Основные догматы православной церкви. Догматы. Кто такой Иисус

Cуществует ли полное письменное изложение догматов православной церкви, каково их количество, кем и когда они формулировались, а также в каких книгах этот вопрос освещается. Меня это заинтересовало потому, что я часто встречал указания на догматический или канонический характер того или иного вопроса. И если с канонами вопрос был частично разрешен после прочтения «Правил святых апостолов», «Правила вселенских соборов», «Правила поместных соборов», «Канонические послания святых отцов», то вопрос о догматах остался для меня не проясненным. Существуют ли иные догматы кроме: СИМВОЛА ВЕРЫ, ста пятидесяти святых отец Второго Вселенского Собора, Константинопольского; ДОГМАТА о двух естествах во едином лице Господа нашего Иисуса Христа, Шестисот тридесяти святых отец Четвертого Вселенского Собора, Халкидонского; ДОГМАТА О двух волях и действиях во Господе нашем Иисусе Христе, Ста семидесяти святых отец Шестого Вселенского Собора, Константинопольского; ДОГМАТА о иконопочитании, Трехсот шестидесяти седьми святых отец Седьмого Вселенского Собора, Никейского? Кроме того, хотелось узнать, велись ли работы по кодификации канонического права в православной церкви, по аналогии с кодексом канонического права у католиков?

Отвечает священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря:

Догматы – богооткровенные истины о Боге и Домостроительстве нашего спасения, принятые Церковью как непререкаемые и обязательные. Источником их является Священное Писание и Священное Предание. Господь открывал необходимые для веры и спасения истины через пророков и апостолов постепенно на протяжении многих веков. Они даны в священных библейских текстах законоположительного, учительного, исторического и пророческого содержания. Поэтому с рождением Церкви возникла необходимость в их раскрытии в богословских категориях и понятиях, в систематизации и изъяснении. Труд этот был начат святыми отцами и учителями Церкви (Оригеном, святителями Кириллом Иерусалимским и Григорием Нисским, блаж. Феодоритом и др.). Трворение преподобного Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры» (VIII в.; русск. изд.: СПб.,1894; , репринт: М.,1998; Творения, М.,2002) явилось выдающимся событием в деле полной систематизации догматического учения. Работа эта продолжалась и последующие века.

Из отечественных авторов фундаментальная работа в области догматического богословия принадлежит митрополиту Московскому Макарию (Булгакову; 1816 – 1882) «Православно-догматическое богословие» (СПб., 4-е изд., 1883; т.1 – 2; реприрт: М.,1999). В последние годы вышло несколько работ в данной области: Михаил Помазанский, протопресвитер, Догматическое богословие, М.,2001; архим. Алипий (Кастальский-Бороздин), архим. Исайя (Белов), Догматическое богословие,Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002 и др.

В Православной Церкви работа по кодификации церковно-правового материала проводилась с первых веков христианской государственности. Формировались сборники, включавшие не только каноны, но и государственные законы по церковным делам (эпитомы – извлечения или краткие изложения). Эти сборники получили названия Номоканонов (греч. nomos – закон; kanon – канон, устав). Самым известным и авторитетным является «Номокакон в XIV титулах» Константинопольского патриарха Фотия (IX в.). Он состоит из двух частей. Первая часть – кодифицированный сборник канонов. В нем 24 титула, каждая из которых разделена на главы. Принцип деления – предметно-тематический. В главах имеются отсылки на каноны и государственные законы. Вторая часть Номоканона – Синтагма (греч. syntagma – вместе построенное, соединенное). В ней содержатся тексты канонов.

Основные положения христианской церкви - догматы - определены в 12 членах Символа веры. Среди них важнейшими догматами являются: догмат о сущности Бога, о триединстве Бога, о боговоплощении, искуплении, вознесении, воскресении и т. д.

Первый Вселенский собор (Никея, 325 г.) был созван для обсуждения взглядов александрийского пресвитера (старейшины) Ария, учившего, что Бог Сын не единосущен Богу Отцу, и для создания догматов (основных положений вероучения), обязательных для исповедания всеми, кто считает себя христианином. Учение Ария было осуждено, сам он был объявлен еретиком и отлучен от церкви. Собор догматически установил, что Бог есть единство трех ипостасей (лиц), в котором Сын, вечно рождающийся от Отца, единосущен ему.

На Втором Вселенском соборе - Константинопольском (Цареградском, 381 г.) - был составлен единый «Символ веры» - исповедание, заключающее в себе все основные догматы христианства и состоящее из двенадцати членов (первые его пять членов были утверждены еще на Никейском соборе, и в окончательном варианте «Символ веры» назван Никео-Цареградским).

«Символ веры» гласит: «Веруем во единого Бога, Отца, Вседержателя, творца неба и земли, всего видимого и невидимого.

И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия единородного, рожденного от Отца прежде всех веков, света от света. Бога истинного от, Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез которого все произошло, ради нас, человеков, и ради нашего спасения низшедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии девы и вочеловечившегося, распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего, и погребенного, и воскресшего на третий день по писаниям, и восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца, и опять грядущего со славою судить живых и мертвых, которого царству не будет конца. И в Духа Святого, Господа животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном споклоняемого и сославимого, глаголавшего через пророков. В единую, святую, кафолическую и апостольскую церковь. Исповедуем единое крещение во оставление грехов. Чаем Воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь».

На соборе также подверглись осуждению многочисленные еретические учения, по-иному толковавшие Божественную сущность, например, евномиане, отрицавшие божественность Христа и считавшие его только высшим из сотворенных Богом существ.

Всего было семь Вселенских соборов. Седьмой Вселенский собор (Второй Никейский) состоялся в 787 г. На нем были приняты решения, которые должны были покончить с иконоборчеством, провоцировавшим раздоры в церкви. Перечисление 12 параграфов «Символа веры» является основной молитвой в православии: «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единароднаго, Иже от Отца рожденного прежде всех век…».

Рассмотрим основы Символа веры, упомянутые в этой молитве. Православные христиане веруют в Бога как творца мира (первая ипостась Святой Троицы), в Сына Божия - Иисуса Христа (вторая ипостась Святой Троицы), который боговоплощен, т.е., оставаясь Богом, вместе с тем стал человеком, родившись от Девы Марии. Христиане веруют, что своими страданиями, смертью Иисус Христос искупил грехи человеческие (прежде всего Первородный грех) и воскрес. После воскресения Христос вознесся на небо в единстве тела и духа, а в грядущем христиане ждут Его второго пришествия, при котором Он будет судить живых и мертвых и установится Его Царство. Так же христиане веруют в Духа Святого (третью ипостась Божественной Троицы), который происходит от Бога-Отца. Церковь же в православии считается посредником между Богом и человеком, а потому имеет спасительную силу. В конце времен, после второго пришествия Христа, верующие ждут воскресения всех мертвых для жизни вечной.

Троица - один из основных догматов христианства. Сущность понятия троицы заключается в том, что бог един по своей сущности, но существует в трех ипостасях: Бог-отец, Бог-сын и Дух святой. Термин появился в конце II века н.э., учение о Троице развито в III веке н.э. и сразу вызвало острую продолжительную дискуссию в христианской церкви. Споры о сущности Троицы привели к множеству толкований и послужили одним из поводов для разделения церквей.

До́гмат [греч. δόϒμα - учение, постановление, решение, мнение], основное положение (доктрина) христианского вероучения.

Употребление термина

В античной философии словом «Д.» обозначались общепринятые мнения (к-рые не всегда отражали истинное учение) или фундаментальные максимы (Plat . Resp. VII 538c; Epict . Diss. IV 11. 8; Cicero . Acad. II 9. 27). В «Государстве» Платон пользуется этим словом и для обозначения обнародованных постановлений, к-рым должны следовать военачальники и воины (Plat . Resp. III 414b). Филон Александрийский с помощью «догматов премудрости» созерцает мир, по-видимому усматривая в догматах описание природной закономерности, царящей в окружающем мире (Philo . De spec. leg. I 269). У Иосифа Флавия это слово выступает в значении «истинного учения» (букв. божественных предписаний): «Каждому иудею от самого рождения полагается почитать божественные предписания (τὸ νομίζειν αὐτὰ θεοῦ δόϒματα)» (Ios . Flav . Contr. Ap. I 42). Этим же словом Иосиф Флавий называет учение секты ессеев (Idem . De bell. II 8. 7).

В НЗ слово «Д.» используется для обозначения имп. указа о проведении переписи (в синодальном переводе «повеление» - Лк 2. 1), определений Иерусалимского Собора (Деян 16. 4), «повелений кесаря» (Деян 17. 7). Однокоренным глаголом ап. Павел обозначает следование нек-рых христиан ветхозаветным предписаниям: «Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений (δοϒματίζεσθε): «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся»»(Кол 2. 20-21). Слово «Д.» ап. Павел употребляет для обозначения учения Иисуса Христа (Еф 2. 15).

Сщмч. Климент Римский при описании законов природы, установленных Богом, использует причастие от глагола δοϒματίζω (постановлять, утверждать): «Плодоносящая земля по Его (Божественной.- М . И .) воле в определенные времена производит изобильную пищу людям, зверям и всем находящимся на ней животным, не замедляя и не изменяя ничего из предписанного Им (μηδὲ ἀλλοιοῦσά τι τῶν δεδοϒματισμένων ὑπ᾿ αὐτοῦ)» (Clem . Rom . Ep. I ad Cor. 20). Сщмч. Игнатий Богоносец «догматами» называет учение Иисуса Христа и апостолов: «Итак, старайтесь утвердиться в учении Господа и апостолов (ἐν τοῖς δόϒμασιν τοῦ Κυρίου κα τῶν αποστόλων)» (Ign . Ep. ad Magn. 13. 1). Мч. Иустин Философ использует глагол δοϒματίζω для описания учения стоиков: «Так называемые стоические философы утверждают (δοϒματίζουσι), что и Сам Бог превратится в огонь…» (Iust . Martyr . I Apol. 20 // PG. 6. Сol. 357). В др. месте он называет Д. нек-рые положения истинной веры, к-рые высказывались языческими философами и поэтами и были, по его мнению, заимствованы ими у ветхозаветных пророков (Ibid. 44 // PG. 6. Сol. 396). Мч. Иустин использует также необычное словосочетание «безбожные догматы» (рус. пер.: безбожное учение): «Многие... безрассудно увлеченные, как агнцы волком, становятся пищей безбожного учения (βορὰ τῶν ἀθέων δοϒμάτων)» (Ibid. 58 // PG. 6. col. 416).

