В тот вечер 33-летний Михаил Морозов ужинал в своем роскошном особняке на Смоленском бульваре. Меню для него было обычным: сырое мясо, зелень, картошка, соленые грибочки и графин водки. Внезапно Морозов страшно захрипел и замер в неестественной позе.
В эту секунду в столовую вошла Маргарита Кирилловна. Она поняла: мужу ничем уже не помочь. Его остекленевшие глаза, не отрываясь, смотрели на парадный портрет, висящий на стене. Маргарита стремительно повернулась к единственному гостю за столом: "Вы все знали! Ваша картина убила моего мужа!" Прислуга мгновенно разнесла по Москве слух: жена знаменитого купца, мецената и кутилы Михаила Морозова обвинила в смерти мужа известного художника Валентина Серова.
Сколько трагедий и сколько удивительных открытий случилось на этом небольшом участке Садового кольца – Смоленском бульваре? Об этом читайте в документальном расследовании телеканала .
Купцы-миллионщики и малолетние преступники
Здесь жили художники, врачи, купцы-миллионщики, фабриканты, а также безумцы и даже малолетние преступники. Смоленский бульвар принимал всех, но никого не жалел. Неужели он действительно так беспощаден к своим обитателям и слабым здесь не место?
Дом №7/9 на Смоленском бульваре. В 1946 году сюда въехала семья молодоженов: Прокофий Филиппович Зубец и его жена Анна Яковлевна. 30-летний конструктор авиационных двигателей работал в секретном КБ Никулина, поэтому и получил квартиру в центре Москвы.
"В 1948 году я родилась и сюда меня принесли. Но в то время, видимо, или не было еще колясок, или трудно было их достать, и по приданию семейному я первоначально здесь вот спала в чемодане", - говорит местная жительница Галина Зубец.
Всего лишь за 10 лет до рождения Галины Зубец (более 100 лет назад) на этом месте был тихий зеленый бульвар, а еще раньше возвышался земляной вал с караульными службами – таможенная граница Москвы. Его пересекала старая Смоленская дорога, по которой в любое время года шло оживленное движение.
"Когда в конце XVIII века земляной вал был срыт, то по приказу начальства московского было сказано, что всем владельцам особняков возле бывшего земляного вала построить свои усадьбы, перестроить всем, кому надо, и обязательно разместить вдоль расширенной проезжей части вместо этого вала сады, огороды и кустарники", - рассказывает москвовед Наталья Леонова.
Бульвар получился чудесным: деревья, лавочки, фонари, экипажи и конки. А в 1899 году здесь же пролег маршрут электрического трамвая – первого в Москве.
Смоленский постоянно менялся, причем всякий раз без особого сожаления расставаясь с прошлым. В конце 30-х его вообще решили упразднить, превратив бульвар в широкую трассу единого Садового кольца. Снесли десятки домов, в том числе особняк создателя Шаболовской башни инженера Шухова. На его месте построили дом, в котором родилась Галина Зубец. А вот городскую усадьбу князей Львовых по каким-то причинам пощадили.
Дух Москвы действительно проявляется на Смоленском бульваре необычайно мощно: дух торговой Москвы. Кажется, здесь и по сей день идет постоянная конкуренция – борьба за место под солнцем. В этом переулке, например, последние 200 лет шла постоянная ротация не только владельцев домов, но и самих зданий. Переулок тоже менял название. До 1922 года он назывался Большим Трубным, а затем Земледельческим.
"Правительство приняло решение (дабы не было путаницы со знаменитой трубой на Неглинке в районе нынешней Трубной площади) переименовать этот переулок в Земледельческий, тем более, что здесь уже с начала XIX века располагалась первая в России земледельческая школа.
Это здание роскошное, надстроенное, правда, верхними этажами. По низу его очень хорошо видно большие арочные стекла и окна - это бывшая конюшня земледельческой школы", - утверждает Наталья Леонова.
Ансамбль песни и пляски
После революции манеж использовался по назначению: в нем проходили конные штудии военной академии имени Фрунзе. Потом здесь же учредили клуб и дом офицеров академии. А в 1987 в бывшей конюшне обосновался академический ансамбль песни и пляски имени Александрова.
Репетиционная база досталась ансамблю в весьма плачевном состоянии. Бывшее помещение земледельческой школы пришлось практически отстраивать заново. От прежних владельцев осталась только память, что лишний раз подтверждает общее правило: на Смоленском бульваре слабым не место.
Зато он был и остается своеобразной стартовой площадкой для тех, кто стремится вверх. Особенно это стало заметно после пожара 1812 года: в район Смоленского бульвара хлынули те, кто хотел поднять свой социальный статус или подтвердить его.
Власти такие устремления поддерживали, но хаотические проявления буйных амбиций решили регламентировать: была создана специальная комиссия, которая предлагала застройщику несколько вариантов размещения и украшения объекта.
"Летом 1816 года Москву посетил император Александр. И он был буквально шокирован, поражен тем, в какие грубые цвета были раскрашены фасады домов московских, крыши, заборы. Это была некая такая пестрота. Крыши, в основном, были черного цвета. А фасады раскрашивались в темно-вишневый, зеленый, красный цвет, голубой", - говорит искусствовед Нина Зайцева.
Город напоминал пестрое лоскутное одеяло. Тут же издается указ: все перекрасить. Выбор утвержденных цветов был скудный: бланжевый (он же телесный), палевый с прозеленью и дикой, то есть серо-голубой. Москвичи заскучали, но подчинились.
Владелец дома №23 по Долгому переулку (так тогда называлась улица Бурденко) коллежский советник Гавриил Алексеевич Палибин выбрал типовой дешевый дом с сложным мезонином, и покрасил его в нежно-бирюзовый цвет, - все по закону. Однако относительно внутреннего декора никаких царских указов не было.
"Сергей Киселев, архитектор, который занялся исследованием этого дома, зондажами внутри в интерьерах однажды позвонил очень крупному архитектору, реставратору, историку Владимиру Александровичу Резину, и тревожным голосом просто сообщил: "Приезжай сюда немедленно", - рассказывает Нина Зайцева.
