Маленькая трагедия пир во время чумы. Пир во время чумы

Пьеса «Пир во время чумы» была написана в 1930 г в Болдине и напечатана в 1832 г. в альманахе «Альциона». Для своей «маленькой трагедии» Пушкин перевёл отрывок драматической поэмы Джона Вильсона «Город чумы». В этой поэме изображается эпидемия чумы в Лондоне в 1666 г. В произведении Вильсона 3 акта и 12 сцен, множество героев, среди которых главный – благочестивый священник.

В 1830 г. в России свирепствовала холера. Пушкин не мог приехать из Болдина в оцепленную карантинами Москву к невесте. Эти настроения поэта созвучны состоянию героев поэмы Вильсона. Пушкин взял из неё наиболее подходящий отрывок и полностью переписал две вставные песни.

Жанр

Цикл из четырёх коротких драматических отрывков уже после смерти Пушкина стал называться "маленькими трагедиями". Хотя герои пьесы не умирают, но их смерть от чумы почти неизбежна. В "Пире во время чумы" зарифмованы только оригинальные песни Пушкина.

Тема, сюжет и композиция

Страсть, которую изображает Пушкин в этой пьесе – страх смерти. Перед лицом неминуемой гибели от чумы люди ведут себя по-разному. Одни живут так, будто смерти не существует: пируют, любят, наслаждаются жизнью. Но смерть напоминает им о себе, когда телега с мёртвыми проезжает по улице.

Другие ищут утешения в Боге, смиренно молясь и принимая любую волю Божью, в том числе и смерть. Таков священник, уговаривающий пирующих разойтись по домам и не осквернять памяти умерших.

Третьи не хотят быть утешенными, они в поэзии, в песнях переживают горечь разлуки, смиряются с горем. Это путь шотландской девушки Мери.

Четвёртые, как Вальсингам, не смиряются со смертью, но побеждают страх смерти силой духа. Оказывается, страхом смерти можно наслаждаться, потому что победа страха смерти – это залог бессмертия. В конце пьесы каждый остаётся при своём: священник не смог переубедить пирующих во главе с председателем, они же никак не повлияли на позицию священника. Только Вальсингам глубоко задумывается, но, скорее всего, не о том, хорошо ли он поступил, когда не пошёл за священником, а о том, сможет ли он и дальше противостоять страху смерти силой своего духа. Этой финальной ремарки у Вильсона нет, её вводит Пушкин. Кульминация, момент наивысшего напряжения (минутная слабость Вальсингама, его порыв к благочестивой жизни и к Богу), не равна здесь развязке, отказу Вальсингама от этого пути.

Герои и образы

Главный герой – председатель пира Вальсингам. Он смелый человек, который не хочет избегать опасности, а встречается с ней лицом к лицу. Вальсингам не поэт, но ночью он сочиняет гимн чуме: «Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю...» Председатель учится наслаждаться смертельной опасностью: «Всё, всё, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья – Бессмертья, может быть, залог!» Даже мысли о погибшей три недели назад матери и недавно умершей любимой жене не колеблют убеждений председателя: «Нам не страшна могилы тьма...»

Председателю противопоставлен священник – воплощение веры и благочестия. Он поддерживает на кладбище всех, кто потерял родных и отчаялся. Священник не приемлет другого способа противостояния смерти, кроме смиренных молитв, которые позволят живым после смерти встретить на небесах возлюбленные души. Священник заклинает пирующих святою кровью Спасителя прервать чудовищный пир. Но он уважает позицию председателя пира, просит у него прощения за то, что напомнил ему об умерших матери и жене.

Молодой человек в пьесе – воплощение жизнерадостности и энергии молодости, не смиряющейся со смертью. Пирующие женщины являют собой противоположные типы. Печальная Мери предаётся тоске и унынию, вспоминая счастливую жизнь в родном доме, а Луиза внешне мужественна, хотя и пугается до обморока телеги, наполненной мёртвыми телами, которую везёт негр.

Образ этой телеги – это образ самой смерти и её посланника – чёрного человека, которого Луиза принимает за демона, чёрта.

