М.В. Отрадин ЭПИЛОГ РОМАНА «ОБЛОМОВ» Примерно сто лет назад в работе «Морфология романа» Вильгельм Дибе- лиус заметил: «Во всяком искусстве, основанном на последовательном ряде впечатлений, последнее из них наиболее действенно»1. У читателей романа «Обломов» последнее впечатление связано с фразой, посвященной Штоль- цу и «литератору»: «И он рассказал ему, что здесь написано» (IV, 493). Если угодно - это самая загадочная фраза гончаровского романа. И вряд ли у нас есть основания сомневаться в том, что писатель придавал ей особый, ударный смысл. Разумеется, эту фразу выделяют исследователи романа. Иногда содер- жащееся в ней сообщение повествователя понимается буквально и не под- вергается сомнению: «…почти всю историю Обломова рассказывает Штольц (о чем мы узнаем из последней строчки романа), а автор лишь редактирует его повествование»2. А вот мнение Ю.В. Манна по поводу появляющегося на по- следних страницах «литератора»: «В действии этот „литератор“ не участвовал и, разумеется, рассказал о всем происходящем не так, как ему мог поведать Штольц. ‹…› На авансцену выдвигается повествователь, обладающий эпиче- ским всезнанием, которое распространяется на всё и всех, в том числе и на Штольца». Эта «сюжетная деталь», по мнению исследователя, не только не осложнила аукториальное повествование, но даже «послужила поводом это повествование укрепить и сделать его более очевидным»3. Но остается непро- ясненным вопрос: зачем Гончарову понадобилось вводить эту деталь, если читатель, дошедший до последней страницы романа, и так воспринимает аукториальное повествование о жизни Ильи Ильича как привычное и орга- ничное? С точки зрения венгерской исследовательницы Ангелики Молнар, Штольц выступает в романе как «анарративный рассказчик», он лишен воз- можности ознакомиться с «текстом» Обломова, его «„Сном“, ‹…› по этой причине понадобился нарратор, который перерабатывает и реинтерпрети- рует рассказ Штольца»4. Естественно, возникает вопрос: разве только «Сон Обломова» остается «закрытым» для Штольца? 1 Дибелиус В. Морфология романа // Вальцен О., Дибелиус В., Фослер К., Шпит- цер Л. Проблемы литературной формы. М., 2007. С. 119. 2 Балашова е.А. Литературное творчество героев И.А. Гончарова // Гончаров. Мате- риалы 190. С. 180. 3 Манн Ю.В. Гончаров как повествователь // I��� �. �o����o�: ���o�: ��o�: �����, ���� ��� ���- ���g: B��t�äg� ��� I. I�t����t�o��l�� �o����o�-Ko�f����z. B�m���g, 8–10 O�to��� 1991 / Hg. P. Th���g��. Köl�; ���m��; ����, 1994. S. 84–85. 4 Молнар А. Поэтика романов И.А. Гончарова. М., 2004. С. 61. © М.В. Отрадин 14 М.В. Отрадин «Инверсивной, механистической (и достаточно искусственной), неожи- данно игровой, превращающей в условность все романное действие развяз- кой заканчивается ‹…› „Обломов“», - это мнение А.Г. Гродецкой. И далее она пишет: «Внимание, читатель, - автор шутит, автор иронизирует. Здесь, как, впрочем, и в иных случаях, гончаровская инверсия (внезапная смена ролей) близка к романтической иронии…»1 Об авторской иронии говорить, очевидно, надо, но неужели романист позволил себе одной фразой «превра- тить в условность все романное действие»? Думается, ответить на все эти вопросы может помочь анализ эпилога гон- чаровского романа. Как часто бывает, эпилог отделен от фабульной, событийной части ро- мана временнoй дистанцией. «Прошло пять лет», - так начинается десятая глава четвертой части романа. Две заключительные главы по своей структуре и функции и должны прочитываться как эпилог. Диалог - спор двух начал - штольцевского и обломовского - обнару- живается уже в «Сне Обломова», прослеживается в сюжете всего романа и не затухает в эпилоге, хотя Ильи Ильича уже нет в живых. В то же время читатель не может не заметить, что по ходу сюжета автор «размывает» заявленную кон- трастность героев, подчеркивает относительность их противопоставления 2. Что мешает читателю принять как полный и окончательный вывод Штольца о жизни друга: «погиб», «Причина… какая причина! Обломовщина» (IV, 493)? Впервые Штольц произносит слово «обломовщина», услышав признание Ильи Ильича о его мечте, о желанном существовании. Эта мечта «прочитана» Штольцем в соответствии с философией литературной «физиологии», в пла- не жесткой социально-психологической детерминированности. Нельзя ска- зать, что выводы Штольца «неправда», но это правда о прошлом и о желан- ной жизни Обломова без ее «поэзии». Слово «обломовщина» «оккупирует» сознание героя, он боится этого «ядовитого» слова. Оно «снилось ему ночью, написанное огнем на стенах, как Бальтазару на пиру» (IV, 185)3. Илья Ильич с ужасом сознает, что есть такая точка зрения на его жизнь, согласно которой о нем можно категорично заявить: «Исчислено, взвешено, разделено». Таким образом, «обломовщина» воспринимается самим героем не как синоним его мечты, а как нечто прямо противоположное: ведь мечта героя - это «поэзия» жизни, которая сопротивляется, не подчиняется жесткому детерминизму. Сомневающийся, рефлектирующий перед лицом внешних грозных сил, Обломов сравнивается в романе с Гамлетом: «Что ему делать? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского» (IV, 186). В чем смысл вызывающего улыбку читателя сопоставления? Поче- му оно так важно для автора? В отличие от пьесы Шекспира, в романе речь 1 Гродецкая А.Г. Автоирония у Гончарова // S�� sp���� tol����t���: Памяти В.А. Туни- манова. СПб., 2008. С. 542. 2 Подробнее см.: Отрадин. С. 72–147. 3 Надпись на стене царя Валтасара гласила: «Исчислено, взвешено, разделено» (Дан. 5: 25), пророчествуя неотвратимую гибель царю. Что и случилось. Эпилог романа «Обломов» 15 пока идет не о жизни и смерти: трагический смысл существования Обломова открывается читателю постепенно, к концу романа. И казалось бы, масштаб проблем, стоящих перед героями двух произведений, несоизмерим. Тем не менее гамлетовского в Обломове нельзя не увидеть. Это сразу заметил, прочитав только первую часть романа, М.Е. Салтыков- Щедрин. В письме к П.В. Анненкову от 29 января 1859 г. он с издевательской иронией констатировал: «Замечательно, что Гончаров силится психологиче- ски разъяснить Обломова и сделать из него нечто вроде Гамлета, но сделал не Гамлета, а жопу Гамлета»1. Русские критики в более позднее время, отмечая заявленную романистом параллель Обломов–Гамлет, уже не были столь ка- тегоричны (см. комментарий: VI, 178–180). Сам Гончаров об особой гамлетовской натуре писал в статье «Опять „Гам- лет“ на русской сцене» (опубликована посмертно). С точки зрения Гончарова, Гамлет - не тип, а особая натура, особый строй души. «Тонкие натуры, наделенные гибельным избытком сердца, неу- молимою логикою и чуткими и раздражительными нервами, более или менее носят в себе частицы гамлетовской страстной, нежной, глубокой и раздражи- тельной натуры». «Свойств Гамлета» нет «в состоянии покоя: они родятся от прикосновения бури, под ударами, в борьбе»2. Ситуация Гамлета - это разлад с миром, столкновение со страшной действительностью и, как следствие, со- мнение в основах жизни. Для Гончарова Обломов и Штольц - герои эпохи Пробуждения 3, эпохи переходной. Эта «переходность» проявлялась прежде всего в сознании лю- дей. И обломовский скепсис, и штольцевский энтузиазм связаны с характе- ром переживаемого ими времени. Подобно Гамлету (и - даже шире - по- добно людям эпохи Возрождения), гончаровские герои оказываются перед глобальными проблемами. Скепсис или энтузиазм являются следствием наличия или отсутствия в герое веры в тождество видимости и действитель- ности, в целесообразность и разумность жизни, в добрую и гармоничную натуру человека. Илья Ильич, как и шекспировский герой, прозревает свое будущее: «идти», «остаться», «состареться мирно на квартире у кумы Тарантьева» (IV, 186–187). Однако неожиданно и комически звучащая фраза (Обломов еще не был на Выборгской стороне, не видел ни «домика», ни Агафьи Матвеевны) обретает позже по ходу сюжета совсем не шуточный смысл. «Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя», - с этими гамлетовскими словами (пер. Б.