоминали Папанину о себе. Оставаясь в глазах коллег бодрым и не знающим усталости, Иван Дмитриевич стал всё чаще чувствовать в организме сбои. Во время арктической навигации 1946 года Папанин свалился с приступами стенокардии. Доктора настаивали на продолжительном лечении, и, реально оценив свои возможности, прославленный полярник подал в отставку с должности руководителя Главсевморпути.

Два последующих года Папанин считал самыми скучными в своей жизни. Большими праздниками для него были приезды в гости товарищей по дрейфующей станции - Фёдорова, Кренкеля и Ширшова. Осенью 1948 Петр Ширшов, являющийся директором Института океанологии АН СССР, предложил Ивану Дмитриевичу стать его замом по направлению экспедиционной деятельности. Так в жизни Папанина начался новый этап. В его задачи входили заказ и контролирование строительства научно-исследовательских кораблей, формирование экспедиционных коллективов, обеспечение их снаряжением и научным оборудованием.

Энергия и результативность работ Папанина были замечены. В 1951 он был приглашен в Академию наук на должность заведующего отделом морских экспедиционных работ. Задачей отдела являлось обеспечение работы кораблей АН, которых всего-то было не более десятка для плаваний в прибрежных водах и один научно-исследовательский для дальних путешествий. Однако спустя несколько лет в АН СССР, а затем и в научно-исследовательских институтах Гидрометслужбы стали появляться океанские суда, предназначенные специально для научных исследований. Без всяких преувеличений Папанин явился инициатором и организатором основания крупнейшего в мире научно-исследовательского флота. Помимо этого знаменитый полярник организовал на реке Волге отдельный научный центр, а на Куйбышевском водохранилище - биологическую станцию, позднее превратившуюся в Институт экологии Волжского бассейна РАН.

Необходимо отметить и деятельность Ивана Дмитриевича в поселке Борок. Однажды его, любившего поохотиться в Ярославской области, заодно попросили осмотреть и местную биологическую станцию. Она возникла на месте бывшей помещичьей усадьбы и дышала на ладан, однако в связи со строительством Рыбинского водохранилища её собирались оживить. Папанин вернулся в столицу с двояким впечатлением - с одной стороны станция являла собой отличное место для научных изысканий, с другой представляла собой пару обветшалых деревянных домиков с десятком скучающих сотрудников. Прибыв в начале 1952 в Борок, Папанин, возглавивший станцию «по совместительству», развернул активную деятельность. Авторитет в хозяйственных и научных кругах позволил полярнику «выбивать» дефицитное оборудование и материалы, к причалу станции одна за другой стали прибывать баржи с металлом, досками, кирпичом.

Строились жилые дома, лабораторные корпуса, подсобные службы, появился научно-исследовательский флот. По инициативе и при непосредственном участии Ивана Дмитриевича в поселке был создан Институт биологии водохранилищ (в настоящее время Институт биологии внутренних вод имени Папанина) и Геофизическая обсерватория «Борок». Иван Дмитриевич пригласил в это место много молодых специалистов, поддержав их жильём. Однако его главным достижением стало появление в Бороке группы выдающихся учёных - биологов и генетиков, большинство из которых отсидело и не могло вернуться в Москву. Здесь они получили возможность полноценной творческой деятельности. Проигнорировал Папанин и указания Хрущева отправлять людей на пенсию при достижении ими 60-летнего возраста.

Благодаря усилиям Ивана Дмитриевича посёлок заселился образованными и культурными людьми. Всё в этом месте утопало в цветах, по инициативе Папанина была организована специальная группа озеленения, осуществившая ряд масштабных ветрозаградительных насаждений, давших возможность акклиматизировать привозные южные растения. Особый интерес представлял и моральный климат поселка - о воровстве здесь не слышали и двери в квартирах никогда не запирали. А в проходящем неподалеку от поселка поезде в Москву Папанин «выбил» постоянную бронь для сотрудников института на восемь купе.