В «Речи против эллинов» Татиана «догматы» - мнения, порожденные языческими представлениями о богах (Tat . Contr. graec. 8 // PG. 6. Сol. 824). В этой связи он называет «догматами» и учение Платона (Ibid. 25 // Сol. 860). При обращении к Откровению Татиан использует слово «Д.» применительно к закону Моисея (Ibid. 40 // Сol. 884) и к христианской доктрине (Ibid. 19 // Сol. 849 А). Описывая языческое учение о переселении душ (перевоплощении), свт. Феофил Антиохийский называет его Д. (Theoph . Antioch . Ad Autol. // PG. 6. Сol. 1132). Слово «Д.» неоднократно встречается в сочинении Оригена «О началах», часто в выражении σωτήρια δόϒματα (спасительные догматы), и означает обычно христ. учение (Orig . De princip. // PG. 11. Сol. 253, 345).

Мн. значения слова «Д.» отражены в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Этим термином он обозначает декреты сената (Euseb . Hist. eccl. II 2), имп. эдикты (Ibid. IV 6), указы и распоряжения местных властей (Ibid. IV 26), церковное учение (τὰ ἐκκλησιαστικὰ δόϒματα - Ibid. III 26), постановления Поместных Соборов (Ibid. V 23; VI 43), ереси Мани, выдававшего себя за Христа (Ibid. VII 31), и последователей Савеллия (Ibid. VII 6).

Начиная с IV в. слово «Д.» в церковном употреблении постепенно теряет ряд значений и все чаще используется для обозначения христ. вероучения. При этом у нек-рых св. отцов уже встречается разграничение понятий «догматическое учение» и «нравственное учение». Такое разграничение устанавливают свт. Кирилл Иерусалимский (Сyr . Hieros . Catech. 4. 2) и свт. Григорий Нисский (Greg . Nyss . Ep. 24). Свт. Василий Великий делит христ. учение на δόϒματα (догматы) и κηρύϒματα (проповедь) (Basil . Magn . De Spirit. Sanct. 27 // PG. 32. Col. 188).

Догматические тексты

Христианское вероучение, содержащееся в Божественном Откровении, находит выражение в Д. Церкви. Самыми древними догматическими сводами, существовавшими в различных Поместных Церквах и региональных общинах, были Символы веры . Впосл. к ним были присовокуплены догматические постановления 7 Вселенских Соборов, включая и догматические постановления Поместных Соборов, утвержденных на Трулльском Соборе (см. в ст. Вселенский VI Собор). Наряду с ними, замечает архиеп. Василий (Кривошеин) , в силу особой авторитетности можно поставить определения К-польского Собора 879 г., а также К-польских Соборов 1341-1351 гг. о сущности Божией и энергиях, представляющих собой нетварную божественную благодать. Архиеп. Василий также придает догматическое значение Исповеданию веры свт. Григория Паламы , провозглашенному на Соборе 1351 г., и Исповеданию веры свт. Марка Евгеника Эфесского на Ферраро-Флорентийском Соборе , «где устами св. Марка говорила вся Святая Церковь» (Символические тексты в Православной Церкви // БТ. 1968. Сб. 4. С. 32). Продолжая этот перечень, архиеп. Василий замечает: «Можно без преувеличения сказать, что анафора литургии св. Василия Великого и св. Иоанна Златоуста по своей богословско-догматической авторитетности нисколько не уступает догматическим постановлениям Вселенских Соборов. Особенно это верно об анафоре св. Василия Великого, где все основные моменты христианского учения: творение, грехопадение, Воплощение, Воскресение, спасение, конечные судьбы человека - выражены так полно, ярко и глубоко. Да и троическое богословие раскрыто в ней с той же силою. И все это богословие есть плод и выражение соборной евхаристической молитвы, источника и корня нашей веры» (Там же. С. 33).

Познание «отчасти» (1 Кор 13. 12) и познание догматической полноты веры

Догматическое сознание Церкви не ограничивается перечисленными доктринальными текстами. Оно содержит всю полноту вероучительной истины, необходимую для спасения человека. Такое утверждение не противоречит известным словам ап. Павла о познании «отчасти»: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13. 12). Главной особенностью христ. познания является то, что оно антиномически совмещает в себе познание «отчасти» с познанием полноты церковного вероучения, о к-рой писал ап. Иоанн Богослов: «Вы имеете помазание от Святого (Духа.- М . И .) и знаете все» (1 Ин 2. 20). Познание «отчасти» обусловлено тем, что Божественное Откровение адресовано человеку, живущему, по апостолу, «теперь», т. е. в веке нынешнем, а не «тогда», т. е. в парусии, в веке грядущем, и «могущему вместить» (Мф 19. 12) лишь то, что способна воспринять его падшая природа. Вместе с тем для этой природы в Церкви открывается возможность получить «помазание» от Св. Духа, Который, согласно словам Иисуса Христа, «научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин 14. 26). А говорил Божественный Учитель Своим ученикам «все, что слышал от Отца» (Ин 15. 15). Т. о., Христос действительно возвестил апостолам полноту истины, включающую и полноту веры. В свою очередь «апостолы,- пишет сщмч. Ириней Лионский,- как богач в сокровищницу, сполна положили в Церковь все, что относится к истине…» (Iren . Adv. haer. III 4. 1). «И потому как ни несоизмеримо и далеко нынешнее познание «отчасти» от обетованного познания «лицом к лицу», и ныне, как и всегда, полная и завершенная Истина раскрывается в церковном опыте, Истина единая и непреложная, ибо открывается Сам Христос» (Флоровский Г ., прот . Дом Отчий // Он же . Вера и культура. СПб., 2002. С. 249). Именно Сам Христос стучится в сердце каждого человека в надежде, что хозяин этого сердца откроет Ему и Он будет жить в человеке как Абсолютная Полнота и Абсолютная Истина (Откр 3. 20; Ин 14. 6; ср.: Гал 2. 20).

Христос - Живая Истина

Естественно возникает вопрос: почему догматическое сознание Церкви, содержащее полноту вероучительной истины, не нашло полного отражения в церковных вероучительных текстах, т. е. в догматических определениях? Ответ на этот вопрос содержится в одной из главных особенностей догматического учения Церкви. Это учение не является, по выражению свящ. Павла Флоренского , «теоретической декларацией» христ. веры (Из богословского наследия // БТ. 1977. Сб. 17. С. 113). Таковой его могут воспринимать только «рационалистические богословы», полагающие, что тот или иной Д. или догматический свод, каким является, напр., Никео-Константинопольский Символ веры, есть всего-навсего «акт о вере», хотя и соборный (Там же). Таким же образом догматическое учение Церкви обычно представляется теми, кто не знают ни подлинной природы Д., ни подлинной природы христианства. Любой человек, незнакомый с христианством, не может даже представить себе того, что Абсолютная Истина, исповедуемая христианством, есть Истина Живая; этой Истиной является Сам Основатель христианства Иисус Христос, сказавший о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин 14. 6). Не мог этого представить себе и Пилат, обратившийся к Христу с вопросом: «Что есть истина?» (Ин 18. 38). Хотя этот вопрос соответствовал извечным вопрошаниям человечества об истине, однако в разговоре Пилата с Христом поставлен он был неверно. Истина в христианстве - Сам Христос, а не сумма знаний, пусть и безошибочных. Соответственно этому процесс познания христ. истины, включая и полноту истины догматической, становится путем соединения с Христом. Как ни в какой др. религии, ни в какой философии и ни в какой науке, учение в христианстве не является ни самоцелью, ни даже главной целью. Сколько бы человек ни изучал его, он будет знать о Боге, по-видимому, все равно меньше, чем знают о Нем духи злобы, к-рые тоже веруют (Иак 2. 19), однако ни их вера, ни их знание не приносят им никакой пользы.

Д.- опытно постигаемая реальность

Христ. учение лишь средство к неизмеримо более высокой цели - обожению человека (Лосский В . Мистическое богословие. С. 10). При этом и само учение не есть плод рациональной мысли. Догматические истины, замечает прот. Г. Флоровский, «суть истины опыта, истины жизни, и раскрываться они могут и должны не через логический синтез или анализ, но только через духовную жизнь, через наличность засвидетельствованного вероучительными определениями опыта» (Флоровский Г ., прот . Дом Отчий. С. 252). В основе догматических истин и определений должно лежать не только Божественное Откровение, но и опыт духовной жизни, через призму к-рого Бог для христианина становится не Богом философов и ученых, а Богом, живущим в его сердце, т. е. Живой Истиной, каковой и является Иисус Христос. Иными словами, в основе догматических истин «должен лежать не вывод, а видение, созерцание», к-рое достижимо «только через молитвенный подвиг, через духовное становление верующей личности, через живое причастие вневременному опыту Церкви» (Там же. С. 252-253).

