Владимир Войнович родился в Сталинабаде, в семье журналиста, ответственного секретаря республиканской газеты «Коммунист Таджикистана» и редактора областной газеты «Рабочий Ходжента» Николая Павловича Войновича (1905—1987), отчасти сербского дворянского происхождения и родом из уездного городка Новозыбков Черниговской губернии (ныне Брянской области). В 1936 году отец был репрессирован, после освобождения — в действующей армии на фронте, был ранен и остался инвалидом. Мать — сотрудница редакций тех же газет (впоследствии учительница математики) — Розалия Климентьевна (Ревекка Колмановна) Гойхман (1908—1978), родом из местечка Хащеватое Гайворонского уезда Херсонской губернии (ныне Кировоградской области Украины).
После ареста отца в 1936 году жил с матерью, дедушкой и бабушкой в Ленинабаде. В начале 1941 года отец был освобождён и семья переехала к его сестре в Запорожье. В августе 1941 года был с матерью эвакуирован на хутор Северо-Восточный Ипатовского района Ставропольского края, где после направления матери в Ленинабад жил с родными отца и поступил во второй класс местной школы. Из-за наступления немцев семье вскоре пришлось вновь эвакуироваться — в Управленческий городок Куйбышевской области, куда летом 1942 года из Ленинабада приехала его мать. Присоединившийся к ним после демобилизации отец нашёл работу счетоводом в совхозе села Масленниково Хворостянского района, куда перевёз семью; в 1944 году они вновь переехали — в деревню Назарово Вологодской области, где брат матери работал председателем колхоза, оттуда в Ермаково.
В ноябре 1945 года с родителями и младшей сестрой Фаиной вернулся в Запорожье; отец устроился в многотиражку «За алюминий», мать — учителем математики в вечернюю школу. Окончил ремесленное училище, работал на алюминиевом заводе, на стройке, учился в аэроклубе, прыгал с парашютом.
В 1951 году был призван на службу в армию, сначала служил в Джанкое, затем до 1955 года в авиации в Польше (в Хойне и Шпротаве). Во время военной службы писал стихи для армейской газеты. В 1951 году его мать была уволена из вечерней школы и родители переехали в Керчь, где отец устроился в газету «Керченский рабочий» (в которой под псевдонимом «Граков» в декабре 1955 года были опубликованы присланные ещё из армии первые стихи писателя). После демобилизации в ноябре 1955 года поселился у родителей в Керчи, закончил десятый класс средней школы; в 1956 году его стихи были вновь опубликованы в «Керченском рабочем».
В начале августа 1956 года приехал в Москву, дважды поступал в Литинститут, проучился полтора года в Московском пединституте (1957—1959), ездил на целину в Казахстан, где написал свои первые прозаические произведения (1958).
В 1960 году устроился редактором на радио. Написанная вскоре на его стихи песня «Четырнадцать минут до старта» стала любимой песней советских космонавтов (фактически их гимном).
Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперёд от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далеких планет
Останутся наши следы…
После того, как песню процитировал встречавший космонавтов Хрущёв, она получила всесоюзную известность — Владимир Войнович «проснулся знаменитым». К нему тут же стали благоволить «генералы от литературы», Войновича принимают в Союз писателей СССР (1962).
В конце 1960-х годов Войнович принимал активное участие в движении за права человека, что вызвало конфликт с властями. За свою правозащитную деятельность и сатирическое изображение советской действительности писатель подвергался преследованию — за ним установил слежку КГБ, в 1974 году был исключён из Союза писателей СССР. Был принят в члены ПЕН-клуба во Франции.
В 1975 году, после публикации « » за рубежом, Войнович был вызван для беседы в КГБ, где ему предложили издаваться в СССР. Далее, для обсуждения условий снятия запрета на издание отдель-ных его работ его пригласили на вторую встречу — на этот раз в номере 408 гостиницы «Метрополь». Там писатель был отравлен психотропным препаратом, что имело серьёзные последствия, после этого долгое время он плохо себя чувствовал, это сказалось на его работе над продолжением «Чонкина». После данного инцидента Войнович написал открытое письмо Андропову, ряд обращений в зарубежные СМИ и позднее описал этот эпизод в повести «Дело No 34840».
В декабре 1980 года Войнович был выслан из СССР, а в 1981 году указом Президиума Верховного совета СССР лишён советского гражданства.
В 1980—1992 годах жил в ФРГ и США. Сотрудничал с радиостанцией «Свобода».
В 1990 году Войновичу было возвращено советское гражданство и он вернулся в СССР. После распада Советского Союза прислал на конкурс свой вариант текста нового гимна России с весьма ироничным содержанием. В 2001 году подписал письмо в защиту телеканала НТВ.
Также много занимается живописью — первая персональная выставка открылась 5 ноября 1996 года в московской галерее «Асти».
Живёт в своём доме под Москвой.
Владимир Николаевич Войнович - прозаик, сценарист, драматург, публицист - родился 26 сентября 1932 года
в Душанбе. Отец - журналист, мать - учительница.
Первые поэтические опыты относятся ко времени службы в армии (1951-1955 ); после демобилизации учившийся когда-то столярному ремеслу Войнович работает плотником в Москве. Дважды - в 1956 и 1957 - поступал в Литературный институт, но не был принят. Затем поступил в Московский педагогический институт, но, проучившись там полтора года, уехал на целину. После возвращения в Москву работал на радио, в 1960 написал слова «Песни космонавтов», которая очень скоро стала знаменитой. После того как на встрече Ю.А. Гагарина несколько слов из этой песни пропел с трибуны Мавзолея Н.С. Хрущев, Войнович был, по его словам, «с большой помпой» принят в 1962 в СП.
