Роман-эпопея Л.Н.Толстого является практически единственным произведением русской литературы такого масштаба. В нем раскрывается целый пласт истории – Отечественная война 1812 года, военные кампании 1805-1807 годов. Изображаются реальные исторические личности, такие как Наполеон Бонапарт, император Александр I, главнокомандующий русской армией Михаил Иларионович Кутузов. На примере Болконских, Ростовых, Безуховых, Курагиных Толстой показывает развитие человеческих отношений, создание семей. Народная война становится центральным образом войны 1812 года. Композиция романа «Война и мир» Толстого многосложна, роман огромен по своему объему сведений, поражает количеством героев (более пятисот). Толстой показал все в действии, в жизни.
Мысль семейная в романе Толстого
Через весь роман проходит четыре сюжетных линии – четыре семьи, меняющие свой состав в зависимости от обстоятельств. Курагины – образ пошлости, корысти и равнодушия друг к другу. Ростовы – образ любви, гармонии и дружбы. Болконские – образ благоразумия и деятельности. Безухов строит свою семью к концу романа, найдя свой идеал жизни. Толстой описывает семьи, использую принцип сравнения, где-то и принцип контраста. Но не всегда это говорит о том, что есть хорошо, а что плохо. То, что присутствует в одной семье, может являться дополнением к другой. Так в эпилоге романа мы видим соединение трех семей: Ростовых, Безуховых и Болконских. Это дает новый виток отношений. Толстой говорит о том, что главной составляющей любой семьи является любовь и уважение друг другу. А семья – главный смысл жизни. Нет великих историй людей, они ничего не стоят без семьи, без близких и любящих семей. Можно выстоять в любых трудных ситуациях, если ты силен, а силен ты семьей. Значение семье в романе неоспоримо.
Мысль народная в романе Толстого
Война 1812 года была выиграна благодаря силе, стойкости и вере русского народа. Народа в полном его составе. Толстой не разграничивает ни крестьян, ни дворян – на войне все равны. И цель у всех одна – освободить Россию от врага. «Дубина народной войны», – говорит Толстой о русском войске. Именно народ является основной силой, победившей врага. Что могут военноначальники без народа? Простой пример – французская армия, которую показывает Толстой в контрасте с русской. Французы, воевавшие не за веру, не за силу, а потому что нужно воевать. И русские, идущие за стариком-Кутузовым, за веру, за землю русскую, за царя-батюшку. Толстой подтверждает мысль о том, что народ вершит историю.
Особенности романа
Многие характеристики в романе Толстого представлены через контраст или антитезу. Образ Наполеона противопоставлен образу Александра I, как императора, образу Кутузова, как полководца. Описание семьи Курагиных тоже построено на принципе контраста.
Толстой – мастер эпизода. Практически все портреты героев даны через действие, их поступки в определенных ситуациях. Сценический эпизод является одной из особенности повествования Толстого.
Пейзаж в романе «Война и мир» тоже занимает определенное место. Описание старого дуба – неотъемлемый элемент описания душевного состояния Андрея Болконского. Мы видим спокойное Бородинское поле перед сражением, ни один лист не шелохнется на деревьях. Туман перед Аустерлицем предупреждает нас о невидимой опасности. Подробные описания имения в Отрадном, природные обзоры, представляющиеся Пьеру, когда тот находится в плену, – все это необходимые элементы композиции «Войны и мира». Природа помогает понять состояние героев, не заставляя автора прибегать к словесным описаниям.
Название романа
В названии романа «Война и мир» содержится художественный прием, который называется оксюморон. Но название можно понять и буквально. Первый и второй тома делят между собой сцены то войны, то мира. Третий том почти полностью посвящен войне, в четвертом мир преобладает. Это тоже уловка Толстого. Все же мир важнее и нужнее любой войны. В то же время война без жизни в «мире» невозможна. Есть те, кто там – на войне, и те, кто остался ждать. И их ожидание, порой, одно спасение на возвращение.
Жанр романа
Сам Л.Н.Толстой не давал точного названия жанра роману «Война и мир». На самом деле в романе отразились исторические события, психологические процессы, социально-нравственные проблемы, подняты философские вопросы, герои проживают семейно-бытовые отношения. Роман вмещает в себя все стороны человеческой жизни, раскрывает характеры, показывает судьбы. Роман-эпопея – именно такой жанр был дан произведению Толстого. Это первый роман-эпопея в русской литературе. Поистине Л.Н.Толстой создал великое произведение, которое прошло испытание временем. Его будут читать во все времена.
Тест по произведению
24.Роман-эпопея как жанр. Роман Л.Н.Толстого «Война и мир» как историческое, героико-патриотическое, философское, психологическое произведение, его многопроблемность.