Конфликт

В этой пьесе конфликт идей не приводит к прямому противостоянию, каждый остаётся при своём. Только глубокие раздумья председателя свидетельствуют о внутренней борьбе.

Художественное своеобразие

Сюжет пьесы полностью заимствован, но лучшие и главные части в ней сочинены Пушкиным. Песня Мери – лирическая песня о желании жить, любить, но невозможности сопротивляться смерти. Песня председателя раскрывает его мужественный характер. Она - его жизненное кредо, его способ противостать страху смерти: «Итак, хвала тебе, Чума, Нам не страшна могилы тьма...»

  • «Пир во время чумы», краткое содержание пьесы Пушкина
  • «Капитанская дочка», краткое содержание по главам повести Пушкина

(ОТРЫВОК ИЗ ВИЛЬСОНОВОЙ ТРАГЕДИИ: THE CITY OF THE PLAGUE)

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своём весёлом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака – но он ушёл уже
В холодные подземные жилища…
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал ещё во прахе гроба;
Но много нас ещё живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С весёлым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

Председатель
Он выбыл первый
Из круга нашего. Пускай в молчаньe
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек
Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.
Мери
О, если б никогда я не певала
Вне хижины родителей моих!
Они свою любили слушать Мери;
Самой себе я, кажется, внимаю,
Поющей у родимого порога.
Мой голос слаще был в то время: он
Был голосом невинности…

Луиза
Не в моде
Теперь такие песни! Но всё ж есть
Ещё простые души: рады таять
От женских слёз и слепо верят им.
Она уверена, что взор слезливый
Её неотразим – а если б то же
О смехе думала своём, то, верно,
Всё б улыбалась. Вальсингам хвалил
Крикливых северных красавиц: вот
Она и расстоналась. Ненавижу
Волос шотландских этих желтизну.

Председатель
Послушайте: я слышу стук колёс!

Едет телега, наполненная мёртвыми телами. Негр управляет ею.
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то – нежного слабей жестокий,
И страх живёт в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери
Сестра моей печали и позора,
Приляг на грудь мою.

Луиза
(приходя в чувство)
Ужасный демон
Приснился мне: весь чёрный, белоглазый….
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мёртвые – и лепетали
Ужасную, неведомую речь….
Скажите мне: во сне ли это было?
Проехала ль телега?

Молодой человек
Ну, Луиза,
Развеселись – хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров, ничем невозмутимых,
Но знаешь, эта чёрная телега
Имеет право всюду разъезжать.
Мы пропускать её должны! Послушай,
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков спой
Нам песню, вольную, живую песню,
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую песнь,
Рожденную за чашею кипящей.

Председатель
Такой не знаю, но спою вам гимн
Я в честь чумы, – я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни! Слушайте ж меня:
Охриплый голос мой приличен песне.

Многие
Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель
(поёт)
Когда могущая Зима,
Как бодрый вождь, ведёт сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов, -
Навстречу ей трещат камины,
И весел зимний жар пиров.

Царица грозная, Чума
Теперь идёт на нас сама
И льстится жатвою богатой;
И к нам в окошко день и ночь
Стучит могильною лопатой….
Что делать нам? и чем помочь?

Как от проказницы Зимы,
Запрёмся также от Чумы!
Зажжём огни, нальём бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья -
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

Итак, – хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твоё призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьём дыханье, -
Быть может… полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник
Безбожный пир, безбожные безумцы!
Вы пиршеством и песнями разврата
Ругаетесь над мрачной тишиной,
Повсюду смертию распространенной!
Средь ужаса плачевных похорон,
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище,
А ваши ненавистные восторги
Смущают тишину гробов – и землю
Над мёртвыми телами потрясают!
Когда бы стариков и жён моленья
Не освятили общей, смертной ямы, -
Подумать мог бы я, что нынче бесы
Погибший дух безбожника терзают
И в тьму кромешную тащат со смехом.

