Добровольческая армия к началу 1919 г. имела в своем составе: 5 дивизий пехоты , 4 пластунских бригады, 6 конных дивизий, 2 отд. кон. бригады, армейскую группу артиллерии, запасные, технические части и гарнизоны городов. Численность армии простиралась до 40 тыс. штыков и сабель, при 193 оруд., 621 пулем., 8 брон. автомоб., 7 бронепоезд, и 29 самолетах.
Главная масса войск сведена была в пять корпусов: I, II и III армейские, Крымско-Азовский и I конный (генералы Казанович, Май-Маевский, Ляхов, Боровский и барон Врангель), позднее, в феврале, был сформирован и II Куб. корпус ген. Улагая. В состав I и II корпусов в феврале вошли переданные донским атаманом части бывших Астраханской и Южной армий, на которые возлагалось столько надежд немцефильскими кругами и которые были тогда уже, к сожалению, в стадии полного развала.
В начале декабря 1918 г. Добровольческая действующая армия располагалась в четырех главных группах : 1. Кавказская группа (I, III, I кон., позднее II кон. корпуса с приданными частями) силами в 25 000 и 75 орудий располагалась между Манычем и Кавказскими предгорьями у Минеральных Вод. Она имела общей задачей – окончательное освобождение Северного Кавказа до Кавказского хребта, овладение западным берегом Каспийского моря и низовьев Волги, что давало возможность войти в связь с англичанами у Энзели и с уральцами у Гурьева и отрезать советскую Россию от бакинской и грозненской нефти.
2. Донецкий отряд (ген. Май-Маевского) силою в 2,5–3,5 тыс. и 13 оруд. в районе Юзовки прикрывал Донецкий каменноугольный район и Ростовское направление.
3. Крымский отряд ген. барона Боде (потом Боровского), первоначально только 1,5–2 тыс. и 5–10 оруд., прикрывал Перекоп и Крым, базы и стоянки Черноморского флота; он должен был служить кадром для формирования на месте Крымского корпуса.
4. Туапсинский отряд ген. Черепова (2-я дивиз. с приданными частями) силою в 3000 и 4 оруд. имел задачей прикрывать нашу главную базу – Новороссийск – со стороны Грузии.
Таким образом, всех действующих сил мы имели 32 34 тыс. и около 100 орудий, из которых на главном театре сосредоточено было 76%.
Против нас противник располагал следующими силами: 1. На Северо-Кавказском театре – XI и XII (формирующаяся) советские армии, насчитывавшие до 72 тыс. и около 100 орудий.
2. На Ростовском и Крымском направлениях в течение декабря действовали объединенные шайки «батьки» Махно силою в 5–6 тыс. и в низовьях Днепра – 2–3 тыс. передавшегося на сторону Советов петлюровского атамана Григорьева. Кроме того, вся северная Таврия была наводнена неорганизованными, «аполитичными» шайками, занимавшимися грабежом и разбоями. Только с конца декабря, после овладения Харьковом, большевики направили через Лозовую на юго-восток, против Май-Маевского, и на юг, в направлении Александровска, первые регулярные дивизии из группы Кожевникова.
3. На Сочинском направлении стояло, эшелонируясь от Лазаревки до Сухуми, три-четыре тысячи грузинских войск, под началом ген. Кониева.
Всего, следовательно, на фронтах Добровольческой армии в соприкосновении с нами советских войск было около 80 тыс. и грузин 3–4 тыс.
Когда 26 декабря 1918 г. состоялось объединение Добровольческой и Донской армий, и театр войны расширился новыми обширными территориями, явилась необходимость выделения Добровольческой армии и создания при мне объединяющего штабного органа. Я принял звание «главнокомандующего вооруженными силами на Юге России», прежний армейский штаб стал штабом главнокомандующего, а для Добровольческой армии приступлено было к формированию нового штаба.
Предстоял весьма важный вопрос о назначении командующего Добровольческой армии. Я считал наиболее достойным кандидатом на этот пост – по широте военного кругозора и по личной доблести – участника Добровольческого движения с первых же шагов его генерала Романовского. Однажды, после очередного доклада, я предложил ему на выбор – армию или штаб главнокомандующего. Не скрыл, что его уход будет тяжел для меня: нет подходящего заместителя, придется назначить случайного человека, и я останусь в своей большой работе и в своих переживаниях одиноким. С другой стороны (перед глазами у нас был пример незабвенного Маркова), я не сомневался, что и Романовский, став в строй, выйдет из удушливой атмосферы политики, быстро приобретет признание войск, развернет свои боевые способности и покроет славой себя и армию. Иван Павлович думал день и на другое утро сказал, что останется со мной... Принес в жертву нашей дружбе свое будущее.
Непроницаемым покровом завешены от глаз наших пути Господни. Кто знает, как сложилась бы тогда судьба армии и Романовского... Вынесла ли бы его на гребень волны или похоронила в пучине... Мы знаем только одно: это решение стоило ему впоследствии жизни.
Обсудив вместе с начальником штаба вопрос о командующем, остановились на ген. бароне Врангеле. Он был моложе других корпусных командиров и только недавно вступил в ряды Добровольческой армии – это должно было вызвать обиды. Но в последних славных боях на Урупе, Кубани, под Ставрополем он проявил большую энергию, порыв и искусство маневра. Назначение барона Врангеля состоялось . Один из достойных корпусных командиров, первопоходник, ген. Казанович благодаря этому ушел в отставку , другие поворчали, но подчинились. Начальником штаба армии стал ген. Юзефович.
Ввиду последующего развертывания Крымско-Азовского корпуса в армию, войска, подчиненные ген. Врангелю, получили наименование Кавказской добровольческой армии. С 27 декабря по 10 января, чтобы дать закончить ген. Врангелю операцию I кон. корпуса на путях от Петровского до линии Святой Крест – Минеральные Воды, армией временно командовал ген. Романовский.
1 января 1919 г. я отдал приказ : «Четырнадцать месяцев тяжкой борьбы. Четырнадцать месяцев высокого подвига Добровольческой армии. Начав борьбу одиноко – тогда, когда рушилась государственность и все кругом бессильное, безвольное спряталось и опустило руки, горсть смелых людей бросила вызов разрушителям родной земли. С тех пор льется кровь, гибнут вожди и рядовые Добровольцы, усеяв своими могилами поля Ставрополя, Дона и Кубани.
Но сквозь ужасы войны, сквозь злобу и недоверие ничему не научившихся тайных врагов своих, Армия принесла чистой и незапятнанной идею Единой Великодержавной России. Подвиги Армии безмерны. И я, деливший с нею долгие, тяжкие дни и горе и радость, горжусь тем, что стоял во главе ее.
Я не имею возможности теперь непосредственно руководить Добровольческой армией, но до конца дней моих она останется родной и близкой моему сердцу. Сердечно благодарю всех моих дорогих соратников, чьими беспримерными подвигами живет и крепнет надежда на спасение России».
Название «добровольческих» – армии сохраняли уже только по традиции. Ибо к правильной мобилизации было приступлено в кубанских казачьих частях с весны, а в регулярных – со 2 августа 1918 года. Три последовательных мобилизации этого года подняли на Северном Кавказе десять возрастных классов (призывн. возр. 1910–1920 гг.), в Приазовском крае – пока два (1917, 1918 и частью 1915, 1916 гг.), в Крыму один (1918 г.). Ввиду того что революция повсеместно разгромила органы учета, установить точно процент уклонившихся штаб мой не мог. По приблизительным его подсчетам, цифра эта для Северного Кавказа определялась в 20–30%. Мобилизованные поступали в запасные части, где подвергались краткому обучению, или – в силу самоуправства войсковых частей – в большом числе непосредственно в их ряды. Число прошедших через армейский приемник в 1918 г. определялось в 33 тыс. человек. К концу 1918 г. был использован широко другой источник пополнения – пленные красноармейцы, уже многими тысячами начавшие поступать в армию обоими этими путями.
Весь этот новый элемент, вливавшийся в Добровольческие кадры, давал им и силу, и слабость. Увеличивались ряды, но тускнел облик и расслаивались монолитные ряды старого Добровольчества. Лихорадочно быстрый темп событий среди непрекращавшегося пожара общей гражданской войны, если и допускал поверхностное обучение, то исключал возможность воспитания. Масса мобилизованных во время пребывания в тылу, в мирной обстановке запасных батальонов, была совершенно пассивной и послушной. За вторую половину 1918 г. из запасных батальонов дезертировало около 5%. Но, выйдя на фронт, они попадали в крайне сложную психологически обстановку: сражаясь в рядах Добровольцев, они имели против себя своих односельчан, отцов и братьев, взятых также по мобилизации Красной армией; боевое счастье менялось, их села переходили из рук в руки, меняя вместе с властью свое настроение. И дезертирство на фронте значительно увеличивалось. Тем не менее основные Добровольческие части умели переплавить весь разнородный элемент в горниле своих боевых традиций, и, по общему отзыву начальников, мобилизованные солдаты вне своих губерний в большинстве дрались доблестно.
Что касается кубанского казачества, оно несло тяготы значительно большие: выставляло десять возрастных классов в состав действующей армии и во время борьбы на территории Кубани почти поголовно становилось в ряды в качестве гарнизонов станиц и отдельных, партизанского типа, отрядов. Природные конники – кубанцы неохотно шли в пластунские батальоны; пехота их была поэтому слаба и малочисленна, но конные дивизии по-прежнему составляли всю массу Добровольческой конницы, оказывая неоценимые услуги армии.
В отношении старых Добровольцев мы были связаны еще формально четырехмесячным «контрактом». Первый период для главной массы кончился в мае, второй в сентябре, третий кончался в декабре. Еще в августе я хотел покончить с этим пережитком первых дней Добровольчества, но начальники дали заключение, что психологически это преждевременно... Мне кажется, что и тогда уже они ошибались. 25 октября я отдал приказ о призыве в ряды всех офицеров до 40 лет, предоставив тем из них, кто освобождался из армии, или покинуть территорию ее в семидневный срок, или подвергнуться вновь обязательному уже призыву... А через полтора месяца состоялся приказ об отмене четырехмесячных сроков службы, которая стала окончательно общеобязательной. К чести нашего Добровольческого офицерства надо сказать, что приказы эти не только не встретили какого-либо протеста, но даже не привлекли к себе в армии внимания – так твердо сложилось убеждение в необходимости и обязательности службы.
Итак, с конца 1918 г. институт добровольчества окончательно уходил в область истории, и добровольческие армии Юга становятся народными, поскольку интеллектуальное преобладание казачьего и служилого офицерского элемента не наложило на них внешне классового отпечатка.