Литературный жанр роман-эпопея - это один из литературных жанров, монументальное по форме произведение общенародной проблематики. Роман-эпопею от эпической поэмы, повести, рассказа отличает большой объем произведения (например, «Тихий Дон» Шолохова – роман-эпопея в тысячу страниц), а также масштаб отображаемых событий и философских обобщений.
В русской литературе два примера романа-эпопеи, один из которых уже назван, а второй – всем известное произведение Льва Толстого «Война и мир» В нём описано: 1) война против Наполеона 1805 и 1812; 2) жизнь членов семей Болконских, Безуховых, Курагиных и прочих (жанр - роман) . Сам Толстой не давал конкретного определения жанра произведения. И был в этом полностью прав, потому что традиционные жанры, которые существовали до написания «Войны и мира» не могли полностью отобразить художественной структуры произведения. В нём совмещены элементы семейно-бытового, социально-психологического, философского, исторического, батального романов, а также документальные хроники, мемуары и т.д. Это позволяет характеризировать его как роман-эпопею. Эту жанровую форму впервые в России открыл именно Толстой.
Роман «Война и мир» представляет собой произведение, чрезвычайно сложное в жанровом отношении.
С одной стороны, писатель рассказывает об исторических событиях прошлого (войны 1805-1807 и 1812 годов). С этой точки зрения «Войны и мир» можно было бы назвать историческим романом. В нем действуют конкретные исторические личности (Александр 1, Наполеон, Кутузов, Сперанский), однако история для Толстого не самоцель. Начиная писать роман о декабристах, Толстой, как он сам говорил, не мог не обратиться к отечественной войне 1812 года, а затем - войне 1805-1807 годов («эпохе нашего позора»). История в романе - это та основа, которая позволяет раскрыть характеры людей в эпоху больших национальных потрясений, передать философские размышления самого Толстого о глобальных вопросах человечества - вопросах войны и мира, роли личности в истории, закономерности исторического процесса и т.д.
Поэтому «Война и мир» выходит за рамки просто исторического романа.
С другой стороны, можно отнести «Войну и мир» к семейно-бытовому роману: Толстой прослеживает судьбы нескольких поколений дворянских семей (Ростовых, Болконских, Безуховых, Курагиных). Но судьбы этих людей неразрывно связаны с масштабными историческими событиями в России. Помимо этих героев в романе огромное количество действующих лиц, непосредственно не связанных с судьбами героев. Появление на страницах романа образов купца Ферапонтова, московской барыни, которая покинула Москву «со смутным сознанием, что она Бонапарту не слуга», ополченцев, надевших чистые рубахи перед Бородином, солдат батареи Раевского, партизан Денисова и многих других выводит роман за рамки семейного.
«Войну и мир» можно назвать социальным романом. Толстого волнуют вопросы, связанные с устройством общества. Свое неоднозначное отношение к дворянству писатель проявляет в описании петербургского и московского дворянства, их отношения, например, к войне 1812 года. Не менее важны для Толстого и отношения дворян и крепостных крестьян. Эти отношения неоднозначны, и Толстой как реалист не может не сказать об этом (крестьянские партизанские отряды и поведение богучаровских крестьян). В связи с этим можно сказать, что роман Толстого не укладывается и в эти жанровые рамки.
Лев Толстой известен не только как писатель, но и как философ. Многие страницы «Войны и мира» посвящены общечеловеческим философским проблемам. Толстой сознательно вводит свои философские размышления в роман, они для него важны в связи с теми историческими событиями, которые он описывает. Прежде всего, это рассуждения писателя о роли личности в истории и закономерностях исторических событий. Взгляды Толстого можно назвать фаталистическим: он утверждает, что не поведение и воля исторический личностей определяют ход исторических событий. Исторические события складываются из поступков и воль многих людей. Для писателя смешным представляется Наполеон, который «подобен ребенку, едущему в карете, дергающему за бахрому и думающему, что он управляет каретой».И велик Кутузов, который понимает дух происходящих событий и делает то, что необходимо делать в конкретной ситуации.
Примечательны рассуждения Толстого о войне. Как гуманист, Толстой отвергает войну как способ решения конфликтов, война отвратительна, она похожа на охоту (недаром Николай Ростов, убегающий от французов, чувствует себя зайцем, которого травят охотники), об античеловеческой сущности войны говорит Андрей Болконский Пьеру перед Бородинским сражением. Причины победы русских над французами писатель видит в духе патриотизма, который охватил всю нацию и помог остановить нашествие.
Толстой - мастер и психологической прозы. Углубленный психологизм, освоение тончайших движений души человека - несомненное качество писателя. С этой точки зрения «Войну и мир» можно отнести к жанру психологического романа. Толстому мало показать характеры людей в действии, ему нужно объяснить психологию их поведения, раскрыть внутренние причины их поступков. В этом психологизм прозы Толстого.