Напряжённая деятельность в почтенные годы сказывалась на здоровье Папанина. Всё чаще он хворал, лежал в больницах. Его первая жена - Галина Кирилловна - ушла из жизни в 1973. Они прожили в согласии почти пятьдесят лет, зимовали вместе на мысе Челюскина и в бухте Тихой. Будучи женщиной рассудительной и спокойной, она прекрасно уравновешивала своего супруга, «спускала с небес» в годы почестей и славы. Во второй раз Иван Дмитриевич женился в 1982 на редакторе своих мемуаров Раисе Васильевне. Скончался легендарный полярник через четыре года после этого - 30 января 1986 - и был похоронен на Новодевичьем кладбище, где уже обрели покой все его товарищи по знаменитому дрейфу.

Академик РАН Юрий Израэль сказал: «Папанин являлся великим человеком с добрым сердцем и железной волей». За свою долгую жизнь Иван Дмитриевич написал свыше двухсот статей и две автобиографические книги - «Жизнь на льдине» и «Лёд и пламень». Его дважды удостаивали звания Героя Советского Союза, он являлся кавалером девяти Орденов Ленина, был награждён множеством орденов и медалей, как советских, так и зарубежных. Иван Дмитриевич был удостоен почетной степени доктора географических наук, стал почетным гражданином Архангельска, Мурманска, Липецка, Севастополя и всей Ярославской области. Его именем назвали остров в Азовском море, мыс на Таймырском полуострове, подводную гору в Тихом океане и горы в Антарктиде.

По материалам книги Ю.К. Бурлакова «Папанинская четверка. Взлеты и падения» и сайта http://odnarodyna.com.ua.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter

Презентация о первой Северной экспедиции под руководством И.Д.Папанина в Северном Ледовитом океане.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com

Подписи к слайдам:

Исследование и изучение Арктики. Северный Ледовитый океан. И.Д.Папанин

В 30-х годах шло активное и планомерное исследование Арктики. 1932год объявлен « Первым международным полярным годом». В 1936г кремлевским руководством был утвержден подробный план основания научно-исследовательской станции на дрейфующей льдине в Арктике.

Состав экспедиции: Руководитель станции - И.Д.Папанин, радист- Эрнест Теодорович Кренкель, метеоролог и геофизик-Евгений Константинович Федоров, гидробиолог Петр Петрович Ширшов (выполнявший функции врача). Пятый обитатель научной станции стал пес по кличке Веселый.

РОССИЙСКИЙ ПОЛЯРНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, ДОКТОР ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАУК, КОНТР-АДМИРАЛ, ДВАЖДЫ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ВОЗГЛАВЛЯЛ ПЕРВУЮ СОВЕТСКУЮ ДРЕЙФУЮЩУЮ СТАНЦИЮ «С-1»(Северный полюс) Дата рождения: 26 ноября 1894 года. Дата смерти: 30 января 1986 года. Место рождения: Севастополь, Российская Империя, Россия.

Радист экспедиции Э.Т. Кренкель

Петр Петрович Ширшов

Евгений Константинович Федоров

Трудовые будни Полярники высадились на льдине размером 5х3км.

19 февраля 1938 года полярников сняли со льдины ледоколы «Таймыр» и « Мурман ». 15 марта полярники были доставлены в Ленинград.

В Ледовитом океане Против северных смерчей Воевал Иван Папанин Двести семьдесят ночей. Стерегли четыре друга Красный флаг родной земли - До поры, покуда с юга Ледоколы не пришли! Поэт Александр Жаров

Результаты дрейфа станции "Северный полюс-1»: 1. Созданная в районе Северного полюса станция «СП» через 9 месяцев дрейфа (274 дня) на юг была вынесена в Гренландское море, льдина проплыла более 2000 км. 2. Опровергнуто мнение о полной безжизненности, приполюсного района, о существовании арктического "предела жизни". 3. Установлено, что в районе полюса нет земель и островов, измерены глубины океана на всем протяжении дрейфа. 4. Работа станции «СП-1» явилась началом нового этапа в исследовании высоких широт Северного Ледовитого океана.

Предварительный просмотр:

И.Д.Папанин – исследователь Арктики.

Слайд 1.

Есть люди в истории нашего государства, чьи имена олицетворяют собой целую эпоху. Их деятельность это не просто вклад в какую-то отдельную отрасль, а символ определенного периода. Именно таким являлось для нескольких поколений советских людей имя Ивана Дмитриевича Папанина – легендарного советского полярника, посвятившего свою жизнь исследованию Арктики и его товарищей.

Слайд 2.