Л. Пас- тернака) ассоциируются размышления Ильи Ильича о его энергичном, дея- тельном друге 4. «Штольц - ум, сила, уменье управлять собой, другими, судь- 1 Салтыков-Щедрин. Т. 18. Кн. 1. С. 209. 2 Гончаров. Собр. соч. Т. 8. С. 203, 204. 3 Там же. С. 111. 4 Отмечено в комментариях Л.С. Гейро. См.: Гончаров И.А. Обломов. Л., 1987. С. 670 (сер. «Лит. памятники»). 16 М.В. Отрадин бой. Куда ни придет, с кем ни сойдется - смотришь, уж овладел, играет, как будто на инструменте…» (IV, 217–218). Что касается самого Ильи Ильича, то он обычно принимает упреки Штольца в свой адрес, соглашается с ним, часто обещает измениться, но живет по-своему. Если в первой части романа эта черта Обломова подается в комическом плане (о лежащем на диване и предающимся мечтаниям герое сказано с мягкой иронией: «Он не какой-нибудь мелкий исполнитель чужой, готовой мысли; он сам творец и сам исполнитель своих идей» (IV, 65)), то чем дальше, тем очевиднее становится, что Илья Ильич, внешне беспомощ- ный и полностью зависящий от людей, внутренне свободен. Он может, как Гамлет, сказать кому угодно, в том числе и Штольцу: «На мне играть нельзя!» Никакие «случайности», никакие силы - ни увещания Штольца, ни любовь Ольги - не смогут заставить Обломова прожить «не свою» жизнь. Как заметил Ортега-и-Гассет, «быть героем - значит быть самим собой»1. Обломову, как и Гамлету, в борьбе с «трогающей» жизнью, в попытках скрыться от нее, суждено «изнемочь» (слово из статьи Гончарова). Сомнения Ильи Ильича, как и сомнения шекспировского героя, касаются и мира, и че- ловеческой натуры, и его самого. Напомним признание, которое Гончаров сделал в письме к С.А. Никитенко от 21 августа 1866 г.: «…с той самой ми- нуты, когда я начал писать для печати <…>, у меня был один артистический идеал: это - изображение честной, доброй, симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и, наконец, окончательно охлаж- дающегося и впадающего в апатию и бессилие от сознания слабости своей и чужой, то есть вообще человеческой натуры». И далее, посетовав на сла- бость своего таланта и ограниченные возможности современной литературы, Гончаров делает заключение: «Один Шекспир создал Гамлета - да Серван- тес - Дон-Кихота - и эти два гиганта поглотили в себе почти всё, что есть комического и трагического в человеческой природе»2. Оглядка именно на эти великие образцы примечательна 3. Постепенно Обломов, как и Александр Адуев, как и Райский, начинает об- наруживать неожиданное в себе самом. Это приводит его к особому состоянию «атрофии воли», которое и есть главный признак «гамлетовской ситуации». Немецкий философ начала XX в. Теодор Лессинг, говоря об универсаль- ности «гамлетовской ситуации» в Новое время, как наиболее наглядный 1 Ортега-и-Гассет х. Наше время // Литературная газета. 1992. № 51. С. 7. 2 Гончаров. Собр. соч. Т. 8. С. 366. 3 Говоря о «вечных типах» мировой литературы, Л.Е. Пинский делил произве- дения, им посвященные, на те, в которых находим сюжет-фабулу, и те, в основе которых лежит сюжет-ситуация. «Гамлета» и «Дон Кихота» он относит к сюжетам- ситуациям. «Для „гамлетовской“ ситуации ‹…› не требуется ни придворной среды, ни мести за отца или другого повторения мотивов трагедии Шекспира» (Пинский Л.е. Реализм эпохи Возрождения. М., 1961. С. 301–302). См. также: Багно В.е. «Коэффи- циент узнавания» мировых литературных образов // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1997. Т. 50. С. 234–241. Эпилог романа «Обломов» 17 пример назвал историю Обломова: «Каждая вышедшая из консервативных традиций и жизненной сферы старших поколений душа неизбежно должна, прежде всего, воспринять какие-то черты Гамлета». «Может быть, - говорит- ся далее, - этот душевный конфликт (который типичнее всего для русской культуры ‹…›) наиболее удачно показал Гончаров в образе Обломова»1. Итак, Обломов и Гамлет. Но при анализе эпилога романа для нас не ме- нее важна другая, правда, менее явная параллель: Штольц–Горацио. Нам известно только одно замечание, сделанное по этому поводу в конце XIX в. литературным и театральным критиком И.И. Ивановым. «Оба они, - писал он в газетной заметке, - великие искусники мирить рассудок с кровью, не поддаваться страстям, не знать увлечений. Штольцу неведомы „сны“, мучи- тельные думы, он боится всего таинственного, загадочного. Он, подобно Го- рацио, не подозревает, что многое в мире никогда и не снилось его учености и рассудку»2. Отмеченная параллель достойна того, чтобы ее развернуть. Во время последнего свидания с Обломовым Штольц слышит от друга: «Жена! ‹…› мой сын! Его зовут Андреем в память о тебе!» (IV, 483). И чуть дальше: «…они обнялись молча, крепко, как обнимаются перед боем, перед смертью» (IV, 483). Штольц после этого свидания с Обломовым думает о нем как о погибшем или смертельно раненном человеке, с которым ему уже не придется встре- титься: «Погиб ты, Илья…» (IV, 484). «Не забудь моего Андрея», - последние слова, которые произносит Илья Ильич, обращаясь к Штольцу. Просьба человека, уже сознающего свою об- реченность. «Поведай про жизнь мою», - обращается перед смертью Гамлет к Горацио. Обилие «гамлетовских» параллелей, резко заявленный мотив «прощания с обреченным на гибель» позволяют в этой сцене романа увидеть скрытую реминисценцию шекспировской трагедии. Речь не о том, что Гончаров строит свой прощальный эпизод как бук- вальную параллель к предсмертной сцене трагедии о датском принце. Но об определенном ситуативном сходстве и мотивных перекличках мы можем говорить, помня, что «никто из нас не является непрогрешимым в вопросах сопоставления»3. Нет оснований сомневаться в искреннем желании и Горацио, и Штольца «поведать» о погибшем всю правду. Но по силам ли им это? 1 Лессинг Т. Ницше, Шопенгауэр, Вагнер // Культурология: XX век: Антология. М., 1995. С. 404–405. См. также: Туниманов В.А. Шекспировские мотивы в романе И.А. Гончарова «Обломов» // T�s��l�m sl�����m: F�sts�h��ft fü� P�t�� Th���g��. Zü���h, 2005. S. 569–580. 2 Иванов И.И. Отголоски сцены: Европейцы из Москвы // Русские ведомости. 1891. 7 окт. № 276. С. 2. 3 Элиот Т.С. Традиция и индивидуальный талант // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв. М., 1987. С. 171. 18 М.В. Отрадин В своей ранней работе о пьесе Шекспира (1916) Л.С. Выготский писал о явном и скрытом, глубинном смысле ее финала: «Один - это внешняя по- весть трагедии, которую с большими или меньшими подробностями должен рассказать Горацио. ‹…› Мы знаем, что он расскажет: Я всенародно расскажу про все Случившееся. Расскажу о страшных, Кровавых и безжалостных делах, Превратностях, убийствах по ошибке, Наказанном двуличье и к концу - О кознях пред развязкой, погубивших Виновников. То есть ‹…› фабулу трагедии». «Итак, - пишет исследователь, - трагедия как бы не заканчивается вовсе; в конце она как бы замыкает круг, возвра- щаясь снова ко всему тому, что сейчас только прошло перед зрителем на сцене, - только на этот раз уже в рассказе, но только в пересказе ее фабу- лы». Концовка «Обломова» тоже отсылает, как мы помним, к началу романа. В пересказе фабулы, по мнению Выготского, дан, так сказать, первый смысл трагедии. Но есть и второй: «Этот „смысл“ дан уже в самой трагедии, или, вернее, существует в ней, в ходе ее действия, в ее тоне, в ее словах»1. Обращаясь к литератору, Штольц говорит: «А ты запиши: может быть, кому- нибудь пригодится» (IV, 493). Читателю дается понять: в рассказе Штольца, в том, что он поведал литератору, есть некий жизненный «урок», который надо учесть. В истории Обломова, действительно, мы обнаруживаем определенный не исключительный, а обобщенный опыт. И на уровне социо-психологической характеристики этот «урок» с его жестким тезисом - «обломовщина» - нельзя проигнорировать. Читая, вернее, перечитывая гончаровский роман, уже зная последнюю его фразу, мы понимаем, какая это сложная, в сущности, невыпол- нимая для Штольца задача: рассказать об Илье Ильиче всю правду, тот, говоря языком Выготского, «второй», тайный, сущностный смысл жизни Обломова. Последняя глава романа «Обломов» начинается со слова «однажды». Это слово является маркированным в художественном мире Гончарова. «Однажды летом в деревне Грачах…», - начало романа «Обыкновенная история». Та- кой вариант зачина в 1840-е гг. был не только привычным, но и обладал не- малым полемическим зарядом. С этого слова Э.