Все названные особенности позволяют ученым определить жанр «Войны и мира» как роман-эпопею. Широкомасштабность описываемых событий, глобальность проблем, огромное количество действующих лиц, социальные, философские, нравственные аспекты делают «Войну и мир» уникальным в жанровом отношении произведением.
Роман «Война и мир» - произведение большого объема. Оно охватывает 16 лет (с 1805 по 1821 год) жизни России и более пятисот различных героев. Среди них есть реальные действующие лица описываемых исторических событий, вымышленные герои и множество людей, которым Толстой даже не дает имен, например «генерал, который приказал», «офицер, который не доехал». Таким образом писатель хотел показать, что движение истории происходит не под влиянием каких-либо конкретных личностей, а благодаря всем участникам событий. Чтобы объединить такой огромный материал в одно произведение, автор создал не использованный до этого ни одним из писателей жанр, названный им романом-эпопеей .
В романе описываются реальные исторические события: Аустерлицкое, Шенграбенское, Бородинское сражения, заключение Тильзитского мира, взятие Смоленска, сдача Москвы, партизанская война и другие, в которых проявляют себя реальные исторические личности. Исторические события в романе выполняют и композиционную роль. Так как Бородинское сражение во многом определило исход войны 1812 года, описанию его посвящено 20 глав, оно является кульминационным центром романа. Произведение вместило картины битвы, сменяющиеся изображением мира как полной противоположности войны, мира, как существования сообщества многих и многих людей, а также природы, то есть всего того, что окружает человека в пространстве и во времени. Споры, непонимание, скрытые и откровенные конфликты, страх, неприязнь, любовь... Все это настоящее, живое, искреннее, как и сами герои литературного произведения.
Оказываясь рядом в те или иные мгновения своей жизни, совсем не похожие друг на друга люди неожиданно помогают самим себе лучше понять все оттенки чувств и мотивы поведения. Так, князь Андрей Болконский и Анатоль Курагин сыграют важную роль в жизни Наташи Ростовой, но их отношение к этой наивной и хрупкой девочке различно. Возникшая ситуация позволяет разглядеть глубокую пропасть между нравственными идеалами этих двух мужчин из высшего общества. Но их конфликт продолжается недолго - увидев, что Анатоль тоже ранен, князь Андрей прощает своего соперника прямо на поле боя. По мере развития действия романа мировоззрение героев меняется или постепенно углубляется. Триста тридцать три главы четырех томов и двадцать восемь глав эпилога складываются в четкую, определенную картину.
Повествование в романе ведется не от первого лица, но присутствие автора в каждой сцене ощутимо: он всегда пытается оценить ситуацию, показать свое отношение к поступкам героя через их описание, через внутренний монолог героя или же через авторское отступление-рассуждение. Иногда писатель предоставляет читателю право самому разобраться в происходящем, показывая одно и то же событие с разных точек зрения. Примером такого изображения может служить описание Бородинского сражения: сначала автор дает подробную историческую справку о расстановке сил, о готовности к бою с той и другой стороны, рассказывает о точке зрения историков на данное событие; затем показывает сражение глазами непрофессионала в военном деле - Пьера Безухова (то есть показывает чувственное, а не логическое восприятие события), раскрывает мысли князя Андрея и поведение Кутузова во время сражения. В своем романе Л.Н. Толстой стремился выразить свою точку зрения на исторические события, показать отношение к важным жизненным проблемам, ответить на главный вопрос: «В чем смысл жизни?» И призыв Толстого в этом вопросе звучит так, что с ним нельзя не согласиться: «Надо жить, надо любить, надо верить».
Читайте также:
Художественные особенности романа
Нравственно-философский смысл произведения
Любое литературное произведение можно отнести к какому-либо жанру - эпическому, лирическому, драматическому. “Война и мир” - большое и сложное произведение. К какому же жанру следует его отнести?
Некоторые видят в произведении прежде всего исторический роман, в котором рассказывается о нашествии войск Наполеона на Россию, а также о людях, живших в то время. Но так ли это? “Война и мир” - не просто повествование об исторических событиях. Это заметно, даже если внимательно посмотреть на композицию романа. Описание жизни обыкновенных семей, таких как Ростовы, Болконские и другие, чередуется с описанием сражений, военных действий, рассказами о личностях Наполеона, Кутузова. Одновременно мы видим картины совершенно иного рода. Люди знакомятся, расстаются, объясняются в любви, женятся по любви и по расчету - то есть живут обычной жизнью. Перед глазами читателей проходит целая вереница встреч в течение многих лет. А история не стоит на месте. Императоры решают вопросы войны и мира, начинается война 1812 года. Народы Европы, забыв о своем доме, семье, направляются в Россию завоевывать ее. Во главе этих войск стоит Наполеон. Он уверен в себе и высоко себя ставит. А Л. Н. Толстой, как бы незаметно сравнивая его с мирными людьми, показывает, что Наполеон вовсе не гениален, что он просто авантюрист, как и многие другие, не носящие громкого титула и не увенчанные короной императора.
