Екатерина Мечетина: “Если ты сам не горишь – никто в зале не загорится”. Екатерина Мечетина: “Если ты сам не горишь – никто в зале не загорится” Вячеслав кочнов в форме нациста

17 марта 2008 10:00

Exegi monumentum aere perennius
Horatius
Посвящается Максиму Резнику

Я памятник себе
не воздвигал
нерукотворный,
и рукотворный тоже не воздвиг,

и не вознесся он главою непокорной выше
великих пирамид
и газпромбашен.

Меня менты скрутили,
я шел по улице,
и долго били-молотили
дубьем
зело, проворно и угрюмо,
пока не замер я…

И если памятник в стране лихой,
в Гиперборее
холодной и жестокой,
поставить мне задумаете,

Ставьте его не там,
где жил, не у Невы широкой,
не там,
где я учился и любил,
а там, на месте том,
где бесами я схвачен был
в недобрый день и час.

Пусть будут три фигуры там:
Я на земле в очках разбитых
и зверя два в мышиной форме,
увечащих меня дубьем и сапогами.

Пройдут века - всяк сущий на земле язык
придет ко мне,
как к памятнику
известному солдату
жестокой необъявленной войны.

Вячеслав КОЧНОВ,
петербургский поэт и журналист

Читайте также

  • Приватизация прибылей и национализация убытков

    «Западный скоростной диаметр» - один из наиболее скандальных амбициозных проектов питерской администрации - продолжает дорожать, не успев начать строиться. Судя по заявлению министра регионального развития Дмитрия Козака, ЗСД обойдется примерно в 140 миллиардов рублей, в то время как полтора года назад он оценивался в 83,6 млрд рублей. Официальная причина - подорожание стройматериалов за время согласований и утверждений.

  • Штрафной батальон

    В воинской части поселка Каменка - новый инцидент. На этот раз он связан с военнослужащим-контрактником из танкового батальона, который покинул часть из-за постоянных избиений и вымогательства денег со стороны офицеров и старослужащих. Недавно организация «Солдатские матери Петербурга» получила письмо контрактника, в котором он рассказывает об избиениях и издевательствах в части.

И виновен в одержимости молодых женщин прекрасным кровопийцей вовсе не Роберт Паттинсон, герой «Сумерек». А оперный певец Иван Ожогин, выступающий в мюзикле «Бал вампиров», поставленном по сценарию Романа Поланского

Корреспондент «Вечёрки» Вячеслав КОЧНОВ встретился с артистом, чтобы разобраться в причинах одержимости публики его героем — графом фон Кролоком.


— Иван, скажите честно, легко ли быть тенором? Не секрет, что у обладателей высокого мужского голоса больше всего поклонниц... Это уже проблема для вас?
— Теноровую тему уже истрепали и замусолили до дыр, не хочется повторяться. Скажу только, что сейчас я пою больше всего и чаще всего в мюзикле, а это все-таки не опера, в которой царят тенора. Это жанр скорее популярный, эстрадный, и там не имеет особенного значения, тенор ты, бас или баритон. Важно выразительно и ярко петь любым голосом и при этом еще быть интересным актером. Также важно, кто ты в сюжете спектакля, какой персонаж. Разумеется, главному герою достается большинство поклонников.

— Вам выпал счастливый билет: главная роль в мюзикле «Бал вампиров» — вампир-аристократ граф фон Кролок. Вы считаете, что именно из-за этой очаровывающей девушек и женщин роли вам несут букеты и караулят вас у служебного входа?
— Не сомневаюсь, что они все влюблены в графа, а мне достаются цветы и внимание — как носителю его образа.

— Но вы ведь выступаете и как оперно-романсовый тенор. В Петербурге в этом году уже было несколько ваших сольных концертов, и прошли они, как говорят, с огромным успехом. Цветов и внимания поклонниц вам досталось в них не меньше, чем после «Бала»! Может быть, они влюблены теперь уже не столько в образ вашего графа, сколько в певца и артиста Ивана Ожогина? Что вы на это скажете?
— Ну, я никак не могу соперничать с графом!.. А если серьезно… Включая в программу концертов романсы, я заведомо привлекаю «романсовую» аудиторию — романтически настроенную, предпочитающую тему любви — мечты, разлуки и встречи, воспоминания. А это и есть женская аудитория. На концерты и в театры, в музеи и на художественные выставки больше ходят женщины — поклонницы любви и красоты. Слушать романсы тоже приходят именно они. Разумеется, многие пришли послушать, как их кумир граф фон Кролок поет «без грима», и я очень рад, что им понравилось!

— И благодаря вам полюбили русские классические и старинные цыганские романсы?
— Не просто полюбили романсы, но даже просят в следующих концертах спеть что-то из их любимого оперного репертуара!

— Когда вы планируете ваши следующие концерты в Петербурге? Они снова состоятся в особняке Половцова и Дворце Белосельских-Белозерских, как и прошлые?
— 14 октября в Кафедральном соборе Святых апостолов Петра и Павла на Невском, 22 — 24, прозвучит духовная и классическая музыка, арии и дуэты из опер и мюзиклов. Программу из русских романсов, итальянских оперных арий и неаполитанских песен мы готовим с пианисткой Еленой Булановой на открытие абонемента «Концертного общества Санкт-Петербурга» 20 октября в Яани Кирик (Эстонская церковь) на Декабристов, 54. В апреле уже запланирован концерт в Малом зале Филармонии им. М. Глинки в абонементе «Оперетта +».