Поэтом Войнович не стал: в 1961 в возглавляемом А.Т. Твардовским журнале «Новый мир» была напечатана его первая повесть «Мы здесь живем», благожелательно встреченная критикой. Но уже появившийся вскоре рассказ «Хочу быть честным» (1963 ) свидетельствовал о появлении в творчестве писателя резкой критической ноты, еще более отчетливо прозвучавшей в повести «Два товарища» (1967 ). Независимая позиция писателя, не собиравшегося соглашаться со все более громко звучащими упреками в его адрес, принимавшего участие в многочисленных кампаниях протеста против расправы над инакомыслящими, делала положение Войновича на родине все более тяжелым. Когда сначала в самиздате, а затем за рубежом (во Франкфурте-на-Майне, 1969 ) появилась 1-я часть сатирического романа-анекдота «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», в нем увидели издевку над Советской Армией и ее солдатом, автора обвинили в несерьезном отношении к трагическим в жизни народа событиям - к Отечественной войне. В 1975 роман был опубликован полностью, в 2 частях; продолжением связанных с образом незадачливого солдата событий стал роман «Претендент на престол» (1979 ).
По мнению Войновича, «каждый писатель - инакомыслящий. Если он мыслит, как все, то тогда какой в нем интерес?», но политическим диссидентом он себя не считает: государство и гражданин, убежден Войнович, должны быть взаимно лояльны по отношению друг к другу. Однако это шло вразрез с присущими тоталитарному государству порядками, чем и объясняется судьба Войновича: в 1974 он был исключен из СП и тогда же принят в международный ПЕН-клуб.
Основное место в творчестве писателя с этого времени занимает сатира. Произведения Войновича уже не могли увидеть свет на родине, критика в его адрес принимала угрожающий характер, стали раздаваться недвусмысленные угрозы, в т.ч. физической расправы. О том, как его буквально выталкивали с родной земли, бесконечно подвергая унижениям, Войнович рассказал в книге «Дело №34840» (1994 ). Все это вынудило Войновича 12 декабря 1980 покинуть страну. Вскоре он был лишен советского гражданства, которое было восстановлено 10 лет спустя. Теперь Войнович большую часть времени проводит в России, не порывая вовсе с приютившей его в пору изгнания страной - с Германией.
Абсурдность действий, которые движут сюжет в каждом сатирическом произведении Войновича, лежит в основании самой жизни. Смирный и доверчивый Ваня Чонкин попадает в нелепые ситуации не по глупости, а лишь потому, что не воспринимает принятые в обществе правила игры.
Сюжеты своих сатирических произведений Войнович не выдумывает - они в изобилии порождаются самой действительностью. Так появилась «Иванькиада» (1976 ), в центре которой - тяжба за освободившуюся в писательском кооперативном доме квартиру, которую хочет прибрать к рукам некий Иванько, причисляющий себя к членам творческого союза, но подвизающийся не в литературе, а на ниве КГБ. Так появилась «Шапка» - повесть о том, какие муки может испытывать советский писатель оттого, что в ателье писательского союза ему должны пошить шапку, но лишь из меха кошки, что свидетельствует о его - в глазах руководства - третьеразрядности. Так появилась книга художественной публицистики «Антисоветский Советский Союз» (1985 ): многое из того, с чем жившие в Стране Советов свыклись, предстает здесь в неожиданном ракурсе, обнаруживая свою в самом деле совсем не советскую сущность. Это относится и к активно - всеми возможными средствами - ведущейся пропаганде, которая, как известно, часто оказывала на человека прямо противоположное своему назначению воздействие.
Самое значительное из созданного Войновичем после отъезда из России - сатирический роман-антиутопия «Москва 2042» (1987 ).
Изображаемое здесь будущее предстает средоточием удивительных - хорошо узнаваемых - нелепиц. Тут и путч генералов, решивших чисто армейскими способами - приказами - изменить жизнь к лучшему, и обстановка тотального контроля сверху над жизнью каждого гражданина, и подмена подлинного содержания понятий символикой, наконец, всеобщее обнищание, с помощью громких слов выдаваемое за благоденствие.
Войнович покинул Россию, отказавшись «очень сильно приспосабливаться», но и находясь в изгнании, он говорил убежденно: «Я - русский писатель. Я пишу на русском языке, на русскую тему и в русском духе. У меня русское мировоззрение».
Последние произведения Войнович - роман «Замысел» и документальная повесть «Дело №3480», в основе которой лежит детективная история о покушении на Войновича сотрудников КГБ. Сюжет романа разветвленный. Одна из линий - биография самого Войновича. Другая - женская рукопись, случайно попавшая к автору романа. Третья линия - нынешняя жизнь писателя, отрывки из его произведений, наблюдения над современной жизнью и воспоминания. В заключительной главе романа неожиданно смещаются временные и пространственные плоскости, происходит встреча персонажей произведения друг с другом.
Отношение общества к Владимиру Войновичу неоднозначно. Прозападные интеллигенты считают его скорее пророком, а не писателем. Более консервативные круги видят в нём злостного клеветника на русскую действительность. Сам писатель не даёт себе оценок, но продолжает заниматься литературной и общественной деятельностью.
Становление будущего писателя
Владимир Николаевич Войнович родился в семье журналистов в 1932 году в столице Таджикистана, которая тогда называлась Сталинабадом. Со временем семья переехала в Ленинабад (Ходжент). Родители Владимира работали в газетах «Коммунист Таджикистана», а позже в «Рабочем Ходжента». Когда мальчику было четыре года, его отец был репрессирован. В начале 1941 годе Николая Войновича освободили и вся семья переехала в Запорожье.