Одна из особенностей “Войны и мира” - большое количество философских отступлений. Не раз в них автор рассуждает о том, что вовсе не Наполеон был причиной войны. Толстой пишет: “Точно так же, как в трафарете нарисуется такая или другая фигура не потому, в какую сторону и как мазать по нем красками, а потому, что по фигуре, вырезанной в трафарете, во все стороны было мазано краской”. Один человек не делает историю. Но когда собираются народы, имеющие хотя и разные цели, но действующие одинаково, тогда и случаются события, остающиеся в истории. Наполеон этого не понимал, считая причиной передвижения, столкновения народов себя лично.
Чем-то похож на Наполеона и граф Ростопчин, уверенный в том, что сделал все для спасения Москвы, хотя, по сути, не сделал ничего.
Есть в “Войне и мире” люди, которых действительно волнует вопрос жизни и смерти России. Один из них - М. И. Кутузов. Он понимает обстановку и пренебрегает мнением других о себе. Он прекрасно понимает и князя Андрея, и карьериста Бенигсена, и, по сути, всю Россию. Он понимает людей, их устремления, желания, а значит, и отечество. Он видит, в чем благо для России и для русского народа.
М. И. Кутузов это понимает, а Наполеон - нет. На протяжении всего романа читатель видит эту разницу и симпатизирует Кутузову.
А что значит понимать людей? Князь Андрей тоже понимает души других людей. Но он считает, что для изменения мира каждый должен совершенствовать прежде всего себя. Он не принимал войну, так как война есть насилие. Именно через образ своего любимого героя Лев Николаевич передает собственные мысли. Князь Андрей - военный, но не приемлет войну. Почему?
“Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы”, - пишет автор.
Но почему человек должен жить второй жизнью, где он теряется как личность и служит бессознательным орудием истории? Зачем нужно все это?
И Л. Н. Толстой призывает в своем романе закончить ненужные, бессмысленные войны и жить в мире. “Война и мир” - это не просто исторический роман, это проект построения нового духовного мира. В результате войн люди покидают свои семьи, становятся безликой массой, которую уничтожает точно такая же другая масса. Л. Н. Толстой мечтал о прекращении войн на земле, о том, чтобы люди жили в согласии, отдаваясь своим печалям и радостям, встречам и расставаниям, были свободными духовно. Чтобы донести свои мысли до читателей, Лев Николаевич написал такую книгу, где он не просто последовательно излагает свои мысли, свои воззрения но и иллюстрирует их на примере жизни людей в период Отечественной войны. Те, кто читает эту книгу, не просто воспринимают чужие суждения, а переживают вместе с героями, проникаются их чувствами и через них общаются с Л. Н. Толстым. “Война и мир” - это своеобразная священная книга, подобная Библии. Главная ее идея, как писал Толстой, - “основание новой религии... дающей блаженство на земле”. Но как создать этот мир, преисполненный благодати? Погибает князь Андрей, который нес образ этого нового мира. Пьер решил вступить в тайное общество, которое опять же насильственными мерами постарается изменить жизнь людей. Это уже не будет идеальным миром. Так возможен ли он вообще?
Видимо, этот вопрос Л. Н. Толстой оставляет читателям для размышления. Ведь для изменения мира необходимо изменить свою собственную душу. Как это пытался сделать князь Андрей. А изменить себя в силах каждый из нас.
Проблема жанровой формы «Войны и мира», а в связи с этим и жанровой традиции, которая с «Войной и миром» связана, - одна из сложнейших в академическом литературоведении. Естественно, в школьном преподавании словесник также испытывает здесь значительные трудности. Сегодня свои подходы в работе с вечной книгой предлагает опытнейший учитель литературы, наш постоянный автор Лев Иосифович Соболев.
Печатаем главу из его исследования - предназначенного для школьников, педагогов, студентов путеводителя по «Войне и мире», который готовится к выпуску в новой серии «Медленное чтение» Издательства МГУ.
Н апомним: жанр - исторически сложившийся, устойчивый, повторяющийся тип произведения; по выражению М.М. Бахтина, жанр - память литературы. Мы без труда понимаем различия между стихотворениями Тибулла, Батюшкова и, например, Кибирова; труднее понять, что у всех трёх поэтов мы читаем элегии , то есть в их стихах мы встречаем сожаления об утратах, грусть по поводу невозвратимых радостей или тоску неразделённой любви. Но именно эти мотивы и делают элегию элегией, именно они напоминают о непрерывности поэтического движения, о “блуждающих снах чужих певцов” - “блаженном наследстве”, оставленном поэтам и читателям.
30 сентября 1865 года Толстой записывает в Дневнике: “Есть поэзия романиста <...> в картине нравов, построенных на историческом событии - Одиссея, Илиада, 1805 год”. Обратим внимание на тот ряд, в который попадает толстовское сочинение («Тысяча восемьсот пятый год»): это две гомеровские поэмы, самый бесспорный пример жанра эпопеи.