— Я попросил некоторых ваших преданных поклонниц рассказать о своих первых впечатлениях от встречи с артистом и человеком Иваном Ожогиным. Как бы вы отреагировали на их признания?
— Что ж, интересно…

— Начнем с впечатлений от вашего графа: «И вот настал момент, когда в зале появился граф!!! Честно говоря, было острое желание вжаться в кресло... Его голос пронизывал до кончиков пальцев... Это была любовь с первого звука и взгляда.. Потом уже начала искать об Иване более подробную информацию, скачивать композиции в его исполнении, уже не относящиеся к «Балу»… Ну вот так и затянуло. И ведь не отпускает до сих пор!»

«Когда пришло время выхода графа, у меня чуть сердце не остановилось... После начала искать информацию в Интернете, добавляла видео, смотрела по сто раз каждый день…»

— Все правильно! Так было задумано создателями мюзикла, режиссером в частности. Каждая из слушательниц должна почувствовать себя Сарой, которая, не колеблясь и ни минуты не сомневаясь, надевает красные сапожки и бежит на бал вампиров, зная, какую цену ей придется заплатить за эту свободу и эту любовь!

— А вот пишут о том, как на служебном подъезде появляется актер Иван Ожогин после спектакля: «Во всех его жестах, движениях чувствовался тот шарм аристократизма, которым обладал его главный герой фон Кролок…»; «Все та же стать, холодный взгляд... Он словно позволяет, чтобы ему дарили цветы и просили автографы… Но тем не менее нет спеси и надменности, чем грешат многие артисты».

Дальше впечатления от концерта: «На концерте я тоже забывалась, слушала и смотрела. Слушала именно голос... Думала, что сон... Как артист он мне очень нравится и как человек тоже!»; «Этот человек обладает той невероятной энергетикой которая держит зал до последнего куплета, последнего аккорда...»

— Это вопрос профессионализма. Любой артист, выступающий с сольными программами, должен держать аудиторию. Вы представляете, если бы концерт шел не по нарастающей, а наоборот? Это был бы провал!

— «Чем больше я его узнаю как артиста, как человека, тем больший интерес к себе он вызывает, как вызывает нечто новое и неизведанное; как обратная сторона Луны, притягивающая к себе столько внимания и неподдельного любопытства...»

— Очень хорошо, что я все еще нечто новое и неизведанное. И даже обратная сторона Луны! Значит, будет много слушателей и на следующих моих концертах!

Вячеслав КОЧНОВ

Зачем человеку быть самим собой? Зачем народу соответствовать своей природе, своему предназначению? Не легче ли следовать в общем фарватере культурно-политического мейнстрима?

На эти вопросы каждый отдельный человек и каждая нация отвечают по-своему. Кто-то попадает в общий котел и исчезает в нем, кто-то упорно, невзирая ни на какие препятствия и опасности, ошибаясь и возвращаясь на истинный путь, идет к своей цели.

Русский народ на протяжении веков своей истории отдал щедрую дань «чужебесию» — мы стремились подражать Западу в разных его заблуждениях, пройдя через искушение светского государства, капитализма, коммунизма и снова капитализма.

Предлагаю считать, что это были детские болезни, болезни роста, поиска своего пути, который, впрочем, был открыт и ясен более пятисот лет назад, когда московские великие князья приняли из рук обрушившейся Византии знамя Православия.

Уже тогда было понятно, что нам не надо быть такими как все или лучше других – надо быть самими собой, познать самих себя, как завещал еще Дельфийский оракул.

Потому что, не став собой и не идя по своему пути, ты становишься слугой или рабом другого.

Для того чтобы избегнуть этой печальной участи, чтобы самому не ненавидеть себя, самому не быть русофобом, русскому человеку надо, прежде всего, понимать себя, свою природу.

Западная позитивистско-рационалистическая цивилизация считает своим представителем «человека знающего» или «разумного» — homosapiens (термин, придуманный в эпоху Просвещения в 1758 году естествоиспытателем Карлом Линнеем). То есть человека рационально мыслящего, исследователя, эдакого картезианца-гегельянца.

Еще Фридрих Ницше, чувствуя определенную ущербность этого образа и понятия, попытался преодолеть его, придумав своего «Сверхчеловека».

На мой взгляд, нам надо осознать, что носитель русского самосознания никак не может отождествлять себя с картезианским homo sapiens. В русской традиции есть другой образ и выражение – «русский человек». Стоит заметить, что выражения немецкий человек, английский человек или китайский человек и т.п. никогда не существовали и навряд ли уже когда-нибудь возникнут.

Русский чело-век означает (исходя не из «народной этимологии», а с очень точной лингвистической точки зрения) «целый» и «вечный», т.е. «цельный», соборный, единый со всем русским миром и «вечный», то есть причастный Вечности, Богу. У Николая Гумилева есть прекрасные стихи, рельефно выражающие этот образ:

Есть Бог, есть мiр, они живут вовек,
А жизнь людей презренна и убога,
Но все в себя вмещает человек,
Который любит мiр и верит в Бога.

Если следовать классификации Линнея, я бы назвал русского человека homo credens – человек верующий.

В смысле внутреннего самоощущения, социально-психологических рефлексий и реакций, русский человек, опирающийся в своей жизнедеятельности на веру в Благодать Божию (если хотите – на прославленный русский авось) и homo sapiens, мыслящий сугубо рационально, могут быть различны в большей степени, чем слон и мотылек.

