Дина Рубина: «Всю жизнь интереснее всего мне было с собственным мужем. Фильмы по произведениям дины рубиной Дина рубина что

Биография

Родилась 19 сентября 1953 года в Ташкенте в семье художника Ильи Давидовича Рубина и учительницы истории Риты Александровны Рубиной.

Окончила специализированную музыкальную школу при ташкентской консерватории. Впечатления от «музыкалки» вошли в сборник повестей и рассказов «Уроки музыки».

В 1977 году Рубина закончила ташкентскую консерваторию, преподавала в Институте культуры в Ташкенте.

Первые юношеские произведения Дины Рубиной были опубликованы на страницах журнала «Юность». Литературную известность Дине Рубиной принесла публикация в 1977 году повести «Когда же пойдёт снег?..». В ней девочка встречает свою любовь накануне смертельно опасной операции. По этому произведению был снят фильм, поставлены теле- и радиоспектакль, написана пьеса, которая много лет шла на сцене Московского ТЮЗа. В том же году, в возрасте 24 лет, она стала членом Союза писателей УзССР - на тот момент самым молодым в стране членом подобных организаций. В 1979 году стала членом СП СССР.

На съёмках фильма по повести «Завтра, как обычно» писательница познакомилась со своим вторым мужем, и уехала с ним в Москву. Фильм получился неудачным, но после него Дина Рубина написала одну из лучших своих вещей «Камера наезжает». В Москве писательница жила и работала до отъезда на постоянное место жительство в Израиль в конце 1990 года.

После переезда в Израиль работала литературным редактором в еженедельном литературном приложении «Пятница» к русскоязычной газете «Наша страна».

В эти годы работы Рубиной начинают публиковать российские журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов».

В 2001-2003 работала в Москве в должности руководителя культурных программ Еврейского агентства (Сохнут).

В 2013 году создала три варианта «Тотального диктанта» в рамках ежегодной образовательной акции, направленной на развитие культуры грамотного письма среди граждан России.

Живет с семьей в пригороде Иерусалима - в городке Маале-Адумим.

Семья

Сын Дмитрий (от первого брака).

Второй муж - художник Борис Карафелов, постоянный иллюстратор её произведений.

Дочь - Ева Гасснер.

Знаете ли Вы, что

Дину Рубину назвали в честь Дины Дурбин - американской киноактрисы, звезды Голливуда 1940-х годов.

Сюжет и жизнь героев её романа «На солнечной стороне улицы» тесно связаны с Ташкентом 40-х - 60-х годов XX века.

Рассказ «Цыганка» основан на реальной семейной истории писательницы.

Прототипом героини повести «На Верхней Масловке» послужила скульптор Нина Ильинична Нисс-Гольдман.

Библиография

Романы

2009 Белая голубка Кордовы
2008 Почерк Леонардо
2006 На солнечной стороне улицы
2004 Наш китайский бизнес
2004 Синдикат
2001 На Верхней Масловке
1998 Последний кабан из лесов Понтеведра
1996 Вот идет Мессия!

Повесть, рассказы, новеллы

2012 Окна
2010 Любка
2010 Синдром Петрушки
2010 Адам и Мирьям
2009 Фарфоровые затеи
2008 Камера наезжает!
2008 Ручная кладь
2008 Чужие подъезды
2008 Школа беглости пальцев
2008 ...Их бин нервосо!
2008 Я и ты под персиковыми облаками...
2008 Вид из окна съёмной квартиры
2008 Мастер-тарабука
2008 Иерусалимский синдром
2007 Гладь озера в пасмурной мгле
2007 В России надо жить долго
2007 Старые повести о любви
2007 Альт перелетный
2006 Цыганка
2005 Холодная весна в Провансе
2003 Несколько торопливых слов любви
2002 Во вратах твоих
2002 Глаза героя крупным планом
2000 Когда выпадет снег
1999 Астральный полет души на уроке физики
1999 Высокая вода венецианцев
1997 Ангел конвойный
1996 Уроки музыки
1994 Один интеллигент уселся на дороге
1990 Двойная фамилия
1987 Отворите окно!
1982 Дом за зеленой калиткой
1980 Когда же пойдет снег...?

Эссе

2008 Больно только когда смеюсь
2002 Воскресная месса в Толедо
2001 Чем бы заняться?
1999 Под знаком карнавала

Экранизации

2015 Синдром Петрушки
2011 На солнечной стороне улицы (сериал)
2009 Любка (ТВ)
2006 Двойная фамилия
2004 На Верхней Масловке
1984 Наш внук работает в милиции

Награды и премии

2009 Премия «Портал», лучшее фантастическое произведение (крупная форма) за роман «Почерк Леонардо».
2008 Премия Благотворительного фонда Олега Табакова за рассказ «Адам и Мирьям», опубликованный в журнале «Дружба народов», № 7, 2007 год.
2007 Российская премия «Большая книга» за роман «На солнечной стороне улицы».
1995 Премия Союза писателей Израиля за роман «Вот идет Мессия!».
1990 Премия им. Арье Дульчина (Израиль) за книгу «Один интеллигент уселся на дороге».
1982 Премия Министерства культуры Узбекистана за пьесу «Чудесная дойра» для театра музыкальной комедии, написанную ею совместно с поэтом Рудольфом Баринским в конце 70-е годов XX века в Ташкенте, по мотивам узбекских народных сказок.

На телеканале «Dомашний» часто идет фильм «Любка» по одноименному рассказу Дины Рубиной. В главной роли актриса с даром глубокого психологизма .

Судьба сталкивает двух девочек в самом начале их жизней. Семилетняя Любка, растущая среди уличных воров, отвлекает внимание богатой семьи на вокзале, а в этот момент у них крадут чемодан. Прошли годы, и они вновь встречаются в далеком уральском городке... Любка выросла в среде уличных воров. У нее никогда не было ни друзей, ни близких людей. Только однажды она испытала нечто, похожее на взаимопонимание, когда впервые увидела свою сверстницу Иру в окружении любящих родителей. Но жизнь, полная непредсказуемости, развела девочек. Прошли годы. Ирина с дипломом врача попала по распределению в уральский городок. Она ищет няню для своей дочки. Но в маленьком городке, живут в основном вольнонаемные и бывшие заключенные. Здесь же живет и отсидевшая срок Любка. Ирина принимает твердое решение – именно Люба будет воспитательницей ее Сонечки...

Дина Рубина - одна из самых популярных писательниц современности

Каждое новое произведение Дины Рубиной – это долгожданная сенсация, которую поклонники ждут с нетерпением. Вышедшие книги сразу же занимают первое место в списке бестселлеров. В очередной свой приезд в Россию (с конца 90-х годов Дина Рубина живет в Израиле) писательница представила новую книгу «Окна». Это ее совместный проект с мужем, художником Борисом Карафеловым .

Совместная работа требует такой степени близости между людьми, которая далеко не сразу и не всем дается. Долгим ли был путь к совместному проекту?