Под слоем побелки, дранки, верблюжьей шерсти обнаружились обои первой четверти XIX века ручной раскраски. Они расписывались по трафарету специальными клеевыми красками. Для такой работы приглашался художник, а это требовало немалых затрат.
Находка в кругах искусствоведов и исследователей городского быта стала настоящей сенсацией. Кто же такой был этот Палибин Гавриил Алексеевич, коллежский советник – человек, который не стал строить дорогой дом, зато выложил круглую сумму на внутреннюю отделку.
Ответ обескураживающе прост: да никто, в общем, обычный чиновник, имеющий вполне типичный для Москвы характер, размах и скупость, хитрость и дерзость, внешнее послушание и внутреннее бунтарство.
Особенно часто такие типажи встречались на Смоленском бульваре, ведь здесь в основном селились купцы и фабриканты – выходцы из не самых высоких слоев общества, которые не упускали случая поразить окружающих вполне экзотическими и непомерно дорогими домами и интерьерами.
"Роскошный дом усадебного типа был построен здесь в конце 19 века по заказу известнейшего чаеторговца Попова. Этот Попов образовал первые наши чайные плантации в Батуми", - утверждает Наталья Леонова.
Особняк М.А. Морозова. Фото: pastvu.com
Египетская парадная
Внешне это была типичная городская усадьба середины 19 века. Зато внутри все было так, как нравилось чайному королю: роскошно и разнообразно. Именно этот дом в 1892 году купил 20-летний Михаил Абрамович Морозов.
"Попов, видимо, побывавший за границей, решил устроить себе дом-музей: египетская парадная, сфинксы. В общем, все настолько было разное, каждая комната не напоминала другую: одна была в стиле ампир, а другая, как я уже говорила, в восточном стиле. И не очень это понравилось Маргарите Морозовой, но, тем не менее, стали они жить в этом доме", - говорит Леонова.
Маргарита Кирилловна старалась не перечить мужу ни в чем, - слишком уж буйным нравом он славился. К затее заказать Валентину Серову парадный портрет она отнеслась поначалу вполне ровно, как к очередному чудачеству супруга.
Но когда в их гостиной появился живописец, сердце Маргариты Морозовой от чего-то тревожно сжалось. Сразу вспомнились рассказы о том, что говорил родной дядя ее мужа Михаил Хлудов. Маргарита не сдержалась и напомнила супругу эти слова.
Но кто и когда мог остановить Михаила Морозова? Бросив на жену веселый взгляд, он с утроенным азартом стал договариваться с Серовым о скорейшем создании портрета. Разумеется в полный рост. Маргарита отступила, о чем в последствии горько пожалела.
Маргарита Морозова по рождению принадлежала к известной купеческой семье Мамонтовых. Ее отец проиграл все состояние в рулетку и застрелился в марсельской гостинице. Маргарита стала бесприданницей, но красивой бесприданницей.
Михаил Морозов, наследник миллионного состояния, влюбился в нее с первого взгляда и заявил семье, что женится. Мать Михаила Варвара Алексеевна стала на дыбы. Однако Морозова и в 20 лет остановить уже было невозможно.
"Говорят, что он был бунтарем, деспотом, что он был неуравновешенным человеком, и на нем сказалось некое семейное заболевание, можно так сказать, - чрезмерное употребление алкоголя, что наблюдалось в семье Хлудовых, и в том числе наблюдались признаки душевных болезней в семье Морозовых", - рассказывает Наталья Леонова.
Родной дядя Морозова по материнской линии Михаил Хлудов тоже имел характер неистовый и буйный. Поговаривали, что он отравил свою первую жену, причем по ошибке, - яд предназначался его родному брату Василию.
"И, в общем-то, у дяди закончилась жизнь плачевно: он тоже много пил и в итоге, как говорят, что умер от белой горячки, находясь в войлочной комнате, которую устроила ему супруга", - утверждает Леонова.
"Не доверяй мазилам – они копию твою сделают, а ты помрешь", - заявил Михаил Хлудов 14-летнему племяннику незадолго до своей смерти и кивнул на свой портрет с тигром. Миша Морозов тогда посчитал, что дядя уже не в себе, и слова его превратил в анекдот. Маргарита же отнеслась к предупреждению покойного родственника серьезно. Выйдя замуж, она вообще каждый день жила в ожидании беды, - Морозов оказался совершенно непредсказуемым человеком.
"Изначально он был студентом Московского университета и получал от мамаши по 75 рублей в месяц. Очень жаловался об этом друзьям, в частности Виноградову говорил, что вот денег мало дают. Тем не менее, деньги в дальнейшем появились – сердобольная мама стала давать", - говорит Наталья Леонова
Миша Морозов занимался писательством, пытался управлять городской мануфактурой, стал почетным мировым судьей, начал коллекционировать картины и скульптуры. Однажды, путешествуя с женой по Волге на собственном пароходе, взялся за руль и тут же посадил корабль на мель.
Корабль пошел ко дну
Судно перевернулось. Беременная первым ребенком Маргарита оказалась на дне, придавленная обломками. Ее с большим трудом вытащил один из матросов. Морозов отметил это счастливое спасение грандиозной попойкой, а Маргарита погрузилась в горькие размышления о своей семейной жизни.
"И было мне где-то лет 10. И когда вот я проходила мимо этого здания, вот оно хотя очень красивое, но почему-то какое-то ощущение тоски я испытывала", - вспоминает Галина Зубец.
Галя ходила мимо особняка Морозовых в музыкальную школу. Это было в конце 50-х. в усадьбе в то время располагался райком комсомола. Внутри здания ничто не напоминало о прежних хозяевах. Наталья Кильченко также жила неподалеку и не раз бывала в райкоме.
"Все было закрыто и замазано. Ничего здесь не было. Здесь была советская атрибутика. Ну, я ходила в комитет комсомола", - утверждает начальник управления по связям с общественностью банка Наталья Кильченко. В 1992 году у дома появился новый владелец – банк. Особняк сразу же стали восстанавливать.
"В египетском зале здесь все точно так же, как было. Не хватает только одного: в нише, которая находится дальше за моей спиной, находилась мумия, которую Михаил Абрамович привез из Египта. К сожалению, эту мумию мы утратили. Мы восстанавливать ее не стали. Ну, так как мы банк, мы поставили там огромный банковский сейф, как символ надежности", - рассказывает Наталья Кильченко.