С января 1919 г. в штабе учрежден был отдел, ведавший формированиями. Войска специальных родов оружия организовывались обыкновенно в тылу и уже готовыми поступали на фронт; также было и с кубанскими полками, которые комплектовались территориально в своих округах. С формированием пехоты дело обстояло иначе: необыкновенно трудно было поставить материальную часть полков средствами нашего немощного армейского интендантства, и штаб мирился с формированиями на фронте, где заинтересованные непосредственно в своем усилении начальники находили возможность, с грехом пополам, обуть, одеть, вооружить и снарядить новые части.
Но бои кипели непрерывно, фронт, ввиду большого неравенства сил, всегда нуждался в подкреплениях, резервов в тылу не было, и новые части бросались в бой задолго до своей готовности. Противник не давал нам времени на организацию. У нас не было такой предохранительной завесы, которую для Украины представлял немецкий кордон, для Сибири – фронт Народной армии, для Грузии – Добровольческая армия. Добровольческие части формировались, вооружались, учились, воспитывались, таяли и вновь пополнялись под огнем, в непрестанных боях. Тем не менее войсковые части, рожденные и воспитанные на фронте при такой обстановке, иногда за счет ослабления кадровых полков, являлись более боеспособными, чем тыловые формирования.
Другим крупным злом в организации армии было стихийное стремление к формированиям – под лозунгом «возрождения исторических частей Российской армии». «Ячейки» старых полков, в особенности в кавалерии, возникали, обособлялись, стремились к отделению, обращая боевую единицу – полк – в мозаичный коллектив десятков старых полков, ослабляя ряды, единство и силу его. Такие формирования возникали и в тылу, существовали негласно по целым месяцам, добывая частные средства или пользуясь попустительством властей разных рангов, ослабляя фронт и превращая иной раз идейный лозунг «под родные штандарты» – в прикрытие шкурничества.
Также велико было стремление начальников к формированию частей «особого назначения». Таковы, например, «Летучий отряд особого назначения Кавказской добровольческой армии» (у ген. Врангеля) во главе с ротмистром Барановым, имевший довольно темное назначение – борьбы с крамолой... «Волчьи сотни» ген. Шкуро – его личная гвардия, постепенно терявшая боевое значение, обремененная добычей... «Карательные отряды», формировавшиеся ставропольским военным губернатором ген. Глазенапом, превратившиеся в лейб-охрану богатых местных овцеводов, и т. д. ...
Со всеми этими бытовыми явлениями мы боролись, но, очевидно, недостаточно сурово, так как, меняя внешние формы, они продолжали существовать.
На Севастопольском рейде ко времени прихода союзников находились остатки нашего Черноморского флота, уцелевшие после новороссийской катастрофы . Среди них линейный корабль (дредноут) «Воля» , крейсер «Кагул», более десяткаминоносцев, несколько подводных лодок, старые линейные корабли и много мелкихсудов вспомогательного назначения. Большинство боевых судов требовало капитального ремонта.
Как я уже говорил, с приходом в Севастополь союзники подняли на наших судах свои флаги и заняли их своими командами. Только на «Кагуле», трех находившихся в ремонте миноносцах и на старых линейных кораблях оставались еще русские флаги.
Необходимо было кому-нибудь взять на себя охрану андреевского флага и беспризорного русского достояния. Центрами притяжения были только Украинская держава и Добровольческая армия. Первая обосновывала свое право на русское наследство «историческими границами Великой Украины», включавшими весь северный черноморский берег, и обещанием германцев передать Украине к ноябрю весь Черноморский флот. Вторая выступала как общерусский военный центр Юга. Основания Украины к тому времени были настолько одиозны в глазах русской общественности и морского офицерства, что вопрос о подчинении флота был предрешен и не потребовал ни малейшей борьбы.
Вся трудность заключалась в выборе лица, которое могло бы возглавить флот и успешно повести дело его возрождения. Я совершенно не имел никаких знакомств в морских кругах и вынужден был руководствоваться мнением моряков, находившихся в сношениях со ставкой. Получалась картина полного безлюдия. Мне называли только два имени: один – контр-адмирал князь Черкасский, который оставался где-то в советской России и которого нам так и не удалось разыскать; другой – вице-адмирал Саблин; деятельность последнего в качестве командующего советским флотом перед новороссийской катастрофой требовала еще выяснения, и сам он жил тогда за границей. Пришлось остановиться на адмирале Канине, который пользовался известной популярностью в морской среде и авторитетом в морских вопросах, но не отличался качеством боевого вождя...
13 ноября я отдал приказ о назначении адм. Канина и.д. командующего Черноморским флотом. Канин, под влиянием «украинских» адмиралов Покровского, Клочковского и др., некоторое время колебался, потом вступил в должность, и присоединение Черноморского флота к Добровольческой армии совершилось автоматически и безболезненно. Присоединение номинальное, так как был командный состав, но не было в его распоряжении боевых судов. Началась длительная, нелепая и глубоко обидная борьба с союзным морским командованием за право существования русского флота.
Только в начале января старший в то время французский адмирал Амет предложил Канину укомплектовать два находившихся еще в ремонте миноносца; в то же время союзным командованием дано было разрешение подготовить крейсер «Кагул» для отправки в Новороссийск с целью... поднятия затопленного парохода «Эльборус».
А между тем, вскоре по побережью Черного и Азовского морей начались бои, и помощь флота стала необходимой. Снова, как в первые дни Добровольчества – в дни деревянных бронепоездов и краденых пушек, офицерская молодежь снаряжала старые пароходы и баржи, с тихим ходом и неправильным механизмом, вооружала их орудиями и ходила вдоль берегов, вступая в бой с большевиками, рискуя ежечасно стать жертвой стихии или попасть в руки врага. А боевые суда наши в это время томились в плену у союзников...
Между тем, штаты морских учреждений росли непомерно, собравшееся в большом числе в Севастополе морское офицерство томилось бездельем, а боевая готовность даже ничтожного числа судов, которое было предоставлено нам, подвигалась плохо. В марте приехал Саблин и сменил Канина. Саблину пришлось уже попасть в волну первой эвакуации Крыма и быть свидетелем тяжелой картины, как союзники, при общем паническом настроении, топили лучшие наши подводные лодки, взрывали цилиндры машин на оставляемых в Севастополе судах, топили и увозили запасы. Было невыразимо больно видеть, как рос синодик остатков русского флота, избегнувших гибели от рук немцев, большевиков и матросской опричнины...
«Кагул» , подводную лодку «Тюлень» и еще 5 миноносцев и 2 подводных лодки на буксирах удалось с огромным трудом вывезти в Новороссийск, где приступлено было к ремонту, вооружению и укомплектованию их. Наши решительные протесты, возмущение, с которым русская общественность отнеслась к факту бездеятельности войск и флота союзников в трагических одесских и крымских событиях, а может быть, и возросшее доверие к силам Юга, заставили союзников прекратить противодействие: летом 1919 г. во время операции по вторичному овладению Крымом и Новороссией, в составе флота числились уже 1 крейсер, 5 миноносцев, 4 подводных лодки и десятка два вооруженных пароходов, лодок и барж. К осени союзники возвратили нам все остальные захваченные суда, в том числе дредноут «Воля», получивший наименование «Генерал Алексеев».
Снабжение армий находилось в руках главного начальника снабжений , непосредственно подчиненного начальнику военного управления . Главным источником снабжения до февраля 1919 г. были захватываемые нами большевицкие запасы. При этом войска, не доверяя реквизиционным комиссиям, старались использовать захваченное для своих нужд без плана и системы. Часть запасов получалась с бывшего Румынского фронта. Все это было случайно и крайне недостаточно. В ноябре, к приходу союзников, официальный отчет штаба рисовал такую картину нашего снабжения:
Недостаток ружейных патронов принимал не раз катастрофические размеры. «Бывали периоды, когда на всю Армию оставалось несколько десятков тысяч патронов, и, если пулемет в начале боя имел 2–3 ленты, то это считалось очень и очень благополучным»... Такое же положение было с артиллерийскими патронами: «К 1 ноября весь запас армейского склада состоял из 7200 легких, 1520 горных, 2770 гаубичных и 220 тяжелых снарядов. Обмундирование одни обноски»... Санитарное снабжение... «можно считать несуществующим. Нет медикаментов, нет перевязочных средств, нет белья. Имеются только врачи, которые бессильны бороться с болезнями. Индивидуальных пакетов не имеется вовсе. Часто бывают случаи, когда полное отсутствие перевязочных материалов заставляло применять грязное белье самих же раненых»... Грозность нашего положения была тем больше, что к весне, благодаря непрерывным кровопролитным боям и эпидемиям, число раненых и больных в лечебных заведениях армий доходило до 25 тысяч.
С начала 1919 г., после ухода немцев из Закавказья, нам удалось получить несколько транспортов артиллерийских и инженерных грузов из складов Батума, Карса, Трапезунда. А с февраля начался подвоз английского снабжения. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы испытывали редко . Санитарная часть улучшилась. Обмундирование же и снаряжение, хотя и поступало в размерах больших, но далеко не удовлетворявших потребности фронтов . Оно, кроме того, понемногу расхищалось на базе, невзирая на установление смертной казни «за кражу предметов «пленного вооружения и обмундирования». Таяло в пути и, поступив, наконец, на фронт, пропадало во множестве, уносимое больными, ранеными, пленными, дезертирами...
Замечательно, что всякого рода хищения военного имущества и распродажа его на сторону встречали в обществе безразличное, часто покровительственное отношение. Рынок имеет свои законы: предельное сжатие его вызывает противодействие, чуждое моральных побуждений. Обмундирование, поступавшее на Дон, после раздачи казакам, отправлялось обыкновенно в станицы и пряталось на дно все еще не опустошенных казачьих скрынь.
Собственным попечением наши органы снабжения заготовляли совершенно ничтожную часть потребности. Причин много. Были и общие, вытекавшие из финансовых затруднений армии, недостаточного развития в промышленном отношении Северного Кавказа, общего развала торговли и промышленности; были и частные – шаблоны нормальной войны и нормального полевого положения, отсутствие у нас системы и творчества, властно требуемых обстановкой, совершенно иной и исключительной; наконец – всеобщая деморализация нравов.
Один из видных армейских интендантов по поводу гонения, воздвигаемого обществом и печатью на интендантство, писал в то время: «Промышленность разрушена; сырья в армии нет, технических и транспортных средств почти нет; опытных специалистов мало, конъюнктура рынка, не регулируемая никакими финансово-промышленными органами, своевольно стремится в беспредельную высь. Тыл, органы снабжения должны напрячь все свои творческие, административные и изобретательные способности, чтобы при таких условиях дать армии хотя бы малое, необходимое. Условия работы неизмеримо труднее, чем во время австро-германской войны, и требуют исключительных специальных знаний, опыта и энергии.