Когда началась , Войновичу было неполных девять лет. Отец был призван на фронт, но вскоре получил тяжёлое ранение и был комиссован. Мать с детьми переехала сначала в Ставрополье, а потом в Куйбышевскую область. После войны семья Войновичей воссоединилась в Запорожье. Там Владимир окончил среднюю школу и ремесленное училище и там начал трудовой путь.
Шаги к признанию
В 1951 году Войновича призвали на срочную службу. В армии он начал писать стихи, которые время от времени публиковались в местной многотиражке и в газете «Керченский рабочий». После демобилизации Владимир Николаевич попытался закрепиться в Москве: сначала он подал документы в Литинститут, а позже в московский пединститут. В 1958 году он уехал на целину, но вскорости вернулся в столицу и начал работать на радио.
Находясь на должности редактора, Войнович начал писать сатирические очерки для радио, но руководство их неизменно отклоняло. Гораздо более успешными, с точки зрения руководства, были его песни. Особенно известными стали его произведения «Футбольный мяч» и «14 минут до старта». Последняя из них понравилась самому и стала неофициальным гимном советских космонавтов. В 1961 году в журнале «Новый мир» была опубликована повесть Войновича «Мы здесь живём». Через год его приняли в Союз писателей СССР.
Диссидентство
В 1963 году в самиздате вышла повесть Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Эта работа остро и зло изобличала недостатки советского общества. Особенно болезненным для власти был тот факт, что действие повести проходило в первые дни Великой Отечественной войны, которые традиционно описывались только в героическом ореоле. Через какое-то время «Чонкин» без разрешения автора был опубликован во Франции.
Распространение «Чонкина» стало началом диссидентской деятельности писателя. В течение следующих двадцати лет нарастал конфликт между Войновичем и КГБ СССР. В 1974 году Войновича исключили из Союза писателей. Ещё через шесть лет его выслали из СССР, а затем лишили советского гражданства. Писатель в особом порядке получил гражданство ФРГ. До распада СССР он жил в Германии и США, продолжал писать и выступать в защиту других диссидентов, сотрудничал с радиостанциями, вещавшими на Советский Союз. В 1986 году вышла его книга «Москва 2042» - антиутопия, предсказывающая экономический и нравственный упадок советской власти, а также сращение спецслужб, партии и церкви.
Войнович и современная Россия
В 1990 году указом Президента СССР Войновичу вернули советское гражданство и вскоре он вернулся в Москву. После падения коммунизма первую часть повести об Иване Чонкине экранизировал Алексей Кирющенко. В отличие от других известных писателей, Войнович последовательно избегает прямого участия в политике: он не баллотировался в парламент, не входил в президентские консультативные советы и не вступил ни в какую партию. Тем не менее, он часто высказывается по политическим вопросам. Писатель живёт в Москве, но часто бывает в Германии, где живёт его дочь.
Советского и российского писателя Владимира Войновича.
Владимир Николаевич Войнович родился 26 сентября 1932 года в Сталинабаде (Таджикская ССР; сейчас - Душанбе, Таджикистан) в семье Николая Павловича Войновича (1905-1987) и Розалии Климентьевны (Ревекки Колмановны) Гойхман (1908-1978). Отец и мать были журналистами, работали в редакциях местных газет.
В 1936 году отец был арестован по обвинению в антисоветской агитации, в 1938 году - приговорен к пятилетнему лишению свободы. После ареста Розалия Климентьевна вместе с сыном жила в Ленинабаде (Таджикская ССР, сейчас - Худжанд, Согдийская область Таджикистана).
Весной 1941 года отец был освобожден, воссоединившаяся семья переехала в Запорожье (Украинская ССР, сейчас - Украина). После начала Великой Отечественной войны Николай Павлович ушел на фронт, в декабре 1941 году был тяжело ранен и впоследствии освобожден от дальнейшей службы.
Некоторое время семья проживала в Куйбышевской (ныне - Самарская) и Вологодской областях, после чего осенью 1945 года вернулась в Запорожье. Там в 1948 году Владимир Войнович окончил ремесленное училище. После этого работал на Запорожском алюминиевом заводе.
В 1951-1955 годах проходил службу в Военно-воздушных силах Советской армии - сначала на территории Крымского полуострова, затем - на территории Польской Народной Республики. В 1952-1953 годах обучался в школе авиамехаников в Шпротаве (сейчас - на территории Жаганьского повята Любушского воеводства Польши). После ее окончания был распределен в 159-й гвардейский истребительный авиационный полк (входил в состав 239-й истребительной авиационной дивизии 37-й воздушной армии Северной группы войск), где занял должность планшетиста (помощник руководителя полетов). В конце 1953 года переведен в Ворошиловградское военное авиационное училище летчиков (Луганская область Украинской ССР). Был определен механиком в полевую авиаремонтную мастерскую. Весной 1954 года был переведен в Чугуевское военное авиационное училище летчиков-истребителей (Харьковская область Украинской ССР), где служил авиамехаником. Во время службы в армии начал писать стихи. В 1954 году стихотворения Войновича разместила армейская газета Киевского военного округа "Знамя Победы".
После демобилизации проживал в Керчи, там же закончил 10-й класс вечерней школы. В конце 1955 года несколько стихотворений Войновича, подписанных псевдонимом, были опубликованы в газете "Керченский рабочий".
В 1956 году переехал в Москву, дважды неудачно пытался поступить в Литературный институт им. А. М. Горького. Был железнодорожным рабочим, плотником на стройке.
В 1957-1959 годах учился на историческом факультете Московского областного педагогического института им. Н. К. Крупской (сейчас - Московский государственный областной университет), однако не окончил его. Будучи студентом второго курса, по комсомольской путевке отправился в Казахскую ССР (сейчас - Казахстан) на освоение целинных земель. Находясь на "целине", начал писать тексты в прозе.