В советские времена для жителей Смоленского бульвара символом надежности стала высотка, построенная в начале 50-х. По крайней мере, именно так воспринимала здание МИДа маленькая Галя Зубец. Ее семья переехала из дома №7 в дом, расположенный по адресу: Смоленская-Сенная площадь, дом №27.
"Когда мы сюда приехали, оно как раз было уже достроено. И затем всю свою юность я провела как бы в ощущении таком, что я нахожусь под его какой-то защитой вот этой огромной какой-то горы", - говорит Галина Зубец.
В 50-е годы чувство защищенности у советских детей удивительным образом сочеталось с ощущением постоянной опасности: везде мерещились шпионы.
"Мы где-то вот здесь у этой арки находились, а может мы сами даже этого искали, а там стоял какой-то мужчина. Он был, наверное, хорошо одет и очень странно себя вел. Он все время оглядывался, кого-то ждал. И мы постепенно все более и более убеждались, что он наверняка шпион. Американский шпион", - утверждает Галина Зубец.
Шпионская аллегория
Сын известно скульптора Юрия Орехова шпионов на Смоленском бульваре не искал, но что такое атмосфера тайны тоже хорошо знал. Его отец в начале 80-х годов получил заказ на многофигурную аллегорическую композицию для секретного тогда мраморного зала Кремля, в котором проходили неофициальные встречи генерального секретаря КПСС.
Двухметровые фигуры требовали большой мастерской. Орехов начал искать помещение и нашел его рядом со Смоленским бульваром в Земледельческом переулке.
"Первый раз, когда я очутился на этом переулке, это был 82 год. Мне было 6 лет. Отец привез нас, как сейчас помню, на 24-й Волге. И мы зашли в Земледельческий переулок дом 9, как раз в мастерскую. Что я увидел? Это были только стены.
Наверху была сгоревшая крыша и голубое небо. Это вот яркое впечатление было. Я еще спросил: "А почему… как ты будешь здесь работать, пап? Тут же дождь будет заливать". Он сказал, что вот сейчас я получу как раз гонорар за эту работу и восстановлю это здание.
Как раз отец после работы получил Ленинскую премию. Тогда она составляла 20 тысяч рублей. Это были огромные деньги. И тоже мое впечатление было, когда отец показал эти деньги в чемодане, прямо как в кино. И все деньги он вложил вот в воссоздание этого старого московского особняка", - вспоминает скульптор Григорий Орехов.
Это был не просто старый московский особняк. Здесь 3 года жил Илья Репин. Искусствоведы считают эти годы расцветом творчества художника. Здесь он заканчивает "Царевну Софью" и "Крестный ход в Курской губернии", пишет знаменитую картину "Отказ от исповеди", начинает делать эскизы к "Запорожцам".
Здесь вместе с Репиным работал и Валентин Серов. Совсем еще юношей он брал уроки у знаменитого художника. В это окно он смотрел и делал наброски всего, что видел. 10-летнего Юру Орехова родители тоже поселили в этой комнате.
"Знаете, на самом деле вот в детстве я безумно боялся здесь жить, потому что ночью постоянно были какие-то звуки и шорохи. То есть я думал, что здесь живут привидения. Вроде бы мистика, но почему-то я в это верил, потому что столько здесь было людей… дому больше 200 лет", - говорит Григорий Орехов.
Портрет Морозова
В мистику была готова поверить и Маргарита Кирилловна Морозова, когда Валентин Серов, подобно призраку, бродил по ее дому. Прошел уже месяц, а художник все никак не мог решить, где он будет писать хозяина особняка. Морозов недоумевал: "В чем загвоздка?". Серов говорил, что никак не уловит суть Морозова. Маргарита Кирилловна заметно нервничала. Однажды посетившее ее предчувствие беды изо дня в день все нарастало.
В один из вечеров Серов вдруг остановился в мало освещенной греческой зале и заявил: "Вот здесь буду писать. Именно так. И Вы, Михаил Абрамович, будете в черном". Морозов возмутился: для своего парадного портрета он хотел чего-то более яркого.
Но художник был неумолим: "Нет, только здесь и в черном". Серов тут же достал блокнот и сделал первые наброски. Морозов взглянул. Ему понравилось. Маргарита же была уверена: темная комната, черная одежда – это все предвестники смерти, о которой предупреждал покойный дядя.
"Отношение у Маргариты к Серову было очень двойственное. Он чем-то пугал ее как художник: своим отношением, своими фразами, брошенными иногда, как будто просто так", - говорит Наталья Леонова.
На все предостережения жены Морозов отвечал насмешками. Он не верил ни в какую мистику, и уж, тем более что картина может забрать жизнь. Написал же Серов чудесный портрет его младшего сына Мики – и ничего, живет мальчишка. А вот этого Морозову, по мнению Маргариты, говорить не стоило. Она так и не простила мужу той грандиозной ссоры, обернувшейся трагедией.
"Одной из причин их ссоры крупной послужила, конечно, пьеса, вышедшая на подмостки одной из наших московских сцен. Это пьеса известного писателя Сумбатова Южина, которая так называлась "Джентльмен". И в ней практически был описан и этот дом, и то, как жили Морозов с Маргаритой.
И по городу распространяются всевозможные слухи, тычут пальцем. Узнала об этом мама Маргариты. До не дошли эти слухи, видимо, ей тоже стали говорить, и она скоропостижно скончалась. А Маргарита была беременна тогда и родила этого Мику, сына своего, преждевременно", - рассказывает Наталья Леонова.
Гнев на милость
Михаил Абрамович долго вымаливал у жены прощение. В конце концов Маргарита сменила гнев на милость. Морозов повеселел и тут же отправил кухарку за парным мясом на Смоленский рынок. "Здесь был один из крупнейших московских рынков, который просуществовал здесь с начала 16 века до начала 20 века, то есть вообще до советских времен, до 1920-х годов", - утверждает Наталья Леонова.
Вместо него был открыт сверкающий стеклом гастроном №2. В 30-е годы он на какое-то время превратился в Торгсин, где можно было за царские золотые червонцы, драгоценности или валюту купить продукты. В 1936 году Торгсин на Смоленской площади снова стал обычным гастрономом.