Между тем, вместо компетентных работников, специалистов, школой и 6оль-шим опытом подготовленных к работе снабжения армии, хорошо знакомых с организацией снабжения, промышленным миром и рынком, дело снабжения находится в руках исключительно офицеров Генерального штаба, незнакомых ни с рынком, ни с торгово-промышленным миром, ни с политической экономией, ни с квалификации ей товаров и продуктов.
Законы, нормы отстали от жизни, а новых еще не создано. Каждый активный исполнитель-заготовитель вынужден на свой риск и страх во много раз превышать те права, которые даны ему законом. События совершаются с невероятной быстротой, и жизнь не терпит промедления. Чтобы не отставать от жизни, приходится отбрасывать в сторону всякие бумажные нормы и преступать всякие законы, для чего нужны компетентные, честные исполнители, свобода действий и полное доверие».
«Честные исполнители, полное доверие», конечно, это – первооснова успеха работы. Но где их взять! Когда на Дону, на Кубани, не переставая, одна за другой выплывали на свет панамы... Когда несколько месяцев главное интендантство вооруженных сил находилось под воздействием назначенной мною сенаторской ревизии Таганцева... Ревизия добросовестно искала «виновных», привлекала к ответственности крупных и мелких нарушителей закона, но не умела найти грехи системы, не умела и не могла изменить общих условий, питавших преступность.
От общественности, так дружно отозвавшейся на нужды армии в 1916 г., мы, в этом отношении, помощи видели мало: военно-промышленный комитет, земгор, красный крест были разрушены и только начинали проявлять свою деятельность. От «демократии»? Один из органов Шрейдера «Родная Земля», описывая вопиющие нужды армии, говорил: «Нуждалась ли бы армия в чем-нибудь, если бы была окружена горячей и любовной заботливостью русской демократии? Конечно, нет: русский народ умеет самоотверженно отдавать последнюю свою рубаху, последний свой кусок хлеба тому, кому он верит, в ком он видит борца за светлое и правое народное дело. Очевидно, есть что-то в атмосфере, окружающей Добровольческую армию, что расхолаживает нашу демократию...» . Русский народ и демократия господина Шрейдера – это далеко не одно и то же. Народ отверг эту «демократию» на Волге, на Востоке, на Юге, по всей России. Но он не усыновил также в родительской любви своей ни красной, ни белой армии: не нес им в жертву добровольно ни достатка своего, ни жизни.
Пресловутый частный торговый аппарат претерпел, очевидно, с революцией серьезное перерождение: я не помню крупных сделок наших органов снабжения с солидными торговыми фирмами, но зато в памяти моей запечатлелись ярко типы спекулянтов-хищников, развращавших администрацию, обиравших население и казну и наживавших миллионы: М. – на Кубани, Ч. – на Дону и в Крыму, Т. Ш. – в Черноморье и проч., и проч. Но все это были партизаны, рожденные безвременьем и чуждые традиций промышленного класса.
Крупная торгово-промышленная знать появилась на территории Армии, главным образом, после падения Одессы и Харькова в начале 1919 года. Многие лица из ее рядов успели вынести с пожарища русской храмины часть своих достатков, сохранили еще кредит, а главное – организационный опыт в широком государственном масштабе. Мы ожидали от них помощи, и прежде всего в отношении армий. Эта помощь была предложена действительно, но в такой своеобразной форме, что на ней стоит остановиться...
14 сентября 1919 г. между Донским правительством в лице начальника отдела торговли и промышленности Бондырева и «Товариществом Мопит» был заключен договор на поставку Донской армии и населению заграничной мануфактуры. «Мопит» являлся комиссионером казны, взяв на себя «при всемерном содействии войска Донского» на территории Дона и, без ведома командования, на территории Добровольческой армии (§ 2) – скупку сырья, отправление и продажу его за границей, покупку там и доставку на Дон мануфактуры. Основной капитал для оборота, в общем до миллиарда рублей, должен был выдаваться донской казной по частям авансом; все решительно расходы, как-то: провоз, хранение, пошлины и т. п., ложились на казну. «Мопит» за услугу Донской армии брал себе в качестве «организационных расходов» и предпринимательской прибыли за покупку сырья 19% и за операцию с мануфактурой 18%. Весь договор был полон неясностей и недомолвок, позволявших при желании значительно расширять размеры прибыли. Но самое странное было то, что статьи договора ставили выполнение его в зависимость от доброй воли «Мопита», предоставляли ему возможность воспользоваться самому всеми выгодами реализации драгоценного и купленного сравнительно за бесценок донского сырья.
Статья 9-я гласила: «Если полученные товариществом авансы не будут по вывозе сырья за границу и его реализации покрыты поставками товаров или вырученной от продажи сырья валюты в обусловленный срок, то Товарищество обязуется возвратить войску полученные авансы, с начислением процентов со дня просрочки в размере взимаемых Государственным банком по учету векселей»... И только.
С договором этим я ознакомился из газет. Я не имел права вмешиваться во внутренние дела суверенного Дона, но, так как весь экспорт регулировался Особым совещанием и выполнение поставок на Донскую армию договором обеспечено не было, я приказал выдачу Товариществу разрешения на вывоз сырья и хлеба за границу прекратить. Особая комиссия рассмотрела затем договор и, после разъяснения его статей учредителями и видоизменения, Особое совещание сочло возможным допустить деятельность «Мопита».
А. В. Кривошеин, объясняя свое участие в «Мопиге», жаловался мне на «газетные инсинуации» и утверждал, что учредители его преследовали цели исключительно государственные, а лично он «с содержанием злополучного договора познакомился впервые, когда начался уже газетный поход». «Учредители Мопита, – писал он, – обширная группа издавна пользующихся уважением и всероссийской известностью москвичей обратилась ко мне с предложением избрать меня председателем совета, придавая этому политическое значение как лишней возможности объединить их на общей платформе сейчас и особенно ввиду предстоявшего прихода в Москву. Мысль – основать здесь крупное московское дело и, таким образом, теснее сплотить черноземный юг с промышленной Москвой – казалась правильной и своевременной»...
Но общество, взволнованное этим делом, видело в нем только коммерцию, а не политику. Часть прессы чрезвычайно резко ополчилась против «мопитян», которых вины наиболее умеренный в своих заключениях «Приазовский Край» определял такими словами: «...В договоре нет элементов заведомого обмана или заведомого введения в невыгодную сделку... Тяжелая сторона ее заключается в том, что и именитые москвичи также являются одними из многих, наживающихся на армии, на гражданской войне»...
Как бы то ни было, и печать, и общество, и армия постепенно пришли к одинаковому заключению. Нет больше Мининых! И армия дралась в условиях тяжелых и роптала только тогда, когда враг одолевал и приходилось отступать.
Казна наша пустовала по-прежнему, и содержание Добровольцев поэтому было положительно нищенским. Установленное еще в феврале 1918 г., оно составляло в месяц для солдат (мобилизованных) 30 руб., для офицеров от прапорщика до главнокомандующего в пределах от 270 до 1000 руб. Для того чтобы представить себе реальную ценность этих цифр, нужно принять во внимание, что прожиточный минимум для рабочего в ноябре 1918 г. был определен советом екатеринодарских профессиональных союзов в 660–780 рублей.
Дважды потом, в конце 1918 и в конце 1919 г., путем крайнего напряжения, шкала основного офицерского содержания подымалась, соответственно, на 450– 3000 руб. и 700–5000 руб., никогда не достигая соответствия с быстро растущей дороговизной жизни. Каждый раз, когда отдавался приказ об увеличении содержания,на другой же день рынок отвечал таким повышением цен, которое поглощало все прибавки.
Одинокий офицер и солдат на фронте ели из общего котла и, хоть плохо, но были одеты. Все же офицерские семьи и большая нефронтовая часть офицерства штабов и учреждений бедствовали. Рядом приказов устанавливались прибавки на семью и дороговизну, но все это были лишь паллиативы. Единственным радикальным средством помочь семьям и тем поднять моральное состояние их глав на фронте, был бы переход на натуральное довольствие. Но то, что могла сделать советская власть большевицкими приемами социализации, продразверстки и повальных реквизиций, было для нас невозможно, тем более, в областях автономных.
Только в мае 1919 г. удалось провести пенсионное обеспечение чинов военного ведомства и семейств умерших и убитых офицеров и солдат. До этого выдавалось лишь ничтожное единовременное пособие в 1,5 тыс. рублей... От союзников, вопреки установившемуся мнению, мы не получили ни копейки.
Богатая Кубань и владевший печатным станком Дон были в несколько лучших условиях. «По политическим соображениям», без сношения с главным командованием, они устанавливали содержание своих военнослужащих всегда по нормам выше наших, вызывая тем неудовольствие в Добровольцах. Тем более, что Донцы и Кубанцы были у себя дома, связанные с ним тысячью нитей – кровно, морально, материально, хозяйственно. Российские же Добровольцы, покидая пределы советской досягаемости, в большинстве становились бездомными и нищими.
Кроме гарнизонов городов, запасных, учебных и формирующихся частей, составлявших в общем еще 13–14 тысяч.
История русской Добровольческой армии, больше известной как Белая, – это история воинского позора одних и воинской славы других людей.
Почему позора? Современники и участники событий практически единодушно признают, что в городах, где изначально формировалась офицерская Добровольческая армия (Ростов, Новочеркасск, Таганрог) находились в ту пору десятки тысяч боевых офицеров царской армии, а численность Доброармии ко времени ее ухода с Дона составляла 3,5 тысячи штыков и сабель. Причем нельзя сказать, что всё это сплошь были офицеры – немало (свыше 1000 человек) было юнкеров, студентов, даже мальчишек-кадетов и гимназистов… Доходило до абсурда: по множеству свидетельств, первые добровольцы, включая руководство, в свободное от службы времени ходили в штатском платье (чтобы не дразнить «левую общественность» на Дону), а кадровые офицеры, проходившие, не повернув головы, мимо вербовочных пунктов Доброармии, щеголяли, как положено, в воинской форме с золотыми погонами! Надо отметить, что в Области Войска Донского, не подчинявшейся большевикам, официально действовали воинские учреждения старой армии (не говоря уже о структурах казачьего войска), тыловые, хозяйственные, мобилизационные и т. д., обладавшие денежными средствами. Но никакого участия в организации вооруженного отпора большевикам они не принимали.
