Начинается роман как череда эпизодов, картинок нравов, психологических зарисовок, почти не складывающихся в сюжет. Только в конце романа становится ясно, как многие детали оказываются важны для сюжета и как связаны между собой разные персонажи (например,
Спойлер (раскрытие сюжета)
Смоллвид оказывается шурином Крука
Только на последних двухстах страницах сюжет становится захватывающим и заставляет лихорадочно переворачивать страницы в надежде на то,
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
что леди Дедлок удастся нагнать и сказать ей, что муж ее любит и ждет
Есть и ходы, обманывающие читательские ожидания -
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
завещание найдено только после исчезновения денег.
Сатира романа направлена на запутанную систему английского судопроизводства и фальшивую благотворительность людей, решающих таким образом свои психологические проблемы. Миссис Джеллиби тратит все свое время и силы на благотворительность и совсем не заботится о своей семье, а от ее благотворительности нет и настоящей пользы беднякам. Впрочем, миссис Джеллиби - это еще хороший вариант, читала я про благотворительниц, бьющих детей, чтобы не путались под ногами. Интересно, как сам Диккенс относился к идее женщин-парламентариев? В этом вопросе Я не могу не сочувствовать миссис Джеллиби.
Эстер - брошенный ребенок, и как многие брошенные дети, трогательно любит свою далекую мать. В отличие от многих брошенных детей она не озлобилась на весь свет, а, наоборот, трогательно старается заслужить любовь окружающих. Какая у нее низкая самооценка. Как она трогательно благодарна за любое доброе слово. Как она благодарна за заботу трактирщицы, ей не приходит в голову, что ее спутник просто мог щедро заплатить трактирщице за заботу.
Крестная Эстер - чудовище. Как можно сказать ребенку: «Лучше б тебе было совсем не родиться»?!
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
Как можно добровольно сломать себе жизнь и мстить за это ребенку?!
Я рада, что Эстер
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
не вышла все-таки замуж за Джарндиса, при их отношениях в таком браке было бы много... инцестуозного.
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
Если бы леди Дедлок сразу, много лет назад призналась бы во всем своему жениху, он, может быть, ее бы сразу бросил, а может быть, простил бы, но ей не пришлось бы жить в вечном страхе, не пришлось бы убегать из дома зимой.
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
кто не знает, открывать ли близким свои тайны.
Вот судебный процесс, который тянется десятки лет, служит обогащению десятков юристов и заканчивается только тогда,
Спойлер (раскрытие сюжета)
(кликните по нему, чтобы увидеть)
когда деньги, бывшие предметом тяжбы, оказались полностью потрачены на судебные издержки.
P.S. Историкам науки на заметку: на первой странице упоминаются мегалозавры, бывшие тогда научной сенсацией.
Девочке по имени Эстер Саммерстон приходится расти без родителей, ее воспитанием занимается лишь крестная мать, мисс Барбери, весьма холодная и суровая дама. На все вопросы о матери эта женщина отвечает Эстер только то, что ее рождение стало для всех настоящим позором и девочке следует навсегда забыть о той, что произвела ее на свет.
В 14 лет Эстер теряет и крестную, сразу после погребения мисс Барбери появляется некий мистер Кендж и предлагает юной девушке отправиться в учебное заведение, где она не будет знать ни в чем недостатка и должным образом подготовится к тому, чтобы в дальнейшем стать настоящей леди. Эстер охотно соглашается отправиться в пансион, где встречает по-настоящему добрую и сердечную воспитательницу и приветливых товарок. В этом заведении взрослеющая девушка проводит шесть ничем не омраченных лет, впоследствии она нередко с теплотой вспоминает этот период жизни.
По завершении образования мистер Джон Джарндис, которого Эстер считает своим опекуном, устраивает девушку на роль компаньонки к своей родственнице Аде Клейр. Ей предстоит отправиться в имение Джарндиса, известное под наименованием Холодного дома, а ее спутником в этом путешествии становится симпатичный молодой человек Ричард Карстон, состоящий в родстве с ее будущей работодательницей.
У Холодного дома мрачная и печальная история, однако в последние годы опекун Эстер сумел придать ему более современный и приличный вид, и девушка охотно начинает хозяйничать в доме, опекун от души одобряет ее усердие и проворство. Вскоре она привыкает к жизни в поместье, знакомится и со многими соседями, в числе которых оказывается и знатная семья по фамилии Дедлок.
В то же время юный Уильям Гаппи, не так давно начавший работать в адвокатской конторе мистера Кенджа, принявшего ранее участие в судьбе Эстер, встречает эту девушку в имении и сразу же очаровывается привлекательной и в то же время весьма скромной мисс Саммерстон. Заглянув несколько позднее по делам своей компании к Дедлокам, Гаппи замечает, что надменная аристократка леди Дедлок кого-то ему напоминает.
Прибыв в Холодный дом, Уильям признается Эстер в своих чувствах, но девушка наотрез отказывается хотя бы выслушать молодого мужчину. Тогда Гаппи делает ей намек на то, что она внешне похожа на миледи Дедлок, и обещает обязательно узнать всю правду относительно этого сходства.
Расследование поклонника Эстер приводит к тому, что он обнаруживает письма некоего человека, умершего в самой убогой комнате и похороненного в общей, предназначенной для самых бедных и обездоленных людей могиле. Ознакомившись с письмами, Уильям понимает, что покойный капитан Хоуден имел в прошлом любовную связь с леди Дедлок, в результате которой родилась девочка.
Гаппи пытается побеседовать о своих открытиях с матерью Эстер, однако аристократка держится крайне холодно и демонстрирует, что не понимает, о чем говорит этот человек. Но после того как Уильям ее оставляет, леди Дедлок признается самой себе в том, что ее дочь на самом деле не умерла сразу после рождения, женщина уже не в силах сдержать охвативших ее эмоций.
В Холодном доме на некоторое время появляется дочь ушедшего из жизни судьи, Эстер заботится об осиротевшей девочке, ухаживает за нею во время заболевания ребенка оспой, в результате чего также становится жертвой этого тяжелого недуга. Все обитатели имения стараются, чтобы девушка не увидела своего весьма испорченного оспой лица, а леди Дедлок тайком встречается с Эстер и рассказывает ей о том, что приходится ей родной матерью. Когда капитан Хоуден в молодые годы оставил ее, женщину убедили в том, что ее ребенок родился мертвым. Но в действительности девочка оказалась на воспитании ее старшей сестры. Супруга аристократа умоляет дочь не сообщать никому правды, чтобы сохранить привычный для себя образ жизни и высокое положение в обществе.
В Эстер влюбляется молодой доктор Аллен Вудкорт, происходящий из бедной семьи, матери было весьма нелегко дать ему медицинское образование. Этот мужчина весьма симпатичен девушке, однако в английской столице у него нет никаких возможностей для того чтобы прилично зарабатывать, и доктор Вудкорт при первом же случае отправляется в Китай в роли корабельного врача.