-Т.-А. Гофман начал свою повесть «Повелитель блох» (1840), которая была широко известна в России (ее русский перевод был напечатан в том же году). Гофман не просто начал со слова «однажды», но как бы дал этому началу теоретическое обоснование: «Однажды - но какой автор ныне отважится начать так свой рассказ. „Старо! Скучно!“ - восклицает благосклонный или, скорее, неблагосклонный чита- тель… Издатель чудесной сказки о „Повелителе блох“ полагает, правда, что 1 Выготский Л.С. Трагедия о Гамлете, принце датском, У. Шекспира // Выгот- ский Л.С. Психология искусства. М., 1968. С. 367–368. Эпилог романа «Обломов» 19 такое начало очень хорошо, что оно, собственно говоря, даже наилучшее для всякого повествования, - недаром самые искусные сказочницы, как нянюш- ки, бабушки и прочие, искони приступали так к своим сказкам…»1 Если по- сле гофманской декларации писатель демонстративно начинает свой роман со слова «однажды», значит, он претендует на то, что его «история» имеет не сугубо злободневный, а универсальный, «сказочный» смысл. Вспомним, что жанр второго своего романа Гончаров обозначил как «большую сказку»2. Словом «однажды» начнет свой роман герой «Обрыва» Борис Райский. Дальше этого зачина у Райского дело не пойдет: он поймет, что у него нет до- статочного творческого потенциала, чтобы создать роман. Итак, в художественном мире Гончарова слово «однажды», открывающее повествование, - это знак фикциональности: мы имеем дело с художествен- ной фантазией, вымышленными персонажами. Подчеркнутая фикциональ- ность последней главы романа проявляется и в том, что эпизод встречи За- хара и Штольца около кладбища может быть прочитан как травестированный финал популярного романа М.Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Рус- ские в 1612 году» (1829)3: у могилы Юрия Милославского встречаются слуга покойного, «седой как лунь» Алексей Бурнаш, и соратник Милославского по героической борьбе с поляками, казацкий старшина Кирша. Бурнаш очень постарел, и Кирша не сразу узнает его. Ситуацию «неузнавания» находим и у Гончарова, правда, перевернутую: слуга не узнает «друга своего барина». Кроме всего прочего, роман «Обломов» не может быть воспринят как запись рассказа Штольца, потому что и в рассказе повествователя, и в сю- жетных ситуациях этот герой часто предстает в комическом освещении. Это касается и эпилога. Штольц готов помочь «литератору» узнать, откуда бе- рутся нищие - ведь у любого нищего «за рубль серебром» можно купить его историю. «Приятель» «литератора» легко находит «тип нищего», как он гово- рит, «самый нормальный». Что-то в этих фразах Штольца есть от деклараций Пенкина, который заявлял покойному Илье Ильичу: «Нам нужна одна голая физиология общества» (IV, 28). «Типовой» нищий оказывается Захаром. Воз- никает сопоставление, которое мы встречаем в каждом романе Гончарова: вот так воспринимает человека романный герой (Александр Адуев, Обломов, Райский), а изображает и объясняет сам романист. В случае с Захаром мож- но занять позицию объективного наблюдателя, и тогда Захар - «тип», герой возможного очерка «Петербургский нищий». Или персонаж романа à l� «Па- рижские тайны» Эжена Сю, как и предполагает Штольц. А можно (каждый завершающий чтение гончаровского романа уже в этом убедился) увидеть неповторимую личность, индивидуальную судьбу, и создать один из самых 1 Цит. по: Гофман Э.-Т.-А. Избр. произв.: В 3 т. М., 1962. Т. 2. С. 341–342. Ср.: «Однаж- ды… О, Боже мой, да какой же автор осмелится теперь начать свою историю таким об- разом? И т.д.» (Гофман Э. -Т.- А. Мейстер Фло. Сказка о семи приключениях двух друзей // Отечественные записки. 1840. Т. XIII. № 12. Отд. III. С. 117; пер. Н.Х. Кетчера). 2 Гончаров. Собр. соч. Т. 8. С. 291. 3 См. об этом статью А.Ю. Сорочана в наст. сб. 20 М.В. Отрадин колоритных и психологически наполненных образов слуг в мировой литера- туре. Что и сделал не «литератор», а писатель Гончаров. По ходу романа клич Обломова «Захар! Захар!», как правило, производил комический эффект. Комически построен и эпизод с бедствующим Захаром, который просит подаяние как «увечный в тридцати сражениях, престарелый воин». Но вот слова Захара о посещении «могилки» («Слезы так и текут, ‹…› притихнет все, и почудится, как будто кличет: „Захар! Захар!“» - IV, 492), - воспринимаются уже всерьез. Такая реакция читателя поддержана и близким литературным контекстом, - прежде всего «Старосветскими помещиками» Гоголя: мотив безмолвия и «таинственного зова», обращенного к еще живу- щему. Повествователь в гоголевской повести говорит о «голосе, называющем вас по имени, который простолюдины объясняют тем, что душа стосковалась за человеком и призывает его, и после которого следует неминуемая смерть»1. Рассказ Захара предстает и как травестированная литературная история о «та- инственном зове» и о скорой загробной встрече родственных душ, и как пси- хологически объяснимое признание о неизбывном личном горе. Мы читаем слова Захара о Илье Ильиче: «Помяни, Господи, его душеньку в царствии своем!» - и понимаем, что думать уже надо не о помещике и крепостном, барине и слуге, а о двух близких душах, связь между которыми не дает Захару уйти от «могилки» и принять безбедное существование как милость добро- детельного Штольца. Возникает естественный вопрос: зачем Гончаров наделил приятеля Штольца - «литератора» - чертами своей внешности? Это, конечно, иро- нический ход: осмеяние того, каким меня, романиста, представляют: «лите- ратор», едва выйдя из кареты, изучает нищих, «лениво зевая», расспрашивает о них Штольца, ему не составит труда и роман написать, надо только вни- мательно выслушать Штольца и перенести его рассказ на бумагу 2. «Литера- тор» - внутритекстовая величина, не надо принимать его за автора романа. Настоящий писатель знает: фиксируя все, что видишь и слышишь, можно накопить чемодан рукописей (это случай Райского), но роман так не созда- ется. Автор «Обломова» убежден: «Явление, перенесенное целиком из жизни в произведение искусства, потеряет истинность действительности и не станет художественною правдою»3. Конечно, А.Г. Гродецкая права: ироническая модальность в заключи- тельной главе доминирует. Но ирония все же не «превращает в условность всё романное действие». Читатель не может принять последнюю фразу романа 1 Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7 т. М., 1976. Т. 2. С. 27. О мотиве «таинственного зова» см.: Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.; Л., 1959. С. 83; Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. [Б. м.], 1993. С. 268–270; Карпов А.А. «Афанасий и Пульхерия» - повесть о любви и смерти // Феномен Гоголя. СПб. (в печати). 2 См. об этом: романова А.В. В тени Обломова. (Автор и герой в сознании читателя) // Русская литература. 2002. № 3. С. 53–70. 3 Гончаров. Собр. соч. Т. 8. С. 106. Эпилог романа «Обломов» 21 (формально - переход от повествования к высказыванию) как объективное свидетельство, как «прямое» слово автора. Потому что о главном событии эпилога и его последствии мы узнаём уже в первой части эпилога. В свое время Н.Д. Ахшарумов в рецензии на гончаровский роман катего- рично заявил: «Сцена разрыва между Ольгой и Обломовым - это последняя сцена романа; все остальное, вся четвертая часть, есть не более как эпилог <…>. Особенно легко можно было обойтись без парижских, швейцарских и крымских сцен между Штольцем и Ольгою»1. Критик не придал особого значения тому, что четвертая часть - это история еще одной любви. Речь об Агафье Матвеевне. В начале десятой главы четвертой части повествователь в метафориче- ской форме сообщает о смерти протагониста. Угасание выборгской «живой идиллии» обозначено как погружение в тень «домика» - «мирного приюта лени и спокойствия». Далее происходит резкий сдвиг в стилистике повествования. По удач- ному выражению А.