Т. о., догматические тексты не являются результатом дискурсивного мышления о Божественной реальности, хотя и основанного на Свящ. Откровении. Они рождаются из опыта богопознания и появляются в виде вероучительных определений как результат этого опыта. Отсюда следует, что для постижения Божественной реальности прямой необходимости в существовании Д. как вероопределений не существует. Человек, живущий полнотой церковной жизни, тем самым приобщается и к полноте догматического сознания Церкви и по существу не нуждается в дополнительных догматических формулировках того, чем он живет. Дух Божий действительно учит такого человека «всему» (Ин 14. 26), а сам человек, став жилищем Св. Духа, приобретает благодатную способность постигать «все» (1 Ин 2. 20). Такой человек не нуждается не только в догматических текстах, но, как это ни парадоксально, даже и в тексте Свящ. Писания. Свт. Иоанн Златоуст по этому поводу пишет: «По-настоящему, нам не следовало бы иметь и нужды в помощи Писаний, а надлежало бы вести жизнь столь чистую, чтобы вместо книг служила благодать Духа и чтобы, как те исписаны чернилами, так и наши сердца были исписаны Духом. Но так как мы отвергли такую благодать, то воспользуемся теперь хотя бы вторым путем. А то, что первый путь был лучше, это Бог показал и словом, и делом» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Далее свт. Иоанн, обозревая ветхозаветную историю, отмечает, что с Ноем, Авраамом и его потомками, с Иовом, Моисеем «Бог беседовал не через письмена, а непосредственно, потому что находил их ум чистым». «Письмена» же явились результатом того, что «еврейский народ пал в самую глубину нечестия». Аналогичное явление свт. Иоанн наблюдает и в новозаветные времена. «Апостолам,- замечает он,- Бог не дал чего-либо писаного, а обещал вместо Писаний даровать благодать Духа» (Ibidem). Преимущество благодатного пути для ап. Павла очевидно: «Вы,- пишет он, обращаясь к христианам Коринфа,- показываете собою, что вы - письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого; не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор 3. 3). «Нужда в наставлении письменном (т. е. в Свящ. Писании.- М . И .) в христианстве,- с прискорбием говорит свт. Иоанн,- это тоже результат уклонения от истинного учения и от чистоты жизни и нравственности» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Аналогичное суждение имеется у прп. Исаака Сирина , к-рый признает необходимость Свящ. Писания только для тех, к-рые еще не достигли духовного совершенства. «Пока человек не примет Утешителя (т. е. Св. Духа.- М . И .), потребны ему Божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлелось в мысли его и непрестанным чтением обновлялось в нем стремление к добру и охраняло душу его от тонкости греховных путей, потому что не приобрел он еще силы Духа, которая удаляет заблуждение… Но когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда тайно учится он у Духа и не имеет нужды в пособии вещества чувственного» (᾿Ισαάκ τοῦ Σύρου . Λόϒοι ἀσκητικοί (κζ´-ΞΑ´) // Θιλοκαλία τῶν νηπτικῶν κα ἀσκητικῶν. Θεσσαλονίκη, 1991. Τ. 8 Β. Σ. 346-347; рус. пер.: Исаак Сирин, прп . Слова подвижнические. Серг. П., 1911. С. 314).

Т. о., святоотеческая мысль ориентирует человека, стремящегося к постижению Божественной реальности, не на догматические вероопределения и даже не на Свящ. Писание, а на благодать Св. Духа, к-рая была бы для него «вместо книг» (Ioan . Chrysost . In Matth. 1 // PG. 57. Сol. 14). Вместе с тем она предупреждает, что человек, чуждый благодати и оставшийся наедине с Писанием, а не в живом единстве со Христом, неизбежно подвергается заблуждениям, от к-рых Свящ. Писание, хотя оно и является Божественным Откровением, не может удержать. «Священное Писание,- замечает по этому поводу прп. Викентий Леринский ,- не все понимают в одном и том же смысле, но один толкует его изречения так, другой - иначе; так что почти сколько людей, столько же, по-видимому, можно извлечь из него и смыслов» (Vincent . Lirin . Common. // PG. 50. Col. 640). Прп. Викентий не имеет в виду многообразие экзегетической традиции, нашедшей отражение в соборном опыте Церкви; в людях, о к-рых он говорит, он видит тех, к-рые не руководствуются этим опытом, а изобретают свои пути постижения Писания. Такими путями, по замечанию прп. Викентия, как правило, шли еретики, «необыкновенно много» цитировавшие Свящ. Писание. Писанием любит пользоваться даже диавол. Более того, для него «нет более легкого пути к обману, как ссылка на авторитет слова Божия». Не случайно он «напал свидетельствами из Писаний» «на Самого Господа» (Ibid. Col. 672-673).

Причины появления догматических определений

Христианин спасается не Писанием и не догматами, а тем, что приобщается к источнику Божественной жизни. Тем не менее ряд вероучительных истин все же нашел отражение в догматических определениях. Это произошло не потому, что данные истины в системе христ. учения имеют самое главное значение. Для опровержения этого мнения достаточно вспомнить, напр., что Д. Искупления , являющийся основным Д. христианства, ни на каком Соборе не был сформулирован. Появление догматических определений не обусловлено внутренней необходимостью церковной жизни. В новых или более точных догматических формулировках Церковь не нуждается, тем более что догматическая формулировка, какой бы точной она ни была, никогда не может быть абсолютно адекватной содержанию Д.

История христ. Церкви свидетельствует, что догматическое творчество Соборов - это ответ Церкви на вызов, брошенный ей теми людьми, к-рые не жили полнотой церковной веры и искажали эту полноту, порождая всевозможные догматические заблуждения и совращая ими с истинного пути церковной жизни других. «Злоба еретиков и богохульников,- пишет свт. Иларий Пиктавийский,- вынуждает нас совершать вещи недозволенные, восходить на вершины недостижимые, говорить о предметах неизреченных… Следовало бы довольствоваться тем, чтобы с искренней верой выполнять то, что нам предписано, а именно: поклоняться Богу Отцу, почитать с Ним Бога Сына и исполняться Святым Духом. Но вот мы вынуждены пользоваться нашим слабым словом для раскрытия таин неизреченных. Заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения человеческим языком тех таин, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ» (Hilar . Pict . De Trinit. II 2).

Соборные догматические определения появились в силу чисто внешних, отнюдь не церковных причин; лжеучения носили антицерковный характер и угрожали единству Церкви, почему и были названы «ересями». «Если бы,- говорят отцы VI Вселенского Собора,- все в начале принимали евангельскую проповедь просто и искренно и довольствовались апостольскими постановлениями, дела шли бы хорошо и удобно… Но вражия сила сатаны не знает покоя, а выставляет своих слуг... которые ложными догматами поражают мысль многих» (ДВС. Т. 4. С. 232). Поэтому цель, преследуемая догматическим творчеством Соборов, сводилась к самому главному - защите правосл. вероучения от еретических заблуждений. Отцы Вселенских Соборов, как они сами об этом пишут, «разрушенное еретиками исправляли и расстроенное ими приводили в согласие» (Там же. С. 563). Ошибочно полагать, что ереси были порождены терминологической неопределенностью богословского языка того времени или же отсутствием догматических формулировок и богословских разработок по тем или иным вопросам вероучения. Хотя все это и сказалось на становлении вероучительной мысли, оно не было определяющим в процессе возникновения еретических заблуждений. Несмотря на авторитет проф. В. В. Болотова в церковной науке, нельзя согласиться с его утверждением о том, что «не было бы никаких последующих ересей, если бы уже на Первом Вселенском Соборе была установлена точная богословская терминология» (Болотов . Лекции. Т. 4. С. 38). Если бы главной причиной возникновения лжеучений было отсутствие точной богословской терминологии, сами лжеучители не подвергались бы такому строгому осуждению Церкви. За ошибки богословствующей мысли, порожденные терминологической неопределенностью, Церковь никогда не предавала анафеме. Ересь, по справедливому замечанию прот. Сергия Булгакова , есть уклонение не столько «религиозной мысли», сколько «религиозной жизни» (Булгаков . 1917. С. 69). Появление ересей было вызвано не к.-л. неопределенностью в догматическом учении, а тем, что «еретики,- как сказано в деяниях Вселенского VII Собора ,- не имели желания познать истину» (ДВС. Т. 4. С. 568), что «они отвергли изучение учения и предания святых апостолов и преславных отцов наших, а потому оказались непричастны их учительного наставления, как не согласные с их преданием» (Там же. С. 523). Отсутствие соборного догматического определения по тому или иному вопросу веры не являлось для еретика смягчающим обстоятельством, и он осуждался Собором независимо от того, выработала ли Церковь по вероучительному вопросу, по к-рому он заблуждался, соборное определение. Так, напр., Феодор Мопсуестийский был осужден Вселенским V Собором не только до появления соборной формулировки, но даже после смерти. Защитники Феодора, пытаясь оправдать его, указывали, что он «умер в общении с церквами» (Там же. Т. 3. С. 380), имея в виду тот факт, что Феодор никаким Собором при жизни осужден не был. Отцы V Вселенского Собора на это ответили, что такой довод - «ложь и клевета против Церкви. Ибо в общении и в мире с церквами умер тот, кто даже до смерти и сохранил, и проповедал правые догматы Церкви. Но что Феодор не сохранил и не проповедал правых догматов Церкви, это известно из его богохульств» (Там же). Для отцов Собора главным было не формальное осуждение, к-рому Феодор действительно не подвергался, а то, что еретик «произносит на себя анафему самим делом, отделяя самого себя чрез свое нечестие от истинной жизни» (Там же. С. 466).

Сотериологическое значение Д.

Когда Церковь Христова боролась за чистоту веры, в первую очередь в период Вселенских Соборов, она отстаивала не столько специальные термины, богословские понятия и догматические формулировки, сколько возможность жизни в Боге, ибо искажение христ. вероучения неизбежно приводит к искажению духовной жизни, а нередко и к духовной смерти. По объяснению В. Н. Лосского , «вся сложная борьба за догматы, которую в течение столетий вела Церковь, представляется нам, если посмотреть на нее с чисто духовной точки зрения, прежде всего неустанной заботой Церкви в каждой исторической эпохе обеспечить христианам возможность достижения полноты… соединения с Богом» (Лосский В . Мистическое богословие. С. 10). Опровергая гностиков, Церковь отстаивает «саму идею обожения»; выступая против ариан, она защищает Божественную природу Второй Ипостаси, ибо «если воплотившееся Слово…- не Истинный Бог, то наше обожение невозможно»; в борьбе с несторианством она сокрушает «средостение, которым в Самом Христе хотели отделить человека от Бога», а через опровержение аполлинарианства и монофизитства свидетельствует о полноте человеческой природы, воспринятой Богом Словом ради ее исцеления. Церковь «борется с монофелитами, ибо вне соединения двух воль во Христе - Божественной и человеческой - невозможно человеку достигнуть обожения» (Там же. С. 10-11). Совершенно неприемлемыми оказываются представления, согласно к-рым многие из споров о христ. вероучении «были спорами о букве, не имеющими никакого реального религиозного значения». Подобные представления можно встретить не только у нерелигиозных людей, но даже и у христиански мыслящих писателей. Так, С. Л. Франк утверждал, что «в истории христианской мысли и жизни бесконечно злоупотребляли… понятиями истинной веры и ереси; людей истязали и убивали, человеческую жизнь калечили, проливали реки крови из-за признания или отрицания буквы догматов, подлинный смысл которых часто оставался непонятным обеим борющимся сторонам» (Франк . 1964. С. 123-124). Такое описание догматических споров не может быть признано объективным даже с учетом того, что «о христологических формулах… яростно спорили… в 4-м веке базарные торговки Константинополя» (Там же).