Кто тут больше виноват: уклонявшиеся офицеры или руководство Доброармии, избравшее «демократический», контрактный путь вербовки, сказать сейчас уже трудно. Организаторы Доброармии генералы Алексеев и Корнилов не без оснований слыли в старой армии «керенщиками», «февралистами», и особого желания воевать под их руководством за «единую и неделимую Россию» большинство офицеров не испытывало. Они размышляли примерно так: «Ага, вы заварили эту кашу, а нам теперь предлагаете её расхлёбывать! Нет уж, вы, когда свергали царя-батюшку, нашего согласия не спрашивали, поэтому расхлёбывайте сами».
Можно сказать, что Добровольческая армия, как и Красная, была порождением революции. Конечно, в отличие от Красной Армии, формой, символикой, патриотическими лозунгами, лояльностью к Православию она вызывала у многих людей ассоциации со старой Россией. Тем не менее, её едва ли можно назвать контрреволюционной силой в классическом понимании. В сущности, гражданская война в России была войной Февральской и Октябрьской революций. Войны между революцией и монархической контрреволюцией фактически не было. Однако, парадокс: те офицеры, что всё-таки пошли в Доброармию, в массе своей были монархистами. Но открыто высказывать свои взгляды им… не разрешали. Были случаи, когда членов монархических организаций в Белой армии контрразведка даже расстреливала (по приказу небезызвестного генерала Слащева).
К февралю 1918 года в Донской области сложилась драматическая ситуация, близкая к фарсовой. Казачьи части, не слушая уговоров атамана Каледина, в массовом порядке стали отбывать в свои станицы. Против многотысячной массы красногвардейцев, наседавших с севера, сражались на станциях и железнодорожных узлах (война тогда шла преимущественно по линиям железных дорог) только сотни плохо вооруженных и еще хуже одетых добровольцев. А бульвары, кафе, увеселительные заведения Ростова, Новочеркасска, Таганрога по-прежнему были заполнены тысячами праздношатающихся офицеров! Необстрелянные мальчишки, юнкера и кадеты, защищали повидавших виды фронтовиков, не желавших больше ни с кем сражаться!
Но тут же открывается и другая страница – страница русской воинской славы. Не будучи в состоянии оборонять значительную Донскую область без поддержки казачьих частей, генералы Алексеев и Корнилов принимают решение идти походом на Кубань. Трудно сказать, наступление это было или, напротив, отступление. Большевики были везде – спереди и сзади. Продвигаться приходилось, ведя непрерывные бои с превосходящими силами красных. Горстка добровольцев форсировала быстрые незамерзающие реки, с яростью брала станицу за станицей, пополнялась казаками-кубанцами (пока немногочисленными). Впоследствии этот легендарный поход назовут Ледяным.
Окрыленный успехами, генерал Корнилов решил с ходу взять штурмом Екатеринодар, крупный город с 20-тысячным большевистским гарнизоном. В пригородах, на железнодорожной станции завязались ожесточенные бои. Но в разгар штурма Лавр Георгиевич Корнилов был убит разрывом снаряда. Новый командующий генерал Антон Иванович Деникин и политический руководитель армии генерал Михаил Васильевич Алексеев приняли решение снять осаду Екатеринодара и возвращаться назад. Уже взятые однажды кубанские станицы снова приходилось брать с боем. Неизвестно, чем бы это всё кончилось, но в апреле восстал против красных Дон. С запада повстанцам помогла бригада полковника Дроздовского, пробивавшаяся с Румынского фронта, с востока, из Сальских степей, ударил казачий отряд походного атамана Попова, с юга подошли добровольцы. Большевики повсюду терпели поражение. Началось быстрое формирование казаками Донской армии, которая значительно превзошла силы добровольцев (до ста тысяч сабель и штыков).
Но сразу начались и трения между Алексеевым, Деникиным и новоизбранным донским атаманом Красновым. Генерал Петр Николаевич Краснов выступал за союзнические отношения с немцами, а командование Доброармии считало себя с ними в состоянии войны. Краснов и казачья верхушка объявили Область Войска Донского независимым государством в составе России, а Алексеев и Деникин не признавали никаких «суверенитетов». Всё это привело к тому, что донцы и добровольцы сражались совершенно автономно, повернувшись друг к другу спиной: Донская армия шла на Царицын и Воронеж, а Добровольческая – на Екатеринодар и Ставрополь.
Звездный час добровольцев наступил в 1919 году, когда Деникин всё-таки сумел подчинить себе донцов и кубанцев. Добровольческая армия теперь являлась лишь частью деникинской армии, которая называлась Вооруженными Силами Юга России и пополнялась путем мобилизаций. Общая численность ВСЮР достигла 152 тысяч штыков и сабель. В мае 1919 года началось генеральное наступление белых. Под их неудержимым натиском большевики оставили Юзовку, Луганск, Екатеринослав, Полтаву, Харьков, Киев, Белгород, Курск, Воронеж, Орёл, Мценск. До Москвы было всего 250 верст.
Но надо помнить, что силы Красной Армии насчитывали в 1919 году уже около 3 миллионов человек. Троцкий обладал практически неограниченными резервами и свободно перебрасывал их то на Волгу, когда к ней подошел Колчак, то в Петроград, где от Пскова наступал Юденич, то обратно в Москву, к которой приближался Деникин. А вот белые армии никаких резервов не имели. Их фронт был сильно растянут. На направлении главного удара было сосредоточено всего 59 тысяч штыков и сабель.
Заминка с решением собрать под Тулой кулак из всех боеспособных частей оказалась роковой. Сначала медленно, с тяжелыми боями, а потом всё быстрей деникинские армии покатились обратно на юг. Но им не удалось удержаться даже на Северном Кавказе. В конце марта 1920 года остатки белых в обстановке полного хаоса эвакуировались из Новороссийска в Крым. Командование ВСЮР перешло от Антона Ивановича Деникина к Петру Николаевичу Врангелю.
Деникинское наступление на Москву было последней крупной операцией гражданской войны, которая могла бы привести к свержению власти большевиков. Но этого не случилось. До сих пор не смолкают споры о том, плохо это или хорошо. Белые, даже будучи «февралистами», всё же представляли собой русскую национальную силу. Их поражение тяжело сказалось на положении русского большинства не только в СССР, но и в нынешней «эрэфии». Ленин прямо говорил, что русские должны платить за всё, а Путин и Медведев до сих пор следуют этой доктрине. Но Деникин и Колчак были слишком зависимы от Запада, чтобы возродить великую державу. У «белой России» было бы будущее чанкайшистского Китая – и это еще в лучшем случае. И, естественно, не может быть и речи о том, чтобы «белая Россия» смогла остановить германский «натиск на Восток». Если полководцы Белой армии не смогли победить Троцкого, то Гитлера бы они нипочем не победили. Размышления о том, что Гитлер не пошел бы на «белую Россию», смехотворны – пошел же он на «белую Польшу». Гитлера могла победить только сталинская Красная Армия, а стало быть, Сталин и Красная Армия были истории нужнее, чем Белая армия.
Андрей Воронцов
95 лет назад была создана Добровольческая армия, которая ориентировалась на борьбу с большевиками и союзников России по Антанте. Демобилизация русской армии привела к тому, что миллионы солдат и около 400 тыс. офицеров были освобождены от службы. Понятно, что это событие не могло остаться без последствий. Должны были появиться люди, которые попробуют организовать военных в своих интересах. Благо недостатка в военачальниках, имеющих огромный организационный и боевой опыт, не было.
Одним из первых, кто начал организовывать военных для борьбы с большевиками стал генерал Михаил Васильевич Алексеев. Он родился в 3 (15) ноября 1857 года в Тверской губернии в семье солдата, который выслужился до офицерского чина. Михаил Алексеев сам 1873 году поступил вольноопределяющимся во 2-й гренадёрский Ростовский полк. После окончания Тверской классической гимназии и Московского пехотного юнкерского училища в 1876 году, была зачислен в 64-й пехотный Казанский полк в чине прапорщика. В составе этого полка участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг., во время русско-японской войны 1904-1905 гг. служил уже в чине генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии. Первую мировую войну начал начальником штаба армий Юго-Западного фронта, в 1915 году - командир Западного фронта, затем начальник штаба при императоре, завершил войну - Верховным главнокомандующим Русской армии (11 марта 1917 - 21 мая 1917 года). Необходимо отметить, что Алексеев был среди тех, кто сыграл активнейшую роль в отречении императора. Он поддержал председателя Государственной думы М. В. Родзянко и фактически склонял главнокомандующих фронтами поддержать идею отречения царя.
Алексеев прошёл длинный путь от солдата до Верховного главнокомандующего. На посту Верховного пытался остановить дальнейший развал армии, выступал против Советов и солдатских комитетов в вооруженных силах, старался уберечь солдат от «агитаторов» и восстановить систему единоначалия. Однако разрушительные процессы, к запуску которых он сам приложил руку, уже нельзя было остановить. Алексеев был снят с поста Верховного главнокомандующего, когда резко высказался против «Декларации прав солдата», которую поддерживал Керенский.
До Октябрьской революции Алексеев жил в Петрограде, занимаясь организацией ядра новой армии - «Алексеевской организации», которая должна была противостоять «надвигающейся анархии и немецко-большевистскому нашествию». После падения Временного правительства, Алексеев опасаясь ареста, выехал в Ростов-на-Дону. На Дону, под прикрытием казаков, пока нейтральной силы, он планировал организовать ядро армии для борьбы с большевиками. В это время правительство Войска Донского во главе с генералом А. М. Калединым, в связи с известием о вооружённом восстании в Петрограде, ввело на Дону военное положение, взяло на себя всю полноту власти и ликвидировало все Советы в городах Донской области.
Прибыв Новочеркасск 2 (15) ноября 1917 года генерал опубликовал воззвание, в котором он призвал офицеров «спасти Родину». Это событие считается официальной датой рождения Белого движения. Атаман Каледин встретил Алексеева сочувственно, но опасаясь прямого конфликта и за свою власть, попросил при первой возможности уйти за пределы области, к примеру, в Ставрополь. Отказался Каледин, и финансировать «Алексеевскую организацию». Ситуация на Дону в это время была сложной. Существовал конфликт между казаками и «иногородними» - крестьянами, которые прибыли из других областей. Казаки не хотели передела земель в пользу новоприбывших. Кроме того, произошёл раскол по линии старые станичники – молодые фронтовики. Пришедшие с фронта казаки принесли с собой «дух времени», выступали за перемены, были «заражены» различными политическими идеями. Поэтому, донское казачество не могло стать опорой для борьбы с большевиками, оно само было расколото.
