Лиана Турецкая: биография, возраст, личная жизнь, знаменитый муж и фото. Турецкий, михаил борисович Михаил турецкий в детстве








2015 - Заслуженный артист Карачаево-Черкесской Республики (19 ноября 2015 года) - за многолетнюю творческую деятельность, заслуги в области культуры и высокое исполнительское мастерство
2017 - Лауреат премии Правительства РФ 2016 года в области культуры
2017 - Орден Дружбы - За заслуги в развитии отечественной культуры и многолетнюю плодотворную деятельность

03.05.2018 Стартовал Международный марафон «Песни Победы»

12.04.2018 Сегодня 12 апреля принимают поздравления с Днем Рождения

24.05.2017 Торжественная церемония вручения Государственных Наград

Михаил Турецкий родился 12 апреля 1962 года в городе Москва. Мальчик появился на свет в семье выходцев из Белоруссии. Жили скромно, в четырнадцатиметровой комнате коммунальной квартиры на станции метро «Белорусская». Отец работал мастером цеха шелкографии на подмосковной фабрике, мама, няней в детском саду.

Музыкальные способности Миши проявились в раннем детстве. Уже в три года повторял множество песен, доносящихся из радиоприемника и телевизора, четко скандируя все слова, еще даже не понимая их смысла. Первой концертной площадкой маленького музыканта стал стул, на котором пел популярную тогда песню «Сиреневый туман».

Спустя некоторое время Михаил сам попросил родителей отдать его в музыкальную школу. Стесненная материально семья могла позволить себе лишь самое недорогое образование. В прейскуранте государственной школы стоимость обучения на различных инструментах разнилась в диапазоне от полутора до двадцати рублей. Так Михаил начал осваивать флейту-пикколо. Параллельно с флейтой отец водил сына в капеллу мальчиков.

Судьбоносным для будущего Турецкого оказался один из визитов двоюродного брата отца, дирижера Рудольфа Баршая. Услышав на семейном обеде, что Михаил занимается игрой на флейте, маэстро предложил ему консультацию у одного из знакомых профессионалов. Узнав, что племянник еще и поет, дядя попросил мальчика исполнить песню. После этого Рудольф Борисович сделал звонок директору Хорового училища имени Александра Свешникова с просьбой не предвзято прослушать Михаила. Мальчику на тот момент исполнилось одиннадцать лет, в то время как средний возраст поступающих: семь. Несмотря на это, его приняли в коллектив.

После окончания училища, выдержав серьезный конкурс, Михаил Турецкий поступает на дирижерско-хоровой факультет Российской академии музыки имени Гнесиных. В 1985 получив диплом с отличием, продолжил обучение в аспирантуре, занимался симфоническим дирижированием. Регулярно присутствует на репетициях Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии под руководством Евгения Мравинского, наблюдая за работой маэстро. Вскоре молодой человек становится хормейстером и актером Театра музыкального искусства под управлением Юрия Шерлинга.

В 1989 году Михаил Турецкий начал набор солистов в мужской хор при Московской хоральной синагоге. Все участники коллектива имели профессиональное музыкальное образование. Главной целью хора стало возрождение иудейской духовной музыки в стране. Репертуар коллектива составила еврейская литургическая музыка, которая не исполнялась с начала XX века. По традиции все произведения музыканты пели без музыкального сопровождения, что требовало высокой профессиональной подготовки.

За восемнадцать месяцев хор под руководством Михаила Борисовича подготовил обширную программу еврейской духовной и светской музыки, с которой с успехом выступал в Израиле, Америке, Германии, Великобритании, Франции, Канаде, Испании.

Коллектив достаточно быстро стал востребован за рубежом, однако в России начала 1990-х годов, артистам найти свою аудиторию оказалось сложно. В 1993 году музыкантов кратковременно поддерживали ЛогоВАЗ и президент Российского еврейского конгресса Владимир Гусинский.

В середине 1990-х годов коллектив разделяется на две части: одна остается в Москве, вторая отправляется в США на работу по контракту. Михаилу Турецкому приходится руководить одновременно обеими группами. За время контракта артист совершает около двадцати перелетов из Москвы в Майами! Опыт, полученный коллективом во время работы в США, заметно повлиял на дальнейшую репертуарную политику хора и понимание синкретической природы настоящего шоу.

В период с 1999 по 2002 год у хора появляется свой репертуарный спектакль в Московском государственном театре эстрады под управлением Геннадия Хазанова, который проходит два раза в месяц. На этой сцене и состоялась презентация хора для широкой общественности Москвы.

В 2003 году Михаил Борисович открывает свое понятие в музыке, оставив след в истории мирового и отечественного шоу-бизнеса не только как музыкант-профессионал, но и как создатель такого явления в массовой музыкальной культуре, как «арт-группа». С этого момента его коллектив приобретает современное имя: «Арт-группа Хор Турецкого». Теперь это ансамбль из десяти солистов, в котором представлены все существующие виды мужских голосов: от самого низкого до самого высокого. Перерождение коллектива открыл музыкантам более широкие горизонты. Репертуар хора расширяется и выходит за рамки одной национальной культуры.

Новый стиль, в котором работает «Хор Турецкого», отчасти определяется понятием «classical crossover», однако в творческой деятельности арт-группы есть тенденции, выходящие за рамки этого понятия: многоголосное пение и имитация голосом музыкальных инструментов, интерактивность и внедрение элементов хэппенинга. Таким образом, каждый концертный номер превращается в «мини-мюзикл», а концерт в незаурядное по своей энергетике шоу. Сам Михаил не только поет, но и блестяще ведет и направляет собственное шоу.

С 2004 года «Хор Турецкого» приступает к широкой концертной деятельности, начинает свою светскую жизнь и переживает стремительный взлет эстрадной карьеры, который сопровождается множеством наград и постоянным возрастанием количества поклонников. Коллектив выступает на лучших концертных площадках страны и мира. В их числе: «Олимпийский» и Ледовый дворец, Большой концертный зал «Октябрьский», Альберт Холл, крупнейшие залы США: Карнеги Холл, Dolby Theatre, Джордан Холл.

В 2008 году «Хор Турецкого» собрал четыре аншлага в Государственном Кремлевском дворце и по просьбам зрителей дал дополнительный аншлаговый пятый концерт во Дворце спорта «Лужники», чем установил своеобразный рекорд. Артисты ежегодно выходят на сцену порядка двухсот пятидесяти раз, сто раз в году садятся в самолет, проезжают сто двадцать тысяч километров на автомобилях, автобусах и поездах. Несмотря на то, что коллектив существует уже более двадцати лет, костяк его по-прежнему составляют музыканты, с которыми Михаил Турецкий знаком и дружен со студенческих лет или с момента образования хора.

В мае 2018 года Михаил Турецкий реализовал международную миротворческую акцию «Песни Победы», благодаря которой известные песни военного времени прозвучали в восьми странах мира: от Парижа и Берлина до Нью-Йорка.

Награды и Признание Михаила Турецкого

1994 - 1995 - «Золотая корона канторов мира» (лишь 8 человек в мире награждены этим знаком отличия)
2002 - «Заслуженный артист Российской Федерации»
2004 - Национальная премия «Человек года» в номинации «Культурное событие года»;
2010 - «Народный артист Российской Федерации»
2011 - «Народный артист Республики Северная Осетия - Алания» и «Заслуженный артист Республики Ингушетия»
2012 - Орден Почета - За большой вклад в развитие отечественного музыкального искусства и многолетнюю творческую деятельность
2012 - Народный артист Республики Ингушетия - за выдающиеся заслуги в области музыкального искусства и в связи с празднованием 20-летия со Дня образования Республики Ингушетия

10 мужских голосов, разных и неповторимых... Они поют всё, что только можно спеть, и эти произведения становятся шедеврами. Однажды они ворвались в эфир а капелла, без всякого музыкального сопровождения, и прославились.

Как всё начиналось?

Сегодня все знают арт-группу «Хор Турецкого», состав, стиль и репертуар. Ещё в 1990 году пел в и о нём знал лишь узкий круг любителей. Бессменный руководитель ансамбля, Михаил Турецкий, возглавлял его уже тогда. Именно Михаилу пришла в голову идея выйти в мир и попробовать стиль а капелла на широкой публике. Так и родилась будущая группа «Хор Турецкого».