Священник
Я заклинаю вас святою кровью
Спасителя, распятого за нас:
Прервите пир чудовищный, когда
Желаете вы встретить в небесах
Утраченных возлюбленные души.
Ступайте по своим домам!

Председатель
Дома
У нас печальны – юность любит радость.

Священник
Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая, обнимал
И с воплем бился над её могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!

Председатель
Зачем приходишь ты
Меня тревожить? Не могу, не должен
Я за тобой идти: я здесь удержан
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мёртвой пустоты,
Которую в моём дому встречаю -
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, – поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, – признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдёт!

Mногие
Bravo, bravo! достойный председатель!
Вот проповедь тебе! пошёл! пошёл!

Священник
Матильды чистый дух тебя зовёт!

Председатель
(встаёт)
Клянись же мне, с поднятой к небесам
Увядшей, бледною рукой – оставить
В гробу навек умолкнувшее имя!
О, если б от очей её бессмертных
Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным -
И знала рай в объятиях моих…
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнёт уже…

Священник
Пойдём, пойдём…

Председатель
Отец мой, ради бога,
Оставь меня!

Священник
Спаси тебя господь!
Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается, погруженный в глубокую задумчивость.

Она не имеет предыстории, эта пушкинская пьеса, «Пир во время чумы», родилась сразу вся целиком, как Афина Паллада во всем вооружении со шлемом и мечом из головы Зевса. По крайней мере, так считается, ибо следов замысла этой пьесы нет в дошедших до нас пушкинских планах. Все выглядит так, что как бы по капризу судьбы Пушкин захватил с собой в Болдино томик английских пьес, одну из которых — длинную и водянистую поэму Вильсона — он выделил, выхватил одну сцену, перевел ее и превратил в полноценную маленькую трагедию. (А.А. Белый).

«Пир во время чумы» является переводом сцены из пьесы «Чумной город», написанной шотландским поэтом Джоном Вильсоном о чуме 1665 года. Эта маленькая одноактная пьеса является четвертой в цикле «Маленьких трагедий» и на ее создание оказала влияние разыгравшаяся в России другая чума – холера. Кстати, Пушкин в письмах к друзьям и близким называл холеру чумой. По своей смертоносной силе эти две болезни мало уступают друг другу. Печальная песня Мери из пушкинской пьесы соответствовала положению российских губерний и уездов.

Из-за холеры Пушкин оказался запертым в родовом , и чтобы не сойти с ума от тоски и переживаний о Наталье Николаевне и ее близких, он плодотворно и много работал.

На улице стоит накрытый стол, за которым пируют несколько молодых мужчин и женщин. Один из пирующих, молодой человек, обращаясь к председателю пира, напоминает об их общем друге, веселом Джексоне, чьи шутки и остроты забавляли всех, оживляли застолье и разгоняли мрак, который теперь насылает на город свирепая чума. Джексон мертв, его кресло за столом пусто, и молодой человек предлагает выпить в его память. Председатель соглашается, но считает, что выпить надо в молчании, и все молча выпивают в память о Джексоне.

Председатель пира обращается к молодой женщине по имени Мери и просит ее спеть унылую и протяжную песню ее родной Шотландии, чтобы потом вновь обратиться к веселью. Мери поет о родной стороне, которая процветала в довольстве, пока на нее не обрушилось несчастье и сторона веселья и труда превратилась в край смерти и печали. Героиня песни просит своего милого не прикасаться к своей Дженни и уйти из родимого селения до той поры, пока не минет зараза, и клянется не оставить своего возлюбленного Эдмонда даже на небесах.