В 1960-1961 годах работал в Москве младшим редактором в редакции сатиры и юмора Всесоюзного радио. На протяжении этого времени также занимался написанием песен. Наибольшую известность приобрела "Четырнадцать минут до старта" ("Заправлены в планшеты космические карты…"), посвященная космической тематике. Музыку к ней написал композитор Оскар Фельцман, первым исполнителем был Владимир Трошин. В общей сложности в начале 1960-х годов Владимир Войнович написал около 40 песен.
В первом номере журнала "Новый мир" за 1961 год была опубликована повесть Владимира Войновича "Мы здесь живем", ставшая его литературным дебютом в жанре малой прозы. За ней последовали повести "Хочу быть честным" (1963) и "Два товарища" (1967), также вышедшие в "Новом мире".
В 1962 году Владимир Войнович был принят в Союз писателей СССР.
В 1966 году состоялась первая постановка произведения Владимира Войновича. Режиссер Марк Захаров поставил в Студенческом театре Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова спектакль по повести "Хочу быть честным".
С середины 1960-х годов Владимир Войнович принимал участие в советском движении за права человека и за права писателя. В 1966 году выступил в поддержку литераторов Андрея Синявского и Юрия Даниэля, обвинявшихся судом в написании и передаче для печати за границей произведений, "порочащих советский государственный и общественный строй". В 1968 году подписал письмо в защиту активистов самиздата Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова, осужденных по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде.
В конце 1960-х годов распространение в самиздате получила первая часть сатирического романа Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", действие которого разворачивалось во время Великой Отечественной войны. В 1969 году ее текст был опубликован в русскоязычном эмигрантском журнале "Грани", издававшемся во Франкфурте-на-Майне (ФРГ).
Диссидентская деятельность Войновича и зарубежная публикация произведения повлекли за собой давление на него со стороны Союза писателей СССР и органов государственной безопасности. Чтобы ослабить идеологический нажим, а также поправить финансовое положение, писатель согласился стать автором книги из серии "Пламенные революционеры", выпускавшейся Издательством политической литературы ЦК КПСС. В 1972 году его произведение под названием "Степень доверия. Повесть о Вере Фигнер" вышло в свет. Впоследствии литератор отмечал, что серия "Пламенные революционеры" была задумана "для отвлечения некоторых свободомыслящих писателей от злободневных тем".
В 1973 году Владимир Войнович отказался подписать официальное письмо советских писателей с критикой Александра Солженицына и Андрея Сахарова. В 1974 году был исключен из Союза писателей СССР.
В 1975 году первая и вторая части "Жизни и необычайных приключений солдата Ивана Чонкина" были выпущены отдельным изданием в Париже (Франция). Вскоре в Москве состоялась встреча Войновича с сотрудниками Комитета государственной безопасности, в ходе которой, по словам писателя, его пытались отравить. Данные события и их "авторское расследование" легли в основу документальной повести "Дело №34840" (1994).
В 1976 году в США была издана сатирическая повесть "Иванькиада, или Рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру". Основой ее сюжета послужила история о том, как писатель получал квартиру в кооперативном доме.
В 1979 году во Франции вышла вторая книга про Ивана Чонкина - "Претендент на престол".
В январе 1980 года Владимир Войнович направил в редакцию газеты "Известия" письмо, в котором выразил негативное отношение к коллективам и отдельным людям, "которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека нашей страны - Андрея Дмитриевича Сахарова". В декабре того же года писатель вместе с супругой и дочерью по приглашению Баварской академии изящных искусств выехал в ФРГ сроком на один год. В июне 1981 года указом Президиума Верховного Совета СССР он был лишен советского гражданства. В 1981-1990 годах проживал в ФРГ (получил немецкое гражданство) и США, сотрудничал с радиостанцией "Свобода".
В 1985 году Войнович выпустил в США книгу очерков "Антисоветский Советский Союз", в 1986 году - роман-антиутопию "Москва 2042".
Во время перестройки, к концу 1980-х годов, отношение власти к Войновичу смягчилось, его произведения вновь стали появляться на страницах советских изданий. Так, в 1988-1989 годах в журнале "Юность" был опубликован роман "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", в 1988 году в журнале "Дружба народов" напечатали "Иванькиаду…". В 1989 году издательство "Московский рабочий" выпустило сборник повестей Войновича. В августе 1990 года писателю было возвращено советское гражданство, после чего он вернулся на родину.
В 2000 году Владимир Войнович выпустил роман "Монументальная пропаганда", содержащий сатирическое осмысление историко-социальных процессов, происходивших в СССР и России во второй половине XX века.
В 2002 году издал книгу "Портрет на фоне мифа", в которой изложил собственный взгляд на творчество и убеждения Александра Солженицына.
В 2007 году выпустил последнюю часть трилогии про Ивана Чонкина - "Перемещенное лицо".
В 2010 году вышла книга Владимира Войновича "Автопортрет. Роман моей жизни", в которой писатель представил свой жизненный и творческий путь.
В 2016 году выпустил последнее к настоящему времени произведение - роман-памфлет "Малиновый пеликан".
Повести и романы писателя переведены на более чем 30 иностранных языков.
По произведениям Владимира Войновича сняты фильмы: "Не пройдет и года…" (1973, режиссер Леопольд Бескодарный), "Шапка" (1990, Константин Воинов), "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина" (1994, Иржи Менцель), "Два товарища" (2000, Валерий Пендраковский), "Приключения солдата Ивана Чонкина" (2007, Алексей Кирющенко) и "Только не сейчас" (2009, Валерий Пендраковский).