Ричард Карстон начинает работать в юридической фирме, однако его дела складываются не лучшим образом. Вложив все сбережения в расследование одного старинного дела, связанного с семьей Джарндис, он лишается не только средств, но и здоровья. Карстон вступает в тайный брак со своей кузиной Адой и почти сразу же уходит из жизни, не успев увидеть их ребенка.
Тем временем некий хитрый и ловкий стряпчий Талкингхорн, алчный и беспринципный человек, начинает подозревать леди Дедлок в хранении неблаговидных секретов и приступает к собственному расследованию. Он выкрадывает у Уильяма Гаппи письма покойного капитана Хоудена, из которых ему все становится ясно. Рассказав в присутствии хозяев дома всю историю, хотя речь якобы шла о совершенно другой женщине, юрист добивается встречи с миледи наедине. Адвокат, преследуя собственные интересы, уговаривает леди Дедлок продолжать скрывать истину ради спокойствия мужа, хотя дама уже готова уехать и навсегда покинуть свет.
Юрист Талкингхорн меняет свои намерения, он угрожает леди Дедлок в самом скором времени рассказать обо всем ее супругу. На следующее утро обнаруживается труп этого человека, и основной подозреваемой становится миледи. Но в итоге улики указывают на горничную французского происхождения, служившую в доме, и девушка оказывается под арестом.
Мужа леди Дедлок сэра Лестера, который не в состоянии вынести обрушившегося на семью позора, разбивает сильнейший удар. Его супруга убегает из дома, полиция пытается разыскать женщину вместе с Эстер и врачом Вудкортом, вернувшимся из экспедиции. Именно доктор Аллен и находит близ кладбища уже скончавшуюся леди Дедлок.
Эстер болезненно переживает смерть столь недавно обретенной матери, но затем девушка постепенно приходит в себя. Мистер Джарндис, узнав о взаимной любви между Вудкортом и его подопечной, решает поступить благородно и уступить дорогу врачу. Он также обустраивает для будущих молодоженов небольшое поместье на территории графства Йоркшир, где Аллену предстоит заниматься лечением бедняков. В этом же имении затем поселяется и овдовевшая Ада с маленьким сыном, которому она в честь покойного отца дает имя Ричард. Сэр Джон берет под опеку Аду и ее сынишку, они переезжают к нему в Холодный дом, но часто навещают семейство Вудкортов. Мистер Джарндис навсегда остается ближайшим другом для доктора Аллена и его супруги Эстер.
Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в Лендпорте - предместье города Портсмут (Южная Англия). Отец его, чиновник морского интендантства, вскоре после рождения мальчика был переведен в Чатамские Доки, а оттуда в Лондон.
Маленький Диккенс рано познакомился с произведениями Шекспира, Дефо, Фильдинга, Смоллета, Гольдсмита. Эти книги поразили воображение Чарльза и навсегда запали ему в душу. Величайшие английские реалисты прошлого готовили его к восприятию того, что открывала перед ним действительность.
Семья Диккенса, располагавшая скромными средствами, испытывала все большую нужду. Отец писателя увяз в долгах и вскоре очутился в долговой тюрьме Маршалси. Не имея денег на квартиру, мать Чарльза поселилась с его сестренкой Фанни в тюрьме, где обычно разрешалось пребывать семье заключенного, а мальчика отдали на фабрику ваксы. Диккенс, которому исполнилось тогда всего одиннадцать лет, стал зарабатывать себе на хлеб.
Никогда в жизни, даже в самые безоблачные ее периоды, Диккенс не мог без содрогания вспомнить фабрику ваксы, унижение, голод, одиночество проведенных здесь дней. За жалкое вознаграждение, которого с трудом хватало на обед, состоявший из хлеба с сыром, маленький рабочий вместе с другими детьми должен был проводить долгие часы в сыром и мрачном подвале, из окон которого можно было увидеть лишь серые воды Темзы. На этой фабрике, стены которой были источены червями, а по лестницам бегали огромные крысы, с раннего утра и до сумерек трудился будущий великий писатель Англии.
В воскресные дни мальчик отправлялся в Маршалси, где оставался с родными до самого вечера. Вскоре и он переселился туда, сняв комнатку в одном из тюремных зданий. За время, проведенное в Маршалси, этой тюрьме для бедных и банкротов, Диккенс близко узнал жизнь и нравы ее обитателей. Все виденное им здесь ожило со временем на страницах его романа «Крошка Доррит».
Лондон обездоленных тружеников, отверженных, нищих и бродяг был той школой жизни, которую проходил Диккенс. Он навсегда запомнил изможденные лица людей на улицах города, бледных, худых детей, измученных работой женщин. Писатель на себе испытал, как плохо приходится бедняку зимой в рваной одежде и худых башмаках, какие мысли и проносятся в его голове, когда по пути домой он останавливается перед ярко освещенными витринами магазинов и у подъездов фешенебельных ресторанов. Он знал, что от модных кварталов, где уютно расположилась лондонская аристократия, рукой подать до грязных и темных переулков, в которых ютится беднота. Жизнь современной Диккенсу Англии раскрылась перед ним во всей своей неприглядности, и творческая память будущего реалиста сберегла такие образы, которые со временем взволновали всю страну.
Счастливые перемены, произошедшие в жизни Диккенсов, дали возможность Чарльзу возобновить прерванное учение. Отец писателя неожиданно получил небольшое наследство, расплатился с долгами и вместе с семьей выбрался из тюрьмы. Диккенс поступил в так называемую Коммерческую академию Вашингтон-Хауз на Хамстедрод.
Страстная жажда знаний жила в сердце юноши, и благодаря этому он сумел преодолеть неблагоприятные условия тогдашней английской школы. Учился он с увлечением, хотя в «академии» не интересовались индивидуальными наклонностями детей и заставляли их выучивать книги наизусть. Наставники и их подопечные взаимно ненавидели друг друга, и дисциплина поддерживалась лишь посредством телесных наказаний. Впечатления, вынесенные Диккенсом из школы, позднее отразились в его романах «Жизнь и приключения Николаса Никклби» и «Дэвид Копперфилд».
Однако Диккенсу не пришлось долго оставаться в Коммерческой академии. Отец настоял на том, чтобы он покинул школу и поступил клерком в одну из контор Сити. Перед молодым человеком открылся новый и мало знакомый ему дотоле мир мелких служащих, предпринимателей, торговых агентов и чиновников. Всегда свойственное Диккенсу внимательное отношение к человеку, к каждой детали его жизни и характера, помогло писателю и здесь, среди пыльных конторских книг, найти немало такого, что стоило запомнить и о чем впоследствии надлежало рассказать людям.