Председатель благодарит Мери за жалобную песню и предполагает, что когда-то ее края посетила такая же чума, как та, что сейчас косит все живое здесь. Мери вспоминает, как пела она в хижине своих родителей, как они любили слушать свою дочь… Но внезапно в разговор врывается язвительная и дерзкая Луиза со словами, что сейчас подобные песни не в моде, хотя еще есть простые души, готовые таять от женских слез и слепо верить им. Луиза кричит, что ей ненавистна желтизна этих шотландских волос. В спор вмешивается председатель, он призывает пирующих прислушаться к стуку колес. Приближается телега, нагруженная трупами. Телегой правит негр. При виде этого зрелища Луизе становится дурно, и председатель просит Мери плеснуть ей воды в лицо, чтобы привести ее в чувство. Своим обмороком, уверяет председатель, Луиза доказала, что «нежного слабей жестокий». Мери успокаивает Луизу, и Луиза, постепенно приходя в себя, рассказывает, что ей привиделся черный и белоглазый демон, который звал ее к себе, в свою страшную тележку, где лежали мертвецы и лепетали свою «ужасную, неведомую речь». Луиза не знает, во сне то было или наяву.

Молодой человек объясняет Луизе, что черная телега вправе разъезжать повсюду, и просит Вальсингама для прекращения споров и «следствий женских обмороков» спеть песню, но не грустную шотландскую, «а буйную, вакхическую песнь», и председатель вместо вакхической песни поет мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы. В этом гимне звучит хвала чуме, могущей даровать неведомое упоение, которое сильный духом человек в состоянии ощутить перед лицом грозящей гибели, и это наслаждение в бою - «бессмертья, может быть, залог!». Счастлив тот, поет председатель, кому дано ощутить это наслаждение.

Пока Вальсингам поет, входит старый священник. Он упрекает пирующих за их кощунственный пир, называя их безбожниками, священник считает, что своим пиршеством они совершают надругательство над «ужасом священных похорон», а своими восторгами «смущают тишину гробов». Пирующие смеются над мрачными словами священника, а он заклинает их Кровью Спасителя прекратить чудовищный пир, если они желают встретить на небесах души усопших любимых, и разойтись по домам. Председатель возражает священнику, что дома у них печальны, а юность любит радость. Священник укоряет Вальсингама и напоминает ему, как всего три недели назад тот на коленях обнимал труп матери «и с воплем бился над ее могилой». Он уверяет, что сейчас бедная женщина плачет на небесах, глядя на пирующего сына. Он приказывает Вальсингаму следовать за собой, но Вальсингам отказывается сделать это, так как его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминанье, а также сознание собственного беззакония, его удерживает здесь ужас мертвой пустоты родного дома, даже тень матери не в силах увести его отсюда, и он просит священника удалиться. Многие восхищаются смелой отповедью Вальсингама священнику, который заклинает нечестивого чистым духом Матильды. Имя это приводит председателя в душевное смятение, он говорит, что видит ее там, куда его падший дух уже не достигнет. Какая-то женщина замечает, что Вальсингам сошел с ума и «бредит о жене похороненной». Священник уговаривает Вальсингама уйти, но Вальсингам Божьим именем умоляет священника оставить его и удалиться. Призвав Святое Имя, священник уходит, пир продолжается, но Вальсингам «остается в глубокой задумчивости».

Вы прочитали краткое содержание трагедии Пир во время чумы. Предлагаем вам также посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с изложениями других популярных писателей.

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание трагедии Пир во время чумы не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию трагедии.

На улице стоит накрытый стол, за которым пируют несколько молодых мужчин и женщин. Один из пирующих, молодой человек, обращаясь к председателю пира, напоминает об их общем друге, весёлом Джексоне, чьи шутки и остроты забавляли всех, оживляли застолье и разгоняли мрак, который теперь насылает на город свирепая чума. Джексон мёртв, его кресло за столом пусто, и молодой человек предлагает выпить в его память. Председатель соглашается, но считает, что выпить надо в молчании, и все молча выпивают в память о Джексоне.

Председатель пира обращается к молодой женщине по имени Мери и просит её спеть унылую и протяжную песню её родной Шотландии, чтобы потом вновь обратиться к веселью. Мери поёт о родной стороне, которая процветала в довольстве, пока на неё не обрушилось несчастье и сторона веселья и труда превратилась в край смерти и печали. Героиня песни просит своего милого не прикасаться к своей Дженни и уйти из родимого селения до той поры, пока не минет зараза, и клянётся не оставить своего возлюбленного Эдмонда даже на небесах.