Однако заурядным он не был никогда, - всегда старался поразить москвичей чем-то особенным. Так, в начале 50-х здесь начали делать первые в Москве молочные коктейли.
"У меня такое ощущение, что это было что-то новое в то время. И вот мы шли, и вот эти копеечки, которые нужны были для этого, собирали до этого, и шли, и днем вот пили этот коктейль. И вот вкус этого коктейля не перебьет никакой современный коктейль, я думаю, для меня", - рассказывает Галина Зубец.
Около Смоленского гастронома появился и один из первых подземных переходов в Москве. Но одноклассники Гали Зубец его не жаловали, - по привычке продолжали переходить площадь по верху. "Естественно, нам лень было обходить так далеко, когда мы шли ко мне домой. Так мы и бегали туда-сюда прям буквально в ту арку. Нарушали", - утверждает Галина Зубец.
Перебегали дорогу ребята именно в этом месте, так как учились в Московском авиационном приборостроительном техникуме, располагавшемся по адресу Смоленская-Сенная площадь, 30, как раз напротив дома, где жила Галя. Никто из них не знал тогда, что каждый день посещают здание бывшего приюта для малолетних преступников имени Рукавишникова. Прославился он благодаря директору – 25–летнему Николаю Васильевичу Рукавишникову.
"Были вначале случаи, когда бежали оттуда. Это было. А потом там совершенно прекратилось вот это вот убегание. Мало того, ребята так переживали, если кто-то совершил какой-то нехороший поступок и расстроил…обидеть Николая Васильевича считалось просто преступлением", - говорит правнучка Николая Рукавишникова Екатерина Гиппиус.
Николай Рукавишников был средним сыном крупного российского предпринимателя Василия Рукавишникова. Решение юноши стать директором приюта вызвало у отца как минимум недоумение. "Может, он не каждую минуту об этом говорил, но, во всяком случае, всем было ясно, что папа не разделяет этого желания", - рассказывает Екатерина Гиппиус.
Секрет его успеха был прост и сложен одновременно. Николай Рукавишников любил своих воспитанников, любил искренне и мудро: водил по музеям, учил грамоте, находил занятие по способностям. В 1873 году приют посетил известный английский проповедник Артур Стэнли.
"Когда он вернулся в Англию, то на первой своей проповеди он сказал, что "я могу умереть спокойно, я видел на земле святого человека", - утверждает Гиппиус. А в августе 1875 года Рукавишников отправился на прогулку со своими воспитанниками на Воробьевы горы и сильно простудился.
"Он все время обманывал мать. Писал ей, что он поправляется, что он приедет. Но на самом деле все обернулось ужасно, и 8 августе 75 года он умер", - рассказывает Екатерина Гиппиус.
Николаю Рукавишникову было всего 29 лет, но он сумел вдохновить на благое дело своих братьев. Младший Константин и старший Иван взяли приют под попечительство. В 1878 году они купили у вдовы Несвицкой этот дом, построенный знаменитым архитектором Казаковым, и перевезли в него воспитанников.
Детский приют
Дети жили в приюте до 18 лет, а потом выходили на волю, снабженные денежным пособием, одеждой и рабочими инструментами. Если в течение 3 лет они успешно работали, дирекция приюта давала им деньги на открытие собственного дела. Все изменилось, когда в 1907 году директором стал бывший латышский пастор Неандер. Приют превратился в тюрьму, где надзиратели морили голодом и избивали детей.
"14 января 11 год – произошел бунт воспитанников. Они отказались выполнять распорядок дня. В общем, просто настоящий бунт. В результате всех этих беспорядков один из детей был забит швейцаром и умер. И после этого только удалось от этого Неандера избавиться", - рассказывает Гиппиус.
После революции приют просуществовал еще несколько лет и был закрыт в 1926. Его воспитанники пополнили ряды беспризорников, обитающих в ночлежках и подвалах домов в районе Смоленского бульвара.
Соседкой Рукавишниковского приюта в начале прошлого века стала известный скульптор Анна Голубкина. В октябре 1910 года ей, ученице великого Огюстера Гена, наконец удалось найти мастерскую для работы в Москве.
"Студию, которую Голубкина сняла на Смоленском бульваре в Большом Левшинском переулке – это был для нее подарок, который, можно сказать, она ждала всю свою жизнь", - говорит заведующая отделом изучения творчества А.С. Голубкиной Государственной Третьяковской галереи Татьяна Галина.
В этой мастерской в Левшинском переулке появились на свет десятки известнейших работ Голубкиной. Эти же стены стали свидетелями ее рокового решения лепить портреты Льва Толстого, которого скульптор откровенно недолюбливала после единственной личной встречи.
"Она пошла на встречу с Толстым вместе с группой рабочих. Я не знаю, о чем рассказывал Лев Толстой, но Голубкиной показалось, что это мысли слишком просты, что они не объясняют всей сложности жизни, которые Голубкина ощущала. Вот эту драму жизни", - утверждает Татьяна Галина.
"Не то все это", - вдруг сказала Анна Семеновна. Решительно встала и вышла. Толстой был в недоумении. "А тут еще нужно добавить, что, по его мнению, женщина вообще просто не может быть художником и заниматься искусством. Поэтому Голубкина просто занимается не тем, чем должна заниматься женщина. Вот так. И как говорят будто бы, он сказал: "Не пускайте больше эту женщину в мой дом", - говорит Татьяна Галина.
После смерти великого писателя прошло 16 лет, как вдруг к Голубкиной обратились сотрудники музея Толстого с просьбой сделать его портрет. Сначала Анна Семеновна отказалась. Но сотрудники проявили настойчивость. В результате был сделан портрет из глины.
Потом Голубкина приступила к изготовлению деревянной заготовки. 4 сентября 1927 года мастерскую готовили к выставке работ Голубкиной. Помощники Анны Семеновны никак не могли сдвинуть заготовку с места.
Мистика или совпадение?
"И она попыталась подвинуть эту массивную заготовку – будущий портрет Льва Толстого. А поскольку к тому времени она уже перенесла тяжелую операцию, естественно, все нагрузки были запрещены, наверное, разошлись швы внутренние. Наверное, началось кровотечение", - считает Татьяна Галина.