Понимание Д. в католичестве

Описанная догматическая традиция периода Вселенских Соборов со временем была нарушена в Зап. Церкви, отделившейся от Восточной. Католич. Церковь стала признавать не только возможность, но и необходимость появления новых Д. (см. ст. Догматического развития теория). Ватиканским I Собором (1870) был принят Д. о папской непогрешимости; буллой «Ineffabilis Deus» (1854) папы Пия IX (по т. н. праву непогрешимого учительства) утвержден Д. о непорочном зачатии Девы Марии; Д. о взятии Девы Марии в Небесную Славу с душой и телом утвердила апостольская конституция «Munificentissimus Deus» папы Пия XII (1950). Д. о непорочном зачатии противоречит учению о всеобщей греховности человеческого рода (см. в ст. Богородица). Д. о непогрешимости папы основан на утверждении папы как наместника Христа на земле - правосл. экклезиология не принимает самого понятия наместничества Христа.

Католич. понимание Д. оказало влияние на нек-рых правосл. богословов. По мысли еп. Сильвестра (Малеванского) , «сделаться догматом» и «получить догматическое значение» истина веры может только на Вселенском Соборе, так что без этого «церковного акта» члены Церкви не могут иметь «неоспоримых для всех истин» веры (Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие. Т. 1. С. 19). Подобные высказывания ставят под сомнение как полноту веры, изначально содержащейся в Церкви, так и проявление ее догматического сознания помимо Вселенских Соборов. Таких Соборов со времени основания Церкви не было около 3 столетий. Однако это не означает, что Церковь - «столп и утверждение истины» (1 Тим 3. 15) - в этот период не имела «неоспоримых для всех истин» веры. Кроме того, поскольку Вселенскими Соборами было принято лишь незначительное количество догматических оросов, большая часть христ. вероучения так и осталась без соборных определений. Однако это ни в коей мере не снижает эту часть догматического достоинства и не делает ее «пререкаемой». Ошибкой авторов подобных высказываний является их убеждение в том, что Д. рождается в соборной формулировке, т. е. одновременно с ее принятием на Вселенском Соборе. В этот момент, как они считают, та или иная истина веры, «извлекаемая» из Откровения, «возводится» «на степень несомненной, непререкаемой истины» (Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие. Т. 1. С. 19). Так что, согласно этой т. зр., Д., не порожденных соборным актом, не существует. На самом же деле догматические соборные определения в содержание веры не привносят ничего нового. Отвергая ереси, они лишь защищают правосл. учение. Участники Вселенских Соборов не разрабатывали новых Д., а утверждали старые, давая им те или иные определения в зависимости от характера ересей и др. сопутствующих обстоятельств (напр., особенностей направлений различных богословских школ и богословской терминологии тех времен). Догматическое определение не рождает новый Д.; оно само рождается из Д., изначально существующего в догматическом сознании Церкви. Оросы Вселенских Соборов не являются непременным условием, без к-рого христ. Д. не могут существовать.

Соотношение содержания Д. и догматического определения

При определении статуса догматических формулировок необходимо также учитывать тот факт, что они, как, впрочем, и любые др. богословские определения, в силу непостижимости Божественной реальности, ими выражаемой, по причине ограниченности человеческого познания и несовершенства человеческого языка никогда не могут быть полностью адекватными тому содержанию, к-рое они выражают. Человеку, по замечанию прот. С. Булгакова, приходится говорить о Боге «в числовых, временных, пространственных определениях, принадлежащих нашему эмпирическому миру. Бог - Един, Бог - Троичен в Лицах: единица, три - это числа, подлежащие всей числовой ограниченности. С помощью единицы совсем нельзя выразить Единого Божества, ибо единица существует лишь во множественности; и Три в Святой Троице суть совсем не три в смысле счета: раз, два, три или один-один-один… Число выражает здесь то, что есть сверхчисло и сверхвеличина; время - то, что есть сверхвремя; вечность и пространство - то, что сверхпространственно…» (Булгаков . 1917. С. 70-71). Неадекватность догматического определения его содержанию, рассмотренная прот. С. Булгаковым на примере Д. о Св. Троице, имеет место и во всех др. Д., т. к. все они несут на себе печать Божественной тайны. И хотя содержание Д. может быть созерцаемо в опыте духовной жизни, его вербальная передача и «рациональное выражение» есть «не первичная основа веры, а скорее… вехи, схематически отмечающие структуру ее содержания». «Живая полнота восприятия религиозной реальности» достигается только «в конкретном опыте общения с Богом», а потому не может быть исчерпана «никакими… догматическими формулами» (Франк . 1964. С. 118).

Для отцов Вселенских Соборов, объективно оценивавших значение догматических формулировок, принятие соборных оросов не было самоцелью. «Православному учительству вообще не свойственно множить догматы за пределами насущной необходимости… Ошибочно думать, что установленными догматами… исчерпывается все вероучение… напротив, область вероучения, фактически содержимого Церковью и в ней раскрывающегося, много обширнее существующих догматических определений и даже, можно сказать, никогда ими исчерпана быть не может» (Булгаков . 1965. С. 194-195).

Апология Д.

Церковное сознание придает Д. исключительное значение. Догматическое учение Церкви по существу является фундаментальной основой, на к-рой должна быть созидаема жизнь личности, общества и мира в целом. Что касается сознания нецерковного, то оно, естественно, такого значения за Д. не признает. Более того, оно, как правило, использует само слово «Д.» (или «догма») для обозначения устаревших и «окостеневших» доктрин или отдельных положений, слепо принимаемых на веру или под давлением авторитета. Это происходит потому, что нецерковное сознание воспринимает Д. Церкви как нечто консервативное, мешающее развитию человека и его творческому совершенствованию. «В сознании современного, образованного человека, выросшего в духовной атмосфере последних веков, т. е. под влиянием критики Церкви и ее учения, слово «догмат» стало прямо означать какую-то неподвижную, застывшую, омертвевшую мысль,- как бы оторвавшуюся от своего живого корня, от свободного умственного усилия познания и понимания; а слово «догматический» стало синонимом слепого, скованного, неподвижного склада ума» (Франк . 1964. С. 107). Для людей, далеких от христианства, сам факт наличия в Церкви Абсолютной Истины, к-рая находит выражение в догматическом учении Церкви, является неприемлемым, и это преимущество Церкви, обладающей истиной, превращается для них в ее недостаток, т. к. в нем они усматривают сползание Церкви к застою и консерватизму. Для таких людей более предпочтительной была бы Церковь, к-рая искала бы истину, как ищут ее на различных путях человеческого познания (в науке, философии и т. п.), т. к. поиск истины нецерковное сознание ассоциирует с совершенствованием человека. Однако церковное обладание истиной не исключает совершенствования человека. Более того, заповедь: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф 5. 48) - является самой главной заповедью в христианстве. Наличие в Церкви Абсолютной Истины не препятствует познанию человека и его совершенствованию, хотя и понимаемым в христианстве иначе, чем в различных гносеологических системах. Христос сказал: «...познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8. 32).

Основной особенностью Д. является то, что он отражает Абсолютное Начало, Абсолютное Бытие и Абсолютную Истину. Этим он значительно облегчает путь человека, на протяжении тысячелетий стремящегося к познанию Абсолютного с помощью истин промежуточных, частичных и относительных. Однако сам человек в процессе познания далеко не всегда пользуется догматическим богатством Церкви. Христ. максима - Христос есть Истина (Ин 14. 6), к-рая освобождает человека (ср.: Ин 8. 32), продолжает звучать в мире, лежащем во зле (1 Ин 5. 19). Наличие в христианстве широко разработанной догматической системы не вступает в противоречие с этой максимой. Христ. религия, имеющая по сравнению с др. религиями наибольшее количество Д., в то же время является религией подлинной свободы, в к-рой человек обретает достоинство, величие и бессмертие.

Лит.: Сильвестр (Малеванский), еп . Богословие; Леруа Э . Догмат и критика. М., 1915; Булгаков С ., прот . Свет Невечерний. Серг. П., 1917; он же . Православие. П., 1965; Ведерников А . [Рец. на:] Иеромонах Петр (Павел Л"Юиллье). Православное понимание догмата // ЖМП. 1955. № 6. С. 70-72; Франк С . Л . С нами Бог. П., 1964; Elze M . Der Begriff des Dogma in der Alten Kirche // ZTK. 1964. Bd. 61. S. 421-438; Kasper W . Dogma unter dem Wort Gottes. Mainz, 1965; Söll G . Dogma und Dogmenentwicklung. Freiburg i. Br., 1971; Лосский В . Н . Догмат о непорочном зачатии // БТ. 1975. Сб. 14. С. 121-125; он же . Догмат Церкви и экклезиологические ереси // БТ. 2003. Сб. 38. С. 237-247; Шаргунов А ., свящ . Догмат в христ. жизни: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1982. Ркп.; Яннарас Х . Вера Церкви. М., 1992; Иванов М . С . Догмат: Содержание и определение // БВ. 1998. Т. 2. № 1. С. 83-107.