Свободное от работы время Диккенс проводил в библиотеке Британского музея. Он решил стать журналистом и с жаром принялся за стенографию. Вскоре молодой Диккенс действительно получил место репортера в одной из небольших лондонских газет. Он быстро приобрел известность в кругу журналистов и был приглашен репортером в «Мирор ов парламент», а затем и в «Морнинг кроникл».
Впрочем, работа репортера скоро перестала удовлетворять Диккенса. Его влекло творчество; он стал писать рассказы, маленькие юмористические этюды, очерки, лучшие из которых издал в 1833 году под псевдонимом Боза. В 1835 году отдельным изданием вышли две серии его очерков.
Уже в «Очерках Боза» нетрудно разглядеть почерк великого английского реалиста. Сюжеты рассказов Боза бесхитростны; читателя покоряет правдивость историй о бедных клерках, мелких коммерсантах, стремящихся выбиться в люди, старых девах, мечтающих выйти замуж, об уличных комедиантах и бродягах. Уже в этом произведении писателя отчетливо выявилось его мироощущение. Сочувствие к человеку, жалость к бедным и обездоленным, никогда не покидавшие Диккенса, составляют основную интонацию его первой книги, в «Очерках Боза» наметилась индивидуальная диккенсовская манера, в них можно увидеть многообразие его стилистических приемов. Юмористические сценки, повествования о смешных и нелепых чудаках перемежаются с грустными рассказами о судьбе английской бедноты. В дальнейшем на страницах лучших романов Диккенса мы встречаем героев, которые находятся в прямом родстве с персонажами «Очерков Боза».
«Очерки Боза» имели успех, но подлинную славу доставил Диккенсу его роман «Посмертные записки Пиквикского клуба», первые выпуски которого появились в 1837 году.
«Записки Пиквикского клуба» были заказаны писателю как серия очерков, сопровождающих рисунки модного тогда художника-карикатуриста Д. Сеймура. Однако уже в первых главах книги писатель оттеснил художника на второй план. Блестящий текст Диккенса стал основой книги, рисунки Сеймура, а впоследствии сменившего его Физа (Броуна) - не более как иллюстрациями к нему.
Добродушный юмор, заразительный смех автора подкупали читателей, и они весело смеялись вместе с ним над забавными приключениями пиквикистов, над карикатурным изображением английских выборов, над происками адвокатов и претензиями светских господ. Кажется, что все происходящее развертывается в атмосфере патриархального и уютного Дингли-Делла, а буржуазное своекорыстие и ханжество воплощают лишь мошенники Джингль и Джоб Троттер, которые неизбежно терпят поражение. Вся книга дышит оптимизмом молодого Диккенса. Правда, временами на страницах романа мелькают мрачные тени обиженных жизнью людей, но они быстро исчезают, оставляя читателя в обществе незлобивых чудаков.
Вторым романом Диккенса был «Оливер Твист» (1838). Речь шла здесь уже не о приключениях веселых путешественников, а о «работных домах», своего рода исправительных заведениях для неимущих, о благотворительных учреждениях, члены которых думают больше всего о том, как бы покарать нищих за бедность, о приютах, где детей-сирот морят голодом, о воровских притонах. И в этой книге есть страницы, достойные пера великого юмориста. Hо в целом беззаботные интонации «Пиквикского клуба» навсегда уходят в прошлое. Диккенс уже никогда больше не напишет безоблачно-веселого романа. «Оливер Твист» открывает новый этап в творчестве писателя - этап критического реализма.
Жизнь подсказывала Диккенсу все новые и новые замыслы. Не успев закончить работу над «Оливером Твистом», он начинает новый роман - «Николас Никклби» (1839), а в 1839-1841 годах выпускает «Лавку древностей» и «Барнеби Редж».
Слава Диккенса растет. Почти все его книги имели шумный успех. Замечательного английского романиста узнали не только в Англии, но и далеко за ее пределами.
Диккенс-реалист, суровый критик буржуазных порядков, сложился в 30-e годы XIX века, когда на его родине происходили важные социально-политические сдвиги, проницательный художник не мог не видеть, как в различных сферах жизни проявляется кризис современного ему общественного строя.
В Англии этого времени отчетливо наметилось несоответствие между экономической и политической организацией общества. К 30-м годам XIX века в стране закончилась так называемая «промышленная революция», И британское королевство превратилось в крупную промышленную державу. На общественной арене возникли две новые исторические силы - промышленная буржуазия и пролетариат. Но политическое устройство страны оставалось таким же, каким оно было более ста лет тому назад. Новые промышленные центры, насчитывающие десятки тысяч населения, не имели представительства в парламенте. Депутаты по-прежнему избирались от какого-нибудь захолустного местечка, находившегося в полной зависимости от ближнего помещика. Парламент, которому диктовали свою волю реакционные консервативные круги, окончательно перестал быть представительным учреждением.
Борьба за парламентскую реформу, развернувшаяся в стране, превратилась в широкое общественное движение. Под давлением народных масс в 1832 году реформа была проведена. Но плодами победы воспользовалась лишь промышленная буржуазия, отказавшаяся от широких демократических преобразований. Именно в этот период определилась полная противоположность интересов буржуазии и народа. Политическая борьба в Англии вступила в новый этап. В стране возник чартизм - первое организованное массовое революционное движение рабочего класса.
В народе гибло уважение к старым фетишам. Рост экономических и социальных противоречий и обусловленное ими чартистское движение вызвали подъем общественной жизни в стране, что в свою очередь сказалось на усилении критической тенденции в английской литературе. Назревавшие проблемы общественного переустройства волновали умы писателей-реалистов, вдумчиво изучавших действительность. И английские критические реалисты оправдали ожидания своих современников. Они, каждый в меру своей прозорливости, ответили на поставленные жизнью вопросы, высказали сокровенные думы многих миллионов англичан.
Самым талантливым и смелым из представителей «блестящей школы английских романистов», как называл их Маркс (сюда входили Ч. Диккенс, В. Теккерей, Э. Гаскелл, Ш. Бронте), был Чарльз Диккенс. Выдающийся художник, неустанно черпавший свой материал из жизни, он умел с большой правдивостью изобразить человеческий характер. Его герои наделены подлинной социальной типичностью. От туманного противопоставления «бедных» и «богатых», характерного для большинства современных ему писателей, Диккенс обратился к вопросу о действительных социальных противоречиях эпохи, заговорив в лучших своих романах о противоречии между трудом и капиталом, между рабочим и капиталистом-предпринимателем.