Освальд Шпенглер называл современного ему европейца представителем фаустовского архетипа. Полулегендарного доктора Фауста характеризуют беспокойство и безграничная жажда познания, крайняя степень индивидуализма, способность приносить науке любые, в том числе, человеческие жертвы. Этот архетип, безусловно, чужд человеку верующему, русскому человеку в указанном выше понимании этого образа.

В пропаганде Третьего Рейха бытовал один внешне очень красивый и очень убедительный вербальный образ «Крепость Европа» — «Festigkeit Europa». Эту крепость, обороняемую горсткой героев, штурмуют толпы гуннов с востока и с запада. Если вспомнить количество жертв с обеих сторон при обороне Берлина весной 1945 года, можно оценить, насколько хорошо этот образ помогал его защитникам.

Для объяснения роли России в современном мире я предложил бы использовать хорошо понятный библейский образ – «Ковчег Россия» как место духовного и, быть может, даже географического спасения современного мира. Конечно, та Россия и те россияне, которых мы видим в своей повседневной жизни – сытые откормленные чиновники, американизированные девочки и мальчики, как правило, мало похожи на праведников Завета.

Но нам неплохо было бы помнить, что Российская Федерация – это постсоветское государство, большая часть населения которого была лишена какого бы то ни было религиозного воспитания.

Массы русскоговорящего населения – это еще не русские люди, не русский народ. Чтобы спасти себя и весь собор народов, нам надо подняться на уровень нашего высокого предназначения.

[Выступление на международной конференции «Русофобия и информационная война против России» — 25-26 сентября 2015 г., Москва, «Президент-отель»]

Международная конференция «Русофобия и информационная война против России» — 25-26 сентября 2015 г., Москва, «Президент-отель»

Триалог со знаменитой пианисткой Екатериной Мечетиной.

Беседуют журналист Вячеслав Кочнов и историк Наталия Таньшина.

Вячеслав Кочнов: — Екатерина, Вы сыграли за один вечер Второй и Третий концерты Рахманинова, и сделали это совершенно потрясающе, очень лично и, наверное, неповторимо - Вы переживаете эту музыку как никто другой. Расскажите, пожалуйста, о Ваших отношениях с этими произведениями.

И маленький подвопрос: не кажется ли Вам, что провал Первой симфонии, соч. 13 и враждебная критика, вопреки общему мнению, в конце концов, сыграли некую конструктивную роль в создании Рахманиновым всемирно признанного шедевра - до-минорного Концерта, соч. 18?

— Вот я с этого подвопроса и начну. Мне кажется, что судьба Рахманинова - счастливый пример того, как кризис помог выйти художнику на новую ступень развития своей гениальности. Не у всех так получается, это зависит от внутренней силы, от личностного стержня.

Я считаю, что это чудо - выйти из глубокой депрессии, пусть и с помощью доктора Даля, в результате каких-то своих ресурсов. В любом случае, врач только помогает, а ресурс-то, стержень - наш, собственный. До-минорный концерт как будто вылился из Рахманинова единым дыханием. Причем именно дыханием.

У меня с Рахманиновым всё, как ни странно, началось с Рапсодии на тему Паганини. Почему я говорю «странно»: мне было одиннадцать лет, я была страшной лентяйкой – мне всё легко давалось, педагог думала, что я много занимаюсь, раз у меня так хорошо получается, но моя мама видела, как я дома «занимаюсь». Это было чистой эксплуатацией природных данных.

Моя мама пошла и пожаловалась на меня моей учительнице: «Вы думаете, что она трудится, а она на самом деле отъявленный бездельник». Моя преподавательница сказала: «Ах так! Ну, вот тебе «на слабо» - «Рапсодия на тему Паганини», разбирай текст».

Мне это очень понравилось, когда меня взяли «на слабо», а не просто заставляли решать традиционные задачи. У меня мама Консерваторию заканчивала этим опусом, и я понимала, что такое Паганини-Рапсодия по уровню сложности, просто не могла этого не знать. Взяла ноты, и летом, когда надо было этюды да сонатки разбирать, сидела с Рапсодией. И я ее добила, сыграла ее с оркестром в 5-м классе.

Сейчас эта история мне кажется какой-то полуправдой. Но есть афиши, есть запись, как это было. По большому счету - так нельзя, но это был хороший психологический ход, меня надо было зацепить, чтобы мне стало интересно. Я обожала Рахманинова уже тогда, он был моим кумиром.

И вот это завышение планки сыграло в итоге очень правильную роль - в 13 лет я сыграла Третий Прокофьева. А потом подумала, что Третий Концерт Рахманинова - вот это бы был настоящий подвиг! В восьмом классе я выучила первую часть с ее огромной каденцией, в девятом - доучила вторую и третью. К Второму концерту я очень долго шла.

В ту пору я очень дружила, да и сейчас дружу с Луганской Филармонией (да, да, тот самый Луганск!). У них был тогда очень хороший оркестр, они меня регулярно приглашали как студентку, мне надо было что-то обыгрывать, а у них какие-то свои задачи решались. В общем, такое взаимовыгодное сотрудничество.

И они мне как-то говорят, когда я была курсе на третьем: «Давай сыграем Второй концерт Рахманинова». Я думаю: «Как это здорово, я как раз его выучу!» Выучила, сыграла, все очень мило. Дальше на четвертом курсе Консерватории мне позвонили от Спивакова: «Катя, ты играешь Второй Рахманинова? Тут надо с Владимиром Теодоровичем порепетировать его». Я говорю: «Порепетировать - это что значит?». Я не поняла тогда, чего от меня хотят. Оказалось, порепетировать надо, чтобы потренировать оркестр, а играть на концерте будет уже Кисин.