А. Фаустова, наблюдается «нашествие механической метафорики»2. О смерти Ильи Ильича сказано так: «остановили машину жиз- ни», «как будто остановились часы, которые забыли завести» (IV, 485). Но одновременно проводится дальнейшая коррекция стиля в повество- вании об Агафье Матвеевне. В первой главе четвертой части романа сообща- ется, что до того, как Илья Ильич «сделался членом ее семейства», она все дела по хозяйству совершала «как хорошо устроенная машина» (IV, 379). Там же дано ошеломительное по своей стилевой резкости сравнение: об Агафье Матвеевне, с которой хочет поцеловаться Илья Ильич, сказано, что она стоит «прямо и неподвижно, как лошадь, на которую надевают хомут» (IV, 385). Зарождение в Агафье Матвеевне любви к Илье Ильичу («стала сама не своя») уподоблено природным явлениям: «постепенная осадка дна морского, осыпание гор, наносный ил с прибавкой легких волканических взрывов» (IV, 378). О ее любви было сказано не как о событии в мире чувств, а как о пе- ремене в ее физиологическом состоянии: «полюбила Обломова просто, как будто простудилась и схватила неизлечимую лихорадку» (IV, 380). А в эпило- ге в любви Агафьи Матвеевны выделено не природно-биологическое, а ин- дивидуальное, личностное. В эпилоге - как бы другая Агафья Матвеевна: «Она поняла, что проиграла и просияла ее жизнь, что Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда. На- всегда, правда; но зато навсегда осмыслилась и жизнь ее: теперь она знала, зачем она жила и что жила не напрасно» (IV, 488). Абзацы, в которых гово- рится об обретенном и осознанном ею смысле жизни, абзацы, так восхитив- шие А.В. Дружинина («все это выше самой восторженной оценки»3), напи- 1 Ахшарумов Н.Д. Обломов. Роман И. Гончарова. 1859 // «Обломов» в критике. С. 164. 2 Фаустов А.А. Роман И.А. Гончарова «Обломов»: художественная структура и кон- цепция человека. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Тарту, 1990. С. 10. 3 «Обломов» в критике. С. 120. 22 М.В. Отрадин саны тем образным, поэтическим языком, который заставляет вспомнить об Илье Ильиче. О смерти Обломова сообщается как о событии, которое уже случилось, - и случилось давно, три года назад. О приеме такого временно- го сдвига писал Л.С. Выготский: «…Эта композиция несет в себе разрушение того напряжения, которое присуще этим событиям, взятым сами по себе»1. За резкими вопросами: «Что же стало с Обломовым? Где он? Где?», - следует ответ, в котором единые в стилевом отношении подробности («ближайшее кладбище», «скромная урна», «покой», «затишье», «ветви сирени, посажен- ные дружеской рукой», «ангел тишины») формируют особую - элегическую эмоцию. О чувстве, которое связывает теперь Агафью Матвеевну с покойным мужем, можно сказать, используя поэтическую строку: «Для сердца прошед- шее вечно» (Жуковский), - и в этом не будет натяжки. В жизни героини, в ее размышлениях и переживаниях вдруг явственно обозначились высокие поэтические смыслы, которые, конечно, «спорят» с категоричными словами Штольца, укорявшего друга: «яма», «болото», «простая баба, грязный быт, удушливая сфера тупоумия». В свое время Г.А. Гуковский обозначил сюжет гоголевских «Старосвет- ских помещиков» словосочетанием: «Любовь превыше смерти»2. Как пока- зали современные исследования, этот сюжет был чрезвычайно популярен в русской литературе первой трети XIX в.3 Часть эпилога романа «Обломов» о которой идет речь, должна прочитываться с учетом этого литературного контекста. Утрата интереса к миру, в котором уже нет любимого, погружение в мол- чание, черты автоматизма в поведении, отчуждение от окружающих - эти мотивы находим и на страницах эпилога, посвященных Агафье Матвеевне. «…С летами она понимала свое прошедшее всё больше и яснее и таила всё глубже, становилась всё молчаливее и сосредоточеннее» (IV, 489) - элеги- ческое по своей сути переживание: ретроспективное переосмысление про- шедшей жизни приводит Агафью Матвеевну к «прозрению», что и является в конечном счете главным событием эпилога, которое понимается как «из- менение внутреннего, ментального состояния персонажа»4. Ю.М. Лотман писал, что «русский роман ‹…› ставит проблему не изменения положения 1 Выготский Л.С. Психология искусства. С. 202. Иннокентий Анненский в свое вре- мя с изумлением отметил: «…вспомните <…>, как умирает у Гончарова Обломов. Мы прочли о нем 600 страниц, мы не знаем человека в русской литературе так полно, так живо изображенного, а между тем его смерть действует на нас меньше, чем смерть дерева у Толстого или гибель локомотива в „�� �êt� h�m����“ (имеется в виду роман Э. Золя „Человек-зверь“ (1890). - М.О.)» (Анненский И.Ф. Гончаров и его Обломов // «Обломов» в критике. С. 222). 2 Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. С. 83. 3 Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя… С. 267–272; Карпов А.А. «Афанасий и Пульхе- рия» - повесть о любви и смерти. 4 Шмид В. Событийность, субъект и контекст // Событие и событийность: Сб. ста- тей. М., 2010. С. 21. Эпилог романа «Обломов» 23 героя, а преображения его внутренней сущности»1. Главная неожиданность романа «Обломов» в том, что такое «преображение» происходит именно с Агафьей Матвеевной. Очень корректно использованная интроспекция (читателю приоткрывается внутренний мир героини) позволяет говорить, что в эпилоге Агафья Матвеевна становится эстетически равноправной с главными героями романа. Для понимания своеобразия Гончарова в раз- работке этого мотива стоит отметить, что «прозрение» героини осмыслено им как результат воздействия вполне земных причин: совместной жизни с Ильей Ильичом и его смерти. Об этой «новой» Агафье Матвеевне сказано: «Не по-прежнему смотрит вокруг беспечно перебегающими с предмета на предмет глазами, а с сосре- доточенным выражением, с затаившимся внутренним смыслом в глазах» (IV, 488). Это состояние - обремененность мыслью - не уравнивает Агафью Матвеевну с Ольгой Ильинской, а уподобляет ей. Той Ольге, которой ведома «грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне» (IV, 460). Так и говорит жене Штольц: «Это не твоя грусть; это общий недуг человечества. На тебя брызну- ла одна капля…» (IV, 462). Теперь какая-то капля от «общего недуга» доста- лась и вдове Ильи Ильича. Пожалуй, это и есть та «сильная неожиданность», которую Вильгельм Дибелиус считал частым мотивом романной концовки 2. И эта «сильная неожиданность» явно противостоит другому итогу эпилога, выраженному Штольцем словом «обломовщина». Итак, обломовское и штольцевское начала взаимно корректируют друг друга. Но к этому смысловой итог эпилога не сводится. Речь о так называе- мом «катарсическом переживании». В эпилоге об Агафье Матвеевне сказано, что каждый раз, когда Штольц на зиму приезжал в Петербург, она «бежала к нему в дом» и «с нежной робо- стью ласкала» Андрюшу. И далее: «…хотела бы сказать что-нибудь Андрею Ивановичу, поблагодарить его, наконец, выложить перед ним всё, всё, что сосредоточилось и жило неисходно в ее сердце: он бы понял, да не умеет она, и только бросится к Ольге, прильнет губами к ее рукам и зальется потоком таких горячих слез, что и та невольно заплачет с нею, а Андрей, взволнован- ный, поспешно уйдет из комнаты» (IV, 489), - вот она, высшая итоговая точка напряжения, которая, несомненно, обладает катарсической энергией. Об универсальном катарсисе, присущем искусству как таковому, писал, как известно, Л.С. Выготский 3. Опорной точкой в осмыслении эстетической природы эпилога гончаровского романа может служить концепция катарсиса, разработанная Д.