М. С. Иванов

Перевод с сербского Сергея Фонова

Преп. Иустин Попович

§ 1. Понятие догматики

В самом термине "догматика" содержится предмет догматики и понятие о ней, которые сами собой подсказывают логическое определение: догматика - это наука о догматах христианской веры. Но поскольку в разных христианских вероисповеданиях догматы могут различно пониматься и истолковываться, то Православная Церковь, излагая и истолковывая богооткровенные догматы в духе евангельском, апостольском и вселенском, называет свою догматику православной, выделяя ее тем самым и ограждая от неевангельских, не-апостольских, невселенских, неправославных пониманий догматов спасения. Следовательно, православная догматика - это наука, которая систематически и в духе Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви излагает и дает истолкование догматам христианской веры.

§ 2. Понятие догматов

Догматы - это богооткровенные вечные истины веры, содержащиеся в Святом Откровении и хранимые, изъясняемые и сообщаемые Церковью как Божественные, животворящие и неизменные правила спасения. Само слово "догмат" (dogma) имеет греческое происхождение, оно образовано от глагола dokein (мыслить, полагать, (в 3-м лице dedoktai - решено, считать, веровать) в его форме dedogmai определено) и этимологически означает мысль, получившую свое определение и утвержденную в качестве неоспоримой логической истины в какой бы то ни было сфере человеческой деятельности: философской, религиозной, законодательной. Древнегреческие и древнеримские писатели употребляют слово "догмат" в философском, нравственном, законодательном смысле со значением "учение", "правило", которое вследствие своей неоспоримой истинности для многих приобрело значение логически и фактически обязательной истины, заповеди, закона, предписания (повеления).

В Ветхом Завете слово "догмат" означает, с одной стороны, политические распоряжения, государственные указы и законы (cм.: Дан. 2, 13; 3, 10; 6, 8–9; Есф. 3, 9), а с другой - заповеди Моисеева закона (см.: Иез. 20, 24) либо предписания, относящиеся к религиозной жизни вообще (см.: 2 Мак. 10, 8; 15, 36).

В Новом Завете слово "догмат" употребляется пять раз в двояком смысле: в политическом - и означает царские указы и повеления (см.: Лк. 2, 1; Деян. 17, 7) - и в религиозном, отражая предписания Моисеева закона, имевшие в свое время обязательную силу для каждого еврея (см.: Кол. 2, 14), а также новозаветные постановления, обязательные для всех членов Христовой Церкви. Ибо в Деяниях Святых Апостолов говорится, что апостолы Павел и Тимофей предавали верным соблюдать определения, постановленные Апостолами и пресвитерами в Иерусалиме (Деян. 16, 4). Проводя различие между предписаниями Моисеева закона и новозаветными истинами, догматами, апостол Павел говорит, что Господь Иисус Христос закон заповедей (Моисеевых) догматами упразднил (ср.: Еф. 2, 15).

Следовательно, еще с апостольских времен сформировалось церковное значение слова "догмат" как Божественной, неоспоримой, абсолютной и общеобязательной истины веры. Великий ревнитель богоданного, апостольского Предания святой Кирилл Иерусалимский основные истины веры, содержащиеся в Символе Иерусалимской Церкви, называет необходимыми догматами, догматами благочестия, а подвиг веры, которым они усвояются, именует догматическим образом веры. Всецелое новозаветное учение о Боге он называет догматами о Боге, а личное и животворящее усвоение этих догматов деятельной верой считает необходимым условием спасения, делая вывод: "Величайшая польза - изучение догматов". Перечислив все новозаветные истины о Боге, Божием Сыне, Святом Духе, о добре и зле и вообще о домостроительстве спасения, святой Григорий Богослов призывает оглашенных свое благо, свое спасение, свою новую жизнь утверждать "на основании этих догматов". Святой Григорий Нисский разделяет все христианское учение на две части: на нравственную часть и на точные догматы. Святой Иоанн Златоуст под догматами разумеет христианское вероучение, а Викентий Леринский вселенским догматом именует вселенскую веру. На Вселенских Соборах слово "догмат" употреблялось в значении "истины христианского вероучения", и святые отцы на Соборах нарицают догматами свои определения о вере, тогда как все прочие решения и предписания именуют канонами, правилами. Это отчасти отражается и в том, что Церковь дает наименование догматика тем богослужебным стихирам, которые содержат в себе вероучение о Пресвятой Богородице, о воплощении Господа Иисуса Христа, о двух естествах в одном Лице Богочеловека.

Таким образом, на языке Церкви догматами в строгом смысле этого слова называются только те богооткровенные истины, которые касаются веры, в отличие от богооткровенных истин нравственного, обрядового и канонического характера, но при этом никогда нельзя упускать из виду, что все они, в конце концов, составляют одно неделимое целое.

§ 3. Свойства догматов

То, что догматы делает вечными Божественными истинами и характеризует их как таковые, суть их особые свойства: богооткровенность, церковность, общеобязательность и неизменность.

а) Богооткровенность - это основное свойство, которое догматы делает догматами, ибо оно утверждает их Божественное происхождение. Согласно этому, догматы - это не только истины веры, но истины веры, открытые Самим Богом. Божественное происхождение делает их неопровержимо истинными, вечными, спасительными, непостижимыми, над-умными. Если бы Сам Бог не открыл догматы, до них никогда никакими усилиями не смогло бы дойти ни разумное человечество в целом, ни тем более разум отдельного человека. Следовательно, догматы суть предмет веры; они приемлются верой как над-разумные божественные истины, что и подчеркивает Церковь, начиная Символ веры со слова "Верую...". Имея Божественное происхождение, догматы содержат богооткровенные истины о Троичном Божестве и Его отношении к миру и человеку, то есть о Боге как Творце, о Боге как Промыслителе, о Боге как Искупителе, о Боге как Освятителе и о Боге как Судии. А во всем этом только Бог знает Себя, поэтому только Он и может открыть Себя и Свои истины (см.: Мф. 11, 27). Делает же Он это через Своего воплощенного Единородного Сына (см.: Ин. 1, 18, 14), в Котором обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9), а тем самым - и вся полнота Божественных истин, которые Он открывает по Своему Божественному благоволению тем, кто верует в Него, живет Им и ради Него. В силу того что эти догматические истины суть истины Христовы, они Божественны, вечны, неизменны и абсолютно достоверны (см.: Ин. 14, 6; 1, 17; 8, 12; 12, 35, 46). Они - совершенное и законченное Откровение Божие, то есть то последнее слово, которое Бог непосредственно возвещает людям через Своего Единородного Сына (см.: Евр. 1, 1).

Божественное происхождение отличает христианские догматы как вечные Божественные истины от догматов нехристианских религий и философских учений как истин человеческих, относительных, преходящих. Вне Христова Откровения нет вечных, Божественных догматических истин и быть не может. Божественные догматы раз и навсегда даны в Святом Откровении, и Церковь как таковые хранит их и исповедует. Имея в виду Божественное происхождение догматов и все, что из этого проистекает, святые Отцы и учители Церкви называют догматы догматами Божиими, догматами Христовыми, догматами Господними, догматами евангельскими, догматами Божественными, догматами апостольскими, догматами истины, догматами небесной философии. Святой Василий Великий пишет: "Из догматов и проповедей, хранимых в Церкви, одни имеем из писаного учения (то есть Священного Писания), а другие, которые дошли до нас из апостольского Предания, мы приняли таинственно, но и те и другие имеют одинаковую силу для благочестия".

б) Церковность - это второе отличительное свойство каждого догмата. В силу того, что догматы суть дело Откровения, они и дело Церкви. Ибо Церковь - это Тело Откровения. Несомненно, Божественное Откровение содержит в себе все догматические истины веры, но так как Откровение пребывает только в Церкви, то словесное формулирование и истолкование святых догматов принадлежит Церкви как Богочеловеческому Христову Телу, живущему и действующему Духом Святым. В этой своей деятельности она непогрешима, ибо ее Глава - безгрешный Господь Иисус Христос, а ее душа - Святой Дух истины, наставляющий на всякую истину (ср.: Еф. 1, 23; 5, 23; Кол. 1, 18, 24; Ин. 16, 13). Очевидно, что церковность как свойство догматов органически и логически обусловлена их богооткровенностью и наоборот. Однако между богооткровенностью и церковностью как свойствами догматов никакой человеческой логикой нельзя провести разграничительную линию, как нельзя провести ее между Откровением и Церковью. Ибо Откровение - это Откровение Церковью и в Церкви, равно как и Церковь - Церковь Откровением и в Откровении. Непреложностью своих природ они внутренне неразрывно соединены и взаимообусловлены. Вне Церкви не может быть догматов, ибо вне ее не может быть истинного Божественного Откровения. Догмат является догматом только Церковью, в Церкви, через Церковь. Так как Церковь - единственный, назначенный Богом хранитель и истолкователь Святого Откровения, то она и единственный полномочный судия, по Божественному дару и праву непогрешимо отличающий истинное Откровение от ложного, определяющий каноничность священных книг и провозглашающий богооткровенные истины в качестве догматов. Вне ее, без нее, минуя ее и сами вечные истины Откровения, утрачивая свою Божественную истинность, постоянство и неизменность, становятся добычей своевольных человеческих нравов. Пример тому видим в еретиках, которые обыкновенно отличаются тем, что вечные и над-умные истины Откровения истолковывают по собственному разумению, вовсе не руководствуясь святым, соборным, апостольским, вселенским разумом Церкви. Господь Иисус Христос соделал Церковь Своим Богочеловеческим Телом, навсегда исполнил ее Духом Истины и определил ей быть столпом и утверждением истины (ср.: 1 Тим. 3, 15; см.: Ин. 16, 13; 8, 32, 34, 36), чтобы она через все века служила неустрашимым хранителем и непогрешимым истолкователем вечных, Божественных истин Священного Писания и Священного Предания. Как таковая она не может ни согрешать, ни прельщать, ни заблуждаться. Ее слово во всех вопросах Священного Писания и Священного Предания - это слово Самого Бога. В ней и ею глаголет Господь Иисус Христос Духом Своим Святым, наставляя верующих на всякую истину Святого Откровения. Первое доказательство тому содержится в книге Деяний Святых Апостолов, когда Церковь в лице своих представителей, руководимая Духом Святым, обнародует догматические постановления, обязательные для всех членов Церкви, словами: Изволися бо Святому Духу и нам (Деян. 15, 28; ср.: 16, 4).