Немного о Турецком

Михаил Турецкий родился в 1962 году в семье белорусских евреев. Его музыкальный талант проявился уже в раннем детстве, и родители решили дать ему подходящее образование.

Михаил окончил хоровое училище и "Гнесинку" - музыкальный Получив диплом, он в 1989 году объявил конкурс среди музыкантов-вокалистов, желающих петь в мужском хоре московской синагоги. Турецкий мечтал таким образом дать второе дыхание еврейской духовной музыке. Иудейская традиция использовала технику пения а капелла, то есть без музыкального сопровождения. Так и зародилась уникальная манера исполнения будущей арт-группы "Хор Турецкого". Состав коллектива предполагался быть сугубо профессиональным.

Богатый гастрольный опыт стал источником новых идей и нового амплуа коллектива. Не прошло и 10 лет с момента рождения хора, как Михаил Турецкий вывел ансамбль на широкую сцену, произнеся совершенно новое слово в музыке - «арт-группа».

"Хор Турецкого": состав группы

Открытый Турецким музыкальный стиль состоит в безграничности вокальных и артистических возможностей исполнителей. Группа объединяет в своём репертуаре не только различные времена и этносы, но и манеры исполнения - от а капелла до эстрадного представления с хореографическими элементами.

Коллектив состоит из 10 солистов, представляющих все разновидности мужских голосов: от самой низкой тональности, называемой бас-профундо, до высокого мужского тембра под названием тенор-альтино. На сегодняшний день у группы «Хор Турецкого» состав таков:

  • Алекс Александров - 1972 г.р., драматический баритон, помощник хореографа, старожил коллектива.
  • Борис Горячев - 1971 г.р., лирический баритон.
  • Вячеслав Фреш - 1982 г.р., самый молодой солист, контр-тенор.
  • Евгений Кульмис - 1966 г.р., поэт и переводчик, бас-профундо.
  • Евгений Тулинов - 1964 г.р., драматический тенор, заместитель художественного руководителя, России.
  • Игорь Зверев - 1968 г.р., бас-кантанто.
  • Константин Кабо - 1974 г.р., баритональный тенор, композитор.
  • Михаил Кузнецов - 1962 г.р., тенор-альтино, заслуженный артист РФ.
  • - 1962 г.р., бессменный лидер и руководитель группы, лирический тенор, заслуженный и народный артист России.
  • Олег Бляхорчук - 1966 г.р., мультиинструменталист, лирический тенор.

Все участники - профессиональные музыканты, не ограничивающиеся только лишь вокалом.

Женская группа - оригинальный ход

Михаил Турецкий никогда не прекращает поиски новых возможностей. В какой-то момент ему показалось, что творчеству коллектива не достаёт специфики женского вокала. Так в 2009 году родилась вариация коллектива «Хор Турецкого» - женская группа «SOPRANO Турецкого».

С самого начала стало понятно, что новое детище Михаила будет столь же уникальным, как и мужская арт-группа. Кастинг прошли только самые блестящие профессионалы, одинаково привлекательные для публики не только внешне, но и в творческом плане.

Тот же авторский бренд, та же форма, наполненная новым женским содержанием. В группе представлены все тональности сопрано и все вариации стилей пения. Коллектив обладает качеством, характерным для «Хора Турецкого»: у девушек практически не существует ограничений в репертуаре, так что «SOPRANO Турецкого» не имеет аналогов в мире музыки и эстрады.

Мужской или женский коллектив Турецкого выступает на сцене - это всегда яркое шоу, экшн, музыкальное событие с мощным энергетическим накалом, оставляющее глубокий след в сердцах зрителей!

Михаил Турецкий.Вожак

М.Турецкий с женой Лианой

— Папа, почему ты плачешь? — спросила восьмилетняя дочь.
Я сидел в городе Лонг Бич под Нью-Йорком в состоянии полной безнадеги на brodwalk — променаде, по которому прогуливаются и бегают за здоровьем американцы, и из глаз сами собой текли слезы. Что делать — не знаю. Меня подвели партнеры, я показал характер и остался без денег. За мной коллектив — двадцать человек, которых нечем кормить, не на что купить обратные билеты. Так хреново давно не было.
— У меня нет обувной фабрики, магазина, даже ларька. У меня есть только звуки, которые трудно продать, — ответил я Наташе.
— Папа, ты же приносишь радость людям! А это гораздо лучше, чем ларек. Хватит плакать, пошли, — дочь потянула меня за рукав.
И я встал и пошел. Нечего лить слезы перед маленькой девочкой. Нельзя сдаваться и раскисать.
Поводов для пессимизма было предостаточно: мне было уже тридцать и я все еще безуспешно пытался заработать на жизнь классической музыкой. Внушал хору, которым руководил, что это возможно, нужно только нащупать верный путь. Вся ответственность лежала на мне, а поддержки ждать было неоткуда. Кто бы мог подумать, что нужные слова услышу от дочки. Наташа так по-детски просто сказала про «радость людям», что я обрел второе дыхание и нашел способ выкрутиться. И тогда, и еще много раз, прежде чем добился успеха.

Мало кому удается продать творчество. Сам не знаю, как я в этом преуспел. Есть анекдот в тему: «В советское время у профессорской дочки спрашивают: «Как вы, получившая классическое музыкальное образование, воспитанная в интеллигентной семье, стали валютной проституткой?» — «Просто повезло!» Вот и мне повезло. Только не сразу.

Детство мое протекало в небольшом объеме московской коммунальной квартиры в районе станции метро «Белорусская». Мы занимали четырнадцатиметровую комнату. Баловать нас с братом было некому: бабушек и дедушек нет, папа с мамой заняты выживанием. Отец работал мастером цеха шелкографии на подмосковной фабрике, мама — няней в детском саду.
Папа, Борис Борисович Эпштейн, — один из шестерых детей кузнеца — родом из Белоруссии. Его отец, известный на всю округу могучий мужик, умер в сорок два от пневмонии. Поздней осенью вышел разгоряченный из кузницы и простыл. Так в четырнадцать папа вместе со старшим братом встал во главе большой семьи. Повзрослев, он смекнул, что в деревне им не прокормиться, и в восемнадцать поехал учиться в Москву, в Академию внешней торговли, перетащив в столицу всех братьев и сестер.
Грамотный, толковый человек, он быстро сделал карьеру в организации «Экспортлес», получил жилплощадь — семь квадратных метров в центре Москвы — и легко выучил немецкий, так как он походил на идиш. Забегая вперед, скажу: оказавшись в Нью-Йорке в свои восемьдесят пять, отец умудрялся общаться и там, потому что английский, оказывается, тоже похож на идиш…
В двадцать семь папа стал подумывать о семье. Оказавшись у родственников в местечке Пуховичи под Минском, в бедняцкой чистенькой хатке он увидел еврейскую семнадцатилетнюю девочку, которая играла на гитаре. «Это будет моя жена», — решил папа и уехал в Москву.
Его родственники поговорили с родными девочки: «Какой у него нос — вы сами видите, а то, что не обманет, мы гарантируем».
В октябре 1940 года отец увез Бэлу Турецкую в Москву. А в июле 41-го в местечко вошли немцы и уничтожили всю мамину семью. Их заставили рыть себе могилу и закопали живьем. В том же 41-м ушел на фронт отец. Он стал участником прорыва Ленинградской блокады и был удостоен за это правительственных наград. Мальчишкой отец каждый год возил меня в Ленинград по местам боевой славы, показывал пересыльный пункт на Фонтанке, 90, исторические места, водил в Товстоноговский БДТ.