При глубоко верной оценке многих явлений жизни английские критические реалисты по сути дела не выдвигали никакой позитивной социальной программы. Отрицая путь народного восстания, они не видели настоящей возможности для разрешения конфликта между бедностью и богатством. Иллюзии, присущие в целом английскому критическому реализму, были свойственны и Диккенсу. Он также порой склонялся к мысли, что в существующей несправедливости виноваты злые люди, которых немало во всех слоях общества, и надеялся, смягчив сердца власть имущих, помочь беднякам. Подобная примирительная морализаторская тенденция в различной степени присутствует во всех произведениях Диккенса, но особенно отчетливо она сказалась в его «Рождественских рассказах» (1843-1848).
Однако «Рождественские рассказы» не определяют всего его творчества. Сороковые годы были этапом наивысшего расцвета английского критического реализма, и для Диккенса они знаменовали период, подготовивший появление его наиболее значительных романов.
Немалую роль для формирования взглядов Диккенса сыграла поездка писателя в Америку, предпринятая им в 1842 году. Если на родине у Диккенса, как у большинства представителей английской буржуазной интеллигенции, могла возникнуть иллюзия, будто пороки современной ему общественной жизни обусловлены В первую очередь засилием аристократии, то в Америке писатель увидел буржуазные правопорядки в их «чистом виде».
Американские впечатления, послужившие материалом для «Американских заметок» (1842) и романа «Жизнь и приключения Мартина Чезлвита» (1843-1844), помогли писателю заглянуть в самые недра буржуазного мира, подметить и у себя на родине такие явления, какие до сих пор ускользали от его внимания.
Наступает период наибольшей идейной и творческой зрелости Диккенса. В 1848 году - в годы нового подъема чартизма и возникновения революционной ситуации в Европе - вышел в свет замечательный роман Диккенса «Домби и сын», высоко оцененный В. Г. Белинским, в этой книге художник-реалист переходит от критики отдельных сторон современной ему действительности к прямому обличению всей буржуазной общественной системы.
Торговый дом «Домби и сын» - маленькая ячейка большого целого. Презрение к человеку и бездушный, корыстный расчет мистера Домби олицетворяют, по замыслу художника, основные пороки буржуазного мира. Роман задуман Диккенсом как история падения Домби: жизнь безжалостно мстит за попранную человечность, и победа достается обитателям лавки «Деревянного мичмана», которые следуют в своих поступках лишь велениям доброго сердца.
«Домби и сын» открывает собой период наибольшей идейной и творческой зрелости великого реалиста. Одним из последних произведений этого периода был роман «Холодный дом», увидевший свет в 1853 году.
В романе «Холодный дом» Чарльз Диккенс с беспощадностью сатирика обрисовал как общественную, так и частную жизнь английской буржуазии. Мрачным, «холодным домом» представляется писателю его родина, где господствующие общественные законы гнетут и калечат души людей, и он заглядывает в самые темные уголки этого большого дома.
В Лондоне бывает всякая погода. Но в «Холодном доме» Диккенс чаше всего рисует нам картину туманного, по-осеннему мрачного Лондона. Особенно же редко рассеивается туман, окутывающий Линкольновы поля, где в зданий суда лорда-канцлера уже много десятилетий подряд заседают судьи, разбирающие дело «Джарндисы против Джарндисов». Все их силы направлены на то, чтобы запутать и без того запутанное дело, в котором одни родственники оспаривают права других на давно уже не существующее наследство.
Как ни различны по своему положению и своим индивидуальным чертам судьи и адвокаты, расположившиеся каждый на соответствующей ступеньке иерархической лестницы британского суда, всех их объединяет алчное желание поработить клиента, завладеть его деньгами и тайнами. Таков мистер Талкингхорн, респектабельный господин, чья душа напоминает собою сейф, хранящий страшные тайны лучших семейств Лондона. Таков сладкоречивый мистер Кендж, зачаровывающий своих подопечных, точно удав кроликов. Даже молодой Гаппи, занимающий одно из последних мест в корпорации тяг и крючкотворов, с чем бы ему ни пришлось столкнуться в жизни, оперирует прежде всего познаниями, приобретенными в конторе Кенджа и Карбоя.
Но, пожалуй, самым типичным из всех адвокатов, изображенных в «Холодном доме», является мистер Воулс. Сухопарый джентльмен с прыщавым землистым лицом, всегда в черном и всегда корректный, он надолго запоминается читателю. Воулс все время говорит о своем старике отце и трех дочерях-сиротах, которым якобы стремится оставить в наследство только доброе ИМЯ. В действительности же он сколачивает им неплохой капиталец, обирая доверчивых клиентов. Безжалостный в своей жадности, лицемер Воулс - типичное порождение пуританской морали буржуа, и многих его предков МЫ без труда отыщем среди сатирических образов Фильдинга и Смоллета.
Еще в «Пиквикском клубе» Диккенс рассказал своим читателям забавную историю о том, как адвокаты провели мистера Пиквика, когда он предстал перед судом по ложному обвинению в нарушении обещания жениться на своей квартирной хозяйке вдовушке Бардл. Над делом «Бардл против Пиквика» мы не можем не смеяться, хоть нам и жаль безвинно пострадавшего героя. Но дело «Джарндисы против Джарндисов» обрисовано автором в таких мрачных тонах, что мимолетная улыбка, вызванная отдельными комичными деталями повествования, тут же исчезает с лица читателя. В «Холодном доме» Диккенс рассказывает историю нескольких поколений людей, втянутых в бессмысленную тяжбу и отданных в руки жадных и бездушных адвокатов. Художник достигает в своем повествовании огромной убедительности - машина английского судопроизводства показана им в действии.
Множество людей старых и совсем еще юных, вконец разорившихся и еще богатых, проводит свою жизнь в залах суда. Вот маленькая старушка мисс Флайт. Которая каждый день приходит в Верховный суд со своим истрепанным ридикюлем, набитым полуистлевшими документами, уже давно утратившими всякую ценность. Еще в юности она оказалась запутанной в какую-то тяжбу и всю жизнь только и делала, что ходила в суд. Весь мир для мисс Флайт ограничивается Линкольновыми полями, где помещается Верховный суд. А высшую человеческую мудрость воплощает в себе его глава - лорд-канцлер. Но моментами к старушке возвращается разум, и она с грустью рассказывает, как одна за другой умирают в ее жалкой каморке птички, которых она окрестила Радостью, Надеждой, Юностью, Счастьем.
Приходит в суд и мистер Гридли, прозванный здесь «человеком из Шропшира», бедняк, чьи силы и здоровье также поглотила судебная волокита. Но если мисс Флайт примирилась со своей участью, то в душе Гридли кипит возмущение. Свою миссию он видит в том, чтобы обличать судей и законников. Но и Гридли не может изменить ход событий. Замученный жизнью, усталый и разбитый, он умирает, как нищий, в галерее Джорджа.