Спустя 3 дня Голубкина скончалась. Конечно же, она никого кроме себя не винила. Хотя может быть и подумала, что предчувствие ее не обманывало: не надо было браться за портрет человека, с которым когда-то поссорилась.
Маргарита Морозова от своих предчувствий никогда не отмахивалась. И теперь, разглядывая портрет мужа, она понимала: смерть уже рядом. Это странное сочетание мощного торса и небольшой головы и какой-то вызов обреченного в глазах.
"Ужасный портрет!", - так и сказала Маргарита Кирилловна и задала мучавший ее вопрос: "Почему Вы так изобразили Мишу?". Серов пожал плечами: "Я не могу объяснить. Я пишу так, как чувствую". Михаил Абрамович все это время делал вид, что не слушает.
Кто знает, о чем он думал в этот момент? Может, о том, что дядюшка, неистовый Михайло Хлудов, который утверждал, что художники могут забрать душу, был не так уж и не прав? Возможно, в том числе и поэтому Морозов совершенно неожиданно для всех вдруг написал завещание.
"Все свое имущество, не только этот дом, он завещал жене. Правда, Морозова поступила по-другому: у нотариуса она отказалась полностью в пользу своих детей", - говорит Наталья Леонова.
Распорядившись своим немалым имуществом, Михаил Абрамович внутренне успокоился, тем более, что супруга сообщила ему, что ждет ребенка – уже четвертого. Двери в особняк Морозовых по-прежнему оставались открытыми для друзей.
"По воскресеньям ровно в 13.30 Михаил Абрамович звал всех за стол. Сначала за столом помещалось 10 человек, потом пришлось переходить в большую столовую за огромный стол, где Маргарита вспоминает, что "мы сидели за огромным столом напротив друг друга, за которым сидело еще 30 человек народу", - рассказывает Наталья Леонова.
Гости расходились лишь под утро. Экипажи уезжали в предрассветный туман Смоленского бульвара, по которому уже громыхали крестьянские подводы на рынок и полицейские повозки с задержанными. Их отвозили в центральный полицейский приемник, расположенный недалеко от особняка Морозовых в Штатном (ныне Кропоткинском) переулке.
"И вот полицейские, когда они задерживали людей по различным причинам, они пришли к выводу, что не всех можно направлять в заключение. Что часть из них – это больные люди, которые не могут нести ответственность за свои действия", - рассказывает директор ГНЦ имени Сербского Зураб Кекелидзе.
Психушка на Смоленке
В 1899 году был построен специальный корпус для душевно больных, который сохранился и до наших дней. Центральный полицейский приемный покой просуществовал до 1921 года, когда на его базе был создан институт судебной психиатрии им. Сербского. Методы лечения душевных болезней были тогда немудрящими.
"Было так называемое лечение обертываниями простынями холодными или горячими. Вот держали больного в таком состоянии и это приносило какой-то эффект, чтоб в нем проходило возбуждение, чтобы больной остыл, условно говоря", - утверждает Зураб Кекелидзе.
Вся жизнь Зинаиды Андреевны Пугачевой связана с этим институтом. Их знакомство началось так: в 1943 году Зинаида Андреевна (тогда еще просто Зина) вернулась с родителями в Москву из эвакуации. Ей пять лет. Зима. Она выходит на прогулку. Открываются страшные железные ворота, и оттуда выезжает подвода.
"Это дворник наш дед Андрей ездил в Молочный переулок (там и до сих пор пекарня) за хлебом. И тем более это в войну, вы сами понимаете. И поэтому, когда дед Андрей возвращался, иногда он нам буханочку хлеба черного давал", - говорит смотритель музея Сербского Зинаида Пугачева.
А еще Зину поражало пение пациентов, которое доносилось из-за забора.
"Они пели песни. Репертуар был, сами понимаете, душещипательный. Это "Гоп со смыком", "Таганка", ну, то есть вот такой тюремный, а также, поскольку война уже кончалась, были такие городские душещипательные романсы. И поскольку забор был низкий, то слышимость в нашем доме была, сами понимаете, жуткая. Если там что-то у нас висело на стенках, то это дрожало, так что это тоже было таинственно", - вспоминает Зинаида Пугачева.
Семейная жизнь Морозовых неожиданно стала налаживаться: муж чаще бывал дома, прекратились отвратительные слухи о его интрижках с актрисами. И вдруг Миша в странной позе … и этот его остановившийся взгляд. "Портрет! Во всем виноват портрет!", - молнией пронеслось в голове Маргариты.
Она не смогла сдержаться и закричала в лицо Серову: "Это Вы! Вы убили Мишу!" Художник страшно побледнел и кинулся за слугами. Приехавший врач сказал, что Михаил Абрамович при смерти. По Москве поползли слухи. Один невероятнее другого: отравили, навели порчу, задушили. Знающие Морозова, утверждали, что Михаил Абрамович сам себя довел.
"Все были очень удивлены: 33 года, все у человека есть – и деньги, и слава, и богатство, как говорится. Но, тем не менее, почки больные, больная печень, страсть к алкоголю, страсть к тому, чтобы много и хорошо покушать", - говорит она.
К умирающему Михаилу Морозову приехала мать Варвара Алексеевна. Она страшно удивилась, когда услышала обвинения Маргариты в адрес Серова. Она была убеждена: искусство тут ни при чем. Причиной трагедии стала давняя семейная ссора.
Ее отец, Алексей Хлудов, когда-то проклял ее брата Михаила Хлудова за беспутство, позорящее чинный и уважаемый старообрядческий род. "Не надо мне было Мишу называть в честь дядюшки". Маргарита в ужасе застыла: "А как же мой сын Мика? Теперь проклятье перейдет на него?"
В этот момент Михаил вздрогнул и затих. Маргарита залилась слезами, - какой бы ни была тяжелой ее семейная жизнь, она все равно любила этого упрямого дерзкого мужчину.
"Михаила Абрамовича Морозова похоронили в родовой усыпальнице Хлудовых-Морозовых на территории Покровского монастыря, который и сейчас находится в Москве на Таганке. Была сделана роскошная сама усыпальница-часовня. Но, к сожалению, сейчас не сохранилась, хотя останки, скорее всего, находятся там в земле", - рассказывает Наталья Леонова.