Известна горьковская запись признания Толстого о «Войне и мире»: “Без ложной скромности - это как «Илиада»” [Горький . Т. 16. С. 294]. В 1983 году в журнале «Сomparative Literature» [Т. 35. № 2] была напечатана статья «Толстой и Гомер» (авторы F.T. Griffiths, S.J. Rabinowitz) . В статье есть несколько интересных сопоставлений: Андрей - ратник, как Ахилл; с преобладания князя Андрея, как считают авторы, начинается книга Толстого, потом интерес переносится на Пьера (соответствует Одиссею, главная цель которого - возвращение домой); потом, на последних страницах первой части Эпилога, сон Николеньки Болконского возвращает нас к началу книги - опять центр интереса переносится на ратника (будущего) - сына князя Андрея. Семь лет Пьера с соблазнительницей Еленой соответствуют семи годам, которые Одиссей провёл в плену (сначала добровольном, потом, как Пьер, не по своему желанию) у Калипсо. И даже то, что Одиссей надевает рубище нищего, чтобы неузнанным вернуться на Итаку, находит соответствия в переодевании Пьера в простонародную одежду (когда герой остаётся в Москве с целью убить Наполеона). К сожалению, авторы не учитывают важной работы Г.Д. Гачева «Содержательность художественных форм» [М., 1968], где есть существенные сопоставления «Войны и мира» с «Илиадой».
T олстой, как пишет Гачев, “конечно, не задавался целью писать эпопею. Напротив, он всячески отмежёвывал свой труд ото всех привычных жанров...” [Гачев . С. 117]. В марте 1868 года в «Русском архиве» у Бартенева Толстой печатает статью «Несколько слов по поводу книги “Война и мир”», в которой заявляет: “Что такое «Война и мир»? Это не роман, ещё менее поэма, ещё менее историческая хроника. «Война и мир» есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось”. В подтверждение жанровой уникальности своей книги автор ссылается на особенность русской литературы вообще: “История русской литературы со времени Пушкина не только представляет много примеров такого отступления от европейской формы, но не даёт даже ни одного примера противного. Начиная от «Мёртвых душ» Гоголя и до «Мёртвого Дома» Достоевского, в новом периоде русской литературы нет ни одного художественного прозаического произведения, немного выходящего из посредственности, которое бы вполне укладывалось в форму романа, поэмы или повести”.
Как мне кажется, ключ к жанровому своеобразию «Войны и мира» следует искать в черновом предисловии к книге: “…между теми полуисторическими, полуобщественными, полувозвышенными великими характерными лицами великой эпохи личность моего героя отступила на задний план, а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые и старые люди, и мужчины, и женщины того времени” [ПСС–90 . Т. 13. С. 55]. Толстой перестал писать книгу об одном герое (или двух, трёх) - и “старался писать историю народа” [ПСС–90 . Т. 15. С. 241]. А в Дневнике появляется запись: “Эпический род мне становится один естествен” .
В статье «Эпос и роман» М.М. Бахтин характеризует жанр эпопеи тремя чертами: “1) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, «абсолютное прошлое», по терминологии Гёте и Шиллера; 2) источником эпопеи служит национальное предание (а не личный опыт и вырастающий на его основе свободный вымысел); 3) эпический мир отделён от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей), абсолютной эпической дистанцией” [Бахтин–2000 . С. 204]. Слово “эпос”, как известно, многозначно: эпос - род литературы (наряду с лирикой и драмой); эпос - эпический жанр, эпопея (здесь это понятие противопоставлено не лирике или драме, а роману и повести). Посмотрим, насколько «Война и мир» отвечает признакам эпопеи, как их определяет Бахтин (в книге «Проблемы поэтики Достоевского» Бахтин замечает, что применение к «Войне и миру» термина “эпопея” стало привычным [Бахтин–1979 . С. 158–159]).
Начнём с “национального эпического прошлого”, “героического прошлого”, как пишет Бахтин. Едва ли нужно доказывать, что 1812 год, “когда <...> мы отшлёпали Наполеона I” [«Декабристы»], и стал для Толстого таким “героическим прошлым”. Более того, тема Толстого - народ перед лицом опасности, когда решается вопрос, быть ему или не быть. Толстой выбирает кульминационный момент в жизни “роя” (или постепенно приходит к нему); вот почему 1825 год не мог стать предметом эпопеи, а 1812-й (как и пореформенное время в «Кому на Руси жить хорошо», революция и Гражданская война в «Тихом Доне» и в «Красном колесе») - стал. 1812 год затронул глубинные основы бытия - но, как уже замечено, и 1860-е годы, время писания «Войны и мира», были таким особенным временем - когда, по слову Константина Лёвина, “всё переворотилось и только укладывается”.