Родители М.Турецкого

Из каждых ста человек, призванных в первые дни войны, вернулись только трое. Погибшие были признаны героями. А вот папа не смог даже восстановиться на работе. Во многом потому, что после войны сталинские чиновники не благоволили к евреям, пусть и прошедшим от Москвы до Берлина.
«Хотите работать во «Внешторге»? — сказали ему. — Пожалуйста. У нас есть филиал. На Печоре». Папа не захотел уезжать из Москвы и, поставив крест на карьере, устроился на фабрику.
У моего старшего брата Саши были нелады с легкими. Зарплата отца составляла шестьсот рублей, а консультация профессора-пульмонолога — пятьсот. «Жизнь сына в ваших руках», — говорил эскулап, нагнетая и без того напряженную обстановку.
И папа шел на преступление: обернув тело шелковыми платками, надевал сверху кожанку, оставшуюся с фронта, и выносил продукцию за пределы фабрики, чтобы потом ее реализовать. Каким-то образом он сумел договориться с работницами, которые делали для него партию сверх нормы. А ведь частное предпринимательство в то время каралось законом и грозило лишением свободы до пяти лет. В цеху было тридцать восемь женщин, в основном одиноких, обездоленных войной, и ни одна не позвонила на Петровку. Как он сумел построить такие правильные отношения с таким числом женщин — одному Богу известно!
Жили мы небогато. У нас не было ни автомобиля, ни дачи, все, что отцу было нужно, — спасти сына от болезни. И он это сделал.
Я незапланированный ребенок. Мама родила меня в сорок, папе было уже почти пятьдесят. Все в один голос отговаривали маму, у нее ведь больное сердце, но она поступила по-своему. Друзья советовали родителям назвать меня Юрой, потому что родился в День космонавтики, двенадцатого апреля, через год после полета Гагарина.
«Юр-р-ра? — сказал папа, слегка грассируя. — Это тр-р-руднопр-р-роизносимое имя. Пусть будет Миша».
Турецкие же мы с братом потому, что мама объяснила папе: Эпштейны есть, а Турецких не осталось — фамилию надо сохранить. И папа легко с этим согласился. У меня была настоящая еврейская мама. Есть анекдот, точно передающий суть ее характера: «В чем разница между арабским террористом и еврейской мамой? С террористом можно договориться». Мы с братом стали смыслом ее жизни. А папа нашел себе достойное место, живя как бы в своем мире. Он обеспечивал семью, отвечал на наши вопросы, но никогда не грузил и не требовал внимания. Он ни разу не сказал мне, когда я вырос:
«А почему ты не пришел? Что не позвонил?»
Маме — той всегда чего-то не хватало, несмотря на то, что мы были любящими и заботливыми сыновьями и чуть не каждый день навещали их с отцом. Когда мы прощались и уходили, папа тут же возвращался к своим делам, а она стояла у окна, пока не скроется машина, и я понимал: мы опять ей недодали…

«Еврейский мальчик с темными глазами, а в них такая русская печаль…» — это про меня. В полтора года я уже начал напевать, в три исполнял подряд все песни, которые доносились из телевизора и радиоприемника: «Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, уходили комсомольцы на гражданскую войну». Я не понимал, о чем это, и вместо «приказ» пел «отказ». Отец по воскресеньям позволял себе подольше поваляться в кровати, я забирался к нему под бочок. Тогда-то и ковалась репертуарная политика будущего «Хора Турецкого». «Пап, давай «Заботу», — говорил я, и мы затягивали: «Забота у нас простая…» или «Твист и чарльстон, вы заполнили шар земной…»

Песни советского времени — потрясающие. Я пел их с фанатичным кайфом, и родители поняли: надо мальчика учить. В тот момент у нас появились вторая комната в коммуналке и пианино. Мне нашли педагога по фортепьяно. Урок стоил десять рублей — серьезное испытание для семейного бюджета. А мне в шесть лет нравилось гулять на улице с друзьями, а не разбираться, что такое басовый ключ. Получив задание на дом, я считал количество нот в упражнении и тарабанил по первым попавшимся клавишам. Мама сопоставляла количество нот с количеством ударов по клавиатуре и разочарованно вздыхала:
— Что ж за белиберда?
— Такой этюд, — пожимал я плечами.
Длилось это четыре месяца. Потраченные сто шестьдесят рублей не материализовались в качество. «Бездарный мальчик, — сказала педагог. — Не тратьте деньги».
Я был счастлив: меня избавили от мучений. Но голос во мне рос, я садился за фортепьяно и, не зная нот, подбирал мелодию на слух — «Сиреневый туман», «Ты у меня одна». Приходили гости, меня ставили на стул, я пел — всеобщий восторг. «Талантливый пацан растет! Должен учиться».
И мама повела меня на этот раз в государственную музыкальную школу. На доске объявлений — листок «Услуги и цены: фортепьяно — 20 руб. в месяц, скрипка — 19 руб., гобой, валторна — 9 руб., флейта — 3 руб., флейта пикколо — 1 руб. 50 коп.».
«О! — сказала мама. — Флейта пикколо нам подойдет. Незатратно, и будешь при музыкальном процессе».
Недавно мои артисты подарили мне флейту пикколо и на всей аппликатуре выгравировали свои прозвища: Туля, Кузя, Кабан, Зверь… Я взял ее и понял, что руки все помнят. А тогда за четыре года научился играть виртуозно. Параллельно отец возил меня в капеллу мальчиков.
— У вас талантливый ребенок, — сказал как-то педагог, — хорошо бы его отец зашел ко мне.
— А это я и есть… — ответил папа.
И тут я понял, что он у меня старый и выглядит как дедушка. Раз родители старые, значит, я их скоро потеряю. В моем детском сердце поселился страх, что могу лишиться этой могучей крыши над головой. Я решил как можно быстрее стать самостоятельным, потому что скоро останусь один…
Не знаю, что сумел бы придумать, но в дело вмешалась судьба. В лице двоюродного брата отца — знаменитого музыканта Рудольфа Баршая. Особую известность он получил после 1977-го, когда уехал из СССР на Запад, выступал со Штутгартским симфоническим оркестром и стал главным дирижером Борнмутского. На родине у него не складывалось. Наверное, власти не могли доверить оркестр морально неустойчивому человеку, трижды женатому, в последний раз — на японке.

Когда совсем юный Рудольф приехал в Москву, отец поставил ему раскладушку на своих семи метрах. Летом они ездили на дачу к папиному старшему брату, где Рудик с утра уходил в деревянную уборную и там, на толчке, с пяти до восьми «пилил» на скрипке, чтобы никому не мешать. Вот так закаляется сталь. В то время советская музыкальная школа считалась лучшей в мире, так же как балетная и космическая. Выдающиеся оркестры мира сцементированы советскими музыкантами. А сегодня… Кто будет сидеть с пяти до восьми на «очке», чтобы чего-то добиться?
Дядя Рудольф до своей эмиграции успел рассмотреть во мне талант. Как-то он пришел к нам в гости.
— А что делает Миша? — поинтересовался дядя.
Я сыграл на флейте.
— Спой.
Я спел.
— Музыкальный парень, — оценил он. — Я позвоню директору хорового училища имени Свешникова.
Звонил дядя при мне. «Посмотрите мальчика — если это не его дверь, не берите», — мудро сказал он.
Меня взяли в училище в одиннадцать лет. Я сразу попал в отстающие, остальные дети учились с семи, некоторые уже играли Второй концерт Рахманинова. В первый же день я с рыданиями сказал отцу:
— Не хочу! Не могу!
— Делай что хочешь, — сказал папа и устранился.
Догнать сверстников стало смыслом жизни. В итоге я втянулся. Заниматься дома не мог: сосед по коммуналке делал «козью морду». Заслышав звуки музыки, семидесятилетний машинист паровоза, коммунист с орденом Ленина на пижаме, гонялся за мной по квартире с криком: «Израилев черт!» В школе занятия начинались в восемь тридцать. Я вставал в пять сорок, умывался, жевал на ходу бутерброд и мчался на метро в школу на Красной Пресне. В шесть тридцать я уже сидел за пианино и работал до начала уроков. Кто из детей сегодня способен на такое?

К восьмому классу я догнал однокашников, несмотря на жуткую конкуренцию. Из двух тысяч поступающих брали двадцать мальчиков. До победного конца доучивались десять. Даже при таком отборе мало кто делает успешную карьеру. Нужны связи и деньги. Но если в попсе ты можешь «выстрелить» при наличии только этих двух составляющих, в классике без образования никуда. Иногда в консерватории при полупустом зале проходят концерты, которые могли бы стоить миллионы, настолько они гениальны. Но превратить их в продукт, который купят, не всегда возможно, потому что понимание классической музыки доступно немногим. Да и зачастую талантливые музыканты словно не от мира сего, их просто не воспринимают как звезд. А хорошо упакованная банальщина прекрасно продается, потому что имеет адекватный вид. Что такое гламур? Это дешевый продукт, дорого поданный. Мне и моим музыкантам повезло учиться музыке на излете советской системы. Это было время педагогов-бессребреников, которые вкладывали в учеников душу. И мы учились с таким же энтузиазмом. «Гнесинка», куда я поступил по окончании хорового училища, — Высшая Школа Музыки. Меня в этом Храме муз сделали дирижером — матерым музыкантищем, способным поднять и повести за собой людей. Я, как губка, впитывал музыкальную науку, до поры до времени не обременяя себя мыслями о хлебе насущном. Но довольно рано — в двадцать один — пришла пора, я влюбился и женился.