Спектакли, поставленные по произведениям Владимира Войновича, входят в репертуар Московского государственного театра "У Никитских ворот" под руководством Марка Розовского ("Би-Эм-Дабл-Ю"), Московского театра музыки и драмы под руководством Стаса Намина ("Солдат Иван Чонкин") и др.
Владимир Войнович исполнил эпизодическую роль в фильме Отара Иоселиани "Сады осенью" (2006, Франция, Италия, Россия).
Был членом Союза писателей Москвы (1992), Баварской академии изящных искусств (1976) и Сербской академии наук и искусств (1991), а также почетным членом Российской академии художеств, почетным доктором Ноттингемского университета (Великобритания) и Миддлбери-колледжа (Миддлбери, штат Вермонт, США).
В 1995 году возглавлял жюри основного конкурса кинофестиваля "Кинотавр" (Сочи, Краснодарский край), в 2004 году - жюри литературной премии "Букер - Открытая Россия" (сейчас - "Русский Букер"), в 2012 году - жюри конкурса полнометражных фильмов кинофестиваля "Киношок" (Анапа, Краснодарский край).
Входил в попечительский совет фонда помощи хосписам "Вера".
Лауреат Государственной премии РФ (2001, за роман "Монументальная пропаганда"). Был удостоен премии Баварской академии изящных искусств (1993), премии "Триумф" (1996), премии им. А. Д. Сахарова "За гражданское мужество писателя" (2002), премии им. Льва Копелева (2016) и др.
Был женат третьим браком, супруга - Светлана Колесниченко. Первая жена - Валентина Болтушкина (1929-1988), вторая - Ирина Брауде (1938-2004). От первого брака имел дочь Марину (1958-2006) и сына Павла (род. 1962), от второго - дочь Ольгу (род. 1973).
Жизни и творчеству писателя посвящены документальные фильмы "Невероятные приключения В. Войновича, рассказанные им самим после возвращения на родину" (2003, режиссер Александр Плахов), "Владимир Войнович. Остаться собой" (2012, Валерий Балаян) и "Владимир Войнович. Хочу быть честным" (2012, Сергей Краус).
Владимир Войнович увлекался живописью, создавал картины в жанре наивного искусства. Его персональные выставки проходили в Москве, Санкт-Петербурге, Вене (Австрия), Берлине и Кельне (Германия).
В 2011 году в Центральной районной библиотеке Хворостянского района Самарской области был организован литературный музей Ивана Чонкина - героя произведений Владимира Войновича.
Веселый пророк
Владимир Войнович - живой классик, что там говорить. Только это определение никак к нему не подходит, не для него оно. С таким чувством юмора - и на свободе! Не сидел, слава богу, но в брежневские благословенные времена был исключен отовсюду, откуда только можно исключить, и уехал. Да, Германия его пригрела. Но распалась тоталитарная система, и Войнович вернулся. Живет рядом тут, в Новой Москве. Только руку протяни, позвони… и встретишься с живым классиком. С таким чувством юмора! И на свободе.
Владимир Войнович
«Говорят, тебя преследуют, а у тебя курточка замшевая»
- Владимир Николаевич, все плохо?
Сказать, что хорошо, - никто бы не поверил.
Спросите у 90% народа: даже несмотря на весь этот кризис, они смотрят телевизор и поэтому скажут, что все хорошо.
Я не думаю, что 90% так скажут, во всяком случае, я почти уверен, что эта цифра понизилась. Может быть, они считают, что Обама виноват, еще кто-то, но я не думаю, что 90% сейчас ощущают, что они хорошо живут и не тревожатся, оттого что цены растут, и доллар растет, и рубль падает. Даже те, кто, может быть, долларами никогда не пользуется, они, кстати, по себе больше это ощущают, чем те, которые пользуются. У них ведь доходы гораздо ниже.
- Ну знаете как: не жили хорошо и нечего начинать. А вам-то что нехорошо?
Я же общественное животное, я чувствую, что происходят какие-то события в России… Не хочу выглядеть пафосно, но я вижу, что жизнь очень тревожна, потому что отчасти пахнет войной.
Когда я уехал, многие люди считали, что я уехал добровольно, что я этого даже добивался. А я, во-первых, этого не добивался, а во-вторых, этого не хотел. Кроме того, когда я находился в таком специфическом положении внутреннего изгнанника (отовсюду - из Союза писателей меня исключили и еще из других организаций), меня всячески преследовали, а я семь лет сопротивлялся. Мне присылали специально подготовленные вызовы из Израиля, где-то там на Лубянке сварганенные со всеми печатями, со всеми родственниками… Потом были угрозы, чтобы я уезжал…
Угрозы? Вспоминаю вашего «Кота средней пушистости», он же фильм «Шапка», где после того, как писатель Рахлин укусил одного высокопоставленного товарища, ему звонки пошли. Он поднимает трубку: «Мы с вами!» Потом еще звонок: «Убирайся отсюда, жидовская морда!» Вам тоже так звонили?
Примерно. Передавали от одного из больших чинов КГБ, что якобы был застольный разговор о том, что Войнович скоро сдохнет в подвалах Лубянки. Не считая там всякого про отравление - вы, наверное, слышали… Хулиганы на меня нападали… Ну, самыми разными способами.
- Слушайте, как же это похоже хотя бы на то, .
Ну конечно, ничего нового они не придумали.
- И все возвращается?
Возвращаются эти методы, включая и убийство. Убийство Немцова, убийство Политковской, убийство Ларисы Юдиной из Калмыкии…
Натальи Эстемировой. Но вы здесь. Вы это говорите - в «МК», на «Эхе Москвы», в «Новой», на «Свободе»… Это же не полное погружение туда, в то время, где совок и власть КГБ? Хотя да, очень многое похоже. Но вы же не хлопаете дверью, не кричите гневно: «Уеду я из этой проклятой страны опять в Мюнхен!»