Овдовев в 30 лет, Маргарите Кирилловна прожила в нелюбимом особняке до 1910 года, а затем купила дом по своему вкусу недалеко от Смоленского бульвара в Пречистенском переулке. В 1926 году особняк был передан посольству Дании.
Коллекцию картин, собранную мужем, Маргарита Кирилловна подарила Третьяковской галерее. Она пережила 3 своих старших детей. Любимый Мика скончался в возрасте 54 лет в Москве, будучи известным историком театра и переводчиком. Так что родовое проклятье Морозовых-Хлудовых его уже не коснулось.
Смоленский бульвар – шумный и яростный, дерзкий и безжалостный. Он радушно принимает сильных и не жалеет слабых, но память о своих обитателях хранит бережно и с любовью. И кто знает, сколько еще тайн скрывают фасады его величавых особняков.
История этого строения датируется началом XIX в., когда в 1819 г. на территории обширного владения было начато строительство главного дома усадьбы генеральши А.П. Глазовой. Первоначально был построен северный одноэтажный жилой флигель вдоль красной линии Земляного вала. Здание было поставлено на каменный цокольный этаж, а верхний деревянный этаж обложен в один кирпич. Одновременно был заложен каменный цокольный этаж основного объёма.
Ансамбль главного дома был в основном отстроен уже к 1821 г. Двухэтажный с мезонином дом и южный флигель были деревянными, обложенными кирпичом и оштукатуренными. Полуциркульные крылья, соединявшие главный корпус с уличными флигелями, были выстроены в камне. По центральной оси находилась полукруглая ротонда с колоннами и лестничными сходами в палисадник. Основной вход в здание осуществлялся через каменное крыльцо со стороны южного торцевого фасада.
В таком виде здание просуществовало до 1869 г., когда по требованию его новой владелицы княгини Е.В. Гагариной дом был частично перестроен. Судя по сохранившимся планам и фасадам, основные габариты и композиционная схема дома сохранились, лишь незначительно была увеличена южная пристройка для входа в здание. Предположительно в это время ампирная отделка фасадов была изменена на новую.
В 1879 г. для К.С. Попова, владельца пассажа на Кузнецком мосту (ул. Кузнецкий мост, д. 12), чаеторговца и владельца чайных плантаций на Кавказе, на фундаменте прежней постройки был выстроен новый особняк. Проект принадлежал Александру Ивановичу Резанову, академику архитектуры, профессору Императорской Академии художеств и её ректору по архитектуре. Внешний вид дома отражал эпоху эклектики, стиль «неогрек».
В 1894 г. особняк вновь перестраивается уже архитектором Виктором Александровичем Мазыриным для нового владельца – фабриканта Михаила Абрамовича Морозова. При перестройке внешний вид фасада сохранил свой первоначальный стиль. Были пристроены два флигеля, соединённые с особняком переходами. Когда Морозов внезапно скончался в возрасте 33 лет, дом достался его жене Маргарите Кирилловне Морозовой (в девичестве Мамонтовой).
В официальной записке значилось, что Мазырину предписывается вести ремонт дверей, печей и окон. Однако, очевидно, что именно при его участии на первом этаже главного дома появляются шесть парадных залов, оформленных в различных стилях: «мавританский», «помпейский», «охотничий», «ренессансный», «греческий», «английский», «малый английский», а также «египетская» лестница.
Художественное оформление этих интерьеров близко по стилистике к интерьерам дома А.А. Морозова на Воздвиженке (ул. Воздвиженка, 14), дома А.В. Морозова в Подсосенском переулке (Подсосенский пер., д. 21) и другим образцам интерьеров того времени.
Михаил Абрамович Морозов, как и его знаменитый брат, Иван Абрамович, любил живопись, коллекционировал её и дружил со многими художниками. В 1892–1910 гг. в особняке М.К. и М.А. Морозовых бывали: художники К.А. Коровин, С.А. Виноградов, В.В. Переплетчиков, А.М. Васнецов, И.С. Остроухов, чьи картины составили основу картинной галереи М.А. Морозова; М.А. Врубель, В.И. Суриков, А.Е. Архипов; скульптор П.П. Трубецкой; писатель Л.Н. Толстой, поэт Андрей Белый (Борис Бугаев); актер М.П. Садовский; музыканты: директор и профессор Московской консерватории В.И. Сафонов; композиторы А.Н. Скрябин, Н.К. Метнер; философы: Л.М. Лопатин, С.Н. и Е.Н. Трубецкие и др. В этом московском особняке часто бывал художник В.А. Серов. Здесь он написал известный портрет хозяина дома, портрет Маргариты Кирилловны, и знаменитый портрет сына хозяев – Мики Морозова.
Маргарита Кирилловна прожила, в отличие от мужа, долгую жизнь. Дом она продала ещё до революции.
При последнем владельце усадьбы Михаиле Константиновиче Ушкове с 1910 по 1917 г. никаких строительных работ не велось.
В 1917 г. владение было национализировано. В главном доме в 1918 г. был открыт клуб им. Октябрьской революции (позже – клуб «Освобождённый труд» фабрики Гознак), на открытии которого выступал В.И. Ленин.
В 1923–24 гг. в северной части сада была устроена летняя эстрада.
В 1952 г. на фасаде дома была установлена мемориальная доска из мрамора с бронзовым барельефным портретом В.И. Ленина и с текстом: «Владимир Ильич Ленин выступал в этом здании на открытии клуба им. Октябрьской революции Хамовнического района 10 ноября 1918 г.».
В дальнейшем здание неоднократно передавалось различным учреждениям и организациям, в том числе здесь располагался дом пионеров, райком партии, в результате чего планировочная структура здания периодически трансформировалась. В ходе эксплуатации уникальное убранство интерьеров было доведено до крайне неудовлетворительного состояния, многие элементы интерьеров были утрачены, а декоративные росписи значительно повреждены.
В 1980-х гг. здание перешло в собственность Верховного Совета СССР, в связи с чем на объекте были проведены комплексные ремонтно-реставрационные работы.