Алексеев послал в столицу условную телеграмму об отправке надежных офицеров. Один из лазаретов на Барочной улице стал местом сбора и общежитием. Первоначально у него не было ни вооружений, ни денег, ни обмундирования и других припасов. 3 ноября в Донскую область к Алексееву прибыло несколько офицеров, а 4 ноября - целая группа в 45 человек под началом штабс-капитана В. Д. Парфёнова. В этот же день, Алексеев начал формировать первую воинскую часть - Сводно-Офицерскую роту (её командиром стал Парфёнов, позднее штабс-капитан Некрашевич).
Алексеев, имея прекрасные связи в Ставке, 6-7 ноября связался через телеграф с М. К. Дитерихсом, и передал распоряжение направлять на Дон верных офицеров и части, под видом их передислокации для укомплектования. Одновременно было необходимо вывести из области разложившиеся части и разоружить их. Был также поставлен вопрос о начала переговоров с командованием Чехословацкого корпуса, который планировали привлечь к борьбе с большевиками. Алексеев также просил Ставку направить в Донскую область партию и обмундирования, под видом учреждения армейских складов. Так, в Новочеркасский артиллерийский склад планировалось направить до 30 тыс. винтовок. Одна падение Ставки и развал железнодорожной системы помешали реализации этих планов.
К середине ноября была сформирована Юнкерская рота: 1-й взвод состоял из юнкеров пехотных училищ (в основном Павловского), 2-й - артиллерийских училищ, 3-й - морских и 4-й - из кадетов и учащихся. К 19 ноября, когда на Дон добрались учащиеся Константиновского артучилища и юнкера Михайловского во главе со штабс-капитаном Н. А. Шаколи, 2-й взвод Юнкерской роты был переформирован в отдельную воинскую часть - Сводную Михайловско-Константиновскую батарею (она станет основой для Марковской батареи и артиллерийской бригады). Юнкерскую роту развернут в батальон в составе двух юнкерских и одной кадетской рот. В результате во второй половине ноября 1917 года было сформировано три части: 1) Сводно-офицерская рота - около 200 человек; 2) Юнкерский батальон – более 150 штыков; 3) Сводная Михайловско-Константиновская батарея - около 250 человек. Кроме того, в стадии формирования были Георгиевская рота и студенческая дружина.
Из-за провала планов по использованию возможностей Ставки, алексеевцы первоначально были почти безоружными. На 600 человек имелось всего около сотни винтовок и ни одного пулемёта. Но, оружие имелось на войсковых складах Войска Донского. Донское правительство отказалось вооружать части Алексеева, опасаясь волнений со стороны казаков-фронтовиков. Оружие пришлось буквально «добывать». Так, Алексеев предложил использовать силы добровольцев для разоружения 272-го и 373-го запасных полков, которые располагались в предместье Новочеркасска и были сильно политизированы и разложены, представляя опасность для Каледина. В ночь на 22 ноября алексеевцы окружили полки и отобрали оружие. Операция прошла без единого выстрела. Подобным же способом добывали пушки для батареи. Одно орудие «одолжили» для торжественных похорон умершего добровольца у Донского запасного артиллерийского дивизиона и не вернули. Два орудия отбили у частей разложившейся 39-й пехотной дивизии, которая прибыла с Кавказского фронта. Ещё четыре орудия и запас снарядов к ним купили за 5 тыс. рублей у вернувшихся с фронта донских артиллеристов. Эти события красочно показывают общее состояние России в тот период. Фактически государственность рухнула, её разрушили «февралисты».
Большой проблемой был сбор средств на «прокорм» и проблема размещения частей. Первым взносом послужили 10 тыс. рублей, которые внёс сам Алексеев. Московские банкиры и промышленники, которые обещали ему поддержку, расставались с деньгами неохотно. Средства приходилось постоянно требовать через курьеров. На Каледина и донской бюджет первоначально рассчитывать не приходилось. Правда, Каледин выделил несколько сотен рублей из своих личных средств и помог с «крышей» - в ноябре с его согласия выделили небольшой лазарет № 2 в доме № 36 на Барочной улице. Лазарет выделил под фиктивным предлогом, что там будут размещены больные. Лазарет стал общежитием для алексеевцев, превратившись своего рода в колыбель будущей Добровольческой армии. В конце ноября, когда численность организации выросла, Союз городов, с одобрения атамана Каледина, выделил лазарет № 23 на Грушевской улице.
Около 50 тыс. рублей предоставил представитель ростовских деловых кругов Н. Е. Парамонов, но только как ссуду. С согласия Донского правительства в декабре в Новочеркасске и Ростове-на-Дону был проведён сбор средств, которые предполагалось разделить поровну между добровольческой и донской армиями. Добровольческая армия получила от этого сбора около 2 млн. рублей. Часть средств была предоставлена некоторыми добровольцами, которые были состоятельными людьми. Так, под их личные гарантии ростовское отделение Русско-Азиатского банка передало «армии» кредитов на общую сумму порядка 350 тыс. рублей. Западные державы, на которые Алексеев возлагал большие надежды, не спешили материально поддержать Добровольческую армию. Только после того, как большевистское правительство заключило перемирие на Восточном фронте в начале 1918 года, французский военный представитель в Киеве передал около 300 тыс. рублей.
В декабре 1917 года донское правительство изменило своё отношение к Добровольческой армии. Было принято решение направлять на нужды Добровольческой армии половину сборов по области, что составляло около 12 млн. рублей. Это стал самый существенный и стабильный источник доходов создаваемой армии.
Михаил Васильевич Алексеев (2.X.1915 г. Могилёв).
Первое сражение. Бой за Ростов
Положение добровольцев на Дону было тяжёлым. Юридически они были фактически на положении «беженцев». Их расположение на Дону вызывало недовольство старого казачества, войскового круга и донского правительства (не говоря уж о казаках-фронтовиках, левой печати и рабочих), которые надеялись договориться большевиками, сохранить свой особый статус.
22-23 ноября разными путями на Дон прибыла группа «быховских сидельцев» - командиры арестованные Временным правительством за участие и поддержку Корниловского выступления. Среди них был А. И. Деникин, С. Л. Марков, А. С. Лукомский, И. П. Романовский. Атаман Каледин принял и их, но попросил временно уехать с Дона и переждать, чтобы не компрометировать Войско Донское, так как их имена были связаны с «контрреволюцией». Деникин и Марков уехали на Кубань, Лукомский – на Терек.
Вскоре ситуация привела к первому серьёзному вооруженному конфликту. В целом в Донской области «почва» уже была подготовлена для конфликта. Так, население входивших в область Войска Донецкого угольного бассейна, городов Ростов-на-Дону, Таганрог, где значительную часть составляли рабочие, уже поддерживало большевиков. В области располагались запасные полки, которые были разложены и политизированы. 25 ноября 1917 года в городе Ростове-на-Дону началось большевистское вооружённое восстание. Вскоре к Таганрогу и подошли миноносец и тральщики с черноморскими матросами, они поднялись до Ростова и высадили десант. 26 ноября Ростов был захвачен.
Каледин отдал приказ о восстановлении порядка. Но его согласились выполнить только пластунский батальон (не полного состава) и сотня юнкеров-добровольцев Донского училища. Остальные казачьи части объявили о «нейтралитете». Каледин явился к Алексееву и попросил помощи. 27 ноября на Ростов двинулась почти вся «Алексеевская армия» - около 500 штыков при 4 пулеметах и броневике, под началом полковника И. К. Хованского.
В это время Военно-революционный комитет в Ростове смог организовать хорошую оборону. Войск в его распоряжении хватало, город был переполнен солдатами запасных полков и возвращавшихся с фронта частей. Цементирующим ядром стали черноморские матросы и Красная гвардия. Кроме того, на ростовских складах было достаточно оружия, чтобы вооружить рабочих. Высадившись из железнодорожных вагонов в полутора верстах от станции Нахичевань ещё в темноте, отряд полковника Хованского присоединился к донским казакам и начал наступление на Ростов-на-Дону, двигаясь вдоль железнодорожной дороги. Из Нахичевани красных выбили довольно легко, но, подойдя к окраинам города - Темернику (рабочему предместью), наступающие встретили ожесточённое сопротивление, поддержанное артиллерией красных кораблей. У Хованского не было резервов, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, и к вечеру алексеевцы и калединцы отступили, потеряв за день боя до четверти своих сил.
На следующий день, белые получили подкрепления – Каледина и Алексеева поддержали несколько «нейтральных» казачьих частей, прибыли остатки алексеевцев - сводная Михайловско-Константиновская артиллерийская рота. Юнкера соорудили первый белый бронепоезд, укрепив платформы шпалами и установив на них пулемёты. Сражение возобновилось и продолжалось шесть дней. Бой шёл с большим ожесточением, пленных обе стороны не брали. Городской вокзал 5 раз переходил из рук в руки. 1 декабря белые начали общее наступление. Красный оказывали яростное сопротивление и не собирались сдавать свои позиции. Перелом в сражение внес случай – в тылу у красных зазвучали артиллерийские выстрелы, это вызвало в панику, солдаты побежали. Оказалось, что в тыл красным вышли полторы сотни добровольцев генерала Назарова из Таганрога, у них было два орудия. 2 декабря город был полностью очищен. Так благодаря удачному совпадению обстоятельств: появление отряда Назарова, наличие у него орудий, слабая боевая устойчивость большинства красных войск, «армия» Алексеева одержала первую победу.
Эта победа, поддержка Каледина в тяжелую минуту, дала организации Алексеева легальный статус. Добровольцам стали помогать оружием, финансировать, снабжать всем необходимым. Однако выявился и отрицательный фактор, стало ясно, что под прикрытием донского казачества сформировать ядро будущей армии не выйдет. Алексеевцам самим пришлось защищать донское правительство.
К моменту Октябрьского переворота большевиков в Быховской тюрьме оставалось 19 офицеров и 5 генералов: Л. Корнилов, А. ДениI-и Кубанский КИНу а Лукомский, И. Романовский и С. Марков. Побег из заключения не представлял особых трудностей, тем более, что охраняли узников сочувствующие им войска. Недавно назначенный вместо М. Алексеева новый начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Н. Духонин также не скрывал своего расположения к Корнилову и его соратникам. Утром 19 ноября 1917 г. он распорядился освободить арестованных, и в ночь на 20 ноября будущие вожди белого движения разными дорогами направились на Дон.
Сам же Духонин прекрасно понимал, что своим решением подписал себе смертный приговор. Однако, имея возможность скрыться, но будучи верным, воинскому долгу, остался в Ставке. Сюда на следующий день приехал большевистский Главковерх прапорщик Н. Крыленко, заявивший о вступлении в должность. Сдав дела, Духонин на автомобиле Крыленко поехал на вокзал, где толпа разъяренных матросов растерзала генерала и жестоко надругалась над его трупом.