Е. Максимовым. «…Тем, что можно назвать „универсальным катарсисом“, присущим искусству как таковому, - писал исследователь, - проблема не исчерпывается. Во многих произведениях мирового искусства, помимо этой общей формы катарсиса, присутствуют и другие, реализующие 1 Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лот- ман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С. 334. 2 Дибелиус В. Морфология романа. С. 119–120. 3 Выготский Л.С. Психология искусства. С. 249–274. 24 М.В. Отрадин первую вполне конкретно, - катарсис, фиксированный в определенных, от- носительно обособленных фрагментах и явлениях текста». И затем: «В ху- дожественной литературе различимо и длительное, сквозное катарсическое действие, например, связанное с личностью какого-либо персонажа, и про- явление кратких „катарсических озарений“, возникающих обычно в размы- кании каких-то основных сюжетных узлов»1. Катарсическое озарение, которое переживают три самых близких Илье Ильичу человека, вдруг «отменяет» ту «бездну», ту «каменную стену», которые чудились Андрею Штольцу как не- преодолимые преграды между их с Ольгой жизнью и существованием в «до- мике» на Выборгской стороне. Нет больше жесткой, рационалистической по своей природе оппози- ции «обломовское/штольцевское», - и читателю предстоит мудрость са- мой жизни. 1 Максимов Д.е. О романе-поэме Андрея Белого «Петербург»: К вопросу о катарси- се // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Л., 1986. С. 308. УДК 82.09 ББК 83.2 О-18 Редколлегия: С.Н. Гуськов, С.В. Денисенко (отв. редактор), Н.В. Калинина, А.В. Лобкарева, И.В. Смирнова Составитель: С.В. Денисенко Рецензент: Т.И. Орнатская О-18 Обломов: константы и переменные: Сборник научных статей / сост. С.В. Денисенко. - СПб. : Нестор-История, 2011. - 312 с., ил. ISBN 978-5-98187-816-9 Эта книга посвящена одному произведению - роману Ивана Александровича Гончарова «Обломов». Сознательно огра- ничив тему, составители стремились объединить под одной обложкой достоинства монографического исследования и традиционного сборника научных статей. УДК 82.09 ББК 83.2 На обложке воспроизведены фрагменты картины Питера Брейгеля (Старшего) «Страна Лентяев» ISBN 978-5-98187-816-9 © Коллектив авторов, 2011 © Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, 2011 © Издательство «Нестор-История», 2011
1. Какие вещи стали символом «обломовщины»?
Символами «обломовщины» стали халат, домашние тапочки, диван.
2. Что превратило Обломова в апатичного лежебоку?
Лень, боязнь движения и жизни, неспособность к практиче-ской деятельности, подмена жизни расплывчатой мечтательно-стью превратили Обломова из человека в придаток халата и ди-вана.
3. Какова функция сна Обломова в романе И.А. Гончарова «Обломов»?
Глава «Сон Обломова» рисует идиллию патриархальной кре-постной деревни, в которой только и мог вырасти такой Обло-мов. Обломовцы показаны как спящие богатыри, а Обломовка — как сонное царство. Сон показывает условия русской жизни, порождавшие «обломовщину».
4. Можно ли Обломова назвать «лишним человеком»?
Н.А. Добролюбов отмечал в статье «Что такое обломовщи-на?», что черты обломовщины были свойственны в какой-то мере и Онегину, и Печорину, то есть «лишним людям». Но «лишние люди» предшествующей литературы были окружены неким ро-мантическим ореолом, казались сильными людьми, исковеркан-ными действительностью. Обломов же тоже «лишний», но «све-ден с красивого пьедестала на мягкий диван». А.И. Герцен гово-рил, что Онегины и Печорины относятся к Обломову, как отцы к детям.
5. В чем состоит особенность композиции романа И.А. Гон-чарова «Обломов»?
Композиция романа И.А. Гончарова «Обломов» характеризу-ется наличием двойной сюжетной линии — романа Обломова и романа Штольца. Единство достигается при помощи образа Оль-ги Ильинской, которая связывает обе линии. Роман построен на контрастности образов: Обломов — Штольц, Ольга — Пшеницына, Захар — Анисья. Вся первая часть романа представляет собой об-ширную экспозицию, знакомящую с героем уже в зрелом воз-расте.
6. Какую роль играет в романе И.А. Гончарова «Обломов» эпилог?
В эпилоге рассказывается о смерти Обломова, что позволило проследить всю жизнь героя от рождения до конца.
7. Почему морально чистый, честный Обломов умирает нрав-ственно?
Привычка получать все от жизни, не прикладывая к этому никаких усилий, развила в Обломове апатию, инертность, сде-лала рабом собственной лени. В конечном счете в этом повинна крепостническая система и порожденное ею домашнее воспита-ние.
8. Как в романе И.А. Гончарова «Обломов» показана сложная взаимосвязь рабства и барства?
Крепостничество развращает не только господ, но и рабов. Пример тому — судьба Захара. Он так же ленив, как Обломов. При жизни барина он довольствуется своим положением. После смерти Обломова Захару некуда идти — он становится нищим.
9. Что такое «обломовщина»?
«Обломовщина» — социальное явление, заключающееся в лени, апатии, инертности, презрении к труду и всепоглощающем стрем-лении к покою.
10. Почему попытка Ольги Ильинской возродить Обломова не имела успеха?
Полюбив Обломова, Ольга пытается перевоспитать его, пере-ломить его лень. Но его апатия лишает ее веры в будущего Обло-мова. Лень Обломова была выше и сильнее любви.
Штольц вряд ли является положительным героем. Хотя, на первый взгляд, это новый, прогрессивный человек, деятельный и активный, но есть в нем что-то от машины, всегда бесстраст-ной, рациональной. Он схематизированный, неестественный че-ловек.
12. Охарактеризуйте Штольца из романа И.А. Гончарова «Об-ломов».
Штольц — антипод Обломова. Он активный, деятельный чело-век, буржуазный делец. Он предприимчив, всегда к чему-то стре-мится. Взгляд на жизнь характеризуют слова: «Труд — образ, со-держание, стихия и цель жизни, по крайней мере моей». Но Штольц не способен испытывать сильные чувства, от него веет рассчитанностью каждого шага. Образ Штольца в художествен-ном отношении схематичнее и декларативнее образа Обломова.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- обломов вопросы по тексту
- обломов тест ответы
- символ обломовщины
- охарактеризуйте предметы-символы,в романе обломова?
- сколько сюжетных линий обломов
Жизнь и смерть Обломова. Эпилог романа. В третий и последний раз Штольц навещает своего друга. Под заботливым оком Пшеницыной Обломов почти осуществил свой идеал: «Грезится ему, что он достиг той обетованной земли, где текут реки меду и молока, где едят незаработаннный хлеб, ходят в золоте и серебре…», и Агафья Матвеевна оборачивается сказочной Миликтрисой Кирбитьевной... Домик на Выборгской стороне напоминает сельское приволье.
Однако герой так и не доехал до родной деревни. Тема «Обломов и мужики» проходит через весь роман. Еще в первых главах мы узнали, что в отсутствие барина крестьянам живется туго. Староста докладывает, что мужики «убегают», «просятся на оброк». Вряд ли им лучше стало под властью Затертого. Пока Обломов утопал в своих проблемах, он упустил возможность проложить дорогу, построить мост, как сделал его сосед, деревенский помещик. Нельзя сказать, что Илья Ильич вовсе не думает о своих крестьянах. Но его планы сводятся к тому, чтобы все осталось как есть. И на совет открыть для мужика школу Обломов с ужасом отвечает, что «он, пожалуй, и пахать не станет...» Но время не остановить. В финале мы узнаем, что «Обломовка не в глуши больше <…>, на нее пали лучи солнца!» Крестьяне, как ни было трудно, обошлись без барина: «…Года через четыре она будет станцией дороги <…>, мужики пойдут работать на насыпь, а потом по чугунке покатится <…> хлеб к пристани... А там …школы, грамота…» А вот обошелся ли Илья Ильич без Обломовки? Логикой повествования Гончаров доказывает излюбленные свои мысли. И то, что на совести каждого помещика лежит забота о судьбах сотен людей («Счастливая ошибка»). И то, что деревенская жизнь есть самая естественная и потому самая гармоническая для русского человека; она сама направит, научит и подскажет, что делать лучше всяких «планов» («Фрегат “Паллада”»).