В 1993 году дом был передан банку «Российский кредит».
В настоящий момент здание находится в собственности Российской Федерации и не используется.
Объект культурного наследия федерального значения.
Первое упоминание о этой территории датируется XIX веком. В то время хозяйка владения - генеральша Глазова. Здесь располагалась её усадьба.
В 1879 году вместо старого здания возведёно новое по проекту архитектора Александра Ивановича Резанова, ректора по архитектуре в академии художеств, по заказу К.С. Попова, торговца чаем, построившего первые чайные плантации на Кавказе. Он известен по следующим проектам: дворец князя Владимира Александровича на Дворцовой набережной, Санкт-Петербург, и отделка .
aramis7 , CC BY-SA 3.0В 1894 году здание перестроили по проекту архитектора Виктора Александровича Мазырина по заказу Михаила Абрамовича Морозова, фабриканта. Когда Морозов умер, его дом достался его жене Маргарите Кирилловне.
В начале XX века хозяевами стали фабриканты Ушковы. Затем особняк национализировали, и здесь стал работать клуб Октябрьской революции. В 1920-х годах здесь находится райком партии, позднее филиал Дома пионеров Киевского района.
В XXI веке помещение занимает банк.
Архитектура
В 1879 году архитектор - А. И. Резанов. По идее архитектора внешний вид дома относится к эпохе эклектика, стиль неогрек. Однако интерьер выдержен в стиле ампир.
В 1894 году архитектор - В. А. Мазырин. При перестройке внешний вид фасада остался выдержен в стиле неогрек.
Shakko , CC BY-SA 4.0
Построены два флигеля, соединённые с особняком. В доме есть комната, названная египетской, где находились сфинксы и саркофаг с мумией.
Shakko , CC BY-SA 4.0
Литература
Писатель К. А. Коровин в рассказе «Похороны мумии», повествовал о саркофаге с мумией. Однажды Морозов и его друзья решились открыть его:
«Зачем же у вас в доме покойник?» — спросил он (профессор Г.А. Захарьин)у хозяина дома.
«Какой покойник?» — перепугался Морозов.
«А мумия?» — не успокаивался Захарьин, и приказал он мумию убрать.
В книге мумию убрали, однако в жизни мумию доставили в 1895 году в Румянцевский музей. Сейчас она представлена в Египетском зале ГМИИ.
Известные гости
В доме часто гостил художник В. А. Серов, где он и проиллюстрировал Морозова. При Маргарите Кирилловне в доме собирались: композитор Александр Скрябин, певец Леонид Собинов, поэт Андрей Белый, написавший Маргарите поэму и стихотворения.
Неподалеку от Арбата в Глазовском переулке на углу со Смоленским бульваром стоит роскошная усадьба. Фамилия первой владелицы, жившей здесь в конце XVIII века генеральши Глазовой, сохранилось в названии переулка. В конце прошлого столетия владельцем особняка стал Михаил Абрамович Морозов, представитель знаменитейшей купеческой фамилии дореволюционной России. Отчество у него, надо сказать, обманчивое, просто в старообрядческих семьях было принято давать детям библейские имена.
После возврата на круги частнособственнических идеалов, дом выкупили учредители, существовавшего до дефолта банка Российский Кредит. Дом строен и гармоничен снаружи, выполнен в классических канонах и пропорциях и потому привычен глазу. Зато внутри, способен поразить самое богатое воображение. Египетская парадная, охраняемая сфинксами, орнаменты из таинственных знаков по стенам, самый настоящий саркофаг с мумией в прихожей, будто на машине времени переносят посетителя в минувшие тысячелетия.
Открывая двери, переходя из зала в зал, путешествуешь по культурному наследию разных народов. Тут и античная и пышный Восток, будто из сказки 1001 ночи. Даже не верится, что сложные узоры восточной гостиной, из которых состоит буквально каждый сантиметр стен и потолка выполнен руками русских мастеров, настолько неотличимо все от лучших образцов арабского декоративного искусства. Декор дома достался Морозовым от предыдущего владельца чаеторговца К.С.Попова, для которого это старинное здание было перестроено в 1874 году.
Хозяйке дома Маргарите Кирилловне внутреннее убранство дома не нравилось, она находила его "причудливым и некрасиво отделанным", переделать, однако, не получилось. Маргарита Кирилловна Морозова, урожденная Мамонтова, слыла первой красавицей Москвы. Была женщиной неординарной, занималась благотворительностью, помогала Скрябину, Дягилеву.
Серьезно увлекалась философией, всячески поддерживала русских мыслителей серебряного века: Бердяева, Флоренского, Булгакова, Розанова. В нее был влюблен Андрей Белый, посвятивший ей Особняк Морозова М.А. многие строки в "Кубке метелей" и поэме "Первое свидание". Говорят, с нее Врубель писал свою царевну-лебедь.
Михаил Абрамович любил живопись и со многими художниками дружил. Кроме Врубеля среди них были Коровин, Левитан, Серов. Последний, правда, автор довольно нелицеприятного Морозовского портрета, которым постарался выразить свою нелюбовь к тому классу, ярчайшим представителем которого Морозов являлся, но, мол, так, без личной неприязни к прототипу. Морозову хватило широты принять портрет, и оплатить, не пеняя на зеркало. Так вот, на воскресные завтраки, к двум часам дня, что любопытно, собирали Морозовы всю живописную Москву. Потчевали в доме художников, в благодарность за поставляемую ими пищу духовную, не менее живописно и артистично.
Говядина а-ля Шатобриан, шесть закусок, два жарких: индейка, фаршированная каштанами, молодой вепрь с трюфелями и печенкой, ну там рыба, салаты, сладкие пирожки, фисташковое мороженое. Запивали розовым шампанским, пить классическое по утру, считалось моветон. Коллекционируя живопись с 20 лет, Морозов увлекся и импрессионистами, причем первым из российских собирателей оценил Ренуара, Дега, Ван Гога и Гогена.
Превосходная коллекция помещалась в зимнем саду и во многих комнатах этого роскошного особняка. Умер Морозов рано, 33- лет, а коллекцию Маргарита Кирилловна в 1910 году передала в дар Третьяковке. Западноевропейская часть коллекции позднее попала в Эрмитаж и Пушкинский. Кстати говоря, греческий зал Цветаевского музея устраивался на деньги, пожертвованные Морозовым.