Почти всем тяжущимся по делу «Джарндисы против Джарндисов» уготована судьба Флайт или Гридли. На страницах романа перед нами проходит жизнь молодого человека по имени Ричард Карстон. Дальнего родственника Джарндисов. Красивый, жизнерадостный юноша, нежно влюбленный в свою кузину Аду и мечтающий о счастье с ней. Он постепенно начинает проникаться общим интересом к процессу. Уже в первых главах романа. Когда перед счастливыми Адой и Ричардом впервые предстает полоумная старушка Флайт, Диккенс как бы раскрывает символ их будущего. В конце книги озлобленный, замученный чахоткой Ричард, растративший в этой тяжбе все свои средства и средства Ады, напоминает нам Гридли.
Множество людей стали жертвами дела «Джарндисы против Джарндисов», а под конец выяснилось, что никакого дела вообще нет. Потому что деньги, завещанные одним из Джарндисов, целиком пошли на уплату судебных издержек. Фикцию, прикрытую показным великолепием английского законодательства, люди приняли за действительность. Непоборимая вера в могущество законов - такова одна из условностей английского буржуазного общества, изображенного Диккенсом.
Особенно возмущает Диккенса английская аристократия с ее рабской приверженностью к пустым фетишам и чванливым пренебрежением к окружающему. В «Холодном доме» эта линия социальной критики получила свое воплощение в истории дома Дедлоков.
В Чесни-Уолде, родовом имении Дедлоков. Столь же величественном, как и они сами, собирается «цвет» лондонского общества, и Диккенс живописует его со всей силой своего сатирического таланта. Это - спесивые дегенераты, скучающие от безделья тунеядцы, падкие до чужих невзгод. Из всего скопища злоречивых дам и господ, составляющих фон Чесни-Уолда, выступает Волюмния Дедлок, в которой сконцентрированы все пороки высшего света. Свою жизнь эта увядшая красотка из младшей ветви Дедлоков делит между Лондоном и фешенебельным курортом Батом, между погоней за женихами и погоней за наследством. Она завистлива и бессердечна, не знает ни искренней симпатии, ни сострадания.
Дедлоки - олицетворение британской знати. Они с одинаковой гордостью хранят свои фамильные традиции и наследственные предрассудки. Они твердо уверены, что все лучшее на свете должно принадлежать им и создано с единственной целью - служить их величию. Унаследовав от предков свои права и привилегии, они чувствуют себя собственниками не только по отношению к вещам, но и к людям. Само имя Дедлок может быть переведено на русский язык как «заколдованный круг», «тупик». И в самом деле. Дедлоки давно застыли в одном состоянии. Жизнь проходит мимо них; они чувствуют, ЧТО события развиваются, что в Англии появились новые люди - «железных дел мастера», которые готовы заявить о своих правах. Дедлоки смертельно боятся всего нового и поэтому еще больше замыкаются в свой узкий мирок, никого не допуская извне и тем самым надеясь уберечь свои парки от дыма фабрик и заводов.
Но все желания Дедлоков бессильны перед логикой истории. И хотя Диккенс, казалось бы, разоблачает Дедлоков лишь в сфере их частной жизни, в книге отчетливо звучит тема социального возмездия британской аристократии.
Чтобы показать всю неправомерность претензий английского дворянства, Диккенс избрал самую обыкновенную детективную историю. Прекрасная и величественная супруга сэра Лестера, призванная украшать собой род Дедлоков, оказывается в прошлом любовницей безвестного армейского капитана и матерью незаконного ребенка.
Прошлое леди Дедлок пятнает род ее мужа, и на защиту Дедлоков встает сама законность в лице адвоката Талкингхорна и сыщика Баккета. Они готовят кару леди Дедлок не по желанию сэра Лестера, а потому, что семейство Дедлоков находится в родстве со всеми этими Дудлами. Кудлами, Нудлами - хозяевами жизни, политическая репутация которых последние годы поддерживается все с большим и большим трудом.
Однако конец лорда и леди Дедлок получил под пером великого художника глубоко гуманистическое решение. В своем горе каждый из них преодолел сковывавшие его условности светской жизни, и удар, сокрушивший достоинство титулованных супругов, вернул их к людям. Только развенчанные Дедлоки, все потерявшие в глазах общества, заговорили языком подлинных человеческих чувств, до глубины души трогающих читателя.
Вся система общественных отношений, показанная писателем-реалистом в «Холодном доме», призвана охранять незыблемость буржуазного правопорядка. Этой цели служат и британское законодательство и условности света, при помощи которых кучка избранных отгораживается от огромной массы своих соотечественников, с детства воспитанные в уважении к подобным принципам, люди столь проникнуты ими, что нередко освобождаются от них лишь ценой собственной жизни.
Обитатели «холодного дома» одержимы жаждой денег. Из-за денег члены семьи Джарндисов уже несколько поколений ненавидят друг друга и таскают по судам. Брат встает на брата из-за сомнительного наследства, владелец которого, быть может, не завещал ему и серебряной ложки.
Ради богатства и положения в обществе будущая леди Дедлок отказывается от любимого человека, радостей материнства и становится супругой старого баронета. Она, как и Эдит Домби, героиня романа «Домби и сын», променяла свою свободу на кажущееся благополучие богатого дома, но обрела там лишь несчастье и позор.
Жадные до наживы, день и ночь обманывают своих клиентов адвокаты, придумывают хитроумные планы ростовщики и сыщики. Деньги проникли во все уголки общественной и частной жизни современной Диккенсу Англии. И вся страна представляется ему одной большой семьей, тяжущейся из-за огромного наследства.
В этом обществе, отравленном корыстью, легко складываются два типа людей. Таковы Смоллуид и Скимпол. Смоллуид воплощает в себе типичные особенности тех, кто активно использует право обирать и обманывать. Диккенс нарочито сгущает краски, стремясь показать, сколь отвратителен облик человека, для которого стяжательство становится целью и смыслом жизни. Этот маленький немощный старик наделен огромной духовной энергией, направленной исключительно на то, чтобы строить жестокие козни против ближних. Внимательно следит он за всем, что происходит вокруг, подстерегая добычу. В образе Смоллуида воплотился современный Диккенсу буржуазный индивид, воодушевленный одной лишь жаждой обогащения, которую он тщетно маскирует лицемерными моральными сентенциями.
Противоположность Смоллуиду. Казалось бы, представляет мистер Скимпол, своего рода приживал в доме Джона Джарндиса, веселый, благообразного вида господин, желающий жить в собственное удовольствие. Скимпол не стяжатель; он только пользуется плодами бесчестных махинаций смоллуидов.