Мы никогда не работали «совместно». Кроме того, что совместная работа даже в одном виде искусства – вещь чрезвычайно редкая (успешных соавторов можно пересчитать по пальцам), нельзя забывать, что мы с Борисом работаем в разных видах творчества. Это – разные материалы, разный взгляд на предметы и образы, и разное «нутро» художника. Те немногие мои книги, где встречаются рисунки Бориса или репродукции его картин, это вовсе не «совместные проекты». Скорее, это реакция Бориса на какие-то мои уже написанные тексты. Кроме всего, он как художник настолько самодостаточен, что в творчестве вполне может обходиться без подпорок в виде моих идей или текстов. Это я, наоборот, ищу у него какие-то параллели со мной. Так, лет семь назад у нас вышла книга «Холодная весна в Провансе», в которой есть 16 работ Бориса – масло, акварели, гуашь… Но случилось это «слияние» потому, что я решила собрать под одной обложкой творческий результат наших совместных путешествий. Так и книга «Окна» получилась. Я писала новеллы, где в каждой решила поместить по окну, и нечаянно обнаружила, что в картинах Бориса тоже множество окон. Тут меня и «клюнуло» в темечко. И, кажется, клюнуло вполне продуктивно.

Каждый раз приезжая в Россию, Дина Рубина представляет своим поклонникам новое произведение

Когда вы переехали в Израиль, не все сразу сложилось легко, вам с мужем доводилось браться за любую работу. Случались ли у вас эмоциональные срывы? И часто ли приходилось прощать друг друга в этот период?

Было, само собой, нелегко. И срывы были, и отчаяние, и эйфория – все своим чередом. Сейчас так много написано об эмиграции и о стрессе, который она с собой несет – даже самая благополучная эмиграция. А у нас она была очень сложной: писатель и художник в стране иного языка и иных традиций, да крошечная дочь, да подросток-сын… И ничего в карманах: все, что было нажито, мы оставили в России. Я много раз писала об этом. Иногда даже не верится, что это происходило с нами. И тут речь не о том, чтобы «прощать друг другу» – у нас как-то с самого начала семейной жизни не стоял вопрос о чьей-то вине в самых разных ситуациях… Просто, мы сразу почувствовали, что только прижавшись друг к другу, сможем выстоять.

Есть мнение, что многие браки в эмиграции разваливаются, а те супруги, кто избежал этого, остаются вместе навсегда. Вы согласны?

Знаете, я так много чего видала за эти более чем 20 лет, что начисто отметаю все, что «принято считать». Человеческая судьба, характер и жизненные установки так индивидуальны. Любовь, брак, верность, отчаяние, предательство – все эти чувства и качества встречаются в таких, подчас, странных ситуациях и случаях, что нет никаких законов. И, наверно, было бы странно, если б были. Знавала я и браки, которые выстояли в период страшных трудностей, но распались при полном благополучии. Знавала и те, что распались сразу по приезде, а потом, спустя пятнадцать лет, вдруг вновь нашли друг друга … Жизнь, слава богу, неисчерпаема. И человек неисчерпаем тоже.

В чем же залог крепкого брака ?

Не знаю. Брак очень сложный организм. Считается, что в этом могут помочь какие-нибудь семейные психологи. И я бы даже в это поверила, если б не бывала свидетелем распада браков у этих самых психологов. Давайте, наконец, посчитаем брак великой тайной за семью печатями, и не станем искать в нем залогов и предлогов. Просто будем любоваться удачными парами и сокрушаться при сломах и распаде.

Вы с мужем оба творческие личности с разной степенью известности и, вероятно, доходом. Нет между вами зависти, соперничества, конкуренции друг с другом?

Вот уж эта тема в семье совсем необсуждаема. Просто у нас были в жизни периоды, когда я зарабатывала гроши в местной газетенке, а картины Бориса отлично продавались (он в то время сотрудничал с известной чикагской галереей). А бывало, что я вообще не работала, а у него вдруг какой-нибудь коллекционер покупал картин столько, что хватало на полгода жизни семье. Бывало и по-другому. Я ведь с издательством ЭКСМО, которое со мной честно и благородно рассчитывается, сотрудничаю только последние 8 лет. А до того на жизнь зарабатывала тем, что ездила и выступала по разным странам. Вы случайно не приняли меня за миллионера?

Как устроен ваш быт? Сами ведете дом или у вас есть помощница?

Помощница есть, приходит раз в неделю, очень симпатичный человек. Но я и убираю, и готовлю, делаю все, что положено делать жене и матери семейства. Я вообще семижильная, и по характеру люблю порядок, устойчивый и надежный быт, люблю свои многолетние привычки, раздражаюсь, когда чашку ставят не на то место, или кто-нибудь садится на мой стул… совсем как тот мишка из сказки…

Для вас быт – это проблема?

Это дом, привычки, семейный уклад. Я чрезвычайно консервативна в вопросах семьи – это фамильное. Но если вы имеете в виду – могу ли я, вместо того, чтобы обед приготовить, купить и сварить пельмени и сочту ли это вселенской катастрофой? Могу и не сочту.

В России у Дины Ильиничны все дни расписаны по минутам - встречи с читателями, бесконечные интервью...

Вы уже много лет замужем, у вас взрослые дети. Ваше мнение о том, что такое брак, с годами менялось? Что вы думали о нем, когда только выходили замуж, и что думаете сейчас?

Видите ли, писателю довольно трудно (если не глупо), начинать вспоминать и формулировать какие-то свои установки сорокалетней давности. Мы, писучий народ, все мысли и установки выдаем, что называется, в реальном времени написания очередной вещи. Можно просто почитать мои ранние рассказы и повести, чтобы понять, что я тогда думала и чувствовала. И странно было бы, если б человек не менялся в течение жизни. Вспоминать, что я когда-то думала о чем-то… мне сейчас совсем неинтересно. Была молода, глупа, думала кардинально и решительно, устанавливала свои законы и для себя, и для семьи… Причем, учтите, что нынешняя семья – вторая по счету. О первой я никогда не пишу.

Ваша совместная книжка как-то изменила представление друг о друге? Вы же столько лет вместе, что, кажется, уже все друг о друге знаете. Или не все?

С одной стороны – знаем все, и даже больше. С другой стороны… Понимаете, вот у Бориса мастерская на втором этаже. Я туда очень редко поднимаюсь – и сама не люблю, когда мне мешают во время работы, и лезть в «кухню» собственного мужа тоже стараюсь пореже. Но иногда он сам зовет меня – посмотреть новые картины. Я поднимаюсь и вижу… вижу картины совсем другого человека, нового для меня, всегда нового. Мы на днях праздновали в узком семейном кругу день его рождения (он не любит широких застолий, тостов, шумных поздравлений). Пришли только дети и еще одна гостья из Москвы. И выпивая за его здоровье, я сказала приблизительно следующее: «Мне в жизни встречались самые разные мужчины. Многие из них – яркие, талантливые и остроумнейшие люди. Но всю жизнь интереснее всего мне было с собственным мужем».

Дина Ильи́нична Ру́бина (род. 19 сентября 1953, Ташкент, Узбекская ССР) - русская писательница, проживающая в Израиле, член Союза писателей СССР (1979), международного ПЕН-клуба, Союза русскоязычных писателей Израиля (1990).

Биография

Родилась 19 сентября 1953 года в Ташкенте в семье художника Ильи Давидовича Рубина и учительницы истории.