В согласии с этим богооткровенным, апостольским принципом проходили все Святые Вселенские Соборы Православной Церкви, непогрешимо истолковывая и возвещая Божественные догматы Святого Откровения. Так как Церковь обладает такой богоданной властью и правом установления святых догматов, святые отцы именуют догматы догматами Церкви, догматами церковными. Следовательно, членом Церкви может быть только тот, кто верует и принимает все догматы веры так, как содержит их и изъясняет Церковь; а того, кто этому противится, отвергая их либо искажая, Церковь отсекает от своего Богочеловеческого Тела и отлучает. Перечислив все догматы предшествующих Вселенских Соборов, святые Отцы Шестого Вселенского Собора постановляют: "Аще кто-либо из всех не содержит и не приемлет вышереченных догматов благочестия, и не тако мыслит и проповедует, но покушается идти противу оных: тот да будет анафема... от сословия христианского, яко чуждый, да будет изключен и извержен" (Правило 1 Шестого Вселенского Собора).

в) Общеобязательность догматов, заповедуемая святыми отцами Шестого Вселенского Собора, - естественное следствие их Божественного происхождения и необходимости для спасения каждого члена Церкви. Откровенные Трисолнечным Божеством, утвержденные и обнародованные Христовой Церковью в качестве вечных, Божественных истин, непреложных для спасения, догматы тем самым обязательны для каждого желающего спастись. Отречение от них - это отречение от Спасителя и Его искупительного подвига спасения [человеческого рода]. Усвоение догматов верой как вечных, спасительных и животворящих Божиих истин приносит каждому человеку спасение и вечную жизнь. В своей богооткровенной чистоте и истинности догматы необходимы для спасения; покушающийся их заменить или переиначить наводит на себя страшную апостольскую анафему: Аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1, 8; ср.: 1 Ин. 2, 21–22). Властью, данной ей от Самого Господа Иисуса Христа (см.: Ин. 20, 21–23; Мф. 18, 17–18), Церковь так поступала и поступает всегда (см.: Правило 1 Шестого Вселенского Собора). От всех, к ней приступающих, она требует исповедания всех Божественных догматов веры; а если и терпит в себе разнообразных грешников, стараясь их исправить и спасти, то, согласно заповеди Спасителя (см.: Мф. 18, 17–18; 10, 32–33; Мк. 8, 38; Лк. 9, 26; 12, 9; ср.: 2 Тим. 2, 12), отлучает от себя тех, которые противятся святым догматам или их извращают.

Принятие догматов - общеобязательное, непременное условие спасения еще и потому, что от этого зависит нравственная жизнь людей. Верой усвоив вечные догматические истины Откровения, человек евангельскими подвигами молитвы, поста, любви, надежды, кротости, смирения, милосердия, правдолюбия и Святыми Таинствами претворяет их в свое естество, постепенно растет возрастом Божиим, чтобы прийти в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13; ср.: Кол. 2, 19). Так как святые догматы - вечные и спасительные Божественные истины животворящей силой Троичного Божества, от Которого они и преподаются, то в них заключена вся сила новой жизни по Христу, вся сила благодатной евангельской морали. Они - поистине глаголы вечной жизни (Ин. 6, 68). В силу того, что это - слова Христовы, они суть дух и жизнь (Ин. 6, 63). Не веруя в них, никто не может ни познать вечного смысла этой временной жизни, ни удостоиться блаженного бессмертия и жизни вечной (см.: Ин. 6, 69; 14, 6; 1 Ин. 5, 20). Лишь когда подвигом деятельной веры человек усвоит вечные догматические Христовы истины, только тогда он становится ветвью на Божественной лозе - Христе и по нему начинают струиться соки вечной, Божественной жизни, укрепляющие его к принесению многого плода для вечной жизни (см.: Ин. 15, 2–7). Это единственный путь, шествуя по которому человек оплодотворяет бессмертием и вечностью свое естество, грехом лишившееся плодоношения. Другого пути нет. В высоту Божественных совершенств человек способен возрастать (см.: Мф. 5, 48), если подвигом самоотверженной веры сделает себя общником корня Божественных, Христовых истин (ср.: Рим. 11, 17).

В действительности догматы - это Божественные заповеди, Божественные правила новой жизни в Духе Святом: ведь своим нетленным светом они освещают верующему человеку весь путь из мрачной пещеры плоти в небесную лазурь Христовой вечности. Отсюда следует, что православная этика есть не что иное, как воплощенная в жизнь догматика. Новая жизнь во Христе вся соткана из догматических истин Святого Откровения. Ибо Церковь - это Тело, в котором божественные догматические истины струятся, подобно крови, оживотворяя вечной жизнью все части богочеловеческого организма. В таинственном, благодатном Теле Церкви всё - животворящей силой Святого Духа - связано в одно чудодейственное Богочеловеческое целое. Кто - православным подвигом веры - вочленит себя в Богочеловеческое Тело Христовой Церкви, тот всем своим существом почувствует, что догматы - это святые, животворящие силы, постепенно перерождающие его из смертного в бессмертного, из временного в вечного. При этом он всей душой начнет осознавать, что животворящие догматические истины совершенно необходимы в сфере человеческой жизни и мышления и что поэтому Церковь совершенно права, отлучая от себя отвергающих догматы либо их искажающих и переиначивающих. Отвержение или искажение догматов равно духовному самоубийству, ибо такой человек отсекает себя от животворящего Тела Церкви, прерывая тем самым жизненную связь между собой и благодатными силами Церкви, которые только и могут исполнить человека вечной, Божественной жизнью и перевести его из смерти в эту вечную жизнь. Незаменимость святых догматов оправдывает всю ревность Церкви в отношении истин веры и объясняет всю ее богомудрую решительность в отлучении тех, кто-либо отвергает, либо извращает Божественные догматы. Если бы Церковь стала к этому равнодушной, то перестала бы быть Церковью, так как удостоверила бы тем самым, что она не осознаёт незаменимости, животворности и спасительности вечных, Божественных истин, содержащихся в святых догматах Откровения.

Догматы суть общеобязательные истины веры еще и потому, что они - богоданные нормы правильного религиозного мышления и верного религиозного чувства. Опираясь на них, каждый христианин может возвышать свою мысль и чувство до недосягаемых божественных совершенств. Вне их он постоянно утопает в зыбком песке человеческого релятивизма, пока тот не поглотит его совсем. Нигде - ни на земле, ни на небе - нет большей свободы и более благоприятных возможностей для бессмертной деятельности человеческой мысли и чувства, как в Божественных, догматических истинах Церкви, ибо они вводят человека в Царство Троичного Божества, в Котором всё бесконечно, вечно и неизмеримо. Есть ли где вящая свобода, чем в неисчерпаемых глубинах и на необозримых высотах Божия Духа? Апостол, глаголющий: где Дух Господень, там свобода, - возвещает вечную истину (2 Кор. 3, 17; ср.: 1 Кор. 2, 10–12; Рим. 8, 16).

г) Неизменность как свойство догматов вытекает из их богооткровенности, церковности и необходимости для человеческой жизни и спасения. Как Богом данные правила веры, от усвоения которых зависит спасение людей, догматы неизменны и неприкосновенны, поэтому Вселенская Христова Церковь анафемой охраняет их неизменность от тех, кто на нее покушается (см.: Правило 1 Шестого Вселенского Собора). Как не изменяется Бог, так непреложны и Его истины. Поскольку догматы суть вечные, Божественные истины - они не изменяются и изменяться не могут, ибо они от Бога, у Которого нет изменения и ни тени перемены (Иак. 1, 17). Преподанные Церкви Самим Богом, сформулированные и утвержденные Церковью, догматы чужды всякой эволюции, умножения либо сокращения. "Догматы Божии неизменны", - говорит святой Василий Великий. "Догматы небесной философии, - пишет Викентий Леринский, - не могут подвергаться никакому изменению, сокращению или извращению, в отличие от земных указов, которые могут совершенствоваться не иначе как непрестанными поправками и примечаниями".

Из указанных свойств, характеризующих догматы как вечные, Божественные истины, следует вывод, что догматы - это истины Откровения, Богом врученные Церкви в качестве Божественных, неизменных и обязательных для всех верных правил веры, без которых и вне которых нет ни спасения, ни познания вечной жизни, ни жизненного смысла.

§ 4. Догматы и Святое Откровение

Божественное Откровение - единственный источник догматов. Троичное Божество открыло людям Себя и Свои истины, чтобы они, имея верное о Нем представление и правильную в Него веру, а к тому же жительствуя Им и Его Божественными истинами, обретали для себя спасение от зла и греха и вечную жизнь. Это Откровение Бог преподавал постепенно, через святых ветхозаветных патриархов и пророков, дабы наконец всецело огласить его и завершить Своим Единородным Сыном, Господом нашим Иисусом Христом. Многочастне и многообразне древле Бог, глаголавый отцем во пророцех, в последок дний сих глагола нам в Сыне, Егоже положи наследника всем, Имже и веки сотвори. Возвещая Свое Откровение, Бог не чинил никакого насилия над человеческим разумом и чувством, ибо возвестил такие Божественные истины, которые люди никогда не постигли бы ни порывом своей мысли, ни силой собственных ощущений. Духом Своим Святым Бог преподал людям то, чего ни человеческий глаз никогда не смог бы увидеть, ни ухо услышать, ни сердце ощутить, - открыл премудрость, сокровенную в тайне Его Пресвятого существа (см.: 1 Кор. 2, 9, 10, 7). Эта Божия премудрость - вечная, бесконечная, превосходящая разум - могла быть преподана людям только через непосредственное Божие Откровение (ср.: Еф. 3, 3; Гал. 1, 12). И что самое удивительное, она не высказана словами, а явлена воплощенной в Лице Богочеловека, Господа Иисуса Христа, - посему Откровение раскрывает и проповедует Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор. 1, 24; ср.: Рим. 1, 16), в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2, 3). Следовательно, Откровение Господа Иисуса Христа едино по природе, по совершенству, по полноте, ибо Он в Своем Богочеловеческом Лице реально являет Бога и все Божии истины, заключенные в границах человеческого тела и во временной и пространственной категории человеческой жизни (см.: Кол. 2, 9; Ин. 14, 9; 1 Ин. 1, 1–2). Слово плоть бысть (Ин. 1, 14), а с Ним - и все Божественные истины, ибо во Христе обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). Став плотью, Он нам возвестил, явил, показал Бога, чего никто никогда, ни до, ни после Него, сделать не мог и не может. Поэтому апостол истинно благовествует: Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил (Ин. 1, 18; ср.: 6, 46; 5, 37; 12, 45). Об этом свидетельствует и Сам Спаситель: Никтоже знает Сына, токмо Отец: ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти (Мф. 11, 27; ср.: Ин. 3, 34–35; 6, 46; Мф. 16, 17).