У Лены были вздернутый носик, открытая улыбка и бездонные глаза. Настоящая русская красавица. Мы познакомились в «Гнесинке», учебу она совмещала с работой — пела в хоре Минина. У нас было много общего, мы вместе постигали музыкальные азы, ходили на концерты, спектакли и каток. Оба любили природу. Я стал ее первым мужчиной. В двадцать два у нас родилась Наташа. Рановато, наверное, но мы были счастливы. Вопреки воле родителей. И те и другие считали, что мы разного поля ягоды. Они не чинили препятствий, но по отдельным репликам несложно было догадаться: родственники не в восторге.
«Я бы хотел, чтобы дочь вышла замуж за человека своей национальности», — сказал ее отец моей матери перед свадьбой.

Моя же мама мечтала видеть меня рядом с еврейской девушкой. Ведь пятьдесят поколений моих предков женились только на своих.


Ну и что с того? Любовь стирает все различия. Тесть это понял со временем. Он был настоящим русским офицером, глубоко порядочным и умным человеком. У них с Леной сложились удивительные отношения. Словно одна душа на двоих. И по характеру они были очень похожи — абсолютная выдержка и чрезвычайная доброта. Лена любила меня преданно и никогда ничего не требовала, но я должен был доказать себе и другим, что могу быть не мальчиком, но мужем и добытчиком.
Чем я мог заработать? Частным извозом. Права у меня с девятнадцати лет, я даже занимался автоспортом. Умудрялся как-то выкраивать время между занятиями музыкой. Один раз участвовал в ралли, пришел шестнадцатым с конца. Но ведь главное — участие! Я продал все свои ценные вещи, включая кожаную куртку и магнитолу, взял еще в долг у брата и купил подержанные «Жигули» одиннадцатой модели. С тех пор каждый субботний вечер и не только, я отправлялся на заработки. Все было: и отнимали выручку за вечер, и из машины просили выйти, и не платили, но слава Создателю, обошлось без серьезных последствий для здоровья.

К концу пятого курса я подрабатывал в четырех местах одновременно. В большом универсаме в Строгино был «ночным директором», то есть грузчиком. За ночь принимал по пять-шесть машин: три с хлебом, две с молочными продуктами и иногда с колбасой. Колбаса была самым страшным ударом, потому что все полторы-две тонны я должен был своими руками перекантовать, взвесить да еще проследить, чтобы водитель с экспедитором пару батонов не умыкнули. Зато слова «дефицит», под лозунгом которого жила перестроечная страна, для меня не существовало. Когда мчался после ночной смены из Строгино в центр преподавать музыку детям, гаишники на трассе отдавали мне честь: раз в два месяца я завозил им в отделение ящик гречки и чая. У меня появились различные связи и знакомства. Я был в полном порядке, но душа по-прежнему жаждала музыки и творчества.

Наконец я нашел, чем ее порадовать. Параллельно с магазином и преподавательской деятельностью начал работать с православным церковным хором и одновременно с ансамблем политической песни. Через некоторое время уверился, что не ошибся с профессией. А работая с актерами театра «Школа музыкального искусства» под руководством Юрия Шерлинга, понял, что могу научить петь любого. До уровня эстрадного исполнения доведу даже не поющую балерину.

Не знаю, долго ли продержался бы наш с Леной брак. Сегодня мне тяжело рассуждать об этом, ведь прошло столько лет. Знаю только, что наши чувства были искренние и настоящие. Считается, что ранние союзы не выдерживают испытание временем. Но не суждено узнать, верно ли это было бы в нашем случае…
В августе 1989 года вместе со своим другом и учителем Владимиром Ануфриевичем Семенюком я поехал на автомобиле в Клайпеду, в гости к его аспиранту литовцу. Разговоры о музыке, вылазки в Палангу, солнце, море и песок. Во всех отношениях это была приятная поездка. В один из дней, несмотря на поздний час, никак не мог заснуть, хотя в двадцать семь лет знать не знал, что такое бессонница. В половине третьего ночи раздался звонок в дверь. Телеграмма. «Срочно позвони. Саша», — написал старший брат. «Что-то с мамой или папой?» — судорожно соображал я. В 1989 году звонить ночью в Москву из Клайпеды было неоткуда. Мы с Семенюком поехали в центр города и оказались перед запертыми дверями переговорного пункта. До половины восьмого не находил себе места. А когда наконец смог набрать телефонный номер, услышал в трубке мамин голос. «Значит, с ней все в порядке», — первым делом подумал я.
— Держи себя в руках, — сказала мама. — Они все погибли.
Я ничего не понял.
— Кто все, мам?
— Лена, ее отец и брат.
Я повесил трубку, вышел на улицу на ватных ногах и, дойдя до газона, рухнул в траву. Ко мне подбежал учитель.
— Владимир Ануфриевич, дайте сигарету, — попросил я. — Что-то все горит внутри.
— А что случилось, Миша?
Я не смог ответить, вскочил и снова побежал звонить. Мама, пережившая гибель всех своих родных, спокойным ровным голосом продиктовала: «Семьдесят первый километр от Минска, номер отделения милиции...»
Лена с отцом и братом ездили в Вильнюс на день рождения родственницы. Отец Лены, аккуратист и педант, никогда не нарушал правил дорожного движения. Из гаража машину не выведет, если не работает поворотник. Он не доверял руль даже сыну, который только что вернулся из армии, где служил водителем. Никто не знает, что случилось с моим тестем, но на обратном пути в Москву его машина вылетела на сторону встречного движения. Ехавший по ней «Икарус» стал уходить в кювет, но «Жигули» догнали автобус и, ударившись, отлетели на свою полосу, где их подмял под себя тяжелый «ЗИЛ».
Всю дорогу к месту аварии я думал: «Это ошибка. Такого не может быть. Это не они». Наконец доехали. Какой-то мужик на тракторе указал мне точное место происшествия. «Я двадцать пять лет за рулем, но такой страшной катастрофы еще не видел, — сказал он. — Вот здесь это было…»
И я понял, что зря надеялся. На обочине дороги лежала покореженная зелененькая сувенирная подковка. Мой «заграничный» подарок тестю.
В ближайшем населенном пункте купил бутылку водки, все цветы, какие были,
и вернулся на место трагедии. Мы с учителем выпили. Покурили. Посидели в каком-то коматозе, а потом я позвонил в отделение милиции. «Приезжайте за трупами и забирайте машину», — сказали мне.
Никогда не забуду долгий путь домой. Впереди шел грузовик с тремя гробами, за ним ехал я. Обогнать как-то не получалось…
Мне было страшно увидеть тещу. Женщину, которая в один миг потеряла детей и мужа. У меня за эти пару дней лицо стало цвета асфальта. Что уж говорить о ней? Но теща сидела в окружении подруг и держалась молодцом — ее накачали транквилизаторами.
Как интеллигентный человек, она молчала, но я знал, о чем теща думает: «Ты жив, а Лены нет». Я ведь мог поехать с женой или позвать ее к себе в Клайпеду. Но не сделал ничего судьбоносного, что изменило бы роковой маршрут.
Через некоторое время теща стала настойчиво предлагать мне отказаться от Наташи и оформить на нее опекунство. На меня насели ее родственники:
— Зачем тебе ребенок? Ты еще молодой.
— При всем уважении не могу, — ответил я. — Евреи от своих детей не отказываются.
Хотел забрать девочку в свою квартиру, препоручив заботам моей мамы, но потом понял, что разлука с внучкой добьет обезумевшую от горя тещу.