Но я не знаю, как я поведу себя, когда и эти закроются щели.
Так там же умные люди, по-моему, они не думают это закрывать. Понимают, что крышечку нельзя так плотно прикрыть, как в СССР, иначе будет взрыв.
Ну да. Но когда я в СССР был запрещенным полностью писателем, я знал, что я здесь существую как писатель. Что меня читают, что мои книжки ходят в самиздате…
Владимир Войнович с женой Светланой Яковлевной
- Простите, а на что вы жили?
Я жил как раз неплохо, даже до этого хуже, чем потом. Когда уже меня преследовали, а я еще пытался сохранить свой советский статус и вел себя более-менее тихо, меня душили просто экономически. А потом, когда я уже разозлился и пошел с открытым забралом, начал демонстративно печататься на Западе, стал получать гонорары.
- Оттуда?
Оттуда. Сначала, кстати, деньги шли даже официально, через Внешторгбанк. Потом эту штуку закрыли - и ко мне стали приходить люди и говорили, что им нужны доллары. А мне нужны были рубли. У меня был адвокат в городе Сиэтле, в Америке, у него был мой счет, он собирал мои гонорары, а я ему писал: «Выдать такому-то тысячу долларов». Он выдавал. А этот человек мне выдавал 4000 рублей, тогда был такой курс. Так что материально я жил очень неплохо, что возбуждало ложное представление о моей жизни у некоторых людей. Помню, однажды я встретил поэта Игоря Шаферана. И он мне: «Говорят, тебя преследуют, а у тебя курточка замшевая…»
- Две!
Как будто в замшевой куртке человек не может себя чувствовать не очень комфортно. Потом мне, кстати, прислали дубленку, я ходил в дубленке хорошей. Тоже говорили: в такой дубленке ходит, где там его преследуют?! Вот если бы я ходил в обносках, тогда бы да, поверили.
- То есть КГБ не перекрывал вам этот источник существования?
КГБ вел себя очень странно. После того как я уехал, например, некоторое время моя квартира оставалась за мной. А какие-то писатели обращались в КГБ, говорили, что у нас очередь, а тут квартира пустует. Их спрашивали: «А он за квартиру платит?» - «Платит». - «Ну и какое ваше дело?..» Потом, когда я вернулся в 92-м году, попал на конференцию: «КГБ - вчера, сегодня, завтра». Там ко мне один за другим подходили кагэбэшники и говорили, как они любят Чонкина.
- Ну а как же, люди-то были неглупые, читающие.
Да, есть у меня смешной случай на эту тему. 11 лет назад я был в Таджикистане, на своей родине, в городе, который сейчас называется Худжент, а до этого Ленинабад. Я там выступал. Был там с дочерью, потом мы поехали с ней в Ташкент. Меня там никто не знал, а я уже привык, что везде узнают, разбаловался. Садимся в машину: шофер, рядом пассажиры-таджики. Вдруг один пассажир оборачивается: «А когда продолжение «Чонкина» будет?» Я удивился: «А вы что, «Чонкина» читали?» - «Конечно. А знаете почему? Я в КГБ служил».
А когда я уезжал, был такой человек по фамилии Идашкин, член Союза писателей. Так его ко мне прислали как посредника от КГБ. И он мне говорил: «Поверь, там у нас очень многие тебя уважают…» Врал, может…
«Кто ты такой, чтобы нападать на Солженицына?!»
- А когда вы стали на Солженицына нападать? Здесь или уже там?
Нет, только там. Здесь я, наоборот, его защищал, между прочим. И защищал довольно рьяно. Это была одна из причин, хотя и не главная, по которой меня наказывали.
Когда Солженицын появился, я принял его с восторгом, как и многие. Даже потом, когда меня исключали из Союза писателей, я написал такую фразу, за которую потом немного стыдился: «Вытолкали за границу нашего величайшего гражданина».
Солженицын, правда, этим был недоволен, потому что он думал, что я должен был сказать «величайшего писателя». Но, во всяком случае, я заступался за него до самого его отъезда. А за границей он резко переменился. До отъезда Солженицын был очень мудрым человеком, он говорил важнейшие вещи. И еще в Стокгольме он произнес речь о связи лжи и насилия. О том, что насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем оправдать себя, кроме насилия. А потом через некоторое время понес какую-то ахинею, расслабился там, на Западе. Но я долго еще терпел, смотрел… Потом мне надоело.
Но когда вы обессмертили образ Солженицына в «Москве 2042» в виде Сим Симыча Карнавалова, а потом написали и большую разоблачительную книгу о нем - для этого же нужно было иметь масштаб не меньший, чем у него, у классика? Чтобы потом не говорили: «Ну, кто это там нападает на нашего гиганта мысли?»
А я и сам сначала думал: кто я такой? Когда оказался на Западе, меня часто сравнивали с Солженицыным, а я говорил: ну что вы, Солженицын - это величина, а я… Но я видел, как он обращается с людьми, как он груб. Я увидел, что он позволяет многое себе, чего бы не позволил, уже не обладая такой мировой славой. Солженицын написал повесть «Для пользы дела», напечатанную в «Новом мире». По-моему, очень плохая повесть. Я кому-то сказал, а мне: «Как ты смеешь?! А кто ты такой, чтобы это говорить?» А я говорю: «Да читатель просто». Я могу сказать, что мне не нравится «Крейцерова соната» Толстого, а про Солженицына не могу? В конце концов я подумал: «А почему не могу?» Вот с этого началось.