Такое Откровение, во всем Божественное, совершенное, превосходящее разум, служит единственным источником святых Божественных догматов. "Нам не дана власть утверждать всё что угодно,- свидетельствует святой Григорий Нисский, - в каждом догмате мы руководствуемся Священным Писанием как правилом и законом... Посему и отказываемся постулировать наши догматы, руководствуясь правилами диалектического искусства, на основе выводов и разложения понятий, выстроенных знанием - ведь такой образ изложения ненадежен и подозрителен при удостоверении истины. Ибо всякому понятно, что диалектическая выспренность имеет одинаковую силу как для одного, так и для другого - и для ниспровержения истины, и для осуждения лжи". Так как Троичный Господь, изустно и письменно преподав Откровение, вручил его Своей Церкви на хранение, изъяснение и проповедание, то Божественное Откровение - источник святых догматов в своих двух формах: Священном Писании и Священном Предании. Священное Писание и Священное Предание в их Божественной чистоте и полноте хранит, изъясняет и проповедует Единая Святая Соборная Апостольская непогрешимая Православная Христова Церковь. Так говорят об этом в новейшее время православные первоиерархи: "Православный христианин должен за верное и несомненное принимать, что все члены веры Кафолической и Православной Церкви преданы ей от Господа нашего Иисуса Христа через Его апостолов, изъяснены и утверждены Вселенскими Соборами, и веровать в них, как апостол повелевает: Темже убо, братие, стойте, и держите предания, ихже научистеся или словом, или посланием нашим (2 Сол. 2, 15). Из сего видно, что члены веры получают важность и твердость свою частью от Священного Писания, частью от церковного Предания и учения Святых Соборов и святых отцов… то есть догматы суть двоякого рода: одни преданы письменно и содержатся в книгах Священного Писания, а другие преданы устно апостолами; и сии-то были объяснены Святыми Соборами и святыми Отцами. На сих двоякого рода догматах основывается наша вера... Хотя Церковь и есть творение Божие, составленное из человеков, но она имеет главою Самого Христа, истинного Бога, и Духа Святого, Который непрестанно научает ее и соделывает, как говорит апостол, невестою Христовой, не имеющею пятна, или порока (Еф. 5, 27) и столпом и утверждением истины (ср.: 1 Тим. 3, 15). И ее догматы и учения происходят не от людей, а от Бога. Посему, когда говорим, что мы веруем в Церковь, разумеем, что веруем в Писания, Богом ей преданные, и в Богодухновенные ее догматы… Сие самое побуждает нас веровать не только в Святое Евангелие, Церковью принятое, что заповедал Христос, сказав: веруйте в Евангелие (Мк. 1, 15), но и во все другие Писания и Соборные определения". "Веруем, - свидетельствуют православные патриархи в "Послании Патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере",- что Божественное и Священное Писание внушено Богом; посему мы должны верить ему беспрекословно, и притом не как-нибудь по-своему, но именно так, как его изъясняла и передала оное Вселенская (Кафолическая) Церковь. Ибо и суемудрие еретиков принимает Божественное Писание, только превратно изъясняет оное... Посему мы веруем, что свидетельство Кафолической Церкви не меньшую имеет силу, как и Божественное Писание. Поелику виновник того и другого есть один и Тот же Святой Дух, то все равно - от Писания ли научаться или от Вселенской Церкви. Человеку, который говорит сам от себя, можно погрешать, обманывать и обманываться, но Вселенская Церковь, так как она никогда не говорила и не говорит от себя, но от Духа Божия (Которого она непрестанно имеет и будет иметь своим Учителем до века), никак не может погрешать, ни обманывать, ни обманываться, но, подобно Божественному Писанию, непогрешительна и имеет всегдашнюю важность".

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

«Почему мои отношения с Богом должны регулировать какие-то непонятные догматы Церкви (и еще множество разных церковных правил и установлений)? Ведь эти отношения – мое глубоко личное дело. Зачем эти догматы и церковные правила вообще нужны?» Ответить на эти вопросы далеко не просто ввиду особенной сложности самого понятия «догмата».

Сразу заметим, что догматическое богословие – это тонкая и сложная наука, доступная пониманию узкого круга ученых-специалистов и требующая хорошей базовой подготовки – не только философско-богословской, но и филологической.

Кроме того, понятие «догма» или «догмат» в современном словоупотреблении получило очень характерную окраску. Набор ассоциаций, с которыми оно связано, обычно очень непривлекательный. Во-первых, это обязательно что-то косное, устаревшее, неподвижное, препятствующее всякому росту или развитию. Во-вторых, это что-то связанное с одиозной идеологией, отрицающей всякую свободу. Вспоминаются коммунистические газеты застойных лет, где «догматизм» стоит в одном ряду с «талмудизмом» или еще чем-то подобным, но в любом случае заведомо одиозным. Таким образом, само слово «догма» используется идеологическими противниками в качестве своеобразного ругательства, заменяющего разумные аргументы.

Поэтому, прежде чем говорить о догматах Церкви и о том, зачем они нужны, необходимо понять, что подобный привнесенный смысл не может иметь ничего общего с самим понятием, о котором пойдет речь. В Церкви Христовой по ее самоопределению не может быть ничего косного, ложного и мертвого, потому что, по словам Самого Христа, Он есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14. 16). Если мы замечаем в церковной жизни признаки чего-либо ложного и мертвого, то обычно оказывается, что эта «мертвость» привнесена или, правильнее сказать, постоянно привносится извне людьми. Она не принадлежит самой Церкви и рано или поздно обязательно со всей определенностью ею отторгается. К сожалению, нам самим куда проще осуждать свысока «неправильное и ложное», а не пытаться докопаться до истины, что всегда гораздо сложнее.

Открыв любой толстый учебник по догматике, вы увидите определение догмата, иногда очень тяжеловесное, в которое обязательно будут включены в той или иной форме следующие положения: «непререкаемая истина», «обязательная для всех верующих», «установленная и преподаваемая Церковью». Это определение предполагает неизменность догмата и, в некотором смысле, ограничение человеческой свободы. Весь вопрос в том, что под этой неизменностью и ограничением понимать. Если под неизменностью понимать неподвижность и косность, отсутствие всякого роста и развития, а под ограничением – запреты и подавление, то мы как раз и получим расхожее и предвзятое представление о церковных догматах.

Но Церковь вкладывает совсем другой смысл в это понятие. Неизменность обозначает не косность и неподвижность, она указывает на верность. Ограничение не всегда есть запрет и лишение, оно может быть и защитой. Здесь очень важны оттенки смысла, который мы вкладываем в слова. К примеру, неизменность в браке, выражающаяся в неумении меняться и прилаживаться друг к другу – это верный путь к потере близких отношений, напротив, неизменность, выражающаяся в настоящей, не формальной и не только внешней верности, – это признак настоящей любви.

Иногда кажется, что в нашем вечно меняющемся мире буквально все относительно: добро, любовь, правда. В противовес этому Церковь являет неизменный абсолют Любви, который можно сравнить с некой постоянной величиной – константой, позволяющей иметь неизменную точку отсчета в любой системе ценностей, порожденной относительным, изменчивым и лживым миром. Подобно тому, как в теории относительности постоянная величина – скорость света – остается неизменной в любой системе координат. И подобно тому, как, оставаясь неизменной, скорость света выражает не косность или невозможность движения, а, напротив, предельную скорость движения, так Божественная Любовь, оставаясь неизменной, означает недостижимый предел совершенства, к которому каждый человек может стремиться.

Могут меняться формы организации церковной жизни от государственных до подпольных и катакомбных, может изменяться форма богослужения и обрядов, могут исчезать одни большие поместные или национальные церкви и появляться другие, Церкви могут служить и святые люди, и самые недостойные, ее члены могут быть очень благочестивыми, высокодуховными и благородными – и самыми дикими и некультурными. Только сила Божественной Любви, которую Церковь являет, всегда остается неизменной. Именно потому она стоит вот уже две тысячи лет, и всегда будет стоять, что каждому приходящему к ней человеку она дает реальную возможность к этой Любви прикоснуться.

При чем же тут догматы? Эти «непререкаемые» и «неизменные» истины? Их неизменность прямо следует из совершенства и неизменности Божественной Любви. Даже человеческая любовь, если она настоящая, не терпит никакой лжи, никакого зла и греха, тем более совершенная Любовь, которая живет в Церкви, требует стремления к абсолютной Истине.

Что же это за Истина? Обладание абсолютной Истиной не означает всеведения Церкви. Это видно, например, из отношения Церкви к Священному Писанию – Библии. Она действительно непогрешима и абсолютно истинна только в том, что говорит о Боге и Его отношении к миру и человеку. Ни один христианин нисколько не смутится, если ему сказать, что заяц назван в Библии жвачным животным (Лев. 11:16) или что в ней есть ошибки исторического характера. Потому что Библия отражает тот уровень противоречивых научных представлений и исторической осведомленности, которыми обладали люди, написавшие ее книги. Чудо Священного Писания в другом, в том, как оно говорит о Боге. В этом все ее многочисленные авторы согласны и отражают то истинное знание, которое было им дано единственным, в подлинном смысле слова, Автором Библии – Богом. Так и догматы Церкви не могут регламентировать или ограничивать ни научное развитие, ни культуру, ни общественную жизнь, т. к. они говорят совсем о другом.