В 1977 году Рубина закончила ташкентскую консерваторию, преподавала в Институте культуры в Ташкенте.

В эти годы работы Рубиной начинают публиковать российские журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов».

В 2001-2003 работала в Москве в должности руководителя культурных программ Еврейского агентства (Сохнут).

В настоящее время проживает в городе Маале-Адумим.

Семья

Отец - художник Илья Рубин. Муж - художник Борис Карафелов, постоянный иллюстратор её произведений.

У Дины Рубиной есть сын Дмитрий от первого брака и дочь Ева от второго.

Литературные награды

Премия Министерства культуры Узбекистана за пьесу «Чудесная дойра» для театра музыкальной комедии, написанную ею совместно с поэтом Рудольфом Баринским в конце 70-х годов XX века в Ташкенте, по мотивам узбекских народных сказок.
Премия им. Арье Дульчина (Израиль) за книгу «Один интеллигент уселся на дороге».
Премия Союза писателей Израиля за роман «Вот идёт Мессия!».
Российская премия «Большая книга» за 2007 год за роман «На солнечной стороне улицы».
март 2008 - премия Благотворительного фонда Олега Табакова за рассказ «Адам и Мирьям», опубликованный в журнале «Дружба народов», № 7, 2007 год.
апрель 2009 - премия «Портал», лучшее фантастическое произведение (крупная форма) за роман «Почерк Леонардо»

Дину Рубину назвали в честь

Под Иерусалимом, по-нашему — практически в спальном районе, расположился городок Маале-Адумим. Среди его жителей много представителей русской интеллигенции — писателей, художников, журналистов, в разные годы они переехали в Израиль из России и других республик бывшего Союза. Город молодой — ему нет и 40 лет. Его название с иврита переводится двояко: либо «Красный подъем» — в библейские времена так назывался поднимавшийся от Иерихона к Иерусалиму коридор между скалами, по которому проходил важный торговый и военный путь; либо «Подъем идумеев» — по имени племени, которое много тысяч лет назад проживало в этих местах. То есть в любом случае место расположения знаковое. И именно там, на краю Иудейской пустыни, в окружении оливковых деревьев, а некоторые из них насчитывают две тысячи лет, живет Дина Рубина. И именно там в гостях у писательницы побывали корреспонденты «ТН».

— Дина Ильинична, в России вы один из самых читаемых русских прозаиков. Ваши произведения переводятся на многие языки мира, экранизируются (достаточно вспомнить фильмы «На Верхней Масловке», «Любка», «На солнечной стороне улицы»). А в Израиле вас называют просто — «наша Дина». Не давит статус признанного литературного классика? Как расцениваете это — неким грузом или подарком судьбы?

— Подарком была лишь первая публикация. Когда вам 16 лет, подобный финт воспринимается как фейерверк. Сейчас моя известность — это груз, и довольно серьезный. Прежде всего из-за нехватки времени. На мой электронный адрес приходит огромное количество писем — до полусотни в день: деловые, дружеские, от читателей. На большинство из них я отвечаю. Еще есть встречи с читателями, интервью, бесконечное число присланных рукописей и книг, которые меня просят прочесть, и так далее. Возможно, все это меня радовало бы, будь я по сути своей другой, не ценящей больше всего на свете уединение. Я ведь только произвожу впечатление человека легкого, светского, общительного. Мало кто подозревает, насколько я угрюмый интроверт. У меня трагический склад личности, я не умею быть радостной.

— Ну а в детстве разве не были счастливы?

— Никогда не понимала и не любила эти разговоры о счастливом детстве. Кого ни послушаешь — у каждого оно оказывается счастливым. А по-моему, в детстве человек почти постоянно несчастен, просто потому, что беззащитен и мал, а на него с огромной скоростью мчится этот гигантский пугающий мир. И если даже он растет в благополучной семье, значит, непременно что-то не так во дворе, в школе… Родилась я в Ташкенте. И прожила там 30 лет. Росла и взрослела в деспотической обстановке. Говорю теперь об этом не боясь, что прочитает папа. (Тяжело вздыхает.) Уже не прочитает: три месяца, как его нет… А раньше я всегда давала интервью с учетом того, что оно может попасться на глаза отцу. Боялась его реакции. Когда звонила утром, чтобы спросить, какое у него давление, не болит ли спина, через две-три минуты разговора папа непременно произносил коронную фразу: «Ну хватит болтать! Работай, негр!» И я покорно выслушивала подобное на своем шестом десятке лет, со всеми моими изданными томами, огромными тиражами и премиями. Мой папа до конца оставался деспотичным отцом. Но пальцем меня никогда не тронул. Довлеющая сила его авторитета, характера была необорима. Он был художником, преподавал живопись и рисунок в Ташкентском театрально-художественном институте. Студенты его уважали и любили.

Я выросла в семье, где считалось, что ребенок должен достигать всего ежедневно, добиваться по максимуму. Для отца в нас с сестрой всегда было чего-то недостаточно: высоких оценок, успеха, тщательности проработки каких-нибудь сонат… В детстве это страшно обижало, а теперь вспоминаю с благодарностью, потому что папа привил мне, а точнее вымуштровал во мне, неистовую жажду совершенства. Моего личного совершенства… До сих пор не могу представить себя без дела — допустим, валяющейся на диване перед телевизором. Это просто невозможно, и не только потому, что телевизора у меня нет. Во мне идет постоянная внутренняя работа над очередной книгой. Вот сейчас бьюсь над новым романом в двух томах — «Русская канарейка». Очень тяжело пишется. Первая книга — по объему как «Белая голубка Кордовы» — уже готова. Два года писала этот том. Значит, на второй уйдет по меньшей мере еще год. Если получается страница в день — большая удача. Первый вариант никогда не устраивает, назавтра он переписывается, послезавтра опять к нему возвращаюсь — и так несчетное количество раз. При этом мой творческий багаж огромен просто по совокупности рабочего времени в моей жизни. Я и в молодости просыпалась в пять утра и садилась за пишущую машинку. Первую половину дня работала над своими сочинениями, а вторую — занималась переводами. Я всегда жила жизнью тяжелой, выматывающей и весьма воспитующей… К 24 годам была членом Союза писателей.

— Мама такого же сурового нрава, как отец?

— Нет, мама человек очень живой, феерический, я даже сказала бы авантюрный. От характера отца спасалась за какими-то потемкинскими деревнями. Тем более что, будучи преподавателем русской истории, знала много замечательных баек о той эпохе и прекрасно их рассказывала. Мне вообще казалось, что Екатерина II, Потемкин, Павел I, Петр Великий — это представители нашего семейного клана.

— Родители поощряли ваши литературные устремления?