Честно скажу, я был очень большим поклонником «Одного дня Ивана Денисовича», «В круге первом», и вообще мне поначалу часто казалось, что в России нет никаких писателей, кроме Солженицына. То есть я себя и всех остальных ставил очень далеко от него. А потом читал, к примеру, «Август 14-го», зевал, мне было просто скучно. Удивлялся каким-то глупостям там. Потом «Красное колесо» пошло… Еще он как-то сказал, что американцы изобрели бомбу, которая, падая на город, уничтожает только этнических русских. Вот так он для меня снижался, снижался…
Но жизнь русской эмиграции на Западе - это отдельная песня. Клубок змей, «против кого дружите» - ужас просто! Вы же тоже участвовали в этих прениях.
Ну, не очень. Однажды я написал заметку в «Русской мысли» по этому поводу, «Кто лучше всех» она называлась. Типа, этот лучше, потому что он лучше пишет, тот лучше, потому что дольше сидел в тюрьме… но все это чепуха, потому что всем известно, что лучше всех я! Но я старался быть в стороне от этого всего.
- А как Александр Исаевич реагировал на вас? На «Москву 2042»?
Мне рассказывали, что обижался. Солженицын писал, что я все выдумал «от копыт до перышек». И еще он писал, что меня сравнивают с Рабле (вообще-то меня сравнивали с другими, с Салтыковым-Щедриным, с Гоголем, а не с Рабле) и вот квартиру у кого-то оттяпал - раз! - и написал великое произведение. А я ему ответил, что его описание меня похоже на фельетон из журнала «Крокодил».
А разве не похожа эта вечная ругань русской эмиграции на то, как все время ссорится между собой демократическая общественность здесь и сейчас?
Ну, похоже, похоже. Это вообще беда России и русских. Я имею в виду не этнических русских, а русских евреев.
А может, это естественный процесс для неглупых людей, которые собираются вместе? Два еврея - три мнения, у каждого свои амбиции, гонор, и ничего тут уже не поделаешь.
Каждому хочется быть главным, по-моему, в этом дело. А рядовым участником процесса никому быть не хочется. Да, все люди с амбициями, особенно те, кто занимается политикой в таких экстремальных условиях.
- И вас не раздражает эта грызня либералов между собой? Особенно после Украины.
Не раздражает, а огорчает. Но те либералы, с которыми я, все на той стороне, на которой и я тоже. А Лимонов, Прилепин - это для меня совершенно чужие люди.
То есть и для вас существует «свой-чужой»? Но «чужой» - это тоже человек, его можно пожалеть хотя бы. Вы же писатель.
Пожалеть - сколько угодно. Я даже написал роман «Монументальная пропаганда», где моя героиня, которой я сочувствую даже больше, чем другим, поклонница Сталина, принесла к себе в дом монумент Сталина и живет с ним. Если я исследую душу этого человека, характер, я его могу пожалеть. Я могу пожалеть даже Гитлера, понимаете?
- Вот это трудно мне понять. Хотя для драматического произведения…
Это же трагическая фигура - Гитлер. Он думал, что уничтожит всех евреев и построит замечательную страну. А кончил жизнь самоубийством. Рухнули все его надежды на великую Германию, вера в немецкий народ рухнула, который оказался его недостоин. Он так сказал…
- Вы долго жили в Германии, может, она на вас так действует?
Нет, ни в коем случае. То же самое я могу сказать и о Сталине, о Ленине. Сталин жил всю жизнь в страхе. Вы знаете, я Сталина один раз видел не в кино, живого. Это был 52-й год, уже незадолго до смерти. Был какой-то прием в Кремле, послы вручали верительные грамоты. Дипломаты все в золоте, в аксельбантах, и вдруг выходит такой старичок в затрапезном френчике. Вышел - и сразу раз к стене спиной. Я смотрю: это же Сталин! Такой маленький, жалкий. Мне рассказывали, что мания преследования проявляется кроме всего в том, что человек становится спиной к стене, чтобы на него сзади не напали. Что у него в душе творилось - это ужас просто, не дай бог. Люди все страдают, даже самые ужасные бандиты.
«Я не убил ни одного немца и очень этим доволен»
Сейчас столько ненависти вокруг и среди либеральной общественности, и среди антилиберальной. А вы заражены этим?
Нет, надеюсь, что нет. Я как-то написал такую статью «Четвертая сторона гуманизма». Был такой поэт Сурков, который написал «Бьется в тесной печурке огонь». И еще он писал, что гуманизм включает в себя патриотизм, еще что-то, но и ненависть. К врагам. Да, я, бывает, не люблю каких-то людей, но я никогда не хотел, чтобы им стало плохо. Хотел просто, чтобы некоторые, кто управляет страной, просто ушли.
- Это у вас не возрастное - вы так всех теперь любите?
Нет, это у меня с детства. Во время войны, когда ненависть была у всех, а мне было 9 лет, я придумал Гитлеру казнь. Я хотел, чтобы его поймали, запрягли в телегу и чтобы он возил эту телегу, а его били кнутами. Но потом, когда я это себе представил, мне стало жалко Гитлера. Кроме того, у меня воспитание было такое. Моего отца призвали в армию на третий день после начала войны. Он только что из тюрьмы вернулся. Воевал он недолго, в декабре 41-го его ранило. Между прочим, под Дебальцевом. Я всегда думал, что никто не знает этого названия, кроме меня…
- Теперь все знают.
Да. Мой отец стал инвалидом, восемь месяцев пролежал в госпитале. Вернулся с желтой ленточкой, которая обозначала тяжелое ранение (красной ленточкой - легкое).