Цель моей исследовательской работы: изучить и проанализировать материалы первой Северной дрейфующей экспедиции под руководством Ивана Дмитриевича Папанина в Северном Ледовитом океане.

Т.К. Россия имеет обширное арктическое морское побережье, то проблемы хозяйственного освоения арктического берега и Северного морского пути требовали надёжного прогнозирования метеорологической и ледовой обстановки в Северном Ледовитом океане. В середине 1930-х гг. стало ясно, что полярные станции, расположенные вблизи материка, не могут быть единственными источниками данных для такого прогноза. Начальник Главсевморпути академик О. Ю. Шмидт предложил создать в районе Северного полюса стационарную полярную станцию, которая провела бы в течение года широкий комплекс метеорологических и гидрологических исследований.

Слайд 3.

Была спланирована цель экспедиции: Провести широкий комплекс метеорологических и гидрологических исследований, ледовой обстановки в Северном Ледовитом океане.

"Максимум исследований при минимуме людей" - эти слова были как бы девизом дрейфующей станции.

Фото: Подготовка экспедиции велась на о.Рудольфа.

Слайд 4, 5.

21 мая 1937 года самолет, имевший на борту 4 участников экспедиции: начальника станции Ивана Дмитриевича Папанина, опытного полярника - радиста Эрнста Теодоровича Кренкеля, гидробиолога и океанолога Петра Петровича Ширшова, астронома и магнитолога Евгения Константиновича Федорова, благополучно сел на ледяное поле. В тот же день первая в мире станция на Северном полюсе начала научную работу. Вместе с людьми находилась собака – пес по кличке Веселый.

Слайд 6. Фото участников и собаки «Веселый».

Плыли, плыли ледоколы,

Переплыли океан.

Ехал, ехал пёс Весёлый

Из полярных дальних стран.

Слайд 7.

Позднее Отто Юльевич Шмидт писал в своих воспоминаниях: «В таком небывалом деле, как научная станция на дрейфующем льду в районе полюса, очень многое зависит от ее начальника. Выбирая его среди наших лучших зимовщиков, я остановился на И. Д. Папанине. Я имел в виду не только его многолетний опыт, но и прежде всего исключительную жизнерадостность и напористость, с которыми товарищ Папанин легко побеждает любое возникающее на его пути препятствие. Такой человек не растеряется в трудную минуту! Спутники такого человека будут каждодневно получать от него новую зарядку бодрости и уверенности в успехе».

Папанинцы работали почти как в космосе: в замкнутом пространстве, в постоянной опасности. Каждый шаг был продвижением в неведомое, в загадочное. Сам Иван Дмитриевич готовился к дрейфу основательно: даже поварскую школу прошёл. К запасам относился рачительно, как и положено опытному путешественнику.

Слайд 8.

Радистом экспедиции стал опытный полярник Эрнст Теодорович Кренкель. На фото Э. Т. Кренкель после возвращения со станции «Северный полюс» (1938) вручает приз - свой личный радиоприёмник - ленинградскому коротковолновику В. С. Салтыкову, который первым из радиолюбителей установил связь с дрейфующей льдиной.

Слайд 9.

Петр Петрович Ширшов изучал морской планктон Северного Ледовитого океана. Полученные в ходе исследований материалы существенно изменили представления о жизни в океане. Кроме этого, на станции "Северный полюс" Ширшов был не только биологом, и гидрологом, но и... врачом. Почти год он стажировался в одной из московских клиник, научился обрабатывать раны, накладывать швы и даже делать несложные операции. Утверждают, что, закончив хирургическую практику, Петр Петрович сказал речь - краткую, но впечатляющую: « Ребята, я теперь запросто могу оттяпать вам и руки и ноги. Но не хотел бы, чтобы моя первая помощь стала для кого-нибудь из вас и последней! ". «Мы оценили, - пишет Кренкель, - самокритичность нашего доктора и понимали, что лучше обходиться без его помощи. Эта убежденность помогла нам продержаться".

Слайд 10.

Евгений Константинович Федоров был самым младшим в четверке. По специальности геофизик, а точнее, магнитолог. Но на дрейфующей станции он, кроме того, вел астрономические и метеорологические наблюдения, а иногда подменял радиста. Евгения Константиновича всегда отличала большая работоспособность. И. Д. Папанин, рассказывая позднее об организации станции, писал: "Первой, без всяких сомнений, была названа кандидатура Е. К. Федорова".