Одна и та же общественная система, в основе которой - обман и угнетение, породила и смоллуидов и скимполов. Каждый из них дополняет другого. Разница между ними лишь в том, что первый выражает позицию людей, активно использующих существующие нормы общественной жизни, второй же пользуется ими пассивно. Смоллуид ненавидит бедняков: каждый из них, по его мнению, готов посягнуть на его кубышку. Скимпол глубоко равнодушен к ним и только не желает, чтобы оборванцы попадались ему на глаза. Этот эгоистичный эпикуреец, выше всего на свете ставящий собственный комфорт, подобно представителям британской аристократии, не знает цены деньгам и презирает всякую деятельность. Не случайно он вызывает такую симпатию сэра Лестера Дедлока, чувствующего в нем родственную душу.
Смоллуид и Скимпол - символическое обобщение тех. Среди кого в буржуазной Англии распределяются материальные блага.
Дедлоку и Скимполу, безжалостно расхищающим плоды народного труда, скопидомству Смоллуида Диккенс попытался противопоставить молодого инициативного предпринимателя Раунсуэлла, фигура которого заметно идеализирована. Писатель увидел лишь то, в чем Раунсуэлл отличается от Дедлока и Скимпола, но не заметил, чем он походит на Смоллуида. Естественно, что подобный образ не мог удаться реалисту Диккенсу. Не прошло и года, как Раунсуэлла сменил фабрикант Баундербрби из романа «Тяжелые времена» (1854), в котором воплотилось все бездушие и жестокость его класса.
Правильно определив противоречие между аристократией и промышленной буржуазией, Диккенс понимал и главный общественный конфликт эпохи - конфликт между правящими классами в целом и народом. Страницы его романов, рассказывающие о тяжелой участи простых тружеников, лучше всего говорят, ради чего писал свои книги честный и проницательный художник.
Бедняки лишены прав, лишены и иллюзий о благоденствии своей родины. Обитатели полуразрушенных жилищ, а чаще лондонских мостовых и парков, хорошо знают, как трудно жить в «холодном доме».
У каждого из бедняков, изображенных Диккенсом в романе, своя индивидуальность. Такова Гуся, маленькая служанка в доме мистера Снегсби, одинокая сирота, болезненная и забитая. Она вся - воплощенный испуг перед жизнью, перед людьми. Выражение страха навсегда застыло на ее лице, и все происходящее в переулке Кукс-корт наполняет сердце девушки трепетным отчаянием.
Сюда, в переулок Кукс-корт, часто приходит и Джо из квартала Одинокий Том. Никто не может толком сказать, где живет Джо и как он еще не умер с голоду. У мальчика нет ни близких, ни родных; он подметает мостовые, исполняет мелкие поручения, бродит по улицам, пока где-нибудь не наткнется на полисмена, который отовсюду гонит его: «Проходи, не задерживайся!..» «Проходи», всегда куда-то «проходи» - вот единственное слово, которое слышит Джо от людей, единственное, что он знает. Бездомный бродяга Джо - воплощение мучительного неведения. «Не знаю я, ничего я не знаю…» - отвечает Джо на все вопросы, и сколько большой человеческой обиды звучит в этих словах! Ощупью бредет Джо по жизни, смутно догадываясь, что в окружающем его мире творится какая-то несправедливость. Ему хотелось бы знать, зачем он существует на свете, зачем живут другие люди, в том, что Джо такой, каков он есть, виноваты милорды и преосвященства, «преподобные и неподобные служители всех культов». Их-то и обвиняет реалист Диккенс в жизни и смерти Джо.
Такова история одного из многочисленных обитателей квартала Одинокий Том. Подобно лондонскому бродяге, всеми забытый Одинокий Том затерян где-то между фешенебельными домами богачей, и никто из этих сытых людей не хочет знать, где он, каков он. Одинокий Том становится в романе символом тяжелой судьбы трудового Лондона.
Большинство обитателей Одинокого Тома безропотно принимает свои страдания. Только у рабочих-кирпичников, которые ютятся в жалких лачугах неподалеку от Лондона, полуголодное существование рождает протест. И хотя Диккенса печалит ожесточение кирпичников, он все же задумывается над их историей.
Слуги и служанки, бедняки и нищие, чудаковатые отщепенцы, кое-как зарабатывающие себе на хлеб, толпятся на страницах «Холодного дома». Они-то и есть добрые гении тех событий, которые распутывает умная рука художника, хорошо знавшего, что и маленькие люди причастны к большим делам. У каждого из этих скромных тружеников есть своя роль в описываемых событиях, и трудно себе представить, какова была бы развязка романа без старого служаки Джорджа Раунсуэлла или бездомного Джо.
Обо всех этих славных и честных людях и рассказывает Диккенс в одном из своих лучших произведений. Он приводит своих читателей в вонючие трущобы Одинокого Тома, в покосившиеся хибарки рабочих-кирпичников, куда легко проникают ветер и стужа, на чердаки, где до самого вечера сидят взаперти голодные дети. Повесть о том, как люди, которые от природы добрее и отзывчивее многих богачей, страдают от голода и умирают в нищете, звучит в устах английского реалиста жестоким обличением господствующей системы.
Диккенс так никогда и не смог освободиться от своих либеральных иллюзий. Он считал, что положение английских трудящихся коренным образом улучшится, если правящие классы проникнутся сочувствием к ним, заботой о них. Однако наблюдения писателя вступали в противоречие с его утопическими мечтами. Так на страницах его романов, начиная с «Пиквикского клуба», появились гротескные образы всевозможных господ из благотворительных обществ, деятельность которых служит чему угодно - личному обогащению, честолюбивым планам, но никак не помощи обездоленным.
Но, пожалуй, больше всего удались писателю филантропы из «Холодного дома» - Джеллиби, Чедбенд и другие. Миссис Джеллиби - одна из тех, кто посвятил свою жизнь благотворительности, с утра до ночи она поглощена заботами, связанными с миссионерской деятельностью в Африке, а тем временем ее собственная семья приходит в упадок. Дочь миссис Джеллиби, Кедди, бежит из дому, остальные дети, оборванные и голодные, претерпевают всяческие злоключения. Муж разоряется; прислуга разворовывает уцелевшее добро. Все Джеллиби от мала до велика находятся в жалком состоянии, а хозяйка сидит в своем кабинете над горой корреспонденции, и глаза ее устремлены в Африку, где в селении Бориобулагха живут опекаемые ею «туземцы». Забота о ближнем начинает походить на эгоизм, и миссис Джеллиби в конце концов мало чем отличается от старого мистера Тарвидропа, занятого лишь своей собственной особой.
«Телескопическая филантропия» миссис Джеллиби - символ английской благотворительности. Когда рядом, на соседней улице, умирают бездомные дети, английские буржуа посылают душеспасительные брошюрки бориобульским неграм, о которых только потому и заботятся, что их, возможно, вовсе не существует на свете.