Председатель благодарит Мери за жалобную песню и предполагает, что когда-то её края посетила такая же чума, как та, что сейчас косит все живое здесь. Мери вспоминает, как пела она в хижине своих родителей, как они любили слушать свою дочь... Но внезапно в разговор врывается язвительная и дерзкая Луиза со словами, что сейчас подобные песни не в моде, хотя ещё есть простые души, готовые таять от женских слез и слепо верить им. Луиза кричит, что ей ненавистна желтизна этих шотландских волос. В спор вмешивается председатель, он призывает пирующих прислушаться к стуку колёс. Приближается телега, нагруженная трупами. Телегой правит негр. При виде этого зрелища Луизе становится дурно, и председатель просит Мери плеснуть ей воды в лицо, чтобы привести её в чувство. Своим обмороком, уверяет председатель, Луиза доказала, что «нежного слабей жестокий». Мери успокаивает Луизу, и Луиза, постепенно приходя в себя, рассказывает, что ей привиделся чёрный и белоглазый демон, который звал её к себе, в свою страшную тележку, где лежали мертвецы и лепетали свою «ужасную, неведомую речь». Луиза не знает, во сне то было или наяву.

Молодой человек объясняет Луизе, что чёрная телега вправе разъезжать повсюду, и просит Вальсингама для прекращения споров и «следствий женских обмороков» спеть песню, но не грустную шотландскую, «а буйную, вакхическую песнь», и председатель вместо вакхической песни поёт мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы. В этом гимне звучит хвала чуме, могущей даровать неведомое упоение, которое сильный духом человек в состоянии ощутить перед лицом грозящей гибели, и это наслаждение в бою - «бессмертья, может быть, залог!». Счастлив тот, поёт председатель, кому дано ощутить это наслаждение.

Пока Вальсингам поёт, входит старый священник. Он упрекает пирующих за их кощунственный пир, называя их безбожниками, священник считает, что своим пиршеством они совершают надругательство над «ужасом священных похорон», а своими восторгами «смущают тишину гробов». Пирующие смеются над мрачными словами священника, а он заклинает их Кровью Спасителя прекратить чудовищный пир, если они желают встретить на небесах души усопших любимых, и разойтись по домам. Председатель возражает священнику, что дома у них печальны, а юность любит радость. Священник укоряет Вальсингама и напоминает ему, как всего три недели назад тот на коленях обнимал труп матери «и с воплем бился над её могилой». Он уверяет, что сейчас бедная женщина плачет на небесах, глядя на пирующего сына. Он приказывает Вальсингаму следовать за собой, но Вальсингам отказывается сделать это, так как его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминанье, а также сознание собственного беззакония, его удерживает здесь ужас мёртвой пустоты родного дома, даже тень матери не в силах увести его отсюда, и он просит священника удалиться. Многие восхищаются смелой отповедью Вальсингама священнику, который заклинает нечестивого чистым духом Матильды. Имя это приводит председателя в душевное смятение, он говорит, что видит её там, куда его падший дух уже не достигнет. Какая-то женщина замечает, что Вальсингам сошёл с ума и «бредит о жене похороненной». Священник уговаривает Вальсингама уйти, но Вальсингам Божьим именем умоляет священника оставить его и удалиться. Призвав Святое Имя, священник уходит, пир продолжается, но Вальсингам «остаётся в глубокой задумчивости».


Пушкин Александр Сергеевич

Пир во время чумы

А.С. Пушкин

Полное собрание сочинений с критикой

ПИР ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ

(ИЗ ВИЛЬСОНОВОЙ ТРАГЕДИИ: THE CITY ОF THE PLAGUE.)

УЛИЦА. НАКРЫТЫЙ СТОЛ. НЕСКОЛЬКО ПИРУЮЩИХ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН.

Молодой человек.