— Наоборот, считали мою писанину совершеннейшей чепухой и бездельем. Упорно вели нас с сестрой к музыкальной карьере. Кстати, сестру вывели: Вера великолепная скрипачка. Сейчас живет в США, президент музыкальной ассоциации Массачусетса, блистательный педагог — ее ученики на конкурсах получают призовые места. А меня папа с мамой видели пианисткой. Готовили основательно, и это было настоящим музыкальным насилием. Я откровенно ненавидела занятия и до сих пор считаю, что они отняли 17 лет моей жизни. Я училась в специальной школе при консерватории и должна была заниматься музыкой по шесть-семь часов в день. Вообразите эту каторгу. Конечно же, пыталась уклоняться от муштры, прикладывала изрядные усилия, чтобы выцыганить из жизни хоть какие-то кусочки времени на внутреннюю жизнь. В связи с чем в семье то и дело вспыхивали скандалы. Но поскольку родители постоянно работали, мне все-таки удавалось ускользать из поля их внимания. Я была фантастической врушкой, могла выстроить башню вранья, чтобы только пойти туда, куда мне хотелось. Ради охранения своей самости и личного времени, ради того, чтобы вырваться из домашнего плена. Куда? Могла сесть на пригородную электричку и уехать на целый день, вообще не являясь в школу. Часто пропадала в зоопарке — просто сидела на скамейке и смотрела на обезьян. Кстати, перемещалась я в пространстве в совершенном одиночестве — мне и тогда абсолютно никто не был нужен. Говорю же: я по природе своей законченный интроверт, умноженный в куб. Странно, да, слышать это от человека, окруженного друзьями, подругами, знакомыми, полузнакомыми, незнакомыми людьми? Но это так.

— Каким же образом вам все-таки удалось прорваться к писательской деятельности?

— Никто никуда не прорывался. Все произошло как бы само собой. Улыбка судьбы. Золушкин вариант. Учась в девятом классе, я наткнулась в журнале «Юность» на рассказ, написанный какой-то восьмиклассницей. Подумала: «Но ведь у меня до черта таких рассказиков. Почему бы не послать?» И послала один, забыв об этом сразу же. И вот в очередной раз я сбежала из школы Бог знает в какие окрестности Ташкента. Вернувшись, стучу условным семейным стуком в дверь. Открывает папа и с порога говорит: «Ты доигралась!» Все ясно: классная руководительница сообщила о моем прогуле. Ужас… Я в причитания: «Пап, пап, прости, я больше никогда не буду… Это не повторится…» На что он строго сказал: «Тебе прислали письмо из казенного ведомства». А знаете, в каком конверте пришла депеша? Издательства «Правда». Это было что-то нереальное. Хорошо, что прошли сталинские времена, а то можно было обделаться от страха. Еще бы — письмо из ведущего партийного издательства страны. Итак, конверт попал в руки отцу. Распечатывать чужие письма в семье считалось невозможным, но и оставить такое послание без внимания тоже было немыслимо, поэтому папа прочел его на просвет, поднеся к лампе. Там было написано: «Ваш рассказ прочитан, понравился… Будет опубликован в таком-то номере журнала…» Семья оцепенела. Родители не знали, как реагировать. С одной стороны, меня следовало вздуть, потому что я опять пишу какие-то дурацкие почеркушки, вместо того чтобы заниматься музыкой, да и по математике с физикой — вечный кошмар в классном журнале. Но с другой-то — публикация трехмиллионным тиражом не шутка. А знаете, какой я получила гонорар? 92 рубля! Страшенные деньги, огромные, в то время — месячная зарплата младшего научного сотрудника. Мама тут же сказала, что надо купить что-то, что останется на память об этом событии. На всю жизнь! У многих провинциальных людей все делается «на всю жизнь». (С улыбкой.) Нет, я все-таки с большой иронией отношусь к своему детству. Короче, мы с мамой пошли на Фархадский рынок. В ближайшей подворотне нас поймала спекулянтка. Гигантских размеров тетка, настоящий Гаргантюа в юбке. На ее огромном животе были утрамбованы какие-то кофты, рейтузы, юбки, упакованные в пластиковые пакеты. Едва завидев нас, тетка заверещала: «Идите же сюда, купите шо-нибудь своей девочке, такая красавица, такая хорошая мама!» Мама спросила: «Ну и что вы собираетесь нам предложить?» Та воскликнула: «А вот кофту! Купите дочке эту прелесть, шоб она носила ее всю жизнь». Я с тоской подумала: «Зачем нужна кофта на всю жизнь?!» Но, разумеется, этот синтетический шедевр чудовищного розового цвета был куплен. Проносила я обновку неделю, до первой стирки, после чего кофта полиняла и пошла катышками.

— А влюбились вы впервые когда?

— В 17 лет. Страстно, пламенно, как положено по возрасту и эмоциональному статусу. Три года мы встречались, в 20 лет я вышла замуж и прожила в браке пять лет. У нас родился сын Дима. Очень беспокойный был мальчишка, ночами совсем не спал. Борясь со сном, я вывозила его в коляске на воздух — там он наконец успокаивался, засыпал, а я, качая ногой коляску, делала записи в блокноте. Так написалась повесть «Когда же пойдет снег?», которая тоже была опубликована в «Юности». Неожиданно она стала популярной — по ней сделали радиоинсценировку, поставили спектакль. И я превратилась в ташкентскую знаменитость.

— Муж нормально относился к вашему успеху или ревновал?

— А какой мужчина, особенно в молодости, с радостью воспримет успех жены? Мой муж не стал исключением. Но не только это послужило причиной нашего развода. Все-таки существует на свете такое понятие, как твоя половина — человек, который предназначен именно тебе. Вот второй мой муж на самом деле мне предназначен. А первый просто случайно от меня пострадал. Как от метеорита. Я врезалась в него и расшибла на много лет. Ушла я по-мужски, забрав с собой лишь сына и пишущую машинку. Позже на свои гонорары купила нам с Димкой крохотную однокомнатную кооперативную квартиру неподалеку от родителей.

— У вас творческий взлет, вы начинаете активно реализовываться как писатель, а дома — ребенок. Как совмещали?

— Повторяю, отец вбил в меня главное слово — «долг». Во всем. И конечно же, ребенок был моим главным долгом. Я жила на разрыв. Но во мне бурлило какое-то немыслимое количество энергии. Помню, зарабатывала в Узбекистане на жизнь переводом узбекских прозаиков. В частности, был такой Нурали Кабул — зять первого секретаря ЦК компартии республики Шарафа Рашидова. Он писал повести, мне давали подстрочник-перевод, а я делала из этого литературу. Получившийся результат публиковали в журнале «Юность», а потом переводили на разные языки с моего «перевода». Нурали говорил мне: «Динкя-хон, почему ничего не просишь? Что нужно тебе? Машина хочешь, квартира хочешь? Что тебе дать?» Подумав, я отвечала: «Нурали, а у тебя есть бумага для пишущей машинки?» Тогда и это было дефицитом. И он мне выдавал пачку бумаги… Время от времени Нурали устраивал «туй» («праздник». — Прим. «ТН») для каких-нибудь московских гостей. И меня приглашал само собой, как своего переводчика. Но вот этот вечный «долг, долг!» — папа считал, что я сама должна управляться с сыном и житейскими трудностями. Словом, немного посидев среди гостей, я поднималась и объясняла, что мне надо идти домой к сыну. Нурали говорил: «Я за что Динку уважаю — он хороший мать…»

— Как же при таком отцовском контроле вы изловчились снова выйти замуж?