Я как-то внутри обиделась, мол, я буду репетировать, а играть буду уже не я. И говорю: «Не пойду». Представляете, какая глупая была: возможность представлялась со Спиваковым пообщаться, а я обижалась! Однако судьба взяла свое: через неделю они мне опять позвонили и говорят: «Кать, ну ты как хочешь, но мы никого не нашли. Так что будь добра, завтра со Спиваковым репетиция». Я села и сыграла.

На самом деле, это было для меня одним из важнейших событий того времени, да и вообще в жизни. Потому что теперь мы с Владимиром Теодоровичем большие друзья. Каждый раз, когда мы видимся, мы вспоминаем эту историю, как он меня вытащил, не как у Рахманинова, конечно, но из похожей депрессии. Это знакомство действительно стало счастливым, судьбоносным.

В.К. — А Первый и Четвертый Концерты Рахманинова почему-то не такие репертуарные…

— Четвертый я играла. Но он не такой широко известный и, честно говоря, очень сложный. Чтобы его играть, надо иметь железные нервы. Вот по каким-то признакам я замечаю: Рапсодия в одиннадцать лет, потом Третий концерт в тринадцать - чем раньше ты все это выучишь, тем легче это играть.

Ведь дорожки в нейронах протаптываются лучше всего именно тогда. И вот, к сожалению, Четвертый концерт я выучила лет 10 назад, и сейчас я только смутно помню руками какие-то отрывки. Все, что ты выучил после 25-ти уже, к сожалению, не золотыми нотами вписано в мозг. Все, что до этого возраста - из кармана достал, взял да сыграл.

Если сейчас попросить меня сыграть Рапсодию, я это сделаю без репетиций, хотя я последний раз играла ее в октябре-ноябре. Я всегда говорю своим студентам, особенно когда на мастер-классы приходят маленькие дети: «Пока вы не достигли определенного возраста, учите все, что есть».

А Первый концерт я в следующем сезоне играю. Я так жду, когда, наконец, открою эти ноты, потому что одно дело знать музыку на слух, а другое дело взять ее в руки - это совершенно разные уровни знакомства с произведением. Разобрать все это, до последней косточки просмаковать. И я оставляю на десерт - мне так жалко, что для меня это последний концерт Рахманинова, который остался. На днях писала в Фэйсбуке: «Как бы хотелось, как в фильме «Люди в черном»: стереть память, чтобы заново услышать это».

Наталия Таньшина: — Катя, мне кажется в Вас эта детскость, свежесть восприятия сохраняется, Вы на сцене совсем как молодая девушка. И мне кажется, когда Вы играете, Вы настолько погружены в музыку, Вы настолько живете ею, что вовсе не думаете, как выглядите.

— Это тоже приходит с опытом - не думать о том, как я выгляжу. Конечно, в подростковом возрасте было иначе, когда пацанка, которой я была, начинает оформляться в девушку. Это сложно, представить себя не в джинсах, а в розовых платьях с цветами. Такой кисель начинается.

Преподаватель мне говорит: «Что бы на тебе ни было надето, ты должна все равно ощущать себя в штанах». Есть же такие примеры как Татьяна Петровна Николаева, Мария Вениаминовна Юдина.

В общем, тут важно не впасть в эти рюшечки. Сейчас я уже, конечно, умею с этим справляться. Теперь уже, конечно, не важно, какого цвета платье, помада, прическа и т.д. Но когда на тебя Рахманинов смотрит с портрета над сценой- вчера это на меня колоссальное впечатление произвело. Первый раз со мной такое. Я просто сидела на сцене и переживала сильнейшее волнение.

Н. Т. — Можно ли говорить о каком-то специфически женском начале в исполнительском искусстве или всё зависит от индивидуальных особенностей и способностей человека, и неважно, какого он пола?

— Вы знаете, 95 % женщин за роялем продуцируют на свет типичное женское исполнительство. Скажем, не 95, но 60% точно, плюс 35% – это такая группа «неопределившихся», ни туда, ни сюда.

Н. Т. — То есть Ваша исполнительская манера в какой-то степени может быть названа мужской?

— Я бы хотела, чтобы это было так. Однажды я прочитала в одной критической статье: музыканту был сделан такой изысканный комплимент, что он сочетает в себе огненный вихрь с таинством молитвы. Мне это так запомнилось, так отозвалось во мне.

Мне хочется, чтобы у меня был подобный подход к тому, что я делаю за инструментом. Вихрь должен гореть абсолютно, потому что если ты сам не горишь, то никто в зале не загорится. То есть если хочешь добиться, чтобы там кто-то затлел, ты должен сделать ядерный взрыв на сцене.

А вот это таинство - оно должно быть даже для самого музыканта - в том, что на сцене иногда происходят вещи, совершенно неожиданные. Это может быть инструмент, который спровоцировал тебя на импровизацию: если качество рояля высокое, то он позволяет делать вещи неожиданные даже для самого себя. Это может быть какой-то настрой: когда выходишь на сцену, не всегда знаешь, какое будет настроение, иногда в самый неподходящий момент охватывает волнение. 15 минут назад даже и не думал, что оно придет, а оно как назло пришло.