В домике на Выборгской Обломов опустился. То, что было свободным сном, сделалось галлюцинацией - «настоящее и прошлое слились и перемешались». В первый приезд Штольцу удалось поднять Обломова с дивана. Во второй он помог другу в решении практических дел. И вот теперь с ужасом понимает, что бессилен что-либо изменить: <«Вон из этой ямы, из болота, на свет, на простор, где есть здоровая, нормальная жизнь!» - настаивал Штольц…
«Не поминай, не тревожь прошлого: не воротишь! - говорил Обломов. - Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать - будет смерть… Я все чувствую, все понимаю: мне давно совестно жить на свете! Но не могу идти с тобой твоей дорогой, если б даже захотел.. Может быть, в последний раз было еще возможно. Теперь... теперь поздно...» Даже Ольга не в состоянии воскресить его: «Ольга! - вдруг вырвалось у испуганного Обломова… - Ради Бога, не допускай ее сюда, уезжай!»
Как в первый приезд, Штольц подводит печальный итог:
Что там? - спросила Ольга…
Ничего!..
Он жив, здоров?
Что ж ты так скоро воротился? Отчего не позвал меня туда и его не привел? Пусти меня!
Что же там делается?… Разве «бездна открылась»? Скажешь ли ты мне?.. Да что такое там происходит?
Обломовщина!
И если Илья Ильич нашел людей, которые согласны терпеть эту жизнь около себя, то самая природа, кажется, выступила против, отмеривая краткий срок подобному существованию. Оттого трагикомическое впечатление производят попытки той же Агафьи Матвеевны ограничить мужа. «Сколько раз прошли? - спросила она Ванюшу… - Не ври, смотри у меня… Помни воскресенье, не пущу в гости <…>». И Обломов волей-неволей отсчитал еще восемь раз, потом уже пришел в комнату...»; «Хорошо бы к этому пирог!» - «Забыла, право забыла! А хотела еще с вечера, да память у меня словно отшибло!» - схитрила Агафья Матвеевна». В этом нет смысла. Ибо иной цели в жизни, кроме еды и сна, она предложить ему не может.
Описанию болезни и смерти своего героя Гончаров уделяет сравнительно немного места. И. Анненский обобщает читательские впечатления, говоря, что «мы прочли о нем 600 страниц, мы не знаем человека в русской литературе так полно, так живо изображенного. А между тем его смерть действует на нас меньше, чем смерть дерева у Толстого…» Почему? Критики «серебряного века» единодушны, потому что самое страшное с Обломовым уже произошло. Духовная смерть опередила физическую. «Он умер потому, что кончился…» (И. Анненский). «“Пошлость” окончательно “восторжествовала над чистотой сердца, любовью, идеалами”». (Д. Мережковский).
Прощается Гончаров со своим героем взволнованным лирическим реквиемом: «Что же стало с Обломовым? Где он? Где? - На ближайшем кладбище под скромной урной покоится тело его <…>. Ветви сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой, да безмятежно пахнет полынь. Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его».
Казалось бы, здесь неоспоримое противоречие. Высокая надгробная речь опустившемуся герою! Но жизнь не может считаться бесполезной, когда кто-то вспоминает о тебе. Светлая печаль наполнила высшим смыслом жизнь Агафьи Матвеевны: «Она поняла, что <…> Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда… Навсегда, правда; но зато навсегда осмыслилась и жизнь ее: теперь уж она знала, зачем жила и что жила не напрасно».
В финале мы встречаем Захара в обличии нищего на церковной паперти. Осиротевший камердинер предпочитает просить Христа ради, нежели служить «неугодливой» барыне. Между Штольцем и его знакомым литератором происходит следующий диалог о покойном Обломове:
А был не глупее других, душа чиста и ясна, как стекло; благороден, нежен, и - пропал!
Отчего же? Какая причина?
Причина… какая причина! Обломовщина! - сказал Штольц.
Обломовщина! - с недоумением повторил литератор. - Что это такое?
Сейчас расскажу тебе… А ты запиши: может быть, кому-нибудь пригодится. «И он рассказал ему, что здесь написано.»
Таким образом, композиция романа строго кольцевая, в ней невозможно вычленить начало и конец. Все, что мы читаем с первых страниц, оказывается, можно истолковать как рассказ про Обломова, его друга. В то же время Штольц мог поведать историю недавно завершившейся жизни. Таким образом, круг человеческой жизни пройден дважды: в реальности и воспоминаниях друзей.
Гончаров, певец гармонии, не смог завершить свою книгу одной минорной нотой. В эпилоге появляется новый маленький герой, который, быть может, сумеет гармонично соединить лучшие черты отца и воспитателя. «Не забудь моего Андрея! - были последние слова Обломова, сказанные угасшим голосом…» «Нет, не забуду я твоего Андрея <…>, - обещает Штольц.- Но поведу твоего Андрея, куда ты не мог идти <…> и с ним будем проводить в дело наши юношеские мечты».
Проведем маленький эксперимент. Откройте последнюю страницу издания "Обломова" - любого, которое Вы держите в руках. Перевернув ее, вы обнаружите почти наверняка статью Николая Александровича Добролюбова «Что такое обломовщина?» Работу эту необходимо знать хотя бы потому, что она является одним из образцов русской критической мысли девятнадцатого столетия. Однако первый признак свободного человека и свободной страны - это возможность выбора. Статью Добролюбова интереснее рассматривать рядом со статьей, с которой она появилась практически одновременно и с которой во многом полемична. Это рецензия Александра Васильевича Дружинина «“Обломов”. Роман И.А. Гончарова».
Критики единодушны в восхищении образом Ольги. Но если Добролюбов видит в ней новую героиню, главного борца с обломовщиной, Дружинин видит в ней воплощение вечной женственности: «Нельзя не увлечься этим светлым, чистым созданием, так разумно выработавшим в себе все лучшие, истинные начала женщины…»
Разногласия между ними начинаются с оценки Обломова. Добролюбов полемизирует с самим автором романа, доказывая, что Обломов - ленивое, испорченное, никчемное существо: «Он (Обломов) не поклонится идолу зла! Да ведь почему это? Потому, что ему лень встать дивана. А стащите его, поставьте на колени перед этим идолом: он не в силах будет встать. Грязь к нему не пристанет! Да пока лежит один. Так еще ничего; а как придет Тарантьев, Затертый. Иван Матвеич - брр! какая отвратительная гадость начинается около Обломова».
Истоки характера Обломова критик проницательно угадывает в его детстве. У обломовщины он усматривает в первую очередь социальные корни: «…Он (Обломов ) с малых лет видит в своем доме, что все домашние работы исполняются лакеями и служанками, а папенька и маменька только распоряжаются да бранятся за дурное исполнение». Приводит в пример символический эпизод с натягиванием чулок. Он рассматривает и Обломова как социальный тип . Это барин, владелец «трехсот Захаров», который «рисуя идеал своего блаженства, … не думал утвердить его законность и правду, не задал себе вопроса: откуда будут браться эти оранжереи и парники… и с какой стати будет он ими пользоваться?»
И все же психологический анализ персонажа и значения всего романа не так интересен критику. Он постоянно прерывается «более общими соображениями» об обломовщине. В герое Гончарова критик прежде всего сложившийся литературный тип, генеалогию его критик проводит от Онегина, Печорина, Рудина. В литературной науке его принято называть типом лишнего человека. В отличие от Гончарова, Добролюбов сосредоточивается на его отрицательных чертах: «Общее у всех этих людей то, что в жизни нет им дела, которое бы для них было жизненной необходимостью, сердечной святыней…»
Добролюбов прозорливо угадывает, что причиной непробудного сна Обломова стало отсутствие высокой, по настоящему благородной цели. Эпиграфом избрал слова Гоголя: «Где же тот, кто бы на родном языке русской души умел бы сказать нам это всемогущее слово “вперед?..”»