Гачев писал о двух формах (способах) объединения людей - народе и государстве. Именно их отношения и рождают эпопейную ситуацию: таковую он видит в «Илиаде» (Ахилл против Агамемнона) и в «Войне и мире» (Кутузов против Александра). В кризисной ситуации государство должно ощутить “свою полную зависимость от естественного течения жизни и естественного общежития. Государство должно встать в зависимость от народа, его свободной воли: <...> даст ли он своё согласие, доверие, забудет ли распри и возьмёт ли в руки «божье» оружие - щит Ахилла или первую попавшуюся дубину?” [Гачев . С. 83]. Это рассуждение подтверждается, между прочим, чтением толстовских источников - в частности, историй Отечественной войны, написанных А.И. Михайловским-Данилевским и М.И. Богдановичем. Главный герой этих описаний - Александр I, что, конечно, понятно и не нуждается в объяснениях; как выглядит Александр у Толстого - отдельная тема, но во всяком случае не его воля или характер, или твёрдость, или великодушие определяют ход войны. Кутузов, как Ахилл, был призван, чтобы спасти государство, которым он был оскорблён, “находился в отставке и немилости”; призван “не приказом власти, а волею народной” [Гачев . С. 119]. Именно толстовский Кутузов, как подлинный человек эпопеи, “сплошь завершён и закончен” [Бахтин–2000 . С. 225]; едва ли нужно оговаривать, что реальный Кутузов мог быть (и, по-видимому, был) совсем другим и что кроме Кутузова в «Войне и мире» есть множество героев вовсе не завершённых и не законченных.
П онятно, что Толстой не мог и не собирался написать эпопею, подобную «Илиаде», - всё-таки между ними пролегло двадцать семь веков. Поэтому и отношение к “национальному преданию” (второе условие эпопеи, по Бахтину) не было и не могло быть таким, как во времена Гомера или Вергилия (“благоговейная установка потомка”, называет это Бахтин [С. 204]); субститут национального предания, исторические описания, третируются Толстым и оспариваются именно как ложные, но претендующие на истинность жалкие продукты позитивной науки (ср.: “предание о прошлом священно” [Бахтин–2000 . С. 206]).
Зато эпическая дистанция - третья черта эпопеи, как её описывает Бахтин, - отчётливо обнаруживается в цитированном уже предисловии Толстого: от 1856 года (современности) к 1825-му; затем - к 1812 году и далее - к 1805 году, когда характер народа должен был обнаружиться в эпоху “наших неудач и нашего срама”. Почему Толстой не довёл своё повествование не только до 1856 года (как собирался), но даже до 1825-го? Эпическое время - это не столько конкретное событие, сколько время бытия вообще; это не столько “тогда-то”, сколько - “всегда”. Временные границы эпоса всегда размыты - “эпопея равнодушна к формальному началу, - пишет Бахтин, - поэтому любую часть можно оформить и подать как целое” [Бахтин–2000 . С. 223].
Признаком эпопеи является и необычайная широта охвата: речь не только о количестве персонажей, хотя массовые сцены в «Войне и мире» не похожи ни на что подобное в предшествующей литературе; скорее следует говорить об универсальности эпопеи, о её стремлении охватить максимальное пространство - с этим связано и множество “сценических площадок” книги: Петербург, Москва, Браунау, Отрадное, Лысые Горы, Можайск, Смоленск... При этом для эпопеи нет главного и второстепенного - нет иерархии; как ребёнку, эпопее интересны все и всё: и фрейлина Перонская (автор считает нужным сообщить нам, что её “старое, некрасивое тело” было так же “надушено, вымыто, напудрено” и так же “старательно промыто за ушами”, как у Ростовых [Т. 2. Ч. 3. Гл. XIV]), и военный врач, “в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать её) держал сигару” [Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXVII], и то, что у есаула из отряда Денисова “узкие светлые глаза”, которые он постоянно “суживает” или “щурит” [Т. 4. Ч. 3. Гл. VI, VIII]. Важно не только то, что «Война и мир» не сосредоточена на одном герое - в этой книге вообще весьма условным кажется само деление героев на главных и второстепенных; важнее другое - стремление передать полноту бытия, когда каждая деталь (“и чем случайней, тем вернее”) предстаёт частью неисчерпаемого целого - человеческого бытия. То же справедливо и для отдельного эпизода; как точно заметил Бочаров, эпизод “задерживает ход действия и привлекает наше внимание сам по себе, как одно из бесчисленных проявлений жизни, которую учит любить нас Толстой” [Бочаров–1963 . С. 19]. Именно поэтому, наверное, “отдельными яркими кадрами встаёт в нашей памяти эта книга” [Там же ], что в «Войне и мире» нет романной подчинённости каждого эпизода раскрытию характера отдельного героя или раскрытию идеи; то “сцепление мыслей” , о котором писал Толстой Н.Н. Страхову, или “сопряжение” (помните, в можайском сне Пьера - “сопрягать надо”?) всего со всем свойственно именно эпопее.