А иногда бывает наоборот: вчера, например, я думала, что буду играть из последних сил, на честном слове и на одном крыле. Но нет, как ни странно, силы откуда-то взялись. Может, помогли ампулы женьшеня, которые я с утра выпила, а, может, это явное неравнодушие к исполняемой музыке.

Н. Т. — А если Вы услышите запись, Вы определите, женщина играет или мужчина?

— Чаще всего, да. Хотя сейчас и мужчины очень разные, иногда можно и мужчину за женщину принять.

Н. Т. — Екатерина, мир музыки – это, по преимуществу, мужской мир: композиторы, дирижеры, партнеры по камерному ансамблю – все это в большинстве своем мужчины. Насколько комфортно Вы себя ощущаете в мужской среде?

— На мой взгляд, мир сцены – это мужской мир, а мир музыки как раз женский: детские педагоги – это сплошь женщины. Но мне сейчас в этой мужской среде сцены очень хорошо и очень приятно.

Сложно было на этапе становления, когда тебя никто не хочет принимать всерьез. Я-то в себе чувствовала очень большие силы, всегда знала свой ресурс. А на меня смотрят большие дяди и думают: «Да что это за пигалица? Максимум, на что она способна, это ходить туда-сюда по сцене». Сколько раз я слышала эту фразу в жизни, вы бы знали! «Да зачем тебе играть? Ходи туда-сюда!»

Люди думали, что это смешно, и что это комплимент. Сейчас я к этому отношусь уже спокойно, но бывали моменты, когда меня это раздражало. Я не понимала: неужели люди видят только это? Хотя в определенном возрасте это нормально. Я действительно была такой милой девочкой, совершенно не испорченной всеми приметами современной жизни, мне очень хотелось играть, формировать свою публику.

Сейчас уже нет таких людей, которые воспринимали бы меня как куклу за роялем. Сейчас, мне кажется, мне удалось найти некий баланс.

Н. Т. — Катя, Вы являетесь членом президентского Совета по культуре; какие, на Ваш взгляд, существуют наиболее серьезные проблемы в музыкальном и в целом гуманитарном образовании?

— Сейчас я еще одну ответственную должность получила -председатель учебно-методического объединения по вопросам музыкального образования при Министерстве образования. Приходится сталкиваться со всей этой бумажной волокитой.

Мы-то думаем, что пришел на специальность, сыграл педагогу, потом приходишь на музлитературу, сольфеджио, историю и идешь своей дорогой. А сколько за этим всем стоит совершенно канцелярских бумажек! И с чиновниками, конечно, непросто - в идеале хочется, чтобы там сидели люди, которые специализируются как в юридическом поле, так и в артистическом. Но в реальности таких людей, к сожалению, не существует.

Там сидят юристы, которые думают: у физиков, ветеринаров, даже каких-нибудь космических пилотов есть групповые занятия, а почему же у вас, музыкантов, индивидуальные? Это вы так народные деньги транжирите? Давайте, тоже переходите на групповые занятия!

Или приходят всякие проверяющие и спрашивают: “А почему у вас на экзамене по специальности дети не тянут билеты?” Как тут объяснить, почему они не тянут билеты? Потому что они три месяца эту программу готовят, они не могут выучить 20 билетов и сыграть на экзамене один из 24 этюдов Шопена. Любой. Вот этим всем приходится заниматься.

Изначально я была полна иллюзий, что это откровенные глупости, и достаточно просто сказать о них, чтобы они тут же исчезли - лед растает на жарком солнце. Но одни глупости отойдут, другие придумаются. Чиновники тоже должны за что-то получать свой хлеб, и они постоянно стремятся к тому, что бы все были похожи на всех.

Хотя в законе об образовании есть счастливая статья, которая гласит, что художественное образование имеет ряд особенностей. И мы с этой статьей как с писанной торбой ходим и всё ей объясняем. Сейчас в рамках моей работы в президентском совете я увлеклась одним проектом, который мне сами же студенты и подсказали.

Идея: многие ведь учились в детстве музыке, но не все пошли развиваться дальше, кто-то пошел и в Бауманку, кто-то в слесаря. Но это же не повод прекращать играть на инструменте! Оказалось, что таких студентов немало. Они объединились, создали клубы, подружились с консерваторцами. Я об этом рассказала президенту, и он сказал, что это очень хорошая идея.

Речь о том, чтобы не терять навыков: ведь это же прекрасно - иметь такое высокоинтеллектуальное, благородное хобби. Вот с этих ребят все началось, они большие энтузиасты. Ребята воодушевились до небес, что у них такая высокая поддержка и доверие, и сейчас мы работаем над тем, чтобы создать ассоциацию клубов классической музыки.

В те дни, когда мы репетировали Рахманинова, я ходила к ним в Консерваторию: они создали оркестрик с помощью и профессиональной поддержкой консерваторцев, без них, конечно, было бы сложно. И, например, всего в оркестре 30 человек, но половина - любители, из МГУ, Бауманки, из высшей школы экономики. И нормально так сидят, играют. С ними дирижер работает, тоже студент. Это очень важно, чтобы инициатива шла не сверху, когда президент говорит: «А, пусть у нас будут студенческие клубы!». Это, я надеюсь, перерастет в ассоциацию в скором времени.

Н. Т. — Катя, слушая Вас, я думаю, у нас есть кандидат на место министра культуры.

— Вы знаете, не дай Бог. Я слышу это не впервые, почему-то люди считают, что я им помогла бы. Как хорошо быть артистом, я оценила только после того, как немножечко прикоснулась к миру чиновников. Но я как представлю себя в этой роли, понимаю, что моя жизнь превратится в унылое чтение бумажек.