Все благотворители из «Холодного дома», в том числе Пардигл, Куэйл и Гашер, отличаются на редкость несимпатичной внешностью и неприятными манерами, много говорят о любви к бедным, но не совершили еще ни одного доброго дела. Это - себялюбцы, частенько люди с весьма сомнительной репутацией, которые хоть и разглагольствуют о милосердии, но пекутся лишь о собственном благе. Мистер Гашер произносит торжественную речь перед учениками школы для сирот, убеждая их внести свои пенсы и полупенсы на подарок мистеру Куэйлу, а сам уже успел получить подношение по ходатайству мистера Куэйла. Точно такими же методами действует и миссис Пардигл. Выражение ярости появляется на лицах ее пяти сыновей, когда эта устрашающего вида женщина громогласно возвещает, сколько пожертвовал каждый из ее малюток на то или иное богоугодное дело.
На добрые поступки должен наставлять проповедник Чедбенд, однако само его имя перешло из романа Диккенса в общий словарь английского языка в значении «елейный лицемер».
В фигуре Чедбенда воплощено лицемерие английской благотворительности. Чедбенд хорошо понял свою миссию - защищать сытых от голодных. Как всякий проповедник, он занят тем, чтобы бедные поменьше докучали богатым жалобами и просьбами, и с этой целью запугивает их своими проповедями. Образ Чедбенда раскрывается уже в первой его встрече с Джо. Сидя перед голодным мальчиком и поглощая одну тартинку за другой, он произносит свои нескончаемые речи о достоинстве человеческом и любви к ближнему, а затем прогоняет оборвыша, велев ему снова приходить для назидательной беседы.
Диккенс понимал, что от людей вроде Куэйла, Гашера и Чедбенда английская беднота не дождется помощи, хотя все больше и больше в ней нуждается. Но ханжеской официальной благотворительности Диккенс сумел противопоставить только частную филантропию добрых богачей.
Любимые герои автора «Холодного дома» - Джон Джарндис и Эстер Саммерсон - движимы одним лишь желанием помочь несчастным. Они спасают от нужды малютку Чарли, ее брата и сестру, помогают Джо, кирпичникам, Флайт, Гридли, Джорджу Раунсуэллу и его преданному Филу. Но как мало это значит перед огромными бедствиями, которые таит в себе «холодный дом» - родина Диккенса! Многим ли нуждающимся может раздать свои полукроны добряк мистер Снегсби? Всех ли больных и умирающих посетит в лондонских трущобах молодой врач Аллеи Вудкорт? Крошку Чарли Эстер берет к себе, но помочь Джо она уже бессильна. Мало пользы приносят и деньги Джарндиса. Вместо того чтобы помогать неимущим, он финансирует бессмысленные мероприятия Джеллиби и содержит дармоеда Скимпола. Правда, иногда в его душу закрадываются сомнения. В такие минуты Джарндис имеет обыкновение жаловаться на «восточный ветер», который, как ни обогревай «холодный дом», проникает в его многочисленные щели и уносит все тепло.
Своеобразие писательской манеры Диккенса с большой отчетливостью выступает в его романе «Холодный дом». Писатель шел по жизни, ко всему внимательно приглядываясь, не пропуская ни одной выразительной детали человеческого поведения, ни одной самобытной черты окружающего мира. Вещи и явления обретают у него самостоятельную жизнь. Они знают тайну каждого из героев и предугадывают его судьбу. Деревья в парке Чесни-Уолда зловеще перешептываются о прошлом и будущем Гонории Дедлок. Римский воин, изображенный на потолке в комнате мистера Талкингхорна, давно уже указывает на пол - на то самое место, где нашли в конце концов тело убитого адвоката. Щели в ставнях жалкой каморки переписчика Немо напоминают чьи-то глаза, которые взирают на все происходящее в переулке Кукс-корт то любопытно-пристальным, то зловеще-загадочным взглядом.
Творческий замысел Диккенса раскрывается не только через мысли и поступки героев, но и через весь образный строй романа. В реалистической символике Диккенса воссоздается все сложное переплетение человеческих судеб, внутреннее развитие сюжета. Это удается писателю потому, что символ не привнесен им в роман, а вырастает из жизни, как наиболее выпуклое выражение ее тенденций и закономерностей. Не мелким правдоподобием озабочен
И там, где Диккенс отступает от жизненной правды, он слабее и как художник. Два персонажа выпадают из образной системы романа да и как характеры уступают другим его действующим лицам. Это - Джон Джарндис и Эстер Саммерсон. Джарндис воспринимается читателем лишь в одном качестве - доброго, немного сварливого опекуна, который как бы призван опекать все человечество. Эстер Саммерсон, от лица которой в отдельных главах ведется повествование, наделена благородством и рассудительностью, но порой впадает в «уничижение паче гордости», что не вяжется с ее общим обликом. Джарндис и Эстер лишены большого жизненного правдоподобия, так как писатель сделал их носителями своей обреченной на провал тенденции - равно всех осчастливить в обществе, построенном на принципе: счастье одних покупается ценой несчастья других.
В «Холодном доме», как почти во всех романах Диккенса, счастливая развязка. Процесс «Джарндисы против Джарндисов» закончился. Эстер вышла замуж за любимого ею Аллена Вудкорта. Джордж Раунсуэлл вернулся к своей матери и брату. Мир воцарился в доме Снегсби; семейство Бегнетов обрело заслуженный покой. И все-таки мрачные тона, в которых написан весь роман, не смягчаются и в конце книги. После благополучного завершения событий, рассказанных автором «Холодного дома», в живых остались лишь немногие из его героев, и если счастье выпало им на долю, то оно жестоко омрачено воспоминаниями о былых утратах.
Уже в «Холодном доме» сказался тот пессимизм, которым проникнуты последние шесть романов Диккенса. Чувство бессилия перед сложными социальными конфликтами, ощущение негодности предлагаемых им реформ были для писателя источником глубокой грусти. Он слишком хорошо знал современное ему общество, чтобы не видеть, как закономерны в нем нищета, угнетение, утрата человеческих ценностей.
Романы Диккенса сильны большой жизненной правдой. В них нашли свое подлинное отражение его эпоха, надежды и горести, чаяния и страдания многих тысяч современников писателя, которые, хотя и были творцами всех благ в стране, оказались лишенными элементарных человеческих прав. В защиту простого труженика одним из первых у себя на родине поднял голос великий английский реалист Чарльз Диккенс, чьи произведения стали частью классического наследия английского народа.
Как-то раз в моем присутствии один из канцлерских судей любезно объяснил обществу примерно в полтораста человек, которых никто не подозревал в слабоумии, что хотя предубеждения против Канцлерского суда распространены очень широко (тут судья, кажется, покосился в мою сторону), но суд этот на самом деле почти безупречен. Правда, он признал, что у Канцлерского суда случались кое-какие незначительные промахи – один-два на протяжении всей его деятельности, но они были не так велики, как говорят, а если и произошли, то только лишь из-за «скаредности общества»: ибо это зловредное общество до самого последнего времени решительно отказывалось увеличить количество судей в Канцлерском суде , установленное – если не ошибаюсь – Ричардом Вторым , а впрочем, неважно, каким именно королем.