Фото: из архива М.Турецкого

В этот момент я очень остро нуждался в помощи. И эта помощь пришла ко мне свыше. Мне предложили создать в Москве хор еврейской духовной музыки. Это было спасением. Музыка предков — древнее могучее искусство — дала мне силы жить.
За восемнадцать месяцев мы сделали программу, с которой выступали в Англии, Франции, Израиле, Америке, Канаде. Финансированием хора занимался благотворительный еврейский фонд «Джойнт». Когда они поняли, что лидер коллектива — личность, не готов к глупому подчинению и хочет выйти на большие концертные площадки, у них пропало желание нас поддерживать. И с 1992 года я с хором остался без поддержки. Это была очень сложная задача — заниматься раскручиванием бренда «Еврейский хор» в России. Всем казалось, что мы поем только для евреев. Я хотел доказать, что это не так. Но получалось не очень. У нас не было ни денег, ни рекламы. Один голый энтузиазм.
Мы трудно пробивали себе дорогу в Америку, ведь это было единственное место в тот момент, где можно было заработать. В конце концов что-то начало получаться. Помогали новые друзья, которые видели в нас фантастически талантливый проект. И хотя выступлений было немного — в основном по выходным, нас признали критика и профессиональные музыканты. Отношения в коллективе тоже были непростыми. Помню, в 1993 году, после десяти дней бесцельного проживания в бруклинской квартире в ожидании работы в Калифорнии, в нашем коллективе чуть не случилась революция. Восемь человек из шестнадцати подписали ультиматум: мол, не понимаем, зачем нам Калифорния, не верим, что нам заплатят, ехать отказываемся. Ситуацию нужно было уладить за двадцать восемь часов, которые занимал переезд на автобусе из Нью-Йорка в Майами. Я произнес речь: «Не позволю развалить проект!» Потом вызвал к себе заговорщиков по одному: «Вы, Алексей, уволены. Владимир, вы хотите уехать, а потом вернуться — пожалуйста. Вы, Леонид, сколько хотите денег, чтобы остаться?» В общем, четырех членов коллектива я подкупил, двух отпустил, двух уволил — и оппозиция была разгромлена. О, я хорошо знал психологию советского человека. Сам такой.
В 1994-м мне посоветовали обратиться за финансовой поддержкой в «ЛогоВАЗ». Я позвонил, и в синагогу, где мы репетировали, приехал Березовский со словами: «У вас есть двадцать пять минут». Мы ему спели красивыми голосами. «Даю пять тысяч долларов в месяц», — пообещал Борис Абрамович. Мы разделили эти деньги на двадцать человек, получив хорошую прибавку к зарплате на год. Потом дело скисло. Березовский уехал, его помощники сказали: «Чтобы вам и дальше помогать, надо, чтобы вас любил Боря, а у нас на счету были деньги. Боря вас любит, но денег нет».
Гусинский, возглавлявший Российский еврейский конгресс в те годы, тоже одно время нас любил и даже поддерживал. И Гусинского, и Березовского я всегда очень благодарил во время концертов, пока мой старший товарищ, знаменитый артист Геннадий Хазанов, после шоу в Театре Эстрады не сказал: «Миш, а че ты все время им кланяешься? Они тебе что, дом в Испании построили? Гусинский лаконично тебе помог лишь для того, чтобы его поддерживало еврейское лобби в Америке». В 1995 году мы обратились к Айзеншпису. Тот произнес: «Мне нужно полтора миллиона долларов от «ЛогоВАЗа», и страна будет засыпать и просыпаться с мыслями о еврейском хоре». Но «ЛогоВАЗ» в то время уже закончился. Полтора миллиона взять было негде, и я в конце года разделил хор на две части. Одна осталась в Москве, другая вместе со мной поехала по контракту в Майами. Мог бы взять с собой красивую девушку, но поехал с пожилой мамой и дочкой. Теща ужасно боялась, что могу не вернуться, поэтому тщательно подготовила внучку, которой тогда исполнилось одиннадцать лет: в случае, если я вдруг решу остаться за океаном, Наташа должна была встать на дыбы и заявить: «Хочу к бабушке в Россию!» Но она не сделала этого, хотя ей иногда было по-настоящему трудно. Дочь училась в заведении для обеспеченных детей. Школьный автобус отвозил домой сначала тех, кто побогаче, потом середнячков, ее — последней. У меня не было тогда ни сегодняшней репутации, ни уважения, и на Наташу смотрели как на эмигрантку из бедной семьи.
Только моя мама чувствовала себя вполне комфортно, у нее даже случился платонический роман с владельцем кафе, мистером Невелом, благодаря которому она вспомнила идиш. Они тарахтели целыми вечерами, надеясь, что я ничего не понимаю. Папа приехал позже и решил, что маме в ее семьдесят три можно не мешать. Ему Америка не сильно понравилась. «Большого театра нет, мне здесь делать нечего. «Я в восторге от Нью-Йорка гор-р-рода, но кепчонку не сдерну с виска. У советских собственная гор-р-рдость: на буржуев смотр-р-рим свысока», — продекламировал он Маяковского и спустя четыре месяца вернулся на Родину.
А я ведь никогда не хотел уехать в Америку навсегда. Уважаю западные ценности, но еще больше — Большой театр, каток, летнее небо над Москвой в пять утра. Я хотел жить на Родине. И решил попытать счастья в последний раз. Если не получу поддержки, навсегда распрощаюсь с идеей еврейского хора в России. За океаном у нас ведь в конце концов начало получаться. Мы настолько потрясли тамошнюю публику, что власти Майами выпустили прокламацию, объявив шестое февраля «Днем Московского хора».
На этот раз я стал атаковать офис Иосифа Давыдовича Кобзона. Сделал полторы тысячи звонков, не меньше. Покупал карточки и звонил в Россию из таксофона. Может, я стучался громче других, но в результате Кобзон меня услышал. И взял нас в свой юбилейный тур по России и СНГ, что стало своеобразным прорывом для коллектива.
Через пару лет я решил сменить наше одиозное некоммерческое название «Еврейский хор». К тому же нам стало тесно в рамках колоссальной, могучей, но одной только еврейской музыки — ведь это лишь часть мировой музыкальной культуры. Участники хора — в основном русские, зрители — люди разных национальностей. Почему бы не исполнять и другую музыку, например классику, фольклор, джаз, рок? Так родился «Хор Михаила Турецкого».
Иосиф Давыдович такие перемены не одобрял, ругался, считая, что я предаю свои корни. Думаю, обвинять меня в измене несправедливо. Хор нес свое название в более сложное время, когда даже сами евреи не спешили нас приглашать к себе на выступления.
Итак, шел 2001 год, я с коллективом гастролировал по Америке. Дочь Наташу, которая жила со мной в Штатах, через какое-то время вернул бабушке. Теща наконец-то меня оценила. С тех пор мы живем в мире. Правда, никогда не держал на нее зла, я ее понимаю: будущий зять еще не сделал мне ничего плохого, а я его уже не люблю.


Михаил Турецкий с тещей и дочкой

Двенадцать лет я ходил в холостяках. Не мог представить, что приведу в дом «чужую тетю» и скажу Наташе: «Это наша новая мама». Некоторые девушки предпринимали попытки сделать из меня мужа. Тогда я шел к главному раввину России Адольфу Соломоновичу Шаевичу и говорил:
— Что делать? Меня прижали к стенке.
— Если можешь не жениться, не женись, — отвечал он.
Я мог, потому что карьера, становление хора и обязательства перед самим собой и коллективом казались гораздо важнее романов. Пока не встретил Лиану. Помню ощущение шока, когда заглянул в ее огромные зеленые глаза. «Две волны остались в глазах твоих, чтобы я утонул, погружаясь в них…»
Мы встретились после концерта в Далласе. Отец Лианы был одним из организаторов наших выступлений. Тридцать первого октября в Америке как раз отмечали Хэллоуин, и Лиане хотелось провести этот праздничный вечер с ребенком, но она не могла обидеть папу, который настаивал, чтобы дочь слушала еврейский хор из России. Как интеллигентный человек, Лиана пришла за кулисы поблагодарить музыкантов за концерт. Марта Клионер, наш импресарио в те годы в Штатах, увидев ее с дочкой, поинтересовалась, где же муж.


Михаил Турецкий с женой и ее дочерью Сариной

— Муж объелся груш! — ответила моя будущая супруга.
— Так у нас столько мальчиков в коллективе, я вас представлю! — перехватила Марта Лиану и повела знакомиться с артистами.
Мы столкнулись в коридоре — красивая, броская девушка и рядом с ней маленький кучерявый ангелочек, ее дочь Сарина. На меня как на артиста, который провел месяц на гастролях, внешний вид Лианы — ее высокий каблук и открытый живот — произвел неизгладимое впечатление. Мы разговорились. Захотелось сказать ей несколько небанальных комплиментов. Я предложил всем вместе поехать в ресторан, выпить кофе. Три коктейля повысили концентрацию романтики в моем организме. И я сказал Лиане: «Поехали к тебе». Я уже знал к тому времени, что она девушка самостоятельная, живет отдельно от родителей в двухэтажном доме. Она сопротивлялась, но я проявил легкую настойчивость. Мы отправились к Лиане и проговорили с ней до утра. Я предложил поехать с нами в тур, на что Лиана изобразила неприступность и вызвала такси, чтобы меня отвезли в гостиницу. Так началось наше знакомство.