И я, как все дети, спросил: «Папа, сколько ты убил немцев?» Он на меня посмотрел и сказал: «Я не убил ни одного и очень этим доволен».
А у меня было отрицательное отношение к немцам довольно долго, неприязнь такая, хотя я понимал, что немцы бывают разные. Но однажды в советское время я единственный раз был за границей, в Чехословакии (не считая того, что в Польше еще в армии служил). Это был 1967 год. Я плыл на пароходике где-то возле Братиславы по Дунаю и чего-то фотографировал.
Рядом сидела группа немцев, они стали на меня показывать пальцем и смеяться. Я просто ненавидел их в это время. Но потом понял, что смеялись они оттого, что я не снял крышку объектива. И тоже рассмеялся. После этого ненависти как не бывало, и очень много немцев стали моими друзьями.
И я к немцам прекрасно отношусь. Только вот когда посмотрю «Список Шиндлера», мне почему-то хочется взять автомат и поехать в Берлин, в Мюнхен. Через 15 минут это проходит. До следующего показа этого фильма.
Я просто вижу современных немцев, которые очень стыдятся, переживают за свое прошлое. Один мой немецкий приятель рассказывал, что его отец состоял в НСДРП, но не воевал, только на заводе работал. А когда пришли американцы, его отправили в лагерь и стали перевоспитывать. Вызывали и спрашивали: как ты относишься к Гитлеру? Он говорил: Гитлер - великий человек. Хорошо, тогда еще посиди. Он сидел, через год его опять спрашивали. Он опять: Гитлер - великий человек. Года через три он все-таки сказал: нет, по-моему, он все-таки не великий. Понял.
- Вы тоже ставите на одну доску сталинский и гитлеровский режимы?
Да, ставлю. Я очень чувствителен к этим вещам и считаю, что сталинские преступления вообще непростительны - и прощения ему не будет во веки веков. Так же как и Гитлеру.
Но вам этого не простят многие ветераны войны. Хотя были и другие - Виктор Астафьев, Виктор Некрасов, которые считали так же, как вы.
И мой отец так считал.
Вручение Госпремии. 2001 год.
«После Путина будет попытка новой перестройки, неизбежно»
По поводу «Кота средней пушистости»… Вы там замечательно написали об этих писательских привилегиях: кому норковая шапка, кому енотовая, кому кошачья… А сейчас для вашего брата все изменилось, нет уже этой иерархии?
Мне трудно сказать, потому что я в общеписательской жизни сейчас не участвую. Нет уже этих страстей, того пирога, который надо делить, - дачи, привилегии самые разные, должности, поликлиники…
- Так Евтушенко недавно сказал, что нужно возродить Союз писателей.
Во-во, я тоже об этом вспомнил. И сейчас есть такие писатели, которые по-прежнему мечтают: вы нам заплатите, а мы вам будем служить, будем правильно писать то, что вы хотите. Только к Евтушенко, думаю, это не относится.
Помните письмо Солженицына «Вождям Советского Союза»? Вот нынешнего вождя - Владимира Владимировича - с кем бы вы сравнили?
С Лениным. Про Ленина говорили, что он гений. Но он был не гений. Потому что гений предвидит что-то, а все планы, идеи Ленина просто провалились.
- То есть Ленин был хорошим тактиком, но не стратегом?
Вот именно. Ленин как государственный деятель был просто глуп.
- Это спорный вопрос.
Он решил построить нечто, какое-то сияющее здание на песке. Что, Ленин хотел построить государство, где свобода, равенство и братство?
- Это все прикрытие.
А чего он хотел? Когда он в подполье был, за границей жил, хотел устроить революцию. Для чего?
Но он построил нечто противоположное, монстра какого-то.
- Так и Путин недавно сказал, что Ленин стал основоположником развала большой страны.
В данном случае я с Путиным частично соглашусь, хотя и не знаю, что он имеет в виду при этом.
- А чем Путин отличается от Николая I, скажем? Он абсолютно в тренде многих наших царей и генсеков.
Да, Путин хочет остаться в истории. Быть таким деятелем, как, может, Петр I, объединителем земель русских. Но он совершенно не понял, что его поведение с этим несовместимо. Эта раздача богатств ближайшим друзьям...
- Но ведь не кровожадный же! Смотрите, вы здесь клевещете, а за вами не приходят, «воронок» у дома не стоит.
А Немцов, Политковская, Эстимирова?..
- Это к Кадырову.
Но Кадыров же в какой-то степени подчиняется Путину? Так что быть в оппозиции небезопасно.
Ну и последний вопрос. «Москва 2042» - это навсегда. Можно вспомнить хотя бы героя Бурят-Монгольской войны и резидента советской разведки в Германии. Как вы предсказали, так оно и случилось, причем гораздо раньше, чем в 2042 году. А что же будет в таком случае дальше, по-вашему?
Я изучаю тенденции, больше ничего. В 70-е годы я видел, что растет роль церкви в СССР. Секретари райкомов идут в церковь, тайно крестятся, венчаются, крестят своих детей… Тогда же было ясно, что укрепляется КГБ. Вот я и представил, к чему это идет. А сейчас… Еще лет пять назад я бы не взялся предсказывать, мне было непонятно. А теперь понятно: мы подошли к тупику. После Путина будет попытка новой перестройки, неизбежно.
- А после перестройки опять распад страны?
Вполне возможно. Горбачева обвиняют в развале, а он всеми способами лишь хотел сохранить Советский Союз. Но система не ремонтировалась, она устарела. Вот и при Путине система устарела, причем очень быстро.
- Ужасный конец или ужас без конца?
Возможно все что угодно, даже гражданская война. А может, и обойдется. А лет через 200 мы снова объединимся, как Евросоюз.