К нига начинается с появления Пьера - молодого человека без семьи; его поиски - в том числе и поиск истинной семьи - составят один из сюжетов «Войны и мира»; книга заканчивается сном Николеньки Болконского, сироты; его мечтания - это возможность продолжения книги; собственно, она и не кончается, как не кончается жизнь. И, наверное, появление в сне Николеньки его отца, князя Андрея, тоже принципиально: книга Толстого написана о том, что смерти нет - помните, после смерти князя Андрея Толстой даёт в кавычках, то есть как мысли Наташи Ростовой, вопросы: “Куда он ушёл? Где он теперь?..” Так выражена в композиции «Войны и мира» философия этой книги: утверждение вечного обновления жизни, того “общего закона”, который вдохновлял позднюю лирику Пушкина.
Толстой не мог не учесть опыта предшествующего европейского и русского романа - и изощрённый психологический анализ для многих читателей составляет наиболее важную сторону его книги. В «Войне и мире» “соединены в одно органическое целое (говоря словами Пушкина) «судьба человеческая» (романное начало) и «судьба народная» (начало эпическое)” [Лесскис . С. 399]. Новое жанровое наименование обосновано А.В. Чичериным в книге «Возникновение романа-эпопеи» [Харьков. 1958; 2-е изд.: М., 1975]. Оно вызывало и вызывает несогласия (скажем, Г.А. Лесскис предлагал считать «Войну и мир» идиллией [Лесскис . С. 399], а Б.М. Эйхенбаум видел в книге черты “древнего сказания или летописи” [Эйхенбаум–1969 . С. 378] ), но если понимать его не как “чисто оценочное, похвальное, ничего кроме «эпической широты» охвата отражённых общественно-исторических явлений не выражающее”, как характеризовала Е.Н. Куприянова этот термин Чичерина [Куприянова . С. 161], а как именование эпопеи, включающей в себя несколько романных линий, он вполне может работать. Существенно при этом, что в толстовской книге роман может вступать в конфликт с эпопеей: так, князь Андрей с его честолюбивыми мечтами перед Аустерлицким сражением, готовый пожертвовать самыми близкими людьми за мгновение славы, слышит, как кучер дразнит кутузовского повара по имени Тит: “«Тит, а Тит?». - Ну, - отвечал старик. - Тит, ступай молотить”. “Низкая действительность” здесь явно противостоит высоким мечтам героя - но именно она и оказывается права; это, пожалуй, голос самой эпопеи, самой жизни, которая (в виде высокого неба) вскоре обнаружит ложь наполеоновских мечтаний романного героя.
Приведу глубокую и, на мой взгляд, очень важную мысль Бахтина:
“Романизация литературы вовсе не есть навязывание другим жанрам несвойственного им чужого жанрового канона. Ведь такого канона у романа вовсе и нет <...> Поэтому романизация других жанров не есть их подчинение чуждым жанровым канонам; напротив, это и есть их освобождение от всего того условного, омертвевшего, ходульного и нежизненного, что тормозит их собственное развитие, от всего того, что превращает их рядом с романом в какие-то стилизации отживших форм” [Бахтин–2000 . С. 231].
Не случайно ведь в «Войне и мире» находим такое рассуждение Толстого:
“Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы всё ещё не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла” [Т. 3. Ч. 2. Гл. XIX].
И хотя Гачев остроумно сближает «Войну и мир» с «Илиадой» - довольно убедительно сравнивает поведение Николая Ростова во время богучаровского бунта с тем, как Одиссей расправляется с Терситом, а потом тому же Одиссею, пренебрегающему софистикой Терсита, уподобляет Кутузова на совете в Филях: “властью, силой, знающей своё право волей - Кутузов и Одиссей решают ситуацию” [Гачев . С. 129–136], воскресить «Илиаду» во всей её полноте и простоте не под силу даже Толстому. Жанр - точка зрения на мир; едва ли возможно в XIX веке нашей эры смотреть на мир так, как его видели в VIII веке до нашей эры.