— Снимался фильм по моей повести «Завтра как обычно». Никчемная получилась картина, но музыка в ней была прелестная. Написал ее замечательный композитор Шандор Каллош. Когда я приехала в Москву на озвучание, он сказал: «Диночка, я хочу познакомить вас с гениальным художником». К тому времени я уже пять лет была одна, хотя и в окружении толпы ухажеров, которые крутились вокруг меня с намерениями и надеждой. Но повторяю: я тяжелый человек и, главное, рабочая лошадь, а значит, вынести меня непросто. Шандор не был в курсе моей личной жизни, он лишь хотел, чтобы я посмотрела интересные картины и познакомилась с талантливым человеком. Моя реакция была из серии «спасибо, не надо» — с детства художниками сыта по горло. Но все же пошла. У Бориса Карафелова оказалась огромная мастерская во Дворце пионеров. Он там несколько дней в неделю преподавал. Все это я описала в повести «Камера наезжает!». Хотя во время знакомства с живописью Бориса я вежливо выказывала одобрительное отношение, картины его на меня не произвели ровным счетом никакого впечатления. Отец мой был художником совершенно иного направления, я выросла в реализме, как бы в вещественности, и все Борисовы краски, многоцветье, многослойность были мне непонятны, неблизки. Зато сам художник понравился. Невысокий, худощавый, с невероятными глазами — очень нежными, целомудренными и в то же время глубокими, проницательными. Да еще характер у него оказался мягкий, деликатный, абсолютно не давящий. Короче, как впоследствии выяснилось, Борис — единственный человек, которого я могу вынести рядом с собой долгое время. Тем не менее потеряла я голову не сразу, в отличие от него, немедленно начавшего добиваться взаимности. Все происходило очень бурно и очень серьезно: письма, поездки в Ташкент — свет не ближний… Он совершенно покорил меня своей восхитительной старомодностью.

— Родители проявили лояльность?

— Ну что вы, при всей огромной любви ко мне никакой лояльности не было никогда. «Зачем тебе выходить замуж? У тебя есть сын, есть творчество! Да и за кого — за художника?!» Они привыкли к тому, что дочь одна и все у нее вроде хорошо, так какого рожна ей еще нужно?! Но в 1984 году я уехала к Борису в Москву, а два года спустя у нас родилась Ева. К слову, регистрировались мы тайно. В Ташкенте. За большие деньги — для ускорения процесса. Сначала за 25 рублей купили справку, что я беременна, и еще 50 рублей заплатили за то, чтобы нас расписали послезавтрашним числом. На следующий день после того как штампы в паспортах были проставлены, ко мне зашел мамин брат, дядя Яша. Верный коммунист, человек крайне строгих правил. Образовался неожиданно: приехал к родителям, а это соседний дом, но там никого не оказалось, он и явился ко мне. Я в этот момент готовила на кухне обед, Борис был в ванной. Дядя Яша вошел в комнату и сел пить чай. Борис затаился. Довольно долго не решался появиться, наконец не выдержал — ну сколько можно сидеть взаперти? Вышел в спортивных брюках, в майке и тапочках. Дядя в оторопи. Немая сцена. «Дядь Яша, — говорю, — познакомься: это мой муж». Он поперхнулся, переспросил: «Кто, этот?!» — с такой интонацией, будто Борис был беглым каторжником. «Да, — говорю, — мы вчера расписались». — «На каком основании?!» — «Дядя Яш, ну как на каком? На основании женской потребности». Тогда он к Борису: «А вы чем же занимаетесь?» Боря признался, что художник. Дядя Яша посмотрел на меня уничижительно: «А что-нибудь более основательное ты не могла подобрать?» У меня смешная родня. Но потом все смирились с моим выбором и, кстати, очень полюбили Борю. (С улыбкой.) Хотя что им оставалось делать? А знаете, когда муж окончательно покорил меня? Вскоре после того как мы расписались, к нам пришла мама. Она как-то очень переживала, что оказалась не в центре происшествия. «А вы знаете, Борис, что Дина — тяжелый человек?» — спрашивает. Он сказал: «Знаю». «Она ведь, — говорит, — целый день может промолчать». — «Охотно верю», — отвечает мой муж. И я подумала: «Вот наконец человек, который проглотит меня со всеми моими примочками». И действительно мы с Борей можем слова не сказать друг другу за день. И никого это не раздражает.

— Дина, а почему вы решили эмигрировать?

— Было несколько причин. Одной из них, довольно весомой, стал тот факт, что меня постепенно перестали печатать. Очевидно потому, что я начала писать нечто более серьезное, чем романтические истории девочки из провинции. Например, повесть «На Верхней Масловке». Это сейчас она такая обласканная, экранизированная, переведенная на разные языки, по ней в западных университетах пишут дипломы-диссертации. А тогда в «Юность» ее не взяли. Герои — какие-то маргинальные люди, неудачники, старуха древняя… Где злободневные темы, где нерв нашего времени?! Я подумала, что в конце концов на «Юности» свет клином не сошелся, и пошла по другим журналам. Но и там мне давали от ворот поворот. Я писала какие-то выпадающие из социальной направленности вещи, героями моих повестей и рассказов были чудаки — странные люди с несоветскими судьбами, которые существовали сами по себе, отдельно от любых сообществ, партий. Мои персонажи не вписывались в действительность середины 1980-х, да и сама я не вписывалась… И еще одно: это было время, когда многие районы Москвы были обклеены антисемитскими воззваниями. Вот как раз наш район этим отличался. А я не могу жить в ситуации оскорбительной, невыносимой для моего самочувствия. Поняла, что не хочу, чтобы дети росли в этой неприязни… В Израиль мы уехали в конце 1990 года. Я перевезла туда всю семью. Мужа уговаривать не пришлось — тонко чувствуя мое состояние, он понимал, насколько для меня это важно. К тому же, видимо, мне давно хотелось, что называется, «поменять пастбище» — чисто писательское чувство исчерпанности окружающего пространства и тем. Однако тот глобальный переезд стал колоссальным испытанием.

Эмиграция — это ведь не просто перемена обстановки. И даже не стихийное бедствие. Это харакири, самоубийство. Особенно для писателя, пишущего на языке той страны, которую покинул. Уезжали мы навсегда. Без надежды на возвращение, без намерения вернуться. Оставив квартиру, хотя в те годы жилье уже можно было приватизировать и продавать — многие наши знакомые так и поступали. Но я не стала этого делать. Ушла из страны точно так, как уходила от первого мужа, — все оставила, только детей забрала. И вывезла, как это ни смешно, лишь одну вещь. Если не считать Бориных картин, красок-кистей — а брать можно было не больше 20 кг на человека, — я взяла любимый гжельский чайник, завернув его в подвернувшиеся тряпки. Это оказались две пары трусов — сына и мужа. (Усмехнувшись.) Вот с этими двумя парами трусов мы и начали новую жизнь.