Коллектив поехал дальше, в Хьюстон. Уже в следующем городе, Чикаго, я почувствовал, что хочу позвонить этой девушке. Набрал ее номер после выступления, и мы опять проговорили всю ночь. Мне это стоило гонорара за два концерта. Зато уже определились некоторые жизненные ценности и позиции. Я предлагал Лиане приехать к нам на центральный концерт тура в Карнеги-холл в Нью-Йорке, но она культурно отказалась, сославшись на то, что не может уйти с работы и надолго оставить ребенка. После Карнеги-холла я приехал к ней в Даллас сам. На следующий день, когда Лиана забирала Сарину из садика, воспитательница отозвала ее в сторонку: «Знаете, что сказала ваша дочка? Она сообщила, что дядя с концерта теперь спит у вас дома!»


Пора было определяться с чувствами. Мама всегда тосковала по большой родне, которую она потеряла в Белоруссии. В тот приезд я обошел всех родственников Лианы и понял, что мама этот вариант одобрит. Семья и отношения такие же, как и в белорусском местечке, только на высоком американском уровне.
Лиана поначалу отказывалась бросить большое дружное семейство, хорошо
оплачиваемую работу программиста и переехать в Москву, пока я не поставил вопрос жестко. Ее родственники были не в восторге от наших планов. Дедушка как опытный человек сказал, что артист — это цыган, что плохо для семейной жизни. А когда я приехал к родителям Лианы просить руки их дочери, ее папа предупредил, что у нее очень тяжелый характер. Но мы с ней непослушные люди. И все-таки убедили родителей. Потом возникли проблемы с вывозом Сарины. Я ее удочерил и перевез в Россию.
Мы с коллективом шли своим особым путем, миновав цепочку «продюсер-телевизор-публика-касса». Одной ногой попали в шоу-бизнес, другой остались в искусстве и с этим пришли на концертные площадки. Какое-то время, правда, я еще пытался найти продюсера. В 2003-м пришел к Иосифу Пригожину, тот послушал трек секунд сорок и начал сучить ножкой, заглядывать в телефон, намекать: мол, зря теряю время.
«Иосик, ты ж меня проглядел! — теперь говорю ему. — Вот бы «накосил» сейчас!»
Сегодня он со мной по сорок минут по телефону разговаривает и времени ему не жалко. «Может, лучше в гости придешь?» — предлагаю я.
Хор выбрал свою музыкальную политику — мы не ограничивали себя исключительно классической музыкой. Есть еще поп, рок, джаз и мюзиклы. Только классика — это как строгие брюки в гардеробе, красивые, дорогие, но одни. А можно ведь переодеться и во что-то подемократичнее. Или сочетать, как это начали делать в Голливуде, надевая смокинг с джинсами и кроссовками. Сегодня побеждает музыкальный фьюжн — смешение стилей, когда ты можешь предложить людям в единицу времени разные ощущения. Буду благодарен тому, кто сократит божественные длинноты в «Войне и мире» Льва Толстого и вместит четыре тома романа в пятьсот страниц, чтобы современные дети смогли его осилить. Я применяю подобные сокращения к классической музыке. Ведь воспринимать ее непросто. Нужно настроиться, открыть душу. Желание есть у многих, нет времени. Я же могу за десять минут познакомить слушателя с Верди, приправив музыку ферментом поп-рока для более легкого восприятия. В результате Верди звучит как Queen. И это не пародия. Не стеб, не лубок, просто другое, современное осмысление. Музыкальный критик может назвать меня выскочкой, который берет самое легкое и доступное для восприятия, зарабатывая таким образом деньги. Но я бы на его месте сказал спасибо Турецкому, агитатору и пропагандисту хорошей музыки.


Группа "Сопрано"

Михаил Турецкий - популярный отечественный музыкант и исполнитель. Больше всего известен как продюсер и основатель арт-группы под названием "Хор Турецкого". В 2010 году получил звание народного артиста России.

Детство и юность

Михаил Турецкий родился в Москве в 1962 году. В семье он был вторым ребенком, причем нежеланным, по крайней мере для отца. Борис Борисович Эпштейн, так звали папу героя нашей статьи, всяческими способами отговаривал жену от рождения второго ребенка. Причин была масса: тяжелые времена, немолодой возраст родителей, болезненный первенец Александр, с которым всегда была уйма проблем.

Сегодня мы можем быть только благодарны матери музыканта за то, что она настояла на своем. 12 апреля Белла Семеновна родила мальчика Мишу. Интересно, что Турецкий - это вовсе не его псевдоним, а фамилия матери, которую он взял, чтобы выступать на сцене.

Национальность Михаила Турецкого - еврей. Это создавало определенные проблемы, когда он рос, но в его детстве на это никто не обращал внимания. Родители Миши постоянно пропадали на работе, чтобы заработать средства на содержание двух сыновей. Поэтому основные обязанности по его воспитанию легли на плечи старшего брата Александра, который был на 15 лет старше. Ему такое занятие, конечно, было в тягость, поэтому он часто оставлял ребенка рядом с включенным радио или телевизором, а сам отправлялся гулять.

Творческие задатки

По всей видимости, это сыграло определенную положительную роль в биографии Михаила Турецкого. Когда родители узнали о таком воспитании, то даже не стали наказывать Александра, потому что заметили, что маленький Миша постоянно подпевает песням, звучавшим в эфире. Причем делает это хорошо, демонстрируя неплохие задатки. Главным хитом в то время была песня "Сиреневый туман".

Отец Михаила Турецкого работал мастером цеха, а мать была воспитательницей в детском саду. Денег в семье всегда было немного, но со временем удалось накопить на дополнительную комнату в коммуналке в районе станции метро "Белорусская", где они все и жили. Даже остались деньги на старое фортепиано.

Музыкальный инструмент был приобретен, чтобы Миша мог дома заниматься с приглашенным репетитором по музыке, оттачивая свой талант. Однако педагог была настроена не так оптимистично, как родители. Примерно через полгода она заявила, что дальше заниматься нет смысла, потому что у ребенка абсолютно нет слуха.

Это расстроило родителей, но настойчивый Михаил Турецкий убедил дать ему еще один шанс. Он поступил в музыкальную школу, начал учиться играть на флейте, потому что это было дешевле всего.

Образование

В 1973 году произошло важное событие, которое нельзя не отметить в биографии Михаила Турецкого. Он познакомился с кузеном отца, который оказался всемирно известным дирижером и альтистом Рудольфом Баршаем. Услышав, что Миша ходит в музыкальную школу, а также пробует петь, Рудольф попросил его что-нибудь исполнить. Вокальные способности мальчика его искренне восхитили, вскоре он уже смог пристроить его в престижное хоровое училище имени Свешникова. Удалось это сделать только по блату.

В 2005 году Михаил решается написать собственную автобиографию, в которой подробно излагает всю свою историю, как ему удалось добиться успеха, какие препятствия были преодолены на пути. Рассказывает, как стали популярными песни Михаила Турецкого.

В 2008 году кажется, что коллектив выходит на пик своей популярности. Они дают концерт в государственном Кремлевском дворце. Их начинают считать одними из самых известных и популярных артистов страны, но Турецкий и не думает на этом останавливаться.

Женский коллектив

В 2010 году он запускает новый проект под названием SOPRANO. По сути, это женская версия "Хора Турецкого". Девушки из этого коллектива, которых продюсирует сам Михаил, быстро становятся популярными. Они выступают на престижных фестивалях.

Например, на "Песне года", "Славянском базаре", "Новой волне". 2010 год становится успешным для Михаила и в том плане, что ему присуждают звание народного артиста России и орден Почета.

Личная жизнь

Семью Михаил Турецкий построил в 1984 году. Его избранницей становится однокурсница Елена. В том же году у них рождается дочка Наташа. Именно Елена погибла в аварии вместе с братом и отцом, после чего Михаил уехал с Натальей в турне по Америке.