Слайд 11.

Изначально полярники высадились на льдине размером 5х3км.

Палатка первой дрейфующей станции «Северный полюс-1» должна была выдержать сильнейшие ветры и уберечь своих обитателей от 50-60-градусных морозов. Конструкцию делали на столичном заводе «Каучук». Сборный каркас изготовили из алюминиевых труб, пол - прорезиненный, стены - матерчатые. По замыслу разработчиков, утеплить их предполагалось прослойкой из гагачьего пуха - подобием стеганой перины, уложенной между двумя слоями брезента. Однако мастериц, умеющих стегать пуховые одеяла, найти не могли. Пришлось прибегнуть к помощи монашек, которые прекрасно владели таким «дореволюционным» ремеслом.

Слайд 12. Фото

Слайд 13.

Предполагалось, что экспедиция продлится полтора года, но Ледовитый океан рассудил по-своему. В июне средняя температура воздуха достигла +2 0С, а минимальная – всего минус один. Скорость дрейфа оказалась неожиданно стремительной – за сутки льдина проходила до35 км. Льдина начала скалываться.

Слайд 14.

В Гренландском море к концу января 1938-го льдина скукожилась до размеров волейбольной площадки. Наступали опасные дни и ночи. Папанин телеграфировал в Москву: «В результате шестидневного шторма в 8 утра 1 февраля в районе станции поле разорвало трещинами от полкилометра до пяти. Находимся на обломке поля длиной 300, шириной 200 метров. Отрезаны две базы, также технический склад... Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. Координаты сообщу дополнительно сегодня; в случае обрыва связи просим не беспокоиться».

Он ни о чём не просил, не взывал о помощи. Но помощь пришла! Уже 19 февраля два ледокола - «Таймыр» и «Мурман» - достигли папанинской льдины... Каждый моряк хотел побывать на станции, обняться с зимовщиками...

Слайд 15.

Четыре отважных советских исследователя провели на льдине 274 дня с 21 мая 1937 года по 19 февраля 1938 г. Ими было проведено много исследований в разных направлениях. Поэт Александр Жаров сочинил стихотворение про героев-папанинцев:

В Ледовитом океане

Против северных смерчей

Воевал Иван Папанин

Двести семьдесят ночей.

Стерегли четыре друга

Красный флаг родной земли -

До поры, покуда с юга

Ледоколы не пришли!

Слайд 16

Результаты дрейфа станции "Северный полюс-1»:

1. Созданная в районе Северного полюса станция «СП» через 9 месяцев дрейфа (274 дня) на юг была вынесена в Гренландское море , льдина проплыла более 2000 км.

2. Опровергнуто мнение о полной безжизненности, приполюсного района, о существовании арктического "предела жизни".

3. Установлено, что в районе полюса нет земель и островов, измерены глубины океана на всем протяжении дрейфа.

4. Установлено, что теплые атлантические воды проникают на глубинах до самого полюса.

5. Работа станции «СП-1» явилась началом нового этапа в исследовании высоких широт Северного Ледовитого океана.

Слайд 17.

Вывод: За 274 дня дрейфа велась активная и плодотворная работа по изучению полярного бассейна в высоких широтах. Результатами этой экспедиции стала возможность объявить права России на часть шельфа Ледовитого океана в 21 веке.

Слайд 18.

Это была не просто демонстрация флага на открытом полюсе. Каждый день четвёрка проводила исследования - с целью открыть северный путь для авиации и навигации. Каждый месяц Москва получала отчёты о научной работе.

На весь СССР прозвучало последнее воззвание Папанина со станции: «Покидая дрейфующую льдину, мы оставляем на ней советский флаг в знак того, что завоевание страны социализма никогда и никому не отдадим!» Они в это действительно верили. Неповторимое поколение, особые люди.

Слайд 19.

Сегодня ведущие мировые державы приготовились к переделу арктических пространств, и в первую очередь тех 1,2 миллиона квадратных километров, что принадлежат России. Российский полярный сектор в Арктике занимает наиболее обширную территорию (ок. 9 млн. км2, из них 6,8 млн. км2 приходится на водное пространство). Таким образом, именно Российской Федерации принадлежит приблизительно 37% территории Арктики.