Я еще больше полюбила свою работу после этого, поняла, что я самый счастливый человек. Я могу выходить на сцену и играть концерты Рахманинова, Прокофьева, Равеля. Но ничего нет хуже, чем иметь необходимость копаться во всех этих бумажных проблемах, нести какую-то страшную ответственность перед живыми людьми.

Нельзя же просто так откинуть и подумать: «Ай, как-нибудь само». Это придется делать на совесть, но зачем уходить совсем в это тому, у кого есть счастливая возможность заниматься творчеством. Еще один момент: конечно, артистов кто-то любит, кто-то нет, нельзя нравится всем. Но у каждого из них есть свои поклонники, своя публика.

А вот у чиновников никаких фан-клубов, есть только строгие критики, хотя и чиновники разные бывают. Посмотрите на президента нашего. Столько могло бы быть проблем, если бы не поддержка большинства наших граждан. Но это вообще исключение из правил. Большинство людей все-таки больше любят ругать, чем поддерживать. Критиковать - это же так приятно! Кого-то поругал, и сам себя возвысил. Такая особенность есть у людей, которые мало над чем всерьез задумываются. В интернете о таких пишут: «диванные войска». Обожаю это выражение.

В. Ч. – Катя, скажите, Вам приходится часто играть произведения композиторов, который были, мягко выражаясь, очень пьющими людьми - Бетховен, Шуман, Брамс, Мусоргский, Чайковский, Шостакович. Это же особенная психология… Как Вы с этим справляетесь?

— Я не скажу, что я трезвенница, но пью не много. Классный вопрос, он заставляет думать. Я сама это не очень понимала, мне педагоги объясняли: что вот в этой музыке рассказывается, что пьянчужка сидит, тоскует, русский сплин такой. Мы как-то с детства привыкли воспринимать великих композиторов небожителями.

Понятно, что это абсолютно банальный подход, а они сами были в быту обычными людьми, также сидели как мы, какие-то разговоры очень праздные вели. Музыка и вообще произведение искусства иногда может быть намного выше своего создателя.

Н. Т. — Екатерина, когда Вы играете, не посещает ли Вас мысль: «Вот в этом месте я бы что-то изменила, а тут поправила?»

— Я иногда так делаю, но позволяю это себе крайне редко. В крайних случаях я даже варьирую текст, но тут надо быть сильно убежденным в своей правоте. Во Втором концерте Рахманинова есть одна нота, которую я играю не так, как написано у него. Я там из такта 4\4 делаю 5\4 . Но я глубоко убеждена, что это помогает раскрыть суть фразы.

Вообще же стараюсь не ходить по этому скользкому пути. Нас с детства убеждали, что авторский текст – это священное писание, и поэтому каждая нота, каждая черточка должны быть исследованы, желательно во всех редакциях.

В. К. — А исполнителю нужно понимать, по-Вашему, о чем композитор думал, когда писал то или иное произведение, что чувствовал?

— Исполнитель - медиум. Встречаются талантливейшие люди, одаренные от природы, но бывает, что на пути их развития совершаются ошибки.

В одной азиатской стране на мастер-классе у меня был такой случай. 14-летняя девочка играет фа-минорные Вариации Гайдна, такие трагические, страшные, но ничего не понимает вообще. Ноты все сыграла.

Я ей задаю вопрос через переводчика: «О чем эта музыка?». Смотрит - такие вот пуговицы на меня, не может ничего ответить. Я говорю: «Ты не бойся ответить неправильно, тут нет правильного и неправильного ответа. Интересно именно твое внутреннее эмоциональное отношение. Какая она там трагическая, комическая?». Молчит. Я говорю переводчице: «Может она не понимает?». А переводчица отвечает: «У нас не принято задавать такие вопросы».

А что надо? Показать что вот здесь играй крещендо, а здесь сделай сфорцандо? Никакую музыку нельзя играть без собственного внутреннего осмысления. Изначально в этой ситуации главная вина педагога - девочке, которой 14 лет, и она не привыкла отвечать на такие вопросы, не надо давать Вариации Гайдна фа-минор.

В. К. — Катя, сейчас любят говорить, что время гениев исполнительства прошло, что сейчас нет Гленнов Гульдов, Горовицов и Рихтеров…

— Я парирую в подобных спорах, когда говорят о том, что раньше были гении, а сейчас все обнищало, своим глубоким убеждением, что люди всегда одинаковые и процент гениев в каждом поколении всегда ровный.

Но почему нам кажется, что сейчас гениев мало? Потому что тогда тоже были далеко не одни гении, было много всего разного, но вопрос – кто остался в веках? И сейчас, глядя через толщу лет, мы видим лишь оставшихся гениев, и видим, что их немало… Для адекватной оценки бывает нужна временная дистанция.

Н. Т. — Сейчас же такой всплеск интереса к классической музыке, классической культуре, билеты в филармонию сметают за один день. Как вы думаете, с чем это связано? Это потребность людей в высоком или это просто мода?

— Дай Бог, чтобы это была мода! Это была бы самая лучшая мода! Я вообще по многим причинам уважаю Дениса Мацуева, это мой большой друг, но одной из этих причин является то, что он использует каждую возможность, каждое интервью, чтобы сказать, что у нас идет всплеск интереса к классической музыке.