Эти слова показались мне шуткой, и, не будь она столь тяжеловесной, я решился бы включить ее в эту книгу и вложил бы ее в уста Велеречивого Кенджа или мистера Воулса, так как ее, вероятно, придумал либо тот, либо другой. Они могли бы даже присовокупить к ней подходящую цитату из шекспировского сонета:
Но скаредному обществу полезно знать о том, что именно происходило и все еще происходит в судейском мире, поэтому заявляю, что все написанное на этих страницах о Канцлерском суде – истинная правда и не грешит против правды. Излагая дело Гридли, я только пересказал, не изменив ничего по существу, историю одного истинного происшествия, опубликованную беспристрастным человеком, который по роду своих занятий имел возможность наблюдать это чудовищное злоупотребление с самого начала и до конца. В настоящее время в суде разбирается тяжба, которая была начата почти двадцать лет тому назад; в которой иногда выступало от тридцати до сорока адвокатов одновременно; которая уже обошлась в семьдесят тысяч фунтов, истраченных на судебные пошлины; которая является дружеской тяжбой и которая (как меня уверяют) теперь не ближе к концу, чем в тот день, когда она началась. В Канцлерском суде разбирается и другая знаменитая тяжба, все еще не решенная, а началась она в конце прошлого столетия и поглотила в виде судебных пошлин уже не семьдесят тысяч фунтов, а в два с лишком раза больше. Если бы понадобились другие доказательства того, что тяжбы, подобные делу «Джарндисы против Джарндисов», существуют, я мог бы в изобилии привести их на этих страницах к стыду… скаредного общества.
Есть еще одно обстоятельство, о котором я хочу коротко упомянуть. С того самого дня, как умер мистер Крук, некоторые лица отрицают, что так называемое самовозгорание возможно; после того как кончина Крука была описана, мой добрый друг, мистер Льюис (быстро убедившийся в том, что глубоко ошибается, полагая, будто специалисты уже перестали изучать это явление), опубликовал несколько остроумных писем ко мне, в которых доказывал, что самовозгорания быть не может. Должен заметить, что я не ввожу своих читателей в заблуждение ни умышленно, ни по небрежности и, перед тем как писать о самовозгорании, постарался изучить этот вопрос. Известно около тридцати случаев самовозгорания, и самый знаменитый из них, происшедший с графиней Корнелией де Баиди Чезенате, был тщательно изучен и описан веронским пребендарием Джузеппе Бианкини, известным литератором, опубликовавшим статью об этом случае в 1731 году в Вероне и позже, вторым изданием, в Риме. Обстоятельства смерти графини не вызывают никаких обоснованных сомнений и весьма сходны с обстоятельствами смерти мистера Крука. Вторым в ряду наиболее известных происшествий этого рода можно считать случай, имевший место в Реймсе шестью годами раньше и описанный доктором Ле Ка, одним из самых известных хирургов во Франции. На этот раз умерла женщина, мужа которой, по недоразумению, обвинили в ее убийстве, но оправдали после того, как он подал хорошо аргументированную апелляцию в вышестоящую инстанцию, так как свидетельскими показаниями было неопровержимо доказано, что смерть последовала от самовозгорания. Я не считаю нужным добавлять к этим знаменательным фактам и тем общим ссылкам на авторитет специалистов, которые даны в главе XXXIII , мнения и исследования знаменитых профессоров-медиков, французских, английских и шотландских, опубликованные в более позднее время; отмечу только, что не откажусь от признания этих фактов, пока не произойдет основательное «самовозгорание» тех свидетельств, на которых основываются суждения о происшествиях с людьми.
В «Холодном доме» я намеренно подчеркнул романтическую сторону будничной жизни.
В Канцлерском суде
Лондон. Осенняя судебная сессия – «Сессия Михайлова дня» – недавно началась, и лорд-канцлер восседает в Линкольнс-Инн-Холле . Несносная ноябрьская погода. На улицах такая слякоть, словно воды потопа только что схлынули с лица земли, и, появись на Холборн-Хилле мегалозавр длиной футов в сорок, плетущийся, как слоноподобная ящерица, никто бы не удивился. Дым стелется едва поднявшись из труб, он словно мелкая черная изморось, и чудится, что хлопья сажи – это крупные снежные хлопья, надевшие траур по умершему солнцу. Собаки так вымазались в грязи, что их и не разглядишь. Лошади едва ли лучше – они забрызганы по самые наглазники. Пешеходы, поголовно заразившись раздражительностью, тычут друг в друга зонтами и теряют равновесие на перекрестках, где, с тех пор как рассвело (если только в этот день был рассвет), десятки тысяч других пешеходов успели споткнуться и поскользнуться, добавив новые вклады в ту уже скопившуюся – слой на слое – грязь, которая в этих местах цепко прилипает к мостовой, нарастая, как сложные проценты.
Туман везде. Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туман в низовьях Темзы, где он, утратив свою чистоту, клубится между лесом мачт и прибрежными отбросами большого (и грязного) города. Туман на Эссекских болотах, туман на Кентских возвышенностях. Туман ползет в камбузы угольных бригов; туман лежит на реях и плывет сквозь снасти больших кораблей; туман оседает на бортах баржей и шлюпок. Туман слепит глаза и забивает глотки престарелым гринвичским пенсионерам , хрипящим у каминов в доме призрения; туман проник в чубук и головку трубки, которую курит после обеда сердитый шкипер, засевший в своей тесной каюте; туман жестоко щиплет пальцы на руках и ногах его маленького юнги, дрожащего на палубе. На мостах какие-то люди, перегнувшись через перила, заглядывают в туманную преисподнюю и, сами окутанные туманом, чувствуют себя как на воздушном шаре, что висит среди туч.
На улицах свет газовых фонарей кое-где чуть маячит сквозь туман, как иногда чуть маячит солнце, на которое крестьянин и его работник смотрят с пашни, мокрой, словно губка. Почти во всех магазинах газ зажгли на два часа раньше обычного, и, кажется, он это заметил – светит тускло, точно нехотя.
Сырой день всего сырее, и густой туман всего гуще, и грязные улицы всего грязнее у ворот Тэмпл-Бара , сей крытой свинцом древней заставы, что отменно украшает подступы, но преграждает доступ к некоей свинцоволобой древней корпорации. А по соседству с Трмпл-Баром, в Линкольнс-Инн-Холле, в самом сердце тумана восседает лорд верховный канцлер в своем Верховном Канцлерском суде.