Почтенный председатель! я напомню О человеке, очень нам знакомом, О том, чьи шутки, повести смешные, Ответы острые и замечанья, Столь едкие в их важности забавной, Застольную беседу оживляли И разгоняли мрак, который ныне Зараза, гостья наша, насылает На самые блестящие умы. Тому два дня, наш общий хохот славил Его рассказы; невозможно быть, Чтоб мы в своем веселом пированьи Забыли Джаксона! Его здесь кресла Стоят пустые, будто ожидая Весельчака - но он ушел уже В холодные, подземные жилища... Хотя красноречивейший язык Не умолкал еще во прахе гроба, Но много нас еще живых, и нам Причины нет печалиться. Итак Я предлагаю выпить в его память, С веселым звоном рюмок, с восклицаньем, Как будто б был он жив.

Председатель.

Он выбыл первый Из круга нашего. Пускай в молчаньи Мы выпьем в честь его.

Молодой человек.

Да будет так!

(Все пьют молча.)

Мери (поет).

Было время, процветала

В мире наша сторона:

В воскресение бывала

Церковь божия полна;

Наших деток в шумной школе

И сверкали в светлом поле

Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела;

Школа глухо заперта;

Нива праздно перезрела;

Роща темная пуста;

И селенье, как жилище

Погорелое, стоит,

Тихо все - одно кладбище

Не пустеет, не молчит

Поминутно мертвых носят,

И стенания живых

Боязливо бога просят

Упокоить души их.

Поминутно места надо,

И могилы меж собой,

Как испуганное стадо,

Жмутся тесной чередой.

Если ранняя могила

Суждена моей весне

Ты, кого я так любила,

Чья любовь отрада мне,

Я молю: не приближайся

К телу Дженни ты своей;

Уст умерших не касайся,

Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье.

Уходи куда-нибудь,

Где б ты мог души мученье

Усладить и отдохнуть.

И когда зараза минет,

Посети мой бедный прах;

А Эдмонда не покинет

Дженни даже в небесах!

Председатель. Благодарим, задумчивая Мери, Благодарим за жалобную песню! В дни прежние чума такая ж видно Холмы и долы ваши посетила, И раздавались жалкие стенанья По берегам потоков и ручьев, Бегущих ныне весело и мирно Сквозь дикий рай твоей земли родной; И мрачный год, в который пало столько Отважных, добрых и прекрасных жертв, Едва оставил память о себе В какой-нибудь простой пастушьей песне Унылой и приятной.... нет! ничто Так не печалит нас среди веселий, Как томный, сердцем повторенный звук!

О, если б никогда я не певала Вне хижины родителей своих! Они свою любили слушать Мери; Самой себе я, кажется, внимаю Поющей у родимого порога Мой голос слаще был в то время: он Был голосом невинности....

Не в моде Теперь такие песни! но вс° ж есть Еще простые души: рады таять От женских слез, и слепо верят им. Она уверена, что взор слезливый Ее неотразим - а если б то же О смехе думала своем, то верно Вс° б улыбалась. Вальсингам хвалил Крикливых северных красавиц: вот Она и расстоналась. Ненавижу Волос шотландских этих желтизну.

Председатель. Послушайте: я слышу стук колес!

(Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.)

Aгa! Луизе дурно; в ней, я думал По языку судя, мужское сердце. Но так-то - нежного слабей жестокой, И страх живет в душе, страстьми томимой! Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Сестра моей печали и позора, Приляг на грудь мою.

Луиза (приходя в чувство).

Ужасный демон Приснился мне: весь черный, белоглазый.... Он звал меня в свою тележку. В ней Лежали мертвые - и лепетали Ужасную, неведомую речь.... Скажите мне: во сне ли это было? Проехала ль телега?

Молодой человек.

Ну, Луиза, Развеселись - хоть улица вся наша Безмолвное убежище от смерти, Приют пиров ничем невозмутимых, Но знаешь? эта черная телега Имеет право всюду разъезжать Мы пропускать ее должны! Послушай Ты, Вальсингам: для пресеченья споров И следствий женских обмороков, спой Нам песню - вольную, живую песню Не грустию шотландской вдохновенну, А буйную, вакхическую песнь, Рожденную за чашею кипящей.