Если вначале он преувеличивал по отношению к реальности, то сейчас это стало именно так, он приложил огромные усилия и помог мечте сбыться. Интерес действительно возрос! Это его заслуга. И рояльное движение - словосочетание, которое он недавно придумал.

Он же со всеми дружит - в том числе и с губернаторами, с министрами, он запросто может сказать губернатору: «Вы знаете, вот тут рояль у вас не очень. Как я приеду, на чем буду играть?». И губернатору ничего не остается, как пойти и купить рояль.


Поэту и главному редактору сайта Вече С-Пб Вячеславу Кочнову задает вопросы главный редактор газеты «Новый Петербургъ» Алексей Андреев

«Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» - афористично изрек картёжник и бонвиван Николай Некрасов, определив раз и навсегда гражданский долг как некую унылую обязанность, а поэзию… Поэзия в России в некрасовское время, в 60-70-е годы позапрошлого столетия была не слишком популярна. Пожалуй, как и сейчас. И все-таки люди снова и снова рифмуют слова, сочиняют сонеты, октавы и верлибры. Что же, может быть, поэтическое время, каким были Золотой пушкинский или Серебряный блоковский век Русской поэзии или 60-е годы ХХ столетия, все-таки однажды вернется?

Алексей Андреев. Вячеслав, я знаю, что ты давно пишешь стихи и в глубине души считаешь себя по преимуществу поэтом, а уже потом журналистом. Расскажи, пожалуйста, как это происходит, и зачем тебе это нужно в век Интернета и глобализации?

Вячеслав Кочнов . Мне очень удивительны те люди, которые не читают стихов, настолько это волшебная и увлекательная игра - стихи. Хорошие, конечно, стихи.

Потом не надо забывать, что поэзия - это некий эрзац песни, молитвы…. Есть, конечно, мириады графоманов, но и первоклассных стихов за историю человечества написано так много, что за всю жизнь не перечитать. Необозримое количество великолепных поэтических произведений существует собственно на русском языке - от Былин и Державина и до ныне здравствующего Всеволода Емелина . А ради некоторых поэтических шедевров стоило бы выучить французский, немецкий и, может быть, даже другие языки… Кстати, сегодня в России тоже есть настоящие серьезные поэты, которые востребованы временем и людьми, которые говорят со временем на его языке. Я говорю о куртуазных маньеристах и Всеволоде Емелине . Новое в них то, что тот самый гражданский пафос, который так любили во времена Некрасова , в этих стихах успешно сочетается с великолепной версификацией и блестящим юмором. Не буду ничего цитировать, ибо стоит в сети в поиск набрать «Всеволод Емелин » или «Вадим Степанцов », и читатель сразу найдет не один десяток поэтических шедевров. Причем, на мой взгляд, вышеуказанные поэты, сочетая гражданские мотивы с черным юмором, на поэтическом Олимпе забрались гораздо выше и «гражданина» Некрасова , который выдавал за стихи по б.ч. рифмованную публицистику, и, например, Саши Черного , чей смех сегодня уже не очень-то и смешон.

А.А. А как сегодня обстоят дела с серьезными жанрами?

В.К. Серьезные поэтические жанры - лирика, ода - сегодня не востребованы, это особенность времени. И уже давно, с позднесоветских времен, не идеи Ленина, а идеи пресловутого ПОСТМОДЕРНА , хотим мы того или нет, ЖИВУТ и ПОБЕЖДАЮТ. Почему? Да потому что нет ГЕРОЯ, соответствующего серьезным жанрам. Не пишут од полководцам, потому что нет популярных в народе войн, а соответственно нет и наполеонов. Помните, оды Наполеону написали и Пушкин , и Лермонтов (тот, правда, перевел Зейдлица ). В 1920-30-е годы писали оды красным командармам… А кто написал оду кому-нибудь из героев последних Чеченских войн?

Любовные отношения свелись, сами знаете, к чему: легкий флирт, качественное удовольствие от секса. Плохо ли это? Я не могу осуждать дождь, который льется с небес. Это так, а не иначе, такова особенность нашего времени. Любовная страсть Тристана и Изольды сегодня непонятна, но я убежден, что на смену ПОСТМОДЕРНУ , когда при всех их талантах читателям до рвоты обрыднут Пелевин и Сорокин , им на смену придет очередной НЕОРОМАНТИЗМ , какое бы название он ни носил. Таковы законы развития Искусства.

А.А. Но ведь ты, насколько мне известно, пишешь лирику?

В.К. Я и не только я. Я просто застрял то ли в предыдущей эпохе, когда в чести были стихи Рубцова и ранний «Аквариум» , то ли в будущем, о котором я сказал выше. Кстати, я не очень знаю, как сейчас преподают в школе литературу, но когда учился я - а я закончил школу в 1985 году - литературу и историю преподавали просто криминально. Делалось все, чтобы отбить у детей вкус к литературе и поэзии, к гуманитарным наукам вообще. Для советской школьной программы были выбраны наиболее дидактические, наиболее слабые и наиболее скучные произведения отечественных поэтов. У Пушкина вместо гениального «Медного Всадника» или «Пира во время чумы» взяли скучнейшего «Евгения Онегина», делали упор на Некрасове , который и поэтом-то в собственном смысле этого слова не является. Он недурной журналист и очень успешный редактор и издатель, писавший фельетоны в рифму. В этих фельетонах совершенно отсутствует настоящий поэтический огонь, истинное вдохновение. Нам же представляли это как поэзию. Я молчу о Серебряном веке : был Блок и вокруг него… пустыня. Даже Брюсова и Андрея Белого не преподавали! Это было не преподавание, а интеллектуальный грабеж! Тем интереснее, конечно, было узнавать об этой изысканной роскоши Модерна - запретный плод сладок. Советскую литературу я не читал, потому что от нее веяло нестерпимой скукой в сочетании с крайней малограмотностью. Ну что такое Эсхил для Твардовского ? Наверное, ничто. Есть, конечно, исключения: например, «Судьба человека» Шолохова поднялась, на мой взгляд, на уровень античной трагедии. Но это редчайший случай. Тем не менее в подполье, в андеграунде некоторые люди учили языки, читали Катулла в оригинале, ходили в Публичку за Михаилом Кузминым … В общем, некий слабый культурный слой в постсоветской России наблюдается. Дай Бог, чтобы он не погиб окончательно.