— В тот период, кажется, как раз началась война в Персидском заливе…

— Да, мы угодили прямиком в войну — с сиренами воздушной тревоги, с противогазами. Я все это описала в повести «Во вратах твоих». За несколько недель до начала бомбежек нам разъяснили, как будет звучать сирена воздушной тревоги и что в этот момент следует делать. Но когда среди ночи впервые раздался леденящий душу вой, я решила, что настал день Страшного суда. Лежала неподвижно, тупо уставясь в потолок. Вывел из ступора Борис: «Что ты лежишь?! Надеваем противогазы и в комнату!» В Израиле в каждом доме есть загерметизированная комната со стальной дверью, стальными жалюзи на окнах — на случай химической и прочих атак. Самым трудным было натянуть противогаз на четырехлетнюю дочку. В эти моменты мы с Борисом и Димкой принимались вокруг Евы танцевать, будто происходит такой веселый спектакль. (Со вздохом.) Очень страшно, но назад пути не было. Оставалось просто жить дальше. Тяжелейшей проверкой на прочность оказалась сама жизнь. На страну обрушился миллион народа, работы не было, язык еще предстояло выучить. Все небольшие деньги, которые нам дали в виде подъемных, ушли на квартиру, на холодильник, на обогреватель… Больше брать было негде. И я принялась за то, чем занялись тогда большинство женщин, приехавших из Советского Союза, вне зависимости от образования, бывшего социального статуса и прочих советских регалий, — пошла мыть полы за 10 шекелей в час. Ведь самое страшное — это призрак твоих голодающих детей.

— Вы со шваброй в домах чужих людей?! Это же удар по самолюбию.

— Да, потрясение было. Просто теперь я знаю, что однажды уже умерла — в то время. Для меня, безусловно, это была смерть. Я точно знала: моя писательская земная жизнь закончилась. Вот только совладать со своим нутром, со словесной магмой, с образами, которые непроизвольно меня переполняли, я не смогла. Поймите, писала я с детства, всю жизнь, к тому времени была автором уже четырех книг, то есть совершенно сложившимся писателем, и писать — это был мой тик, наработанный годами бег руки.

— И одновременно мытье полов…

— Ну а что поделать? В конце концов я вполне выносливая баба… Но вскоре мне предложили место редактора в крошечной издательской фирме. Платили совсем маленькие деньги, но все-таки это был стабильный заработок. Получила положенный небольшой грант на издание книги — тираж, конечно, мизерный, но и то хлеб. Стала ездить по стране, выступать перед читателями — тоже какие-то копейки. Так потихонечку жизнь начала налаживаться. И наконец наступил замечательный период: стали хорошо продаваться Борины картины. Первую купили на аукционе в Ницце. Это были серьезные деньги, мы страшно оживились и… впервые с момента нашего приезда пошли с мужем в кафе.

— Как вы отнеслись к тому, что в Израиле всех, включая девочек, забирают в армию?

— Не «забирают» — у каждого человека есть возможность выбрать альтернативные виды службы. Они идут добровольно, потому что это необходимо. И тут ничего не попишешь. Конечно, когда военную форму надели мои дети, я, как и любая мать, переживала. Но в то же время и гордилась. Дело в том, что эта страна держится на плечах наших детей. Если бы не сильная армия, ее давно смяли бы. У нас просто нет другого выхода. Мои отслужили честно, как говорится, по гамбургскому счету. Особенно Ева — она прошла службу в очень серьезных, престижных войсках.

— Чем дети занимаются сейчас?

— Дима работает менеджером в крупной торговой фирме — заказывает продукцию, вечно ведет какие-то переговоры. Каждый год награждается грамотами. Ева первую университетскую степень получила по английской литературе и сейчас оканчивает вторую степень по археологии, готовится к защите диплома. Дальше планирует заняться диссертацией. Прекрасно рисует, пишет прозу и стихи, причем как на английском, так и на иврите. А еще у меня есть замечательная Карина Пастернак, которую считаю приемной дочерью. В начале нулевых я была руководителем культурных и общественных связей в московском отделении агентства «Сохнут», и Карина работала у меня в отделе. Она стала очень близким другом нашей семьи, и когда мы должны были возвратиться в Израиль, вдруг сказала: «Я хочу с вами». Я опешила: «Как?! А мама, бабушка?! Ты же у них единственная». Но она твердо стояла на своем. Пришлось обсуждать эту тему с ее мамой, которая теперь с удовольствием приезжает в Израиль навестить дочку. А Каринка сделала здесь замечательную карьеру, стала дизайнером сайта знаменитого музея памяти жертв Катастрофы еврейского народа «Яд Вашем». Разъезжает на своей машине, снимает квартиру неподалеку от нас. По пятницам все дети собираются на семейный ужин.

— А комфортно ли вам в статусе бабушки?

— Я бы сказала — ошеломительно. Внучка стала для меня огромным открытием. Мне так забавно и поучительно наблюдать за Шайли — так ее зовут. В переводе с иврита это означает «подарок мне». Сначала я оторопела от такого непривычного для русского слуха имени, надеялась, что все-таки ребенок будет зваться по-человечески. Но сейчас привыкла. И мне уже в имени слышится нечто танцевально-французистое…

— Дина, а вы перечитываете свои книги?

— Никогда. Хотя недавно пришлось обратиться к «Синдрому Петрушки», но только потому, что приятель попросил проконсультировать по поводу кукол. Я же, пока работала над романом, изучила тему досконально. Вот и была вынуждена вернуться к своему сочинению. Стала читать. И вспомнила чудную историю про Толстого, когда, наводя порядок, он вытащил из какой-то щели некий исписанный лист и… зачитался, а дочитав до конца, сказал: «Кто это писал? Хорошо написано!» Вот у меня было такое же чувство. Я даже Бориса позвала. Он спустился из мастерской: «Что случилось?!» А я говорю: «Борька, а знаешь, очень неплохая книга!» Вот я говорила о том, что не умею быть счастливой. Все верно, это так. И все же я знаю, что такое счастье. Когда книга закончена и нажатием компьютерной клавиши я отсылаю ее в издательство, в этот момент испытываю ни с чем не сравнимое, огромное счастье.

Семья: муж — Борис Карафелов, художник; сын — Дмитрий (37 лет), менеджер торговой фирмы; дочь — Ева (26 лет), археолог; внучка — Шайли (1 год)

Образование: окончила Ташкентскую консерваторию по классу фортепиано

Карьера: автор нескольких десятков сборников повестей, рассказов и семи романов: «На солнечной стороне улицы», «Синдром Петрушки» и др. Преподавала в Ташкентском институте культуры, возглавляла литобъединение при Союзе писателей Узбекистана, руководила отделом культурных программ Еврейского агентства «Сохнут»

Ее книги потрясают - замысловатыми хитросплетениями сюжета, удивительными судьбами героев, богатейшим, многоцветным языком, который, как дудка крысолова, завораживает и не позволяет оторваться от чтения, от первого слова и до финальной фразы…

За свою творческую жизнь Дина Рубина написала десятки книг - рассказов, повестей, больших романов. Многие из них были экранизированы, и, кстати,

Кадр из фильма «Любка», в главной роли - Елена Лядова (слева).

«Фильмы по своим книгам не смотрю»

- Дина Ильинична, Вы были причастны к выбору мест для съемки этого фильма?

Нет, я об этом даже не знала, хотя «Любку» снимал мой близким друг. Знаете, если писатель пишет сценарий - то это уже огромное его участие. Вот для фильма «Любка» я писала сценарий, и для фильма «На Верхней Масловке».