С овременники почувствовали жанровую непривычность «Войны и мира» и, за немногими исключениями, не приняли её. П.В. Анненков в сочувственной, в общем, статье «Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л.Н. Толстого “Война и мир”», перечислив множество восхищающих его эпизодов, спрашивает: “не великолепное ли зрелище всё это, в самом деле, от начала и до конца?”, - но тут же и замечает: “Да, но покуда оно происходило, роман, в прямом значении слова, не двигался с места, или, если двигался, то с неимоверной апатией и медленностью”. “Да где же он сам, роман этот, куда он девал своё настоящее дело - развитие частного происшествия, свою «фабулу» и «интригу», потому что без них, чем бы роман ни занимался, он всё будет казаться праздным романом, которому чужды его собственные и настоящие интересы”, - пишет критик [Анненков . С. 44–45]. Можно привести множество примеров неприятия критиками (а значит, и читателями) жанровых особенностей толстовской книги: “Мы называем сочинение графа Л.Н. Толстого романом только для того, чтоб дать ему какое-нибудь имя; но «Война и мир», в строгом смысле слова, не роман. Не ищите в нём цельного поэтического замысла, не ищите единства действия: «Война и мир» - просто ряд характеров, ряд картин, то военных, то на поле битвы, то вседневных, в гостиных Петербурга и Москвы” [газ. «Голос». 1868. № 11. С. 1 («Библиография и журналистика». Без подписи)]. Откликаясь на первые три тома, критик «Русского инвалида» (А. И-н) писал о «Войне и мире»: “Это - спокойная эпопея, написанная поэтом-художником, который выводит пред вами живые лица, анализирует их чувства, описывает их поступки с бесстрастием пушкинского Пимена. Отсюда - достоинства и недостатки романа” [Журнальные и библиографические заметки. «Война и мир». Сочинение графа Л.Н. Толстого. 3 тома. М., 1868 // Русский инвалид. 1868. № 11]. О недостатках будет сказано довольно подробно. “«Война и мир» не может быть «Илиадою», - пишет критик, - и гомеровское отношение к героям и жизни невозможно”. Современная жизнь сложна - и “невозможно с одинаковым спокойствием и самоуслаждением описывать и прелести псовой охоты вместе с достоинствами собаки Карая, и величественную красоту, и умение негодяя Анатоля держать себя, и туалет барышень, отправляющихся на бал, и страдания русского солдата, умирающего от жажды и голода в одной палате с разложившимися мертвецами, и такую ужасную бойню, как Аустерлицкая битва” [Там же ]. Как видим, критик вполне почувствовал жанровое своеобразие книги Толстого - и не захотел это своеобразие принять.
Всё это писалось до окончания книги - последние тома вызвали ещё большие претензии: “Его роман, по нашему мнению, всё-таки остался не вполне оконченным, несмотря на то, что половина действующих в нём лиц перемёрла, а остальные сочетались между собою законным браком. Точно будто самому автору надоело возиться со своими уцелевшими героями романа, и он, на скорую руку, свёл кое-как концы с концами, чтобы поскорее пуститься в свою бесконечную метафизику” [Петербургская газета. 1870. № 2. С. 2]. Впрочем, Н.Соловьёв заметил, что книга Толстого - “какая-то поэма-роман, форма новая и столь же соответствующая обыкновенному ходу жизни, сколько и безграничная, как сама жизнь. Романом просто назвать «Войну и мир» нельзя: роман должен быть гораздо определённее в своих границах и прозаичнее в содержании: поэма же как более свободный плод вдохновения стеснению никакому не подлежит” [Соловьёв . С. 172]. Рецензент «Биржевых ведомостей» , опережая будущих исследователей жанра «Войны и мира», писал: “...роман графа Толстого можно было бы в некотором отношении считать эпопеею великой народной войны, имеющею своих историков, но далеко не имевшею своего певца” (и в этой рецензии обнаруживается сравнение «Войны и мира» с «Илиадой»).
Впрочем, чуткий Страхов, первый и, наверное, единственный из современников сказавший о безусловной гениальности нового произведения Толстого, определил его жанр как “семейную хронику”, а в последней статье о «Войне и мире» написал, что это - “эпопея в современных формах искусства” [Страхов . С. 224, 268].
Литература
ПСС–90 - Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1928–1958.
Анненков - Анненков П.В. Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л.Н. Толстого «Война и мир» // Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» в русской критике. Л., 1989.
Бахтин–1979 - Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.
Бахтин–2000 - Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.
Бочаров–1963 - Бочаров С.Г. Роман Л.Толстого «Война и мир». М., 1963.
Гачев - Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. М., 1968.
Горький - Горький М. Полн. собр. соч.: В 25 т. М., 1968–1975.
Куприянова - Куприянова Е.Н. О проблематике и жанровой природе романа Л.Толстого «Война и мир» // Русская литература. 1985. № 1.
Лесскис - Лесскис Г.А. Лев Толстой (1852–1869). М., 2000.
Соловьёв - Соловьёв Н.И. Война или мир? // Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» в русской критике. Л., 1989.
Страхов - Страхов Н.Н. Война и мир. Сочинение графа Л.Н. Толстого. Томы I, II, III и IV // Роман Л.Н. Толстого «Война и мир» в русской критике. Л., 1989.
Шкловский–1928 - Шкловский В.Б. Матерьял и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир». М., 1928.
Эйхенбаум–1969 - Эйхенбаум Б.М. Черты летописного стиля в литературе XIX века // Эйхенбаум Б.М. О прозе. Л., 1969.