В это время на Дон со всех концов России съезжались офицеры, юнкера, студенты, гимназисты - будущие добровольцы - для того, чтобы здесь, в казачьей области, поднять знамя борьбы с «германо-большевизмом», за честь и достоинство Родины.
В Новочеркасске, столице Всевеликого войска Донского, уже находился генерал М. Алексеев, прибывший сюда из Москвы в начале ноября 1917 г.
Михаил Васильевич Алексеев (1857-1918) родился в семье солдата. Свыше сорока лет он отдал военной службе, пройдя путь от прапорщика до генерала от инфантерии. За его плечами были учеба в Московском юнкерском училище и Николаевской академии генерального штаба, участие в войнах: русско-турецкой (1877-1878) и русско-японской (1904-1905). В первую мировую войну он был начальником штаба Юго-Западного фронта, а с 18 августа 1915 г. стал начальником штаба Верховного главнокомандующего императора Николая II. В дни Февральского переворота генерал Алексеев был одним из главных сторонников отречения царя от престола и оказывал на него с этой целью прямое давление. Вину и ответственность за это Алексеев не снимал с себя до конца жизни - он умер от болезни сердца в Екатеринодаре осенью 1918 г. С 11 марта по 22 мая 1917 г. Алексеев являлся Верховным главнокомандующим русской армии и отрицательно относился к ее вовлечению в политическую жизнь. После провала корниловского выступления по просьбе Керенского он вновь на несколько дней возглавил штаб Верховного главнокомандующего. По его приказу был арестован Л. Корнилов и его товарищи. После своей вторичной отставки уехал к семье в Смоленск и вернулся в Петроград лишь 7 октября для участия в работе Предпарламента, куда он был избран Московским совещанием общественных деятелей. Тогда же он возглавил военную организацию, ставшую известной как «Алексеевская».
М. Алексеев рассчитывал собрать на Дону не менее 30 тыс. офицеров, которые должны были составить ядро антибольшевистской армии. Однако к началу зимы 1917 г. в Новочеркасск съехалось не менее 2 тыс. чел. Сюда же прибыли и представители «Московского центра», известные политики и общественные деятели П. Милюков, П. Струве, М. Родзянко, князь Г. Трубецкой, М. Федоров. Неожиданным для многих оказался визит бывшего эсера Б. Савинкова, который со свойственной ему энергией отдался новой идеи создания добровольческих дружин.
6 декабря, пройдя в течение нескольких недель после побега через вражеские тылы, в Новочеркасске появился Л. Корнилов. Однако его приезд был воспринят неоднозначно. Если рядовые добровольцы восторженно приветствовали своего кумира, то со стороны Алексеева Корнилову был оказан весьма холодный прием. Неприязненные личные отношения между двумя вождями нарождавшегося движения имели давние корни. Корнилов безусловно помнил, кому он обязан был своим арестом после неудачного августовского выступления. В представлении боевого генерала поведение бывшего начальника штаба Верховного главнокомандующего далеко не всегда было безупречным, а подчас и двусмысленным, если не вероломным. Алексеева же явно раздражала стремительная карьера Корнилова, выдвинувшегося только в годы войны и революции. Вероятно, он испытывал к нему некое чувство, близкое к ревности за невероятную популярность и громкую славу, сделавшую его имя символом Белого дела.
Конфликт между двумя генералами представлял серьезную угрозу всем антибольшевистским силам на юге России. Для его разрешения вскоре по прибытии Корнилова было созвано со вещание генералов и общественных деятелей, призванное примирить обе стороны и наметить основные принципы создаваемой армии. По словам А. Деникина, «ее хрупкий организм не выдержал бы удаления кого-нибудь из них: в первом случае (уход Алексеева) армия раскололась бы, во втором - она бы развалилась». В результате, по предложению Деникина, был принят компромисс: военная власть должна была перейти к генералу Л. Корнилову; гражданская власть и внешние сношения - остаться в ведении генерала М. Алексеева; управление Донской областью - за атаманом А. Калединым. Таким образом, был оформлен военно-политический триумвират Белого движения.
На Рождество 25 декабря 1917г. Корнилов вступил в командование Добровольческой армией. Этот день впоследствии отмечался русскими борцами с большевизмом как день рождения этой армии. Формирование вооруженных сил белых на первых порах шло строго на добровольческих началах. Каждый доброволец давал подписку прослужить четыре месяца и обещал беспрекословное подчинение приказам командиров. В ноябре-декабре 1917 г. никто из них жалованья не получал. Только с начала 1918 г. стали выдавать денежное довольствие; офицерам - 150 руб. в месяц, солдатам - 50 руб. Финансирование новой армии осуществлялось крайне неравномерно. Первый взнос на вооружение, борьбу с большевиками поступил и ноябре 1917 г. и составил всего 400 руб. Московские предприниматели пожертвовали около 800 тыс. руб. По подписке от деловых кругов Ростова и Новочеркасска удалось собрать еще 1 млн. руб. Затем по соглашению с Донским правительством было решено разделить поровну между казачьей и Добровольческой армиями около 30 млн. руб. - часть российской государственной казны, хранившейся в местных отделениях Госбанка. Поначалу большие надежды белые возлагали на своих прежних союзников по мировой войне, но помощь их на этом этапе была чисто символической. Так, французы в феврале 1918 г. смогли выделить лишь 300 тыс. руб. С начала 1918 г. руководители движения решились пойти на самостоятельную эмиссию денег, выпустив купюры собственного образца, заявив тем самым о своих общегосударственных претензиях.
К февралю 1918 г. численность всех соединений Добровольческой армии достигла 3-4 тыс. чел. Во главе ее находился Л. Корнилов, пост начальника штаба занял А. Лукомский. Ядро армии составляла 1-я Добровольческая дивизия (командир А. Деникин, начальник штаба С. Марков) и полки Корниловский ударный, Георгиевский, Ростовский добровольческий и 1-й офицерский. Ко времени выступления в свой первый боевой поход против красных в руководстве армии произошли некоторые изменения. После отъезда на Кубань Луковского пост начальника штаба армии занял И. Романовский. Деникин стал помощником (заместителем) командующего армией. С. Марков возглавил авангард армии - 1-й офицерский полк.
Цели Добровольческой армии были изложены в двух документах: декларации от 27 декабря 1917 г. и в так называемой январской (1918) «программе Корнилова». В первом из них говорилось о необходимости создания на юге России базы для борьбы с «немецко-большевистским нашествием». Оно рассматривалось белыми как продолжение Великой войны. После победы над большевиками предполагалось провести новые свободные выборы в Учредительное собрание, которое и должно было бы окончательно решить судьбу страны. Второй документ носил более пространный характер. В нем содержались основные положения Белого движения. В частности, провозглашалось равенство всех граждан перед законом, свобода слова и печати, восстановление частной собственности, объявлялось о праве рабочих на объединение в профсоюзы и стачки и сохранении за ними всех политико-экономических завоеваний революции; о введении всеобщего начального обучения и отделении церкви от государства. Решение аграрного вопроса оставалось за Учредительным собранием и до издания им соответствующих законов «всякого рода захватно-анархические действия граждан» признавались «недопустимыми». Январская программа требовала полного исполнения всех принятых Россией обязательств по международным договорам и доведения войны до конца в «тесном единении с нашими союзниками». За народами, входящими в состав России, признавалась широкая местная автономия, «при условии, однако, сохранения государственного единства».
Таким образом, оба документа явились идеологической основой Белого дела, в них нашли свое выражение два главных принципа зарождающегося движения: сохранение единства российского государства и «непредрешенчество» его дальнейшей политической судьбы. Антибольшевистская платформа должна была иметь, как казалось ее авторам, национально-освободительный характер и способность сплотить на борьбу различные силы - от крайне правых монархистов до умеренных социалистов. Это создавало реальные условия для широкого объединения всех противников коммунистического режима. Но в этом заключался и самый большой недостаток белых - внутренняя аморфность и слабость их организации и постоянная угроза для раскола.
Между тем обстановка на юге России продолжала меняться. В начале 1918 г. большевики развернули наступление на Ростов и Новочеркасск. Казаки отказывались воевать против красных. Рабочие Донбасса открыто выступали против добровольцев и заявляли о поддержке Советской власти. 15 января в Ростове состоялось последнее совместное заседание «триумвирата». Каледин пребывал в подавленном состоянии духа, крайне пессимистично оценивая перспективы дальнейшей борьбы на Дону. Алексеев, пытаясь развеять мрачное настроение атамана, объявил о планах Добровольческой армии в случае необходимости уйти за Волгу и там собраться с новыми силами, но этим только усугубил тяжелое положение казачьего генерала. революция добровольческая армия колчак врангель
28 января 1918 г. Корнилов, окончательно убедившись в невозможности пребывания его соединениям на Дону, где им без помощи казачества грозила гибель, решил покинуть область, о чем по телеграфу известил А. Каледина. На следующий день Каледин собрал свое правительство и, прочитав телеграмму от руководства Добровольческой армии, сообщил, что для защиты Донской области на фронте нашлось всего лишь 147 штыков. Объявив затем о сложении с себя полномочий войскового атамана, он поднялся в свой кабинет и застрелился.
Избранный новым атаманом генерал-майор А. Назаров пошел на решительные меры, ввел всеобщую мобилизацию казаков, но задержать продвижение красных войск В. Антонова-Овсеенко к Ростову, где рабочие уже подняли восстание, не смог. В таких условиях в ночь с 9 на 10 февраля 1918 г. добровольцы спешно покидали город и уходили за Дон, в степь. Так начинался 1-й Кубанский или «ледяной» поход, воспетый позднее его участниками как героический эпос Белого дела.
12 февраля в станице Ольгинская Корниловым был созван военный совет, на котором после долгих обсуждений было принято решение о продвижении на Кубань, к ее столице Екатеринодару, еще не захваченную большевиками. Там, в богатом казачьем районе, предполагалось создать новый очаг борьбы с Советской властью и укрепить армию.
Первый боевой поход белых продолжался три месяца. За это время добровольцы прошли около тысячи верст, половина пути проходила в непрерывных боях и ожесточенных столкновениях. В них погибло более четырехсот человек, свыше полутора тысяч солдат и офицеров получили различные ранения. Среди погибших были и командир Корниловского полка полковник М. Неженцев и вождь и один из основателей движения генерал Л. Корнилов. Он был убит утром 31 марта 1918 г. при осаде занятого красными Екатеринодара. Из-за опасения мести противника тело генерала тайно схоронили в немецкой колонии Гначбау, а могилу сравняли с землей. На следующий день большевики, занявшие селение, обнаружили останки генерала и жестоко надругались над его трупом. Через год А. Деникин, выступая в Екатеринодаре, в своей поминальной речи сказал: «Русская граната, направленная рукой русского человека, сразила великого русского патриота. Труп его сожгли, и прах рассеяли по ветру». Новым командующим Добровольческой армии стал А. Деникин.