Посмотрим теперь статью Дружинина. Будем откровенны: читать его намного труднее. Едва мы развернем страницы, имена философов и поэтов, Карлейля и Лонгфелло, Гамлета и художников фламандской школы так и запестрят у нас перед глазами. Интеллектуал высочайшего кругозора, знаток английской словесности, Дружинин и в своих критических работах не снисходит до среднего уровня, но ищет равного себе читателя. Между прочим, так и можно проверить степень собственной культуры - спросить себя, какие из упоминаемых имен, картин, книг мне знакомы?
Вслед за Добролюбовым, он уделяет много внимания «Сну...» и видит в нем «шаг к уяснению Обломова с его обломовщиной». Но, в отличие от него, сосредоточивается на лирическом содержании главы. Дружинин увидел поэзию даже в «заспанном челядинце», и поставил в высшую заслугу Гончарову то, что он «опоэтизировал жизнь своего родного края». Таким образом, критик слегка коснулся национального содержания обломовщины. Защищая любимого своего героя, критик призывает: «Окиньте роман внимательным взглядом, и вы увидите, как много в нем лиц, преданных Илье Ильичу и даже обожающих его…» Ведь это неспроста!
«Обломов - ребенок, а не дрянной развратник, он соня, а не безнравственный эгоист или эпикуреец...» Чтобы подчеркнуть нравственную ценность героя, Дружинин задается вопросом: кто в конечном счете полезнее для человечества? Наивное дитя или усердный чиновник, «подписывающий бумагу за бумагой»? И отвечает: «Ребенок по натуре и по условиям своего развития, Илья Ильич … оставил за собой чистоту и простоту ребенка - качества, драгоценные во взрослом человеке». Люди «не от мира сего» так же необходимы, поскольку «посреди величайшей практической запутанности, часто открывают нам область правды и временами ставят неопытного, мечтательного чудака и выше… целой толпы дельцов, его окружающих». Критик уверен в том, что Обломов - тип общечеловеческий , и восклицает: «Нехорошо той земле, где нет добрых и неспособных на зло чудаков вроде Обломова!»
В отличие от Добролюбова, не забывает он и про Агафью Матвеевну. Дружининым сделано тонкое наблюдение о месте Пшеницыной в судьбе Обломова: она поневоле была «злым гением» Ильи Ильича, «но этой женщине все будет прощено за то, что она много любила». Критик увлечен тонким лиризмом сцен, рисующих горестные переживания вдовы. В противоположность ей, критик показывает эгоизм четы Штольцев по отношению к Обломову в сценах, где «ни житейский порядок, ни житейская правда… нарушены не были».
Вместе с тем в его рецензии можно найти ряд спорных суждений. Критик избегает разговора о том, почему гибнет Илья Ильич. Отчаяние Штольца при виде опустившегося друга вызвано, по его мнению, только тем, что Обломов женился на простолюдинке.
Как и Добролюбов, Дружинин выходит за рамки рассмотрения романа. Он рассуждает об особенностях таланта Гончарова, сопоставляет его с голландскими живописцами. Подобно нидерландским пейзажистам и создателям жанровых сценок, детали быта под его пером обретают бытийный масштаб и «творческий дух его отражался во всякой подробности… как солнце отражается в малой капле воды…»
Мы увидели, что два критика в суждениях про Обломова и роман в целом спорят и отрицают один другого. Так кому же из них верить? На этот вопрос дал ответ И. Анненский, заметив, что ошибочно «останавливаться на вопросе, какой тип Обломов. Отрицательный или положительный? Этот вопрос вообще относится к числу школьно-рыночных…» И подсказывает, что «самый естественный путь в каждом разборе типа - начинать с разбора своих впечатлений, по возможности их углубив». Для этого «углубления» и нужна критика. Чтобы донести реакцию современников, дополнить самостоятельные выводы, а не заменять свои впечатления. Вообще-то Гончаров верил в своего читателя, и на замечания, что его герой непонятен, парировал: «А читатель на что? Разве он олух какой-нибудь, что воображением не сумеет по данной автором идее дополнить остальное? Разве Печорины, Онегины… досказаны до мелочей? Задача автора - господствующий элемент характера, а остальное - дело читателя».
Произведение Ивана Александровича Гончарова "Обломов" написано много лет назад, но проблемы, затронутые в нем, остаются актуальными и сегодня. Главный персонаж романа всегда вызывал у читателя огромный интерес. В чем смысл жизни Обломова, кто он такой и был ли на самом деле лентяем?
Абсурдность жизни главного героя произведения
С самого начала произведения Илья Ильич предстает перед читателем в совершенно абсурдной ситуации. Он каждый день проводит в своей комнате. Лишенный каких-либо впечатлений. В его жизни не происходит ничего нового, нет ничего, что наполнило бы ее каким-то смыслом. Один день похож на другой. Абсолютно ничем не увлекаясь и не интересуясь, этот человек, можно сказать, напоминает растение.
Единственное занятие Ильи Ильича - это удобное и безмятежное лежание на диване. С самого детства он привык к тому, что о нем постоянно заботятся. Он никогда не думал о том, как обеспечить собственное существование. Всегда жил на всем готовом. Не было такого случая, который бы нарушил его безмятежное состояние. Жить ему просто удобно.
Бездействие не делает человека счастливым
И это постоянное лежание на диване не вызвано какой-то неизлечимой болезнью или психологическим расстройством. Нет! Ужасно то, что это естественное состояние главного персонажа романа. Смысл жизни Обломова заключен в мягкой обивке дивана и удобном персидском халате. Каждому человеку время от времени свойственно задумываться о цели собственного существования. Приходит время, и многие, оглядываясь назад, начинают рассуждать: "А что я сделал полезного, зачем я вообще живу?"
Конечно, не каждому дано свернуть горы, совершить какой-либо героический поступок, но сделать собственную жизнь интересной и полной впечатлений может любой человек. Никого и никогда бездействие еще не сделало счастливым. Возможно, лишь до какого-то определенного момента. Но это никак не относится к Илье Ильичу. Обломов, история жизни которого описана в одноименном романе Ивана Александровича Гончарова, не тяготится своим бездействием. Его все устраивает.
Жилище главного персонажа
О характере Ильи Ильича можно судить уже из некоторых строк, в которых автор описывает комнату, где обитал Обломов. Конечно, убранство помещения не выглядело бедным. Обставлена она была шикарно. И тем не менее не было в ней ни уюта, ни комфорта. Картины, которые висели на стенах комнаты, были обрамлены рисунками паутины. Зеркала, предназначенные для того, чтобы увидеть в них свое отражение, могли быть использованы вместо бумаги для письма.
Вся комната была покрыта пылью и грязью. Где-то валялась случайно брошенная вещь, которая так и будет лежать, пока не понадобится снова. На столе - неубранная посуда, крошки и объедки вчерашней трапезы. Все это не вызывает чувства уюта. Но Илья Ильич не замечает этого. Паутина, пыль, грязь и неубранная посуда - это естественные спутники его ежедневного возлежания на диване.
Мечтательность в характере Ильи, или Как в деревне
Зачастую Илья Ильич упрекает в неряшливости собственного слугу, которого зовут Захар. Но тот как будто подстроился под характер хозяина, а возможно, и сам изначально был недалек от него, совершенно спокойно реагирует на неопрятность жилища. По его рассуждениям, нет никакого смысла убирать комнату от пыли, так как она все равно там скапливается вновь. Так в чем же смысл жизни Обломова? Человека, который даже собственного слугу не может заставить навести порядок. Он не может управлять даже своей жизнью, а существование окружающих ему вообще неподвластно.
Конечно, иногда он мечтает совершить что-то для своей деревни. Он пытается придумать какие-то планы, опять же - лежа на диване, для того что бы переустроить деревенский быт. Но этот человек уже настолько оторван от реальности, что все построенные им мечты так и остаются ими. Планы такие, что их воплощение практически невозможно. Все они обладают каким-то чудовищным размахом, не имеющим ничего общего с реальностью. Но смысл жизни в произведении "Обломов" не раскрывается только лишь в описании одного персонажа.
Герой, противоположный Обломову
В произведении присутствует еще один герой, который и пытается пробудить Илью Ильича от его ленного состояния. Андрей Штольц - это человек, наполненный кипящей энергией и живостью ума. За что бы ни брался Андрей, все ему удается, и от всего он получает удовольствие. Он даже не задумывается, зачем делает то или иное дело. По словам самого персонажа, он трудится ради труда.