Маргарита Кирилловна прожила, в отличие от мужа, долгую жизнь. Дом она продала еще до революции, от мужниного наследства отказалась в пользу детей, их у нее было четверо. Из Морозова не уехала, хотя были времена, когда единственным безопасным для нее местом оставался склеп покойного мужа на Рогожском кладбище, в котором ей приходилось прятаться.
Уезжать из после революции она не захотела и вторую половину своей жизни прожила в глубокой бедности. От прошлых богатств, у нее остался портрет младшего сына Микки, работы Серова, с которым она скиталась по разным углам, имея статус лишенки, пожалованный новой властью в "благодарность" за все благодеяния, без всяких гражданских прав.
Адрес: Смоленский бульвар 266
Старинный особняк в Пречистенском переулке на старом Арбате с 1946 года занимает посольство Дании. "Родословная" этого московского дома уходит вглубь русской истории и заслуживает пристального внимания.
Правая часть здания построена вскоре после пожара 1812 года для гвардии капитана Воейкова. Прошло несколько десятилетий, и уже новый владелец майор Гурьев переделал большинство интерьеров согласно своим вкусам. В 1905 году его потомкам пришла в голову мысль украсить дом респектабельным парадным вестибюлем. А несколько лет спустя это владение купила известная меценатка Маргарита Кирилловна Морозова, вдова крупного московского купца. После смерти супруга, Михаила Абрамовича, она продала свой огромный помпезный дворец на Смоленском бульваре, распрощавшись одновременно и с большой коллекцией знаменитых полотен: картины русских художников отправились в Третьяковскую галерею, рисунки Тулуз-Лотрека и морской пейзаж Ван Гога достались Пушкинскому музею, а импрессионисты - Эрмитажу.
Тем не менее самые любимые полотна Серова, Врубеля, Коровина Маргарита Кирилловна оставила себе: пусть небольшая, но все же галерея. Поэтому и помещение для нее требовалось соответственное. Для воплощения своего замысла Морозова пригласила молодого, подающего большие надежды архитектора Ивана Владиславовича Жолтовского. Именно он придумал расположить большой зал приемов так, чтобы в нем было много света и практически в любое время дня в окна заглядывали бы лучи солнца. Жолтовский развернул пространство не по длине, а по ширине между несколькими окнами со стороны улицы и огромными стеклянными проемами балкона, выходящего в сад. По словам посетителей салона Морозовой, среди которых частым гостем был Андрей Белый, особняк служил редким образцом хорошего вкуса. Поэта, как и многих других, кроме всего прочего, привлекала атмосфера русской помещичьей усадьбы - дух уже уходящей эпохи. Продолговатая столовая с мебелью из карельской березы была завешана старинными иконами, картинами известных мастеров. Гостиную тогда украшало знаменитое врубелевское полотно "Фауст и Маргарита в саду". Все это сообщало морозовским вечерам, на которые собиралось иной раз до ста человек, совершенно особенную ауру - она заставляла забывать революционные тревоги... После Октябрьских событий особняк национализировали, хозяйке отвели комнату в подвале, а в верхних покоях долгое время размещались различные советские учреждения, позднее - норвежская миссия. И наконец в 1946 году дом перешел посольству Королевства Дания.
"Я наслышан о множестве занимательных легенд, связанных с этим особняком, - говорит нынешний его хозяин, посол Королевства Дания в России господин Ларс Виссинг. - И хотя, как водится, истину часто заменяет вымысел, история жизни госпожи Морозовой очень любопытна. В особенности потому, что семья Морозовых олицетворяет историю меценатства в России. У нас в Дании также тому много примеров. Это и вложение компанией Karlsberg значительных средств на создание музея мирового искусства Glyptotek, и строительство нового здания оперы в Копенгагене при поддержке фирмы Merk. В Москве прошел фестиваль датского кино, организованный при содействии наших фирм, работающих в России..." Относительно почти вековой эпопеи с постоянной перестройкой особняка Морозовой г-н Ларс Виссинг заметил, что такое явление не редкость, например, в Провансе. Там дома "собираются по частям" многими поколениями владельцев. В конце концов начинает казаться, что вроде так и было... Чтобы увидеть самые старые постройки, нужно выйти во двор. Так и с русским особняком: от начала XIX века остались флигель в стиле классицизма с колоннами и зимний сад с ампирным портиком над входом. К середине этого же столетия относятся парадная столовая и библиотека.
Торжественную атмосферу парадной столовой создают белоснежный потолок, оформленный строгим карнизом, и небесно-голубой цвет стен.
В библиотеке потолок представляет собой овальный свод, разбитый на четкие квадратики. В центре - фреска с мифологическим сюжетом. Камин исполняет главную композиционную роль: по обеим сторонам, справа и слева от камина, - арки, ведущие в холл перед кабинетом посла. Из изменений, внесенных Жолтовским, можно отметить деревянную дверь в стиле модерн, изящно декорированную плавными линиями и цветками. Кстати, ему же принадлежит и оформление холла - парадного входа в дом. Будучи приверженцем классики, Жолтовский сделал его в виде римской ротонды, окруженной восемью колоннами дорического ордера. Круглый свод завершает фонарь-окно.
В пустовавшие ниши холла нынешние хозяева дома водрузили бюсты коронованных особ Дании. Когда гости входят в большой зал приемов, эти фигуры придают церемонии особую торжественность. Вместо врубелевских полотен теперь здесь парадные портреты короля Фредерика IX (дедушки русского императора Николая II) с супругой и Луизы Датской. Стены выкрашены в нежно- розовый цвет, в качестве отделки использованы пилястры под сиреневый мрамор, карниз с тонко прорисованным растительным орнаментом и круглые медальоны.
Дом Маргариты Кирилловны Морозовой был едва ли не первым заказом Жолтовского. Позже, уже в советское время, он стал признанным основоположником социалистического реализма в архитектуре, оставившим свой "автограф" на громоздких зданиях Ленинского проспекта. Однако, без сомнения, жемчужиной творчества этого признанного зодчего останется все же старинный особняк в Пречистенском переулке.