Церковь судит только о том, что касается отношений человека с Богом. Печально знаменитый Джордано Бруно, о котором до сих пор пишут в учебниках как о мученике науки, был плохим ученым и высказывал множество диких с точки зрения современной науки взглядов. Однако Католическая церковь осудила его не за это, а за антицерковное и неверное учение о Троице. Его сожжение – безусловно печальная страница истории западной цивилизации, тем более, что с точки зрения современной медицины он был, вероятно, не совсем здоров психически. Хотя этот пример взят из истории Католической церкви (для Православия подобное вовсе не характерно), факт остается фактом: Церковь не судит о том, что не связано с учением о Боге или отношениями Бога и человека. Тем не менее ее авторитет все время пытались и сейчас пытаются использовать (и иногда, как мы видим, небезуспешно) в политике, культуре и науке, чтобы отстоять свою человеческую, а не божественную, правоту. Поэтому очень важно уметь отличать истинный голос самой Церкви от тех многочисленных голосов, которые пытаются говорить от ее имени.

Таким образом, догматами в Церкви, которые действительно являются неизменными и абсолютными, называют только те истины, которые говорят о Боге или Его отношении к миру и человеку. Этот точный смысл понятия очень важен, иначе Церкви можно будет произвольно приписать самые невероятные представления.

Казалось бы, этим ответом можно ограничиться, но, напротив, как раз только теперь и возникает целый ряд непростых вопросов. Во-первых, когда речь идет о Божественной Любви и Абсолютной Истине, то каждому понятно, что только деятельное и дерзновенное стремление к их обретению делает жизнь человека осмысленной и прекрасной. Но вместе с тем совершенно непонятно, как это связано с обязательной верой (согласно определению в учебнике) в какие-то догматы, выраженные в тяжелых и малопонятных формулах. Во-вторых, совершенно непонятно, почему эти догматы так важны, что, например, из-за одного слова, даже одной буквы – «i», которой в греческом языке отличаются два слова: «единосущный» и «подобосущный», могли разгораться споры, приводившие в IV веке к катаклизмам в масштабах всей византийской империи. Наконец, зачем они? Неужели нельзя верить как-то по-своему? Каким образом получается, что догматическое учение Церкви, которое, как мы только что выяснили, не имеет отношения к «делам мирским», формирует совершенно определенную и непоколебимую позицию Церкви во многих жизненно важных вопросах семейной, общественной и государственной жизни?

На вопрос о том, почему догматы столь важны, что малейшие нюансы в вероучении могли вызывать ожесточенные споры, можно найти достаточно убедительные и многочисленные ответы в истории. За этими тонкими различиями всегда стоит принципиально разное видение мира, порождающее глубоко идущие последствия. Это верно по отношению к любому догмату. Так, например, догмат о сотворении мира Богом «из ничего» является принципиальным основанием христианского воззрения на мир как абсолютно прекрасное в своем замысле и призванное служить только добру творение Божие. Для христианина в окружающем мире или в телесной природе самого человека нет ничего нечистого, ничего самого по себе злого, потому что Бог зла не творил. Всякое безличное творение Божие или телесные способности и силы человека становятся добрыми или злыми, чистыми или нечистыми постольку, поскольку добр или зол человек – личность, которая ими управляет или владеет. Поэтому христианство всегда отвергало любые дуалистические представления о мире. Эта идея – сотворения мира Богом «из ничего» – стала одной из основополагающих идей, послуживших зарождению и развитию современной науки, в противовес оккультным герметическим – представлениям эпохи Возрождения. Действительно, только представление о мире как отражении творческого действия абсолютно совершенной Божественной Личности могло породить благоговейное и трепетное отношение к его изучению и твердую уверенность в наличии совершенных и неизменных законов его бытия, данных Богом. Страшно представить, какие формы могло бы принять развитие современной науки и культуры, если бы в ней возобладали дуалистические и гностические представления о мире. По существу, их просто не могло бы быть.

Однако это еще не дает ответа на вопрос о том, зачем же эти догматы нужны не как набор философских идей, а как правила, регулирующие личные отношения человека с Богом. Есть одна аналогия, конечно, очень несовершенная, – это правила приличия или хорошего тона. Замечательно, что наше «адогматичное» время, т. е. время отрицания всякой традиции и авторитета, одновременно стало и временем очень «неприличным» или временем торжества «дурного тона». Хорошо воспитанные и приличные люди во все времена составляли не слишком многочисленную культурную элиту, но наше время в этом отношении все-таки особенное. Дело, конечно, не в количественном соотношении приличных людей и хамов, вряд ли вообще его можно оценить. Принципиальное отличие и печальная новизна нашего времени в том, что это «неприличие» настойчиво стремится стать нормой. Достаточно вспомнить, как совсем недавно министр культуры всерьез публично обсуждал проблему употребления ненормативной лексики.
Смысл всех правил приличия, которые отражают многовековой опыт человеческих отношений, остается одним и тем же. Они всегда имеют характер ограничений, но их смысл не в том, чтобы мешать отношениям между людьми или быть преградой между ними. Напротив, правила приличия призваны эти отношения оберегать и направлять их развитие по тому пути, который ведет к настоящему глубокому и искреннему общению. Единственное, что они стремятся ограничить – это извращение, опустошение отношений между людьми.

Догматы тоже указывают на определенные личные отношения, только не между людьми, а между Богом и человеком. В этом смысле они по своему значению в чем-то могут быть похожи на правила приличия. А именно в том, что они позволяют человеку таким образом искать своих личных отношений с Богом, чтобы эти отношения были благодатными. Если правила приличия – это накопленный человечеством опыт, позволяющий людям обретать и находить друг друга, то догматы – это данное Богом Откровение о том, как Его обрести в своем сердце, или, по словам апостола Павла, увидеть «лицом к лицу» (1Кор. 13:12). Догматы, как правила приличия в отношениях между людьми, позволяют избежать извращений и ошибок в отношениях с Богом. Как пренебрежение правилами приличия означает некое «снижение тона», примитивизацию, поверхностные и неполноценные отношения между людьми, так же и ересь, т. е. искажение догматического учения Церкви, ведет к примитивизации и неполноценности духовной жизни человека. Т.е. теряется путь к Богу.

Догматическое учение Церкви можно сравнить со сложной и подробной картой, которую в течение многих веков составляют поколения подвижников, богословов и ученых для того, чтобы каждый человек мог найти на ней свой путь к Богу. Догматы Церкви это не преграды или границы, препятствующие свободному стремлению к Абсолютной Истине, а верстовые столбы или указатели, которые отмечают верное направление к ней. Однако это вовсе не значит, что настоящим христианином может быть только ученый-богослов, подобно тому, как для того, чтобы попасть из Москвы в Петербург, необязательно быть инженером или картографом. Любому человеку чтобы добраться до другого города,
достаточно узнать, как и по какой дороге доехать. Так же точно и настоящий христианин это не обязательно ученый-богослов, но это тот, кто сумел найти свой путь к Богу и рискнул отправиться в это трудное путешествие.

Но для этого тоже нужно, чтобы этот путь к Богу кто-то показал.

Провести и указать этот путь – задача святых, ученых-богословов и священников, не для каждого предназначенная и посильная. Напротив, стремление узнать и найти в Церкви свой путь к полноте жизни, истины и любви и набраться решимости, для того чтобы вступить на него, может наполнить жизнь любого человека вечным и неисчерпаемым смыслом.

* Религиозно-философское течение поздней античности, получило наименование от имени мифического образа Гермеса Трисмегиста. В XV – XVI вв. в Западной Европе герметические тексты, имеющие выраженный синкретический, по существу, языческий характер, пользовались огромным авторитетом.

Антон КАРТАШЕВ, профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктор истории Церкви, последний обер-прокурор Синода (1917 год) : “Догматы вечны и неисчерпаемы. Этапы их раскрытия в сознании и истории Церкви, определения Вселенских Соборов не есть могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины.
Наоборот, это верстовые столбы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль”.

Справка «Фомы»

Внешне догматы могут выражаться не только в словесных формулировках или священных изображениях (иконах), но и в жестах. Например, творя крестное знамение, православные христиане складывают пальцы так, что этим они выражают свою веру в два важнейших догмата Церкви. Сложенные вместе большой, указательный и средний пальцы символизируют веру в Триединого Бога: Отца, Сына и Святого духа.
Прижатые к ладони мизинец и безымянный палец указывают на то, что христианин верит, что в личности Иисуса Христа неслитно, нераздельно, неизменно и неразлучно соединились две при роды – Божественная и человеческая.
Старообрядцы наоборот, крестятся двумя пальцами, и этим они тоже выражают веру во Христа как Богочеловека, а три пальца, прижатые к ладони, символизируют исповедание ими Триединого Бога.
Сама форма сложения пальцев во время крестного знамения Православной Церковью никогда не догматизировалась. Попытка сделать это на Стоглавом Соборе 1551 года впоследствии была признана Церковью ошибочной.

Справка «Фомы»

Догматы в Церкви существовали всегда, но можно сказать, что люди, неверно понявшие и истолковавшие Евангелие, вынудили Церковь дать точную словесную формулировку тому, во что христиане верили с момента ее возникновения.
В римских катакомбах, где, скрываясь от языческой власти, совершали богослужения христиане I – II вв., очень часто встречается изображение рыбы.
Это символическое, визуальное изображение догмата о том, что Иисус Христос – это Бог.
Греческое слово Ichthus (рыба) содержит пять букв, которые являются первыми буквами пяти слов, относящихся непосредственно ко Христу и Его миссии: lesous Christos Theou Uios Soter, то есть Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель.
Получается, в изображении рыбы сосредоточена древнейшая формула Символа Веры, сосредоточенная в одном слове.