Поэтому эти две картины раздражают меня гораздо меньше, чем все остальные.

«На солнечной стороне улицы» я не досмотрела: минут через 20 ушла спальню и легла лицом в подушку. «Синдром Петрушки» снимал очень талантливая режиссер, в фильме играют мои любые актеры - Чулпан Хаматова и Евгений Миронов, но сам фильм не имеет к моему роману никакого отношения. А уж что касается выбора города для съемок - о чем вы говорите, если в «Синдроме Петрушки» нет Праги! Нет Львова, нет Израиля… А есть только Санкт-Петербург - я его очень люблю, но это не кукольный город. Единственный способ не говорить своего мнения об экранизации - не смотреть.

Благодаря Вашим книгам, в которых постоянно описываются какие-то красивые места по всему миру, кажется, что…

- …Что сидишь там по самую макушку? (смеется).

- Да! А есть такие места в мире, где Вы чувствуете, что Вас там как будто всегда ждали?

Вы знаете, что отличает благодарного путешественника от неблагодарного? Если я отправляюсь в какую-то поездку - я уже счастливый человек. Мне нравится любой отель, который я заказала, хоть сарай, и любое место, в которое я приезжаю! Как говорил ваш великий соотечественник Лев Толстой, «У меня нет всего, что я люблю. Но я люблю все, что у меня есть». Я люблю всё. И со мной всегда случаются чудеса. Недорогая гостинице в Амстердаме в нашем самом первом путешествии оказалась чудесным местом, с видом на центр города. И сам город - я влюбилась в него на всю жизнь.

Я могла бы сказать, что обожаю Венецию, но это так неоригинально. Все любят Венецию, за исключением двух моих подруг, которые говорят, что там воняют каналы.

Каналы действительно воняют, ну так не надо приезжать в августе - надо ехать в марте или ноябре. Вот это мой секрет.

Когда мы куда-то приезжаем, я всегда смотрю на людей, которые там живут. Беру кружечку пива или - в последнее время - чего-то более благодатного для здоровья, просто смотрю на толпу и пытаюсь понять, то это за страна, о чем говорят эти люди. Писатель везде подцепляет на свой крючок какие-то сценки, сюжеты, настроения. Такая рыбалка писателя.

«Писатель всегда бежит от реальности»

- Вы встречаете в реальной жизни людей, похожих на Ваших героев?

Несколько раз я постыдным образом бежала за мужиком, потому что это был Захар Кордовин из романа «Белая голубка Кордовы».

Один раз я увидела Леона Этингера (главный герой трилогии «Русская канарейка»), которого выпестовала, можно сказать, родила.

Да, иногда я встречаю их, но никогда не подхожу к человеку и не выясняю ничего о нем, потому что никогда нельзя путать жизнь с литературой. Литература - это параллельная реальность, которую создает человек со странным кровообращением, странной нервной системой и очень странной работой воображения. Помню, я придумывала героев с 5 лет. Когда я ходила на уроки музыки по берегу арыка в Ташкенте, я точно зала, что там живут арычные человечки. И я иногда пропускала уроки: садилась, ждала, придумывала.

Первые рассказы Дина Рубина опубликовала еще в школьном возрасте в журнале «Юность». И сразу прославилась: тираж журнала составлял
3 миллиона экземпляров.

Вы же понимаете, что это ненормально? Человек так не должен жить. Любой писатель - в известной степени сумасшедший. Это человек с неким анормальным восприятием действительности, он всегда хочет убежать от реальности. Когда я работаю, что желательно, чтобы мои домашние, которых я обожаю, меня не трогали. И когда мне в такой момент звонит дочь, то она для меня, может быть, даже менее реальна, чем герой, которого я сейчас везу на яхте, завернутым в ковер.

А люди-то читают!

Никогда. Книга закончена, отправлена в издательство, а за твоей спиной уже толпятся следующие идеи. И наоборот, надо как можно быстрее освободиться от той, законченной истории! Как можно быстрее! Помню, когда я уже писала «Русскую канарейку», мы с мужем приехали на съемочную площадку фильма по моему роману «Синдром Петрушки».

Фильм по роману «Синдром Петрушки» с Чулпан Хаматовой и Евгением Мироновым.

И понимаете, я тогда уже не очень твердо помнила подробностей книги. И когда мне сказали, что на роль Тедди взяли замечательного актера, я сказала: «А кто этот Тедди?» Съемочная группа вдруг замерла и внимательно на меня посмотрела.

Моя последняя страсть - аудиокниги, я сама их начитываю, и у меня хорошо получается. И вот, когда я уже работала над «Бабьим ветром», мой аудиопродюсер предложил начитать «Русскую канарейку». И я опять встретилась с этими героями, а они - близкие мне люди! Когда я читаю, у меня поднимается давление, я нервничаю: они же там ЖИВУТ! Они же выясняют отношения. Его же избивают, а она страдает. Она же беременна и вот-вот родит в этом чертовом Таиланде…

- Ваше музыкальное образование дает Вам как автору какие-то преимущества?

Конечно, слово и музыка очень связаны между собой. И я всегда знаю, в какой форме будет написано мое произведение - в форме сонаты или рондо. Потом, есть такая вещь, как гигиена чтения. Нам кажется, что мы читаем молча, про себя. На самом деле маленький язычок совершает в это время мельчайшие движения, поэтому мы устаем. И очень важно дать отдых, свободу читательскому горлу - дать воздуха, дать абзац. Это тоже музыка, такты, взмах дирижерской палочки…

- Вы однажды сказали, что сегодня люди ленятся читать…

Вы знаете, у меня вчера был обед с моими издателями в Москве, и мы начали говорить о том, что люди сегодня превратились в приставки к своим гаджетам. А тем не менее, продажи книг растут! Я была в совершенном восторге. Люди читают!

Русские женщины - необыкновенные

Ваши персонажи - женщины, которые родились и долго прожили в России. Сейчас, когда Вы живете за границей, видите отличия между ними и женщинами из других стран?

В последние годы у нас такое поветрие: израильские мужчины привозят себе русских и украинских жен. «Почему?» - спрашиваю у одного, и он говорит: «Ты понимаешь, вот моя сестра - она служила в армии, умеет обращаться с оружием, очень самостоятельная, ей ничего не нужно от мужчины. А эта - нежная! Я ей нужен, и я с ней могу в доме быть хозяином, оберегать ее». Израильская женщина совершенно другое существо - жизнь обязывает. А российская женщина - да, в ней есть какая-то тайна. Вот именно это желание описать женщину, отдать ей долг и натолкнуло меня на написание повести «Бабий ветер».

- Перед созданием этой повести Вам был знак, какое-то событие, которое подтолкнуло к написанию?

Много лет две мои подруги, русские, которые сейчас работают косметологами в США, писали мне письма. Описывали какие-то совершенно дикие, обескураживающие случаи. Собрался материал, яркий, неожиданный, но я понимала, что в России к нему отнесутся странно… И вдруг я встречаю женщину - парашютистку, пилота воздушного шара - и вижу противовес всей той дикости, всему этому тяжелому, стыдному, шокирующему. Я поняла: вот она, высота, поэзия, страсть! И всё сложилось.