А.А. Ну и напоследок, может быть, что-нибудь из твоих стихов?

В.К. Мои стихи можно почитать в сети на www.stihi.ru и на замечательном поэтическом сайте http://www.opushka.spb.ru . Мне очень лестно, что на этом сайте мои стихи стоят рядом со стихами таких глубоко уважаемых мной мэтров, как Виктор Соснора, Глеб Горбовский, Валентина Лелина, Елена Новикова.

САД

Ты распахнешь с улыбкой дверь,

Дверь в осень — твой веселый сад,

Где рядом ясень и сосна

И сны на веточках висят, —

Какой увидеть хочешь сон?

О дальних странах, где моря

Прибоем вкрадчиво шуршат,

Вращая счастья колесо?

Чей сон увидеть хочешь ты?

Сон Будды о небытии,

О переменчивых мирах,

Прозрачных словно тонкий шелк?

Усни! Усни в саду твоем!

Вдыхая прелый аромат

Опавших листьев и травы

Не думай, где проснешься ты!

2004-2006

Памяти Николая Рубцова

Словно бы праздник нагрянул / На златогривых конях

Николай РубцовСЕНТЯБРЬ

Рассеялся густой туман,

Небесный развернулся свиток,

И дарит мне забвенье ран

Пьянящий радостный напиток.

Ты мне даруешь тайный знак,

Роняя светлые ресницы

Над лесом, где, ломая мрак,

Крича, взлетают стаей птицы.

Тебя, Сентябрь, как не узнать

В венце из звезд на этой тризне!

И я приветствую сей знак

Ухода праздничного жизни. —

1987

СЕВЕРНЫЙ ПУТЬ

на мотив Эдварда Грига

Я встал с утра. Сосновый лес

Взбегает на скалу,

И Солнце золотит волну,

И небо любит нас, —

Порывы ветра понесут

Над морем - в высоту

Тебя, меня, сосновый лес

И башню со скалы, —

Круженье, трепет бабочки

Прерывистый, как смех, —

Взмахнет орлиное крыло —

И мы вперед летим —

ноябрь 92

П О Х О Д

Бетховен, Симфония №5, III часть (хориямб)

Вышли полки

в терпкую ночь,

шорох листьев

под шаг ложится

Терпкой смертью

пахнут поля,

прелыми травами,

почвой и кровью

Тьмы светил

в небе горят -

в небесах

бушует пламя -

Это ночью, когда

люди спят

в дальний поход

выступают боги

Звезды сеют

яростный свет -

ярый Семаргл

сходит на Землю -

Ярый Семаргл,

огненный Волк -

навстречу полкам,

богам навстречу, -

_____

Вышли полки

в звездную ночь -

в ночь

плещущую

пламенем

1994

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ КАТУЛЛА

Quaeris , quot mihi basiationes …

Спросишь, сколько твоих поцелуев,

Лорелея, мне в этой жизни нужно?
Я отвечу, когда погаснет Запад,

И померкнет петербургское небо

Над покатыми крышами и куполами…

Я спрошу тебя, сколько волной балтийской

Бесконечных в море смыло песчинок?

Сколько капель в этой влаге бурлящей

Пенных волн, бросающихся на берег?

Или сколько звезд глядится тайно

В темноводное зеркало невского устья?

…В глубине там бьют ключи и сверкают,

Но никто не знает их и не видит,

Когда спит Петербург, обернутый тьмою,

Безысходной тьмой полярной ночи,

И ютятся смертные в каменных склепах,

Согревая души друг друга любовью…

Сколько поздней осенью гаснет снежинок

В черной влаге холодной реки?

Столькими, Лорелея, поцелуями

Я хочу целовать тебя, как Огонь пожирает

Жадными ненасытными объятьями

Бесконечный простор -

2000

MON REVE FAMILIER

Остаться жить в Париже,
закинув якорь в небо
ажурной Эйфелевой башней -

а под мостом
течет неспешно Сена -

sous les ponts bien connus
coule la Seine lentement, -

а под мостами
мочой клошары пахнут
восхитительно и нежно, -

Под небом Парижа
радостная река течет, -

Sous le ciel de Paris
coule un fleuve joyeux -

Остаться жить в Париже
клошаром быть, апашем,
с утра вино за евро-полтора,
и днем - еще бутылка - клошарского за евро,
и вечером веселье пьяное -

остаться жить в Париже
под мостом у Нотр-Дам -

и умереть в Париже
однажды под мостом

Зарежет негр ужасный -

Un negre effroyable t"etranglera une fois -

быть может, нет другого смысла
у нашей утлой жизни? -

Y a-t-il un autre sens dans notre vie fichue?

2007