Антон Иванович Деникин (1872-1947) был сыном офицера, выходцем из крепостных крестьян. Он окончил Киевское пехотное юнкерское училище и Николаевскую академию генерального штаба (1899). Участник русско-японской войны, за боевые заслуги был произведен в полковники. В годы первой мировой войны - начальник 4-й «железной» стрелковой дивизии, командир 8-го армейского корпуса. В 1917 г. - начальник штаба Верховного главнокомандующего и главком Юго-Западного фронта. За поддержку генерала Корнилова во время его августовского выступления был арестован и заключен в Быховскую тюрьму, откуда вместе со своими со ратниками бежал на Дон и принял участие в организации Добровольческой армии, которую возглавил после гибели генерала Корнилова. С 26 декабря 1918 г. - главнокомандующий вооруженными силами юга России, которые под его руководством достигли летом 1919 г. самых заметных своих побед и переживших зимой 1920 г. острую горечь крупных военных неудач. 22 марта 1920 г. в Феодосии сдал командование генералу Врангелю и выехал за границу, где отошел от активной политической деятельности, предпочтя ей увлеченную работу над «Очерками Русской Смуты», ставшими одним из фундаментальных трудов по истории гражданской войны в России. До конца жизни оставался патриотом Родины, призывая бывших соратников отказываться от сотрудничества с фашистами и искренне желая победы Красной Армии в войне с Гитлером.
Деникин решил снять осаду с Екатеринодара, отвести войска и вернуться на Дон, где в апреле против большевиков начались массовые выступления казачества, недовольного коммунистической политикой. 30 апреля 1918 г. войска Деникина завершили свой боевой путь у станиц Мечетинская и Егорлыкская к юго-востоку от Ростова.
1-й Кубанский поход имел важное значение на начальной ста дни Белого движения. Общая численность Выступивших с Дона добровольцев в феврале 1918 г. не превышала 3,5 тыс. чел. В обозе вместе с военными шли около тысячи гражданских лиц. Возвращавшаяся в конце апреля Добровольческая армия имела в своем составе 5 тыс. чел., обладавших ценным боевым опытом и твердо веривших в правоту своего дела. Хотя главную цель не удалось достичь (Екатеринодар белые так и не взяли), но последствия похода для всего движения были существенны. Организационно и идейно оформилось и сплотилось ядро антибольшевистских сил на юге страны - Добровольческая армия. В ходе боев была выработана новая гибкая тактика ведения гражданской войны: фронтальные атаки в лоб густыми цепями при минимальной артиллерийской поддержке, сочетавшиеся с неожиданными партизанскими вылазками и стремительными манен рами. Среди добровольцев выявились свои лидеры, отличавшиеся храбростью и мужеством - полковники Неженцев, Кутепов, генералы Марков, Богаевский, Казанович.
Вместе с тем вполне отчетливо проступили отвратительные черты ужасного братоубийства - невероятная жестокость и беспощадность, расстрелы пленных и заложников, насилие над гражданским населением, неприятие любой формы инакомыслия, характерные для обеих противоборствующих сторон. Так, напутствуя своих воинов перед боем, Корнилов говорил: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше побед». Ярким примером отчаянной тактики белых стал бой 15 марта у станицы Ново-Димитреевская, когда генерал Марков ночью, в снежную стужу, пройдя через покрытую тонким слоем льда реку, повел 1-й офицерский полк в штыковую атаку и, ворвавшись в станицу, вступил, не оставляя никого в живых, в рукопашную схватку с красными частями, не ожидавшими ночного штурма.
Большевики, в свою очередь, также не отличались милосердием. Ими были расстреляны захваченные в плен донской атаман генерал А. Назаров и казаки - члены войскового круга. Бывший царский генерал П. Ранненкампф, живший с 1917 г. в Таганроге, отверг предложение Антонова-Овсеенко о переходе на службу в Красную Армию и был казнен (изрублен шашками).
Насилие одних только умножало насилие других, порождало крайние формы зверства. Гражданская война прошла через семьи и поколения, искалечила людские судьбы, раскалывая народ. К тому же, в национальную трагедию России с весны 1918 г. все активнее стали вовлекаться внешние силы, использовавшие внутренние потрясения в стране в своих целях.
В 1917-1920 годах во время Гражданской войны в России .
Энциклопедичный YouTube
-
1 / 5
Верховным руководителем армии стал Генерального штаба генерал от инфантерии М. В. Алексеев, главнокомандующим - Генерального штаба генерал от инфантерии Лавр Корнилов, начальником штаба - А. С. Лукомский , начальником 1-й дивизии - Генерального штаба генерал-лейтенант А. И. Деникин . Если генералы Алексеев, Корнилов и Деникин были организаторами и идейными вдохновителями молодой армии, то человеком, запомнившимся первопоходникам как командир, способный повести за собой в бой первых добровольцев непосредственно на поле боя, был «шпага генерала Корнилова» Генерального штаба генерал-лейтенант С. Л. Марков , служивший вначале начальником штаба Главнокомандующего, потом начальником штаба 1-й дивизии и командиром 1-го Офицерского полка им же сформированного и получившего после смерти Маркова его именное шефство.
Руководство армии изначально ориентировалось на союзников России по Антанте .
Сразу же после создания Добровольческая армия, насчитывавшая около 4 тыс. человек, вступила в боевые действия против Красной армии . В начале января 1918 года она действовала на Дону совместно с частями под командованием генерала А. М. Каледина .
До начала кубанского похода потери Добрармии составили 1½ тыс. человек, в том числе убитыми - не менее трети .
22 февраля 1918 года под натиском красных войск части Добрармии оставили Ростов и двинулись на Кубань. Начался знаменитый «Ледяной поход» (1-й Кубанский) Добровольческой армии (3200 штыков и сабель) от Ростова-на-Дону до Екатеринодара с тяжёлыми боями в окружении 20-ти тысячной группировки красных войск под ком. Сорокина.
Генерал М. Алексеев сказал перед походом:
Мы уходим в степи. Мы можем вернуться, если только будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы хоть одна светлая точка была среди охватившей Россию тьмы…
В ауле Шенжий к Добровольческой армии 26 марта 1918 присоединился 3-тысячный отряд Кубанской Рады под командованием генерала В. Л. Покровского . Общая численность Добровольческой армии возросла до 6 тыс. бойцов.
27-31 марта (9-13 апреля) Добровольческая армия предприняла неудачную попытку взять столицу Кубани - Екатеринодар , в ходе которой Главнокомандующий генерал Корнилов был убит случайной гранатой 31 марта (13 апреля), а командование частями армии в тяжелейших условиях полного окружения многократно превосходящими силами противника принял генерал Деникин, который смог в условиях непрекращающихся боёв на все стороны вывести армию из-под фланговых ударов и благополучно выйти из окружения на Дон . Это удалось во многом благодаря энергичным действиям отличившегося в бою в ночь со 2 (15) на 3 (16) апреля 1918 года при пересечении железной дороги Царицын - Тихорецкая командира Офицерского полка Генерального штаба генерал-лейтенанта С. Л. Маркова .
По воспоминаниям современников, события развивались следующим образом:
Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Марков, захватив железнодорожную сторожку у переезда, расположив пехотные части, выслав разведчиков в станицу для атаки противника, спешно начал переправу раненых, обоза и артиллерии. Внезапно от станции отделился бронепоезд красных и пошел к переезду, где уже находился штаб вместе с генералами Алексеевым и Деникиным . Оставалось несколько метров до переезда - и тут Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: «Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!», бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колёса паровоза . Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд - сожжён.
В мае 1918 года, после завершения своего похода с Румынского фронта на Дон , к Добровольческой армии присоединился 3-тысячный отряд Генерального штаба полковника М. Г. Дроздовского . С Дроздовским пришли около 3000 бойцов-добровольцев, прекрасно вооружённых, снаряжённых и обмундированных, при значительной артиллерии (шести лёгких орудиях, четырёх горных, двух 48-линейных, одном 6-дюймовом и 14 зарядных ящиках), пулемётах (около 70 штук различных систем), бронеавтомобиле «Верный» , аэропланах , автомобилях, с телеграфом, оркестром , значительными запасами артиллерийских снарядов (около 800), ружейных и пулемётных патронов (200 тысяч), запасными винтовками (более тысячи). Отряд имел при себе оборудованную санитарную часть и обоз в отличном состоянии. Отряд на 70 % состоял из офицеров-фронтовиков .
В ночь с 22 на 23 июня 1918 года Добровольческая армия (численностью 8-9 тыс.) при содействии Донской армии под командованием атамана П. Н. Краснова начала Второй Кубанский поход , завершившийся разгромом почти 100-тысячной кубанской группировки красных войск и взятием 17 августа Екатеринодара.
15 августа 1918 года в части Добровольческой армии была объявлена первая мобилизация, что стало первым шагом на пути превращения её в регулярную армию. По данным же корниловского офицера Александра Трушновича первые мобилизованные - ставропольские крестьяне были влиты в состав Корниловского ударного полка в июне 1918 года во время боёв близ села Медвежьего.
О состоянии материальной части Армии в этот период свидетельствовал марковский артиллерийский офицер Э. Н. Гиацинтов :
Мне смешно смотреть кинокартины, в которых изображается Белая армия - веселящаяся, дамы в бальных платьях, офицеры в мундирах с эполетами, с аксельбантами, блестящие! На самом деле Добровольческая армия в это время представляла собой довольно печальное, но героическое явление. Одеты мы были кто как попало. Например, я был в шароварах, в сапогах, на мне вместо шинели была куртка инженера путей сообщения, которую мне подарил ввиду поздней уже осени хозяин дома, где жила моя мать, - господин Ланко. Он был в прошлом начальником участка между Екатеринодаром и ещё какой-то станцией.
Вот в таком виде мы щеголяли. В скором времени у меня отвалилась подошва от сапога на правой ноге, и пришлось привязать её веревкой. Вот какие «балы» и какие «эполеты» мы в то время имели! Вместо балов шли постоянные бои. Все время на нас наседала Красная армия , очень многочисленная. Думаю, что нас было один против ста! И мы кое-как отстреливались, отбивались и даже временами переходили в наступление и оттесняли противника.
23 января 1919 года армию переименовали в Кавказскую Добровольческую армию. 22 мая 1919 года Кавказская Добровольческая армия была разделена на 2 армии: Кавказскую , наступавшую на Царицын - Саратов и собственно Добровольческую армию, наступавшую на Курск - Орёл.