В США его дочери понравилось. Там она даже впервые начала выступать на сцене. Однако отцу удалось убедить ее попробовать себя в какой-нибудь другой сфере, потому что сам он уже понимал, какой это тяжелый труд. Главным аргументом стало то, что музыка и вокал полностью лишат девушку личной жизни. На это она пойти не решилась, в результате занялась изучением права. Сейчас она работает юристом в офисе "Хора Турецкого", оперативно решая все возникающие вопросы.

В 2014 году она подарила отцу внука Ивана, а в 2016-м у нее родилась дочка Елена.

У самого Михаила Турецкого дети тоже появились. В 2001 году родилась внебрачная дочь по имени Изабель, это произошло после короткого романа с Татьяной Бородовской. А в 2002 году герой нашей статьи женился во второй раз. Он выбрал себе в супругу армянку по имени Лиана, с которой познакомился во время очередных гастролей по Америке, которые были организованы отцом девушки.

Еще до брака с Турецким у Лианы уже был ребенок - дочь Сарина. Несмотря на это, пара решила обзавестись еще и совместными детьми. В 2005 году у них родилась Эммануэль, а еще через четыре года Беата.

Деятельность в последние годы

Сейчас возраст Михаила Турецкого составляет 56 лет. Для музыканта и вокалиста немало, но он пока даже не думает уходить со сцены. Всю жизнь он проявлял себя в качестве трудоголика, таких же энтузиастов набрал себе в команду и сбавлять обороты не намерен.

"Хор Турецкого" вместе со своим лидером и вдохновителем ежегодно дает около двухсот концертов в России и за границей. Параллельно артисты активно развивают социальные сети, чтобы поклонники могли за ними наблюдать буквально в режиме реального времени.

В 2017 году в жизни Турецкого произошло сразу нескольких важных и знаковых событий. Он получил орден Дружбы за развитие культуры, а также выдал дочь Сарину замуж на Торника Церцвадзе. Сарина - дочь Лианы от первого брака, которую сам Михаил уже давно считает практически родной.

На данный момент коллектив "Хор Турецкого" выпустил уже восемь альбомов. Первый вышел в 1999 году под названием High Holidays, затем были пластинки Bravissimo, "Хор Турецкого представляет", "Когда поют мужчины", "Рожденные петь", "Москва - Иерусалим", "Музыка всех времен", "Шоу должно продолжаться".

Рассказывая о своей работе, артисты часто любят подчеркнуть, что в течение года им приходится около ста раз садиться на самолет, проезжать на автомобиле порядка 120 тысяч километров, также преодолевать значительные расстояния на поездах и автобусах. Но все они восхищаются своим руководителем и очень его уважают.

Известный российский дирижер и его супруга рассказали о том, что побуждает человека к творческому развитию.

Михаил и Лиана Турецкие. Фото: личный архив.

История Михаила и Лианы началась в 2001 году во время гастролей «Хора Турецкого» по Америке. Отец Лианы получил предложение организовать концерт коллектива. Наверное, это была любовь с первого взгляда. Четырех месяцев по большей части телефонного общения хватило Лиане, чтобы променять благоустроенную американскую жизнь на гораздо более скромное существование в России, но зато с любимым. А Михаил, уже достаточно взрослый человек, переживший личную трагедию (в автокатастрофе погибла его первая жена Елена), поверил в то, что именно с этой женщиной он проживет счастливую жизнь.

Михаил, как-то в интервью вы пошутили, что супруга ценит в вас возраст и национальные особенности. Это важно, чтобы люди были из одной среды?
Михаил Турецкий:
«Конечно. Желательно, чтобы из одной песочницы, из одного традиционного измерения, культурного среза, одного цвета кожи. Конечно, исключения бывают — и вдруг совпадает совершенно несовместимый набор деталей, как в конструкторе «Лего». Но такое случается редко. Все-таки хорошо, когда твои бабушка и дедушка исповедовали те же ценности, что и предки твоей избранницы. Русская женщина не поймет, что это за болезненная любовь еврейской мамы к сыну. Ей это покажется странным. А еврейская жена? Наша религия говорит о том, что жена всегда против. Но это и является источником твоего внутреннего роста. Если ты сидишь на диване и ни хрена не делаешь, у тебя растет пузо, а рядом находится женщина, которая принимает тебя таким, как есть, вообще нет стимула развиваться. Это выбор каждого — кто каким путем хочет идти. Я знаю немало евреев, которые выбрали себе благодарную женщину «из другого племени».

Лиана Турецкая: «Русская жена тебя давно бы убила! (Смеется.) Я считаю, дело даже не в национальности, а в семейном воспитании — какие ценности пытались привить человеку. У меня три незамужние дочери. Конечно, я бы мечтала, чтобы они выбрали себе в мужья евреев, и мы бы вместе отмечали праздники, соблюдали обряды, ходили в синагогу. Но старшая дочка Наталья вышла замуж за русского парня, и мы к нему прекрасно относимся, очень любим. Она родила нам потрясающего внука Ванечку, и поэтому все остальное уже неважно. Можно выбрать еврея, который окажется полным идиотом, и бедная девочка будет мучиться всю жизнь. А можно жить душа в душу с русским. Главное, чтобы дети были счастливы!»

Еще психологи утверждают, что мужчина ищет жену, похожую на маму…
Михаил:
«И это совершенно верно. Если у тебя хорошая мама, ты начинаешь искать эти черты в своей избраннице. Лиана на момент нашего знакомства была женщиной с пятилетним ребенком. И я увидел в ней прежде всего заботливую мать. В дальнейшем, когда у нас появились еще дочери, это мнение только укрепилось. Для моей жены дети всегда на первом месте, и я это принял. Ведь и для моей мамы на первом месте были мы с братом, а папа — на втором или даже на третьем. Ни разу я не видел, чтобы она проявляла какую-то активную ласку по отношению к отцу. Она никогда не называла его: „Боречка, дорогой“. Всегда — Борис, и сразу следовал какой-то вопрос. И он, уже слыша свое имя, ждал подвоха. (Смеется.) При этом родители как-то ухитрились прожить уникальную совместную жизнь — шестьдесят шесть лет. И вот эту модель семьи очень легко было представить с Лианой. Я сам с собой договорился: „Михаил Борисович, если вам не хватает внимания, вы найдете его на рынке услуг шоу-бизнеса, где вам внимает миллионная аудитория“. Лиана считает, что я человек самодостаточный, самостоятельный, а дети более уязвимы, им нужно больше заботы».

Лиана, когда у Михаила что-то не ладится, он обращается к вам за участием?
Лиана:
«Конечно, если не к жене, к кому же еще идти? Это нормально. Но это не значит, что я буду Михаила Борисовича жалеть и гладить по головке. Скорее, наоборот, я стараюсь его как-то встряхнуть, чтобы он взял себя в руки».

Михаил: «На моей жене и так всего много: помимо дочерей есть еще родители, которые из Америки приехали. Им тоже надо помогать. Потом, Лиана — предводитель большого девичника, и всегда есть какие-то женские вопросы, которые надо срочно решать. Так что у нее девальвировалось понятие, что такое настоящая проблема. Если я буду ныть, что нахожусь с собой в творческом несогласии, она, конечно, сделает вид, что в это погружается. Но не погрузится. Лиана понимает, что мои проекты успешны, а если я сам с собой договориться не могу, это мои проблемы. Есть более насущные дела, чем мужское нытье».

Лиана, а почему вы зовете мужа Михаил Борисович?
Лиана:
«Муж — это дома. А на работе он Михаил Борисович. Он меня тоже называет Лиана Семеновна, это прикольно».

Но, как я понимаю, в доме на вас все держится?
Лиана:
«Семья — это некое партнерство. Каждый занимается своим делом, и никто друг другу не мешает. Конечно, если надо в чем-то посоветоваться, мы советуемся, но в итоге поступаем так, как считаем нужным».