Было еще одно чудо. Я уже знала, каким будет сюжет, какой - героиня, но у меня не было названия.

А это страшно, потому что название - как купол на крыше, под которым все совершается.

Оно обязательно должно отдаваться разными инструментами в разных частях романа. И вот, когда я описывала полет героини, увидела в интернете статью о названиях ветров. Оказывается, над озером Селигер летает женатый ветер, над Архангельском - мужичий. А на Камчатке есть ветерок, сухой, морозный, легкий, на котором хорошо сохнет белье. Когда начинает дуть этот ветер, женщины перестирывают в доме всё, и вся округа плывет под парусами. И всё - я поняла, что повесть поплыла под парусом бабьего ветра.

Иллюстрации к книгам Дины Рубиной создает ее муж, художник Борис Карафелов.

«Ужасно люблю говорить с таксистами»

- То есть своих героев Вы можете встретить среди самых обычных людей?

Я ищу в людях страсть и неординарность. Самый обычный сантехнику - у нас это называется инсталлятор - может прийти и устроить праздник. Инсталлятор - это обязательно восточный мужчина.

И у него обязательно падают штаны, полностью обнажается задница, но это его абсолютно не волнует: он садится и чинит.

Так вот, этот самый обычный инсталлятор может излучать радость жизни, юмор, артистизм, может рассказать какую-то невероятную историю...

Я обожаю живой человеческий голос. Всегда и везде ловлю монологи - в поезде, в автобусе, в самолете. Просто разговор человека. Ужасно люблю разговаривать с таксистами. Мои основные познания о жизни происходят как раз из бесед с таксистами.

- На Ваших творческих вечерах Вы читаете записки от зрителей. Какая особенно удивила?

Большинство записок - с благодарностями, они о читательской преданности. И вот в Нижнем Новгороде среди всей этой любви приходит записка:

Я подумала: кто он, этот читатель? Я бы много дала, чтобы просто посмотреть на него. Почему он пришел на эту встречу? Жена притащила? Что он пытался понять? Я сказала: «Дорогой мой, оставьте. Есть куча других замечательных писателей, у которых нет ни грамма ни воды, ни воздуха».

«Актёрка сдохла!»

На концерте Дина Рубина рассказывала истории из своей писательской жизни, байки о своем друге и соседе, поэте Игоре Губермане, читала короткие рассказы, много шутила и отвечала на записки от зрителей. А еще она начала свое выступление точно в заявленное время - минута в минуту. И на этот счет рассказала случай, который произошел на заре ее писательской карьеры:

Я выступаю с самого раннего возраста. После публикации моих первых рассказов мне предложили от какого-то бюро пропаганды писателей выступать перед школьниками. Взяла себе сразу три школы и читала семиклассникам поэзию Хлебникова. Мне казалось, им это необходимо. Я человек очень точный, никогда не опаздываю, и поэтому в эти три школы я мчалась с троллейбуса в метро, с метро на трамвай, везде успевала. Но однажды опоздала, и когда подходила к воротам школы, навстречу мне вывалила прыщавая толпа с радостными воплями: «Ура! Актёрка сдохла!»

С тех пор я тем более никогда не опаздываю.

После выступления Дина Рубина дала автографы всем желающим.

Что ответила писательница на записки туляков?

«Какая из Ваших книг Вам наиболее дорога?»

Конечно, та, над которой сейчас работаю. Нет такого понятия - главная или любимая книга. Это все равно, что вы спросите: кого я люблю больше - сына или дочь.

«Как поживает ваша собака? Рассказ о ней в сборнике «Окна» читали всей семьей с большим удовольствием».

У нас была первая собака, замечательная и любимая - Кондрат, который прожил с нами 17 с половиной лет. Когда его не стало, мы ужасно переживали и были сами не свои, пока у нас не появилась новая собака. Этот - абсолютно другого характера, чистый ангел, ему уже 6 лет, зовут Шерлок. Что в жизни может быть лучше собаки?..

«Были ли реальные прототипы у героев «Русской канарейки»?

Как вам сказать? Вообще-то нет. Но вообще-то да. Вы помните Гоголя: «Если бы нос Ивана Кузьмича приставить к щеке…». Это собирается из разных-разных образов - ласточки так лепят свои гнезда. Но бывают чудеса. Когда я начинаю работать над крупным произведением, особенно таким циклопическим, как «Русская канарейка» -

три тома! Я думала, что не выползу
из-под этого мавзолея.

Так вот, мне обязательно посылают знак из той, небесной канцелярии по моему ведомству. Например, в один прекрасный день я просыпаюсь и думаю: черт возьми, чудесная какая идея - сделать так, чтобы у человека, разводящего канареек, с потрясающим слухом, очарованного музыкой канареечного пения, - родилась глухая дочь. Я тут же рассказываю это несчастному человеку - моему мужу, который обязан выслушивать весь писательский бред по утрам.

Дина Рубина с мужем Борисом.

Он говорит: «Сильный ход. Но я боюсь, что это тупик. Что ты обычно в «Фейсбуке» пишешь: «Отзовитесь, парашютисты!» - и отзываются 75 человек. Ты же не может написать: «Глухие, отзовитесь!». Я говорю: «Да, это действительно тупиковая идея». Иду к компьютеру, включаю его - и получаю письмо от глухой женщины. Понимаете?..

«Вы никогда не говорите о вашем сыне. Он живет в Израиле?»

Ну конечно, все родные и даже друзья живут со мной. Мой сын уже очень взрослый господин, крупный менеджер крупной торговой сети. Ничего интересного.

Я бы вряд ли сделала сына героем произведения. Он такой, знаете, очень отдельный человек.

Писательница с детьми. Сейчас вся семья живет в Израиле.

«Мысли и мировоззрение героини повести «Бабий ветер» - соответствуют ли вашим?»

Писатель и его герой - это отнюдь не одно и то же. Кроме всего прочего, моя биография резко отличается от биографии моей героини. Да, это человек плюс-минус моего поколения. Да, возможно, в ситуациях, с которыми она сталкивается, я бы вела себя точно так же. Но сейчас уже трудно сказать: я погружена в другой материал и мало, честно говоря, думаю о книге «Бабий ветер».

«Как создаются ваши произведения?»

Это вопрос, по поводу которого я мечтаю написать книжку, которая будет называться «Как пишутся эти проклятые книги».

Это очень, очень долго. Это страшно.

Потому что ты просыпаешься в час-полвторого ночи и, чтобы не было страшно жить, в этот промежуток времени, идешь к компьютеру и там чего-то делаешь. И так далее…

Досье MYSLO

Дина Ильинична Рубина, писательница.

Родилась в 1953 году в Ташкенте.

Названа в честь актрисы Дины Дурбин - звезды Голливуда 40-х годов.

Получила музыкальное образование, окончила Ташкентскую консерваторию.

С 1990 года живет в Израиле.

У писательницы двое взрослых детей, есть внуки. Муж - художник Борис Карафелов, постоянный иллюстратор ее книг.

Избранные произведения: «Почерк Леонардо», «Синдром Петрушки», «Синдикат», «Белая голубка Кордовы», «Любка», «На Верхней Масловке», «Русская канарейка» и др.

Хобби: коллекционирует кукол.