Чем отличается смысл жизни Обломова и Штольца? Андрей никогда не лежит, как Илья Ильич, без дела. Он всегда чем-то занят, у него огромный круг общения с интересными людьми. Штольц никогда не сидит на одном месте. Он постоянно в разъездах, знакомится с новыми местами и людьми. Но тем не менее не забывает об Илье Ильиче.
Влияние Андрея на главного персонажа
Монолог Обломова о смысле жизни, его суждения о ней, совершенно противоположны мнению Штольца, который становится единственным, кто смог поднять Илью с мягкого дивана. Более того, Андрей попытался даже вернуть своего товарища к активной жизни. Для этого он прибегает к некому ухищрению. Знакомит его с Ольгой Ильинской. Понимая, что приятное общение с красивой женщиной, возможно, быстрее пробудит в Илье Ильиче вкус к жизни более разнообразной, чем существование в его комнате.
Как же меняется под влиянием Штольца Обломов? История жизни его теперь связана с красавицей Ольгой. В нем даже пробуждаются нежные чувства к этой женщине. Он пытается измениться, подстроиться под тот мир, в котором живут Ильинская и Штольц. Но его долгое лежание на диване, его не проходят бесследно. Смысл жизни Обломова, связанный с его неуютной комнатой, очень глубоко укоренился в нем. Проходит какое-то время, и он начинает тяготиться отношениями с Ольгой. И, конечно, разрыв их стал неизбежным.
Смысл жизни и смерти Обломова
Единственной мечтой Ильи Ильича становится желание обрести покой. Ему не нужна кипучая энергия повседневной жизни. Тот мир, в котором он замкнут, с его маленьким пространством кажется ему гораздо приятнее и комфортнее. А та жизнь, которую ведет его друг Штольц, не привлекает его. Она требует суеты и движения, а это несвойственно характеру Обломова. Наконец вся кипучая энергия Андрея, которая постоянно наталкивается на равнодушие Ильи, иссякла.
Илья Ильич находит свое утешение в доме вдовы, фамилия которой Пшеницына. Женившись на ней, Обломов о жизни совершенно перестал беспокоиться и постепенно впал в моральную спячку. Теперь он снова облачен в свой любимый халат. Опять лежит на диване. Обломова приводит его к медленному угасанию. В последний раз Андрей навещает своего друга уже под неусыпным оком Пшеницыной. Он видит, как опустился его друг, и делает последнюю попытку, чтобы вытащить его из омута. Но смысла в этом нет.
Положительные черты в характере главного героя
Раскрывая смысл жизни и смерти Обломова, необходимо упомянуть, что Илья Ильич все-таки не является отрицательным героем в этом произведении. Есть в его образе и достаточно яркие положительные черты. Он безгранично гостеприимный и радушный хозяин. Несмотря на постоянное лежание на диване, Илья Ильич очень образованный человек, он ценит искусство.
В отношениях с Ольгой он не проявляет грубости или нетерпимости, галантен и обходителен. Его очень богат, но разрушен излишней заботой с самого детства. Сначала можно подумать, что Илья Ильич безгранично счастлив, но это лишь иллюзия. Сон, который заменил реальное состояние.
Обломов, которого превратилась в трагедию, вроде бы доволен своим положением. И тем не менее он понимает никчемность своего существования. Приходят к нему моменты осознания собственного бездействия. Ведь запретил Илья Штольцу пускать Ольгу к нему, не захотел, чтобы видела она процесс его разложения. Не может человек образованный не понимать, насколько пуста и однообразна его жизнь. Лишь лень не дает изменить ее и сделать яркой и разнообразной.
Чем закончился роман И. А. Гончарова "Обломов"?
Роман Ивана Александровича Гончарова Обломов заканчивается очень просто и можно так сказать по сценарию.
Что ни говори, а главный герой романа Обломов стал любимым и более близким по духу героем для многих читателей, несмотря на то, что роман был написан более 100 лет назад. Поэтому данный роман можно перечитывать бесконечно много раз, и каждый раз открывать для себя что-то новое.
Роман Обломов заканчивается тем, что Илья Обломов умирает(от постоянной лени и лежания у Обломова появилось много болезней)
Ольга же вышла замуж за Штольца. Они взяли на воспитание сына Ильи Обломова(сын появился от связи Обломова с простой женщиной)
Великий не побоюсь этого слова Роман! Всем советую прочитать, любовная линия Обломова и Ольги ни чем не закончилась, так как она осталась с другом Обломова Штольцем, у Обломовародился ребенок от женщины, которая ухаживала в его доме по хозяйству. В целом Обломов ни достиг ни каких вершин, ни со своим хозяйством, ни с Ольгой, да ни с чем не смог решить свои дела, ему всегда было лень, да и обмануть его было легко
В названии романа и лежит весь сюжет и сценарий полный ОБЛОМ. Человек, который подавал надежды, был умен, красив, под конец утратил весь свой потенциал и умер почти в нищете в маленькой избушке с женщиной, которая за ним убирала и стирала от которой и сын появился, но которого Штольц с Ольгой забрали себе на воспитание. Как говорится если ты талантлив, то талантлив во всем, а если ленив, то рано или поздно тебя настигнет крах, только и останется что говорить такова судьба моя.
Вполне закономерно роман заканчивается смертью главного героя - Ильи Обломова. Это как приговор тому образу жизни который он вел и который не вел ни к чему. Впрочем, Обломов нашел свое счастье, он женился на Агафье, у него родился сын. Вот только его равнодушие и лень полностью разорили Обломова, самому за хозяйством ему приглядывать было не с руки, а мошенники не дремали. Так что после смерти отца сыну Обломова грозила бы нищета, если бы не Штольц, который, к тому времени женившийся на Ольге, взял мальчика на воспитание. Думаю, что с таким приемным отцом из Андрея Обломова должен бы вырасти совсем другой человек, нежели был его родной отец.
Роман заканчивается своеобразным эпилогом, в котором Захар рассказывает историю своего неустроенного бытия: отовсюду его выгнали, поскольку в новое время господам было нужно гораздо меньше прислуги, да и с обязанностями своими он не справлялся: то выпивши на рабочем месте, то дорогую богемскую посуду раскрошит, то иные проступки разной степени неприемлемости совершит. Закончил нищим, выпрашивающим копеечку. Штольц пообещал ему угол при условии, что Захар не будет пьянствовать.
О судьбе героев речь идт в предпоследней главе. Илья Ильич умер от удара,
Его вдова Агафья Матвеевна была, конечно, женщиной иного плана, чем Ольга, но любила мужа искренне, потому что после его кончины
Е хозяйство прибрал братец с супругой, у которых она фактически в прислугах, поскольку
Сынишку Андрюшу она отдала на воспитание Штольцам. Тем самым автор дат читателю надежду на то, что обломовщина не распространится дальше, и маленький Обломов не повторит судьбу своего отца, в здоровом равновесии его русской души и полунемецкого воспитания.
Все цитаты взяты отсюда.
Илья Ильич Обломов умер в конце этого произведения, что, на мой взгляд, как нельзя лучше показывает неправильность его жизни, его существования. Человек, который ведет бессмысленную жизнь, не видит в ней смысла, поэтому умирает.
КОНЦОВКА РОМАНА И. А. ГОНЧАРОВА ОБЛОМОВ.
Концовка романа Ивана Александровича Гончарова Отцы и дети в какой - то мере была вполне предсказуема. Андрей Иванович Штольц , который приходится лучшим другом Илье Ильичу Обломову, женился на прекрасной Ольге Сергеевне Ильинской . К сожалению, дальнейшие отношения между Обломовым и Ильинской не сложились: слишком разные они люди. Илья Ильич первым написал письмо Ольге Ильинской с просьбой простить его, но будущего у пары нет. Как он сам говорил, его жизнь будет в тягость Ольге, а он так и не прибегнет на путь исправления.
Главный герой романа Илья Ильич женился на Агафье Петровне Матвеевне , хозяйке квартиры в деревушке, в которую он некогда переехал от назревших в городе проблем и суматох.
Вскоре, после помолвки, появился на свет первенец. Богатыря назвали Андрей .
После расставания с барином слуга Захар сильно запил .
Позже умер Илья Ильич Обломов . Жизнь для него потеряла всякий смысл, поэтому оставаться на этом свете он не желал.
Агафья Петровна сильно переживала кончину Ильи Ильича и не могла смириться с его уходом из жизни.
Маленького Андрея Штольцы взяли к себе на воспитание и считали его родным.