Михаил, «Хор Турецкого» хорошо принимали в Америке, и у вас была возможность там остаться. Почему вы приняли решение вернуться в Россию?
Михаил:
«Во-первых, у меня перед глазами был пример родителей, которые много раз могли эмигрировать и в Америку, и в Германию, но остались жить здесь. Папа прошел войну, он участник прорыва ленинградской блокады, и для него слово „патриотизм“ — не пустой звук. Он чувствовал себя абсолютно гармонично в этой среде. Мне было двадцать лет, ему — семьдесят. И я помню его в этом возрасте энергичным, бодрым человеком, который прекрасно себя чувствовал, работал, ходил на каток, в танцзал. И я понимал: зачем искать счастье где-то за морями, если оно в самом человеке? Еще в 1997 году, до знакомства с Лианой, нашему коллективу предложили во Флориде life-time контракт. Мы были там на гастролях — и очень понравились. Люди поняли, что с „Хором Турецкого“ можно делать хороший бизнес. Предложение поступило. Я жить в Америке не хотел, у коллектива были смешанные чувства. С одной стороны, в России родственники, друзья, могилы предков, а с другой — вот она, настоящая американская мечта, которая вот-вот станет реальностью. В тот момент я обратился к правительству Москвы с просьбой, чтобы нам дали государственный статус и помещение. И это был некий Рубикон: признает родина — вернемся. И Юрий Михайлович Лужков нам этот статус присвоил, что в перспективе означало государственную поддержку. Мы до сих пор ждем помещение. (Смеется.) Вроде бы его и выделили, но оно аварийное, и денег на реконструкцию нет. Но тем не менее тогда казалось, что все, мы признаны на государственном уровне. Так что в 2001 году, когда мы познакомились с Лианой, вопрос об эмиграции уже не стоял. В США я езжу на гастроли (компьютер показывает, что за двадцать пять лет я пересек границу девяносто четыре раза), но жить в этой стране у меня желания нет. Я ощущаю, что нужен здесь, потому что каждый день выхожу на сцену к большой аудитории и делаю ее счастливее, чем до общения со мной».

А как вам удалось за считанные месяцы перевернуть жизнь Лианы так, что она все бросила и отправилась с вами в Россию?
Михаил:
«Когда Лиана пригласила меня в гости, я был впечатлен ее вкусом и качеством жизни. Двадцатипятилетняя женщина имела шикарный дом, красивую машину. Для этого ей приходилось работать на двух работах (она программист). Но тем не менее все было налажено. Почему уехала? Наверное, любовь. Я не могу сейчас потянуть одеяло на себя: мол, я такой крутой, запудрил ей мозги…»

Очаровал?
Михаил:
«Ну, наверное. Хотя еще и здравый смысл присутствовал. Льщу себя надеждой, что произвел на Лиану хорошее впечатление. И она увидела во мне надежного человека. Я был старше ее. И старше сейчас. Жена говорит: „Ты меня никогда не увидишь старой“. (Смеется.) Я ответственный человек, создал уникальный в своем роде коллектив, не был замешан ни в какой криминальной деятельности, не выражался нецензурно. Словом, ничем ее не испугал. Я говорил о Верди, Брамсе и Чайковском, рассказывал про Ленинградскую государственную филармонию, где я посещал репетиции Евгения Мравинского. Лиана была приятно удивлена, и ей было интересно попробовать что-то другое, получше узнать человека с „другого берега“. Правда, первое время, пока друг к другу притирались, не раз хотела вернуться обратно. Но до аэропорта так и не доехала».

Лиана, вам трудно было решиться на переезд?
Лиана:
«По молодости мы принимаем решения гораздо быстрее и при этом не всегда руководствуемся логикой и разумом. Влюбленному человеку кажется, что он может свернуть горы, а не только перевернуть свою жизнь. Но все-таки я достаточно практична, не бросаюсь в омут с головой. Женское сердце всегда подскажет, какое будущее тебя ждет с этим человеком. Будет ли рядом с тобой мужчина или тряпка. Я в первую очередь выбирала мужа, добытчика и хорошего отца для моих детей. И не прогадала».

Но скучали первое время?
Лиана:
«Скучать было некогда. У старшей дочери Михаила Борисовича Наташи — переходный возраст. Ершистый подросток, с которым пришлось налаживать контакт, искать общий язык. Мою Сарину надо было определять в детский сад, учить русскому языку. Я тоже пыталась найти работу, ходила на собеседования. С работой ничего не получилось, хотя моя специальность вроде бы везде востребована. И я стала ездить на гастроли с „Хором Турецкого“. Так что я не сидела дома, не скучала и не плакала, а активно строила нашу новую жизнь».

Сейчас освоились в Москве?
Лиана:
«Конечно! У меня здесь появились свои любимые места, рестораны, шопинг-центры, театры. Я люблю людей, тусовки, общение. Нашим девичником мы иногда выбираемся то в Париж, то в Германию. Конечно, когда есть время — надо ведь и на гастроли с коллективом съездить, и с детьми на каникулы».

Вы всегда хотели большую семью?
Лиана:
«Я безумно люблю маленьких детей, и для меня такая радость, что у нас четыре дочки! Если каждая родит мне по два-три внучка, я стану самой счастливой бабушкой. В доме должны быть маленькие дети. Мы иногда с Михаилом говорим, что, если бы у нас были только старшие дочки — Наташа и Сарина, наша жизнь стала бы скучной. Они уже взрослые, самостоятельные, мама с папой не так нужны».

Михаил: «Кстати, старшей дочери, мы предлагали поехать в Чикаго, чтобы получить образование там. Она осталась здесь, поступила в МГИМО, на факультет международной журналистики, причем сама. Младшие наши дети — тоже очень целеустремленные, занимаются всем понемногу для общего развития. И музыка, и фигурное катание, рисование, танцы… Младшая, Беата, ходит в балетную школу».

Лиана, Михаил — человек очень загруженный работой. Достаточно ли внимания он уделяет детям?
Лиана:
«Хороший отец — это вовсе не означает, что он двадцать четыре часа должен валяться дома. Это ужасный отец. Хороший — тот, кто может своим детям обеспечить удобную комфортную жизнь, дать образование. У Михаила Борисовича все это получается. И наших дочек он любит и балует. Он никогда не ляжет спать, не обняв их, не поцеловав на ночь. Если он улетает рано утром на гастроли, то встанет пораньше, чтобы отвести их в школу. Он пользуется любым моментом, чтобы побыть с ними подольше. Когда есть возможность, они идут вместе на каток, на лыжах. Что касается музыки — у меня с ней сложные отношения. Мне не один медведь на ухо наступил, хотя Михаил Борисович считает, что слух у меня есть. А наши девочки все поют, Эмма с пяти лет играет на скрипке».

Какие-то идеи по поводу папиной работы они высказывают?
Михаил:
«Репертуар «Хора Турецкого» проверен временем. И, может, по возрасту он нашим девочкам не очень понятен, но они чувствуют энергетику и тянутся к этой музыке, даже к военным песням. Эмма совершенно изумительно выводит: «Полем, вдоль берега крутого, мимо хат». Через себя пропускает эту песню, а малышка ей подпевает. Они очень любят репертуар «Сопрано Турецкого».

Оно был создано в противовес мужскому хору?
Михаил:
«Это некий виток бренда. Я понял, что мне немного тесно в рамках одного коллектива. Есть песни, которые просто неуместны в мужском исполнении: „Ромашки спрятались“, „Один раз год сады цветут“… И потом, я соскучился по проникающему в самое сердце женскому вокалу. Я создал эту группу, и она невероятно успешна. У „Сопрано“ огромный репертуар — сто двадцать композиций, самые разные жанры. В группе две девушки-композитора, которые сами пишут тексты и музыку. Мы делали совместные номера с Игорем Бутманом, Дмитрием Маликовым, Сергеем Мазаевым».

Лиана, вы не ревнуете к красоткам, которые вьются вокруг мужа?
Лиана:
«Если мужа окружают молодые девушки, это продолжает и его молодость, и мужское начало. А во-вторых, чтобы „сходить на сторону“, не обязательно создавать хор. Я доверяю мужу и девочкам из „Сопрано“. Помимо того что они красавицы, так еще и умницы — интеллигентные, воспитанные, начитанные. Это совсем другой уровень, не „поющие трусы“, которые ищут себе богатого мужа».

В интервью вы сказали, что теперь, когда появился внук, будет кому ваше дело продолжить. Собираетесь парня готовить?
Михаил:
«Поскольку Россия — женская страна, вы гораздо сильнее мужиков, то, думаю, скорее продолжателями будут мои дочери. Есть такой персонаж — Эммануэль Турецкая. Ей сейчас девять лет, и она упорная, сильная, талантливая и с большим голосом. Я вижу в ней потенциал — и хорошего музыканта, и менеджера. Она даже пытается влиять на репертуарную политику, протолкнуть своих любимчиков. А когда присутствует на концерте, может выскочить на сцену, вырвать у папы микрофон и что-нибудь спеть».