Летом - осенью 1919 года Добровольческая армия (40 тыс. чел.) под командованием генерала В. З. Май-Маевского стала главной силой в походе Деникина на Москву (более подробно см. Поход Деникина на Москву). Основным соединением Добровольческой Армии в 1919 году неизменно был 1-й армейский корпус ген. А. П. Кутепова , состоящий из отборных «цветных полков» - Корниловского , Марковского , Дроздовского и Алексеевского , развёрнутых впоследствии в ходе наступления на Москву летом - осенью 1919 года в дивизии .
В боевом отношении некоторые части и соединения Добровольческой армии обладали высокими боевыми качествами, так как в её составе было большое количество офицеров , имевших значительный боевой опыт и искренне преданных идее Белого движения , но с лета 1919 года её боеспособность снизилась в связи с большими потерями и включением в её состав мобилизованных крестьян и пленных красноармейцев .
Командующие Добровольческой армией
- Генерального штаба генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов (декабрь 1917 - 31 марта (13 апреля) 1918)
- Генерального штаба генерал-лейтенант А. И. Деникин (апрель 1918 - январь 1919)
- Генерального штаба генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель (январь - май 1919, декабрь 1919 - январь 1920)
- Генерального штаба генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский (май - ноябрь 1919).
Состав Добровольческой армии
Я - ДОБРОВОЛЕЦ
1) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , потому что отдал свою молодость и проливаю свою кровь за могущество Единой Неделимой России.
2) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , стою за созыв Народного Собрания, выбранного всем народом, так как верю, что оно даст счастье, мир и свободу всем: и левым, и правым, и казаку, и крестьянину, и рабочему.
3) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , даю землю всем крестьянам - настоящим труженикам, и так, что каждый крестьянин будет полным и вечным хозяином своего куска и потому с большой любовью будет его обрабатывать.
4) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , стою за восстановление фабрик и заводов, за то, чтобы рабочие сговорились со своими хозяевами и наладили труд, за то, чтобы никакой хозяин не мог обидеть рабочего, чтобы рабочий мог иметь свои союзы для защиты своих интересов. И кто враг рабочему и будет делать ему зло, чем будет мешать восстановлению промышленности, тот враг и мне, добровольцу. Где я, - там мясо свежее, и хлеб стоит 1 - 2 р. фунт.
5) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , предоставляю каждому верить в своего Бога и молиться, как ему хочется, а всего больше, как русский, люблю свою веру православную.
6) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , люблю даже тех, с кем я сейчас воюю, - я, по приказу своего вождя, генерала Деникина, не расстреливаю, а беру в плен и предаю правосудию, которое страшно только для врагов народа - комиссаров, коммунистов.
7) Я - ДОБРОВОЛЕЦ , и поэтому говорю:
Да восстановится мир в поруганной и истерзанной России!
Никакого господства одного класса над другим!
Свободная и спокойная работа всем!
Никаких насилий над мирными гражданами, никаких убийств, никаких казней без суда!
Долой хищников, угнетающих Россию! Долой коммуну!
Да здравствует Единая Великая Неделимая Россия!
ЛистовкаК началу 1-го Кубанского похода
- Сводно-Офицерский полк (ген. Марков) - из 3-х офицерских батальонов, Кавказского дивизиона и морской роты.
- Корниловский ударный полк (полк. Неженцев) - в полк включены части б. Георгиевского полка и партизанского отряда полк. Симановского .
- Партизанский полк (ген. А. П. Богаевский)
- Юнкерский батальон (ген. Боровский) - из прежнего Юнкерского батальона и Ростовского полка.
- Артиллерийский дивизион (полк. Икишев) - из четырёх батарей по два орудия. Командиры батарей: Миончинский , Шмидт, Ерогин , Третьяков .
- Чехо-Словацкий инженерный батальон - под управлением штатского инженера Краля и под командой капитана Неметчика.
- Конные отряды
- полк. Глазенапа - из донских партизанских отрядов
- офицерский эскадрон (полк. Гершельман) - регулярный
- подполк. Корнилова - из бывших частей Чернецова .
Всего: 3200 бойцов и 148 человек медперсонала, 8 орудий, 600 снарядов, 200 патронов на человека.
К началу 2-го Кубанского похода
Добровольческая армия в конце 1918 г.
В ноябре 1918 г. началось тактическо-стратегическое развёртывание армии - сформированы 1-й , 2-й и 3-й армейские корпуса и 1-й конный корпус. В декабре в составе армии были созданы Кавказская группа, Донецкий, Крымский и Туапсинский отряды. В Крыму с конца 1918 формировалась также 4-я пехотная дивизия. В декабре 1918 г. армия состояла из трёх армейский корпусов (1-3), Крымско-Азовского и 1-го конного корпусов. В феврале 1919 г. создан 2-й Кубанский корпус. а в состав 1-го и 2-го армейских корпусов вошли переданные Донским атаманом части бывших Астраханской и Южной армий. 10 января 1919, с образованием на базе Крымско-Азовского корпуса Крымско-Азовской Добровольческой армии, получила наименование Кавказская Добровольческая армия, а 2 мая 1919 была разделена на Добровольческую (в составе ВСЮР) и Кавказскую армии.
Численность армии
Армия (потеряв неск. тыс. чел. за время с ноября 1917 до февраля 1918) вышла в 1-й Кубанский поход в числе (по разным данным) 2,5-4 тыс., присоединившиеся к ней кубанские части насчитывали 2-3 тыс., вернулось из похода около 5 тыс., отряд Дроздовского в момент соединения с армией насчитывал до 3 тыс. В итоге весной 1918 армия насчитывала около 8 тыс. чел. В начале июня, она выросла ещё на тысячу чел. К сентябрю 1918 в армии было 35-40 тыс. шт. и саб., в декабре в действующих войсках было 32-34 тыс. и в запасных, формирующихся частях и гарнизонах городов - 13-14 тыс., то есть всего около 48 тыс. чел. К началу 1919 она насчитывала до 40 тыс. шт. и саб., 60 % которых составляли кубанские казаки.
Потери в личном составе
Наиболее тяжелые (относительно своей численности) потери армия несла в течение 1918, то есть именно тогда, когда офицеры составляли особенно значительную её часть.с начала формирования в армию поступило свыше 6000 чел., а при оставлении Ростова число бойцов не превышало 2500, можно считать, что она потеряла не менее 3500 чел. В 1-м Кубанском походе погибло около 400 чел. и вывезено около 1500 раненых. После отхода от Екатеринодара на север около 300 чел. было оставлено в ст. Елизаветинской (все добиты преследователями) и ещё 200 - в Дядьковской. Не менее тяжкие потери понесла армия и во 2-м Кубанском походе (в некоторых боях, например, при взятии Тихорецкой, потери доходили до 25 % состава), и в боях под Ставрополем. В отдельных боях потери исчислялись сотнями и даже иногда тысячами убитых.
Добровольческая армия в составе В. С. Ю. Р. «Поход на Москву»
Образована 8 мая 1919 в результате разделения Кавказской Добровольческой армии. Включала к середине июня 1919 1-й армейский и 3-й Кубанский корпуса, 2-ю Кубанскую пластунскую бригаду. В конце июля в состав армии включены Группа ген. Промтова и вновь сформированный 5-й кавалерийский корпус. К 15 сентября 1919 из 5-й и 7-й пехотных дивизий был образован 2-й армейский корпус . 14 октября 1919 была сформирована ещё 1-я отдельная пехотная бригада.
Однако в ходе «похода на Москву» в состав армии входили лишь два корпуса - 1-й армейский из «цветных частей»: 1-й и 3-й пехотных дивизий, развёрнутых в середине октября в четыре дивизии - Корниловскую , Марковскую , Дроздовскую и Алексеевскую и 5-й кавалерийский корпус из двух неказачих регулярных дивизий конницы: 1-й и 2-й кавалерийских. Кроме того, в состав армии входили: Сводный полк 1-й отдельной кавалерийской бригады, 2-й и 3-й отдельные тяжелые гаубичные дивизионы, Отдельный тяжелый пушечный тракторный дивизион, 2-й радио-телеграфный дивизион, 2-я, 5-я, 6-я отдельные телеграфные роты, 1-й и 2-й дивизионы танков и 5-й автомобильный батальон. Армии были также приданы 1-й авиационный дивизион (2-й и 6-й авиаотряды и 1-я авиабаза), бронеавтомобильные: 1-й дивизион, 1-й, 3-й и 4-й отряды.
2-й армейский корпус (ком. М. Н. Промтов) в составе Войск Киевской области ВСЮР наступал в районе Киева-Чернигова, а резервные части, из которых заново должен был формироваться 3-й армейский корпус, изначально предназначенный для усиления московского направления, были брошены против Махно, прорвавшего в конце сентября фронт белых.
Достигнув максимальной численностью за счёт мобилизаций в занятых губерниях юга России и зачисления в строй сдавшихся в плен красноармейцев, Добровольческая армия к середине октября 1919 заняла обширный район по линии Чернигов-хутор Михайловский-Севск-Дмитровск-Кромы-Нарышкино-Орёл-Новосиль-Борки-Косторное. В ходе Орловско-Кромского сражения 11 октября-18 ноября 1919 г. потерпела стратегическое поражение и была вынуждена оставить все ранее занятые районы, отступив на Дон к декабрю 1919. 6 января 1920 сведена в Добровольческий корпус (ввиду громадных потерь и катастрофического снижения численности личного состава - 5000 человек на момент Новороссийской эвакуации). Однако Добровольческий корпус как боевая единица сохранился и не был уничтожен. С непрерывными боями корпус отступил в марте 1920 к порту Новороссийск . Там Добровольческий корпус приоритетно, благодаря распоряжению главкома ВСЮР ген-лейт. А. И. Деникина и железной выдержке своего командира, генерал-лейтенанта А. П. Кутепова , погрузился на суда и прибыл в Крым, оставшийся белым благодаря удачно организованной обороне его перешейков войсками ген-майора Я. А. Слащёва. Добровольческий корпус в Крыму составил мощный костяк Русской Армии преемника генерала Деникина на посту белого главкома - барона Врангеля .
Численность армии
К середине июня 1919 армия насчитывала 20 тыс. шт. и 5,5 тыс. саб., в конце июля - 33 тыс. шт. и 6,5 тыс. саб., на 5 октября - 17791 шт. и 2664 саб. при 451 пул. и 65 ор. В начале декабря 1919 в Добровольческой армии было 3600 шт. и 4700 саб. Всего в составе армии, включая тыловые и формирующиеся части к 5 июля 1919 насчитывалось 57725 чел. (в том числе 3884 офицера, 40963 строевых, 6270 вспомогательных и 6608 нестроевых нижних чинов).